Черных Михаил Данилович. Невозвращенцы. Часть вторая

Глава 12. Алена.

Деревня Дубки северной волости Великого Княжества Словенского, Липец года 1787 от обретения.

- Синица! Где ты? Дрянная девчонка! - неприятного тембра голос раздавался на опушке леса.

"А вот и не найдешь!" - подумал беглянка, сидя в густых ивовых кустах.

-- Синица! Отзовись сейчас же! Тебя батюшка кличит!

"...Батюшка, это серьзно. Это мачеху можно не слушать, а отец..." С тех пор как матушку три года назад забрала лихоманка, за два дня зачахла, даже волхва или ведуна не успели позвать, отец не женихался полтора года. А потом вот привел в дом новую женщину. Была она всего на пять лет старше приемной тринадцатилетней дочери и похоронила уже одного супруга.

-- Синица!

Жилось падчерице несладко. Мачеха ее сразу невзлюбила и очень редко даже словом добрым поминала. Даже называла не по имени, Алена, а по детскому прозвищу. Только отец иногда заступался за нее, но мачеха вертела им как хотела, так что такие случаи становились все реже и реже. А уж когда год назад у нее появился маленький братик, то вся отцовская любовь сосредоточилась на нем.

-- Алена! Немедленно отзовись!

"Это уже серьезно. Что же произойти должно было, если эта ведьма назвала ее по имени?"

-- Ииидууу, - решила откликнуться Алена и полезла сквозь кусты.

-- Вот ты где! Что делала? Почем раньше не откликалась? Я же волнуюсь о тебе!

"Как же, как же, волнуется она".

-- Я по грибы ходила!

-- Ну, покажи, чего набрала- потребовала мачеха и потянула к себе корзинку. - У. Полная... И грибы какие хорошие, ни одного переростка. Умница.

"Что же случилось? - не на шутки испугалась Алена. - Такой ласковой мачеха была последний раз на свадьбе. С тех пор она меня словом добрым ни разу не порадовала. А сейчас, вон как расстилается... Что же случилось? Неужели...".

-- Пойдем скорее домой! Там у батюшки гости. Важные гости.

Гости были действительно важные. Настолько важные, что в деревню мачеха повела ее задами. "Тихо" - прошипела мачеха. И они тихо, никем не услышанные и не замеченные забрались в дом и кинулись в светелку. Там мачеха быстро сорвала с себя одежду, распахнула сундук и стала вышвыривать оттуда вещи.

- Так, это одену я... - быстро шел процесс выбора, - это тебе, это надень, и это, - мачеха выбирала из сундуков самые красивые и дорогие вещи, многие из которых даже были ни разу не одёваны. - Теперь так. Стой смирно!

Мачеха открыла заветную коробочку с различными притирками и начала наносить всю эту красоту на себя и на падчерицу. Так сначала в ход пошли белила, потом румяна, потом косу Алены быстро перепели, а тело начали одевать в роскошные одежды.

"Только не это, пожалуйста, боги молю вас, только не то, что я думаю. Мара-заступница, только не это!" - но боги ей не ответили. Пока Алена молилась, мачеха отставила шкатулку с притирками и достала другую, с драгоценностями, и стала вешать на себя все что в ней было. Шесть колец, серебряных, несколько цепочек бус, серьги. Из шкатулки Алене не досталось ничего, а когда она потянулась рукой к лежащим в шкатулке простеньким бусам из речного жемчуга, которые ей еще дарила мама, мачеха больно ударила ее по руке и сказала:

-- Нельзя!

Теперь уже никаких сомнений быть не могло, и Алена совсем приуныла.

- Быстрее, - шипела мачеха и они побежали на кухню. Там каждая схватила по ковшу со свежим сбитнем, который явно этим утром сварила мачеха, и бросились к двери. Во дворе их уже ждал отец, также облаченный в свой самый дорогой наряд.

-- Что так долго, Малуша? Гости уже заждались!

Бросив опасливый взгляд на занятых разговором родителей, Алена скользнула к воротам. В щель между створками она увидела пятерых мужчин, приехавши верхом. Они занимались тем, что внимательно осматривали подковы своих лошадей, упряжь, а так же поправляли богатую одежу друг друга, изредка со скрываемым нетерпением поглядывая вокруг. Вокруг на скамейках вольготно расположилось все незанятое на летних работах население: оба совсем старых деда, которые били баклуши, складывая готовые ложки в общую кучу, пара совсем малых ребятишек и одна бабка, которую по старческому слабоумию нельзя было оставить одну. Гости явно приехали уже давно, так как одежда была в полном порядке, упряжь сияла чистотой, а лошади выглядели полностью отдохнувшими. Но правила приличия не разрешали им войти в дом, более того, даже показать того они приехали не вовремя, что хозяин заставляет и ждать было бы верхом неприличия. По большому счету то, что приехали не вовремя и застали врасплох, вина их, и теперь нужно дать хозяину время встретить их чинно. Наконец отец дал всем налюбоваться на гостей и громко прокашлялся. Гости сразу встрепенулись, подтянулись и явно главный из них, огромный мужик с широченными плечами и седой бородой, громко постучал в дверь. Хозяин отодвинул засов и распахнул обе створки ворот.

-- Здрав будь, хозяин, - зашли во двор гости и в пояс поклонились.

-- И вам по-здорову, гости дорогие, - поклонились хозяева, при этом Алена чуть было не пролили приготовленный сбитень, но незаметный пинок мачехи помешал ей это сделать. - Испейте после дороги дальней.

Мачеха протянула седому полный ковш сбитня, а Алена растерялась. "Одесную, напои того" - прошипела мачеха. Справа стоял "немолодой уже, лет тридцати может", подумала Алена, протягивая ковш.

- Благодарствую тебя, красавица, - взял обеими руками ковш гость и стал неторопливо пить. Пока другие гости успели быстро вкруг опустошить и вернуть мачехе пустой ковш, Аленин пил медленно, один, не с кем не делясь.

- Благодарствую тебя, - повторился гость, перевернул ковш, показывая что не оставил ни капли, и вернул с улыбкой. - Как звать тебя?

-- Алена, - ответила она и покраснела, потому, что руки гостя как бы ненароком задержались при передаче ковша на ее руках.

-- Меня Стояном кличут, - ответил ей гость и опять улыбнулся.

-- Так что же вы стоите, гости дорогие?! Проходите в дом, - пригласил хозяин.

-- Спасибо Добромил, мы по делу.

-- Да какие могут быть дела с дороги! Гостей с дороги не накормить - только богов наших гневить! А ну-ка, хозяйки накрывайте на стол, - крикнул он женщинам.

Слово хозяйки больно резануло слух Алены. Раньше, как и должно, хозяйка в доме была только одна. Сначала мать, потом мачеха, а она была ребенком и помощницей. Теперь же ее тоже назвали хозяйкой. А значит - она больше не ребенок, она уже взрослая жена. От этой мысли она буквально окаменела. Уже год как отец заводил все менее шутливые разговоры о том, что совсем она выросла, что скоро станет хозяйкой в своем доме и подарит мужу своему детей, а его порадует внуками, но то, что она может стать мужней женой уже до конца этого года, ей не приходило в голову.

-- Ты уже все поняла? - заметила ее состояние мачеха.

-- Но он же совсем старый!

-- Совсем он не старый, в самом расцвете сил! А красавец какой! Кузнец, говорят, искусный. Кузня своя, подмастерья...

-- Но я не хочу!

-- А тебя никто и не спрашивает. Негоже жене быть одной.

-- Но ведь это нечестно! Я его не люблю! Я его первый раз ....

-- Ничего. Стерпеться - слюбится. Я тоже не любила, когда в первый раз. А теперь - хватит! Иди, накрывай на стол. Показывай, какая ты хозяйка.

Весь последующий праздник прошел для Алёны как в тумане. Она покорно носила на стол различные кушанья, убирала со стола, тихо сидела по левую руку от отца и вежливо краснела, когда ее хвалили. Наконец, это произошло.

-- А что такая красавица, и без украшений совсем? - спросил Стоян.

-- Да ей еще никто не дарил, наверное, - ответил седой.

-- Это неправильно. Посмотрите - губы маков цвет, коса цвета спелой пшеницы - в руку толщиной, а уж стан какой! Такая краса должна быть отмечена! Ей нужно что-то подарить, - продолжал рассуждать Стоян так, как будто Алены рядом не было.

-- И кто подарит? Какой добрый молодец?

-- А хоть и я!

-- Ты, - притворно удивился седой, - да тебе еще рано поди бусы девкам дарить! - Обычные в таких случаях сватовские слова по отношению к здоровому мужику звучали как настоящее оскорбление.

-- Так как же рано! Ничуть не рано! - притворно возмутился Стоян. - У меня дом есть, ремеслом богат, кузня есть своя, дети голодать не будут.

-- А есть ли у тебя с собой бусы? Хоть из речного жемчуга? - продолжал задавать вопросы седой.

-- Так как можно подарить такой красе бусы из речного жемчуга, у меня для нее нашлось бы что получше.

-- А покажи!

-- Смотрите, - сказал Стоян и достал из мешочка на поясе что-то круглое и блестящее.

Заинтересованная, как и все, Алена даже чуть привстала, чтобы лучше видеть. Кузнец медленно развязал ткань, в которую было завернуто это самое получше, и девунки дружно ахнули. На огромной ладони кузнеца лежала восхитительная серебряная шейная гривна, украшенная прихотливой чеканкой и небольшими подвесками.

-- Примешь ли ты это от меня в дар, Аленушка? - внезапно обратился к ней кузнец.

Алена отдернулась и окаменела. Вот оно. Сейчас она должна все решить. Она беспомощно оглянулась по сторонам и натолкнулась на напряженный взгляд отца и тяжелый - мачехи. Никакого сомнения не было. В их глазах было только одно слово: "возьми". Алена, сдерживая слезы, протянула руку и медленно взяла протянутое ей украшение.

- Ну, вот и славненько, - сказал седой. Напряжение, простершееся над столом сразу рассеялось. - На вересень тогда и свадьбу сыграем.

Алена вскочила и, сдерживая слезы, выскочила из-за стола. Слезы прорвали плотину уже за порогом дома и закапали на руки, все еще сжимавшие серебрянную гривну.

Целый месяц после сватовства Алена ходила как в воду опущенная. Все ее мысли занимало одно, что очень скоро она, так и не изведавшая еще любви, будет отдана за совершенно незнакомого мужа. Который не любит ее, и которого не любит она. Просто затем, чтобы не остаться в девках, чтобы мачеха свободно распоряжалась в ее доме, чтобы в доме Семена появились дети. Ее дети... Видя состояние падчерицы мачеха как могла старалась ее отвлечь, а лучшим отвлечением от дурных мыслей по ее мнению была работа. С восхода и до заката Алена была ее загружена, а работы летним днем столько, что и не переделать. Вот и сейчас девушка сидела в окружении половины женщин деревни. Сегодняшним вечером они занимались легкой работой: они пряли. Работа несложная, но нудная и требующая усидчивости. А чтобы работа не утомляла и шла быстрее, ее сопровождали песнями и разговорами. Женскими. И главной темой последнего месяца была предстоящая женитьба. Вот уж Алена наслушалась про все - про жизнь, про мужчин, про женские обязанности, про то, как появляются дети и что надо делать с мужем. Но такие разговоры за последний месяц уже сильно поднадоели всем, и далее работу решили скоротать песней. Песни запевали все по очереди, и запевала выбирал какую именно.

Вот настала очередь Варвары. Когда-то муж привез ее еще совсем молоденькой из другого княжества, но она очень быстро обжилась здесь, завела со всеми хорошие отношения. Воля этой женщины была тверже камня, а рукам ее силы было не занимать. Поначалу, некоторые ее недоброжелательницы после традиционной общей бани из парной выползали на четвереньках, а синяки по всему телу были явно не от березовых веников. И хотя сама она получала не меньше, но продавливать остальных продолжала до победного конца. А то, как она своего мужа гоняло, многие женщины завидовали...

Ночь темна-темнешенька в доме тишина;
Я сижу, младешенька, с вечера одна.
Словно мать желанная по сынке родном,
Плачет неустанная буря под окном.
До земли рябинушка гнется и шумит...
Лучина-лучинушка неясно горит.

Поначалу, некоторые женщины с упреком посмотрели на Варвару. Дескать - "зачем расстраивать лишний раз невесту", - но натолкнувшись на острый, какой-то яростный взгляд после первого куплета, песню подхватили.

Затянуть бы звонкую песенку живей,
Благо, пряжу тонкую прясть мне веселей,
Да боюся батюшку свекра разбудить
И свекровь-то матушку, этим огорчить.
Муженек-детинушка беззаботно спит...
Лучина-лучинушка не ясно горит.
Хорошо девицею было распевать,
Горько молодицею слезы проливать.
Отдали несчастную в добрую семью,
Загубили красную молодость мою.
Мне лиха судьбинушка счастья не сулит...
Лучина-лучинушка неясно горит.

"Неужели это ждет меня? Вот такая сломанная жизнь? - думала Алена с набухшими на глазах слезами. Неужели я, не милуясь ни разу с любимым, которого у меня еще и не было, вот так отдам себя этому старику? Неужели?..."

Я ли не примерная на селе жена?
Как собака верная мужу предана.
Я ли не охотница жить с людьми в ладу?
Я ли не работница в летнюю страду?
От работы спинушка и теперь болит...
Лучина-лучинушка неясно горит.
Милые родители, свахи и родня!
Лучше бы мучители извели меня:
Я тогда не стала бы сетовать на вас,
Сладко ли вам жалобы слышать каждый раз?
Ах, тоска-кручинушка сердце тяготит.
Лучина-лучинушка неясно горит...

Входная дверь хлопнула за выскочившей Аленой. Сиротливо осталось лежать на скамейке веретено.

-- Зачем ты так? - спросила одна из женщин. - Почем ты ее мучаешь? Она же ласковая, добрая девушка...

-- Именно поэтому. Я не хочу ей своей судьбы. Али вы ей этого хотите?

-- Но она все равно ничего не может изменить, и мы не можем.

-- Боги могут. И я им молюсь за нее.

"Что же делать?" - думала Алена. "Что я могу сделать? Как избежать судьбы такой? Или лучше как в песне? Камень на шее, и воду? Русалкой стать - парней соблазнять, да по ночам по полю гулять? Да плохо это..."- вот с такими невеселыми мыслями она заснула.

На следующий день все валилось из рук. Отец и мачеха поехали на ярмарку в ближайший городок, а Алену, от греха подальше, оставили дома. Привыкать быть хозяйкой. Печальная девушка занялась нескончаемой работой: накормить кур, накормить свинок, приготовить, воды наносить из колодца, перебрать, просеять, прибрать... Именно за приборкой во дворе ее и застал стук в калитку.

- Кого там еще принесло? - неприветливо отозвалась Алена.

-- Здравы будьте, - послышался женский голос, - можно?

-- Заходите, - открыла калитку девушка.

За калиткой стояла молодая женщина, наверное ровесница мачехи. Одета она была скромно и выглядела устало.

-- Здесь живет Добромил сын Пахома?

-- Тута, - ответила Алена.

-- А ты кто ему?

-- А я его дочь, Алена.

-- А где батюшка твой, и матушка?

-- На ярмарку поехали, а вы по чью душу?

-- По твою! - закричала незнакомка и с силой вцепилась левой рукой в волосы хозяйки, а правой начала наносить беспорядочные удары, стараясь попасть ногтями в глаза.

Ошеломленная Алена сначала не пыталась сопротивляться этому неожиданному нападения, а потом уже стало поздно. И не сравниться по силам четырнадцатилетней девушке и взрослой женщине.

-Стоян будет моим! - кричала женщина, стоя над Аленой и нанося ей удары, - Моим! Моим! Моим!...

Когда Алена уже не могла сопротивляться, а на удары только сжималась как маленький лесной зверек и тихо скулила, незнакомка наклонилась к ней и прошипела:

-- А если ты не передумаешь, к колдуну пойду! Изведу тебя, но он будет моим! Разумеешь?

Размазывая по побитому лицу слезы, она нашла в себе силы только кивнуть.

-- Вот и хорошо, - сказала ревнивица, и ворота хлопнули за ее спиной.

Когда Алена смогла подняться на ноги, обидчицы и след простыл. Кое-как доковыляв до дома и приведя себя в порядок перед кадкой с водой, Алена продолжила работы по дому. Сейчас, хоть все тело и болело, надо было идти за водой.

У колодца, избитая Алена встретила Варвару. Та с удивлением посмотрела на нее. А посмотреть было на что - все лицо в синяках и ссадинах, волосы растрепаны и выбиваются из под платка, несколько прядей вырваны и кожа покрыта коркой запекшейся крови. В деревне давно уже не случалось никаких драк с участием женщин, ибо Варвара держала всех в кулаке, а мужа, чтобы законно побить, у Алены пока еще не было.

-- Что случилось, девочка?

Алена заплакала.

-- Ты не реви, слезами горю не поможешь, ты рассказывай.

"... А напоследок извести меня порчей колдуна обещала." - закончила свой рассказ Алена. Варвара задумалась. Она встречала эту женщину - она проходила мимо ее дома и спрашивала, как найти семью Добромила. Не думая ничего плохого, она указала точно дом, а теперь об этом сильно жалела.

"Ну надо же, глупая баба! Избила до синяков, до крови, по Правде три гривны заплатить должна! Но вот, что делать с покладом? Оберег ей нужен, надо к ведуну или к ...? Точно! Как же я сразу не догадалась?! Вот же он! Спасибо тебе, Мара!"

- Так. Слушай меня внимательно, дочка. Ты дожидаешься отца своего и вы ступайте в соседнюю деревню, к боярскому тиуну. За те побои положено тебе головное - три гривны...

-- Так откуда я знаю кто она? Кто ее найдет?

-- Это не твоего ума дела! Побои есть, видаки найдутся у нас. Если не найдут, то виру и головное заплатят из общинных.

-- А с порчей что делать?

-- А с порчей... С порчей.... Оберег тебе нужен. Нужно найти ведуна, или колдуна, или волхва и заказать у него оберег. Вот в три гривны ты и уложишься...

-- Да где ж его взять то, ведуна? Колдунов у нас отродясь не было, а ведун наш вон помер год уже как. Другого то нету...

-- Ну, можно тогда пойти помолиться к волхвом, дары принести богам нашим, заступникам.

-- А где? Наша деревня так своего волхва и не прижила...

-- Надо ехать туда, где они есть. Лучше всего, конечно - в Святоград.

-- Так до него идти то столько! Я же до свадьбы не успею...

-- Да. Святоград, - как бы не услышав слов Алены продолжала Варвара. - Там, где расположены Великие Семинарии. Великие Семинарии, в которые берут мужей и жен со всего мира, не глядя ни на возраст, ни на положение...Будь ты хоть беглый холоп, все равно, если есть в тебя дар богов, если тебя взяли... Отныне ты свободен и не подлежишь простому суду, только княжьему или божьему. Закончив которые становятся волхвами и служат богам нашим и детям их кто мечом, кто пером, кто дланью, кто животом своим...

-- Хоть беглый холоп... - прошептала Алена.

-- Да. Если возьмут, конечно. Но волхва можно найти и в любой крупной деревне, или городке. Я тебе не советую, - голосом выделила Варвара именно это слово, - ехать в Святоград. Это далече, да оттуда можно и не вернуться. К свадьбе. Надеюсь, ты меня правильно разумеешь?

-- Да, - девушка твердо взглянула в глаза Варваре.

-- Вот и ладненько. Пойдем, я тебя полечу малехо.

Глава 13. Здравомысл.

Великокняжеский Детинец Суздальского кремля, Студень года 1787 от обретения

- Князь! Гость к тебе, - здоровенный русин ближней дружины, один из тех, кто сегодня охранял покой князя, прервал его размышления.

Князь очнулся, оторвал свой взгляд от завораживающей пляски огненных лепестков в камине и сказал:

-- Сюда его пошли, - и опять протянул руки к огню.

Великий князь Суздальский, Всеволод Ратимирович был не молод. Уже сорок пять Перуновых Празднеств его меч пел песню огня. Но годы если и чего у него забрали, то гораздо больше ему прибавили. Они не согнули его, не сделали мышцы дряблыми а тело дряхлым, наоборот, они закалили его как меч закаляется то жаром, то холодом. Они не превратили его и в сгорбленного полубезумного старика, не забрали рассудок, а только прибавили ему опыта и мудрости. Как старый могучий дуб, у которого уже есть сухие ветки, князь был крепок еще и телом и разумом. Вот только мерзнуть он стал в последнее время сильнее, оттого и горел очаг в его покоях и летом и зимой.

-- Здрав будь, княже, - легко поклонился гость.

-- А! Здравомысл! И тебе по-здорову. Вернулся? Ну, садись, друже, вина вон горячего испей, с дороги. Или что поболе хочешь? Кликну, сейчас же принесут...

-- Благодарствую, княже, я уже поутреничал в яме.

-- Ну, тогда поведай мне, как съездил.

Здравомысл улыбнулся, и князь который раз удивился. "Сколько его знаю, а все равно чудно, - подумал князь. - Здоровый он - медведя посрамит! Богатырь, подковы пальцами гнет и кочерги на спор завязывает. Зато лицо - как у дитяти с пряником медовым. Чистое и безхитростное! Глаза васильковые, а волосы цвета свежей соломы. И копна такая, что в бою хоть подшлемник не одевай. Девки разум теряют, когда его видели," - продолжал рассматривать своего друга князь. - "Красивый, сильный и тупой как валенок! И как что другое подумаешь?"

И страшно ошибешься! Как ошибались многие, смертельно, обманутые этой открытой улыбкой и голубыми глазами. Потому что совсем не поэтому Здравомысл стал доверенным ближником князя. Не за медвежью силу, и уж не за мужественное лицо точно - у князя в дружине все такие, а за ум и хитрость, которые, скорее были бы впору древнему старцу. От его замыслов, которые практически всегда исполнялись, скрипя зубами плакали от зависти (и не только от зависти) ромейские сенаторы, немецкие бароны, и северные ярлы. А осведомленные враги князя просыпались в хладном поту от одного только его образа и долго стояли у идолов, моля только о том, чтобы Здравомысл не обратил на них своего взора. Неосведомленные же враги засыпали сном вечным.

А что самое удивительное, было Здравомыслу всего двадцать шесть лет.

-- Съездил я добро. С великим князем Владиславом Киевским виру обсудил, так что обид он на нас теперь не держит. По дороге заехал к друзьям своим, они много интересного про немцев поведали - опять там ратяться, ну и послухи всякие собрал, с подсылами своими встретился...

-- Важное есть чего? - спросил князь.

-- Да нет, все пока добро.

-- А правда ли, что дочка князя Владислава, блудлива, аки кошка вешняя?

-- Ха, - рассмеялся Здравомысл, - правда. Я таких рассказов наслушался, что впору и заалеть.

-- А почто она еще не отдана? Разве никто ее не сватал?

-- Да сватали ее, для сына великого князя Словенского, сам князь ездил, да что-то не договорились, даже я не знаю, почему. Поговорили князья с глазу на глаз, и отложили сватовство...

-- А великая княжна Ольга гуляет пока?

-- Ага, говорят, к примеру, что всю большую дружину батюшки своего уже испробовала.

-- Ну да ладно. Слава богам, у меня сын уже взял себе жену... Тогда, Здравомысл, слушай. Опять у нас какие-то ссоры с Новгородом... Жалобщики пришли ко мне, говорят, разоряют деревни, люд черный в полон уводят. Вроде же мы все с князем Новгородским договорили?

-- Значит, опять кесарю ромейскому неймется. Ему мы аки кость в горле. Вот и мутит он купцов да людишек новгородских. А их, ты же знаешь, и мутить нечего. Они и так всегда готовы ближнего своего, да и дальнего тоже, добра нажитого лишить. А если не лишить, так продать. Одно слово - тати. И князь там не такой, как у нас...

-- Ну, полно тебе, подлащиваться. Моя власть ничто, по сравнение с тем же Владимиром. Займись этим.

-- Ну, хоть какое дело... - проворчал Здравомысл и прихлебнул из кубка принесенного холопом вина.

-- Неча мне тут рожи корчить. Я знаю, ты любишь большие дела, но слава Богам, нету сейчас ничего большого. Спокойно все. Так что, займись мелочами.

-- Добро, - проворчал свое любимое словечко Здравомысл.

-- Уже додумал, как?

-- Да как обычно, коли Боги дозволят. Кликнем рать, их вызовем, соберемся на поле каком, попируем, вина да меда выпьем... А доглядов ромейских беленой накормим, что заратились страшно, что десять сотен воев и пять сотен лошадей потеряли каждый, что плач стоит по всей земле - пусть позлорадствует...

-- Ты только смотри, чтобы в яви так не вышло. Десять лет прошло уже...

Князь намекал на битву, произошедшую десять лет назад между войском Словенска и Киева. Две пограничные деревни - одна платила дань великому княжеству Киевскому, другая - великому княжеству Словенскому, не поделили межу. Дело то вроде обычное - частенько за межу мужики с колами друг на друга выходят. Для пахаря земля добрая - это жизнь его, и его семьи. Но тут дело дошло до совсем серьезной ссоры, в ход пошли дубины, потом луки и ножи, руда пролилась. Ссора разрасталась, в конфликт вмешались два молодых князя: один киевский, другой словенский. Как потом задним числом выяснил Здравомысл, подогреваемые ромейскими подсылами. В итоге вместо того, чтобы полюбовно, как веками делали до этого их предки, разметить межу, на спорном поле состоялась битва княжеских дружин, которая привела к полному истреблению обоих. Двести отборных ратников погибли не от рук немцев, ромеев или кощунов, а своих братьев, говорящих на одном языке и молящихся одним богам.

Пролитая кровь порождает еще большую кровь. В ссору ввязались уже более властные местные князья, пошло взаимное разорение, в эти местности потянулись татарские и ромейские скупщики добычи и торговцы полоном. Через некоторое время состоялась вторая битва, в которой уже погибло более тысячи человек - уже ощутимая потеря для великих княжеств.

Положение спасли подошедшие перед третьим сражением ближние, с частью большей, дружины великих князей во главе с ними самими. Спорщиков разделили, особо буйных отливали ледяной колодезной водой, самые охочие до драки получали вызов и сложили свои буйные головы в поединках с ближниками великих князей. Битва не состоялась, но до сих пор тянется череда схваток кровников обеих сторон.

Результатом той ссоры стало заметное охлаждение в отношениях обоих государств, укрепление границы между ними. До этого она была весьма условной, падение на десятую часть доходов от торговли, и на пятую часть - доходов от приграничной области. Потеря заметной части дружин окрестных князей, и как результат несколько налетов степняков в на стыке двух государств. Еще повезло, что свет не увидела кровь ни одного из ближников или семей великих князей, тогда война стала бы совсем серьезной. Кстати, сватовство великого князя Словенского как раз должно было снять эту слишком медленно уходящую напряженность. Ромейских подсылов живьем взять не удалось, как не сокрушались великие князья, желающие встретить их с особым гостеприимством...

-- Не волнуйся княже, все будет добре.

Вдруг беседу прервал стук в дверь. Зашел опять тот же гридень.

-- Княже, гонец к тебе скорый. Вести важные, говорит, принес.

-- Давай его сюда.

Гридень вышел и вскоре в комнату вбежал гонец. Был он грязен, вонял лошадиным потом и еле-еле держался на ногах.

-- Князь, злую весть я принес, не вели казнить.

-- Говори, - разом посуровел князь.

-- В Новгороде беда. Пришлые тати, безвестно откуда, разорили городок Дальние Заимки. Местный князь собрал все ополчение и дружину свою - пять сотен латников и десять сотен ополченцев бездоспешных и на ворога налетел, как коршун, отомстить за беды принесенные.

-- И что.

-- Разбили его, за пол лучины.

-- А князь?

-- Сложил князь голову свою в той битве с ворогом подлым.

-- О чем мне толкует великий князь Новгородский?

-- Великий князь новгородский хочет собрать на средину сеченя всех великих князей здесь на хурал.

-- Так быстро? Ужель все так серьезно? - пробормотал князь и посмотрел на Здравомысла. - Любят тебя Боги, вот тебе великое дело.

-- Да, княже, - подобрался Здравомысл.

-- Иди. Дело свое ты хорошо разумеешь. И гонца прихвати.

-- Благодарствую, княже. Что ж, пойдем, - Здравомысл встал и легко одной рукой, поднял с пола одетого в кольчугу гонца, - расскажешь мне. Все.

Не теряя времени Здравомысл привел гонца в свои покои. Комната впечатляла. Большую часть огромного помещения занимали гигантские полки, на которых громоздилось чудовищное количество различных записей, начиная от папирусных свитков Та-кемет и заканчивая обычными берестяными грамотами и досками. Но на заниматься разглядыванием этих завалов, казалось, только и мечтавших об горячем угольке, гонцу не дали. Через одну свечу гонец уже не был рад, что они не на востоке - где часто за дурную весть снимали голову с плеч. То, как его замучил вопросами княжий ближник, большинство которых вроде совершенно не относилось к случившемуся, было не на много легче. Наконец гонец был отпущен восвояси и выполз из комнаты, а ее хозяин надолго задумался, бездумно сгибая и разгибая в руках толстый железный прут. Потом, приняв решение, он вышел из комнаты и отправился во двор.

Во дворе детинца все было совершенно обычно. У конюшни холопы чистили лошадей и задавали другим корма. В углу, на сеновале совсем уж древний воин, весь посеченный в схатках, что-то рассказывал новикам младшей дружины. Совсем маленькие дети, которым даже штанов не полагалось, только в длинной до пят рубахе прибирали замощенный камнем двор, а еще один внимательно осматривал каждый камень не требуется ли уже чинить мостовую. В другом углу незнакомый волхв, Перуна похоже, что-то показывал уже опытным воям - вскоре оттуда раздался высокий звон железа. Хоть тайные игрища и нравились Здравомыслу, но помахать железов, побороться он тоже любил. Тем более, что среди волхвов иногда встречались такие, что даже ему было трудновато справиться. Ближник князя даже на секунду замер от зависти к простым, так ему захотелось отведать мастерства новичка.

"Эх - совсем я в эти папирусы - бересты закопался. Скоро мхом порасту и меча поднять не смогу. И делами занимаюсь такими, что и тать побрезгует, не то, что боярин. Надо бы мечами позвенеть. Но это потом, дело княжье вперед" - подумал Здравомысл.

-- Хитрец! - заорал он, - Ты где. Поди сюда.

Кремлевский тиун выскочил из какой-то щели и склонился в угодливом поклоне.

-- Да, боярин. Почем звал меня?

-- Петька не помер еще?

-- Который Петр? Петр Ромей или Петр Щука? Али другой какой?

-- Петр Пришлый.

-- Да вроде живой был. Старый совсем, а все к богам боится отойти. У дочери своей в деревне живет, баклуши бьет да внукам сказки чудные сказывает.

-- Позови его. Сюда.

-- Как велите, боярин. Значит, в следующем месяце поедет за дровами обоз. Е с ним весточку пошлю и он его с собой...

-- Ты меня не разумеешь? Сей же момент отправь верховых с заводными, и чтобы завтра же он был здесь!

-- Как угодно боярин. Эй, Прошка, - не сходя с места, только повернувшись в сторону, закричал тиун, - возьми из конюшни себе коника, да дуй в деревню Большие Лещи. Знаешь где это?

-- Как не знать? Знаю, барин, - отозвался конюшенный холоп.

-- Вот лети туда и привези оттуда старика Петра по кличке Пришлый. Запомнил?

-- Не запамятую, барин.

-- Заводных не бери, вот тебе, - Хитрец вытащил из под одежды и снял с шеи цепочку, на которой висели круглые желтые монеты, с дыркой посередине. Он отобрал из них две поменьше размером и с тяжелым вздохом кинул их холопу. - Вот, купишь подорожную на ближайшем яме, на себя и на старика.

-- Понял, барин, - со сноровкой подхватил монеты холоп и улыбнулся.

-- Полмонеты - привезешь обратно, ведь на старика ямская подстава тока к нам, - видя его радость добавил тиун.

-- Понял, барин, - посмурнел холоп и побежал на конюшню.

-- Вот, шельмец! Думал я забуду? Вот все сделано боярин, завтра привезут твоего Петьку.

-- А кто из купцов суздальских в городе?

-- Да много их, наш город купцами всему миру славен, не меньше новгородских. А какой товар нужен, боярин? Ты мне скажи, я задешево куплю.

-- Уж не хочешь ли ты молвить, что я сторговать не смогу? Али обманут меня? - в приторном гневе нахмурил брови Здравомысл.

-- Да как можно, боярин, - непритворно испугался тиун.

-- Ну, так говори! Что я из тебя каждое слово как на дыбе, клещьми тяну? Мне нужен купец, что победнее, но не коробейник уж совсем. И чтобы честным был.

-- Да где же вы, боярин купца честного видели? Они же тати первые, так и норовят мужа честного обмануть. Вот, давече на рынке, меня на пять гривен раздели, басурмане окоянные, а еще...

-- Помолчи, устал слушать твою трескотню. Так кто же?

-- Есть Горазд Жданович. Только того дня по льду свой поезд пригнал с товаром, рухлядь с севера привез. Жировит Лис - этот, наоборот на следующий день уезжать собирается, Чеслав Лошак есть, но у него товар еще не продан - он лошадей степных табун пригнал. Сказывали, пока не продаст за должную цену, клялся, с места не сойдет. Еще есть...

-- Хватит. Что за товар у Лиса?

-- Да разности всякие, того немножко, сего чуть-чуть. Он не великий купчина, так скорее коробейник большой.

-- А где он встал?

-- Да за черной слободой. Жадный он! Говорит, чернь угольную и в бане смыть можно, а гривна лишняя не бывает.

-- Жадный, говоришь... .Это добро, что жадный, с жадным проще, - задумчиво пробормотал боярин. - Пошел вон.

-- Как угодно будет, боярин, - с облегчением вздохнул Хитрец, развернуляся и быстрым шагом пошел к терему.

-- Стой. - от окрика Здравомысла тиун замер. Конечно, сейчас была гораздо более важная задача, но этого тоже спускать нельзя было. Да и времени враумление много не займет. - Верни, не позорься.

-- О чем ты, боярин? - Хитрец повернулся своим честным, выражающим полнейшее недоумение лицом.

-- Не далее как день тому назад ты просил у князя ежемесячную долю виры, на обиход кремля, али не так?

-- Так боярин.

-- Ты плакал, что деньги все вышли?

-- Так боярин. Все вышли. И на дрова, и на уголь, и на мишуру всякую, одного пергамента на сколько закупили для тебя, боярин. А еще...

-- Постой. Значит гривны все вышли?

-- Вышли.

-- Ничего не осталось? - продолжал изгаляться боярин.

-- Ни ломаной чешуйки, боярин.

-- И от прошлой доли тоже ничего не осталось?

-- Да.

-- Тебе же деньги князь самолично выдает?

-- Конечно! Я князя не обманываю, как можно, - с честным выражением лица ответил тиун.

-- И сколько он выдал? - участливо спросил Здравомысл.

-- Двадцать гривен золотых, вот я их с собой ношу - как ярмо, чтобы не пропали, показать могу, - ответил Хитрец.

-- Ну, покажи.

-- З.. зачем? - сразу стал заикаться тиун, и глаза забегали как у воришки.

-- А затем, что на той гривне я насчитал двадцать две монеты. Хочешь, сочтем вместе? Коли ошибся я, то я тебе эти две золотых гривны в качестве виры за навет отдам, а коли нет.... - улыбнулся боярин.

-- Не губи, князь. Я все отдам. Чернобог попутал, - тиун побелел, упал на колени и взмолился.

-- Ну вот, видишь. Так бы сразу. Еще раз замечу, поедешь тиуном в деревню из трех домов на границу с немчурой. После разговоров с заплечных дел мастерами...

-- Князь, Богами нашими клянусь - никогда боле...

"Где же взять тиунов, которые воровать не будут? Кого не возьми - все воруют. И плетьми их, батогами и прутьями ивовыми лечили, железом жгут, а все равно тащат! Этот еще не так споро, как другие... А может уже наворовал? Выгнать? Взять нового? Не. Этот вон еще добрый. Вон, каждого дворового по именам помнит, где, кто, чего, какой... И хозяйство ведет справно. И идиот такой, что не мог спрятать лишние деньги... Не, не надо гнать этого" - раздумывал Здравомысл.

Оставив тиуна бормотать клятвы и зароки один другого строже, Здравомысл пошел по направлению к сражающимся. Пойманный воришка поднял ему настроение. И не потому, что две гривны такие уж большие деньги для князя, хотя простой чернец на такие деньги мог отстроиться и целое хозяйство завести, и не потому, что вывел татя на явь и запугал его до полусмерти, а просто потому, что еще одно подтверждение тому, что он на своем месте. "Кто еще сможет у князя делать то, что я делаю? У меня лучше всех получается, хоть я и не волхв... Ну все! Теперь, пока Петра не привезут, надо с купцом решить. Хотя... Сталью позвенеть можно." - продолжал раздумывать боярин.

-- Эй, - крикнул он в сторону новиков, которые сразу же вскочили. - Бронь мою, булат несите. Посмотрим, что за волхв. Не позорит ли он Перуна? - это он уже с намеком проговорил в сторону прекратившегося поединка.

Волхв, не молодой и не старый, муж в самом расцвете сил, спокойно посмотрел на Здравомысла и, улыбнувшись, сказал:

- Перун видит все, дитя. Не даст он своего имени позорить.

Стоящие вокруг гридни одобрительно загудели. Обозвать боярина, водившего в бой дружину словом, каким называют только взятых на обучение в Святоград несмышленышей не оскорбление. Волхв был прав - Здравомысл не имел оберега волхва и действительно был "дитя". Другое дело, что это "дитя" в схватке победило бы и воя Перуна, или даже избранника Перуна. На самом же деле, это был просто достойный ответ неизвестному боярину. Уверенность и легкая подначка волхва понравилась Здравомыслу. "Ишь ты, "дитя". А то не слышал он, кто я. Спокойный и уверенный. Сильный. Схватка будет интересна. Давно я не встречал достойного противника" - подумал княжий ближник.

- Так давай же потешим его схваткой нашей, - ответил боярин, что означало: "вызов принят".

"А купец подождет - куда он денется".

Схватка получилась очень интересной, и Перун явно возрадовался, глядя на своих детей. Невысокого роста волхв брал не силой, хотя она тоже имелась, пусть и не такая, как у боярина, а удивительной гибкостью, скоростью, точностью и неожиданностью ударов. Любимым оружием Здравомысла была рогатина, для конного боя и двуручный меч для пешего, "Дружок", как он ласково его называл, но сражались они оба на саблях, которой боярин владел слабее. Относительно. Во время боя княжий ближник не раз себя похвалил за то, что проявил, как ему казалось, снисхождение, и не вышел против волхва с двуручником тогда бой бы кончился за считанные доли. Даже медвежья сила Здравомысла, благодаря которой он мог крутить двуручным "Дружком" как одноручным, не спасла бы тогда от поражения.

Сабля в руках волхва пела. Не визжала разрезаемым воздухом, не свистела как пущенная стрела или гудела тетива лука, а именно пела, что уже говорило понимающему человеку об уровне мастерства противника. Взмахов и отдельных ударов различить было невозможно, направление ударов приходилось даже не угадывать головой, а просто отбивать на уровне памяти рук. Спас Здравомысла от поражения вначале боя только огромный опыт и прочная кольчуга.

Первый же пропущенный удар, который вроде сначала был нацелен в голову, а потом изменил направление чтобы порезать ногу ниже кольчуги, но это Здравомысл угадал, неожиданно оказался с третьим покладом и попал в правый бок. Удар оказался очень неприятным. Там, на боку, кольчуга была усилена зерцалом, специально против таких вот ударов, но сабля скользнула снизу вверх, с такой огромной скоростью и силой, что так же легко, как путник у костра срезает ножом с готовящейся туши прожаренные куски, срезала это зерцало и распороло кольчугу. Но все же удар пришелся таким образом вдоль тела и изменить направление, чтобы нанести рану, сабля уже не могла.

Здравомысл спиной назад, легко как кот, отскочил от волхва и, убедившись что расстояние позволяет, бросил взгляд на свой бок.

-- О! - вздохнул он. - Неплохо, - похвалил волхва.

Волхв тратить дыхание на разговор совершенно правильно не стал, а только улыбнулся в ответ, кивнул и бросился вперед. Сабля запела опять. Но теперь Здравомысл был полностью сосредоточен на бое и не делал поблажек, которые еще допускал в начале боя. Противник оказался опытным, и нахрапом взять такого не удалось. Поэтому Здравомысл решил спрятаться, отстояться в глухой обороне. К сожалению, надеяться на то, что противник себя так измотает было нельзя. Волхв не новик и руки на десятом ударе, как у неопытного воина, нерачительно растратившего силу, не повиснут. Зато можно узнать стиль противника, понять, подстроиться, врасти в него и поймать его. Но у такой тактики есть и минус. Стоя в обороне не выиграть боя, и, самое печальное, ты отдаешь инициативу противнику. Он делает с тобой, что хочет.

Спустя несколько мигов Здравомысл понял тактику противника. Волхв явно решил повторить такой удачно получившийся удар. "Если пропустить еще один такой удар," - подумал боярин, - "в то же самое место, то молиться за мое выздоровление придется всей моей дружине, и то - могут не отмолить. Но рискну. Бок я, конечно, прикрою, потом, но покажу ему дырку в обороне." Волхв на приманку купился и начал проводить еще раз ту самую связку. Но теперь она шла полностью по задумке боярина и он контролировал каждое движение противника. Когда удар первый раз сменил свое направление боярин нанес несильный, но быстрый и точный удар плашмя кончиком своей сабли по сабле противника, просто слегка толкнул ее. Волхв естественно этого не ожидал и не смог вывести саблю на нужную траекторию, и на миг открыл правую руку. По этой руке и нанес удар боярин. Но волхв, за мгновение до удара почувствовал что произойдет, и успел согнуть правую ногу, туловище пошло чуть вниз и удар пришелся на прикрытую кольчужным рукавом часть плеча. Но удар был такой силы, что все равно разрубил несколько звеньев кольчуги и нанес очень неприятный порез. Из под кольчуги показалась кровь, которая медленно стала падать на землю.

Теперь у Зравомысла все стало хорошо. Можно спокойно ждать, когда противник ослабеет и легко выиграть поединок. Он даже отскочил и вопросительно глянул на волхва - "все?", но волхв только покачал головой и бросился в атаку. Вполне логично - пока еще есть силы, пока они не вытекли с кровью. Спустя несколько ударов он вынужден был взяться за рукоять обеими руками, и вот тут уже чуть расслабившийся боярин допустил ошибку. Волхв замахнулся и ударил по подставленному для парирования клинку противника. Боярин после этого продолжал следить за правой рукой волхва, вот локоть ушел в сторону как при подготовке к замаху, вот собственно замах - но сабли в правой руке уже не было! Одновременно с этим боярин почувствовал резкую боль в левой, стоявшей вперед ноге. Противник, переложив при замахе рукоятку из правой руки в левую после блока ложно начал замахиваться безоружной рукой, а левой просто провел по открытой левой ноге.

Здравомысл повторил свой любимый отскок назад для разрыва дистанции и чуть не упал. Рана ноги была серьезная, чем оказалось на первый взгляд. Кровь с нее бежала не медленнее, чем с руки волхва, а может и больше.

Теперь пришла очередь волхва вопросительно посмотреть на боярина, но боярин тоже ответил отрицательным махом головы. Волхв пожал плечами и снова бросился в атаку. Теперь ситуация была не в пользу Здравомысла. Во-первых, волхв сражался левой рукой, что было непривычно и неудобно. Во-вторых он начал очень искусно играть дистанцией, что заставляло боярина постоянно двигаться, а кровь из раненой ноги от этого текла все быстрее. Понимая, что скоро истечет и будет вынужден сдаться, Здравомысл рванулся в решающую атаку.

Волхву пришлось нелегко. Княжий ближник взвинтил скорость боя, заставляя волхва уйти в глухую оборону и не задумываться о нападении. Но силы иссякали, и развязка не могла не наступить скоро.

Волхв перехватил саблю опять обеими руками, и взвился в прыжке. Боярин приготовился встретить его сверху, приподнял руку с саблей в защите, одновременно следя за обеими руками противника. Потом события пошли с такой скоростью, что никто не смог бы различить и движения. Волхв перехватил саблю в правую руку, наполовину замахнулся, боярин чуть сдвинул саблю для парирования, потом каким то образом вместо прыжка вверх волхв наоборот буквально размазался по земле, отпустил саблю, и повел правой рукой в сторону, а левой подхватил не успевшую даже на пядь упасть саблю и двинул ее вертикально вверх. Сабля как салазки по льду проехалась по кольчуге боярина, заползла под свисающую со шлема кольчужную бармицу, по дороге до крови оцарапав кадык, и уткнулась снизу под подбородок замершего боярина.

-- Я победил, - тихо прохрипел волхв.

-- Ну не совсем, глянь вниз - ответил Здравомысл

Волхв опустил взгляд вниз и усмехнулся. Сабля противника, зажатая в полностью опущенной руке, каким-то образом попала под кольчужную юбку и сейчас кончиком прижималась внутренней части бедра волхва, именно там, где проходила бедренная жила - одно легкое движение саблей... Рана смертельная.

Оба противника посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом аккуратно убрали сабли и обнялись.

-- Вот потешил ты меня, друже! - перекрикивая поднявшийся восторженный гул смотревших за поединком гридней сказал боярин. - Звать тебя как?

-- Мстиславом в Святограде при посвящении нарекли.

-- В дружину мою пойдешь, Мстислав?

-- Пойду, воевода.

-- Эй, там! - крикнул Здравомысл. Несмотря на холод, пар от поединщиков валил только так. - Квасу холодного несите, бронь снимайте с нас, не видите, притомились мы.

-- Боярин, - заметил один из гридней, - Лекаря бы позвать, а то рудой истечете.

-- Лекаря княжего не зови! Князь обиду на меня затаит, что я вместо дела тут потешаюсь. Пусть нас кто-нибудь другой полечит.

-- Извини, воевода, я лучше помолюсь, - ответил волхв. - Потешили мы удалью своей Богов наших. Мниться мне, помолюсь - залечат они раны мои.

-- Ну, как знаешь. Коли что, то лекаря зови, не робей. Ты теперь в моей дружине, а мне робкие не нужны, чай не девицы! - засмеялся боярин. - А да... Эй, тиун! - крикнул он.

-- Да, милостивиц мой, тута я, - опять как из под земли вырос Хитрец.

-- Жировита Лиса пригласи к вечеру ко мне, авось оклемаюсь к тому времени.

Так что добраться до купца, а точнее, купцу добраться до Здравомысла, получилось только поздно вечером. Впрочем, дело от этого ничуть не пострадало.

Глава 14. Петр Пришлый.

Подорожный ям, Великое Княжество Новгородское, Студень года 1787 от обретения

..."Эх, и что же неймется все этим барям?" - такой была первая посетившая Петра Пришлого, как его здесь называли, мысль.

-- Сам боярин Здравомысл кличет тебя, смерд, - повторил холоп из великокняжеского кремля согнувшемуся от годов старику. - Вставай, облачайся, оружайся и поехали, лошади ждут. А пока пусть мне девка помоложе попить принесет с дороги...

-- Ну, раз сам боярин Здравомысл, то поеду.

-- Не дерзи, смерд.

-- А ты пасть то свою не разевай, холоп, - разогнулся старик, и остро взглянул на разошедшегося посыльного.

Такие дедки играючи могут и волка на нож в лесу взять, и молодой коробейник на лесной дороге с ним добром поделиться без слов, если попросит. В узловатых, высушенных годами руках еще полно силы, как крепок хорошо выдержанный дуб, а в глазах нет и следа старческой усталости. А взгляд такой, что гонец даже отшатнулся. Но вот дед прикрыл глаза и наваждение схлынуло.

-- Я чай, свободный, холоп, и по первому слову не обязан как дрессированный медведь у скомороха под дудочку прыгать. Хочу - поеду, хочу - не поеду. Девку ему... Небось тебя, холоп, - дед еще раз подчеркнул подневольное положение гонца, - коли без меня вернешься, плетьми одарят. А вот, пожалуй, я не поеду....

-- Прости меня, Петр Пришлый, совсем дорога разум мой помутила, отбил на лошади все... Поехали, прошу тебя.

-- То-то и я думаю, что ты седлом своим думаешь...Значит надо ехать?

-- Да, дед, надо ехать. Боярин, чай, зазря звать не будет...

-- Ну, раз так надо, то поеду. Эй, Марфа, - на крик из-за печки выглянула старуха, - бронь мою доставай, да одежку самую богатую. Чай не в кабак, к князю еду.

-- Ой, и куда же ты, старый, собрался на ночь глядя? На кого ты меня, бедную, оставляешь, - запричитала Марфа.

-- Марфута! - прикрикнул дед. - Делай, что тебе муж говорит!

-- Ой, горе то какое. И кому ты в броне то понадобился... Неужто перевелись вои на Роси, коль почти уж из домовины стариков вытаскивают...

-- Марфа!

-- Все, все... Уже несу, - в темноте дома послышались какие-то трески, звуки движения чего-то тяжелого и на свет свечи стали как морок появляться вещи. Дорогая шелковая одежда, хоть не по сезону, но зато богатая, новый овчинный тулуп, и, наконец, двумя руками старуха притащила небольшой сверток, который с тихим звяканьем упал рядом с ногой деда.

-- Поддоспешник неси, - добавил дед и развернул сверток.

Холоп ахнул. В пламене свечи темным пятном показалась кольчуга - но какая! Мелкие - кончик ножа не просунешь, вороненые, неподдающиеся рже, звенья со сварными совершенно не заметными стыками; на каждом кольце было выбито мелкими буквами "Перун", посеребренные зерцала, прикрывающие грудь и бока... Такая кольчуга могла появиться и из сундука знатного боярина или богатого купца.

-- Отколь у тебя она, - сглотнул и уже уважительно посмотрел на деда холоп.

-- Оценил? По нраву?

-- Да, - опять сглотнул холоп. - Кольчуга стоит три моих закупа, не менее.

-- Поболее, - усмехнулся смерд. - Такие дурни как ты задешево продаются в закуп... Еще прошлый князь, отец нынешнего, меня одарил. Очень я ему сподмог в одном деле.

-- Каком?

-- То не твое дело, - резко прекратил воспоминания Петр и начал споро одеваться. Через лучину он уже снял со стены топор, который не производил впечатление плотницкого инструмента, засунул в оба рукава по кистеню, одел шапку и меховой тулуп, которым и прикрыл великолепие своей брони. - Я готов, поехали.

На следующее утро, после сумасшедшей ночной скачки с заменой лошадей в подорожном яме, Петр оказался в Суздале. Боярин сразу принять его не смог - велел через посыльного придти к вечеру. Как бывшего княжьего дружинника деда в кремле попарили в бане, накормили, напоили, и до вечера он спокойно проспал на печи в одном из рядом стоящих с каменными княжескими палатами деревянных домов. Вечером его разбудили и вызвали к боярину Здравомыслу.

-- Здрав будь боярин, - поклонился при входе в боярскую горницу Петр.

-- И тебе многих лет. Сидай, - боярин кивнул на кресло немецкой работы, с мягким кожаным седалищем.

-- Вот ведь, забава какая! - Еще раз указал на кресло боярин, - Сами немытые, головы дубовые, богам праведным не моляться, кощуны сплошные, - а какую мебель делают!...

-- Ты прости меня, боярин, да только стар я уже стал.

-- Да какой же ты старик? Вон бронь вдеть смог, топор за поясом - значит муж еще. Девок поди по сеновалам мнешь, - засмеялся боярин.

-- Благодарствую на добром слове, боярин, - усмехнулся Петр, - Да стар я уже стал.... Не думаю я, что кликать меня так споро ты стал бы, похвалы ради.

-- И то верно, и что же ты разумеешь?

-- Стар я уже, боярин, а потому - ведаю: сам мне все расскажешь.

-- Хитер и умен. Вот поэтому ты мне и нужен. Придется кое-куда съездить, проведать кое-что.

-- Стар я уже...

-- А что, старику уже серебро не нужно? Али детям-внукам-правнукам твоим?

-- Ну как же, серебро оно всегда нужно. А много?

-- Довольно. И, я так разумею, что это ты мне серебра бы заплатил, коли узнал что я тебе скажу, - хитро улыбнулся Здравомысл.

-- И что же это? - после паузы в разговоре осторожно спросил дед.

-- Видимо, родичи твои появились.

-- Ты же знаешь, боярин, что всех моих родичей лихоманка унесла.

-- Знаю, а также я знаю, что за лихоманка тебя сюда принесла. Князь мне как-то поведал твою сказку.

-- Ну, тогда, тем более, ты ведаешь боярин, - подобрался Петр, - что все мои родичи остались там?

-- Ну а теперь они тут.

-- Это как же? Ведь мне волхвы ваши сказали, что боги запечатали ту дверцу? Али кто печать сорвал?

-- Да нет, та печать крепка, как и вера наша. Другую дверцу отыскал кто-то. И, видать, твои это сродственники. Речь нашу разумеют, видом похожи...

