Аннотация: Рассказ в жанре Альтернативной истории. В Гражданской войне в России победили белые во главе с Колчаком.
Рассказ писался для литературного конкурса, проходившего на Форуме Альтернативной Истории (ФАИ) осенью 2013 г. Организатором конкурса авторам были заданы следующие условия. Развилка имеет условное название "Триумф адмирала" и приходится на лето 1919 года: Войска Колчака прорвались за Вятку, после чего фронт Красной армии рухнул. Взяв Москву и Петроград, Колчак выигрывает Гражданскую войну. Монархия не восстановлена. Учредительное собрание созвано, но под давлением адмирала принимает решение установить в стране диктатуру (формально на переходный период, который однако затягивается). После еще нескольких лет войны и разборок, Колчак становится единоличным Верховным правителем России. Кровавый диктатор/просвещенный правитель (нужное подчеркнуть) находится у власти до самой смерти (1946 год).
Наказание
Ты помнишь, солдат, как брали Москву,
Как спасали Россию от красной чумы?
В тот бой нас повел Слащёв генерал,
Выполняя Верховного железную волю!
Москва, 1923 г.
Дверь с лязгом закрылась и Савелий, измотанный очередным допросом, тяжело опустился на нары. Тело привычно болело и ныло, не давая забыть где он и что его ничего хорошего, в конце концов, не ждет.
Но по сравнению с предыдущим свиданиями с господином Главным следователем Московского губернского отделения Охранной Стражи били уже не так больно, разве что больше по привычки и для назидания, как говорил сам господин следователь. Да и зачем им теперь стараться? Все что нужно он и так рассказал, благо особо ничего и не знал. А что не нужно, сумел сохранить. Не раскрыл им свое настоящее имя, так и оставшись для них по документам Михаилом Свиридовым, которым он звался последние три года. Следствию уже и сказанного было достаточно, тем более допрашивали не его одного, учесть заключенного все равно решена, хотя формально приговор суд объявит только послезавтра, а господин Председатель Особого совещания утвердит приговор не раньше, чем ещё через месяц. А ведь можно ещё подать апелляцию или прошение о помиловании ему. Ему? При этой мысли он начал смеяться и тут же пожалел, измученное тело быстро прервало его попытку выразить отношение к происходящему, пусть даже и самому себе.
Как ни стыдно было признаться, но заключенный многое рассказывал господину Главному следователю ещё и потому, что боялся боли. Боялся пыток и не мог их долго выносить.
Савелий Иванович Кузнецов, 26 лет от роду, сын рабочего, красноармеец, а теперь государственный преступник и опасный террорист, не сложивший оружие большевик, ушедший в подполье и сумевший вместе с сообщниками избегать поимки остражниками до самого убийства генерала Слащёва - командующего Московским военным округом, верного соратника Верховного Правителя России, лежал на деревянных нарах в тесной и сырой камере одной из специальных тюрем Москвы.
Генерал-полковник Яков Александрович Слащёв - человек, носящий это имя, был для Савелия главной целью на протяжении последних трех лет. Он его ненавидел, избрал своей целью, желал его смерти, и, наконец, дождался. Жаль, что не сам убил, но пришлось смириться с выбранной для него ролью и стать только одним из участников покушения, непосредственный убийца сам был убит во время перестрелки, как и большинство из группы. Пятнадцать человек и только четверо остались в живых. Он среди них, четыре подсудимых, четыре смертника, никакой пощады не будет.
И зачем был нужен этот сегодняшний допрос? Следствие итак длилось уже несколько месяцев, и все это время его постоянно допрашивают, так что только слепой не мог не заметить во время нескольких судебных заседаний следы от этих допросов. Но все об этом молчали. Даже присутствующий адвокат. Да, ему был назначен адвокат. Он всегда присутствовал на заседаниях и несколько раз встречался с заключенным в тюрьме. Но Савелию адвокат не нужен был, никакого желания что-то рассказывать ему не было, как и желания просить помощи. Адвокат все это быстро понял и просто был, как и полагалось каждому подсудимому в государстве после очередной кровопролитной смуты.
