Аннотация: На спор решил написать постапокалиптический рассказ, в котором действие крутится вокруг автобуса. Получилось ЭТО. Косяки есть, знаю(
По коридорам Белого Дома торопливо шёл Роберт Гейтс. Пиджак расстегнут, галстук сбился на бок, седые волосы растрёпаны. Он пытался сохранить невозмутимое выражение лица, но даже встречавшиеся по пути секретарши замечали, что с министром обороны что-то не так: извечная спокойная, почти незаметная улыбка сменилась странного вида оскалом, глаза остекленели и вылупились. Кроме того, он не отвечал на приветствия, не замедляясь ни на секунду. Одно это настораживало длинноногих работниц бумаги и кофеварки - многие из них попали на работу именно благодаря протекции бывшего преподавателя (а ныне секдефа, как неформально называли министров обороны) и отлично помнили, что тот ни разу не позволил себе проигнорировать даже отъявленного лодыря. Дойдя до кабинета президента, Гейтс остановился, лёгкие судорожно втянули воздух, волосы отказались приглаживаться. Волнение росло и уже переполняло министра, дверная ручка зазвенела от мелкой дрожи его пальцев и услужливо повлекла за собой дверь.
В центре "овального кабинета", опёршись локтями на стол, сидел президент. Его окружали многочисленные кипы бумаг, несколько разноцветных телефонов, среди которых тревожным красным пятном выделялся аппарат с единственной кнопкой, и несколько раскрытых толстых книг, напечатанных мелким шрифтом. Свет из окна жёлтым прямоугольником падал на пол, оставляя всё это в пыльном полумраке. По всему было видно, что президент находится в напряжённом ожидании - руки его то и дело теребили то провод ближайшего телефона, то уголок листа бумаги. Но как только вошёл министр, первый человек страны замер.
-Господин президент, - выдохнул Гейтс, едва дойдя до середины кабинета - конгресс принял.
Президент снова зашевелился и громко задышал, провод телефона отлетел в сторону, луч света наискосок прорезал коричневое лицо. На мгновение глава государства даже обрадовался, но улыбка, начавшая появляться на его лице, плавно переросла в оскал обезьяны, от которой президент не особо и отличался. Он оправил одежду и озабоченно зашагал по комнате.
-Мы можем приступать! - торжествующе сказал секдеф, одними глазами следя за президентом. На лице последнего старательно попыталась отобразиться мозговая деятельность, он остановился и, поднеся ладони к вискам, спросил:
-Роберт, вы уверены, что это необходимо?
-Я 30 лет занимаюсь этим. Сейчас у нас есть все необходимые технические средства, нам нельзя упускать такой шанс! - говорил министр, с каждой фразой делая шаг вперёд.
Руки президента упали, подобно плетям, голова склонилась, он медленно прошагал обратно к столу. Кресло жалобно скрипнуло, приняв владельца.
-Действуйте...
Министр обороны расплылся в широкой хищной улыбке, почти все морщины на его лице как будто бы разгладились. Он развернулся на каблуках и бодро вышел из кабинета. Он шёл реализовывать новую доктрину борьбы с терроризмом и диктаторскими режимами, только что одобренную конгрессом. На 250 страницах, большая часть которых строго засекречена, был расписан план перевода основных ударных сил страны на маломощное ядерное и экспериментальное биологическое оружие, а также предлагался план внедрения электронных средств подавления нового поколения. Голубые глаза Роберта Гейтса сияли.
* * *
Наконец-то в Петербург пришло лето! Температура днём теперь поднимается иногда до 30 градусов, хотя ночами бывает холодно. Но петербуржцы привыкли к переменчивой погоде, а потому несколько необычное лето в последние годы восприняли спокойно. Гораздо спокойнее, чем другие события прошлых лет.
Южная часть Петербурга сильно изменилась, особенно Купчино. На тротуаре проспекта Жертв Девятого Января растут ромашки. Седеющий человек крепкого телосложения одетый в серый камуфляж стоит на одном колене, опираясь на автомат, и пропалывает их от синей травы. А те лучатся в ответ жёлтой сердцевинкой и приветливо машут человеку белыми лепестками.