-- А что еще знаешь, скажи княже, не томи!

-- Не князь я, боярин. А что еще - не знаю я толком ничего. Все как колдовским мороком покрыто. Вот ты поедешь и выведаешь все.

-- Я поеду, боярин! Живот положу - а выведаю. Да вот только тяжко мне будет, одному то...

-- А я тебя одного и не пошлю, мне знания нужны, а не гибель твоя. Послухи говорят, что заратились уже наши и твои. Город какой разорили. А коли заратились, так и полон и дуван есть. Коли ты правду сказывал про жизнь вашу, то им не к чему взятая у нас добыча. Вот и поедешь ты с личиной купца, покупать эту самую добычу. Заодно, если люд есть в полоне, выкупишь. Тебя еще вроде никто не упредил, так что ты будешь первым. Примут тебя знать как гостя дорогого. Купец с тобой поедет, а ты при нем - как бы отец старый, не доверяющий сыну вести дела пока, это я уже сговорил. Вот тебе, - боярин бросил Петру тяжелый кошелек, - злато и серебро. Это точно всем нужно. Ну а пока торгуешь, то вызнаешь все. Кто, сколько, зачем, оружены чем, а самое важное, где окошко то, сквозь которое твои к нам пролезли.

-- Твои слова, боярин, выполню. Только ошибаешься ты.

-- ?

-- Не мои это уже давно, уже больше шестидесяти лет как не мои. Здесь дети мои, внуки. Здесь я кровь проливал, землю защищая, здесь я похоронен буду.

-- Добро. Разгадал ты загадку мою. Так вот, ты найди то оконце, из которого к нам погань всякая лезет. Вот еще тебе, - Здравомысл порылся в своем кошеле и достал оттуда небольшую золотую пластинку на тонкой цепочке. - Знаешь что это?

-- Знаю, боярин, да только видел редко, да и те медные были.

-- Это пайза, знак того, что ты дело делаешь княжье. От того, какого металла она, зависит и важность и твои права. С этой, золотой пайзой, ты можешь практически все. Любой княжий человек обязан тебе оказать любую помощь. В других Росских княжествах она может поменьше, но все равно, вес ее немалый. Пригодиться. Не потеряй ее, их всего три. Я тебе отдал свою, - очень серьезно проговорил Здравомысл.

-- Благодарствую, боярин. Только цепочку ты забери, я пайзу подошью в подол нательной рубахи, так оно надежнее будет, чем как оберег на шее.

-- Еще дам я тебе воина сильного, не далее как вчера он меня в сабельном бою одолел. Ему доверяй как себе, если что - он тебя выручит и вытащит. И еще - одарил бы ты меня сверх меры, если бы вещуна с собой привез.

-- Стало быть языка, боярин, требуешь взять. Сделаю, что в силах будет.

-- Вот и добро, - боярин встал, подошел к двери и крикнул. - Эй, купца зовите.

Вскоре на пороге светелки появился тучный, разодетый купец.

- Здрав будь, боярин!

-- Вот, Жировит Лис, это и есть твой отец...

Наступило морозное утро. На подорожном яме в пяти днях пути на север от Великого Новгорода начал собираться санный обоз. Забегали младшие, важно вышагивали и покрикивали на них приказчики. Вот из дверей трактира во двор вышел разодетый в дорогую шубу купец, наметанным взглядом окинул сборы, прикрикнул для порядка и вернулся в дом. Через пару лучин он вышел в сопровождение старика, которого уважительно называл "батюшка", и которого со всем почтением усадил в изукрашенные, заваленные мягкой рухлядью сани. Через еще пару лучин, расплатившись серебром за постой с довольным трактирщиком, поезд покинул ям. Хорошо за ночь отдохнувшие в тепле лошади легко несли сани по заснеженному льду реки, поднимая за собой тучу снежной пыли. Сидящий в богатых санях старик позвал своего более молодого сына.

-- Эй, Жировит, скоро следующий ям?

-- Да как раз к вечеру будем, батюшка.

-- Заговариваешься? Даже когда никто не слышит - все равно меня так называешь? Это хорошо.

- Князь зело требовал, - ответил купец.

-- Ну и ладно.

В санях стало тихо, только стучали копыта лошадей и скрипел под полозьями снег. Вот из-за облаков выглянуло солнце и вокруг все заблестело и засеребрилось. Сидящий рядом Жировит чертыхнулся и натянул шапку посильнее на глаза, Петр же просто их закрыл, и, поудобнее устроившись в непривычно теплой для него бобровой шубе, погрузился в воспоминания.

О его приключениях можно было бы написать отдельную книгу. Родился Петр Луков в небольшой, каких много по всей Руси, деревушке Ерахтур, под Пензой, в семье крестьянина в 1925 году. Отец его, инвалид Империалистической, умер вскоре после рождения сына. Мать умерла в 33-ем, и самый младший из семьи Луковых подался в беспризорники. В 33-ем ситуация с беспризорностью в стране была уже совсем не такой, как в страшных двадцатых и, пробегав по Пензе всего два месяца, Петра отловили и отправили в третью трудовую коммуну им. Ленина. Не смотря на тяжелую, зачастую впроголодь, жизнь, мальчик рос крупным, поэтому при записи в детдом он накинул себе пару лет.

После детдома Петр, очарованный приезжавшими к ним командирами красной армии, а так же весьма их зажиточным, по сравнению с остальной массой народа, видом, пошел в армию с твердым желанием остаться там на долго. 22 июня 1941 года 18 летний (по документам) младший сержант Петр Луков встретил в дороге, идущей в сторону западной границы СССР, а именно печально известного потом Белостокского выступа, недоезжая до города Лида. Рота, в которой служил Петр, находилась в составе подразделений 21 стрелкового корпуса.

Потом все вспоминалось как страшный сон, после которого так хотелось проснуться, а не получалось. О начале войны им сообщили рано утром 23 июня, и политрук прочел речь о том, что победоносными шагами наша армия идет по чужой территории и, что вскоре, мы будем с братским немецким народом, освободившимся от ига фашиствующих капиталистов праздновать победу в Берлине. А потом был кошмар. Сначала их батальон попал под штурмовку немецких пикирующих бомбардировщиков, а потом, наполовину уничтоженные, испуганные и необстрелянные части попали под каток надвигающейся немецкой мотопехоты на мотоциклах и бронетранспортерах и легких танков. Их даже особо не давили, просто сбили всех деморализованных, в кучу и повели.

А остальных, которых нашли в себе силы и смелость бежать, спас лес. Остатки батальона - всего удалось собрать около роты, много раненых, в отсутствии приказов и связи, решили отсидеться в обороне и подождать наступающих сил. Но разведчики, в число которых входил и Петр приносил все более и более печальные новости. По дороге, на восток нескончаемым потоком шли войска со свастикой на бортах танков и грузовиков, а на западе уже все реже и реже были слышны залпы орудий. Это порождало очень неутешительные мысли. 27 июня капитан, взявший командование сборной частью на себя, решил пробираться на восток, к своим. Десять дней они незамеченные шли через лес, пересекая открытые пространства по ночам.

Но 7 июля удача закончилась, и днем они напоролись на фашистский стрелковый взвод. В скоротечном бою их удалось уничтожить, даже взять несколько трофеев, но было тяжело ранено два человека и трое убитых. Раненых, кончено, не бросили, но темп продвижения еще более замедлился, тем более, что округу наводнили немецкие части, а на востоке гремела канонада - они подходили к линии фронта. На следующий день они вступили в бой уже с полнокровной ротой. Два часа они вели почти равноценный бой, тем более что фрицы особо в атаку не лезли. На третьем часу они поняли, почему именно - окопавшиеся немцы навели на них фронтовую авиацию и отступающим предстояло пережить еще один авианалет. Два штурмовика сваливались на крыло и с леденящим кровь воем пикировали на позицию советских солдат. А сразу после это фашисты пошли в атаку...

Обратно в лес, в западном направлении, вернулось всего лишь чуть больше отделения.

Всю ночь они двигались на север, уходя от преследования, а на утро устроили привал в каком-то овраге. Как это часто бывает при преследовании, погоня, в составе двух отделений, обогнала дичь и вышла к какой-то деревушке. Советские солдаты, решили пойти по следам фашистских, чтобы в удачный момент попробовать расправиться с захватчиками. Никто из них не знал, что еще ночью оба отряда, ничего не заметив, прошли через место такого типа, которое через 60 лет назовут "Объект Аномалия".

Днем отряд фрицев вышел к небольшой деревушке и занялся тем, чем всю историю мира занимаются цивилизованные европейцы, приходя на дикую варварскую Русь - а именно грабежом, убийствами и насилием. Для начала они долго искали в деревне коммунистов и евреев, не найдя, за отсутствие сотрудничества и укрывательство расстреляли старосту и его семью. Потом согнали всех стариков в одну избу и для устрашения сожгли их там заживо. Затем споро стали искать по домам ценности и насиловать женщин.

Наблюдавший все, что даже сейчас кое-кто называет "спасением советских народов от большевизма" и "принесением европейской цивилизации", оставшийся старшим, не считая раненого и без сознания ротного комиссара, Петр ели-ели сдерживал своих, трещавших зубами от ненависти, бойцов. Одного даже пришлось оглушить ударом пистолета по затылку, которому показалось, что это его деревня.

-- Мы убьем их ночью, в лесу. А сейчас - нам не справиться, - сказал Петр.

Однако до вечера произошло еще кое-что. Внезапно, несмотря даже на выставленных по уставу часовых, из-за того конца деревушки выскочил диковинный конный отряд - сабель двадцать. Пять фашистов, находившиеся на улице, мгновенно оказались порублены на куски. Но из окон домов фрицы открыли автоматно-винтовочный огонь, и большинство бойцов отряда вылетели из седел навсегда. В живых остался только их командир, который стоял на площади и ждал своего последнего боя с оголенной саблей. Ему из винтовки прострелили ногу, а когда он даже полусидя пытался отмахиваться саблей - еще и руку, и уволокли в избу - допрашивать. Неясно, что стало известно после его допроса, но фрицы решили остановиться на ночевку в деревне.

Ночью Петр, вместе с еще одним солдатом тихонько сняли сразу после смены полусонного, разомлевшего от перепития крепкого деревенского самогона, часового и отволокли его в лес. В результате быстрого и далеко не нежного допроса, хорошо что один из солдат немного знал немецкий, выяснилось следующее. Фрицы остановились в деревне по нескольким причинам. Во-первых - они не смогли связаться по рации с своим командованием (как бойцы порадовались - хваленое немецкое качество оказалось на поверку совсем не таким), во-вторых - пленник долго молчал, а когда его разговорили - то смогли добиться от него только слов о каком-то князе, который их всех покарает, ну в третьих - естественно, очень удобное и комфортное место для ночевки. Одному гансу деревня понравилась настолько, что он даже решил просить ее себе в счет положенных каждому немцу земель на востоке. Покинуть поселок фрицы решили утром и двинуться дальше на восток.

Утвердительно кивнув бойцу, которого утром ему пришлось оглушить, и выслушав за спиной сдавленный затихший хрип "языка", Луков приказал выдвигаться к деревне. Они успели снять еще троих часовых очистить от убийц две избы и заодно освободили пленника, когда появилось обещанное пленником воинство. Именно воинство, а не войско, как будто сошедшее с картины Сергея Эйзенштейна, которую так любили все в его полку. Оставшиеся захваченные фашистами 3 дома были мгновенно, несмотря на немалые потери среди атакующих, взяты штурмом, а фрицы - в плен.

После некоторых осторожных объяснений и непонимания ситуации, по случайности лично возглавлявший воинство Великий Князя Суздальский все очень быстро решил в пользу советских солдат. На следующий день состоялся суд над пленными фрицами в результате которого их приговорили к "души долгой муке". Любопытствующим солдатам, желающим принять непосредственно участие в "муке души" фрицев, показали что это такое. Живых и мертвых фашистов отвезли к ближайшему болоту и живых и мертвых побросали в топь. Сначала, солдаты отнеслись с советской долей скептиса (Бога нет, душа - поповские байки, тем более что в основном все солдаты были молодые) к словам о "долгой муке душ, без тризны погребенных", но потом, лет через десять посещая своих бывших сослуживцев, Петру рассказали о призраках, обитающих на болоте, воющих от тоски по ночам и умоляющих каждого прохожего о прощении.

Вернуться назад им не разрешили. Часть солдат, большинство бывшие крестьяне, осталось в той самой деревни, быстро осело и превратилось в обычных черных людей, чему они были очень рады. Часть пошло в дружину князя и сложило головы в походах. Петр, хотя его и корежило поначалу от "барей" да "князей", тоже пошел в дружину. Благодаря своим личным качествам ему посчастливилось дослужиться у князя до лично посланника.

Самой смешной оказалась история комиссара. Комиссар у них был еще молодой, хоть и постарше их. И был он настоящим человеком - не из стукачей, не трус, отправляющий солдат на убой ради красного словца или круглой даты, в общем - не из той породы, которой на войне в бою, бывало, свои аккуратно стреляли в спину. Живой плакат "Военный комиссар - отец и душа своей части!". Оказавшись среди живых князей, бояр и господ он не стал скрывать свои взгляды. Он добился разговора с Великим Князем и шел туда с видом смертника. Князь его внимательно выслушал, а наговорил комиссар много едких и колючих слов, и отложил свое решение вопроса на время, поместив пока комиссара под стражу. Далее он взял комиссара с собой в Святоград, где комиссара выслушали уже высшие волхвы. Они долго совещались, как со смехом потом рассказывал комиссар, думали "какой смерти лютой его предать". Решение оказалось настолько парадоксальным, что командир первое время ходил как по голове стукнутый. А решение было такое - " дело новое, неизведанное - может, что и получиться, пусть покажет себя", и поставили комиссара старостой в самую-самую бедную деревню, где дома даже по-черному топились, "раз уж ты так любишь бедняков". Лет пять назад Петр был на тризне комиссара. Свою смерть он встретил в кругу детей, внуков и правнуков в самой богатой деревни волости, которую даже называть стали "Комиссарово". А за то, что добиться этого он смог, отступив от заветов Маркса и Энгельса, и больше полагаясь на живой ум и сметку, история, думаю, его простит.

Интересна также история оконца, через которое они попали в этот мир. По их следам в первый же день прошли опытные охотники и волхв-чувствующий, нашли ход и замолили его, запечатав печатью Божьей. Опять же сначала, приняв это как шутку слепо верующих людей, Петр лично ходил к оконцу, но так и не смог его пройти - печать стояли крепко, но не были даже заметны. Это уже потом он увидел много необъяснимых с материалистической точки зрения происшествий и существ, а попросту полноценных чудес - и замаливаемые волхвами раны, и призраки фрицев, и лешие (один такой однажды долго крутил его по лесу, пока Луков, вспомнив застольные рассказы своих новых друзей, не догадался налить в выемку на пне вина из фляжки и не положить хлеба кусок рядом) с русалками, да и много еще кого.

Печально другое. На всю жизнь Петр получил невыносимую муку при одной только мысли - "А победили ли мы? А спаслась ли моя Родина?". И много-много лет думал и загадывал про то, уж больно сильны на деле оказались фрицы.

"Что ж. Боги милостивы ко мне!" - улыбнулся Петр. - "Я отойду на тот свет успев узнать правду!"

Глава 15. Цезарь ди Борджа.

Атриум виллы Борджа, окрестности Рима, II Solis dies Januariis 2076 г от Основания.

В атриуме огромной виллы, издревле принадлежащей правящему Римской империей роду ди Борджа, было тихо. Тихонько потрескивали курительницы, насыщая воздух ароматами благовоний. Все в вилле знали, что хозяин хочет отдохнуть и подумать в тишине, поэтому никто не шумел, не проводил громких работ по дому. За отрыв от размышлений, за потерянную государственную мысль, строгий хозяин провинившегося раба мог собственноручно запороть до полусмерти, или продать в ближайший колизей, на потеху черни. В центре атриума, в огромном бассейне на поверхности воды тихонько на мелких волнах качались лепестки цветов. Вот вода вспучилась горбом и на поверхность вынырнул человек. Отфыркиваясь он медленно поплыл к бортику, где по специальным ступенькам вышел из воды и прилег на лежанку. По щелчку пальцев из-за ширмы выбежали две чернокожие рабыни и стали аккуратно вытирать своего господина.

Лежащий был красив. Смуглая кожа, профиль настоящего римлянина, имеющего сотни масок в своем атрии, густые черные волосы, зрелую стать. Ему только недавно исполнилось тридцать пять лет, пик сил. Великий Цезарь Ди Борджа из рода Ди Борджа - правитель Рима, первосвященник Единого, владелец тысяч рабов и главнокомандующий римскими легионами, великий капитан римского флота и прочее, прочее, прочее.

Еще один щелчок пальцев и рабыни, забрав с собой полотенца, убежали. За место них тихо вошел престарелый раб, неся в руках блюдо, уставленное изысканными яствами. Аккуратно расставив все это на ажурный столик около головы Цезаря он так же тихо удалился. Вот только зайдя за ширму он случайно запутался в брошенном нерадивой рабыней полотенцем и упал, сильно разбив себе колени и плечо, но главное, чтобы поднос не выскочил из рук и не зазвенел, отрывая господина от государственных дум. Но не вышло - поднос выскользнул и, громко дребезжа, покатился по мраморному полу.

Цезарь поморщился и два раза щелкнул пальцами. Из-за другой ширмы появился раб-египтянин. Цезарь вопросительно поднял левую бровь. Распорядитель знаками, так как он, как и все рабы на вилле, был нем, чтобы звуки человеческого голоса не сбивали Цезаря с мыслей, рассказал, что произошло.

- Негодного к работе раба, пока он еще хоть чего-то стоит, продать в ближайший колизей, - правитель Рима считал себя очень экономным, рациональным и просвещенным человеком. Продать раба, пусть он и нянчил его с детских лет, в колизей для травли дикими зверями, на потеху черни, если за него там дадут хоть сколько-то - это мудро. "Ведь раб не человек! Он просто вещь. А раз вещь не может приносить пользу, то от нее следует избавиться, желательно с хоть какой либо выгодой..."

Раб поклонился и начал, пятясь, убираться обратно за ширму.

- Неаккуратную рабыню, - раб послушно остановился, поняв, что хозяин еще не закончил, - продать в ближайший, дешевый бордель для легионеров и черни. Наказание себе, что у меня в доме нерадивые слуги, подберешь сам. Пошел вон. - Также Цезарь считал себя суровым, но справедливым, поэтому наказывать за проступок следовало всех, а не только непосредственно провинившегося.

Цезарь вернулся к своим мыслям, прихлебывая вино из серебряной чаши. И хотя меж собой некоторые пеняли ему за такие, на их взгляд, плебейские замашки, он все равно не любил золотую посуду. Сейчас все его мысли были сосредоточены на противоположной стене. На этой стене, вместо положенных ликов предков (для них в главном дворце Цезарей в Риме была выделена целая зала, уж больно много их, предков) была расположенная карта мира. Произведение искусства, когда-то подаренная Великой Ганзой одному из его предков как благодарность за продажу ей острова в Серединном море. Мозаичная карта была целиком сделана из драгоценных и полудрагоценных камней и металлов, к ней, также, прилагался целая семья рабов-ювелиров, которые из века в век, передавая умения от отца к сыну, ухаживали за ней и вносили, если требовалось, дополнения и изменения.

Цезарь привычно нашел на карте Рим и его мысли потекли обычным путем...

"Римская империя... Моя империя... Империя моего рода. Занимает все северное побережье Серединного моря и на много миль благодатные земли на север материка. Вот уже почти тысячу лет ею владеют Ди Борджа. Я имею полную силу, полную власть над жизнями моих римлян, моя страна обладает великой армией и мощным флотом. Земля богата, плодовита и обласкана солнцем круглый год, крестьяне и рабы возделывают на ней все виды культур и выращивают все виды животных. Рим - вечный город, самый величественный и большой город мира..."

Цезарь отхлебнул еще из кубка и опустил глаза чуть ниже.

"Серединное море. Море, которое до Ганзы не имело сообщения с Западным океаном, пока пятьсот лет назад Великая Ганза не прорыла Ганзейский канал, и не соединила Серединное море с Западным океаном. Канал рыли 55 лет купленные со всего света рабы, длина его составила почти 200 миль, ширина около двухсот шагов, и его постройка пробила чудовищную брешь в казне Великой Ганзы. Но окупился он всего за 5 лет и теперь приносит баснословную каждодневную прибыль именно ей, Великой Ганзе, потому как является, как и берег на сто один шаг по обе стороны, ее собственностью. С этим, свое время, пришлось скрипя зубами (и звеня монетами тоже) согласиться Великому Цезарю и фараону Та-Кемет.

В центре Серединного Моря находится остров, который раньше назывался по-другому, а уже более тысячи лет никак иначе, чем Ганза, не называет никто. Столица торговой республики. Торговые форпосты Ганзы расположены практически по всему свету. Поселки Ганзы и земля на сто один шаг от их стен не подвластны правителю той земли, на которой они стоят. Их вечная головная боль и вечный источник доходов. Тех отступных, которые платит Совет Купцов Ганзы этим правителям хватает очень на много чего, плюс - это источник диковинных товаров. А когда Великий Джуругачи Золотой Орды посчитал, что может взять себе все, а не довольствоваться подачками, и разорил один город, то прибывшие со всего света купленные Ганзой наемники и рабские войска превратили цветущее южное побережье Золотой Орды в одно большое пепелище. И что с того, что рабов полегло тысячи, а из наемников уцелел один из десяти? Людишек можно нанять и новых, зато урок был усвоен господарями всех стран.

Правители Ганзы любят деньги, относятся к ним как к высшей ценности и умеют отлично их считать, поэтому на подкуп денег никогда не скупятся. Потраченное на взятки золото все равно окупает себя десятикратно. Однако, мудрые цезари иногда выдают привилегии и так, что в конечном итоге получается гораздо выгоднее. За данное разрешение на торговлю каким-то товаром лучше десять лет получать по тысяче в год, чем один раз за принятый закон - две тысячи. Да и проще иметь Ганзу в числе своих друзей, а не врагов.

За Серединным морем находится страна Та-Кемет, родина папируса, великих фараонов и жрецов, знающих много сокровенных тайн. Источник их богатств и процветания - Нил, из года в год несущий свои мутные воды с южных снежных гор в Серединное море. Недалеко от верхних порогов Нила, в самом коротком месте, Ганзой прорыт Нильский Канал, который соединил Серединное и Южное моря. Доход от него поменьше чем от Ганзейского, т.к. жадные египтяне берут немалую мзду за судоходство чужих кораблей по их реке.

Та-Кемет - это что-то среднее между врагом и соперником для Рима. На суше и на море. Но с тех пор как, Серединное море стало Ганзейским, войн, как и пиратов, на там не стало. А узкий перешеек сухопутной границы между ними, хоть и существовал в условиях перманентной войны, особых расходов и проблем не причинял. Только пользу.

Еще дальше на юг, за Та-Кемет, лежит ужасная Белая пустыня, в которой даже Создатель не нашел кого поселить. Без оазисов и источников - только камень, пыль и песок. Полный жизни караван может зайти туда утром, чтобы к вечеру превратиться в иссушенные солнцем мумии, а жуткие ветры могут почти мгновенно похоронить в принесенном собой песке целый город.

За пустыней лежат высочайшие горы, которые отделяют самую южную часть материка. Теплые влажные ветры, дующие из-за лежащих за ними джунглей, снегом оседают на вершинах. В этих вершинах берут начало множества рек, текущих на юг, и всего одна - на север. Нил.

На юг, за джунглями, лежит Зулганд - страна чернокожих войнов и бесконечный источник рабов, вывозимых Ганзой. Такое расположение, вдали от всех остальных государств делает Зулганд полностью отсталым и совершенно неинтересным как союзник, и неопасным как враг. Тем более с недавних пор туда постепенно стали проникать и другие страны, особенно англы.

Кстати, об англах. Когда-то этот славный, воинственный народ ("Хотя, какой он к Единому славный? Грязные, дикие варвары, как и все, ибо только Рим центр мира и источник цивилизации!") занимало узкую, но длинную полосу земли на побережье Западного океана и были провинцией Рима. Но потом, в честь великих заслуг перед государством и народом Рима (проигранной для Рима войной, большими потерями в легионах и несмываемым позором) им была дарована независимость. Жило это племя рыбной ловлей, и ловлей всего остального, что ходит по морю, либо плавает в нем. А основной добычей, пришедшейся им по вкусу, не без тайного наущения Ганзы и Рима, были Росские купцы (Ганзейские корабли, после нескольких уроков, они грабили очень редко и очень осторожно). Росские сами торговали своими товарами, лишая Ганзу прибыли, росские сами охраняли свои суда, и сами грабили чужие, причем, несмотря на то, принадлежат ли они Ганзе, или нет. И такое положение дел, конечно же, не могло прийтись никому по нраву. Требовалось найти или создать противовес россам на море, на который мятежные англы подходили больше всего.

И англы тогда таким противовесом стали. (Как подозревали ди Боржа, они и из Империи вырвались только по этой причине. Ганза снабдила их оружием, доспехами, наемниками и самое главное - деньгами. Однако, полученное требовалось отработать). Поначалу, все шло как надо. Безнаказанные бритты, как называли англов ромеи, с каждым годом грабили россов. Вот только незадача, охота на их купцов и покровительство Ганзы пришлось совершенно не по вкусу самим россам. Тягаться с Ганзой им тогда, как и сейчас, было невозможно, наоборот, впрочем тоже, но вот с англами...

Через некоторый, не очень большой, промежуток времени, устав от безнаказанности бриттов росские купцы, не желающие занять выделенное им Ганзой, пусть и подчиненное место, собрали огромную флотилию и напали на побережье Британи, а подкупленный король франков - напал с суши. Разозленные россы вели войну на уничтожение и единственное, что смогла сделать Ганза и спешно уговоренный Рим, это увезти или пропустить часть населения на свою территорию.

Бывшая территория англов большей своей частью отошла франкам, малой - Риму. Оставшихся бриттов переселили на огромный, слабо населенный остров, расположенный далеко в Западном океане, который они назвали Новая Британь. Он располагается между этим и Закатным материком. Живут они там опять же пиратством и контрабандной торговлей между двумя материками. Правит ими король, который внимательно прислушивается к мнению лордов-землевладельцев и Кругу Капитанов.

Долгая память одно из лучших их качеств. Они не забыли жестокости ("Ну и что, что со стороны россов это была защита своих купцов против пиратов? Кто вообще соглашается с чужим мнением, если оно порочат тебя и несут вред? Только полные идиоты!") и мечтают отомстить. В этом они являются надеждой Рима, так как имеют неплохой флот, но не имеют наземной армии, чтобы претендовать на территории. К сожалению, в связи со своей отдаленностью, они в последнее время стали слабо подвержены культурному и экономическому влиянию Рима.

На запад от границ Рима лежит страна франков. Ничем не примечательное, обычное нищее королевство, полностью следующее в колее проводимой Римом политики. Правда, иногда взбрыкивающее, но ничего такого серьезного, с чем бы нельзя было легко справиться...

На севере Римская империя граничит с Вольными Германскими Баронствами. Вся оставшаяся территория материка выше границы Империи и Франкии, вплоть до Варяжского моря на севере и россов на востоке, не имеет единого правителя и полностью разрезана германцами на большие и мелкие куски. Некоторые бароны имеют владения соизмеримые размером со средней провинцией, некоторые могут достать стрелой, пущенной из крепостного лука до соседнего замка. Бедность, (самые бедные - на западе, самые богатые - на востоке, от близости и торговли с россами), отсутствие единой направляющей руки, правит один закон - закон силы. Зависть к более успешным соседям - к Риму и росским княжествам, а германцы всегда готовы пограбить своих богатых соседей, подталкивает их иногда ко временному объединению. На время великого похода выбирается военный вождь, которому все подчиняются, но только до конца похода. Никакого существенного влияния на политику мира германцы не оказывают, и, так или иначе, подчиняются велениям эмиссаров Рима.

Еще дальше на север, за вольными баронствами лежит Варяжское море. Холодное, суровое, не чета ласковому Серединному. Искупавшийся там римлянин в дюжине из дюжины раз вскоре оказывался на стене атриума в виде посмертной маски. Варяжское море заполнено островами, большими - размером со среднее баронство, и малыми - перелетная птица там усесться места найдет с трудом. Населяют крупные острова племена, называющие себя норманами и данами, хотя россы и германцы их просто всех кличут на единый манер северянами. Рода северян постоянно враждуют со всем миром и друг с другом. Нищета на островах такая, что по сравнению с ними последний дикий германский барон богат, как цезарь. Живут северяне рыбной ловлей, набегами, пиратством и наемничеством. Искусные мореплаватели, что когда-то даже на своих утлых ладьях ухитрились добраться до Новой Британи и ограбить ее. Единого правителя нет - каждый остров, или, у самых успешных, группа островов подчиняется своему ярлу. На время похода, если собираются дружины более одного ярла, выбирается хирдвинг. Рим, тонко играя на противостояниях между ярлами, имеет большое влияние на совете кланов.

На восток от границ Рима, тонкой прослойкой между Римом и росскими лежит Булгария. Как сейчас гласит всеобщая история, беспристрастно фиксируемая римлянами: "Когда-то Булгария была процветающей провинцией в составе Империи. Но пятьсот лет назад Росские княжества предприняли ничем не спровоцированный, беспрецедентно жестокий совместный поход на Рим. Война длилась всего лишь два года, но даже за это малое время Рим потерял под ударами бесконечных варварских орд пять полнокровных легионов и две провинции. Жестокие казни свободных, гекатомбы рабских трупов, к примеру, после ухода россов на занятых ими территориях не осталось ни одного живого раба! И хотя наши храбрые предки меняли одного легионера на пять-десять варваров, тех было столько, что земля была полностью погребена под...."

Историю пишут не только победители. Историю пишут все, и потом, лет через пятьсот - тысячу, даже самая наглая ложь, но высеченная в камне, или записанная на пергаменте и поэтому пережившая истину современников, станет правдой. Цезарь, как и было положено правителю, читал правду, заботливо сохраненную для обучения следующих поколений властителей.

Отлично задуманная провокация, состоящая из двух шагов: 1)осквернить гробницу Яромира и его семьи и 2)подставить северным княжествам это как действия южных, спровоцировав всеобщую войну, увенчалась успехом только наполовину. К сожалению, только на первую... "Лучше бы уж совсем никак, чем так! И римлянинам пришлось дорого заплатить за ошибку. Казнь проштрафившихся начальников шпионской сети (исполнителей россы казнили с соответствующей моменту жестокостью сами, и правильно сделали!), изменить, конечно же ничего не смогла... "- писал тот цезарь в своих личных дневниках. - "Конечно, россов не было так много, как потом напишут в книгах. И любому понимающему человеку это понятно. Ведь в суровом климате людей возраста призыва в легион априори меньше, чем у нас. И доживает меньше, и рождается, банально меньше. Просто-напросто, то вторжение во всей красе обнажило проблемы начавшегося загнивания моей империи. Командующими войсками на границе с россами оказались два консула, купившие свои доходные, как они считали, должности за немалую мзду. Потом с этим обязательно следует что-то сделать, и простой веревкой или чашей с ядом, не глядя ни на какую родовитость, и продавцы и покупатели не отделаются. Хотя бы на границе надо держать нормальные легионы! А пока надо каким-то образом спасти Империю, потому что эти полководцы умудрились угробить пять легионов. Первый легат, излишне храбрый и горячий, с четырьмя, погнался за отступающими, был заманен в ловушку, окружен и за трое суток полностью уничтожен. Второй, наоборот был трусливым. Окопался в столице провинции, позволил россам полностью захватить ее, отрезать себя от всякой помощи, и погибнуть при штурме. И как воевать с такими полководцами? Все самому, что ли, делать?"

Естественно, вооруженные силы Империи не исчерпывались пятью легионами. Были и другие легионы, да вот только трогать их было нельзя, так как и баронства, и Франкия, и, даже, Та-Кемет, подтянули к границам Рима свои армии. Ситуация сложилась очень тяжелой. Путь на Рим, на сам Рим, был ничем не защищен! Спас Город и Народ Рима тогдашний правитель. Клавдий Ди Боржа лично, всего лишь с одной центурией выехал навстречу целой объединенной армии Росских княжеств. И, как рассказывают Истории Рима: "Сила цезаря была настолько велика, что от одного его вида бежали целые армии!". Но это все байки для плебса. На самом же деле все было не так.

Клавдий своей храбростью, конечно поразил варваров. Достаточно для того, чтобы его не казнили сразу, а сначала выслушали. А, как известно, самое страшное оружие - это не меч, не топор и не копье. Самое страшное оружие - язык, и Клавдий в который раз это доказал. Цезарь уговорил варваров заключить мир. Да, он заплатил чудовищно огромную дань. Огромное количество золота и серебра, табуны лучших коней, отдал во власть Россов две захваченные ими провинции Рима, на которых княжества создали себе новое, союзное себе, государство, а также отпустил всех росских рабов из всей Империи, и всех рабов в захваченных провинциях вообще. Им россы, согласно своим обычаям дали что-то похожее на свободу. Так что, как это не смешно, но в одном писанные римлянами исторические трактаты не лгали - после нашествия россов рабов действительно в живых не осталось.

Как потом писал в своих записках Клавдий Ди Боржа: "Варвары они и есть варвары. Они не понимают, что время мечей уже давно прошло. Умные воюют языком и денарием. Ведь талант золота может убить больше людей, чем талант мечного булата. И если сейчас они выиграли войну, то мы отыграемся в мире."

И действительно, много раз пра, прадед был совершенно прав. В схватке кукольников, которая последовала после заключения мира, победил Рим. Вскоре, еще при правлении Клавдия, росский князь Булгарии был убит заговорщиками и на его место сел ставленник Рима. Но Клавдий не спешил присоединять Булгарию обратно к Риму и завещал не делать этого своим потомкам. Как показала дальнейшая история, это было очень мудрое решение. Эта прослойка ликвидировала общую с княжествами римскую границу, что помешало нападать россам прямо на Рим, зато буферное государство с марионеткой Рима во главе позволяло Риму изредка нападать на Росов (естественно римские легионы при этом не выглядели как Римские, а были вроде как дружинами Булгарских князей). Конечно, разозленные Росы часто ходили набегами в ответ, но опять же - не на Рим, а на эту Булгарию, отчего Риму было не жарко, не холодно. От повторного завоевания Булгарию официально, по договору, защищали римские легионы, а собрать опять сводную армию четырех княжеств было уже нереально. Уж слишком разные у них были интересы.

"Четыре Великих Княжества Росских. Четыре... И это еще хорошо, что не одно. Что бы было, если бы они объединились в одно? Даже сейчас, порознь, они создают проблемы, а что бы было...

Вот, например, самое приятное, относительно других, конечно, Великое Княжество Новогородское, что лежит на севере материка. Там хотя бы князь имеет гораздо меньше власти и свободы казнить и миловать своих подданных. И выбирают его купцы, как в Ганзе или Итиле. А с купцами всегда можно договориться, хотя пока плохо получается, но пройдут годы и посмотрим... Основной доход Новгорода - торговля со всем миром мехами, медом, воском, пенькой, а также катайскими товарами. Но все хорошее впечатление от этого княжества портит огромный город-порт, находящийся в устье впадающего в Варяжское Море Волхова. По размерам он может поспорить даже с Ганзой. Это приют самых ужасных пиратов Варяжского Моря - ушкуйников. Они нападают на любые корабли, не несущие новогородского вымпела (и то не факт, что там в море поисходит), грабят побережье и Германских Баронств, и ярлов Варяжского Моря. Добычу сбывают новогородским купцам, а особо жадные купцы и сами не прочь "пошалить" где-нибудь подальше от своих строгих законов, то есть везде, где нет княжего суда.

Великое Княжество Суздальское, что лежит к юго-западу от Новогородского - самое маленькое из всех четырех Росских. Основным источником его богатства является ремесленничество и обработка земли. А еще оно знаменито тем, что зимой, когда крестьянам делать нечего, они сбиваются в ватаги и тревожат набегами Германские Баронства, разоряя, опустошая, увозя и уводя в полон все, до чего дотягиваются. Правит этим княжеством наследный великий князь. Влиянию моему не подчиняется.

Великое Княжество Словенское расположено на восток, через волхвов, от Суздальского. Самое большое из великих княжеств. Знаменито по всему миру своими рудами и земледельцами. Постоянно теснит на восток Итиль, и если бы не помощь Ганзы то давно бы уже разрослось до Катайских гор. Правит наследный великий князь.

Великое Княжество Киевское. Самое ненавидимое. Граничит с Золотой ордой и с Булгарией. Знаменито своими стадами и казаками. Постоянно воюет и тревожит набегами, несмотря на время года, все окружающие страны. На крайнем юге княжества, на границе с Золотой Ордой расположена полунезависимая область - Козацкая Сечь. Дикари. Не признающие никаких мирных договоров и препятствующие совершенно естественному и Единоугодному желанию Золотой Орды пограбить Рось. Варвары. Постоянно освобождают рабов, жгут города, вырезают кочевья, пытают почтенных граждан в поисках золота. За мирную жизнь, к примеру, за хлебопашество, козак приговаривается к смерти - живут они только разбоем.

В центре, где все княжества соприкасаются границами, находится огромная область, неподконтрольная никому. Там, в кольце непроходимых скал, среди плодороднейших, по какой-то прихоти Единого, теплых почв, на берегу озера стоит Святоград. Город волхвов и святыня всех Росов. Из этого города молодые волхвы расходятся по всем четырем княжествам, учат ремеслам, просвещают своей мерзкой верой, лечат, судят... И как чума расползаются по всей ойкумене. Но у Рима есть слава Единому есть Святая инквизиция, которая даже за простое упоминание имени этих божков иностранца или раба спровадит на костер, а участь свободного гражданина Рима, кем бы он ни был, рабство в самых страшных каменоломнях...

Но самое ужасное во всех княжествах, это их законы. Дикие, совершенно неугодные Единому. По их дикарским верованиям Россь, земля святая и не рождает рабов. Подумать только! Как ребенок рабов может быть кем-либо, кроме как рабом? А там он рождается свободным! Дикари! Только цезарь и церковь может называть человека свободным. (А так как цезарь - первосвященник Единого, то только цезарь). Но самое главное, все они равны перед законом и богами своими, которых считают прародителями. И князь, и последний арендатор одинаково отвечают пред законом. Более того, последний их раб - холоп, может вызвать на поединок князя! Дикари! Попробовал бы меня какой раб вызвать на поединок! Да засечь на месте! На смерть! Плебс! Чернь!

Непонятно только, почему бегут рабы и всякая грязь на Рось со своими семействами. Вон, Эзельское баронство, которое находится на стыке Новгородского и Рязанского, богатеет за счет того, что возвращает бегущих на восток рабов и холопов, и неплохо живет с этого, беря всего лишь десять медяков за голову...

Еще дальше на восток, "снизу" россов и справа от Булгарии лежит Золотая Орда, второе великое государство мира, после Рима. Любимая моя, по многим причиним, страна. Раскинувшееся от Южного моря на юге, Серединного - на западе, Катайских гор на востоке и границ Роси на севере всегда воевало и продолжает воевать с Росью и поставлять на рынки Ганзы росских рабов. Во-вторых Улагчи-оглан, сын Бату-огула из рода Борджигинов, что означает "голубоглазые", нынешний великий даругачи Улуса Джучи имел имя рода, созвучное с родом Ди Борджа, поэтомувсегда присылал ему дорогие подарки и окликался на "просьбы" Рима с неприкрытым энтузиазмом. Риму требовалось держать своих старых врагов в постоянном напряжении, поэтому они регулярно устраивали россам проблемы на всех возможных границах: западных, северных и южных. А Улагчи-оглан, на такие просьбы как "Сжечь! Убить! Ограбить! Полонить!", особенно своих северных соседей, откликался с завидным восторгом. И хотя он имел с ними мирный договор, это совершенно не мешало ему ходить в набеги. А когда возмущенные росские послы ему этим пеняли, он делал удивленное лицо, говорил что об этом ему ничего не известно, гневался на своих беков, обещал прислать голову виновного и вернуть все награбленное. Потом срочно казнил какого-нибудь придворного и посылал его голову в Рось. Полон и дуван естественно не возвращал. Хороший, умный и хитрый человек - почти как я, может и действительно мой родич?" - улыбнулся своим мыслям цезарь. - "А еще он полный хозяин всему что стоит или бегает на его земле, что нас тоже роднит. Ему даже проще, чем мне. Даже немного завидно. Мне приходиться иногда за своими врагами легион посылать, а ему достаточно послать прогневившему его беку шелковый шнурок, на котором родичи того сами удавят.

На северо-западе Орда граничит с Великим Итилем - торговой сухопутной республикой, на подобии Ганзы. Друг и партнер Ганзы и Рима, тайный недруг Роси, которая мешает ей монопольно торговать катайскими товарами со всем миром.

Далее на восток, за Катайскими горами лежит Катай и Ниппон, две очень закрытые для посторонних державы. Там даже Ганзейских городов нет! Дикари...

На Закатном материке особо интересного ничего не было - там постоянно гремели войны между всеми семью странами во славу кровавого божка краснокожих. Единственно, что было интересно, что этот божок, по словам его жрецов не любил очень Роских богов. Еще оттуда привозили мощное огнебойное оружие и редкие специи. Контрабандно, конечно же!".

Размышления цезаря прервал осторожный шорох. Цезарь повернул голову и вопросительно посмотрел на шумевшего раба. Тот знаками показал, что прибыл гонец с важными новостями.

-- Впустить, - приказал цезарь. - Вина еще принеси.

Открыв богато изукрашенную дверь, в атриум ворвался гонец. Молодой римлянин, разодетый по последней моде Лютеции.

- Сколько раз я просил тебя, Леонардо, не одеваться в эти ужасно безвкусные тряпки? - спросил цезарь, скромно и легко одетый всего лишь в тогу. Хотя его скромность, как и все в мире, относительна - катайский шелк, провезенный через целый материк, золотая вышивка. - Посмотри на себя! Ты пестр, как попугай! Росские меха, римская парча, кожа из Та-Кемет... Кому ты хочешь пустить пыль в глаза?

- Мой господин. Там, откуда я приехал дикари, общаются хорошо, только исходя из твоего достатка. Если одет как раб - то как с рабом, а если ты господарь - то изволь и одеться соответственно.

- Заканчивай болтать, мой мальчик. Какие вести ты привез? Надеюсь хорошие? А то у меня зверинец давно не кормлен... Львы оголодали...

-- Аве, цезарь! Я привез отличные новости. Вот донесение твоего шпиона, - Леонардо протянул ему тканевый свиток.

-- Что ж, посмотрим, посмотрим... Фу! Неужели шпион не мог найти нормального пергамента и туши? Чем это написано? Углем на простыне?

-- Так у дикарей же.

-- Да, ты прав. Итак, что же он пишет? Посмотрим, посмотрим... Втерся в доверие к ближнику великого князя.... Так. Отправлен на задание им же.... Нападение на Новогородское Княжество... Разоренные города... Неведомые люди... Чрезвычайно мощное оружие... Да... - цезарь задумчиво скомкал послание. - Ты читал его?

-- Да как можно?! Ни в коем случае.... Цезарь, да как вы могли подумать о таком? - притворно обиделся парень.

-- Значит - читал. И что ты об этом думаешь?

-- Я полностью подчиняюсь вашим приказам и полагаюсь на ваше мнение.

-- Не юли, подхалим. Говори.

-- Я думаю, что это отличный шанс для интриги в Новгороде, а может и всю Россь заденет. Давно мы их не ...!

-- Что за ругань в присутствие цезаря! Я ведь еще и первосвященник, а Единый заповедовал скромность в языке! Пшел вон! - с притворным гевом, отпустил гонца хозяин атриума.

-- Повинуюсь, мой господин, - поклонился гонец, приложился губами к руке цезаря и покинул атриум.

-- Стой, - остановил его хозяин, - присядь вон там, и не мешай.

Курьер еще раз поклонился и прилег на лежанку.

"Какой хороший мальчик" - ласково подумал цезарь. - " Донесение прочел незаметно, думает в правильном направлении, а как притворяется, что меня любит... Просто великолепно!..."

Леонардо ди Медичи происходил из старинного рода ди Медичи, который всего на сто лет был моложе рода ди Борджа. Всю свою историю этот род враждовал с родом цезарей и постоянно оспаривал их право на трон. Интриги, отравления, убийства, прямые военные столкновения армий этих родов - все это наполняло историю Рима. Так продолжалось до тех пор, пока прапрапрапрадед нынешнего цезаря не прекратил все это. В то время Рим был истощен внутренней борьбой, потерял несколько своих провинций и влияние в мире и стоял на гране раскола на два государства. Максимилиан ди Борджа, Цезарь Рима предложил роду ди Медичи вечный мир на следующих условиях. Отныне и навеки оба рода клялись не воевать друг с другом, ибо это идет во вред Риму. Род ди Медичи становиться вторым в Риме, его претензии на трон цезарей признавались, но правит миром род ди Боржа, пока не ослабнет на столько, что ди Медичи не подхватят державу из их ослабших рук. С тех пор повелось так - при цезаре, ди Борджа, его главный поверенный и исполнитель - ди Медичи. При чиновнике ди Медичи - наперсник из рода ди Борджа и так далее. Именно таким человеком при цезаре Ди Борджа и был Леонардо Ди Медичи, который несмотря на свою молодость и внешнюю безалаберность уже имел пост начальника разведки.

Максимилиан был мудрейшим человеком. При таком устройстве, когда за каждым твоим шагом наблюдает недоброжелатель, только и ждет момента, чтобы занять твое место, ни род Борджа, ни род Медичи не мог ослабить своих усилий на благо Рима. Ведь это означало потерю должности - для чиновника, суд - сенатору, смерть - цезарю. А в сумме все это позволило сделать огромный рывок вперед во всех областях. Расцвет торговли, быструю и четко работающую судебную и налоговую систему, сильную армию, и огромную, хорошо разветвленную шпионскую сеть.

"... На все. А теперь надо подумать, что будет дальше. Судя по донесению, россы разозлились сильно. А это значит что завоевателям, какое бы сильное оружие у них не было, конец. Они соберут свой большой хурал, договорятся и объединяться, как всегда делают для отражения внешней агрессии. Но, чтобы победить своих врагов, россам, если в донесении не преувеличена сила противника, нужно собрать всю свою армию. И они ее соберут, как и большинство волхвов различных посвящений. А это значит, что границы будут оголены, войска уйдут на север. Как этим воспользоваться?..." - цезарь глубоко задумался. - "Прошел уже почти целый индиктион со времени последней серьезной операции. А как я тогда отлично придумал и исполнил - поссорить два княжества! А какие подарки я получил: хан золотой орды прислал мне гарем из сотни самых красивых женщин со всего света, даже катаянка и краснокожая там были! - цезарь непроизвольно облизнулся, - Жаль последнюю пришлось вскоре отдать на костер... Итиль поклонился мне караваном дорогих товаров. Благодаря тому успеху и полученным подаркам, ушедшим на подкуп, именно мне отдали тиару первосвященника и трон Цезарей. А ведь всему этому меня научил мой бывший начальник, из рода ди Медичи, так что надо быть осторожнее с этим парнем. Не зря же он занимает должность легата разведки. На таком уровне обязательный непотизм принимает форму естественного отбора, когда лучшие из семьи получают самые серьезные назначения. Ну да я опять отвлекся. Значит, как использовать этот шанс? Сообщить об этом Улагчи-оглану? Несомненно - у него найдется под это дело какой-нибудь надоевший бекляре-бек. Продать эту информацию Ганзе? Да они хорошо наживутся на скупке добычи и на рабах, и на игре цен на товары в связи с войной..."

Цезарь внимательно посмотрел на карту, размышляя кого еще можно подключить к нападению.

"Германские баронства и так будут готовы пограбить - их не надо подстегивать... Даны? Норманы? - Конечно тоже. Но почему у меня такое ощущение, что я что-то упустил очень важное?" - цезарь встал и начал медленно ходить по атриуму, под внимательным взглядом Леонардо, который взглядом хотел протиснуться в его мысли. Взгляд цезаря упал на Западный материк и мысль, которая долго стучалась в двери его мозга, наконец-то была осознана.

"Конечно! Как я не подумал! Такое войско не может обойтись без присутствия и силы самих Великих Князей, или, в крайнем случае, их наследников, а также волхвов высшего посвящения. И, вряд ли они по примеру римских легатов будут сильно себя охранять. А это значит то, что есть возможность одним ударом обезглавить, в буквальном смысле - кровожадно улыбнулся своим мыслям цезарь, - все великокняжеские рода. А это смута... Ох, это сладкое слово смута! Да! Именно так и надо поступить!"

-- Слушай меня Леонардо ди Медичи.

-- Да, господин, я весь во внимании, - вскочил на ноги и поклонился куьер.

-- Ты сообщишь всем нашим друзьям, ты их знаешь, о том, что вскоре все силы Росских Княжеств будут отведены на север Новогородского Княжества.

-- Да, господин.

-- Ты тайно подготовишь первый неизвестный легион и лично отправишься с ним на север, договорись о скрытной переброске легиона с северянами на их кораблях.

-- Хм... Цель? Хочу отметить, что один легион это конечно много, но все равно не хватит для....

-- Не перебивай. Цель: скрытное перемещение на север Новгорода и в определенный момент удар по лагерю, где будет находиться великие князья или княжичи, а также волхвы их богопротивной веры. Ты обязан вернуться, или, хотя бы, не попасть в плен живым.

-- Я понял.

-- Ступай, именем Рима.

Леонардо ушел, а цезарь, еще немного постояв и подумав, отправился в другую сторону. Он спустился в подвал и подошел к ничем не примечательной каменной стене. Цезарь распахнул ворот тоги и достал висевшую на шее золотую пластинку причудливой формы, оглянулся по сторонам и вставил ее в небольшое отверстие на уровне колена. Где -то внутри послышался приглушенный шум льющейся воды и кусок стены напротив отверстия плавно отъехал в глубину стены, открывая высокий и узкий проход. Цезарь встал на четвереньки и заполз в проход. Проход закрылся и тут же с визгом разрубаемого воздуха на уровне пояса проскочило огромное металлическое лезвие. Не встань посетитель на карачики - его, или любого другого разрубило бы пополам, несмотря ни на какую одетую броню. Лезвие с тихим шумом поехало назад, и только после этого цезарь встал и пошел. Через сто шагов туннель резко изогнулся и закончился изящной дверцей. Каменной. Цезарь нащупал на стене чуть выступающий от поверхности камень и определенным стуком постучал по нему. Через некоторое недолгое время дверца распахнулась и цезарь зашел в небольшой, освещенный масляными лампами зал.

Стены, потолок и пол зала были выложены обсидианом, воздух нагнетался по очень тонким, прихотливо изогнутым щелям в камне, а пищу находившемуся здесь личному гостю цезаря доставляли по секретному небольшому лифту. Причем никто из рабов не знал, кому идет эта пища, а только задумавшихся об этом скармливали львам. А все остальные заказы гостя цезарь приносил или приводил сам. Вот и сейчас, прошлый заказ гостя медленно умирал на черном жертвеннике, расположенном по центру комнаты. Еще совсем юная рабыня, судя по цвету кожи, где она еще осталась, откуда-то из Та-Кемет, сейчас медленно истекала кровью из многочисленных тонких порезов, мелкой сеткой покрывавших все тело.

-- Зачем пришел, светлокожий?

Цезарь вздрогнул и обернулся. Неслышно подкравшийся за спину перед ним стоял его гость. Узнай об этом госте кто-либо из его семьи или, что гораздо хуже, из правителей других государств, самое легкое, что ему предстояло, это яма с мелкими скорпионами, у которых удалено жало, или с голодными крысами. Перед ним стоял высокий краснокожий жрец Кровавого Бога-Змея Кукулькана, единого бога Западного материка, покровителя войн, вершителя судеб и подлинного хозяина тамошних земель. Жрец одет был только в набедренную повязку, как будто и не чувствовал холод подземелья, а от виска, через все тело очень медленно каплями текла кровь. Незаживающая кровавая рана - "Знак Кукулькана" и основная примета жрецов этого культа. По размеру раны определялся и ранг жреца.

-- Зачем пришел, светлокожий? - еще раз переспросил гость.

-- У меня есть весть для вас, Кровавые Жрецы...

Глава 16. Ольга.

Великокняжеский терем, Киев, Сечень года 1788 от обретения

Ваза драгоценного катайского фарфора, обиженно дзынькнув от удара о стену, рассыпалась на мелкие куски. Цель, в которую девичья рука направила вазу, успела увернуться и теперь укоризненно смотрела на осколки.

-- Ольга, прекрати. Батюшка наш не велел. Это опасно...

-- Кому опасно? Мне? Я у тебя, великого княжича, сына Великого Князя Киевского, воя Перуна выигрываю из десятка один поединок! А с новиком Перуна я сражаюсь на равных! - орала на своего брата великая княжна Ольга Киевская.

-- Всего один бой ты выигрываешь! А если тебя украдут?

-- Да кому я нужна? - продолжала кричать, - кому?

-- Ну, ромеи спят и видят тебя мертвой, ханы орды тебя видят в своих гаремах, булгары, итильцы, кто угодно - лишь бы батюшке нашему досадить...

