Чиганов Константин Андреевич : другие произведения.

Паранормы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    То, с чего пошел цикл "Нелюдские хроники". Как начинается конец света? И что тут можно сделать?

С глубокой признательностью моим друзьям Андрею Пушкареву и Александру Кондрасенко, без акушерской помощи которых не родилась бы эта книга, посвящается

Константин Андреевич Чиганов

ПАРАНОРМЫ

In ignis redivivus

Девиз организации "Феникс"

Пролог

МНГВА

Sikae muyini kuwa kitu duni.

Nangie mwituni haliwa na mngwa.

Песня воина Леонго Фумо ва Ба - Уриу

   ...Тихо - тихо ступают лапы по лесу. Он прищурил раскосые глаза и удовлетворенно муркнул. Золотистые пятна играли на пятнисто - палевой шкуре самца. Острые маленькие уши подергивались, как и пушистый серый хвост. В глубине тропического леса, под деревом, обросшим лозами - паразитами, ждет его самка с малыми неуклюжими детенышами. Они будут сыты сегодня. Он выследил добычу. Легкую, вкусную добычу с голой кожей. Они похожи на обезьян, эти твари, но охотиться на них куда легче.
   Уже близко. След совсем свежий. Его всегда пробирает дрожь, когда он готовится к прыжку. Он охотник по крови, и его род древен. Он и сам не знает, насколько. Но он доволен собой в эту минуту.
   Он не колыхнул бы и травинки, а его дыхания не услышит и спящая сейчас ночная летучая мышь, чей слух в миллионы раз лучше человеческого.
   Нормального человеческого...
  
   ...Баонга боялся. Он едва не трясся от страха, он, почти мужчина, будущий охотник. Но некому было видеть его позор. Ни отцу, ни матери. И, наверное, некому уже будет провозгласить его мужчиной, опорой рода.
   При этой мысли он ощутил, как слезы наворачиваются на глаза. Он теперь один, и беззащитен перед лесом. У него есть только палка.
   ...Когда прилетели вертолеты, ни Баонга, ни другие деревенские жители еще не знали, чего следует опасаться. Но вертолеты не приземлились, как раньше. Они начали кружить над крышами, сбрасывая предметы, которые рвались, заливая хижины жидким пламенем, и поливать сверху огнем пулеметов.
   Потом они высадили десант из чернокожих солдат в незнакомой форме. Деревенские не знали многого.
   Они не знали, что такое "зачистка местности".
   Баонга сумел убежать в лес, окружавший селение. Теперь уже пепелище. Он и сам не ведал, куда ему идти. Он мало знал об отдаленных землях, никогда не покидая деревню надолго. Только то, что где-то далеко, за лесом, есть большое озеро, где люди ловят рыбу. Но вот доберется ли он туда?
   Он выживет и отомстит! Он отомстит - о, эта мысль поддерживала его силы.
   Вертолет! Пятнистая туша пронеслась прямо над головой Баонги. Ему показалось, что она задела верхушки стволов. Паника захлестнула горло тугой удавкой. Сейчас, вот сейчас придет Смерть. Он не хочет в иной мир!
   Баонга побежал, не видя ничего перед собой, петляя и бросаясь из стороны в сторону, как зверек...
   ...Только долгое время спустя он понял, что шум винтов затих. И места вокруг ему незнакомы. Здесь не было звериных троп. Гордо и мощно поднимались вокруг неохватные стволы. Сапрофиты гирляндами свисали с ветвей - рук до земли. Солнце почти не проникало сюда, только редкие пятнышки света виднелись в кронах дерев. Зеленый сумрак вокруг.
   Баонга понял, что ослабел и проголодался. Найти бы съедобных корений и ягод. Он, рефлекторно дрожа, огляделся.
   Старшие рассказывали, в лесах живет леопард и мнгва. Баонге никогда не доводилось видеть их. Охотники рассказывали вечерами у огня, как им доводилось убивать леопарда. Но никто, ни один никогда не слышал, чтобы кто-то убил мнгву. Зато об убитых ею знали многие. Мало кто, увидав ее, остался жив. Говорили, она серая, пятнистая, с маленькими ушами и коротким, пушистым хвостом. Огромная тварь, похожая на кошку, но хуже и коварней любой кошачьей родни.
   Баонга помнил, как молодой охотник во время ссоры пожелал неприятелю быть сожранным мнгвой. И как, изменившись в лице, старейший прилюдно отругал его. Не стоит поминать зло, иначе оно может услышать и прийти.
   Вдруг мнгва услышит его мысли? Баонга задрожал сильнее. Он ничего не мог с собой поделать. Но он охотник! Он сжал кулаки. Как еще тонки и слабы его руки! Разве он может защитить себя от зла? Где вы, добрые духи?! Помогите последнему в роду! Он прошептал это вслух.
   Ему почудилось? Кто - то глядит на него сзади. Кто может приближаться? Баонга заставил себя повернуться. Так это трудно!
   Ему казалось, он плавает в воздухе леса. Тягучий страх обволакивал его кожу. Он весь омертвел и только судорожно втягивал воздух. Внутренности стянуло в комок, и в животе похолодело. Показалось, все показалось, только бы показалось!
   Если бы Баонга знал, что такое замедленная съемка, он, возможно, подумал бы о ней. Кто точно скажет, о чем думает человек в минуту перед смертью?
   Широкое, покрытое пятнистым серо - черным мехом тело, лапы с бритвенными выпущенными когтями и летящий за бестией толстый, словно обрубленный хвост. Круглая голова с прижатыми треугольниками ушей и блестящими над жарким оскалом слюдяно-зелеными узкими глазами. Мнгва. Размером с теленка, она взлетела над беззащитным Баонгой, готовясь своим весом сломать ему шею.
  
   Баонга умер бы, не успев ничего понять, если бы незримая сила не смяла тварь в воздухе, комом отбросив ее назад, в заросли. Ее тело тяжело ударилось оземь. Это и вывело Баонгу из ступора.
   - Повезло, парень, в рубашке родился! - Спокойно сказал незнакомый голос на родном языке Баонги.
   Из зарослей кустарника перед ним вышел серый, куцый пес со странной, усатой и бородатой мордой, совсем не похожий на остромордых деревенских собак. Он дружелюбно покрутил коротеньким хвостом.
   Его хозяина Баонга разглядел не сразу. Тот был одет в костюм от шеи до пят, который (вот диво!) принимал цвет окружающей человека листвы. На глазах Баонги ткань из темно - зеленой стала светлой и пошла полосами, как бы от солнечных лучей. Обут в высокие ботинки, а на талии пояс с какими - то предметами. Но не в том дело.
   У него была белая кожа! Баонга, уже почти оправившийся от страха, невольно и неприлично для мужчины разинул рот. Он видел белого человека впервые в жизни.
   Довольно высок, хорошо сложен, с желтоватыми, почти прямыми, ничем не покрытыми волосами и серыми усталыми глазами. Его лицо показалось Баонге некрасивым - слишком узкие нос и губы, но оно было добрым, и это главное. Руки его оказались пусты.
   - Теперь он не вернется. И научится уважать человека. Я ему смерти не желал. Ты из сожженной деревни?
   Баонга кивнул.
   - Ты в полной безопасности. Все в порядке, понимаешь?
   Тут его взгляд стал тяжелым и расслабляющим. У Баонги закружилась голова, и пришло доверие к этому человеку. Тот качнул головой. Казалось, он вполне удовлетворен.
   - Вот и хорошо. Я отведу тебя к людям, примут как родного. С твоими врагами мы еще посчитаемся. Никто уже не тронет тебя, я обещаю. - Он повернулся к собаке. - Рой, проследи за мальчиком!
   Та, казалось, ответила согласием. Что между ними происходило на самом деле?
   Человек коснулся маленькой черной капельки в правом ухе и произнес уже на другом языке:
   - Кончар вызывает Крепость. Кончар вызывает Крепость. Да, слышу. С нами мальчик из сожженной деревни, веду его к вам. Приготовьте еды и постель для него, нужен отдых и помощь медика, я думаю. Похоже, мы тут встретили легендарную мнгву. (Пауза) Да, я ее выследил, когда она хотела напасть на ребенка. Уже визжат от любопытства? (Пауза) Потерпят до моего рапорта. Да, понял. Выполняем. И вам удачи! Отбой связи.
   Мужчина легко коснулся плеча Баонги и повел того через чащу. Пес бесшумно пошел следом, косясь по сторонам. Пес не доверял лесу.
  
   Он бежал сквозь лес, спасая свою шкуру. Он боялся. Да, да, он, считавший себя, и заслуженно, великим охотником, боялся! Эта жалкая, голая, двуногая тварь. Добыча, его законная добыча! И вдруг страшный удар, проникший под череп и обморок, едва не перешедший в смерть. Вот какими они могут быть. Об этом должны узнать сородичи! Подальше от голокожих! А если в следующий раз погибнет его самка, когда придет ее черед охотиться? Тут уже не до оскорбленного самолюбия охотника, хотя он, конечно, скроет свой личный позор. Узнать о новой угрозе должны все. Узнать и опасаться. Выживание рода превыше личных амбиций и гордыни...
   Он несся со скоростью, недоступной глазу человека.
   Нормального человека...
  

Часть первая

ЗОНА

Надо провести разведку боем...

В. Высоцкий

   1
   -Вы идете прямо так?
   -Со мной будет Рой. Вы читали Хайнлайна?
   -Простите, что именно?
   -"Туннель в небе". Там хорошо рассказано, почему в разведку лучше не брать ничего огнестрельного. В такую разведку. К тому же... Я думаю, против того, что там может быть, не поможет пистолет. Все, что мне нужно, у меня с собой.
   -Проверьте еще раз. При мне.
   -Если это вас успокоит... Пища в концентратах, вода, аптечка, фильтры. Инфравизор, анализатор, фонарь, компас-хронометр, зажигалка, передатчик, ножи, еще пара личных мелочей. А также "хамелеон" и обувь. Все.
   Я поднялся и чмокнул губами. Миттельшнауцер окраса "перец с солью" с широкой темной полосой по спине вскочил с моих ног и пошел впереди.
   Он был чуть выше, чем полагалось по стандарту, и потому смотрелся изящнее коротконогих собратьев. Могучая грудь и пышная седая растительность на морде. Уши и хвост купированы. Умница скосил на меня круглый карий глаз. Уж он-то всегда был готов.
   Из душной комнаты без окон, где проходило "прощание с покойным", как ядовито называл это Павел, шеф и я с Роем спустились на первый этаж и вышли на бетон вертолетной площадки. Там, куда я летел, не смог бы пройти другой транспорт. В центре площадки ждал остроносый Ка-62 в светло-сером антирадарном покрытии, без опознавательных знаков. Загудели двигатели, тронулись винты, и тогда шеф вдруг крепко меня обнял, так что совсем близко я увидел пух на его лысине.
   Старик, наверное, сильно ко мне привязался.
   И мы полетели.
   Человек и пес.
  
   На одну минуту присел вертолет на ровный "пятачок" у подножия сопок. Я откатил дверь и первым, как всегда, выпрыгнул Ройка. Потом я, привычно приземлившись на обе ноги. Пахнув в затылок горячим выхлопом, вертолет взмыл над нами и повернул прочь. Кабина пуста - винтокрылая машина ушла домой на автопилоте. Пища и вода упакованы в контейнеры моего спец жилета, так что можно было вынимать их, не снимая жилета с себя. Концентрированной пищи хватит очень надолго. С водой хуже, та, что на мне - неприкосновенный запас, но на нашем пути встретится множество рек и ручьев, а с современными фильтрами можно употреблять воду хоть из охладителя реактора. Так что за хлеб наш насущный я мог не опасаться. Я был похож на Рода Уокера в его снаряжении. Но все хорошо пригнано - ничего не выпирает. Комбинезон, меняющий цвет и рисунок, поддерживал комфортную температуру и влажность тела. Передатчик и датчики угрозы, составляющие единый комплекс с анализатором, вшиты в костюм, как и аварийный маяк, связанный с датчиками состояния на запястье. Он включится, если я буду мертв.
   Такой же маяк вшит в ошейник с выкидными, острыми как бритва шипами, что я надел на Роя сразу после высадки. Он всегда не любил этот аксессуар и дома, естественно, не нуждался в нем, но здесь речь шла не о собачьих приличиях, а о безопасности. Спецы из отдела снабжения вставили в ошейник и таблетку для "гуманного умерщвления". Мне такой таблетки не полагалось. Идиоты. Да скорее, я сам ее съем.
  
   Я обвел вокруг себя маленьким изящным анализатором, похожим на пистолет без ствола. Убрал в гнездо на поясе. Ни радиологической, ни химической, ни иной опасности не было. Экранчик прибора остался пуст, горел зеленый огонек. Теоретически, меня нельзя было запеленговать, но на связь я буду выходить редко и на очень короткое время.
  -- С кем в другой раз идти, где Борисов, где Леонов?.. - задумчиво пробормотал я псу.
   Страсть к цитированию общих мест - моя слабость. Ведь даже у великих должны быть слабости, разве нет? Рой глянул на меня непонимающе - литературные вкусы его были не слишком взыскательны.
  
   2
   Мы шли по высокой, неестественно высокой траве к центру Зоны.
   Название это со "Сталкера" прижилось само собой. Чего только не пытались сделать после ее нежданного возникновения, когда люди массово, необъяснимо ушли из этих мест, а многие просто исчезли. Их гнало нечто, похожее на страх, но сильнее страха. Амок.
   И творились странные вещи, и город заброшен до сих пор, туда не вернулся ни один.
   Армия тоже потерпела поражение.
   Много явилось на свет Божий разного, неприятного и тут же засекреченного. И необъяснимого. Автоматы, регулярно засылаемые сюда, столь же регулярно пропадали, обрывая связь. После бесследного исчезновения двух вертолетов с учеными в погонах решено было не рисковать людьми. До нашего визита правило это соблюдалось неукоснительно.
   Но были и те, кто шел сюда сам. Их было мало, их ловили и пытались лечить, но многие прорывались, и никто не вернулся назад. Пойманные говорили, что и их вела сила, похожая на страх, но сильнее страха, сильнее наркотической зависимости. И при первой же возможности пойманные исчезали. Ясно, куда все они шли.
   То ли мы и правда истощили терпение матушки - планеты, то ли злые инопришлецы подгадили, то ли еще что, гадал я, ступая по бывшему полю. Справа - склон горы, прямо - лесочек виднеется, но туда, в лесочек, мы не пойдем, а возьмем левее, чтоб выйти к бывшему Научному городку, который я должен проверить на предмет слухов о живущих там бродягах. Хотя какие бродяги, если даже я, один на миллионы иммунный к действию Зоны, чувствую себя в этом вымершем мире мутно. И Рою, видно, мутно, но он-то промолчит.
   Ветер дул западный, теплый и умеренный, и гнал этот ветер по голубому небу пушистые беленькие облака. Рой иногда приостанавливался и "внюхивался", как у нас с ним это называется, то есть вытягивал морду и недовольно фыркал, когда поток воздуха ерошил усы и бородку.
   Шли мы меж холмов около часа, пока не показались первые признаки цивилизации в виде брошенной автомобильной камеры в редком сосняке у растрескавшейся ленты дороги. Уже почти на окраине Научного городка. Камера лежала явно с тех пор, когда здесь еще жили люди и потому, научно-практической ценности не представляла. Иной тоже. Мы шли по старым, дозоновским картам: спутники над Зоной необъяснимо слепли, а аэрофотосъемка по понятным причинам не проводилась - всем были памятны те вертолеты.
   Когда-то Научный, как его называли, был одним из самых престижных районов города. Здесь жила элита - ученые, художники, музыканты, юристы, с началом реформ начали селиться банкиры. Росли новые и красивые краснокирпичные жилые корпуса, в сумрачных сосновых и светлых березовых рощах играли дети и гуляли влюбленные.
   Все закончилось с катастрофой. Остались пустые коробки домов, здания институтов, запущенный Дендрарий и бывший Университет на горе Дальней. И теперь только одичавшие собаки бродили по окрестностям - на собак Зона отчего-то так не действовала.
   Но вскоре нам пришлось убедиться, что здесь водится и кто-то иной. Куда как хуже...
   Уже виднелись желтые и голубоватые громады домов за лесополосой, когда Рой тревожно засвистел. Его стальная фигура вытянулась в стойке на краю прогалины в кедровнике.
   На трехметровой плешине голой сухой желтоватой почвы выделялось темное пятно. Около полутора метров в диаметре. И вокруг него неведомой силой были расшвыряны клочья темно-рыжей шкуры. Не было это похоже на останки собаки. Скорее, на то, что здесь растерзали корову. И унесли тяжеленную тушу с собой. Других следов каменно твердая земля не сохранила, и ни к чему было мне припоминать курс криминалистики и доставать инфравизор, который мог служить электронным микроскопом и биноклем.
   Спокойно. Идем дальше.
  
  
  
  
  
  
   3
   Ох, не к добру я вспомнил Славко. Он был единственным из нашей группы, кто пропал без вести во время Паратского конфликта. Нашу спецгруппу не должны были бросать в эту мясорубку, но выхода не было, санитарный конвой оказался под ударом, и ребят отправили туда.
   Славянин был самым сильным экстрасенсом в группе, благодаря ему ни одна пуля не достигла бегущих медиков. "Татры" конвоя успели уйти из-под огня все, но серба так и не нашли. Он был красив и добродушен, наш неуклюжий смуглый Славко. "Громадянин" его прозвали. Мы любили его, хоть и поддразнивали южным выговором, и всегда покрывали перед начальством.
   Я в это время проходил переподготовку с Роем в Арнхейме, в Учебном центре. Развитие наших с ним сверхспособностей, долгие и нудные часы занятий, только начавшие тогда давать плоды. Теперь мы можем действовать как единое целое, пользуясь чужими органами чувств и понимая мысли друг друга. Рой не просто пес, да и я не совсем человек.
   Казалось бы, с такими возможностями сверхчеловек способен ходить по воде и мысленно беседовать с кем угодно в любой точке мира. Так? Э, нет, не так быстро. Человеческое тело не приспособлено к накоплению таких запасов энергии. Меня бы просто взорвало, аккумулируй я столько сил. Находясь с Роем в резонансе, мы способны мысленно общаться, но на небольшом расстоянии. Я знаю и более сильных, специализированных телепатов или телекинетиков. Но они не смогли бы даже войти в Зону. Не говоря о том, чтобы тут выжить. Просто не было выбора. Я вызвал легкий ступор у специалистов своей "зоноустойчивостью", но объяснить меня они не смогли. "Феномен", и весь сказ. Аминь!
   Эксперименты с животными начинали еще великие братья Дуровы в начале двадцатого века, но и они, наверное, не знали, как их усилия используют спецслужбы. Каштанка, Бишка и Запятайка - духовные предки Роя. Моего дорогого Роя.
   А на Паратском перевале снова стреляют и горят машины конвоев. И вновь идут проливные дожди. И всюду грязь, и человеческие тела в этой грязи.
   Рой, как и положено при разведке, мелькавший где-то впереди, выкатился серым шариком на асфальт автостоянки возле крайней многоэтажки. Зная его возможности в уличном бою, я не особенно беспокоился. Мы обошли посеревшую от дождей панельную громаду с черными потеками под балконами, с выбитыми окнами, и возле треснувших витрин магазина, где еще чудом держались огромные стекла, сразу заметили бронетранспортер.
   Зелено - пятнистый, в черно - желтом летнем камуфляже, он стоял на спущенных шинах с распахнутыми люками. Ствол крупнокалиберного пулемета задран на максимальный угол возвышения. По окнам, что ли, стреляли, ироды, мелькнуло у меня в голове. Роя БТР не насторожил, когда мы подошли поближе, он махнул прямо к переднему колесу и обрызгал обод, по собачьему обыкновению. После этого мужественного поступка пес отряхнулся и сел, глядя на меня. Мозг его излучал нетерпение.
  -- Сейчас пойдем, мон шер. - вслух сказал я, доставая фонарик. Посветил в боковой люк и не нашел ничего, кроме кучи тряпья и россыпи тусклых гильз. Я нагнулся - гильзы были от "Калашникова". Стандартный 5,45.
  
