С Михалычем я познакомился в небольшом городке Новосокольники, где ждал машину вот на этой скамейке в маленьком скверике напротив мемориального комплекса погибшим в Великую Отечественную войну:
На машине моя жена Валентина повезла в больницу в Великие Луки ребенка из соседней с нами деревни, а я воспользовался случаем, чтобы попасть в Новосокольники и поставить на мою страничку в Самиздате вот эту работу http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/2011_36.shtml: Новосокольники - ближайшее к Лешенскому место, где есть приличный Интернет, причем, очень дешевый: тридцать рублей за час без ограничения по трафику. Сорок фото в здешнем Интернет-клубе я гружу за десять минут (для сравнения: на почте в Пустошке фото грузить вообще невозможно, а модем Севзапмегафона позволяет грузить с ноутбука одно фото за 5-10 минут). Почувствуйте разницу в реализации свободы слова!
Сижу на лавочке рядом с надписью, сделанной губной помадой и знаменующей конец веры народа в очередного доброго царя, никого не трогаю, ем печенье, запиваю буржуазным напитком "кока-кола" и наблюдаю за размеренной жизнью тихого городка псковской глубинки. Вот мимо мемориала демонстрирует свои прелести симпатичная и, наверное, одинокая девушка:
Вот седовласый и длинноволосый дедушка, ведёт внучку, скорее всего, в передвижной городок надувных аттракционов, что расположился на центральной площади города между двумя памятниками героям войны.
Вот строители закончили работу на объекте, свернули кабель, питавший электроинструмент, и приготовились переехать на другой объект:
Михалыч подошел ко мне, как к старому знакомому, протянул руку с наколкой на кисти:
- Михалыч.
Проницательный взгляд умных глаз, морщины тяжело живущего человека. Борода, будь она чуть поухоженнее, делала бы Михалыча похожим на художника, врача или учителя. Я пожал его костистую, шершавую от нелегкого труда руку, назвал себя. Перехватил его голодный взгляд и предложил печенье. Михалыч отказался:
- Послал гонца за лекарством, а он куда-то пропал. Сушняк давит.
Бутылку "кока-колы" Михалыч выпил почти до дна, но деликатно протянул мне остаток.
- Допивай, - говорю, - тебе нужней.
- Эти гады разбавляют спирт водой и продают бутылку за тридцать пять рублей. С утра голова, как котёл.
"Гады", очевидно, подпольные торговцы алкоголем, такие же бедолаги, как и Михалыч, только зарабатывающие на жизнь поставкой зелья для спивающегося населения. Чудеса демократии: хищник и жертва в одном лице
Спешить было некуда, и мы разговорились. О жизни, о Путине, о демократии, о бабах. После рассказа о двух спившихся с круга соседках ("Бабы спиваются быстрее") и запредельных ценах на водку в местном баре, куда он один раз пригласил знакомую женщину, Михалыч перешел на свою жизнь, что мне было интереснее всего.
Он работал на радиозаводе наладчиком, пока не грянула демократия, которая, как известно, страшная сила: ей ничего не стоит разрушить одну отрасль и создать другую. Например, разрушить авиацию и создать проституцию (Димыч Чваков). Радиозавод закрыли - в планы кукловодов наших демократов не входило сохранение России как ведущей индустриальной державы. Скорее всего, в их планы не входило сохранение и самой России. Михалыч помыкался немного и подался на железную дорогу. Новосокольники - узловая станция дорог с Питера на Киев и с Москвы на Ригу, и рабочие там еще требовались. Начинал работать стрелочником, потом его повысили до башмачника. Стать составителем поездов или хотя бы помощником составителя Михалычу не дали: МПС преобразовали в РЖД и стрелочников с башмачниками резко сократили. Стрелочники, они у нас всегда в ответе за все промахи и преступления начальства.
Личная жизнь у Михалыча тоже не заладилась. Он жил со второй женой в доме, который получил от радиозавода. Родной сын его второй жены освободился из мест заключения, продолжил пить и по пьянке зарезал мать, а дом поджог. Теперь Михалыч живет со своей восьмидесятилетней матерью в её квартире.
Разговор прервали два совершенно нетрезвых гражданина. Один коренастый, коротко стриженный, с мощной шеей, обычно принадлежащей бычарам, поднявшимся до "бригадиров", бросился обниматься с Михалычем:
- Михалыч, друг, ты где пропадаешь?!
Повернулся ко мне, пошатнувшись, протянул руку:
- Виталий.
И, не расслышав моего имени, продолжил разговор с Михалычем, а тот объяснил ситуацию с утренними страданиями и пропавшим гонцом.
- Михалыч! Да я... Да я тебе щас... Я тебе помогу!
- Вместе работали на радиозаводе, наладчики мы, - пояснил мне Михалыч. - Там одни бабы работали, а мы - два мужика.
С трудом попадая в карманы брюк, Виталий достал из одного смятую тысячерублёвку:
- Михалыч, нет мелких, пойдём, я сниму с банка. Анатолий (попутчику, стоявшему в сторонке, и, очевидно, не знакомому с Михалычем), ты ступай, мы мигом.
Обнявшись, как два брата, Михалыч и Виталий, забыв проститься со мной, потопали в сторону банка. Только тут я вспомнил, что у меня есть фотоаппарат, но Михалыч с Виталием уже шли под руку, и походка их на глазах становилась всё твёрже и увереннее.
К моему удивлению Михалыч быстро вернулся, держа в руках магазинную четвертинку водки.
- Вместе работали на радиозаводе, считай, братья, - сообщил он ещё раз. - Отцу его вчера три года было, как схоронил.
- А можно я тебя сфотографирую для Интернета?
- Валяй, только дай я бутылку спрячу, а то неудобно.
Привычный жест, и четвертинка исчезла в боковом кармане Михалыча.
Тут за мной приехала машина: Валентина благополучно вернулась из Великих Лук.
А глаза Михалыча, одной из бессчётных жертв российской демократии, плавно перешедшей в Новый Холокост, который уже в разы холокостее того, нацистского, стоят передо мной до сих пор.