"День выдался самый что ни на есть летний", - так думали люди, взглянув мельком в беззвучные пластиковые окна (своим беззвучием готовившие хозяевам сюрприз), едва оторвав взгляд от экранов и мониторов для того, чтобы в перерыве чем-нибудь перекусить. Еды вокруг не обнаруживалось, только разнообразные обёртки от всякого фастфуда, в которых буквально утопали столы; в холодильниках тоже оказывалось негусто. Тогда люди спешно натягивали какие-нибудь ветровки, всё ещё думая, что значил какой-нибудь восемнадцатый комментарий в пятом диалоге и как на него ответить, хлопали дверями и отправлялись в ближайший супермаркет. Выходя из подъезда, они вздрагивали, возвращались под навес и, выглядывая из-под него, удивлённо пялились в небо.
С неба, набирая обороты, шёл дождь, постепенно превращаясь в ливень.
Небо по-прежнему светило своей солнечной приветливостью всем, кто решался под него выйти, но немедленно окатывало сотней сверкающих капель. Дождь был слепым. Сияющая синева лишь кое-как прикрывалась обрывками туч, и казалось, что вода лилась из ниоткуда. Хлябали лужи, всё разрастаясь в провалах асфальта; барабанной дробью звучали листья в опустевших на время парках. Сверкали омытыми стёклами автомобили, застывшие в пробках, приветливо махая дворниками всем и каждому. Изредка пробегали прохожие, пригнув голову от дождя, прыгая по возвышенностям, словно торопились успеть на Ноев ковчег, который вот-вот отбывал где-нибудь за поворотом.
Среди ленивого потока машин, ловко лавируя, спешил за свой поворот велосипед и его промокший обладатель, сжимавший в руке целый ворох свежих лилий. Заскочив в нужный двор, человек бросил велосипед у забора, толком не интересуясь его дальнейшей судьбой, и запрыгнул в дверь подъезда, табличка на которой гласила: "Центр развития межкультурных коммуникаций". Это было почти правдой. Почти.
На самом деле, в этом здании располагался один из трёх Штабов КОН (Коалиционного Отряда Наблюдающих), который обычно занимался рассмотрением вопроса о вступлении той или иной цивилизации (в зависимости от того, на какой планете этот Штаб располагался) в Галактическую Коалицию, а также сопутствующими этому вопросу проблемами. Сегодня шло восьмое по счёту экстренное совещание по поводу такой проблемы. КОН четвёртые сутки сидел практически без сна...
...Мокрый Григорий ворвался с лилиями как раз тогда, когда подводились печальные итоги. Иван смотрел в окно и нервно курил. Виктор вслух зачитывал только что написанное им итоговое постановление. Лем, единственный настоящий человек из присутствующих, сидел на стуле и сосредоточенно крутил в руках кубик Рубика. Дело было плохо.
- ...Никакой возможности, - продолжал Виктор. - В связи с этим решено провести полную эвакуацию всего Штаба КОН в ближайшее время, дальнейшее наблюдение за планетой прекратить.
- Поправка, - с улыбкой взмахнул цветами Григорий. - Частичную эвакуацию. Я остаюсь. К тому же, Лем с нами так давно, что его тоже можно считать полноправным членом Штаба. Но эвакуировать его мы не сможем, вы сами знаете.
- Поправка отклонена. Лем не является официальным членом Штаба, и в постановление его вносить не обязательно. Что до тебя, так ты не можешь не эвакуироваться, если не хочешь погибнуть.
- Почему это, Виктор? До начала пространственных завихрений ещё два года...
- Но сам шторм уже здесь, рядом! В ближайшие часы планета пересечёт горизонт событий, и обратное натяжение пятого измерения уже не даст нам уйти! А пережить шторм мы не сможем. Ты же сам знаешь, более простые логические системы подавляют сложные; если останемся, это будет бессмысленной жертвой, в одиночку против шторма не устоять. Что до третичной логики, в такие короткие сроки невозможно привить её человечеству, не существует способа! Наш бедный друг Лем этому доказательство.
Лем сосредоточенно собирал синюю плоскость и делал вид, что не слышит.
- Виктор прав, - вздохнул Иван, выкинул окурок в окно и повернулся. - Гибель человечества неизбежна. Все умрут, и Лем умрёт, а мы, представители всемогущей Галактической Коалиции, беспомощно разведём руками и сбежим. Такова наша доля.
- Я отказываюсь от этой доли, - поморщился Григорий. - Тем более, мне пришла в голову кое-какая идея...
- Невозможно, Григорий, - Виктор смял бумагу в своих руках в комок и закинул в угол. - Восемь раз мы садились и искали решение, восемь раз мы заходили в тупик...
- Из других штабов вестей нет, - подтвердил Иван. - Один эвакуировался ещё вчера, второй - час назад. Мы последние. И мы должны уйти.
- Я так и думал, - усмехнулся Григорий. - Ничего другого я и не ожидал. Вот, Виктор, я знаю, ты полюбил лилии, пока был здесь. Это на твою могилу.
Он протянул цветы Виктору, тот без колебания их взял.
- Спасибо. Действительно, полюбил... У них приятный запах... А ты всё тот же сорвиголова, что и раньше. Значит, всё-таки остаёшься?
- Да. Я не могу просто вот так взять и бросить человечество погибать без меня. Пусть уж лучше оно погибнет вместе со мной.
Иван молча достал следующую сигарету и вновь закурил.
- Прощай, Григорий, - Виктор склонил голову и шаркнул ногой. - Приятно было работать с тобой. Искренне надеюсь, что у тебя всё получится.
Григорий склонил голову в ответ.
- Лем, - протянул руку Виктор. - Ты... Прости, что так получилось. От имени всей Коалиции... Прости.
- Двум смертям не бывать, - отложил в сторону несобранный кубик и повёл плечами Лем. Пожал протянутую руку. Виктор вздохнул.
- Это для вас, для людей, лишь одна смерть... Теперь Григорий тоже будет человеком. Прощайте.
Сказал - сделал. Виктор уже ни на кого не поднимал взгляда и тут же вышел, хлопнув дверью. Иван ещё некоторое время молча стоял и докуривал, всем своим видом выказывая лёгкое смущение. Для него это был первый опыт работы в Штабе, на другой планете; поэтому Иван всё ещё сомневался, как ему поступить. Лем снова взял в руки кубик, но даже не крутил его. Григорий скрестил руки и просто ждал, заинтересовавшись рельефом стены. Повисло неловкое молчание.
- Ребята... - наконец произнёс Иван.
- Ну? - буркнул Лем, не поднимая глаз.
- Вы это... Пару пятаков не дадите в дорогу?
- Да, конечно, держи, - Лем забренчал в кармане, выудил оттуда горстку мелочи, затем задумался. - А зачем, ты же...
Иван быстро выхватил две монеты и поспешно покинул комнату, не ответив. Лем собрался было последовать за ним, но Григорий придержал его за плечо.