-- А ты обо мне подумал? Ты знаешь как мне плохо?

-- Плохо? То-то по всему миру ты известна как самая распутная женщина!

Ольга замолчала и отвернулась к окну. Через несколько долей она повернулась обратно - по ее щекам пролегли мокрые дорожки слез.

-- За что? Ты же знаешь - почему... Зачем ты так?

-- Прости меня, Бельчонок, - брат подошел к Ольге и обнял ее. - Я тебя очень люблю, и я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось плохое. А по сему - ты останешься дома, здесь, в Киеве. Прости меня.

Брат ушел, а Ольга осталась стоять посреди своих покоев, разрывающаяся от ярости и заливающаяся слезами.

Когда она только-только входила в женскую пору, княжеская повитуха, по совместительству врач и знахарка, сказала страшное. У юной княжны мертвое лоно, у нее, возможно, никогда не будет детей. Поначалу ей не поверили, но потом, после первого и второго мужчины, когда своенравная молодая княжна наплевала на все княжеские увещевания и окрутила одного из холопов, и ничего не произошло, она озаботилась сильнее. В Святограде, в святыне росов, старый великий волхв, избранник Мары, лучший лекарь на этом свете, почти точь-в-точь повторил слова повитухи. "...Молись, дитя. Боги милостивы к своим детям..." - прозвучало как приговор.

Потом было многое. И непрекращающиеся слезы, и посещение всяких разных ведунов и знахарей, и поездки в другие княжества к тем же, в которых ее сопровождал расстроенный брат. Сумасшедшим метаниям положило конец посещение, по сказке одного ведуна, некой предсказательницы.

По правде говоря, предсказателей особо не жаловали. По некоторым откровениям они не столько предсказывали, сколько творили судьбу того, к ним обращался. Поэтому к ним никогда не обращались те, кто хоть что-то значил в том мире: ни князья, над чьим челом лежала длань самих Богов, ни, конечно, волхвы, ни крупные купцы - они, в гордыне, считали себя творцами своей и чужой судьбы. Однако и гонениям предсказательницы, а также ведьмы, ведуны, жрецы и прочие со стороны волхвов не подвергались, но только пока вели себя по-доброму. По многим причинам. Во-первых, как говорят волхвы, наши Боги настолько велики, что позволяли существование всех этих людей. Во-вторых, Боги не ревнивы, они же наши родичи. В-третьих, если чем могут их детям помочь ведуны - так почему бы и нет. Поэтому и населяли росские земли всякие диковинные существа, и которые как могли помогали людям. Или вредили, но с таким разговор был иной.

Берегини и лешие, упыри и призраки, русалки и водяные, колдуны и оборотни, домовые и болотники - всех и не перечислишь. Они жили, естественно, и на землях других государств, но там некоторых убивали, на некоторых охотились, некоторых ненавидели. А росский человек с детства знал, что делать, к примеру, если заблудился в лесу, или если русалки колосья в косы заплетают...

Предсказательница, которую все кликали Гретой, жила в пещере у отрогов гор, окружающих долину Святограда, на территории Словенского княжества. И встретила их весьма неласково.

-- Пришли? Что тебе, витязь, тут потребно? Судьбу свою хочешь знать? Ну, давай, предскажу. А ее, пустышку, зачем привел?

-- Да как ты, ведьма, смеешь так со мной разговаривать? - закричала Ольга.

-- Да как ты смеешь? - вторил ей брат.

-- А что вы мне сделаете?

-- Да вот щас как развалю тебя саблей, до просагу! - разозлился воин.

-- И не узнаете, то, зачем пришли.

-- Ах, ты! - разъярился привыкший к почитанию молодой княжич и потянул из ножен саблю.

-- Погоди, братец, - остановила его Ольга. - Расскажи нам, вещунья, что мы хотим узнать. Мы хорошо заплатим.

-- Да знаю я, зачем вы пришли, иначе какая я вещунья? Не тебе судьбинушка интересна, сестрицу ты свою, пусточревую, - княжич скрипнул зубами и сильнее стиснул рукоять меча, - привел. Знать хотите...

-- Да. Тяжко мне, ужели я зря всю свою жизнь проживу. Ужели не мужа, ни дома своего не будет? Подскажи? Всех мы объехали, всех спрашивали, на тебя указали. Помоги мне! Богами нашими прошу... - заплакала Ольга.

-- Не рыдай - слезами горю не поможешь. Поди сюда.

Ольга подошла к ведунье. Она внимательно ее осмотрела, долго смотрела в глаза, мяла и рассматривала рисунок руки, проколола палец иголкой, выдавила каплю крови и растерла ее между пальцами, даже на язык попробовала. Потом закрыла глаза и долго сидела молча.

- Заронить жизнь в твое лоно может тока Бог или тот, кто равен Богам.

-- А где же я его найду? И кто это?

-- Этого я не вижу. Все - ступайте отсюда - видеть твою судьбу тяжко.

-- Это тебе за труды, - протянул ведьме Ольгин брат тонко звякнувший мешочек. - Скажи, а неужели ты совсем не испугалась? Я ведь мог тебя убить...

-- Ха! - усмехнулась ведьма. - Мать моя была посильнее меня, она мне предсказала, что я умру после того, как предскажу судьбу бога! Так что я бессмертна, ибо никогда этого делать не собираюсь!

С тех пор Ольга надеялась найти этого мужчину. И ее выглядевшим распутство - не распутство, а дикая надежда найти. Да и мало ли - все ошибаются, и найдется обычный человек? Или ошиблись все разом, такое ведь тоже бывает... ...

За окном шел дождь, зима в этом году в Киеве была дождливой. Злая, после разговора с братом: "Ее, видите ли, не пускают посмотреть на великую битву, в которой примет участие войско всех росских княжеств. Это, видите ли, опасно. Да ладно битву, даже на хурал поехать не дают!!!" Чтобы чуть-чуть унять съедавшую ее ярость Ольга распахнула ставни и попыталась дотянуться головой до льющегося с крыши потока воды, но выступ стрехи над стеной был слишком широкий, и до воды было не дотянуться. Она уже хотела с силой захлопнуть ставни, хоть на них выместить злость, но вдруг услышала голос своего брата. Видимо он тоже не захотел идти в дождь и разговаривал на крыльце.

-- ... Ты проследи, друже, чтобы она не поехала мне во след. На тебя только могу положиться, остальных из дружины своей я с собой заберу.

-- Возьми и меня с собой, Лихомир!

-- Да ты же сам все разумеешь! Не могу! У тебя еще нога не зажила от итильской стрелы. Так что - изволь, послужи мне тут.

-- Эх, - тяжко вздохнул мужчина, - оставляешь меня тут, на такую славную битву не берешь.

-- Михайло, твоя битва сейчас - хранить сестру мою.

-- Так с ней же остаются девки, дворовые, няньки...

-- Да нету веры им. Ты же знаешь мою сестру: заморочит голову, обманет как лиса охотника, и вырвется. На тебя надежда...

-- Будь по-твоему, княже.

-- Утром я уже уеду, твое дело начнется.

Ольга тихонько прикрыла ставни и задумалась. За признание ее способностей брату, конечно, благодарность, а вот за пристава он ей еще ответит. Ее решение, во что бы то ни стало посмотреть на великую битву, встретило очередное препятствие. С другой стороны - одним больше, одним меньше, какая разница?

На следующий день Ольга решила погулять по городу. В сопровождении толпы дворни, следящей за каждым ее шагом, она прошлась по ярмарке, посмотрела недавно привезенные товары. А на киевской ярмарке можно увидеть купцов и диковинки со всего света! Ольга поторговалась с ромейским купцом за так приглянувшееся ей кольцо с изумрудом, обсмеяла ганзейских, боровшихся с новогородцами за лучшее место, с любопытством посмотрела на то, как продают ордынцы полон, с уважением знаками обсудила со степенным катацем тонкую работу выставленных на продажу статуэток. В кузнечном ряду восхищенно повертела в руках булатную саблю изящной суздальской работы. Испросив у одной из своих нянек кусок какой-то тряпки она легонько подбросила ее и взмахом клинка справа налево в воздухе рассекла ее. Немого поторговавшись, сабля стоила целое состояние, а купец ни на рубль не хотел сбавить, она приобрела ее. Для себя, сказав следовавшим за ней неотлучно надсмотрщицам, что в подарок. В предполагаемой дороге сабля будет ей нелишней, а брать что-либо из отцовской оружейной, кде были образцы и получше, она, чтобы не привлекать внимания, не хотела. И уже под самый конец прогулки, она подошла к своей истинной цели, торг это для отвода глаз, к небольшому кабаку на окраине торжища.

Кабак был не из лучших, дочери великого князя в таком уж точно было не место. Но когда сопровождающие захотели отвести ее в другой, она заломалась. Нужный Ольге человек часто бывал именно в этом трактире. Зайдя внутрь, княжна с удовольствием убедилась в правильности своих предположениях. Дан Кьярваль Сломанный Нос сидел на своем обычном месте и наливался пивом.

- Эй, половой, сбитня мне принеси сладкого, да пирогов с мясом, - громко, чтобы услышал Кьярваль, приказала Ольга.

Кьярваль ее конечно услышал. Был он обычным десятником в данской дружине, которую нанимали киевские купцы для путешествия по немецким странам. Для путешествия по орде или Итилю купцы нанимали какого-нибудь мелкого хана. В степи нурманская пехота бессмысленна.

Дан был давно влюблен в Ольгу. Но, хотя Ольге нравились северные мужчины, этого она под полог свой не пускала, предпочитая играть с ним. У нее было несколько таких несчастных, которых она опытной рукой держала на коротком поводе. Влюбленный мужчина ради предмета своей любви готов на любые безумства, что отлично знала Ольга, и чем иногда холоднокровно пользовалась. Вот, к примеру, как сейчас.

-- Я сяду вот за тот стол, рядом с этим мужественным воином, - сказала Ольга и указала рукой на Сломанного Носа, - А вы, - она кивнула в другой угол своим сопровождающим, - там!

Няньки поморщились. Хотя целомудрие и воздержание не всегда считалось особой добродетелью, Ольга давно перешагнула за всякие, даже за такие широкие, границы. И не всем это приходилось по нраву.

-- Здрав будь, Кьярваль Сломанный Нос, - скорчив озабоченную мину на лице, приветствовала десятника Ольга.

-- И ты здрава будь, княжна.

-- Мы же с тобой наедине просто Ольга и Хьярви...

Дан поморщился. Наедине они как раз не были. Максимум чем удостаивала его Ольга - это легкое прикосновение своей ладонью к его лицу.

-- Все ли ладно у тебя, красавица?

-- Да все ладно, не беспокойся, Кьярваль, - еще более посмурнела Ольга.

-- Могу ли я тебе помочь чем, звезда моя?

-- Да все у меня ладно!

-- Да не спорь, Ольга, я же вижу.

-- Все-то вы мужчины видите, ничего от вас не спрятать - польстила, в душе заливаясь хохотом, Ольга.

-- Это потому, что люба ты мне. В чем горе твое?

-- Да совсем мне жизни не дает один... муж. Я уж и так его пыталась отвадить, и эдак... Ничего не помогает... Ужель придется покориться ему?

Кьярваль повеселел. Помочь Ольге, да еще и в том, что ему самому по нраву, а убивать он, как любой дан, любил. Да еще и соперник к тому же!

-- А как звать его?

-- Да он из дружины моего брата. Даже на битву не поехал, раной оговорился ради того, чтобы со мной остаться. Ходит как привязанный. Шагу не ступить. Не люб он мне.

-- Дозволишь ли ты, княжна, помочь тебе в этом?

-- Да я даже не знаю, Михайло сильный воин, я не хочу потерять тебя, мой друг. Ты с нм не справишься, - сделала последний стежок Ольга.

Какой воин останется холоден после такого? Уж точно не воинственный дан. Трезвея на глазах Сломанный Нос стал собираться.

-- Я помогу тебе, Ольга! Кто бы он ни был! - и выскочил из-за стола.

"Как просто управлять мужами. Все их чувства - как листок на ладони. Пошевелишь одним пальцем - так изогнется, пошевелишь другим - по-иному...", - подумала Ольга, удовлетворенно улыбаясь. "Стоит лишь усомниться в их храбрости, чуть поманить улыбкой - и они готовы на все...".

Вечером, перед трапезой, дворовые девки принесли свежие сплетни, до которых Ольга была большой охотницей. "Какой-то дан вывалил на Михайло, из дружины княжича который, ушат кваса в корчме за обедом. И еще непотребными словами усомнился в мужестве Михайла, когда тот предложил помириться. Их там же растащили, пришедший сотник старшей дружины молвил древние слова: "разбирайтесь мечами своими -- чей острее, того и Правда". Михайло, хоть и хворый еще от копченой стрелы, а от подмены отказался. Ну, а в поле он этого нурмана - многие дворовые девки сохли по красавцу Михайло, - споро успокоил. Голова буйна дана только так с плеч скатилась! Вот только и Михайло зацепилb, топором бедро раненное разрубил. Теперь опять, нашему то, тут с месяц отлеживаться!" - облизнулись девки.

Чего и следовало ожидать. Что какой-то простой десятник может сделать с ближником княжича? Ничего. И только то, что тот был ранен, позволило Кьярвалю зацепить его. Да и правда была на стороне Михайло - это дан искал ссоры. Ольга разогнала всех и стала собираться. Осторожно достала с самого дна сундука завернутую в холстину булатную кольчугу тонкого плетения, пару метательных ножей, с которыми она обращалась не хуже брата и охотничий, толстый кожаный костюм.

"Моя душа чиста, - думала Ольга, гладя ладошкой колечки кольчуги, - я говорила ему, что воин сильный. Теперь он в своей Валгалле пьет с златокудрыми девами мед и звенит клинками с дружиной Одина, как любой, кто умер с Его именем и оружием в руках. Но самое главное, теперь дорога свободна. Завтра! Завтра я уже буду в дороге!"

Догнать брата сразу же ей не удалось, все в его дружине вели за собой по два заводных. Да она и не старалась она особо. Чем дальше он отъедет от престольного Киева, тем больше шансов, что ее не отправят под охраной обратно домой.

А вот в то, что охранять ее все же надо, что от досадных случайностей никто не застрахован, Ольгу немного убедил случай, произошедший с ней в дороге.

Случилось все уже на территории великого княжества Суздальского. Ее любимая лошадка по кличке Репей, на которой она отправилась в путь, прозванная так за любовь к Ольге, шла неторопливым шагом. Наездница ее особо не подгоняла, заводных то нету, и кобыла, как будто чувствовала это. Вовсю проявляла свой мерзкий характер, огрызалась и не хотела переходить на бег. Может именно поэтому все произошло именно так, так произошло.

Лесная дорога делала резкий поворот, лошадь шла тихо, поэтому несколько разбойного вида итильских охранников ганзейского купца ничего не увидели и не услышали, полностью поглощенные происходящим. А занимались они очень интересным делом: пытались связать и спрятать в телеге словенского (светлого цвета волосы, коса до пояса, косынка, расшитые красными защитными узорами сарафан и богатый амулет Росских Богов на шее) вида девушку. Купец благосклонно взирал на это, явно прикидывая, какой барыш можно получить за такую красавицу на рабском рынке в Золотой Орде. Не знающая, что предпринять, Ольга так и сидела в седле, лошадь все так же шла тихонько по дороге, поэтому когда ее заметили, до кибитки купца оставалось саженей двадцать.

- Шайтан! - закричал один из охранников.

- Вы глядите, как удачно! Еще одна! - довольно воскликнул купец. - С изрядным прибытком приедем! Надо только провезти ее, а там никто не достанет. Похоже, надо ехать быстрее... - забормотал про себя купец. - Вяжите ее и поехали, - громко скомандовал он своим наемникам.

-- Эй, девка! Слезай с лошади, руки себе вяжи и в телегу садись.

-- Да какая я тебе девка! - возмутилась Ольга. - Я княжна!

-- Вай, вай - какой выкуп получим! - сказал другой охранник, - А ну слазь по-хорошему.

-- Вы совсем разум потеряли? Вы знаете, что с вами за это сделают?

-- А кто узнает...

-- Хватит болтать, Рахим! Вяжи ее уже, а то еще стража явится! - поторопил купец.

-- Ну, девка, смотри, не хотела по-хорошему... - начала один из работорговцев и начал разматывать аркан. - Будет по-плохому... - и резко кинул аркан.

Дальше уже у Ольги заработали рефлексы, вдолбленные на многочисленных тренировках с братом и его дружинниками. Резко пригнувшись и пришпорив лошадь, она рванулась вперед. Вылетевший из ее левого рукава метательный нож, блеснув в воздухе, как лосось чешуей на перекате, по хват вонзился в глазницу второму охраннику с арканом. Первый пока не был опасен - пока он смотает и опять приготовит аркан, у нее есть время. Потратив второй метательный нож на ближайшего охранника, который уже начал натягивать лук (когда только успел накинуть тетиву?), Ольга потянула из ножен саблю. Разогнавшаяся Репья мигом очутилась около оставшихся двоих пеших охранников - один сматывал аркан, другой тоже вытащил саблю. Поводьями скомандовав Ольга подняла лошадь на дыбы, и тренированная кобыла со всей силы опустила подкованные копыта на чавкнувшее от такого обращения тело охранника с саблей. Всадница же одновременно с этим перегнувшись через седло сильно взмахнула саблей и обрушила ее на охранника, пытавшегося рефлекторно защититься арканом от вертикального сабельного удара... Потянув саблю из рассеченной груди Ольга огляделась. Оставшийся конный охранник, ехавший в конце поезда вытащив саблю скакал в ее сторону. Не имея щита, на который можно было бы принять сабельный удар, княжна приготовилась парировать его саблей. Приняв чужую саблю на свою и слегка повернув руку, чтобы чуть-чуть задержать следующий удар, Ольга быстро взмахнула левой рукой и шарик кистеня полетел в голову ее противнику. Тот успел заметить движение и даже подставить под возможный удар оружия в другой руке наруч. Но кистень - не клинок. Изогнувшись об наруч, шарик кистеня только ускорил свое движение и попал вместо виска, куда метилась Ольга, в челюсть охранника. От дикой боли в превращенной в кровавое месиво костей сломанной челюсти, выбитых зубов и кожи охранник слегка поплыл. Собрав все силы он все же пришел в себя, но было уже поздно. Последнее что он увидел - это полоса света, которая прошла под его подбородком.

Все сильнее расширяющимися глазами ганзейский купец смотрел на эту бойню. Его охранников, как цыплят перерезала эта валькирия. Следующей мыслью, которая пришла ему в голову, была о том, что с ним сделают эти варвары за попытку взять в рабство двух свободных, да еще жен. Уже понятно, что прибытка не будет. Охрану перерезали, платить за новую, но это не самое страшное. Главное, это избавиться от видаков. Но если первую девку можно легко прирезать, то от этой, Падший знает - может действительно княжны, избавиться неизвестно как. И тут его взгляд упал на упавший прямо рядом с ним лук убитого охранника. Вытянув из тула первую попавшуюся стрелу, бронебойную, купец натянул лук. Всадница всего в десять саженях - тут и ребенок не промахнется...

- Нет! - обернулась на крик стряхивавшая с клинка кровь Ольга, чтобы увидеть как пущенная из лука стрела задевает круп ее лошади и оставляет на нем длинную, но неглубокую царапину. Полусвязанная пленница повисла всем телом на купце, мешая ему сделать второй выстрел. Разозленный он отбросил лук и выхватил из поясных ножен кинжал, желая разобраться хотя бы с одной, но тут уже Ольга не медлила. Не успевший замахнуться купец упал без сознания на дно телеги. Княжна ударила купца саблей плашмя - ему еще виру платить, а с мертвого виру не спросишь.

Ольга успела только развязать и поблагодарить спасшую ее пленницу, как на дороге появился следующий поезд, тоже ганзейского купца, и тоже под охраной итильских наемников. Этот караван был намного больше предыдущего - одних охранников насчитывалось около полусотни. Окинув быстрым взглядом поле боя этот купец сделал знак забрать женщин и товары. И не избежать бы обеим тяжкой доли, если бы не вывернувшаяся из-за поворота дороги дружина с местным князем во главе.

- Я князь Симеон Тягияев! Что здесь происходит? - спросил бесстрашно подъехавший к купцу прямо сквозь копья неохотно расступившейся охраны всадник. Был он молод и хорош собой, а дорогая броня только подчеркивала его стать.

- Господин. Я есть купец Ганзы! Мое имя есть Франк Олива. Я идти Киев с груз меха и смола. Пока идти - видеть, как это сказать, о, смерть и грабление мой сосед гильдии. Его сольдат убит, его вещи - вон. Это делать эта weib...

-- Так. Понятно. Вяжите их, - князь кивнул в сторону женщин, - и в разбойный приказ в ближайший город.

-- Что? - закричала Ольга. - Да как ты смеешь, князь, по навету немца какого-то своих в допросную избу справаживать?

-- По такому. Законы писаны для всех, что для своих, что для чужих. А будишь кричать - вон вдернем тебя тут же, как татя. Дабы примером своим ты отваживала других. Я здесь князь. Это моя земля. Я здесь все могу.

-- Да? - удивилась Ольга. - Все можешь?

-- Все, - улыбнулся князь. - А ты пригожая. По нраву мне. Коли тебя из приказа за виру в закуп отдадут, то я тебя куплю, будешь мне постель греть.

-- Все, все, все?

-- Да.

-- И даже в холопки продать великую княжну Киевскую Ольгу, ехавшую по твоей, - выделила особым голосом Ольга, - княже, земле к своему брату на великий хурал. По твоей, земле, где свободных росских жен хузарские купчины тянут на помост рабский?

-- Что ты мелешь? Княжной всякая может назваться...

-- А всякая может показать это? - Ольга чуть распустила на шее шнуровку и вытянула висевшую рядом с амулетом Богов небольшую пластинку. - Гляди.

Симеон, легко тронув поводья, подъехал к стоящей на телеге Ольге. Медленно, словно предчувствуя неприятность, нагнулся и посмотрел на маленькую пластинку на руке женщины. Пайза. Золотая пайза. Медленно взял ее, посмотрел, взвесил на руке и крепко сжал ее.

- Осмотреть все! Быстро! Этих, - князь кивнул в строну купца и его охраны, - под стражу взять.

Не успевших даже дернуться, не одетых в брони, наемников споро окружили княжеские дружинники: готовые к бою, одетые в кольчуги и бахтерцы, в шлемах с опущенными личинами и с обнаженными саблями и копьями. Несколько воинов соскочили с коней и стали внимательно рассматривать следы и допрашивать приведенного в себя первого купца, а один, постарше, внимательно выслушивал и задавал вопросы рыдающей местной девушке, которая за сегодняшний день чуть дважды не попала в рабство. Князь же в это время тихо извинялся перед Ольгой. Никто не подходил к ним, желающих попасть под горячую руку опамятавшего князя не было.

Результат поисков полностью подтвердил слова княжны. Еще сильнее разъярившийся Симеон, не долго думая, нашел на ком сорвать свою злобу.

- Слушайте! Я, князь Симеон Тягиляев повелеваю. За обиды, учиненные купцом ганзейским Ясулкой Хитрым великой княжне Ольге Киевской и смерду Алене, дочери Добромила, взыскать все товары и казну его вирой князю Симеону Тягиляеву и частью - потерпевшим женам. За покушение на честь и живот росских жен казнить купца Ясулку колом, - опечалившийся после первых слов Ясулка, после вторых завыл и упал на колени. Но князь еще не закончил. - За навет подлый на великую княжну Ольгу Киевскую ссудить с купца ганзейского Франка Оливы виру в двести золотых гривен князю Симеону Тягиляеву и сто гривен - великой княжне Ольге Киевской. Коли не согласен кто - тот перед Богами ответить пусть готов будет!

Взгрустнувший от расставания с тремя сотнями золотых - со всей казной своей, и еще с частью товара, купец Франк Олива с равномерной ненавистью поглядывал на князя и на своего товарища по гильдии, из-за жадности и глупости которого он и впутался в это неприглядное дело. Вскоре его поезд отправился далее, оставляя за собой глухие удары топора, которым один из гридней князя Симеона вырубал из осины кол для второго купца. Пожелав Ясулке побольше боли и дохнуть подольше, вспомнив о том, что всегда ненавидел этих копченых купцов, Франк Олива задумался о том, как такую потерю можно возместить, но дальнейшая судьба просчитавшегося торговца никого не интересовала.

На месте боя холопы князя споро собирали все, что представляет ценность в телеги, ранее принадлежавшие купцу Ясулке. С убитых, раненого Ольгой лучника походя добили, а трупы кинули подальше в лес - зверью на поживу, снимали кольчуги и пояса с ножами, рассыпанный товар сгружали обратно, лошадей расседлывали, упряжь кидали в телеги, и отводили к заводным. В это время князь Симеон, в качестве виры за свое неверие клялся Ольге, что лично сопроводит ее до Суздаля, дабы никто больше на его земле, или на любой дугой не смог причинить зла такой красавице. Сменившая гнев на милость Ольга благосклонно внимала словам князя, и когда последний предложил усталым женам отдохнуть от пути в его тереме княжна с улыбкой согласилась. На второй взгляд князь был весьма неплох собой. Она даже сделала вид, что сильно устала, чтобы нигде не задерживаться по пути до княжьей постели. Пересев в седло к князю, легко обвив руками того руками, шаловливые пальчики княжны заползли под кольчугу и нежно, как это она хорошо умела, прикоснулись к шее, да так - что воин ощутимо вздрогнул.

- Что ж, если утро и день были плохими, то может вечер и ночь искупит это? Я буду молить Богов об этом...- тихо мурлыкнула Ольга на ухо слегка покрасневшему князю.

Крики посаженного на толстый, чтобы подольше мучился, кол охотника поживиться на Роси рабами вскоре затихли, отрезанные очередным поворотом лесной дороги.

На следующий день, так как все утро, после бурного дня и не менее бурно проведенной ночи, Ольга проспала, развалившись в шикарной княжеской кровати, княжна размышляла.

"Князь, как и ожидалось, оказался неплох. Очень даже, - Ольга как кошка потянулась в кровати и даже мурлыкнула от удовольствия. Сначала была баня, потом пир а потом ночь... мм... И какая ночь... Ну да ладно. А вот что мне теперь делать?".

Положение, в котором оказалась молодая женщина было несколько неприятным. По всем правилам приличия молодой женщине, а уж тем более, настолько знатной, не дозволялось путешествовать одной, без опеки другой женщины. Конечно, даже в дешевых кабаках ходили слухи о любвеобильности молодой княжны, но то слухи и сплетни. А правила приличия, это правила приличия. И пока она путешествовала неузнанной - это одно дело, а теперь... Теперь ей надо было срочно раздобыть какую-либо женщину себе в попутчицы-компаньонки.

"Конечно, - продолжала раздумывать Ольга, - Симеон легко мог дать мне в сопровождение любую, только пальцем укажи, но... Но! Эта женщина будет исправно следить за мной. Но не про доле приличий, а чтобы донести. И споро рассказывать князю, который, дурачок, кажется на меня запал. О детях шептал, о долгой жизни вместе... А это - плохо. Не к месту и не ко времени мне это сейчас. Что же делать? А что, если попробовать вот так?..."

-- Эй, кто там есть! - крикнула Ольга.

Дверь в спальню отворилась и в спальню вошла дородная немолодая женщина, в добавок еще разодетая в кучу юбок. Наверняка доверенная тетка или бабка Симеона. Кого еще он мог поставить охранять свое нежданное сокровище?

-- Чего хотите, княжна?

-- Девка та, что с нами вчера приехала, где она?

-- В людской поселили, пока ярыга виру считал да делил.

-- А сейчас она где?

-- Да вроде уходить уже собиралась.

-- Но не ушла еще?

-- Нее...

-- Позови ее сюда.

-- Как изволите, княжна.

Через некоторое время перед Ольгой предстала ею спасенная девушка. И спасительница. Не успев хорошенько ее разглядеть вчера, сейчас княжна внимательно к ней присматривалась, решая сгодится она или нет. На вид простая крестьянская девочка, только недавно превратившаяся в девушку. Потянув время еще немного, и дав девке разволноваться, Ольга забросила первый камень.

-- Здрава будь, не знаю как тебя величать, - хотя она отлично помнила приговор князя, в котором эту девку называли по имени-отчеству.

-- Алена я, Добромила дочь.

-- Благодарствую тебя, Алена дочь Добромила, что спасла меня вчера от татя с луком.

-- Да ведь и ты меня спасли княжна, так вроде как сочлись.

Мысленно Ольга поморщилась. Девка оказалась не дурой, и на благодарность ее не взять. Хорошо, попробуем по-другому.

-- А откуда ты шла? И куда?

-- Шла я из Святограда, а куда - не знаю. Куда глаза глядят...

-- А почему?

-- В Святоград я ходила, хотела в Великие Семинарии поступить, да вот только не взяли меня.

-- А с чего это ты решила пойти? Али заметила за собой дар какой?

-- Да нет.

-- Значит одна совсем осталась?

-- Да что ты, княжна, дай Боги батюшке здоровья и жизни долгой.

-- Так что тогда, - уже догадалась о настоящей причине Ольга.

-- Да женить меня хотели супротив воли моей!

-- Да как можно! А почем ты волхвам жалобилась? Это Боги наши запрещают - любовь ломать? Что же твой любимый не пожаловался.

Алена слегка покраснела и неохотно созналась.

-- Да не было у меня еще любимого... Так бегали и проказничали разные, а за этого не пойду. Не люб он мне!

Теперь Ольга улыбнулась. Эта девка в ее руках! Теперь осталось только верно заманить ее.

-- И что теперь собираешь делать? Ты теперь богатая, - княжна кивнула на мешочек приличных размеров, который неосознанно мяла в руках Алена. В ответ та только поморщилась. Что делать с такой опасной для нее суммой денег она не знала.

-- Не знаю...

-- А пойдешь ко мне в холопки? Я уж точно тебя женить не буду, пока сама не женюсь. Коли сама не захочешь, конечно...

-- Ну, не знаю...

-- При мне будешь. В тереме жить княжеском, дружинники вокруг молодые да статные, князья... Платья цветастые....

-- Ну....

-- Что ты как коза - все нуу, да беээ...? Не хочешь как хочешь. - притворно обиделась Ольга.

-- Твоя взяла, княжна. Пойду!

-- Вот и славненько, - просияла интриганка. Мелкая победа, и над неопытным противников, а все равно приятно. - Я тебе денег не даю, а посему, коли не понраву будет, так уйдешь сразу. Ах да, - спохватилась Ольга, - последний вопрос - годков тебе скока?

-- Четырнадцать.

Ольга приуныла. Ей сразу на ум пришла давняя история, которая случилась в княжестве Псковском, которое входило в великое княжество Суздальское. Псковские были извечно известными скрягами. Про них столько смешных историй рассказывали в кабаках. Что они в пути даже навоз от своих лошадей с собой подбирают, что одежку старую кожаную они размачивают и свиньям скармливают, чтобы не выбрасывать и убытка не терпеть. Отчего они были такими - никто не знает. То ли на них соседство близкое с германскими баронствами так действовало, толи еще что, но уже давно к слову псковские прочно прилепилось слово скобари - так их и называли "скобари псковские".

А история была невеселая. И весьма поучительная для всех князей. Однажды князь Псковский Михай решил, что слишком мало у него холопов и решил набрать их весьма хитрым, как ему казалось, способом. Правда Росская не говорит, с каких годков человек продать свою свободу, от Богов данную, продать за сытую жизнь под княжим крылом. Вот и устроил Михай пир великий, балаганов пригласил море, зверинец у князя великого выспросил, различных кушаний сладких наготовил и кинул клич. Дескать, приезжайте с детьми своими на княжью щедроту. Скобари жадные так и потянулись в Псков. А уж там княжие ближники детишек отвлекали от родичей, да за леденец грамотку давали берестяную (на пергаментную князь решил не разоряться) подписать. И когда поехали назад семьи, то тут и оказалось, что один два ребятенка то уже того, не свободные, а княжьи холопы. Что тут поднялось в городе! Созвали вече, долго кричали на нем, да не до чего не докричались - князь не нарушил Правды. Но помимо закона земного - есть еще Суд Божий, который в каждом человеке - совесть. А вот к чему он князя приговорил, неизвестно. Но до одного все же договорились, и уже на следующий день Псков стал пустеть. Ушли ремесленники свободные, снялись с места и плюнув на поднятое хозяйство ушел черный люд, купцы, видя что город пустеет тоже покинули его. Даже дружина княжья ушла, не смогла вынести такого. И остался князь Михай с одними холопами, из которых половина малолетние, закупными крестьянами и норманскими наемниками. Все кто мог, все ушли. Никто не захотел оставаться там, где их детей, как в Орде, в рабы за чешуйку медную берут.

А еще через месяц в город пришел монах и вызвал князя в поле, на Суд Божий. И как только переступил круг освященный князь, как споткнулся, нога его подвернулась неудачно, и он упал на вытащенный свой же меч. Суд Божий рек однозначно. И бродить князю духом неприкаянным лет двести-триста по терему своему, да замолил его сын, Михай Второй, грех его. На коленях перед вечем стоял и клялся Богами... И сделал ведь! Нанял лучших в Святограде наставников, на 20 лет от податей освободил всех, к концу этих лет чуть сам по-миру не пошел, но все дети, в холопы скупленные, и их семьи никакого зла не затаили.

С тех самых пор князья с опаской в холопы брали тех, кто мал годами. А вдруг?...

Ольга задумалась, но решив, что раз ее холопку уже собирались замуж выдавать, то она уже взрослая, решила рискнуть.

-- По своей воле, без принуждения и в здравом уме ты, Алена, дочь Добромила, называешься холопом Ольги, княжны Киевской?

-- Да.

-- Клянешься пред Богами нашими, родителями?

-- Клянусь.

-- Ну, вот и хорошо. Деньги свои при себе держи, а приедем - мне можешь отдать на сохранение. Подбери себе одежу походную, завтра с утра выезжаем в столицу с князем Симеоном, в сопровождении его дружины.

Дальнейший путь оказался недолгим и скучным. Скакали быстро, на ямах подставы брали, а по ночам княжна отлучалась в комнаты князя. Однако рано или поздно идиллия пути кончилась, и княжна Ольга бросила поводья в руки холопа во дворе великокняжеского терема в Суздале. Быстро поднявшись по ступеням и показав ближникам князя словенского, охранявшим палаты, в которых проходил хурал, от посторонних, тамгу она в сопровождении Симеона встретилась со своим любимым братом.

Брат ее не разочаровал. На его удивленное лицо можно было бы смотреть часами, если бы очень быстро удивление не уступило место ярости.

-- ОООЛЬГА!!!! - медведем заревел он. - Как ты посмела так поступить?!

Глава 17. Твердило

Великокняжеский терем Суздальского кремля, Лютень года 1788 от обретения

Дружный смех, которым поприветствовали появление великой княжны Ольги, быстро затих. Выдавив княжну за приделы комнаты, совет князей продолжился. Обсуждаемая проблема была очень серьезна, не подразумевала всяких там смешков и веселий, как и присутствие на совете лишних людей. Да и разговор проходил, хм... непросто. Очень непросто. Тяжело, прямо скажем проходил.

-- Итак, подведем итог. Пока все было хорошо, вы торговали с ними с невероятной прибылью. Подчеркиваю, редчайшими товарами - одни пилы чего стоят! И брали, наверное не одну цену со всех нас. Так? Вижу, что так. Далее. Но вам и этого было мало, вы решили забрать себе все. Я ведь не ошибся? Не так ли? Я не поверю, что все дело в этих самых находниках, что они сами начали. - Великий князь Суздальский Всеволод Ратимирович был безжалостен.

Здесь, на хурале, где присутствовали только великие князья либо их наследники, в выражениях можно было не стеснятся. Подданные этого все равно не видели, а князья, помимо всего прочего, были меж собой сродственники.

- Да, - ответил великий князь Новогородский Любослав.

Такого позора с ним уже давным-давно не случалось. Точнее, вообще никогда не случалось ранее. Он, великий князь, Даждьбожий внук, должен, как проворовавшийся холоп, униженно просить своих родичей. И самое печальное то, что его сосед, великий князь Суздальский, имея блистательного начальника посольского, сиречь разведывательного, приказа, был полностью прав во всем. Да, купцы торговали. Да, с бешенной прибылью, некая часть которой перепадал и ему. Но его самовластным родственникам никогда не понять, как это править сидя в шатком кресле, когда каждый дорвавшийся до крупного барыша купчина может вчинить неугодному ему князю огромные беды, вплоть до смещения. И как его роду приходится всю историю изворачиваться, чтобы сохранить свое княжение.

-- Так значит, ваше купечество разрешило обратиться за помощью? - переспросил у князя новогородского князь суздальский.

-- Более того, сами меня молили отправиться к вам, в ноги падать и просить. Дескать, терпим убытки невиданные, то есть людей убиваю, в полон сгоняют...- скрипя зубами ответил князь новгородский, намеренно выдав истинные причины войны. Все равно все всё разумеют, а так хоть, может, поймут его.

-- Раз так... Тогда мы, для начала, чтобы принять верное решение, хотим услышать честные слова, правду про те события.

-- Хорошо. Дело было так. Впервые эти люди появились у нас в прошлом году. Говорят и по-нашему, и не по-нашему одновременно. Что можно различить, что нельзя, но то, что это их собственный язык, а не плохо выученный наш, совершенно точно. Приехали в один из наших городов на севере. Обратились к купцам, предложили на торг уникальные товары по смешным ценам. Те согласили, куда уж там. Торговля велась через одну деревеньку на берегу реки, которую эти представляли своим главным городом. На самом деле, есть гораздо больше поселков и один крупный город - это уж мои прознатчики выяснили. Языки после кувшина доброго вина у их воинов развязываются точно так же, как у наших. Как только они с такой удалью отстроились... Ну да ладно. То, что они заняли часть пустующей земли никого особо не взволновало, так как во-первых, особо было оговорено подчинение поселков нашим законам, а во-вторых, в случае чего города и веси никуда не убегут, и останутся нам. Так что, одна польза. Была.

-- И что же произошло?

-- Беда в том, что есть... хм, был... у меня один очень горячий по своей молодости князь. И как на зло, именно он оказался соседом этих пришлых. Когда же он узнал о том, что только одна сделка с новиками принесла купцам столько барышей, сколько он собирает за два года со своего малолюдного княжества, только долгие мои увещевания и угрозы кар смогли остудить его горячую голову. Но когда пришлые славно погуляли в одном из его городков, помяли его зазнобу из местных, и вдобавок разграбили храм... Тут уж остановить я его просто не успел. Когда гонец с моим письмом, запрещающим какие-либо самостоятельные действия против находников, только приближался к столичному городу того князя, того уже не было в живых, а город - уже разграблен пришлыми.

-- Понятно. И чего от нас хотят твои купцы?

-- Они хотят защиты. И наказания пришлых согласно заключенным ранее договорам. Действия пришлых попадают под пункт о всеобщей опасности и....

-- Не попадают! И вообще, я чего не понимаю. Купцам то что? Пограбили князя и ладно! Им только посмеяться... Или их тоже обуяла жадность? - продолжал давить Всеволод.

-- ...

-- Молчишь. Что ж, все ясно. Тебе есть еще что сказать?

-- Да. Купцы обещали, что поделятся полоном и добычей...

-- Они что, смеются над нами? Они и так это сделать будут обязаны! - удивился Твердило, молодой княжич Словенский.

-- Да уж! - произнес Всеволод, - Ты у них совсем охолопился, князь!

Повисло молчание. Князь Суздальский, в порыве насмешек над своим менее удачливым товарищем, перешел невидимую черту, за которой они уже перерастают в оскорбления.

-- Коли я еще раз услышу такие слова, Всеволод, то следующий наш разговор будет в поле! - встал и четко произнес князь Новогородский, глядя прямо в глаза своему соседу. И рука его при этом лежала на рукояти сабли.

-- Да, прости меня. Совсем уже опамятовал. - Пошел на попятную суздалец. Дествительно, из-за красного словца война никому не нужна была. Итак, тут вон с гостями бы незваными разобраться.

-- Также, новогородские купцы обещают оплатить половину всех расходов. А еще, в честь повинной, отдадут половину барышей за ту торговлю.

-- Хм... Что-то маловато как-то. - Задумчиво проговорил Твердило.

-- Согласен. Неинтересно нам, киевлянам, гибнуть за барыш новогородцев. Коли бы чего страшное было, тогда бы мы поддержали, и речи быть не может. Но ради чужой выгоды лить свою кровь... Батюшка всегда учил меня, что это не дело. - Согласился Лихомир.

-- Значит, ставим на голосование? - небрежным тоном бросил Всеволод.

-- Да! - быстро согласился Твердило. Отец отправил сына вместо себя на этот хурал набираться ума-разума, из-за чего парню пришлось пропустить зимнюю охоту. "Ведь через пару месяцев А пока можно и поохотиться по снегу, и по скованной морозом земле сходить заратиться к тем итильцам или на гребень катайский" Твердило собирался решить все вопросы как можно быстрее и проще. В этом случае можно было вернуться и застать хотя бы часть зимних развлечений.

-- Я тоже за! - Ответил Лихомир.

-- Что ж. Давайте сочтемся, - как хозяин хурала предложил Всеволод. - Любослав?

-- За! Конечно же, за!

-- Лихомир?

-- Я против.

-- Твердило?

-- Я тоже против.

-- Итак. Мой голос решающий. Не забывайте, хозяин имеет при равенстве дополнительные решающие полголоса. Итак, я, конечно же говорю... - он победно взглянул на поникшего Любослава, - говорю... ЗА!

-- Ну вот и отлично! Никакой войны... ЧТО? - поперхнулся Твердило.

-- Почему? Как? - одновременно спросили Любослав и Лихомир.

Всеволод убрал с лица улыбку, прекратил дурачится и заговорил предельно жестко. Даже Любослав от его слов поморщился, не то, что молодые княжичи.

-- Я вам удивляюсь, княжичи. Вы вообще кем собираетесь быть, когда ваши батюшки уйдут за мост. Обычным воином? Охотником? Или может мелким офеней? Или все же великими князьями, от решения которых зависят целые страны? Так вот если хотите стать ими, по-настоящему, а не петрушкой говорящей, руках ближника-скомороха, который дергает вас за ниточки, вам с следует прилежно учиться. Вас сюда ваши отцы отправили на от сестер прятаться, и не от охоты отлынивать. Они отправили вас сюда, дуралеев, учиться!

-- Да я тебя на поединок...

-- Молчи уж, герой гладиатор, и слушай, что тебе старшие да умные скажут. Вот ты посему, к примеру, Твердило сказал против войны?

-- Ну, так это, вы сами...

-- Ты кто такой, чтобы кому либо на слово верить? Свои должны быть у тебя наушники, которые все расскажут, чтоб ты мог приянять решение. И не один, и не два - а много различных... "Сказали ему..." Прям как дитя малое...

Лихомир не удержался и тихонько рассмеялся, так потешно выглядел обиженный княжич.

-- А ты, что смеешься? Думаешь, я тут в качестве шута балаганного распинаюсь?

-- А я могу объяснить свой выбор!

-- Может он... Знаю, что можешь, только не всегда это в итоге хорошо выходит. Вы притчу про веник все знаете? Так вот, поберечь своих, когда твой сосед с ворогом бьется, поодиночке сгибнуть.

-- Но ведь вы сами...

-- Слушайте и думайте, иначе так и вырастете болбесами, которых ромеи вокруг пальца обведут, как не раз и поумнее ваших обводили. Итак, что вы прослушали в том что сказал Любослав? А то, что чужаки построили на нашей земле города. Очень быстро. Конечно это и мы можем, коль заранее все дома заготовить а потом сруб бревнами по речке спустить, но для этого нужно просто дюже много народу. А они таких поселков построили не один и не два. Наши дознаватели, конечно, не такие утонченные, как ваши, поить не умеют (конечно же умеют, и подпоить, и сманить, и подметным письмом испугать), все по старинке, дыбой да железом каленым, но выяснили, что чужаков всего тысяч 10-15. Из них половина женщин, и сотен двадцать воинов. Тыща плохих и тыща хороших. И вот эти считанные сотни за сезон отгрохали столько выселков и городище!

-- И? - не понял Твердило.

-- А еще, какую землю они себе подобрали? Такую, где нам самим жить очень сложно и невыгодно!

-- И?

-- И значит это, детинушка, что они намного превосходят нас в знаниях. И знания строить города - это еще не самое страшное. Итак, судя по допросным листам, а также по воспоминаниям Петра, который не зря Пришлым обозван, основной силой находников является запрещенное Богами нашими огнебойное оружие. Оно стреляет очень часто и далеко. Ни ромейское, ни наше, ни даже краснокожих, огнебойное ни в какое сравнение не идет. То оружие, что мы захватили с языками бьет точно на 5-10 перестрелов, и при этом пробивает любую броню наших воинов, кроме как особо прочного куяка или бахтерца и то, если стрелка попадает в зерцало, а не в кольчугу. При этом воин все равно получает тяжелейшую рану - как палицей ударили. Простые ратники в кольчуге али в тегиляе... У них нет никакой возможности спасти свой живот, их просто пробивает насквозь. - Продолжил объяснения суздальский князь.

-- А если погода плохая будет? Дождь али снег? - перебил его вопросом Лихомир.

-- Не спасает. Мы его и в грязь кидали, и в золе возили, а все равно палит.

-- И что, даже если мелким песком засыпать - все равно палит?

-- Да. Все рано, но недолго. Но этого "недолго" хватит для того, чтобы разбить нас опять.

-- Но ведь, как рассказывают подсылы, все же мы смогли достать часть врагов наших. Стрелами.

-- Да. Но тогда они просто не знали и не были готовы. Теперь, я думаю, они не допустят таких ошибок, и не подпустят нас близко - расстреляют издали. И даже при том, что мы потеряли около десяти сотен воинов, они потеряли всего десяток. Гибель сотни наших воинов за одного вражьего - слишком. А ведь не следует забывать и о наших исконных врагах... - рассуждал Всеволод. - Но все равно, сейчас беда не от них, а от этих пришлых. И коли кто еще не понял какая, - князь посмотрел на отвернувшихся княжичей, - то поясняю. Уже сейчас они умнее нас, уже сейчас они сильнее нас. И уже сейчас они нам враги. И если нам не закрыть то оконце, через которые эти приходят в наш мир, то ммы дождемся тех ужасных железных колесниц или серебряных птиц, которыми нас пугали взятые в полон. Именно поэтому, мы должны все вместе навалиться и смять их.

-- Так значит... - обрадовался было Любослав, но Всеволод не закончил.

-- Но это не значит, что мы это должны делать бесплатно. Не тот случай это. Лихо разбудили ваши купцы, вам и платить за это!

Князья помолчали, потом Любосав согласно махнул рукой и сказал.

-- Ну и добре. Пусть мошну свою порастрясут. Теперь, после того как мы достигли согласия, что мы будем делать? Что мы можем сделать? Все же находники так сильны.

-- Я познакомлю вас со списками беседы с пойманными татями, которых хитростью сманил купец Петр. Основная сила находников в их огнебойном оружии в том оконце, через которое они к нам пролезли. И оба этих вещи мы должны будем убрать.

Дальше хурал перешел на обсуждение практических вопросов, и первый вопрос задал киевлянин.

-- И какими силами мы собираемся их бить? И что с этого иметь будут воины? Полон? Добыча какая? - поинтересовался Лихомир.

-- Вам бы только добыча, совсем вы, с такими соседями, работать на земле разучитесь, - слегка поддел его князь новогородский Любослав. Настроение у него стало совсем радужным. И пусть ему еще предстоит выдержать настоящую битву со своими купцами, которым придется изрядно раскошелиться (куда там находникам - вот самые страшные враги), все равно настроение у него было отличным. "Ведь помимо всего прочего теперь его влияние в княжестве окрепнет. Опростоволосившиеся купцы теперь еще долго не будут косо смотреть в его сторону. Теперь бы еще послали мне боги поболе преданных людей..."

-- Не о том вы все судачите, князья. - Вернул Любослава из размышлений голос Всеволода. - Вы на главные вопросы сначала ответ дайте. "Как нам оружие их мерзкое пересилить?" и "Как оконце нам найти и закрыть?"

-- Так это, волховское дело. Надо их звать. - ответил Твердило.

-- Пока, дети мои, я не вижу ничего такого, чтобы волхвы вмешивались в дела ваши. - Раздался из темного угла комнаты пятый голос. Заскрипели половицы и под очи троих удивленных князей предстал седой старик.

-- Хочу представить вам моего гостя. - Встал Всеволод и лично пододвинул незнакомцу кресло. - Это волхв Святогор, Витязь Перуна, Витязь Даждьбога, Витязь Велеса. Он согласился поприсутствовать на Хурале. Как вы знаете, у волхвов нет сейчас единого правителя, но скажу по секрету, к слову Святогора на совете волхвов очень, очень внимательно прислушиваются остальные волхвы.

-- Это не совсем так, дитя. Да, многие почитают меня, но не след этим гордиться. И пока, хотя во многом ты прав, дитя, я, повторяю, не вижу здесь ничего, с чем бы вы не справились без нас. Оконце, конечно же, мы закроем, но в остальном...

-- Толи я совсем запамятовал, но ужель я не сказал? - удивленно произнес Всеволод. - В бою том, с находниками, один из лучших воинов князя, Витязь Перуна, пустил Княжью Стрелу.

-- И что?

-- А то, что князь их, или как они его называют, Полковник - по названию его дружины, естественно получил эту стрелу в сердце. Да вот уже через месяц он ходил спокойно...

-- Что?! - вскочили все князья. - Не может быть!

-- Может. Мои прознатчики говорили, что Полковника только ранило, хоть и сильно - но лекари его выходили. А вот его преемник и ответственен за разбой в наших землях, он и его дружина сожгла город. Но не это главное. Само то, что он выжил после княжьей стрелы... Вы разумеете меня?

Это было уже серьезно. Каждый из князей знал, что такое Княжья Стрела. Только лучший боец, Избранник или Витязь Перуна мог пустить такую. И только одну, после чего валился без сил и был при смерти еще сутки, а некоторые и заступали за грань между явью и навью. Но стрела эта летела очень далеко, хоть один перестрел, хоть десять, и всегда, всегда, попадала точно в сердце вражеского воеводы. Защитить от нее не могла никакая броня, хоть три куяка натяни, все равно в щель попадет. Только божья длань могла защитить от такой стрелы. Мог отделаться ранением волхв-избранник или волхв-витязь, князь, на которого все княжество молится, либо, конечно же, чудо, то есть прямое божественное вмешательство.

Волхв на долгое время глубоко задумался, никто не решился его отвлекать, после чего встал и сказал.

- Благодарю тебя, дитя, что поведал нам это. Вовремя. Тогда ты действительно прав. Может над ними божья длань лежит, а это гораздо страшнее для нас. Только еще чужих враждебных Богов нам не хватает. Вы знаете, что наши Боги сильны на столько, что позволяют молиться своим детям и другим богам. Другое поведение - знак слабости. Но если другие Боги враждебны их детям, то таким Богам нет места на нашей земле, как нет места Кровавому Богу краснокожих. Если находников защищает неизвестный Бог, или Боги, и боги эти хотят нашей крови, одно то, что они продали нам наших раненых, говорит об этом, то война будет тяжелой. Я придаю этой войне статус Святой. И теперь каждый волхв, воин, землепашец или холоп должен принять в ней участие.

Опешившие князья еще долго сидели молча.

-- Хм... а может не следует такие серьезные силы привлекать? - первым переспросил Любослав. - Все же посев скоро, и работы у крестьян полно. Да и остальных с места срывать...

-- Не обязательно принять в ней участие мечом. Крестьяне - обязаны кормить, воин - биться, волхв - лечить и молиться. Молиться, кстати по этому слову, будут обязаны все. Быть может, так мы сможем перемолить силу нового Бога...

Теперь, с такой глобальной стратегической поддержкой, планировать поход можно было начать посерьезному. И теперь уже без всяких скрытых смыслов и наущений, первый, Всеволод поставил самый главный вопрос.

-- Кто будет командовать объединенной армией?

Вопрос был действительно важным. Раньше часто случалось так, что из-за спорящих о родстве и воеводах, кто и кому должен был подчиняться, проигрывалась важная битва. Правда, в последнее время назначенный предводительствовать воевода (обычно волхв Перуна высокой степени) сам назначал командиров над отрядами. А все претензии, коли вы посчитали себя оскорбленным, в поле, после битвы.

-- Я думаю, что волхвы предоставят нам своего командира, раз это святой поход... - осторожно начал Любослав...

-- Нет. - жестко отрезал Святогор. - Не будет так. Выбирайте сами.

-- Тогда... - Задумался новогородец. Конечно хотелось самому, но выдвигать себя, когда ему и так пошли навстречу в основных вопросах.

-- Нет. Не ты, - подтвердил его мысли Всеволод. - Я считаю, раз молодым не терпится так повоевать, вот пусть кто-то из княжичей и покомандует. - "Только целее будут". - Вот и выберите меж собой.

-- Пусть Твердило будет командовать, - первым, после раздумий сказал Лихомир. - Его границы к этим находникам ближе, пусть он и командует.

-- Но... Это... - Растерялся княжич. И как не хотелось ему не выглядеть невозмутимым, как не хотелась деланно отказывать, но даже притвориться он не смог.Да и кто бы в его возрасте и с его духом воина отказался бы? - Я согласен, - смущенно выдавил он.

-- Вот и добре. Но, - погрозил пальцем Всеволод, - конечно же, под нашим приглядом! - Все рассмеялись.

-- Да я, да да как вы подумат могли, - еще большее смущение княжича, нагородили еще более здоровым хохотом.

-- Ладно, посмеялись и будя. - прервал Святогор. - Пусть вот воевода святого похода нам поведает о том, что, когда и как следует предпринять. Начни, дитя, с войск.

-- Аа..

-- Войска.

-- А... Ну... Во первых - нужна легкая конница. Для преследования, для атаки флангов и для карусельной стрельбы. - стал размышлять молодой воевода. - Это ко мне и соседу моему.

-- Я сниму с границы со степью всех казаков, сто сотен. - Сразу же отозвался Лихомир. - Батюшка не будет против. Каждый двуоконь пойдет. Надеюсь ополченцы и черный люд придержат границу, если Орда пойдет в атаку... Заодно полоном и добычей они разживутся. От них ничего не спрячешь.

-- Хорошо. Я приведу к этому всех преданных мне ханов, - ответил Твердило. - Дальше. Для первой атаки нужна тяжелая конница - это уже к Суздалю и Новогороду.

-- Я приведу свои дружины, и большую и младшую. Десять сотен тяжелой конницы я наберу, - подумав ответил суздальский князь.

-- И я приведу свои дружины, да и купцы свои рати подрастрясут. По два-три доспеха передние оденут, им не сражаться, им до стрелков главное дойти, а там уже сабельками погулять, - ответил Любослав.

-- Хороша мысль, мои тоже так поступят, - добавил Всеволод. - Еще по тем местам речка течет на север, кабы не ушли по реке... Да и попали они сюда по реке, как сказывали языки. Значит и оконце там на севере где-то.

-- Я понял тебя, князь. Нам нуженхоть какой-то флот... Любослав?

-- Я приведу ушкуйников. Они корабли свои волоком перетащат да в речку ту, у истоков спустят. По реке никто не уйдет, да и вниз быстро спустится получиться. Сколько?

-- Я думаю 10-15 средних ушкуев с нарядом обычным будет самое то.

-- Не меньше тридцати! Запас карман не тянет, как вы знаете, князья. Да и способ быстро перекинуть десять сотен воинов будет. Не забывайте - места те болотистые, войско уйдет на север, а обратно, коли нападут вороги, как быстро вернуться? - старшие князья довольно переглянулись. Парень немного начал соображать. - Тут то и ушкуи будут по месту. Да и тянуть их зимой по льду гораздо легче, чем летом - по волоку.

-- Но они смогут участвовать в бою не раньше лета, или травеня минимум!

-- Может и раньше. - Подумав сказал Любослав. - Лед то идет к устью от истока, и мы также пойдем. Так деньков десять и выиграть можно. И все равно раньше травеня мы не можем начать битву. Цветень и березень - там все одно большое болото. И все едино, до конца зимы войска не успеют собраться, а если и успеют, то возвращаться им придется долго. По грязи, в которую превратит таянье снегов все дороги.

-- То есть, ты воевода, предлагаешь начать главное сражение в травень? - переспросил волхв.

-- Да.

-- Хм... Время есть, но места то там, дикие, ненамоленные... Много сил потребуется нам. Если еще ко всем прочему и все войско помолиться, мы сможем уговорить Богов дозволить нам честный бой. Но войско должно быть сильно большим, даже больше того, что вы пока собираете. Следует поднять поболе людей. - Внес свое требование волхв.

-- Поддерживаю, - откликнулся Всеволод. - Окружные страны пока сеяться будут, да и в грязи вязнуть - не нападут. А после, уже мы успеем воротиться. Главное, быстро там всех победить и окошко то найти и запереть.

Далее осудили тактику, стратегию, вчерне набросали на доставленной карте где организовать сборный пункт, где складировать припасы, чем оружать воев, и какую броню вдеть на кого. Вопросов становилось не меньше, а с каждым мгновением все только больше, поэтому, чтобы не погрязнуть в мелочах, решили закругляться.

-- Кстати, - повернулся Твердило, когда уже все поднимались уходить, - а что в святой поход вложат волхвы? Помимо молитв?

-- Ты сомневаешься в нужности молитв дитя? - удивился волхв.

-- Да как можно! Я сам видел как волхв молитвой исцеляет рану! И еще видел в Пляске самого Перуна! Просто... Ну... Ммм... - мялся княжич.

-- От имени всех волхвов наших Богов-прародителей, посылаю в битву пять десятков лекарей, сто Воинов Перуна и пятерых Чувствующих, избранников Даждьбога. Чтобы найти и закрыть то дрянное оконце. Этого достаточно?

-- У... - завозились князья. - Щедрый дар.

-- Боги не любят смотреть на обиды своих детей.

На этому хурал закончился, и все князья разошлись по своим делам, которых у них теперь стало очень много. Последним, дождавшись когда в комнате останутся только вдвоем, уходил волхв. Правда, перед уходом он кое-что сказал Всеволоду.

-- Ты отлично все разыграл, дитя. Только смотри, князь... - Волхв подошел поближе к сидящему за столом довольному князю, и пристально посмотрел на него сверху вниз. - Не слишком заиграйся! - тихо, но жестко, с неприкрытой угрозой произнес Святогор.

Улыбка сползла с губ Всеволода. Пусть стоящий над ним не был князем, не имел земель, и вроде бы не имел дружин, но власть, которой он обладал, та неизмеримая сила всех волхвов, которых он мог позвать по свои стяги, и самое главное, неимоверная личная мощь, которую волхв сейчас не маскировал, заставили Всеволода утвердительно кивнуть. Дверь за волхвом давно закрылась, а Всеволод так и сидел в кресле. Его все еще ощутимо потряхивало.

Волхвы любили и умели воспитывать детей. Да вот только не всякие их полезные уроки оказывались ученику приятны...

Следующие несколько месяцев прошли в сборах и путешествии сквозь Словенское и Новогородское великие княжества по раскисшим весенним дорогам. Теплые деньки цветеня и травеня превратили все главные зимние и летние дороги - реки и озера в кипящую льдинами и снежной крошкой пропасти, а весенние и осенние - в глиняные топи и озера грязи. Может быть, гончары и были бы в восторге от такого количества рабочего материала, но бойцы и сопровождавший армию прочий люд тихо и громко проклинал решение хурала идти на север в это время. Чем дальше уходило сборное войско, чем плотнее становился его поток, тем меньшее расстояния проходилось за день. Постоянные остановки на то, чтобы счистить с собственных ног, копыт лошадей или колес телег, на которых везли убоину, зерно, доспехи и сено для всей огромной армии, настоящие грязевые пласты; постоянные поиски стороннего пути после того, как одна из телег с возницей и грузом ушла в глиняную пучину за один миг, как в болото, все это сильно замедляло войско, причем настолько, что под вопросом оказывался сбор в указанное время. Единственным приятным моментом стало то, что обратная дорога будет очень быстрой. Посмотрев на глиняную широчайшую просеку, которая оставалась после войска, один ближников князя Всеволода, недавно принятый в дружину волхв, воин Перуна, Мстислав, предложил превратить это глиняное море в кирпичную дорогу. Для этого всего лишь надо было, когда чуть подсохнет верхний слой глины, разложить на всем протяжении дороги костры. Глина спечется и дорога станет твердой и крепкой, что позволит обратно идти войску с огромной скоростью. За эту здравую мысль князья лично, вскладчину одарили волхва харалужной саблей. А черный люд и холопы, живущие поблизости от дороги и обязанные по слову Святой войны помогать всеми силами, нагруженные такой непосильной в весеннюю страду барщиной, пожелали про себя Мстиславу гибели страшной в предстоящей битве.

Надо отметить, что находники как будто бы чувствовали, что скоро по их душу придут - то и дело приходилось унимать различных мелких князей новгородских, до которых доходили известия о разорении очередной деревни на побережье или в глубине леса. Но, несмотря на все трудности к концу травеня, как и было уговорено, армия и обоз собрались на условленном месте - на огромной поляне в пяти верстах от места прошлого сражения с находниками. Согласно Святой войне весь травень по всем весям волхвы и простой люд молились о даровании победы над ворогом, поэтому, накопив много сил, волхвы обещали провести несколько очень-очень редких обрядов. Первый обряд волхвы провели за пять дней до битвы.

В этом обряде Твердило не только ни разу не участвовал, но и в летописях не читал, только от сказителей и былинников слышал. Обряд проводился только в самых крайних случаях, когда от сохранения дружины зависела судьба всего княжества. Но обряд требовал огромных сил и от волхва, и от всех остальных молящихся. Рано утром, еще до восхода солнца, волхвы собрали всех воинов, которые собирались участвовать в битве. Все волхвы загодя набрали воду в специально освященные для этой цели стеклянные сосуды и с первыми лучами солнца начинался обряд. Каждый из воинов, начиная с воеводы в роскошном полном доспехе, то есть с Твердилы, и заканчивая последним степным конным лучником в драном стеганном халате подходил к жрецу:

-- Молился ли ты, дитя, о ниспослании победы воинству нашему святому над ворогом поганым?

-- Молился!

-- Желаешь ли ты ворога изгнать, кровь свою и чужую за правое дело пролить, заветы Богов-Прародителей наших нарушив?

-- Да. За правое дело готов живот свой положить!

-- Желаешь ли ты узнать судьбу свою, волю Перуна?

-- Да желаю.

-- Согласен ли принять ее?

-- Да!

-- Тогда брось свой амулет сюда и молись, да ниспошлет тебе Перун знание судьбы твоей в сражении. То уже Перуну судити...

Далее каждый снимал с выи гривну, или браслет с руки, или цепочку с амулетом, бросал в воду и молился с волхвом о ниспослании слова Богов. А амулет, брошенный в воду, либо опускался на дно, либо оставался на поверхности, либо погружался в воду - но не до конца. И бывало часто так, что амулет из перьев, легких как пух, камнем шел на дно, а золотой браслет - плавал на поверхности. В зависимости от этого волхв и высказывал судьбу. Если плавал амулет: "милостивы боги к тебе, воин. Не пророчит Перун тебе в битве следующей ни гибели страшной, ни раны кровавой. Благословение Божье на тебе, иди на битву спокойно". Если же амулет погружался в воду, но не до дна, волхвы отвечали так: "милостивы боги к тебе, воин. Не пророчит Перун тебе в битве следующей гибели страшной, но пророчит рану кровавую". Но если амулет тонул, то говорил волхв: "Милостивы боги к тебе, воин. Коли пойдешь на битву ты следующую, то сложишь голову свою буйную...". К вечеру обряд был закончен. Каждый воин чувствовал себя так, будто бился целый день, а волхвы вообще упали без чувств там же, где закончили обряд, столько им потребовалось сил. Только через три дня они пришли в себя, и только на пятый день были готовы к главной молитве.

На следующий день после первого обряда каждый князь разделил свое войско на три части. Первая, большая, состояла их тех бойцов, которым боги предрекли смерть в следующем сражении. Дабы сохранить войско, которое потребуется на границах, эта часть была определена на охрану лагеря, в котором после второй молитвы останутся полностью обессиленные волхвы, и на сбор с поля боя раненых и убитых. Вторая часть, в которую вошли бойцы, которым пророчили рану несмертельную, была отряжена на отлов бегущих с поля боя врагов, вязание полона и сбор дувана. Третья часть, самая малочисленная, в которую вошли те, которым боги не пророчили ни раны, ни смерти, а также часть тех кто, несмотря на предостережение Перуна, решили рискнуть, составляли основные силы, приготовленные для битвы.

На пятый день после первого обряда была назначена битва. Боги послали для битвы отличную погоду, ясное солнце, которому несомненно также было интересно взглянуть на битву, не закрывало не единого, даже самого маленького облачка.

На опушке огромного лесного массива располагались укрепления находников. Перед ними, на версту простиралось огромное ровное поле, которое как бы самими богами было подготовлено для слитного копейного кавалерийского натиска. Западнее этой местности располагалась огромная система холмов и оврагов, которую невозможно было проверить полностью, но судя по всему находников там не было, а восточнее располагались бездонные болота. Ближе к болотам, подальше от неспокойных, как князю показалось, оврагов, расположили воинский стан, в котором остался обоз, палатки для раненых, купцы, а также напросившаяся в ратный поход великая княжна Киевская Ольга. Твердило, после совета с воеводами и волхвами Перуна решил так.

На расстоянии версты от укреплений выстроилось росская рать. Первый ряды войска занимала тяжелая конница. Именно эти конники - большинство из личных старших дружин великих князей, одетые в два или три доспеха, один поверх другого, с дополнительными зерцалами, на прикрытых железными листами самых сильных лошадях, именно им предстояло выдержать на себе смертоносный ливень из огнебойного оружия врагов. Эта конница не была предназначена для рубки бегущих, для преследования или для выкуривания пешцов из их нор. Ее задачей было просто дойти до переднего края и прикрыть своими телами остальные войска.

Второй ряд составляла легкая конница. Степняки. Одетые в легкие стеганные халаты или бездоспешные вовсе, кроме толстого кожаного наруча на левой руке, чтобы не перегружать коней весом, и вооруженная самыми сильными луками. Ее задачей было при приближении первого ряда к крепости на перестрел засыпать передний край врага стрелами из-за спин бронированной конницы, подавить и ошеломить вражьих стрелков, чтобы те думали не о стрельбе, а о своей жизни, чтобы испугались и побежали от копыт конницы.

Третий ряд тоже состоял из легкой конницы. Но ее вооружение и задачи были другими. Одетые в легкие кольчуги, вооруженные саблями, ножами и рогатинами, именно эти, состоявшие в основном из казаков, воины, привычные к схваткам один на один, к бою пешими и конными, должны были разбить врага и преследовать его, если он побежит. Точнее, когда он побежит.

Итоговое отношение сил было таково. По донесениям разведчиков из числа новогородских лесников и по допросу взятых тут же языков, сейчас находники располагали приблизительно пятью-девятью сотнями воинов в превращенной в деревянно-земляную крепость на опушке леса. У росичей было: конницы тяжелой - сто сотен, конницы степной - пять тысяч, конницы казацкой - еще пять тысяч. Все остальные росские войска были оставлены около лагеря. Исходя из того, что в туле, или как его называли находники, магазине, каждого из противников было тридцать зарядов, соотношение было не в пользу росичей.

Наконец перед войском выступили волхвы и начали общую молитву. Сейчас на них, на всего пятистах волхвах сосредоточилась сила богов, собранная молитвами со всего росского мира. Быть проводником такой силы - почетно... и смертельно. Ровно в полдень началась молитва. Обычно, при молениях росы не становились на колени - какому отцу нравиться что его сын, продолжатель его рода и его дела унижается и лебезит, но сейчас был особый случай. Каждый воин преклонил колено и склонил голову. И молился. Молился о том, чтобы дойти до врага и вступить в бой, молился, чтобы не погибнуть напрасно, молился об избавлении от врага, молился о снисхождении к павшим другам, прощался с этим миром, готовый ради мира и спокойствия своих жен и детей покинуть явь. Молился изо всех сил, от всей души. Молился...

-- ...То уже Богови судити! Перун! Пошли детям своим благословение свое! Пошли им удачу, пошли им счастье честного боя! Перун! ПЕРУН! - все громче и громче молились волхвы. - Вперед воины! Не посрамите живота своего и Богов наших! За Рось! Вперед!

-- УРА!!- дружный рев войска был ответом на конец молитвы.

Волхвы, исполнившие свой долг, упали замертво. Большинство из них так и не пережило этой молитвы, заступив по дороге к Богам за грань, отделяющую явь и Ирий. Часть осталась в живых, но уже никогда не смогла оправиться - сила и благость богов, которых они коснулись слишком сильна, нежна и желанна, чтобы после этого можно было жить. Темные пещеры и глубокие кельи забрали их из мира, ибо после божьей благодати каждый предмет до боли кричит о своей несовершенности. И лишь несколько самых сильных волхвов благополучно перенесло эту испытание.

Пока воины взбирались в седла и последний проверяли броню и оружие, войско получило ответ Перуна на их моления. В спину войску задул легкий ветерок. Но за несколько долей его сила все наросла, превратившись в ураган. Такого ветра хватило бы для атаки на толстый строй степной кавалерии, которая своими луками могла истребить любой строй не хуже огнебойного оружия находников, но это было еще не все. Через лучину ветер стал нести в сторону противников мелкий песок, прах и частички глины, забиваясь в глаза, в дула оружия, мешая смотреть и стрелять. Еще через лучину ветре стих.

-- УРА!! За Рось! - вперед понесся строй тяжелой кавалерии, возглавляемый князем Твердило.

В ответ на этот крик крепость окуталась дымом от дружного залпа и в сторону кавалерии полетели пули и грохот выстрелов. То тут, то там в бронированной стене тяжелой кавалерии стали появляться бреши от выбитых из седел пулями бояр или убитых коней, но не позволяя пулям лететь дальше в первый ряды выходили латники из задних рядов. Но чем ближе подлетал кавалерийский вал к позициям врага, тем, как не странно, слабее становился огонь вага и тем меньше становились потери. Боги сделали то, о чем их просили - уровняли шансы и дали возможность честной копейной сшибки и сабельной рубки. Пыль, грязь и песок забивались в движущиеся часть огнебойного оружия, отчего его со временем клинило, оставляя солдат полностью безоружными. Вскоре кавалерия подошла на перестрел и на крепость обрушился ливень стрел. Каждый из пяти тысяч лучших степных лучников за те десять долей, которые кавалерия летела на крепость, успели выпустить по целому толстому колчану - полсотни стрел. Если каждый выпустил по пять десятков стрел, а всего лучников пятьдесят сотен, то во врага, получается, улетело 250 тысяч стрел, превратив укрепления и лежавших в открытых окопах солдат в ежей.

Не выдержав, часть солдат побежала, другая часть, наоборот, поглубже забилась в окопы, достав из кобуры пистолеты, у кого они были. Храбрые умерли первыми, под копытами тяжелой кавалерии, лошади которых не замечали в горячке скачки окопов и всей массой проваливались туда. Трусливых настигла предназначенная именно для этого легкая кавалерия, которую по команде князя пропустили сквозь строй тяжелой и степной кавалерии через специально открытые проходы.

Как и воспрошалось у Богов, погибших среди войска не было, хотя и были многие раненные из числа тех, которые не смогли удержаться от боя, зная о своей судьбе. Разгром находников был полный. Кое-где еще отдельные позиции оборонялись, в основном те, на которых оказалось либо запасное, либо убранное вовремя от Воли Богов огнебойное оружие, но это уже не играло никакой роли, хотя и добавляло раненных. Такие укрепления забрасывались стрелами из стрелковой карусели степной конницей под прикрытием тяжелой кавалерии. Основные же силы легкой и степной кавалерии, под командованием успевшего сменить коня, скинуть тяжелую броню и одеть легкую кольчугу князя Твердилы устремились вперед по свободной теперь дороге, туда, где всего в свече скачки был ничего не подозревающий главный город пришлых. А где город - там и полон, и добыча.

Но на середине пути, всего в полусвече скачки, конная рать внезапно натолкнулась на противника. Встреча оказалась полной неожиданностью для россов, а вот находники успели хоть как-то подготовиться к ней - не услышать топот многих сотен лошадей невозможно. Поэтому когда авангард отряда, в котором только по чистой случайности не оказалось князя Твердилы, выскочил за крутой поворот дороги, то натолкнулся на мощный залп в упор. Выживших не было.

Твердило быстро принял решение отойти чуть назад, спешиться, разделить лучников и казаков пополам и смешанные поровну отряды отправить в лес по обе стороны дороги, дабы из под прикрытия леса пострелять колонну ворогов, стоящих на дороге. Но, как известно, умные мысли приходят в голову одновременно, и спешенные кавалеристы встретились в лесу с пехотой врага.

Тут уже бой пошел совсем другой. На стороне пришлых их огнебойное оружие, полностью исправное, часто стреляющее и смертельное на любой дистанции. За россов - частый лес, который с одной стороны препятствовал противнику полностью реализовать преимущество своего оружия, а с другой, ему же мешал организовать ровную, правильную линию обороны. И часто бывало что рассеивающиеся все дальше и дальше в лес солдаты, отстреливаясь из-за дерева справа, получали стрелу или метательный нож от россов слева. Ну и, конечно же, помогали Твердило постоянно подходящие и подходящие подкрепления, которые сразу с седел включались в бой, так как потери были воистину чудовищны.

Точку перелома в бою точно определить было нельзя. Просто потихоньку плотность огня со стороны находников стала уменьшаться - заряды к огнебойному оружию у них были не бесконечны. Если раньше дробь их выстрелов сливалась в непрерывный грохот, то сейчас все чаще и чаще они стали звучать по одному.

Финальную черту в бою подвела сотня тяжелой кавалерии, личной дружины Твердило, которую он опрометчиво оставил позади. И сейчас, дав чуть-чуть отдохнуть лошадям, а всадникам замотать им копыта тряпьем, чтобы хоть немного приглушить звук, Твердило отправил этот отряд в самоубийственную прямую атаку по дороге. Именно там, на дороге располагался воевода противника. Этот неожиданный маневр принес успех. Воевода врага поступил глупо, отправив в лес всех своих воинов, оставив с собой всего десяток. Конечно, около сорока дружинников получили ранения или были убиты, пока доскакали под выстрелами до него, но потом, деморализованные остатки отряда были рассеяны в лесу. Добивать их не было ни желания, ни времени.

Пока Твердило собирал своих бойцов, пока перевязывали раненых, считали убитых и пересобирали десятки и сотни, прошло еще около свечи. В этой стычке всякие потери составили около двадцати сотен, тогда как потери находников - три сотни убитыми и плененными, и еще столько же, или около того - разогнанными по лесу. Все говорило о том, что теперь город ничего более не защищает, и можно было спокойно без потерь захватить его. Но, наконец, все было сделано, и отряд, посаженный на конь был готов к выдвижению.

"И конец этой войне. Но все, же - какие чудовищные потери! И если при штурме потеряла дружина сборная всего лишь сотню убитых, да еще три сотни раненых, то только в этой битве, которую и битвой то не назвать, я потерял пятнадцать сотен воев только мертвыми, всего за пол полсвечи! Проклятое оружие! И правильно наши волхвы запрещают его! Столько убитых!" - размышлял князь. Внезапно, его оторвал от размышлений стук подков. Судя по нему, кто-то очень сильно спешил по дороге, и от внезапного неприятного предчувствия у князя стало холодно на душе. Вот из-за поворота показался гонец на взмыленной лошади. Он подскочил прямо к князю, и, с трудом выговаривая от усталости слова, прохрипел:

-- Княже. Там нас разбили. Скорее!

-- Кто? Кто мог разбить? Что ты мелешь?

-- Ромеи, по виду. Сразу на лагерь наш напали...

-- Сколько их?

-- Неизвестно, но судя по некоторым признакам...

-- Сколько?

-- Один. Полный легион.

-- Что??? - завопил князь. - Немедленно поворачиваем назад.

-- Все?

-- Хм... Не все. Три сотни казаков пусть тихонько, лесом, пройдут к городу и попробуют повеселиться там. Негоже врага оставлять совсем безнаказанным. А уж после ромеев настанет и их черед.

Глава 18. Игорь

Конец мая 2005г. Городок.

-- Сержант Петров?

-- Я.

-- На выход!

-- Есть.

"Де-жа-вю" - думал Игорь. "И чуть больше года прошло, а я опять сижу по арестам. Уже пять месяцев. Прогулка раз в день и скудный паек... Да что за судьба такая? Живешь правильно, поступаешь честно, а получаешь за это только неприятности. А те, кто нарушает все что можно и нельзя - на коне!"

-- Эй, земеля, куда меня? Вроде для прогулки - рано.

-- Не разговаривать! - одернул его конвоир.

"Новенький, - подумал Игорь, - опять будет выеживаться, как только придумать сможет. Интересно, а куда же меня ведут? Хотя мне еще повезло, что меня сразу не шлепнули зимой, как, по слухам, мои товарищей по самоходу. Вот и жди теперь суда. По словам одного конвоира, который хорошо относился к нему, по приказу полковника Сергеева, отданному им еще до ранения, его приказано было до разбирательства поместить в камеру. Роль камеры исполняло отдельно стоящее деревянное здание, в котором располагалась гауптвахта. Потом полковника тяжело ранили, и стало ему не до меня. И еще долго было "не до меня", т.к. все его силы отнимало выздоровление. А вот сейчас, похоже руки дошли..."

На улице был солнечный, теплый майский денек. Думать ни о чем плохом не хотелось. По солнышку так приятно было бы погулять, выпить пивка, а не идти хрен знает куда. Тем временем Игоря провели мимо небольшого огороженного пустыря, на котором его "выгуливали", и повели дальше. Еще несколько минут и его привели в армейскую баню, выдали мыло, чистое нательное и форму без знаков различия. Внутри бани никого не было, особого тепла тоже не было. Видимо ее топили вчера и не для него, так что мыться пришлось прохладной водой.

"...Ну хоть что-то, - продолжал размышлять Игорь. - И что теперь со мной будет? Как мне сказал все тот же сочувствующий караульный, как только Сергеев немного пришел в себя, и узнал о самовольной отлучке и нападении Седенького на местных, то он приказал снять со всех участвовавших в этом по паре звездочек, а личный состав второго полка по-тихому разоружить и превратить из солдат в рабочих... Слова Сергеева "Идея набрать в войска таких солдат и так была не ах, а теперь показала себя во всей своей красе!" - ходили по всем поселкам как анекдот. Такие вот пироги. Что со мной будет, я ведь как-никак под Седым ходил, не знаю. Единственное, что мне советовали, это говорить правду. Сергеев не любит вранья."

Помывшегося и одевшегося в чистое сержанту на руки нацепили наручники, (надо же - кто-то включил кандалы в список требуемых предметов для колонистов!), и отвели к штабу. Там в одной из комнат заседал суд. Председательствовал на суде Сергеев, Седенького не было. Как свидетель присутствовал один из рядовых, участвовавший в том плачевном самоходе.

Сам суд оказался для Игоря очень тяжелым. Для начала обвинитель зачитал список статей, по которым обвиняется сержант Петров Игорь. Список был внушительный :

- ...Позволяет квалифицировать действия подсудимого по статье УК РФ номер 338: "Дезертирство" часть вторая, статье 332: "Неисполнение приказа" часть вторая, статье 340: "Нарушение правил несения боевого дежурства" часть первая, статье 341: "Нарушение правил несения пограничной службы" часть вторая, статье 347: "Уничтожение или повреждение военного имущества по неосторожности"...

После этого, Игоря еще раз, который по счету уже он и не помнил, только точно больше двадцатого, попросили рассказать. О том, что произошло, о своих действиях, о действиях других участников. Он рассказал. Потом заслушали свидетеля, которые, к большому удивлению сержанта, спокойно и честно рассказал, как все было, подтвердив показания Игоря. Наконец, молчавший до этого председатель задал вопрос:

-- Скажи, сержант, а почему же ты хотел помешать своим товарищам развлечься?

-- Развлечься? - не выдержал и вспылил Игорь, которому уже надоела неопределенность и сама концепция вешанья на него, как на старшего по званию, всех собак. За что ему, по сумме, светило десять-пятнадцать лет тюряги, или, учитывая подписанный ими контракт - высшую меру. - Мы же все же армия, если вы это забыли, товарищ полковник, а не банда! И грабить мирных жителей, тем более, в мирное время, да еще ради развлечения - это позор! Неужели у нас совсем нет чести? Не...

-- Молчать! - приподнялся и заревел Сергеев.

-- И не подумаю - тем более все равно мне нечего терять! Такие поступки позорят армию!

-- А дезертирство, значит, не позорит? - спросил один из судей.

-- Дезертирство позорит только дезертира, а не армию, тем более я не дезертир. А немного развеяться мы хотели...

-- Развеялись вы на славу, - внезапно успокоился еще минуту назад красный от ярости Сергеев и заинтересовано посмотрел на Игоря. - Хорошо. Суд выслушал обвиняемого и удаляется на совещание.

Суд удалился на совещание и после недолгого отсутствия был оглашен приговор.

- ... суд постановил: полностью снять обвинения по статьям 341: "Нарушение правил несения пограничной службы" часть вторая, 347: "Уничтожение или повреждение военного имущества по неосторожности" и статье 340: "Нарушение правил несения боевого дежурства". Изменить обвинение по статье номер 338: "Дезертирство" часть вторая на обвинение по статье 337: "Самовольное оставление части или места службы" часть первая и признать подсудимого виновным по данному обвинению. Признать подсудимого виновным по статье 332: "Неисполнение приказа" часть первая. Назначить наказание по статье 337 "Самовольное оставление части или места службы" часть первая в виде ареста на три месяца. В данный срок зачесть предварительное заключение, отбытое обвиняемым. Назначить наказание по статье 332: "Неисполнение приказа" часть первая разжалованием и содержанием в дисциплинарной воинской части на один год. Из-за отсутствия доступа к другим дисциплинарным воинским частям содержать отбывать наказание следует в первом полку. Приговор вступает в действие после оглашения. Судья...

Дальше Игорь уже не дослушивал. Такой приговор говорил о том, что его просто-напросто помиловали. Может, Сергеев его пожалел, может, просто он полковнику чем-то понравился или за чем-то понадобился, раз его перевел к себе. Может просто какая-то интрига меж двух полковников, ведь теперь Игорь по гроб жизни становился обязан и предан Сергееву, и в случае конфликта с Седеньким... "Приятно все же быть живым, здоровым и на свободе, но как бы не оказаться камешком между жерновов."

После суда ему сняли наручники, прямо там же, определили роту, где служить и показали своего нового командира. Лейтенант назвал его отделение и повел в казарму. Игорем предстояло заткнуть дыру в штате, которая появилась после боя с местными. За личными вещами Игорь не пошел. То, что за пять месяцев хранения среди вороватых соседей от них осталось что-либо ценное, ему не верилось.

Отделение, в котором он оказался, ему понравилось, нормальные мужики оказались. Никто не даже косо не посмотрел, хотя все знали, откуда он. "Хорошо, что в драках на Земле с ними я не пересекался, а то бы нехорошо могло выйти. Хотя это были бы и их проблемы...".

Его новая рота в эту неделю отдыхала. В связи с тем, что солдат стало вдвое меньше, срок отдыха сократили вдвое, и теперь в месяц была положена только неделя. Совсем недавно их сменили на основной позиции, прикрывающей единственную дорогу вглубь огромного лесного массива, в центре которого располагался Городок. Эта дорогу, по которой еле-еле мог протиснуться "Урал", была единственной, помимо речки, связью с остальным миром к югу от городка. Через лес, состоящий из кедров, сосен и елей, большинство из которых в несколько обхватов, а низ завален ветками, проложить дорогу неимоверно дорого и долго, поэтому дорога приобретала стратегическую ценность - по ней в частности водили торговые караваны. Еще зимой, после боя, разведка стала доносить, что местные жители как-то очень пристально изучать своих торговых партнеров. Появилось много охотников, которые мало охотились, а больше старались проникнуть на охраняемую территорию, много купцов, которые не столько торговали, сколько вынюхивали и сманивали народ к себе на службу. В связи с этим, гарнизоны в маленьких деревнях и хуторах были уменьшены, а на этой позиции - наоборот увеличены до четырехсот человек. Две-три сотни были раскиданы по деревням и прочим важным токам (например - золотой прииск), а остальные отдыхали в Городке, являясь резервом на случай внутренней (капитан Седенький и его ближний круг никуда не делись) или внешней угрозы. Так прошла зима и весна.

Однако за время отсидки Игорь пропустил несколько важных, и много не очень, событий. О них ему по очереди, за обедом, рассказывали его новые товарищи. Кстати, первой неприятной новостью стал обед. Паек, который получал Игорь на "губе" естественно не включал в себя разносолов. Обычный солдатский паек, может чуть погрубее и побезвкуснее обычного, каши да каши. Но оказалось, что дело не в том, что он сидел на губе. Резко изменилась ситуация с продовольствием.

Все войска и все поселенцы были обеспечены продовольствием (в основном крупами и продуктами долгосрочного хранения) из расчета на целый год. Далее, чтобы стимулировать самообеспечение, поставки продовольствия планировалось уменьшать, а на пятый год и вовсе прекратить. Однако к этим продуктам, кроме муки, в первое время мало кто прикасался. Живое свежее мясо бегало вокруг по лесам: выйди на опушку и бей зверя, рыбу из речек черпали котелками, и то, только по началу. Потом всякую мелочь, менее полуметра длинной вообще за рыбу перестали считать. Грибы, ягоды, дикий мед - все это осеннее изобилие заставило забыть о невкусных кашах... Однако к весне дела пошли плохо. Изобилие рыбы из рек и озер повычерпали. Теперь приходилось ее ловить, и не всегда привередничать, если попалась на крючок или в сетку рыбешка всего в ладонь длиной. Зверья стало еще меньше. Часть выбили, часть откочевала по сезону, часть попряталась глубже в лес. Ягоды и грибы найти под снегом слегка трудновато, а то, что насушили и солили давно съели. Своего скота и птицы наростить еще не успели, трогать существующих было строжайше запрещено. Вот и приходилось забыть о разносолах и вернуться к пайкам, причем тушенка стала котироваться очень высоко.

Вторым очень неприятным моментом, и, кстати, также объясняющим скудость стола, было то, что местные из равнодушных стали злыми. В последние два месяца купцов из местных стало мало, зато стали частенько случаться нападения на одиночных поселенцев, на караваны и даже на небольшие деревеньки. Кто это были? Дружина местных князей желающих мести, или просто тати, как говорили допрошенные раненные, но подполковник Севъевский, который, как и раньше, занимал у Сергеева должность начальника первого отдела, предрекал серьезные неприятности. Теперь для того, чтобы просто привезти свежие продукты из отдаленных поселков, требовалась чуть ли не целая военная операция. Эти нападения вынудили Сергеева сильно рассеять свои и так небольшие силы по охраняемой территории. И людей мгновенно стало не хватать просто катастрофически, хотя лично для Игоря это было благоприятным событием, объясняющим его мягкий приговор.

Третьей неприятной новостью, вытекающей стало издание строжайшего приказа, налагающего жесточайший запрет на личный и командный состав войска, а также на поселенцев, на общение с местными. Даже за простой разговор с местным без специального на то разрешения было обещано множество наказаний, вплоть до расстрела на месте. Сергеев был справедливо озабочен возможными попытками массового дезертирства, а Севъевский инфильтрации и разведки местных. И не без причины.

К примеру, сразу после появления у стен торгового форпоста в январе месяце первого купца, в охране деревеньки недосчитались двух солдат. Когда пошли по следам подозреваемого купца, на первой же стоянке нашли послание. В записке, которою нашли прибитой к дереву на видном месте, было написано, что они устали служить, и хотят зарабатывать больше, как им предложил купец. А с учетом того, что записка была написана по-русски, никакого сомнения именно в добровольном дезертирстве, а не похищении, не осталось. Поверить же в то, что двух вооруженных автоматами и пистолетами солдат смогли сначала вырубить без следов борьбы, а самое главное - в наличие у местных знания письменного русского, было сложно. Кстати то, что дезертировали они с оружием и немалым боекомплектом, тоже не было приятным моментом. О том, что местные обязательно подробно расспросят новых охранников, и что те не будут запираться, сомнению никто не подвергал. Не настолько командиры были идиотами.

Четвертой новостью, совсем свежей - вчерашней, которую вовсю обсуждали за едой, был набор в третий полк. Под все усиливающимся давлением местных, пришлось обратно вооружить часть самых вменяемых из бывшего второго, разбавить их авторитетными и боевитыми поселенцами, и поставить эту сборную солянку гарнизоном охранять главный проход в центр заселенных земель. Опытный и лучше подготовленный первый полк полностью переводился на охрану поселков и караванов. Это весьма спорное согласно военной науке решение (ведь сделать нужно было бы строго наоборот), исходя из текущей ситуации было вполне обоснованным. Нападения на хорошо укрепленную вооруженную позицию, после того впечатляющего поражения, от местных можно было не ожидать (а даже если и ожидать, то особых проблем это все равно бы не принесло - гранатометы, пулеметы и автоматы при наличии достаточно БК могли в течении получаса накрошить любую местную армию), а вот вступать в бой на лесных дорогах и отбивать разбойников от поселков приходилось чуть ли не каждый день...

К вечеру обед, плавно переросший в ужин, захватил уже всю роту. Откуда-то появились бутылки с медицинским спиртом, который разбавляли для вкуса черничной и брусничной водой. Пьянка на сегодняшний день была, оказывается, запланирован уже давно, Игорь просто придал ей повод. Отвыкший от выпивки новичок быстро потерял нить праздника, его за руки и за ноги донесли до пустующей койки, положили на бок и так оставили до утра.

Пробуждение было несладким. На следующее утро, его разбудил вой боевой тревоги, который чудовищным гулом отдавался в похмельной голове. Рядом стоял одетый дневальный, который и включил сирену.

-- Скорее!

-- А что?

-- Вставай и беги!

-- Да что случилось то?

-- Тревога! Боевая! Быстрее! - и побежал будить других.

Делать было нечего. Игорю пришлось быстро вставать, поправлять кое-как измятую за ночь одежду, благо спал он одетый, взять тревожный комплект и идти на построение.

На плацу была легкая паника. Бегали и сержанты и лейтенанты. Ничего не понимающие солдаты тихонько переговаривались, стоя в строю. Наконец, появился командир - сам полковник Сергеев.

- Смирррна! - скомандовал майор.

- Солдаты, - Сергеев начал сразу, без предисловий. - Мы попали в тяжелую ситуацию. После неправомерных действий подполковника Седенького местные жители ополчились на нас. Сейчас третий полк, охраняющий наши границы, сообщает о приближении огромного войска. Час назад связь с ними, после панического сообщения, связь с ними прервалась. По результатам оценки количества войск, есть шансы, что они могли потерпеть поражение или просто понести серьезные потери. - По строю пробежал недоверчивый шепоток. - Конечно, это может быть и чья-то дурная шутка, или просто сломалась рация, но мы решили перестраховаться. Поэтому, было принято решение усилить второй полк. Первый отряд усиления в количестве пяти рот пешим шагом отправиться на позиции второго полка прямо сейчас. Если же ситуация обостриться, то в качестве последнего резерва на позицию отправиться еще две роты, погруженные на грузовики, и ЗСУ, под моим личным командованием. В этом случае город останется охранять только одна рота. Поэтому я решил провести частичную мобилизацию - еще триста человек из состава поселенцев будут включены в состав войск на время данного конфликта. За старшего, в мое отсутствие, останется подполковник Севъевский. Все. Вольно. Майор, вам выступать.

-- Вольно, - скомандовал майор. - Разойдись. Личному составу первого батальона десять минут на сборы.

С недовольным бурчанием солдаты разошлись собираться. Так как у Игоря большого числа пожитков не было, да и вообще, из имущества у него было только то, что надето на нем, он остался стоять на плацу. Вскоре стали подходить его новые сослуживцы. По поводу приказа, а так же в сторону командующего, было сказано много слов, из которых литературными были только предлоги. Но увы, в армии, как известно, приказы сначала выполняются, а потом обсуждаются, поэтому построенный в колонну батальон вскоре пешком отправился на позиции.

А через три часа они вступили в бой.

Единственное, что спасло их от полного разгрома это то, что местные, видимо, очень торопились, и не выслали вперед ни разведки, ни передового отряда. Первые признаки опасности появились в виде эха, потом в виде легкого дрожания земли. Майор приказал колонне остановиться пред крутым поворотом, рассредоточиться по лесу по обе стороны дороги, по краям оборудовать, как успеют, несколько пулеметных позиций. Сам он, с одной ротой, остался на дороге. Солдаты принесли из леса несколько поваленных деревьев и коряг, создав на дороге жиденькую баррикаду. Огонь было приказано открывать без команды, сразу же при появлении противника в секторе стрельбы.

Вскоре появились те, кто создавал шум и сотрясал землю. Так как одетая в доспехи с копьями, луками и саблями конная лава была совсем не похожа союзников, и даже на просто путешественников, огонь был открыт согласно приказу, немедленно. Весь попавший в огневой мешок отряд, где под разными углами кинжально било несколько пулеметов, был за несколько секунд уничтожен. К сожалению, это было не все войско противника. Вскоре отправленные в лес солдаты вступили в боестолкновение с врагом.

Вполне естественно решив, что передовой полк разбит, иначе такая армия не пробилась бы на дорогу, майор срочно связался со штабом Сергеева, описал ситуацию и вызвал подмогу. И как не хотелось полковнику отправлять единственную свою бронетехнику в бой (вторая "Шилка" стояла в обороне островка на севере, где находился объект "Аномалия"), а все же пришлось. Командир отдал приказ - удерживать дорогу до прихода подмоги и рассредоточил оставшуюся роту и пулеметчиков дальше в лес. Именно тогда все и произошло, а Игорь, который занимал позицию вблизи дороги, все рассмотрел в таких подробностях, которые не отказался бы потом забыть.

Вылетевшая из-за поворота волна тяжелой конницы прорвалась именно в тот момент, когда рота, охранявшая командира, уже рассосредотачивалась по лесу, а сам командир еще только готовился к движению. С тактической точки зрения это было ошибкой, но майор понадеялся, что в те несколько минут, что он будет под защитой всего лишь отделения, не появится ничего такого, с чем не сможет это самое отделение, вооруженное автоматами справиться. Но ему не повезло. Игорь видел, как передние ряды конницы, скачущей прямо по трупам своих неудачливых товарищей из шедшего впереди отряда, под автоматным огнем медленно таяли. Но сокращалось и расстояние до автоматчиков. Атакующие разменивали каждую пятерку метров на одного- двух всадников, но они это могли позволить себе.

Потом, вспоминая это, Игорь не мог составить непрерывное течение событий, вспоминалось только несколько отпечатавшихся в памяти мгновений. Вот до жиденького строя автоматчиков осталось десять метров - в накатывавшейся кавалерийской лаве бы металлических брызгах кольчуги или другой какой брони, под копыта лошадей падает сразу три всадника. Вот осталось пять метров - солдаты перезаряжают автоматы, соседним концом втыкая связанные попарно магазины. Вот один метр, стволы автоматов подняты, но уже от кончиков некоторых копий до солдатских бронежилетов остаются считанные сантиметры. Вот следующий кадр, многие уже упали, из их тел торчат не выдернутые на ходу копья с широкими, как меч наконечниками. Падает с разрубленной головой майор. Один из солдат, стоявших ближе всего к лесу и поэтому в стороне от основного копейного удара, успевает поднять автомат и защититься от вертикального сабельного удара, но кавалерист, явно опытный, слегка привстает на стременах, чуть выше кисти при ударе задирает локоть и сабля "перехлестывает" над автоматом. Автомат падает на землю, а солдат с диким воплем отшатывается назад. Его левая, до середины предплечья, рука все еще продолжает сжимать упавший на землю автомат.

Игорь, и еще один рядом сидевший солдат бросается к раненому. Игорь поднимает потерявшего сознание от боли солдата, закидывает правую руку того себе на плечо и тащит его в лес, а его сосед с яростной гримасой длинной очередью сбивает с коня того всадника. Автоматчик поворачивается к Игорю и кивает в сторону деревьев, до которых пару метров и улыбаясь показывает, что прикроет их. Именно таким он навсегда и запомнил того спавшего его незнакомого солдата. В следующее мгновение из тела солдата вырастают древки стрел, и с все той же усмешкой он падает на землю. Понимая, что жить ему осталось ровно столько, сколько требуется опытному лучнику достать из колчана стрелу, наложить на тетеву, натянуть лук плюс еще секунду Игорь изо всех сил, придерживая раненного, рванул под прикрытие деревьев. Через мгновение, в то дерево, за которым он спрятался, со стуком вонзилось несколько стрел, одна из которых, попавшая в дерево вскользь, высунула из коры свой хищный наконечник прямо перед глазами Игоря. Не мешкая более, Игорь потянул с земли раненного, быстро вколол ему из пакета болеутоляющее, кое-как зажал ему рану левой рукой и потащил его вглубь леса. Иногда его окликали, иногда в деревья поблизости с тупым стуком вонзались стрелы, он ни на что не обращал внимание. Через пять минут он сделал перерыв на то, чтобы отдышаться, и сделать перевязку раненному. При перевязке солдат пришел в себя и далее они вместе стали уходить как можно дальше от звуков боя.

К вечеру, боясь наводнивших лес отрядов противника, например один из таких отрядов, больше сотни человек, прошел всего в ста метрах он них, они затаились. Ночь решили провести под спрятавшей их корягой - когда то давно здесь упало огромное дерево, выворотив укрепленный корнями пласт дерна и образовав укрытый сверху угол. Именно тут, при свете местной луны, Игорь повторно перевязал, как сумел, спасенного, истратив второй медпакет и вколов ему вторую дозу болеутоляющего.

Огня они решили не разжигать, поэтому на следующее утро проснулись весьма замерзшими. Кстати, спасенный оказался парнем из соседней роты по имени Егор. После быстрого завтрака - по две галеты и вода из фляжки, солдаты решили отойти от дороги дальше в лес, дойти по нему до речки и там, вдоль речки, где путь будет полегче, добраться до Городка.

Сказано - сделано. Определив приблизительное направление (хорошо, что был компас, который хоть и врал слегка на этой планете, но все же направление указывал) оба солдата отправились в путь.

До реки они добирались неделю. С каждым часом Олег все больше и больше сдавал. Тяжелое ранение буквально вытягивало силы, крови потеряно было много, да и перевязки в таких условиях были невозможны. Через пару дней он еле-еле мог идти, впал в полубредовое состояние, и Игорю приходилось практически тащить его на себе. Но до реки они все же дошли.

"И что же теперь делать?" - думал Игорь, глядя на метавшегося в бреду Олега, лежащего на земле. - "Судя по тому, как им пришлось протискиваться к реке, дорога по побережью будет совсем не легка. Проще - по лесу было. Да и Олег не выдержит дороги. Конечно, была бы лодка, даже без весел, можно было бы просто спуститься по реке. Но где ее взять? Может плот сделать? Но как? Без топора? Без веревок? Вообще без всего? Что же делать?..."

За спиной послышался легкий шорох. Игорь, отвлекшись от мыслей схватился за автомат и хотел обернуться, но уже не успел.

- Стоять! Не шевелись! Руки вверх!

Глава 19. Леонардо ди Медичи.

Лес недалеко от крепости противников Росских княжеств далеко на северо-восток от Новогорода, , IV Solis dies Май 2076 г от Основания.

Прошедшие со дня последней встречи с цезарем месяцы были для его посланника, Леонардо ди Медичи очень насыщенными. Получив в секретариате цезаря документ, подтверждающий его полномочия и назначение на пост трибуна латиклавия первого неизвестного легиона, Леонардо, не медля ни мгновения, даже не посетив с дороги терм или какой-либо любовницы из своего многочисленного списка, отправился верхом на свежей лошади в небольшой городок Верона, располагающийся в двадцати милях на север от Рима. Когда его мыли были заняты Делом, известный легкомысленный сибарит и эпикуреец Леонардо ди Медичи исчезал и на свет появлялся серьезный и умный человек.

Леонардо ди Медичи происходил из небольшого ответвления от основного ствола раскидистого родового древа ди Медичи. С детства он рос сильным, волевым, пытливым и любознательным мальчуганом, получил отличное образование, отлично фехтовал и много путешествовал по Римской империи и другим государствам, разве что на континенте краснокожих, Росских княжествах и других варварских странах не был. В одной из таких поездок он и познакомился с будущим цезарем. Знакомство оказалось удачным для обоих - вскоре Юлий (пока римлянин носил тогу цезаря, он отказывался от своего родного имени в пользу звания Цезарь, и носил его пока не складывал с себя ношу правления - то есть до самой смерти; и только в летописях указывалось имя того, кто привил Римом в это время) получил в свои разведывательные легионы нового воина, который быстро прогрессировал и шел наверх по командной цепочке.

Когда умер предыдущий цезарь и новым цезарем стал Юлий, внутри рода ди Медичи началась жесткая, как это всегда и бывало, конкуренция, за то, кто именно займет вакантный пост наперсника. Каждая ветвь выдвинула своего кандидата, которые в звериной подковерной схватке должны были определить победителя. В этом цезарь ничем не мог и не имел права помочь своему протеже, но это и не потребовалось - ведь должность трибуна в разведывательном легионе - это огромные возможности. Вскоре головы претендентов на должность при цезаре посыпались как яблоки при сборе урожая. Часть погибла от рук разбойников, некоторые отравились, часть была убита на поединках самим Леонардо, а самая умная часть, видя происходящую бойню, просто отказалась от своих претензий. К слову, из этой части большинство потом пополнило развед-легион Рима - Леонардо умел ценить умных людей, что было еще одной его сильной стороной...

К вечеру Леонардо на усталой лошади добрался до Вероны. Верона с виду была обычным провинциальным городком: плантации оливковых деревьев, обрабатываемые рабами, мастерские со свободными ремесленниками, довольно большая для такого маленького город, с населением всего около 15 тысяч человек, крепость, в которой вольготно располагалась всего лишь одна центурия под командованием пожилого центуриона. Город не был знаменит отличными урожаями или превосходными ремесленными поделками - наоборот, оливки ели-ели окупали аренду земли, на которой произрастали, а поделки ремесленников никого не интересовали из-за своей корявости и служили причинами насмешек мастеров других городов. Единственное, что могло показаться необычным, это отличная широкая дорога, которая вела к городу, который не был ничем не славился и стоял в стороне от торговых путей, и очень малое количество женщин.

На самом же деле Верона была базой первого неизвестного легиона. Абсолютно все его жители были приписаны к легиону. Рядовые легионеры и бойцы из вспомогательных частей под видом рабов, по очереди, работали на полях. Небоевой вспомогательный состав легиона под видом ремесленников изо дня в день клепал в мастерских различное воинское снаряжение - плел кольчуги, лил пули, конструировал новые и улучшал старые осадные машины. На огромной площади в центре города, в отсутствии чужих глаз ежедневно проходили тренировки по владению луком, арбалетом, пилумом и гладием, боевое слаживание и тактические игры под командованием центурионов. Большинство легионеров было набрано из тюрем, гладиаторских школ и бывших беглых рабов, которых опытные работорговцы искали и скупали по всем базарам, поэтому дисциплина в легионе поддерживалась железной. Те, кто постоянно был одет в легионерскую форму были не рядовыми легионерами, а центурионами, префектом и трибунами, а знаки различия центуриона носил сам легат.

Командовал легионом Луций Клодий Макр. Этого легата сняли с командования Третим Стальным Франкийским легионом, официально, за излишнюю, даже по всем далеким от либеральности военных мерках, жесткость. Луций был командир чудовищной жестокости к провинившимся, и настолько же щедрым к отличившимся в бою легионерам. Его излюбленными методами были прогоны провинившихся "сквозь строй", понижения в звании за раз от трибуна до простого легионера, центезимации и даже децимация, причем применяемые не только к бежавшей с поля боя части легиона (примеру к центурии), а ко всему легиону в целом. С другой стороны, храбрый и умелый легионер мог выслужить в легионе Макра себе все. Помимо стандартных римских боевых наград, таких как наградные копья, знаки на щит, венок или сигна, Луций Клодий Макр, владелец богатейших оливковых плантаций, добавлял от себя лично денежные призы, отличное по своим боевым качествам (и дорогое) наградное оружие и доспехи. Для выделивших себя в командовании легионеров была открыта дорога в званиях вплоть до трибуна, к примеру трибун второй когорты был не из сословия всадников, а из беглых рабов, что в любом другом римском легионе было немыслимым. Также он прикрывал глаза, до определенного, конечно, момента на некоторые вольности своих подчиненных на отдыхе, и вигилы соседних с квартировавшим его легионом городов всегда уходили, а, бывало, и вылетали, подгоняемые хорошим пинком, ни с чем.

Такая политика приносила свои плоды. К примеру, один из самых слабых в римской империи до назначения его легатом Люция Макра, Третий Франкийский легион всего через два года превратился в сильнейшее воинское подразделение. Вскоре это было доказано делом, когда в битве с франками на границе римской империи этот легион месяц держался до подхода подкрепления против втрое превосходящей его по численности армии франков, а после этого почти полностью уничтожил в полуторадневной битве вторгнувшиеся войска. За это легион получил гордое прозвище Стальной. Такие прозвища давали легионам за проявленную доблесть: за победу над превосходящими вдвое силами противника - бронзовый, за превосходящими втрое и более - стальной. Для того чтобы превратить в Стальной легион толпу отребья, бывшую Третим Франкийским Макру потребовалось проведение двух децимаций и трех центезимаций, разжалования трех из пяти трибунов, казни двадцати центурионов и несчетного количества различных телесных наказаний. Несмотря на это легион его обожал и был готов на все, даже к походу на Рим, если бы такое приказал их любимый легат.

