Вот и всё, выбор сделан, и отступать некуда! Последние работы закончены, напутствия произнесены - осталось совершить то, ради чего были потрачено столько лет, сил, трудов, нервов, бессонных ночей, упорных тренировок.
Не столько тревожила высота, сколько условия, в которые был поставлен джампер. Предстоящий шаг и сопряжённые с ним приготовления увеличивали груз ответственности, давление на смельчака и риск совершить ошибку, в данных условиях, могущей стать фатальной. Теперь же, в момент неотступности, места страху не должно быть, он это понимал и всеми силами пытался сохранить самообладание и уменьшить волнение, настойчиво требующее занять надлежащее место в теле Феликса.
Стратостат уверенно набирал высоту и через пару часов оказался в заданной точке. Огромный купол, размером со стадион и накаченный гелием, удерживал аппарат, казавшийся лишь крошечной точкой в огромной тихой враждебной среде на высоте в 39 километров.
Связавшись со штабом и следуя его указаниям, Феликс проверил исправность гермокостюма и работы систем аппарата, и, получив необходимые установки по выходу в открытый космос, открыл дверь.
Застеклённому взору высветилась лазурная полоска планеты, переходящая в окутывающую со всех сторон мглу.
Протянув ноги в открытое пространство и подкатив кресло для удобного выхода, астронавт поднялся, вступив на узенькую платформу, отделявшую мнимую безопасность от реальной опасности, уцепившись в боковые поручни.
Насколько необъятны разумом тёмные бесконечные дали, утыканные неисчислимым множеством белоснежных звёзд, открылись взгляду испытателя. А внизу пестрился, словно мозаика, лазурный шарик. Как же дорог он сердцу. Внизу это громадина, кажущаяся бескрайней, а отсюда - ядрышко. Из чёрного безжизненного вакуума на него смотрела сама жизнь в истинном смысле. "Насколько же дорог он мне, и как же хочется снова ощутить его, потрогать, оказаться внутри, стать его частью.
Это солнце, тепло, небо, непослушные свободные облака, лес, травинка, речка, поле - всё это для меня, для человека. Вот мой дом - разнородный, неповторимый крохотный шарик, затерянный в пространстве бесконечности".
Сверху он не видел никаких стран, никаких государств, никаких территорий, никаких границ. "Нет рас, нет наций! Есть один общий дом - мир! Есть только один род человеческий - народ Божий! Всё едино, всё родственно".
"Родина моя! Я иду к тебе, прими меня".
Никогда он ещё так сильно не верил в существование Бога, как в этот момент, никогда так остро не ощущал Его присутствие.
"Господи, помоги мне", - пронеслось в голове. Глядя на всё, что открылось страждущему взору, человек понял, что его родина не только страна, в которой он родился, город, в котором вырос, двор, в котором провёл детство, дом, ставший ему пристанищем и обителью. Страна лишь малая родина, город только чрево, а родина же - вся Земля, весь окружающий бесконечный мир. Сердце разумело, что всякая чуждая страна, каждый её город, посёлок, деревня, каждый лесок и водоём, каждый уголок Земли роден и неотделимо связан неразрывной нитью с ним. Феликс боялся, страшно боялся за свою жизнь, но и страстное желание совершить Поступок, прыгнуть выше головы, превозмочь себя, перебороть свои страхи и, может быть, оставить след в истории человеческой доблести, когда стремление достичь поставленной цели сильнее любых препятствий, даже страха смерти, направляло его движение навстречу неизведанному. Сколь мучительным было решение, сколь труден шаг - об этом имел понятие только он. Рядом присутствовали видные учёные, опытные специалисты, ведущие конструкторы и новаторы технических идей - и всё же это были люди, далёкие от него, не способные понять его и даже разделить представления о волнении, охватившем Феликса.
Многомиллионный бюджет требовал реализации, а умственный голод - воплощения своих идей и приложенных усилий. Они не пренебрегали человеком, но спонсоры всё равно заставили бы открывателей закончить эксперимент, отработать материальное вложение, пусть и с другим прыгуном.
И потому Феликс был одинок. Но человеку жизненно необходима вера, и не только исходящая от него, но чтобы обязательно нашлись те, кто смог бы её с ним разделить. Эту веру он нашёл в своей матери, рыдающей на Земле, решившейся отпустить сына, не препятствующей его выбору, только разделяющей его страхи. Они разнились: Феликс боялся погибнуть, мать - лишиться сына. Но природа была одна - страх потерять всё.