- Не стоит... Присутствие поблизости разума с двоичной логикой может помешать.
- Ну ладно, - Лем сел обратно, повертел немного кубик и отложил в сторону. - Так значит, всё, два года и всё, грядёт Апокалипсис?
- Грядёт... По крайней мере, так считает Коалиция. У меня несколько иной взгляд на этот счёт. Я кажется, уловил то, что так долго пытался поймать. Зачатки третичной логики в человечестве всё же есть. Раскроем потенциал - и планете ничего не будет угрожать.
- А если нет?
Григорий многозначительно промолчал.
- Что ж, будем сушить сухари... - сам себе ответил Лем. - Или вёсла... Даже не знаю, что нужно сушить в таких случаях.
- По крайней мере, стоит высушить мою одежду, - рассмеялся Григорий.
...Дверь, в которую вышли Виктор с Иваном, вела во внутренние комнаты.
***
...К Земле, набирая обороты в шестом измерении и замедляясь в восьмом, мчался сквозь Невозможное информационно-пространственный шторм, угрожая всему живому и неживому частично тоже. Выверты пространства были почти безобидны, потому что материя выворачивалась вместе с ним и сохраняла стабильность. Конечно, появлялись кое-какие странности в расстояниях и вообще, но в целом разумной жизни это не угрожало. Как и в торнадо, опасен был не ветер, а то, что неслось вместе с ним. В шторм, как в воронку, затягивалась информация; перекручивалась, сжималась и выплёскивалась обратно. Информация лавиной захлестывала попавшие под удар планеты, наваливаясь настолько плотным потоком, что из энергетического состояния переходила в газообразное, а из него в жидкое состояние. При этом она была совершенно бессмысленна.
Существа, обладающие третичной логикой, ещё могли, стиснув зубы, пропустить всю эту информацию сквозь себя и не повредиться рассудком. Это им позволяла особая структура их мышления, которая помимо общеизвестных "да" и "нет" допускала ещё и третий вариант ответа, для которого в человеческих языках не существовало эквивалента.
Не существовало потому, что человечество обладало только двоичной логикой. А даже лёгкое прикосновение существа с такой логикой к информационному шторму очень быстро заканчивалось абсолютным безумием.
До абсолютного безумия человечества оставалось два года.
***
...Лема разбудили часы, которые внезапно заверещали на руке Григория. Григорий спокойно отключил их и продолжил с лёгкой полуулыбкой щёлкать мышью и стучать клавиатурой.
Лем и не заметил, как задремал в кресле компьютерного зала, куда они перешли вскоре после ухода Виктора с Иваном. Дождь за окном почти прекратился; на улицах повисла странная, почти гнетущая тишина, изредка нарушаемая шуршанием проезжающих машин. Полуденные пробки закончились, и город затаил дыхание в ожидании; казалось, он мог простоять так до самого шторма, хоть до него и было ещё два года. Лем чувствовал себя странно: с одной стороны, все эти Апокалипсисы по-прежнему казались просто сказками; с другой, в душе нарастало такое же замирающее ожидание, как и во всём городе, словно и не было уже этих двух лет... Все дела стали приобретать некую особенную важность и в то же самое время обессмысливались. Было заранее немного жаль потерянной жизни; было немного жутко и в то же время даже весело. В общем, множество противоречивых чувств всколыхнулись в душе Лема и заструились неудержимым потоком через его разум; при этом сам Лем, тот, что снаружи, оставался спокоен и несколько апатичен ко всему происходящему. В голове продолжали отдалённо звенеть часы Григория.
- Что ты делаешь? - спросил Лем.
- Я? Я же тебе говорил, заказываю в интернет-магазинах оборудование...
Лем помолчал, вспоминая. Действительно, Григорий уже рассказал ему о том, как собирается раскрыть человеческий потенциал к третичной логике. Он видел выход... В музыке. Григорий давно подметил, что из всех культурных явлений человеческое сознание наиболее восприимчиво к звукоряду. Ещё с древних времён музыка заставляла людей впадать в транс, плакать или смеяться. Или... Тут Григорий был прав. Лем сам знал пару таких песен для себя, которые вызывали в душе неведомые чувства, для которых не было названий. В попытках поймать их Лем даже пару раз сочинял стихи. Правда, только в юности, а когда стал культурологом, все их сжёг.
Григорий хотел написать, как он выразился, "космооперу", такое музыкальное произведение, которое увело бы людей даже дальше транса - увело бы в глубины нереализованных возможностей мозга, раскрыло бы его потенциал и зародило бы третичную логику в их головах. Для этого людям даже не надо было ничего объяснять: их мышление, раз и навсегда изменившееся, само бы иначе взглянуло на старые вещи, само бы создало новые слова... Со временем. Всё это было вторичным, ненужным, и со всем этим надо было бы разбираться позже, после. Но главную задачу эта музыка бы решила: люди пережили бы информационно-пространственный шторм. Лем ко всей этой идее о "сверх-музыке" относился скептически, но других вариантов никто и не предлагал. С этим стоило попытать счастья.
...Лем в задумчивости встал, вышел из компьютерного зала и побрёл куда-то по коридору, пронзавшему здание насквозь. Когда он дошёл до главного зала, то понял, что часы Григория продолжали звенеть не у него в голове, а где-то в глубине здания. Лема это нисколько не смутило, он пошёл на звук и вскоре обнаружил его источник.
В небольшой, совершенно пустой комнатке, где не было даже обоев, посреди пола лежало мёртвое тело Виктора, усыпанное лилиями. Лицо его излучало спокойствие, на глазах лежало по монете, руки были скрещены на груди. Всё выглядело так, словно он просто лёг и умер. Всё так и было.
Часы на руке Виктора, точно такие же, как у Григория, продолжали трезвонить. Лем судорожно выдохнул и, нагнувшись, отключил их. Звук стал тише, но не исчез. Теперь он глухо звенел за стеной.
...В соседней комнате Лем обнаружил Ивана в точно таком же виде, только без лилий, и отключил его часы. Теперь стало совсем тихо. Рядом обнаружилась третья такая комната, но она была совершенно пуста. "Это для Григория" - сразу понял Лем. Ему вдруг стало страшно, что он остался совсем один в этом здании с трупами, что сейчас он вернётся к Григорию, а тот точно так же будет неподвижно лежать на полу, скрестив руки на груди, а его часы снова будут пищать и пиликать... Лем почти бегом вернулся в компьютерный зал, чтобы отвязаться от этого видения.
Григорий как ни в чём не бывало продолжать щёлкать мышью и стучать клавиатурой. Лем молча остановился посреди комнаты и так и стоял, пока Григорий не обратил на него внимания.
- Что ты стоишь? Есть какой-то вопрос? - спросил он с участием в голосе, всё такой же бодрый и весёлый, как несколько часов назад.
- Почему сработали твои часы?