Видимо поэтому, а может и из-за обиженных трибунов, принадлежащих знаменитым фамилиям, Люция Макра лишили поста легата Третьего Франкийского Стального легиона. Но цезарь, который ценил отличные военные кадры и бережно их расходовал, тем более такие, в личной беседе с разжалованным легатом уговорил того принять первый неизвестный легион под свое командование, пообещав ему всю полноту власти над ним и широкую автономию.

Смешной оказалась судьба Третьего Франкийского. Легата любили настолько, что вскоре легион потерял большую часть высшего и среднего командного состава и почти две когорты рядового. Окрестные города захлестнула эпидемия преступлений, совершаемых легионерами. Бывало так, что перед судом в убийстве одного хилого раба сознавалось до центурии легионеров, рассказывавших как долго и мучительно они его лишали жизни, а другая центурия свидетельствовала это, и после вынесения приговора тут же сознавалась уже в своих преступлениях. Суды выносили массовые приговоры, легионеров отправляли гребцами на галеры и в каменоломни, откуда уже через месяц их отправляли в новый создаваемый Неизвестный Легион, к их любимому легату.

Именно перед этим самым знаменитым Макром, который официально считался "в опале", и предстал вечером наделенный полномочиями Леонардо.

-- Итак... - после длинной паузы, которая прошла за чтением письма цезаря и документов, представленных Леонардо, - какова наша задача? - спросил легат.

-- Цезарь приказывает отправиться на север и убить всех кого сможем. Как можно больше. Особенно желательна смерть тех, кто принадлежит к родам Великих Князей.

-- Понятно...- легат встал и начал, слегка хромая, прохаживаться по своей комнате. - Как легион туда попадет?

-- Цезарь предлагает нанять северных варваров из данов и норманов. Но я думаю, что это плохая идея...

-- Да? И что же ты предлагаешь?

-- Основной особенностью нашей миссии является скрытность. Если мы соберем такой наемный флот, который смог бы перевести такую массу войск и снаряжения, то об этом будет сразу известно россам. Или сразу - когда их купцы увидят такую армаду идущих на юг кораблей, или потом, когда они перегруженные будут идти на север. Я думаю, что следует взять наш собственный грузовой флот - несколько триер, а наемников использовать для патрулирования и разведки местности.

-- Хм... - легат пристально посмотрел на теперь уже своего трибуна. Этот парень хоть и произвел сначала на него впечатление сынка, которого отправили на теплое место именитые родичи, судя по своим словам был умным и в какой-то мере опытным военачальником, хотя много еще не знал. И еще он был явно захвачен тем Делом, которое ему поручили, причем не ради того, чтобы выслужиться, а ради того, чтобы Рим был великим. Именно таких людей всегда искал и набирал в свои легионы Луций Клодий Макр. - А твоих полномочий хватит на изменения плана кампании, предложенного самим Цезарем?

-- Моих полномочий хватит на все, что не запрещено личным указом Цезаря. Тем более, что это было всего лишь предложение.

-- Сроки?

-- Лучше бы там быть к весне.

-- Ну хорошо, - легат подошел к двери, открыл ее и позвал стоящего в отдалении коридора легионера, чтобы ненароком не подслушать и одновременно близко, чтобы услышать громкую команду. - Трибунов ко мне, немедленно, - приказал ему легат.

По коридору простучали, удаляясь, шаги центуриона, одетого в форму рядового легионера. Вскоре прибежали шесть человек со знаками различия опционов, которые быстро построились и отдали честь своему легату.

-- Садитесь, - приказал легат, указывая на стулья возле огромного стола. - Карту. Севера. И подымай легион...

Один трибун вскочил и побежал к стеллажам, быстро нашел карты земель данов, норманов и Новогорода и расстелил их на столе. После этого выскочил и поднял легион по тревоге. В комнате закипела штабная работа, в которой Леонардо быстро потерял нить - его образование не было военным, а того количества самообразования в военной области не хватало для выяснения тонкостей. Однако посланник цезаря все равно старался разобраться и не стеснялся задавать вопросы, поощряемый легкой ухмылкой легата.

Первым вопросом, который решался, было то, какие именно и как вооруженные войска следовало взять с собой. Сразу было решено не брать пращников, пилумы и тяжелые осадные машины, однако арбалеты с запасом болтов, ручные легкие камнеметы и заряды к ним решено было взять.

-- Почему не берем пилумы? - удивился Леонардо.

-- Подумай сам, - тихонько стал разъяснять ему легат. - Снаряжать армию надо исходя из того, какие войска будут противостоять в бою. Пилумы хороши против правильного пехотного строя, для пробития тяжелых щитов типа наших скутумов, для замедления и утяжеления строя противника. Нам же будет противостоять, судя по твоим рассказам сборная армия россов, а они, как все варвары, не признают пехоты. Пока один ряд метнет в кавалерийскую лаву пилумы, второй ряд уже начнут накалывать на копья. Поэтому смысла брать против кавалерии пилумы нет.

-- А пращники? Они как раз бьют далеко и хороши при накрытии плотного строя издали.

-- Это ты прав, видимо читал "Войну" Максимилиана ди Борджа. Но подумай, хороший пращник выпускает за десять ударов сердца одну пулю. Соответственно, всего за одну минуту он выпустит около десяти пуль. А за 12 минут боя он пошлет во врага целый талант пуль. У меня в ауксиларии пращников их целая когорта. И каждый выбросит целый талант... Тысячу талантов за 12 минут боя - это непредставимый вес для перевозки даже морем.

-- А почему обязательно вести камни с собой? Нельзя что ли галечника набрать на берегу? - удивился Леонардо.

-- Хм, - улыбнулся легат. - Уже давно никто из пращников не стреляет простым галечником. Они стреляют мерными пулями, которые отливаются из свинца и олова. Все пули одинаковы по весу, что позволяет пращникам стрелять очень далеко и точно, а то, что свинец тяжел, позволяет пуле быть маленькой по размерам и повышает их убойную силу. Это эффективное оружие - но очень дорогое. Обычно после боя мы собираем свои пул, а там это может быть невозможно...

Далее, прислушиваясь к разговорам, Леонардо узнал, что в боях будет участвовать легкая и тяжелая римская кавалерия, пехота, снаряженная скутумами и гладиями, легкая пехота будет одетая в лорики хамата, а тяжелая - в лорики сегментата, что тоже было очень необычно для римской армии. Леонардо опять обратился за разъяснениями к легату.

-- Тебя это удивляет?

-- Да. Мы ведь очень редко используем металлические доспехи - даже лучшие легионеры, стоящие в первом ряду, не носят ничего прочнее крепкого кожаного доспеха. А тут даже легкая пехота одета в кольчуги... Да и вес большой для перевозки...

-- Хм... Тут тоже все не просто. Все окружающие нас страны имеют такое вооружение, для защиты от которого достаточно обычной кожаной брони...

-- Но ведь мы теряем войска в боях! Не лучше ли было бы одеть....

-- Не перебивай. Это так. Но тут не все так просто. Тут целый спектр причин помимо названной - и тот климат, в котором мы воюем: под тяжелую броню одевается поддоспешник стеганный, в котором воины в нашем климате за время боя просто сварятся заживо. Это и та тактическая и стратегическая подвижность, которая гарантируется войскам, одетую в кожаную броню - ведь у нас мало кавалерии. Это, в немалой степени и вопрос стоимости...

-- А разве для сражения с россами это все не так?

-- А ты подумай сам. Как не стыдно бы мне это признавать, но росы делают одни из самых лучших в мире доспехов и оружие, и кожаная броня не спасет вовсе. Во-вторых - мы отправимся на север, а там даже летом холоднее, чем у нас зимой. А сейчас - и подавно, так что поддоспешники послужат заодно и теплой одеждой для наших легионеров, и на туловище одежду не потребуется закупать специально, и бросать ее потом просто так. На счет мобильности - это не важно, потому что нашей задачей будет одна, максимум две битвы, и быстрого перемещения не потребуется. Основой росской кавалерии является не копейный удар, а стрельба издалека, подобно войскам Орды. Прочная кольчуга и пластинчатая броня спасает от стрел, выпущенных из кавалерийской карусели. Ну в большинстве случаев точно... А от копейного удара спасет скутум и глубина строя...

-- А денежная проблема?

-- А это не моя, а твоя проблема.

-- Как?

-- А вот так. Тем более, что для тебя это не проблема а просто, ну... просто вопрос. Ведь у кого-то из нас здесь есть особые полномочия... - он подмигнул Леонардо. - Далее, - продолжал лекцию легат, - зная какие именно рода войск нам противостоят, можно подумать о вооружении. Пеший не догонит конного, поэтому мы можем рассчитывать только на то, что мы будем сражаться со стоящей конницей. Конница стоит только тогда, когда не атакует сама. Самое частое, где конница стоит - это город или воинский лагерь, поэтому единственный тип сражений, которое нас устраивает это осада. Осада города или лагеря требует осадных орудий. Дальше. Росы будут закованы в прочную броню, но от арбалетного болта, пущенного из тяжелого арбалета не спасает никакая броня.

-- А почему бы не взять огнебойного оружия? От него тоже не спасет никакая броня...

-- Мы будем в пути через сырые холодные морские дали около двух месяцев - огнебойное оружие останется без припасов, не у россов, не у норманов или германцев нет достаточного количества пыли.

Совет продолжался с короткими перерывами еще два дня. За это время поднятый по тревоге легион успел собраться в поход. Были погружены на телеги разобранные осадные орудия и припасы, спешно собранны со всех окрестных городков и плантаций лошади и ослы для транспортировки этого к порту. На третий день легион быстрым маршем по хорошим дорогам отправился в сторону западной границы Римской империи.

Всю дорогу по Римской империи Леонардо посвятил написанию огромного количества писем, приказов и распоряжений. От этих маленьких клочков пергамента, в некоторые из которых заворачивались копии долговых расписок, чужих писем и денежных поручительств как от того маленького камушка в горах, который сдвигал с места лавину, сметающую все на своем пути, начиналось брожение в умах северных данов и норманов, восточных германских баронов и южных ханов. Вскоре это брожение вылилось в огромные армии и маленькие банды, которые медленно, но неуклонно приближались со всех сторон к границам Росских княжеств.

В это время из всех портов и от всех флотов, принадлежащих Риму, стали отходить по одному - другому десятку транспортных трирем. Через Ганзейский пролив они выходили в Западный океан и шли к небольшому римскому городу Лисбон, который стоял на границе Франкского государства и Римской Империи. Именно в этот город стекалось продовольствие, лошади, запасные смены рабов-гребцов и фураж для Неизвестного легиона, а через три недели, считая от дня, когда цезарь произнес свой приказ, и сам легион начала погрузку на транспорты. В конце февраля огромный флот, почти две сотни трирем, вышел из Лисбона на север.

Через месяц после отплытия, в который Леонардо с неприятным удивлением обнаружил у себя морской недуг, который не спешил пройти, Римские суда встретились с объединенным флотом данов и норманов. Это был напряженный момент, так как северные варвары были слабо предсказуемы, и вполне могли броситься на беззащитные транспорты. Однако сундук золотых монет три таланта весом, переданный вождю объединенного похода, обещание великой славы и огромной добычи, а так же экскурсия, устроенная ему же, по забитым озверевшими от долгого пути легионерами судам, остудила воинственный пыл.

Если в начале плавания Леонардо думал, что хуже уже быть не может, то в следующий месяц он, как ему казалось, узнал что такое ад. Шторма, льдины, холод и соль - все это преследовало римский флот в Варяжском море. Даже привыкшим к этому морю северянам было не сладко - обычно они в это время пили пиво по своим длинным домам, что уж тогда говорить о теплолюбивых римлянах. Первая смена рабов-гребцов, которая гребла еще от Серединного моря через весь Западный океан полностью выбилась из сил, не помогали даже бичи надсмотрщиков и обливания ледяной водой, "веслами чтобы грелись лучше". После того, как две триеры натолкнулись на льдины и затонули по вине уставших гребцов Леонардо, все еще мучавшийся от морской болезни, и, поэтому прибывающий в отвратительном состоянии духа, приказал произвести замену гребцов. До этого времени спокойно плывшая, набитая в трюмы как оливки в бочке у хорошей хозяйке, вторая смена рабов села на гребные скамьи, а истощенную первую смену трибун латиклавий приказал, ради экономии пресной воды и припасов, а также для ускорения хода, выбросить посредине холодного северного моря за борт.

Среди легионеров, сходящих с ума от качки и безделия, началось брожение, которое легат быстро пресек своим любимым методом, проведя центезимацию и пригрозив децимацией. В ледяные волны живьем полетело более ста легионеров, а позже еще столько же трупов - это сами легионеры избавились от паникеров, страшась децимации. Таким образом еще до начала боев легион потерял почти три центурии.

Только лишь викинги, сопровождавшие римский флот веселились. Их любимым развлечением было разорение побережья "в целях хранения тайны похода" тех стран, которые на свою беду лежали на берегах Варяжского моря на пути следования эскадры. Досталось и германскому побережью, и росскому. Веселящиеся морские разбойники насмехались над голодающими легионерами, показывая им со своих кораблей огромные запеченные куски свежего мяса, хлеб, пиво и только что взятых в полон полуголых женщин.

В середине апреля флот достиг кромки ледяного поля, по которому до берега было около десяти миль. Начались ужасы разгрузки. Два дня передовые триеры рубили лед и продвигались во льды, пока не достигли толстого льда, в который и вмерзли. В корму и в борт этих в лед вмерзали следующие и следующие и так до тех пор, пока не получилась своеобразная пристань. На этих вмерзших в лед триерах ломались фальшборты настилались общая палуба, которая позволяла быстро перемешаться легионерам от корабля к кораблю. Высадка производилась спешно - надо было успеть, пока льды не раздавили вмерзшие передовые триеры, совершенно не приспособленные для плаванья во льдах, либо пока не начался ледоход - у берега лед уже подтаивал, образую многочисленные полыньи.

Викингов в это время отправили в обе стороны вдоль края ледяного поля к видневшемуся вдали берегу с целью любыми средствами предотвратить известия о высадке римского легиона. Северяне с радостью занялись этим делом, опустошив, на сколько смогли побережье Великого княжества Новогородского. Самым удивительным было то, что россы не с того ни с сего приписали это своим теперешним противникам.

К началу мая весь легион с ауксилариями был высажен на землю и углубился в долгом походе на восток. Но это уже были привычные трудности для легионеров - под ногами была твердая земля и все зависело от них, а не от погоды или удачно попавшей в борт льдины. Кое-где в лесах еще таял снег, двигаться друг за другом по быстро превращающимся в озера грязи звериным тропинкам было невозможно, поэтому было принято решение идти максимально широким строем, ширина "дороги", по которой двигалось римское войско, достигала десяти миль - в среднем одна когорта на милю.

В середине мая опытные римские разведчики, набранные из числа германских племен, привыкшие к северным лесам, обнаружили дорогу, по которой шла на север росская армия. Дорога была затоплена двигавшимися на север войсками.

В штабе легиона состоялось совещание, на котором решался вопрос: атаковать или подождать. С одной стороны, все военная наука требовала атаки на войска противника, находящимся в походном строе на узкой дороге. С другой стороны - добиться какого-либо успеха в уничтожении огромной массы войск так не получиться. Передовые росские отряды вернуться, задние - подтянуться и легион окажется в клещах. Это, конечно, помешает вовремя вступить росским войскам в бой со своими находниками, но римляне не хотели стоять на пути у княжеских войск в этом деле. Гораздо более предпочтительным являлся план, по которому легион продолжает оставаться в тени, дождется в засаде исхода боя, а потом по очереди добьет и россов и их противников. Тем более россы сами соберут самое драгоценное в лагерь, на который так удачно будет напасть.

Все получилось именно так, как и запланировал легат. Были правда и неожиданности - как приятные, так и неприятные. Например на римлян произвело впечатление Божественное Вмешательство, которое вызвали росские волхвы. Правда, легат, трибуны и походные священники единого обозвали в один голос это "богопротивным языческим колдовством", но для высшего командного состава легиона, который не религиозно слеп, и для Леонардо в частности, это было очень неприятным сюрпризом. Каждый задал себе вопрос - "А наш Единый так может? И есть ли Он?" Второй неприятный сюрприз полностью происходил от первого: те мизерные потери, понесенные росскими войсками и та легкость, с которой они разгромили целую когорту находников ( римские разведчики тоже брали "языков" из числа находников и были отлично осведомлены о их численности) совершенно не понравились римлянам, которые рассчитывали на долгую битву и тяжелые потери с обеих, а не только одной из сторон. Единственной приятной неожиданностью была та позиция, в которой разместился росский лагерь с основной массой их войск - с юга была дорога, с севера - позиции их врагов, с востока - непроходимые болота, а с запада - большой клин леса, в который аккуратно просочился римский легион. Теперь в случае атаки римской пехоты кавалерия противника лишалась простора для действий и оказывалась прижата к болотам. Но атаковать в таком соотношении сил - на взгляд, а разведчикам строго было приказано не брать росских языков и вообще их не трогать, у росов было тысяч двадцать кавалерии было самоубийством. И Луций Клодий Макр отдал приказ ждать, не смотря на увеличивающуюся с каждой минутой вероятность быть обнаруженным.

"В тот день Единый был на нашей стороне", - подумал Леонардо отличную фразу для своих "Заметок", когда половина войска росов после боя ушла из лагеря на север. Подождав полчаса, дав оставшимся росским кавалеристам частью разбрестись по полю, частью расслабиться, снять броню, спешиться и отправить своих лошадей пастись, а ушедшей половине войска удалиться подальше по лесной дороге Луций Клодий Макр скомандовал атаку.

Атака, в отличие от обычных римских атак, начиналась в тишине. Не ревели рога, не кричали команды центурионы, не били барабаны отбивая шаг. Даже скутумы были покрашены из красного в грязно-зеленый цвет, даже все металлические детали обмундирования, которые раньше надраивались до солнечного блеска, были замазаны сажей - и все это чтобы дать легионам лишние минуты на сближение с противником и задержать у противника понимание, кто именно нападает на них. Тихо, как призраки, из леса вышли римские центурии и быстрым шагом двинулись в сторону лагеря неприятеля. Перед самым началом боя римские легионеры уже совершили быстрый двухчасовой переход из тех оврагов и укрытий, в которых они прятались от росских разведчиков и сейчас берегли силы для боя.

Наступление проходило по трем направлениям - основные силы, три когорты, наступали прямо на лагерь при поддержке вспомогательных сил, в которые входили и ручные осадные метатели, и легкая кавалерия. Одна когорта, поделенная пополам, отрезала россов от дороги на юг и на север. Еще одна когорта с запасом метательных орудий и боезапасом оставалась в резерве.

Вскоре россы спохватились и обнаружили нападение, но было уже поздно - легионеры преодолели уже половину поля. Вот тут то и взревели рога, забили барабаны и над полем раздался знаменитый крик римских легионов: "Бар-р-р-раааааа".

Реакция была совершенно правильной, но запоздалой - конные росские сотни бросились на стену римских щитов, но, как с восторгом отметил Леонардо, отхлынули, оставляя на земле многочисленные тела людей и лошадей, а центурии делали еще шаг вперед, и еще, и еще... А от дождя стрел они прикрывались сверху широкими скутумами, которые образовывали непробиваемый зонтик над их головами.

Вскоре легионеры подошли к лагерю настолько близко, что это позволило подвести артиллерию. Подтянутые ручные камнеметы были установлены на специальные возвышения, их расчеты взялись за привязанные к короткой балке веревке, а заряжающий положил в петлю камнемета первый, курившийся дымком, снаряд. Раздался свисток опциона и двадцать человек одновременно, поджав ноги, с силой дернули за веревки. Деревянная дуга начала сильно гнуться и в этот момент опытный опцион нажал на рычаг, освобождая ее, конец деревянного плеча камнемета взлетел вверх, разгоняя находившийся в петле снаряд, в верхней точке полета круглый снаряд еще более усилился за счет эффекта пращи и вылетел в сторону лагеря противника. Снаряд еще был в воздухе, когда плечо камнемета опустилось и заряжающий начал закладывать в петлю следующий снаряд.

Леонардо пристально смотрел за полетом снаряда. Вот снаряд упал на телегу, разбился и разбрызгал вокруг себя жидкий огонь, задев стоящих рядом двоих лучников. Леонардо победно усмехнулся и повернулся к легату. Тот шутливо поклонился, признавая, свое поражение. Это была личная идея ди Медичи - залить в кувшины римский огонь, которым был вооружен римский флот, и метать его с ручных камнеметов. Конечно, и раньше в крепостях при осадах и оборонах так делалось, но впервые это было сделано в поле.

-- Хорошо, хорошо - ухмыльнулся легат. - Одно твое предложение оказалось действительно стоящим, но я все равно считаю, что второе - полная бессмыслица.

-- Посмотрим, - тоже улыбаясь ответил Леонардо.

Второй его идеей было сделать сильно уменьшенные огненные снаряды для использования легионерами в рукопашном бою. Но, судя по бою, до этого дело не дойдет и идея так и останется не опробованной.

В это время на поле боя появились первые изменения. Через отряд, загораживающий дорогу на север, начала пробиваться небольшая группа конных. Увидев это легат приказал, посредством звуковых сигналов, пропустить нескольких росских гонцов на север.

-- Но зачем? - удивился Леонардо.

-- Смотри и учись, парень, хитрой науке полководца. Скажи мне, зачем я это сделал?

-- Я же не знаю!

-- А подумай!...

-- Ну... Ты, - легат с Леонардо уже давно были на ты, - для хочешь, чтобы ушедшие вернулись... Но зачем? Для чего сводить вместе так удачно разделившиеся войска?

-- Не понимаешь?

-- Нет - это против всех правил стратегии.

-- Тогда думай. Уже час назад конное войско, галопом, после боя, вышло на север. Через сколько до них доберется гонец?

-- Через час!

-- А вот и не правильно. Подумай еще раз - эта задачка проста...

-- Ну не знаю... Может через два... А! Какой я глупец. Он никогда не доберется до войска, потому что оно будет от него удаляться с той же скоростью, с какой он будет догонять их. Действительно - эти гонцы неопасны.

-- Не совсем прав, но идею ты понял. Гонец догонит их тогда, когда они остановятся, а остановятся они, скорее всего около города, до которого три часа быстрой скачки. Что будет, когда гонец сообщит им эти новости?

-- Они сразу же повернут назад.

-- Как быстро они поскачут назад?

-- Со всех сил...

-- Правильно, таким образом, считай. Три часа они скачут туда, еще час их догоняет гонец. Обратно они скачут еще три часа. То есть здесь они появятся через семь, нет шесть часов, причем на вымотанных бешенной скачкой лошадях. За это время мы окончательно добьем этот лагерь и всех в нем, а остатки росской армии сами придут сюда и мене не надо будет гоняться за ними по всем этим диким лесам. Избежать боя они на своих усталых лошадях не смогут...

-- Я поражен... - только после длинной паузы смог что-то произнести Леонардо. - С одной стороны, все против классической военной науки, а с другой - как гениально...

-- Учись. Урок первый: "слепо следовать военной науке - это не путь к победе, это путь к поражению".

Легат удовлетворенно улыбнулся. Его бы улыбка, наверное, померла бы, если бы он узнал о том, что именно в этот момент россы натолкнулись на авангард своих противников, и уже через час гонец доберется до князя. А еще через час разъяренный великий князь на не усталых лошадях, которые отдыхали во время его боя, появится на поле боя, и десять тысяч кавалерии вместе с ним. Но он этого не знал...

В это время ситуация на поле боя опять изменилось. Присмотревшись, Леонардо понял, что часть войск россов покидает лагерь. Но при этом, это был не побег, а планомерная эвакуация кого-то. Часть кавалеристов противника буквально своими телами продавила позицию римлян и этим позволила другой части прорваться, и по кромке болота галопом спастись из окружения. При этом часть из прорвавшихся явно не была в состоянии управлять лошадьми, а часть вообще была привязана к седлам. Легат это тоже заметил.

- Скорее! Первая и вторая центурия из резерва, при поддержке конной ауксиларии, быстрым маршем должна догнать и уничтожить этих беглецов. Они - наша главная цель. Это, скорее всего, трусливо бегут с поля боя князья и волхвы. Опилий Макрин, - к легату подскочил один из трибунов, ты лично поведешь в бой эти центурии. Без голов этих, - легат махнул в сторону убегающих, - не возвращайся. Dixi.

Опилий Макрин кивнул головой и вскоре затерялся в лесах на той стороне поля.

Прошло около двух часов. Битва потихоньку затихала. Римляне лениво отжимали остатки россов к лагерю. Лагерь противника догорал, а его сопротивление слабло. Потери у него были ужасные. Зажатая конница потеряла около пяти-шести тысяч, но и легионеров полегло около когорты. Хотя такой размен еще никогда не случался. Удачнейшие битвы гарантировали потери один к одному, а тут - пять к одному в пользу римлян.

Довольный легат, в компании с Леонардо ди Медичи и трибунами уселся пообедать, или, скорее, уже поужинать. Свежая дичь, рыба, отличные вина, привезенные из солнечной Ганзы, специи и много чего другого, в общем, было чем отметить победу. Но никогда не следует праздновать раньше времени - богиня победы, сколько не рубили ей крылья римские скульпторы, все равно старается вырваться из рук.

Со стороны севера послышался гул, и вскоре на поле стала выползать толстая стальная змея тяжелой кавалерии, которая по задумкам легата должна была сейчас скакать на север.

-- Вот видишь, Леонардо, это тебе второй урок: "не следовать военной науке - путь к поражению еще более быстрый", - с тяжелым вздохом сказал легат.

-- И что теперь делать? - слегка испуганный спросил Леонардо.

-- Делать? Делать надо, а главное быстро, - легат отшвырнул в сторону драгоценный стеклянный бокал тонкого катайского стекла с не менее ценным вином столетней выдержки. - Горнисты! Сигнал! Левому краю отойти назад. Пропустить в горящий лагерь росскую кавалерию. Быть готовыми, по сигналу, опять замкнуть кольцо окружения. Одной центурии отправиться на северную дорогу дождаться прохода основных сил, запереть и бить возможный остаток подкрепления в севереных лесах.

Это была вторая, и самая главная, ошибка легата, хотя которую он тоже сделал по незнанию.Когда основные силы россов, через открытый коридор прорвались в лагерь, центурия из резерва только подходила к опушке леса, по пути добивая лежащих на поле боя раненных - и одетых в сверкающую металлическую броню, и одетых в тускло-зеленою стеганную. Ни делая никаких различий - все те, кто не был облачен в форму римских легионеров был врагом и заслуживал смерти. За этим занятием их и застало вышедшее из леса небольшое подкрепление россов, которое было одето в стеганную зеленую броню.

Увидев занятия римлян эти бойцы стали приседать или ложится на землю, направляя в сторону совершенно не испуганных римлян странные деревянные приспособления. Последовавший за этим огнестрельный залп разъяснил на несколько секунд оставшимся в живых римлянам, что во-первых - это странные приспособления - огнебойное оружие, а во-вторых - это явно не росские войска. Через пару секунд второй залп добил остатки центурии.

-- Смотри Макр! У них огнебойное оружие! - воскликнул Леонардо, дергая легата за рукав.

-- Вижу. А это еще что? - и он указал на выползшее из леса приземистое нечто. - По виду напоминает плечи человека, которому вместо головы вбили бриттский приплюснутый шлем. Как ты думаешь, трибун, что это такое?

-- Наверняка, это оружие. Судя по виду - осадное.

-- Очень хорошо. Там его охраняет всего две сотни бойцов. Снять две центурии с центра, там уже все кончилось, и одну взять из резерва, и захватить это оружие.

К сожалению, все пошло не так. Когда римские легионеры с воинственными криками бросились на уступающий им в количестве в полтора раза отряд, заговорило осадное орудие. Оно окуталось дымом, над полем раздался звук, который издает рвущаяся плотная ткань, только многократно усиленный, и плотный строй трех центурий буквально разметало по полю. Как будто огромная невидимая палица ударила по легионерам, разрывая тела на куски, расплескивая кровавой пылью черепа, с легкостью пробивая щиты и тела легионеров насквозь, в считанные мгновения покончила с наступавшими и умолкла.

Увидев такое, ближайший расчет камнемета быстро развернул свой агрегат в ту сторону и выстрелил зажигательным снарядом. Снаряд не долетел шагов сто и бесполезно только расплескал огонь по траве, но расчет осадного орудия находников моментально понял опасность и опять пошел дым и раздался звук. Вслед за этим по позициям камнеметов прошелся смерч, с легкостью ломая деревянные детали и убивая прислугу. Спасения не было нигде - даже на противоположном конце поля не осталось ни одного целого камнемета.

-- Весь резерв, срочно, вооружить шарами Леонардо и любой ценой уничтожить это чудовищное оружие.

Легионеры выполнили приказ - широким строем, максимально рассеянным, сжимая в руках щит и по небольшому глиняному шару, наполненному римским огнем, они бросились в сторону новой опасности. Всего около двух сотен из целой когорты под шквальным огнем смогло добраться на дистанцию броска, еще меньше смогло попасть в это оказавшееся металлическим сооружение, которое еще ко всему прочему могло быстро перемещаться, но все равно эта опасность была ликвидирована, а осадное орудие стало медленно дымить.

Разозленные потерей две сотни охранников быстро добили остатки легионеров, лишив римлян последнего резерва.

Тем временем и россы преподнесли неприятный сюрприз. Прорвавшаяся в лагерь конница совершенно не собиралась останавливаться в этом мешке. Наоборот, она еще больше разогналась и со всей силой ударила в южную часть римского легиона, буквально за несколько секунд втоптав в землю полкогорты, которые запирали путь на южную дорогу. После этого, сделав широкую петлю, они с южной стороны ударили во фланг центральной части римских легионеров.

Положение римлян стало совсем плохим. Измотанные долгим боем они встретились с превосходящей их по численности тяжелой кавалерией, причем в поле, без длинных копий и подготовленной обороны да еще и при фланговом ударе. Резервов не было, метальное оружие либо было уничтожено, либо исчерпало свои заряды.

-- Я думаю, нам следует уходить... - произнес мрачному легату Леонардо.

-- Запомни, сынок, последний урок: для полководца не может быть ничего более позорного, чем бросить свои войска при поражении. Даже проигрыш и плен не так ужасны. Трусость убивает удачу, раз и на всегда...

-- А смерть?

-- Смерть война смывает все его долги, это даже варвары понимают. Тем более - мы войны и смерть - наша вечная спутница...

-- Но у меня приказ цезаря...

-- У тебя - да. Ты - уходи. Возьми пару центурий - и беги отсюда...

-- А ты?

-- А я остаюсь и расплачусь за свои ошибки.

-- Ты слишком ценен для Рима, твоя слава...

-- Что останется от моей славы, - прорычал легат, - от славы Луция Клодия Макра Железного, если я бегу с поля, бросив своих бойцов. Этого не будет. Я остаюсь, пусть они заплатят за мою жизнь своими...

-- Прощай тогда, - обнял его Леонардо и вскочил на подведенного ему коня. - Уходим...

Еще через час ни одного живого римлянина не осталось на поле боя. Из приблизительно 12 тысяч легионеров и ауксилариев выжили только те, что ушли в погоню за спасающимися волхвами - около трех сотен, и те, кого забрал с собой Леонардо ди Медичи - еще две. Итого - всего пять сотен. Пленных не брали...

Глава 20. Максим

Конец мая 2005г.

За прошедший год Максим не раз и не два хвалил себя за мудрое решение перейти во второй полк. Если все остальные его товарищи по первому полку продолжали служить, то он - нет. Жил, как белый человек: спал сколько хотел, никаких тренировок и зарядок, даже форма была лучше качеством. Место на снабжении в армии - самое сладкое - как говориться: "что охраняем, то и имеем". Некоторые бойцы, для получения кое-каких вещей подносили ему бакшиш, а с "борзыми" или "бычащими" разбирались прикормленные азеры.

Чуть похуже стало после переезда. Сергеев поставил учет и распределение привозимых материальных средств на строгий контроль. Теперь должность на складе стала очень неудобной - прибыли нет, а проблем - куча. А уж после того, как один из интендантов попался на воровстве и был приговорен к расстрелу, поставлен к стенке перед отделением и уже был зачитан приговор... Все для Сергеева кончилось хорошо - прецедента расстрельного не случилось: преступник умер от разрыва сердца не дожив до залпа. Но уже то, что патроны, как потом рассказывали пацаны из того отделения, у всех были боевые, ввергало Максима в пучину страха.

Выход нашелся неожиданно. Один из солдат проболтался (и был за это вознагражден) Максиму, что Седенький собирается построить небольшой золотой прииск вдали от Городка. Золото было ценно всегда и везде, и быть рядом с тем местом, где оно из земли попадает в людские руки очень перспективно. Максим собрал некоторое количество денег и попросился на этот прииск.

Его взяли. Как потом Максим узнал - ему опять повезло "попасть в струю". На прииск нужен был интендант. Прииск располагался далеко от Городка, машины ходили не часто, поэтому Седенький организовал рядом с прииском себе небольшую базу, с большими запасами.

С прииском дело вообще обстояло весело. Например - он был полностью незаконен, так как Сергеев не только не давал разрешение на его создание, помимо этого был еще и другой, официальный, но и, считалось, что он даже не знает об этом. Это найденное удачливым бойцом, еще в самом начале, место сначала охраняли солдаты из первого полка, но потом передали второму. На самом деле, полковник естественно знал о нем. Просто вначале было еще не до этого, да и Седенький не мешался под ногами, зараженный золотой лихорадкой, а потом, после всех этих непростых зимних событий стало уже не до этого. После разжалования Сергеев сослал приказом Седенького на эту базу - чтобы ему не скучно было.

Вторым веселым моментом был принцип набора, сотрудников, если так можно сказать, на прииск. Седенький издал приказ по своему полку "О соблюдении дисциплины" и на следующий же день набрал около сотни нарушителей оной самой. Всех этих злостных нарушителей наказали временным переводом из солдат в рабочих (а по сути превратили в рабов), которые и работали на прииске. Каждому рабочему было обещано восстановление после выполнения определенной нормы добычи драгоценного металла - двести грамм. Кстати, чтобы еще больше подхлестнуть добычу Седенький ввел правило, по которому суточную пайку рабочие выкупали за золото. "А коли не добыл - то и не ешь".

При таких порядках количество беглецов с прииска было бы чудовищным, если бы не было злой и внимательной охраны. Охрана такая была - в эту роту полковник собрал самых "отмороженных" из своего полка. Даже обергруппенфюрер Теодор Эйке заплакал бы от умиления глядя на эту мразь...

Естественно, в таких условиях попавшие солдаты старались как можно быстрее сделать норму и вернуться обратно к легкой военной службе. И, конечно, Седенький их отпускал, как только они добывали положенное. И тут же за место них брал следующих нарушителей. По дисциплине второй полк вскоре бы обогнал первый, если бы не был расформирован.

Прииск был супербогатый. Эта ничем не примечательная неширокая, но быстрая речка уже обогатила полковника на пятнадцать килограммов драгоценного металла. Золото встречалось в виде крупного песка и мелких самородков, хотя один удачливый старатель нашел самородок весом в 217 грамм.

Максим, конечно, не был ни охранником, ни рабочим. Он занимался выдачей и учетом на складе. И старался как можно меньше попадаться на глаза охранникам - его азеров тут не было и заступится, в случае чего, за него было некому. Зато, здесь он сумел набрать серьезную сумму, около 200 грамм золота, что при ценах на золото позволяло определить свой заработок в 5 тысяч долларов.

Зимой в работе прииска появился перерыв. Золото добывалось самым примитивным путем - многократной промывкой водой породы в лотках. При этом вся грязь и более легкие частицы вымывались, а осадок из тяжелых пород оставался в лотке, золото, как известно, очень тяжелый металл. Но у воды, которой пользовались для промывки, есть некоторое всем известное свойство, которое и остановило работу прииска на зимний период - при температуре окружающей среды ниже нуля градусов она превращается в твердый и совершенно не текучий продукт - в лед. Поэтому и охрана, и рабочие, и Максим всю зиму не работали.

Всю зиму Максим провел в отдыхах - а именно: на заработанное золото, которое, хоть и из-под полы, но все же имело ход в Городке, Бубнов кутил. (Хотя прииск держал только Седенький, золото добывали и другие - "для себя", и, несмотря на приказ сдавать его за рубли, не всякий торопился это делать. Да и брали многие более охотно золото, чем рубли). Были бы деньги, а промотать их найдется где. Всегда найдутся и добрые собутыльники, и раскладные телки. К концу весны Максим потратил все свои накопления - как денежные, так и золотые, но совершенно не жалел об этом. Позажигал он хорошо...

С концом апреля начался новый сезон работы на прииске, и теперь Максим решил не стесняться и брать "положенную цену" за те продукты и шмотки, которые он отпускал мающимся "посудомойкам", как несчастный рабочих, попавших во временное рабство на прииск. Теперь, после расформирования второго полка, недостатка в них не было. Одним из условий полюбовного договора, который заключил Сергеев и Седенький, было то, что последнему оставляется этот прииск и Сергеев не сообщает на большую землю. В замен Седенький послушно разоружается.

Решение Максима нажиться как можно сильнее выразилось в резко возросших его доходах, за неполный месяц собрано уже грамм триста, и в нескольких доносах на него. Чтобы не гнали волну и чтобы не попасть, помня то, как он сам подсидел прежнего интенданта, Максим при первом же удобном случае повинился перед своим начальством и поделился с ним, оставив себе всего сто грамм. Такой шаг был оценен, и, позже, на все обвинения в его адрес начальники закрывали глаза.

Тот страшный день начинался вроде де бы как обычно. Никто ничего плохого даже и не подозревал, подполковник с прииска еще вчера уехал в Городок, оставив за старшего одного из своих друзей. Все шло как обычно. Внезапно капитана вызвали к радисту. Оттуда он выскочил как ошпаренный и объявил тревогу. Все, включая рабочих, срочно погрузились на грузовики, бросив все в таком состоянии, как было. Максим еле-еле успел запереть дверь на склад, а капитан мял в руках крепкий кожаный мешочек с добытым золотом.

Судя по слухам, на нас опять напали, поэтому в Городок срочно собирали все войска. "И что им неможется?" - думал Максим. - "Вот что они могут сделать с луками и мечами против пулеметов? С катапультами - против зенитного орудия? Хотя... Это очень даже прибыльно может быть...". После того первого боя по Городку стало ходить множество самых различных вещей: начиная от глиняных и бронзовых тарелок (которые, как не парадоксально, пользовались спросом - есть на пластике и железе, много раз мытом, всем надело) и заканчивая оружием и доспехами. Максим тогда купил у одного бойца себе отличный нож, с богатой рукоятью и узором на лезвии, булатным или каким-то еще - в этом не разбирался, но очень удобным и острым.

"... Эх - если бы опять началась война! Напроситься тогда в отряд к подполковнику и хорошенько пошарить на поле бой, да и в домах... Хотя... Не - это слишком грязно. Лучше потом быстренько и по дешевке перекупить за золото", - он прикоснулся к лежащему у пояса кошельку, в котором лежал пакетик с золотым песком - "... всю, или не всю, а самую дорогую и некрупную размером добычу. А уж потом, медленно, продавать ее за достойную цену. Да - именно так и стоит поступить." - за этими приятными мыслями дорога до Городка прошла незаметно.

Колонна из десяти грузовиков подъехала к воротам городка, почти у самого города обогнав и почти скинув с дороги какую-то нагруженную длинными связками дров толпу, человек двадцать, поселенцев, тоже направляющихся в город. Пока шла проверка документов солдаты из последних грузовиков насмехались над "грязеедами", которые испуганные машинами потихоньку приближались к застрявшей в воротах колонне.

Наконец ворота открылись, и колонна начала заезжать внутрь города. Вроде все было нормально, но Максима внезапно кольнула тревога. Какая-то мысль билась глубоко в сознании и никак не могла выкристаллизоваться.

"Что же не так?" - думал Максим. - "Доехали вроде нормально, гопники-охранники не донимают, золото при мне... Что же не так? Может что-то в городе плохо? Да нет - вроде тоже нормально... Или с этими крестьянами что не так? Люди как люди..." - он бросил еще один взгляд на скрывающиеся за поворотом дороги и окрестными домами ворота, в которые как раз пытались пройти крестьяне.

Ворота скрылись из вида, машины медленно ехали по направлению к казармам, а тревога все росла и росла. Вдруг со стороны ворот раздался громкий крик, тут же правда прекратившийся. Тут то Максима и осенило. "Поселенцы испугались! Испугались грузовика! Не того, что их задавят, а именно грузовика! Машины! Испугались, как будто никогда его не видели! Черт! Это не поселенцы! Это местные! Надо сказать, чтобы проверили, вдруг это нападение! Но как сказать? Эти уроды, которые здесь сидят со мной, скорее меня отпи..дят, чем послушают..."

-- Ээ.... Кто интересно там кричал так?

-- О! Бубен - дать тебе в бубен? - заржали несколько охранников.

-- Странно просто...

-- Заткнись, - ответил кто-то из охранников.

-- Да не, Кирпич, крик действительно странный. Я такой только однажды слышал, когда мы поймали одну парочку и на глазах парня его телку трахнули во все щели, вот он тогда так кричал... - включился в разговор другой голос.

-- Да? Пойдем посмотрим.

-- Да ну н... - ответил еще один.

-- А ну заткнулись все, - ответил лейтенант, командовавший этими отморозками.- Ща разберемся. Эй! - он сильно постучал по кабине, - Салага, глуши мотор!

-- Чо, тебе, боец? - Переспросил из кабины капитан.

-- Да надо сгонять глянуть, кто кричал, - громко перекрикивая мотор начал объяснять капитану лейтенант.

-- Да это его проблемы.

-- Да давай остановимся, пацаны размяться хотят.

-- Приедем ща, минут пять уже осталось. Там и разомнетесь, - ответил капитан.

-- Я думаю, те люди, что мы на дороге, - Максим дернул лейтенанта за рукав и тихо сказал, - они не наши.

-- Не пи... - отмахнулся лейтенант, - не до тебя.

-- Скажите это капитану, - попросил Максим.

-- Ладно. Эй! Командир! Тут один умник говорит, что на дороге местных видел, давай остановимся, посмотрим.

-- Б..! Как ты меня з...! Ладно! Х... с тобой!

Машина, а затем и вся колонна, так как Максим ехал в первом грузовике, остановилась. Лейтенант вместе с еще несколькими десятками человек вылезли из машин, кто просто размять ноги, кто тоже из любопытства. Небольшая группа медленно пошла к окраинам домов, которые закрывали вид на ворота. Максим с ними решил не идти. Чувство опасности не хотело никак утихать, наоборот, все росло и росло. Вот группа людей неторопливо, даже вальяжно, медленно завернула за угол и скрылась из виду.

Прошло полминуты и раздались крики - из-за угла выбежало несколько солдат, крича и размахивая руками. Внезапно последний из них споткнулся и упал, из его спины торчало древко стрелы. Через секунду кричали и орали уже все. Из кузовов грузовиков на землю посыпались солдаты, на ходу пытаясь вставить выхваченные из разгрузочных жилетов магазины. Но они уже не успевали... Из-за поворота выскочила конница, огромное количество, не меньше сотни всадников, с короткими луками и саблями наголо, усатые и бородатые но с обритыми головами, с которой торчал один только чуб - вылитые казаки из фильмов. Бежавшие навстречу солдаты успели срезать огнем первый ряд нападавших, после чего все смешалось. Вот, прямо с седел, двое наездников с длинными кинжалами запрыгнули в кузов одного из грузовиков. Из кузова, скрытого тентом, послышались дикие крики, как будто там кого-то резали, впрочем это так и было. Через секунд пятнадцать оттуда выпрыгнули те же двое казаков, их руки, сжимавшие кинжалы, были по плечи залиты кровью. Другая часть казаков стала врываться в дома, откуда скоро потянуло дымом и женским визгом.

Только всего этого Максим не видел. Ожидав чего-то такого и поняв, что дело плохо, он в первую же секунду нырнул под грузовик, заполз под задний мост и затаился там - две пары боковых колес хоть как-то спрятали его от убийц. Все последующие события для него запомнились только как дикие крики и мельтешением конских и человечьих ног. Отлежавшись минут этак сорок, для надежности, и поняв, что основные события уже сместились дальше, к центру города, а вокруг него уже давно нет никаких звуков, кроме гудения огня из нескольких загоревшихся домов и хриплых стонов раненых, Максим вылез из под спасшего грузовика. Стараясь не заострять внимание на развороченных трупах и раненных, тянущих к нему руки, он вырвал из рук убитого автомат, порывшись, набрал с полдесятка магазинов и вдоль стены, стараясь держать направление, с которого раздавались звуки разгорающегося в центре города боя в поле зрения, побежал к казармам.

Через пятнадцать минут он добежал. У казарм полным ходом шел сбор колонны, даже не колонны, а нескольких машин, на которых капитан Седенький собирался, судя по всему, убежать из города. Насмотревшись на ужасы боя, Максим его ничуть в этом не упрекал, и, более того - был с ним полностью солидарен. Теперь главной задачей было пробраться в одну из трех машин, которые собирались, судя по количеству погружаемых канистр с топливом, совершить безостановочный пробег по маршруту Городок - База у Аномалии. Там в холоде, но зато в безопасности (на острове, да под прикрытием "Шилки"), подполковник хотел отсидеться и дождаться подкрепления.

Как на зло, ни одного знакомого командира, кроме Седенького, видно не было, а нему, понятное дело, не подойдешь. От одного грузовика его прогнали, из другого - чуть не выбросили, а соваться в личный газик Седенького было бы уж совсем несусветной наглостью. Повезло ему у четвертого, последнего, грузовика. В кузове, помогая укладывать какие-то ящики, Максим увидал двух своих знакомых, прикормленных азеров.

-- Расул! Ахмед! Салам маллейкум! - крикнул, подходя, к ним Максим. - Уезжаете куда?

-- Салам, - буркнул один из них. - Не мешай. Лучше уходи.

-- Да я вот с вами решил тоже поехать, возьмете? - с наигранной веселостью спросил Максим.

-- Нет, - опять повторил Расул, - уходи.

-- Но почему? Я заплачу вам.

Из глубины кузова раздался какой-то звук, похожий на покашливание. Азеры обернулись на секунду, потом повернулись обратно и Ахмед сказал:

-- Ладно, возьмем. Тут и друг твой есть. - И оба, свесившись через задний борт грузовика протянули Максиму по руке.

-- Вот спасибо! - сказал Максим, и протянул обе руки, перекинув автомат, чтобы не мешал, за спину. Азеры крепко схватили его за руки и приподняли на уровень бортика. - А что за друг мой тут у вас?

-- Да я! - ухмыльнулся голос из глубины и на свет, склонившись, вылез солдат.

И Максим понял, что дело плохо. Это действительно был его старый знакомый - Федор. Тот самый, которого он подсидел с мягкого интендантского места еще на Земле. Максим попытался вырваться, или хоть откинуться подальше, но не тут-то было. Азеры держали его крепко.

-- Здравствуй, земеля. - еще шире ухмыляясь приветствовал его Федор.

-- Ээ... Привет... - проблеял испуганный Максим.

-- Что, пацан, не рад меня видеть?

-- Да, нет, что ты. Рад.

-- Вот как хорошо. А уж как рад тебя я. Это что-то... - и кивнул своим азерам, чтобы Максима притянули повыше.

-- Ты, земеля, не прав был. Признаешь?

-- Да. не прав, признаю... - сглотнул Максим появившийся от страха тугой комок в горле.

-- Ну а раз признаешь, то надо как-то урегулировать наш вопрос, не так ли?

-- Наверное, да. Только чо ты хочешь? Денег у меня нет - все спустил за зиму...

-- Наверное... А еще заплатить хотел... Раз хотел - значит есть чем. Ты так, похоже, ничего и не понял... - Федор подошел к бортику, схватил буквально распятого в воздухе за воротник двумя руками и резко дернул на себя. Всякая веселость исчезла и злым, со сдерживаемой злобой, голосом Федор продолжил. - Ты, сука, меня заложил и подставил. Кинул на бабло. И что, думаешь, я с тобой нянчиться буду? Гони деньги, быстро!

-- У меня ничего нет, я же сказал. И вообще, я щас закричу, и тебя...

-- Сука! - отпустил его Федор и чуть подался назад. - Закричит он... На! - с этими словами он размахнулся и со всей силы ударил Максима ногой в голову. Жесткая подошва армейского ботинка прошлась по лицу, сломала и свернула на бок нос, порвала щеку, превратила губы в кровавую лепешку и чудом только не выбила зубы. Кавказцы отпустили руки и тело с глухим стуком упало на землю.

-- Обыщите его, - в полубессознательном состоянии услышал Максим голос Федора, и чьи-то руки зашарили по его карманам. Чисто инстинктивно руки дернулись и сжались на мешочке с золотом, и Максим услышал слова:

-- Еще трепыхается - вырубите его, наконец, посмотрите у руки, что там, оттащите вон в сторону и прикройте чем. Валим уже скоро.

Выключившего его сознание удара Максим уже не почувствовал.

Очнулся Максим уже ближе к вечеру. Ясное сознание пришло не сразу. Сначала вспомнилось имя, потом где и кто он, потом та "жопа", в которую он попал. С первой попытки открыть глаза Максим не смог. Что-то засохшее на лице мешало этому. Протянуть руку и протереть глаза он тоже не смог, его тело было чем-то завалено. Максим уже почти разлепил губы и хотел позвать на помощь, но пришедшая в голову мысль, что придти на помощь ему могут те ужасные всадники, и какую именно "помощь", к примеру ножом по горлу, они ему окажут, заставила закрыть рот. Через некоторое время, наощупь определив, что завален каким-то мусором и тряпками, Максим смог подтянуть к голове руку и протереть, а скорее продрать, глаза. Теперь дело пошло быстрее, и вскоре Максим смог подняться на ноги. Его качало.

Вокруг не было ни души - ни друзей - ни врагов. Городок был весь в дыму - похоже часть домов сгорела, а часть осталась невредимой - видимо их хозяева смогли отстоять, и судя по слышным где-то к югу одиночным винтовочным выстрелам, продолжали это делать.

"Отсюда надо валить!" - подумал Максим. - "Но куда? На юг? Там вражеские города. На запад - тоже, на восток - сплошные пустынные леса... Идти можно только на север, там есть то место, через которое мы сюда попали. И есть шансы, что я смогу пройти обратно. Хватит с меня этой службы, лучше дезертировать, чем быть убитым своими, а равно и чужими солдатами ради грошового мешочка золота. Но дойти я не смогу. Туда только на машине ехать. Или плыть. Поэтому, надо идти к реке, там взять лодку, я думаю их не угнали, и плыть потихоньку на север".

Размышляя таким образом, Максим продолжал оглядываться по сторонам. Наконец, приняв решение, он перед уходом решил подготовиться к предстоящей дороге. Двери казарм были открыты, Максим спокойно зашел и начал выбирать себе снаряжение для долгого пути.

"Так... Сначала оружие. Автомат вот есть. Теперь надо найти патроны... Вот они, и магазины запасные тут же. Думаю, "цинк" с собой тащить, это слишком, да и можно не успеть снарядить... Но вот пять магазинов, как минимум, полных иметь надо бы. От всякого зверья, что двуного, что четвероногого, отбиться хватит. А от врагов посильнее - река спасет. Теперь, еда. Сухпаек брать все равно надо, хотя по вкусу он..., ну понятно какой. В крайнем случае, можно охотой добить рацион. Не..., охотой с лодки, не получиться. Значит рыбалкой, вот и леска с крючками. О даже целый спиннинг! Хотя... Весь его, хоть он и складной тащить глупо, только мешаться будет, а вот катушечку с леской и крючками взять надо... Черт - не пролезает блесна и крючки сквозь кольца - ну обрезать снасть нафиг - потом обратно привяжу... Ну соль вот, и сахара взять - самое то что надо. А теперь - руки в ноги и бегом, бегом отсюда!"

Город казался вымершим. Сначала Максим осторожно крался от дому к дому, но потом, поняв, что ничего страшного нет, побежал быстрее. Наконец он подошел к месту боя. Выглядело это настолько ужасно, что Максим не смог сдержать рвоты. Сплюнув с языка оставшийся привкус желчи и аккуратно, чтобы не потревожить раны, вытерев с губ остатки слюней, Максим разогнулся и стал рассматривать поле боя. Вся улица была усеяна трупами. Если в конце улицы еще были аборигенов, то ближе к середине на земле лежали уже сослуживцы Максима. Два задних грузовика сгорели, распространяя вокруг себя смесь двух тошнотворных запахов - едкого запаха жженой резины и приторно сладковатого запаха горелого мяса.

Максим, вспомнив кое-что, остановился и вернулся чуть назад, туда, где лежал с разрубленной головой капитан. Аккуратно, стараясь поменьше прикасаться к трупу, Максим обыскал его, пока не нашел то, что искал. Ту долю добытого золота, которую курьер вез Седенькому.