Солдат заканчивает свою работу, голова поднимается так, что становятся видны высокий лоб, пышные усы и грустные зелёные глаза с морщинками в уголках. Всё так же опираясь на автомат, он медленно встаёт и оглядывает окрестности. Слева, где-то за развалинами кольцевой дороги, далеко на юге медленно поднимается на необозримую высоту, как будто подпирая собой небо, столб серого дыма. Через дорогу - разрушенные до основания здания, развалины которых несколько раз прожгли огнемётами. Военный хорошо помнит обстоятельства того инцидента и потому спешит отвести взгляд правее - на уцелевшие деревья на кладбище, которое из-за разрушения зданий и частичного уничтожения растительности непривычно хорошо просматривается. Ещё правее и сзади - рыжее полотно железной дороги и массивный бетонный бункер, поставленный на месте какой-то закусочной.
Земля как будто бы немного дрожит, и человек резко оборачивается. Слышится утробный гул, который начинает нарастать и охватывать собой пространство. Через секунду из-за груды почерневших от гари кирпичей и бетонных осколков на дорогу выезжает нечто. Более всего конструкция напоминает гигантский старый советский холодильник, несколько лет пролежавший на дне озера - листы металла покрыты ржавчиной и ужасающе скрипят на каждом ухабе, которых на дороге в избытке. При ближайшем рассмотрении в механизме можно узнать Икарус-280, старательно обшитый металлическими пластинами, а кое-где и просто тонкими ржавыми трубами. Передняя часть укреплена особенно хорошо: железо покрывает кабину водителя в несколько слоёв, оставляя лишь небольшую смотровую щель. Над самой землёй нависает самодельное подобие экскаваторного отвала. Окна по бортам машины также замурованы железяками, в которых, предусмотрительно вырезаны небольшие отверстия. Все двери, кроме второй считая от головы автобуса, намертво заварены, а оставшаяся - опять-таки укреплена рыжей от коррозии бронёй. Место сгиба автобуса-гармошки теперь представляет собой жуткого вида сустав из самого разного металлического мусора, не позволяющего попасть внутрь салона ничему, крупнее копеечной монеты. Конструкция также отличается тем, что сразу за этим "суставом" на крыше автобуса виднеется странного вида каркасная полусфера с крупнокалиберным пулемётом. Довершают экстерьер железного монстра две огромные цифры, небрежно намалёванные белой краской прямо на ощетинившемся железом правом борту: "96".
Солдат спокойно смотрит на приближающуюся махину и небрежно закидывает автомат за левое плечо. Чем ближе тонны железа приближаются к нему, тем шире становится на лице незаметная улыбка, какая бывает у человека, вновь встретившегося со старым другом. Автобус зловеще грохочет по выбоинам (при наличии воображения в грохоте подвески даже можно узнать какую-нибудь мелодию Вагнера) и останавливается напротив бункера, не глуша мотора. Что-то шевелится и гремит в районе полусферы с пулемётом на крыше автобуса, и в ней появляется человек, тут же сноровисто хватающийся за рукоять оружия.
На вид ему около тридцати, небрежно выбрит, одет в потёртую коричневую кожаную куртку с карманами на груди, волосы очень коротко подстрижены, а непонятную ухмылку подчёркивает зажатая в зубах сигарета. Одной рукой он продолжает сжимать оружие, отстукивая указательным пальцем на спусковом крючке какую-то мелодию, а другой отталкиваясь от выступов на металлических пластах крыши крутит вокруг своей оси полусферу с пулемётом, в которой сидит. Оглядевшись, он кричит куда-то в низ "Чисто!". Это же слово будто эхом звучит где-то внутри автобуса, и только тогда открывается единственная незаверенная дверь и глохнет мотор железного монстра.
В открытой двери - ещё один человек, примерно одного возраста с первым, с автоматом наизготовку. Выгоревшие свалявшиеся русые волосы доходят почти до плеч, видавшая и лучшие времена тельняшка висит на торсе, как на пугале, через дыры в джинсах видны сбитые колени. Оглядевшись, он осторожно выходит из автобуса, ступая плавно будто танцор. Дуло автомата опускается, и человек бросает солдату "Здорово!". Тот улыбается и отвечает:
-И тебе не хворать. Вечно вы так осторожничаете... Видите же, что я тут, и всё чисто.