- А, часы... В них встроены специальные датчики, засекающие пересечение горизонта событий информационного шторма... Это был мой последний шанс для бегства... Ой! - Григорий хлопнул себя по лбу, собрался вскочить, но потом посмотрел на Лема и всё понял. - Точно такие же датчики есть у всех нас... Извини, я должен был сам отключить. Тебе не стоило этого видеть.
- Что всё это значит?
- Ты же сам знаешь... Мы, посланники Коалиции, существа энерго-информационные, человеческие тела - это всего лишь оболочки, так сказать, оборудование для взаимодействия с окружающей средой. Если бы нас послали на планету разумных кальмаров, мы бы были в телах кальмаров. Для каждого Штаба тела синтезируют на специальных космических станциях и потом присылают в капсулах на планеты... Это достаточно трудоёмкий процесс, поэтому в Штабе так мало людей. И да, когда кто-нибудь возвращается, это выглядит как смерть. Обычно мы стараемся, чтобы даже такие как ты, контактёры, не видели возвращения и не сталкивались с оболочками вернувшихся. Вообще, обычно мы работаем посменно, и когда кто-то возвращается, кто-то приходит вместо него - в то же тело. Я знаю, ты вряд ли заметил, но когда мы только познакомились, в теле Ивана находился другой...
- Я почувствовал, - тихо кивнул Лем. - Я заметил, что его характер... Слишком резко изменился.
- Однажды была трагедия... Ошибка четырнадцатого Штаба... После того случая и было решено скрывать возвращение от контактёров... Вокруг четырнадцатого Штаба была целая компания контактёров, поклонников, можно сказать. Штаб должен был сразу насторожиться, они вели себя слишком восторженно... Эти люди знали о том, что Штаб КОН состоит из внеземных существ в человеческих оболочках. А тогда, по особым причинам, Штаб тоже должен был уйти весь, не посменно... Люди подглядели, каким образом мы покидаем планету и возвращаемся в корабль-источник... Они видели лишь внешнюю сторону. Эти люди были фанатиками; они тоже возомнили себя внеземными существами, от которых это просто скрывают. Они захотели "вернуться"... Собрались все вместе... И покончили с собой. Даже для существ с третичной логикой возвращение каждый раз даётся нелегко, к этому нельзя привыкнуть, а для человека с двоичной никакого возвращения нет. Только смерть. Только с третичной логикой можно ответить на вопрос "Умер ли я?" как-то иначе, чем "да" или "нет", и только на время пути от тела к источнику. А все эти люди... Просто погибли. Глупо и бессмысленно. Эхо этой ошибки Штаба до сих пор не исчезло, идея без содержания продолжает существовать; нет-нет да и возникает где-нибудь очередная секта, стремящаяся попасть в некую иную реальность через суицид...
- Иногда, - вздохнул Лем. - Мне начинает казаться, что никакой Коалиции нет, и я сам попал в подобную секту...
Григорий на это ничего не ответил.
***
...Где-то через неделю привезли всё основное оборудование, и "Центр развития межкультурных коммуникаций" заполнился копошащимися людьми: грузчиками, электриками, настройщиками... Комнаты с телами пришлось предусмотрительно запереть во избежание лишних неприятностей. Всё прошло хорошо. Главный зал превратился в практически готовую студию звукозаписи.
И потекли тихие, спокойные дни, одновременно безмятежно долгие и неуловимо быстрые. Григорий с утра до ночи сидел в своей студии. Он ничего не смыслил в музыке, поэтому первые шаги давались ему нелегко даже с третичной логикой, делавшей его этаким гением среди людей. Лем недели две был в апатии и даже собрал кубик Рубика, но вскоре ему надоела даже хандра. Чувство ожидания неведомой трагедии затёрлось мирным течением времени, это всё стало как-то слишком нескоро и всё равно. Помаявшись без дела, Лем вспомнил о вещах, которые постоянно откладывал, некоторые даже в течение многих лет, и понял, что сейчас - самое время. Он наконец-таки сходил в аквапарк, написал несколько научных статей, которые давно планировал, навестил сестру, сделав ей несколько излишне дорогих подарков, слегка нарушив устав КОН (Штаб обладал неограниченными денежными ресурсами, которые, однако, рекомендовалось использовать только в служебных целях)... Прочитал полное собрание сочинений Станислава Лема, доставшееся ему от родителей, которые когда-то так любили этого автора, что даже назвали в честь него своего сына; написал ещё несколько статей, съездил на месяц в Китай, где расширил и углубил свои знания о дзен-буддизме и умудрился в кого-то безнадёжно влюбиться; вернулся, снова стал писать стихи и вновь сжёг их все во время следующей двухнедельной хандры... Григорий же продолжал писать музыку, изредка заказывая по Интернету что-то ещё из музыкальной электроники; в его студии было собрано всё, что было изобретено для этого человечеством, и даже немного больше. Каждое утро он ездил на велосипеде за город встречать рассвет. Григорий очень любил человеческие рассветы, говорил, что больше нигде таких не видел, но объяснить, почему, не мог. Когда наступила зима, он лишь сменил на велосипеде шины на зимние и ездить не перестал.
Лем перебирал старые бумаги и наткнулся на записи тех времён, когда Виктор с Григорием пытались научить его третичной логике на словах; его, ещё недавнего студента с дипломом культуролога, пригласили в "Центр развития межкультурных коммуникаций" как молодого специалиста, провести несколько лекций по определённым темам. Но лекции проводил не он. Ему рассказали про Галактическую Коалицию, про Штабы КОН и про неправильное развитие логики человечества в планетарном масштабе, вскользь упомянув про какой-то шторм. Конечно же, Лем им не поверил. Не поверил и после того, как Виктор показал ему чудеса левитации, а Григорий силой мысли заставил расцвести увядшее растение. Но когда Иван внезапно резко изменился в характере и каждое утро стал рассказывать Лему его собственные сны, Лем сдался. Он стал приходить домой только ночевать, и круглые сутки проводил в компании трёх жизнерадостных пришельцев, которые безуспешно пытались ему что-то объяснить. Понимания не пришло, а вот записи остались...
...Теперь, после углубления в дзен, Лем вдруг начал что-то улавливать, если не разумом, то чувствами. "Как звучит хлопок одной ладони?" - встречало вопросом учение дзен каждого любопытствующего. "Между "да" и "нет" не только есть целая пропасть вариаций на тему "немного того, немного сего", не только башни отговорок "Не знаю, потому что невозможно знать", но и иной, третий ответ, для которого нет слова в человеческом языке, который не подходит ни к чему из перечисленного и который отвечает на те вопросы, на которые не могут ответить никакие другие слова" - говорили посланники Коалиции. Возникали некие невидимые нити взаимосвязи... У Лема возникла дикая идея: а не стоит ли за возникновением учения дзен кто-нибудь из Коалиции? Григорий на этот вопрос ему ответил так:
- Знаешь, в мифологиях и религиях человечества остались следы неоднократных попыток Коалиции привить ему третичную логику. Иногда мы бросали вас на целые столетия, но потом возвращались и пытались снова, слишком уж вы были разумными для неразумных (хотя и слишком неразумными для разумных). Думаешь, почему множество мистических сообществ до сих пор пытается открыть третий глаз и верит, что после этого освободит свой дух от бренных законов физики? Так и сквозит речью кого-нибудь из Штаба, произнесённой перед какими-нибудь землепашцами несколько тысяч лет назад...
