Чистякова Наталья Ивановна : другие произведения.

Открытый урок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ "Открытый урок"- это "рассказ в рассказе", который представляет собой исповедь пожилой учительницы русского языка и литературы, Ольги Петровны, молодые годы которой пришлись на наши дни, когда она только начинала карьеру учителя. Перед читателем раскрывается мир школьной жизни: как же сложно организовать настоящий творческий процесс обучения в современных условиях образовательной системы. Образ подруги главной героини, Веры Ивановны, учителя -инвалида, навсегда остался в памяти Ольги Петровны как образец терпения и мудрости, любви к профессии, несмотря на все ее трудности, уважения к личности ученика.
  Открытый урок.
  
  В выходные дача Ольги Петровны опустела. Отшумели новогодние праздники с домашними маскарадами и играми на свежем воздухе возле огромной елки, посаженной тридцать лет назад Ольгой Петровной и ее мужем, ныне покойным.
  Из окна гостиной женщина смотрела на одинокий двор своей дачи. В комнате пахло свежей хвоей и мандаринами. И от этого запаха слегка кружилась голова. Присев на диван, женщина посмотрела на елку и на подарки. Теперь, оставшись в одиночестве, наконец пришло время открыть пакеты и коробки с подарками. Книги, золотые украшения, статуэтки и прочие оригинальные вещицы постепенно заполняли комнату.
  Ольга Петровна стала убирать подарочную бумагу, как вдруг наткнулась на старый альбом. Это был подарок от ее младшего внука. Он не смог приехать к бабушке на празднование Нового года, но о подарке не забыл. У Николая, младшего внука Ольги Петровны, была своя фотостудия, он много работал и редко виделся с бабушкой, но всегда с особой теплотой относился к ней. Он давно обещал, что воскресит бабушкин старый альбом. И вот теперь Ольга Петровна переворачивала толстые страницы своей молодости. Детство...Молодость...Здесь ей всего пять: маленькая девочка с большим белым бантиком, а здесь- уже ей двенадцать: она получает награду за участие в олимпиаде по русскому языку. Жизнерадостные молодые лица -это однокурсники педагогического института. На следующей фотографии Ольга Петровна задержала свой взгляд.
   На фото - она и ее подруга, учительница русского языка и литературы Вера Ивановна. Они жизнерадостные, веселые. Верочка, дорогая, где ты теперь? Они расстались лет двадцать назад.
  Холодный, морозный ветер доносил обрывки разговора из прошлого.
  1.
  - Все, ухожу, к черту или куда подальше, не могу больше, Вера, понимаешь, никому ничего не надо. Ну пусть пять человек, ну даже пусть десять ничего не делают, но не весь же класс, не вся параллель, -глотая слезы, с надрывом говорила Ольга Петровна.
  -Ну подожди, - успокаивала ее подруга,- подожди. Разве это в первый раз: написали плохо, не подготовились. Бывает...Возьми себя в руки. Всё образуется.
  -Уволюсь.
  -Да это не проблема, а потом как? Где найдешь работу в ноябре? В школах уже всё укомплектовано. Ты же профессионал, ты же не с улицы зашла. Семнадцать лет в образовании...Это не шутка.
  -Вот именно, семнадцать. Это диагноз.
   -Оленька, успокойся, - обнимая подругу за плечи, говорила Вера Ивановна.- Дров можно наломать столько, что потом будешь жалеть всю жизнь. Пусть будет так: если это серьезно, значит, решение примешь завтра на свежую голову, а если просто нервы - завтра ничего не останется. Всё завтра, завтра.
  Внезапно разговор оборвался. За окном повалил снег и Женщины, не посмотрели в окно, думая о своем.
  Целую ночь Ольга Петровна не спала, а наутро, после первого урока на стол директора легло заявление об уходе. Она и сейчас , как наяву, видела взгляд своей подруги. Это был взгляд вымученно - понимающий, но такой беспомощный, что у Ольги Петровны спустя столько лет защемило сердце.
  2.
  В прихожей Ольги Петровны послышался шум.
  - Ольга Петровна, Вы дома?
  Это была соседка, молодая девушка Вера. Вера училась в пединституте на четвертом курсе. Часто забегала к Ольге Петровне, поговорить, посоветоваться. Ольга Петровна по -матерински была привязана к Вере. Она видела в этой миловидной барышне чуткого и внимательного человечка, а главное, очень искреннего, не испорченного временем, что было необычайной редкостью. . Энергичная, открытая, за всё берущаяся с энтузиазмом и решительно доводившая до конца все начинания, она напоминала ту далекую Веру.
  
  -Увидела свет, решила зайти. С Новым годом, с Новым счастьем, Ольга Петровна, дорогая. Пусть у Вас будет все хорошо. Это очень важно, чтобы было хорошо, правда?
  -Конечно, Верочка.
  - Вы заняты? Быть может я не вовремя?- заметив раскрытый альбом и задумчивый вид Ольги Петровны, поинтересовалась Вера.
  -Что ты! Вовсе нет, просто решила сегодня встретиться со своей молодостью.
  Ольга Петровна всё еще смотрела на фото.
  - А кто это?- спросила девушка, указывая на женщину, стоящую на фотографии рядом с Ольгой Петровной, - Ваша подруга?
  - Это лучшая подруга, к сожалению, я долго ничего уже о ней не знаю. О таких говорят: "Учитель от Бога". Знаешь, Верочка, мы работали с ней в очень непростое время, во время полного хаоса, который царил в образовательной системе, это было время отсутствия не только внятных школьных стандартов, но и какой- либо образовательной политики.
  Вера Ивановна в большей мере понимала, как важно научить думать тогда, когда многие были уверены, что в создавшихся условиях в этом нет острой необходимости. К сожалению, во многих областях свирепствовал нигилизм.
   Я встретила ее в коридоре, когда впервые пришла в школу, где Вера Ивановна проработала уже пять лет. Невысокого роста, с большими голубыми глазами, худощавым телосложением, она казалась старшеклассницей. В нашу первую встречу, она добродушно улыбнулась. Мы разошлись по своим кабинетам. Те, кто работал в школе, знают, что, как только закрывается дверь класса, ты словно выпадаешь из действительности. Окунаешься в этот мир правил, понятий и схем и порой даже на перемену не выходишь: то тетради проверяешь, то готовишь записи на доске.
   Как -то раз я обнаружила, что на доске писать нечем: закончился мел. Вниз бежать не хотелось, и я зашла к Вере Ивановне. Она протянула мне два длинных куска мела. Я застыла на месте: на обеих руках отсутствовали фаланги пальцев. Стараясь скрыть смущение, поблагодарив, поспешила в свой кабинет. Я, конечно, не с Марса прилетела. В метро, на улицах я часто видела людей с различными недугами. Если на меня нападала хандра, депрессия или казалось, что только у меня все из рук вон плохо, то, глядя на таких людей, сочувствуя им, я испытывала стыд за то, что позволила себе, здоровой и сильной, хныкать и жаловаться на судьбу. Но те люди были беспомощны, порой озлоблен, а передо мной была уверенная в себе женщина, с добродушной улыбкой, взгляд которой говорил "ничего, не смущайтесь, всё в порядке". Потом, спустя некоторое время, помню, как удивлялась и вместе с тем восхищалась, когда увидела, как на доске аккуратным, ровным почерком были выведены записи подготовки к уроку. Сколько же надо было приложить усилий, чтобы добиться такой каллиграфии?!
  "Вот и дети поначалу задерживают взгляд, а потом ничего, привыкают, даже уже не обращают внимания", - говорила Вера, глядя на свои руки. Бывает, что я сама об этом упомяну, конечно, не ради сочувствия к себе, а исключительно в воспитательных целях. Ведь пишут, как курица лапой, не стараются, порой даже сами разобрать не могут, что написали. Вот и тогда и говорю, что руки Бог дал, а не стараетесь, ведь вам и усилий - то надо всего ничего, а вы и тех не прикладываете. Видно, что стыдно становится, начинают красивее писать, разборчивее, чем прежде. Вот тогда и хвалю".
  3.
  -Ой, Вера, ты все по мелочам бушуешь, -заметила однажды учительница истории, услышав, как Вера Ивановна делала замечание по поводу почерка. - Это же не главное. Вот, к примеру, у меня на уроке пишут контрольную работу, пишут, как попало, с ошибками. Я, конечно, замечание сделаю, но оценку не снижаю. Ведь важно, чтобы на вопросы правильно ответили, этого пока добьёшься, семь потов сойдет, а ты о почерке...Не до этого сейчас.
  - Важно, именно важно и не только, что ответили, но и как. Мы ведь не только обучаем, но и воспитываем. Зачем писать красиво? Затем, чтобы стараться, хоть немного стараться, чтобы победить лень, которая разрастается с неумолимой скоростью, затем, чтобы, однажды отчаявшись, потом почувствовать себя увереннее, чтобы сказать себе " я могу быть лучше", - отвечала Вера.
  
  - Да ты романтик, Вера Ивановна, - сказала учительница истории. - по-моему, они вовсе не думают об этом: стать лучше, доказать себе что-то- это в прошлом. Покорители вершин остались в 70-х.
  Вера не стала спорить и только молчала.
  Некоторые её считали чудачкой, некоторые - занудой, выпавшей из времени, но я понимала, что она и есть тот самый нужный механизм настоящего времени, та система, которая перекачивает по еле видимым жилам живые силы упавшему в долгую кому образованию.
  На переменах в учительской часто разгорались споры по поводу того, как оценивать учеников, какие требования предъявлять к ответу.
  