Когда он очутился в пустоте, чёрной, холодной, пугающей, Феликсом овладело паническое желание вернуться, не важно, куда: в Кению или Австралию, Камбоджу или Сингапур, Исландию или Океанию - лишь бы на Землю, к людям, домой. Но для этого предстояло сломать себя, шагнуть в неведомое, раствориться в пространстве. Стоя на краю пропасти, разделяющей одиночество и жизнь, Феликс по-иному взглянул на мир.
Сейчас, на пороге нового, открытия себя, Феликс исполнился иным отношением к тому, что покинул, к тем, кого оставил на мгновение, - кто знает, возможно, навсегда, - истинной любовью, единственной, Христовой, доселе не ведомой. Его сердце готово было принять любого, кто встретился бы ему на пути, если он вернётся. В эту секунду страх покинул его, не осталось никакого сожаления, он словно дошёл до своего пика, нравственного совершенства, стал вместилищем всеобъемлющей любви, не делающей различий между "тем" и "этим". Он обрёл гармонию, увидел жизнь, и ему стало удивительно радостно и спокойно. Близость смерти не пугала его, не стало её зловещего образа, она предстала второй рукой, продолжением жизни, ни злой, ни доброй, естественной реальностью. Страх исчез, будто его и не было, словно он никогда его не знал. Он понял, что Бог не на небесах, но гораздо выше, среди звёзд; знал это потому, что вознёсся над облаками и всё равно чувствует Его в своём сердце, отчего оно наполняется радостью и умилением. "Как бы далеко я не забрался, выше Бога быть не могу, чему несказанно рад. Не только планета, но всё вокруг, всё окружающее и содержимое: другие планеты, солнце, звёзды, - вся эта красота для нас, для человечества, для каждого отдельного представителя его". Ему было необходимо это испытание, ведь только здесь пришло осознание бесконечной любви Бога к людям, выраженной в построении удивительного мира красоты созерцательной и чувственной.
- Я лечу домой!
В состоянии целостности, заместившей прежнюю разрозненность, Феликс блаженно прикрыл очи и переступил черту.
Нельзя не восхититься храбростью, граничащей с безрассудством. Человек, обладающий подобной смелостью и решимостью перед лицом смерти, таит в себе поистине огромный потенциал для совершения великих дел.
Собравшись с духом, он шагнул в разверзнувшуюся бездну, на дне которой всё же сиял свет, свет любви, радости и надежды на лучшее. Свет этот звал его к себе, согревая душу, словно нежные, крепкие и тёплые объятия матери. И как мать, живущая ради ребёнка, свет излучался для него.
Мгновения падения растянулись на длительные мучительные минуты. Земля замещалась солнцем; солнце сменялось Землёй; свет путался с тьмой, радость сменялась страхом, надежда отчаянием. Феликса сильно и бесповоротно закружило. Он нёсся по спирали сверхзвуковой кометой, центром вращения стала голова, от которой стихийно отхлынивала кровь к конечностям, и ярчайшая звезда стала белой кляксой. Сознание постепенно покидало прыгуна, перед глазами намутилось. Феликс чувствовал, что скоро отключится. Ещё немного, и трагедия стала бы неминуемой.
Но разве Отец отворачивается от Своих детей. Разве человека, всем естеством стремящимся к Богу, к жизни, не ограждают на его пути невидимыми барьерами, хранящими от опасностей, ангелы. Раз вступив на стезю добродетели, не поддерживают ли они в человеке доброе начало.
Подошва мягко коснулась тёплого рыжего грунта, и белый рыцарь вернулся на Землю обетованную. В благодатном восторге Феликс опустился на колени и поцеловал родной песчаник. Он готов был отдать ему своё сердце, так переполняли захлестнувшие его чувства. Горячие слёзы выступили на глазах - согревающие слёзы любви, исцеляющие от боли. Вдали, в пространстве, только что им преодолённом, маячил слабый силуэт вертолёта. Феликс поднялся и распростёр руки - он был готов обнять весь мир. Ему было необходимо поделиться источаемым, пронизывающим всё естество, теплом.
- Иди ко мне! - как родитель обнимает дитя, обнял Феликс первым подоспевшего главного инженера.
- С возвращением! - приветствовал он его. - Всё в порядке?
- Так страшно... - воскликнул он, - не описать. Я словно кучу камней с плеч сбросил. - сиял он смиренной улыбкой. - Без тебя я бы не справился. Спасибо тебе.
Феликс положил голову инженеру на плечо. Торжествующим видом тот предложил: