- Просыпайтесь! Вам сейчас вредно спать, просыпайтесь!
Джонатан лениво приоткрыл глаза. Гладкий потолок, выкрашенный в приятный жёлтый цвет. И холодно. Жутко холодно. Джонатана забило крупной дрожью. 'Неужели ничего не вышло?' - вздохнул он. И потом: 'Ничего, будем пробовать ещё раз. Я не успокоюсь, пока не засну вечным сном'.
- Да просыпайтесь же!
Голос женский, где-то совсем рядом. Но такая жуткая слабость и лень... Джонатан сделал усилие и вновь разлепил сами собой закрывшиеся глаза. Повернул голову.
Возле его ложа стояла молодая симпатичная девушка. 'Дочка профессора', - решил он. Но потом пригляделся - нет, не она. 'Неужели?...'. Расцепил склеившиеся губы и тихо спросил (получилось очень сипло):
- Сколько я спал?
Улыбка. Даже не улыбка - еле сдерживаемый смех у девушки. Что-то очень лучезарное в ней всей.
- Целую вечность, и даже больше... - наконец ответила она.
Сердце Джонатана забилось в несколько раз чаще. Он даже забыл про то, что ему холодно, лень тоже сняло как рукой. Он попытался вскочить, но ложе спружинило и потонуло под его весом, водворив его на место.
- Давайте руку, - помогла ему девушка. Не без её помощи выбравшись из странного пружинистого ложа, Джонатан встал на ноги. Пошатнулся. Голова слегка кружилась, как от лёгкой выпивки.
По-прежнему сильно трясло, но было уже непонятно - то ли от холода, то ли уже просто от волнения. Джонатан жадно зашарил взглядом по стенам в поисках окон, и, не обнаружив их, слегка разочаровался.
- Что? Что-то не так? - забеспокоилась девушка, заметив его смятение. - Вам, наверно, не по себе... Но это пройдёт, вам у нас понравится... Мне тоже, честно говоря, не по себе, разговаривать с таким человеком...
Джонатан слушал её вполуха. Первый порыв восторга (виной ему неожиданность, а так - Джонатан давно разучился чему-либо восторгаться) быстро затушило понимание того, что, собственно, произошло, и воспоминания обо всём, что предшествовало ЭТОМУ.
- А, с вашего позволения, с какой стати вы решились меня разморозить?
- Ой... - девушка смутилась. - Вы и правда... Но вы же ничего не знаете... Вчера, специально собранная для этого комиссия посовещалась и единогласно признала, что Тот День, обозначенный в вашем завещании, настанет сегодня в двенадцать дня. А сейчас уже полпервого, так что хватит спать...
Джонатан аж опешил.
- Что-то я не вижу вокруг цветущих стен! И откуда у вас такое почасовое расписание, что вчера ещё просто Земля, а сегодня после двенадцати вдруг раз и на тебе самый настоящий рай во плоти?!
- Просто сегодня в двенадцать состоялось открытие последнего Окрашивателя Ионов, построенного в Австралии. Так что с договором всё в порядке, вы, главное, не волнуйтесь... Теперь всё будет... Хорошо... - при этих словах девушка так мило захлопала своими длинными ресницами, что Джонатан внезапно осознал: да, отныне и навеки будет именно так. И не иначе.
- Вы тут осматривайтесь пока, ничего не бойтесь, а я сейчас, прихвачу кое-что и пойдём наверх...
С этими словами девушка подбежала к одной из стен и скрылась в щели, которая мгновенно образовалась и так же мгновенно исчезла. 'Сенсорные', - мелькнуло в голове Джонатана. И он остался в комнате один.
Всё в ней было вроде бы так же, как в обычной медицинской комнате его времени, и в то же время всё было что-то не то. В первую очередь бросалось в глаза полное отсутствие дверей. Джонатан, конечно, видел, куда ушла девушка, но как они определяли, какая именно стена - дверь и в каком месте?
Джонатан подошёл к стене, потрогал. Гладкая. Никаких намёков на сенсоры и на то, что она вообще может раздвигаться. Он обошёл комнату по периметру. Это что получается, его взяли в плен? Абсурд. Никто не стал бы хранить его замороженное тело тысячу лет, чтобы потом разморозить в компании с приятной девушкой и в конце концов арестовать.
Второе, на что обратил внимание Джонатан, был потолок. Он был не просто жёлтым, как ему показалось вначале. Он был совершенно свободен от каких бы то ни было осветительных приборов, а самостоятельно, всей поверхностью, излучал ровный мягкий свет. Мгновением позже Джонатан обнаружил, что светится не только потолок, но и пол, благодаря чему достигался эффект отсутствия теней.
Джонатан подошёл к своему бывшему ложу. Совсем не то, в которое он ложился тогда (когда?)... Видимо, разморозили его в другом месте. А сюда перенесли позже и дожидались пробуждения. 'Ну что ж, вот он я, проснулся. И где все?' - подумал Джонатан.
Послышался лёгкий шелест, стена за спиной Джонатана разошлась, впуская в комнату разбудившую его девушку. Лицо её, до сих пор лучезарное, теперь почти что светилось от счастья.
- Вот, - с благоговейным трепетом протянула она ему какую-то потрёпанную, пожелтевшую от времени бумажку. Взяв её в руки, Джонатан узнал свой почерк и тут же всё вспомнил...
***
Джонатан и профессор Макмайер сидели на лабораторных стульях у лабораторного столика, с которого все бумаги-препараты-оборудование были предусмотрительно оттеснены в сторону, и пили самый настоящий лабораторный чай. Джонатан, как обычно, сидел хмурый и недовольный своей вечно безработной жизнью, а профессор по традиции жаловался на свою трудную лабораторную жизнь.
- Штаты нас бюджетом не балуют, - говорил он, прихлёбывая заварку. - Я, конечно, патриот своей страны, но эти демократы у власти скоро всю страну от Нью-Йорка до Канзаса с ума сведут! Я тут недавно прихожу опять к ним, так мол и так, нужна такая-то сумма на проведение ещё одного эксперимента, а они мне: 'Ваши идеи не новы, выкручивайтесь сами'...
Джонатан знал, что профессор уже давно безуспешно бился над проблемой заморозки людей с целью последующего их размораживания. Так можно было посылать астронавтов в двухсотлетний полёт, дожидаться в спячке новых изобретений человечества или просто экономить молодость. Но удача пока игнорировала профессора: все лабораторные крысы погибали ещё при заморозке. Вода в их телах превращалась в лёд и разрывала крыс изнутри...
- А что за эксперимент? Что-то новое? - мрачно поинтересовался Джонатан.
- О, да, - глаза профессора вспыхнули огнём непризнанного гения. - Всё вроде и по старому, но... Дочка! Доченька!! Принеси-ка сюда моё ноу-хау...
В лабораторию вбежала смазливая голубоглазая девушка - дочка профессора, которую он нещадно эксплуатировал в качестве прислуги. Она протянула профессору какой-то бутылёк с синеватой жидкостью, под взглядом Джонатана засмущалась и скрылась обратно в свою комнатку (надо сказать, что профессор с дочерью буквально жили в лаборатории).
Макмайер отдал бутылёк Джонатану. Тот безучастно повертел его и вернул обратно.
- Я назвал это вещество 'микстурой Макмайера'. Здесь поляризированная вода с кое-какими другими компонентами. Подопытное животное три дня пьёт только такую воду, замещает всю обычную в организме и - Хоп! - пожалуйте в камеру заморозки. Но - ещё один нюанс: включаются магниты, и генерируется мощное электромагнитное поле, в результате чего эта вода замерзает не кристаллизуясь, а сжимаясь, как все другие вещества. И тело в целости и сохранности!
Профессор сделал паузу, выслушивая воображаемые аплодисменты публики.