После этого ответа Лему захотелось в вечность. Он подумал: если у Григория всё получится, то третичная логика станет всеобщей - на интуитивном уровне. Но пройдут годы, прежде чем она проникнет в язык, получит объяснение, свой теоретический фундамент как явление культуры. Это было темой для большой работы... Которую можно было начать и с двоичной логикой. Лем принялся за полноценную книгу, которую так и решил назвать: "Введение в третичную логику". Он хотел охватить всё: её смысл, особенности, даже традиции, возникающие на её почве, и - с чего он мог начать сейчас - её многочисленные следы в человеческой истории. Шла последняя зима; до Апокалипсиса оставалось чуть меньше полугода, а Лем взялся за труд всей своей жизни.
Вот тогда-то и начались первые проблемы.
***
- В последнее время с Интернетом происходит что-то странное, - Лем встретил жалобой Григория, который вышел из студии поразмяться и пришёл к нему в компьютерный зал. - Никак не могу разобраться в кое-каких вещах, столько противоречивой информации и вообще, бессмыслицы...
Григорий посерьёзнел и взглянул на монитор.
- Просто шторм уже начал действовать. Дальше будет только хуже. Рост количества преступлений и душевных заболеваний, немотивированной агрессии и вообще, немотивированных поступков, в зависимости от того, как воспримет избыток информации конкретная личность... Да что я рассказываю, у вас же во всяких апокалипсисах всё это расписано. Что касается средств массовой информации, то там коллапсирующий хаос наступит раньше всего остального. На самом деле, он уже наступил. Просто этого ещё никто не видит.
- Значит, я смогу с этим разобраться только после шторма?
- Никогда. Если человечество и переживёт шторм, все его знания о мире будут стёрты и подвергнуты сомнению. История начнётся заново: старая история просто исчезнет в хаосе, никто уже не сможет сказать о прошлом ничего достоверного.
- Получается, моя книга лишена смысла?
- Нет.
- Почему нет?
- Слишком сложно. На языке двоичной логики не объяснишь. Можешь просто считать, что следует всегда заниматься каким-нибудь делом, иначе хандра навалится и не отступит. Так вроде бы говорят некоторые люди.
- Ты так не считаешь?
Григорий неопределённо хмыкнул и ушёл.
Лем оставил в стороне эту часть работы, как и многие другие, и стал пробегать глазами то, что уже есть. Работа получалась неохватной, как континент: с одного её конца не было видно другого, казалось невозможным, как такие вещи могли уживаться в одной и той же книге, цепочки взаимосвязей не умещались в голове. Лем понимал, что во всех этих проблемах виновата всё та же двоичная логика; с третичной все эти невозможно длинные рассуждения и объяснения были бы просто не нужны.
Зимние дни рано заканчивались, и за окном уже стоял непроглядный мрак, усиливавшийся контрастом с ярко освещённым компьютерным залом. Из темноты появлялись крупные белые хлопья снега, бесшумно ударялись о стекло и исчезали вновь. "Яркая иллюстрация к представлениям о сансаре", - усмехнулся Лем. Но ему было не по себе. Где-то там, дальше, глубже, во тьме небытия, чувствовалось чьё-то присутствие. Оно молча наблюдало и терпеливо ожидало чего-то - казалось, момента, когда его заметят, увидят мелькнувший кончик чёрного хвоста, и тогда оно накинется, разобьёт стекло, примется рвать когтями трепещущую от ужаса плоть...
Лем поспешно отвернулся от окна, краем глаза заметив мелькнувший кончик хвоста, и стал читать наброски вслух, чтобы подавить нарастающий страх:
- Так... Для условной схемы "Вопрос - ответ" на самом деле существует не два, а четыре варианта: да, нет, не дать ответа или сказать "нет ответа". Не дать ответа - это значит остаться в точке выбора, по-прежнему испытывая потребность в ответе. Четвёртый вариант, который и есть третий в третичной логике, есть не уход от ответа, а принятие ответа принципиально иного, чем "да" или "нет". Это тоже выбор - причём активное утверждение...
В стекло что-то глухо ударилось. Что-то гораздо тяжелее снега... Лем вздрогнул и перескочил на другое место:
- ...В связи с этим следует различать антикультуру и не-культуру. Первая имеет в себе призраки... То есть признаки...
В комнате потянуло сквозняком. В окно опять что-то ударилось, на этот раз Лем был практически уверен в этом.
- Так Лем, соберись... Для вопроса "Есть ли нечто за окном?" есть четыре ответа: да, нет, не дать ответа или сказать "нет ответа". Продолжая работать, я даю четвёртый вариант, принимая третичную логику...
Стекло гулко треснуло под невидимой тяжестью. Лем мгновенно вскочил, прижался спиной к стене, выставив вперёд прихваченный стул, но по инерции продолжал говорить, тише и тише:
- Однако, врождённая двоичная система мышления сводит мой ответ к его отсутствию и вновь приводит к точке выбора, продолжая требовать... Однозначного...
Тогда он наконец увидел. В воздухе за окном неподвижно висела фигура в человеческий рост, в чёрном балахоне, контрастируя с бесконечно летящим снегом. Вместо головы из-под капюшона на Лема смотрел лошадиный череп. В глубине его глазниц тускло светили два красных огонька.
"Он не видит меня, пока я неподвижен", - отчего-то решил Лем и замер в ожидании. По всей видимости, он оказался прав, потому как фигура тоже оставалась на месте и больше не предпринимала попыток разбить стекло. Чем дольше Лем в неё всматривался, тем больше она казалась ему неживой, статуей, куклой, подвешенной ради забавы у окна на леске. Он практически убедился в этом, заметив мимолётный блеск возле её плеча. Лем поставил стул на место и уже решился было подойти к ней, чтобы осмотреть внимательней, как вдруг понял, что стал двигаться, чего делать не стоило. Огоньки в глазах твари ярко вспыхнули.
Дальнейшие события происходили очень быстро. Стекло лопнуло - само по себе. Призрак стремительно влетел в зал вместе с пронизывающим зимним ветром. Лем схватил стул и швырнул в него - но, как он и думал, стул пролетел насквозь и ударился о противоположную стену (в это же мгновение рациональная сторона Лема подметила, что у призрака нет рук и даже рукавов в балахоне, и саркастическая тут же предположила, что "умереть от его рук" не грозит). Призрак полетел к нему. Лем выбежал в коридор, захлопнул дверь и стал кричать что-то невнятное, удерживая дверь плечом. С той стороны тут же начали происходить удары, каждый следующий сильнее предыдущего.