   Номер на борту еще можно было прочитать: 266. В наших спецхранах я не встречал упоминаний о пропаже такой машины...
   Запустение царило вокруг, запустение и убожество. Покрытая асфальтом и плитами земля силилась освободиться от оков. Местами асфальт провалился, и из промоин вверх весело торчала та же буйная трава, иные плиты были расколоты.
   Во дворе детского сада, за остатками сетчатого забора, выросло дерево, вид которого я издали не смог определить. Человеку здесь уже не осталось места, но не скоро еще рухнут дома, и природа завладеет отнятым у нее. С древними городами в джунглях ей было справиться легче - не было еще ни железобетона, ни стальной арматуры.
   Я представил, как мог бы выглядеть бронзовый Пушкин в роли оплетенного лианами Будды. Забавно...и жутковато.
   Некогда белое типовое здание средней школы мы обошли с юго-востока. На футбольном поле за ним когда - то пылили бутсами вопящие, разновозрастные команды школьников, в те достославные времена, когда я сам бегал так же по школьной спортплощадке.
   Бегать так я, помнится, очень не любил, и по сей день предпочитаю индивидуальные виды спорта, вроде серфинга и пулевой стрельбы.
   Центр зоны определили наши специалисты, пометив микромаячками тех несчастных, кого удалось отловить, и которым вновь довелось уйти на зов Зоны. Безнравственно ли это, но побег некоторых из них, я догадывался, не был случайностью, их отпустили. Сигналы маяков пропадали в квадрате, расположенном примерно в географическом центре Зоны, туда-то мы и продвигались. Какие силы могли заставить умолкнуть сверхпрочные маяки с многолетним запасом питания? И что случится, когда мы встретимся с этими силами? А в том, что встреча будет, я уже не сомневался. Я давно научился доверять своей специально развитой интуиции.
   Мы потрапезовали на хорошо просматриваемом пространстве. Ни Рой, ни я не любили концентраты, но знали, что привередничать нечего. Сообщение я передал, но ответа не пришло, возможно, повинен был проклятый воздух Зоны. Небо уже стало наливаться тенью, как обычным летним вечером где-нибудь в Подмосковье. Скоро нам искать ночлег. За нашу безопасность я почти не опасался - не нашлось еще существа, которое могло бы незаметно и безнаказанно подкрасться к шнауцеру во время сна.
   Чуял я - не стоило нам соваться в полуразрушенные и подозрительные дома. Да еще на ночь глядя. По плану, этот день должен был уйти на ознакомление с "достопримечательностями". (Как говорил когда-то писатель Леонид Андреев - "слоновое слово"!)
   Все же я позаботился о ночевке - отыскал сухое местечко в подсобке у школы. Вполне безопасно, а спать на открытом воздухе даже с нашими приспособлениями в здешнем климате не очень-то уютно.
   Мысленно я кликнул пса. Идем в обход нашего небольшого района. Следующая после выборочного осмотра домов цель - физико-биологический институт. Там, по некоторым сведениям, творились при Исходе из Зоны странные вещи.
   Солнце закатывалось, и светило так ласково, тем особым золотым полусветом, какой бывает лишь в наших широтах и придает такую загадочность и очарование долам и лесам. Коричневые стволы сосен возле здания школы казались бронзовыми от косых лучей. И я начал напевать немного грустно, вполголоса:
  
   Положите меня на отвесном яру,
   Чтоб внизу протекала, сверкая, река,
   Чтоб застыла на влажном, холодном ветру
   У того, кто глаза мне закроет, рука...
  
   ...Как не нами завещано было вовек,
   С подаяньем, молитвой оплачьте меня.
   Я пугаюсь Суда, я живой человек.
   Я боюсь бесконечного, злого огня...
  
   4
  
   Живой человек вышел на нас сам, неожиданно для меня, несмотря на то, что Рой его учуял и передал, что впереди приближается некто живой. Он был бос, одет в брезентовые защитные штаны и расстегнутый серый ватник на голое тело, очень драные. Видимо, у него не было иной одежды, по погоде. На вид не стар, но очень изможден, глаза ввалились и плешь на голове. Мозолистые обезьяньи пальцы на ногах. И невообразимо грязен.
   Я сразу вспомнил братьев Стругацких. "Жук в муравейнике". Вот так же Лев Абалкин с другом-голованом смотрели на аборигена покинутой планеты. Только теперь мы были у себя, дома, на Земле. Кто бы знал, что это будет! Кто бы поверил?
   Он увидел нас и с криком ужаса побежал. "При обнаружении, вступай в контакт" - просил шеф. Рискну. Человек бросился в ближайший подъезд.
   Вверх по лестнице... Он поскуливал в панике, не слушая меня. Один раз громко вскрикнул, как видно, споткнувшись. Так мы добрались до девятого, и тут он юркнул в приоткрытую дверь квартиры. Рой впереди меня молча скользнул в проем.
   Человек опрокинул что-то тяжелое. Сунулся в другую комнату. Теперь ему некуда бежать - тупик. Я встал в дверях, Рой прижался к моей ноге спиной, готовый отважно защищать. Пес глухо рычал.
   Незнакомец скорчился на полу у выбитого окна, подле батареи. Я попытался внушить ему успокоенность, расслабить, помочь. Раппорта не было совершенно! Его разум оказался закрыт, будто завешен темною шторой. Не успел я мигнуть, не успел пес схватить его, как человек подпрыгнул и бросился в оконный проем.
   Вниз спешить было уже ни к чему. Ком тряпья лежал на окровавленном асфальте, когда мы подошли.
   Живой в Зоне... Но почему он предпочел прыгнуть, только бы не встречаться со мной?! Да, он был заперт, он был в стрессе, но безумия не было в этом мозгу! Я умею чувствовать такие вещи, не зря так тщательно учили.
  -- Пойдем, Роюшка, пойдем отсюда, - тихо позвал я.
   ...Нам обоим тяжело было в тот вечер устраиваться на ночлег. Спали вповалку, и мне это напомнило старый рассказ, где заключенный сумел приручить злющего эсэсовского пса так, что тот служил ему подушкой.
   Странные сны снились мне в ту ночь. Неуместные и непонятные. Нечто геометрическое и многоцветное, но совершенно незапоминающееся. Рой тоже видел неизвестно кого, иначе не ворочался бы так, что под утро мы поменялись местами, а его лапа попала мне в ухо.
   5
   Бесполезно, признали оба наконец. Мы не можем обойти все квартиры, да и не должны. После вчерашнего я боюсь найти кого-нибудь из людей, а не хочу этого. Труд этот будет хуже, чем мартышкин. Придется ограничиться осмотром нескольких наиболее сохранившихся и подходящих для жилья подъездов. Мы занимались этим почти до обеда. Связи с базой по-прежнему не было, и оставалось надеяться, что сведения дошли через спутник над головою на геоцентрической орбите.
   ...На пути к институту мы сделали крюк, чтобы попасть на берег реки. Широкая и спокойная гладь поблескивала под неярким, затуманенным солнцем. Над обрывом я сел на травку и подставил лицо воздушному потоку от воды. Пахло сыростью и чуть-чуть тиной. Рыбы здесь должно было расплодиться...
   Напротив нас лежал высокий безлесный берег с редкими домиками дачного поселка. Пустыми, конечно. За синими горами на горизонте кончалась Зона, там была свобода и жизнь. Жить бы там спокойно. Нет, не выйдет. Потому что кто-то же должен заниматься опасным и неприятным. Ассенизаторством. Стоять на страже, если возвышенно сказать...
   Чистить гнойники. При нашей службе романтизированию опасности не место - прямой путь к могиле. Но чувство долга развито у всех нас. И черный юмор - наша черта. Все мы пасынки вселенной, порой жестокие, порой внешне циничные, но иначе - можешь сразу отправляться в психолечебницу, не дожидаясь срыва. Такая душевная организация свойственна работникам ведомств вроде нашего, врачам, спасателям и, пожалуй, санитарам в моргах. Профессиональная мозоль души.
   Вот вчера на глазах погиб человек, отчасти и по моей вине. Но смертью окончится и моя жизнь, так что я уже спокойно вспоминаю об этом, тихо сожалея о провале дела.
   И не снятся мне мальчики кровавые по ночам, а снится... Яркие сны, но, как сказал бы наш медик по прозвищу Апис: "Шизофрения в пределах нормы". Хотя, что есть для нас норма? Это еще одна сложность в жизни тех, кто вырывается в запретное для человека состояние. И еще - в личных отношениях. Мало радости в чтении мыслей, хорошо хоть, это не происходит спонтанно. Но иногда - как это великолепно, все же! Рой эти вещи принял не так, как я, для него это было новой увлекательной гранью жизни, радостью более полного слияния со мной и с миром, чем доступно обычной собаке. Помню, как он пользовался своими способностями, чтобы подчинить собак на территории Арнхеймского учебного центра. Он явно получал удовольствие от безоговорочного их послушания. Но он - стайный зверь, а я что-то не испытываю жажды власти. Но то - я, а те, кто пойдет по моим стопам? Вырастит нас человечество себе на радость или на шею? Природные паранормы были в истории одиночками, односторонне развитыми феноменами. А если поставить процесс на поток, то история человечества полыхнет синим пламенем. Культура, обычаи, законы...Религии, возможно.
   Якши! Фон - норма, химизм среды - норма, прочее - тоже, чуть повышенное биополе, что мной воспринимается как напряженное покалывание в висках.
   Кирпичные стены института возвышались над нами на высоту пяти этажей. На уровне третьего этажа зиял неровный пролом на месте пары окон. Стеклянные двери на входе разбиты, черно-мраморная плита с золотыми надписями расколота, а на стоянке напротив стоит обгорелый кузов "Волги" 3110-й модели, давно снятой с производства. Асфальт вокруг него странно вспучился, а в одном месте образовал воронку с бездонной на вид дырой посередине.
   Рою не надо было ничего говорить, все уже было много раз отработано. Впереди пес, потом я. И ваша смерть за левым плечом, господа...
   Пустой холл с остатками мебели и столь же пустой коридор. Голубая краска стен слезала мертвыми струпьями, побелка с потолка осыпалась за годы. Но на полу остался иссохший паркет, и трубки дневного света на потолке были целы.
   А противоположная от нас стена коридора заплетена незнакомыми вьющимися растениями. Мясистые, толстые - с мою руку, неприятные на вид серо-зеленые гирлянды без признаков листьев, но с маленькими красными цветами. Мы уже подошли ближе, когда нечто мелкое, рыжее промелькнуло на полу возле ног.
   Крыса, чтоб ей скиснуть! Потомственный крысолов, Рой уже сделал стойку, когда это произошло.
   Дикий, полный смертного ужаса визг оглушил меня! Рыжее тельце билось между серых стеблей. С шелестом стебли сомкнулись в пучок, только мелькнул голый хвост. Визг утих.
   Вот так то. Вовремя я тормознул Роя. Будь у меня огнемет, я бы выжег эту растительную мразь. За всех теплокровных. За злосчастную крыску. И вот тогда я сверхчувствительно ощутил чужой взгляд. Давящий, нехорошо разумный и пристальный, очень пристальный. Холодный, как у змеи, а мне доводилось с ними общаться. Там, впереди, нас ждали. И Рой просигналил мне об этом по-своему. Впервые в жизни я видел отважного пса таким испуганным.
   Тихо, тихо повернулись и вышли отсюда. Теперь я увидел, что лежало в углу - человеческий череп.
   На улице Рой ткнулся мне мордой в колени - просил прощения за страх. Я и сам мандражировал, признаюсь. Вечная память бедняге - крысе!
   Шутки кончились - Зона показала зубы!
  
   6
   Так хотелось отвлечься, и я думал о постороннем, одновременно проводя самотерапию методами китайского цигуна. Превосходная система.
   Но нечаянно вспомнил предложенную кем-то из высокопоставленных олухов идею отправить сюда со мною вездеход или танк. Хм. Техники здесь и так осталось много. Идея пешего маршрута - прежде всего моя. Вот и отвечай теперь "за базар".
  -- И молодая не узнает..., что, впрочем, и к лучшему, - с эдаким философским заключением Рой согласился. Шнауцер потянулся ко мне носом. Собаки не пекутся о местечке в памяти потомков, и меня это место не очень волнует. Отдал бы всю свою посмертную славу за холодную кружку "Хольстена", как Исав первородство. Но кружку - сейчас! Не нальют, увы...
   "Перед расстрелом русские поют..." Нам, наверное, и мечтать о лебединой песне не стоит. Если все для нас кончится, то куда прозаичнее. Что это небо такое к вечеру?.. И не розовое, а прямо кровавое. Такого в этих широтах не бывает. И луна светится красным, что уже вовсе ни к селу, ни к городу.
   До точки назначения еще немало километров, и связи нет. Впрочем, мы обговаривали этот вариант. Никто особо не удивится, но занервничают они, занервничают. Как сказал один политик ушедшего века: "Хотели как лучше, а получилось как всегда!" Гениальное изречение, на все случаи жизни.
   Улеглись на скамью на площадке перед поликлиникой, дежурили поодиночке. Ночь была спокойна, а на рассвете мы встретили бродячую кошку.
   Размером с дога.
   Я уже потянулся к ножу, приподнимаясь, но бело-рыжая киса, одарив загадочным взглядом, дернула хвостом и плавно утекла в окно подвала. Зона пошутила. Поистине:
   Пожалей ты нас, судьба,
   Таких убогих.
   Четвероногих.
   Вся жизнь у которых - борьба...
  
   Вот по пустынному шоссе вышагивает светловолосый человек в мимикридном костюме, сейчас имеющем серый оттенок, а чуть впереди бежит серо-стальной и усато-бородатый пес, подрагивая куцым хвостом. Справа овраг и переплетение сочно-зеленых кустов в глубине, слева выжженная солнцем травка на склоне горы, гребень рисуется на голубом умытом небе. Солнце жарит немилосердно, но верстовые столбики на обочинах дороги не отбрасывают тени. Тени человека и собаки - вот они, скользят по асфальту, а у столбиков их нет.
   Похоже, это чудо вполне безопасно. Я его объяснить не смогу, и не пытаюсь. "Хвост у коровы растет книзу. Я не знаю, почему хвост у коровы растет книзу, я только констатирую факт". Несмотря на мелкие и бесполезные чудеса, здесь почти хорошо. Тихо, дорога отлично просматривается, и никакой олух не задавит.
   Ветер подул, и зашелестели кусты в овраге. Вот так же я гулял в детстве, и мир был ласков ко мне, и ждали меня чудеса и диковины. Вот и дождались, выходит, а не радостно.
   И тогда содрогнулась земля. В следующее мгновение Рой прыгнул на обочину, по асфальту прошла волна, как будто полуметровой высоты вал по всей ширине дорожного полотна. Меня бросило на колени, я ободрал руки, встав на четвереньки, и все закончилось. Снова стало тихо, когда я медленно поднялся на задрожавшие ноги.
   Расслабился - и получил напоминание, только и всего. Дорога лежала так гладко и ровно, как будто и не отрицала только что все законы здравого смысла. Датчики не выдали ничего, иначе просигналил бы анализатор.
   Километра через два на обочине нам попался бетонный круг с люком канализации в центре. Люк был тщательно, хотя и явно второпях, заварен. На крышке краснела надпись, выведенная масляной краской: "ОСТОРОЖНО! СМЕРТЕЛЬНО!"
   Краска давно высохла.
   Рядом с колодцем Рой отыскал брезентовую рукавицу, всю в бурых пятнах и разводах копоти.
  
   7
   К старому стрельбищу у подножия сопки мы вышли уже под вечер, когда дождь устал, и небо начинало чуть заметно светлеть, очищаясь от туч. Сохранились трибуны и строения непонятного назначения, большое черное табло за рядами скамей с бессмысленным набором белых букв. Все это подгнило, и боязно было ступать на дощатые ступени. Сырость лежала на сварных перилах и прожекторных мачтах, краска облупилась. На металлической ферме был укреплен плакат: "О спорт, ты - жизнь!" Довольно оптимистично.
   Выше в гору, и уже должна быть видна красно-белая вышка телестанции, но ее нет. Пробрались через мокрое, ржавое кладбище непонятно как попавшей сюда техники, я едва не ободрал кожу о бампер самосвала, Рой ушиб лапу, прыгая через гусеницу трактора. За свалкой вверх по склону идти стало труднее, мокрая земля разъезжалась под ногами, и Рой недовольно оглядывался на меня. Перевалим через горушку, вниз идти будет легче.
   Сопка лежала прямо по нашему маршруту, и, обходя ее, мы рисковали углубиться в тайгу уже настоящую. Это ни к чему, мы же не по грибы идем.
  
   ...Танк стоял мокрый, мрачно - равнодушный ко всему, с развернутой вбок литой башней. Казалось, он спит, прикрыв люки. На темно - зеленой броне выделялись широкие потеки ржавчины, но на вид машина была исправна. Т-64, уже снятый с вооружения. У танка смешанный лес заканчивался, и начиналась пустошь. Отсюда хорошо было видно вершину горы, к ней и протянулся ствол орудия.
   Я приказал псу сидеть, а сам обошел танк. Он пришел сюда не на буксире - своим ходом. Отпечатки гусениц ясно выделялись среди низкой травы. На скуле башни белел номер 304. Ящики ЗиП, светотехника, стекла перископов, ИК-приборы - все было на местах и внешне цело.
   Приржавевший командирский люк нелегко оказалось отвалить. Внутри луч фонарика высветил пустые гнезда под снаряды. На полу боевого отделения лежали снарядные стаканы, покрытые зеленой окисью, пустые пулеметные ленты, но в целом интерьер неплохо сохранился. Боекомплекта не было, замок 125 миллиметровой пушки открыт, на сиденье наводчика брошен шлемофон с оборванным проводом. На затворе орудия - латунная фляжка, какие носят в заднем кармане. Во фляжке булькало, и я отвинтил колпачок. Изнутри пахнуло спиртом. Чтобы военные да забыли прихватить спиртное?
   Больше ничего интересного в танке не было, и я, заглянув в прицел, с облегчением выбрался на воздух.
   Рой уже пританцовывал от возбуждения, дожидаясь.
   Я встал на башне и достал универсальные "глаза". Переключенные в режим дальновидения, они многократно приблизили склон горы. Я посмотрел туда, куда указывал ствол пушки. Так и есть. Виднелись развалины, изорванные и скрученные металлические конструкции, в которых с трудом можно было угадать телевышку.
   Танкисты расстреляли трансляционную станцию и бросили машину здесь навсегда.
   Из травы на правую гусеницу вылезла крупная молочно-белая ящерица. Мелко тряся головой, химера воззрилась на меня тремя аметистовыми глазками.
   Мы оба внимательно сканируем окружающее, но все же чересчур заметны в этих открытых местах. Совсем не так, как в Эритрее.
   Маленькая территория на окраине Эфиопии, пожелавшая стать неподлеглой и вольной, стала адским испытанием. До сих пор Рой носит в передней лапе крошечный осколок мины - ловушки, а я заработал сотрясение мозга и тропическую лихорадку.
   Но мы и другие специалисты сделали то, за что брались, и, что приятно лично нам, все остались живы. В хлипком мире, что там установлен, есть частица и наших рейдов, и за это стоит выпить. Тогда Рой дважды спасал мне жизнь, не считая иных случаев.
   Помню, мы распластались в метре от ботинок черномазого парнишки - часового в хаки, с американской винтовкой, и моя рука лежала на загривке пса. Не истерся в памяти топот разводящего. И Ройка, когда прочел мои мысли, вспомнил и вскинул уши.
   Пусть отныне черные сами разбираются. Сводят счеты между своими. Благо - одна сатана.
   Наверное, я немного знаю душу черного человека. Джи говорил, что хотя я белый расист, но единственный человек, который его понимает и любит. Мы тогда попробовали разнообразного пива в ресторанчиках Несебра, а потом прогуливались в обнимку среди исторических руин, и я учил его петь "Мурку", нервируя чинных немецких туристов и вызывая нездоровый ажиотаж среди русских и болгар. Два разноцветных обалдуя, в обнимку орущих блатную классику на морском берегу - зрелище, от которого прослезятся боги.
   Джанго Одойо остался в окрестностях столицы Ньянмы, бывшей в прошлом веке Бирмой, навсегда. Он хотел быть похороненным так, с салютом и воинскими почестями. Он их заслужил более, чем иные генералы. Я не дознавался, какую религию он исповедовал. Не доведется и побывать на его могиле под чужими звездами.
   Скоро стемнеет, так поищем ночлег получше.
   Очень не нравились мне деревья справа - не разберешь, что за холера. Как бы кедры, но стволы закручены винтом, а хвоя голубоватая. Вспоминается бесподобное: "У дерева была табличка: "ЯБЛОНЯ. КУСТ". Вблизи дерево оказалось липой".
   Все же живые здесь есть, ведь выжил же тот бедняга. Как они живут, кто они, зачем здесь - темно. Но живут. Только бы палить не стали, с людей станется. Через пару километров пойдут городские кладбища. Мы движемся вдоль окраины, пока еще далеко от центра. Город проверить необходимо, но и попасться там - чего уж проще!
   Ведь сколько народу было! Музеи с коллекциями бесценными, имущество, нажитое годами, могилы предков - все бросали. За что же это людям, а? За все хорошее, наверное, чтоб жизнь медом не казалась. Если же за грехи, то почему именно им?
   ...Мы пробирались через кладбище. В свете дня оно выглядело как вполне благоустроенное и ухоженное место. Рой обнюхивал углы оградок, кое - где отмечаясь, обормот. Мы находились в состоятельном, даже роскошном "квартале". Покойники тут лежали респектабельные, пристойные и небедные. Правда, более всего выделялись надгробия бандитов. Черный и розовый мрамор, позолота, бронза и невесть что еще. Куда там наивному царю Мавзолу...
   Я философски отношусь к факту людской смертности, и такие потуги на престиж меня забавляют. Все там будем, уж это точно и определено от рождения. К чему и переживать так? Что, изменится дата ухода? И зачем покойнику хоромы?.. "Все вечности жерлом пожрется, и общей не уйдет судьбы..."
  