  Говорили горячо, жаловались друг другу на всеобщую неграмотность, глупость, на растущую деградацию, и, конечно же, на собственное бессилие. В условиях всеобщей показухи главной была не успешная работа, обеспечивающая результат, а бумажка, отчет. Этих бумажек писали тонну. Кривые графиков складывались из отчетов о проведенных контрольных и самостоятельных. В журналы, словно птицы, прилетающие с юга, летели отметки. Так клеточки заполнялись результатами. Это была бешеная гонка, в которой победит тот, у кого высокая успеваемость в выставлении отметок.
   Объяснишь материал, выполнишь одно -два упражнения- и можно самостоятельную устроить. Глядишь, к концу четверти у каждого по 10- 15 отметок. Начальство довольно: при проверке журналов более высокая комиссия отметит интенсивность обучения.
  А на экзаменах многие учителя готовы были провалиться под стол от ответов учеников. Краснея друг перед другом, оправдываясь, учителя говорили: "Просто кошмар, я столько в них вложила - и вот результат! А потом ведь скажут, что нет профессионального подхода ...и все такое". "Не говорите, -слышалось в ответ, - до того уже доходишь, что, если ученик хоть термин назовет или формулу одну выведет, или автора произведения скажет, уже готовы не только три поставить, но и "молодец" сказать. Докатились"! Так обычно заканчивались устные отчеты учителей друг перед другом в школьных коридорах.
   Я никогда не слышала, чтобы Вера принимала участие в подобного рода беседах.
  Она не сетовала, не жаловалась. Мне иногда казалось, что она безропотно соглашалась, понимая, что такая болтовня бессмысленна. Но я ошибалась. Она думала и думала постоянно, над тем, как изменить ситуацию.
  Вечером, когда я засиделась за проверкой тетрадей, ко мне в кабинет заглянула Вера.
   -Попьем чайку, я что-то замерзла, а ты, я смотрю, тоже проверяешь?
  -Да, не хочется домой брать, тяжесть нести, вот решила проверить, -ответила я.
  Мы пили ароматный чай. Разговаривали. Я чувствовала, что настало время просто поговорить о наболевшем, поговорить по душам.
  - Вер, давно хотела тебя спросить: ты действительно думаешь, что вот эти твои новшества: историко-литературная лента, проекты на уроках литературы спасут ситуацию. Нет, всё это, конечно, правильно, я думаю, даже нужно, но ведь ты -одна, понимаешь, одна с этими инновациями, и больше это никому не надо.
  -Ты права, конечно. Видишь ли, сейчас все просто: не нравится - уходи. Уйти можно, только вот куда? Я осознанно пришла в образование, так что учитель - это мое призвание. А работать сейчас все сложнее и сложнее, потому что в нынешних условиях я словно и не учитель. Вот и получается: куда ни кинь, всюду клин.
  Думаешь, у меня на уроках идеальные дети, думаешь, что они с удовольствием учатся ? Как бы не так. И в наушниках сидят, и смс-ки пишут, и не читают. Раздражает? Да. Не только раздражает, просто выводит из состояния равновесия. А что делать? Ругаться? Грозиться, запугивать, вот подождите, придет время экзаменов? Раньше пробовала- не помогает. Вот и родилась идея: заинтересовать вопреки. Вопреки нежеланию учиться.
  - Что помогает? Что-то изменилось?- не унималась я.
  - Во всяком случае, замечаю, что рядом со мной появились единомышленники. Их немного, но они есть. Среди всех этих противных отчетов, глупых педсоветов есть одно замечательное свойство в нашей работе - это общение, живое, горячее. И если хотя бы минут 15-20 от всего урока тебе удается заполучить такое общение, я понимаю, что выигрываю, что вырываю победу у глупости и пошлости, у безразличия и деградации. Когда закрываются двери кабинета и смолкает детский гам в коридоре, а в классе на тебя смотрят не безразличные глаза, а заинтересованные, только тогда чувствую, что я ещё учитель, и в этом мне помогают те, кто со мной говорит на языке понимания. А в остальном я -машина, печатающая бумажки...
   Я молчала, потому что говорить было нечего. Вера попала в точку. Во всем этом: в беготне за постоянными показателями, в вечном сетовании на учительскую судьбу, в унижении самого себя, опасаясь потерять работу, в согласии с глупостью выходящих распоряжений - было что-то гадкое и мерзкое, мне самой стало противно. А что делать?
  " Если завтра начнешь толкать речи, выкрикивать лозунги "Все на борьбу с отсталостью сознания! Скажем "НЕТ" деградации в школе! Вперед - к знаниям!" и всё такое в этом духе, тебя же ненормальной сочтут. А ведь ты и есть самый нормальный, самый понимающий, самый нужный в школе человек", - думала я, идя домой.
  Когда другие объясняли неудачи учеников несовершенством программы, леностью учеников, когда многие учителя -филологи разводили руками, услышав это ужасное "зачем мне учить литературу, если я поступаю в математический, физический или другие технические вузы?", Вера искала пути преодоления : создавала вместе с учениками историко -литературную ленту периодизации русской литературы. Как ей удавалось вовлечь в эту работу учеников, убедить, что это им надо, я не знаю. Только после уроков оставалась группа ребят, увлеченная проектом, и что-то клеила на двух больших форматах бумаги. Так ребята под руководством учителя пытались воскресить то, что было безвозвратно потеряно: связь между предметами, роль литературы как неотъемлемой части культуры. В отсутствии понятия "литературно образованная личность", эти дети старались ему соответствовать. А потом была "Ярмарка идей", на которой ученики с энтузиазмом защищали свое ноу - хау. Проект одобрили и на школьном, и на районном уровне, а вот на городском он заслужил только диплом участника.
  
  
  Нашлись и те, которые злорадствовали, дескать, столько сил положили, а все даром. Но Вера так не считала. Не считали так и ребята. Обидно было, конечно, что по достоинству их не оценили, но ощущение чего-то важного, состоявшегося в их жизни, не покидало долгое время.
  Почувствовав это, Вера предложила разрабатывать проекты по литературе. Она добилась, чтобы ее отправили на компьютерные курсы. "Ну, подумай, как ты своими костяшками будешь стучать по клавиатуре", - говорили ей. Она не слушала. Каждый раз, возвращаясь поздно вечером с занятий, она садилась за компьютер и работала, работала не покладая рук. А потом Вера Ивановна заходила в класс и выдавала все свои идеи на экран в виде новомодной презентации. Фотографии писателя, музыка, умело придуманный текст-все это рождало такой неподдельный интерес, что даже шалопаи слушали, раскрыв рот. Изучая биографию писателя, вместо сухих докладов, ученики предлагали свои электронные версии изложения материала. Это захватывало все большую часть класса, и как следствие, круг читающих и старающихся разобраться в прочитанном заметно возрос. И что важно, таким она видела каждый урок. Новым, сильным, отвечающим духу времени.
  
  В тот день у меня было всего 2 урока, так как детей забрали на диспансеризацию- ежегодное профилактическое медицинское обследование. Я усердно проверяла тетради, сидя в учительской: мой класс был занят. А потом меня мило попросили убраться восвояси, так как в учительской по указанию директора прибивали новые полочки. Я пошла прогуляться по школьным коридорам и только было собралась в столовую, как внимание привлек шум, доносящийся из кабинета Веры Ивановны. Там оживленно спорили.
  Я робко постучалась, Вера подошла к двери, я попросилась посидеть на уроке. "Хорошо, заходи, у нас как раз горячее обсуждение", - сказала она. Я села за последнюю парту. А Вера Ивановна продолжила урок.
  - Итак, предлагаю вам поразмышлять о прочитанном. Разберем эпизод смертельного ранения князя Андрея на Бородинском поле. Важно понять: о чем думает герой во время сражения, как он поступает, что руководит им, когда он оказывается один на один со смертью. Зашуршали страницы.
  - Кто готов? -спросила Вера Ивановна.
  -Можно я, - руку поднял рыжеволосый парень.
  -Хорошо, Артем, отвечай.
  - Вера Ивановна, я скажу, что думаю.Я вообще считаю, что так вести себя мог только придурок.
  В классе повисла тишина. Девочка, сидящая рядом с этим "умником", покрутила у виска. Но юноша не унимался.
  -Да, именно придурок, иначе какой нормальный станет стоять и ждать, когда смерть сама его настигнет...Я так считаю. А что я не прав?!
   Это было форменное хамство, и поделом было наказать наглеца, потребовав публичных извинений, но Вера Ивановна не стала этого делать, напротив, она решила продолжить диалог.
  -Придурок, говоришь, ладно, но чтобы так рассуждать, надо иметь хоть какие-нибудь доказательства, желательно не из личного опыта, а из текста. Пожалуйста, найди и зачитай то место в романе, где автор прямо или намеком нам говорит об этом.
  Парень угрюмо молчал.
  - Ну что же, наверное, надо помочь тебе разобраться.
  - Итак, где находился полк князя Андрея?
  -В резерве, - послышался ответ .
  -Правильно. А что это значит?
  -Что? - спросил тот парень, который нелестно отозвался о князе Андрее.
  Вера Ивановна стала читать. "Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было".
  Потом, отыскав это место в тексте, читала уже Света, ученица этого класса, которая влюблена была в литературу без памяти. Она читала о том, как солдаты выполняли обычную работу на войне: убитых и раненых относили с поля боя, потом опять возвращались в строй. Она читала так, как будто каждый нерв ее души был с этими солдатами. Ее голос, интонация передавали весь ужас положения полка князя Андрея.
  