-Да-да, - говорит басовитый голос из автобуса, а через секунду появляется и его обладатель - крупный светловолосый мужичок с детско-наивным лицом, одетый в серый комбинезон, - в Рыбацком нам тоже так говорили...
-Здравствуй, дядя Женя! - чеканя слова, обращается к нему солдат, - В Рыбацком не я тогда был. Вы меня прям обижаете своим недоверием.
-Будет тебе, - тихо говорит названный дядей Женей, подходя к вояке, - давай грузиться.
Солдат коротко кивает и в два прыжка скрывается в бункере. Через мгновение оттуда появляется вереница из шести молодых, лет по 20, не больше, ребят кто в камуфляже разных типов, кто просто в серых оттенков одежде, попарно несущих очень увесистые на вид плотно сколоченные деревянные ящики. Процессия следует в автобус, копается внутри и бодро выбегает обратно, видимо, за ещё одной партией. А из бункера снова появляется усатый мужчина с автоматом, но не один, а с человеком на вид лет 26, гладко выбритым, одетым в аккуратные чёрные брюки, чистую белую рубашку и туфли. У дяди Жени, его спутника в тельняшке и даже у парня, сидящего за пулемётом в автобусе, от удивления раскрываются рты.
-Никак только что из убежища! - выдыхает дядя Женя, -Эй, Андрей, у нас будет пассажир! - уже во весь голос кричит он парню за пулемётом и как-то по-особому, одними глазами улыбается.
-Здравствуйте, - смущённо говорит будущий пассажир, - Меня Колей зовут, восемь лет в бункере...
Пока идёт загрузка, Николай рассказывает, что ничего ещё не знает о теперешней жизни: за 8 лет в подземном бункере где-то под Колпино никому ни разу не удалось выйти на связь с внешним миром, а когда было решено всё-таки выйти наружу, почти никто не решился прорываться вместе с поездом в город... Ещё он не знает, как получилось, что Обухово стало конечной остановкой, что произошло на самом деле 8 лет назад и как жить дальше. На это парень с автоматом и походкой танцора, представившийся Владом, бывшим историком с опытом раскопок, начинает свой рассказ, который, как он надеется, когда-нибудь войдёт в учебники...
* * *
8 лет назад, в 2013 году, американцы начали реализацию концепции захвата стратегической инициативы. Вернее, начали они её гораздо раньше, а тем апрельским утром должна была случиться кульминация...
Те, кто 15 апреля встали с постели рано утром, готовясь к рабочей неделе, заметили, что телевидение и радио стали работать с помехами, а потом вовсе отключились. Улицы огласил сигнал тревоги, началась посильная эвакуация в бомбоубежища и укрытия. Это всё знал и сам Николай по рассказам тех, с кем судьба свела его на 8 долгих лет, и потому Влад продолжил объяснения. Проблемы со связью были обусловлены включением системы тотального электронного подавления, состоявшей из сети мощных спутников на геостационарной орбите. Предполагалось полностью подавить ядерную инициативу России и начать массированную атаку с помощью маломощных ядерных зарядов, химического и биологического оружия. В идеале, мутанты, порождённые продуктами американской военной биохимической промышленности, должны были очистить плацдарм для высадки регулярных войск. Но высадки не случилось, так как регулярных войск не осталось. Центры управления ракетными шахтами, на подавление которых был рассчитан первый этап операции, продолжили работать - в большинстве ракетных частей оборудование оставалось аналоговым ещё с 50-60-ых годов. А когда на страну начали падать первые бомбы, включилась система "мёртвой руки" и ядерные ракеты сами нашли себе цели в Северной Америке, Европе и по всему миру. Но многие коммуникации уже были нарушены, пылали целые города, а где-то в грудах обломков шли жуткие реакции, порождающие страшных мутантов, призванных убивать. Затишье длилось два дня, а потом орды тварей вылезли наружу...