- Но поле от магнитов должно быть очень мощным, - вздохнул он. - И бюджета мне хватает только на одну такую заморозку... Сделаю на крысе - и ещё полгода таскаться по комиссиям, доказывая, что метод работает... А так хочется перейти к чему-то более крупному...
Джонатан никогда не слыл человеком импульсивным. Но тут решение было принято мгновенно. Он вспомнил своё последнее увольнение с очередной работы, бремя бесконечной череды долгов... И сказал:
- Забей на крыс. Замораживаться буду я.
Профессор вытаращил глаза. Он должен был закричать: 'Опыты на людях пока строго запрещены! Это очень опасно!'. Но не закричал. Видимо, наткнулся на взгляд Джонатана, уставшего, измученного, абсолютно избитого этой жизнью. И лишь пожал его широкую ладонь:
- Что ж, мой друг, если всё удастся, вы станете героем. И отдайте чай.
- Что? - не понял Джонатан.
- Отдайте чай. Пейте вот это, - профессор протянул ему бутылёк с синеватой водой. Джонатан зажмурился и выпил. На вкус как обычная...
- Я сейчас вам выдам на три дня. Ешьте поменьше, и только сухую пищу. А запивать только этим.
Джонатан встал, собравшись уходить.
- И ещё... - остановил его профессор.
- Что ещё?
- Извольте написать... Ээ... Завещание. Точнее, записку с указанием, через какой именно срок вас размораживать...
***
...И вот, спустя не одну сотню лет после этих событий, Джонатан стоял посередине странной комнаты без дверей и ламп и держал в руках ту самую записку. Это было так странно - буквально вчера вечером (и сколько веков назад на самом деле?) он вырвал этот свежий и чистый лист из записной книжки, написал на нём - и вот завещание опять у него, пожелтевшее, потрёпанное, буквы размыты.
Тем далёким вечером Джонатан не знал, что так будет. Он вообще не надеялся проснуться после сумасшедшего опыта профессора. По сути, он решился тогда на самоубийство. Очень оригинальное или не в меру изощрённое, но - самоубийство. И вот - пуля в пистолете оказывается резиновой, петля пружинит и мгновенно развязывается, а яд оборачивается обычным слабительным. И уже хочется жить, погано, но жить, но чувствуешь при этом непонятную досаду - дескать, даже в смерти тебя преследуют сплошные неудачи. Джонатан ощущал себя сейчас таким же обманутым дураком. В этой бумажке он написал всякую чушь, лишь бы только отвязаться, лишь бы не просыпаться больше никогда. В этих наспех написанных строчках была и немалая степень злорадства: пускай государство помучается, тратя деньги на хранение замороженного отморозка. Похоже, всё-таки потратилось...
Теперь текст завещания Джонатан помнил даже с закрытыми глазами:
'Я, Джонатан Трейвор, находясь в здравом уме и трезвой памяти, не предъявляю никаких претензий к профессору Тому Макмайеру за возможные негативные последствия эксперимента. В случае неудачи завещаю своё отмороженное тело науке, а имущество - государству. В случае удачи же настоятельно прошу не будить меня до тех пор, пока люди не станут ходить сквозь стены, закат не запылает зелёным светом и на всей Земле не воцарится самый настоящий рай'.
- Узнаёте? - с тихой радостью спросила девушка.
- Да... Послушайте, я на ногах уже минут двадцать, а до сих пор не знаю ваше имя, как вас зовут?
- Элисс, - ответила девушка и опять умильно захлопала своими длиннющими ресницами. Странно, но Джонатана это начало раздражать.
- И что мы теперь будем делать, Элисс?
- Как что? Вам же столько всего ещё надо узнать, рассказать... Пойдёмте наверх, я вас покормлю, вы, наверно, очень голодны. Я слышала, что раньше перед заморозкой людей морили голодом...
- Почти правда... Подождите, вы сказали 'наверх', а где мы?
- О, мы глубоко под землёй... Кто вам станет морозилку на поверхности строить?
- Морозилку?
- Ну вы же не один такой.. Кто-то, допустим, лето не любит, так они от зимы до зимы тут лежат... Или, вот, жён астронавтов много, пока мужья там летают по звёздам, они тут время коротают... Давайте руку.
Джонатан послушно дал. Элисс подняла голову вверх. Он тоже. Потолок над ними разошёлся волшебной щелью, предоставив их взорам верхнюю комнату. У той потолок тоже разошёлся, являясь одновременно полом ещё более верхней. И далее, и далее... Вскоре взгляд Джонатана перестал различать высшую точку этого импровизированного колодца.
- А как же мы... - начал он, но слова '...туда полезем' договорить не успел. Элисс резко стартовала вверх, как ракета, увлекая за руку и Джонатана. В его глазах зарябило от обилия этажей, но полёт длился очень недолго. Вскоре они стояли на небольшой белой площадке под цветастым навесом. Кругом шумел листьями самый настоящий зелёный лес, то и дело перемежающийся пятнами солнечных полян.
- Круто, - честно признал Джонатан. - Правда, я ничего не понял, но меня так научите?
- Конечно, научим, - улыбнулась (засияла) Элисс. - Уже к вечеру вы сможете так делать. Всего лишь краткий курс облучения, и...
- Вы оговорились, - неожиданно даже для себя улыбнулся(!) Джонатан. - Сказали 'облучения' вместо 'обучения'...
- О, поверьте мне, в наше время люди не оговариваются... Но давайте есть.
Она отошла от площадки недалеко - до ближайшего дерева. Джонатан огляделся ещё раз и понял, что такие деревья были преобладающей породой в этом лесу. Довольно кряжистые, с идеально гладкой корой, они были сплошь увешаны странными плодами, по форме напоминающими груши. Элисс сорвала два, один с задорной улыбкой отдала Джонатану (опять эта улыбка! Разве можно всё время быть такой счастливой?). Джонатан не глядя надкусил и тут же от удивления выплюнул.
- Почему у этих груш вкус куриного мяса?!
- Так поменяй, - безучастно бросила Элисс, с наслаждением вгрызаясь в свою. И потом, спохватившись:
- Ой, так вы и это не можете! Извини... Давай сюда. Чего хочешь?
- Не понял?
- Что бы ты сейчас хотел съесть?
- Да хотя бы эту грушу...
Элисс мельком взглянула на плод. Вернула Джонатану.
- Держи...
Он вновь откусил, уже с опаской. Надо же! Обыкновенная груша! Джонатан забросил её далеко в траву.
- Всё, забастовка!
- Чего?
- Голодовку, говорю, объявляю, пока ты мне всё это не объяснишь...
- Что 'всё'?
- Всё! Левитацию, курсы облучения. Эти груши с мясным вкусом, щели в стенах...
Элисс так посмотрела на Джонатана, что ему стало физически плохо от её доброты. 'Да что это со мной? Хотел себе рая, так получай!' - подумал он.
- Так и быть, это долго, но расскажу...
И Элисс рассказала...
***
Оказывается, Джонатан был знаменитым человеком. Он, как подопытный, сделал шаг в новую эпоху человечества, но вернуть его оттуда живым даже против его воли никто не мог. В теории Макмайера, когда он заморозил и через неделю разморозил свою дочь, нашёлся небольшой изъян. При таянии магнитный лёд терял все свои свойства, и, не успевая растаять, вновь замерзал как самый обыкновенный, убивая всё живое в своём плену. По воле отца дочь похоронили в ванной, специально спроектированной для таких заморозок. Ещё через месяц от сердечного приступа умер и сам профессор Макмайер...
...А в мире тем временем началась самая настоящая 'джонатаномания'. О нём писали все мировые СМИ под заголовками 'Кто спасёт замороженного человека?', 'Ледяной герой', 'Жертва алтаря науки' и множеством подобных. Все ведущие научно-исследовательские институты мира занялись разработкой проблемы безопасного размораживания. Началась настоящая технологическая гонка под флагом истинного гуманизма. И за каких-то два года проблема была решена.
Но СМИ не успокаивались. Они стали давить на особый орган у учёных, сохранившийся у некоторых представителей как атавизм - совесть. Дескать, как будить человека без исполнения условий завещания, где главным пунктом обозначен самый настоящий рай на Земле? Про то, что Джонатан - обычный безработный человек, оригинальным способом избежавший долгов и налогов, никто уже и не помнил. Некоторые стали поклоняться ему, как богу.
А наука, приняв вызов прессы, мчалась как пришпоренная лошадь. В сравнительно короткие сроки были созданы лекарства от всех болезней, был приручен солнечный свет, давший человечеству неиссякаемый источник энергии... Общество тоже было неспокойно. Всего через семьдесят с небольшим лет главы всех (всех!) государств планеты сложили с себя полномочия и подписали пакт об объединении. Осталась только одна страна - Земля... (Джонатан и тут почувствовал досаду: его родные Штаты недолго тратились на его замороженное тело...) Теперь правление единой планетой воспринималось как каторга и назначалось в виде наказания. Надо сказать, гуманизм к этому времени стал властвовать над умами всех людей без исключения.
Но настоящим прорывом той эпохи во всех областях науки стало открытие цитоизлучения, или 'света жизни'. Его излучало любое живое существо от микроба до кита, и оно было способно влиять как на всю биосферу, так и на отдельные организмы. Когда цитоизлучение приручили силой разума, вот тогда и понеслось: создание живых стен, открывающихся под взглядом хозяина; уникальное 'Древо жизни', плоды которого изменяли свой вкус по желанию клиента. И далее, и далее...
- ...Всех нас ещё в младенчестве подвергали облучению особой формой цитоизлучения, - говорила Элисс. - Благодаря ему мы начинаем чувствовать все остальные формы и контролировать их...
- То есть, и я после облучения легко и непринуждённо буду вскрывать любые стены?
- Сначала не так легко, но со временем...
'Со временем... - усмехнулся про себя Джонатан. - С каким таким, интересно, временем?'.
После рассказа Элисс Джонатан наконец-то понял, что всё это время глодало его изнутри и не давало покоя. Он понял, что действительно попал в рай, но заслуживал ли он рая? Справедливо ли досталась ему слава первого великого гуманиста? Нет. Определённо нет. Этот идеальный мир подходил только для идеальных людей, Джонатану же здесь было не место. Рай органически отторгался его организмом, он был способен жить лишь там, где царили грязь, безбожие, деньги и безработица, но никак не в раю.
- Ты думаешь, я заслуживаю жить в вашем раю? - спросил он у Элисс.
- Да! Конечно же! Ты указал миру путь к счастью, так живи же и будь счастлив вместе с нами! Как сказал один из писателей твоего времени - 'Джонатан - двигатель прогресса'! Это ты создал этот мир, ты придумал его!!
Джонатан с удивлением смотрел на распалившуюся Элисс.
- Ой... Извини, - вдруг словно очнулась она. - На самом деле, я больной человек...
Наступила неловкая тишина. Джонатан задумался: какую же болезнь они до сих пор не смогли победить?
- И чем же?
- Я страдаю выраженной формой фанатизма. Меня сначала хотели излечить, но потом решили оставить как есть. Возложили на меня миссию встречать тебя после пробуждения... Говорят, люди прошлого любили, чтобы у них были фанаты... Я твоя фанатка, Джонатан...
Джонатан слегка оторопел. Какого чёрта?! Он, конечно, не прочь быть знаменитым, но фанаты, фанаты-то зачем?! Если тут узнают, как низко и пошло он на самом деле жил, он разрушит счастье миллионов! Миллионов! 'Нет, мне определённо надо в срочном порядке умереть. В раю появился змей-искуситель... Я поколеблю тысячелетние устои и нормы общественной жизни! Только как бы погибнуть незаметно, чтобы толпы фанатов не бросились вслед за мной заниматься суицидом?'
- Давай руку, - прервала его мысли Элисс.
- Что-что?
- Давай руку... Полетим в город.
- Ты знаешь, я на сегодня уже устал от полётов... Может, пойдём пешком?
Но руку всё-таки дал. И они пошли в город вдвоём, две маленькие человеческие фигурки среди бескрайнего солнечного леса, приятно шумящего листвой...
***
...Город был белым. Асфальт, цветущий белыми пахучими цветами, неизмеримой высоты небоскрёбы - белые прямоугольные башни без дверей и окон. Окна заменяли круглые дыры в стенах, которые создавали сами жители по своему желанию. По небу и по самим улицам туда-сюда то и дело сновали разные люди, но суетливости не было - всё в городе навевало мысли о счастье и спокойствии. Некоторые как-то узнавали Джонатана, останавливались, что-то рассказывали и о чём-то спрашивали. Джонатан отвечал невпопад, а сам мыслями был где-то далеко, там, где стиралась грань между вечностью и смертью...
- ...Никакой обязательной работы нет, - рассказывал смуглый высокий парень по имени Уэлл, который прибился к ним ещё на подходе к городу. - Каждый занимается тем, к чему лежит душа, можно вообще ничем не заниматься, но это праздность, плохое качество, каждый это знает и старается избегать...
'Когда научусь делать щели в стенах, - думал Джонатан. - Сделаю такой же колодец, как там, в морозилке... Спрыгну без левитации... А мою гибель спишут на неопытность в обращении с цитоизлучением...'
- ...Я - астронавт, - продолжал Уэлл. - Опасная, я вам скажу, работёнка. Меня уже хоронили два раза. Одна могила у космодрома, а другая...
- Что?!! - закричал Джонатан. - Как - хоронили два раза?!!
- Если кто-то гибнет раньше своей естественной смерти, - пояснила Элисс. - Мы клонируем его. Правда, человек теряет из памяти последние часы жизни, но зато каждый может работать в опасных районах других планет и не бояться смерти...
Джонатан громко и грязно выругался. К чёрту все его суицидные планы...
- Что это за странное древнее слово? Никогда не слышала...
- Это... Это такое заклятье, произносится тогда, когда с человеком происходит что-то нехорошее...
- Так вы из-за меня? - догадался Уэлл. - Ничего. Со мной всё нормально... Я знаю, что в древности смерть была горем. Но теперь всё иначе. Каждый умирает от естественной старости, не раньше ста пятидесяти лет, с чувством полного умиротворения, в кругу восхищённых правнуков...
- Интересно, а у меня есть в этом мире мои потомки? - стал мыслить вслух Джонатан.
- Но как? Насколько я знаю, вы не были женаты... - голос у Элисс задрожал.
- Не был. Но с моим образом жизни шансов у меня не меньше, чем у Чингисхана...
Всю остальную дорогу Элисс молчала. То ли расстроилась, то ли просто задумалась.
А шли они к небольшому, покрытому травой зданию, зелёным холмом торчавшим посреди мегаполиса. На нём красовалась золотистая вывеска: 'Центр облучения цитоизлучением формы ?3. Полные и краткие курсы'.
- Иди, - шепча, подтолкнула Джонатана Элисс. - Я буду ждать тебя здесь...
Внутри царил полумрак. Подтянутый седовласый мужчина окинул его взглядом, оценивая, и спросил только:
- Какой курс, краткий-полный?
- Самый краткий, - ответил Джонатан.
- Это часа на два. Садитесь в кресло. Вот так... Наденьте шлем...
Джонатан надел нечто похожее на хоккейную каску, обтянутую проводами.
- Три, два, поехали...
Все стены в комнате вспыхнули ярким белоснежным светом. Он проходил сквозь тело Джонатана, словно его и не было. Но спустя некоторое время сам Джонатан начал чувствовать этот свет, и вместе с ним всё окружающее: седовласого мужчину, пульс стен, покрытых травой, Элисс, ждущую снаружи и дальше, шире, выше... Он был един с природой, а природа была едина с ним.
- Всё, - сказал мужчина, и свет потух, и это чувство погасло, но крупицы его остались где-то там, глубоко в душе.
- Так быстро? - удивился Джонатан.
- Прошло уже два часа. Вы просто потеряли чувство времени... Идите. И приходите ещё, будем совершенствоваться...
Джонатан, совершенно шокированный, пошёл к выходу...
***
Красное вечернее солнце опускалось всё ближе к горизонту, и Элисс почти прыгала от нетерпеливого восторга.
- Сейчас, сейчас, - повторяла она. - Сейчас...
Элисс зачем-то вытащила Джонатана на крышу небоскрёба, зачем, он не понимал. Ну закат, ну красиво, но что тут необычного?
Солнце коснулось краем далёких гор, и мгновенно всё вспыхнуло, преобразилось. Солнце перевоплотилось в сияющий изумруд, а вечернее небо окрасило цветом спелой травы. Зелёные закатные лучи легли на её восторженное лицо...
- 'Пока закат не запылает зелёным светом', - сам процитировал своё завещание Джонатан. - Теперь понятно, что это за Окрашиватель Ионов...
Он хотел сказать что-то ещё, что это всё он написал просто так, это всё чушь, но поперёк горла встал сухой ком, а на глаза сами собой навернулись слёзы.
- Что это с вами? Почему вы плачете? - обернувшись, увидела его лицо Элисс.
- От счастья... - то ли солгал, то ли сказал чистую правду Джонатан.
- Да вы и есть Создатель, - шептала Элисс, часто моргая длинными ресницами. - Творец этого неба, и этой земли, и...
- Прекратите! - зло вскричал Джонатан. - Хватит! И не хлопайте так своими ресницами, это же просто ужасно...
Элисс вдруг не выдержала и разрыдалась.
- Ну совсем как ребёнок, - обняв её, успокаивал Джонатан. - И все вы как дети... А мне до вас ещё расти и расти...
...Когда всё устаканилось и всё улеглось, а Элисс, свернувшись в калачик, заснула, напрашиваясь на банальное сравнение с ангелом, Джонатан всё лежал и думал, думал...
'Я как червивое яблоко в груде свежих и спелых. Я словно террорист-смертник в толпе невинных людей... Я прогнил изнутри, я алчен, жаден и скуп, ленив и труслив, злостен... Этот мир не исправит меня, я лишь испорчу его... Но что же мне делать, что?!!...
...Сжечь себя, чтоб не осталось материала для клонирования? Или, пока я спал, они уже отрезали кусочек кожи, вырвали волос?...
...Они сотни лет варились в этом котле из гуманизма, а я - из другого теста, не в той кастрюле... Я что-то упустил, в самом начале, пока спал... Когда все люди стали людьми... А я спал... Упустил, не вернуть... Не вернуть?...
...Привести первоклассника в девятый класс и надеяться, что он там будет учиться - невозможно. Надо пройти весь путь, от начала до конца... Не прогуливая уроки, не отсыпаясь дома...'
...А под утро ему приснился сон.
***
...Несмотря на похоронный марш и чёрные одежды, все люди были счастливы и веселы. Все, кроме одного человека. Кроме Элисс.
Джонатан лежал в гробу, осыпанный белыми цветами. Хотя нет, не осыпанный - они просто росли из него, как из асфальта.
Гроб накрыли прозрачной крышкой. 'Почему крышка прозрачная?' - удивился Джонатан. Потом понял: это же не гроб, а камера для заморозки. Его хоронили, как дочку профессора...
Подошла Элисс с цветами, в слезах. Пришло время прощального слова.
'Он был слишком хорош для этого мира', - говорит она. Кладёт цветы...
- Прекратите! - выскакивает клонированный Джонатан из-за угла. Оркестр тут же замолкает, только свистит ветер. - Всё наоборот! Не так! Не я слишком хорош для этого мира, а мир слишком хорош для меня! Заново!
Вырывающуюся Элисс оттаскивают от гроба, тело из него вытряхивают на землю и тоже уносят. И вот уже сам Джонатан ложится в гроб, и его накрывают прозрачной крышкой...
Джонатан проснулся на рассвете, в холодном поту. Элисс ещё мирно спала у себя в кровати. А Джонатан теперь точно знал, что делать...
***
...Усилием мысли Джонатан открывал стену за стеной. Края получались неровные, рваные, но это было для него неважно. Наконец он нашёл то, что искал.
Небольшой круглый столик, вросший корнями в пол. За ним сидел Хранитель Морозилки - сгорбленный облысевший старичок, лет сто пятьдесят, не меньше - и прихлёбывал утренний чай. Неподалёку стояла раскрытая капсула для заморозки.
- О, - удивился Хранитель. - Что так срочно, с утра, спозаранку? Хотите сэкономить время, молодой человек?
- Да, хочу, - ответил Джонатан и сразу полез в капсулу.
- Эй-эй! К чему такая спешка? Вот вам бумага, ручка, напишите хоть, когда вас разбудить...
Ирония судьбы, подумал Джонатан, наспех набрасывая строчку за строчкой. 'За свою жизнь я написал два завещания. Потратив в общей сложности на них четыре минуты...'
Они вошли в машинный зал. Посередине стояла капсула для замораживания, опутанная шлангами и проводами, более всего напоминавшая гроб с прозрачной крышкой. По четырём сторонам от него высились угрожающего вида цилиндрические конструкции.
- Электротурбины, - пояснил профессор.
Его дочь открыла капсулу, всё проверила внутри и помогла Джонатану улечься. 'Неудобно, как в гробу', - мелькнуло у него в голове. И потом: 'Интересно, а в гробу удобно?'.
Накрыла крышкой. Прозрачный пластик тут же запотел, и Джонатан перестал различать её лицо. Послышался приглушённый голос Макмайера: 'Дочка, выходи, здесь слишком опасно', - и Джонатан остался один.
Загудели турбины. Джонатан явственно почувствовал, как сквозь него прошло электромагнитное поле, оставляя после себя ощущение размытое, тяжёлое и весьма неприятное.
Потом что-то щёлкнуло, и капсулу стала заполнять ледяная синеватая вода. Джонатан вдруг струхнул и ударил рукой в прозрачную крышку:
- Эй! Погодите!! Я передумал!!!
Никто не отозвался. Джонатан забился в панической конвульсии, но когда вода добралась до рта, успокоился. 'Всё, ничего не изменишь. Попрощайся с собой, Джонатан'. И попрощался. Потом вода скрыла всё, а он, всё ещё не замёрзая полностью, начал захлёбываться. Но последней его мыслью было:
'Холодно. До чего же холодно'.
***
Было около полудня, когда Элисс наконец-то начала догадываться, что произошло.
Она ворвалась в комнату Хранителя как богиня, древняя и беспощадная, вся пылающая яростью и фанатизмом. Стены в страхе жались от неё, как могли, даже не дожидаясь приказа.
Хранитель поставил чашку с полуденным чаем на стол и вопросительно поднял глаза.
- Признавайтесь, у вас были?! Были?!! - вскричала Элисс.
- Тихо, тихо, успокойтесь... Да, был один с утра, странный, я вам скажу, парень...
- Где его завещание?!!
- Да вот же, на столе, я даже не убирал...
Элисс схватила бумагу и жадно забегала глазами по строкам.
- Как вы могли его впустить?! Не узнать?! Это же Великий Джонатан, один из создателей нашей вселенной, самый негуманный гуманист на свете!!! - опустилась на колени и заплакала. - Вы же даже не читали, что он тут понаписал... Лучше бы он себя убил...
Озадаченный Хранитель забрал из её рук листок и стал читать:
'Настоятельно прошу не будить меня до тех пор, пока среди людей не останется ни одного нормального человека, а Земля не превратится в самый настоящий ад'.