Григорий его не слышал; здание было немалым, тем более, он сидел в своей студии в наушниках.
Лем заметил, что удары происходили одиночно, через интервалы в четыре-пять секунд, и в начале следующего бросил дверь и помчался по коридору со всех ног. Ворвавшись в студию, он увидел Григория, спокойно миксующего что-то на каком-то планшете. Григорий тоже его увидел, увидел его выражение лица и быстро скинул наушники.
- Что?!...
- Призрак, за мной, запирай дверь!
Григорий ещё не был напуган, да и в общем-то, ему ли, энерго-информационному существу из Коалиции, бояться смерти, поэтому он сразу подметил некую несуразицу, но дверь всё-таки запер. И тут же спокойно обратился к Лему:
- Призрак? Их разве останавливают двери?
Лем задумался. Стул однозначно пролетел сквозь существо в балахоне, но стекло он был вынужден разбить, а дверь пытался выбить.
Между тем, ничего больше не происходило.
- Так, расскажи подробно, что произошло.
Лем рассказал. Григорий составил цепочку алогичностей: ощущение чужого присутствия, чёрный хвост за окном, потом стук, потом призрак без всяких намёков на хвост, которому даже нечем стучать и незачем - стекло он разбил без труда одной силой воли... И тогда Григорий задал главный вопрос:
- Что было сначала, события или мысли о событиях?
И Лем был вынужден признать, что сначала подумал о хвосте, а потом заметил его, предположил наличие лески - видел блеск, кидал стул в полной уверенности, что тот пролетит насквозь... Понял: спасло его то, что, укрывшись за дверью, он не подумал о том, что она для призрака вообще не должна являться препятствием.
- Сиди здесь, думай о чём-нибудь отвлекающем, займи свой ум, а я сейчас, - сказал Григорий и вышел.
Лем сел между двух колонок на устланный проводами пол и зажмурился. В голову не приходило ничего. Китайская лапша в китайской посуде на китайской улице... На улице идёт снег... Не то... Сгорающие листы стихов о прекрасной и бессердечной Юй... Как огонь в глазницах лошадиного черепа... Нет... Кубик Рубика... Жёлтая сторона почти собрана, осталось повернуть вбок... И вот здесь... Туда, забрать боковой квадратик, вернуть линию на место...
В уме кубик Рубика было собирать гораздо сложнее, но Лем почти справился с этим, когда Григорий вернулся.
- В общем... - Григорий выдержал паузу и подождал, пока Лем вернётся из полузабытья. - Так... Я немного исказил пространство в коридоре, это легко, когда шторм рядом, и призрака утянуло... Он чисто физически... Ммм... Энергетически не сможет вернуться в ближайшее время. Предполагаю, что он не один, но я осмотрелся, пока гостей у нас больше нет.
- Гостей? Так что это было? Вело оно себя угрожающе... Надеюсь, поведение не было глупым с моей стороны?
- Это существо с одинарной логикой. Ты был прав ровно настолько, насколько боялся его. Но можно и вообще не бояться.
- Что?
- В Коалиции была такая гипотеза... Но из-за того, что все уходили от шторма, проверить её было некому. Я первооткрыватель! - Григорий заулыбался. - Я разделю свои лавры с тобой, так и быть. Так вот, гипотеза, точнее, уже теория... Те, кто попадает в шторм и не может от него защититься, не умирают в полном смысле этого слова. Ломается их логика, и она деградирует до одинарной. Если двоичная позволяет нам выбирать, быть живым или мёртвым, то существа с одинарной не живы и не мертвы, потому что для них эти понятия бессмысленны. Они всё время находятся в состоянии выбора, но таком, которое может предложить в качестве ответа только само себя. Призраки - очень подходящее слово для них. Они летают вместе со штормом, как стервятники, порождённые им же...
- И они...
- Да, из-за отсутствия своего выбора они питаются чужим, информацией об этом выборе. Они как пластилин, принимают форму любой информации, попавшей на них, и тут же прекращают ею быть, как только информация исчезает. Пластилин неудачное сравнение... Неважно. В общем, ты сам выбирал внешность и поведение призрака, своими мыслями и страхами... Ну и фантазия у тебя, кстати, лошадиный череп в балахоне...
- Ты не смейся, а лучше скажи, как жить-то дальше? Если я опять его встnbsp; - Почему сработали твои часы?
речу? Или даже их?
- Ты не думай о них, и всё будет в порядке, они даже не будут существовать.
- Легко сказать - не думай! Может вы, с третичной логикой, и можете думать, о чём не думать и при этом не думать, о чём не думать, но я-то не могу!
Григорий рассмеялся, Лем почувствовал облегчение и рассмеялся вместе с ним.
Снег таял и превращался в воду, искрами блестя среди взъерошенных волос медиума, придавая ему несколько сказочный вид. Он был очень молод. Под практически чёрного цвета глазами сидели размытые синяки, следы бессонных ночей. Одежда, как полагается - тёмная, сверху плащ, на шее анкх из металла, на руках неведомые узоры, перстень, сумка покрыта иероглифами. Всё, чтобы произвести впечатление. Лем, открывший ему, усомнился, настоящий ли он медиум.
- Если вам требуется спиритический сеанс, то я всё-таки рекомендовал бы его проводить в моём кабинете, там энергетический разлом располагает... - несколько смущённо начал медиум.
- Прошу наверх, - кивнул Лем головой на лестницу, пропуская его слова мимо ушей. Медиум кивнул и покорно проследовал наверх.
- А, это наш долгожданный друг! - радостно встретил его Григорий - Вот сюда, налево, в компьютерный зал, я как раз составил столы для сеанса.
Медиум поморщился, оглядевшись, и даже не то чтобы спросил, а просто констатировал факт:
- Почему то окно закрыто фанерой?
- Оно вчера... Разбилось.
- Как это произошло?
- Ну... Допустим, вчера в метель с крыши сорвало кусок шифера, он попал в стекло, и оно разбилось.
По лицу медиума было ясно, что он не поверил в это; но и медиум заметил по лицам "этих двоих", что они не собираются рассказывать ему правду.
- Вы странный, - хмуро оглядел Григория медиум и присел за один из столов. Три стола были сдвинуты вместе в центре зала и образовывали из себя косое подобие треугольника. Всё это было сверху прикрыто снятой откуда-то шторой. Снятой вместе с гардиной.
- Это почему же? Вам кто-то сказал?
- Духи...
- Вот как, духи? - спросил Григорий одновременно с удивлением и иронией. - И часто они с вами разговаривают?
- Всегда, - и без того хмурый медиум нахмурился ещё больше.
- Так эти твои духи, с которыми ты всё время общаешься, что они думают... Обо мне?
Медиум сжался, зажмурился и зашептал:
- Вы словно ходячий труп. Словно демон захватил власть над телом человека, но... Человек одержим, но... Человека не было. Были только другие демоны.
Лем удивлённо вскинул брови.
- Отлично, - остановил его Григорий. - Вы нам подходите, у вас правда есть способности. Зовут-то вас как?