Что творилось в это время по всей стране, Влад не знал, а вот ситуацию в Петербурге описал во всех подробностях. После окончания бомбардировок городские власти поспешили отменить большинство мер безопасности, но с десятком убежищ связь наладить не удалось, и люди продолжали сидеть взаперти и неизвестности. Это многих и спасло. Как только стало ясно, что основные ударные силы - это не падавшие на головы бомбы, а уродливые существа с огромными клыками и когтями, убивающие всех без разбора, народный гнев обратился против властей, протрубивших победу. Кортеж губернаторши был остановлен на Московском проспекте, какой-то предприимчивый студент, называющий себя народным комиссаром, предъявил ей обвинения в "халатности и сволочизме". Под конвоем собственных охранников, вставших на сторону народа, она была доставлена на Дворцовую площадь, где несколько тысяч человек уже заготовили камни. Говорят, что когда тело губернаторши повесили на фонарном столбе где-то в начале Невского, снабдив его табличкой "Город устал!", в этом теле не осталось ни одной целой кости.
Пока народ линчевал власть, бывший полковник десантных войск Сергей Маргелов принял на себя руководство городом. За три дня он поставил под ружьё всех бывших и действующих милиционеров, военных и сотрудников частных охранных предприятий. Не умевшие обращаться с оружием мужчины были отправлены на строительство укреплений. Любые преступления карались по законам военного времени.
Через неделю был согласован проект постройки гигантского купола над центром города. Форма, называемая "геодезической сферой", была когда-то использована в Англии при строительстве ботанического сада, а теперь же лучшие инженеры города адаптировали эту идею для кардинально иных масштабов: полусфера должна была иметь около 15 километров в диаметре, основанием ложиться на городскую застройку и частично на воды Финского залива. Решить вторую проблему помогло резкое изменение климата - ядерная война не прошла даром - превратившее Финский залив в долину, а Неву, некогда полноводную реку, почти в ручей. Проблема взаимодействия с застройкой решалась кардинально - мешавшие дома взрывались, а их обломки использовались для строительства нижних ярусов купола.
Маргелов взял под стражу ведущих промышленников и бизнесменов, обязав их поставлять бетон, сталь и стекло на эту грандиозную стройку. За 8 месяцев были возведены первые 50 метров купола - из бетона и строительного мусора. Уже эта стена, снабжённая несколькими входами-шлюзами, могла эффективно сдерживать любых тварей, пытавшихся пробиться в центр города, но всё ужесточающиеся погодные условия заставили за следующий год достроить купол до конца. Выше 50 метров в строительстве применялись сталь, стекло и полимеры, кроме того, дуга купола в сечении стала более пологой. Материалы поднимались на высоту с помощью вертолётов и смекалки, люди работали зачастую без страховки... Но весь город работал на эту стройку в надежде обрести мир и спокойствие. И какое-то их подобие люди внутри купола действительно обрели.
Бывший полковник не забыл и об окраинах - были сформированы отряды, державшие основные транспортные пути. С севера таким путём была практически неповреждённая ветка от Финляндского вокзала, а с юга два отрезка, которые соединялись автомобильным транспортом - от Витебского вокзала до Купчино и от Обухово далее на юг. Правда, из-за того, что южная часть Купчина по какой-то прихоти американских бомб оказалась едва ли не самым опасным районом города, сейчас осталась только одна единица этого транспорта - старый Икарус, обшитый самодельной бронёй.
* * *
-Пора грузиться, господа! - рявкает дядя Женя, провожая взглядом молодых солдат, скрывающихся в бункере.
Влад провожает Колю в салон, теперь почти до отказа забитый всякими ящиками. Узкие полоски света из смотровых отверстий даже не пытаются бороться с темнотой, а лишь делают видимым бесконечный танец пыли. Попрощавшись с солдатом, внутрь заходит и дядя Женя - по-видимому, водитель.
Николай оглядывается и первым делом замечает свисающего откуда-то сверху человека - это Андрей сидит на подвесном сиденье, наполовину высунувшись в свою полусферу с пулемётом. Дверь со скрипом закрывается, автобус рычит и резко трогается, Единственный пассажир видит неумолимо приближающийся пол - наказание за проигранную битву с инерцией и силой тяжести. Но его ловит Влад, а спрыгнувший сверху Андрей возвращает в вертикальное положение.
-Здорово, дружище! - Андрей протягивает руку, -Ты нам поможешь.