Правда усмирённая Россия стала диктатурой, хотя официально называлась Российская республика. А Колчак, не дожидаясь полного мира, объявил себя спасителем Отечества, Диктатором Республики и заставил это подтвердить Учредительное собрание. Ещё бы оно было против. Когда война окончательно закончилась, победители договорились, военные поделили власть и признали его Верховным правителем. Тем более, что на референдуме после победы белых народ сказал, что не хочет больше царей, ни этих проклятых Романовых, ни каких-либо других. Надежда, что белые перессориться и большевики возьмут реванш быстро угасла. Даже Деникин признал его.
- Вся страна теперь под властью колчаковшины, этого тирана и душителя свободы, - с горечью и ненавистью подумал Савелий.
- Но почему так вышло? Почему мы проиграли? Ведь победа была так близка, ещё немного и... Нет, думать об этом было обидно и неприятно.
Когда начались судебные заседания, то Савелий надеялся, что они будут открытыми и перед пришедшим народом удастся хоть что сказать. Конечно, он не ожидал, что его речь поможет избежать наказания, но хотя бы будет услышанным. Ведь должен же был среди пришедших оказаться хоть кто то, кто как и он сражался за революцию, неужели все смирились с поражением? Вдруг в ком то удалось бы пробудить желание бороться?
Но все оказалось хуже, чем он думал, заседания закрытые, никого постороннего, никому его призывная речь не нужна. Публику допустят только на оглашение приговора. Закон 'Об особом порядке расследования и судопроизводства по государственным преступления' давал право судить таких как Савелий судом Особого Совещания быстро и без всех этих присяжных заседателей, гласности и прочих буржуазных придумок. Его даже судили отдельно ото всех остальных, или быть может так по отдельности проходили заседания по каждому из четырех арестованных? Савелий этого не знал. Однако его самого на суде хотели выслушать, ждали признания и покаяния, но он решил молчать и ни в чем не признаваться. И тогда для судей оказалось достаточно его письменных показаний, заботливо напечатанных господином Главным следователем. Вложили в руку перо и дали подписаться. Руки заключенного тогда тряслись, и обычно маленькая аккуратная подпись получилась большой и нечеткой.
И вот вчера было последнее заседание перед вынесением приговора. А сегодня опять допрос. Зачем?
Нет, жаловаться на приговор заключенный не будет, все, что хотел, он сделал, и дальше жизни для него нет. То, ради чего он ещё существовал, свершилось, а теперь будь что будет. Существовал, да, это самое верное слово. Жизнь у других, смирившихся с поражением революции и победой Верховного Правителя России или просто Верховного, как называл его народ. Смерти заключенный не боялся и испытывал безразличное ожидание предстоящего ему наказания. Возможно, он станет мучеником, примером, и убийство в глазах потомков превратиться в подвиг в борьбе с этим режимом узурпатора и могильщика революции. Хотя... Нет, вряд ли. Обидно и неприятно осознавать поражение, но особой надежды на контрреволюцию не было. Уже не было. Верховный Правитель России Александр Васильевич Колчак победил и три года его правления показали, что новой революции уже не будет. Во всяком случае не сейчас. Народ устал воевать, а заключенный для него враг. Враг опасный, который никак не успокоиться и которого можно за это бить и пытать во славу Российской республики. И народу он не нужен, никто его не защитит, даже господин Старший Прокурор, с молчаливой улыбкой обычно смотревший на все происходившее во время допросов и лишь изредка останавливавший чересчур старающегося господина Главного следователя, и предлагавший не сердить его ещё больше, как это было в последний раз:
- Ну что вы, Михаил Иванович, голубчик, зачем упираетесь? Расскажите следователю все, что он хочет, и допрос быстро прекратиться. Вы же должны сотрудничать с господином главным следователем. Он сильно устает на работе, нервничает, а вы не хотите рассказывать, что от вас хотят. От того, милейший, вам так больно. Вы все равно виновны, вас схватили, доказательств достаточно, а наш суд без сомнения вынесет справедливый и законный приговор.
