Подходил к концу последний урок... Грозная и непобедимая царица Тишина пока ещё безраздельно владычествовала во всех школьных коридорах и закутках: нигде ни вздоха, ни шороха, ни звука. И лишь стайка девчонок-старшеклассниц, собравшихся в углу клозета, оживлённо стрекотала, наполняя уборную удушливым сигаретным дымом, плотным настолько, что в нём запросто завис бы топор, и не менее въедливым приторным ароматом дешёвых духов, смешанным с убийственным запахом пота. Этот причудливый букет запахов, в который вплеталась также естественная сортирная вонь, явился бы смертельным оружием для кого угодно, но только не для них, современных лолит, чьё обоняние было уже адаптировано ко всему. И разве могли иметь значение такие мелочи, когда решалась глобальная проблема, актуальная во все времена, для всех девушек мира?
"Не понимаю, на фиг оно тебе надо? - выговаривала четырнадцатилетней Ире её очень опытная в жизненных и интимных вопросах подруга Марина, откровенным нарядом и ярким макияжем напоминавшая ночную фею, тусующуюся в какой-нибудь забегайловке. - Для какого принца ты свою целку бережёшь? Кому это сейчас нужно? Мы живём в двадцать первом веке. Не знаю, в твоём возрасте это даже стыдно!"
"Да это просто отстой! - возмущённо вторила ей Ленка, то и дело хлопающая густо накрашенными, толстыми, словно гусеницы, ресницами, местами даже склеенными осыпающейся чёрной тушью. - Мы все уже по разу трахались, и только на тебя одну никто не ложится. Ты позоришь нашу компанию! Ты позоришь весь класс! Сейчас, чтобы нравиться парням, надо быть современной и сексуальной. А целка... Ну кому она нужна?"
"Бл...ь. С этим надо что-то делать. Срочно!" - добавила остролицая Катька, тряхнув мелированными кудрями, и, хихикнув, выпустила очередной клубок дыма. Употребление матерных слов она считала особенным шиком.
"Но я же не виновата, что у меня никого нет..." - беспомощно пролепетала Ира, и пальцы её стали нервно мять сигарету... В горле запершило... Губы задрожали... Изнутри начало подниматься что-то большое, тяжёлое, не поддающееся объяснению и неудержимо рвущееся наружу... Волевым усилием девушка заставила себя не сорваться в плач. Ведь она понимала, что подружки, быть может, искренне желая ей добра, не преминут, однако, посмеяться над её слабостью и сейчас, наверняка, втайне торжествуют по поводу того, что она, Ира, оказалась единственной девственницей в их весёлой компании. Это даёт им право её жалеть, ощущая собственное над ней превосходство, а то и слегка презирать - как неудачницу, которая до сих пор никому не понадобилась...
Никогда ещё в жизни Ира не чувствовала себя такой несчастной и беззащитной... Как будто её раздели догола и выставили на мороз перед толпой народа... И некуда укрыться от пронизывающего холода и от бесчисленных посторонних глаз, глумливо и бесцеремонно её рассматривающих... словно рентгеновские лучи, проникающих глубоко под кожу... Захотелось бежать, не оглядываясь...
Подруги были непреклонны. Все её робкие возражения и оправдания нещадно обламывались об их убеждённость, что "эта плёнка" - досадная помеха на пути к успеху и женскому счастью и что её необходимо как можно скорее устранить... Каким способом - не имеет значения. Главное -избавиться. А иначе для парней и мужчин Ира останется как бы неполноценной, вроде инвалида, лишённого руки или ноги, до конца жизни невостребованной как женщина... Медлить, откладывать в долгий ящик -нельзя!
Предлагались различные варианты решения проблемы, один другого интереснее и круче. Сошлись на том, что вечером, часов в восемь, все вместе отправятся в ночной ресторан "Стрела", находящийся в центре города. Там больше шансов найти подходящую кандидатуру на роль первого мужчины. На том и распрощались...
За окном темнело... И чем быстрее приближалось назначенное время, тем меньше хотелось Ире идти из домашнего уютного мира, где всё такое понятное и родное, - куда-то в шум и суету, а затем - в объятия какого-то незнакомца. Она никогда даже не целовалась, и при мысли о том, что неведомый ей, чужой мужчина залезет ей в рот своим языком, будет раздевать догола, трогать везде, - становилось омерзительно и стыдно. Как это всё не похоже на то, о чём постоянно твердила ей строгая мама: что невинность - это сокровище, которое следует тщательно беречь для мужа или любимого человека! Что девушка, себя уважающая, даже с возлюбленным должна быть неприступна, и чем меньше и позже она ему что-то позволит - тем для неё же самой лучше! Кроме того, те же подруги рассказывали, что это ужасно больно, текут реки крови, но каждая была уверена: эта жертва стоила того, чтобы достичь заветной цели - стать женщиной!
Стать женщиной... Стать взрослой... Ира вдруг осознала, что не хочет взрослеть... прощаться с милым детством - книжками, игрушками...когда тебе многое прощают... Девочка потянулась к огромному потёртому плюшевому мишке, с которым привыкла засыпать с малых лет, и крепко обняла его...
Сейчас она позвонит Марине и скажет ей, что плохо себя чувствует и никуда не поедет... Что прозвучит в ответ? Издевательский хохот и язвительная реплика, вроде: "Что, забздела? Какое ты ещё дитя!"
Стало не по себе. В животе появилось ощущение неприятного холодка, со временем всё более и более нарастающее... Нет, она не будет никуда и никому звонить. Лучше просто отключит телефон... И это защитит её от чьих-либо посягательств на её мир и её тело (Ира чуть ли не физически почувствовала, как они безгранично дороги ей, даже бесценны), по крайней мере, на сегодня... Если к ней придут, замрёт в углу кровати и так, не шевелясь, и просидит в обнимку с любимой игрушкой, пока не замолчит назойливый звонок и не стихнет шум удаляющихся шагов на лестнице...
Но что её ждёт завтра? Насмешки подруг, а может быть, и всего класса... Иронические гримаски, наглые ехидные или жалостливо-снисходительные взгляды... При мысли об этом Иру передёрнуло... Охватил непреодолимый ужас... И о внимании мальчиков, которым уже так хочется нравиться, придётся забыть навсегда... А она ведь такая хорошенькая... Ничуть внешне не хуже раскрашенных и по-взрослому разодетых ровесниц. Ира вскочила с кровати, подбежала к трюмо... Из зеркала на неё глядели большие чистые голубые глаза, обрамлённые длинными, густыми, тёмными ресницами... Полудетское личико... Пухлые губки, придающие лицу слегка капризное выражение... Стройная девичья фигурка с уже обозначившимися округлостями, так соблазнительно обтянутыми белой маечкой... И всё это будет обесценено, сведено к нулю только потому, что она ещё ни разу не занималась... тем самым... запретным, о чём при отце вообще не принято говорить вслух...
Нет! Этого никак нельзя допустить... Долой детское малодушие и застенчивость... Она непременно пойдёт вместе с подругами в "Стрелу" и сделает то, что обязана сделать, дабы всем доказать (в том числе и себе самой): она уже не ребёнок, а истинная женщина, достойная Любви, поклонения и восхищения... Основательно порывшись в гардеробе сестры, Ира вытащила оттуда эффектное блестящее бордовое платье, безбожно обнажающее спину. Вот и туфельки под цвет, обитые шёлком, на умопомрачительно высоких шпильках... Примерила... Как раз по ноге... Немножко неудобно на каблуках... Ничего... Она справится... Должна, если хочет заслужить право называться взрослой... Сестрины духи... Тягучие, пряные, какие-то ядовито-сладкие, от которых как будто стало не хватать воздуха... Захотелось открыть окно... Нет, нельзя... Могут выветриться...
Чего-то не хватает... Помада! Тёмно-красная, с блёстками! Этот штрих сразу внёс в её облик то неуловимое, чему Ира не умела дать определение и что не могла до конца осмыслить, но что уже было в лицах её подруг и абсолютно отсутствовало в её лице... Образ завершён... Она готова к выходу...
В ресторане "Стрела" было ярко, людно и весело. Царила атмосфера раскованности, вседозволенности, непристойности... Ира словно попала в другое измерение, где не существует никаких запретов и ограничений. Одетые, хотя и разнообразно (кто элегантно, кто кричаще), женщины и мужчины казались совершенно голыми, и это не только не вызывало смущения и отвращения, но почему-то даже как-то странно очаровывало, одурманивало, заражало пленительным бесстыдством и невероятной лёгкостью... Однако где-то, на самом дне души, всё равно скребли кошки...
Девчонки расположились за уютным, красиво сервированным столиком в углу... Марина, в чём-то серебристом, еле прикрывающем её пышные прелести, как всегда, броско наштукатуренная и блестящая, картинно полулежала на стуле, забросив одна на другую оголённые до крайней точки аппетитные ляжки в ажурных чулках... Пустые и блудливые глаза Ленки похотливо обшаривали пространство... Катька непрерывно пила пиво, и с каждым стаканом её смех становился всё глупее и развязнее... Её узкий рот, намазанный алой помадой, вдруг показался Ире заляпанным кровью... Ира нервно курила... Курить она начала ещё год назад, дабы не отстать от одноклассниц... Кроме того, в каком-то журнале случайно вычитала, что женщина с сигаретой в зубах выглядит очень эротично...
"Девушки, а вы не нас, случайно, ждёте?" - и вот уже к ним присоединилось несколько мужчин... Взрослых... Где-то возрастом за тридцать... Один из них придвинулся к Ире вплотную... Ей сразу не понравились его слащавая улыбка и старающийся быть добрым взгляд, в котором, однако же, пробивалось что-то совсем не доброе и не внушающее доверия... медоточивый голос с какими-то неестественными, вкрадчивыми интонациями... ладонь, внезапно оказавшаяся на её колене... Первый порыв был отдёрнуть колено, сбросить прочь волосатую потную ручищу... Но Ира пересилила это движение души под укоряющими взорами подруг, красноречиво говорящими: "Дура! Не упускай единственный шанс!"
А потом был танец... Сначала быстрый, зажигательный, потом медленный, расслабляющий... Взрослый кавалер крепко держал Иру за талию, всё норовя спустить руку ниже спины, твердил, что влюблён, что никогда не видел ранее такой красавицы... И при этом то и дело неприятно щекотал ей ушко языком...
Ира беспомощно оглянулась на облюбованный их компанией столик... Но он пустовал, всем своим сиротливым видом как бы извиняясь: "Не знаю, что делать... Ничем не могу тебе помочь..." Подруги исчезли, растворились бесследно, как кубик льда в бокале её нового знакомого... Она осталась одна, полностью во власти неизвестного ей человека, от которого не знала, чего ждать... Страх и растерянность овладели ею... Хотелось плакать... Бежать было некуда... Надеяться было не на что...
А потом он налил ей вина... один бокал... другой... третий... Стало тепло, легко и хорошо... Потом он на своей машине отвёз её к себе домой, и там, в изрядно замусоренном, холостяцком жилище, на не очень свежей, смятой постели свершилось то, к чему она так тщательно весь день себя готовила, то, чего от неё ждали подруги и всё окружение, то, ради чего явилась она в ставшую теперь на всю жизнь ненавистной "Стрелу" и встретилась с ним, своим первым мужчиной... Мерзкие лапы, словно слизняки, ползающие по всему её телу, её отчаянные попытки вырваться, его окрик: "Прекрати строить из себя целку!" - её рыдания от бессилия и унижения, боль, пронизавшая насквозь всё её существо, - хотелось бы, чтобы всё это оказалось просто ужасным сном, от которого она, Ира, сейчас очнётся в своей маленькой, чистой комнатке, где так спокойно и безопасно, в обнимку с большущим, тёплым и мягким мишкой, - с младенчества её самым надёжным и преданным другом, наперсником и хранителем...
Но - увы! - это была реальность, невыносимая и беспощадная... А может быть, и нет... Ира ничего не соображала... Было трудно понять: правда, или всё-таки чудится, что гадкие руки, только что сжимавшие её как в железных тисках, сейчас ласково гладят по голове... Сквозь некую незримую, но очень плотную, почти непроницаемую стену до неё долетали (или только слышались?) слова... Точнее, обрывки фраз, произносимых уже не пошленьким, вальяжным, но иным, почти отеческим тоном: "Глупышка... Прости меня, не плачь... Я же не знал... Зачем ты..." Вот он даёт ей что-то выпить, отводит в ванную помыться и привести себя в порядок, приносит её одежду, к которой не хочется прикасаться, - она кажется целиком пропитанной слизью... Всё происходило словно в тумане и вроде как не с ней, а с кем-то другим... с другой... как в каком-то бредовом и грязном кино, которое Ира вынуждена смотреть против своей воли и которое, наверное, никогда не закончится... Вот они спускаются по лестнице тёмного подъезда... вот снова едут в машине... вот остановились у её дома... он суёт ей в карман куртки визитку и какие-то деньги... Кажется, спросил номер мобильного... Дала ли она ему свой телефон? Трудно вспомнить... "Позвони, если захочешь увидеться" - звучит в её ушах и мозгу...
... Уничтоженная, опустошённая и растерзанная, Ира в изнеможении опустилась на коврик у дверей родительской квартиры... Такое состояние, как будто из неё взяли и вытрясли все кости, выпили все соки... отключили разум... И сейчас она непроизвольно, автоматически, как робот, движется, что-то делает без всякой мысли, неосознанно... Вот-вот питание прекратится - и она застынет, обесточенная, оцепенеет совсем... Ключи... Еле нащупала их в кармане... Пальцы не слушаются... Нет сил вставать, вставлять ключи в замок, поворачивать их, нажимать кнопку звонка... И дело не в лицах родных, не в том, как посмотрит им в глаза... Это уже не важно... Как неважно и то, что отныне она - полноправный член девичьей компании, достойна дружбы Марины, Ленки, Катьки (Ира отчётливо вдруг поняла, что не желает никогда больше видеть их отвратные морды)... Что теперь она, безусловно, завоюет уважение и признание одноклассников, а мужчины всей планеты будут безумно хотеть и добиваться её... Всё это потеряло какое-либо значение, уменьшилось до микроскопических размеров, отодвинулось куда-то далеко... Это было ничто в сравнении с болью невосполнимой утраты, безраздельно завладевшей всей её душой. Словно была она, Ира, счастливой, но не понимающей своего счастья обладательницей сказочного хрустального дворца, ослепительно сияющего, необыкновенно красивого и хрупкого, который в одночасье рухнул... Вернее, она сама его разбила на миллионы сверкающих осколков разной величины ... И вот они валяются, жалкие, в грязи и дерьме, и никогда более не станут единым целым... А если и найдётся кудесник, который сумеет их собрать, отмыть и склеить, - всё равно, это будет уже не то великолепье, что некогда поражало взгляд и потрясало воображение... Никуда не деть неисчислимые глубокие трещины, в которые - так или иначе - забилась слизь и частицы фекалий... Невозможно стереть память, как бы сильно ни хотелось...