  "Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были". Девушка остановилась.
  Вера Ивановна вопросительно посмотрела на ребят.
  -Какой ужас испытывали солдаты? Почему он возник? - спросила Вера Ивановна
  Руку поднял Самсон, отличник.
  - Вероятно, ужас возникал потому, что полк князя Андрея стоял под шквальным огнем, не отвечая на атаки противника. Люди гибли, не сделав ни одного выстрела.
  - Вот именно, а это значит, что солдаты ждали своего часа, чтобы драться, драться до последней капли крови, а приказа не было, зато были снаряды, которые выкашивали, как косой, русский дух, - промолвила Вера Ивановна, продолжая читать. Понимал ли это князь Андрей? Конечно. Он слишком хорошо знал, что такое русский боевой дух и какие чудеса могут творить русские, когда этот дух переполняет их сердце.
  Воздух в классе был пропитан таким доверием, которое возникает между старыми друзьями. Ребята отвечали с места, даже не поднимая рук, но Вера Ивановна по глазам чувствовала, кто хочет высказаться.
  - Если честно, мне тоже не понятно поведения князя Андрея, - сказала девушка, сидящая рядом с Артемом. - Нет, понятно, что он пренебрегает смертью, он хладнокровен, вот Толстой пишет:
  "Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то области дыма. -- Одна, другая! Еще! Попало... Он остановился и поглядел на ряды. "Нет, перенесло. А вот это попало". И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи".
  - У меня создалось впечатление, что он хочет просто умереть, потому что будущее для него уже померкло, я так думаю, что смерть его нелепа. Жаль, конечно, но все же нелепа.
  Вера Ивановна задала вопрос классу:
  - Как видит войну князь Андрей?- спросила она.
  
  -По звукам, по дыму, - ответила девушка, сидевшая за второй партой.
  - Понимает ли он настроение солдат?
  - Да, когда он увидел, что у 2-го батальона толпились люди и поняв, что именно там снарядом убило многих, он приказал адъютанту, чтобы тот разогнал людей. У него даже невольный холод пробежал по его спине. - сказал Никита.
  
  -Страшно было ли князю Андрею?- задала свой вопрос учительница.
  И сама же на него ответила:
  -Да страшно, иначе не родились бы у Толстого такие строки:
   "-- Ложись! -- крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух... -- Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
   -- Стыдно, господин офицер! -- сказал он адъютанту. -- Какой... - он не договорил".
  Она перевела взгляд на учеников и продолжила:
  -Вот именно смотрят. Смотрят солдаты. Смотрят младшие офицеры. Все смотрят. Понимаете ребята?!
   Вера Ивановна пристально смотрела в глаза детям,-
  -"Какой... пример..?"Да именно пример. Это слово не успел договорить князь Андрей. Значит только, чтобы показать пример, надо умереть? На войне так и бывает. Он не мог иначе. Тогда это был бы кто угодно, только не Андрей Болконский. Потому что он благороден, он честен. Просто в таких обстоятельствах, когда смерть играет нервами, всегда находятся люди, которые не могут бежать, молчать, трусить, не могут прятаться от опасности. Они всегда принимают удар на себя, чтобы кто-то другой остался жив. Этот снаряд, мог убить младшего офицера или солдата, а достался князю Андрею. Тот, кто остался жив на войне, понимал, что он живёт, потому что рядом идущий принял на себя смерть. А значит, надо стоять, надо бороться... Гибель таких людей не бессмысленна: в одних она рождает мужество, в других - что-то другое, что понять в обычной жизни нельзя, но это что-то непременно важное.
   После слов Веры Ивановны на несколько минут повисла тишина, которая бывает тогда, когда прежде чем что-либо сказать, надо не только понять и осмыслить, но прочувствовать.
  Когда Вера продолжала урок словами: "Князь Андрей еще не умер, жизнь, пошлет ему еще встречу с Наташей, чтобы понять...", я уже шла по коридору.
   Вера действовала на меня, как магнит. Она притягивала к себе своей искренностью, умом, выдержкой, а главное, своим добрым сердцем. Рядом с таким человеком и сам стараешься соответствовать высокому званию учителя.
   Я искала новые методы работы. Со стороны, наверное, это выглядело странно. Заражаясь ее оптимизмом, я стала тщательнее готовиться к своим урокам литературы. Несмотря на то что результат был не всегда желаем ( единомышленников среди учеников находить мне было нелегко), я чувствовала, что сдвигаю с места что-то очень тяжелое, заскорузлое и пусть движение было еле заметным, все таки оно было. И очищало оно детские души от того наносного и гадкого, что тащили они в школу с улицы, с экранов телевизоров и компьтеров.
  Маленькими шагами мы двигались по пути познания. Я старалась увязать многие проблемы, поставленные авторами тех лет в произведениях, с современностью. Ребята видели, как актуальны они сегодня. Они сами приносили вырезки из газет, журналов, брались за создание литературных гостиных и презентаций.
  Знаешь, Верочка, я всматривалась в глаза детей ( я их до сих пор помню) и видела, что они были другими, в них появлялся свет не равнодушия, а причастности, причастности ко всему, к чему они прикасались. Они чувствуют себя нужными на уроке.
   Но так было не всегда. Действительность была такова, что нравственные приоритеты смещались в отрицательную сторону. Мы, словесники, изо всех сил пытались объяснить, что воровать, мошенничать -не просто плохо, а даже гадко, омерзительно. Наживаться на бедах других, более беззащитных? Что может быть еще хуже? А для многих из них хуже -это когда поймают, а если повезло, прошел, как вода через сито, то и ничего плохо в гадких поступках нет, как нет и гадких поступков. Что говорить, если на первых страницах журнала "Форбс" в рейтинге самых успешных людей (язык с трудом поворачивается, чтобы назвать их успешными) красовались имена тех, кто ограбил страну, оставил без куска хлеба миллионы людей в далекие "лихие" 90-е. Но ведь не поймали, так почему же с них не брать пример? А все разговоры о долге, о чести, честности, наконец, - сказки. Так считали многие ученики, только не говорили вслух, да мы и не спрашивали...
  Как-то раз, поднимаясь по лестнице, я услышала оживленную детскую беседу, пересыпаемую жаргонизмами и бранными словами.
  -Зачем учить эту физику? Что мне в жизни пригодится эта термодинамика?
  -Не говори! А мне на фига эта алгебра? Ну я понимаю, там, английский, ну да, надо учить. В компанию пойдешь работать. Никуда не денешься ...или за рубеж поедешь. Я с репетитором два раза в неделю по два часа долблю. А по алгебре мне училка заявила: "Не отработаешь интегралы - получишь "неуд".
  - Вообще, не школа, а режимник какой-то. Я вот в контрольной по русскому допустила всего 3 ошибки, прикинь, за что она мне трояк влепила. За то, что я графические выделения не сделала. Подумаешь, не подчеркнула, может, у меня весь ход рассуждений в голове.
  Я не стала нарушать их беседу, но и слушать дальше тоже не стала. А на досуге поделилась своими размышлениями с другими учителями в учительской. Что греха таить, любим мы посплетничать об учениках, а они о нас. Так уж устроена невидимая сторона школьной жизни.
  -Ну, надо же они ещё рассуждают о том, что надо делать, а что нет. Яйца курицу вздумали учить. Раз требуют, значит, так надо, - высказалась учительница физики Светлана Владимировна.
  -Да что Вы? Они же "тусоваться" пришли, а не учиться, а мы их учиться заставляем, вот они и бунтуют, - поддержала беседу Антонина Степановна, учитель географии.
  -А по -моему, они и "тусуются", как вы говорите, потому что не понимают, чему учатся?- заметила Вера Ивановна
  - Позвольте, как это не понимают? Не понимают, зачем они ходят в школу? Зачем делают домашние задания? Не-е-е-т, увольте. А может, им выгодно - не понимать, вот они и не понимают.
  - Не согласна, -снова сказала Вера Ивановна, -они и учатся, и задания выполняют, потому что так надо, понимаете, нам надо. Родители им говорят это "надо", мы твердим тоже. К сожалению, пришло такое время, когда ученики видят только практическое применение предмета в жизни, и если какой- нибудь предмет им, по их соображениям, не понадобится, то этот предмет не представляет никакой ценности. И нам надо искать способ, как убедить их в обратном.
  - Позвольте, но все мы учились в школе, тоже не все принимали и понимали, но учили, никто из нас не бунтовал против физики, химии или литературы, даже если знания этих предметов не понадобятся при поступлении в вуз. Мы просто учили в большей или меньшей степени, - не унималась Светлана Владимировна.
  -Да, согласна с Вами, коллега, как же я, например, понимала, что необходимо учить стихи наизусть, находить реки и озера на карте, знать все даты и исторические события, решать математические задачи, а главное, не мотать никому нервы этим глупым "зачем?". Распустились да и только, свободы много..., - сказала довольно пожилая учительница биологии .
  - Вы не учитываете один фактор, - возразила Вера Ивановна.
  -Какой же?
  