- Арагостал.
- А ещё говорите, что это я странный... В общем так, Арагостал. Если говорить вашим языком, вы правы, я демон. Но у меня есть кое-какие друзья в том, ином мире, вы понимаете? Мне надо им сообщить что-то очень важное. Вы на время позовёте и впустите их в себя, ладно? Обещаю, они уйдут сразу же после сеанса и не будут доставлять вам неприятностей. Это добрые демоны, как я.
Медиум молчал, размышляя. Потом вскинул глаза на Лема:
- Скажите вы: ему можно верить?
- Вполне, - пожал плечами Лем, не задумываясь.
- Оплата?
- Как говорили по телефону, а если всё пройдёт успешно, то ещё столько же. Вы ведь уже получили аванс, ведь так?
- Так, - кивнул Арагостал, тяжко вздохнул и в итоге произнёс:
- Я согласен.
...Начались приготовления. Зашторили окна, расставили свечи, подожгли пучок какой-то травы, которая стала заполнять комнату пахучим сизым дымом. Между делом Лем полушёпотом спросил Григория:
- Так он что, свяжется с твоими?
- Да. Даже если мы погибнем, Коалиция должна знать, что существа с одинарной логикой - не миф, это важное открытие. Вот туда ещё свечку, да...
- Как это вообще возможно?
- Медиумы - люди с генетическим сбоем. Они ходячие радиостанции. Их мозг... Как бы это попроще... Как кровати-полуторки. Рассчитаны не на одного человека, а на полтора. Лучше спать в одиночку, но когда приходят гости, можно и потесниться...
- Подожди-подожди! Так те, у кого раздвоение личности, получается...
- Ага, - кивнул Григорий и потерял к разговору интерес.
Арагостал попросил какие-нибудь вещи, принадлежавшие умершим. Лем хотел было в качестве шутки притащить медиуму их тела (интересно, как бы он отреагировал?), но обошёлся часами и парой пыльных засохших лилий. Все сели за столы в круг (в треугольник), взялись за руки, после чего медиум попросил закрыть глаза и предложил позволить мыслям течь, куда им вздумается. Вскоре Лем вспомнил, на каком месте вчера остановился, и стал дальше собирать красную сторону кубика. Сам же Арагостал стал что-то нашёптывать сам себе...
Вдруг в воздухе что-то неуловимо переменилось. Арагостал запрокинул голову, закатил глаза так, что стали видны только белки, и каким-то утробным голосом спросил:
- Кто здесь?
- Виктор? Это я, Григорий, мы связались с тобой через медиума...
- Григорий... Полтора года... Ты сделал то, что хотел? Стой... Есть успехи?! - руки медиума дрогнули.
- Нет, Виктор, я не поэтому... Но и мне осталось совсем немного, я уверен, что это сработает... Дело вот в чём. Шторм, по всей видимости, подошёл достаточно близко, и...
Арагостал закашлялся, его голос вдруг приобрёл совсем другой тон:
- Курить, хочу курить...
- Виктор? Виктор, что...
- Не Виктор, это Иван. Иван, хочу курить.
- Брось ты! - рассердился Григорий. - Я ещё здесь говорил тебе, что не стоит начинать, потом не отвыкнешь! Ты нам мешаешь, уйди!
- Одну сигаретку, ну, у меня в кармане оставались...
- Виктор, Виктор!
Медиума передёрнуло, он как-то слабо ответил "да", потом дёрнуло опять.
- Одну, только одну...
- Мы не можем, Иван. Не можем. Если мы расцепим руки, связь оборвётся.
Арагостал жалобно вздохнул и опять вздрогнул.
- Я слушаю, Григорий, говори...
- Мы встретили существо с одинарной логикой.
- Точно?
- Да. Оно принимало форму мыслей Лема, что подтверждает...
- Я понял, Григорий, понял. Не мучьте уже этого человека... И постарайтесь справиться. Вся Коалиция ждёт вестей. Ты всегда был одним из лучших, гением даже среди нас... Так что...
Григорий расцепил руку с Лемом, и голова медиума упала на стол без чувств.
- Блин! Ударился... Надо было подушку положить... Вот Иван, демон недоделанный! А ему говорил...
...Арагостал очнулся, судорожно утёр набежавшую из открытого рта слюну и, глядя в никуда, с ужасом произнёс:
- Я видел... Видел... Маленькая лодочка и огромный шторм... Злая вода... Матросы смеются, прыгают в воду и тонут... Шторм грядёт... Шторм...
- Тихо, тихо, - приобнял его Лем за плечи, успокаивая. - Мы справимся. Иначе и быть не может.
До абсолютного безумия человечества оставалось меньше полугода.
***
- Всё! - где-то в середине весны Григорий откинулся на спинку кресла, скинул наушники и, зевая, потянулся. Довольно рассмеялся.
- Всё! - распахнул он дверь в компьютерный зал, где Лем, грустно облокотившись на одну руку, другой редактировал нескладный кусок текста, на самом деле вспоминая улыбку прекрасной китаянки Юй.
- Что всё?
- Я закончил трек, теперь это должно подействовать!
- Так. И что мы собираемся делать теперь?
- Теперь надо сделать так, чтобы эту музыку услышало как можно большее количество людей.
- И как это сделать?
Тут Григорий замялся, хмыкнул и произнёс, глядя куда-то в стену:
- Между прочим, террористические акты - один из самых эффективных способов продвигать свою музыку в современном мире...
- Как у БГ: "Каждая песня - террористический акт"?
- Что-то вроде...
- А конкретней?
- Захватить радиоцентр... Потребовать, чтобы песню крутили по всем каналам...
- Захватить радиоцентр - втроём?
- У меня ещё не было времени продумать подробней... Ты прав, надо подумать...
...До шторма оставалось месяца два. В Интернете царил хаос, маскирующийся под порядок: ни одному источнику нельзя было доверять, любое утверждение ставилось под сомнение и высмеивалось, а это высмеивание тоже высмеивалось. Стоило провести там немного больше времени, спутывалось в клубок и собственное мнение. Это стало просачиваться и в телевидение - некоторые заявления новостных каналов походили на розыгрыши с серьёзным лицом. Увлечение мистикой возросло в разы, и это было объяснимо - по всей видимости, призраки с одинарной логикой появлялись всё чаще. Иногда происходили массовые сбои электроники, но это по-прежнему объясняли солнечными бурями (какая ирония!) и человеческой халатностью.
...Арагостал выслушал всё про шторм, третичную логику и Коалиционный Отряд Наблюдающих, и внезапно согласился со всем этим сразу. Однако же появлялся в Штабе он редко - где-то раз или два в неделю, и приносил фотографии подозрительных объектов, напоминающих призраков. Почти всегда это оказывалось оптическим обманом. Почти. Работу медиума он временно бросил - говорил, что там стало "слишком шумно", а этот шум сводил его с ума. Теперь он знал этому объяснение.