"Ха! Я опять богат! Здесь около килограмма. Это мне удача привалила" - мысленно усмехнулся Максим. Он отошел от лежащего на земле трупа и случайно бросил взгляд на валяющееся на земле свернутое боковое зеркало от грузовика. Нагнулся, поднял его, посмотрел на свое отражение и с глухим вскриком отбросил его подальше. Увиденное его поразило и испугало. Все его лицо превратилось в кровавую маску. Глаза были покрыты струпьями засохшей на коже крови, неудивительно, что они не открывались. Максим бросил взгляд на свои руки, которыми он протирал глаза и увидел под ногтями темно бордовую полоску засохшей крови - его крови. Губы распухли так, что даже не было видно его щегольских усов и бородки. Но самое страшное - нос. Из остренького, с небольшой горбинкой, что вместе с усиками и бородкой предавало Максиму аристократичный вид, он превратился в нечто огромное и круглое - на пол лица.

"Как такое может не болеть? - спросил себя Максим, и организм, как будто услышав его вопрос, ответил ему дикой болью по всему лицу. - Ну погоди, Феденька, сучара! Мы еще встретимся!" - заскрипел зубами Бубнов.

Накинув на плечи рюкзак и повесив автомат на шею, Максим отправился в дорогу. Тихонько прошел через распахнутые настежь ворота Городка (створки ворот и косяки подпирали сваленные кучи дров, которые маскировали местных и, заодно, мешали быстро закрыть ворота, если бы это было кому делать) и быстрым шагом, озираясь и держа автомат снятым с предохранителя, отправился в лес. Идти по дороге он побоялся, и осторожничая, свернул в лес.

Идя по лесу, да еще в сумерках, Максим не смог удержать направление. Было пасмурно, солнца не было. На следующее утро солдат пошел не к реке, а почти параллельно ей на юг, и все остальные дни, озаботившись о сохранении направления, шел именно в ту сторону.

На третий день Максим вышел наконец-то к реке, уже понимая, что заблудился. Причем вышел он не к реке, она обнаружилась потом чуть дальше, а к небольшому костру, у которого грелись несколько солдат. Оказывается, мысли о дезертирстве приходили не только в его голову. Эта группа, отрядом это назвать было нельзя, скорее банда, состояла из пятнадцати человек, в основном из солдат второго полка. Большинство чудом уцелели в бойне на основных позициях полка, трое, как и Максим, сбежали из Городка, а двое вышли из леса с западной стороны и рассказали о бое, в котором участвовало подкрепление.

Именно эти двое бойцов, звали их Сашка и Яр, начали прививать некоторое подобие дисциплины, правда не всегда успешно. Солдаты бывшего второго полка и с самого начала мало напоминали солдат, а уж теперь и вовсе все больше и больше - бандитов. Беглецы из первого полка предложили поочередное приготовление пищи и рубку леса для постройки плотов, они учредили патрули, в которые поначалу, испуганные "туземцами" ходили регулярно все. Позже, когда эмоции чуть подернулись пеленой памяти, в патрули стали ходить только эти двое.

Вполне логичным, что основную часть задержанных, чему очень завидовал Максим, который не любил перетруждать себя какой либо работой, привели именно эти двое (а завидовал он тому, что каждый найденыш обычно так или иначе проставлялся тому, кто его привел к людям). На следующий, после прибытия Максима, день патруль привел еще двоих солдат из первого полка, один из которых был инвалидом, в бою ему отрубили руку. Еще через день Яр привел еще одного отощавшего и грязного дезертира из второго полка. Но самую ценную добычу привел Александр.

Дело было уже к вечеру, когда подлесок раздвинулся и около стоянки показался один из бойцов патруля Александра. Вид у него был ошарашенный и какой-то странно плотоядный.

-- Пацаны! Там такое.... - начал он, но большинство пацанов никакого внимания к нему не проявили. И не особого тоже. Каждый занимался своими делами: чинил одежду, болтал, лежал, и дела им не было до какого-то там караульного. Однако когда из леса раздалось конское ржание, все всполошились и потянулись за оружием.

-- Тихо, пацаны, там Сашка туземцев поймал, ох он и везунчик. Первым значит будет...

-- Где первым? В чем? - переспросил кто-то, и ответ не заставил себя ждать.

Сначала из леса вышли две оседланные лошади.

-- Ого, колбаса пришла! - Воскликнул отощавший солдат, который в своем недельном странствии питался исключительно вегетарианской пищей.

-- Это еще не все, и не главное... - продолжал, как опытный конферансье, нагнетать интерес патрульный.

Подлесок расступился еще раз и на землю около костра друг за дружкой, эффектно рассыпав при падении на землю свои длинные черные и светлые волосы, вылетели вытолкнутые сильной рукой две молодые женщины, даже скорее девушки, одетые в местную одежду и кольчуги.

Глава 21. Ярослав

Над костром повисло ошеломленное молчание, которое вскоре взорвалось кучей скабрезных комментариев.

-- Чур, на блондинку я первый!

-- Черненькая моя!

-- Нет моя!

-- Вот б...я! Пошел на х.й! Я буду первым!

-- Да я у.бу тебя щас! Сука!

-- Б..я! Да я телки уже месяц не щупал!

-- Давайте разыграем очередь!

-- Тихо! - морщась, сказал Александр, но его никто не слушал. - Тихо! У нас проблемы.

Но его опять никто не услышал. Народ был объят похотью и совершенно не собирался ни на что больше отвлекаться. Пара человек уже расстегнула штаны, трое сцепилась в драке, еще двое уже начали раздевать пленниц.

Дмитриев, видя что его не слушают, перетянул со спины автомат, передернул затвор, поднял ствол вверх и выпустил короткую очередь. Стало тихо.

-- Тихо! - еще раз повторил он. - У нас серьезные проблемы. Пока я их вел сюда, я их немного подопрашивал...

-- Ха! Понятно как он их "допрашивал". А нам запрещает, сука! - начал злиться особо нетерпеливый.

-- Тихо. Пленницы рассказали, что за ними идет охота. Около пяти сотен человек идет по их следу. Они нужны им живыми или мертвыми.

-- Ну а нам то что? Мы то им не нужны...

-- А то, - предразнил Александр. - Ты прав мы им совсем не нужны...

-- А может это этим помощь идет, мы ими тогда прикроемся, еще может и выкуп заплатят. Раз пять сотен отрядили на поиски, значит они важные шишки.

-- Правильно! - Поддержали умника несколько голосов.

-- Дурак ты. Если бы это была им помощь, то они бы бежали к ним на встречу, а не от них, не так ли? И уж тем более бы они молчали, что за ними след в след помощь.

-- Мда... Может ты и прав... И что ты предлагаешь?

-- Надо срочно переправляться на тот берег. Речка в данном месте бурная, без плота или лодки на тот берег не переберешься. Это задержит погоню...

Ярослав в это время, как громом пораженный смотрел на девушек. Как же они были красивы, но каждая по-разному. Черноволосая была красива как огонь, и так же опасная. Высокая, наверное, не ниже Ярослава, стройная мускулистая, но от этого не менее женственная фигурка, темные глаза, в которых отражались языки пламени костра. Вид она имела гордый и независимый, более того - во всей ее позе читался вызов. Правильные, тонкие черты лица выдавили древний род, причем с некой толикой восточной крови, которая придавала девушке необычную привлекательность. Но некоторое подспудное ощущение, а Ярослав давно замечал за собой, что эти его неведомые шестые чувства его почти никогда не обманывают, говорило, что мужчины для этой девушки не более перчатки, которые надо одеть для какой-либо работы, а потом выбросить, и меняет она их с такой же скоростью. В общем - та еще стерва.

Вторую можно было назвать полной противоположностью первой. Если первая ассоциировалась у Ярослава с хлыстом, то вторая была беззащитным полевым колокольчиком. Она во всем отличалась от своей подруги. Ее нельзя было назвать толстой, но она была заметно полнее брюнетки, но при этом она не была развалиной - все выпуклости были соразмерны и гармоничны. Желтого цвета волосы до пояса укрывали ее фигуру. Лицо ее было еще почти детским, хотя телу позавидовали бы многие певички и телеведущие, да и вообще половина женщин. Но несмотря на то, что она была одета в кольчугу, весь вид ее выражал трогательный испуг и беспомощность, которая будила желание защитить, укрыть, спасти...

"Неужели я опять втрескался?" - задумался Ярослав. - "Неужели мне мало было того опыта? Все они просто бл..и и самки, которым нужен только толстый кошелек и большой х... Вон та черненькая - этого и не скрывает, с чисто женским интересом осматривая всех парней. Для нее предстоящее - просто забавное приключение, которое можно будет рассказать и чем похвастаться таким же как она, своим подругам. И даже особо не скрывает этого. А вторая? Неужели она такая же? И неужели я допущу, чтобы ее эта толпа изнасиловала? И я тоже присоединись к ним? И стану такими же, как они? Вот с такой вот похотливой мерзкой рожей, как у того? Или тупо-пропитой, как у этого? Этого я хочу для себя? И для нее?"

-- А что, если по-быстрому..., и на ту сторону сбежать? За нами же не погоняться? - эта весьма здравая, хотя и омерзительная, мысль подлила масла в огонь беседы. Потихоньку Александр проигрывал это словесное сражение. На его стороне был только раненый Олег, да молчаливый Игорь. Максим тоже, хоть и смотрел с завистью на Александра, видимо слишком боялся погони, чтобы здесь задерживаться.

Внезапно яркая идея пришла в голову Ярослава. Такая, что он даже чуть не расхохотался во весь голос. "Великолепно, - ликовал он. - Сейчас мы увидим как мерзость ради мерзости совершит светлое и доброе. Смотрите же все!..."

-- Телки хороши, это правда. И Сашка прав, - тихо заметил молчаливый Ярослав. То, что он сторонившийся женщин, на столько, что над ним уже начали зло подшучивать, намекая на известные нестандартные предпочтения, и замкнутый парень сказанул такое, на несколько секунд заткнуло всем рты. И Ярослав смог продолжить свою мысль. - Ведь Дмитриев дело говорит. Ну кинем мы по одной палке этим телкам, а потом бежать. Да и успеем ли вообще убежать, это еще х.й знает! А так, спокойно переправимся, уйдем по глубже в лес, и там нас уже никто не будет отвлекать от сладкого. Как в анекдоте: "Сейчас мы медленно спустимся с холма..."

-- Бл..! Пацан дело говорит! Вот это идея! - раздались возгласы со всех сторон и Ярослав оказался награжден множеством дружелюбных похлопываний, шуточек и презрительным взглядом со стороны Александра, который явно хотел спасти девушек от надругательства.

-- Только, пацаны, раз уж предложил идею хорошую, то я буду первым у черненькой...

-- Ладно! - заговорил Виктор, который был негласным атаманом у солдат из второго полка. - Там видно будет...

После этих слов Ярослав получил еще два презрительных взгляда, теперь уже со стороны Олега и Игоря, на которые он ответил веселым подмигиванием. Внезапно все замолчали. Вдали, еле слышный, прозвучал звук рога, похоже это и была обещанная погоня. Решение было принято сразу и единогласно. Даже самые похотливые солдаты решили, что шкура дороже развлечений.

Переправа проходила в спешке. Плотов на всех не хватило, поэтому форсировать реку пришлось дважды. Во время второго раза произошел необъяснимый случай.

Олегу в очередной раз стало плохо. В спешке, во время погрузки, в которой он по причине тяжелого увечья не принимал участия, ему, лежащему на земле, наступили на больную культию. От дикой боли Олег сразу же потерял сознание. После долгой ругани Олега положили на край плота, и вторая переправа началась. В этот раз все получилось не так хорошо, как в первый. Подул ветер, на реке поднялось сильное волнение. Ледяная вода брызгами попадала на людей и плот, делая тот скользким как каток. Отталкиваясь кольями от дна, солдаты, из-за несогласованных действий, так накренили плот, что он чуть не перевернулся. Только что пришедший в себя Олег увидел, что его неостановимо стягивает с плота в воду. Он пытался зацепиться здоровой рукой, но к несчастью его положили правой стороной к воде, а левой - к центру плота, поэтому его рука только бессильно била и расплескивала воду. Угол плота погружался в воду все глубже и глубже. Только Ярослав заметил смертельную опасность, грозящую калеке, и попробовал поймать его, но ему не хватило буквально нескольких сантиметров.

Как потом рассказывали солдаты, плот очень удачно ударился в этот момент о подводный камень, да с такой силой, что Олега буквально выбросило в центр плота, а сам плот, как "блинчик", подскочил и выровнялся. Все сказали Олегу, что он родился в рубахе, и тот не спорил. Потому, что не хотел, чтобы его зачислили в сумасшедшие. Ведь он отлично видел, как из воды сначала появилась бледная, тонкая, и явно женская, правая рука и с нечеловеческой силой выбросила его, уже почти свалившегося в воду, к центру, а потом появившаяся вторая рука взялась за край плота и резко выровняла его. Никакого камня не было. Но и руки из воды тоже не могли появляться сами по себе, без всего остального, а как потом не смотрел Олег, никаких тел или голов над водой не появлялось. "Пусть уж лучше будет камень" - подумал Олег.

Когда все уже переправились и собирались в поход дальше по правому берегу речки, на левом берегу, как тени, появились чужие воины. Они не были похожи на тех, которых уже видели все солдаты, и больше всего напоминали римских легионеров из приключенческих фильмов. Тени все прибывали и прибывали, потом послышались какие-то резкие щелчки, и над головами солдат стали появляться воткнувшиеся в деревья короткие арбалетные болты. Несколько солдат подняли автоматы и дали несколько одиночных выстрелов по той стороне реки, но этим только яснее обозначили свои позиции. С той стороны реки опять послышался стук и опять этот берег был осыпан болтами. Все решили, что будет лучше отойти, и стали быстро скрываться в лесу. Предпоследний уходящий крикнул последнему, прислонившемуся к дереву, солдату.

-- Петро, давай, не задерживайся, бежим, - но тот только странно дернул рукой.

-- Петя? Петька? - подбежал к нему предпоследний и в ужасе отпрянул. Удачно попавший в шею болт пробил позвоночник и пригвоздил Петра к дереву. Тело еще не верил, что умирает, пытаясь делать какие-то движения, но глаза уже заволокла пелена Той, Что Приходит К Каждому.

-- Нет!!! ПЕТЬКА!!!! - стал его дергать за руку солдат, но тут из леса появился Виктор, с одного взгляда все понял, ударил бьющегося в истерике солдата в висок и силой потащил его, полуоглушенного в лес, подальше от сидевшей на кончиках болтов смерти.

Всю ночь и весь следующий день небольшой отряд шел по лесу, со всей возможной скоростью удаляясь от реки. Только к вечеру, испуганные поначалу еще слышимыми раздающимися сзади звуками работающих топоров, солдаты решили сделать привал. Настроение было отвратительным. Они не успели просушиться после переправы, а речная водичка в мае на этой широте еще далеко не горячая, так что многие замерзали. Олег опять потерял сознание и его несли на импровизированных носилках, в которые превратилась единственная на всех четырехместная палатка - достояние Максима, который при бегстве из города схватил первый попавшийся рюкзак, лишь бы побольше.

На стоянке был разожжен большой костер, одежда была разложена на просушку. Когда Максим раздевался, он не заметил, что из его одежды выпал маленький, но очень тяжелый мешочек.

-- Что это? - спросил Виктор, поднял его и стал развязывать.

-- Отдай! Это мое, - Максим выхватил свои сбережения из рук Виктора, но так как мешочек был уже развязан, несколько крупных тяжелых и желтых крупинок, блеснув в огне костра, выпали прямо ему под ноги.

Виктор нагнулся еще раз, поднял несколько этих крупинок, внимательно посмотрел на Максима, и, ничего не сказав, пошел к своим товарищам. Там произошел тихий разговор, во время которого Максим ловил на себе жадные взгляды многих своих бывших сослуживцев. Но те ничего не предприняли, и привал спокойно продолжился.

Отряд беглецов все больше и больше превращался в банду. Если сначала все еще по привычке сдерживались и подчинялись старшему по званию, а это был Александр из первого и Игорь, вроде бы и из второго а теперь тоже из первого полка, то с каждым часом натура все больше и больше выпирала наружу. А натура у большинства солдат оказалась далеко не пряничной. Как всегда бывает, самый ушлый, таким у них оказался Виктор, быстро захватил (после одной весьма жестокой драки с другим претендентом на пальму первенства) власть в свои руки. Игорь этому не препятствовал. Сначала в команде Виктора было три человека, но потом и все остальные солдаты из бывшего второго полка потихоньку стали сбиваться вокруг него. Бойцы первого полка также, чтобы противостоять все сильнее наглеющим соседям-сослуживцам, сплачивались вместе, но лидера среди них пока не наметилось. Особняком стоял Игорь, который хоть и был из второго полка, но совершенно не тянулся к "своим", а больше тяготел к солдатам первого (да и Виктор побаивался его: в драке Игорь легко уделал бы троих). С другой стороны на четверых солдат из первого полка, одного из которых можно было и не считать - калека, приходились большое количество различных полезных мелочей, а теперь еще и две пленницы. Долго так продолжаться не могло, так что рано или поздно, но нарыв обязательно бы прорвался.

Первые неприятности последовали после ужина. Поевшие и согревшиеся солдаты стали потихоньку оттаивать. Завязалась беседа, у кого-то нашлась фляжка с водкой, которую быстро употребили "в лечебных целях". Но такое малое количество выпивки, каждому из второго полка досталось по два-три глотка (солдат первого полка не угощали), не привело никого в пьяное добродушное веселье. Наоборот, как это бывает при "недопиве", появилась иррациональная злость, послышались первые громкие голоса, свидетельствовавшие о начинающейся сваре, и тут кто-то вспомнил о пленницах, тихо сидящих в тени елки, сбоку от костра.

-- Ну что, пора поразвлечься, - сказал Виктор.

-- Точно!... Пора!... Ща накидаем!... Круголя щас они сделают!... Чур, я первый! - раздались эти и другие похабные выкрики.

"Ну вот. Кончилось время, на которое я отсрочил их судьбу", - думал Ярослав. - "И теперь опять я должен решать, кто я? Человек, или такая же мразь, как эти?" Руки Яра самостоятельно стали неторопливо подтягивать к себе автомат. "Что я буду делать?... А, может, не следует вмешиваться? Это же не мои женщины, - появились, как чужие, другие мысли. - С какой стати я должен их защищать? Я сам не буду принимать в этом участие, и я сохраню себя незапятнанным. А что творят подонки - это на их совести. Но разве "не помочь" не тоже самое, что и "разрешить, оправдать"? И останешься ли ты чистеньким после того, как увидишь, что с ними сделает эта толпа?"

Как бы в подтверждение этих мыслей раздался голос того последнего отступавшего:

-- Да я этих сучек на куски порежу! Это из-за них моего друга Петьку как жука пришпилили к дереву. Из-за них!

-- Порежешь, но только после того, как пацаны устанут. Они получат море удовольствия.... Уууу.... Давно телок не было! - поправил его Виктор.

"Время решать!", - продолжал думать Ярослав. - "И что - я позволю этой толпе надругаться над ними? Может черненькая и не прочь была бы, но услышав о финале, даже у нее в глазах появился страх. А беленькая, вообще от ужаса съежилась как маленький зверек. И ее глаза молят - спаси, помоги! И я что, не помогу? Допущу, чтобы случилось? И смогу ли я после этого называться человеком? НЕТ!" - тихонько, стараясь чтобы не было слышно лязга, передернул скобу автомат. В поднявшемся шуме, в котором "пацаны" рассказывали, как обойдутся с этими девушками, это прошло незамеченным и неуслышанным.

-- Эй, Витя! Ты обещал, что я буду первой у брюнетки.

-- Ха! Эй, пацаны, я такое говорил?

-- Да нет... - сказал один.

-- Я не помню... - ухмыляясь добавил второй.

-- Да тебе наверное по голове попало, - добавил третий.

-- А может, если еще раз приложить, то он вспомнит? - рассмеялся четвертый.

-- Вот видишь, - нагло усмехаясь, сказал Виктор. - Не было ничего такого.

-- Значит ты отказываешься от своего слова? - тихо, с угрозой, выделив голосом последнее слово спросил Ярослав.

Виктор ничего не понял, все также продолжая нагло ухмыляться, а вот Игорь, Олег и Александр что-то почувствовали. Внимательным взглядом каждый из них окинул фигуру сидящего на земле Ярослава и заметил, что его левая рука лежит на ложе автомата так, что в боевое положение его можно перехватить одним быстрым движением. Да и в словах Ярослава они уловили не желание утолить похоть первым, а намерение спасти. Поэтому каждый солдат первого полка аккуратно и незаметно подтянул поближе к себе автомат.

- А если и отказываюсь? То что? Обидишься на меня? Так ты знаешь, что с обиженными делают? У параши... - все солдаты второго полка заржали над словами Виктора. - Так что, если тебе хочется, ты сможешь утолить свою жажду женщины после всех и даже после того, как их порежут на куски. Так уж и быть, тебе дадут нужный кусок... - засмеялся своей шутке Виктор и, поднявшись, пошел к сжавшимся пленницам.

Его смех еще не успел затихнуть, как в руках у Ярослава вспыхнул у дула огнем одиночного выстрела автомат. Яр не знал, убил ли он кого в том первом для него бою на лесном рубеже, и смог бы убить или нет, но сейчас он действовал без каких либо сомнений. Левой, скрытой в тени, рукой Ярослав в течение разговора переводил предохранитель автомата в положение "ОД", а громкие щелчки, которые являются одним из недостатков АК-47, маскировал повышением голоса. Пуля попала в плечо Виктора, но, не задев кости, пробила мышцы и вышла с другой стороны. От удара Виктора бросило на землю. Остальные солдаты из второго полка вскочили на ноги и потянулись к своим автоматам, но не успели сделать и шага.

-- А ну, ша!!! - вскочили на ноги с автоматами в руках Александр и Игорь, в движении передергивая затворы и снимая с предохранителя.

-- Сесть на место! Руки, чтобы видеть! Быстро! - продолжал командовать Александр. Под дулами направленных на них автоматов, даже Олег зажал подмышкой приклад взведенного автомата, ругаясь, несостоявшиеся насильники послушно сели на землю и подняли руки.

-- Яр! Забери у них оружие.

-- Хорошо. - Ответил Ярослав, поднялся на ноги. Собирая автоматы и запасные магазины, он не отказал себе в удовольствии наступить на раненную руку Виктора так же, как он это раньше сделал с Олегом. И матерный вопль боли прозвучал для его ушей как самая мелодичная музыка.

-- Значит так. Я думаю, нам дальше следует идти порознь, - разряжая магазины и скидывая патроны в один мешок, сказал Александр. - Мы уходим сейчас же. С собой мы заберем все то, что было с нами, когда мы встретились. Патроны мы оставим в лесу через час где-то ходьбы. Так что утром вы их найдете. Не советую потом идти за нами. Идите в другую сторону. Если услышим вашу погоню, больше не пожалеем и пристрелим как бешеных собак. Все понятно?

-- Да пошел ты...

-- Не слышу ответа, - сказал Игорь и выстрелил поверх голов сидящих.

-- Понятно.

-- Ну и хорошо. Сидите так, мы по одному уйдем. Девушки, - сказал Ярослав, - собирайтесь. Вы уходите с нами.

-- Хоть одну нам оставьте, это по-честному... Пополам, - пробормотал один.

-- А ты знаешь, как это - "по-честному"? - спросил его Александр. - Если уж по-честному, то это моя добыча, я их нашел в патруле, пока вы пузо грели у костров. Хотя, если кто-нибудь из девушек добровольно собирается остаться с вами, то мы преград чинить не будем. Вы хотите? - спросил он девушек. Те отрицательно помотали головами. - Вот видите, не хотят. Наверное, вы им почему-то не понравились.

-- Сука!

-- Полегче с выражениями. У меня и так огромное желание грохнуть вас тут. Из-за вас и вашего подонка полковника мы оказались в такой жопе. Жаль Сергеев его не шлепнул! Так что, смирно сидите на своих местах, пока живы.

Вскоре солдаты первого полка собрались и стали по одному уходить. Последним уходили Ярослав и Игорь, которые держали под прицелом сидящих на земле. Внезапно Максим, который молча сидел на земле со всеми, спросил.

-- А можно мне с вами?

-- А ты что, не такой же урод? Как этот? Или ты не из второго полка?

-- Я служил когда-то в первом, с вами вместе. Разве вы меня не узнали? - нарочно не отвечая на первый вопрос, потому, что не был точно уверен в ответе "нет" сказал бывший интендант.

-- А, это ты тогда перешел в другой полк? То-то я смотрю, что лицо знакомое, - сказал Ярослав.

-- Ну, так можно? Вон, - Максим кивнул в сторону Игоря, - он тоже служил во втором полку.

-- Что? Страшно оставаться?

-- Ну... Если честно, то есть немного. Есть у меня подозрения, что меня ждут серьезные неприятности, останься я с ними.

-- Ну ладно... Что, Игорь? Нам решать. Берем?

-- Ладно, на один ствол больше. Да и Олега носить будет вторая пара.

-- Хорошо. Собирайся, пойдешь с нами, только собирайся быстро.

Максим вскочил с земли и быстро нырнул к груде сваленных рюкзаков. Достал свой рюкзак, полегчавший на палатку, на которой унесли Олега, взял из кучи автомат и несколько пустых магазинов и быстро подошел к стоявшим солдатам.

-- Я готов.

-- Отлично. Ну что же, "товарищи" давайте прощаться.

-- Мы еще встретимся, попомни мои слова, Яр, - прошипел кое-как перевязавший свою рану Виктор.

-- И тогда я тебя грохну. Учти. Все, счастливо оставаться, - сказал Ярослав и щегольски козырнул сидящим на земле.

И Виктор и Ярослав не знали еще, что видятся они, вполне возможно, в последний раз. На следующий день, отоспавшись и вдоволь поискав по лесу мешок с патронами, из которого, не обидев себя, отсыпал присоединившийся в последний момент Максим, оставшиеся солдаты приняли решение не преследовать ушедших на северо-восток обидчиков и повернуть в другую сторону. На юг, к населенным местам, где были деревни и города, в которых оружием можно было захватить еду, выпивку и женщин. И никакие чистоплюи теперь им в этом не помешали бы. Но через один день на месте последнего совместного лагеря появились люди в форме римских легионеров. И тут счастливый случай помог спасавшимся от преследования девушкам, и тем, кто был рядом с ними. Счастливый для девушек, но никак не для солдат из второго полка. Следопыты стали читать следы, которые усеивали лагерь и окрестный лес. При этом следы поиска патронов они прочли как петли для сбивания со следа, отряд, который пошел на север, они сочли отвлекающим и тоже сбивающим с настоящего следа, а больший отряд, ушедший на юг - основным скрывающим беглянок. Это было совершенно логично. Ведь там на юге девушек ждали родные места и потерявшая их армия...

Только настоящим чудом было то, что из всех уцелел один только раненый Виктор. Звериным чутьем поняв, по приближающимся звукам рога преследователей, что дело совсем плохо, он незаметно сместился на место замыкающего, и на очередном повороте бега соскочил в сторону с тропы и зарылся в огромную кучу прошлогодних листьев. Там в сырой канаве, он пропустил преследователей и, выждав время, отправился в на запад.

Через четыре дня, если считать со дня разделения отрядов, римляне настигли солдат второго полка, которые оказали бешенное сопротивление. Живым римлянам достался только один бедный раненный солдат, который счел, что плен предпочтительнее смерти. Уже через десять минут он уверился в обратном, познакомившись с методом ведения быстрого полевого допроса. Быстро узнав все, что их интересовало римляне добили раненного, и быстрым маршем последовали в правильном направлении, но уходящий на север отряд получил чистую фору в восемь дней.

На следующее утро после разделения пятеро солдат первого полка долго решали, что же теперь делать. Решено было идти на север на основную базу, где ждать приказов начальства. Мнение девушек, которые хотели на юг к своим, не учитывалось.

Уже восемь дней они медленно шли на север, по пути охотясь и запасая пищу на переход по тундре. Пояс тундры здесь был не такой широкий, как на Земле, но все же был. А животный мир там был такой же небогатый, как на родной планете, поэтому движение все замедлялось под гнетом битой дичи и времени на ее консервирование. На плаванье по реке никто не решился, поэтому решено было идти пешком.

Чем больше они шли вместе, тем смелее становились их пленницы-спасенные. С их статусом было непонятно. С одной стороны - они занимали явно высокое положение в здешнем мире, и, скорее всего, участвовали в походе против них, что не позволяло до конца доверять, с другой стороны, они были нормальными молодыми женщинами, и этим все сказано. Почувствовав, что им ничего страшного не грозит, они повели себя очень свободно. И если в Алене (девушка со светлыми волосами) это выразилось в робкие улыбки, адресованные хвостом следовавшему за ней Яра и очень короткие разговоры, то Ольга оказалась настоящей стервой, которая не давала спуску никому. Внутренний голос Яра не ошибся и в этот раз. Причем ее шутки, поддевки и намеки, становившиеся изо дня в день все более и более злыми, в основном касались храбрости и мужественности окружающих ее парней. А легко понимаемый язык, отличавшийся приблизительно в той степени как украинский от русского, делал эти подначки хорошо понимаемыми. Особенно доставалось Игорю, как самому высокому и мужественному в их группе.

Продвигались медленно. Про погоню ребята не знали и поэтому особо не торопились. Считали, что преследователи не последовали за ними через реку вообще, да и Олег сильно замедлял их движение. В последнее время раненный чувствовал себя все хуже и хуже. Рука горела огнем, по коже шли толстые сине-бордовые полосы. Судя по всему, у него началась гангрена или заражение крови. Или еще что-то в этом роде, Олег, да и все не были сильны в военной медицине. Только Ольга, уже на следующее после побега утро все перезнакомились с девушками, сказала, что руку надо отрубить по туловище, и тогда, может быть, он выживет. Но кто же отрубит себе руку, вот так просто? Вот и чувствовал себя Олег все хуже и хуже, замедляя движения на север.

В тот день они остановились у безымянной речки, которая широко разливалась у них на пути. Бродя по мелководью Ольга оказалась укушенной за большой палец раком, что скорее всего и послужило причиной всего далее произошедшего. Было решено сделать остановку, чтобы наловить и сварить вдоволь этого никем из парней не пробованного деликатеса. Котелок у них был всего один, но и ему все радовались как родному, потому, что без этого котелка, в котором они варили супы и кипятили воду на чай, их переход был бы совсем печальным.

Знающие, как есть раков девушки, для которых это была совершенно обыденная, ничем не примечательная еда, выедали мясо только из клешней и самых крупный ножек, тогда как парни пытались съедать рака целиком, давясь невкусными внутренностями туловища. Именно с раков и началось...

Сначала Ольга прошлась по тому, какие именно части тела ели солдаты, говоря, что даже римские рабы на галерах такого не едят. Потом, она прошлась по их манерам, сравнивая их с обитателями свинарника, которые тоже как они едят все без разбора. А потом уже пошли уже привычные намеки на их неуставные между собой отношения, многие из которых могли бы быть только между мужем и женой. Может, потому, что ее укусили за ногу и насмешки от этого были особенно злые, может потому, что парни черезмерно утомились в пути, может так сложились звезды, но сегодня терпение у Игоря лопнуло.

-- ... и потому вы в холопы запродались. Ведь вас тут ублажает такой Игорь?

-- Все. Хватит, - тихо сказал Игорь и отбросил в сторону полусъеденного рака. - Ты понимаешь, чего ты можешь добиться своими словами?

-- А чего мне бояться? Не ваших же мужских мечей? Вы их друг другом тешите, потому я в покое.

-- Так, - через стиснутые зубы прорвался полустон-полурык Игоря, а его руки в это время раздавили, несмотря на прочнейший панцирь, только что вытащенного из котелка рака. - Ты меня достала. Вставай! Пошли в лес! Я тебе покажу, если ты уж так хочешь, насколько, как ты говоришь, силен мой меч!

Все удивленно воззрились на эту пару. Ольге достаточно было сказать, что она пошутила, и ничего бы не произошло, но та только еще сильнее обострила конфликт.

-- Хочу. Что ж, покажи мне свою силу. Пойдем, - встала со своего места Ольга и, виляя даже не бедрами а всем телом отправилась в лес.

Теперь уже Игорю, чтобы окончательно не опозориться и не подтвердить все те слова, которые были произнесены в его адрес, пришлось вставать и идти вслед за Ольгой. За костром, над которым повисла долгая пауза, остались совершенно не понимающие парни и Алена, которая завистливо-раздраженно прошептала в след Ольги что-то типа: "вот кошка!". Но самое главное, Ярослав, который внимательно всматривался в Ольгу и Игоря, а так же вслушивался внутрь себя, с удивлением не заметил и не почувствовал ничего омерзительного в этом происшествии. Никаким изнасилованием здесь и не пахло.

Через час, когда обед был закончен и лагерь уже был собран, из леса появилась довольная "как съевшая банку сметаны кошка" - именно такой синоним пришел в голову Ярославу. Она никому ничего не сказала и вела себя обычно, разве что не поносила всех и с каким-то победным видом подмигнула Алене. Еще через минут десять из леса выполз - именно выполз, другого слова не подобрать, Игорь. Его тоже никто ни о чем не спрашивал, итак все было понятно, что они в лесу не грибы собирали.

Уже вечером, когда все улеглись спать, Ярослав подошел к Игорю, чья вахта была первой и, протягивая ему его оставшуюся долю раков, сказал:

-- На. Подкрепись.

Игорь бессмысленным взором посмотрел на лопуховый кулек с клешнями вареных раков, потом взял его, бросил на землю и с силой втоптал ботинком в землю.

-- Ненавижу раков, - прошипел он.

Яр постоял еще немного рядом с Игорем и, не дождавшись продолжения, пошел к своему спальнику (по общей негласной договоренности палатку оставили девушкам и под ночной склад вещей). Внезапно в тишине послышался горячий шепот Игоря:

- Видит Бог, я никогда не обижал женщин. Всю жизнь они уходили от меня довольными, и ни одной я не причинил никакой боли, ни душевной, ни физической. Так почему же меня выбрала эта... Эта!... Эта волчица! Теперь я знаю, каково это, когда тебя насилуют....

Превратившаяся в слух Ольга, которая только притворялась спящей, довольно улыбнулась. Этот парень ей очень понравился. Понравился на столько, что ее даже немного обидело сравнение, хотя раньше она только усмехалась, слушая свои прозвища, которыми ее награждали окружающие. "Ничего, я его приручу. А Аленка еще мала, спорить со мной. Ишь ты - еще не родился тот муж, с которым я не смогла бы управиться. Клянусь Марой, этот будет моим. Пока не надоест..." - засыпая, прошептала себе под нос Ольга.

"Вот такие вот приключения дорожные," - глядя в ясное звездное небо, думал Ярослав.

А на следующий день они потеряли Олега.

Все произошло совершенно неожиданно. Еще утром за завтраком Олег казался совершенно нормальным, поел с аппетитом, чувствовал себя лучше, даже шутил, а уже через час, когда лагерь был собран, и все готовились к походу, его не смогли дозваться. Сначала долго кричали, потом подумали, что он потерял сознание и валяется где-то в лесу поблизости. Его долго искали, а потом, не найдя и не смысля ничего в следах, подключили к поискам девушек. Алена, конечно не была следопытом, но она росла в деревне и знала лес, в отличии городских солдат. Ругая парней, которые затоптали все следы, Алена безошибочно привела всех на берег речки. Тут, на небольшом камне, Игорь нашел одиноко стоящий у воды один сапог. До вечера солдаты и девушки искали Олега и на побережье реки и ниже по течению, но ничего не нашли. Решено было вернуться в лагерь и подождать, может Олег вернется. Ждали еще два дня, хотя с каждым часом поисков шансы и надежда найти даже тело Олега становились все меньше и меньше. На третий день поиски прекратили и с печалью возобновили путь на север - далеко на юге они впервые услышали звук погони.

"Наверное, я поступил так же", - думал Ярослав. "Чего хорошего он мог тут ожидать? Тем более он был парень правильный, и понимал, что собой только задерживает нас, отнимает силы и приближает погоню... Но зачем он так сделал? Мы же ему не говорили, и не сказали бы ни единого плохого слова... Мы же люди..."

Глава 22. Бегство

"Взять мерзавца!

Его свяжите.

Бросьте в яму вместе с трупом!"

Прошло уже три дня со дня потери Олега. Они изо всех сил уходили от преследования, но по приближающимся звукам римских рогов, разорвать дистанцию у них не получалось. Скорее совсем наоборот. Если сначала римлянам приходилось долго искать старые следы, бывало сутки они не слышали рогов, значит погоня ушла в другую сторону, то с каждым разом, сокращая расстояние, преследователи все больше и больше ускоряли скорость преследования. Однажды вечером, Александр еще раз спросил девушек, точно ли это их враги, и получил ответ:

-- Если вы спасете нас от этих римлян и доведете до любого городка или крупной деревеньки, то получите щедрую награду.

-- Да кто же вы такие? - с удивлением спросил который раз Ярослав. Обычно девушки отмалчивались, но сейчас Ольга ответила, буквально повергнув солдат в шок.

-- Алена, скажи им.

-- Ты уверена, боярыня?

-- Да.

-- Воля твоя... Перед вами Великая Княжна Киевская Ольга, единственная дочь Великого Князя Киевского, нареченная невеста Великого Князя Словенского.

Сказать, что парни были удивлены, это не сказать ничего - они впали в ступор, а если бы шевельнулись, то споткнулись бы о свои упавшие до земли челюсти.

-- Ну надо же!

-- Да уж...

-- Витя как в воду глядел, когда хотел вас прибрать себе. Как знал...

-- И что тебе грозит в случае плена? Ведь таких заложниц не убивают.

-- Да я лучше себе сама горло перережу, чем попадусь им живой. Моя судьба тогда будет гораздо разумнее, уйти быстро за Калинов Мост к Богам нашим. А по иному, я даже не разумею, что сотворят со мной. И что сотворят с владения мной... - отшатнулась Ольга.

-- Хм... Ну тебе виднее. А ты кто? Тоже княжна? - спросил с напряжением в голосе Ярослав Алену.

-- Нет, я просто холопка княжны Ольги, - совершенно не стесняясь ответила Алена.

-- И что же ты свою хозяйку защищаешь? Тебя, поди и на дворе пороли, и под других рабов подкладывали, а ты...

-- Да как ты можешь так говорить! Княжна Ольга спасла меня от страшной участи, и я холопка без залога, и когда хочу - могу уйти! И ничего такого от меня она не требовала! Ты злой! - раскрасневшаяся Алена набросилась на Ярослава.

-- Ну извини. Извини. Я же не знал... - пошел на попятную Яр.

-- А на кой тогда молвишь?

-- Тихо, - прервал начинающуюся свару Александр. - Значит, сдаваться вы не можете... Хорошо. Значит, сдачи не будет. Что будем делать?

-- Что и сейчас делаем? Убегать, - ответил Игорь.

-- Это понятно. Но вот куда?

-- Это вопрос не ко мне. Ольга. Ты знаешь что-нибудь про окружающую нас местность? Может тут есть где спрятаться?

-- Я не знаю... Княжество это не мое, знаю только, эти места не шибко обжиты... Мало чего я знаю... Знаю про эти места только то, что где-то тут лежит огромное болото, которое имеет дурную славу. Им владеет нежить.

-- А римляне это знают?

-- Ромеи? Не знаю...

-- Хорошо. Идем через болото, - решил Александр, которого все слушались. Игорь пока не решался оспаривать приказы, хотя во многом был не согласен, Ярославу было не до этого - он всегда был погружен в себя, а Максим вообще старался поменьше привлекать к себе внимание.

-- Но там же нежить! - воскликнула Ольга.

-- Глупые суеверия! Это все ерунда! Ходячих покойников не бывает, - твердо сказал Александр.

-- Как не бывает? Я своими глазами видела! У нас в деревне один раз было такое. Старый нурман Хакон, что доживал у нас в деревне свой век со вдовой кузнеца, как-то вылез из могилы. Тяжелый был человек, много по молодости, говорят, пограбил и поубивал, да к старости остепенился, выкупил у общины дом и зажил в нем, сначала бобылем, потом со вдовой. Никому спуску не давал и тяжелые кулаки имел, да после того как его все мужики оглоблями отходили, попритих...

-- Ну и причем тут ходячие мертвяки?

-- Так как помер, его и схоронили. Так он на тот день вылез, свою вдову чуть до полусмерти не напугал...

-- И что - на людей бросался? - заинтересовался Ярослав, который в свое время перечитал кучу фэнтези и пересмотрел множество ужасников.

-- Да ты что? Зачем? Пришел себе спокойно в свой дом, на печь залез. Очень он любил на печи лежать, у нурман таких не увидишь печей, как наши.

-- А дальше что было? - заинтересовался еще больше Ярослав.

-- Ну деревня собралась, с печи его стащила. Да и похоронила, как колдунов хоронят, на всякий случай.

-- Это как это, - против воли рассказом заинтересовался даже Максим.

-- А по обычаю: в домовину его теперь лицом вниз положили - чтобы больше не вылазил; жилы ему на ногах подрезали, да колышком к землице притянули. Потом волхвы еще окуривали да освящали... А у вас что - не так колдунов хоронят?

-- Да не бывает колдовства... - с легкой неуверенностью ответил Александр. - Давайте потом рассказывать страшилки.

-- А чего тут страшного? - удивилась Ольга.

-- Хватит. Решено - идем через болото. Надо нарезать кольев и лапника навязать на всякий случай.

К болоту вышли вечером. Естественно, никто не пошел мостить гать ночью, поэтому перед трудным следующим днем решено было хорошенько отдохнуть. Разожгли большой костер, открыли баночку гречневой каши из дефицитных консервов - как вкусовое дополнение к дичи, которая уже успела всем надоесть, и хорошо выспались. С утра началось героическое преодоление болота. Ничего страшного в болоте не оказалось. Свой прямой след было видно на болоте далеко, да и Александр каждый час доставал компас и по нему сверялся с направлением. К вечеру все вымокшие, продрогшие, но довольные собой вышли на другой берег.

-- Вот видите - ничего страшного. А вы боялись, - усмехнулся Александр. Но улыбка замерла на его губах - на поляне, к которой они вышли, лежало еще дымящее кострище.

Знаками скомандовав тревогу и внимание они внимательно осмотрели окружающий лес, прислушались, но все было тихо. Отправив Игоря налево, Максима направо, а сам с Ярославом ушедший прямо, Александр ничего не нашел. Вскоре все вернулись к костру. Последним, с каким то странным выражением лица пришел Максим.

-- Смотрите, что я нашел, - мрачно сказал он и швырнул на землю консервную банку.

-- Надо же. Кто -то из наших тут прошел, и совсем еще недавно, а мы ничего не заметили - удивился Игорь.

-- Ага, и ели они тоже самое, что и мы вечера, - еще мрачнее сказал Максим.

-- Что ты хочешь сказать? - первым заподозрил неладное Александр.

-- А вы еще не поняли? Это наша банка.

-- Что?

-- Не может быть!

Ярослав, который вчера открывал консервы, поднял с земли предмет спора, внимательно его осмотрел и, словно обжегшись, отбросил его от себя.

-- Он прав, - хрипло сказал Яр. - Это наша банка. Я вчера с трудом ее открыл и приметно изуродовал ее уголок... Мы целый день ходили по кругу.

-- А я вас предупреждала, - внесла в разговор свою лепту Ольга.

-- Ладно. Черт с ним. Я не знаю как это объяснить... Может быть какие-то глюциногенные газы на болоте, или растения какие цветут. Раз так - завтра мы уходим обратно на север, по направлению к речке. Попробуем спуститься по реке теперь.

Но на следующий день этого не получилось. Повернув назад, они, после десятиминутного хода по лесу опять оказались на той же самой полянке, а впереди раскинулось все та же ровная топкая местность, в которой проглядывались их вчерашние потуги. Болота, раз схватив, держали свою добычу крепко.

-- Какого черта? - изумился Александр, и как ответ на его вопрос над болотами послышались раскаты дикого хохота.

В этот день они на стоянку встали очень рано. Вечер прошел в молчании, и в предложениях, что делать. Решено было на следующий день все же попытаться преодолеть болото, теперь уже постоянно смотря на солнце и компас.

Третий день болотных приключений прошел гораздо хуже обоих предыдущих. Все измазались и выбились из сил еще сильнее. Создавалось впечатление, что с ними играет кто-то очень могущественный, способный полностью управлять болотом. В этот день чуть не утонул Максим, и только быстрые и правильные действия всех остальных спасли его от неминуемой смерти. В бездонную пропасть он успел погрузиться по мочки ушей, а всего-то, встал на совершенно крепкую кочку. Всем стало понятно, что это неведомый играет с ними как кошка с мышкой.

Весь вечер солдаты расспрашивали девушек, что советуют местные делать в такой ситуации. После этого Игорь открыл банку с ананасами, которая у них была единственной и хранилась как величайшая драгоценность, в пластиковый стаканчик налили медицинского спирта. Все, чтобы умаслить здешнего болотника, а девушки весь вечер молились.

На четвертый день они чуть не утонули. Дружно, шедшие шаг-в-шаг друг за другом и проверяя колом перед собой дно, одновременно ухнули по пояс в воду и стали быстро погружаться. Погрузившись по нос и изрядно нахлебавшись грязной жижи их ноги ощутили под собой твердое дно. И так, по этому дну, медленно, на цыпочках бредя, они вернулись к своей уже до омерзения знакомой полянке. Чуть в стороне они нашли сплюснутую и вдавленную в землю банку ананасов и смятый стаканчик. Их подношение не пришлось по нраву хозяину болота.

Вечером все сидели мрачные. Ни молитвы, не жертвы не привели ни к чему хорошему. Более того - им было показано, что их жизни не стоят совсем ничего, и живут они только по чужой милости. Но что будет, когда игроку надоест игра? Но делать что-то надо было - островок, на котором они оказались не имел никакой живности, а запас провизии таял.

Ночью Ярослав проснулся от какого-то неясного чувства. Как-будто кто-то смотрел на него. Внимательно осмотрев окружающие кусты и деревья, а ночью было полнолуние и видно все было хорошо, почти как днем, он ничего не заметил. Решив, что раз проснулся, то надо это дело провести с пользой Яр решил сходить "в лесок". Сделав свои дела он оправился, повернулся назад и обомлел. В ярких лучах местной луны вертелся какой-то полупрозрачный, как клуб дыма, сгусток.

-- Привет.

Сгусток ничего не ответил.

-- Это ты нас тут водишь?

Сгусток принял форму, отдаленно похожую на человеческую фигуру и кусок тумана, находящийся на месте головы, качнулся вверх вниз, утвердительно кивая.

-- Но почему? Что мы тебе сделали?

Призрак, чуть помедлив, вытянул туманные руки и поплыл к Ярославу, как будто пытаясь задушить его. Ярослав в ужасе отпрянул назад. Это было намного страшнее, чем в самом современном фильме ужасов. Это было страшнее потому, что рядом не было теплого попкорна и колы, не было визжащей подружки, не было даже кнопки "Стоп", чтобы остановить или выключить это.

"Это сон. Этого не может быть. Здесь. Со мной. Нет!" - панически думал Ярослав, пятясь спиной назад подальше от призрака. "Надо только проснуться!". Но на его пути встало дерево. Ноги еще самостоятельно отталкивались от земли, направляя спину назад, а разум еще не осознал, объятый иррациональным ужасом, что назад хода нет. Ярослав распахнул рот в крике, но в этот момент руки призрака коснулись его головы.

"...Калистрат и Финн были удачливыми фенями и самыми лучшими друзьями. Они родились в соседних домах в одной деревне, дрались и мирились, как все дети. Но когда выросли судьба указала им на большую дорогу - ходить по деревням с нехитрым товаром. И хотя общепринятые правила говорили о том, что мелким торговцам, весь товар которых помещается в туесе за спиной, следует ходить по одному, они решили ходить вдвоем и не прогадали. Вдвоем они носили вдвое больший набор товаров, а выручку делили поровну, не считаясь с тем, чей именно товар принес чешуйки. Их доходы росли, и вот настал момент, когда им уже хватило бы денег для начала более крупной торговли. Скажем, можно было купить большую лодку с парусом, или телегу с лошадью, и возить больше товара по синим или коричневым дорогам. Это был их последний поход на своих двоих, но удача отвернулась от них...

...Атаман был очень доволен добычей. Не часто у двух коробейников можно было взять денег как с мелкого купца. Поэтому, пребывая в хорошем настроении, он решил отпустить обоих живыми. Да вот только почему бы сначала не позабавиться.

-- Развяжите их! - и их развязали.

-- Значит, порадовали вы меня, - дружный гогот разбойников был фоном для слов атамана. - Денег вы принесли станичникам столько, что можно выкупить одну жизнь. Кто из вас останется?

-- Он! - дружно сказали Финн и Калистрат.

-- Ха! Значит придется решать нам, - и он подмигнул. - Ну, браться, кого выберем?

-- Ошую, он выше!

-- Не. Одесную - он толще! - послышались выкрики из толпы станичников.

-- Ну, а может по-другому? Смотрите, - атаман достал кинжал с богатой рукоятью, и бросил его на землю. - Вот кто жив останется, того и отпустим...

Атаман хотел только еще немного попугать купцов, а потом, чуть погодя, под униженные благодарности отпустить на все четыре стороны. Зачем брать на душу лишний грех? Да и смысл резать курицу, которая приносит серебряные яйца? Но, внезапно, стоявший слева Калистрат быстрым движением подхватил с земли кинжал и по рукоятку вонзил своему другу нож в грудь. Прямо в сердце.

Смех стих. Такого бандиты еще не видели, хотя на долю каждого пришлось много всякого. Атаман долго стоял, глядя на труп, после чего сказал.

-- Похороните его, - приказал атаман.

-- А этого? Отпустить?

-- Нет.

-- Похоронить вместе?

-- Тоже нет. Это слишком легкая смерть для этого...

Десять дней банда несла Калистрата к болотам. Как он не убивался, как не молил повесить его, или привязать к дереву на корм диким зверям, или еще как, но атаман был непреклонен. К вечеру одиннадцатого дня они вышли к огромному болоту. Калистрата привязали к толстому дереву и отнесли прямо в центр болота. Бревно поставили вертикально на относительно сухом месте, а атаман тем самым кинжалом проколол на обеих руках привязанного вены.

-- Я слышал про это в сказаниях. Ты будешь умирать очень долго. Кровь будет потихоньку вытекать из ран и смешиваться с болотной жижей. Бревно будет медленно погружаться с твоим телом в болото. Когда ты наконец подохнешь, то твоя душа окажется до искупления прикована к этим болотам, - сказал атаман и выбросил в воду кинжал, как будто он жег ему руки, хотя на его рукояти была позолота, а клинок был булатным.

Все было именно так, как и сказал главарь бандитов. А когда он умер, он увидел рядом с собой своего друга Финна.

-- Прости меня! Прости!

-- Я простил тебя, друг. Я буду умолять Богов наших о милосердии... - и ушел за Мост в Правь.

А душа Калистрата осталась. Прикованной к этому болоту. Навсегда. Или до искупления...

Ярослав немного очнулся от тех картинок, которые мелькали у него перед глазами, рассказывая историю призрака. Но все равно - он не мог пошевелить ни веком и не видел ничего, только белый туман, он был как бы таким же призраком, как Калистрат.

-- Я не знаю, что на меня нашло. Честно! Помрачился разум. Навет Кровавого Бога, наверное - оправдывался Калистрат.

-- И за что же ты нас так возненавидел?

-- А ты еще не понял? Меня приковали к этим болотам. Да. Я не умер до конца, но я нежить, и ничего не могу. Я не могу ощутить бархатистость женской кожи, не могу выпить вина, ощутить теплоту костра и вонзить зубы в горячее мясо. ЧТО может быть хуже этого? А вы, как на зло, меня угощали вином и невиданной пищей.

-- Да. Мы ошиблись. Но мы же тебе ничего не сделали...

-- Сделали! - вдруг стал полубезумным призрак. - Вы живете! Вы едите! Вы пьете! Вы дышите! Среди вас женщины! Разве это не достаточная причина?

-- Но...

-- Тебе не понять этого! Как это отвратительно! Видеть чужое счастье! А самому ничего не мочь. Поэтому вы все умрете здесь. Я прикован к этому болоту, но я властен над ним. Вы все умрете.

-- А ты не пробовал искупить свою вину?

-- Как?

-- Ну, хотя бы не топить нас...

-- Как же! - усмехнулся призрак и Ярослав увидел вереницу образов, в которых он узнал бьющихся в болоте, как мухи в патоке, людей. - Они все умерли, и вы умрете. Прощай.

-- Погоди, - окликнул призрака Ярослав. - Не стоит нас убивать.

-- Почему? Назови хоть одну серьезную причину? Я тебе не сказал разве, единственное, что я могу чувствовать - это людские радости и страдания. А на болотах редко кто радуется, остаются страдания...

-- Ну... Это может стать твоим искуплением...

-- Ха. Уже было - не пройдет...

-- Погоди! Тогда так. Ты знаешь, что мы из другого мира?

-- И что из этого? Вы такие же сметные, как и другие...

-- Но наши боги остались дома, и наш рай и ад остался там же.

-- Это ваши бедствия.

-- А вот и нет, - улыбаясь, нашелся Ярослав. - Смотри. Если мы умираем здесь, без положенного нам погребения, без отпеваний, без тризны, то куда же денутся наши души? А никуда не денутся! Мы станем такой же нежитью, как и ты.

-- И что?