   - Время.
  - Знаете, я не древняя черепаха Тортилла, понимаю, что коммунизм так и не наступил, а на смену пришла пресловутая демократия.
  - Вот именно, мы понимаем, но ничего не пытаемся изменить в сознании. ...Я постоянно спрашиваю, зачем нам надо знать правописание -н-нн в суффиксах прилагательных, причастиях?. Чтобы грамотно писать. А зачем подчеркивает грамматическую основу предложения? Знаете, что слышу в ответ? Подчеркиваем, чтобы правильно писать. Вот так. Выходит, они действительно не понимают, чему мы их учим. У меня на уроке произошел один инцидент: ученик, не довольный отметкой за ведение тетради, закатил скандал. И когда я сказала, что важно пропускать две строчки между заданиями, обозначать вид работы, он ответил, что это все надо делать только для того, чтобы мне было удобно.
  А что в этом плохого, - ответила я, - ты приходишь в магазин, смотришь на ценники. Они же не налеплены друг на друга, а расположены так, чтобы удобно было покупателю выбрать нужный товар по нужной ему цене. Просто люди думают о других людях. Ты пропустил две строчки, отделил классную от домашней работ - мне удобно проверять, а тебя это дисциплинирует. Что же в этом плохого?
  Зачем подчеркивать? Чтобы видеть ход мысли. Зачем писать сочинение? Чтобы понять, как ты сам способен мыслить. Зачем учить наизусть? Чтобы тренировать свою память. Зачем анализируем произведения писателей? Чтобы понять характеры, поступки героев. А потом понять и себя. Чтобы что-то вынести полезное. Мы учимся, чтобы потом не растеряться в жизненном водовороте. Надо дать понять им то, что осмысленная работа- это залог их успеха в любой профессии. Вот так я и объясняю постоянно, - заключила Вера Ивановна, когда в коридорах звучал уже мелодичный звонок.
  Она спешила на свой необычный урок "Веселая грамматика". Ребята уже подготовили красочные рисунки - проектное решение отработки ошибок. Каждый готовился к защите своей картинки. Вот на одной - русский парень - наречие - и красна девица - существительное- встречают с хлебом и солью мягкий знак, а на другой забияка - краткое прилагательное- получил такой пинок, что кубарем покатился прочь, выронив этот самый мягкий знак. И так каждый урок. Что-то новое, интересное.
  А в школу ударом ноги уже вламывался ЕГЭ. Очередная глупость, как танк, наматывала на гусеницы остатки мыслительного процесса. На педсоветах мы очень активно записывали процедуру проведения экзамена: вскрыть папку А, потом ведомости учеников для входа в аудиторию, раздать контрольно измерительные материалы.(КИМы). Всё в строгой секретности. А на деле... Были мобильные телефоны, по которым связывались ученики с "секретными" консультантами, посылая им картинку с изображением заданий. Спустя некоторое время стало понятно, что "спасение утопающих -дело рук самих утопающих". И они спасались, как могли, а мы не мешали, не создавали, так сказать, стрессовых ситуаций. Тексты проверяли память, скорость мышления, но уж точно не знания.
  Этот экзамен породил ажиотаж. Учителя были вынуждены бросаться "натаскивать" на сдачу этого экзамена. Весь парадокс заключался в том, что воспитать творческую личность, способную к исследовательской работе, о чем громогласно было заявлено в стандартах образования, методом "натаскивания" просто невозможно.
   Но об этом никто уже не думал, когда, ругая этот экзамен, на чем свет стоит, родители, их дети, учителя - все окунались в пучину тестов. Как будто все выжили из ума. С полок в книжном магазине быстро таяли тесты. Несмотря на то что многие из них ничем особо не отличались друг от друга, мы склонны были верить поначалу, правда, что есть хорошие тесты и не очень.
  В этот страшный водоворот попала и я. Что удивительно, все возмущались несовершенством этого экзамена, отмечали ошибки в заданиях, твердили, что это "угадайка" и продолжали готовить к его сдаче. Экзамен задумывался как средство борьбы с коррупцией, а стал порождением коррупции, он должен был уравнять шансы всех при поступлении, а получилось, что пронырливые, нечестные оказались в более выигрышном положении, чем те, которые пробовали сдать сами, без посторонней помощи. Да и как можно уравнять шансы, если в обществе царит социальное неравенство? Ученики с периферии не только репетитора себе позволить не могли, но даже порой в школу попасть не было возможности: то дорогу размыло, то школьный автобус сломался. Где уж там равные возможности?
   А самая главная невидимая нить пролегала по границе оценки успеваемости школы, профессионализма ее учителей. Результаты ЕГЭ - шкала для сравнения школ между собой. Чтобы не ударить лицом в грязь, многие учителя жертвовали программой в угоду этому монстру, распечатывая все новые и новые тестовые задания.
  4.
  Ольга Петровна перевела грустный взгляд в окно, а Вера спросила:
  - Ольга Петровна, если было все так плохо, почему все не боролись, почему соглашались?
  -Мы были слишком слабы, духовно слабы и, наверное, не соотносили свое будущее с будущим страны. Оно казалось нам таким размытым, что, если честно сказать, не чувствовали той приближающейся опасности, которая дышала нам в спину. К тому же у всех нас были семьи, дети. Были планы. Кто-то взял кредит на новую машину, кто-то несколько лет собирал на дачку за городом, кто-то решил твердо, что отдохнет летом в Египте или на Кипре. Всем хотелось, чтобы планы сбылись. Никто тогда не думал, что наш главный план- спасение образования- уже провален.
   Как-то раз я , возмущенная тем, что в очередной раз получила нагоняй от начальства за средние показатели среза знания по ЕГЭ, поделилась своими рассуждениями с коллегой. Она была на моей стороне. В конце концов, как мы можем отвечать за качество знаний в слабом классе, в котором результат в 38 баллов -это уже громадный успех. А тебя за эти показатели размазывают по стене, словно букашку. Отмечая всю несостоятельность этого экзамена, моя собеседница заметила:
  - Кошмар какой-то, образование разваливается прямо на глазах. Наши дети уже не могут решать простые задачи, теряются в нестандартной ситуации, когда надо что-то придумать, создать, творчески осмыслить. Мысль убита уже в зародыше.
  - Конечно, если они хотят добиться высоких результатов, надо начинать вводить элементы экзамена уже в начальной школе. За такой период учебы можно "натаскать" прилично.
  Я стояла, разинув рот. Вот тогда я поняла: правая рука не ведает, что творит левая. На глазах совершалась метаморфоза - перерождения сознания. Только что я слышала об убийстве мысли, виновность за которое возлагалась на ЕГЭ, и через секунду -то, что убийство надо осуществить как можно раньше. А дальше что?
  Я прогнулась, как канат под ногами канатоходца. Как все, билась за высокие показатели, на уроках штудируя тесты, а после уроков бегала к ученикам, разбирая те же тесты только индивидуально. Я чувствовала, что это конец. Конец моей учительской работе, моему здравому смыслу. Конец мне как учителю русского языка и литературы, словеснику.
  - А что же Вера Ивановна?- спросила Вера, - как она работала в этих обстоятельствах?
  -Вера Ивановна... Верочка, - задумчиво вздохнула Ольга Петровна.- Она тоже не избежала участи подготовки к этому ненавистному экзамену, но, чтобы подсластить горькую пилюлю, занималась только на факультативах.
  Словно шквальный огонь, сыпались на нашу голову постоянные убийственные преобразования. То подушное финансирование, то отмена разрядов, которые годами зарабатывались, то аттестация учителей с обязательной сдачей ЕГЭ. В очереди уже толпились предметы по выбору, среди которых был и великий могучий. Надо же русский язык, оказывается, становился предметом по выбору. А в привилегированный список обязательного изучения попали основы безопасности жизнедеятельности, Россия в мире, физкультура и индивидуальные проекты. Большего маразма придумать было уже нельзя. Мы не успевали уже осмысливать происходящее, да и что в сущности многие из нас были не учителями, а обслугой, выполняющей простую работу по оказанию образовательных услуг.
   Я не выдержала. Я сбежала. Сначала на радио работать редактором. Потом устроилась в районную газету. Дальше работала копирайтером в одной фирме по продаже техники. Писала слоганы, тексты, они назывались контент- статьями.
  А потом и вовсе уехала, бросив всякую работу. Моя старшая дочь окончила институт, стала мамой. Я вплотную занялась воспитанием внуков. Вечерами я пробовала писать что-то вроде мемуаров, но выходило убого, непрофессионально, и эту затею я оставила.
  А снег все падал и падал, устилая землю белым ковром. Стрелки обходили уже второй круг с того времени, как Вера пришла в гости к Ольге Петровне.
  -Ой - внезапно, словно ужаленная, сказала, Ольга Петровна,- ты же поздравить зашла, а я полжизни тебе рассказала, получилось как-то не празднично.
  -Зато жизненно, -возразила Вера.- - Спасибо Вам.
  -За что спасибо, -недоумевала Ольга Петровна.
  - За урок, за самый открытый в жизни урок, -стоя в дверях, с нежнейшей улыбкой произнесла Вера.
  Дверь за ней закрылась. Ольга Петровна еще раз взглянула на фотографию и вслух произнесла: "Вера Ивановна, Вера, Верочка, где ты теперь. Отзовись!"
  