Отводит к борту, сажает на кресло и указывает на похожую на замочную скважину дырку.
-Будешь смотреть туда и громко кричать, если что-то увидишь шевелящееся, - говорит Андрей и приникает к такой же дырке с другого борта. Влад тем временем уходит в кабину и о чём-то разговаривает с дядей Женей.
Перед взором Коли открываются следы того, что описывал ему Влад: воронки, развалины, копоть и гарь всюду, где они только могут быть. От большинства домов остались лишь кучки бетонной трухи, напоминающие курганы каких-нибудь мифических северных великанов. Кладбище Жертв Девятого Января, раньше густо усаженное деревьями, теперь напоминает кусок изорванной собаками зелёно-коричневой ткани. Глаз цепляется за вырванный из земли и закрученный почти узлом металлический столб - холод пробегает по телу при мысли о силе, это сотворившей. На очередной колдобине Николая подбрасывает так, что смотровая щель ускакивает куда-то в сторону, а когда взгляд снова находит её, то пейзаж резко меняется.
Автобус пересекает Софийскую улицу - видно далеко на север. Построенные лет 10-15 назад высотки зияют дырами и испещрены следами пожаров, но самое удивительное открывается за ними - взгляд упирается в огромную серую стену где-то вдалеке, переходящую выше в ослепительно-серебряное сияние. Вид этой конструкции резко контрастирует с серостью бетонной пыли и чернотой выгоревших домов. Кажется, что само небо нависает над городом, манит светом, стремится привлечь к себе внимание. Не хватает только органной музыки, чтобы вознестись и полететь навстречу ему. Груда обломков закрывает собой видение, Николай трясёт головой. Андрей замечает это и ухмыляется:
-Ничего, если всё хорошо сложится, уже сегодня сам внутри побываешь.
Сейчас Николаю больше всего хочется оказаться там как можно скорее, своими глазами увидеть спасённый город, запереться под этим куполом и забыть о тех, кого потерял. Железяка, бывшая когда-то Икарусом, едет дальше, не сбавляя хода. Входит в поворот, оказываясь на Бухарестской улице. Пассажира подкидывает, и снова отведя взгляд от смотровой щели, он замечает, что его напарник по обозреванию окрестностей спешит в кабину, а на его месте уже сидит Влад.
-А дальше мы как поедем? На Гашека? - даже после восьми лет в бетонной коробке под землёй он помнит кратчайший путь от одной железнодорожной станции до другой.
-Не, - отвечает Влад, кладя автомат на колени, - по Дундича поедем, улица Гашека нынче перекрыта. Смотри внимательно.
Николай следует совету и вновь придвигается к щели. Когда-то здесь был парк, а сейчас земля изрыта воронками и напоминает какое-то гигантское постапокалиптическое поле для гольфа. Вот машина пересекает улицу Ярослава Гашека, и где-то вдалеке блестят на солнце продолговатые красные и белые пятна. Николай щурится, тщась узнать в них что-то знакомое, но его размышления прерывает Влад:
-Трамваи. Они в пробке стояли, штук десять аж, а тут мутанты попёрли со всех сторон. Людям бежать некуда было, твари стеной шли - не прорваться. Кто-то там умный был, пока другие этих уродов отстреливали, он автокран на дороге приметил и фуру мощную - составил баррикаду из трамваев. Они там почти сутки держались, человек пятьдесят в общей сложности. Жаль, никто в итоге всё равно не выжил...
Николай отчётливо чувствует холодный пот на спине, хотя он всегда считал это выражение лишь метафорой. Не успевает он обдумать услышанное, как уже провожает взглядом церковь с обрушившимся куполом, а потом замечает, что на него уже глядят развалины какого-то гипермаркета, причудливо обгоревшие и оплавившиеся. Перед ними располагается своеобразное кладбище машин, искорёженных и выгоревших - видимо, бомбы нашли свою цель когда в магазине было немало людей. Пассажиру уже не хочется быть пассажиром, желание ехать куда-то подавляется страхом, живот скручивает... Но пока автобус поворачивает, так что развалины открываются с другой стороны, Коля решается сказать что-нибудь ещё:
-А я уж подумал, что вы просто так стремитесь повторять маршрут девяносто шестого...
Последние слова он произносит совсем тихо, так что те тонут в гуле мотора - внимание его привлекает какое-то движение в руинах жилых домов. Казалось, целую вечность он всматривается в кромку развалин, в непонятной надежде увидеть что-нибудь. И натыкается взглядом на чьи-то глаза - большие, сплошь красные, обрамлённые жуткими язвами, перемежающимися клочками коричневой шерсти. Ничего не остаётся в мире, кроме этих глаз, налитых злостью и яростью, ненавистью персонально к нему, к Коле Остапову, простому парню, просидевшему восемь лет где-то под землёй. Эти глаза хотят убить его, растерзать, они говорят, нет, кричат об этом!
Из транса выводит топот Андрея, бегущего по черноте салона с криком "Твари справа!". Влад вскакивает, автомат ложится в его руки, а Андрей уже подтягивается к своему подвесному сиденью у пулемёта. Изо рта Влада по салону разносится неожиданно басовитое для него "Дверь!", и где-то впереди, в кабине, дядя Женя щёлкает тумблером. Влад падает на пол, ноги его упираются в раскрывшиеся створки, автомат щёлкает затвором. Сверху раздаётся гром пулемётной очереди, и почти прямо на Николая проливается дождь стреляных гильз. Первые нечеловеческие крики глушатся выстрелами из автомата. Через смотровую щель теперь открывается иная картина: десятки, если не сотни уродливых, похожих на прямоходящих крыс-переростков коричневых тварей с большими красными глазами бегут из домов прямо к мчащемуся на полном ходу автобусе. Целые ряды их падают, сражённые пулями, но коричневая волна медленно приближается. "С какой же скоростью они бегают?" - проносится в голове.
В сантиметре от лица Николая проносится длинный коготь на кожистом и жилистом коричнево-сером пальце, просунутом в смотровую щель. Человек шарахается и падает в проход, в это же время слева снова слышится крик "Дверь!". Створки сходятся, зажимая собой физиономию, которая бы могла принадлежать озлобленному старому орангутангу, если бы орангутанги были на порядок уродливее и злобнее. Влад уже колотит по оскалившейся морде прикладом автомата, планомерно выбивая твари длинные острые жёлтые зубы, расплющивая дикие красные глаза, которые багровой слизью разлетаются в стороны. Николай не успевает встать, почти прямо на него плюхается Андрей, крича "Люк!", и тут же отпрыгивает в сторону. Взгляд Коли устремлён туда, где только что болтался в подвесном кресле пулемётчик: и снова красные глаза! Эти яркие кругляши как будто замедляют время, гипнотизируют... Прямо ему на живот спиной падает Влад и стреляет в тварь в люке, та разлетается сотнями кусочков. И всё, кроме гула мотора автобуса, замолкает.
* * *
Вообще, именно полковнику Маргелову обязан Петербург тем, что ещё держится и даже развивается. В Калининграде и нескольких других городах тоже удалось построить купола, а вот Москва сейчас, говорят, совсем опустела. Не так давно оттуда ещё шли радиосигналы, но за последний год не было зарегистрировано ни одного. Даже экспедицию туда снарядили полгода назад, но ей пришлось вернуться, сейчас новую готовят, более подготовленную. Кстати, несмотря на свои заслуги Маргелов не установил диктатуры, а сформировал выборный правительственный аппарат. Правда, кое-что он всё-таки резко изменил - за все тяжкие преступления ввёл смертную казнь, чем практически искоренил преступность под куполом. Сейчас, после нескольких лет всеобщей стройки, возрождаются культурные институты: проводятся художественные выставки, литературные чтения, радио и телевидение работает (правда, за пределами охранной полусферы есть только служебные радиоканалы, транслируемые с внешних баз). Не так давно был завершён проект отвода промышленных выбросов во внешний мир, чтобы не засорять и так постоянно фильтруемый воздух внутри. Жизнь внутри купола сейчас напоминает почти что утопию.