-- А то, что нас четверо, и болото будет на четыре пятых наше. И мы, раз тебе это доставляет такую боль, из чувства мести, будем невредимыми выводить всех людей, что попали на нашу территорию. А ты будешь скрежетать своими призрачными зубами.

-- Это ты верно меня предупредил. Благодарю. - после долгих раздумий сказал призрак. Хорошо. Я отпущу вас...

-- Спасибо...

-- Но женщин я утоплю. Они же местные...

-- Что? - Ярослав разозлился на столько, что даже призрак в испуге чуть отпрянул. - Если ты сделаешь это, то я сам буду хлебать гнилую воду на твоем болоте, даже если ты насухо высушишь болото, то я буду биться головой об эту корку, пока не сдохну. А уж потом я на тебе отыграюсь. Может быть, призраки могут убивать других призраков?

-- Хорошо, хорошо! Твоя взяла, - затрепетал призрак. - Уходите все! Скорее! Сейчас же! Идите по лунной тропинке.

-- Спасибо тебе. Пусть Боги будут к тебе милосердны.

-- Прощай Ярослав... Ярослав...

-- Ярослав! Очнись! - теребил Александр лежащего на спине солдата. Ярослав открыл глаза и увидел склонившиеся над ним лица своих товарищей и девушек, полных неподдельной тревоги. - О! Очнулся! Блин! Как же ты нас напугал!

-- Ага, - вторил ему Максим. - Я просыпаюсь, а тебя нет. Мы уж подумали, что ты устал на столько, что решил отдохнуть на болоте. Насовсем...

-- Надо идти, - прошептал Ярослав.

-- Да! Поднимайте его! Да осторожнее же! Ща, Ярослав! Ща у костра отогреешься, поешь горячего...

-- Нет! Вы не поняли! - громче сказал Ярослав. - Надо идти через болото. Сейчас! Пока светит луна!

-- Не волнуйся. Ничего не говори. Ты, наверное головой ударился при падении. Вот отлежишься, и пойдем.

-- Да бл..! - вырвался из рук Ярослав. - Вы что, не поняли? Сейчас можно уйти безопасно отсюда. По лунной тропинке!

-- Да. Пойдем, пойдем.... - стал приговаривать Максим, делая большие глаза остальным.

-- Стойте, - вмешалась в разговор Ольга. - Ярослав. Ты. Говорил. С. Ним? - медленно, выговаривая отдельно каждое слово спросила Ольга.

-- Да. Он сказал, что мы можем уходить. Я его убедил.

-- Быстрее. Через свечу луна зайдет. Мы должны оказаться на том берегу.

-- Да о чем ты говоришь? Какой "он"? Да он просто ударился головой сильно и глюки словил.

-- Не верите, - прошипел Ярослав. - Впрочем, я бы тоже не поверил. Так смотрите.

Ярослав рванулся из державших его рук и бросился к болоту. Опешившие, поначалу, товарищи, бросились за ним, но не успели догнать его до края болота. Беглец, быстро сориентировался и побежал по дорожке из лунных бликов на поверхности бездонных болотных омутов. Побежал так, будто под его ногами была не бездна, а асфальт с небольшими лужицами, которые оставляет после себя поливочная машина. Не успевшие этого осознать преследователи догнали Ярослава только в ста метрах от берега.

-- Теперь верите? - запыхавшись спросил Ярослав.

-- Не может быть... - пораженно сказал стоящий на воде Александр. - Так не бывает...

-- Скорее! Хватит воду в ступе толочь! - раздался с берега крик Ольги. - Бежим!

Потом были суматошные сборы и бег, через ставшим крепким проспектом, хоть танк проводи, болотом. Всего за полтора часа они добрались до противоположного берега - болото оказалось всего километров семь в ширину. В изнеможении все упали на настоящую, твердую от корней, но показавшуюся мягкой как перина, землю.

-- Все! - Прохрипел Игорь. - На болота больше ни ногой! Ни клюква, не грибы, ничем не заманите! Что угодно, но только не болота.

-- Присоединяюсь, - просипел гораздо более слабый Максим.

Один Ярослав остановился у кромки болота, и, обернувшись, прошептал: "Спасибо тебе, Калистрат". Но он не знал, что некому его услышать. Как только они начали свой путь по дорожке, призрак стал медленно рассеиваться, исчезая из этого мира, Яви, и переходя в Правь. Именно там, благодарная душа Калистрата увидела, кого она спасла от смерти, почему Боги простили его за спасение этих людей, и что будет со спасенными дальше. Увидела и ужаснулась. ЭТО было намного страшнее того, что пережил он. Калистрат даже рванулся обратно в явь, чтобы утопить их, ибо по сравнению с тем, что их ждало, такая судьба была бы раем. Но он не смог вернуться и нарушить Волю Богов. И те люди выжили...

Суматошный бег по кочкам не прошел даром. Максим, который пропустил большую часть тренировок и не был готов к таким напряжениям, на рывок, сильно растянул ногу. На привал пришлось встать сразу же, прямо на противоположном от своей долгой стоянки берегу болота.

На утро, они проснулись от громкого звука трубы. Вскочив на ноги, вчера так устали, что не выставили часовых, они были очень неприятно удивлены. На противоположном берегу болота во всю пели топоры. Римские воины, привычные ко всякой работе рубили деревья на гать.

-- Что будем делать? - спросил выглянувший последним Максим.

-- Болотник задержал нас очень сильно, - пробурчал Игорь.

-- Да, - поддержала Ольга.

-- Нам не уйти, - сказал Ярослав.

-- Без паники только, - попросил Александр.

-- А это не паника. Это знание, - твердо сказал Ярослав.

-- Мотивируй.

-- Смотрите. Мы шли десять дней тот путь, что они сделали за четыре дня, пока мы валандались у болота. Считайте сами. Они идут вдвое быстрее нас, - сказал Ярослав.

-- И что ты предлагаешь? - после паузы спросил Александр.

-- Надо выставить заслон.

-- Что?!!! - закричал Максим. - Да ты в своем уме?

-- Я не предлагаю тут лечь костьми. Все просто. Тут отличное место. Римляне будут мостить гать в одном месте. Соответственно - пойдут тонкой колонной. Одним-двумя автоматами их можно легко сдержать. А потом, когда они вынуждены будут мостить три и больше гатей, догнать ушедших вперед.

-- И кто здесь останется? - спросил после очень долгой паузы Игорь.

-- Ну... Раз я предложил - то, мне и оставаться. Инициатива наказуема, как известно.

-- Нет уж. Давайте тогда жребий тянуть. Все согласны? - спросил Александр. Может быть, замявшийся Максим и не был согласен, но из-за того, что все остальные утвердительно кивнули, пришлось и ему не выказывать возмущения.

Быстро было найдено четыре одинаковые по длине веточки. У одной отломали кончик, сделав короче других. Ярослав взял их в руку и предложил:

-- Тяните.

Первым к руке, с некрасивой поспешностью, рванулся Максим. Он был в ладах с математикой, как и любой другой, кто любит считать деньги. Шансы вытянуть короткую первым самые маленькие, всего один к четырем, тогда как у третьего они будут уже пятьдесят на пятьдесят. Максиму повезло. Палочка, которую он долго выбирал дрожащей рукой и, наконец, вытянул, была длинной.

-- Следующий, - предложил Ярослав.

Следующим тянул Александр. Спокойно он взял ту, что была ближе к нему. Она тоже была длинной. Не повезло Игорю - он вытянул короткую.

-- Каждый отдает ему по магазину, - скомандовал Александр.

-- Хорошо, - радостно сказал Максим. Он, вроде, был готов на радостях и автомат отдать свой.

-- Долго не тяни. Часа три, четыре, и к нам отходи.

Игорь кивнул. Только в мыслях у него была небольшая доработка плана. Совершенно не имело смысла отходить вслед за остальными. Где находиться база, он знал, остальные - тоже. Там и встретятся.

Римляне не долго валандались с постройкой гати. Не прошло и двух часов, когда передний край импровизированной дороги подобрался на двести метров к позиции Игоря. За это время он подготовил себе три позиции для стрельбы на расстоянии ста метров вдоль болота и даже расчистил слегка дорогу на север. "Эх, пару бы растяжечек сюда! Это бы задержало противника гораздо лучше одного автоматчика!"

Вот в прицеле появился первый римлянин. Судя по прицелу до него было метров сто - прямая видимость. Игорь аккуратно переключил переводчик на одиночную стрельбу, прижал приклад к плечу и спустил курок...

Бой длился уже два часа. Римляне, после первых суматошных атак прекратили мостить под пулями дорогу. Судя по шевелению слева и справа, они предпринимали попытку обхода. Игорь сменил позицию на левую и расстрелял оттуда несколько противников. После этого под прикрытием кустов перебежал на правую сторону и пострелял оттуда, что вынудило римлян еще больше растянуть фронт.

"Зря мы разделились. Вчетвером мы на таких позициях перебили бы две три роты этих легионеров." - задумался Иорь, и чуть за это не поплатился - над его позицией запели стрелы. Он сорвался ближе к лесу, но стрелы продолжали впиваться в окружающие деревья. "Да это и не стрелы вовсе, - подумал Игорь, рассматривая впившуюся в дерево буквально перед его носом короткую толстую стрелу. - Болты. Похоже, это арбалеты. И бьют на любое шевеление. Хорошо еще, что есть небольшой ветерок, а то сразу бы хана."

Игорь подполз ближе к болоту и чуть не уперся носом в сапоги одного из легионеров. Весь в грязи, как болотное чудовище, легионер выглядел смешно. Встречей удивлены были оба, но легионер среагировал первым, бросившись вперед и замахиваясь коротким мечом - классическим римским гладиусом. На счастье Игоря легионер не сообразил, что меч проще метнуть, поэтому был в следующие две секунды судорожным движением пальца на курке отправлен к своим богам. Но это было поражение. И слева и справа слышался хруст ломаемых веток.

"Пора делать ноги." - подумал Игорь, и, повернувшись, хотел побежать на север. Но здесь путь ему преградил еще один легионер. Этот, в отличие от прошлого не был измазан в болотной жиже, похоже обошел болото кругом. Судя по дистанции, а он давно мог бы заколоть Игоря в спину, его хотели взять живым. Дальше все произошло мгновенно. На выстрел не оставалось времени, пришлось неловким движением защищаться от удара меча. Но этот легионер был явно опытнее предыдущего. Он не стал концентрировать атаку на мече, лишь обманный удар, а сильным толчком, прикрывшись широким щитом, бросил свое тело вперед на Игоря. От удара щитом из легких с хрустом ребер вышел весь воздух и солдат упал на землю. Тут легионер опять показал свою находчивость. Втянув левую руку вперед и тем развернув щит ребром, он попробовал ударить им в живот Игоря, но тот смог закрыться от этого наносимого с не очень удобной позиции удара ногами. Но оказалось, что и это был финт, обманный маневр, повернувшись на левой ноге и вокруг ставшей опорой щита легионер, как заправский каратист нанес правой ногой плавный и мягкий, но очень сильный удар Игорю в висок. Удар не сломал шею лежащего на земле, но сознание покинуло Игоря надолго...

Уже через шесть часов полубега-полушага, к середине дня, солдатам пришлось опять тянуть короткую палочку - ибо римляне настегали опять: звук рога слышался с каждым часом все ближе и ближе. В этот раз не повезло Александру. Было решено, что отряд соединяться будет у базы.

Александру удалось задержать погоню всего на час. Позиция "посреди леса" была гораздо хуже, чем та, которая досталась Игорю, да и в этот раз римляне действовали уже гораздо увереннее. Они отжали арбалетами Александра к непроходимому бурелому, после чего крепким строем, под прикрытием сдвоенной стены щитов подобрались к Александру и ударом меча плашмя вырубили его.

Третьим предстояло защищать уже троих оставшихся Ярославу. У него позиция была неплохой. Небольшое болотце недалеко на север позволяло продержаться подольше Александра. Уже вечерело, поэтому Ярослав предложил такую хитрость. Он будет, отстреливаясь, отступать на север, а под прикрытием темноты отступающие под девяносто градусов к их предыдущему пути повернут на юг, и будут идти всю ночь, сколько смогут.

Ярославу удалось задержать погоню дольше всех. До темноты он перебежками тянул за собой весь римский отряд. Как только римляне испытанным способом начинали бежать вперед под прикрытием щитов, он, не жалея патронов, разбивал их волну. А как только они останавливались, подтягивая, арбалетчиков, вскакивал и, петляя как заяц, бежал на север. Способ был отличный, но только патроны таяли с необычайной скоростью. Хотя он взял почти все патроны, оставив Максиму всего два магазина, к концу дня у него осталось всего около половины последнего магазина. Еще одной удачной придумкой Ярослава стала манера ведения огня. Видя, как медленно ковыляет назад в лес только что раненный в ногу легионер, и, вспомнив путешествие вместе с Олегом, Ярослав перестал теперь стрелять на поражение. Наоборот, только в крайнем случае, он стрелял в голову, основными мишенями солдата стали ноги или, хуже, руки. Раненные замедляли движение легионеров гораздо сильнее, чем заградотряды. К концу дня римляне на столько осатанели, что уже не пытались взять его в плен (зачем это им нужно было, Ярослав так и не понял), а старались просто пристрелить его при первой же возможности. Уже в сумерках Ярослав достиг огромного болота, и, бросив в воду пустой автомат не раздумывая, бросился в него, увязнув сразу по пояс. Римляне подоспели к болоту только минут через пятнадцать. За это время Ярослав забрался так далеко, что его из арбалета его было не достать, а лезть опять в болото под пули, желающих не оказалось. Но самое главное, римляне убедились, что солдат убегает один, что тех кто им нужен на севере нет. Сложив на голову убегающего Ярослава все известные им проклятия, легионеры разбили лагерь, так как в темноте следов было не найти.

Ярослав этого не видел. Изо всех он, через болото, брел на север. Сначала, вода болота обжигала холодом, потом стало хуже - Ярослав перестал это замечать. Сознание потихоньку покидало его. Осталась только последняя установка телу: "идти вперед!". И тело шло. К третьему дню, если бы Ярослав увидел себе со стороны, он бы ужаснулся. Весь в тине и грязи, при частом кашле на поверхности болота плевки расплывались красными пятнышками, ногти содраны, пальцы изрезаны осокой, правая нога кровоточит, порванная о подводную корягу. К утру четвертого дня Ярослав выполз на твердый северный берег безымянного болота, сплюнул изо рта кровью, вытер рот рукой, оставив черно-бурые разводы и в горячительном бреду скорчился на теплом хвойном насте.

В это время Максим в сопровождении девушек бежал на юг. Первый день они очень устали, но зато за ночную беготню оторвались от преследователей, с учетом действий Ярослава, почти на целые сутки. За следующие дни римляне приблизились опять, и Максиму пришлось решать тяжелую задачу - остаться прикрывать уход девушек, либо отступать ними. Они как раз пересекали большую поляну, когда прямо по направлению их движения запел рог и, в сотне метров на поляну выскочила кавалерия. Ольга только пискнула. Так как погибать даром не хотелось, да и патронов было на несколько минут боя, Максим уже решил идти до конца. Он отбросил девушек за спину и приказал им бежать, сам перекидывая автомат со спины и синимая с предохранителя. Внезапно Ольга метнулась к нему обняла его. Максим только успел улыбнуться, когда женская рука с недюжинным опытом выхватила из поясных ножен его любимый трофейный кинжал и приставила его к горлу хозяина.

-- Не смей!

-- Что делаешь, дура?!

-- Разумей меня - это мои воины.

Через несколько секунд кавалерия окружила маленький отряд, при этом ее оружие был направлено во все стороны, кроме как на Максима и девушек. Из рук солдата аккуратно изъяли автомат и Ольга, кинув нож на землю, бросилась на шею одному из спешившихся всадников.

-- Лихомир!

-- Ольга! Слава Богам! Но я с тобой еще поговорю. В Киев я уже послал нарочитого, чтобы резали ивовый подлесок вокруг рва. И вымачивали.... Для тебя...

-- Лихомир! Ужели ты посмеешь меня... - удивленно и немного испуганно спросила Ольга.

-- Пока рука не устанет! Так что готова будь... Добро. Это один из тех?

-- Да. Это один из тех, кто... - начала объяснение Ольга.

-- Я разумею. Ну и урод!... - не дослушал ее Лихомир и, поняв ситуацию единственно возможным образом, подскочил к стоящему столбом Максиму и со всей силы ударил рукой в кольчужной перчатке, солдата в лицо.

Последующие объяснения Ольги и запоздалые раскаяния Лихомира Максим уже не слышал. Вторично подвергшиеся тяжелому испытанию, всего за последние полмесяца, голова и лицо солдата дружно уговорили сознание надолго потеряться.

Глава 23. Александр

Когда Александр очнулся, вокруг было темно. Последним его воспоминанием была приближающаяся стена коричневатых щитов, а теперь он лежал связанный по рукам и ногам, без оружия и бронежилета. Все тело ныло, а рядом к тому же еще кто-то ворочался, пиная его старые синяки.

-- Суки... - шипел этот кто-то.

-- Игорь? - переспросил Александр.

-- А... Очнулся? Ну ты и му...! Там бы у болотца мы б вместе сели, то всех бы расстреляли! А так, как последние идиоты по одному сдались.

-- Я не сдался...

-- Да я тоже не сдался, а толку то?

-- Ладно. Где мы?

-- В лесу, - с сарказмом ответил Игорь.

-- Шутник блин. Я серьезно спрашиваю.

-- Временный лагерь легионеров. Здесь, похоже, собрались все их раненные. Тебя принесли без сознания вчера днем.

-- Долго же я провалялся.

-- Да. Долго.

-- Ох, - чуть поудобнее попробовал повернуться Александр, но все тело пронзило болью. - Что же у меня все так болит?

-- Тебе повезло, или не повело, это как сказать. Ты шальной пулей умудрился снять командира ихнего. Командира любили сильно и уважали, вот тебе пока несли, и попинали малеха.

-- Нефига себе, малеха?! Да на мне, б..., живого места нет!

-- Могли на месте грохнуть.

-- Ну и что? Спасибо еще им сказать предлагаешь?

-- Да нет...

В этот момент к ним подошел их охранник - легионер с перевязанной ногой, и, наградив каждого сильным ударом дубинки, куда пришлось, знаками показал, чтобы лежали молча. Не выполнить такое красноречивое приказание было невозможно, и солдаты замолчали, и, вскоре, Александра сморил сон.

На следующий день в лагере появилось пополнение - около трех десятков легионеров приковыляли, держась друг за дружку. Большинство было ранено в ноги и в руки, хотя было и несколько тяжелораненых.

-- Это кто так постарался, как ты думаешь? - поинтересовался у Игоря Сашка.

-- Наверное, Максим. Не думаю, что Яр.

-- Ну да, Макс злее, особенно когда его пытаются ограбить. А Яр - он тихий какой-то.

-- Ну да.

-- А с чего бы это?

-- Ну не знаю, твой же сослуживец. Может... Тихо!

-- Что?

-- Тихо тебе говорю! Молчи.

Действительно, разговор привлек ненужное внимание. На них и так смотрели совсем неласково, а теперь еще к убитому командиру прибавились еще куча раненых. Один из них, отпустив на землю своего товарища, молча подошел к лежащим на земле солдатам. Его товарищ потерял сознание от боли - чья-то пуля вдребезги разнесла его коленную чашечку. Легионер что-то проговорил на своем языке лежащим на земле солдатам (латыни, понятное дело не знал никто из них) и достал из ножен свой меч, примериваясь к ним...

Остановил скорую расправу выскочивший мужик, в чуть более дорогом доспехе, чем у остальных легионеров. Судя по темпу речи и гримасам при этом, он злостно обматерил желающего самосуда и отправил его подальше, а ропот, поднявшийся было, он остудил несколькими словами. Досталось и "виновникам". Офицер подошел к связанным и пару раз пнул их. Соблюдя таким образом высшее равновесие и порадовав легионеров, он опять скрылся в палатке.

Еще один день в плену прошел без изменений, а на третий день началось шевеление. Судя по тому, что ни Ярослав, ни Максим в плен не попали, а так же по суматошным сборам легионеров, пленники поняли, что халява у римлян кончилась. Вскоре весь отряд собрался и скорым маршем, с очень редкими привалами и короткими ночевками, отправился обратно на запад по уже пройденному пути. Руки никто солдатам не связывал, зато нагрузили их как вьючных лошадей, поэтому идти было очень тяжело. Соблюдать темп пришлось и пленникам: ради них никто задерживаться не собирался, а когда они без падали, их подымали с земли самым действенным способом - пинками и уколами кончиков мечей. "Лучше бы нас просто прикончили", - думал Александр.

Однако к концу пятого дня такого бега после очередного падения пленники не смогли встать. Даже тычки в уже окровавленные спины не помогали, и командование легионеров решило сделать остановку подлиннее. На привал встали на той самой стоянке, где когда-то убегающие от преследования потеряли Олега. Судя по тому, что легионеры стали раскладывать палатки, стоянка обещала быть совсем долгой. К чуть переведшим дух солдатам подошел легионер и бросил под ноги маленький бронзовый топорик. Охранник жестами показал, что нужно рубить дрова, за это пленников покормят. Если дров не будет - не будет и кормежки, а чтобы у них не возникало никаких глупых идей про побег, легионер легким движением кисти метнул лежавший в руке нож в дерево, отстоявшее от него метров на двадцать.

Мыслей не возникло, как и не возникло сил к побегу. Матерясь от боли, пленники отправились рубить. Дрова под присмотром легионера они рубили до самого вечера, что гарантировано защитило римлян от возможных с их стороны проблем - сил не осталось даже на то, чтобы поесть. Кое-как влив в себя по плошке похлебки, которую им от щедрот отвалили легионеры, Александр и Игорь попытались забыться тяжелым сном. Но не тут то было - сначала им спутали веревками руки и ноги, потом Игоря оттащили на допрос в центр лагеря...

В середине ночи Александр проснулся от осторожного прикосновения. Над ним кто-то навис.

-- Тихо, - прошептал этот человек.

-- Олег? - чуть не закричал Александр.

-- Да тихо ты. Разбудишь всех... Руки освобождай. - Олег потрогал рукой связывающие Александра плети, - и тихонько иди к реке. Если меня не будет через пару минут, зайди в воду и иди вниз по течению, сколько сможешь. Там встретимся.

-- Олег! Игорь...

-- Я знаю. Попробую и его вытащить...

Александр стал пытаться стянуть с рук путы, что смог сделать неожиданно легко: веревка была мокрой на столько, что просто расползалась. "Странно... Росы вроде не было, а как вымоченная... Да и вообще - это сколько веревке нужно было бы лежать в воде, чтобы так сгнить???" - с удивлением подумал он. Уже через минуты две усиленной возни пленник смог вытянуть из связывающих за спиной пут правую руку. С путами на ногах дело пошло еще быстрее и вскоре Александр осторожно пополз от освещенной светом костра вытоптанной полянки в лес. На опушке леса он споткнулся о тело часового. Тот с гримасой ужаса на лице сидел одетый в полный римский доспех, привалившись спиной к дереву. Видимых повреждений не было, только на шее расплывались синяки в форме пальцев. Труп прибавил беглецу прыти, кто его знает, когда у римлян смена караула, и, вскоре, он уже был у воды. Решив не дожидаться Олега, Александр, как ему и сказали, медленно побрел по воде. Как по заказу зашумел листьями ветерок, заиграла в реке рыба... Этот шум и плеск растворил в себе все издаваемые Александром звуки. К концу ночи он смог удалиться по реке километров на пять от римского лагеря, где совершенно обессилевший выполз на берег.

-- Не волнуйся. Тебя не будут искать, - раздался голос Олега.

Александр от испуга подпрыгнул на месте. Как смог Олег подкрасться так незаметно и неслышно?

-- Олег! Спасибо тебе! Как я рад тебя видеть! Что с Игорем? Где ты был? - затараторил от избытка чувств Александр и поднявшись, хотел обнять своего спасителя.

-- Не подходи!

-- Что?

-- Не подходи ко мне, - отодвинулся Олег.

-- Н почему? Ты ранен? Болен?

-- Можно и так сказать....

-- Я, может, чем могу помочь?

-- Можешь. Но не надо... Я уже поел сегодня...

-- Да е.....! Что случилось то? Что за загадки? - сел на траву Александр. - Объясни наконец!

-- Хм... Ты ничего не замечаешь?

-- А что я должен заметить? Человек как человек. Две ноги, две руки, голова...

-- Человек... - грустно прошептал Олег.

-- Ой б...! - сидя отшатнулся Александр, да так, что упал на траву.

До солдата наконец-то дошло то, о чем он не мог так долго сообразить. Мысль о какой-то неправильности стучалась в мозг, но Олег выглядит так обычно... У Олега же не было одной руки, а сейчас обе руки присутствовали на месте!

-- Эт-т-то как?

-- А это? - Олег равнодушно взмахнул руками. - Вот так. Просто.

И Олег рассказал.

"И как мне теперь жить? Я теперь безрукий, калека, инвалид, урод!" - раздумывал, сидя на берегу реки искалеченный в стычке солдат. И если в суматохе отступления эти мысли не очень сильно досаждали, на них просто не было времени, то сейчас они с удвоенной силой накинулись на инвалида. "Что делать? Кому я нужен? Тех же ребят задерживаю только. Лучше мне было вообще не рождаться... Или умереть... Сейчас... Работать не могу, девушкам такой не нужен я..."

-- Здрав будь, суженный мой, - прервал его тяжелые мысли женский голос.

Олег вздрогнул от испуга, поднял голову и с удивлением увидел свою давнюю знакомку, Плотву. Также, как и в первую их встречу она сидела на соседнем камне и выжимала свои роскошные светлые волосы.

-- Как ты сюда попала?

-- Тебя догоняла. Уж горазд же ты бегать...

-- И зачем?

-- Люб ты мне, суженный мой. Как увидела тебя, защемило сердечко, жить без тебя не могу. Возьмешь ли в жены свои меня?...

-- Да какой замуж? Ты не видишь, дура, руку мне отрубили, кому я нужен?! - перебил ее Олег, но та все так же продолжала.

-- ... У дедушки испросим дозволения. Он дозволит! Я у него любимица. Он даже обещал речку нам на житье отдать, ту, в которой мы повстречались...

-- И что я там делать буду?

-- ... Речка та хорошая - и воды быстрой и чистой много, и омутов глубоких, да и без хозяина пока...

-- Не умею я рыбу ловить!

-- А зачем ее ловить? Ее пасти надо! - удивилась Плотва на столько, что даже рассказ о своих мечтах прервала. - Ой! Кто же тебя так поранил? - наконец заметила она увечье.

-- А! Заметила? Ну что посмотрела? Ну и проваливай теперь... - отвернулся от нее Олег, чтобы не увидела она его влажных глаз.

-- Ну это не беда, дедушку я умолю, приделает он тебе руку.

-- Деревянную? Металлическую?... Не думаю, что вы можете сделать протез лучше нас...

-- Зачем деревянную? Она же в воде разбухнет и сгниет... Да и железо тоже ржей рассыпаться... Обычную...

-- Что? - вскочил на камне Олег, - Вы можете прирастить мне руку?

-- Да разве это сложно? Это живое к мертвому не пристанет, а мертвое к мертвому...

-- А причем тут мертвое? - не понял Олег.

-- Так возьмешь меня? - перебила его Плотва.

-- Э...

-- Да ты и так мой уже! - воскликнула Плотва.

-- То есть?

-- А не ты ли со мной беседы разводил? Не ты ли простоволосой меня видел? И не ты ли гребешок мне узорчатый подарил?

-- Да ну и что тут такого? Ну говорил. Ну видел. А гребешок ведь просто подал тебе - он же вой был.

-- А не был он моим! Я тебя обманула. Так что - дарил. И теперь изволь! Бери меня в жены!

-- Да ты что? С дуба рухнула? Из-за какого-то гребешка жениться?! С ума сошла?

-- А как помощь принять, это ты горазд? Если бы я твой плот тогда не подтолкнула, и ты, и дружки твои утопли тогда...

-- Это когда такое было?

-- А когда вы от лихоимцев бежали.

-- А... Ну спасибо тогда...

Настроение Плотвы опять резко изменилось. Если еще секунду назад она яростно обличала Олега, как неверного мужа, то теперь она вся сжалась на камне и из ее глаз закапали слезы.

-- Ну ты это... Не плачь, - смутился Олег.

-- А ты возьмешь меня? В жены? - сквозь слезы, вся укутанная в свои светлые волосы, спросила Плотва.

-- Ну...

-- Возьми! - опять вспыхнула страстью Плотва и вскочила. - Разве я не красива? Разве не туги у меня косы цвета спелой пшеницы? - и провела руками по своим волосам. - Разве не прекрасно тело мое, белое как молоко? - с этими словами она скинула с себя свою длинную рубаху, оставшись укрытой только своими долинными волосами. - Гляди на меня.

-- Красива, - прошептал Олег, не в силах оторвать взгляд от такого зовущего женского тела.

-- Возьмешь меня? Или тогда к воде всю жизнь не подходи! Сгублю тебя, только мне или некому! - опять яростно воскликнула Плотва.

-- Да ладно, ладно тебе! Эх.... Возьму, - выдохнул Олег.

Плотва вся просияла и обняла своими ладонями лицо Олега. Руки у нее были ледяными.

-- Суженный мой! Любимый... - шептала она плача.

-- Ну ладно, ладно... оденься уже - а то вон, все руку ледянющие.

-- Так они всегда у меня такие...

-- Почему?

-- А разве ты не понял? Я же русалка.

-- Что? - опешил Олег.

-- Русалка. Ужель у вас их не бывает?

-- Как русалка?

-- Обычно... Любила я молодца сильно, да он меня нет. Вот от горя в русалочью ночь утопилась я, ему назло. Да пожалел меня дедушка водяной, по нраву ему я пришлась...

-- Погоди. И где ты живешь? И где мы будем жить?

-- Да где все и живут - в воде. Вон взгляни, какой красивый омут, а как там хорошо... Днем не жарко, ночью не холодно, зимой спать хорошо... А какая там зелень. Да и рыбой речка богата. Не пожадничал дедушка. Угодья богатые...

-- Погоди, погоди... - Олег накрыл ее холодную правую ладонь своей, и попробовал снять со своей щеки, но не смог. Хватка, что он заметил с удивлением и с растущим испугом, была железная. - А я? Я не могу жить под водой...

-- Это сейчас, а потом...

-- То есть, "потом"?

-- Уйдет из тебя огонь, что горячит твою кровь, сможешь ты и водой жить...

-- То есть как, уйдет?

-- Вдохнешь ты водицы чистой...

-- Ты меня что, утопить хочешь? - задергался Олег, но русалка держала крепко.

-- Нет, что ты. Топить нельзя. Утопнешь ты - живота лишишься. А так, водяным станешь...

-- Каким еще водяным? Отпусти меня...

-- Обычным водяным... Ведь над тобой обрядов не читали...

-- Да, я не крещен, - сказал Олег, и резко пожалел о том, что раньше относился к "поповским байкам" и крещению как к пережитку темного прошлого...

-- Вот. Был бы ты благословлен волхвами али амулеты какие носил бы, то даже поцелуй мой не спас бы тебя, а так, будешь ты мне мужем, водяным.

-- Не. Погоди... Я не знал... Я не хочу...- и если еще минут десять назад он хотел свести счеты с жизнью, то сейчас ему яростно хотелось жить. Пусть даже и инвалидом, но жить!

-- Ты согласился. Сейчас!

-- НЕ...- только попытался закричать Олег, но тут Плотва притянула его губы к своим и впилась в них холодным мокрым поцелуем. Ледяное тело, чей холод Олег чувствовал даже через форму, прислонилось к нему, обняло его и медленно стало увлекать в воду. Солдат пытался сопротивляться, но это все равно, что было биться лбом об стену, объятья русалки были как из стали, ничего не помогало. Через десяток секунд борьбы в реке раздался громкий плеск, от которого пошли крупные круги по воде. Берег опять стал девственно пустынен...

На полянке повисло молчание.

-- А ты точно Олег? Может ты призрак или зомби?

-- Да. Ты не прав и прав. Нет. Я действительно Олег... Во всяком случае звался когда-то. Да - я уже не живой....

-- То есть, как не живой?

-- Нежить я.

-- Ерунда какая-то! Этого не бывает!

-- Бывает, - совершенно спокойно отреагировал на вспышку Олег.

-- И как ты себя чувствуешь? Как оно?

-- Тебе не следует этого знать, жшивой, - слегка пришипев на последнем слове, ответил Олег.

-- Да? Ну как хочешь, - согласился Александр и еще отодвинулся от этого существа. Уж очень не понравилась ему тон, которым это было сказано.

-- Игоря не смог я вытащить. Его еще пытают.

-- Плохо.

Помолчали.

-- И что мне теперь делать?

-- Идти. На базу. На север.

-- Как?

-- Как, как? Ногами.

-- Шутник блин.

-- Пойдешь вдоль реки. Никто тебя не найдет...

-- Спасибо тебе, Олег. Давай, как бы там ни было, чтоб у тебя все было хорошо.

-- Угу... Прощай, Саш.

-- И ты прощай, Олег.

Новый водяной неслышно зашел в реку, погрузился в воду и беззвучно исчез. Александр остался на полянке один. Ночью он решился не идти, и так очень сильно устал, поэтому забрался под елку, и там, на мягком колючем и теплом насте из перепревших прошлогодних иголок беглец забылся тяжелым сном до утра.

Проснулся Александр около полудня. Следов погони он не обнаружил. Похоже, устрашившись судьбы часового, римляне решили убраться отсюда поскорее, что Александр со своей стороны мог только приветствовать. Подойдя к реке, беглец обнаружил на берегу несколько крупных лещей, а также маленький сверток, куда были положены некоторые особо необходимые предметы в лесу: зажигалку, коробок с несколькими подмоченными спичами, немного соли и бронзовый нож. "Спасибо, Олег" - подумал Александр, разжег костер, в углях которого он запек лещей, и, подгоняемый голодом, плен это вам не ресторан, разносолами не потчевали, и съел трех здоровых лещей, сплевывая иногда на траву мелкие косточки. Запив водой из реки, осоловелый от набитого брюха Александр завалился спать под всю ту же гостеприимную елку, только лапника наломал и листвы подгреб посуше. Ближе к вечеру он проснулся, доел остаток рыбы, после чего опять завалился спать.

На следующий день он проснулся рано утром, с первыми лучами солнца, и полностью выспавшимся. На берегу уже лежала свежая рыба, на этот раз две небольшие щучки, по два килограмма каждая. Этих он выпотрошил, порезал на крупные куски и запек в углях. Полученную еду он завернул в огромные лопухи, которые произрастали на опушке леса, аккуратно перевязал ремнем и полученную котомку закинул за спину. Дорога на базу началась.

Первые десять дней были похожи друг на друга как патроны в обойме. Александр шел, ел рыбу, которая появлялась каждое утро на берегу реки около его ночевки, много спал. Но вскоре рыбная диета надоела ему настолько, что на чешуйчатые блестящие бока от не мог смотреть без отвращения. Парень принял решение уйти от реки, срезать часть дороги через лес. Себя он чувствовал уже бывалым лесным человеком, как будто всю жизнь ходил в походы на выживание, поэтому храбро углубился в лес.

Уже через три дня он сильно пожалел об этом. Мясо и птица не падали уже готовыми к его ногам. Добычу еще надо было найти, убить и приготовить. И если грибов, альтернативе гарнира, было достаточно, то мясо упорно убегало при первом же шорохе, да и дорога через лес была гораздо труднее, чем по берегу реки. Слегка оголодав Александр одумался и решил вернуться, но не смог. С ужасом он понял, что заблудился. Компаса не было, приметы, которые он помнил с третьего класса школьного курса природоведения врали, солнце иногда не показывалось, скрываясь за тучами, в общем - с каждым днем становилось все грустнее и грустнее.

На пятнадцатый день пути по лесу Александр услышал какой-то необычный шум. В лесу, конечно, и так хватало звуков: где-то рычали, где-то выли, кто-то кого-то где-то ел или пытался это сделать, птицы чирикали - лес полон жизни, однако этот звук явно выделялся. От любопытства, а также от того, что идти было все равно куда, Александр решил рассмотреть источник этого шума. С каждым шагом звук становился все сильнее, в нем уже можно было легко различить рев какого-то животного. "Очень удачно, - подумал Александр. - Если там кого-то прибило, то может смогу мясцом разжиться, а то на грибной диете скоро ноги протяну. Осточертели они настолько, что даже о рыбе вспоминаешь с теплотой и слюной во рту. И н... я ушел от речки?... Всего то полмесяца назад казалось, что больше в жизни ни крошки рыбы в рот не возьму, а сейчас даже мелкому бы ершику, и тому был бы рад! Все познается в сравнении..." - философски закончил он свои размышления.

Дорога через лес оказалась неожиданно сложной. Похоже, тут недавно прошелся ураган, или что-то типа этого, и многие деревья были повалены, а пару раз, проползая сквозь бурелом Александра чуть не придавило, что сильно поколебало его желание лезть дальше. Однако, кое как за час он влез в центр бурелома и там обнаружил источник рева. Им оказался огромный медведь, придавленный аж несколькими бревнами к земле.

-- Мда... С тебя мяса много не будет... Хотя, я слышал, медвежатина вкусная... Вот только как одним коротким тупым ножом убить и разделать медведя? Пусть даже и относительно обездвиженного... Эй, ты! Как же тебя так угораздило?

Очередной рев, правда, как показалось, с молящими нотками, был ему ответом.

-- Ну и зачем тебе сюда понесло? - оглядывая ловушку, в которую попал медведь, а также думая, как ему можно помочь, спросил Александр.

В ответ медведь, как будто понимая, о чем его спрашивают, мотнул головой в сторону и тихонько, даже как-то виновато фыркнул. Человек огляделся, и отметил, что бурелом ограничивал большую поляну, на которой пышным цветом росли лесные цветы, а вокруг роилось множество диких пчел. А где пчелы - там и мед.

- За медом полез? Эх ты! Ты же уже здоровый медвежатище, вон какой вымахал, а ведешь себя как маленький медвежонок, - медведь на эти слова поерзал и опять фыркнул. - Ладно. Сделаю что смогу. Если ничего не получится, то уж извиняй...

Александр еще раз обошел ловушку. Похоже, медведь хотел пролезть между двух поваленных деревьев, но не смог. Стал дергаться и его поперек прижало бревном, одним к другому, а сучками разодрало плечо до крови. Но это было еще не все. Поверх того дерева, поперек, съехали еще несколько, усиливая нажим. Вот медведь и оказался в этаком шалашике из упавших деревьев. От одного бревна он бы еще выбрался - медведь был действительно крупный, в холке, когда тот стоял бы на четырех лапах, наверное был бы по грудь Александру, а когти на лапах были сантиметров по десять. И это ему еще повезло, что придавившее бревно упало так, что на что-то опиралось. Иначе бы неудачника просто бы, как ножницами, перерезало пополам.

- Да... Дела... Как же это скинуть? Значит так. Что имеем? Имеем мы руки мои... И, собственно, больше ничего. Как же тебя вытащить? - разговаривая сам с собой, и иногда получая тихие рыканья от медведя, раздумывал Александр. Попытки разжать этакие клещи из бревен ожидаемо ни к чему не привели. Те даже не шевельнулись. - Что же делать?

Полазив около часа Александр нашел решение. Деревья, которые свалились сверху лежали очень неустойчиво и цеплялись друг за друга только ветками. Единственно, что можно было попробовать, это обломать ветки и рычагом, по очереди, сталкивать одно бревно за другим.

-- Блин, ну не было же у меня в роду гринписевцев! Откуда я такой жалостливый?! Эх... - простонал в небо Александр и приступил к работе.

Работа шла медленно. Обламывать ветки руками, обмотанными в сделанные из одежды тряпки, без всяких инструментов, очень тяжело и долго. Подспорьем послужили несколько камней, которые, кидая друг в друга, Александр расколол и их острыми краями, как зубилом, подрубал самые здоровые ветки. К вечеру он смог столкнуть только одно бревно. Наскоро перекусив найденными тут же грибами, и этими же грибами накормив медведя, "Жри, жри давай! Нечего морду воротить! Все равно другого нет, тут тебе не "Елисеевский" гастроном", Александр завалился спать, чтобы к утру, разбуженный требовательным ревом медведя опять приступить к работе. За следующий день, видимо появилась уже некоторая сноровка, удалось спихнуть еще три бревна, осталось всего два. Медведь, ощущая что дерево становиться легче, уже во всю ворочался и пытался его приподнять.

- Не трать силы. Завтра спихну я два бревна, и свободен, - говорил Александр, с жалостью рассматривая свои руки. Занозы, ссадины - и это несмотря на повязки. Часть одежды, которой и так было негусто, пришлось разорвать на полоски и обернуть руки, так что сейчас он выглядел как сущий оборванец. - Эх! "Пол царства за бензопилу!"

А на следующий день начались проблемы. Видимо тот шум, который развели тут Александр на пару с медведем, привлек внимание санитаров леса. Первый волк появился среди деревьев утром, повертелся, покрутился, посмотрел и убежал в лес. "Решил не связываться" - подумал Александр, но это было не так. Как городской житель, он забыл о том, что здесь человек не хозяин природы, а участник пищевой цепочки, а также то, что волки, они животные стайные. Уже к полудню насчитать их можно было пару - тройку, а после того, как Александр спихнул предпоследнее бревно и, испуганные шумом падения волки разбежались, обратно их вернулось уже пятеро. Они были не особо крупные - с крупную овчарку, может молодняк, и не особо худые. Александр, знавший о повадках волков только из повести Лондона "Белый Клык" вспоминал, что летом вроде много им еды, и на такую сложную и опасную добычу, да еще в таком маленьком составе они не накинуться, был относительно спокоен. Но то ли волки не читали американского писателя, толи медведь знал их больше, почему начал ворочаться с удвоенной силой и громко заревел.

Это, как будто, послужило командой к атаке. Волки дружно бросились вперед. Двое бросились на Александра, а трое - к медведю. Причем, они не собирались попадать под ужасающие когти, а собирались зайти сзади и начать есть его еще живого. Александр правильно оценил свои силы, поэтому кинул камень, который использовал вместо топора в ближайшего волка, подхватил палку и полез наверх оставшегося единственного дерева, которое прижимало к земле медведя. Там, разодрав о частично уже обрубленные ветки остатки форменной куртки и плечо в кровь, он под относительно защитой веток стал пытаться палкой отгонять от кормы медведя санитаров леса.

Медведь тоже сопротивлялся, как мог. Один неудачливый волк, попавший под удар задней лапы, уже валялся в стороне, суча ногами, но у оставшихся четырех (два тех, что сначала нападали на Александра, присоединились к остальным) дела двигались успешно. Двое повисли на задних лапах медведя прижимая их к земле, еще одного отгонял палкой свесившийся Александр, а четвертый уже начал рвать бок медведя. От этого медведь ревел еще громче, но ничем ему помочь парень не мог.

Внезапно волки насторожились, как будто прислушивались к чему-то и через несколько секунд аккуратно растворились в лесу. Пятый, прекратив свои судороги, мертвой тушей остался лежать там, куда его отбросил удар.

-- Ну и что? - спросил Александр у медведя. - Что случилось то? Они же уже почти нас съели...

В ответ на это медведь громко заревел, и в ответ, приглушенный расстоянием раздался такой же рев.

-- Понятно. Помощь идет. Это хорошо.

Александр спрыгнул с дерева, поморщился от боли в разодранном плече, и, покачиваясь от усталости и пережитого стресса, подобрал брошенное каменное рубило. Работу надо было доделать. Уже через три часа он сбросил наконец то последнее бревно и медведь, тихо подвывая смог выбраться из своей чуть не ставшей смертельно ловушки. Почесавшись и помявшись спасенный подошел к устало сидящему человеку и аккуратно потерся об него своей огромной головой. Александр улыбнулся и погладил медведя по голове, но тут же поморщился. От работы перевязка, которую он себе сделал из разодранной исподней тельняшки, сбилась, края глубоких царапин на левом плече разошлись, появилась кровь. Александр как раз занимался тем, что аккуратно пытался снять повязку и перевязаться другим куском, когда медведь даже не взревел а взвизгнул, как собачонка, вскочил на ноги и бросился ему куда-то за спину. Морщась, раненый обернулся и обомлел.

"Я сплю!" - это была первая мысль. Вторая: - "Хорошо что я сижу, а то бы точно упал бы в обморок...". Сзади, вылизывая свернувшегося комочком вокруг передней лапы спасенного медведя, стоял еще один медведь, но зато какой это был медведь. Раньше Александр видел медведей только в цирке и в зоопарке, и там они были похожи на спасенного. И ростом и цветом шкуры, так что он с полной уверенностью решил, что спасаемый - вполне взрослый мишка. А оказывается, что тот был совсем еще медвежонком, маленьким несмышленышем. Теперь он увидел взрослого. Этот медведь, подкравшийся совершенно тихо, заставил бы покраснеть от зависти к габаритам и некоторые грузовики. Это было сущее чудовище. Его голова была размером, наверное, с капот легковушки, даже стоя на всех четырех лапах он возвышался над вставшим Александром на целую голову. Лапы были размером с грудную клетку обычного человека, а чудовищные когти, сантиметров по тридцать каждый. Пара таких лесных людей спокойно могла пообедать слоном, а царь зверей лев рядом с ним казался бы простым котенком.

Чудовище закончило вылизывать раны своего детеныша, потом явно в воспитательных целях дало тому затрещину, которая привратила бы человека в кровавую лепешку с костяной пылью, подняло голову и взглянуло на Александра. Зарычало. Александр даже не успел испугаться, когда медвежонок, прекративший ластиться, отцепился от родительской лапы, подбежал к человеку и стал опять об него тереться. Мамаша или папаша рыкнула еще раз, на этот раз вопросительно, посмотрела на поляну, подошла к Александру, посмотрела ему в глаза, зарычала и... стала вдруг вылизывать его рану. Огромный, размером с лицо человека, язык, как карщетка, скоблил рану, а Александр боялся даже дернуться. Вскоре, он с удивлением заметил, что рана его уже не болит так, видимо в слюне медведя содержалось что-то лечебное, или травок он поел перед этим каких, или еще чего. В этом мире могло произойти всякое. Одно происшедшее с Олегом чего стоит...

Окончив лечение медведь помотал головой, принюхался к воздуху, после чего аккуратно лапой, Александра даже передернуло от соседства с такими когтями, развернул его чуть в сторону, и легонько, от этакого пинка Александр чуть не покатился кубарем, направил его, тихонько рыкнув. Александр пробежал пару шагов, и повернувшись сделал несколько шагов в сторону. Но сзади раздался резкий, повелительный рык, и тому ничего не осталось, как идти в том направлении, которое указал медведь. Еще немного проконтролировав исполнение своего приказа, минут десять они шли рядом с человеком, медведи тихо растворились в лесу.

Как только медведи исчезли Александр упал где стоял. И от усталости, и от пережитого страха.

- Б...! Спаситель медведей! Ох..ть! - Александр ржал и бился об землю в истерике. - А как же, как в сказках, человеческим голосом сказать спасибо? И подарок какой, за услугу? Клад там? Или до места на спине донести? У...! Чтоб я еще раз ..., ...,...!!!!

Минут через пятнадцать он более-менее пришел в себя. Перевязав плечо наиболее чистыми тряпками, он продолжил путь в том направлении, которое указал медведь. Идти все равно куда - а так хоть какое-то направление.

На следующий день Александр проснулся совсем больным. Плечо горело огнем, все тело было охвачено слабостью. Шатаясь, он побрел по лесу, но через километр, упав попить воды из родничка, встать уже не смог. Кое как, поднявшись на четвереньки, он отполз в сторону и свалился на мягкую, влажно-теплую груду прошлогодних листьев. Его знобило.

"Да у меня сильная температура..." - подумал он, ощупав горящее как в огне лицо. - "Чем это меня так? Грибами что ли траванулся? Или от медведя заразился чем-то? Животные, они известные переносчики... Заразы... Всякой..." - это были последние связные мысли. Остальное потонуло в кошмарах. Ему мнилось, что его несут медведи, вокруг пляшут волки, превращаясь то в пригожих девушек, то в страшных воинов, которые рвали его зубами. По ночам, в прохладе, ему становилось чуть полегче, но утром, как только солнце жарко нагревало землю кошмары опять приходили к нему. Изо всех сил, не соображая что делает, Александр продолжал сначала идти, а потом, когда сил на одной водно-ягодной диете не осталось - ползти, причем сам не зная куда. Для него это движение стало просто смыслом жизни, наполненной бредом и болью.

На неизвестный день он выполз к речке, причем понял это только тогда, когда руки его и лицо опустились в приятно холодную воду. "Вода... По воде не ходят... Что делать?... Как дальше ползти?..." Остатки разума напоминали ему, что с такой температурой нельзя лезть в холодную воду, что это самоубийство, но тело так хотело прохлады...

Александр уже не чувствовал ничего, погрузившись в беспамятство, когда сильные руки нескольких человек, одетых в легкие кольчуги, легко вытащили его из воды и положили отекать на берег. Над его головой быстро разгорелся спор на неизвестном для Александра языке. Если бы он был в сознании и знал бы финский, немецкий или норвежский языки, то он бы понял, о чем идет речь, так как язык был этакой смесью тех трех языков. В разговоре участвовало двое.

-- И это и есть твоя добыча? А, ярл? - громко и с явной издевкой спросил один голос.

-- Не тебе спрашивать об этом, Ивар! - ответил другой. - Или ты хочешь оспорить у меня мое место? Так бери свой топор! И ты получишь то, что давно тебе положили Боги.

-- А что ты скажешь старейшине Эгилю Вивильсону?

-- Замолчи! Или клянусь молотом Тора, я разобью твою дурную башку о камень и местные раки вдоволь попируют твоим мясом.

-- Эгиль Вивильсон из клана Сигвардсонар будет очень рад твоим успехам! Или этот трелль и есть та самая большая добыча, о которой ты вопрошал Одина? Или дружина твоя уже пьет вина из золотых кубков, услаждая свои взоры танцем юных рабынь в покоренных градах? Или...

-- Хватит. Замолчи. Эй, освободите круг! Ивар Суртсон из клана Бьярнарсонар, ты желаешь бросить мне вызов?

-- ... - Ивар замялся. И не зря. Ярл не зря считался вторым по силе воином в их крупном поселении, после вождя Эгиля Вивильсона. И облагодетельствовать местных раков ему тоже не хотелось.

-- Отвечай! Молчишь? Так молчи же до дома! Ибо я клянусь покровителем нашим Одином, что если ты еще раз за время нашего пути откроишь свой поганый рот не для того, чтобы пожрать, я вырву твой змеиный язык и прибью его к твоему собственному щиту!

В ответ Ивар не сказал ничего, так как все знали, что слово у ярла Соти Свейсона из клана Хельгисонара было таким же крепким как его топор. И если он сказал, что вырвет и прибьет, то это означало, что он сделает именно это. И сразу же.

-- Слушайте меня храбрые воины. Боги отвернули от нас свой лик и забрали у нас удачу. Мы уходим из земель Россов с тем, что взяли, не ища новой добычи. Такова воля богов...

Поворчав, войны стали запрыгивать обратно в ладью. Возвращаться домой, не набрав треллей и добычи, которою можно было бы прогулять долгими зимними вечерами ярл терял уважение своей дружины и обрекал свой род на бедность. В следующем походе он мог не набрать воинов и лишиться части своих владений или рода, ибо северные Боги посылают своим любимым детям самые сильные испытания, которые могут быть - морозы, которые убивают одинаково и сильного воина и слабую женщину. А дрова на пустынных островах стоят больших денег.

-- А с этим что делать? Прирезать?

Соти очнулся от тяжелых мыслей и посмотрел на своего друга и побратима, который указывал на валяющееся у его ног тело. Побратим уже достал нож и, взяв трелля за волосы, приставил к его горлу свой широкий нож.

-- Возьмем с собой. Пусть росские трели позаботятся о своем. А подохнет, так хоть морским ярлам подарим. Не велика потеря. Брось его на дно драккара.

Глава 24. Результаты

Июнь, База по охране объекта "Аномалия" на Земле-2

Капитан Седенький был в панике. По мере удаления от Городка и приближения к базе паника не утихала, а просто меняла свои причины. Если сначала дезертир боялся получить стрелу в горло или добрый стальной клинок в свое объемистое брюхо, на которое уже давно не налезало стандартное обмундирование, то теперь он все сильнее и сильнее боялся наказания уже со стороны властей. И хотя Сергеев обещал, что не поставит в известность Москву об его прегрешениях (это было одним из условий договора об разоружении) верилось в это слабо. "Банально, причину разжалования он должен был сообщить? Так что теперь требовалось срочно найти какую-то возможность выскользнуть из под пресса закона, а то меня вполне могут и того..."

Быстрый марш на автомашинах занял 8 дней. За это время Седенький успел обдумать свои действия, посоветоваться с друзьями и выработать некий план. Его основной идеей было то, что следовало немедленно бежать домой, и там уже, в приделах досягаемости покровителей, действовать по обстановке.

Первой преградой на пути к бегству на Большую землю было то, что подразделение, охраняющее зону перехода не подчинялось ни одному из полковников. Его задачей было отгородить отправленных на поселение и охрану от остального мира, во избежание различных проблем. У капитана уже были прикинуты варианты, как он решит эту проблему.