  Открытый урок.
  
  В выходные дача Ольги Петровны опустела. Отшумели новогодние праздники с домашними маскарадами и играми на свежем воздухе возле огромной елки, посаженной тридцать лет назад Ольгой Петровной и ее мужем, ныне покойным.
  Из окна гостиной женщина смотрела на одинокий двор своей дачи. В комнате пахло свежей хвоей и мандаринами. И от этого запаха слегка кружилась голова. Присев на диван, женщина посмотрела на елку и на подарки. Теперь, оставшись в одиночестве, наконец пришло время открыть пакеты и коробки с подарками. Книги, золотые украшения, статуэтки и прочие оригинальные вещицы постепенно заполняли комнату.
  Ольга Петровна стала убирать подарочную бумагу, как вдруг наткнулась на старый альбом. Это был подарок от ее младшего внука. Он не смог приехать к бабушке на празднование Нового года, но о подарке не забыл. У Николая, младшего внука Ольги Петровны, была своя фотостудия, он много работал и редко виделся с бабушкой, но всегда с особой теплотой относился к ней. Он давно обещал, что воскресит бабушкин старый альбом. И вот теперь Ольга Петровна переворачивала толстые страницы своей молодости. Детство...Молодость...Здесь ей всего пять: маленькая девочка с большим белым бантиком, а здесь- уже ей двенадцать: она получает награду за участие в олимпиаде по русскому языку. Жизнерадостные молодые лица -это однокурсники педагогического института. На следующей фотографии Ольга Петровна задержала свой взгляд.
   На фото - она и ее подруга, учительница русского языка и литературы Вера Ивановна. Они жизнерадостные, веселые. Верочка, дорогая, где ты теперь? Они расстались лет двадцать назад.
  Холодный, морозный ветер доносил обрывки разговора из прошлого.
  1.
  - Все, ухожу, к черту или куда подальше, не могу больше, Вера, понимаешь, никому ничего не надо. Ну пусть пять человек, ну даже пусть десять ничего не делают, но не весь же класс, не вся параллель, -глотая слезы, с надрывом говорила Ольга Петровна.
  -Ну подожди, - успокаивала ее подруга,- подожди. Разве это в первый раз: написали плохо, не подготовились. Бывает...Возьми себя в руки. Всё образуется.
  -Уволюсь.
  -Да это не проблема, а потом как? Где найдешь работу в ноябре? В школах уже всё укомплектовано. Ты же профессионал, ты же не с улицы зашла. Семнадцать лет в образовании...Это не шутка.
  -Вот именно, семнадцать. Это диагноз.
   -Оленька, успокойся, - обнимая подругу за плечи, говорила Вера Ивановна.- Дров можно наломать столько, что потом будешь жалеть всю жизнь. Пусть будет так: если это серьезно, значит, решение примешь завтра на свежую голову, а если просто нервы - завтра ничего не останется. Всё завтра, завтра.
  Внезапно разговор оборвался. За окном повалил снег и Женщины, не посмотрели в окно, думая о своем.
  Целую ночь Ольга Петровна не спала, а наутро, после первого урока на стол директора легло заявление об уходе. Она и сейчас , как наяву, видела взгляд своей подруги. Это был взгляд вымученно - понимающий, но такой беспомощный, что у Ольги Петровны спустя столько лет защемило сердце.
  2.
  В прихожей Ольги Петровны послышался шум.
  - Ольга Петровна, Вы дома?
  Это была соседка, молодая девушка Вера. Вера училась в пединституте на четвертом курсе. Часто забегала к Ольге Петровне, поговорить, посоветоваться. Ольга Петровна по -матерински была привязана к Вере. Она видела в этой миловидной барышне чуткого и внимательного человечка, а главное, очень искреннего, не испорченного временем, что было необычайной редкостью. . Энергичная, открытая, за всё берущаяся с энтузиазмом и решительно доводившая до конца все начинания, она напоминала ту далекую Веру.
  
  -Увидела свет, решила зайти. С Новым годом, с Новым счастьем, Ольга Петровна, дорогая. Пусть у Вас будет все хорошо. Это очень важно, чтобы было хорошо, правда?
  -Конечно, Верочка.
  - Вы заняты? Быть может я не вовремя?- заметив раскрытый альбом и задумчивый вид Ольги Петровны, поинтересовалась Вера.
  -Что ты! Вовсе нет, просто решила сегодня встретиться со своей молодостью.
  Ольга Петровна всё еще смотрела на фото.
  - А кто это?- спросила девушка, указывая на женщину, стоящую на фотографии рядом с Ольгой Петровной, - Ваша подруга?
  - Это лучшая подруга, к сожалению, я долго ничего уже о ней не знаю. О таких говорят: "Учитель от Бога". Знаешь, Верочка, мы работали с ней в очень непростое время, во время полного хаоса, который царил в образовательной системе, это было время отсутствия не только внятных школьных стандартов, но и какой- либо образовательной политики.
  Вера Ивановна в большей мере понимала, как важно научить думать тогда, когда многие были уверены, что в создавшихся условиях в этом нет острой необходимости. К сожалению, во многих областях свирепствовал нигилизм.
   Я встретила ее в коридоре, когда впервые пришла в школу, где Вера Ивановна проработала уже пять лет. Невысокого роста, с большими голубыми глазами, худощавым телосложением, она казалась старшеклассницей. В нашу первую встречу, она добродушно улыбнулась. Мы разошлись по своим кабинетам. Те, кто работал в школе, знают, что, как только закрывается дверь класса, ты словно выпадаешь из действительности. Окунаешься в этот мир правил, понятий и схем и порой даже на перемену не выходишь: то тетради проверяешь, то готовишь записи на доске.
   Как -то раз я обнаружила, что на доске писать нечем: закончился мел. Вниз бежать не хотелось, и я зашла к Вере Ивановне. Она протянула мне два длинных куска мела. Я застыла на месте: на обеих руках отсутствовали фаланги пальцев. Стараясь скрыть смущение, поблагодарив, поспешила в свой кабинет. Я, конечно, не с Марса прилетела. В метро, на улицах я часто видела людей с различными недугами. Если на меня нападала хандра, депрессия или казалось, что только у меня все из рук вон плохо, то, глядя на таких людей, сочувствуя им, я испытывала стыд за то, что позволила себе, здоровой и сильной, хныкать и жаловаться на судьбу. Но те люди были беспомощны, порой озлоблен, а передо мной была уверенная в себе женщина, с добродушной улыбкой, взгляд которой говорил "ничего, не смущайтесь, всё в порядке". Потом, спустя некоторое время, помню, как удивлялась и вместе с тем восхищалась, когда увидела, как на доске аккуратным, ровным почерком были выведены записи подготовки к уроку. Сколько же надо было приложить усилий, чтобы добиться такой каллиграфии?!
  "Вот и дети поначалу задерживают взгляд, а потом ничего, привыкают, даже уже не обращают внимания", - говорила Вера, глядя на свои руки. Бывает, что я сама об этом упомяну, конечно, не ради сочувствия к себе, а исключительно в воспитательных целях. Ведь пишут, как курица лапой, не стараются, порой даже сами разобрать не могут, что написали. Вот и тогда и говорю, что руки Бог дал, а не стараетесь, ведь вам и усилий - то надо всего ничего, а вы и тех не прикладываете. Видно, что стыдно становится, начинают красивее писать, разборчивее, чем прежде. Вот тогда и хвалю".
  3.
  -Ой, Вера, ты все по мелочам бушуешь, -заметила однажды учительница истории, услышав, как Вера Ивановна делала замечание по поводу почерка. - Это же не главное. Вот, к примеру, у меня на уроке пишут контрольную работу, пишут, как попало, с ошибками. Я, конечно, замечание сделаю, но оценку не снижаю. Ведь важно, чтобы на вопросы правильно ответили, этого пока добьёшься, семь потов сойдет, а ты о почерке...Не до этого сейчас.
  - Важно, именно важно и не только, что ответили, но и как. Мы ведь не только обучаем, но и воспитываем. Зачем писать красиво? Затем, чтобы стараться, хоть немного стараться, чтобы победить лень, которая разрастается с неумолимой скоростью, затем, чтобы, однажды отчаявшись, потом почувствовать себя увереннее, чтобы сказать себе " я могу быть лучше", - отвечала Вера.
  
  - Да ты романтик, Вера Ивановна, - сказала учительница истории. - по-моему, они вовсе не думают об этом: стать лучше, доказать себе что-то- это в прошлом. Покорители вершин остались в 70-х.
  Вера не стала спорить и только молчала.
  Некоторые её считали чудачкой, некоторые - занудой, выпавшей из времени, но я понимала, что она и есть тот самый нужный механизм настоящего времени, та система, которая перекачивает по еле видимым жилам живые силы упавшему в долгую кому образованию.
  На переменах в учительской часто разгорались споры по поводу того, как оценивать учеников, какие требования предъявлять к ответу.
  
  Говорили горячо, жаловались друг другу на всеобщую неграмотность, глупость, на растущую деградацию, и, конечно же, на собственное бессилие. В условиях всеобщей показухи главной была не успешная работа, обеспечивающая результат, а бумажка, отчет. Этих бумажек писали тонну. Кривые графиков складывались из отчетов о проведенных контрольных и самостоятельных. В журналы, словно птицы, прилетающие с юга, летели отметки. Так клеточки заполнялись результатами. Это была бешеная гонка, в которой победит тот, у кого высокая успеваемость в выставлении отметок.
   Объяснишь материал, выполнишь одно -два упражнения- и можно самостоятельную устроить. Глядишь, к концу четверти у каждого по 10- 15 отметок. Начальство довольно: при проверке журналов более высокая комиссия отметит интенсивность обучения.
  А на экзаменах многие учителя готовы были провалиться под стол от ответов учеников. Краснея друг перед другом, оправдываясь, учителя говорили: "Просто кошмар, я столько в них вложила - и вот результат! А потом ведь скажут, что нет профессионального подхода ...и все такое". "Не говорите, -слышалось в ответ, - до того уже доходишь, что, если ученик хоть термин назовет или формулу одну выведет, или автора произведения скажет, уже готовы не только три поставить, но и "молодец" сказать. Докатились"! Так обычно заканчивались устные отчеты учителей друг перед другом в школьных коридорах.
   Я никогда не слышала, чтобы Вера принимала участие в подобного рода беседах.
  Она не сетовала, не жаловалась. Мне иногда казалось, что она безропотно соглашалась, понимая, что такая болтовня бессмысленна. Но я ошибалась. Она думала и думала постоянно, над тем, как изменить ситуацию.
  Вечером, когда я засиделась за проверкой тетрадей, ко мне в кабинет заглянула Вера.
   -Попьем чайку, я что-то замерзла, а ты, я смотрю, тоже проверяешь?
  -Да, не хочется домой брать, тяжесть нести, вот решила проверить, -ответила я.
  Мы пили ароматный чай. Разговаривали. Я чувствовала, что настало время просто поговорить о наболевшем, поговорить по душам.
  - Вер, давно хотела тебя спросить: ты действительно думаешь, что вот эти твои новшества: историко-литературная лента, проекты на уроках литературы спасут ситуацию. Нет, всё это, конечно, правильно, я думаю, даже нужно, но ведь ты -одна, понимаешь, одна с этими инновациями, и больше это никому не надо.
  -Ты права, конечно. Видишь ли, сейчас все просто: не нравится - уходи. Уйти можно, только вот куда? Я осознанно пришла в образование, так что учитель - это мое призвание. А работать сейчас все сложнее и сложнее, потому что в нынешних условиях я словно и не учитель. Вот и получается: куда ни кинь, всюду клин.
  Думаешь, у меня на уроках идеальные дети, думаешь, что они с удовольствием учатся ? Как бы не так. И в наушниках сидят, и смс-ки пишут, и не читают. Раздражает? Да. Не только раздражает, просто выводит из состояния равновесия. А что делать? Ругаться? Грозиться, запугивать, вот подождите, придет время экзаменов? Раньше пробовала- не помогает. Вот и родилась идея: заинтересовать вопреки. Вопреки нежеланию учиться.
  - Что помогает? Что-то изменилось?- не унималась я.
  - Во всяком случае, замечаю, что рядом со мной появились единомышленники. Их немного, но они есть. Среди всех этих противных отчетов, глупых педсоветов есть одно замечательное свойство в нашей работе - это общение, живое, горячее. И если хотя бы минут 15-20 от всего урока тебе удается заполучить такое общение, я понимаю, что выигрываю, что вырываю победу у глупости и пошлости, у безразличия и деградации. Когда закрываются двери кабинета и смолкает детский гам в коридоре, а в классе на тебя смотрят не безразличные глаза, а заинтересованные, только тогда чувствую, что я ещё учитель, и в этом мне помогают те, кто со мной говорит на языке понимания. А в остальном я -машина, печатающая бумажки...
   Я молчала, потому что говорить было нечего. Вера попала в точку. Во всем этом: в беготне за постоянными показателями, в вечном сетовании на учительскую судьбу, в унижении самого себя, опасаясь потерять работу, в согласии с глупостью выходящих распоряжений - было что-то гадкое и мерзкое, мне самой стало противно. А что делать?
  " Если завтра начнешь толкать речи, выкрикивать лозунги "Все на борьбу с отсталостью сознания! Скажем "НЕТ" деградации в школе! Вперед - к знаниям!" и всё такое в этом духе, тебя же ненормальной сочтут. А ведь ты и есть самый нормальный, самый понимающий, самый нужный в школе человек", - думала я, идя домой.
  Когда другие объясняли неудачи учеников несовершенством программы, леностью учеников, когда многие учителя -филологи разводили руками, услышав это ужасное "зачем мне учить литературу, если я поступаю в математический, физический или другие технические вузы?", Вера искала пути преодоления : создавала вместе с учениками историко -литературную ленту периодизации русской литературы. Как ей удавалось вовлечь в эту работу учеников, убедить, что это им надо, я не знаю. Только после уроков оставалась группа ребят, увлеченная проектом, и что-то клеила на двух больших форматах бумаги. Так ребята под руководством учителя пытались воскресить то, что было безвозвратно потеряно: связь между предметами, роль литературы как неотъемлемой части культуры. В отсутствии понятия "литературно образованная личность", эти дети старались ему соответствовать. А потом была "Ярмарка идей", на которой ученики с энтузиазмом защищали свое ноу - хау. Проект одобрили и на школьном, и на районном уровне, а вот на городском он заслужил только диплом участника.
  
  
  Нашлись и те, которые злорадствовали, дескать, столько сил положили, а все даром. Но Вера так не считала. Не считали так и ребята. Обидно было, конечно, что по достоинству их не оценили, но ощущение чего-то важного, состоявшегося в их жизни, не покидало долгое время.
  Почувствовав это, Вера предложила разрабатывать проекты по литературе. Она добилась, чтобы ее отправили на компьютерные курсы. "Ну, подумай, как ты своими костяшками будешь стучать по клавиатуре", - говорили ей. Она не слушала. Каждый раз, возвращаясь поздно вечером с занятий, она садилась за компьютер и работала, работала не покладая рук. А потом Вера Ивановна заходила в класс и выдавала все свои идеи на экран в виде новомодной презентации. Фотографии писателя, музыка, умело придуманный текст-все это рождало такой неподдельный интерес, что даже шалопаи слушали, раскрыв рот. Изучая биографию писателя, вместо сухих докладов, ученики предлагали свои электронные версии изложения материала. Это захватывало все большую часть класса, и как следствие, круг читающих и старающихся разобраться в прочитанном заметно возрос. И что важно, таким она видела каждый урок. Новым, сильным, отвечающим духу времени.
  
  В тот день у меня было всего 2 урока, так как детей забрали на диспансеризацию- ежегодное профилактическое медицинское обследование. Я усердно проверяла тетради, сидя в учительской: мой класс был занят. А потом меня мило попросили убраться восвояси, так как в учительской по указанию директора прибивали новые полочки. Я пошла прогуляться по школьным коридорам и только было собралась в столовую, как внимание привлек шум, доносящийся из кабинета Веры Ивановны. Там оживленно спорили.
  Я робко постучалась, Вера подошла к двери, я попросилась посидеть на уроке. "Хорошо, заходи, у нас как раз горячее обсуждение", - сказала она. Я села за последнюю парту. А Вера Ивановна продолжила урок.
  - Итак, предлагаю вам поразмышлять о прочитанном. Разберем эпизод смертельного ранения князя Андрея на Бородинском поле. Важно понять: о чем думает герой во время сражения, как он поступает, что руководит им, когда он оказывается один на один со смертью. Зашуршали страницы.
  - Кто готов? -спросила Вера Ивановна.
  -Можно я, - руку поднял рыжеволосый парень.
  -Хорошо, Артем, отвечай.
  - Вера Ивановна, я скажу, что думаю.Я вообще считаю, что так вести себя мог только придурок.
  В классе повисла тишина. Девочка, сидящая рядом с этим "умником", покрутила у виска. Но юноша не унимался.
  -Да, именно придурок, иначе какой нормальный станет стоять и ждать, когда смерть сама его настигнет...Я так считаю. А что я не прав?!
   Это было форменное хамство, и поделом было наказать наглеца, потребовав публичных извинений, но Вера Ивановна не стала этого делать, напротив, она решила продолжить диалог.
  -Придурок, говоришь, ладно, но чтобы так рассуждать, надо иметь хоть какие-нибудь доказательства, желательно не из личного опыта, а из текста. Пожалуйста, найди и зачитай то место в романе, где автор прямо или намеком нам говорит об этом.
  Парень угрюмо молчал.
  - Ну что же, наверное, надо помочь тебе разобраться.
  - Итак, где находился полк князя Андрея?
  -В резерве, - послышался ответ .
  -Правильно. А что это значит?
  -Что? - спросил тот парень, который нелестно отозвался о князе Андрее.
  Вера Ивановна стала читать. "Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было".
  Потом, отыскав это место в тексте, читала уже Света, ученица этого класса, которая влюблена была в литературу без памяти. Она читала о том, как солдаты выполняли обычную работу на войне: убитых и раненых относили с поля боя, потом опять возвращались в строй. Она читала так, как будто каждый нерв ее души был с этими солдатами. Ее голос, интонация передавали весь ужас положения полка князя Андрея.
  
  "Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были". Девушка остановилась.
  Вера Ивановна вопросительно посмотрела на ребят.
  -Какой ужас испытывали солдаты? Почему он возник? - спросила Вера Ивановна
  Руку поднял Самсон, отличник.
  - Вероятно, ужас возникал потому, что полк князя Андрея стоял под шквальным огнем, не отвечая на атаки противника. Люди гибли, не сделав ни одного выстрела.
  - Вот именно, а это значит, что солдаты ждали своего часа, чтобы драться, драться до последней капли крови, а приказа не было, зато были снаряды, которые выкашивали, как косой, русский дух, - промолвила Вера Ивановна, продолжая читать. Понимал ли это князь Андрей? Конечно. Он слишком хорошо знал, что такое русский боевой дух и какие чудеса могут творить русские, когда этот дух переполняет их сердце.
  Воздух в классе был пропитан таким доверием, которое возникает между старыми друзьями. Ребята отвечали с места, даже не поднимая рук, но Вера Ивановна по глазам чувствовала, кто хочет высказаться.
  - Если честно, мне тоже не понятно поведения князя Андрея, - сказала девушка, сидящая рядом с Артемом. - Нет, понятно, что он пренебрегает смертью, он хладнокровен, вот Толстой пишет:
  "Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то области дыма. -- Одна, другая! Еще! Попало... Он остановился и поглядел на ряды. "Нет, перенесло. А вот это попало". И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи".
  - У меня создалось впечатление, что он хочет просто умереть, потому что будущее для него уже померкло, я так думаю, что смерть его нелепа. Жаль, конечно, но все же нелепа.
  Вера Ивановна задала вопрос классу:
  - Как видит войну князь Андрей?- спросила она.
  
  -По звукам, по дыму, - ответила девушка, сидевшая за второй партой.
  - Понимает ли он настроение солдат?
  - Да, когда он увидел, что у 2-го батальона толпились люди и поняв, что именно там снарядом убило многих, он приказал адъютанту, чтобы тот разогнал людей. У него даже невольный холод пробежал по его спине. - сказал Никита.
  
  -Страшно было ли князю Андрею?- задала свой вопрос учительница.
  И сама же на него ответила:
  -Да страшно, иначе не родились бы у Толстого такие строки:
   "-- Ложись! -- крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух... -- Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
   -- Стыдно, господин офицер! -- сказал он адъютанту. -- Какой... - он не договорил".
  Она перевела взгляд на учеников и продолжила:
  -Вот именно смотрят. Смотрят солдаты. Смотрят младшие офицеры. Все смотрят. Понимаете ребята?!
   Вера Ивановна пристально смотрела в глаза детям,-
  -"Какой... пример..?"Да именно пример. Это слово не успел договорить князь Андрей. Значит только, чтобы показать пример, надо умереть? На войне так и бывает. Он не мог иначе. Тогда это был бы кто угодно, только не Андрей Болконский. Потому что он благороден, он честен. Просто в таких обстоятельствах, когда смерть играет нервами, всегда находятся люди, которые не могут бежать, молчать, трусить, не могут прятаться от опасности. Они всегда принимают удар на себя, чтобы кто-то другой остался жив. Этот снаряд, мог убить младшего офицера или солдата, а достался князю Андрею. Тот, кто остался жив на войне, понимал, что он живёт, потому что рядом идущий принял на себя смерть. А значит, надо стоять, надо бороться... Гибель таких людей не бессмысленна: в одних она рождает мужество, в других - что-то другое, что понять в обычной жизни нельзя, но это что-то непременно важное.
   После слов Веры Ивановны на несколько минут повисла тишина, которая бывает тогда, когда прежде чем что-либо сказать, надо не только понять и осмыслить, но прочувствовать.
  Когда Вера продолжала урок словами: "Князь Андрей еще не умер, жизнь, пошлет ему еще встречу с Наташей, чтобы понять...", я уже шла по коридору.
   Вера действовала на меня, как магнит. Она притягивала к себе своей искренностью, умом, выдержкой, а главное, своим добрым сердцем. Рядом с таким человеком и сам стараешься соответствовать высокому званию учителя.
   Я искала новые методы работы. Со стороны, наверное, это выглядело странно. Заражаясь ее оптимизмом, я стала тщательнее готовиться к своим урокам литературы. Несмотря на то что результат был не всегда желаем ( единомышленников среди учеников находить мне было нелегко), я чувствовала, что сдвигаю с места что-то очень тяжелое, заскорузлое и пусть движение было еле заметным, все таки оно было. И очищало оно детские души от того наносного и гадкого, что тащили они в школу с улицы, с экранов телевизоров и компьтеров.
  Маленькими шагами мы двигались по пути познания. Я старалась увязать многие проблемы, поставленные авторами тех лет в произведениях, с современностью. Ребята видели, как актуальны они сегодня. Они сами приносили вырезки из газет, журналов, брались за создание литературных гостиных и презентаций.
  Знаешь, Верочка, я всматривалась в глаза детей ( я их до сих пор помню) и видела, что они были другими, в них появлялся свет не равнодушия, а причастности, причастности ко всему, к чему они прикасались. Они чувствуют себя нужными на уроке.
   Но так было не всегда. Действительность была такова, что нравственные приоритеты смещались в отрицательную сторону. Мы, словесники, изо всех сил пытались объяснить, что воровать, мошенничать -не просто плохо, а даже гадко, омерзительно. Наживаться на бедах других, более беззащитных? Что может быть еще хуже? А для многих из них хуже -это когда поймают, а если повезло, прошел, как вода через сито, то и ничего плохо в гадких поступках нет, как нет и гадких поступков. Что говорить, если на первых страницах журнала "Форбс" в рейтинге самых успешных людей (язык с трудом поворачивается, чтобы назвать их успешными) красовались имена тех, кто ограбил страну, оставил без куска хлеба миллионы людей в далекие "лихие" 90-е. Но ведь не поймали, так почему же с них не брать пример? А все разговоры о долге, о чести, честности, наконец, - сказки. Так считали многие ученики, только не говорили вслух, да мы и не спрашивали...
  Как-то раз, поднимаясь по лестнице, я услышала оживленную детскую беседу, пересыпаемую жаргонизмами и бранными словами.
  -Зачем учить эту физику? Что мне в жизни пригодится эта термодинамика?
  -Не говори! А мне на фига эта алгебра? Ну я понимаю, там, английский, ну да, надо учить. В компанию пойдешь работать. Никуда не денешься ...или за рубеж поедешь. Я с репетитором два раза в неделю по два часа долблю. А по алгебре мне училка заявила: "Не отработаешь интегралы - получишь "неуд".
  - Вообще, не школа, а режимник какой-то. Я вот в контрольной по русскому допустила всего 3 ошибки, прикинь, за что она мне трояк влепила. За то, что я графические выделения не сделала. Подумаешь, не подчеркнула, может, у меня весь ход рассуждений в голове.
  Я не стала нарушать их беседу, но и слушать дальше тоже не стала. А на досуге поделилась своими размышлениями с другими учителями в учительской. Что греха таить, любим мы посплетничать об учениках, а они о нас. Так уж устроена невидимая сторона школьной жизни.
  -Ну, надо же они ещё рассуждают о том, что надо делать, а что нет. Яйца курицу вздумали учить. Раз требуют, значит, так надо, - высказалась учительница физики Светлана Владимировна.
  -Да что Вы? Они же "тусоваться" пришли, а не учиться, а мы их учиться заставляем, вот они и бунтуют, - поддержала беседу Антонина Степановна, учитель географии.
  -А по -моему, они и "тусуются", как вы говорите, потому что не понимают, чему учатся?- заметила Вера Ивановна
  - Позвольте, как это не понимают? Не понимают, зачем они ходят в школу? Зачем делают домашние задания? Не-е-е-т, увольте. А может, им выгодно - не понимать, вот они и не понимают.
  - Не согласна, -снова сказала Вера Ивановна, -они и учатся, и задания выполняют, потому что так надо, понимаете, нам надо. Родители им говорят это "надо", мы твердим тоже. К сожалению, пришло такое время, когда ученики видят только практическое применение предмета в жизни, и если какой- нибудь предмет им, по их соображениям, не понадобится, то этот предмет не представляет никакой ценности. И нам надо искать способ, как убедить их в обратном.
  - Позвольте, но все мы учились в школе, тоже не все принимали и понимали, но учили, никто из нас не бунтовал против физики, химии или литературы, даже если знания этих предметов не понадобятся при поступлении в вуз. Мы просто учили в большей или меньшей степени, - не унималась Светлана Владимировна.
  -Да, согласна с Вами, коллега, как же я, например, понимала, что необходимо учить стихи наизусть, находить реки и озера на карте, знать все даты и исторические события, решать математические задачи, а главное, не мотать никому нервы этим глупым "зачем?". Распустились да и только, свободы много..., - сказала довольно пожилая учительница биологии .
  - Вы не учитываете один фактор, - возразила Вера Ивановна.
  -Какой же?
  
   - Время.
  - Знаете, я не древняя черепаха Тортилла, понимаю, что коммунизм так и не наступил, а на смену пришла пресловутая демократия.
  - Вот именно, мы понимаем, но ничего не пытаемся изменить в сознании. ...Я постоянно спрашиваю, зачем нам надо знать правописание -н-нн в суффиксах прилагательных, причастиях?. Чтобы грамотно писать. А зачем подчеркивает грамматическую основу предложения? Знаете, что слышу в ответ? Подчеркиваем, чтобы правильно писать. Вот так. Выходит, они действительно не понимают, чему мы их учим. У меня на уроке произошел один инцидент: ученик, не довольный отметкой за ведение тетради, закатил скандал. И когда я сказала, что важно пропускать две строчки между заданиями, обозначать вид работы, он ответил, что это все надо делать только для того, чтобы мне было удобно.
  А что в этом плохого, - ответила я, - ты приходишь в магазин, смотришь на ценники. Они же не налеплены друг на друга, а расположены так, чтобы удобно было покупателю выбрать нужный товар по нужной ему цене. Просто люди думают о других людях. Ты пропустил две строчки, отделил классную от домашней работ - мне удобно проверять, а тебя это дисциплинирует. Что же в этом плохого?
  Зачем подчеркивать? Чтобы видеть ход мысли. Зачем писать сочинение? Чтобы понять, как ты сам способен мыслить. Зачем учить наизусть? Чтобы тренировать свою память. Зачем анализируем произведения писателей? Чтобы понять характеры, поступки героев. А потом понять и себя. Чтобы что-то вынести полезное. Мы учимся, чтобы потом не растеряться в жизненном водовороте. Надо дать понять им то, что осмысленная работа- это залог их успеха в любой профессии. Вот так я и объясняю постоянно, - заключила Вера Ивановна, когда в коридорах звучал уже мелодичный звонок.
  Она спешила на свой необычный урок "Веселая грамматика". Ребята уже подготовили красочные рисунки - проектное решение отработки ошибок. Каждый готовился к защите своей картинки. Вот на одной - русский парень - наречие - и красна девица - существительное- встречают с хлебом и солью мягкий знак, а на другой забияка - краткое прилагательное- получил такой пинок, что кубарем покатился прочь, выронив этот самый мягкий знак. И так каждый урок. Что-то новое, интересное.
  А в школу ударом ноги уже вламывался ЕГЭ. Очередная глупость, как танк, наматывала на гусеницы остатки мыслительного процесса. На педсоветах мы очень активно записывали процедуру проведения экзамена: вскрыть папку А, потом ведомости учеников для входа в аудиторию, раздать контрольно измерительные материалы.(КИМы). Всё в строгой секретности. А на деле... Были мобильные телефоны, по которым связывались ученики с "секретными" консультантами, посылая им картинку с изображением заданий. Спустя некоторое время стало понятно, что "спасение утопающих -дело рук самих утопающих". И они спасались, как могли, а мы не мешали, не создавали, так сказать, стрессовых ситуаций. Тексты проверяли память, скорость мышления, но уж точно не знания.
  Этот экзамен породил ажиотаж. Учителя были вынуждены бросаться "натаскивать" на сдачу этого экзамена. Весь парадокс заключался в том, что воспитать творческую личность, способную к исследовательской работе, о чем громогласно было заявлено в стандартах образования, методом "натаскивания" просто невозможно.
   Но об этом никто уже не думал, когда, ругая этот экзамен, на чем свет стоит, родители, их дети, учителя - все окунались в пучину тестов. Как будто все выжили из ума. С полок в книжном магазине быстро таяли тесты. Несмотря на то что многие из них ничем особо не отличались друг от друга, мы склонны были верить поначалу, правда, что есть хорошие тесты и не очень.
  В этот страшный водоворот попала и я. Что удивительно, все возмущались несовершенством этого экзамена, отмечали ошибки в заданиях, твердили, что это "угадайка" и продолжали готовить к его сдаче. Экзамен задумывался как средство борьбы с коррупцией, а стал порождением коррупции, он должен был уравнять шансы всех при поступлении, а получилось, что пронырливые, нечестные оказались в более выигрышном положении, чем те, которые пробовали сдать сами, без посторонней помощи. Да и как можно уравнять шансы, если в обществе царит социальное неравенство? Ученики с периферии не только репетитора себе позволить не могли, но даже порой в школу попасть не было возможности: то дорогу размыло, то школьный автобус сломался. Где уж там равные возможности?
   А самая главная невидимая нить пролегала по границе оценки успеваемости школы, профессионализма ее учителей. Результаты ЕГЭ - шкала для сравнения школ между собой. Чтобы не ударить лицом в грязь, многие учителя жертвовали программой в угоду этому монстру, распечатывая все новые и новые тестовые задания.
  4.
  Ольга Петровна перевела грустный взгляд в окно, а Вера спросила:
  - Ольга Петровна, если было все так плохо, почему все не боролись, почему соглашались?
  -Мы были слишком слабы, духовно слабы и, наверное, не соотносили свое будущее с будущим страны. Оно казалось нам таким размытым, что, если честно сказать, не чувствовали той приближающейся опасности, которая дышала нам в спину. К тому же у всех нас были семьи, дети. Были планы. Кто-то взял кредит на новую машину, кто-то несколько лет собирал на дачку за городом, кто-то решил твердо, что отдохнет летом в Египте или на Кипре. Всем хотелось, чтобы планы сбылись. Никто тогда не думал, что наш главный план- спасение образования- уже провален.
   Как-то раз я , возмущенная тем, что в очередной раз получила нагоняй от начальства за средние показатели среза знания по ЕГЭ, поделилась своими рассуждениями с коллегой. Она была на моей стороне. В конце концов, как мы можем отвечать за качество знаний в слабом классе, в котором результат в 38 баллов -это уже громадный успех. А тебя за эти показатели размазывают по стене, словно букашку. Отмечая всю несостоятельность этого экзамена, моя собеседница заметила:
  - Кошмар какой-то, образование разваливается прямо на глазах. Наши дети уже не могут решать простые задачи, теряются в нестандартной ситуации, когда надо что-то придумать, создать, творчески осмыслить. Мысль убита уже в зародыше.
  - Конечно, если они хотят добиться высоких результатов, надо начинать вводить элементы экзамена уже в начальной школе. За такой период учебы можно "натаскать" прилично.
  Я стояла, разинув рот. Вот тогда я поняла: правая рука не ведает, что творит левая. На глазах совершалась метаморфоза - перерождения сознания. Только что я слышала об убийстве мысли, виновность за которое возлагалась на ЕГЭ, и через секунду -то, что убийство надо осуществить как можно раньше. А дальше что?
  Я прогнулась, как канат под ногами канатоходца. Как все, билась за высокие показатели, на уроках штудируя тесты, а после уроков бегала к ученикам, разбирая те же тесты только индивидуально. Я чувствовала, что это конец. Конец моей учительской работе, моему здравому смыслу. Конец мне как учителю русского языка и литературы, словеснику.
  - А что же Вера Ивановна?- спросила Вера, - как она работала в этих обстоятельствах?
  -Вера Ивановна... Верочка, - задумчиво вздохнула Ольга Петровна.- Она тоже не избежала участи подготовки к этому ненавистному экзамену, но, чтобы подсластить горькую пилюлю, занималась только на факультативах.
  Словно шквальный огонь, сыпались на нашу голову постоянные убийственные преобразования. То подушное финансирование, то отмена разрядов, которые годами зарабатывались, то аттестация учителей с обязательной сдачей ЕГЭ. В очереди уже толпились предметы по выбору, среди которых был и великий могучий. Надо же русский язык, оказывается, становился предметом по выбору. А в привилегированный список обязательного изучения попали основы безопасности жизнедеятельности, Россия в мире, физкультура и индивидуальные проекты. Большего маразма придумать было уже нельзя. Мы не успевали уже осмысливать происходящее, да и что в сущности многие из нас были не учителями, а обслугой, выполняющей простую работу по оказанию образовательных услуг.
   Я не выдержала. Я сбежала. Сначала на радио работать редактором. Потом устроилась в районную газету. Дальше работала копирайтером в одной фирме по продаже техники. Писала слоганы, тексты, они назывались контент- статьями.
  А потом и вовсе уехала, бросив всякую работу. Моя старшая дочь окончила институт, стала мамой. Я вплотную занялась воспитанием внуков. Вечерами я пробовала писать что-то вроде мемуаров, но выходило убого, непрофессионально, и эту затею я оставила.
  А снег все падал и падал, устилая землю белым ковром. Стрелки обходили уже второй круг с того времени, как Вера пришла в гости к Ольге Петровне.
  -Ой - внезапно, словно ужаленная, сказала, Ольга Петровна,- ты же поздравить зашла, а я полжизни тебе рассказала, получилось как-то не празднично.
  -Зато жизненно, -возразила Вера.- - Спасибо Вам.
  -За что спасибо, -недоумевала Ольга Петровна.
  - За урок, за самый открытый в жизни урок, -стоя в дверях, с нежнейшей улыбкой произнесла Вера.
  Дверь за ней закрылась. Ольга Петровна еще раз взглянула на фотографию и вслух произнесла: "Вера Ивановна, Вера, Верочка, где ты теперь. Отзовись!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"