Лем продолжал работать над книгой, но вся работа увязла в кризисе и хандре. Пару раз он даже, неожиданно сам для себя, напивался, но и это не помогло. Чаще всего Лем просто дремал или учился собирать два кубика Рубика сразу: один в руках, другой в сознании, причём оба в разных положениях.
Лем боялся призраков, и поэтому ночевал теперь не дома, а в комнате по соседству с трупами.
Собственно, там и произошла следующая встреча с ними; предосторожности не помогли. Это случилось на следующую ночь после того, как Григорий закончил трек.
***
...Лем проснулся от чувства, будто за ним кто-то наблюдает. Это чувство чужого присутствия уже было ему знакомо и не кончилось ничем хорошим, поэтому он не стал играть в прятки с собственным восприятием, а сразу сел на постели с широко раскрытыми глазами и щёлкнул настольную лампу. Как назло, она вспыхнула и тут же прогорела, лишь ослепив, но за это короткое мгновение Лем успел уловить с десяток тёмных высоких фигур, окружавших его кровать. Лем зажмурился, бесшумно соскользнул с кровати и пополз на четвереньках к выходу. Кубик в его разуме то и дело пропадал и никак не хотел проворачиваться.
Подняв руку для следующего шага, Лем понял, что уже успел представить, как натолкнётся вслепую на одного из них, и так и застыл с поднятой рукой. Мгновением позже он поймал себя на том, как всё отчётливей представляет их лошадиные черепа (саркастическая сторона напомнила ему, что уже давно надо было обратиться к психологу по поводу причудливой формы своих страхов), и осознал, что без движения очень быстро представит себя съеденным. Тогда Лем вскочил, оттолкнул призрака в сторону (на ощупь - "никакой", каким и должно быть существо с одинарной логикой), и вылетел из комнаты прямо в студию. Тут же запер дверь, благо что ключ предусмотрительно держал в замке.
Но радоваться было рано. Он уже знал, что двери призракам не помеха, поэтому они довольно скоро стали просачиваться сквозь дверь, начиная с оголённой морды и заканчивая чёрным хвостом балахона.
"Не думать, о чём не думать", - Лем бухнулся в кресло Григория и несколькими дрожащими щелчками мыши запустил его "космооперу". Выдернул штекер наушников и выкрутил громкость на максимум. Многообещающие басы плавно стали переходить в плачущий звук клавиш. Издалека, как эхо, зазвучали ударные.
Просочившись все, призраки остановились. Лем смотрел на них и, всё больше улыбаясь, погружался куда-то в ускоряющиеся волны звуков, забывая о грозящей опасности, забывая обо всём на свете. Примчались быстрые ноты гитарных струн, из дальних колонок выползло приятно обволакивающее шипение, какого он и в жизни не слышал. Музыка отдалённо стала напоминать вальс, и Лему представилось, как восемь призраков, взявшись попарно, кружатся в танце вокруг одного, а тот кивает им в такт головой. Так и произошло. Лем засмеялся и закрыл глаза. В голове быстро закрутился пульсирующий кубик Рубика, собираясь легко и просто, срезая собственные углы, выворачиваясь наизнанку, мерцая многоконечными звёздами своих разноцветных граней.
...Когда заспанный Григорий прибрёл в студию, то не без удивления обнаружил смеющегося Лема в кресле, взмахивающего руками в такт затихающим волнам, а вокруг него в воздухе - девять бешено вращающихся кубиков Рубика, разбирающихся и собирающихся вновь, искрящихся, ежесекундно меняющих форму от шара до плоского треугольника.
- Лем! - вскрикнул он.
Лем раскрыл глаза, и все кубики попадали на пол, застыв в неведомых формах, обретая стабильность.
- Я протестировал твой трек, Григорий, - Лем не мог остановить смеха. - Теперь я всё понял... Я понимаю всё, что вы мне пытались объяснить! Эта штука работает! Но более того, скажу тебе я! Призраки! Призраки теперь в моей власти! Веди нас, Григорий! Давай, новый Ной, строй свой Ковчег! Мы спасём человечество из шторма!
Лем оказался чрезвычайно талантлив к третичной логике. Он виртуозно владел своими мыслями, манипулировал искривлениями пространств, чувствовал бескрайнее поле возможностей между ничтожными крайностями жизни и смерти. Он мог всё, что могли существа Коалиции, и даже больше. Он контролировал форму и поведение призраков, как было ему угодно...
Вопрос о захвате радиоцентра сразу отпал.
***
...Отдалённо верещали сирены. Где-то в тёмном майском небе гудел невидимый вертолёт. Всё здание было оцеплено, а отряды ОМОН готовились к штурму. Сотни репортёров на безопасном расстоянии бубнили что-то операторам в телекамеры. Лучи прожекторов беспомощно метались по серым зданиям, ослепляя людей в окнах. Операция по насильному внедрению третичной логики близилась к концу. Где-то в глубинах здания захваченного радиоцентра Григорий, Лем и Арагостал сидели внутри удобно спланированного непроницаемого (и непробиваемого) чёрного тела и тихо праздновали победу.
...Так вышло, что один из первых треков, написанных Григорием ещё полтора года назад, оказался "неудачным", и вместо пресловутой третичной логики дарил человеку несколько часов глубокого здорового сна. После этого трека Григорий и предположил, что захват радиостанции будет вполне возможным вариантом. А с призраками это стало ещё проще.
Один призрак в облике человека проходил в центр здания (при окрике "Стоять, вы кто?" бесшумно исчезая в стенах) и начинал транслировать "сонный" трек на всю мощность из встроенной внутрь тела колонки (фантазия Лема не знала границ). После приходили и организаторы мероприятия - Григорий, Лем и Арагостал. Пока остальные восемь призраков в облике террористов стаскивали тела теперь уже заложников в безопасное и труднодоступное место ("террористы получились уж слишком одинаковые", - жаловался Арагостал Лему), Григорий по радио выдвигал свои бредовые требования: "Крутите вот этот трек по всем радиостанциям, и никто не пострадает! Мы будем проверять!", а Лем переделывал человека-колонку в непроницаемое чёрное тело и выворачивал вокруг него пространство по касательной - создавал убежище на случай обстрела. Затем все трое прятались внутри с переносным радио (сначала получилась накладка: непроницаемое тело не пропускало и радиоволны) и ждали результатов.
Всё шло настолько хорошо, что даже не верилось. Бо́льшая часть радиостанций согласилась на выдвинутые условия, а те, что не согласились, всё равно в ленте новостей включали большие отрывки из трека. Нашли сайт, на который Григорий выложил эту музыку, и вскоре ссылка на него мелькала в каждом пятом сообщении интернет-форумов. Подключилось телевидение. Через час после начала действия весть о террористах вместе с музыкой выползла за границу и приобрела международный масштаб. Через три троица покинула здание внутри невидимого левитирущего кокона. Через четыре кончался срок исполнения их требований. За полчаса до этого ОМОН ворвался в здание и обнаружил отсутствие террористов ("словно испарились" - подумали многие; на самом деле, так и было) и присутствие безмятежно спящих заложников. Операция "Ноев ковчег" (как её окрестил Лем) была завершена. Все участники со счастливыми лицами заснули и, проснувшись на следующий день, стали бегать по городу, вглядываясь в лица, с радостным предвкушением пытаясь найти в их глазах первые отблески третичной логики.