Что творится сейчас в остальном мире мало кому известно. Однажды до опорной военной базы в Пушкине добралась бронеколонна аж из Украины. Эта страна пострадала от войны меньше всего, хотя там не обошлось без революции и гражданской войны. После приведения в порядок собственных дел, там решили отправить "посольства" к возможным уцелевшим из других стран - по одной группе на каждую из четырёх сторон света. Каждая группа состояла из хорошо снаряжённых многочисленных военных на бронемашинах, учёных и нескольких политических представителей. Гостей встретил под куполом сам Маргелов и пообещал по возможности сотрудничать с Украиной. После обмена имеющимися данными, экспедиция ушла дальше на север - в скандинавские страны. Своими силами связаться удалось лишь с Петрозаводском, массово ушедшим под землю, в подвалы и бункеры.
* * *
Устало почёсывая затылок, Влад заканчивает очередной рассказ о произошедшем в мире в последние годы. Второй час идёт разгрузка автобуса, стоящего у опорного бункера в Купчино, недалеко от бывшего входа в метро. Военным удалось создать укреплённую площадку рядом с железнодорожной насыпью и построить пандус. Отсюда до дороги тянется узкий коридор между кучами стекла и бетона, оставшимися от торговых центров, который кое-как удалось. Солдаты таскают ящики из металлического монстра с надписью "96" на борту прямо в грузовой вагон короткого состава: маневровый тепловоз, пассажирский вагон с выбитыми стёклами, два закрытых грузовых вагона и цистерна. В стороне дядя Женя о чём-то тихо переговаривается с большим солдатом в берете, а Андрей чистит ствол пулемёта.
-А что стало с Америкой? - спрашивает Николай, брезгливо разглядывая пятна неестественно тёмной крови на своей белой рубашке.
-Чёрт её знает... Ходят слухи, что там сейчас бродят двухголовые коровы, а вместо денег - крышечки от колы, - отвечает Андрей и заговорщицки подмигивает.
Солдаты уносят последний ящик. Тихо смеясь над чем-то, подходят ближе дядя Женя и человек в берете. Внимание всех сосредотачивается на Николае, смущение заставляет его опустить глаза, а все мысли предательски покидают его. Из прострации его хлопком по плечу выводит Андрей:
-Тебе пора, поезд ждёт!
-А, да... А вы?
-А мы дальше работать.
-Я думал... Там же эти твари!
-Ну да, твари, - вступает в разговор дядя Женя, -Но мы уже не первый месяц тут мотаемся. А тебе под купол надо. Давай, тебя уже ждут! Удачи!
Николай оглядывается и по очереди пожимает руку каждому, с кем ехал в душном старом Икарусе, и даже военному в берете. Тот широким жестом приглашает его забираться в вагон поезда. И вот весьма попачканные туфли попирают гальку, следуя к зелёной металлической коробке, которая внутри осталась почти такой же, какой была годы назад, разве что потеряла свои глаза-окна. Даже деревянные сиденья в пустом вагоне всё точно такие же и несут на себе следы деятельности непризнанных анонимных мастеров слова. Без стёкол даже лучше - ближе кажутся люди, спасавшие жизнь и сейчас глядящие вслед. Поезд трогается, едва Николай осознаёт безграничную благодарность к ним...
* * *
Через некоторое время поезд преодолеет расстояние между станцией Купчино и южной границей защитной полусферы, проходящей где-то в районе бывшей Благодатной улицы. Николай Остапов будет восхищаться порядком и чистотой города, которые он даже не мог себе представить, жизнерадостные люди будут приветливо махать закопченному грязному поезду, а Витебский вокзал встретит ликованием тех, кого до войны называли "чиновниками". Новоприбывшему будет показано расположение всех важных городских структур, выданы вещи первой необходимости и ключи от просторной комнаты в общежитии. Он будет бродить по сияющему городу, а стекло купола будет сиять серебром, заставляя забыть о хмуром сером петербургском небе. Неожиданно нашедшиеся школьные друзья будут хлопать по плечу и проставлять вкусным пивом, девушки будут мило улыбаться и щебетать "Какой ты смешной! Видно, недавно из убежища..." А потом он пойдёт на работу и попросит определить его на внешние транспортные пути, куда-нибудь в район Купчина. Служащий начнёт рассказывать о чрезвычайной опасности такой работы, но услышав фразу "Я хочу на девяносто шестой маршрут!", без дальнейших проволочек оформит все документы.