Карл Гольдберг обижался, когда я называл "гробокопателем". Он иначе как кладоискателем себя не почитал. Жизнь подобных типов туманна, я часто терял Карла из виду. Несколько раз мы сотрудничали, и не без успеха. Признаюсь, этот маленький чернявый вертун был по-своему симпатичен. Подозреваю, клады он копал не столько от жадности, сколько из желания дышать атмосферой рискованной романтики, овевающей это довольно скучное и прозаическое по сути дело.
Неустранимым пороком конструкции Карла было то, что он всегда (всегда!) звонил не вовремя, не считаясь с привычками остального человечества спать или посещать уборную. Вот и теперь телефон запиликал Моцартом в полпервого ночи.
Бывших подруг я бы послал далече, но Карл - иное дело. Он сбивчиво, не подумав поздороваться, изложил мне какие-то свои идеи по поводу замка, названия я не расслышал, и потребовал приехать поскорее, ну прямо сейчас.
- Утром! - сказал я, - я в зюзю пьян и за руль не сяду. Адье, землеройка.
Назавтра я оказался в местечке на юге Франции, название которого если и вспомню, оно все равно ничего вам не даст. Карл ждал на стоянке аэропортика рядом с потасканной зеленой малюткой - "Пежо". "Великий археолог на пленэре", в сером дешевом костюме и почему-то в дурацкой тирольской шляпе, сидевшей на плешивой голове, точно седло на поросенке. Под зуд слабосильного мотора мы покатили в его походный лагерь в деревенской гостинице. Не теряя времени, Гольдберг рассказывал о деле, иногда бросая руль - воздеть руки, и пугая встречные грузовики лихим вихлянием бедной нашей машинки.
Замок Шане давно уже потерял настоящих владельцев. Веке в восемнадцатом последний граф де Шане умер бездетным, чуть не с горя после бегства молодой жены с более молодым, и видно, куда более симпатичным соседом. Так гласила какая-то хроника, добытая Карлом у священника местной церквушки. Хроника сохранилась неважно, желтый пергамент истеребили прошедшие столетия да еще попортило наводнением в конце 19 века, но для Карла слепая вязь тогдашнего писца была что детская азбука.
Де Шане считались богатым родом. Их буйные предки нахомячили грабленого добра во время крестовых походов, а потом занимались разными темными, но доходными делами вроде промысла на большой дороге. В течение столетий эти пауки высасывали более бедных и невезучих соседей и своих крестьян, махинировали с землей и налогами, загребая золото своими волосатыми лапами. Теперь разваливающийся замок принадлежал кому-то, кто к де Шане даже не имел отношения, впрочем, Карла такие мелочи не волновали, разрешений на раскопки он сроду ни у кого не выпрашивал.
Главное, отчего Гольдберг потерял голову, была не хроника. Уже в маленькой и скверной гостинице он с величайшими предосторожностями показал мне лист пергамента с бумажник, оборванный с одного края. Бурые буквы бежали по нему наискось. Карл уверял, что среди церковных бумаг нашел этот клочок - закладку в молитвеннике с гербом де Шане. Такой любитель Эдгара По не мог не проверить безумную идею. И очищенный, нагретый на абажуре настольной лампы обрывок проявил-таки эту запись!
Я б решил, что бедная плешивая голова друга совсем прохудилась, но странного оттенка буквы и правда не походили на обычные чернила. Карл прочел мне несколько неровных, пляшущих строк на старофранцузском.
"...пусть и погибели моей души. И свое величайшее сокровище я скрыл в северном подземелье, справа от рельефа кающейся Магдалины. И память об этом врезана навечно в сердце моем до Страшного суда. Грешный раб Божий Этьен, граф де Шане руку приложил, да смилуется надо мною Всебла..."
- И вот на этом так двинуться? С чего ты взял, что это не шутка средневекового монашка?
Карл блеснул темными глазками, улыбаясь знакомой маньяческой улыбочкой.
- Не сомневайся, так я сперва подумал. Однако же принюхался, пригляделся, и вуаля! Бумага достоверно того времени, кусочек я отправил на анализ...
- Углеродный? С разбросом триста-пятьсот лет?
- И химический. В местной коже есть кое-какие редкие вещества. К тому же вот здесь, где оторвано, деталь тисненого рисунка - оперенье стрелы, часть герба де Шане. Написание букв, вот эти характерные t и r - относят записку к началу восемнадцатого века. Уж я малость разбираюсь в таких вещах, ты знаешь. А главное...
Он сделал театральную паузу, но я не успел съездить друга по уху.
...главное, я отыскал место! Пришлось покопаться, побродить по развалинам, но северное подземелье нашлось! Вход немного завален камнями, одному мне пришлось бы тяжеленько.
- И ты хочешь использовать дармовую рабочую силу? Уж честно?
- А заодно не иметь геморроя со сбытом раскопанного. Мой клад, твои связи, как всегда.
- Ладно. Только не стоит проламывать друг другу черепа кирками над сундуком. Я, в общем-то, и так живу неплохо, чтобы грабить старого гробокопателя... моя доля - как обычно.
- Я попрошу! Я археолог, а твоя доля увеличится на десять процентов, если уже завтра мы дороемся до клада.
Через арку главных ворот мы прошли рано утром, когда лишние свидетели спали. Над аркой сохранился глубоко врезанный герб де Шане - падающий сокол, пораженный стрелой. Росистое и прохладное утро сменится солнечным июньским днем, но мы в подземном сыром холоде этого не поймем.
Грязные, пропотевшие, с кирками в руках, мы стояли перед рельефом Магдалины. Каменная святая в человеческий рост молилась на коленях, сложив руки. Лицо ее сохранилось плохо, но мне казалось, скульптор изображал кого-то, кого видел в реальности.
Фонари на шахтерских касках предусмотрительного Карла освещали серые камни кладки с белесой плесневой пленкой. Снизу стену покрывали перепончатые, вялые серо-зеленые грибы, и вся стена, в буграх и язвах, походила на кожу прокаженного в последней стадии. Уже нечеловеческую, разлагающуюся заживо, готовую отвалиться от черного мяса крупными струпьями. Проклятье, ну и мысли лезут в голову в таких поганых местах. Запах глины и более слабый - терпко кисловатый, наверное, этой мерзкой плесени.
Я глянул на Гольдберга. Он постукивал по стене геологическим молоточком и бормотал, походя на чокнутого жреца вуду.
- Взялись, Карл?
- Вот здесь вроде поглуше, - и он тоже взял кирку.
Несколько сильных ударов. Камни подались, мы сумели зацепить пару и вывернуть из стены. Они упали с глухим стуком, сдирая грибные заросли. Да, все так и есть, черный провал впереди. Нам пришлось проделать довольно большую дыру, чтобы заглянуть туда.
И сейчас мне не по себе, когда я вспоминаю сокровище последнего графа.
В нише скорчился скелет, скованный рыжими изъеденными цепями. Длинные, роскошные черные локоны хорошо сохранились, склизкие бурые клочья старинного платья гораздо хуже. А на пальце сжатой кисти скелета чисто и безгрешно блистал золотой перстень с печаткой. Склонившись над остатками руки, стараясь не глядеть в провалы глазниц некрупного черепа, я увидел все тот же герб - умирающего сокола да Шане!