   Не украшайте памятник портретом:
   Уж больно получается живой
   Тот, кто давно на свете не на этом
   Вкушает им заслуженный покой.
  
   И черный мрамор, медь, кариатиды -
   Ненужный для усопшего уют,
   Напоминают мумий, пирамиды,
   И принцип: "Проходи - не подают!"
  
   Пусть будет все, как водится на свете.
   У предков вы найдете ли изъян?
   Чугунный крест, роса на нем и ветер,
   Качающий багульник и бурьян.
  
   Но прореха в стройном ряду памятников, как выбитый зуб во рту, привлекала внимание. Я подошел ближе, миновав роскошное черное надгробие какого-то "Незабвенного Гарика".
   ...Земля казалась будто взорванной изнутри, как если бы неведомая сила вырвала из могилы гроб с телом, разметав насыпь и оставив яму в форме этого последнего жилища человеческого. Внизу, в разоренной могиле, белел рухнувший туда прямоугольный памятник.
   Соседняя с могилой, серая вертикальная плита была обезображена страшной язвой высокотемпературного ожога. Осталась лишь часть позолоченной надписи: "ТОЛКУ..."
   Я не сторонник таких фактов, прямо скажу. Меня такие силы нервируют. Я бы закрыл на них глаза, если бы смог.
   Белая церковь с зеленой кровлей виднелась в углу кладбища, в старой его части. В окружении чугунных крестов и памятников с ангелами здание, ветхое, с осыпавшейся штукатуркой, обнажавшей кое-где кирпичи, с небольшой колокольней, казалось дряхлым богомольцем, пришедшим поклониться усопшим. Давно уже не звонили эти колокола, и не возглашал внутри священник: "...Вечную память!"
   Чтя утраченную навсегда святость места, я приказал Рою ждать у дверей, на паперти. Он неохотно согласился.
   Внутри серый свет пробивался сквозь пыльные закругленные окна. Икон на стенах не было, и пустыми глазницами зиял резной золоченый алтарь. Царские врата лежали на амвоне, сорванные с петель. Весь пол оказался усыпан ломкими останками цветов. Никто их не убирал, как видно, когда люди спешно покидали храм.
   Окинув взглядом беленые своды, я прошептал короткую молитву. И вышел из церкви прочь.
   Город ждал впереди, и нас это не вдохновляло. Предчувствия были тягостные, в душе сумрак, но я удалялся от освященных стен обычным ровным и осторожным шагом. Рой собачьей легкой трусцой двигался впереди. Ржавая калитка в сварных воротах кладбища открылась со скрипом. Небо затягивали сизые, словно не стиранные облака, и накрапывал дождик, который вовсе не понравился псу.
   Мы вошли в пустой город с северо-востока, прошли мимо бетонной стелы с патриотическим лозунгом, в котором недоставало метровых букв и нескольких брошенных машин с выбитыми стеклами на въезде. Мимо сгоревшего бензовоза в белесых потеках, низко сидевшего на ободьях возле поста дорожной инспекции. Поглядев на распахнутую дверцу кабины, я почти без интереса подумал, удалось ли шоферу спастись, или его кости остались там. Проверять я не стал.
   Дождик не проходил и не становился сильнее, придется терпеть эту морось. Капюшон надевать я не хотел - не люблю его почему - то. Рой подбежал и прижался к ноге мокрым боком. Продрог. Я приласкал его, и друг закрутил куцым хвостом. В груди моей как будто просквозило ветром и унесло душную хмарь и тоску.
   Что-то отпускало меня.
   Рою передалось мое новое настроение и он тихонько гавкнул, глядя глаза в глаза.
   Я шлепнул его по крупу: "Вперед, вперед, плешивые стада!"
  
  
   8
  -- Внимание - на обе стороны улицы. Особо - наблюдать за подворотнями, дверьми и люками коммуникаций. -
   Рой понял меня и включился в работу. Мне памятен был тот заваренный люк у дороги.
   Пришлось обходить перекресток - почва просела над трубами теплотрассы, и покрытие разошлось огромной звездообразной раной. Поистине, стоном стонет мать - земля сырая.
   С фонарных столбов кое-где свисали обрывки проводов. Пустые магазинчики и кафе. Особенно нелепо смотрелись рекламные плакаты: "Мебель для вашего офиса - спешите в "Лавегдор!", "Дюкран" подарит вам новые впечатления!" и прочее в том же духе.
   Каменные джунгли! Заповедник гоблинов!
   Казалось, мы вошли в скверный иррациональный сон, и потерялись в нем. Правда, во сне нет запаха. Здесь пахло. Несло непередаваемым словами духом затхлости, гнилью, хотя все здесь должно было сгнить до нас, и какой - то химией вроде керосина.
   И, сколько бы мы не шли, нигде не было мух и комаров, хотя дождь давно прошел. Мелкая крылатая живность будто вымерла за городской чертой. А может, так и было.
  
   Я очень хорошо представляю себе:
   ...Дернулись и развернулись черные стволы спаренных автоматических пушек в полусферических башнях. Качнулись и с нарастающим гулом завращались все быстрее лопасти ходовых винтов и с тяжелым утробным вздохом, разбрызгивая воду из - под подушки, головная грязно - шаровая амфибия приподнялась в воздухе.
   Это была первая попытка проникнуть в Зону по реке. Два десантных катера на воздушной подушке, идя уступом, должны были попытаться добраться до городских пристаней. Первое судно было дистанционно управляемо и заполнено регистрирующей аппаратурой. На втором шли люди - десантники и ученые.
   Но за границей Зоны амфибия с экипажем была остановлена невидимым якорем. Воющие двигатели уже не могли сдвинуть семидесятипятитонную махину с места, где та нелепо зависла над водой.
   И в тот же момент радиоуправляемый катер впереди перестал слушаться команд, стремительно развернулся и на полной скорости, в тучах брызг, пошел назад, едва не таранив собрата. Людей охватил ужас, когда этот "летучий голландец" скользнул впритирку к борту. Он вылетел на берег у излучины реки, уже за пределами Зоны, получив тяжелые повреждения. Никто не пострадал. Аппаратура оказалась в полном порядке. Чудом (или по некоей чуждой воле) уцелевшая амфибия с людьми на борту благополучно развернулась и ушла назад, за границу. Экипаж вспоминал, что их словно бы подталкивало в спину.
   Гостей выставили за дверь. Бывает...
  
   На ночь мы устроились в здании гостиницы "Гортензия". Оно хорошо сохранилось, вплоть до стекол и неоновых трубок на фасаде. Белая десятиэтажная гостиница, выстроенная уступом как - бы нависала над улицей. В такой отель с собакой и не пустили бы. Но теперь здесь не сезон.
   Мы поднялись на крышу, и там, по неведомому капризу провидения, мне удалось на несколько минут связаться со своими. Слышимость была хорошей, но после моего краткого доклада и подтверждения приема связь прервалась и более не восстановилась. Осталось только полюбоваться видом города, с запада освещенного заходящим розово-апельсиновым солнцем. Небо было ясно и не чувствовалось ни ветерка.
   Рой с опаской подошел к парапету вокруг крыши. Он не любил высоты и не доверял ограждениям.
  -- Смелей, моя птичка.
   "Иди ты!" - показал он взглядом. По нашему давнему обычаю, я зову его "серебряная птичка", когда им доволен. И "стальная бестия", когда он меня сердит.
   И тогда-то высотное здание этажей в двадцать в нескольких кварталах к северо-западу от нас дрогнуло и, сложившись как карточный домик, осело. Ни звука не донеслось до нас, только поднялась туча пыли на том месте. Прошло несколько секунд, и следующий в ряду десятиэтажный дом розового кирпича так же внезапно и беззвучно рухнул внутрь себя. За полторы минуты погибло пять новых домов только по одной стороне улицы. Затем все прекратилось.
   Неуютно здесь.
   "Я люблю возвращаться в свой город внезапно под вечер..."
  
   Давно уже утро, но все так же темно. Такого здесь еще не было. Только на востоке то ли рассвет, то ли зарево оранжевого цвета. И не поймешь. Но этого света было достаточно, чтобы не пользоваться инфравизором.
   Мы шли в этих болезненных сумерках, совсем одни посреди паутины пустых проспектов. В центре, на главной из площадей высился на черном постаменте памятник одному из вождей ушедшего времени. Массивная, темная фигура подпирала такое же темное небо и тянула вперед руку.
   У памятника не было головы.
  
  
   Первым тревогу поднял Рой, но скоро и я заметил слабое розоватое свечение за постаментом памятника. Оно перемещалось. Вокруг негде было укрыться, и я пожалел об этом, когда стало видно, что это светится.
   Оно было похоже на богомола или личинку стрекозы двух метров высоты, но без головы. На ее месте находилось нечто, напоминающее треугольную запекшуюся рану. Восемь суставчатых ног и заостренное сзади туловище. Зелено-коричневое, покрытое черными тигровыми полосами по голой, лоснящейся коже без признаков чешуи или хитина.
   Создание шизофренического кошмара двинулось к нам. Оно было реально - отбрасывало неясную тень и скребло конечностями по брусчатке. И слабо, едва заметно светилось розовым светом.
   И тогда я сделал то, что не раз спасало нас.
   "Клетка Змея".
   Глухое блокирование всех, всех внешних проявлений нашего существования. Я и сам не очень-то представляю, как я это делаю. Мы стали невидимы, неслышимы и неощутимы для окружающих. Ни инфракрасное, ни электромагнитное, ни радиолокационное зрение не сможет различить нас. Но если и этого не хватит? Чем еще оно воспринимает мир?
   Оно отвернуло от нас (слава Тебе, Всемогущий!..) и добрело до канализационного люка. Неуловимое движение - чугунная крышка отлетела. Втянув свои мослы, существо как-то неправдоподобно легко провалилось туда.
   Мне нечем было заварить за ним колодец.
  
  
  
  
  
  
  
   9
   Только к обеду вышло солнце, и мгла рассеялась. "И остановилось солнце, и луна стояла..."
   Через пустые улицы, обходя кое-где заторы из ржавых машин, мы без помех двигались, приближаясь к реке. Снова река. Она делала поворот, мы же шли почти по прямой. Но здесь все было иным. Вместо красивых и диких обрывов берега были закованы в бетон. У пристани виднелись несколько белых суденышек. Широкие и некогда красивые набережные с чугунными фонарями вокруг памятника погибшим речникам. Ряд многоэтажных домов, белых, желтых, розовых, теряющихся в дымке по обоим берегам. И ни живой души. Тогу богу, что значило "пусто пустынно".
  
  
   Мы отскочили почти одновременно, но Рой - быстрее. Словно голубая молния хлестнула меж нами по асфальту. Только ощутив кожей и нервами, что мы в безопасности, я оглянулся.
   В паре метров от нас прямо из бетонной стены, из трещины, которой секунду назад не было, струилось бледно-голубое тонкое щупальце. Скрутившись в кольцо, оно мелко, жадно подрагивало. Нас спасла только наша экстрареакция. Предвидение и везение.
   Казалось, мы не пострадали, но, когда я поднял руку, под мышкой обнаружился аккуратный ряд небольших треугольных отверстий. Сверхпрочный, способный выдержать удар пули и жар открытого пламени, мимикридный костюм был прорван насквозь. Дела...
  
   Этот зов почувствовал я один. Меня тянуло вниз, на набережную. Не гипнотическое притяжение змеи, но как бы неслышный крик о помощи. Скорее, тоскливый стон. Нет, не ловушка. Не ловушка, иначе насторожился бы Рой. Но он спокойно пошел со мной, откровенно зевнув. Нервная организация шнауцеров такова, что они легко возбуждаются и расслабляются. Пес уже отбросил мысли о нашем приключении. Опасность миновала, что ему вспоминать? Здравый подход, ничего не скажешь. Сам я так не умею.
   Мы спустились по бетонным выщербленным плитам, уложенным в виде лестницы, к причалу, где мертво покачивалась на плаву грязно-белая "Искра". Маленький корабль на подводных крыльях на два десятка пассажиров.
   Сходней не было, конечно, и я (оп!) прыгнул на планширь. Старею, на мыло пора. Рой (скрежет когтей по металлу) - за мной.
   По узкой полосе облезлого железа, мимо ряда слепых и грязных прямоугольных окон. Я отворил незапертую дверцу входа на корме.
   В конце длинного полутемного прохода, между рядами высоких серых кресел, на ковролитовом полу лежало нечто, напоминавшее груду грязной одежды. Бок о бок мы подошли ближе. Рой вытянул шею, принюхиваясь. Чихнул.
   И тогда из складок серой, кожистой материи поднялась треугольная голова на тонкой шее, и на меня уставились огромные, желтые, раскосые глаза с вертикальными зрачками, совсем кошачьи, если бы не огонь рассудка в их глубине. Оно было разумно.
   Нечто откинуло тонкую руку с приросшей к ней перепонкой, в которую было закутано. И на маленьком, ребристом, похожем на обезьянье тельце без половых признаков, на месте живота я увидел огромную, рваную рану, заполненную чем-то желтоватым. Крови вокруг не было, и это было дико и странно. Почти кошачья, но безухая голова с янтарными глазами качнулась. Рой тихо и отчаянно заскулил, чувствуя чужую боль. Ни одно живое существо не выживет с такой раной, это я понимал ясно. Но все же.
   Вакаримасен, что же ему впрыснуть? Моя рука уже на ощупь нажимала сенсоры на поясе. Аптечка выдала в ладонь бело-голубой тюбик с безигольным инъектором. Сильное обезболивающее. Я поднес его к предплечью умирающего и осторожно сдавил гладкий цилиндрик. Щелчок. Сбоку глубоко, по-человечески вздохнул пес.
   И тогда оно последним, видимо, усилием установило со мною связь. И я мысленным взором, более глубоким и ясным, чем наше зрение, окинул розовато-багровое, уходящее куда-то вниз спиралью пространство, словно заглянул в безмерную воронку. И ощутил головокружение и тошноту.
   Предостережение? Указание? Или угроза?
   Болезненный обрыв струны. Я снова вернулся в сейчас.
   Оно скончалось.
  
  
  
   10
   Мост тихонько гудел под ногами и подрагивал. Пролетами он вытянулся над рекой, серый и тяжелый, как утро алкоголика. Я так и не разобрался в причинах дрожания моста, но эти непрекращающиеся колебания были неприятны, и казалось, отдавались во всем теле, от ступней до черепа.
   Над покинутым берегом в послеполуденном небе откуда-то взялась розовая полоса зари. Солнце на небе сияло при этом по-прежнему. Когда я оглянулся через десять минут, зарево уже казалось высотой в полнеба. И что нам делать? Только относиться к этому философски и поскорее одолеть мост.
   ...Мы сидели посередь гобийской пустыни на контейнерах реактивной брони, встроенных в лоб башни старого учебного танка "Черный орел".
   Обязательное обучение управлению техникой. В случае нужды наши спецы способны вести хотя бы и воздушный бой, хотя не за этим же нас учат. Оба были грязны и потны, а наши био- и пылезащитные (то есть не воняющие и не грязнящиеся) камуфляжные костюмы если и могли служить, то половыми тряпками. У ног Токугавы, обутых в уже порыжелые саперные ботинки, стоял термос с холодным мате, мексиканским чаем с мятой и травами. Мы передавали крышку от термоса, полную благословенной влаги, друг другу, и кайфовали. Тащились, как два пожилых удава по пачке дуста.
   Некогда песочный, с вытянутой плоской башней, с длинностволой пушкой, танк был весь покрыт красноватой, пустынной пылью. Мы, правда, тоже не чище.
   Я кусочком сверхсознания отслеживал Роевы перемещения. Сейчас он был на кухне базового лагеря, и с гордым смирением ждал законной дани от повара.
   - Ты идеально усвоил принцип: "Подальше от передовой, поближе к кухне", - сказал ему мысленно я.
   Пес дернул ухом и оглянулся. Так же мысленно попросил не мешать.
  -- Обжора. Будешь толстым, как ротвейлер.
  -- Лучше, чем походить на обезьяну.
   Так можно перевести наш диалог.
   Я прервал связь. Рой, когда раздражен, бывает язвой почище меня.
  -- Опять с собакой беседуешь? - спросил Идзиро. Маленькие глазки азиата сверкнули.
   Я махнул рукой. Японец отхлебнул мате и еще больше сощурился. Принялся насвистывать гимн императорской Японии. Я подсвистел ему. Покончив с Ниппон, мы перешли на "Тигезе шайн...", потом взялись за Испанию.
   И тут, прервав на середине "Над рекой бурливой Эбро...", мой старый друг спросил, верю ли я в бессмертие души. Я ответил, что да, и изложил аргументы без фактов:
   Во-первых, это придает смысл нашей жизни, во-вторых, об этом знали люди помудрее нас, в-третьих, просто потому, что я так думаю. Можно с этим спорить?
   Идзиро, казалось, согласился и процитировал "Бусидо": "Жизнь человека легче пера, а долг перед императором тяжелее горы". Вздохнул и начал рассказывать о цветении сакуры близ Киото. Эстет.
   Потом мы расстались надолго, теперь кажется, что навсегда. Не знаю, зачем он задал тот вопрос. У него на все было свое мнение, порой парадоксальное.
   Вообще-то, окружающие именно мне иногда задают такие вопросы, на какие и Сократ не ответит. В чем смысл жизни? Доживу до пятисот, тогда скажу. И может быть, это не пустая похвальба. Наша жизнь много дольше человеческой...
   ...Розовое зарево приближалось, темнело, и теперь казалось алой вертикальной световой стеною до поднебесья, катящейся через кварталы и сметающей их естественные цвета. От края до края земли, насколько хватало глаз, стена не прерывалась. И она была уже у моста.
  
  
   11
  
   Оно придвигалось со скоростью поезда, и ясно было, что мост уже не перейти. Я встал, покрепче упер ноги в землю. Рой прижался к моей правой ноге. Сквозь штанину я чувствовал жар от его бока. Это не было физическое тепло - его не пропустила бы защитная ткань. Боец - паранорм отдавал мне свою энергию. Свою жизненную силу.
   И тогда от его ли помощи, но что-то повернулось в мире, а голова моя после вспышки боли стала ясной и пустой. Ладони начали покалывать потоки нездешних энергий.
   И я увидел:
   На нас летел чудовищный алый Всадник на взлохмаченном скакуне. Лицо и одежды его как бы терялись в багровом тумане, но лошадь, ярко - рыжая с огненными глазами, была видна до жилочки. Над головой Он держал длинный пламенеющий меч с широким клинком.
   Всадник вырос над нами, и поднял коня на дыбы. Мелькнули чудовищные передние копыта.
   Всадник занес меч над головой. Наполовину бесформенная, бредовая фигура в пламени. Видение умирающего монаха. Ужас поколений.
   И тогда я выбросил вперед руки и отправил в Него сияющий метровый шар силы. Шар вспыхнул синим, ударив коня в грудь. Я на мгновение ослеп. Через секунды зрение вернулось ко мне.
   Всадник исчез.
   Свечения тоже не стало, но пролеты моста, от покинутого берега до наших ног, были обрушены и исчезли в реке. Только быки моста вздымались из бурной воды.
   "Но иного пути, вероятно, нет, а вперед это там, где красный свет..."
   Не слыхали, добрые люди, Апокалипсис еще не начался?
  
   Пройдя мост, мы рухнули у обочины и, дрожа, прижались друг к другу. Пес лизнул меня в ухо и попросил отдохнуть. Не было сил противиться его заботе, и я повалился головой прямо на бордюр, засыпая. Я выжал себя досуха, боюсь, и Рой тоже.
  
  -- Просни-и-ись! - забилось в затуманенном сном мозгу.
   И я вскочил на ноги. Тень рядом подпрыгнула, разминая лапы: "Там!"
   Сумерки опустились на город, только мутно - малиновая полоска вечерней зари висела над зданиями на западе. Меня слегка передернуло от ее цвета. Что это было? Или кто? Или как? Моста в сумерках уже не видно, и только остатки тяжкой усталости в мышцах и нервах говорили, что нам не привиделось это купание красного коня.
   Метрах в пятидесяти на асфальте стоял человек, и целился в нас из автомата.
  -- Я могу его снять, - передал Рой. Показалось, что пес ухмыляется в усы.
  -- Я тоже, потерпи.
   Мы спокойно подошли ближе. Мужчина лет тридцати - сорока. Черная, кудрявая борода, довольно симпатичное, кажется, лицо. Глаза голубые, с мягким прищуром. В выгоревшей куртке - энцефалитке защитного цвета, вытертых черных джинсах и высоких черных сапогах с отворотами. На поясе - охотничий нож в глубоких удобных ножнах, фляга в чехле. АК - 74 (ремень спущен с плеча) держит уверенно, но как - то чересчур изящно, как держит скрипку музыкант.
  -- Мне бы не хотелось вступать в конфликт. Вам ничто не угрожает. Приглашаю к себе, уж не откажите, но если не пойдете - не держу. - Спокойный и глубокий, бесстрашный, с затаенной насмешкой бас.
   - Рады принять приглашение, мы оба. - Я не без юмора слегка поклонился. Рой тоже отнесся к незнакомцу скорее приязненно.
   - Тогда пойдемте к машине, и поглядывайте вокруг, тут неспокойно. Доберемся до меня, там, в покое, отдохнете, тогда и побеседуем.
  -- Признателен, и весьма. - Мне показалось, что он снова улыбнулся в бороду.
  
   "Уазик" оливково - зеленого цвета с брезентовым верхом и без номеров ждал за углом ближайшего десятиэтажного здания. Когда - то здесь был роскошный торговый центр. Теперь бетонный храм Маммоны разрушился и вызывал жалость. Машина завелась легко и мягко тронулась с места. Плавно вырулил на середину трассы, включил повышенную. Хороший водитель. Для настоящего бездорожья российский армейский джип подходит куда более спесивых и беспомощных на целине "Паджеро" и "Чероки".
   Автомат он безбоязненно закинул на заднее сиденье, к Рою, извинившись, что встретил нас этим. Сказал, что не мог точно предугадать нашу реакцию, вот и поопасался.
   Захотелось спросить его, почему перестал опасаться теперь, но я воздержался.
   Я, кажется, все же слегка задремывал на переднем сиденье, под глухое гудение двигателя. Как улей летом. Иногда выскакивал перед глазами рыжий конь, и вставал на дыбы. Все это сон, дикий больной сон...Похмельный бред.
   Он включил фары, и, как по команде, в лобовое стекло с шелестом ударились первые капли дождя. Так было в детстве.
   Далеко отсюда.
   Нет, Рой, я не сплю...
  
  

Часть вторая

ОТШЕЛЬНИК

  
   - У меня нет больше фамилии, - с мрачным презрением ответил странный гость, - я отказался от нее, как и вообще от всего в жизни. Забудем о ней.

М. Булгаков "Мастер и Маргарита"

  
  
   1
  
   Я наконец смог нормально помыться. Средства для походной гигиены у нас хороши, но простого удовольствия от душа не заменяют. Наш новый знакомец не страдал ложной скромностью - коттедж он занял шикарный, со всеми мыслимыми удобствами, с автономной системой водо- и электроснабжения. Интересно, где у него генератор?
   И как он здесь живет? Я не зря доверился ему - мы с Рэем прочувствовали его доброжелательность и искренность, но было и еще кое-что. Я пока не смог разобраться до конца.
   Рою я вычистил шкуру и вычесал шерсть, чего он никогда не любил.
  -- Потерпишь, не пудель, не так часто тебя холят, - ответил я на его укоризненный взгляд. Он клацнул клыками и отвернулся.
   Для меня была приготовлена синяя пижама и мягкие мокасины. Размер подошел.
   Костюм чистить не было особой нужды - от материала отскакивала любая грязь. Я расстелил его на столе, и полюбовался, как мимикрирующая ткань принимает расцветку и узор карельской березы. Остальное имущество лежало под кроватью, и пес всю ночь отдыхал на нем - стерег. Высокие специальные ботинки с "липкими" застежками я вычистил от грязи и просушил. Эта обувь и ноги в ней потом пропахнуть не могут. Есть у нее и другие ценные качества: стойкость к огню, агрессивным средам, радиации, способность выдержать взрыв противопехотной мины. Вещь в хозяйстве полезная.
   Комната на втором, верхнем этаже, с большим двустворчатым окном и бежевыми стенами не поражала воображение. Походила на стандартный трехзвездочный номер в приличной европейской гостинице. Неширокая кровать с удобнейшими синтепоновыми подушками, стол, пара мягких полукресел, встроенный шкаф с зеркалом (а я исхудал и зарос, однако же), тумбочка с видеодвойкой, кондиционер на стене. Мебель красива - карельская береза, на полу серый неброский ковер, ванная тоже хороша, но никаких изысков, вроде "джакузи". Мыло, шампуни, полотенца, простыни, даже фен и электробритва - сие в наличии.
   Выделялась только картина на противоположной окну, залитой мягкими лучами светлой стене. Привалившийся к подножию огромного креста изможденный человек, завернутый в черную хламиду, белая заснеженная пустыня вокруг и серое небо. Мастерски исполнено маслом, но подписи нет, и стиль мне незнаком. Может быть, нынешний хозяин и писал? Почему я был уверен в этом?
   Вот и побеседуем с нынешним домовладельцем в непринужденной обстановке. Но лучше будет оставаться здесь. Он намекал насчет завтрака, кажется? Самое бы время. А кушать хочется всегда... да.
   В дверь легонько постучали. Я пригласил войти.
   На этот раз мы рассмотрели друг друга лучше.
   Действительно, на вид от тридцати до сорока. В серой рубашке и белых брюках, на ногах плетеные сандалии. Внешностью похож на Хемингуэя, но седины в волосах не видно. Лицо скорее симпатичное, чем правильное. Небольшой шрам на левом виске - давний. Кажется - этакий искатель приключений, первопроходец. Но глаза его были глубоки и печальны, не было в них ни удали, ни жестокости сильного. Была тяжелая, стылая мудрость и опыт воистину страшной цены.
   Он прошел в комнату, катя перед собой сервировочный столик с тарелками разной, видимо, вкусной еды и несколькими темными бутылками. Быстро расставил все на столе. Занял одно из кресел и тихо, без интонации произнес:
  -- Угощайтесь, пожалуйста.
   И первым взял бутерброд. На левой руке блеснул платиновый "Ролекс". Обручального кольца не было.
   Все же стоит употреблять то же, что и он. Буду перестраховщиком. Рой бдел, сидя у стола. Что же теперь?
   Стало немыслимо ясным и четким все вокруг. И нездешним ветром, да и не ветром вовсе, пахнуло на меня от фигуры за столом. Кто-то взглянул на мои мысли. Устало улыбнулся. Я, не напрягаясь, выдал на поверхность сознания картинку: из-за дверцы с надписью "Не влезай - убьет!" выглянул веселый скелет, а потом прошел по кругу вприсядку. Незримый наблюдатель, казалось, рассмеялся и исчез.
   Во-от оно как! Дивные дела...
   Теперь мы могли не опасаться друг друга, в той, сверхсознательной сфере вероломство невозможно. Но моей подготовки он не проходил - тут что-то иное. Силен, очень силен!
   Более он не пытался меня зондировать, а вслух сказал:
  -- Я прошу прощения за вмешательство в вашу личность. Больше не повторится. Зовите меня Отшельником. Как мне лучше обращаться к вам?
  -- Скажем, Путник. Немного по-детски, но сойдет. Устроит? Это Рой.
  -- Да, спасибо. Я не любопытствую о ваших целях и том, что вам со...спутником пришлось пережить. Расскажете то, что сочтете нужным. Сам я готов ответить на ваши вопросы, елико смогу.
   Он все же привычно осторожничал, как и я. Мы славно перекусили, запивая пищу добрыми винами, и постепенно я узнал нечто о пережитом этим самым неожиданным моим знакомцем. Или сородичем?
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  -- Я один, казалось мне, оставался в полном сознании, когда происходило массовое бегство. - Он погладил шрам и на мгновение заслонил глаза рукой. - Все это безумие захлестывало город, на улицах люди дрались за возможность вскочить в уходящие грузовики и автобусы. Вещи, деньги, документы...Все потеряло цену. От пристаней отваливали полузатопленные самоходные баржи, забитые людьми. Как в блокаду. Никакого порядка эвакуации не было.
   Впрочем, лучше по порядку излагать то, чему я был свидетелем.
   ...Наутро дня, когда все началось, мне приснился сон.
   Я стоял на балконе своего дома, и мир вокруг был погружен в беспросветную грозовую тьму, какой я не видел в самую сильную грозу.
   Невольно вспомнилось, как "тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город..." Наверное, в Ершалаиме в тот день было так же.
   И тогда с востока появилось белое сияние в полнеба, движущееся на меня. Я неожиданно увидел его источник: всадника на белом коне в белых одеждах, головой достававшего небесный свод.
   Сам он как бы терялся в туманном облаке, и одежд его, и лица было не разглядеть, зато конь в старинной золоченой сбруе был хорошо виден. Могучее, прекрасное и яростно рвущееся вперед существо.
   В руке циклопической фигуры сиял золотой лук в половину его роста, с двойным выгибом, другой он натягивал золотую стрелу. В момент, когда я окинул его взглядом вместе с конем, стрела сорвалась с тетивы.
   Это было похоже на падение баллистической ракеты. Описав широкую дугу, она, ослепительно сверкая, ушла к центру города, оставив пронзительный светящийся след.
   От громового ржания коня я проснулся.
   В раме окна, в глубине розово - оранжевого рассветного неба, переходящего сверху в фиолетовое, на пути полета стрелы из сна проходила огненная полоса, концом упиравшаяся куда - то в центральные кварталы. Она держалась до восхода солнца, но за тем безумием, что творилось дальше, никто и не обратил внимания на это явление. Все это тогда казалось мне отрывком из повести о Белькампо. Наверное, только я видел самое начало.
   Я работал... Да, впрочем, это и ненужно, как и мое настоящее имя - я уж начал забывать его. Моя работа была связана с наукой. Один из здешних институтов с режимом секретности. Со своими... так скажем, возможностями, я пришелся там ко двору. О моих особенностях говорить подробно я пока не хочу, хотя благодаря им я выжил.
   Тот день был выходным.
   Вдоль длинного ряда гаражных ворот было пусто - час стоял еще ранний. Я одолел уже половину пути мимо гаражей, когда неудобно стоявший у выезда (чем он думает, этот шофер?) бортовой "КАМАЗ" включил фары. Царапанье зажигания, следом заработал мощный мотор. Я невольно обернулся, но красная кабина была пуста. Просто пуста.
   В ту же минуту за запертыми воротами боксов, выкрашенными в зеленый цвет, взревели десятки моторов. И все же я отчетливо услышал, как скрежетнула коробка скоростей никем не управляемого автомобиля. Лобастая махина тронулась и покатилась на меня.
   Одновременно ряды гаражей сотряс могучий удар. Ворота перед глазами вспучились, с них полетели клочья краски. Запертые машины пытались вырваться на свободу.
   Схватившись за торчащую из стены трубу вентиляции, я одним тренированным движением вскинул тело на асфальтированную кровлю гаража, ободрав локоть о неровный бетонный край. Крыша кабины пронеслась на уровне глаз, когда я переводил дух, лежа на животе. Грузовик, не ставший моим убийцей, звучно, с лязгом и звоном стекол, впечатался в стену. Дыхнул жаром. Встал окончательно.
   Под изуродованной кабиной по-прежнему мерно рокотал двигатель.
  
   3
  
   Трудно представить это состояние тому, кто не был в моей шкуре. Когда ты сходишь с ума, это печально, но как-то по-человечески понятно. Можно даже себе посочувствовать и погладить себя по головке. Когда сходит с ума мир, окружающий с детства... Очень тяжело, почти невыносимо.
   На улицах я увидел автомобили с людьми, вроде бы мирно едущие по своим делам. Похоже, происшествие со мной было единичным.
   ...Теперь, по прошествии лет, я думаю, что тот удар предназначался лично для меня. Но я не могу обосновать свое мнение. Нечем. И незачем.
   ...Мирно? Только три минуты спустя я понял, что все они на полной скорости направляются к окраинам. Никто не двигался в центр. Изредка попадавшиеся пешеходы с каменными лицами спешили куда-то. Я был единственным, кто ничего не чувствовал и никуда не бежал. Я пытался, с особой осторожностью, останавливать людей - они с ужасом отталкивали меня и почти убегали, не говоря ни слова. Мне казалось, что я в невозможном, открытом настежь сумасшедшем доме, откуда бегут благодарные пациенты, а врачи, упившись, где-то спят.
   Вот оно! Я бросился наперерез зеленому армейскому грузовику.
   Визг покрышек. Рев клаксона и брань.
  -- Е... твою мать! П...с! - пролаял бритоголовый парнишка в обтрепанном хаки из кузова, направляя на меня автомат. Я увидел его глаза и турманом, птичкой нырнул за крыло кабины. Следом, только следом ударила очередь. Истошно зарычав, грузовик рванулся от меня и свернул в боковую улочку.
   В меня стреляли и раньше, хотя никто не любит вспоминать о таком. Но так, на родине...на своих улицах и свои солдаты? Да что у них за хренотень тут творится?!
   Помню, мысленно я взвыл от растерянности. Но сейчас же поборол свою слабость. В такие моменты, право, поддаваться панике не стоит. Эта излишняя роскошь не одному стоила жизни.
   И я направился к центру, запахивая от ветра куртку, ведомый естественным глупым желанием узнать, что же ужасное там происходит. По дороге я несколько раз видел хватких ребят, с такими же напряженными лицами, останавливавших машины и укатывавших, выкинув предварительно владельцев. Люди оставались людьми. Я держался в стороне, не в силах ни помочь кому - либо, ни помешать.
   Один раз мимо проскочил белый автобус "Мерседес", плотно забитый людьми. На крыше громадины расположилось с десяток человек. Один из них хрипло закричал, то ли молился, то ли выругался. Двое на велосипедах - панически жмут на педали. Микроавтобус - рядом с водителем угрюмый бородач выставил в боковое окно стволы охотничьего ружья. Бензовоз с висящими на обрешетке цистерны людьми. Вопли и чей - то дикий хохот.
   Бедлам - просто санаторий для паралитиков в сравнении с этим.
   На центральных улицах народу стало меньше. Но там, посреди одной из площадей и было...
   ...И кто меня звал на этот праздник жизни?
  
  
  
  
   4
  
   На месте украшавшего, на взгляд мэрии, этот град обреченный фонтана из круглой бетонной чаши вздымалась на высоту десятка этажей дымчатая, фиолетовая колонна, ежесекундно менявшая очертания. Вытягиваясь и сокращаясь, гнулась, словно ива под ветром. Безмолвная и страшно - живая. Ее основы, скелета не было видно под лиловой, полупрозрачной шкурой, заполненной жгутами тумана.
   Именно шкурой твари. Мир стал сероват и странно четок, как на дагерротипе. Другим, нездешним зрением я мгновенно и против воли увидел колонну как голову Зверя, на длинной гибкой шее растущую из несчастной земли. Голова была безобразна и отвратительно правдоподобна, напоминая голову богомола и стегозавра одновременно. Глаза скрывались в складках плоти. Трудно, почти невозможно описать, как выглядела морда в губчатых наростах. Пасть разверзлась, и блеснули стальные клыки исполинского размера. Но все совершалось беззвучно, только отдаленный и очень знакомый шум звучал назойливо в ушах.
   Гул вертолетов.
   Два "Аллигатора" Ка-52 шли со стороны солнца. Вытянутые зелено - пятнистые от камуфляжа тела, ощетиненные оружием, висели под рокочущими лопастями. Иногда отблескивали блистеры кабин. Я снова, как в детстве, поразился, как похожи эти машины на летящих стрекоз. Или стрекозы на них?
   Голова Зверя повернулась в сторону звука. Я понял, что произойдет. И невольно вскрикнул, дрожа.
  
   Головной вертолет окутался дымным облаком, из которого чиркнула огненная полоса выпущенной ПТУР "Вихрь". Ракета, способная вскрыть танк, как нож вскрывает консервную банку, нашла отмеченную оператором цель.
   И обратилась в прах.
   Было хорошо видно, как длинное темное тело снаряда возникло в воздухе перед мордой создания. Повисло на мгновение и разлетелось в мелкую пыль.
   Боль в глазах.
   От атаковавшей машины осталась только лиловая вспышка. Герои. Господи. Что же вы, ребята, зачем... Вечную память вам...
   Второй разворачивался в небесах. Вот тогда я, что-то поняв, неведомо почуяв свою силу, вскинул онемевшие руки в закрывающем, спасающем жесте. Кажется, я что-то орал, не помню.
   Помню, что от моих сведенных судорогой ладоней оторвался пульсирующий, сияющий ослепительно = белым диск. Размахнувшись, я отправил его в голову твари.
   Мир рухнул на меня.
   Тьма.
  
   Тьма рассеивалась, как уходит кошмарный сон от глаз ребенка, когда мать со свечой будит его...
   Я медленно встал на колени. Беспамятство уходило. Болели глаза и руки. Обшлага куртки слегка дымились, но не обгорели. Я встал на ноги и разлепил веки. Свет. Жив. Стою.
   День уже клонился к закату. Солнце садилось. Небо чистое, без признаков смога, ясное и глубокое, как горное озеро, наливалось синевой, перечеркнутой полоской оранжево-красной зари на западе. Свете тихий. Ни шума машин, ни голосов, ни музыки. Как горные ущелья, от площади расходились радиусы улиц. Почему-то это сравнение пришло мне в голову. Бассейн был пуст и дно его залито какой-то черной мерзостью. Я отошел подальше. Вот, похоже, и все на сегодня.
   ...Вдребезги разбитый черный "Мерседес" развернуло посреди улицы. Надувные подушки безопасности не спасли водителя от бокового удара о бетонный фонарный столб. Моих скромных познаний в медицине было достаточно, чтобы понять, что тело его уже свободно от присутствия души. Но этот мертвец помог мне. С его пояса я снял черную кобуру с семнадцатизарядным австрийским "Глоком". Покойный, вряд ли принадлежавший к законопослушным гражданам, знал толк в оружии. Пусть ему простятся за это все содеянные грехи.
   Я же просто не представлял, куда идти.
  
