Сказка написана в соавторстве с Александром Кеслером

Это всё давно случилось
В царстве, где сирень цветёт,
Дарит ясный свет ярило,
И живёт честной народ.

Жил народ, стеной укрытый.
Но припёрлася бяда:
Постучала в дверь копытом -
Доскакала и туда.

Ладно, хватит строить глазки,
Поведу по делу речь -
Расскажу вам страшну сказку,
Только, чур - мне не перечь!

***

"Мочи нету - жрать охота!" -
Ваня стонет на печи.
"Так ступай и поработай" -
"Что ты, Машка, замолчи!".

Так вот мило препираясь,
Меж собою спор вели,
Но к консенсусу, ругаясь,
Марья с Ванею пришли.

"Я пойду к царю твовому,
Глядь - плеснёт мне молока.
Снаряжай меня в дорогу!"
"Ох, Ванюша..." - "Мань, пока!"

Долго ль, коротко ль он ехал,
Но добрался в стольный град.
Царь смеётся: "Вот потеха!
Что ж, работникам я рад!

Поработай, сын Коровий,
Хлев мой вымой, вот тогда
Молока налью по брови".
Побледнел Иван: "Беда".

Тут и Марья прискакала,
Ведь погибнет дурачок:
Что не дай ему - всё мало!
Попадётся на крючок...

Обустроили жилплощадь,
Пролетел стрелою год.
Ваня стал царю помощник,
Марья кружево плетёт.

Вдруг полезли чёрны тучи,
Свист разбойничий, буран.
Царь - к казне, на всякий случай,
А за ним - смурной Иван.

Зырк - в углу бочонок мёда,
Хвать - и в подпол убежал.
Отпер  - там не мёд, отходы:
Жёлтый рубленый металл.

Вылез, крякнув с огорченья,
А в полатях - кутерьма:
Баб согнали в заточенье,
Опустели терема.

Посреди двора - бояре,
Присупонены к столбам,
Порка розгами в разгаре,
На дворе и шум, и гам.

Отдувается разбойник -
Сечь - не коврик выбивать!
"Ах, вы чёртово отродье!
Где казна? Япона мать!"

Подошёл к столбу верзила,
Затянул канат рывком.
Плечи - дьявольская сила:
Десять пядей с кувырком.

Морда - в шрамах и порезах,
То ли гурген, то ль мурза.
Руки - чистое железо.
И навыкате глаза.

Рот - смердящее ущелье.
Да на поясе - мешки.
А в мешках тех - злое зелье:
Ядовитых рыб  кишки.

Если зелья кто отведал -
Упадёт мертвецким сном,
И три дня спит без обеда,
Позабыв родню и дом.

"Рыбий Глаз", так звали морду,
 Прогремел, как гром весной:
"Вижу я, народ вы гордый.
Не поделитесь казной!

Ну и мы не лыком шиты,
Ваши жёнушки в тюрьме,
И покуда рты закрыты,
Пусть помучатся во тьме".


***
Ночь легла на город хрупкий.
Плачет Ваня в тишине.
Стало жаль его голубке:
"Напиши письмо жене".

"Что ты, доброе сердечко,
Не обучен я писать".
"Может быть, тогда колечко
Твоей Марье передать?"

Упорхнула птичка в лето,
Путь ни близок, ни далёк,
Возвращается с ответом:
В клюве - вышитый платок.

Он к устам платок подносит,
Тот от слёз солёный весь.
Задрожал, как на морозе:
"Как разлуку перенесть?".

Утром Ваня к атаману
Прямо в логово пришёл.
Гневом правым обуянный,
Речь такую он повёл:

"Отпустите дев из плена,
Их негоже обижать.
И казну я вам обменом
Обещаю всю отдать".

Рыбий Глаз - игрок бывалый,
Он Ивана-простака
Провести решил лукаво,
И оставить в дураках.

Торжеством сияет рожа:
- У меня есть план другой:
Отгадать загадку сможешь -
Отпущу я всех домой.

Если - нет, тогда и жёны,
Кони в сбруе, и казна,
Птицы, звери, сад зелёный
Мне достанутся сполна.

В рыбе что всего важнее?
Голова? Иль может хвост?
Отвечай-ка мне живее -
Не увиливай, прохвост.

"Вот же, - думает, - дурашка:   
Хоть помётом изойди,               
Но сыму с тебя рубашку,           
Вырву сердце из груди!      
       
День закончишь ты на плахе.
Рассчитаемся сполна,
Но вначале скажешь, птаха,
Где припрятана казна".

"За ошибку покараю, -
Ликовал в душе злодей, -  
Только я отгадку знаю,
Как ты, Ванька, не потей.

Если про башку ответишь,
Крикну, мол, базар гнилой:
Где же видано на свете,
Шоб махала...головой?!

Ну, а если "хвост" услышу,
То и тут ответ готов:
Ну и ну, мутишь, парниша!
Чтобы рыбы - без голов?.."

Так разбойник потешался,
Ванька ж голову ломал.
Но громила просчитался,
Наш Иван не сплоховал:

- Хвост, башка - ты, верно, шутишь?
В рыбьем супе что вкусней?
Сам, небось, мясцо-то любишь?
Вот оно - всего важней.

И причём тут мясо в супе? -
Негодует атаман. -
Ты иль шутишь, или глупый?
Или может, паря, пьян?

- Завсегда оно поможет
Рыбе выбраться с сетей,
Ну и нам оно дороже:
Нам бы съесть его скорей.

Расплылась волна улыбок:
"Верно! Точно! Так и есть!
Для чего нужна та рыба?
Чтоб её могли мы съесть!"

Атаман зубами клацнул,
Не привык он уступать,
Отпустил он девиц красных,
Чтоб лицо не потерять.

Тут Иван пошёл вприсядку
С барями ноздря в ноздрю:
Возвернул голубку сладку,
И казну сберёг царю!

Девы вышли из темницы
Весел весь честной народ
Только нет там голубицы...
Что же Марья не идет?

На руках её выносят.
День, а жёнушка-то спит!
Раскраснелась, как порося,
И как боров твой храпит.

Принял деву, бьёт по щёкам:
- Что ж ты милая, очнись!
Что за хворь? Али морока?
Отравил злодей, кажись!

От досады багровея,
Плюнул, да и псом завыл:
"Догоню - дубьем огрею!"
А злодея след простыл.

С криков тех проснулась Марья,
Сонным взором обвела
Незнакомые всё хари,
Чужеродные тела.

- Отпусти, - кричит, - негодник!
А то муж тебя прибьёт!
Рвётся, так что из исподних
Уж торчит ея живот.

Ваня шибко удивился,
Уронил на землю груз.
И слезами разразился,
Словно выжали арбуз.

"Что за дурень бесхребетный?"...
Стоны начали стихать.
А потом платком заветным,
Слёзы бросился стирать.

Вдруг упали злые чары,
Марья вспомнила платок,
Разгорелась, как с пожара:
"Ванька! Милый мой дружок!"

Кинулась ему на шею.
И мурлычет, и поёт:
 - Победил Ванюша змея!
Слава, лавры, и почёт!

Царь на радостях Ивана
Очень щедро наградил,
Ведь казну от бусурманов
Тот сберег и сохранил.

Подарил ему корову,
Поле с хлебом про запас,
Двух коней, ларёк торговый.
И жене - тугой атлас.

Всем боярам вынес мёда,
Потекло вино рекой.
Даже царь белобородый
На молву махнул рукой

И забацал пляски к ночи,
Распугал всех царских блох.  
Так скакал он, что от корчей
Склеил ласты скоморох.