До 1985 года мы с папой и мамой жили в районе Чиекуркалнс, в старом деревянном доме, где у нас на втором этаже была кухня с печью-плитой и большая комната. Окна выходили на зелёный двор где напротив стояла невысокая постройка в которой папа в свободное время по журналу "Моделист конструктор" делал виндсерфинг. Мыться мы ходили в баню, которая существует и поныне. На втором этаже, рядом с нами, жила старая женщина. Я встречался с ней на лестнице когда она поднималась или спускалась вниз во двор. В руках у неё обычно был таз, если он был пустой значит во дворе сушилось белоснежное белье, которое, я слышал кипятилось не один раз и считалось самым чистым в округе. С полным тазом подниматься было тяжело, но от предложений помочь она всегда отказывалась. Первое и единственное, что я от неё запомнил, сказанное про меня, звучало как "душайс пуйка". "Пуйка" - это по латышский мальчик, а вот "душайс", что то из разряда "полных".
Хождение это было круглогодичным, зимой я разглядывал пальто с накинутой на воротник лисой. Бывали случаи, что лиса оставалась дома и меня это огорчало. Летом моё внимание всегда привлекали её ноги, они были необычны тем, что во многих местах были как бы проткнутые иголками и так и оставшимися, с углублениями. Я удивлялся, когда я нажимал себе на кожу чем то острым и отпускал- ямка пропадала. Мне было объяснено, что эта женщина во время войны была подпольщицей и это следы от пыток.
Я иногда заглядывал в квартиру, когда дверь приоткрывалась и закрывалась пропуская хозяйку, открывая вид на чистый дощатый пол и необычное большое радио на тонких ножках.
Прошло время и я больше не встречал эту женщину и только через много лет узнал продолжение истории. У неё не было не родных не близких, в гости к ней никто не ходил. Когда она почувствовала себя плохо она сообщила в районный отдел КПСС, в котором состояла, что вынуждена лечь в больницу. Квартира стояла пустая, но иногда казалось что оттуда доносятся какие-то звуки. В один вечер возвращаясь домой, мой папа застал в этой квартире мужчину и его жену, партийных работников, которые собирали и тихо выносили из нее вещи. От страха они бухнулись на колени умоляя не выдавать их. Со словами "как это вообще можно было сделать" и "что должно быть очень стыдно" они были выпущены из квартиры. Что было дальше и что стало с вещами я не знаю, в квартиру никто не возвращался и она долго стояла пустая.