- Не нужно молчать или обманывать нас - продолжал прокурор после небольшого молчания, - Я здесь призван следить за законом и очень расстраиваюсь, что в спасшейся России из-за вас закон нарушается. А знаете, если расстраиваюсь я, то расстраивается и господин главный следователь. Итак, расскажите нам ещё раз с самого начала про подготовку к покушению на генерал-полковника Слащёва...
Верховный Правитель России Александр Васильевич Колчак даже объявил в Москве траур в связи с убийством Слащёва, - с удовольствием подумал Савелий. - Ещё бы, потеря такого приспешника - сильный удар для колчаковшины. Теперь то хоть военные может и перегрызутся за должность.
- Эх, добраться бы и до Верховного Правителя России Александра Васильевича Колчака тоже, - размышлял заключенный - Но мне уже не суждено, надеюсь, другие смогут. А другие есть. Их группа была не единственной, кто охотился на белых генералов, предателей-большевиков и колчаковских чиновников.
После тяжелых поражений от белых, большинство ещё сражавшихся большевиков сложило оружие, тем более многим была даже объявлена амнистия. Но кого-то победители просто так не простили и заставили кровью доказывать верность, воюя на окраинах с сепаратистами, не желавшими видеть Российскую республику в границах бывшей империи. А кто-то добровольно пошел служить белым в полицию, армию и даже охранную стражу, став новыми жандармами России, которых часто называли просто остражниками. Или выполняли другую грязную работу для новой власти. Только так для многих некоторых большевиков можно было заслужить прощенье.
Но не все смирились, часть большевиков, эсеров и членов других левых революционных партий ушли в подполье, затаились, собирали силы, надеясь свергнуть режим Верховного и снова совершить революцию. Из этих осколков и образовалась партия КПСС - Крестьянско-Пролетарский Социалистический Союз, самая мощная и опасная подпольная организация, члены которой объявлены вне закона и с которой победители ведут непрерывную борьбу.
И конечно главной целью для КПСС являлся сам Верховный Правитель России Александра Васильевич Колчак, укравший у революционеров победу.
С усмешкой, на этот раз уже про себя, заключенный с удивлением отметил как четко и ясно, даже в мыслях чуть ли не с заглавной буквы иногда называет Колчака. Ещё бы, стоило ему не так кого-то назвать на допросе, как тут же следовало наказание. Особенно доставалось за титул правителя и должность следователя.
- Ублюдки, сволочи, ненавижу - подумал заключённый, - они и этого добились, вбили в меня.
- Ненавижу, повторил он, - добрался бы - убил, как убивал на войне, как хотел убить, нет, даже казнить Верховног..., заключенный усилием прервал мысль и продолжил, - казнить тирана и всех этих генералов, сокрушивших революцию, таких как Слащёв, отнявших смысл жизни и убивших шанс на нормальную жизнь.
Ненависть вспыхнула с новой силой, вытесняя прочие чувства, приводя в нервное возбуждение тело, как это часто бывало при мысли о погибшем брате, и, заставляя ворочаться на неудобных нарах, несмотря на боль.
Но главное, что лично для него это была месть, его личное возмездие одному из этих колчаковских приспешников. Тому, по чьей вине погиб старший брат. Это была его личная война, и она выиграна, он победил, пусть даже все остальное не важно.
Мирная жизнь, восстановление страны его не интересовало, слишком тяжко было поражение и слишком сильна боль от утраты единственного родного человека. Да, он Савелий Кузнецов не биться смерти, как и не боялся её тогда, на войне.
А ведь победа была близка, но проклятое лето 1919 г. все изменило. Колчак прорвался за Волгу, соединился с Деникиным и взял Москву, а Петроград достался практически без боя. В охваченную беспорядками и волнениями северную столицу белые вступили как освободители, кто хотел и смог успел бежать, кого то из большевиков убили свои же или сами жители, а большинство просто сдалось на милость победителей, хотя и знали что такое милость господ генералов на примере Москвы. Но все равно сложили оружие.