  
   5
  
   Камень разнес стеклянную дверь магазина, но сигнализация промолчала - здание было обесточено.
   В магазине я нашел подходящий рюкзак и другой полезный инвентарь. Мне предстояло выживать здесь. Улицы опустели. Да, цирк сгорел, и клоуны разбежались. До своего дома я добрался уже в темноте. Мне не хотелось оставаться в умершем жилище - призраке. Не представлял я, какая паника царит в окружающем мире. Приемник (на батареях, конечно) сообщил, что мой город - единственный покинутый, что в соседних областях принимаются меры к размещению беженцев, что ученые пытаются прикрыть свое невежество фиговыми листками гипотез, и что в окружающих регионах правительство вводит военное положение, а какой - то безумец на частоте 83,5 ФМ приветствовал приход инопланетян.
   И тут я понял, что остаюсь здесь. Нелогично? Люблю плевать на логику. Я найду себе жилище в более подходящем месте, буду жить свободным от всего и ожидать. Чего? Конца света? Не знаю пока. Но будет видно обязательно. Понимание этого было таким сильным, что я даже не удивился неожиданности решения. Почти никто не звал меня в иные места, кроме немногих друзей, так уж получилось. Они переживут.
   Зато теперь я был свободен от всего. От благ цивилизации. От ее пороков. От толп на улицах и человеческого хамства. Вокруг мир уже не Белькампо, а Уиндема с его триффидами. И все же я был уверен, что остаюсь, как необходимое звено в цепи, как связник. Кто шепнул мне тогда это слово? И еще - что инопланетяне здесь не при чем. Радости жизни? Я вспоминал... И морщился. Я не монах, но как дорого приходилось платить за столь немногое. И чем все кончалось. Нет, хватит цивилизованной жизни в автобусной вони. Я часто мечтал пожить один раньше - и шанс представился. Опасно? Не знаю, но я был совершенно уверен, что уж с моей-то бесценной персоной ничего не случится.
   И я лежал и обдумывал свою жизнь, выключив приемник, потягивая баварское пиво из разграбленного киоска (кто - то успел в общей панике, на халяву уксус сладок) и закусывая фаршированными зелеными оливками (моими любимыми).
   Расстался я с вами, милые, расстался... Не поминайте лихом. Когда я отправлюсь нездешней тропой туда, где не бродят туристы толпой, туда, где дорога звучит под ногой, а ветер играет березой нагой... С этими сочиненными в юности виршами я и засыпал. Мне приснился летний Киев и Золотые ворота такими, какими я видел их в десять лет. Как давно!
  
   6
  
   ...Позади было солнце, зелень Крещатика и сдвоенные вишневые троллейбусы. Станции красивейшего в России метро с холодными мраморными скамьями и надписями на дверях вагонов: "Не притулятися!" Киев остался надо мной.
   Теперь я спускался в Дальние пещеры Киево-Печерской лавры. В руке моей вздрагивала огоньком тоненькая восковая свечка. Я хотел обернуться к матери и спросить, как же в этих катакомбах всю жизнь жили монахи, но рядом со мной никого не было. Я был одинок среди мертвых. В неглубоких нишах то справа, то слева поблескивали их застекленные саркофаги. За маленькими окошечками в беленых стенах лежали тела усопших затворников - там, в замурованных кельях, где негде и вытянуться, они прожили свой век. Долгие-долгие дни.
   Я не боялся. Здесь было святое место, как бы я не был мал и глуп, но это чувствовал. Проходили часы, но я шагал, не чувствуя голода и усталости. И свеча моя не сгорала.
   И я понимал, что иду сквозь свою темную, многогрешную жизнь, и все, что есть у меня - огонек, зажженный не мною.
   Низкий сводчатый коридор с чугунным узорчатым полом уходил, заворачивая, в безвременье.
   Слабый, голубоватый свет коснулся стен. Коридор впереди меня расширился, и в этом неясном полусумраке обрисовалась высокая мужская фигура. Одежда его, казалось, была соткана из тех же световых лучей и слабо мерцала. Человек этот шагнул ко мне, и я увидел его бледное от усталости умное лицо и глаза с тяжелыми веками. За его спиной сверкнули два огонька, и у ног его появилось какое - то небольшое животное, кажется, собака.
   Тихий и какой - то бесплотный, но низкий и сильный голос сказал:
  -- Ты встретишься с ним. Он нам нужен
  -- Кому?
   Нет ответа. Другой, мягкий и покойный, произнес под ухом:
  -- Ибо никому не ведомо, что терпение получило свое имя от перенесения прискорбностей, и потому никто не может быть провозглашен терпеливым, кроме того, кто все, причиняемое ему, переносит без тревоги.
   Теперь мне было ясно, что у ног его именно собака, небольшая, с мохнатой мордой и странной, серебристого оттенка шерстью. Пламя моей свечи отразилось в двух парах глаз - человеческих и собачьих. Я неожиданно, как бывает во сне, вздрогнул и выпал из паутины видений.
  
   7
  
   Бланг! Бланг!
   Третья банка из-под "Кока - Колы" прыгнула вверх от удара пули и отлетела. Во дворе своего дома я пристреливал незнакомый пистолет. В оружейном магазине нашлись и патроны "9 мм. Парабеллум". Из "Глока" мне в прежней жизни стрелять не доводилось, но пистолет оказался прост и изящен по конструкции, и я скоро освоился с ним. Я вытащил пустой магазин. Загнал свежий и передернул затвор.
   ...Снова оружие в руках, никуда не деться...
   Ствол моего автомата дергается и продергивает ровную строчку опаленных дырочек по выцветшему камуфляжу невысокого человека в белой головной повязке. Он вскидывает смуглые тонкие руки и падает с обрыва - навстречу мохнатой зеленой долине под лиловыми вершинами.
   Я никогда не смогу вспомнить его лица...
   ...Вертолет, грузинский Ми-8, грязно - зеленый (как мутит от этого ящерично - тошнотворного цвета боевой техники!) зависает в двухстах метрах от кромки морского прибоя на фоне цветущих гор. Из - за сдвинутой двери выдвигается ствол пулемета. С вертолета бьют длинными очередями по беззащитно - белому теплоходу, увозящему последних беженцев. Пена за кормой ослепительно сияет белизной.
   Когда кораблик добрался до порта, вода вокруг него была красной...
   Седовласый владелец сочинского тира как-то спросил меня: где я так научился стрелять? Я не ответил ему.
   Абхазия...Государство, которого нет.
   ...Одна сторона домов была розовой, когда я выжал сцепление и завел двигатель "Урала". Камуфлированный мастодонт с высоким брезентовым тентом был загружен всеми нужными мне вещами и припасами. Почти всеми, впрочем. По карте я отыскал подходящее место для жизни. Дома, построенные ее былыми хозяевами за городом.
   Я не испытывал, как ни странно, никаких сожалений о покинутом мире и не даже не предполагал, что они появятся. Увы, я по натуре отлюдник, так говорила еще моя бабушка. Ну, а если я не выдержу одиночества...
   Зачем обманывать себя - ведь я ЗНАЛ, что остаюсь хотя и по своей, свободной, но ясно обозначенной нездешним перстом вышней воле. ЗНАЛ, что минувшей ночью видел во сне нечто важное. И запомнил лицо того, кто придет принять эстафету.
   У ветрового стекла на фоне сужающегося, местами с желто - черными камуфляжными кляксами зеленого капота, болтался абсолютно неуместный в армейской машине, но очень симпатичный меховой енотик. Сперва мой взгляд остановился на нем, но не игрушка привлекла внимание. В утреннем и до рези ярком ультрамариновом небе появились черные точки.
   Нет, то были не птицы. Они снизились так, что отчетливо стали видны. Поджарые черно-серые тела, обтянутые блестящей кожей. Тугие крылья летучих мышей и головы, похожие на кошачьи. Хвостов не было видно, как и выступающих ушей. Моя рука совершенно непроизвольно потянулась к поясу.
   Но они не удостоили меня вниманием. Только последняя оглянулась в сторону грузовика. В голове у меня все слегка поплыло, к мозгу словно прикоснулись чуткие пальцы. Я не мог определить точные размеры тел, но они казались немногим меньше человеческих.
   Они явились не напрасно! Я со странным, сосущим ощущением понял это. Кто, кроме меня, мог быть тому причиной? В этом мире таких существ не знают. Чужаки. Иноземцы. Эфриты.
   Так я и назвал их эфритами.
   Опомнившись, я переключил передачу, отпустил сцепление и плавно выжал педаль газа. Опустил боковое стекло - погода стояла на редкость приятная, и в левую щеку ударил порыв теплого ветра без примеси выхлопов. Природа уже начала очищать себя от скверны. Я не сбрасывал скорость - мощную машину, угнанную из армейской части, слегка заносило на поворотах. Низкий звук мотора, солнечные зайчики на стенках кабины, километры пустой дороги впереди и черное кольцо руля под руками - все это сливалось в картину, впечатление от которой осталось у меня на всю жизнь.
  
   8
  
   На высоте шесть тысяч пятьсот метров, слегка изменив положение элеронов и пригасив красные глаза сопел, самолет - разведчик Миг - 25 РБС перешел в скольжение.
   Под тонкой металлической кожей по артериям трубопроводов, по венам шлангов с легким свистом текла авиационная кровь - топливо, масло и гидрожидкость.
   Аппаратура засекла одинокий объект с параметрами грузовой машины на выезде из города. По сути, командование поставило перед пилотом, майором ВВС, самую расплывчатую задачу: попытаться прояснить ситуацию внутри образовавшейся "физико - энергетической аномалии". Об опасности такого задания никто не упоминал - она подразумевалась меж сухими словами приказа. Майор, классный профессионал, давно отвык задавать вопросы, просто подчиняясь.
   Казалось, опасаться нечего, но не отпускало мучительное неудобство, крепнущее желание покинуть душевнобольной, умерщвленный район. Пилот все неотвязнее, навязчивее терзался неясным беспокойством.
   На высоте в пять тысяч ручка управления рассыпалась в его руках черным колючим порошком. Следом ветер развеял то, что было носовым обтекателем РЛС. Майор не погрузнел с годами и успел дернуть нужную ручку вовремя. Он еще взлетал из кабины вместе с креслом, когда сорок тонн умного металла в воздухе под ним обратились в пыль...
   ...Вряд ли человеческое существование ограничено пятью чувствами. Я еще странным ребенком привык к тому, что нельзя отнести к миру обычных людей, полагающих, что наше полуслепое барахтанье у берега мира и есть истина. Ультрафиолетовая и инфракрасная часть спектра, рентгеновские лучи, позднее доказательства существования торсионных полей. Все, что разворачивало новые куски бесконечно сложной и пестрой картины мира, объявлялось этими кротами, имеющими глаза и уши, в лучшем случае чушью. Или же вызывало припадки лихорадочной борьбы с ересью.
   Теперь все большее доверие вызывали у меня открывающиеся способности. Я начинал, не замечая того, полагаться на них, как птица над морем полагается на свой живой компас. За мной наблюдали сверху. Я перебросил ногу на тормоз. Выглянул. В безоблачном небе надо мной хлопковая инверсионная нить порвалась, и серебристая игла на ее конце растаяла.
   Я никогда не сумел бы отыскать парашют, если бы не "иные" способности. На траве возле бетонного виадука, невдалеке от ведущей из города трассы, растекся белый сугроб купола с темной фигуркой рядом.
   Я только коснулся плеча лежащего ничком человека, в высотном зеленом костюме и белом защитном шлеме. Под пальцами тело дрогнуло и осело курганом черной пыли. Одежда, металл и плоть - все мгновенно истаяло прахом. Порыв ветра разметал то, что осталось.
  
  
   9
  
   То немногое, что еще было мне нужно, я собирался забрать в здании физико-биологического института, завернув в Научный городок. Кое-какие приборы, материалы и документы. Мне хотелось бы разобраться со своими возможностями без помех.
   По недавно проложенному асфальту мой легко нагруженный зверь выжимал более ста километров в час. За стеклами проносился лес, березовый, светлый, потом сосновый, мрачный. Гудел ветер в кабине, когда двигатель сбрасывал обороты. Отличная машина "Урал", вот только не слишком комфортабельная. Не беда. Я всегда считал, что главное, что требуется от транспортного средства - способность самостоятельно передвигаться. Как говорил великий комбинатор: "иногда без помощи лошадей". Все остальное - от лукавого.
   Оп! Выжимая тормоз, я вывернул руль влево, на пустующую встречную полосу. Едва не выругался.
   Котенок...
   Жалкий рыже - белый комочек простерся у правого переднего колеса. Котишка дрожал и щурил блеклые синеватые глазки. Едва ли ему было больше недели.
  -- Повесить блохастую тварь, - задумчиво сказал я, стоя над брошенным паршивцем. Потом со вздохом поднял его под брюхо и усадил рядом на сиденье.
   Яркий бело - синий указатель обозначал поворот на Научный. Скоро пойдут корпуса институтов. Все нужное мне должно быть цело, ведь катастрофа прокатилась в выходной, когда там никого не было.
  -- Как же я буду тебя звать? Что "мяу"? Ухитрился же вылезти под колеса, паскудник, в такой момент. Может, ты нарочно? За хитрость тебе стоит дать особое имя. Локи! Подходяще. Нехай будешь Локи!
   Нареченный кот (проверив на натуре, я убедился, что действительно обладаю новой способностью - определять пол животного с первого взгляда) забрался ко мне под руку и заурчал. Надвигающийся Рагнарек его ничуть не беспокоил.
   Вот бетонный параллелепипед без окон высотой с пятиэтажный дом. Там один из институтов проводил эксперимент "Экос". Нечто вроде американской "Биосферы-2", так бесславно скончавшейся. Попытка создать замкнутый мирок на самообеспечении. У наших, слышал, получилось.
   Когда я свернул на подъездную дорогу, стало видно, что южная, ранее не видимая стена зияет вертикальной трещиной, из которой высовывалась черная трехпалая лапа, словно облитая черным стеклом. Поболее моего грузовика.
   Хорошо хоть, она не двигалась.
   Стеклянные двери пятиэтажного кирпичного здания лабораторий я вышиб найденной под сиденьем монтировкой. Я уже бывал здесь. Лаборатории на втором и третьем этаже. Рюкзак заполнился приборами и химикатами. Сверху, под клапан, я положил кипы документов и инструкций.
   Пнув взломанную дверь, я вынес его на лестницу. Почувствовал, что в здании кто-то есть. И "кто-то" знает о моем визите. Неприятное, облепляющее внимание и скрытая угроза, которой я не почувствовал бы, не обладай паранормальным восприятием, сейчас многократно обострившимся.
   От всяческих ненужных встреч я убрался подальше, покинув институт. На стоянке все было спокойно. Неподалеку от моего звероподобного грузовика стоял еще один автомобиль - серая люксовая "Волга" кого-то из сотрудников. Как она здесь оказалась?
   Тезка шкодливого бога сжался на сиденье взъерошенным комочком и смотрел мимо меня выкаченными глазами. Кошки - природные телепаты, вспомнил я.
   В следующий миг на мою голову обрушился удар молота, смяв и почти погасив сознание. Я выплыл из марева колющей боли с трудом - удар предназначался для обычного человека, я же сумел неосознанно защититься, но силы и энергии в атаку было вложено не меряно.
   Стена института между вторым и третьим этажами пошла трещинами. Вывалился огромный кусок кирпичной кладки, и в дыру вылезла тварь, подобной которой не видел, на свое счастье, свет Божий.
   Голова ястреба, тело льва с птичьими лапами, оканчивающимися черными лаковыми когтями. Все существо покрыто длинными палево-рыжими перьями. Превосходящее быка тушей, оно заворочало черными бельмами и вдруг с клекотом плюнуло в мою сторону. Первый плевок был неудачным, коричневая жидкость попала на крышу несчастной "Волги". Кузов тут же занялся буйным зеленоватым пламенем. Ощущая на лице жар, я уже прыгнул в кабину, отпихнув кота. Но следующий плевок растекся по асфальту перед радиатором "Урала". В зеленом огне асфальт стремительно потек, образуя воронку, куда начали проваливаться передние колеса. Хорошо, что бесовская слюна не попала на покрышки. Кабина уже поползла вперед и вниз, когда двигатель взревел, и включенная задняя передача вырвала меня из ловушки. Разворот на полной скорости, скрежет металла и дерева, когда задний борт задел стену.
   Мы вырвались, и тогда котенок, выходя из ступора, заорал и полез ко мне за пазуху.
  
   10
  
   Резину на одном переднем колесе все же пришлось менять на запасную - покрышка оплавилась. Возня с домкратом и тяжелыми колесами задержала нас до вечера. Впрочем, никто не побеспокоил перенервничавших скитальцев. До загородных вилл было довольно далеко, их строили подальше от удушливого воздуха города, а с транспортом их хозяева проблем никогда не имели. Самое подходящее место для одинокого перехожего калики. Я слышал от знакомого строителя, что иные жильцы оборудовали дома всем, необходимым для жизни, не полагаясь на ненадежную электро и водопроводную сеть с ее постоянными отключеньями. Попробуем такой найти.
   Забираясь в кабину, я глянул в боковое зеркало. Легкая небритость уже перешла в окладистую бородку. Ну и ляд с ней. Лицо обтянулось кожей и постарело. Шея грязная, над бровью ссадина - приложился о ручку двери, запрыгивая. Но больше всего мне не понравились глаза - воспаленные и неприятно сквозящие чем-то, похожие на лужицы ртути. Я моргнул, но металлический блеск не исчез. Как еще меня изменяет происходящее? Кем я проснусь завтра и чему еще научусь? Пить кровь и заедать аурой младенцев? Покорно благодарю. Я провел пальцем по своему отражению. Между ногтем и стеклом проскочила голубая вспышка, и зеркало треснуло надвое прямо в рамке.
   Путь через сумрачный город был нелегок, и я не люблю его вспоминать. Шоссе, ведущее за городскую черту. Хмурые невысокие холмы, поросшие одною травой, по обе стороны асфальта. Темнеющее небо и редкие придорожные копны. Теперь уже никому не нужные. Табличка "конец населенного пункта" пролетела мимо под рык мотора. Пара придорожных памятников с облетевшими жестяными венками. Я устроил корпуленцию поудобнее, погладил спящего рядом кота (на мне нет халата, так что резать его полу не придется) и включил магнитофон под приборной доской. Потом фары.
   Когда идет дождь, когда в глаза свет
   Проходящих мимо машин, и никого нет.
   На дорожных столбах венки, как маяки
   Прожитых лет, что ты в пути...
  
  
   Лучи фар вырывали из полутьмы придорожные столбики, бело-черные и полосатые, как хвост енота. Серая гладкая полоса бежала под бампер и извне несущийся на высоких колесах, темный грузовик с огненными "глазами" представлял, должно быть, внушительное зрелище.
   Дальний свет выхватил на середине дороги силуэт идущего человека. Вспоминая этот момент, я не понимал потом одного факта - что нисколько не был удивлен этим. Казалось, все прошедшее ушло в тень, в окружающую тьму и нет ничего удивительного в том, чтобы встретить человека в т а к о м месте. Да еще старого знакомого.
   Он обернулся, но не сошел с дороги. Я невольно должен был нажать на тормоз, чтобы не смять высокую фигуру. Память заставила меня приглядеться к нему, еще не веря и узнавая. Я не помню, как толкнул дверцу и выскочил на асфальт. Я узнал его.
   Володя...
   Владик...
   В той же рубашке в красно-черную клетку, которую он любил носить летом. В серых обтрепанных брючках и коричневых кожаных сандалиях. Так он был одет в последний день, когда я его видел.
  -- День добрый! - он всегда так здоровался. Те же синие глаза и светлые, выгоревшие волосы до плеч. Тот же прищур и улыбка - немного виноватая и мучительно знакомая.
  -- Я многое обдумал, и понимаю, что был не прав тогда. Мы глупо поступили, так насмерть разругавшись. Конечно, она того не стоила. Я поздно это понял, ослеп словно. Прости. Пожалуйста, прости.
   Сколько раз я мечтал услышать от него эти слова! Сколько раз я вспоминал нашу последнюю встречу и все то, что мы в запале прокричали друг другу! Враг врагу. Он приходил ко мне во сне, и я говорил с ним снова и снова. Такое бывает иногда. И вот он стоит передо мной, сам как он есть и протягивает мне руку. Просит прощения. И я снова испытал ту же бесконечную боль, когда вспомнил все. Как будто надвое разрывал свое сердце. Меня шатнуло.
  -- Ты умер. Сразу после нашей ссоры ты выпил, сел в машину и попал в автокатастрофу, ты слышишь! Ты умер сразу, на месте, и похоронен на кладбище этого проклятого города, что я сейчас покинул. Уходи. Уходи назад.
  -- Ты мне не веришь? Посмотри, - он расстегнул правую манжету рубашки и закатал рукав. Поднял руку, показывая мне знакомый красноватый шрам. Он появился на руке в детстве. - Ты не понял? Никакой катастрофы не было. Разбился другой человек, похожий на меня, вот и все. А я скрывался от тебя, не зная, что ты так глупо меня похоронил. Теперь я узнал, что у вас тут творится, и что ты не уезжал из города. Схватил машину и ринулся сюда, наплевав на запреты. Властям было не до меня. Но машина сломалась в паре километров дальше, и я пошел пешком. И тут ты! Представляешь? Скорее поехали отсюда в нормальный мир. Давай пять!
  -- Я видел твою... - и вот тогда я сдвинул зрение на крошечный угол в сторону от нормы. На микрон. Как в первый день светопреставления, но сдвинул уже сам, без помощи извне. Новый, неведомый и тяжелый опыт.
   Свет фар стал белым, темнота - угольно-черной, а Володя...
   Человек против меня был не похож на живого. Мертвенным, бледным сиянием светилась кожа, обтягивая пустое, безвольное лицо с мутными гнилыми глазами. Волосы свалялись в неряшливый колтун. Губы без кровинки, синеватые ногти. Все это я отчетливо видел, как и то, что на шее Владика не было серебряного нательного крестика, с которым он не расставался. Но сам он был реален и осязаем. И почти осязаемым было то, что сокращалось за его спиной. Черная, отталкивающая тень. Сгусток темнейшей тьмы, шевелящий сотканными из теней щупальцами. Тянущий их ко мне. Казалось, призрак Володи стоит на пороге туннеля, а кто-то из-за его спины манит меня туда, затягивая за грань со страшной, сокрушающей волю силой. Ноги прилипли к земле. Но руки затряслись, подчиняясь.
   Затряслись, потому что передо мной все же стоял он. Я вскинул правую. Щелчок автоматического предохранителя:
   - Стоять!
   Удар, удар, удар! Гильзы звенели на асфальте. В груди человека, которого я любил, появилась черная опаленная дыра. Одна, вторая...
   Он шел ко мне, вздрагивая от пуль. Не останавливаясь, протягивал руки. А я никак не мог пошевелить ногами.
   Левая рука поднялась на уровень лица сама по себе, могу поклясться. Взмах и рассекающий жест ребром ладони. Серебристо-белая плоскость узким языком протянулась от пальцев к идущему мертвецу. Тьма сжалась осьминогом, попавшим на острогу. Отсеченная голова взлетела в воздух и грянулась о лобовое стекло. Ни капли крови. Ноги мои отошли мгновенно. Обезглавленное тело упало под колеса, когда я заводил заглохший мотор.
   Распахивая дверцу, я выстрелом сбил с капота ужасный трофей.
   Голову Владимира.
   Родного брата.
  
   11
  
   О прошедшей ночи лучше не вспоминать.
   Утро туманное, утро седое вставало перед грузовиком. Печальных нив просто не было видно. Туман висел такой, какой я видел только однажды, в западных Саянах на перевале Художников. Ага, ни зги. Я потер глаза и поглядел снова. Как, я не могу объяснить, но туман исчез, и слегка закололо в глазах. Свет фар по-прежнему расплывался сразу перед радиатором. Это не туман исчез, это я увидел иначе! Я снова чему-то научился, испытав легкий шок. Ну, ладно. Это еще что. Боже, но скажи, что впереди?! Не место мне в обычном мире. Люди шарахаться начнут. А то и охотиться. "Одинокий волк - это круто!" Только никто не поможет волку в человечьей шкуре.
   Мой новый дом я не искал специально, просто положился на чутье парапсиха. (Пара - не пара, а все одно псих!) И оно не подвело. Вот он - двухэтажный светло - бежевый коттедж за коваными воротами, окруженный кирпичным забором. Заперто. Пришлось аккуратно таранить - бампером я с легкостью вынес засов. Вышел, обошел верную машину. Несколько царапин и помятый задний борт. Попинал новую покрышку. Жалобно мяукнул кот, и я решительно направился на крыльцо, помахивая монтировкой из кабины.
   Вот мы и дома.
  
   С тех пор прошло немало лет. Позади множество опытов над собой. Множество вылазок вглубь обезлюдевшей территории, порой смертельно опасных. Открытие все новых своих возможностей. Обустройство жизни. Мне, как ни странно, не было одиноко даже зимними вечерами. Еще был Локи. После пережитого что-то переродилось во мне, напрочь отрубив тоску по человеческому общению. Его роскошь - не для меня. Но недавно я увидел сон, в котором мне было сказано, где и когда я должен буду встретить того, кто придет. Такие были слова: "тот, кто придет". И я попрощался с хвостатым дружком, выкатил из гаража джип и направил тупой капот в сторону покинутого города.
   Вот и все.
  
  
  
  
  
  
  
  

Часть третья

ВСАДНИК НА КОНЕ БЛЕД

  

...и ад следовал за ним.

Апокалипсис св. Иоанна Богослова.

   1
  
   Тот, кто предпочел называть себя Отшельником, тихонько прикрыл дверь. Ушел. Мы не переходили на "ты" - не люблю ненужного панибратства. Я и без того верил ему - каждому слову. Рой растянулся на диване, уткнув тяжелую морду в подушку - мягко спать. Выйду-ка я на балкон, проветриться. Попробовал навык дистанционного воздействия - дверь открылась сама. Функционирую.
   Проверка аппаратуры - все исправно, но связи нет. Странные, нерегулярные лакуны, черные дыры в передаче. Анализатор - чудо инженерного искусства, в порядке и показывает норму. Электроника костюма и анализатор могут работать и отдельно, на всякий случай предусмотрено дублирование, но сильно глупеют, как глупеет бортовой комплекс истребителя, потерявшего родной АВАКС. Моя аппаратура - дальний родственник авионики, но значительно надежнее и совершеннее.
   Чувствую неким запредельным даже для перечеловека чутьем - пора собирать камни. Пора спешности, но не спешки. Отшельник обещал подготовить все необходимое и помочь с доставкой. Так он выразился. Я мягко, но непреклонно отклонил его предложениение отправиться со мною. Неизвестность в будущем, и я не могу рисковать человеческой жизнью. И так уже рискует пес.
   Увы, мы не умеем предвидеть. Этот особый талант проявляется страшно редко, и видят такие паранормы обычно сущие пустяки, не стоящие внимания. Не отмеченные то ли даром, то ли проклятием в нашей службе тишком зовут нас "ублюдки". Те немногие, кто знает о наших делах, с почтением говорят о "призраках". Но мы не любим ни того, ни другого имени. Мы зовем себя паранормами.
   Погода испортилась, небо стало низким от облаков и обрело свинцовый оттенок. Неприятно. Нам это не помешает, но я с детства люблю солнце. Особенно вечернее. Как Карлос Кастанеда, я - человек заката.
   Высокая некошеная трава простиралась за оградой до горизонта. Дом был последним по улочке загородного поселка. Я вспомнил, по невольной ассоциации, схожий день. Поток воздуха гнал по полю травяные волны и свистел в уши...
   ...Ветер гнал по полю травяные волны и свистел в уши. Бескрайнее море увядшей, но еще зеленой травы колыхалось по обе стороны рельсового пути. По рельсам двигался тепловоз. Синий с желтыми полосами, довольно грязный. Высокий и лобастый, он не издавал звуков, кроме размеренных ударов колес на стыках.
   За тепловозом по мазутным шпалам шагал человек. Маленькая фигурка в темном. Развевались на ветру длинные рыжие волосы, он шел спокойно, чуть вразвалку. Только сместив спектр зрения, я мог видеть, как толстые синеватые жгуты молний проскальзывают от его груди к локомотиву. Человек был занят. Он толкал тепловоз.
   Я открыто сидел на скошенной лобовой броне одного из трех бронетранспортеров поодаль от ветки. Одна командирская и две строевые машины были прямо-таки утыканы щетиной нештатных антенн и молниеотводов. За машинами тянулись цепи - сбрасыватели электричества. Я спиной ощущал оторопь сидящих за бронестеклом. Почти всем им это было в новинку.
   Прозвучал неслышный радиоприказ, и колеса тепловоза остановились. Человек в черном остановился, потом вскинул руки ладонями от себя. С диким скрежетом, высекая искры, тепловоз пополз по рельсам. На колесах, намертво схваченных тормозными колодками.
   Из травы перед острым носом броневика вылетел ярко-голубой шарик молнии. Закружился над штыревой антенной, рассыпая мелкие белые искры. Подлетел ко мне и повис над ладонью. Внезапно уколол в палец шерстинкой...
   ...Я едва не ругнулся матом. Отмахнулся, как от комара. Шарик отлетел за перила и запульсировал обиженно. Воздух полон грозового электричества, вот и липнет всякая дрянь. Пора уходить с балкона, а то вон проснулся Рой. Время, время, нельзя загоститься, надо одеваться да идти вниз. Ибо что касается до рогов, то они трубят, не так ли?
  
  
  
  
  
  
   2
  
   Подвальный гараж был огромен. Настоящий ангар, где впору разместить дирижабль "Гинденбург", но только несколько автомобилей сиротливо стояли по местам. Свет лился из трубок на потолке на высоте пяти метров. Я прошел мимо "Феррари" триста пятидесятой модели, ярко-желтого, напомнившего лютик на сером бетоне. Вкусы у прежнего хозяина гаража были аристократические и дорогостоящие. Отшельника я нашел за военным "Уралом", нелепо громоздящимся в центре гаража. Он перебирал инструменты на длинном столе. Рой неслышно выскользнул у меня из-за ног, но садиться на бетонный пол не стал. Неловким движением локтя коллега сбил на пол банку с винтиками. Она покатилась с грохотом, рассыпая содержимое.
   - Ах, ты... - банка перевернулась на попа. Винтики попрыгали в нее, и банка взлетела в подставленную руку Отшельника. Я шевельнул бровью - из банки вылетел нужный винт и точно вошел в отверстие на детали.
  -- Спасибо, - без тени иронии поблагодарил Отшельник.
  -- Не за что. Меня очень заинтересовал тот момент, когда вы без подготовки воспользовались "ангельским мечом". Это очень высокий уровень. Хотелось бы мне работать с вами после... После этого.
  -- Я подумаю. Вы сказали "ангельский меч"?
  -- Терминология старая, историческая. Зачем ее менять? Не будешь же говорить "воздействие номер два"?
  -- В точности. Локи, старый прохвост! Иди сюда!
   Крупный бело-рыжий кот, однако, не подошел. Я чуть коснулся его маленького неразвитого мозга. Кот был встревожен, от него исходили колющие мне виски токи беспокойства, видимые как красноватые, прозрачные волны. Он опасался не собаки: он что-то видел в ближайшем будущем. Кошки - не люди, у пушистых сенситивов неплохо развиты провидческие способности, но они не способны сосредоточиться на отдаленном будущем. Только ближайшее. Многие кошки в годы войн спасали своих хозяев от падения бомбы или снаряда, вовремя подняв панику. Англичане во время Второй мировой даже учредили для них медаль с надписью: "Мы тоже служим Родине".
   Рой недовольно фыркнул. Он с детства не обижал кошек, но почитал их неизмеримо низшей расой.
  -- Дружок, ты не прав. Кошки ничуть не дурнее собачьего рода, к тому же гораздо чище.
  -- Я же не собака.
  -- Верно. Но не стоит учиться у людей расизму. Вспомни Гийома.
   Рой понурился. Я ощутил болезненный укол совести за то, что напомнил. Гийом был единственным, кого гордый пес признал в Арнхейме равным себе. Не сразу, но они подружились.
   Мы не убиваем - это один из главных принципов работы паранорма. Мы редко носим оружие. Есть другие способы обезвредить противника. Только острая необходимость, угроза жизни может оправдать убийство. За время существования нашего ордена такое случалось только дважды. К счастью, не со мной. "Не убий" - намертво впечатано в сознание как бывших людей, так и их боевых товарищей.
   Есть и еще один негласный принцип - когда нужно пройти ад, первым туда идет зверь. Потом его партнер. Не хозяин - партнер. В бою оба имеют равное право принимать решения, поэтому так важна идеальная сработанность пары. Юзеф и Гийом были дороги не только Рою, но и мне тоже...
   ... - Артем, Орловский учебный центр! - представился молодой мускулистый брюнет в синем тренировочном костюме и кроссовках - форма одежды была здесь самой вольной.
   Его проводник в сером комбинезоне со множеством карманов и желтенькой бейсболке с надписью "Эй-би-си" покачал бритой головой.
   - Мы должны испытать тебя. Я приведу Юзека с Гийомом, те тебя пощупают. Только сначала переоденься и возьми оружие.
   ... Стоя на зеленом полу тренировочного зала, освещенного единственной серной лампой под потолком, Артем, бывший спецназовец, независимо насвистывал. На нем был полный комплект защитного снаряжения номер три, включающий легкий кевларовый бронежилет и шлем. В руках парень умело, цепко держал "Штейр" АУГ с лазерной насадкой - оружие современное, удобное в ближнем бою на ограниченном пространстве.
  -- Вы должны будете выдержать раунд с моим воспитанником. На нем укреплены датчики, реагирующие на излучение, испускаемое насадкой вашего оружия при холостом выстреле, - это произнес высокий кудрявый блондин с холодными голубыми глазами, облаченный в безукоризненный серый костюм-тройку. Не изменяя бесстрастного выражения на узком лице, он жестом холеной руки пригласил спарринг-партнера человека.
   В центр зала вышел роскошный черно-бурый кот в серебристой курточке. Воззрился безднами серых глаз со щелками зрачков. Кот был громаден, но на мощном теле не угадывалось и капли жира.
  -- Артем, это Гийом. Гийом, это Артем. - По губам франта скользнула улыбка, быстрая, почти незаметная. - Артем, скажите, когда будете готовы.
  -- Всего только кошка? - спецназовец не скрывал презрительного удивления. - Ну, кыся! Начинаем!
   Темная полоса истаяла в воздухе. Артем смог огрызнуться очередью один раз, принимая защитную стойку. Не успел. Пушечное ядро ударило его в грудь, сбило на пол, раздирая одежду.
   Он уже лежал навзничь без шлема, над лицом нависало тело кота. Когтистая лапа лежала на сонной артерии.
   - Сдаюсь... - шепнул Артем. Проклятый кот заурчал, подбежал к белокурому напарнику и взлетел к тому на плечо. Лизнул свою манишку.
   - Гийом работал только на физическом уровне. Примени он энергетические способности, Вас, боюсь, пришлось бы собирать в совочек.
   Кот распушил шерсть. С хвоста сорвалась оранжевая молния и с треском врезалась в пол у туфель этого...человека. В зеленом пластиковом покрытии осталась дыра с оплавленными краями...
   ...Гийом погиб в прошлом апреле. Паранормы тоже иногда умирают.
   На Памятной стене нашего "Феникса" появился серебряный медальон с глубоко выбитой надписью: "Погиб за человека". Эта надпись встречается в ряду серебряных медальонов очень часто. Люди же слишком любят жить.
  -- Связи у меня нет. Невозможно определить, отчего идут помехи. Ваш кот что-то предчувствует, волнуется.
  -- Знаю и потому тревожусь за вас обоих. Пойдемте, покажу мою коллекцию. Что-нибудь прихватите.
   Мы вошли в небольшую дверь в углу подземного гаража. Вот тут он меня удивил. Все внутреннее пространство немаленькой комнаты было завалено, увешано, уставлено оружием. В углу стоял даже миномет.
  -- Собрал это частью во время поездок, частью нашел в доме. Хозяин был несколько... э-э, нетипичный. Оригинал.
  -- Просто любил оружие. - Я погладил трубу переносного ЗРК "Игла-С". - Нет, спасибо. Ничего здесь мне не нужно. Я - так, как нибудь... Вы говорили о дороге ведь?
  -- Да, о дороге дальше. Я дал бы вам грузовик оружия, но дело не в том...
  
   3
  
   Растительность вокруг четко делилась на две части. Поперек дороги словно проходила черта, до которой - окрестная трава зеленела, после - была сухой и желтой.
   Со скрипом откинут задний борт. Мы выкатили из кузова заслуженного "Урала" новый серебристый мотоцикл. Право, БМВ К-100 - одна из лучших машин этого класса. Проверка двигателя - погонять на холостых оборотах. Прочно ли держится вьюк на багажнике? Фара, которая мне не нужна - выручит инфраприбор. Видеть без прибора ночью я смогу, но это - крайне утомительное удовольствие, лучше поберечь силы.
   Я молча пожал руку нежданного друга - жесткую и горячую руку. Прощаемся навсегда, на всякий случай. Подсадил шнауцера на бензобак впереди себя. Постреливал выхлоп, вздрагивали красные стрелки приборов, стальной зверь дрожал под седлом. Я поправил зеркальце, вывернул газ и крикнул, оглядываясь на Отшельника:
  -- Да здравствует Черт Таннер! Уху-у!
   Бородач улыбнулся - он помнил. Вскинул руку с оттопыренным пальцем. Я уже не разобрал, каким - большим или средним.
   Я только забыл попрощаться с Локи...
  
   Ах, как хорошо! Ах, как весело! Нестись серебряной пулей по гладкой, отлично ухоженной трассе. Я подставлял лицо ветру. Я щурил глаза от удовольствия, махом загибая повороты. Гулкий рев за спиной, свист вспоротого воздуха. БМВ был превосходен, он шел сам, я только указывал, куда. Лепота, кайф! За спиной - обманутая гибель, впереди - вероятная. Но этот путь - наш! Мое саттори. Аригото, Зона, за добрый путь.
   Торможу. Поставил одну ногу на землю, скованную асфальтом. На табличке впереди чуть ниже названия населенного пункта было нацарапано "Калинов мост". Отшельник. Его привет. Слезай, четвероногий друг, приехали. Кстати, кто этот первый друг мужчины? Правильно - диван!
   Рой поймал мою мысль, и обиженно встряхнулся. Он не всегда понимал человеческий юмор.
   Обычный бетонный мост в один пролет над быстрой, неширокой рекой. Вода и на вид холодная - лето на исходе. На середине стоит грузовичок, "Газель", кажется, он назывался. Плохо помню старые марки машин. Но если приглядеться иначе, то ясность исчезает. Мост странно колеблется, мерцает, и вода под ним играет цветными огоньками. Что-то окутывает переправу.
  -- Эх, переправа, переправа, берег левый, берег правый...- я слез с мотоцикла и, как говорил Отшельник, покатил его рядом. "Я так и ходил, и прорвался, но человек на мотоцикле сильно рискует".
   Асфальт на мосту напоминал масло. Ботинки уходили по щиколотку, как в перину, а колеса продавливали глубокую рытвину. Минуты через две следы разглаживались. Толкать было тяжело, как в трясине. Рою было лучше всего, он уже проскакал на легких лапах и ждал нас с мотоциклом впереди.
   "К берегам не подходите, только мост почти безопасен". Спасибо, брат, не подойдем. Грузовичок в пятнах ржавчины, оказывается, ушел в мост по самые оси колес и застрял навечно. Я вытащил из наколенного кармана гайку с завязанной тряпочкой. Что делать, если писатели правы - самый подходящий снаряд. Бросил за перила, проследил взглядом.
   Полыхнуло от реки так, словно там тек напалм. Гайка растворилась в огненном клубке, не долетев до воды. Под мостом зашипело, как в чайнике. Я уже был на трассе, подальше от подлой жижи. Огнь-река. Сказка сказывается, дело делается, катись, Колобок, дальше, Горыныч заждался.
  
  -- Невкусно! - пес брезгливо доел с моей ладони крошки тушенки из подаренных запасов. Облизал усы, сел на хвост и зачесался шумно, вызывающе.
  -- Нет у тебя блох, не актерствуй. Не думай о чреве, думай о высоком, - наставительно заметил я. - Если поймешь, что сансара-нирвана, то всяка печаль пройдет. Брюхо отрастить хочешь? Позор на твою седую бороду, растленное создание.
   На берегу ручья с пригодной для питья водой усталому заду так хорошо сиделось. Мотоцикл стоял поодаль, поблескивая, укоризненно глядя на нас фарой. Отшельник не поскупился. Шашлычок бы и бутылку, нет, две бутылки "Саперави". Я предпочел бы кавказские вина французским опивкам. Рою, пожалуй, сырую грудинку.
  -- Думай о высоком! Не о погоне за гнусной жратвой. - Уел, так уел, телепат.
  -- Подожми хвост, буль терьерский!
  -- Не могу. Нечего. В детстве лишили!
  -- Ну и бесхвостый.
  -- Сам такой. - Опять ведь уел, нечего сказать!
  
  
   Мне не нравилась эта пакость. Дико раздражала. Я о черной туче на горизонте при ясном небе. Там, куда мы едем, клубится облако просто космической тьмы. Собралось оно, пока мы перекусывали, неизвестно откуда и теперь размерами, если не врет перспектива, было с Эльбрус, каким его видно от подножия. Солнце вроде бы поблекло, не греет, словно в час неполного затмения. Вокруг те же поля, желтые, совсем сухие. И это в августе! Ну, туча как туча, здесь и не такое видели. Но я все не заводил двигатель, только сжимал рифленую черную рукоятку газа. На бело-голубой значок на бензобаке шлепнулась капля, и я стер ее пальцем. Холодная. Дождик, дождик, пуще. Рой стоял на асфальте у переднего колеса и смотрел, смотрел...
   Туча словно сделала прыжок, и оказалась много ближе к нам. Теперь она закрывала полнеба, уходя на безумную высоту, и была по-настоящему страшной.
   Черный вихрь был осязаем, состоя из чего-то материального, словно вулканический пепел, и бешено вращался. Разворачиваемся, пока не поздно - одна надежда, что река его остановит.
   Поздно. Я это понял, когда посмотрел вторым зрением, тем, что не для всех. И благо, что не для всех. Потому что на нас неслась знакомая уже, но черная туманная фигура на антрацитовом коне. Вот он был виден превосходно, до пряжек старинной черной сбруи с серебряной насечкой. Глаза коня казались провалами на оскаленной морде, но полными осязаемой мощи и дикой ярости.
   Предмет в руке Всадника оказался двумя серебряными чашами на коромысле. Жалобный стон на незнакомом языке пронзил уши, и я знал, какие слова в нем звучали.
   Поздно терзать стартер - конь был уже в метрах от нас. Четырехполосная трасса казалась под ним узенькой тропкой.
   Поздно собирать силы для отпора, если бы я даже смог Ему повредить. Разгоняя реакцию до сверхчеловеческой, я оттолкнулся от руля, ухватил пса под брюхо и швырнул его на обочину. Взлетел сам, толкая ногой седло. Переворачиваясь в полете, увидел зубы коня, на страшной высоте грызущего удила. Перекатился, глуша боль.
   Копыто ударило по мотоциклу, как бьет паровой молот. С хрустом рама сплющилась, лопнула фара, и в стороны полетели обломки. Черный Всадник убил моего стального зверя.
   Он не обратил внимания на жалкие фигурки у ног коня. Удаляясь и уменьшаясь в размерах, Третий оставался громадным.
   Он явно спешил.
  
   4
  
   Я получил ответ, но не тот, какого ожидал. Через спутник не пришел обычный сжатый пакет инструкций. Со мной установил прямую связь шеф. Какая честь! Но внимание начальства, как известно, всегда не к добру.
   - Боюсь, у нас дурные новости. В старухе-Европе, в Штатах, в Азии прямо-таки взрыв агрессии. Совершено несколько крупных терактов в Вашингтоне, Лос-Анжелесе, Лондоне, Париже, Токио, Гонконге. Все разом, как обвал. Следов исполнителей пока нет, но жертвы и разрушения колоссальны. Все почти как в две тысячи первом, когда пришлось массированно вмешаться. Мы уже думали, что хуже, чем тогда, быть не может.
   Международные дрязги растут, как на дрожжах, мы не можем понять в чем дело, но они скоро вцепятся друг другу в глотки. В Германии, Швеции, Китае мобилизация. Во Франции, Мексике, Турции, Латвии ввели военное положение. Швейцария привела армию в боеготовность - они сотни лет не воевали! В Штатах паника, закрыли границы. Доллар играет в салочки с евро. Нет сведений из Северной Кореи, но, похоже, Южная уже обороняется. В Италии мятеж, в Ливии мятеж, в Греции восстание, в Ираке к власти вернулся дряхлый Хусейн. Югославия снова в огне - по Косово бьют "Смерчи". НАТО рассыпается на глазах, да и пес с ним, но союзники угрожают друг другу атомным оружием. Уже потоплен итальянский авианосец "Гарибальди" - неизвестно кем. У вас в России пока тихо, но президент спит на кнопке.
   И мы даже не знаем - куда кинуться. Я верующий человек, вот поэтому я связался с тобой, понимаешь?
  -- Да, - выговорил я, - понимаю. Красный Всадник Апокалипсиса. Пора пришла, - и ни к месту добавил, - все-таки Чернобыль - звезда Полынь. Дрянь такая.
  -- Найди место их появления! Миром заклинаю, твоим миром! Мы ведь еще можем их остановить.
  -- Не знаю. Не уверен. И все равно я не могу арестовать того, кто их послал. У меня, как бы это сказать, не хватит полномочий.
  -- Прости, я сорвался. - Впервые он, отличавшийся безукоризненной вежливостью, сказал мне "ты".
   - Мы попробуем. Просто попытаемся. Но на вас уже пало еще кое-что.
  -- О чем ты...
  -- Голод! - Сказал я, не дослушав. И отключился.
  
  
  
  
  
   5
  
   Ров пугал. Действительно, рваная рана на теле земли шириной метров триста и глубиной едва ли не в километр производила несказанное впечатление. Края рва терялись в туманной дали, слегка загибаясь - похоже, что он окружал нечто в центре Зоны сплошным кольцом. Дно глубоко внизу было гладким, словно поработала монструозная дисковая фреза. Стены рва казались отполированными, кое-где из них выступали камни, обнаженные корни деревьев, кронами висящих над пропастью. Высохшая, мертвая трава по обе стороны да редкий чахлый кустарник. И неизвестно куда пропали извлеченные тонны земли.
   Но такие препятствия проблемы и не должны были создавать.
   Я вытянул правую руку, отыскав на противоположной стороне подходящее место. Маленькое устройство на запястье выбросило вперед тончайшую сине-зеленую нить. Крошечный шарик капсулы на ее конце намертво приклеился к скале, выступившей из гладкой стены рва. Такой же шарик закрепил мой конец нити-троса на этой стороне. Материя, способная выдернуть столетний дуб с корнем, слегка подрагивала, почти незаметная в воздухе. Активируясь, раскрылся плечевой захват лебедки, с легким звоном на нем загорелась красная пиктограмма - рука в перчатке. Взявшийся за нить голой рукой рискует остаться без пальцев. Достав из локтевого кармана и натянув тонкие коричневые с черным спецперчатки, я помог Рою забраться себе на спину. Захлестнул его лямкой и пристегнул к подвесной системе. Я осторожно спустился на небольшой скальный выступ над пропастью. Ухватил и приложил натянутую нить к плечу - щелкнул захват, загорелась зеленая стрелка. Перекрестился. Рой завозился позади.
  -- Береги голову! Гоп!
  
  
   Нить осталась висеть над бездной последним лучом спасения. Тонкая и неразрывная, вечная бриллиантовая дорога. Мусульманское чистилище - мост над Джаханнемом - вот что она мне напомнила
   - Ты меня огорчаешь такими ассоциациями, - вмешался шнауцер. Поджал лапы и принялся кататься, ломая сухие травинки. - Отвлекись, пессимист! Жизнь прекрасна и удивительна! Смотри, сколько прошли! Изя нас ждет, Ольга ждет, Олаф ждет, ребята. Даже шеф, старая перечница, и то извелся. Юзеф иззавидовался, что ты здесь, а он кукует там. Запалим их конюшню и вернемся.
  -- Ты правда конюшенный пинчер. Ладно, палить будешь ты. Я зарядился бодростью как батарейка.
  -- К Отшельнику съездим?
  -- Если не прогонит. Он не одиночка по натуре, просто психика устойчива к отсутствию общения. Плюс богатый внутренний мир и скромные желания.
  -- Не прогонит, он как ты.
  -- Набиваешься на комплимент в стиле "Яблочко от яблоньки?"
  -- Ja, posten, naturlich!
  -- Немецкой овчаркой тебе бы быть. Сохраним ему дом, если люди вернутся. Завербуем.
  -- Гав! Брависсимо! Шнауцер, кстати, порода немецкая, герр Штирлиц.
  -- Остри, остри, самоучка. Он наш сверхчеловек, только этого не знает. Придет, никуда не денется.
   Костюм -"хамелеон" был желтым, как трава окрест. Я вытащил из встроенных ножен на поясе универсальный нож, покрутил в воздухе вороненое, красивое лезвие. Похоже на птичье крыло. Еще один, метательный, закреплен на голени. Понадобятся, не понадобятся? Очень надеюсь, нет. Очень может быть, да.
  
   Нет ничего лучше, чем после дня пути вытянуться на привале под вечер. Жаль, костер разводить не стоит. Вызвездило в темных, чуть растушеванных черно-сиреневыми облачками небесах просто безумно красиво. Вон Полярная - торчит, как гвоздь в стенке, как ось, на которой вращается звездный купол. Вот Млечный путь - дорога Егда и Конда, братьев-богатырей удэгейцев.
   Ты будешь жить там!
   Я буду жить здесь!
   Ты будешь строить семейный храм,
   А я буду пить вино...
   Насвистываю "Крематорий" я, только прибывая не в духе, и Рой это знает. Знает и то, что меня в такие моменты лучше не беспокоить, но сейчас он все же привалился боком, подключился к моей голове и начал прокачивать энергетические орбиты, успокаивая и вытягивая сплин. Мысль его укоряла:
  -- Короче, русская хандра им овладела понемногу. Былое и думы. Крепись. Опять это все ворочаешь? Ясумэ, атама! И это пройдет...
  -- Хай! Стараюсь, кицуне!
  -- Сам ты вервольф. Хорошо, что она ушла. - В который раз пес убеждал в том, что я и сам понимал. - Для тебя так гораздо лучше, вспомни те дни. Мы же умеем чувствовать, так вот - она тебя ни в чем не стоила и не ставила в грош. А потом начала бояться твоей силы. Плюнь, лучше съездим в Сорренто зимой. Помнишь, как мы в гостинице...
  -- Помню, волчий хвост. Им пришлось делать ремонт. Плюю уже, плюю. Все я понимаю, сам колдун. Все равно, мерзость...
  -- Если понимаешь, парень, тогда не скули. А ремонт - правильно. Не надо было собакам хамить. Я еще брюки портье не описал - пожалел прачку.
  -- Как волк кобылу. Просто: "И встать я не встаю, и спать не спится, и так проходит ночь, и утро настает...
  -- ...Все говорят "весна", а дождь все льется, и я с тоской смотрю, как он идет... Аривара Нарихира, девятый век. Не накаркать бы, дождь нам ни к чему. Спи, брюхоногий, я постерегу до полуночи.
  -- И пластинчатожаберный... - это я пробормотал, уже засыпая.
  
  
  
  
  
   6
  
   Рой накаркал - утро нас встретило мелким и редким дождичком. Были сборы недолги - оставалось совсем немного, не более дня пути.
   Корреспондента, побывавшего в британской САС, поразила свобода жизни ее бойцов. Вольное, дружеское общение командиров и подчиненных, волосы до плеч, если хочется, беспорядок в казармах - дикость для тупой армейской дисциплины. Но САС и по сей день - образец для частей спецназначения.
   В нашей неофициальной, непризнанной, несуществующей организации порядки еще похлеще. Дело даже не в полной добровольности участников. Заставить сделать противное совести и человека не всегда возможно, что же говорить о магах? Об экзотах, способных читать мысли и убивать взглядом? Да, нам приходится научиться и этому. Конечно, для испытаний берут смертельно больных животных, но урок этот страшен и запоминается навсегда.
   "Не убий!" - неужели человеку вечно быть Каином, хотя бы себе подобным?!
  
   "...Канада - скот массово поражен сибирской язвой...
   ...Китай охвачен пока неидентифицированной эпидемией среди животных, деревни завалены их трупами. Крестьяне уже начинают голодать. Правительство КНР...
   ...В Англии участились случаи бешенства у коров, премьер-министр заявляет, что вскоре стране понадобится экономическая помощь европейского сообщества...
   ...Страны Азии подверглись невиданному доселе нашествию саранчи. Есть сведения о населенных пунктах, где все живое буквально задохнулось под ее тяжестью. Генеральный секретарь ООН...
   ...Новый вирус Эбола-Уганда поражает, к счастью, только животных и неопасен для человека, но эпизоотия разрастается до чудовищных размеров...
   ...Ученые пока не могут сказать, чем вызвано поражение сотен тысяч гектаров пшеницы на юге Соединенных Штатов, возможно..."
   Новости я ловил со спутника. Если отбросить оптимистическую шелуху, приговор экспертов был категоричен - всемирный голод уже в нынешнем году.
   Мы еще долго молчали.
  
   Конец пути, как конец великого начинания, выглядел оскорбительно обыденно. Как тут не вспомнить сетование принца Датского - за невысоким кольцевым валом открывалась взгляду исполинская чаша, стадион или кратер от неведомого метеора. Трава на дне сочно зеленела, и ей не было дела до высохших просторов вокруг. Мимикридный костюм словно пророс, как весенняя клумба, принимая окраску фона. Точно посередине чаши почву разрывал звездообразный провал, подобно следу от пули в стекле. Похоже на логово муравьиного льва, такое безобидное и тихое. Плох тот муравей, что поверит благостности песчаной ямки. Этот муравей уже не расскажет в муравейнике о маленькой ошибке.
  -- Ничего. Здесь вообще ничего, но в глубине хранится что-то скверное. И... с юго-запада подлетает группа объектов. С десяток. Параметры не птиц. Леший разберет, что они такое.
  -- Орлы, Ройша, орлы летят... Нам негде прятаться - голая степь кругом. Падаем и ждем, может, и не по наши души.
   Черные точки оказались крылатыми силуэтами. Ниже, ниже. Они сели метрах в двадцати от нас и вблизи стали - один к одному - такими же, как то существо, что мы проводили в страну вечной жизни. (Это если у них есть душа). Желтые глаза на нас не глядели, только в землю. Лежать было глупо, и я встал, отряхнув колени.
   Птеролюди (как их еще назовешь?) безмолвно посовещались, и переднее, выступив из группы, коснулось меня (только меня, Роя они проигнорировали) сверхчувственным щупом. Контакт разумов - давление во лбу и звон в ушах, мгновенное ощущение морского ветра и соли на коже, но только мельком, размыто. И два импульса - приказа:
  -- Уходи сразу!
  -- Объяснитесь. Скажите о себе. Вам...
  -- Сразу прочь!
   Ни ответа, ни привета больше. Стая снялась, синхронно хлопнув крыльями, и унеслась на северо-восток. Аудиенция окончена. Меня хотя бы удостоили связной фразой, не как бродягу Отшельника. Марсианские крысосуслики.
  -- Не марсиане это, сам знаешь, напарник.
  -- Скушает мышка летучую кошку, как думаешь, курцхаар?
  -- Вот курцхааром не оскорбляй, не надо, они хуже половой щетки. Летучие, голые и бесхвостые кошки - на такую гадость ни одна мышка не польстится. Подавится. Но они угрожают...
  -- Они предупреждают, Рой, так точнее. Эфриты, гули, акаана - но я бы отнесся всерьез.
  -- Я тоже. Я острю от нервов.
  -- У тебя нервы легированной стали. Бестия ты моя нержавеющая.
  -- Так-то лучше, гоминоид.
  -- Амерантропоид, к вашим услугам. Он же яванский большеног.
   Мы и правда острили от нервов. Спускаться не хотелось. Ох, как не хотелось спускаться...
   Иногда я думаю, а что, если бы мы всегда слушались инстинкта самосохранения? Низменного и спасительного? Глупостей совершали бы меньше, предательств - больше. Нормального-то на подвиг не потянет, от хорошей жизни не полетишь, вот мы - ненормальные. Аве, цезарь... Готовимся к спуску!
  
   7
  
   После тонкой земляной прослойки, переплетенной с корнями трав, пошла сплошная скала. Какова должна быть та сила, которая пробила эту трещину? Рой остался наверху, мне и одному было узковато, взять на спину бесполезного здесь пса было бы нелепо.
   Инфравизор плотно охватывал лоб, давая четкую картину, какой позавидовал бы Данте в своем путешествии. Правда, у меня не было проводника - Вергилий здесь очень бы пригодился. Вот только ему пришлось бы висеть в воздухе, пока я спускаюсь. Я походил на паука на паутинке - микролебедка исправно тянула полупрозрачную нить. Время от времени приходилось отталкиваться от неровностей стен расселины.
   Я бывал в горах, но такая подземная скальная теснина без дна привычна спелеологу, а не альпинисту. Клаустрофобию, как и агорафобию, я могу представить только умозрительно, от природы я лишен этих страхов. Но давление тысяч тонн камня и мысль, что закрыться этот проход может совершенно неожиданно - редкостно неприятные ощущения. Хорошо, что было сухо.
   Через пятьдесят метров (счетчик на плече высветил 52,4) нескользящие полимерные подошвы коснулись камня. Трещина заворачивала и превращалась в расширяющийся сводчатый туннель. Как это так получилось? Нить я закрепил внизу. Теперь добраться до верха можно быстро. Ножи на месте, приборы молчат. Воздух холодный, но сухой и слегка ерошит волосы его поток из туннеля. Жилет сильно полегчал с тех пор, как нас высадили во чистом поле. Я уже не чувствовал Роя - так и должно быть под таким прессом породы.
   Глубже, глубже - проход медленно опускался. Почти два километра туннеля уходило в глубь земли. Потом он расширился и я ощутил присутствие так, как если бы в ночных джунглях руки коснулась змея. Впереди было нечто. Я не мог бы сказать вернее - нечто такое... Не боль, не страх, а некое инфернальное истязание. Мука бессветная и беспросветная ненависть. Отвращение гада к солнцу. Боль лисы, отгрызающей попавшую в капкан лапу и страдание погребенных заживо - я не могу этого описать иначе. Мне тяжкого труда стоило пригасить восприятие этого, не убежать наверх, к солнцу. Я словно потерял часть себя в этом океане инфрафизического гавваха Даниила Андреева. Мира и света разума здесь не было, и не могло бы быть. Чистые и радостные воспоминания сворачивались, как листья в заморозок. Здесь не могло быть любви и красоты. Не могло быть творчества и сострадания. Милосердие не посещало этого места. Но и тьмы кромешной здесь не было тоже.
   Тоннель окончился.
   Я стоял на узком выступе между небом и землей. Между тем, что здесь заменяло землю и небо.
   Невообразимо огромная пещера замыкалась каменным сводчатым куполом, до высшей точки которого было не менее полутора километров. Собор святого Петра показался бы жалкой шкатулкой перед этой жуткой пародией на святой храм. Кое-где на своде мигали красные и желтые огоньки, но не праздничное настроение создавали они. Здесь было теплее, чем наверху. Легкие першило от сухости воздуха, словно смешанного с запахом нагретой канифоли.
   Внизу, под моей площадкой, пещера уходила вниз ступенчатой воронкой, какие оставляет человечество, добывая алмазы. Ниже, ниже - я изменял свойства зрения, снимал прибор, но вместо дна видел бордовую, оживленную тьму. То сочащееся багряным тусклым светом место, что показало мне неведомое существо - вот оно. Подо мной. И я понял, что описывал несчастный Данте, пытаясь избавиться от ужаса пережитого.
   Потому что ярусы не были пусты.
   Вокруг маленьких, но бесспорно человеческих обнаженных фигур хлопотали существа, подобные бесплотным теням. Электронный бинокль приблизил происходящее, очистив от наслоений тьмы.
   Люди действительно были людьми - обнаженные, нелепо вытянутые или скрученные тела. Неподвижные и бешено вертящиеся на месте, так что глаз не успевал уследить за ними. Но те, кто мельтешил рядом...
   Этим существам я бы бесповоротно отказал в праве на жизнь. Отвратительные полупрозрачные создания, сплошь из шипов и когтей, покрытые чешуей или слизью. Рогатые и хвостатые, крылатые и членистоногие. Похожие на скорпионов и козлов, и, что гнуснее всего, на людей. Размерами от собаки до лошади. То, что я видел, не было их истинным обликом, скорее, так понимал их мой бедный разум. Боюсь, узрей я их в их иномирной реальности, и мой рассудок мог бы не выдержать. Безумный Гойя сломал бы карандаш, не умея изобразить их всех. И от них исходили волны такой мерзостной ненависти, такого нечестия, что меня вновь замутило. Все они были заняты чем-то, чего я не мог разглядеть, но отчего облако страданий голых людей почти ощутимо клубилось под куполом.
   Откуда-то справа на меня вылетела огромная, красная летучая мышь с длинной шерстью и песьей, слюнявой головой. Не дав ей секунды для атаки, я метнул нож из наголенных ножен. Титаново - стальное лезвие вошло в грудь, и тварь провалилась вниз, в адову бездну подо мной.
   То, что бурлило внизу геенского котла, готово было вырваться вверх, расколоть каменную крышку и вылиться в мир. Мой мир. Я чувствовал это так же ясно, как спертость вонючего воздуха вокруг. Как то, что ни минуты более я не останусь здесь. Адские бездны - не для человека, но только для демонов. Так говорил Тот, Кому я верю.
  
   8
  
  -- Это настоящая Гашшарва! Инферно! Я просто не вижу другого выхода. Гнойная язва на теле Земли, и язва вот-вот прорвется. Всадник на коне блед уже...
  -- ...И ад следовал за ним. Ясно. Сколько вам нужно времени на уход?
  -- Сутки, не меньше.
  -- Идите на точку тридцать два, оттуда вас заберут. Через сорок два часа. Ребята выдержат, только доберитесь, мальчики.
  -- Не стоит рисковать людьми ради двух...
  -- Ради ваших жизней? Ваше задание выполнено, извольте подчиняться, и не вздумайте задерживать там спецназ.
   "Извольте подчиняться" - значит, приказ свой он не отменит. Не надо было и пытаться разубеждать. Доказывать, что рисковать эвакуационной командой не следует. "Отец родной" - я скрипнул зубами.
   И только через минуту до меня дошло - шеф назвал нас "мальчики"... впервые. "Мальчик" подслушал разговор и собирался в дорогу, разминая лапы.
   Мы недалеко отошли, когда в предзакатном небе раскатилось, побежало по земле и под землей громыхание, слившееся в гулкий рокот. Дрогнула земная кора. Поддала под подошвы, но гораздо сильнее, чем на бешеной дороге. Мы удержались на ногах. Воздух запах горелым сеном и еще запахом, который я не мог бы определить. Когда-то мне довелось случайно понюхать совершенно сгнивший цуккини. Что-то подобное той невообразимой мерзости, впервые испытанной тогда, коснулось ноздрей сейчас. Рой, бедняга, зафыркал, закашлялся. Я нашарил в кармане дыхательные фильтры, вставил в ноздри ему и себе. Стало легче.
   Холодная сухая дрожь, какая колотит меня при сильном волнении, заставила обернуться. Издалека, со стороны проклятого кратера, под гром всемирной канонады, на нас надвигалась верховая фигура. Ростом под облака. Теперь совсем близко. Теперь уже можно разглядеть.
   ... Костяк лошади, в котором каждая косточка была на своем месте и двигалась в такт галопу. И человеческий скелет, правящий без седла и узды, в костяных пальцах правой руки сжимающий длинное белое копье.
   Гулкие удары колоссальных мертвых копыт совсем близко. Челюсти Четвертого разошлись и взметнулась вверх рука с копьем.
   Всадник ударил, целя прямо в меня...
  
   ... Рев танкового двигателя. На солнечную поляну вылезло, выволокло громоздкое тело защитной расцветки шестиколесное чудовище. Стихло. Между залепленных рыжей грязью толстых колес полезли опоры, впиваясь в грунт, калеча траву. Тактический комплекс "Точка" занимал расчетную позицию. О поражаемой цели ракетчикам не было известно ничего, только координаты...
  
   ...Больно. Ма-ама моя, как больно! Кожа горит, в голове огонь, глазах полны горячего песка. Глаза! Я разлепил один. Свет, слабый, розовый. Второй. Вижу. Вот рука - красная, вздутая, будто обожженная кожа, пальцами больно шевелить, но все целы. Сколько я так пролежал? Час, день? Где? Почему-то очень важно вспомнить, сколько и где. Почему?
   Одежда напоминала лохмотья. Изорванные, прожженные, потерявшие цвет. На груди выжжена дыра, виден круглый ожог над пупом. Хоть пуп остался. Что-то еще...
   Рой! Продраться сквозь мучительную неотвязную боль было трудно. Но память вернулась.
   Рой! Ракеты!
   Проведем по телу - знаю, что больно! В руках дикаря техника мертва...
   Техника и была мертва. Вся. На поясе мои пальцы поранил острый обломок аптечки.
   Лежу на чем-то горячем, похожем на белые древесные стволы. Между ними подо мной бурлило нечто всех оттенков красного. Словно борщ, кипящий в котле. Я с трудом повернул голову.
   Неба не было. Вместо голубизны - багрово-черное, затянутое дымом и пеплом. Кое-где в нем мелькали тени. Птицы... Но тени не птичьи. Скорее подобные птеродактилям или демонам из средневековых бестиариев. Фильтры в ноздрях еще работали, отсекая запахи, но дышать горячо. Попробуем согнуться. Голова кружится. Ох!
  
  
  
  
   9
  
   Я сидел над огненной пропастью на ладони скелета. Гора черепа нависала вверху, и провалы пустых глазниц Четвертый направлял на меня. Отличные зубы были у него! Всадник медлил, разглядывая мой полутруп. Чем он думал?
   Слабый, прерывистый голос издали. В моей голове.
  -- Путник! Ты слышишь?
  -- Отшельник! Так ты смог... Где Рой?!
  -- Не знаю. Сосредоточься, я попытаюсь помочь.
  -- Сейчас...
  -- Понимаю. Я открываю канал.
  -- Рой!!
  -- Ничем не могу помочь.
  
   Всадник Апокалипсиса отвернулся и стряхнул с бывшей ладони маленький комок плоти. Но объединенные силы двух нелюдей вырвали искалеченное тело из воздуха. Бесконечный полет в адскую бездну прервался. В миллисекунды пространство вывернулось в струну, зазвучало неземным басом и выбросило из себя паранорма и того, кого он в последний миг сумел отыскать и забрать.
   Он уже не мог видеть, как во вскрывшийся нарыв инферно, к копытам мертвого коня ударили четыре стрелы из огня.
   И четыре шара нестерпимого белого племени слились в один, вспухший через долгие секунды черным грибом.
   Уродливо - величественным.
   Ракеты поразили цель.
  
   10
  
   По скользкому зеленоватому волнорезу - бетон летит под ноги и лапы. Наперегонки, кто быстрее.
  -- Рой, не трусь!
   В пенистое синее объятье моря летит серая фигурка. Бултых! Выныривает, прижимая уши, гребет лапами к полосе прибоя. Ольга на борту катера смеется, ветер относит золотистые волосы. Загар ей к лицу. Ей все к лицу. Я с кличем отталкиваюсь от выщербленной кромки волнореза.
  -- Еще раз!
   Бег по узкому пути. Пес останавливается у края, заглядывает...
   ...вниз, в дыру хвостового люка. Это наш первый совместный прыжок. Я подхожу, глажу мохнатый загривок, в последний раз проверяю подвесную систему зверя.
  -- Надо, малыш! Давай...
   Рой исчезает в люке. На мое плечо ложится рука инструктора в черной кожаной перчатке. И я шагаю вниз, в пустоту...
   ... После такого прыжка очень трудно приходить в себя. Ури Геллеру в молодости было легче, с ним это происходило спонтанно. А-ах!
   Похоже, я упал с большой высоты и грохнулся головой. Если взрыв был, то насколько мы далеко от эпицентра? Проклятый Всадник, из-за...
   Собака! Я успел его вытащить, или... Сердце пса билось неподалеку от меня. Я уже не оглядывался вокруг. Поднялся и побрел туда, куда вело пара-чутье.
   Рой лежал под кустом можжевельника, живой, но сильно пострадавший. Без сознания. Несколько глубоких ран, сломана передняя лапа. Да еще шок от перехода.
   Руками я водил над лохматым телом. Сломано несколько ребер, внутреннее кровотечение. Совсем плохо.
  -- Что это ты, брат? Шалишь, барбос.
   Собрать, вытянуть остатки сил. Если отдам слишком много, до места не дойду, загнусь. Но я не колебался ни минуты, нет. Под ладонями начали рубцеваться запекшиеся раны, срослась лучевая кость. Ребра, легкие. Теперь я отдаю свою силу, Рой. Хотя бы ты выйдешь отсюда. Плохо тебе будет без меня, я знаю.
   От слабости я повалился ничком. И тошнота. Что-то знакомое в таком состоянии. Что-то я слышал об этом.
   Место вокруг оказалось знакомым. Рой зашевелился, поднял голову. Укоризненно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Нам не хватило сил переброситься на дальнее расстояние. Мы были в считанных десятках километров от места четырех ядерных ударов.
   Теперь все бесполезно, если мы не доберемся до точки тридцать два за несколько часов. Там нам смогут помочь. Мы получили такую дозу облучения, что уже сейчас меня тошнит. Рой еще хуже. Даже не интересно, от чего мы умрем, от лейкемии, или просто истощим силы и упадем, чтобы не встать больше.
   Ага, и мои подсчеты говорят, что на пеший путь у двух умирающих созданий уйдет не менее восемнадцати часов. Слишком долго, счет идет на минуты.
   Все это я обдумывал уже на ходу - Рой плелся рядом, нести его у меня недостало бы сил. Он ничего не говорил, видимо, уже понимая - почему я не пускаю его в свои мысли.
   А еще... Я не чувствую давно привычного давления в чувственной сфере. Той духовной мути, которая, когда более, когда менее, преследовала меня все время в Зоне. Неужели все кончилось? Так мы сделали работу? Надеюсь, там ничего не осталось, кроме шлака. Такой удар... Я не зря запросил четыре тактических заряда.
   Дождик... Меленький. Я идиотски захихикал - дождь был черный. Радиоактивный. Хиросимский дождик. Волосы вылезут - да мертвецу ни к чему.
   Я смутно помню те часы - головокружение и наплывающую тошноту. Лебедка накрылась вместе со всей аппаратурой, но перчатки я сохранил. Мне не пришлось искать трос и перебираться на руках, с полумертвым Роем на спине - рва не было. Осталась неглубокая впадина на его месте.
   Я говорил, то ли с псом, а скорее - с собой. И едва не отмахнулся от голоса в голове:
  -- Друг! Путник! Жив?
  -- А-а, привет. - Ответ довольно дурацкий, учитывая обстоятельства. - Пока живы. Ненадолго. - У меня не было ни малейшего желания что-то смягчать.
  -- В чем дело-то там?
   Я вкратце рассказал. Отшельник был едва слышен. Может, то шумела облученная кровь у меня в ушах?
  -- Я истратил все силы на переход.
  -- Я тоже. Вы где сейчас?
  -- Возле бывшего рва, километрах в трех от Калинова моста.
  -- Вот что, идите после моста...
  
  
  
  
   11
  
   В заброшенном дачном поселке, в полутемном гараже мы нашли темно-синий "Лэнд Крузер". Хозяин трехэтажных кирпичных хором явно не бедствовал. Рояль в кустах, так это называется в романах. Вот только рояль бесполезный - оставленный рядом с машиной Отшельником полный аккумулятор уже сел. На всякий случай он сохранил этот джип с запасом консервов и бензином в багажнике. Сказал, что это была обычная предосторожность. Но не заглядывал он сюда уже год.
   С машиной мы бы были на месте через пару часов - дорога проходима. Я решительно откинул широкий капот. Положил ладони на желтую коробку с медведем.
   Синяя искра забилась между обожженных пальцев. Щекотно. Искра исчезла - ушла в электролит. От маленького чуда мне совсем поплохело - едва я залез на сиденье, как согнулся в рвотном спазме. Рой лежал рядом, тусклым взглядом озирая меня.
  -- Счас, Роюшка, поедем! Ключ он нам оставил, только вот я расклеиваться стал, малыш...
  -- Ты не расклеиваешься. - В глазах пса стояли человеческие слезы. - Ты умираешь. Придурок. Зачем ты меня тащил...
  -- Захлопнись. - Дальше говорить я не мог - из носа хлынула кровь.
  
   ...На высоте шести тысяч метров бывшую границу Зоны Армагеддона пересек "Альбатрос" - военный реактивный гидроплан с особой командой на борту. В полутемном отсеке тихо переговаривались, щелкая затворами, одетые в "лохматый" коричнево-зеленый камуфляж спецназовцы.
   Поодаль сидел пожилой мужичок с "Беломориной" в зубах. В брезентовой куртке и таких же штанах, обутый в громадные кирзовые сапожищи, с серой сипухой на плече. Молодые ребята в кевларовых шлемах настороженно поглядывали в сторону колдуна. Самолет пошел на снижение - посадка будет сложной...
  
   ...Забрызганный грязью джип выкатился на берег реки. Обожженный человек в лохмотьях выпал из-за руля, толкнув дверцу. Поднялся на четвереньки. Закачался и рухнул лицом в мокрую, прохладную траву. Облегченно застонал.
   С высоким воем, выпустив закрылки, самолет голубым брюхом ударился о мутную воду. Поднял тучу брызг, волна закачала бревно-топляк у берега. В зеленом фюзеляже раскрылся грузовой люк.
   ...Их положили на носилки, торопливо, обгоняя щелканье счетчиков Гейгера на поясах - фон здесь еще был высок. На плоском десантном катере переправили на борт - солдаты водили автоматами по сторонам, изготовив подствольные гранатометы.
   Деревенский мужик присел над носилками, положил руки на грудь умирающего нечеловека. Выплюнул вонючую папиросу и согнал с плеча сову. Та отлетела в хвост самолета, недовольно заклекотав. Глаза ведуна засветились, налились ртутным блеском. Шепча, мужик погладил по красноватому лицу - ожог исчез, пропала полоса засохшей крови от носа до подбородка. Теперь лицо было совсем юным и нездешне красивым, с курчавой русой бородкой. Один из лучших лекарей-паранормов России поднялся, крякнул:
  -- Сто лет проживет. Вовремя нашли. Давайте сюда собаку!
   Больной зашептал что-то бескровными еще губами. К нему нагнулся молоденький спецназовец.
  -- Рой? Чего рыть? Глючит, стихи какие-то погнал...
   А он в полубреду читал свои давние строчки:
  
   Если ты сделаешь шаг.
   Если ты выйдешь вперед.
   Как ты бессилен и наг,
   Сразу увидит народ...
  
   Следом другие пойдут,
   Не обещав ничего...
   Помни, они предадут,
   Бросив тебя одного.
  
   Помни, не дрогнет земля.
   Приговоренный умрет.
   Помни - не рвется петля,
   Не упадет эшафот.
  
   Помни, бродячую весть
   Новый пророк понесет.
   Славя великую честь,
   Веря, что многих спасет.
  
   Помни - под грузом вины
   Скоро согнется спина.
   Помни - страшнее войны
   Скрытая в душах война
  
   Помни простые слова:
   "Первым подставь свою грудь.
   Вера без долга мертва!"
   ...Только меня позабудь.
  
  
  
  
  

Эпилог

ОСЕНЬ

  

Осень, доползем ли, долетим ли до ответа:

Что же будет с Родиной и с нами?

Ю. Шевчук "Что такое осень"

  
   Такие дни - радость всякого здорового, щедрого сердца. Теплынь, и солнце мягко, аккуратно касается кистью с позолотой дороги и капота машины. А деревья вдоль трассы уже старательно вызолочены, кое-где сменяя окраску на пурпур и густой багрянец.
   Серебряный "Понтиак Фаерберд" просто летел меж рядов тонких стволов. И я не сдерживал мощь мотора, только мягко поворачивал руль. Рой лежал на заднем, коротком сиденье в позе спящего льва. Друзья шутили, что я подбирал машину к собаке. Но мне и впрямь нравится цвет серебра.
   Впереди возник автостоппер в яркой желтой курточке. Большой палец вскинут верх. А почему бы и нет?
   Плавно, как океанский корабль, спортивный автомобиль на широких шинах подрулил к обочине. Стоппер сначала, похоже, сдрейфил, но потом с храбрым видом распахнул дверцу.
  -- Мне бы до Лесогорска!
   Я кивнул и указал на сиденье.
  -- Денег нет, - честно предупредил он.
  -- Поехали так. Я не нищий.
   Совсем мальчишка, лет тринадцати. Курточка старая, болоневая, шорты переделаны из джинсов, побитые кеды на ногах. Рюкзачок тощенький - поиздержался. Как его родные отпустили? Впрочем, не мое дело.
   А вот лицо симпатичное, веснушчатое, круглое, глаза веселые, голубые. Рыжеват слишком и давно нестрижен.
  -- Ой, это кто?
  -- Собака. Не укусит.
  -- Я и не боюсь. Классная машина! Можно включить радио?
   Вот нахаленок!
  -- Конечно.
  -- А верх открывается?
  -- Открывается. Как Вас звать?
  -- Юрка. То есть Юрий. - Видно, нечасто к нему обращаются на Вы. Привычное наше хамство. Терпеть не могу манеру "тыкать" всем с первой встречи. Особенно детям.
   Радио рассказывало что-то об очередном "целителе Иоанне". По большей части, все они мошенники. Юрий прислушался, спросил, почему - то с затаенным вызовом:
  -- Как думаете, он правда лечит?
  -- Он, я думаю, шарлатан.
  -- Вы вообще во все это не верите?
  -- Иногда - верю. Нечасто.
  -- А я сам умею читать мысли. Вот хотите...
  -- Честное пионерское?
  -- А как это?
   Не знает. Эх, где мои тринадцать лет.
  -- Я шучу. Все может быть.
   Интересная встреча. Я проверил его. Мальчишка действительно оказался парапси! И потенциал хороший. Надо его запомнить, и пусть не выпускают из виду.
  -- Это все наука потом разгадает, и телепатию, и все остальное. А вот настоящие чудеса бывают? Или попы обманывают? Вот как в Библии?
   Ну вот привязался!
  -- Не обманывают. Бывают.
  -- Вы сами видели?
  -- Сам. Но лучше бы... - я сдержался. Он смотрел честными, чистыми глазами и не желал оставлять тему. Маленький паранорм. Нелюдь.
  -- Лучше бы?
  -- Лучше бы их не было...
  
   Использовались фрагменты песен Бориса Гребенщикова, Владимира Высоцкого, Александра Розенбаума и самого автора.
  

Красноярск, 2001 г.

  
  
  
  
  
  
  
   В огне возрождающийся (лат.).
   Я не живу в городе, чтобы не стать ленивым.
   Я погружаюсь в лес, чтобы быть сожранным мнгвой. (суахили).
   оз. Танганьика
   -Род Уокер - персонаж романа Р. Хайнлайна "Туннель в небе".
   -имеется в виду конфликт на границе Свободной Иберии в 2003-2010г.г.
   Раппорт - (в данном случае) контакт разумов при экстрасенсорной связи.
   В настоящее время модификации: А, Б, БВ еще состоят на вооружении российской армии.
   Не понимаю. (искаж. яп.)
   "Солнце светит красным светом" - гимн парашютистов Г. Геринга.
   Св. Иоанн Кассиан, "Борьба со скорбями", гл. 7, п. 183.
   Описанные события относятся к лету 1993 года. Воевавшие на стороне грузинских войск носили белые, на стороне абхазского ополчения - зеленые повязки.
   Золотой медальон полагается человеку, погибшему при выполнении задания.
   Да, часовой, конечно! (нем.)
   Расслабься, голова! (яп.)
   Лиса-оборотень в японском фольклоре. Здесь - просто оборотень.
   Шутка. Амерантропоид не имеет никакого отношения к яванскому большеногу.(он же "человек с Явы")
  
  
  
  
   50
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"