Второй проблемой были действия на той стороне. Если он бежит отсюда, то попадает в цепкие руки родной ФСБ, которая быстренько все узнает и за все его художества лишит всего и посадит, или еще того хуже. Поэтому, следовало максимально увеличить время форы, за которое он должен был найти себе дополнительных защитников.

"Если первую я решу так как задумывалось, то второю проблему я оттяну на 2-3 недели. Да и защитники у меня есть уже на примете. За это время я смогу найти подходы к тем нашим новым друзьям, которые за мою информацию обеспечат мне долгую, безопасную, а главное приятную жизнь".

- А присяга? - спросил кто-то маленький в его душе.

-- Кто это? А... Это ты, совесть. Давно тебя не было слышно...

-- А честь?

-- Что? Что ты там несешь? Ты понимаешь, что меня убьют! Лишат жизни! А жизнь - это самое главное! Она важнее всего на свете! А уж моя жизнь гораздо важнее всех остальных жизней и всего остального. Важнее всяких твоих бреденей о чести, присяге, важнее семьи и детей, важнее Веры, важнее всего! Поняла, дура?

-- Но ведь ты этого заслужил?

-- Чего я заслужил?

-- Всего того, что ты боишься.

-- Чем? Тем что продавал оружие, так это просто бизнес. Судьба дала мне такой шанс, и не воспользоваться им было бы глупо! Ну и что, что из этих стволов убили кого-либо из этого быдла в форме этой страны? Ничего, остальные только будут шевелиться быстрее! Зато я не упустил свой шанс! Сравни мою судьбу с судьбой Сергеева...

-- Но ведь в итоге он стал выше?

-- Случайность! Видимо дал на лапу кому-то!

-- Но ведь если ты продашь этот секрет, то погибнут многие совершенно посторонние люди. И в этом мире, и в том...

-- А мне до этого какое дело. Да гори оно все синем пламенем! На мой век хватит, а на остальных мне плевать! Семьи и детей у меня нет, слава Богу. От них только головная боль, а телок кругом полно! Поняла, совесть? Срать я хотел на тебя и на твои "вечные ценности"! Убирайся!

-- Что ж, прощай... Желаю тебе получить достойную плату за свои дела...

"Ну надо же! Ушла! Интересно, а я первый человек, который смог прогнать свою совесть? Жаль, что ушла просто так, надо было ее продать... Ха! Продать совесть!" - эта мысль привела его в игривое настроение. "Все у меня получиться как надо! Те новые друзья с пониманием относятся к людям, отвергнувшим старые предрассудки. Сами такие. Они первыми поняли, что жизнь и деньги важнее всего, а нам, как всегда приходится их догонять..."

Седенькому повезло. Он прибыл очень удачно между сеансами связи с Большой землей. Связь осуществлялась следующим образом. Раз в месяц формировался своеобразный конвой из тех предметов и людей, которых следовало переместить через аномалию. Первыми начинали на Земле-2, перемещая свои грузы и людей. Это было связано с тем, что поток грузов на Землю-1 был пока еще гораздо уже, чем на Землю-2. Также этот поток служил своеобразным свидетельством о нормально состоянии базы на той стороне. После того, как исходящий поток грузов иссякал, Земля-2 начинала принимать грузы (в соответствующую фазу работы портала). В эту фазу с Земли-2 поселенцам приходили различные промышленные товары, амуниция, ГСМ и предметы относительной роскоши.

Последний сеанс связи был две недели назад, до следующего было тоже еще две недели. Вполне достаточное время чтобы в деталях продумать всю операцию. Но все сорвалось из-за того, что на горизонте появились войска. Войска эти ехали на лошадях, блестели на солнце кольчуги и кончики копий - вся картина поражения ушедших на подмогу войск была на лицо.

Седенькому опять стало грустно. И грустил он пока прибывшие войска из привезенных с собой бревен не стали связывать плоты, грустил, пока они переправлялись на остров, постоянно наращивая количество войск на плацдарме. Один раз к нему заскочил майор, который командовал защитой базы, задавал вопросы, но, видя в каком состоянии находиться подполковник (а грустить ему помогали несколько друзей и бутылки с водкой), только матернулся и убежал. Пьянство тоже было его планом.

Когда из всех его собутыльников остался на ногах только один, его давний друг и приятель бывший капитан, а теперь лейтенант, Свиридов, Седенький внезапно встал из-за стола, посмотрел на часы и сказал: "Пойдем, Саша". Ничего не понимающий Сашка встал из-за стола и пошел за подполковником. Вместе они зашли в казарму, где подполковник стал рыться в ящике с грязным бельем. Удивленный капитан спросил:

-- Михалыч? Что ты делаешь?

-- ...Ну, неужели уже отправили в стирку? А! Нет! Вот раздолбаи! Ну это удача нам, - бормотал подполковник. - А ты что стоишь? Одевай! - и швырнул ему грязнущую, всю в разводах масла полевую форму одного из солдат, которая дожидалась здесь стирки.

-- Зачем мне это говно?

-- Одевайся, говорят тебе! Это маскировка! И нижнее тоже сними! Одень вот грязное!

-- Да е... ... ...! Ты что?

-- Одевай! Потом спасибо мне скажешь!

-- А остальные?

-- Остальные - извини. Мне бы тебя спасти, ты ведь мой лучший друг?

-- Да, - полез обниматься капитан, в пьяных соплях.

-- Уйди ты от меня, гомик блин! Одевай и пошли! Только рожу измазать не забудь!- Отбросил от себя подчиненного Седенький и начал сам переодеваться. Его старая форма, еще с полковничьими знаками различия, тоже была здесь, в куче грязного белья.

-- Ага! Мы же из боя! - заржал капитан.

После переодевания они зашли в оружейку и взяли там по автомату. Потом, отстреляв в тиши одного из складов по одному магазину и оставив по несколько патронов, которые должны были сделать вид, что они отбивались до конца, они последовали в самый центр базы, где в укрепленном здании находился портал. По дороге они заскочили на другой склад, где знакомый солдатик за некоторые пряники со стороны подполковника хранил его вещи. Вещи эти были небольшие по объему - один кинжал в богато изукрашенных ножнах, и что-то размером с литровую пластиковую бутылку из-под газировки. Но когда капитану дали подержать эту бутылку, то он чуть не свалился - бутылка весила килограмм двадцать! Последняя партия подпольно добытого золота, которую не успели втайне передать на большую землю.

Все вещи полковника, кроме кинжала, погрузили в рюкзак, который для объема добили разным хламом, зачастую просто мусором и поспешили. Удирать приходилось в темпе.

Первые посты были пройдены легко. Все же капитан, бывший подполковник и один из начальников, это величина. Но вот последний пост занимал совершенно упертый лейтенантишка. На приказ открыть ворота в зону портала он потребовал письменного разрешения командовавшего объектом майора, в ответ на прямой приказ - процитировал пункт устава о командирах и начальниках, а на намек Седенького дать денег вообще схватился за кобуру. К счастью, капитан уже довольно близко подошел к посту и успел, вытянув руки с автоматом, прикладом достать лейтенанта.

-- Так его, Сашка! Будет знать как перечить старшему по званию!

-- Я ключ нашел!

-- Отлично, отпирай дверь и пойдем - времени осталось в обрез.

Огромная бронированная дверь, получив команду на открытие с пульта, медленно откатилась в бок и дезертиры, по рельсам и шпалам, которые остались еще со времен перевозки основного потока грузов, вошли в зал.

-- Времени 1 минута, - глядя на часы сказал капитан. - Осталось только нанести последний штришок, - с этими словами он обнажил кинжал, и тщательно протер его оставшейся во фляжке еще со времен бегства из городка водкой.

-- Ты что собираешься делать? - удивленно спросил его друг.

-- Нужно, для большей паники, чтобы мы были ранены. Тогда нам никто не будет задавать сразу вопросов. Для этого ты, дружище, сейчас аккуратно порежешь мне руку, - с этими словами он передал рукоятью вперед ему обнаженный кинжал. После этого он обхватил вытянутой правой рукой капитана за шею и, сильно сжав зубы, прошипел - Давай! Режь вот тут!

Капитан аккуратно примерился и резко провел рукой с зажатым в ней ножом по вытянутому плечу подполковника. Рука зразу же разжала свою хватку у него на плече, рукав потемнел от крови а изо рта полковника раздалось громкое шипение, перемежающееся матом.

-- Аааа...! ...! ...! - орал полковник. Отдохнув полминуты он сказал. - Теперь моя очередь.

-- А может не надо?

-- Надо, Федя! Надо!

-- Ну давай, щас руку тоже мне...

-- Нет. Не руку! Давай ногу. Правую.

-- А не больно?

-- Шутник ....! ...! Ничего, водки выпили нормально - не так сильно пока болит, -сказал полковник. - Вот б..! - это полковник уронил на землю кинжал. - Совсем рука не работает!

-- Давай перевяжу пока? - предложил капитан, стараясь не смотреть на руку с ножом. Из-за своего испуга он не заметил, что его друг специально извозил нож в грязи. - Хоть не так болеть будет...

-- Не надо - на той стороне уже перевяжут. Подставляй ногу - я буду резать левой рукой, - сказал подполковник после того, как неуверенными движениями ухватил нож в левую руку. - Ты сразу обними меня за шею - так пойдем на ту сторону.

Капитан аккуратно обнял своего друга за шею, и приготовился к удару.

-- Сколько мы с тобой уже дружим? А? Саш?

-- Да долго, почти четвертной уже, - вспоминал капитан, думая что его друг отвлекает ему внимание от операции.

-- Ты не мог бы мне, по дружбе помочь а?

-- Да без базара! Я все понимаю, и буду говорить только то, что ты мне скажешь! - понял его с полуслова капитан.

-- Да. Спасибо друг, - дрогнувшим голосом ответил Михаил, приобнял его раненой правой рукой и с силой вонзил левой рукой кинжал по самую рукоятку чуть пониже ребер в правый бок своего подчиненного.

Подержав немного кинжал в ране он при обратном движении чуть повернул ладонь и клинок, вслед за нею повернулся в ране разрывая то, что еще оставалось невредимым. Из открытой раны широким потоком плесканула темная, почти черная кровь, заливая оба мундира - и капитана, и подполковника. От болевого шока капитан сразу же потерял сознание, но на его удивленном лице еще можно было прочитать молчаливый вопрос.

- Прости, друг. Но мне не нужны свидетели. А помочь ты и так мне поможешь, - ответил на незаданный вопрос Михаил и отбросил в сторону кинжал. После этого он обхватил левой рукой повисшего на нем капитана, на правое плечо, матерясь от боли он накинул автомат и в таком вот виде он перешагнул через уже подернувшейся тонкой рябью воздуха черту - единственному визуальному оформлению Аномалии.

Солдаты на той стороне увидели душераздирающую картину, как раненный командир тащит из боя на себе своего еще сильнее раненного товарища. Многие руки тут же подхватили капитана.

-- Врача! Скорее! - прохрипел Седенький.

Мгновенно доставили носилки и раненного унесли в санчасть, но уже не видел этого, раздавая распоряжения. Его задачей было хотя бы на мгновение заговорить, заболтать командовавшего постом лейтенанта. И его старые погоны были в этом определенной подмогой.

- Быстрее! - он схватил лейтенанта за грудки и проорал ему в лицо. - Там все уже мертвы! Мы последние держались за дверями зала!... Быстрее! Закрывай это говно! Это приказ! Ну! Они ворвутся сейчас сюда! Б...! Ну быстрее же!... - и, морщась, схватился за раненную руку.

Лейтенант, командовавший постом, верно оценил ситуацию и мгновенно принял правильное решение. Сорвав с шеи ключ, он воткнул его в замочную скважину, запиравшую крышку над большой красной кнопкой. Быстрое движение рукой и кнопка кулаком вдавлена до упора. Над всем комплексом раздались вопли сирены. В комнате аномалии с потолка с предупреждающим воем упала частая сетка из металлической арматуры, которая полностью и с запасом закрыла объект. По бокам из пола поднялись стенки и с потолка по специальному желоб полился быстротвердеющая цементная смесь. Вскоре на месте объекта "Аномалия" высился аккуратный бетонный блок.

20 Июня 2005 15:15. Москва, Кремль. Телефонный звонок в кабинете Президента РФ.

-- Господин президент, - раздался в трубке голос директора ФСБ.

-- Слушаю.

-- У нас проблема с объектом "Аномалия".

-- Какая?

-- Только что совершил обратный переход один из командиров. С ним находился тяжелораненый. Согласно их докладу поселение, а также база, охраняющая объект "Аномалия" с той стороны подверглась внезапному нападению со стороны местного населения. Войска и поселок разгромлены, поселенцы перебиты. По словам спасшегося, он единственный, кто смог дожить до времени перехода. Сам полковник тоже ранен, но легко. Переход закрыт по схеме "Блок".

-- Итак, ваши предложения?

-- У меня нет предложений.

-- До этого, какие либо сигналы поступали с той стороны?

-- Нет.

-- Тогда следующие распоряжения. Раненых обязательно вылечить, после этого - собеседование. При первых же несоответствиях - подвергнуть допросу, если потребуется, то и медикаментозному. Мы должны знать всю картину происшествия, и на 100% быть уверены в полученной информации.

-- Есть.

-- До свидания.

Объединенное войско Росских княжеств. Северная граница Великого Княжества Новогородского. Начал лета года 1788 от обретения.

-- Да не майся, ты, друже! Найдется твоя пропажа! - отвлек от мрачных мыслей Лихомира словенский княжич Твердило. - Ничего не будет. Боги милостивы...

-- Ну, приедет, она узнает что такое порка на конюшне! Лично пока тул прутьев не обломаю об спину, не отпущу!!!

-- Ну вот, видишь. Все хорошо будет...

Некоторое время два князя молча тряслись в седлах. Но хандра не отпускала Лихомира.

-- Нет, не могу я так! Жмет мне сердце. Да и сон еще этот.

-- Что за сон? - полюбопытствовал словенский князь.

-- Будто бежит моя сестра от чудища заморского, многоголового... У каждой головы - жало как меч, а чешуя - не чешуя а щит огромный, как скутум ромейский...

-- На предостережения Богов наших не следует рукой махать. Ты вот что, узнай - а всех ли мы ромеев перебили?

-- Да узнавал я. Последних в лесу догнали. С десяток. Полонянин сказывал, что их за беглецами как раз и послали...

-- Хм... А что волхвы?

-- Волхвы говорят, что сестра моя и холопка при ней отбились от группы. Решили уходить сами... Ох и всыплю я ей...

-- А ты не думаешь, что тот десяток, мог специально остаться, чтобы оговорить себя и остальную погоню спасти?

-- Хм, все может быть... Ты, друже, тогда слушай. Все равно не лежит меня душа, уводит меня к сестре... Я возьму свою дружину старшую и поищу ее. Тогда на переговорах за меня останется кошевой Михай. А если что, то считай ты и за меня говоришь.

-- Ну добре. Пути тебя быстрого и удачного. Срази чудище.

Вскоре от огромной колонны войск отделился относительно небольшой ручеек конницы и, развернувшись, поскакал обратно. Твердило проводил взглядом убежавшего князя и задумался. Причины его мыслей ехали рядом, на телегах. Из-за этих телег войско не могло двигаться быстро, но и бросить их не могло. Именно на них ехали те, кто спасли лагерь и все их войско от полного уничтожения.

Уж не известно чем можно было объяснить произошедшее, великой удачей или Божественной волей, но те враги, которых они разбили в бою, с Божьей помощью, пришли на помощь и буквально в куски своим невиданным оружием разорвали ромеев. Что бы было, не приди они на помощь, неизвестно. И так потери в том сражении приближались к пятнадцати тысячам человек. Но от того, что было сделано, нельзя было отвернуться, и, к примеру, разбить эту оставшуюся горстку воинов, Перун, Бог воинов ни за что бы не простил такого и наказал бы их. Вот и получалось, что эти с одной стороны враги, и должны в кандалах на дыбе висеть, али в холопы быть распроданы, а с другой - спасители их армии, которые на себя почти три тысячи ромеев вытянули и покрошили. Или еще - город их, который предать огню и мечу следовало бы, а жителей раздать отличившимся воинам, в этот город отдано было несметное число раненых, так как везти их было некуда, и жители эти сейчас выхаживали их. И как тут быть?

Князья долго думали об этом. Решено было пока считать этих воинов, не смотря на все недовольство Новогородского князя, который хотел мести за своих, а также атаманов войска козачьего, которые пошли в бой ради добычи, просто гостями. Но, гостями дорогими и, следовательно, хорошо охраняемыми. "Хорошо, что их орудие осадное сгорело, и не подлежит восстановлению, иначе атака на этих была бы делом решенным. Ни один князь не потерпел бы присутствия таких сил. А что, если, они бы сошлись с ромеями? Даже подумать страшно. Силу эту мы видели и нечего не можем ей противопоставить... А так - просто три сотни воев...".

Но была еще одна причина, по которой все воинство святое сейчас шло на север. Там, на севере, располагалось то оконце, сквозь которое и лезли эти недруги. И затворить это было целью похода...

После вспышки ярости на совете князь Любослав, князь Новогородский, был недоволен. Склонить остальных князей на разграбление и уничтожение города ему не удалось. Теперь ему приходилось думать о том, как оправдаться перед купеческими старейшинами, которые выделили деньги на этот поход. Ведь никакой прибыли не получалось. Ни добычи, что продать на торгу Новогородском, который славился дешевыми товарами со всего мира (дешевыми в основном потому, что продававшим их они не стоили ничего, кроме пролитой в суровом варяжском или каком другом море крови). Ни рабов, ни земель. Ничего. Да и дружина еще недовольна - плохо оставлять свою кровь не отомщенной. Хотя и в дружине был разброд. Единственно, на чем все сходились, что одной помощи в бою было мало, чтобы искупить все сделанное находниками зло. Правда, чем дальше ехал князь, тем лучше у него становилось настроение. Шальная мысль, пришедшая в голову князю при виде низких стен городка находников, и которая сначала показалась полной дичью, все больше и больше ему нравилась. Она решала все проблемы, кроме одной, как на это взглянут его союзники, особенно станичники. Но это были проблемы совсем другого уровня, гораздо ниже, чем вопросы связанные с задетой честью. Их можно было бы решить простыми деньгами, а не кровью.

На самой крепостице, которая охраняла окно, все произошло очень просто и удачно. Для всех. Сначала быстро переправилась одна дружина, потом другая, потом на остров перевезли часть из "гостей" во главе с их воеводой. После долгих и напряженных разговоров было разрешено группе из одного князя и нескольких волхвов осмотреть зал, где находилось окно. И то, это было позволено сделать местным жителям только потому, что окно не работало уже несколько дней и все находники были эти сильно обеспокоены.

У самого окна все прошло именно так, как и проходило много раз ранее. Волхвы, помолясь, достали из котомки, разукрашенной дорогой золотой вышивкой, небольшую золотую шкатулку. Из этой шкатулки самый умелый волхв Даждьбога, после долгой истовой молитвы, аккуратно взял щепотку мелкого, мельче пыли, песка и бросил ее в сторону окна. После этого шкатулку закрыли, котомку завязали и убрали. Дело было сделано.

После этого находникам была объявлена воля, которую жребий выпал высказать князю Всеволоду.

-- ... И по сему, мы не намерены терпеть больше вас на нашей святой земле. Забирайте своего сколько сможете и уходите...

-- Куда? - не нашел ничего другого, как спросить полковник Сергеев.

-- Куда хотите. Хоть к ромеям, вам там будут рады, хоть к катайцам, тьма верст до туда, к кому угодно...

-- Хорошо, как только откроется окно в наш мир мы уйдем.

-- Вы не уйдете, ибо окно это не откроется. Оно закрыто силой Богов наших...

-- Хм... Вы знаете, мы конечно уважаем ваши религиозные представления...-начал говорить один капитан, командовавший базой и присутствовавший на переговорах. - Но нам кажется, что это всего лишь временные трудности и вскоре проход откроется вновь...

-- Страшный у вас мир, воины. Нету Богов у вас в сердцах. Забыли вы, что в силах Божьих творить то, что разумеем мы чудесами. Разве не чудо то, что это оконце вообще существует? Нету у вас Веры... Хотя не у всех. Вот ты, - и волхв указал пальцем на полковника, - выжил только по заступничеству Божьему. И по своей Вере...

Полковник машинально потрогал висящий на шее крестик.

-- Несмотря на это, вы нас конечно, извините, но мы не имеем права покинуть этот пост. И у нас еще достаточно сил, чтобы выкинуть отсюда вашу армию! - произнес командовавший позицией майор.

-- Все может быть. Хорошо. Мы согласны, что сотня воинов ваших здесь останется. Вот только это ни на волос не изменит того, что воротца то ваши -закрыты. Долго ли вы проживете здесь, без еды, без воды, без дров?

-- Это уже наши проблемы. А остальные?

-- Остальные должны уйти!

-- Хорошо. Сколько вы даете нам времени на сборы? - Не слыша шипения майора произнес Сергеев.

-- Если к концу десяти дней вы не уйдете, то больше говорить мы с вами не будем! Вы кровью своей заплатите за все зло, что причинили нам. Вы слышали.

-- Так... А что делать с нашими поселенцами? Они тоже должны уйти? Вы тоже поймите, что не может десять тысяч человек вот взять так просто и уйти в никуда. За десять дней.

-- Это и не нужно, - поднялся из-за стола князь Любослав. - Я, Великий Князь Новогородский Любослав Яромирович принимаю под свою руку этот город и нарекаю сей город Прижитком, а правителя его князем. Я отдаю ему эти земли во владение, за клятву вечную в чести и службе княжеству Новогородкому и его князю...

-- Как, - вскочил из-за стола кошевой атаман Михай. - А мы? Где наша обещанная добыча? Где полон? Ты обмануть нас хочешь? Мы кровью своей за это заплатили!

-- Не волнуйся, кошевой. Скажи, сколько полновесных гривен получили бы вы на одну долю на дуване?

-- За добычу с десятитысячного города?

-- Да.

-- Ну, когда минувшем годе атаман Потоп Длинноусый просочился под прикрытием осады пограничных крепостей и взял Форман, то каждый козак на одну долю получил по сто гривен! Из них только лошадей, оцененных на пятьдесят гривен, потом на сто продали еще! Так что не меньше ста гривен одна доля.

-- А теперь представь город, в котором нет скота, лошадей, нет златых и серебренных украшений. Даже посуда - и та, из дерева, как у рабов.

-- Ну, не меньше пятидесяти гривен тогда можно взять. У них, вон, даже крыши металлические! Так что совсем уж цену не сбивай! Семьдесят пять! - правильно понял князя козак и начал торговаться.

-- Я думаю, что даже за такой город, кроме железа, кстати дрянного, ничего нет, больше пятидесяти пяти...

-- Семьдесят!

-- Сойдемся на шестидесяти?! Добро...

-- Ты только, княже, не забудь, что одну долю получает простой козак, у которого кроме портов, да сабли дедовской, ничего нет. А десятники, к примеру, по две жинкам своим привозят...

-- Знаем мы ваши сабли, дедовские. Такие сабли не каждому князю по карману... - пробурчал Любослав. - Добро. Потом представишь список, сколько, только сильно не наглей - а то знаю я вас, песьи дети. Каждого норовите как липку ободрать...

-- Ты нас зря не злословь. Мы не за мошну болеем, как вы, купчины. Мы каждую гривну кровью своей поливаем...

-- Все, - прервал начинающуюся свару Всеволод. - Вы слышали наш приговор? Кто хочет, пусть остается, кто не хочет, пусть хоть к краснокожим на съеденье убирается! - обратился он к сидевшим солдатам. - Тогда прощевайте.

Когда все россы ушли и в комнате остались только солдаты, полковник встал и приказал:

-- Значит так. Готовьтесь к походу. Все требуемое, включая оставшуюся "Шилку" перевезти на берег и приготовить к многокилометровому маршу.

-- Но товарищ командир?! Неужели из-за бредней местных... - взвился майор.

-- Не спорь! Эти, как ты говоришь "бредни" я на своей собственной шкуре прочувствовал.

-- Товарищ полковник. Я не подчиняюсь вашим приказам. Моя задача оборонять этот объект. И я не собираюсь...

-- Дело твое, что ты там собираешься. Оставайся... Хотя нет... Ты прав и все может оказаться просто выдумками местных жрецов. И если это окажется так, если это фокусы дезертировавшего Седенького, то ты, когда откроется "Аномалия", все доложишь прибывшим. Но нас к походу подготовь. И вот что тебе скажу. Ждать я буду до последнего, но если к концу десятого дня связи не будет, то нам придется уйти. Иначе местные нас всех поубивают. Но я не хочу уходить с пустыми руками. Надо с собой взять как можно больше.

-- Да что ты так их боишься? Что они могут против современного оружия? Да мы их как...

-- Как... Что... В обозе у меня лежит один из выживших, с переднего края, расспроси его, как в одну минуту тысяча человек с современным оружием превратилась в сначала в безоружную толпу, а потом в гору трупов. Поразмыслишь на досуге... Кстати, яйцеголовые у тебя где сидят?

-- Да вон им ангара два оборудовали, все свои железки гоняют, что-то проверяют и перепроверяют.

-- Хорошо. Надо с ними переговорить.

-- На предмет чего?

-- На предмет того, куда нам идти. Ведь насколько я знаю, это не единственно окошко в наш мир...

Неизвестно, о чем был разговор между раненным солдатом из второго полка и начальником базы, и о чем потом думал майор, но когда через десять дней от берега, с сопровождением местных, отошла огромная колонна, то двигалась она далеко не налегке. Аномалия за это время так и не "заработала"...

29 Июля 2005г 12:00. Москва, Кремль.

Как и год назад в кабинете президента собрались силовики. Директор ФСБ, начальник ГРУ и, естественно, президент. Тема разговора была та же, да только теперь приходилось обсуждать не возможности, а последствия. Начальника ГРУ пригласили, по сути дела, всего лишь "за компанию" как секретоносителя высшего уровня, посвященного в данную проблему. Его подчиненного, бывшего куратором этого проекта от ГРУ - нет. Главным действующим лицом был директор ФСБ, которому и приходилось отдуваться за то, что натворил его ставленник - полковник Седенький.

Вот только делал он это своеобразно. Глупо было бы даже предположить, что ответственные за безопасность не насытят ближнее и дальнее окружение полковников своими людьми. Не говоря уже о том, что весь поток товаров туда и обратно шел только через контроллеров от ФСБ. Конечно, то же самое постаралось сделать и ГРУ, но немного не тот профиль, так что им информация приходила реже. Таким образом директор ФСБ обладал самой свежей и достоверной информацией о проекте (включая и проблемы с разжалованным Седеньким, войны с россами, контрабандного транзита и т.д.), но вот что именно, и главное как преподнести президенту... Это уже совсем, совсем другой вопрос. Главная задача, стоящая сейчас перед директором ФСБ, это сместить оценки в докладе таким образом, чтобы ответственным стала не его служба. Или, как минимум - не только его.

-- Итак. Рассказывайте...

-- Как вы и предсказывали, господин президент, ничего хорошего из этой инициативы не вышло. В результате попытки колонизации с местными жителями произошли трения. Которые переросли в полноценный конфликт. События развивались следующим образом. В результате недостаточной работы с личным составом, полковник Сергеев, не смог...

-- Кто поставил его командующим? - перебил президент.

-- Это была кандидатура ГРУ, - ничем не выдав своего удовольствия заданному вопросу, ответил начальник ФСБ.

-- Ясно. Дальше?

-- Полковник Сергеев не смог удержать в руках часть своих подчиненных. Все началось с того, что один из взводов, или чуть больше, которые номинально входили в вертикаль командования полковника Седенького, самовольно оставили место службы и пошли на неразрешенный контакт с местным населением. Основная цель - поиск развлечений. Солдаты повели себя не совсем вежливо по отношению к местному населению...

-- То есть? Почетче, пожалуйста, - поправил президент.

-- Очень грубо, я бы так сказал. - вставил свое слово начальник ГРУ, показывая, что у него есть свои источники, и совсем уж отдаляться от правды не следует. - Солдаты Седенького...

-- Давайте не будем перебивать директора ФСБ. - попросил президент. - Продолжайте.

-- Спасибо, - ничуть не показав своего раздражения ответил фсбешник. - ... Грубо. Это повлекло за собой недовольство местного населения, которое вылилось в боестолкновение, в котором победу, с огромными потерями среди местных, одержали наши войска. Однако в этом сражении...

-- Это была бойня, - опять поправил грушник.

-- Да. В этом бою странным образом был тяжело ранен полковник Сергеев. Стрелой. Каким образом это произошло мне точно неизвестно, зато мне точно известно, что дистанция выстрела из лука не превышает сотни-двух метров. Исходя из этого можно понять, что Сергеев так или иначе оказался на таком расстоянии от стрелка, что говорит о его компетенции...

-- А что говорит о вашем полковнике Седеньком, - перебил начальник ГРУ фсбешника, - который с преданными ему частями захватил ближайший поселок городского типа аборигенов и подверг его разграблению? За это, после того как поправился, Сергеев понизил Седенького в звании, согласно своим полномочиям, до капитана.

-- Еще раз прошу, не следует перебивать докладчика. Я дам время высказаться и вам!

-- За разбитые Сергеевым войска местные жители решили отомстить.

-- И как? Это им удалось? И как именно удалось?

-- Мы точно этого не знаем. Согласно показаниям Седенького, он знает только то, что передовые части в количестве около четырехсот человек, державшие стратегически важный укрепленный пункт, охранявший главную трассу, были уничтожены. Первое подкрепление в составе семисот человек, тоже было уничтожено, а со вторым, которое повел в бой полковник Сергеев лично, в составе трех рот и одной ЗСУ "Шилка" была потеряна связь...

-- Что предпринял ваш капитан ?

-- Он предположил, что после таких двух впечатляющих поражений следует сосредоточить все силы на охране точки перехода. Седенький собрал все наличные силы и скорым маршем направлялся на базу, охранявшую Объект.

-- То есть он просто дезертировал с поля боя? - уточнил президент.

-- Никак нет. Его решение хоть и может выглядеть спорно, но является по сути своей совершенно верным.

-- Хм... Спорным... Разве он не был обязан охранять поселенцев? И, кстати, что с ними?

-- Это неизвестно, но можно предположить, что они все погибли.

-- Объяснитесь.

-- Дело в том, что, по показанию Седенького, местные напали даже на пост при Объекте. Седенький держал оборону у самой точки перехода, и когда все остальные погибли, перешел на нашу сторону. Так что капитан ничего точного, по понятным причинам, об этом не знает, а радиосвязь с поселком также прервалась еще раньше, как и с ушедшим командиром Сергеевым...

-- А зачем догадываться? Группу послать нельзя было?

-- К сожалению, это невозможно, - ответил фсбешник, и предвидя вопросы президента заговорил быстрее. - Дело в том, то объект "Аномалия" перестал работать. Мы не можем переслать группу на ту сторону, и, скорее всего, никто не может перейти к нам. Ближайшая аномалия, которую можно было бы использовать для этого, находиться в Карибском море, что делает ее использование нами, втайне от вероятного противника, невозможным. Да и время ее "работы" очень неудобное.

-- А что с Седеньким?

-- Во время отступления Седенький был тяжело ранен. К сожалению, потребность в информации была настолько срочной и критичной, что мы пошли на то, да и сам капитан согласился, чтобы провести допрос с помощью медикаментозных препаратов. Ослабленный организм этого не перенес и после двух часов в реанимации капитан скончался...

-- Понятно, продолжайте.

-- У меня все.

-- Так. Что можете добавить к этому вы? - обратился президент к начальнику ГРУ.

-- Только некоторые штришки. Например, о незаконной добыче золота Седеньким. О том, что он всячески препятствовал Сергееву в командовании набранным собою отребьем. О том, что Седенький после возвращения из бандитского похода чуть было не поднял вооруженный мятеж против своего начальника, и только мастерство переговорщика раненного полковника Сергеева предотвратило кровопролитие. Что из-за полной невозможности контроля над личным составом второго полка ему пришлось разоружить и расформировать его!

-- Мы с вами не дети, и отлично знаем, что командир только один. И если он не добился выполнения отданного приказа, то это его вина, а не каких-то там подчиненных. А что касается мятежа - это слишком серьезно обвинение. Предоставьте убедительные доказательства, пожалуйста. Я ничуть не выгораживаю покойного полковника Седенького. Он тоже совершил некоторое количество ошибок. Но основную часть вины за поражение несет, на мой взгляд, все-таки ваш полковник Сергеев. И как начальник, и как руководитель, и как человек.

Над столом повисла тишина. Президент был задумчив, а остальные не отвлекали его: фсбешник итак уже сделал все что мог, а грушнику нечем было доказать свою правоту. Все официальные документы были в ведомстве отвечавшего за безопасность директора ФСБ.

-- Хотя бы узнать, что случилось с нашими людьми, мы можем? - спросил президент.

-- Это очень дорогая операция, да и мы не сможем обеспечить должный уровень секретности. - Ответил директор ФСБ.

-- Что с экономическими итогами?

-- Колония на момент последних поставок находилась на стадии 30% самообеспечения. Положительный баланс от торговли и золотодобычи перекрывал только половину от оставшихся 70%. Конечно, в будущем, может быть это и изменилось, в какую-либо из сторон, но пока...

-- Ясно. Что с секретностью?

-- Как и было приказано, практически все владеющие критичной массой информации о проекте, был переведены на ту сторону. Соответствующие процедуры по информационному противодействию проведены. Уничтожить спутник с работающим радаром, сжечь его в атмосфере можно в течении двух суток...

-- Итак. - подумав, подвел итог президент. - Согласно вашим данным все наши люди погибли на Земле-2. Это окончательный вердикт. В связи с этим следует проделать следующие действия. Первое. Собрать всю документацию на любых носителях и уничтожить. Не хранить, не спрятать, а именно уничтожить. Второе. Всех оставшихся разработчиков и прочих владеющих информацией порознь рассовать по другим конторам, предварительно взяв с них максимально серьезную подписку "о неразглашении". Данное направление исследований - закрыть. Третье. Базу объекта "Аномалия" законсервировать. Четвертое - подготовить в СМИ, как результат действий зеленых, синих, демократов, коммунистов или еще кого, информацию о закрытии строительства кладбища радиоактивных отходов на Новой Земле. Пятое. Личный состав поселенцев и охранников отметить в сводках как беглецов и дезертиров и отправить в розыск. На этом данная афера закончена. И, господа, я хочу видеть ваши прошения об отставке. Я внимательно рассмотрю их. Все, я больше вас не задерживаю, - закончил президент.

"Все не так уж плохо закончилось, - раздумывал возвращающийся к себе директор ФСБ. - Хорошо, что вся поступающая информация оказалась под моим контролем и ГРУ не имеет никаких достоверных доказательств, несмотря на их так и невыявленную нами агентуру. Конечно, президенту многого не следует знать. Например, что Седенький подло напал и ограбил местных, спровоцировал конфликт, а потом, ранив и убив при этом своих военнослужащих, позорно дезертировал. Или про его контрабандное золото, это надо быть таким жадным идиотом, чтобы потащить его собой. И уж совсем президенту не следует знать о том, что Седенький ради защиты своей шкуры умудрился, несмотря на весь мой контроль, разместить в сети для обеспечения собственной безопасности (читай для шантажа) некоторые данные о ситуации, которая уже ушла американцам. Так что, когда после жесткого, и не только из-за химии, допроса, его, как единственный источник информации требовалось устранить, я сделал это не только по необходимости, но и с огромным чувством внутреннего удовлетворения. Так подставить меня. Так подставить нас всех!.. В общем, свою судьбу он полностью заслужил!"

Новогород. Сержень года 1788 от обретения.

- Ольга! - раздался стук в дверь.

Ольга поморщилась. После того как брат и его дружина спасли от ромеев, житья ей совсем не стало. Переволновавшийся за нее Лихомир окружил ее десятком воев из своей дружины. И таким образом, что даже по нужде приходилось ходить под охраной, ей пришлось проехать всю дорогу до Новогорода. И хотя причины этому были вполне серьезные (Объединенное войско сопровождало уходящие на запад рати находников. Приходилось учитывать все опасности - как со стороны уходящих, а из оставляемого городка к ним присоединилось еще около тысячи человек, не захотевших оставаться, так и со стороны желающих отомстить новогородцев) легче Ольге от этого не становилось.

А уж в Новогороде Лихомир выполнил, не стал ждать до родного Киева, данное им на полях обещание и выдрал Ольгу. Да так, что та дней десять спать могла только на животе, да и после спать на спине было неприятно. Видимо из-за этого, в последнее время она чувствовала себя нехорошо.

Для начала, ее стало часто мутить, копченое мясо, "с дымком", до которого она была раньше великой охотницей. Потом появились приступы непонятной слабости, а в последнее время Ольга чувствовала себя совсем плохо. Это ее сильно раздражало, и вообще чувствовала она себя "не так".

-- Ольга! Пойдем! Волхв приехал!

Ольга вздохнула, встала с постели и кивком позволила своей подруге-служанке Алене начать себя одевать, что тоже было нововведением. Раньше, в отличие от всех других боярских и княжеских дочек, она всегда одевалась сама, но после порки натянуть, к примеру, рубаху самой было такой мукой, что Алена приходила к ней на помощь. Ольга выздоровела, а эта помощь незаметно осталась. К полному, впрочем, удовлетворению братца, которого некая мужеподобность поведения сестры всегда раздражала. Он даже на радостях браслетик подарил Алене. За труды.

Вскоре утренний туалет был закончен и Ольга с Лихомиром, в сопровождении Алены, отправилась к самом известному в Новогороде волхву-целителю. Этот волхв, витязь Мары, только недавно вернулся в город из приморского поселка, которой подвергся недавно нападению северян. Там он излечивал своими знаниями и молитвой Богам совсем безнадежных раненных. Именно к нему решили обратиться брат и сестра.

Волхв нашелся на небольшом огородике, по которому ползал, подвязывая различные лекарственные растения.

-- Здрав будь, волхв.

-- И вам по-здорову, дети, - разогнулся тот. - Какая нужда привела вас ко мне?

-- Да вот, сестрице моей совсем плохо в последнее время. Недомогает...

-- Ну, пойдемте, дети, посмотрю я вашу болезную.

Они вошли в большую светелку, где были аккуратно разложены по полочкам всякие лекарские инструменты. Волхв посадил Ольгу на стульчик, сам сел рядом и стал внимательно ее осматривать. Он пристально осмотрел лицо и глаза, пощупал уши, долго всматривался в язык. Потом некоторое время тщательно ощупывал кисти рук, слушал пульс, зачем-то понюхал и попробовал на язык капельку ее пота, выступившего на виске. Долго водил руками над животом и потом аккуратно и нежно ощупал живот, затем поверхностно осмотрел ноги. Хмыкнул, посмотрев на полосы, оставшихся от порки, отчего Ольга только зарделась. Немного порасспрашивал пациентку о ее самочувствии, кивая своим мыслям при каждом слове.

-- Ну, лекарь, не томи! - заволновался Лихомир.

-- Я не понимаю, что вы так волнуетесь. Через это проходит почти каждая жена, и не по одному разу.

-- Что со мной? - с испугом спросила Ольга.

-- Ничего страшного. Наоборот, только радостное! - начал свое объяснение волхв. - Боги посылают в твою семью прибавление. Непраздна ты...

-- Что? Этого не может быть! - закричал Лихомир. - Невозможно!

-- Почему невозможно? Боги посылают ей сына, крупный малец будет, все признаки на лицо...

Но Ольга про признаки уже не услышала, мягко оседая со стула на пол в первом в своей жизни обмороке... Позже, когда ее привели в сознание и вывели на воздух она в основном отмалчивалась, погруженная в свои мысли. И брат и сестра были на столько ошарашены, вспоминая предсказание колдуньи, что даже забыли заплатить волхву за осмотр, а Алена не решилась им напомнить.

Позже, когда ошеломленная Ольга уже была уложена в постель, не менее изумленный и встревоженный брат позвал одного из своих воинов, которые сопровождали их в Новогородском кремле, и приказал:

- Скачи за город вдоль коровьей дороге. Через сотню перестрелов после небольшого поместья купца Варежки будет тропинка. Свернешь на нее и по ней доскачешь до моей дружины. Скажи, чтобы воевода ко мне птицей летел... Да. Еще пусть он прихватит полонянина. Он знает, какого.

23 Июля 2007г около 10:00 утра по восточному времени. Вашингтон, округ Колумбия.

В этом скромно обставленном кабинете собрались совершенно неизвестные широким массам населения люди. Они не занимали высоких постов, не мелькали на экранах телевизоров, не произносили громких речей в сенатах и форумах. Максимум - они занимали скромные посты советников.

Они не потрясали страницы журналов миллиардными состояниями - "зачем?". Деньги не имели для них уже никакого значения, потому, что были для них не средством, не инструментом, не пропуском в будущее или к шикарной жизни - а просто еще одним объектом приложения усилий. Они не управлялись с помощью денег - это для плебса и черни, они управляли самими деньгами. Даже не владели, что есть предыдущая ступень, а просто направляли их потоки так, как опытный пожарник тушит пожар струей из брандспойта, или, бывало и так, как опытный пулеметчик поливает очередями наступающие пехотные цепи. Они не светили свои лица на экранах не из-за желания сохранить себя в тайне, "от кого нам таиться?", а просто из брезгливости, ибо негоже хозяевам отдавать себя на потехе черни. В случае нужды лица нанимались за те мелочи, которые обеспечивались кругляшками из металла или разноцветными бумажками.

Они не командовали войсками, они управляли командующими. Они не следили за общественным мнением. Но те, кто по долгу службы этим занимались, вежливо спрашивали их мнения по важным вопросам и внимательно выслушивали ответы. Каждый из них с детства проходил обучение и жесточайший отбор на пригодность к участию в этом "клубе", каждый из них обладал огромными знаниями и коэффициентом интеллекта более 200, о чем не были поставлены в известность ни книги рекордов, ни пресса. Отбракованные занимали высочайшие посты в армии, политике и транснациональных корпорациях, но становясь при этом на ступеньку ниже истинных властителей.

Этих людей не интересовала всякая мишура, типа всевозможных игр, наркотиков, девочек - мальчиков, побрякушек различного вида и облика, хотя все это у них было по первому даже не требованию, а так - отблеску желания. И сочные самки, красивые самцы, машинки, камешки, дворцы... Но не было все это их страстью.

Их страстью была Власть. Власть не над десятком или сотней людей, власть не над корпорацией или армией, а Власть, которая простирает свои крыла над всей планетой, над народами и странами. Власть, перед которой весь мир лежит перед тобой на подобии бумажной карты, которую одним движением ладони можно было смять, или, взяв ножницы, порезать, как захочется, на куски.

Каждый из них отвечал за определенный сектор приложения усилий, по которым они и называли себя, отказавшись от своих имен: "деньги", "развитие", "контроль" и "сила" - вот были их имена. Очевидно, что многие из позиций перекликались между собой, поэтому им приходилось иногда встречаться, чтобы выработать общую стратегию.

И самое важное, что нужно было бы сказать про них, все они занимались этой Игрой уже поколениями, делая свои первые шаги еще по палубе "Мейфлауэра". Позже их потомки помогали раздавать потомкам индейцев, спасшим их от гибели, зараженные оспой одеяла, игрушки; продавать "огненную воду" и т.д.

И только иногда, и не сознаваясь перед другими, их пронизывала печаль. Печаль о том, что несмотря на свою гигантскую власть над миром в текущий момент времени, они были всего лишь управляющими, нанятыми истинными властителями. Просто-напросто те невидимые занимались плетением паутины не сотни, а тысячи лет.

Эта встреча была организована по просьбе Развития.

-- Итак, - открыл своеобразное заседание Сила, - К делу. - Долгие прелюдии не были отличительной особенностью их совещаний. Дело и только дело. Их время было даже на вес золота - на вес брильянтов.

-- Дело в том, что ко мне попала довольно интересная информация. Сначала, ее принято было считать за "утку", за этакую игру. Но позже Контроль подтвердил эти данные, придя ко мне с вопросом.

-- И что же это?

-- Дело в том, что нашими соперниками, страной, которая сломала в свое время игру нашим хозяевам и потом пошла против всех наших настойчивых предложений, было найдено нечто. Это нечто ведет в другой мир. - Ответила Развитие.

-- Подробнее, - попросил Деньги.

-- Страна, которая осмелилась пойти своим путем развития и потребовавшая напряжения сил всего мира для прекращения этого пути, уже заслала своих эмиссаров. К радости, попытка окончилась провалом даже без наших усилий.

-- Откуда сведения?

-- Сначала, один перебежчик, с намеками. К сожалению утечка, была устранена, что говорит о том, что усилия Контроля и Денег по разрушению всего чего можно и дискредитации всего остального так и не были проведены с требуемой эффективностью. С этим образованием всегда больше проблем, чем в самых пессимистичных прогнозах. Его следовало уничтожить еще 50 лет назад... - начала Развитие.

-- 50 лет назад то было невозможно, без сохранения наших структур. К сожалению, тогда наша власть была не такой объемлющей, - с сожалением сказал Сила. - Даже теперь это невозможно, хотя поработали Контроль и Деньги хорошо.

-- Продолжаю. Несколько дней назад корабль ВВС США поднял на борт из воды несколько человек, находившихся в очень плохом состоянии. К счастью, эмиссары Контроля оказались достаточно компетентными, чтобы среди бреда распознать крупицы ценной информации. Источники были спешно приведены в сознание, выжаты и ликвидированы.

-- И что вы предлагаете, Развитие?

-- Векторы существования, концами которого является наша Власть над миром, не предусматривают такого. Однако, вскоре мы завершим нашу работу, и тут встает вопрос - "что дальше?". Вполне возможно, хозяевам мы станем не нужны, как бросили они многих других ненужных. Другой мир, как продолжение, позволит нам не загнить, а также даст ресурсы для дальнейшего существования. Как вы знаете, мы резко тормозим техническое развитие, в частности космические программы и фундаментальные исследования, по причине невозможности предсказать что будет дальше и возможных опасностей для нас. В этом ключе новый мир, стоящий на средневековой эре развития - это просто подарок Тех, Кого нет.

-- Хорошо. Решение принято?

-- А расчеты проведены? - спроси Деньги.

-- Да. Все укладывается в общую картину.

-- Да, - ответил Деньги.

-- Да, - это уже голос Силы. Предстояла большая игра в его поле, что не могло не радовать его лично, уже уставшего в надоедливых мелких конфликтах. Хотелось чего-либо крупного, как лет пятьдесят-сто назад.

-- Да, - ответил Контроль.

-- Принято, - подвела итог Развитие. - Я думаю, что они не будут против. Все же новый чистый мир... Теперь по поводу наших действий. Как обычно на начальном этапе следует...

На следующий день на стол президенту США советником по безопасности был положен доклад. Ознакомившись с ним (а составляли его опытные специалисты по подаче информации, исходя из личности и предпочтений нынешнего лица страны), президент пришел в возбуждение и согласовал разработку секретного плана по захвату так нужных Америке ресурсов. Затраты следовало маскировать в ведении нескольких "миротворческих операций". Некоторую сумму выделили и различные церкви, им со всеми положенными предосторожностями была сообщена истинная цель, желающие новой языческой паствы. (Все равно все церкви контролировал на территории США Контроль, а тех кто не хотел ему покориться быстро устраняли.) Уже через полгода все было готово для проникновения и армейской операции в другом мире. Авианесущая группировка (а куда же без нее, правда авианосец был всего один и из старых и почти списанных - новый просто не пролезал в портал) была готова по спешно построенным направляющим проникнуть в огромное окно, располагавшееся в Карибском море. Для отвлечения внимания было проведено несколько разноуровневых дезинформаций, и, наконец, первый корабль отправился в путешествие по морям другого мира. Ни РФ, которая догадывалась, ни остальные страны, ничего не возразили и не сделали...

Здесь слово жена используется в значении женщина, как и значение слова муж - это не только супруг, но и мужчина.

Шейная гривна также являлась непременным атрибутом свадебного платья. Девушка принимала в подарок гривну, когда было согласна на замужество.

Октябрь

Порча, проклятье

Тиун, тивун. Княжеский или боярский чиновник нижнего или среднего уровня (в зависимости от места) в средневековой Руси. Следил за сбором виры, решал споры.

Головничество, головное - вознаграждение пострадавшему (или родственникам - если за убийство), в отличие от виры - что шла князю.

Декабрь

Войны Роси считают свой возраст по количеству Перуновых Празднеств - весеннего праздника, олицетворяющей победу весны (огня) над зимой. Войны на этом празднике участвуют в "пляске печей" - сложный мистический ритуал сражения на настоящем оружии, одновременно являющийся своеобразным посвящением в войны. Выдержать этот бой могли только сильные бойцы. Молодые войны попадали на этот ритуал только тогда, когда могли его выдержать, а пожилые - пока могли его выдержать. Многие старые бойцы погибали в этот день, нарочно не приняв предостережения от волхвов или князя. Считалась, что умереть в пляске - это отправиться прямиком в дружину Перуна - лучшее что может произойти с воином.

Имеется в виду "ям" - дорожный трактир.

Естественно, не ядовитым растением. Имеется в виду дезинформация.

Самые сильные и опытные войны. Лучшие бойцы.

Мера измерения времени по горению

- доля - около 10 секунд

- лучина - приблизительно 5 минут

- свеча - около 2 часов

Январь

Египет

Здесь поезд - несколько телег, караван.

Мелкая монета

Декабрь

Имеется в виду фильм С. Эйзенштейна "Александр Невский", который вышел на экраны в 1938г.

2-е воскресенье Января 2076 года от основания Рима

Imagines - восковые изображения предков или восковые маски соединённые в виде родословного древа (римс.)

Миля - от лат. milia passuum -- тысяча двойных римских шагов, около полутора километров

Талант - мера веса 26 кг.

Устаревшая римская мера времени - 15 лет.

Легион, который не состоит на официальном учете в Риме Земли-2, т.е. секретное подразделение.

Январь

в поле - название поединка, в том числе и судебного, у древних славян. Дуэль.

свидетель

Падший - противник Единого

тул - колчан

Weib (нем) - женщина

То есть умирали.

Цветень - апрель, травень - май.

Легион - от 1 до 6 тысяч человек пехоты. Полный легион - 6 тысяч человек плюс столько же человек во вспомогательных частях начиная от легкой кавалерии и кончая писарями. То есть около 12 тысяч человек.

ЗСУ - зенитная самоходная установка

То, что для росских было просто вражескими позициями, по классификации римских войск было небольшой крепостью. Такое явное завышение класса укреплений в римских войсках Земли-2 происходило от того, что за взятие крепости каждому легиону, его личному и командному составу было положено гораздо большее вознаграждение, чем за простую позицию.

4-е воскресенье мая 2076 года от основания Рима

Трибун Латиклавий (Tribunus Laticlavius) - этого трибуна в легион назначал император или сенат. Обычно он был молод и обладал меньшим опытом, чем пятеро военных трибунов, тем не менее должность его была второй по старшинству в легионе, сразу после легата. Название должности происходит от слова "laticlava", которое означает две широкие пурпурные полосы на тунике, положенной чиновникам сенаторского ранга.

термы - бани

Центезимация (от лат. cent -- "сотня") - казнь каждого сотого, децимация - казнь каждого десятого.

Вигилы - гражданская полиция и пожарная служба Римской Империи

Пилум - метательное копье

Скутум - большой тяжелый пехотный римский щит, окованный по краю металлом. Именно ими, образуя "черепаху" римские легионы защищались от стрел и копий. В своем роде визитная карточка римского легиона.

Талант - римская мера веса, около 26 килограмм

Ауксилария - вспомогательные войска легиона

Lorica Hamata (рим.) - кольчуга. Lorica Segmentata - пластинчатый доспех.

Пыль - порох

Опцион - десятник

Это не выдумка. Такой ручной камнемет в раннее средневековье назывался ручным требучетом. Отличался меньшей дальностью стрельбы, по сравнению со своими старшими братьями, но зато малыми размерами, долгой службой и очень высокой скорострельностью.

Теодор Эйке - один из создателей системы концентрационных лагерей в нацистской Германии, командир дивизии 3-я танковой дивизии СС "Мёртвая голова" ("Тотенкопф"), сформированной на основе охраны концлагерей. Отличался особой жестокостью.

Король и Шут. "Два друга"

Именно так колдунов и хоронят. Причем практически во все времена и во всех европейских и славянских странах так хоронили заподозренных, или уверенных, в колдовстве, в не зависимости - добрый был или злой.

касатки

Имеются в виду Бог

Комментарии: 57, последний от 19/06/2022. © Copyright Черных Михаил Данилович (chernih79@rambler.ru) Размещен: 09/06/2008, изменен: 29/09/2010. 442k. Статистика. Глава: Фантастика Заморожено. Невозвращенцы Скачать FB2		Оценка: *3.6310** Ваша оценка:
Аннотация: Следующие части 3-6 повествуют о приключениях каждого ГГ и практически ничем друг с другом не связаны, поэтому могут читаться порознь друг от друга. Много исправил, кое что переписал. Редакция от 29.09.10.

Черных Михаил Данилович : другие произведения.

Невозвращенцы. Часть вторая