Непосредственно взятием Москвы руководил Слащёв, которому белые доверили общее командование, хотя большинство войск были колчаковскими. Но за Москву большевики бились, хотя конечно и это громко сказано - бились. При подходе белых, сражались только самые преданные части Красной армии, в одной из которых служил и он с братом Дмитрием, или Митькой, как называл его сам Савелий.
- Митька - прошептал в полутьму камеры заключенный, чуть не заплакав.
Он был старший брат в семье и всегда заботился о Савелии, фактически заменив ему отца, которого они рано потеряли. И брат же привел его в партию большевиков, объяснив за что нужно бороться в стране.
Братья записались добровольцами в Красную армию и вместе воевали, пока белые не разлучили их навсегда.
Дивизия, в которой они служили, стояла на подступах к Москве и поначалу успешно отбивала атаки белых, но красные с трудом справлялись с дезертирами и паникерами, многих пришлось расстреливать на месте. В конце концов и это не помогло. Окруженные, практически без патронов и снарядов, уставшие и голодные, деморализованные и подавленные войска решили все же сдаться. Точнее решило их командование под заверения Слащёва об амнистии и прощении. Но подошедшие белые не сдержали слово и начали бойню. Тогда немногим удалось убежать. Ему повезло, а брату нет. Митьку застрелили.
Савелий сам видел, как несколько пуль угодили в брата и тот упал как подкошенный. Случившееся после заключенный плохо помнил. Это был какой то дикий бег наперегонки со смертью, вместе с несколькими товарищами. Они отстреливались и бежали, бежали изо всех сил, спасаясь в царящей вокруг неразберихе и горячке боя.
Его лицо даже задел осколок снаряда или гранаты, взорвавшейся рядом и убившей Мишку. Хороший был парень, тоже из рабочих. Но всё это осталось в памяти Савелия в виде обрывков воспоминаний, быстро сменяющих друг друга и не желавших соединиться в одно целое. Потом он отлёживался в каком то доме, где его лечили и прятали от облав белых, которые приходили несколько раз, но всегда уходили ни с чем.
А у него после того боя навсегда остался шрам на изуродованном лице, напоминавший о подлости Слащёва, жгучая ненависть к нему вместе с жаждой мести и боль утраты. И все это было его единственное богатством в жизни.
Ещё были сны, странные, пугающие, но в то же время интересные. Они снились ему с того момента, как Савелия арестовали и он попал в тюрьму. Все в них было непонятно и страшно.
В этих снах, чувствовал заключенный, скрыто что-то очень важное для него, все объясняющее, а потому он должен их все обязательно вспомнить и понять.
Эти сны часто повторялись, врезаясь словно острые осколки в сознание Савелия то одним, то другим воспоминанием после пробуждения и почти сразу ускользали от него, оставляя лишь какие то обрывки сновидений.
С такими мыслями, ожидая завтрашнего дня и, возможно, новых допросов, заключенный заснул.
Ему снился допрос, на котором о чем-то спрашивали, били и называли гнидой, врагом народа, шпионом, обвиняли в контрреволюционных преступлениях.
Били так, что боль была почти реальной. Потом было заседание какой то комиссии, называвшейся тройкой, которой руководил человек в неизвестной форме, похожей на гимнастерку, с краповыми петлицами и ромбом в них. Эта тройка обсуждала уголовное дело, возбужденное по доносу и вынесла приговор - расстрелять. И всё, дальше пустота и темнота. Затем тяжелое пробуждение.
Но самое страшное, что он, наконец, то осознал - все увиденное это происходило с его братом! С Митькой! Это Савелий понял только сегодня. Значит, во всех этих снах неведомые люди допрашивали и выносили приговор его брату.
Каждый предыдущий сон был именно об этом и смутные воспоминания, обрывки призрачных видений слились в единое целое, которое открылось и позволило себя разглядеть и ужаснуться увиденного.
Но почему, зачем? Причем тут Митька? Может Савелий уже сходит с ума? Его опять пробила дрожь. Это был страшный сон, настоящий кошмар, способный поспорить по чудовищности со всем что испытывает сам заключенный в тюрьме. И значит все прошлые сны, которые он почти не помнил, тоже были про брата Митьку. Савелий не сомневался в этом.
- Но почему, почему? - ещё раз подумал заключенный.
Заключенный попытался припомнить внешность следователя и главного в той тройке человека, что бы сравнить с известными Савелию следователями, прокурором и судьями, участвовавшими в расследование его дела, но люди из снов были ему явно не знакомы.
Откуда эти сны? За что его мучает свое же сознание, посылая их. Эта чертова тюрьма, все эти допросы и суд довели до такого. Его разум взбунтовался против него и мстит телу за происходящее? Но месть получается ужасная. Мало ему воспоминаний о погибшем брате наяву, постоянного чувства потери и даже вины за то, что сам остался жив, не спас, так ещё и во сне приходиться видеть, как пытают брата. Смотреть на это и ничего не делать. Как это остановить? И тут же Савелий решил:
- Я больше не хочу этого, и после сегодняшней ночи не хочу видеть сны, - со всей яростью и злобой, заставлял себя Савелий.
Для заключённого это обращение к самому себе было чем-то вроде молитвы, необходимой для успокоения. В Бога Савелий не верил, потому и молился сам себе.
- Вам не удастся мучить меня и во сне. Здесь в тюрьме можете меня бить и допрашивать, а потом казнить, но там вас больше не будет!
Савелий был уверен, что все виденное было всего лишь отражением происходящего с ним, криком его измученного тела, и он сам сможет победить эти кошмары и защитить погибшего брата от увиденного. Другого выбора не было. Иначе следовало признать, что они победили, все эти следователи, судьи, прокурор и Колчак, а брат не отомщен. Но такого не будет. Митька мертв и никому не позволено тревожить память о нем.
***
В этот день на последнем в его жизни судебном заседании Савелию без лишних слов объявили приговор, как и следовало ожидать - смертная казнь. Правда, как и обещали, заседание на этот раз сделали открытое. Народу присутствовало непривычно много. Журналисты, военные, полиция и просто обыватели. Всем было интересно на него посмотреть. И не удивительно, подсудимый был похож на пойманного опасного зверька, надежно спрятанного в клетке для развлечения и назидания таким же ещё не пойманным зверькам и всем сомневающимся в правильности победы белых.
От последнего слова Савелий отказался, когда то заготовленная для такого случая речь стерлась из памяти, а ничего нового придумывать как и говорить не хотелось. Он устал, опустошен и хотел лишь что бы все это скорее закончилось. Его месть, а вместе с ней и борьба завершились, дело за другими.
С такими мыслями Савелий выходил из зала заседания под возбужденное обсуждение приговора присутствовавшими.
Последующие дни пролетели незаметно и были похожи друг на друга. Та же камера, тот же полумрак, те же серые стены и неудобные нары. Но вот тех снов больше не было. И других тоже. Ночью заключенный проваливался во тьму и дальше ничего не помнил.
В камеру приносили бумагу для написания и подачи апелляции, но заключенный от этого отказался. Приходил адвокат, но Савелию не о чем было с ним говорить. Даже священник влекомый долгом и разрешением администрации тюрьмы заглянул, надеясь спусти душу грешника, но после недолго неприятного разговора и тот ушёл. Больше посетителей не было. А его молитва по-прежнему действовала, и кошмары его обходили.
Наконец срок вышел и за ним пришли что бы навсегда разлучить с уже надоевшей, но при этом такой странно привычной камеры. Сначала выволокли, затем не повели, а скорее потащили по коридорам. К своему стыду Савелий ничего не мог поделать с собственным телом. Как он ни хотел не показывать страх, но тело просто не слушалось его, ноги не гнулись, а вся одежда, как только он увидел вошедших, сразу покрылась потом, а если бы ещё решил и заговорить, то дрожащий голос обязательно выдал бы его. В конце концов, он переборол себя и смог идти сам под чутким взглядом конвоя. В этот день лил холодный дождь, попав под который Савелий с усмешкой отметил про себя, что даже в некоторый момент начал думать как бы не заболеть.
- Может этот дождь никогда не закончиться и затопит всё? - подумал заключенный, - Ничего не будет кроме воды, и тогда дождь должен прекратиться,
Для исполнения приговора заключенного куда то отвезли. Тоже в тюрьму, но видимо специально оборудованную для исполнения смертных приговоров в отношении таких как он.
Там его встретил господин прокурор в парадном мундире, со знакомой грустной улыбкой на лице.
- Мне жалко с вами расставаться, Михаил Иванович, - печально произнес прокурор - Не поверите, но это действительно так. Жаль, что вы нам не все рассказали и не покаялись, теперь уже придётся это исправить на том свете, хоть вы в него и не верите.
- Ещё скажите, что скучать будите по мне, - усмехнулся Савелий. - Но ничего, мы с вами ещё поквитаемся и когда-нибудь вас тоже повесят. Вот увидите. Моя смерть ничего не изменит. Будите болтаться на виселице вместе с Колчаком, а народ все равно сбросит буржуев и помещиков, когда досыта наесться вашей властью. Россия будет свободной страной рабочих и крестьян!
- Каких ещё помещиков, помилуйте, голубчик? - рассмеялся прокурор. - Впрочем, при всем моем желании побеседовать с вами о политике должен признать, что ничего не получиться. Вас уже ждут, не хорошо задерживать палача. У него ещё много работы.
Собравшись уже отпустить его, прокурор неожиданно добавил:
- И вот ещё что, голубчик, сегодня вы умрете дважды, потому что казни будет две, Савелий Иванович.
Не дав обдумать услышанное и ответить, конвой повел приговоренного во внутренний двор, где его уже ждал эшафот и тот самый занятой палач, который сразу же привычными и хорошо отработанными движениями принялся готовить Савелия к казне. На хорошую веревку для террористов Верховный не скупился.
На удивление приговоренный чувствовал себя спокойнее и увереннее по сравнению с сегодняшним утром, особого страха не было, видимо осознание неизбежного конца придало ему необходимые силы.
И вот все готово, петля крепко вцепилась в его горло, все на своих местах, какой то чин из Охранной стражи переговаривался с прокурором, а другой зачитывал приговор. Палач молча надел на голову приговоренного мешок и стал ждать разрешения привести приговор в исполнение.
А Савелия как будто это его не касалось, и он не особо обращал внимание на происходящее вокруг, обдумывая слова прокурора. Из головы приговоренного не выходило последнее сказанное им.
- Что он хотел сказать, что это значит? - не мог понять Савелий.
И тут только до него дошло, что прокурор назвал его по настоящему имени и отчеству Савелий Иванович! Не послышалось ли? Но откуда он узнал? Или знал с самого начала и теперь решил показать это? Зачем?
Эта мысль начала тревожить его сильнее предстоящей смерти. Он почувствовал, прокурор хотел сказать ему что-то важное, и его предупреждение о двух казнях не пустой звук. Эту загадку Савелий обязательно должен успеть разгадать ещё до того, как умрет.
Зачитывание приговора прекратилось. Рядом сразу же возникла суета и послышался звук шагов. Раздался чей-то голос и затем команда конвойной страже.
От услышанной команды Савелия словно ударило, так что он чуть не упал. Это был голос брата. Того самого Митьки, который как считал Савелий погиб при взятии белыми Москвы. Но как? Этого не может быть. Может мне послышалось? Неожиданно в памяти всплыли те самые сны. Тюремная камера с братом, допрос следователем, избиения, тройка, непонятные слова и обвинения. И донос, подписанный знакомой маленькой аккуратной подписью.
Но приговоренный не успевал всё это как следует осознать и понять случившееся. Вот-вот его казнят.
- Митька - это ты? - хрипло выкрикнул Савелий?
Продолжить он не смог. Ноги неожиданно потеряли опору и приговоренный стал падать вниз....
***
Дверь с лязгом закрылась и Дмитрий Кузнецов, измотанный очередным допросом, тяжело опустился на нары. Тело привычно болело и ныло, не давая забыть где он и что его в конце концов ждет.
Но по сравнению с предыдущим свиданиями с товарищем следователем Главного управление государственной безопасности НКВД СССР били уже не так больно, разве что больше по привычке и для назидания, как говорил сам товарищ следователь...