...Но вместо окончательной победы над штормом и спасения человечества произошёл полный крах. Всем гениальным сверхлюдям свойственно не замечать самого простого, жестоко ошибаться в обыденных мелочах - не избежала этой участи и команда КОН, последняя надежда человечества.
Шум, в котором и заключался основной смысл космооперы Григория, который являлся скрепляющим звеном всего трека и, как следствие, основным проводником третичной логики - воспроизведён не был. Его сделанные на заказ наушники, самого широкого диапазона звучания - улавливали этот шум. Улавливала его и невероятная коллекция всевозможных колонок, объединённая хитросплетением проводов в одно целое. Но ни радио, ни телевизоры, ни даже дорогая стереосистема просто не воспроизводили этот шум.
Трек был услышан большей частью человечества. Но не было ни одного, кто после этого обрёл третичную логику. Ни одного.
На всей планете было три человека, которые ей обладали. Но корабль был общий, и чтобы не затонуть в грядущем шторме, нужны были усилия всей команды. Три человека не могли спасти никого и не могли спастись сами. Оставалось только ждать крушения.
Настоящий страх - тот, от которого нельзя убежать, понял Лем. От призраков было можно. Можно было хотя бы попытаться. От шторма - нет. Лем даже не стал звонить своей сестре, чтобы не портить ужасом её последние часы.
Настоящий страх - это неизбежность.
До абсолютного безумия человечества оставались считанные дни.
***
...Тень шторма нависла вплотную. Излишки информации сгустились настолько плотно, что чувствовались в воздухе, который стал вязким и тягучим. Двоичная логика окружающего человечества давила и не давала раскрыться для защиты третичному мышлению, сводило его обратно, на двоичный путь. Лем перестал видеть серебристые нити дополнительных пространств, свёрнутых в воздухе. Григорий тоже перестал их видеть - он умирал как человек. Однажды вечером призраки вышли из-под контроля: лишь огромным усилием воли Лем заставил их разлететься кто куда, а не нападать. Стало тяжело дышать, тяжело глубоко думать... Интернет, телевидение, радио, связь - всё работало лишь изредка и страшно глючило. Вроде бы объявили комендантский час в связи с мародёрствами, а может, это был чей-то розыгрыш, отрывок художественного фильма, просто сон... Реальность стала настолько зыбкой, что сны казались прочней. Предметы стали пропадать и появляться в самых неожиданных местах. Рукопись "Введения в третичную логику" однажды превратилась в набор цифр и значков, а на следующий день сбежала компьютерная мышь (найдена в духовке, слегка поджаренной). Кубик Рубика больше не собирался в принципе - когда Лем собрал пять граней, шестая оказалась по-прежнему перемешанной. Арагостал остался в Штабе и теперь со страшной головной болью метался на постели в бреду.
Радио объявило что-то о добровольной отставке правительства всех стран и лёгком способе похудеть, после чего навсегда замолчало. Человечество застыло над пропастью в шаге от края.
...А утром следующего дня, когда Григорий на велосипеде возвращался с рассвета, последнего в своей человеческой жизни, который с подавленной третичной логикой стал таким же безнадёжным, как и всё остальное, и купил лилии у озлобленного старика-продавца - теперь уже на свою могилу, - утром такого дня с пронзительного синего неба без единого облачка хлынула злая вода. Информация сгустилась настолько, что перешла в жидкое состояние и стала выпадать в виде осадков, в виде злой воды, в которой нельзя было утонуть, но можно захлебнуться, заразиться безумием и исчезнуть как личность, стать таким же призраком, вечно летающим в бессилии выбора, в поисках чужих решений и мыслей... Этот дождь пошёл сразу и густо, вода из него, как ртуть, не впитывалась в землю, и было как-то сразу ясно - этот дождь единомоментно идёт на всей планете. Григорий ускорился, не желая промокать в таком дожде и желая исчезнуть не сразу.
...Лем видел, как пошёл дождь, из окна студии, и впервые в своей жизни нервно курил, закашливаясь. Сигареты он взял из кармана штанов нетленного тела Ивана. Здесь же, на брошенном на пол матрасе, лежал отчего-то пришедший в себя Арагостал, пронзительно чёрными глазами окидывая комнату, словно видит её впервые.
"Всемирный потоп, - грустно думал Лем. - Жаль, нет у нас Ноя... Хорошо бы было, если б где-нибудь за поворотом сейчас стоял свежевыструганный ковчег...". Он заметил, как среди брошенных на дороге машин, ловко лавируя, мчался велосипед и его уже слегка промокший обладатель, сжимавший в руке ворох лилий. Лем узнал Григория, и сердце отчего-то вдруг радостно заколотилось.
"С чего это вдруг? Да, это надежда... Она и правда умирает последней".
- Мы убежим. Сядем на корабль и убежим, - вдруг произнёс Арагостал.
...В комнату ворвался мокрый Григорий.
- Я люблю тебя, человечество! - закричал он. - Я знал, я верил в него, я не ошибся! Собирайся, возьми куртку себе и Арагосталу, бежим!
- Что? - Лем аж выронил сигарету, а сердце продолжало усиленно биться. - О чём ты?
- Это уникальная планета, симбиоз с призраками! Когда начинается потоп, все - все, все разом - думают о ковчеге. Витающие вокруг толпы призраков слышат это - и даже в гуще шторма эта мысль сильнее любой другой! И призраки становятся ковчегами. До тех пор, пока люди будут верить в них. Выходи, ты сейчас сам всё увидишь.
Наспех одевшись, помогая ослабевшему от болезни Арагосталу спуститься по лестнице, они наконец распахнули дверь наружу и попали под хлещущие струи ливня. Земля заполнилась гулом. Огромные, с многоэтажные дома, корабли без мачт и парусов величественно выкатывались из ниоткуда, блистая крепкими просмоленными боками. Широкие настилы-лестницы вели прямо в них, наверх, и были заполнены торопящимся человечеством. Лем ещё раньше видел, как люди бросали машины и бежали, выбегали из дома, но думал - это от настигшего их безумия. Но люди бежали в ковчеги.
Они сжали зубы и, по колено в воде, что было сил помчались к ближнему из них. Арагостал упал, Лем с Григорием подняли и понесли его на плечах. Лем всё ещё не мог поверить в спасение, когда они ступили на упругий настил. Но он поверил, когда оказался на борту.
Неведомым образом Лем оказался у штурвала. Мышление вдруг стало прозрачным и ясным. Он спросил какого-то радостного старика, который вертелся рядом и зачем-то раздавал букеты цветов направо и налево: