Чурсина Мария Александровна : другие произведения.

Хозяйка города

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кто-то призвал тёмную сущность - того безжалостного монстра, который питается людскими жизнями. Кто-то хотел уничтожить её - бывшую учительницу биологии, которая привыкла бежать от прошлого. Кто-то почти добился своего, но не учёл одного. Убить её будет не так просто, потому что она - хозяйка города, и Город станет защищать её до последнего хриплого вздоха.
  Хозяйка города
  
  Часть 1. Фантом города
  
  Она была живая - из плоти и крови. Только иногда по привычке бродила по улицам ночного города, вслушиваясь в не-мёртвые голоса подворотен и брошенных строек. Она ещё помнила - каково это, когда пережидаешь день в каком-нибудь подвале, когда не бьётся сердце, а в жилах вместо крови - речная вода. Когда прячешь лицо в тени капюшона, чтобы не напугать припозднившихся прохожих.
  Днём Надя была живая - как все. Она ехала в переполненном вагоне метро - как все, - занавесившись от мира музыкой из наушников. Она возвращалась домой - до темноты - и опять старательно делала вид, что она человек. А по ночам её невыносимо тянуло обратно.
  И иногда ей приходилось напоминать себе: "Я живая". Больше не было надобности прикрывать ржавое пятно на щеке - оно исчезло. Надя рассматривала собственные руки, убеждаясь, что под тонкой кожей не проступают арматурные кости.
  На тёмных улицах у неё остались друзья: мальчик, убитый отчимом, пёс, брошенный хозяином, калека, преданный друзьями, и женщина, которая жила на кладбище. Надя знала, что больше никогда их не увидит.
  Сабрина чутко спала и наверняка слышала, как Надя неприкаянно бродит ночами по дому. Скрипят половицы, шелестят занавески на окнах. Сабрина делала вид, что не замечает.
  Старый дом и сам был полон голосами. Надя не любила оставаться в нём одна, а если и приходилось - зажигала везде лампы, включала телевизор и музыку погромче. Так не-мёртвые голоса делались тише, и она снова притворялась человеком.
  Она следовала всем правилам. По средам обновляла защитные символы над всеми дверями и окнами дома - рисовала чёрным карандашом. И в тех местах, где карандаш касался деревянных панелей, пахло горелым, и в воздух поднималось облачко темноты.
  По субботам Надя проверяла безлицых тряпичных кукол. Они висели по две в каждом из четырёх углов дома. Каждую неделю она снимала их, штопала вытряхивала пыль из шерстяных волос. Придирчиво проверяла, не завелось ли в набивке чего неприятного, вроде соседского проклятья или случайного залетевшего паразита-аурала, и вешала охранительниц обратно.
  Все предосторожности работали, и не-мёртвые больше не приближались к её дому. Ночные голоса постепенно стихали, и Надя думала, что понемногу превращается в нормального человека. Днём она радовалась. А ночью опять сидела на последней ступеньке лестницы, изо всех сил прислушиваясь к шороху потустороннего города. Ей казалось, что город подмигивает ей жёлтыми глазами фонарей.
  Он не желал её отпускать.
  Беззвучно ступая по скрипучим ступенькам, к ней спустилась Сабрина. Села рядом, чуть касаясь ногой Надиной ноги.
  - Плохо?
  Согреваясь её близким теплом, Надя покачала головой. В комнате, пронизанной фонарным светом, было достаточно светло, чтобы Сабрина могла разглядеть её лицо и не поверить скупому жесту.
  - Может, тебе уехать из города?
  Она хрипло отозвалась:
  - Не получится. Он не отпустит меня, вот увидишь.
  - Давай ты просто попробуешь?
  Тряпичные куклы над дверью закачались, будто их дёрнуло сильным порывом ветра. Погас и снова зажёгся фонарь на перекрёстке. Надя усмехнулась и ткнулась лицом Сабрине в плечо. Дорогого стоит, когда в мире живых тебя кто-то ждёт. Ради этого можно жить дальше.
  
  Надя сидела над полусобранным чемоданом, покачивая на ладони телефон. Из открытого окна доносились радостные детские вопли, и одуряюще пахло цветами. Было так жарко, что Надя сидела на полу в майке и шортах, и всё равно по телу под майкой текли ручейки пота.
  Она бросила телефон на кровать, вынула из чемодана тщательно уложенное платье, расправила его. Синие розы на белом фоне, корсажные косточки в лифе, короткий пышный подол. Она мечтала, как наденет его на неторопливую прогулку по чужому городу, чтобы обязательно маленькие кафе на набережной и свежий ветер теребил подол. Куда его теперь?
  Брошенный на кровать телефон противно запищал. Надя покосилась в его сторону и не шевельнулась. Трель затихла, раздалась снова, потрезвонила секунды три и опять замерла. Заиграла ещё раз.
  Надя со вздохом поднялась и подцепила телефон с покрывала.
  - Я слушаю.
  Ничего ей не хотелось слушать, но это должно было когда-нибудь прекратиться.
  - Надя, ты имеешь право на меня сердиться, но будь разумным человеком.
  - А когда у разумного человека путёвка в санаторий на море, а его вызывают на работу, это как называется?
  На том конце провода Антонио тяжело вздохнул.
  - Я уже всё тебе объяснил. Если хочешь поругаться - приезжай, поругаешь меня лично.
  Она смотрела на платье - скомканные синие розы на полу, - и внутри тоскливо ныло.
  - Я тебя ненавижу.
  - И это тоже расскажешь. Приезжай.
  Она вздохнула, не находя, что ответить. Как ни крути - приказ старшего по званию есть приказ, даже если высказан извиняющимся тоном.
  - Хорошо.
  На полянке перед домом загорала Сабрина. В такт её дыханию тихонько шевелились ветви яблонь. Когда хлопнула входная дверь, Сабрина обернулась.
  - Всё-таки вызвали?
  - Угу.
  - Смотри, может, Антонио понадобилось то, чего никто кроме тебя сделать не может. Ты ценный сотрудник.
  Надя внимательно рассматривала дорожку у себя под ногами.
  - Ну да. Восторженная девочка ему понадобилась, чтобы бегала за ним и руками махала, а он был бы такой герой-герой.
  Сабрина усмехнулась и снова закрыла глаза. Ветер шуршал в яблоневой листве.
  
  Антонио бросил на неё всего один взгляд.
  - Ты же не на море.
  - Ну да, и кто в этом виноват?
  Он отвернулся к этажерке с бумагами, как будто специально избегая смотреть на Надю. Она придвинула стул ближе и села. Платье фигурно очерчивало фигуру, розы пышным веером расходились по подолу. В кабинете из белого пластика и холодного металла Надя была ещё неуместнее, чем если бы в форме отправилась в санаторий. Но её это не смущало - она закинула ногу на ногу.
  - Слушай, может, у меня и был долгий больничный, за который накопилась куча отложенных дел, но ты не имеешь права утверждать, что я плохо работала. И я не виновата, что один убийца-рецидивист запустил в меня сгустком огня.
  - Прости, я не так выразился. Ты работала хорошо, но мало. Вот. - Антонио бухнул на стол пухлую папку. - Я и так сбросил большинство твоих недоработок на Кайла, так что сделай одолжение, не строй из себя обиженную невинность.
  - Значит, так, да? Мог бы просто попросить.
  Она сгребла папку со стола - та оказалась неожиданно тяжёлой. На обложке красовалась чужая эмблема - соцветие чертополоха. Надя невольно перевернула страницу, пробежала взглядом по строчкам на пожелтевшей бумаге, и возмущение разом пропало.
  - Это что, шутка? Это дело не нашей компетенции, откуда ты его взял?
  Она развернула бумаги веером. С фотографий смотрели три детских лица, алый штамп на каждом - убит сущностью, высший уровень опасности. Антонио собрал бумаги в аккуратную стопку и накрыл ладонью сверху, словно боялся, что их кто-нибудь увидит.
  - Сущностями занимается другая контора. - Надя смотрела на него снизу вверх. Говорила - как будто бы он не знал. - Отправим дело поисковикам.
  - Они его уже закрыли. - Прежде чем вернуться за стол, Антонио распахнул дверь и оглядел пустой коридор. - Надя, пусть это будет моей личной просьбой.
  Она открыла рот, чтобы возмутиться, но тут же закрыла. Антонио поднял руку.
  - Я понимаю, что ты никогда не занималась подобным. И да, я уже слышал, что ты в отпуске.
  Надя съёжилась на стуле. Вообразила, как он сейчас припомнит всё то, чем она обязана ему. Наберётся внушительный список. Как он вытащил её из затопленного подвала, к примеру. Она, может, была обязана ему жизнью, а долги принято платить. Но алый штамп и эмблема с соцветием чертополоха...
  - Антон, я не думаю, что у меня что-нибудь получится. Я уже давно не работала с сущностями. Наверное, я разучилась.
  - Хорошо. Если не получится - бросим всё это к чёртовой матери. Просто попробуй.
  В повисшей тишине Надя нервно щёлкала кнопкой на клапане папки - открывала и закрывала.
  - Это очень важно для меня, - повторил Антон. - Но не стану скрывать, что дело опасное. Тем более, как ты сама сказала, мы влезем на территорию поисковиков. И когда они об этом узнают, они нам не простят. Так что если ты откажешься, я пойму.
  Надя уже знала, что согласится. Лица убитых детей смотрели на неё через белый пластик. Она кивнула и пошла к выходу, по дороге ругая себя за нерешительность. Ушла бы сразу, но нет - дала ему вспомнить и старые долги, и посмотрела в глаза убитых. Теперь уже не спрыгнуть с крючка.
  Знал, умник, чем зацепить.
  - Изучи пока, я позвоню тебе, когда понадобишься, - бросил ей вслед Антонио.
  Закрывая ногой дверь его кабинета, Надя ещё не обрела дар речи.
  В коридорах Центра было непривычно пусто, колыхались от сквозняка прозрачные шторки на окнах, и эхо отзывалось на каждый шаг.
  - Ненавижу тебя, - сказала Надя двери ещё раз, чтобы уж наверняка, и ушла к себе.
  
  В папке лежало несколько дел двадцатипятилетней давности: девочка шагнула с набережной в воду, школьник погиб при странных обстоятельствах, и ещё один - выпал из окна. От листов пахло пылью. Вероятно, каждое в отдельности и было любопытным, но за сроком давности уже не подлежало раскрытию. Но под стопкой пожелтевших бумаг нашлись свежеотпечатанные документы.
  Девочка-подросток выбросилась из окна.
  Надя не взглянула на закипевший чайник, зачем-то включила компьютер и понаблюдала за тем, как ползёт по экрану цветная змейка загрузки. Покосилась на телефон: Антонио звонить не торопился.
  Она ещё раз перелистала досье девочки. Ничего любопытного - родилась в обычной семье, училась в школе, занималась танцами, и в сентябре ей исполнилось бы четырнадцать лет. Обычный подросток, впрочем, как и остальные трое в этой компании. Надя не могла понять, зачем Антонио собрал все четыре дела вместе. Разве только из-за возраста. Но мало ли погибших подростков?
  Надя скользнула взглядом по координатам школ. Той, в которой учились убитые со сроком давности дети, уже год как не было. Вместо школы там расположился то ли колледж, то ли курсы повышения квалификации. А дом, в котором жила Алиса, был вообще на другом краю города. Если бы совпадало хотя бы место смерти, Надя заподозрила бы аномалию или не в меру разгулявшуюся сущность, а так...
  Она подняла телефонную трубку, в задумчивости покусала ноготь.
  - Семнадцатая гимназия. С вами говорит следователь Центра. Будьте добры переслать мне актуальный список учителей. Да, всех, которые работают с детьми. Да, обслуживающий персонал тоже было бы неплохо. Нет, строителей, которые приходили прошлым летом, не обязательно. Спасибо.
  Надя долго рылась в базах данных, пока не нашла данные об учителях исчезнувшей школы. Дотошно сравнила их со списками учителей семнадцатой гимназии: ни единого совпадения.
  - Тьфу, - сказала Надя с чувством глубокого удовлетворения. Антонио был неправ - возможно, смерти и могли показаться похожими, но внешнее сходство ещё ничего не обозначало. Нужно разбираться детально в каждом случае. Точнее говоря, в последнем случае. В предыдущих трёх уже не разберёшься.
  Она всё-таки налила себе чаю и ещё раз перелистала базы данных по исчезнувшей школе. Любопытная деталь: если верить документам, трое детей погибли как раз в тот момент, когда у класса сменился руководитель. Как, интересно, связаны эти факты? Может быть, бывшего уволили в связи с профнепригодностью?
  Чай неприятно горчил, и Надя отставила кружку, снова уставившись в компьютер. Что, если поговорить с кем-нибудь из одноклассников убитых? Наверняка такие вещи хорошо запоминаются. Она пролистала списки класса - всего двенадцать человек. Прижала к щеке прохладную телефонную трубку.
  - Мартимер, я сейчас вышлю тебе список людей, мне нужны их телефоны и адреса, по возможности, если эти люди живы, конечно.
  - Ага, - чуть отстранённо отозвался Мартимер из телефонной трубки. - Высылаешь? Ага, получил. Ты смеёшься? Это же твоя мама.
  Мгновение она не мигая смотрела на экран, потом поняла: та тринадцатилетняя девочка в списке класса действительно её мать, не однофамилица, не опечатка в электронном реестре.
  - Так что, найти тебе её телефон и адрес? - меланхолично поинтересовался Мартимер.
  - Нет, ищи всех остальных.
  Надя положила трубку. Звонить или нет? Дело есть дело, и у неё появился замечательный шанс узнать, что же на самом деле произошло в том классе. С другой стороны, мама никогда не отличалась болтливостью. В третьей стороны - отпуск, в который Антонио её не отпустит с нераскрытым делом, нет-нет, тут уж хоть тресни.
  Телефон отозвался утомительно долгими гудками.
  ...Надя поднялась и открыла окно: ей вдруг стало невыносимо душно.
  - Но ты же можешь рассказать мне, почему погибли трое твоих одноклассников?
  - Я мало что знаю о том деле. Лучше поговори с нашей классной. Ей тогда досталось из-за этих смертей, она должна помнить. - Голос мамы был делано-безразличным. Именно таким, каким говорят, если стремятся всеми силами обозначить свою непричастность.
  - Я не понимаю.
  - Я помню её имя - Раскольникова Елизавета Николаевна. Поищи по своим каналам. Я уверена, это будет несложно.
  - И на том спасибо, - выдохнула Надя, хотя её так и тянуло высказать, что имя учительницы она и так знает. Компьютер перешёл в ждущий режим, телефонная трубка замолчала.
  - Всё? - спросила мама.
  - Да. Пока.
  Оборванное вышло прощание. Надя села в кресло и повозила мышкой по столу - компьютер ожил. Раскольникова Елизавета Николаевна. Если верить документам, проработала в школе месяца два, не больше. Не удивительно, если при ней покончили с собой трое учеников.
  
  Она жила в спальном районе, где оранжевые свечки высоток подтыкали прозрачное небо. На детской площадке было пусто, в палисадниках цвёл жасмин. Надя прорвалась через препятствие кодового замка, и в чистом подъезде быстро нашла квартиру.
  Тогда она впервые пожалела о том, что надела платье. Как знак мести Антонио оно вполне подходило, но в глазах бывшей учительницы не добавило бы Наде и капли серьёзности и профессионализма. Она замерла под дверью, вздохнула и надавила на звонок.
  Дверь открыли почти сразу. На пороге возникла стройная женщина в тёмном не по-летнему платье. Светлые волосы, стянутые на затылке, спускались почти до поясницы. Учительница она там была или нет, но в её присутствии Надя вдруг оробела.
  - Здравствуйте. Вы Елизавета Николаевна?
  - Да, это вы мне звонили? Проходите.
  Она посторонилась, впуская Надю. Вся квартира была наполнена солнечным светом. Походя Надя рассматривала толстые научные книги на полках, путалась в названиях - слишком длинные слова.
  - Я так понимаю, вы пришли из-за тех случаев в школе. - Елизавета усмехнулась. - Да неужели в тот раз не закончили?
  Они расположились на кухне.
  - Видите ли, похожие смерти детей повторились. И мне передали это дело только сегодня, а до этого его вёл другой следователь.
  Елизавета смотрела на Надю очень внимательно, и та мысленно не прекращала ругать себя. Ещё бы - девчонка в мини-платье, какой следователь! Сейчас выскажет все свои мысли по этому поводу.
  - Спрашивайте, что хотели, - только и произнесла бывшая учительница, усаживаясь за стол напротив Нади. - С тех пор я никогда не работала в школе, но до сих пор преподаю в университете. Биологический факультет. А вы случайно не дочь той самой Веры Орловой?
  - Совершенно случайно, - кивнула Надя.
  Елизавета положила локти на стол, чуть склоняясь к ней.
  - Надо же, как тесен мир. Вера была первой красавицей в моём классе.
  Надя ждала вопросов и охов-вздохов, но ничего подобного.
  - Расскажите мне о случаях с детьми. Что произошло?
  В окна подглядывало искреннее солнце. На пятнадцатом этаже - слишком высоко, чтобы слушать шум машин и разговоры прохожих - пели птицы. В светлой кухне с белыми шторками на окнах и старомодными вязаными кружевами на полочках, пахло далёкими мирами. Надя не представляла, что история будет такой долгой.
  - Когда я приехала в этот город по направлению, мне сразу же дали восьмой "А". Разумеется, я понятия не имела, что с классом что-то не так. Но как выяснилось, одна смерть уже произошла - девочка выпала из окна, как вы знаете. Буквально сразу после этого умерло ещё два ребёнка. Дела замяли под каким-то благовидным предлогом, то ли повесили на маньяка, то ли сочли суицидом, я уже не помню. Но потом я выяснила. Мой класс... видите ли, я приехала издалека, не сразу разобралась, а когда разобралась, то не могла поверить. Дети вызвали фантом города, который вырос и стал съедать их друг за другом. Он черпал силы из их жизней.
  - То есть дети вызвали некую сущность? - Воспользовавшись долгой паузой, уточнила Надя.
  - Ну да, Пугало. Они так его называли - Пугало. Говорят, похож был. Это никакая не тайна, я более чем уверена, что в ваших кругах об этом случае всем известно. Я не знаю, как это сказать правильно. Предпочитаю не углубляться в специальную терминологию. - Елизавета невесело улыбнулась. - Понимаете, у меня на руках умирали школьники. Было не до научных изысканий.
  - Понимаю. И что же было потом? Смерти прекратились?
  Она дёрнула плечом.
  - Да, военные обо всём узнали, вцепились в это дело. Вроде бы хотели использовать фантом для своих целей. Но он сам собой исчез.
  - Нетипичная история, - призналась Надя. Она не имела привычки делиться своими мыслями с кем бы то ни было, но Елизавета почему-то вызывала у неё доверие. - Первый раз слышу, чтобы сущность действовала так разнообразно и долго.
  - Да, этому все удивлялись.
  Они говорили ещё о каких-то мелочах, спокойно - как будто обсуждали рецепт пирога, а солнечный свет за окном постепенно утихал. Когда Надя спустилась к жасминовым кустам у подъезда, она обнаружила, что в сумке давно надрывается на беззвучном режиме её телефон.
  - Антонио, прости, я говорила со свидетелем. - Надя обнаружила, что вся злость на него куда-то испарилась.
  Он тяжело вздохнул.
  - Убежала куда-то, не предупредила даже. Давай я тебя заберу.
  - Не откажусь.
  Надя ждала его на автобусной остановке и не успела устать от ожидания. Тихий летний вечер прогуливался ветерком по высокой траве. Она обожала наблюдать за людьми: рядом на скамейке сначала примостились старик с мальчиком - мальчишка выпросил у деда мелкую монетку и побежал к магазину. Потом они загрузились в автобус. Прошли мимо мужчина и женщина - мужчина с ворохом пакетов в руках, его супруга - налегке. Проскакала группа шумных подростков.
  - Ты решила остаться здесь? - К остановке подъехала знакомая машина, стекло опустилось, и Антонио поманил её пальцем. - Приятный район?
  Надя устроилась на переднем сиденье. В приоткрытое окно дуло вечерним городом.
  - Одна интересная женщина рассказывала мне историю о том, как сущность поедала детей.
  - Правда? - Антонио даже не улыбнулся. - Быстро же ты до неё добралась, а я думал, что расскажу тебе сам.
  Надя сделала вид, что не видит его хмурого лица, выпросила термос с кофе и занялась им. Антонио достал из внутреннего кармана шоколадку и протянул ей. Город за окнами машины серел и подёргивался туманом. Она забралась так далеко от центра, что даже сама не ожидала.
  - Рассказывай, - разрешила Надя. - Кто эта женщина?
  - Короткий рассказ получится. Эта женщина - хозяйка города. Она же говорила тебе о неком фантоме города, который вынужден питаться детьми? Пугало, да? Этот фантом - полностью подконтрольная ей сущность.
  Надя чуть не подпрыгнула на сиденье, подавившись последним кусочком шоколада.
  - Предупреждать надо.
  - Я собирался, - пожал плечами Антонио.
  Она завернула остатки шоколада в фольгу, понимая, что есть больше не сможет, и бросила его на заднее сиденье. Апатично отряхнула руки одну о другую. На голубой розе серело непонятно как посаженное туда пятнышко.
  - То есть она сама убивала детей? Натравливала на них свой фантом?
  Взгляд Антонио был хуже некуда - безнадёжный и усталый.
  - Технически всё обстояло немного не так - вначале всё и вправду было неожиданно. Она приехала издалека, ничего не знала, на неё обрушились проблемы с учениками, эти убийства. Но потом она, скажем так, поближе познакомилась с фантомом и прониклась к нему.
  - И вот теперь убийства стали повторяться? - закончила за него Надя. Голос сделался нервно-громким. Бродячая сущность - вещь более чем неприятная. Сущность, которой управляет маньяк-убийца - просто оживший кошмар.
  - Во-первых, это ещё не доказано. Во-вторых...
  Машина вильнула в тёмный переулок, так что низкие ветки деревьев заскреблись по крыше, и вынырнула на проспекте.
  - Не думаю, чтобы Вета стала нарочно кого-то убивать. А в-третьих... - Он замолчал, глядя в одну точку. Ехать-то оставалось всего ничего, но машина установилась на парковке рядом с университетом, не доехав до Центра один квартал.
  - В-третьих? - напомнила Надя.
  - Фантом города - не призрак в заброшенной бане. Он очень опасен. Постарайся не приближаться к нему. Не хочу найти тебя в ближайшем парке... безо всяких признаков насильственной смерти, понимаешь?
  Надя не была уверенна в том, насколько хорошо она всё поняла, но на всякий случай кивнула.
  
  На работе её ждал подарок - ответ на запрос о подростковых самоубийствах за год. Надя пролистала его по дороге до кабинета и ужаснулась: сорок пять тринадцатилетних девочек и мальчиков, которые решили уйти из жизни - это много или мало? Стоит ли подозревать хоть в половине из них жуткий фантом города, или эта грустная статистика целиком и полностью на вине недосмотревших взрослых?
  Печальная цифра отправилась в кучу других бумаг, и Надя некоторое время безучастно смотрела на выключенный монитор. Если Антонио связал смерть Алисы со смертями двадцатипятилетней давности, выходит, он был уверен в том, что виноват фантом. Но чего же тогда он хочет от неё, не признательных же показаний от бестелесного призрака! Если он уверен, почему не высылает бригаду на уничтожение сущности?
  Если же нет, зачем тогда весь этот спектакль с архивными делами? "Я хотел рассказать тебе сам". Так почему же сразу не рассказал? Дождался, когда она влезет в это дело по уши.
  Бесполезные размышления. Если Алису убил не фантом города, то у Нади есть только один способ доказать это - выяснить, кто её убил.
  
  - Видите ли, я не представляю, чтобы она вот так взяла и покончила с собой. У неё ведь было столько друзей, увлечений. Танцы, курсы компьютерного дизайна. Экзамены на носу, а она весь год к ним готовилась. Правда, уставала очень сильно. Не высыпалась. И тут... я понятия не имею, с чего бы ей наложить на себя руки. Нет, это неправда. Её убили.
  С фото на полке на Надю смотрела та самая Алиса - обычная девочка-подросток, она улыбалась и делала какие-то пасы руками на фоне старинного, явно западного города. Ещё были привявшие цветы, весь дом утонул в цветах. От их сладкого запаха делалось тошно.
  Мама Алисы - её звали Русланой - была очень моложавой - и очень поблекшей, словно картина, которая долго висела под солнечным светом. Кроме неё в квартире никого не осталось. Даже делалось странно, обычно в таких случаях приезжают родственники.
  - Всё повторяется, - сказала Руслана спокойно, она сидела напротив Нади за широким кухонным столом. - Напрасно мы думали, что он исчез навсегда. Нет. Теперь он вернулся и уничтожит всех нас.
  У неё в руках был альбом - газетные вырезки и яркие грамоты в прозрачных файлах. Она принялась показывать Наде какие-то статьи из местной газеты, где имя подчёркнутое синей ручной было сплошь Алиса, Алиса, Алиса.
  Наде было жаль её - не хотелось долго мучить расспросами. Ещё больше ей сделалось жаль тринадцатилетнюю девчонку.
  - Почему вы думаете, что это именно тот же самый фантом. Возможно, это другая сущность. Разве их мало?
  Руслана смотрела мимо и грустно улыбалась, будто в светлой кухне уже видела фантом. Смирялась с неизбежным.
  - Я знаю. Моя девичья фамилия - Васильева. Я училась в том самом классе. Когда фантом убил трёх моих одноклассников, так и было: безо всяких признаков насильственной смерти.
  Надя молча кивнула - список того класса она выучила наизусть. Бледная как снег Руслана повела рукой над вещами дочери, разложенными на столе, как будто для особого ритуала: учебники и девчачьи романы, яркие открытки, картинки с котятами, записки на цветных стикерах.
  - Я должна была это понять ещё тогда, когда получила письмо от Арта.
  - Майский Арт из вашего класса?
  - Да. Это он предложил вызвать дух города в тот раз, он всё придумал. Он всегда был странным. Сейчас я думаю, ну зачем нам это понадобилось? Какое-то общее помешательство. Два года назад я нашла в почтовом ящике письмо без обратного адреса. Узнала его только по почерку - знаете, такие крошечные буквы, как муравьи.
  Она замолчала, бессмысленно вороша груду вещей на столе. Страницы тетрадей шуршали, как песок.
  - Арт написал: "Он вернулся". Только два слова, знаете. Он вернулся. Потому что я и так знаю, кто такой он, и куда он вернулся. Он вернулся, чтобы убить нас.
  - Два года назад? И вы никому не сообщили?
  Руслана усмехнулась, достала из груды бумаг открытку с помятыми уголками. Прочитала, чуть шевеля губами. Она вернулась к Наде, как будто вынырнула из омута.
  - Я попыталась найти Арта, но это было бессмысленно. По старому адресу он уже не жил, нового никто не знает. И потом я решила, вдруг фантом меня не найдёт? Я ведь почти не участвовала в ритуале. Так, стояла в уголке. Понимаете, очень хотелось верить в это. И вот.
  Надя бросила взгляд в окно - восьмой этаж, новенькая высотка. Напротив - ещё одна такая же, и стёкла в ней блестят, как драгоценные камни в жиле. Может быть, женщина, которая сидела перед ней, помешалась от горя, но тогда слишком много помешанных на один город.
  
  ***
  
  Вета не терпела школьных олимпиад. Отговаривалась, как могла, и придумывала множество уважительных причин, но в этот раз не вышло: в этот раз её послали сидеть с восьмыми классами. Как будто нарочно.
  В коридоре они развесили цветные плакаты: предполагалась стендовая конференция. Открывая дверь, Вета почувствовала тот самый трепет - даже похолодели коленки. Она вошла, и на неё уставились двенадцать пар глаз. Нет. Она моргнула, прогоняя наваждение. Не двенадцать - участков олимпиады было гораздо больше. Всё, что оставалось - выйти к доске и заговорить.
  - На титульном листе напишите... Вскрываем пакет с заданиями по жёлтой линии. В каждом есть чёрная ручка - пишем только ею.
  Вета говорила спокойно и холодно, как обычно со студентами. Она научилась говорить так, но иногда - по ночам - с содроганием вспоминала, как выходила к доске перед двенадцатью взглядами, и голос её против воли вздрагивал и скатывался на высокие ноты.
  Они вскрыли задания и начали: кто расписывал ручку на черновике, кто листал задачи, шаря по ним почти обезумевшим взглядом, кто отрешённо смотрел в окно, настраиваясь на работу. Дети. Её восьмиклассники тоже были всего лишь - детьми.
  Вета прошла к кафедре и села. Четыре часа, и это кончится. Письменный тур олимпиады длится всего-то четыре часа. Ничего страшного. Нужно просто переждать.
  Как всё-таки хорошо, что она больше не работает в школе. Только иногда ей почему-то снится Рония - она сидела вон там, за третьей партой у стены - а потом шагнула с парапета в серую воду. Иногда приходит Игорь - его нашли в парке. Без признаков насильственной смерти.
  "Без признаков насильственной смерти", - какая гадкая фраза, протокольный язык, синими чернилами по белой бумаге.
  - Можно выйти? - девочка на третьей парте у стены по-школьному тянет руку. Девочка бледная и рука у неё дрожит. Ещё бы, городская олимпиада, и главный приз - поступление в университет без экзаменов. Есть, за что поволноваться.
  Вета кивнула. Выйти и позвать сопровождающего, чтобы проследил.
  Девочка ушла, а Вета осталась в классе. В этот раз ей не хотелось бродить между рядами, чтобы вылавливать списывающих. Это полезно со студентами, а со школьниками можно просто заглядывать в глаза каждому - по очереди - и делать вид, что всё-всё про него знаешь.
  Вета смотрела на них и вертела в руках карандаш. Всего четыре часа. А этой ночью ей снились все сразу - все двенадцать человек, - как будто они встречали её после каникул и бросились обниматься, спрашивать, не разлюбила ли она их. Во сне Вета знала, что любит их. Что умрёт без них.
  А когда проснулась, не могла понять, с чего вдруг так извернулось её подсознание. Они ведь ненавидели её и даже не скрывали этого. Не считали нужным скрывать.
  "Проваливайте лучше отсюда", - вот как они говорили. Майский Арт, он сидел за второй партой среднего ряда. - "Вам тут не рады, разве не видно".
  Ей было видно.
  Мальчик со второй парты уронил на пол фирменную чёрную ручку - в тишине испуганного класса она прозвучала, как грозовой раскат. Вета вздрогнула и посмотрела на парня - тот сжался в комок под её взглядом. Вета долго училась холодному взгляду и холодному голосу, чтобы не быть такой, как раньше.
  Вот только сны - слишком часто они возвращались к ней. Рония брала за руку и говорила: "Вы нас полюбите? Правда? Полюбите?". Игорь сидел за партой рядом с Артом, и они почти всегда молчали, но за детской обидой Вета снова видела отчаянную просьбу о помощи. Им была так важна её любовь.
  Больше они никогда не увиделись. Только во сне.
  
  ***
  
  В полупустом вагоне метро она принялась за список класса. Поставила галочку напротив Алисиной мамы, потом подчеркнула Арта и задумалась. Не бывает таких совпадений. Надя в задумчивости почесала затылок карандашом.
  Говорят, подростки - самые привлекательная закуска для потусторонних сущностей, потому что их энергия слишком хаотична, она ещё не улеглась, не приняла форму.
  Но праздными домыслами ничего не доказать. Если дети остальных одноклассников живы и здоровы, ей придётся поверить в совпадения. Но если бы всё обошлось так просто, Антон не стал бы вытаскивать из архива пыльные дела. Он просто так ничего делать не стал бы - в этом Надя была уверена.
  
  ...Дверь никто не открывал, длинная мелодия звонка лилась сквозь пустую квартиру. Надя сбежала по ступенькам вниз, сверила номер дома на глянцевой табличке. Дом был тем самым, и квартира той - наверняка. В базе данных не могло быть ошибки. Но лето - не самое лучшее время года, чтобы кого-нибудь застать дома.
  Дементьев Валерий, судя по школьным записям, сидел на первой парте у окна и регулярно ловил тройки по математике. Это был четвёртый адрес. По первым трём Наде тоже никто не открыл. Все найденные телефонные номера тоже молчали, и она рисовала в воображении жуткие картины смертей. Сущность убивала тех, до кого дотягивалась.
  На всякий случай Надя постучалась к соседям. Рутинная работа нагоняла сон. В долгом молчании послышались осторожные шаги. За дверью замерли.
  - Вы кто?
  - Следователь Центра. - Надя подняла удостоверение к глазку. Она не любила неопределённости. - Я к вашим соседям. Не знаете, когда они будут дома?
  Дверь открыла босая женщина в домашнем платье. Посмотрела на Надю жалобно, будто собиралась о чём-то попросить.
  - Уехали, давно уже. Не знаю, куда. Откуда я должна знать?
  - И что, даже цветы поливать не попросили?
  Женщина поморщилась. За её спиной поднимался белый пар, и сладко пахло яблочным варением - ещё чуть-чуть и примешается горький запах гари.
  - Нет. Говорю же, не знаю я о них ничего. Мы почти не общаемся. Так только, здрасте - до свидания. И часы ещё эти бьют каждую ночь. Вернутся - я им устрою. Что за ерунда - завели часы и уехали. А в двенадцать начинается - бам, бам. Стены как будто из картона.
  Надя переступила на месте. Кто-то внизу хлопнул подъездной дверью, и по ногам скользнул сквозняк.
  - Что ещё за часы, которые бьют только ночью? - Она оглянулась на металлическую дверь. Если делать всё по правилам - вызывать группу захвата, она застрянет тут до самого вечера. И потом, вдруг часы и в самом деле, всего лишь часы. - У вас балконы смежные?
  Женщина отступила, давая дорогу. Надя прошла через квартиру, мельком оценив тазик кипящего варенья и три кошачьи тени на подоконнике. Лоджия не была застеклена, поэтому Наде ничего не стоило перегнуться в оконном проёме и заглянуть в соседнюю.
  Она увидела круглый столик с вазой увядших цветов, кое-как брошенные коробки в углу. Обычные запылившиеся остатки чужой жизни. Узкая форточка была чуть приоткрыта - или так казалось от солнечных бликов. У Нади не было оснований поднимать тревогу.
  Она шагнула назад - в дверном проёме возникли три кошачьи тени. Чёрная, рыжая и серая. Они наблюдали, но ближе подходить не собирались. Надя задумчиво повертела в руках телефон. Если вызвать сейчас, на бумажную мороку останется целый вечер.
  Под окном носились дети. Третий этаж - всего лишь третий. Надя сунула телефон в карман поглубже и перекинула ногу через балконное ограждение. Ей показалось, что дети под окном на минуту замерли, наблюдая.
  В прозрачном небе носились птицы, кирпичная кладка стены пахла дневной жарой. Надя ухватилась за металлические перила, перенесла вторую ногу. Ветер лизнул ей спину.
  Она отчаянно боялась высоты - даже небольшой, и дорога, показавшаяся с земли короткой и лёгкой, по эту сторону стены оказалась почти непроходимой. Ладони тут же взмокли. До соседнего балкона был всего шаг, но в собственных мыслях она раза три сорвалась вниз.
  Узкий выступ в кирпичной кладке кончился. Надя перегнулась через перила соседского балкона. Пол здесь был устелен тополиным пухом и высохшим липовым цветом. Успокаивая дыхание, Надя постояла с закрытыми глазами. Дети на площадке завопили с прежней силой.
  - Вы куда? - Из-за перегородки показалось лицо с круглыми, как два солнца, глазами. - А это... ордер на обыск?
  - Тихо. Если что - звоните в Центр, ясно?
  Шторы изнутри были задёрнуты. Надя сложила ладони лодочкой и всмотрелась в темноту - ничего. Форточку всё-таки бросили открытой.
  Она сняла со стола вазу, стащила кеды - голыми ступнями удобнее ощущать пространство вокруг. Стол тихонько покачнулся под Надиным весом. Изнутри квартиры потянуло запахом пыльных ковров. Быть бы ей чуть шире в плечах, и фокус никогда бы не удался.
  Внутри - кромешная темнота, особенно после солнечного полудня. Надя задержалась на подоконнике, ожидая, когда привыкнут глаза. В тихой квартире ей почудилось чьё-то присутствие - ощущение, как прикосновение пёрышком к голой руке.
  - Есть кто дома? - Она поняла, что не может говорить в голос. Кладбищенская тишина сдавливала горло, так что из него выходил только надсадный шёпот. - Эй, не пугайтесь, я хочу помочь. Всё хорошо?
  Она опустила ноги на пол, соображая, что всё не может быть хорошо в тёмной квартире, в которой на звонки никто не отвечает, и каждую ночь бьют часы. Надя поймала мягкий атлас штор и с силой дёрнула.
  В дневном свете перед ней появилась комната - розетка с окаменевшим печеньем на журнальном столике, куртка, брошенная на подлокотник кресла. Комната застыла, словно кадр из фильма - всё ещё ожидающая, что в неё вернутся. Так не уезжают - бросив вещи на прежних местах, если только торопятся, если только убегают.
  Надя на цыпочках прошла по ковру наискосок. Крики детей и птиц остались снаружи, отгороженные ширмой непроницаемой тишины. Из тёмного коридора послышался глухой стук. Неровный, неритмичный, перемежающийся с глубокой тишиной. Так не могли бы стучать часы, и - ни один механизм.
  Она встала на пороге и разом окунулась в густой запах болезни. Странно, как он не просочился в общий коридор, на лестничную площадку. Такие запахи созданы для того, чтобы притягивать любопытных старушек из соседних квартир. Надя вспомнила дверь, за которой можно было бы переждать небольшую войну, и вопросов не осталось.
  Ванная комната была заперта изнутри. Не веря себе, Надя повернула ручку до упора - бесполезно. Она постояла, прислушиваясь. Навалилась тишина, и вдруг снова ударило - будто деревянной битой по бетонной стене. Стук слышался не из ванной, а откуда-то справа. Туда вело узкое ответвление коридора.
  Глаза уже привыкли к полумраку. Надя притаилась за косяком и осторожно толкнула дверь. Дневной свет пробивался сквозь красные шторы, отчего вся комната казалась багряной. В дальнем углу - за размётанной кроватью - Наде почудилось движение.
  И опять - удар.
  У самой стены сидела девочка-подросток. Полупрофиль, видимый Наде, белел в сумерках зашторенной спальни. Надя вспомнила, как зовут дочь хозяина квартиры - у него была дочь.
  Стук - девочка склонилась и ударилась лбом в стену. Замерла, покачиваясь, как в прострации, и вдруг - откуда взялась такая ярость - ударила снова, так что вибрация перекрытий передалась Наде.
  - Света, - позвала она. - Всё хорошо. Не пугайся. Я хочу помочь. Что случилось?
  Она не слушала, колотилась головой о стену, потом ударила кулаками, и опять застыла. Плечи под тонкой блузкой напряглись ещё сильнее. Наде показалось - она прислушивается.
  - Света, где твои родители?
  Бам. Человеческий лоб не выдержал бы такого удара. Девочка оцепенела. Из-за копны растрёпанных волос Надя не могла разглядеть её лица. Белые руки, похожие на конечности шарнирной куклы, проскребли по голому бетону. Лоскутки обоев валялись тут же, на полу. Их клочья висели по всей стене на высоте её роста.
  - Света, прекрати. Выходи оттуда. Я вызову врача.
  Девочка вскочила, одновременно разворачиваясь к Наде. В её руках и ногах оказалось слишком много суставов, потому движения получались рваными. Мгновение замерло - нижняя часть Светы ещё сидела на полу, когда верхняя прыгнула.
  Надя шарахнулась назад - на неё летело белое лицо, белые глаза, разинутый от уха до уха нечеловеческий рот. Света захрипела, роняя на пол кровавую пену. Закачалась подвешенная на цепочке лампа.
  Надя спиной влетела в косяк и едва успела захлопнуть за собой дверь - когти продырявили дерево и вышли по другую сторону. На одном из них сохранилось алое пятнышко лака.
  Путь отступления оставался всего один - к входной двери. Но без ключа она не отпиралась, а его не было нигде поблизости - куда хватало взгляда.
  "Законы жанра", - мрачно подумалось Наде.
  Дверь в том конце коридора шарахнула о стену. Чудище выпрыгнуло, слепое от злости. Вписалось в стену, как что на пол из шкафа полетели хрустальные статуэтки.
  Надя отступила к гостиной, цепляя плечом штору из стеклянных трубочек. Здесь было чуть светлее - чуть меньше преимуществ у ночной твари. Как Надя и ждала, окна и балконную дверь заклинило намертво.
  Она сдёрнула с дивана плед, намотала на руку, готовясь вышибать стекло. Что делать потом, она не думала - вряд ли выйдет перемахнуть на соседний балкон в одно мгновение. В другом случае уж лучше прыгать вниз, чем встречаться лицом к лицу с этой.
  Девочка слепо металась в коридоре, ударяясь о стены и мебель. Звенело бьющееся стекло. Она искала добычу на ощупь и злилась, когда попадалось что-то другое, рвала в клочья ковёр, оставляла вмятины на стенах.
  Надя ударила - по стеклу пошла трещина. Как назло, выбить окно было нечем - по углам притаилась массивная старая мебель. Ударила ещё раз - звонко разлетелись осколки. Света выпрыгнула на шум.
  Бледное получеловеческое лицо пошло чернотой. Комната застыла, погружённая в смертельную тишину и полумрак, и не верилось, что за тонким стеклом - солнце и полный город людей. Надя подхватила осколок покрупнее, выставила его остриём перед собой.
  Страшный чёрный рот открылся, заняв собой всё лицо. Света нелепо дёрнулась, поднимая непомерно длинные конечности. Ноги спутались - она упала, ткнувшись в пол. Длинные волосы разметались по ковру. Долгую секунду она лежала неподвижно.
  Не выпуская осколок, Надя сделала шаг навстречу. Мёртвое тело подтекало чёрным - в местах, куда попала жидкость, ковёр бугрился ожоговыми пузырями. Все её силы вышли. Едва заставляя себя шевелиться, Надя обошла мёртвую тварь кругом. Из полосатых гольфов, превратившихся в лохмотья, торчала по-детски розовая пятка.
  Вернувшись к неприступным дверям, Надя нащупала в кармане телефон. Только теперь поняла, как её трясёт - так, что даже стоять нет возможности. Она осторожно сползла на пол у двери.
  Хорошо, что номер дежурного помнился наизусть и даже не ощупь. Надя легко набрала его в полной темноте.
  
  Оперативники вскрыли сначала входную дверь, потом - дверь в ванную, и Надя вышла на лестничную площадку. Села прямо на ступеньки. Пока вокруг сновали эксперты, пока вызывали спецбригаду, пока отгоняли любопытных соседей, она думала о дверях, которые перед ней сегодня так и не открылись. О тех трёх квартирах, и об этой, четвёртой, последней.
  - Ты с ума сошла, одна туда лезть? - Ник вышел к ней и сел рядом.
  - Знаю.
  Лестницу освещали алые лампы-маячки. Любопытствующие толпились за пределами отгороженной территории, вытягивали шеи, и всё пытались рассмотреть что-то через чёрный мешок, в котором вынесли тело. Надя наоборот, отвернулась. Ей всё ещё мерещилась розовая пятка в лохмотьях полосатых гольфов.
  - Это тебе повезло, что она уже и так на последнем издыхании была. Ещё бы чуть-чуть, и сама бы подохла от голода. А дверь хорошая. Удержала эту гадость внутри.
  - Я знаю ещё три такие же отличные двери, показать? - усмехнулась Надя, разглядывая трещину в бетонной ступеньке.
  Вдобавок к алым маячкам включились обычные лампы под потолком, а она и не заметила, что наступил вечер. Стоило бы позвонить Сабрине. Хотя она, наверное, давно привыкла к Надиным долгим прогулкам.
  - Эксперты что-нибудь говорят?
  Следом вынесли ещё два тела, такие ссохшиеся и лёгкие, что оба мешка помещались на одних носилках.
  - Она инфицированная. Так бывает после контакта с какой-нибудь сильной аномалией. Чаще, конечно, бывает мгновенный летальный исход, но иногда человеческое тело так сильно сопротивляется смерти, что превращается в такое вот. Она тебя, кстати, не поцарапала?
  Надя ещё раз осмотрела собственные руки, хотя и знала, что ничего на них не найдёт.
  - Нет. Задачка... - пробормотала она, почти уткнувшись в колени. - Значит, на девочку напала сильная аномалия - просто явилась ночью, ни с того ни с сего, влезла в окошко, - а дальше что?
  - Дальше, - подсказал Ник, - дверь ванной комнаты была заперта изнутри. Значит, её родители спрятались там. Только их это не спасло. Аномальная инфекция прошила всю квартиру насквозь. Видела их трупы? Из них как будто выкачали жизнь. Если по-хорошему, то всех соседей надо бы в карантин, да и тебя. Представляешь себе такую аномалию? При желании она могла бы сожрать весь дом, но почему-то хотела только девочку.
  Надя посмотрела на носки своих кед - ей уже казалось, что они выпачканы чёрным, что она всё-таки наступила в густую лужу, растёкшуюся по гостиной. Она зажмурилась, открыла глаза - перед ними плясали цветные пятна.
  - Значит, фантом города всё-таки не уничтожили.
  - Чего? - Ник поднялся. - Ладно, сейчас разберёмся с карантином. Тебя домой подвезти или сама?
  - Сама. - Надя обречённо махнула рукой. - Вы здесь до ночи возиться будете. Завтра увидимся.
  
  - Я думала, раз она увлекалась биологией и химией, есть вероятность, что Алиса сталкивалась с этой вашей Елизаветой Николаевной, на олимпиадах, скажем. Так что...
  Телефон Антонио не отвечал. Надя наговорила всё, что думала, на автоответчик, тут же пожалела об этом и отключилась. Ей до смерти не нравились все версии, но хотелось поговорить хоть с кем-то.
  У Антонио наверняка нашлись дела поважнее, и Надя, прикинув, что до встречи с экспертом осталась ещё уйма времени, решила повторить свой ночной маршрут.
  Хоть день был не выходной, народу на набережной собралось достаточно. О том, чтобы почувствовать фантом и речи не шло, любая не-жизнь оказалась бы просто погребена под наплывом живой энергетики.
  Распластав гранитные крылья по ветру, статуя Матери-птицы парила над пляжем и широкой лестницей к нему. Надя остановилась в тени стелы, отыскивая на карте парк, в котором нашли Алису. Доехать до него было бы проще, но ей хотелось дойти пешком - повторить путь фантома, если таковой был, конечно.
  Надя подняла голову от карты и увидела их. По асфальтовым дорожкам набережной сновали велосипедисты и роллеры, а ещё неспешно прогуливались отдыхающие. Но этих двоих Надя заметила сразу же. Они выделялись.
  Надя отступила дальше за стелу, хотя и сомневалась, что на неё обратят внимание. Женщина была в светлом платье. Распущенные волосы спускались до талии. Ещё она улыбалась, но куда-то вдаль, как будто разглядела там невыносимо прекрасную картину. Антонио, который шёл рядом с ней, Надя узнала бы просто по звуку шагов. И он так по-особому держал спутницу под руку, что раздумывать тут было не над чем - всё становилось ясно с первого взгляда.
  Надя кое-как сложила карту и спрятала её в сумку. Ясно теперь, почему Антонио свалил это дело на неё. Ещё бы, самому не с руки, тем более, тут и дураку ясно: преподавательница биологии - единственная подозреваемая. Даже если с треском натянуть теорию о том, что девочка покончила с собой, всё равно не докажешь, как она это сделала.
  Подождав, пока они уйдут на достаточное расстояние, Надя зашагала в обратном направлении. Если она правильно прочитала карту, здесь было не так уж далеко: до самого конца бетонного парапета, потом перейти через железнодорожные пути по высокому мосту и ещё немного - плутать в переплетениях улиц.
  Пока Надя добиралась до того дома, где с крыши прыгнула Алиса, она трижды убедила себя в том, что детей убивает фантом города. С этим всё было ясно, неясно, что делать теперь. Антонио ей здесь не помощник, а фантом, пожирающий детей, явно не такой уж слабый противник.
  Дом был совершенно обычной городской высоткой - двадцать пять этажей блестящих окон.
  Наде повезло: только она подошла к двери, как та распахнулась, выпустив на улицу девочку со щенком на красном поводке. Надя поднялась на первые десять этажей, игнорируя лифт, а дальше перешла на медленный шаг.
  Дом был наполнен привычными звуками, но было здесь что-то ещё, то, от чего кожа покрывалась мурашками. Надя остановилась, не дойдя десятка ступенек до последнего этажа. Она с самого института не занималась ловлей сущностей, и уж точно прошли те времена, когда она безрассудно резала руки в кровь, чтобы призвать какую-нибудь не-жизнь. Тогда, после нескольких эпизодов, которые чуть было не закончились трагедией, она запретила себе ввязываться в подобное.
  Её способностей никто не развивал. Кое-что получалось само, но для этого её пришлось бы снова касаться мира не-живых. Снова стоять на узком пороге и заглядывать в пропасть.
  Без этого Надя могла разве что учуять, ощутить кончиками пальцев потусторонний холод, всё равно как птицы ощущают смутную тревогу перед бурей.
  Ей стало жарко - даже в майке на тонких бретельках, - жар поднялся по спине и ударил в затылок. И тут же по позвоночнику на тонких лапках пробежал холод. Надя бездумно потирала покрытые мурашками предплечья.
  - Иди сюда, - приказала Надя. Тот голос, который слышат сущности, после долгого перерыва не желал ей подчиняться. Горло обдало холодом. - Выходи.
  Надя закашлялась. Она зашагала вверх по лестнице, до самой чердачной двери, запертой на замок. Новый металл блестел, видимо, замок поставили не так давно - может быть, как раз после самоубийства Алисы.
  - Иди сюда, - повторила Надя, коснувшись двери ладонью. На этот раз голос поддался лучше. Во рту появился привкус дорожной пыли и степной полыни.
  Протухшим ветром дохнуло ей в лицо. Надя постояла с закрытыми глазами, прислушиваясь. Отголоски дара пробуждались в ней, как обнажается земля из-под снега ранней весной. Она вспомнила тяжелое ощущение чужого присутствия - теперь такого не было.
  Здесь было пусто. Надя отряхнула руки и опустилась на последнюю ступенькую. В доме остались только его следы - того, кто убил Алису. Следы, которые всё ещё пахли степной полынью, от которых ещё бежали мурашки по коже.
  Колени дрожали. Ей бы прилечь, но до дома ещё добираться - минут сорок с пересадкой. Надя склонила голову на подставленные руки, и далёкое гудение машин сделалось эфемерным.
  Была бы она талантливым медиумом - она бы взяла его след и пошла по нему. Она бы нашла и - возможно - спасла бы ребёнка, которого он собирался убить следующим. Но следы были такими слабыми, что пока она добьётся привлечения к работе штатного медиума, они простынут совсем.
  Надя достала мобильный и нашла в списке номер Антонио. Секунду думала, стоит ли, палец повис над зелёной кнопкой. Вздохнула и сунула телефон обратно в карман шортов.
  
  Надя много лет не выходила на ночные улицы. Она боялась, что если выйдет - уже не вернётся назад. Город схватит ещё, сожмёт в тисках бетонных стен и не выпустит. Как было тогда. Но если идти только по освещённым проспектам, если не слушать не-мёртвые голоса? Ведь можно взять с собой амулеты, и тогда риска почти не будет.
  Она искусала ногти и всё-таки решилась. Как только город укутался в ночь, Надя вышла из дома, полагаясь только на собственное чутьё.
  Она искала фантом города под ночным небом, в силуэтах теней и отблесках сырно-жёлтых фонарей. На пустых улицах звук её шагов эхом отскакивал от спящих домов. Деревья молчали вслед. О бетонные парапеты шептали волны Совы. Мать-птица парила над городом, раскинув широкие крылья. Набережная тянула Надю сильнее, но даже здесь было пусто - призрачное ощущение и только.
  Под утро Надя вернулась домой, усталая, мокрая от ночного дождя. Она приняла душ и рухнула в кровать - к полудню ей нужно было предстать перед Антонио с каким-нибудь более или менее вменяемым планом следственных действий. И ночные прогулки в него, конечно, входить не будут.
  Выспаться всё равно не получилось: солнце жарило сквозь шторы, но за несколько часов дремы Наде привиделся город, каким он был двадцать лет назад, как старый чёрно-белый фильм. Чёрное - небо и дома, белое - редкие фонари.
  Бродили военные патрули. Ни огонька в окнах домов, и даже фонари светили через один. Комендантский час - и ни одного прохожего на улицах. Только мать-птица парила, и шептала Сова, и всё. В этом городе жила молодая учительница, и однажды тихой ночью учительница встретилась с фантомом города.
  Он был похож на человека, но только издали. У него не было лица - вместо лица серое ничто, вроде старой мешковины. Когда он пытался говорить по-человечески, ничто мялось и шло складками. Звуки выходили отрывистыми, сипящими. Ему легче было говорить гудением ветра в переулках и скрипом тяжёлых механизмов.
  - Ты скучал по мне? - спросила учительница.
  Он принёс и бросил ей под ноги букет из жёлтых листьев.
  - Я тоже скучала, - произнесла она, охрипнув от волнения. - Веришь? Конечно, ты веришь.
  ...Надя поднялась с тяжёлой головой. За окном вовсю кричали птицы.
  - Будешь салат? - поинтересовалась Сабрина с кухни.
  - Почему я его не чувствую? - Вместо ответа Надя шлёпнулась на табуретку. Потянула носом запах свежезаваренного чая, но даже не прикоснулась к нему. - Почему? Это очень сильная сущность, я ведь должна была её почувствовать, ну хоть немного, хоть приблизительно. Каких демонов я ничего не ощущаю? Или я уже потеряла нюх?
  - Спокойнее. - Сабрина едва спасла чашку от её неловкого взмаха рукой.
  - Послушай, мне всю жизнь твердили, какая замечательная у меня чувствительность, и что? Я только вчера узнала, что у города есть некий фантом, который убивает, как нечего делать!
  Сабрина поставила миску с салатом на стол, в задумчивости перемешала его ещё раз.
  - Если он убивает, как нечего делать, то и от тебя может спрятаться, как нечего делать. Ну, исходя из человеческой логики. Да и вообще, если сущность убивает людей, это дело несколько другой конторы. При чём здесь ты?
  Такое случалось и раньше - сущности убивали людей. Поэтому она легко могла предположить, что одна из них двадцать пять лет назад убила троих детей, а бедная учительница ничего не смогла с этим поделать. Может быть, теперь эта сущность вернулась и продолжила убивать.
  Всё это хорошо складывалось в логическую цепочку, но интуиция упиралась. А Надя привыкла доверять своей интуиции.
  - При том, что без точных указаний о местонахождении сущности никто не пойдёт её уничтожать. Мол, я всё выдумала. Доказательств - ноль. Ну, подросток покончил с собой, что здесь необычного. Знаешь, что? - Она затихла на полуслове. Чашка с чаем замерла, так и не донесённая до рта.
  Сабрина отобрала у неё чашку, поставила на стол во избежание всяких неприятностей.
  - Что? Когда ты так замолкаешь, я начинаю нервничать.
  Надя отмерла, оглянулась на часы.
  - Мне очень нужно найти фантом. Это дело принципа. Но я обыскала все тёмные углы - пусто. Вспомни, где я не была? В старом городе. Но я не могу одна, я его боюсь с тех пор, как чуть не заблудилась там. Ты пойдёшь туда со мной?
  Она поперхнулась невыпитым чаем.
  - С ума сошла, да?
  Сабрина отвернулась к плите. Её прямая спина давала понять, что разговор окончен. Надя бездумно крутила ложкой в чашке, хотя сахара в чай отродясь не клала.
  Она могла бы пойти в старый город одна, но боялась не найти дорогу обратно. Она не рассказывала Сабрине, но однажды заблудилась в призрачных высотках и несколько часов кружила по незнакомым переулкам, постепенно скатываясь в панику. Чудились шаги за спиной.
  В старом городе нет жителей - и не у кого спросить дорогу. Обратно в привычный мир ведёт старая трамвайная колея, другой дороги нет. Надя вышла к рельсам уже под утро и обессилено села прямо на землю. Потом она долго не решалась повторять опыт.
  - Мы только пройдём по набережной, я послушаю, и всё...
  Сабрина обернулась, скрестила руки на груди.
  - Если я не соглашусь, ты пойдёшь одна?
  Надя промолчала, потому что и сама не знала, пойдёт ли. Ещё пара ночей в бесполезных поисках, и она пошла бы куда угодно. Сабрина опять отвернулась и из-за плеча буркнула.
  - Ладно. Сегодня ночью? Только предупреждаю, я без оружия не пойду. Если твоим сумрачным друзьям это не понравится, я не виновата.
  
  На последнем поезде метро они добрались до станции на самой окраине города. Улицы наполнились оранжевой прозрачностью фонарей. Запоздавшие прохожие косились на меч Сабрины, подвешенный в ножнах за спиной. Чем ближе они подходили к старому мосту, тем меньше оставалось фонарей по краям дороги, и вот они исчезли совсем. Вперёд уводила дорога над тёмной рекой.
  Надя ступила на провалившиеся шпалы. Глаза постепенно привыкали к полумраку.
  - Только не сходи с пути. Одни рельсы ведут туда, другие - обратно. Перепутаешь - ничего не выйдет.
  Сабрина неслышно шла за её спиной - Надя оборачивалась иногда, чтобы убедиться. Сабрина умела ходить так бесшумно, что листья падали громче, и на песке она не оставляла следов.
  Они миновали обглоданный ветром скелет трамвайной остановки, переломанный пополам столб - он висел поперёк дороги, цепляясь за кованую ограду. Через него пришлось перелезть.
  Рельсы кое-где целиком ушли под гравий, бетонный тротуар замело пылью, и тогда приходилось идти наугад, в сером свете звёзд, отражённых рекой. Мистически колыхались стебли полыни высотой в человеческий рост.
  Надя замерла и сощурилась, желая рассмотреть другой берег. Она так давно не бывала здесь, что забыла все свои ориентиры. Старая остановка осталась далеко сзади, а широкой щели между разошедшимися плитами она не видела. Поваленный столб - когда она была здесь в последний раз, он стоял целый.
  На мгновение паника поднялась из глубин памяти и хлынула, затапливая другие мысли.
  - Рельсы такие ржавые, - тихо сказала за её спиной Сабрина, и паника сразу исчезла.
  Надя вздохнула чуть спокойнее, и под её ногами блеснула далёкая вода - это была знакомая щель между плитами. Потом попалась разбитая бутылка зелёного стекла - она тоже была Надиным ориентиром. Они шли правильной дорогой. Старый город проступал на тёмном горизонте, как рисунок чёрным по чёрному - ни единого огня, но чёткий и явный силуэт на фоне ночного неба.
  Тёмный силуэт проступал всё чётче, и стала слышна далёкая тревожная сирена. Она выла над брошенными домами бесконечно долго, так что делалась привычной и незаметной. Потом загрохотали удары металла об металл.
  Бетонная лента набережной уходила в темноту, а на ней громоздились груды металла, бывшего когда-то оборонными сооружениями. Чуть дальше торчали гнёзда смотровых вышек.
  Она ждала, что вот-вот увидит искорёженные рельсы. В том месте, где был разлом между городом и старым городом, как бы его там не называли, некогда закрытым городом, в котором давно не жил никто, кроме призрачных воспоминаний.
  Надя сбилась с шага - потревоженный гравий посыпался в щель между плитами, тихо плеснулась далёкая вода. Трое вышли им навстречу. Сначала невесомо колыхнулся мрак, потом появились их силуэты - три мужских фигуры.
  - Эй, они... - возмущённо начала Сабрина и запнулась. Надя спиной ощутила, как она бесшумно тянется к эфесу меча, и подалась назад, хватая Сабрину за руку.
  - Стой. Это путевые обходчики. Иногда они... только я не понимаю, почему так рано. Они никогда не отходят далеко от набережной.
  "И уж точно не переходят через границу разлома", - добавила она про себя. В затылке похолодело от страха.
  Они были в военной форме, у каждого - нашивка старого образца, и чёрные оружейные ремни, уходящие под куртки.
  - Девочки, - сказал тот, что шёл чуть впереди. На вид он был вряд ли старше Нади и Сабрины, но в интонациях послышалась улыбка, будто он встретил воспитанниц детского сада. - Вы бы не гуляли так поздно. Скоро комендантский час. Да и вообще, неспокойно не улицах.
  - Комендантский час давно отменили, - чуть слышно отозвалась Сабрина. Надя дёрнула плечом.
  Двое его товарищей хмуро промолчали из темноты. Оба синхронно шагнули вперёд, давя тихой угрозой. Надя сжала ладонь Сабрины и потянула её назад. Та молча стряхнула сопротивление.
  - Мы что, зря полночи потратили?
  Из темноты старого города выбился луч прожектора, прошёл кругом, освещая разгромленную набережную и выбитые стёкла в домах. Мазнул по мосту, и на мгновение вырвал из темноты лица всех троих - развороченные окровавленные маски смерти.
  - Идите пока мы добрые, - сказал главный. Рубашка на его груди трепетала от ветра, как парус. - А то ведь станем злыми.
  Надя потянула Сабрину опять, и та поддалась.
  Дорога назад показалась гораздо дольше. Надя щурилась, пытаясь рассмотреть остановку, ей постоянно чудился тёмный силуэт на горизонте, но всё время оказывалось, что это всего лишь чудилось. Наконец поперёк дороги повис столб - белый, будто сделанный из кости.
  - Главное, не сходи с путей. Одни ведут туда, другие - обратно.
  Она говорила, чтобы заглушить собственный страх. Она и раньше встречала путевых обходчиков. Мимо них было не проскользнуть, но никогда раньше они не выходили так далеко за границы старого города. Никогда раньше не пугали гостей.
  - Ничего, - пробормотала она едва слышно - знала, что Сабрина всё равно услышит. Спрыгнула на гравий по ту сторону столба. - Так бывает - они не пускают в город. Может, его не пустили тоже. В конце концов, я приду потом. Пусть всё это чуть-чуть успокоится, и я вернусь сюда.
  Но решимость уже таяла.
  
  У неё теперь был всего один свидетель - неразговорчивый, хладнокровный и неподатливый к давлению - всего один, но он был. С него Надя и начала рано утром, когда поднялась с кровати, всё ещё разбитая.
  Она взяла телефон, не успев даже переодеться. Как будто боялась, что чуть придёт в себя, и уже не сможет решиться. Едва попадая пальцами по кнопкам, набрала номер.
  - Хочу увидеться с тобой.
  Мама помолчала в трубку, но даже это молчание было её характерное, отличное от любой другой тишины.
  - До следующей недели не подождёт?
  - Нет, сегодня.
  - Подъезжай к моей станции метро.
  
  Паршивый выдался денёк: дождь то затихал, то принимался снова. Пока Надя ждала под навесом автобусной остановки, он успел наплакать лужи. Люди приходили и уходили, подъезжали и уезжали автобусы. Надя не видела Сабрину, но чуяла, что та где-то рядом. Мама опаздывала на добрых полчаса.
  Наконец она появилась - в летящем плаще и под зонтом. Прошла мимо остановки, даже не оглянувшись, и Надя вскочила, чтобы догнать её. Зонт сразу был убран - небо чуть-чуть очистилось от ватных туч.
  - Ты всё ещё о той истории с фантомом города?
  Надя следила за её аккуратно подкрашенными губами. Было даже странно, что эти губы, это лицо принадлежит живому человеку, а не глянцевой фотографии. Её новые духи - запах жжёных апельсинов. Если бы он не был таким резким, Наде почудились бы зимние праздники.
  - Да. Я уже говорила с вашей учительницей и, собственно, у меня только один вопрос - как вы его вызвали?
  Надя удостоилась её беглого взгляда. Без сомнений, это мог быть взгляд именно той Веры, которая весь класс подбивала на всякие глупости, а потом ещё и на то, чтобы вызвать сущность. Ничуть она не изменилась. И, наверное, не пожалела.
  - Можно сказать, случайно вышло. Знаешь, как дети вызывают гномиков, пиковых дам, кого там ещё. А мы взяли и вызвали дух города.
  - Удивительно. Все военные и научные центры города бились над этим годами, и безрезультатно, а вы взяли и случайно вызвали.
  Вера дёрнула плечом, как будто отогнала муху.
  - Так всегда бывает. У тебя ещё есть вопросы, или только этот?
  Потрясающая способность обрывать диалог в самом начале - Надя успела отвыкнуть. Она даже поотстала немного, чтобы придумать подходящий аргумент.
  - Не рассказывай, если не хочешь, вот только у меня есть подозрения, что кто-то создал ещё один фантом города. Это опасно, как ты понимаешь. Он уже убил дочь Васильевой Русланы.
  На этот раз она даже беглого взгляда не заслужила. Похоже, её даже слова о Руслане не впечатлили. Переходя дорогу, Вера ускорила шаг. По ту сторону трассы был сквер с намокшими скамейками, целая стая маленьких магазинов и станция метро, похожая на цирковой купол.
  - Не говори глупости. Город один и фантом только один. Другого быть не может.
  - И всё-таки как вы его вызвали?
  Вера остановилась прямо посреди тротуара. Она ведь ничего не знала: как Надя резала ладони, когда сама вызывала сущностей, как ощущала себя разбитой и бессильной после встреч с ними. Как ушла в мир ночных улиц. А вот про особую чувствительность знала. Считала, наверное, что это дар, а не проклятье.
  - Ладно, слушай. У нас в классе был парень, Арт Майский. Полукровка. Он кое-что соображал в этом. Подробностей ритуала я не помню, уж прости. Пару лет назад он вдруг прислал мне сообщение - как вообще нашёл мой номер, понятия не имею. Написал: "Он вернулся".
  - Пугало? - Надя сделала вид, что удивлена.
  - Да. Фантом города. Уверена, что именно его Арт имел ввиду.
  - А ты что?
  - А что я могу сделать? Несколько дней не выходила из дома, пряталась, боялась, вела себя осторожно, как только могла. Ты не знаешь, что это, а я знаю. Мы жили в страхе. Он нас уничтожал.
  Они стояли посреди тротуара - с обеих сторон шли люди, оборачивались, ворчали, безмолвствовали. Надя огляделась, будто попала в незнакомое место.
  - И ты только сейчас говоришь мне это?
  - Ничего ведь не случилось. - Вера поправила кружевную манжету на блузке, посмотрела на часы и снова зашагала. - Арт всегда был странным. А после того, как встретился с фантомом, сделался совсем невменяемым. Я думала, это его очередная шутка. Я же не знала, что с Русланой всё так обернётся.
  До станции метро оставалось совсем ничего, и Надя знала, что рядом со входом их разговор и завершится. Мама не хотела этого разговора - чего уж тут неясного, и это тревожило Надю больше всего. Зачем скрывать проступки двадцатипятилетней давности, последствия которых уже отгрохотали?
  - Ну, пока.
  Вера растворилась в людском потоке у дверей в станцию, а Надя осталась стоять. Майский Арт, Арт Майский. Она уже слышала это имя. Мама никогда не баловала её рассказами о своём прошлом, но о нём вспоминала Руслана. Тогда она тоже сказала, что получила от него письмо.
  Надя тогда поставила в блокноте пометку - найти Арта. И благополучно ничего не искала, ухнув с головой в другие дела.
  Бесшумно подошла Сабрина.
  - Быстро вы. - Она кивнула в сторону станции. - Сказала хоть что-нибудь?
  Дождь припустился снова, пятная подсохший асфальт.
  - Майский Арт, - повторила Надя, просто чтобы запомнить. - Не слышала о таком?
  Сабрина мотнула головой, нетерпеливо сбрасывая с лица прядь волос.
  - Это тот, которого года два назад на заброшенном складе нашли? Тебе лучше знать, там, кажется, что-то из сущностей. Скрипач что ли.
  
  Скрипач. О нём в городе не слышал разве что глухой капитан дальнего плавания. История гремела во всех новостных передачах, поднимали переполох газеты. Скрипач жил на старом складе, в промышленном районе города, и дело зашло так далеко, что его "скрипку" каждую ночь слушали жители всех окрестных домов.
  Хотя называть это скрипкой было сложно - дикое сочетание воя, скрипов и стонов, которое уж никак не принять за вздохи сквозняка. Говорили, Арт жил в одном из соседних домов.
  Говорят, однажды ночью он рискнул сунуться туда и больше не вернулся. Врали безбожно, Надя знала это, конечно. Ни один человек, будь он в здравом уме, не пойдёт в пасть сущности, а тем более маг. Маги в этих вопросах просвещены, и соображают в целом получше.
  Но они имели то, что имели: разошедшуюся аномалию и труп мужчины на заброшенном складе. С ним не стали разбираться, убит сущностью - короткая пометка в личном деле. Разбираться пришлось со Скрипачом, долго и трудно. Впрочем, это была работа боевиков, а не следователей.
  - Версия такая, - сказала Надя, когда дождём их загнало под своды ближайшего торгового центра. - Арт вызвал сущность вроде фантома города, которая его и убила, а потом эта сущность ещё подросла и пошла кушать детей.
  Сабрина стояла в двух шагах от стеклянных дверей и провожала взглядом катящиеся по ним дождинки. По всей улице раскрывались зонты, как цветы, и тянулись к небу.
  - Слабенько. Я могу понять, когда дети занимаются опасной ерундой. А взрослый человек, который наверняка знает, что подобные вещи ничем хорошим не заканчиваются. Зачем ему вызывать ещё одну сущность?
  Надя поводила пальцем по запотевшему стеклу, вычерчивая силуэты города и зонтов.
  - Мама сказала, что он был странным.
  Сабрина хмыкнула и одним движением стёрла все её художества.
  - Всё равно не клеится. Поисковики уничтожили ту сущность. Можешь поискать дело в архиве.
  - Нужно и правда поискать.
  
  Следующей ночью Надя была на набережной, под раскрытыми крыльями Матери-птицы. Села на высокий парапет, подтянула колени к груди и прислушалась, закрыв глаза. Чувствительность к не-жизни возвращалась - по каплям, по иголочным уколам на подушечках пальцев.
  Город, который лежал за аллеей клёнов, был теперь не просто расплывшимся пятном света. Он был живой тенью, которая вот-вот распадётся на тысячи теней поменьше, и каждая будет мыслить и двигаться. Затаив дыхание, Надя искала среди них фантом города, не представляя даже, какой он. Она только знала, что он должен быть очень сильным, а значит - очень ярким. Холодный ветер с реки щекотал ей спину - по телу бежали мурашки.
  - Открой глаза.
  Надя дёрнулась от испуга: женский голос прозвучал очень близко, так близко, что, казалось бы, она должна была слышать шаги и дыхание. Перед ней стояла Вета - привалившись плечом к стеле, она разглядывала фонарные блики на поверхности Совы.
  - Ты меня хотела найти?
  Надя спрыгнула с парапета. Как бы там ни было, а уверенно стоять на ногах - никогда не лишнее.
  - Фантом города, если говорить точнее. - Откровенность за откровенность.
  - Смотри. Не зря ты которую ночь не спишь.
  Надя прикрыла глаза - знакомое покалывание в кончиках пальцев не стало сильнее, но она вдруг ощутила Его, словно бы ей позволили ощутить. Пришлось открыть глаза: он стоял за спиной Веты, шагах в пяти, в лужице темноты между двумя фонарями.
  Пришлось долго моргать, прежде чем она его рассмотрела - тёмный силуэт как будто расплывался, стоило только обернуться в его сторону.
  - Теперь, когда ты насмотрелась, мы сможем поговорить серьёзно? - произнесла Вета. Он так же стоял за её спиной, но теперь - совсем невидимый. Надя чуяла его разве что только собственным страхом. Остальные чувства не работали.
  - Говорите. - Голос подрагивал от напряжения. За эти секунды Надя устала так, как не устала за всю вчерашнюю ночь.
  - Я не убивала детей. Когда я говорю о себе, я имею в виду и его, конечно. - Вета едва заметно дёрнула головой влево.
  - Но вы же сами говорили, что дети вызвали фантом города, и он начал их убивать.
  - Да, это правда. Но с тех пор, как мы с ним вместе, он никого не убивал. Теперь ему это не нужно, у него есть я.
  Наде почему-то вспомнилось, как днём Вета и Антонио шли по набережной, и он осторожно держал её под руку. Представилось вдруг, как след в след за ними шагает фантом и чуть зубами не скрипит от ревности и злобы.
  - Я слышала, конечно, что некоторые сущности привязываются к людям и уже потом могут питаться только энергетикой определённого человека, но чтобы настолько...
  Вета чуть улыбнулась - её улыбка хорошо была видна в сырно-жёлтом фонарном свете.
  - Я же говорила, что не разбираюсь в специальных терминах.
  - А кто тогда убивает детей? - вздохнула Надя. Ей не нравился разговор. Ничего приятного, когда за плечом твоего собеседника стоит призрачная сущность, которая ещё неизвестно, на что способна.
  - Я очень хочу, чтобы это выяснилось. И когда я говорю про себя, я имею в виду и его, как ты понимаешь, Надя.
  - Я это уже поняла.
  Надя отвернулась, чтобы разложить по полочкам все свои мысли. Но это не получалось, хоть Вета и молчала, но сущность, которая маячила в лужице темноты, нервировала и притягивала к себе всё Надино внимание. Вета заговорила снова.
  - Это странно. Словно бы кто-то хочет подставить меня. Или напугать? Или убить?
  Надя качнула головой, всё ещё чувствуя на себе тяжёлое прикосновение сущности. Её держали, как будто она могла бы сбежать.
  - Ты же разберёшься со всем этим, правда?
  - Это вы подговорили Антонио, чтобы...
  Вета пожала плечами, так естественно, словно каждый день вела пространные беседы на ночных аллеях.
  - Я попросила Антона. То есть сначала он рассказал мне о тебе. Говорил, у тебя особая чувствительность.
  Это не было лестью - просто констатацией факта. У тебя особая чувствительность - ты должна разобраться со всем этим.
  - Ерунда какая, пару раз в институте я общалась с сущностями, вот и вся чувствительность. У вас, видимо, тоже чутьё неплохое.
  Надя сузила глаза, рассматривая фантом за спиной Веты. Первый раз - или он сам ей позволил, наконец - она разглядела его получше. Высокий человек, старик или просто мужчина в возрасте, не разобрать, он был одет в просторный сюртук, тёмные брюки, вот только штанины и рукава были как будто пустыми. Видимость тела. Одежда, натянутая на каркас. Огородное пугало.
  - У меня тут не в чутье дело. - Вета смотрела на Надю выжидательно, серьёзно, так что ей осталось только кивнуть:
  - В любом случае, это моя работа. Мне придётся найти виноватых.
  - Я рада, что мы договорились. - Чуть мягче сказала Вета и зачем-то поправилась: - Мы рады.
  Ощущение тяжелого взгляда отпустило Надю, и она покачнулась, как будто выпуталась из цепких рук конвоира.
  - Не ищи нас больше на набережной. - Голос, которым заговорила Вета, стал другим. Теперь сложно было сказать, женский он или мужской. Теперь он больше походил на вой воды в трубах и скрежет подъёмных кранов. - Мы сами к тебе придём чуть позже. Узнать, как дела.
  
  По утрам Вета просыпалась всегда в шесть. Открывала глаза и ещё несколько минут лежала, прислушиваясь к уличному шуму. В её комнате всегда было прохладно, постель рядом пахла речным ветром. Она протягивала руку, чтобы разгладить примятые простыни, и только потом вставала.
  - Доброе утро, - говорила она Городу, проходя мимо окна. Вместо ответа ей в оконное стекло стучался ветер, и Вета открывала окно пошире, запуская его в дом.
  Потом она ставила на плиту чайник. Завтрак на одного - привычное дело. Она была замужем, но не сложилось. Детей Вета никогда не хотела. Она боялась детей, тех самых детей - двенадцать настороженных внимательных взглядов, - а заодно и всех остальных.
  Хорошо, что студенты - это всё-таки не дети. В последнее время она брала под своё руководство только старшие курсы, хотя среди новичков видела порой много талантливых и упорных, она могла бы их вытянуть на неплохой уровень, могла бы сделать хорошими учёными. Но они всё ещё слишком походили на её восьмиклассников, и Вета холодно улыбалась, холодно разговаривала и поспешно уходила в свою лабораторию, где могла запереться.
  На плите закипал чайник, Вета заваривала листья малины и мелиссы, брала из буфета баночку с медово-ореховой смесью, раскладывала на столе непроверенные контрольные, или наброски статьи, или документы для оформления гранта, и начинала работать. Круглые настенные часы показывали шесть пятнадцать.
  Город уходил и возвращался, когда ему вздумается, словно кот из сказки. Но возвращался он обязательно - и опять же, словно кот, ложился у её ног, чуть касаясь голых коленей прохладным ветром с реки.
  Вета, забывшись за работой, гладила бестелесную сущность. Они могли называть его как угодно, столько кличек сочинили, что все не запомнить: фантом, пугало, сущность второго порядка. Вета никогда так его не называла. Всё равно если после двадцати лет брака называть супруга - человеческое существо, млекопитающее, хомо сапиенс.
  Его звали Город. Она называла его именно так. Город замирал у её ног и слизывал с её пальцев мёд и запах мелиссы.
  Допив чай, она собиралась и уходила в университет. А если оставалась дома - споласкивала чашку под краном, собирала с кухонного стола бумаги и уходила работать в комнату. Прохладный ветер двигался следом за ней. Отлаженный быт - часы показывали семь утра, потом восемь, потом девять, и Вета поднималась, чтобы прикрыть окно, опять ставила чайник, и прохладный ветер обнимал её за плечи.
  Но этой ночью ей плохо спалось. Ей снова снились дети - двенадцать пар злых, настороженных глаз. Она как будто снова замирала у доски, пригвождённая к ней. Тревожный сон, нехороший. Вета уже знала, что он предвещает ей волнения.
  Утром Город стоял за её спиной, успокаивающе касался рук, но это не помогало.
  - Боюсь, нам нужно готовиться к неприятностям, - сказала Вета. - Кажется, началось.
  
  Когда Надя вошла на кухню, Сабрина чуть не подавилась чаем.
  - Что, ночью было восстание сущностей? Ты выглядишь так, как будто сражалась с десятком одновременно. И нельзя сказать, что победила.
  Надя села рядом и отобрала у неё чашку. Отхлебнула, совершенно не чувствуя вкуса. Верный признак того, что силы истощены - слабость, и не хочется даже есть. Хочется спать и не спится - снятся яркие картинки и пронзительные крики.
  - Примерно так всё и произошло. Только сущность была всего одна, но - фантом города.
  - Ух ты, - пробормотала Сабрина после нескольких секунд напряжённого молчания. - Ты его нашла.
  Надя взяла в рот кусочек печенья и с трудом проглотила - организм отозвался мучительной тошнотой. Плохо, очень плохо. Жар, кажется, спадал, но легче от этого не становилось.
  - Это он меня нашёл и решил слегка взять в оборот. Теперь буду искать то, не знаю, что. Ещё одну сущность, которая убивает детей, или человека, который так мастерски водит всех за нос. Можно сказать, из следователя меня опять перевели в поисковики.
  Сабрина её перебила:
  - Я тебя одну не отпущу.
  Надя вздохнула - Сабрина обладала исключительной бесчувственностью к не-жизни, даже хуже - она просто распугивала сущности послабее одним своим появлением. Но могла и вправду помочь, если дело зайдёт за ватерлинию.
  Из её сумки, брошенной на подоконник, послышался требовательный писк телефона. Надя дотянулась до него и покачала на ладони.
  - Антонио. Что опять? Не всех любовниц ко мне прислал?
  Сабрина смотрела, выжидательно скрестив руки на груди.
  - Подъедешь? - спросил Антонио вместо приветствия.
  Она посмотрела на затянутое тучами небо. Напряжённый воздух пах грозой.
  - Подъеду. Что случилось?
  - Давай быстрее, - буркнул он, и связь оборвалась.
  
  Дождь хлынул сразу же, как только она вышла из метро. Как только Надя добралась до Центра, дождь прекратился. Припоминая самые жуткие ругательства, она отжала воду с волос и прошла через проходную.
  Она пешком взбежала на седьмой этаж - от злости прибавилось сил - и дёрнула дверь в кабинет майора.
  - Ну и что опять... - выдала Надя автоматически и осеклась: кроме Антонио тут были ещё трое мужчин. Незнакомцы в военной форме, судя по знакам отличия, из поисковиков и боевиков Центра, звание самого младшего было выше Надиного. Все они чинно сидели вдоль стены. Надя застыла в дверном проёме.
  Антонио, как всегда похожий на полицейского из старых детективов - в потёртых джинсах и рубашке навыпуск, - кивком пригласил её войти. Вода с мокрых волос текла по шее и попадала Наде за шиворот, пока она шагала под четырьмя испытывающими взглядами к свободному стулу.
  - Ну, Антон Павлович, люди работают, а вы их дёргаете, - улыбаясь одним уголком губ, сказал военный. На его кителе была нашивка - соцветие чертополоха. Поисковик. Шутить изволил.
  - У меня отпуск вообще-то, - буркнула Надя.
  По ногам потянуло холодком. Она нервно переступила на месте. Присутствие поисковиков не означало ничего хорошего. Они не являлись просто так. Ещё больше её пугало хмурое лицо Антонио.
  - Ничего. - Он так посмотрел, что Надя была уверена - это что-то да значит. Вот только никак не могла сообразить, что. - Познакомьтесь, это Надежда Алексеевна. Та самая выпускница института, у которой обнаружили особую чувствительность к сущностям. Присядь, пожалуйста. Эти товарищи хотели бы задать тебе кое-какие вопросы.
  Надя опустилась на стул, держа спину судорожно выпрямленной. Она судорожно придумывала, что сказать им. Знать бы, что рассказал Антонио. Но их вопрос выбил её из колеи даже сильнее, чем она того ожидала.
  Заговорил военный. Из знаков отличия на его рубашке была только чёрная трапеция со стилизованным глазом в центре - войска внутренней обороны.
  - Видите ли, нам хотелось бы узнать, как вы объясните ночные события на набережной.
  - Я понятия не имею ни о каких событиях на набережной.
  Надя вопросительно глянула на Антонио. Он как будто ждал этого взгляда - и сразу же подвинул к ней стопку фотографий в прозрачной папке. Все в комнате терпеливо наблюдали.
  Она не сразу поняла, что изображено на фотографиях - серых, как будто принесённых из прошлого века. Потом сообразила, что места, посещённые аномалиями, всегда фотографируют на чёрно-белую плёнку - другие снимки не могут запечатлеть всё полностью.
  Обломки камня громоздились в беспорядке, их облизывал прибой, только монументальная стена справа показалась знакомой. Нет. Не в беспорядке. Казалось, гигантское животное зубами вцепилось в парапет набережной и вырвало кусок, и тут же выплюнуло. Обломки каменной кладки были стёсаны ровно.
  Странно, что об этом не гремят все новостные каналы. Впрочем, Надя выскочила из дома, не успев даже причесаться, не то чтобы включать телевизор.
  - Почему вы считаете, что я должна что-то об этом знать? - Она вернула фотографии на стол и успокоила руки на коленях. Пусть не думают, что сумели застать её врасплох. - Я ведь не занимаюсь подобными делами.
  Она судорожно придумывала, как будет выкручиваться.
  - Мы считаем только, что разрушения такого уровня не могут остаться незамеченными, - медленно, будто втолковывая двоечнику сложную тему, произнёс полковник. - Для вас тем более. Возможно, вы могли бы нам помочь.
  - Я думаю... вернее, я совершенно уверена, что ничем не смогу помочь тут. Моя особая чувствительность давно потухла без тренировок. Извините.
  Она обернулась на военных: их лица остались безучастными. Антонио откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Надя сказала то, что он хотел - она это почувствовала.
  - Понимаю. - Военный с нашивкой-чертополохом, наклоняясь вперёд, как будто собирался поведать ей секрет. - Но и вы поймите, фантом города - это не шутки. Вас тогда ещё на свете не было, а он уже пожирал людей. Так что лучше пойдите нам навстречу. Про инфицированную девочку за железной дверью нам уже известно. Вы же не будете утверждать, что полезли на чужой балкон из чистого любопытства?
  Надя подняла фото. Только подумать - она была на набережной ночью, а чуть позже, может, всего через час, неизвестный уже отжевал кусок каменной кладки. Она выдохнула сквозь сжатые зубы.
  - Всё говорит о том, что вернулся фантом города, который появился двадцать пять лет назад, а потом исчез. Теперь он появился снова. Я не могу сказать, тот это фантом или какой-то другой. У меня только есть подозрение, что один парень из бывшего класса вызвал его на старом складе, потому что...
  - Надежда Алексеевна рассказала нам о своих предположениях, - перебил её Антонио. Он посмотрел на Надю с тем же странным выражением в глазах, и она не могла понять, какого ответа он ждёт.
  Полковник отвернулся к Антонио, бросил непонятную фразу. Тот ответил в четверть голоса - Надя ничего не разобрала.
  - Почему? - Она бросила фотографии на стол. Серые снимки действовали угнетающе, как будто Надю насильно заставляли вернуться в прошлое. - Можете не верить мне. У вас есть методы, есть силы - ловите новый фантом, уничтожайте его. Я следователь по совершенно другим делам.
  Ведь и правда - предположения - это всё, что у неё было.
  - Приборы его не фиксируют, - отозвался полковник, полуприкрыв глаза. - То, что берёт остальных сущностей, его не берёт. И медиумы тоже ничего толком не могут выяснить.
  "Скорее, просто не желают связываться с существом, которое отжевало кусок набережной", - чуть не брякнула Надя. Она хотела объяснить, что и сама толком не чувствует его, но теперь уже говорить это - значило бы ставить под сомнение предыдущие слова и запутаться в показаниях ещё сильнее.
  - Вы поедете туда с нами. Сколько нужно на сборы? - Полковник встал.
  Надя беспомощно оглянулась на Антонио - тот спрятал глаза.
  
  Через оцепление было не пройти - даже чтобы спрятаться в тени деревьев, алые фонари светили прямо в глаза, как будто нарочно. Солнце даже не проглядывало из-за плотного одеяла туч. Надя побродила вдоль обглоданного парапета. Сейчас на неё обращали мало внимания, неясно, зачем вообще привезли.
  Эксперты копались в обломках. По периметру оцепления - солдаты. Надя бессмысленно слонялась туда-сюда. Она поймала за локоть Антонио, отвела его в сторону.
  - Это надолго? Я следователь, а не медиум. Я не хочу этим заниматься. Ты ведь знаешь. Ты лучше всех знаешь.
  Он развёл руками.
  - Ну прости. Ни у меня, ни у тебя нет выхода.
  - Слушай, ты меня в это втянул, ты и вытаскивай. Ты же знаешь, что я его тоже не чувствую. Сейчас меня заставят работать с ним, и что мне делать?
  Он грустно улыбался и смотрел в сторону.
  - Но ты так уверенно рассказывала про фантом.
  - Это просто мои предположения, - прошипела Надя. - Догадки. Я тебя покрывала, между прочим. Если бы я им сказала, что тот фантом ещё существует, что он ещё с ней, они бы... да они...
  Она отвернулась, проглотив очередной упрёк. Хотелось пойти и выдать Вету с потрохами. Пусть бы хозяйка города их убеждала, что она тут ни при чём. Но никаких доказательств. Всего-то - её слова против слов Нади.
  - Значит, мы оба влипли, - сказал Антонио, снова разводя руками, и, пользуясь её замешательством, поспешил уйти.
  Надя постояла, рассматривая трещину в асфальте. Их теперь было много - свежих и не очень. В трещины набились оборванные с деревьев листья. Краем глаза она заметила знакомую машину на аллее и зашагала к ленточкам оцепления. Из машины выбралась Сабрина.
  - Ты здесь надолго? - Безо всяких предисловий.
  Надя раздражённо дёрнула плечом и ничего не ответила. Многое хотела сказать, но не здесь же обсуждать любовницу Антонио.
  - Хорошо, я подожду, - заявила Сабрина. Сунула руки в карманы и приготовилась ждать. А ждать она могла часами. Молчание длилось всего полминуты, но Надя сдалась первая.
  - Не нужно. Лучше помоги мне. Езжай в архив и найди там дело Скрипача. Когда найдёшь - позвони мне, ладно?
  Сабрина внимательно оглядела Надю, потом искорёженный берег.
  - Во-первых, архив сегодня закрыт. Во-вторых, пока я езжу, он явится ещё раз и...
  - Архив откроют по мановению твоего удостоверения, вот увидишь. А он не явится. - Вот в этом Надя совсем не была уверена, но говорила, как будто собиралась переубедить саму себя. - Но если я не придумаю чего-нибудь дельного, меня съедят совсем не инфернальные существа, а реальные люди. Уж и не знаю, что хуже.
  Она дёрнула головой в сторону, где Антонио с полковником наблюдали за работой экспертов.
  - Ну хорошо, - решилась, наконец, Сабрина.
  Она уехала, а Надя вернулась к разрушенному парапету. Закрыла глаза и прислушалась. Сначала она ощущала только разговоры вполголоса - всех тех, кто был вокруг, шаги - тоже вполне человеческие. Волны бились о разрушенный берег. А потом она окунулась в глубину ощущений, как в воду.
  Он был здесь. Надя ощутила присутствие не-жизни, такое спокойное, что даже не испугалась. Открыла глаза: на грани видимости, за кленовой аллеей стояла женщина в светлом платье. Тень, мелькнувшая за её плечом, была просто тенью от широких листьев или же духом города. Дух города позволил Наде увидеть себя, иначе она бы ничего не ощутила.
  Вета почувствовала её взгляд и отступила дальше, сделавшись совсем неразличимой в алых и жёлтых бликах. Надя поискала глазами Антонио, но и он куда-то делся, зато к ней подошёл мужчина в светло-зелёном рабочем халате.
  - Простите, вы заняты?
  - В чём дело? - не слишком вежливо бросила она, сощурилась и опять посмотрела в глубину аллеи. Веты там не было, даже её эфемерной тени.
  - Нужна ваша помощь.
  Нехотя Надя отправилась за ним следом. Там, где не справился десяток ведомственных медиумов, она справится. Ну конечно, держите карман шире.
  По шевелящейся осыпи камней они спустились почти к самым волнам. Здесь пахло тиной и холодом бетонного дна. Сова была серой, тёмно-серой, как мокрый асфальт, и ни капли не прозрачной. Сегодня в ней не отражались фонари.
  - Здесь его следы сильнее всего. Вы могли бы проследить, куда он ушёл? Наши приборы не могут сказать ничего определённого.
  Надя окинула эксперта взглядом, обернулась: за ними все наблюдали - исподтишка, прислушивались - вполуха. Она присела на корточки, зачем-то обмакнула руку в набежавшую волну. Вода была холодной. Странно - такое жаркое лето, такая холодная вода. Надя бросила, не оборачиваясь:
  - Отойдите подальше, вы меня путаете.
  Разумеется, никто её не путал. Нельзя запутать то, чего нет. Но всеобщее внимание действовало ей на нервы.
  По шороху осыпи поняла, что отошли, или сделали вид, но остановились, чтобы понаблюдать. От неудобной позы у неё заныли коленки, но вставать не хотелось. От воды тянуло не-жизнью. Оставалось только услышать её.
  Кончики пальцев онемели. Надя закрыла глаза и прислушалась, привычно отгоняя от себя все звуки жизни. Она снова ощутила спокойное присутствие - почти на грани сознания. Была ли Вета всё ещё рядом, или рядом стояло нечто другое? Надя не удержалась и позвала его к себе.
  Она очень давно не делала этого. Сказать по правде - с третьего курса. Да и тогда - разве можно называть профессиональным опытом эксперименты девчонки, которая резала руки, чтобы кровью приманить не-жизнь? Она знала, что так нельзя, но не имела понятия, как можно. Ей никто не объяснил.
  
  Этот город был - серый туман над рекой. Волны со всех сторон тянули к нему длинные гибкие пальцы. В городе бок о бок жили люди и те, кто людьми не были. Мать-птица раскрывала свои крылья и над теми, и над другими. Город был сам - призрак жизни, он так долго стоял на грани, что не заметил, как врос в этот туман, и в бетонный парапет набережной, и в распластанное изваяние птицы, которое парило над ним.
  Этот город не выпускал своих - он держал их щупальцами тумана и гибкими пальцами серой реки. Даже тех, у кого были силы разрушить бетонные парапеты набережной.
  
  Надя встала. Её слегка покачивало, и пальцы онемели от холода. Во рту остался настойчивый привкус крови. Она обернулась: за ней больше никто не наблюдал, если не считать угрюмого конвоя наверху, на остатках ограждений.
  Она не могла понять: это небо потемнело, или у неё стало темно в глазах. Едва удерживая равновесие, Надя забралась по каменной осыпи наверх.
  Ветер с реки пробирал до костей. Она надеялась, что вот-вот позвонит Сабрина и отвлечёт её от странного занятия, но телефон в кармане шортов по-партизански молчал.
  Она так устала и проголодалась, что съела бы, наверное, Антонио вместе с тем полковником без майонеза. Уйти бы. Просто уйти, выключить телефон, пусть ищут.
  Нужно уходить.
  Первые капли дождя ударили по асфальтовой тропинке. Холодная вода - Надя подняла лицо к небу, и ещё несколько капель потекли по её щекам.
  
  Этот город был серым призраком над серой рекой. Холодные камни набережной, холодная стела, ступеньки - много ступенек, много деревьев, много листьев, много тех, кто живёт среди камней, ступеней и деревьев. Не все из них живы. Некоторые не-живы.
  Он не-жив. Он хотел подняться из подземелий и громко заявить о своих правах. Но Город был очень силён. Гораздо сильнее.
  
  Её передёрнуло.
  Спасительный телефонный звонок застал её не вовремя. Надя стояла на краю разрушенной набережной, и если бы не ветер, если бы не вывороченные камни, всё это выглядело бы очень невинно.
  Надя сделала шаг в сторону, выуживая телефон из кармана. Здесь, внизу, ветер и вода шумели так, что она боялась не расслышать голос в трубке, но выбираться к Антонио и остальным тоже не хотелось.
  - Сабрина?
  Сабрина заговорила не сразу, чем заставила Надю ещё пару раз прокричать "алло".
  - Знаешь, - сказала она, помолчав немного, - чем Скрипач отличается от фантома города?
  Связь была на редкость хорошей, словно бы Надя стояла не в аномальной зоне под рухнувшим парапетом, а прямо в центре города под вышкой.
  - Чем? - спросила она, смутившись от неожиданности.
  Послышалось шуршание бумаги, такое отчётливое, будто шуршали у Нади перед носом.
  - Вот и я не знаю... - задумчиво проговорила Сабрина. - Точно так же зародился с пустого места, тоже исчез в неизвестном направлении. Отчёты поисковиков какие-то мутные. Кажется, они его всё-таки не уничтожили. Тут написано, что, предположительно, Майский Арт вызвал к жизни сущность, а потом сущность его же и убила. Заколдованный круг - и дело можно закрывать. Тем более, теперь уже не выяснишь, он вызвал или не он.
  - Подожди, - перебила её Надя, перехватывая телефон другой рукой - правая занемела от холода. - Есть несколько формулировок, которые пишут в отчётах по уничтожению. "Полная зачистка" - если медиумы подтвердили, что сущности больше нет. "Информационная чистота" - это если чистоту подтвердили приборы, а медиумы засомневались. И последнее...
  - Отработано, - отчётливо произнесла Сабрина и перестала шуршать бумагой.
  - Это значит, что исчезновение сущности ничем не подтвердилось, но и сделать что-то ещё у них не вышло. Вот демоны, - ругнулась Надя с опозданием. - Значит, я была права. И что теперь делать?
  - Натрави их друг на друга, - сказала Сабрина.
  Надя быстро глянула на уцелевшую часть парапета: оттуда за ней уже наблюдали с недоброжелательным интересом. Нужно бы вернуться к работе или хотя бы сделать вид.
  - Правильно. Пусть разнесут полгорода, нам же не жалко. Ладно, приезжай. - Надя торопливо сбросила вызов, потому что по осыпавшимся камням к ней спускался товарищ полковник поисковых войск.
  Она была уверена, что этой ночью кому-то пришла в голову точно такая же мысль, как и Сабрине. Натравить их друг на друга. Город оказался сильнее. Второй - как мелкий хищный зверёк - вцепился в него и рвал зубами, и даже нанёс кровоточащую рану, но не убил. Не хватило сил, чтобы убить.
  - Приношу свои извинения, но вам придётся сдать все средства связи.
  - Я арестована? - поинтересовалась Надя. Она сдала телефон - разве могла бы не сдать?
  - Нет. Вы задержаны до выяснения обстоятельств. У нас появились сведения, что этой ночью вы были на набережной.
  Надя посмотрела в его застывшее лицо, взглядом поискала Антонио среди выстроившихся на парапете военных. Бесполезно.
  - И что же? - нервно переспросила Надя. Ей следовало бы вести себя спокойнее, но теперь уже не получалось.
  - Именно в то время, когда произошло обрушение.
  Она почти рассмеялась.
  - Это не доказательство.
  - Пожалуйста, пройдёмте.
  Что она могла сделать? Разве что нырнуть в ледяную воду и утонуть в воспоминаниях о фантоме, в его призрачном следе. Но в машине было хотя бы теплее, и скучал водитель.
  
  День начался паршиво, а закончился ещё хуже. Надя сидела в допросной комнате - но по другую сторону стола. Было непривычно. Ощущение затянувшейся ошибки мешало ей думать.
  - Нет, вы серьёзно полагаете, что я вызвала фантом города, чтобы разрушить набережную?
  Разумеется, с ней разговаривал не полковник. Полковник наверняка давно был дома и поглощал поздний ужин. Наде ужина не полагалось. Напротив неё сидел майор поисковых войск, и рубашка его в приглушённом свете казалась то пыльной, то промасленной. Белый свет бил Наде в лицо, потому ни узнать, ни запомнить лицо следователя она не могла.
  Это был не Центр, где она знала каждый тёмный угол. Это была контора поисковиков - основательное приземистое здание, окна которого выходили прямо на набережную. Ко входу вела каменная лестница, а в коридорах нет-нет да и попадались патриотические военные плакаты, пожелтевшие, но не покорённые.
  Надя отчётливо ощущала, как рушится её мир под напором серого камня и старых военных плакатов, и от этого ей делалось ещё хуже.
  - Мы серьёзно полагаем, что вы обладаете большей информацией, чем рассказали. Зачем вы пришли ночью на набережную?
  - Я вам уже сказала, зачем! - Она прекрасно знала, что так нельзя. Она ещё лучше знала, что нужно говорить спокойно и убедительно, но голова раскалывалась, внутренности сводило, и спокойно не получалось. - Я вела дело об убийстве девочки. Подозревала, что оно произошло по вине фантома города, как и двадцать пять лет назад.
  - То есть, изучив данные о самоубийстве, - он сделал красноречивую паузу, - девочки, вы тут же подумали о фантоме города?
  Надя вжалась в спинку стула. Антонио не придёт её спасать. Может, не посчитает нужным, а может, он просто понятия не имеет, как её спасти. Сабрина, наверное, рвёт и мечет, но она тоже ничего не сможет поделать. Неужели придётся ночевать в камере? Худшего варианта и не придумаешь.
  У неё ко всему прочему болели глаза.
  Следователь собирался уходить - складывал в стопку бумаги и выравнивал края. Наверное, если он уйдёт, к ней отправят другого, или же не пустят никого, а оставят поразмышлять в гнетущей тишине. Возможно, это была уловка, но Наде стало ещё тревожнее - он собирался уходить, так и не придя к утешительным выводам.
  - Я хотел бы услышать от вас о фантоме. Поймите, что информация нужна для блага города. Что мы будем делать, если ночью он разгромит не набережную, а пару домов центре?
  Надя отвернулась от белого света, как могла, а он продолжал.
  - Я и мои коллеги хотим избавить мирных жителей от такой угрозы. А вы, чего хотите вы? Почему вы запираетесь, старший лейтенант Орлова? У нас есть видеозапись, датированная вчерашней ночью. Вы пришли на набережную, и в ту же ночь она рухнула. Что вы там делали?
  - Это не доказательство, - фыркнула Надя в отчаянной попытке быть невозмутимой.
  Она уже думала о видеозаписи. Она пришла на набережную не со стороны речного порта, где даже в полночь ярко горят фонари и бродят гуляющие. И не из центра города - так, чтобы через железнодорожные пути и мосты. Она вышла к Матери-птице по узенькой тропинке через рощу. Прошла по дремучим зарослям, нацепляв на себя ёжиков чертополоха и собрав подошвами кроссовок непросыхающую грязь. Где там могли найтись камеры?
  Нет, камер быть не могло. Определённо - не могло. А это значит только одно, Надю подставили. Кто-то выдал её, тот, кто знал, что ночью она была на набережной. Кто, Вета и Антонио?
  - Доказательство или нет, но у меня есть все основания, чтобы задержать вас.
  Она упрямо склонила голову.
  - По какому праву?
  - По подозрению в злом умысле. Вы могли вызвать сущность и разрушить набережную. Конечно, потом вы бы переключились на что-то более существенное. Терроризм? Научный эксперимент? Шутка юмора? Я не знаю, зачем вы это сделали. Выдайте нам сущность, чтобы мы смогли её ликвидировать, и ваша совесть будет чиста, товарищ старший лейтенант.
  Было много доводов и ещё больше возмущения, но Надя сдержала внутри и то, и другое. Следователь понимал и сам: ей незачем крушить набережную.
  - Хорошо, вы можете подумать в тишине. Надеюсь, за эту ночь не случится больше никаких катастроф. Но если же случится - они будут на вашей совести. И девочка Алиса Васильева. Помните её? А знаете, скольких ещё детей он может убить?
  Он вышел. Вместо него явились два конвоира и проводили Надю до дверей. В конце стерильно-светлого коридора нашлась всего одна дверь - с замком и паутинкой из тонких полупрозрачных нитей. Отсюда не сбежишь, только разве что ты - фантом города.
  Единственное окно в камере находилось под потолком. Через стекло молочного цвета пробивались лучи солнца. У стены - узкая койка с тонким поролоновым настилом. Здесь было чисто и пахло нежилым помещением.
  Единственное, что она услышала - звук собственных шагов. Ни шума ветра за окном, ни звуков в гулком коридоре - ничего. И ещё целая ночь один на один с мыслями. В углу комнаты Надя сползла по стенке вниз и сжалась там, обхватив коленки руками.
  Она могла бы сдать Вету вместе с её фантомом города, вместе с Антонио, их неудавшимся романом, их загадочным прошлым и недоговорками. Несправедливо - они ведь даже не рассказали Наде всего. Велели, как служебной собаке: иди и найди.
  Но жалость к самой себе не была конструктивной. Надя сморщилась, ткнулась лицом в локоть. Там всё ещё пахло лавандовым мылом и солнечным светом. И, чтобы не расстроится окончательно, заставила себя думать о другом.
  Теперь уже не выяснить, был ли Арт единственным создателем Скрипача, или вместе с ним на заброшенный склад явился весь бывший восьмой "А" класс. Если считать, что первым Скрипач убил Арта, теперь новый фантом уничтожит остальных. Она могла бы узнать чуть точнее, но мама не расскажет. И по её взгляду не понять, скрывает ли она страшную тайну, боясь обвинений, или просто не в настроении болтать.
  Если это правда, и новый фантом, как и первый, питается теми, кто их вызвал, грядут новые убийства. Что же, если поисковики не спохватятся вовремя, у неё будет возможность проверить эту теорию.
  Ночь в камере - в целом, прекрасное время, чтобы подумать. Надя перебралась из своего угла на кровать. Плохо, что не прихватила с собой хотя бы куртку. Она была точно уверена, что не сумеет здесь заснуть.
  
  - Дом с видом на набережную, - сказала Вета, спиной прижимаясь к Матери-птице. - Отлично помню.
  Вооружённое оцепление к вечеру сняли, и теперь обрушенный парапет охраняли лишь трепещущие красные ленточки. Прохожих не было: все праздные гуляки переместились к зданию речного вокзала, а здесь даже фонари как будто светили не так ярко.
  - Я там бывала, помнишь? Когда они хотели заполучить в своё безграничное владение фантом города. Несладко мне пришлось, - произнесла она, не особенно рассчитывая на ответ.
  Антон стоял в тени стелы, хмуро уставившись в асфальт. Он помнил - Вета и не сомневалась, - но кому же захочется обсуждать давнюю и неприятную историю, после которой тебя бросила девушка. Правда, её тогда очень быстро выпустили. Обнаружили, что на такую наживку фантом города не поймать.
  Стремительно холодало, и ветер с реки доносил запах осени. Вета ощутила на своих плечах прикосновения этого ветра, он скользнул под распущенные волосы, в ямочку между ключицами, обхватил её под грудью. Если бы Антон вгляделся повнимательнее в вечерний сумрак, в призрачные блики фонарей, он бы увидел Город - силуэт за левым плечом Веты. Но Антону не особенно хотелось вглядываться.
  Он смотрел на светящиеся окна казённого дома и знакомо щурился.
  - Как вышло, что её камеры засекли, а тебя нет?
  - Мы вышли на набережную разными дорогами. Что будет, если она расскажет? - Тон Веты сам собой сделался тревожным и резким. Ветер обхватил её сильнее, прижался, успокаивая. - Чего они вообще хотят?
  - Я не знаю, веришь? Я попытался выяснить, но поисковики и Центр - слишком независимы друг от друга.
  - Да-да, - с невесёлой улыбкой остановила его Вета. Почему-то перед ней майор Центра делался испуганным мальчишкой. Собирался рвать противников и рыть землю, а потом вдруг угасал, как почерневшая спичка. - Но если просто предположить?
  Антон отвернулся, чтобы уж точно не различить призрачный силуэт за её левым плечом.
  - Это ясно. Они хотят найти фантом города. Как и тогда - двадцать пять лет назад - они хотят поймать его и сделать совершенным оружием. Ты же помнишь?
  Вета кивнула. Сейчас им не с кем было воевать. Но почему бы не заиметь себе оружие, которому нет равных, тем более что оружие само идёт в руки. Это ведь так удобно, разрушать набережные силой бестелесной сущности. Уничтожать неугодных силой Города.
  Конечно, они не думают о том, что будет, если Город выйдет из подчинения. Если не захочет быть покорной собачкой людей.
  - Боюсь, тебе лучше не возвращаться домой. Там тебя станут искать в первую очередь. Поймают и посадят в соседнюю с Надей камеру. Уезжай из города.
  Вета улыбнулась краешком губ. Он забылся. Они так давно не виделись.
  - Как, любопытно, я могу уехать? Ты сам прекрасно знаешь, что это невозможно - даже физически.
  Город дохнул осенним теплом ей в шею и сжался там, уцепился за пряди волос. Словно боялся, что его бросят.
  
  От лязга замков Надя вздрогнула и проснулась. В камере сделалось ещё темнее. Значит, подумала она, уже ночь. В светлом прямоугольнике открытой двери проступил чёрный силуэт.
  - Поднимайтесь, вас вызывает следователь.
  Она часто заморгала, пока мир перед глазами снова не стал чётким. Сухой воздух при каждом вдохе царапал горло, губы запеклись.
  Следователь был тот же самый - Надя рассмотрела его тёмные круги под глазами и худые пальцы с костяшками, похожими на вишнёвые косточки.
  - Мы надеялись на ваше благоразумие. Не собираетесь дать показания?
  - О чём? - взглянула исподлобья Надя. Голос спросонья вышел грубым.
  - Всё о том же. О фантоме города, который вы видели на набережной прошлой ночью. - Слово "видели" - как обвинение в страшном. Он выискал новые факты, и потому притащил её сюда, явился сам, листал теперь бумаги в папке. Внимательно наблюдал за её руками. - Мне рассказали, что в институте вы демонстрировали такие потрясающие умения. Вы общались с сущностями, как не могут профессионалы.
  Свет опять был ей в лицо, но Надя хотя бы стряхнула с себя сонную одурь. Вот что он нарыл. В институте, значит.
  - Глупости. Пару раз столкнуться с призраками в заброшенных домах - это ещё не значит демонстрировать прекрасные способности.
  Следователь посмотрел на неё в упор. Злые уставшие глаза. Надя так часто бывала на его месте, что никак не могла смириться, что сейчас она - по другую сторону допросного стола.
  Она убеждала себя не злиться на этого невыспавшегося тоскливого человека. Вряд ли он желал зла ей лично. Скорее просто хотел завершить работу и уйти домой. Тем более что злость не исправит ситуацию. Здесь поможет только терпение и сила воли.
  Надя хмыкнула и отвернулась в угол. Чувства, приглушённые сном, возвращались, и она опять ощущала себя вымотанной, продрогшей и голодной. Даже если у неё и были способности, это не делает её виноватой.
  Следователь ни капли не смутился. Наверное, он даже решил, что последнее слово осталось за ним - он победил в этой крошечной словесной дуэли.
  - Так что, вы расскажете мне о фантоме города?
  - Вряд ли я расскажу больше, чем жёлтые газеты, - пожала плечами Надя и зевнула в кулак, чтобы следователь слишком не расслаблялся.
  Она не строила из себя партизана и не слишком желала выгораживать Вету вместе с Антонио, но она знала - стоит ей заговорить, проболтаться о самой незначительной мелочи, и следователь, как за ниточку, вытянет из неё столько, что хватит на самое жуткое обвинение.
  Впрочем, качать права и требовать адвоката тоже бессмысленно: в их городе военные свои дела решали сами. Так уж повелось, что ни полиция, ни судебная система не рисковали влезать между Центром и поисковиками. Сегодня встанешь на пути поисковика, а завтра в твой дом явится чёрная аномалия, пройдёт через стену и сожрёт всех, не оставив ни крови, ни трупов. Доказывай потом - кому, что?
  Следователь ждал. По его лицу Надя читала - ведь прекрасно знала все эти стратегии изнутри - он готов ждать и час, и два, и восемь. Столько, сколько она попытается выдержать. Можно неделю или месяц.
  Человеческий организм имеет вполне определённый предел прочности. Однажды она сдастся и всё расскажет, и всё подпишет, и примет на себя все преступления, лишь бы закончить пытку.
  В его руках - то ли чётки, то ли россыпь мелких брелоков, сцепленных друг с другом кольцами. Свет слишком бил в глаза, чтобы она смогла разглядеть точнее. Но его руки нервные и ни секунды не лежат спокойно. А её руки - устало опущены на край стола - бледные, в царапинах, в следах чернил и городской пыли.
  - То есть вы хотите сказать, что не были на набережной?
  Если она сознается - следователь вытянет из неё всё остальное. Если соврёт, что не была, а видеозапись всё-таки существует, он поймает её на вранье. Надя сгорбилась, глядя в стол.
  - Я этого не говорила. И не говорила, что была. Я ничего не говорила. Запишите в протокол именно так.
  Она прикрыла глаза. Факт в том, что вытащить её отсюда способен только Антонио. А если он не сможет - о боже-боже, вдруг он даже не захочет, - то её спасёт разве что чудо. Не стоит даже загадывать.
  Это в сказках говорится, что чистосердечное признание облегчает меру наказания. Нет, ни капли. Разве что - приближает исход. Впрочем, иногда это тоже делает жизнь легче.
  Следователь царапал что-то плохо пишущей ручкой на листе бумаги. Он не торопился, куда ему было торопиться. Белая лампа высвечивала чернильные строчки, и Надя не могла разобрать ни буквы, как ни щурилась.
  Она играла со следователем в слова, пока не вымоталась совершенно. Он делал вид, что не устал, но костистые пальцы дёргали странные чётки, едва не разрывая металлические кольца.
  Тлеющие апельсины - вот чем пах её страх. Он шаг за шагом прокрадывался в душу. Надя молчала, разглядывая край стола. В особенно глубоких царапинах набилась пыль и запеклась старая кровь. Кровь и тлеющие апельсины. Предчувствие уже жгло изнутри, но ещё не обернулось в догадку.
  В комнату вошли ещё двое. Надя видела только ноги в форменных брюках и начищенные ботинки. Заглядывать им в лица ей не хотелось. Следователь поднялся и вышел вместе с ними, и бормотание за дверью быстро заглохло.
  Дверь снова открылась, и вошёл следователь. Хлопнул об стол толстой папкой с делом, но садиться не спешил. Надя подняла глаза: следом за ним в комнату вошла женщина в тонком летящем плаще. Неслышный стук каблуков по звукоизолирующему полу Надя ощутила всем телом.
  Она села на место следователя, хотя и брезгливо поджала губы. Это было не самое приятное место, не самое приятное время - на часах с запястья пришелицы Надя рассмотрела время. Половина третьего ночи. Ещё пара часов, и над рекой займётся рассвет.
  - Может быть, ты расскажешь им всё, чудовище?
  Чёртовы жжёные апельсины. Мама принесла их с собой - так пахли её волосы и просторные рукава блузки. Вычерненные ресницы и высветленные губы.
  Надя выдохнула и откинулась на спинку стула, чтобы сделаться подальше. От апельсинов - а может, от недосыпа - слезились глаза.
  - О чём ты? Ничего не понимаю.
  Прежде чем старые обиды рванули наружу, Надя успела увидеть на её лице испуганное нетерпение.
  - Хватит ломать комедию! Ты понимаешь, насколько всё серьёзно? Ты не была там, а я была. Двадцать пять лет назад. Это жутко, можешь поверить. Он уничтожал нас! Почему ты ведёшь себя, как обиженный детсадовец? Ты обязана повзрослеть.
  Надя не испугалась этой вспышки: разговоры на повышенных тонах, впрочем, как и холодные, сквозьзубные отговорки, для них были нормой.
  - Я хочу вернуться в камеру, - сказала она, поймав взгляд следователя. - Я имею на это право после трёх часов допроса.
  Он глянул на часы. Выполнять её просьбы он, конечно, не торопился, и Наде некому было жаловаться. Но чем больше они на неё давили, тем меньше ей хотелось сдаваться.
  - Лучше бы вы начали с нами сотрудничать. Я бы посодействовал, чтобы вас отпустили под подписку.
  Надя слишком устала, чтобы злиться.
  - Я сотрудничала с вами, или вы не заметили? Я сама приехала на набережную, чтобы поймать фантом. А теперь вам что ещё нужно? Из этого застенка я точно никого не поймаю. - Она резко дёрнула головой, обозначая своё зажатое в угол положение.
  Руки мамы лежали неподвижно - таких идеальных рук не было ни у кого во всём мире. Если не считать торжественной бледности и вовсе не торжественной дрожи.
  - Нам нужна помощь другого рода, - выдавил следователь. Вымучил из себя по слову, как будто это его пытали, а он мужественно держался.
  - И какого рода? - Надя смотрела исподлобья. Свет резал глаза, а от жжёных апельсинов некуда было деваться.
  - Ваши преподаватели говорили, что у вас есть способность призывать сущности. Нам необходимо, чтобы вы привели фантом города в одно строго определённое место.
  Закрыв на мгновение глаза, Надя представила, что рассвет уже занимается над серыми водами реки. Над обрушенной набережной. Какая же долгая ночь.
  - Это невозможно. Вы же понимаете, что это невозможно, правда? - Она нервно рассмеялась. Мама царапнула длинными ногтями по столешнице. - Это как если бы в институте я решала квадратные уравнения, а вы бы пожелали: докажи теорему Ферма. Это невозможно и это опасно для жизни. Не только для моей.
  Мама смотрела на неё, не отрываясь. Морщинки залегли у уголков её идеальных губ, на переносице, и тонкая паутинка подёрнула виски. Но всё равно это была та самая Вера, которую преподавательница биологии так легко назвала первой красавицей класса. Та Вера, которая вместе со своими друзьями-идиотами вызывала первый фантом. Она-то конечно знала, чем всё может обернуться теперь, потому и дрожали её пальцы. А вот Надя не знала, потому ей было проще.
  - Не беспокойтесь, о своих жизнях мы как-нибудь позаботимся сами, - монотонно отозвался следователь.
  Надя бросила взгляд на часы - маленькие золотые часики на мамином запястье - стрелка неугомонно ползла к четырём.
  - Я имею право вернуться в камеру на следующие три часа. Протокол о защите прав подследственных. Знакомо?
  - Правильно ли я понял, что вы отказываетесь сотрудничать? - безо всяких эмоций осведомился следователь.
  Мама смотрела испуганно и зло. Даже не понять, чего больше в её взгляде: страха или злости.
  - Правильнее и не бывает. - Надя протянула руки конвойному - кулаки сжаты, беззащитна тыльная сторона запястий. Пусть бы скорее зазвенел металл наручников. Даже это лучше, чем прожигающая ненависть этих двоих.
  - Проводите её, - разрешил следователь после секундной заминки и кивнул Наде, как будто прощался с ней на вокзале. - Встретимся через три часа.
  
  В общей зале, которая амфитеатром спускалась к трибуне, было непривычно пусто. Сабрина сидела в первом ряду, забросив ноги на соседний стул, и юбка широкими складками стекала к полу, обнажая загорелые щиколотки.
  - Сегодня в восемь утра они позвонили в институт, - сказал Антонио, выключая телефон. Его шаги в пустых проходах между столами отдавались коротким эхом.
  Она была непривычно медлительна, и десяток секунд потратила на то, чтобы расправить подол как следует. Но её медлительность обманчива - это Антонио прекрасно знал.
  - И что это значит?
  Плетёные браслеты на её руках, собранные на затылке волосы, голые загорелые руки.
  Он встал, оперевшись кулаками на стол. Бессонная ночь пока что не давала о себе знать: в голове было светло и спокойно.
  - Ли сказал, у них там есть аспирантка. Она давно сотрудничает с поисковиками, и вот сейчас собрала вещи и уехала. За ней даже выслали машину.
  Сабрина опустила и подняла ресницы - "понятно".
  - Она занимается созданием каких-то знаков, я не вдавался. Главное, что с помощью этих знаков она может призывать сущностей.
  - Призывать? - медленно, как будто шла по тонкому льду, спросила Сабрина.
  - Призывать, притягивать, ловить, не знаю, не важно. Это военная тайна вообще-то, мне и так рассказали по большому секрету.
  - Нет, это важно. Очень важно!
  Она накручивала на палец прядь волос и размышляла вслух:
  - Получается, они хотят вызвать фантом. И удержать его. Сделать его своим. А что потом? Потом они её отпустят?
  Антонио смотрелся в лакированную столешницу как в зеркало и видел там себя двадцатисемилетнего - как во время пришествия первого фантома. Такого же до беспомощности деятельного и до самозабвения неверящего.
  - Отпустить человека, который всё знает об их секретном оружии? Самой-то не смешно?
  Он постоянно забывал, что Сабрина не понимает шуток.
  - Смешно? - сказала она, поднимая суженные от сдержанной ярости глаза. - Нет, мне не смешно. Сегодня ночью умерла Руслана - та, что была в классе вашей биологички. Знаете, как она умерла? Она танцевала по комнате - и рядом был её брат, в соседней комнате. Он думал, она сошла с ума. Помешалась после гибели единственного ребёнка. Она танцевала, танцевала, а потом открыла окно. Он не успел даже понять, что происходит.
  
  За три часа, проведённых то в размышлениях, то в рваных снах, Надя не успела толком ни поспать, ни прийти хоть к каким-нибудь выводам. Выяснилось, что в окно её камеры свет не пробивается - за ним постоянно висел серый сумрак. Видимо, уловка, чтобы ещё больше сбить её с толку.
  Но, она была уверена, следователь вызвал её ровно минута в минуту. Он тоже не спал и вряд ли придумал что-нибудь новое. Разве что вот - выложить свой последний козырь. Рядом с ним за противоположным от Нади краем стола сидела девушка - напуганная и дёрганая.
  - Познакомьтесь, это Владислава Григорьевна. Она расскажет вам, что вы должны будете делать, чтобы помочь нам.
  Владислава - как-её-там-Григорьевна - затравленно посмотрела на следователя. Она, кажется, хотела с ним сотрудничать ничуть не больше, чем Надя.
  - Не припомню, чтобы я давала согласие, - затянула старую песню она. Разговор, прерванный три часа назад, так продолжился заново, по кругу.
  - Достаточно с меня ваших кривляний. Я с вами вежливо беседовал, но теперь это уже вышло за всякие рамки. Вы понимаете, что пока вы тут строите из себя породистую кобылу на ярмарке, там, - он ткнул пальцем за грань видимого пространства, - люди погибают. За эту ночь умерла женщина. Руслана Васильева. Та самая девочка из класса, призвавшего фантом. Между прочим, жизнь вашей матери тоже под большой угрозой.
  Он выговаривал это так спокойно и внятно, что Надя невольно позавидовала. Она бы не смогла так - она брызгала бы эмоциями во все стороны. А пока говорил он, Надя ёжилась от холода.
  - Как умерла Руслана?
  Никакая это была не тайна. Даже напротив - ещё один козырь, который следователь вытащил из кармана и шмякнул на исцарапанный стол перед Надей: смотри, любуйся, радуйся, это ты во всём виновата.
  - Выпрыгнула из окна. Всего из класса остались живы три человека. Мы охраняем каждого из них, но понятия не имею, как долго ещё сможем удерживать фантом. И что, если он пойдёт убивать других людей?
  - Он не пойдёт, - сказала Надя просто потому, что если бы не сказала - у неё свело бы скулы. - Сейчас ему нужны только эти, потому что...
  Она захлопнула рот, так что клацнули зубы. Владислава вздрогнула у противоположного края стола. Надя поняла, что уже поддаётся на их игру, играет вместе с ними, и уже готова всё принять. Ах, как недолго она всё-таки выдержала.
  Следователь сделал вид, что ничего не заметил.
  - Мне кажется, для него это дело принципа. Ещё и потому, чтобы он мог... - Она снова играла их краплёной колодой, но испытывала почти физическую боль от невысказанных слов. Как же сложно молчать. Невыносимо. - Теперь ему нужны только они. Он должен стать ещё сильнее.
  Она замолчала, глотая остальные слова. В горле от них першило.
  Молчание вытянулось такой долгой минутой, что следователь с грохотом отодвинул стул и в несколько шагов приблизился к Наде. Он взял её за плечо и заставил подняться. Костистые пальцы больно впивались, и Наде приходилось смотреть ему в глаза.
  Он так же не спал - как она, и точно так же - не мог выбраться из заколдованного круга мыслей. Только у него была дорога к выходу, а у Нади - нет. Она-то знала, что дорога призрачна, а все двери давно захлопнулись.
  - Договаривайте, - сказал он. Сжал и разжал пальцы. Хотел ударить, но почему-то остановился. - Не вынуждайте меня.
  Она уже знала, что на этот раз скажет правду.
  - Фантом должен стать сильнее, чтобы победить того, первого. Или победить, или умереть. Два не могут ужиться в одном городе, и разойтись не могут, потому что оба рождены здесь. Скажите им. Скажите моей маме, что они сами во всём виноваты. Какого демона они его вызвали? Второй фантом сожрёт их, чтобы сделаться сильнее первого.
  Следователь отпустил её плечо, и Надя упала на стул, тяжело переводя дыхание.
  - Владислава Григорьевна, - сказал он презрительно холодным тоном. - Вы готовы? Мы можем начинать.
  
  Угрюмые голые стены без окон. Комната была размером с баскетбольную площадку, и выстелена чем-то бело-чёрным. Надя не сразу поняла, что перед ней - огромный лист пенопласта, утыканный булавками. Они стояли так плотно друг к другу, что превращались в огромный игрушечный лабиринт, в переплетение сумасбродных узоров.
  - Что это? - Руки всё ещё были скованы за спиной, и снимать наручники, похоже, никто не собирался, потому Надя ограничилась быстрым кивком.
  - Результат двухлетней работы Владиславы Григорьевны, - с чуть заметной гордостью произнёс следователь, запирая дверь изнутри.
  Тут - у порога была площадка два на три шага, Влада опустилась на корточки, провела рукой над ровными строями булавок. В воздухе щёлкнуло, как будто вырвался электрический разряд.
  - Влада, - начала Надя и замолчала.
  Та впервые за всё их знакомство заговорила - её голос был сродни шёпоту трав под летним ветром. Наде приходилось напрягать слух, чтобы разбирать слова.
  - Это лабиринт, в который можно поймать фантом города. Раньше я создавала только небольшие для мелких сущностей. А этот у меня не было возможности протестировать. Наверное, будем разбираться по ходу. Идите в центр. - Она не поднялась с корточек, и растопыренные пальцы застыли над ровным строем булавок.
  Следователь достал ключ от наручников.
  Надя стащила кроссовки, не расшнуровывая, и босиком ступила на пенопласт. Дорожка между булавочных сооружений была узкой, так что едва помещалась ступня. Коридоры переплетались и выводили её вовсе не в центр, Надя пробовала перешагивать через несколько булавочных строёв сразу, но чёрный металл впивался в кожу, и никак не выходило поставить ногу поудачнее. Идти пришлось, как лабораторной мыши, выбирая дорогу самостоятельно. Только иногда Влада догадывалась подсказать:
  - Налево. Нет, третья развилка. Ещё раз налево.
  Надя обернулась, когда оказалась в центре: фигуры следователя и Влады отсюда казались почти нереальными.
  - Приступайте, - разрешил следователь.
  В центре лабиринта негде было даже присесть. Она стояла, по-солдатски сдвинув ноги вместе, и пыталась держать равновесие. Голова шла кругом, и как вызывать сущность в таком положении, Надя понятия не имела. Она и в более удобных позах не всегда могла призвать.
  "Точно ведь ничего не получится", - подумала Надя и всё-таки закрыла глаза.
  Мир вокруг, судя по ощущениям, тут же завертелся бело-чёрным хороводом.
  
  Солёным капнуло на губы. Надя, безразличная ко всему на свете, стояла на коленях, одной ладонью упираясь в пол. Попавшие под её давление булавки гнулись или втыкались глубже в пенопласт.
  Не открывая глаз, она вытерла кровь. Бессмысленно - из носа опять потекло. Влада что-то говорила, не замолкая. Что - Надя уже не слышала за постоянным гулом в ушах. То, что она ощущала, было настолько огромным, что протолкнуть его в угольное ушко собственного сознания просто не представлялось возможным. И вернуться назад она тоже не могла. Притянутая сущность намертво вцепилась невидимыми пальцами, обхватила сзади, присосалась, теперь не отцепишь.
  Влада говорила - и уже почти кричала, - а в общую какофонию звуков вклинился голос следователя.
  - Прекратите.
  Она не поняла смысла сказанного.
  - Прекратите!
  Кое-как Надя открыла глаза. Пенопласт перед ней был весь заляпан кровью - светло-алой, нестрашной, но всё-таки кровью. То, что стояло у неё за спиной, коснулось плеч и снова потянуло к себе.
  - В лабиринте ошибка, - вдруг очень чётко произнесла Влада, как будто стояла в шаге, не дальше. - Он не проходит. Не получится! Уходи!
  Надю тряхнуло. Она ощутила, как хватка не-жизни начала ослабевать. Защиты конторы поисковиков работали на славу - сущность отступала. Гудение в ушах сделалось на полтона тише. Она смогла поднять голову. Фигурки у двери теперь ещё и расплывались.
  - Выходите, - сказал следователь.
  "Выходите", - передразнила его Надя, правда, мысленно. У неё не хватило бы сил говорить вслух. - "Это он дельно придумал".
  Булавочные коридоры двоились и троились. Она едва дошла сюда, а теперь предстояло продраться назад. Ладонь была вся в мелких уколах, о коленях не хотелось даже думать.
  - Выходите, за вами туда никто не полезет.
  - Я исправлю ошибку в лабиринте. Мне нужно от силы два часа, только все булавки остались дома, - говорила Влада, как будто оправдывалась в невыученном уроке.
  Следователь ни слова не произнёс, но смотрел безрадостно. Наде было всё равно: ни думать о том, что будет дальше, ни попытаться вникнуть в происходящее. Она еле добралась до казённой кровати и упала, сразу же проваливаясь в беспамятство.
  
  Она знала только, что Влада не вернулась. Знала из разговора следователя с одним из конвойных. Впрочем, знание этого витало в воздухе, как предчувствие грозы, влажное душное ощущение.
  С Нади сняли наручники уже в коридоре, и дальше повели почти свободной. Мысленно она всё ещё плавала в оборванном куске сна и не особенно воспринимала реальность, потому и не удивлялась.
  - Никакого понятия о законности, - резко высказывал следователь. - Нелегальное применение паранормальных способностей, видите ли. Говорят, это должно быть согласовано с Центром. Где согласие? Нет согласия. Девчонку держат в застенке. Равноценный обмен, говорят. Без Влады мы ничего не сделаем.
  Дневной свет после приглушенных белых ламп заставил Надю зажмуриться. Свет лился в огромные квадратные окна. В холле рядом с КПП её ждала Сабрина. Непривычно - она была в форме, вот только без оружия. Наверное, заставили сдать.
  Надя не сразу увидела Антонио, он стоял в стороне. Щёлкнули магнитные замки - терминал на входе выпустил их. Пока Антонио говорил со следователем, подмахивая какие-то бумаги, Сабрина оглядела Надю с ног до головы. Ей не понравилась футболка, залитая кровью, определённо, не понравилась.
  - Что они с тобой делали?
  - Дверной косяк подкрался и коварно ударил в спину, - мрачно пошутила Надя и поторопилась исправиться: - Ничего страшного. Вызывала сущность, кровь - носом, как обычно.
  - Вызывала сущность? - вскрикнула она, так что охранник на КПП и Антонио обернулись на них.
  - Всё в порядке.
  Сабрина взяла её за локоть и вывела на каменное крыльцо. Следом вышел Антонио. Весь горизонт от края до края занимала серая набережная и серая река, подсвеченная яростным летним солнцем.
  
  ***
  
  Вета стояла у раскрытого окна, когда они приехали. Дверь была открыта, квартира остыла за ночь, и рано утром, когда Антонио повернул дверную ручку, уже была холодной и неприветливой. Никаких полотен солнечного света на деревянном полу.
  Когда хлопнула дверь, Вета обернулась на секунду - глянуть, кто пришёл, и тут же снова припала к окну. Антонио сразу убрался на кухню, а Надя вошла в комнату и села на край дивана. Меньше всего Надя ожидала, что Вета с ней заговорит.
  Пять утра - показывали настенные часы.
  - Что-то происходит, - вечно холодный голос преподавательницы теперь пророс тревогой. - Что-то случилось. Он никогда не уходил так надолго.
  Антонио вернулся с кухни со стаканом воды, вложил его Вете в податливую ладонь. Она скользнула по нему невидящим взглядом и опять уставилась в окно.
  - Он ведь всегда приходил под вечер, ночевал тут, а утром уходил, но ненадолго, - дрожа, проговорила она.
  Антонио попробовал увести её от окна, но Вета с силой вывернулась из-под его рук.
  Очень редко Наде приходилось сообщать родственникам о смерти. Она же не врач, а следователь. Она не привыкла приносить плохие новости. Теперь же ей приходилось делать это, потому что никто другой не мог.
  - Я не знаю, что с ним, никто не знает. Но второй фантом похоже, теперь достаточно сильный, чтобы сражаться. И дело в том, что из них останется только один. Оба не могут жить здесь, как два тигра на одной территории. Вполне возможно, что они уже встретились.
  Вета ей не ответила. Надя ожидала чего угодно - криков, слёз, отрицания - вот только глухого молчания она ожидать не могла. Касаясь подоконника кончиками пальцев, Вета поднималась на цыпочки и смотрела вдаль, как будто на горизонте, загромождённом высотками, могла рассмотреть плывущий к ней корабль.
  Надя поймала ничего не выражающий взгляд Антонио, пожала плечами. Мол, что я могу с этим поделать. В доме было так холодно, как не может быть холодно просто из-за распахнутых в раннее утро окон. Стакан остался стоять на подоконнике, и вода призрачно колыхалась.
  Надя покачала головой - Антонио развернулся и вышел, неровно ступая по деревянному полу. Когда дверь за ним хлопнула, Вета снова обернулась.
  - Зачем они вызвали того, второго? Они хотели уничтожить меня?
  - Никто не хотел вас уничтожить. Они совершили ошибку, и только.
  - Вам так сказала Вера, да?
  Надя не выдержала - усмехнулась. Слишком больная тема, чтобы обсуждать её вдобавок ко всем остальным проблемам.
  - Вера ничего мне не сказала. Вы сами знаете, наверное, что из мамы слова клещами не вытянешь, не то что исповедь.
  Вета её снова не слушала - вглядывалась в тени от деревьев на серых тротуарах.
  - Нет, - сказала она, теребя кулон на кожаном шнурке. - Они собирались меня уничтожить. Они меня так и не простили за те времена. Зачем, по-вашему, взрослым людям собираться на заброшенном складе и вызывать фантом города? Вам часто приходит в голову мысль - пойти и вызвать парочку фантомов?
  На этой у Нади не было объяснений. Тем более она не была уверена, кто вызвал Скрипача, весь бывший восьмой "А", или только Арт, или был ещё один вариант.
  - Сейчас не важно, зачем они это сделали, - сказала она, просто чтобы перебить её страшный монолог. - Прошлое мы уже не отменим. Теперь нужно думать, как предотвратить катастрофу.
  Не оборачиваясь, Вета подвинула к окну стул и села. Руки она вытянула через весь подоконник, так чтобы касаться кончиками пальцев уличного ветра.
  - И что мы можем сделать?
  - Не знаю, - честно призналась Надя после минутных раздумий. - В битву сущностей людям нельзя вмешиваться. Я думаю, всё, что в моих силах - попытаться защитить вас. Только вас, понимаете?
  
  Город вернулся под вечер, вместе с холодным речным ветром. Вета сидела у окна, ткнувшись подбородком в изгиб локтя. Клёны за окном шарили ветками в небе. Она ощутила лёгкое прикосновение к плечу, и на подоконник спикировал тронутый желтизной кленовый лист. Откуда ему взяться в середине лета?
  Сердце зашлось в приступе отчаянной радости, а потом пропустило удар: что-то было не так. Город ткнулся ей в плечо и тут же замер у ног комочком ветра. Его прикосновения были ледяными и короткими, как никогда раньше.
  Полумрак в комнате шевельнулся: это Надя привстала с дивана, где сидела, притянув колени к груди. До того она вела себя так тихо, как будто спала.
  - Что с ним?
  Она тоже это ощутила - натянутую поперёк комнаты нить тревоги. Вета поднялась и торопливо закрыла окно, как будто этим могла бы защититься и защитить его. Свет уличного фонаря выбелил пол под её ногами: там растекалось эфемерное тёмное пятно. Секунда - и пятна не было, можно подумать - показалось. Но она знала: всё, что кажется, существует на самом деле.
  Надя тоже это видела, потому опустилась на корточки рядом. Ветер тяжело ударил в окно, замельтешили тени листьев, и фонарный свет брызнул во все стороны. Стекло опять дрогнуло.
  - Задёрните шторы, - прошипела Надя, не поднимаясь с пола. - Задёрните, он потеряет нас из виду и уйдёт. Иногда это срабатывает.
  Вета рванула тяжёлые шторы на одном окне, бросилась ко второму. Ветер всё ещё грохотал о стёкла, скулил и царапался. Они просидели в полном безмолвии на холодном полу час или два - время уже потеряло смысл. Удары и вой становились всё тише, пока не изошли на нет.
  Надя судорожно перевела дыхание.
  - У него, видимо, ещё недостаточно сил. Нам повезло.
  Она поднялась и прошлёпала на кухню, оттуда послышался шум воды. Надя вернулась с намокшей чёлкой и влажными руками, на ощупь попыталась найти в прихожей свою сумку. Ругнулась и включила свет.
  Город всё ещё неподвижно лежал на полу. Вета сидела рядом, откинувшись на стену, и осторожно касалась его, как будто укрывала ладонью новорожденного щенка. Она наблюдала, как в молчании Надя бродит по комнате, подновляя символы на стенах. В тех местах, где её чёрный карандаш касался обоев, съёживались голубенькие цветочки и воздух подёргивался дымкой.
  Потом в ход пошёл красный песок, от которого пахло подземельем. Вета не стала уточнять, что это. Надя рассыпала его тонкими полосками по подоконникам и у порогов, а остатки завернула в бумажный пакет и спрятала в сумку.
  - Мне нужно уйти домой, хотя бы на ночь, - сказала она, замерев посреди комнаты. - Подновить запасы и подумать, что ещё можно сделать. Но вы не бойтесь, я позвоню Антонио, чтобы он приехал, ладно?
  Вета усмехнулась, глядя в пол. Антон, старый лис, он ведь специально прислал её днём, чтобы сменить на ночь. Неужели он до сих пор не понял, что ничего не выйдет. Рука Веты дрогнула, и комок ветра болезненно сжался, ощутив её тревогу.
  - Понимаю. Конечно, идите.
  Надя постояла под лампой ещё. Может, ей хотелось оправдаться в своём отступлении. Напрасно - Вета и так видела, что она делала всё, что могла. И чертила на обоях символы чёрным карандашом - наверное, только они и спасли оконные стёкла от вторжения фантома. И рассказала всю правду о том, что Городу ничем нельзя помочь. Правда дорогого стоила. Антон никогда бы не сознался, он бы юлил и умалчивал.
  Надя ещё покопалась в сумке и бросила Вете связку брелоков на большом кольце: пластиковая летучая мышь, деревянный шахматный конь, крошечный стилизованный кинжал.
  - Держите пока, вам нужнее. Это будет защищать вас, пока я жива. Вернёте, когда сможете.
  Хлопнула входная дверь. Вета крутила в пальцах связку потёртых брелоков. Хуже всех выглядела летучая мышь: одна пластиковая лапа отвалилась совсем, клыки погнулись и пожелтели.
  
  ***
  
  Ровно в полночь в комнату вошла Сабрина. Надя подняла голову от собственных исписанных тетрадок. Чернильные крючки расплылись перед глазами. К сожалению, в институте им не рассказывали, как бороться с фантомом города.
  - А тебе чего не спится?
  Сабрина по-турецки села на кровать, медленная, как кошка, и такая же гибкая. Сидеть вот так и наблюдать за Надей она могла бы сколько угодно. До утра, если потребуется.
  - Антонио сказал присмотреть за тобой.
  Надя озадаченно почесала за ухом остриём карандаша.
  - А за мной-то зачем?
  - Как это, зачем? Ты ведь дочка Веры, а Вера вызвала фантом. Судя по тому, что говорят о её одноклассниках, их дети погибают. Антонио сказал, так фантом добирается до родителей - убивает детей, чтобы родители стали уязвимее. Поэтому ты в опасности.
  Надя хмыкнула. В окно к ним заглядывала обкусанная облаками луна, жёлтая, как фонари на набережной. Надя ощутила голыми плечами ночной ветер, покосилась на плед, но вставать и идти за ним было лень.
  - Не беспокойся, я не собираюсь прыгать из окна. Да тут всего-то второй этаж.
  Сабрина не шевельнулась и, кажется, даже не моргнула.
  - Ладно, сиди, я не против. Что на самом деле плохо, так это то, что у меня нет ни одной идеи, как хотя бы смягчить нападение второго фантома. Я уже не говорю, чтобы уничтожить его. Наверное, после неудачи поисковиков это невозможно. У нас ещё не таких методов. Я только могу предполагать - он почему-то полюбил высоту и крыши. Не зря же последние убитые - прыгали из окон. Может быть, и нет. Может быть, мне только кажется.
  Она с таким же успехом могла бы разговаривать сама с собой. Надя поднялась и закрыла окно. Отчего-то подползающая к самому подоконнику ночь вызывала теперь в ней острую тревогу. Впрочем, с чего бы, интересно? Дом она защитила куда лучше, чем квартиру Веты.
  Эту защиту Надя строила годами. Эфемерная безопасность большого города не могла её обмануть. Когда-то давно Надя на собственной коже ощутила всю хрупкость окружающего мира. Она знала, кто такие эти сущности, многих она знала даже лично.
  Теперь: кирпичная крошка под порогами, символы на окнах она рисовала прозрачным маркером каждую вторую пятницу месяца. Над входной дверью висела безобидная, на первый взгляд, безделушка: вышитая крестом собака. Конечно, были и тряпичные куклы: всего четыре, по четырём углам дома. И самое главное: никто не сможет войти, если хозяин дома действительно воспротивится этому. Надя знала, что это значит: воспротивиться по-настоящему. Но для этого она не должна была спать, потому что спящий не может сопротивляться.
  Возвращаться к тетрадкам не хотелось. От яркого света резало глаза - Надя приглушила настольную лампу и легла на край кровати.
  - Всего пять минут, и я вернусь к работе.
  - Ну да, - вздохнула Сабрина. То ли сарказм, то ли сожаление. Она провела рукой по Надиным волосам. - Бедная ты моя.
  В ночном небе по одному гасли отражения фонарей.
  Надя заснула и очень скоро ощутила, как её накрывают пледом. В бледном свете лампы она открывала глаза: присутствие рядом Сабрины явственно ощущалось, она и правда лежала рядом, глядя на Надю. Было же сказано - присмотреть.
  
  В шесть утра улицы были пусты, в открытые окна пели птицы.
  - Куклы были разорваны, - делано спокойно произнесла Сабрина. - Символы стёрлись.
  - Значит, ты спала, когда она ушла? - повторил Антон.
  - Я не спала, - в третий раз повторила Сабрина, спокойно и даже холодно, но не верить ей он почему-то не решился. - Я клянусь, что я ни секунды не спала. У меня был приказ охранять её.
  - Тогда как Надя ушла?
  Между ними повисла тишина. Вета, сидящая на полу под окном, опустила лицо в раскрытые ладони. Бессонная ночь туманом стояла в голове. Вете то хотелось рассмеяться из-за какой-нибудь совершеннейшей глупости, то - зарыдать, обхватив руками спящий тут же Город.
  Антон взял со стола мобильный, слепо потыкался в кнопки. Сабрина стояла напротив него, в дверном проёме, сжимая и разжимая кулаки.
  - Она не отвечает.
  - Я... нет. - Он выбрал, наконец, какой-то номер, нажал на вызов и отвернулся к стене, как будто боялся, что Сабрина прочитает на его лице что-нибудь эдакое. - Дежурный?
  Они молча ждали, когда Антон закончит выслушивать отчёт пол мучительной минуты, или даже целую минуту. Потом он хлопнул крышкой мобильного и сунул его в задний карман джинсов.
  - Плохая новость. Примерно в час ночи умерла ещё одна девочка из класса. - Он быстро глянул на Вету, но ей было всё равно, ничто уже не заставляло сердце зайтись. - Анна. Её охраняли поисковики, но, кажется, не очень-то качественно охраняли.
  - Как она погибла? - перебила его тяжёлым вздохом Сабрина.
  - Бросилась с крыши. Причём уехала от своего дома в противоположный конец города. Как будто специально, чтобы не остановили. Как будто специально, нашла здание повыше.
  Сабрина закрыла глаза, открыла. В её лице ничего не поменялось. Вереница цветастых браслетов перепуталась на запястьях. Город встрепенулся под рукой Веты. Она успокаивающе коснулась его.
  - Он не убьёт Надю, - сказал, наконец, Антон и под испытывающим взглядом Сабрины добавил: - Пока что она - единственная, кому более или менее удалось выйти с ним на связь. Скорее всего, он воспользуется ею, чтобы установить контакт с нами.
  - Ты так уверен, - протянула она. Взгляд был тяжёлым, смертельно тяжёлым, неясно, как вообще Антон выдерживал его. - Или есть хоть один шанс из ста, что в следующий раз дежурный доложит тебе об ещё одном самоубийстве? С чего ему вообще о чём-то разговаривать с нами? До сих пор он даже не пытался.
  - Потому что, судя по всему, ему нужна Вета, а не Надя.
  Город снова дёрнулся под рукой Веты. Её пальцы напряглись, а внутри сжался холодный ком. Она его не опустит. Защиты чёрных символов, нарисованных на обоях, призрачны и эфемерны, но пока что они работали, и Вета не выйдет отсюда, зная, что Город за пределами квартиры может пострадать.
  - Успокойся. - Антон так и стоял напротив Сабрины, зажав телефон в руке. - Мы всё равно не узнаем, где она.
  - Я предполагаю, где она. - Сабрина стрельнула глазами в сторону Веты. - Надя говорила, что Скрипача почему-то потянуло к высоким крышам.
  Больше она ничего не сказала, хотя взгляд стал ещё смертоубийственнее. Антон сделал вид, что не прочитал откровенной угрозы.
  - С чего она это взяла?
  Вете жутко было от того, какой неподвижной стала Сабрина. Она говорила, но, кажется, почти не шевелила губами. Лицо закаменело в выражении холодной отстранённости.
  Антон отвёл глаза.
  - Ну хорошо. Дежурный сообщил, что в бизнесцентре "Консул" сегодня рано утром разыгралась аномалия. А это, по-моему, самое высокое здание в городе.
  Город под пальцами Веты взвился, обжигая её ладонь холодным дыханием. Она до скрипа сжала зубы.
  "Ты останешься здесь".
  Антон щёлкнул крышкой телефона. Решился:
  - Ну хорошо, поехали. - Он повернулся к Вете. - Ты оставайся в квартире, так безопаснее.
  Она собиралась сказать ему, что с радостью так и сделает, но Город уже просыпался. Холод под её рукой сделался невыносимым. Он поднялся вверх и впервые - по собственному желанию - стал видимым для всех. Высокий человекоподобный силуэт - ростом под самый потолок, - он казался сшитым из мешковины и старых лоскутков, сотканным из слишком густого тумана и дыма. Вместо лица была смятая материя, вместо рук и ног - полые отростки реальности.
  - Я поеду с вами, - обречённо сказала Вета. - Мы поедем.
  
  Автоматические двери бизнес-центра застряли в неопределённом положении. Антон протиснулся между не до конца съехавшимися створками и предъявил выскочившему охраннику удостоверение.
  - Центр, открывайте.
  - Наконец-то вы приехали! Всё утро звоню в дежурную часть, а мне говорят, что все оперативники сейчас заняты. У нас тут такое творится, что бежать хочется.
  Сабрина без усилий прошла мимо заклинивших створок следом за Антоном. Вета ещё постояла на открытом воздухе, воображая, что видит чистое небо в последний раз, и Город потянул её внутрь.
  В просторном холле было пусто и тревожно. Лысеющий охранник, крест-накрест перечёркнутый оружейными ремнями, махнул рукой в сторону пропускных терминалов.
  - Это началось примерно в четыре утра. Электричество выключили, я звонил на подстанцию - там ничего понять не могут. Вместо воды из кранов хлещет какая-то чёрная дрянь. Запах болота. И ещё это... слышите? Слышите, да?
  По пустым коридорам разнёсся жуткий скрежет металла об металл, долгий, переходящий с одной ноты на другую, жуткий и говорящий. Вета вздрогнула.
  - Скрипач, - чётко выговорила Сабрина, развернулась и ушла в сторону шахты лифта.
  - Не работает, - крикнул ей вслед охранник.
  - Ключи от выхода на крышу, - потребовал Антон.
  - У старшего по смене.
  На сороковой этаж они пришли, уже запыхавшись: Антон и старший по смене, бряцающий связкой магнитных ключей. Сабрина уже ждала их там, у металлической двери, намертво впаянной в проём. Вета с охранником отстали на три этажа.
  Начальник охраны бессмысленно подёргал за ручку, попробовал зачем-то все ключи - один за другим. Дверь стояла намертво. Он развёл руками. Город рванулся туда, но Вета отчаянным усилием удержала его.
  - Чёрт знает, что такое, - пробормотал охранник у неё над ухом.
  Начальник смены глянул в их сторону и, кажется, заметил Город, потому что лицо его стало озадаченным, потом - побледнело почти до синевы.
  И тут захрипела система внутренней связи - одновременно и громко, на всех этажах. Хрип смешался с металлическими ударами и почти живым знакомым голосом сказал:
  - Мне нужна хозяйка города. Я буду говорить с ней.
  Ветер ударил в огромные окна, и на секунду Вете почудилось, что здание с бешеной скоростью несётся вниз и вот-вот рухнет поперёк трассы.
  - Где здесь пульт управления громкой связью? - обернулся к ним Антон. До сих пор он внимательно изучал дверь.
  Пульт управления нашёлся на шестнадцатом этаже. Антон включил микрофон, потрогал его пальцем и только потом пропустил к нему Вету.
  - Я здесь, - сказала она чужим голосом, разнёсшимся по всему зданию. Город стоял у неё за плечом, непривычно материальный, сгусток утреннего тумана с росчерками пасмурного неба.
  - Ты поднимешься ко мне, - произнёс Скрипач голосом Нади. - Но сначала брось амулеты в окно.
  На всех этажах разом захрипело, и через пелену потустороннего шума прорвался её настоящий голос:
  - Не надо, не отдавай амулеты.
  Отражения Сабрины и Антона в тёмном стекле переглянулись. Вета достала из кармана платья связку брелоков, умилительно бесполезных на вид. Единственное окно в комнате со щелчком открылось, и утро захотело пробраться вовнутрь, но наткнулось, как будто на стену.
  Вета бросила связку вниз и не дождалась звука от удара об асфальт. Может быть, туман внизу просто проглотил её последнюю защиту. Проглотил и тут же начал переваривать.
  Антон взял её за локоть, Вета походя дёрнулась и легко увернулась от следующего прикосновения.
  - Я всё сделала.
  - Поднимайся, - произнесла Надя, наполнив всё здание эхом от своего голоса. Последняя нота дрогнула и неуловимо изменилась: - Уходите отсюда. Уходите.
  Вета повернулась к двери - Антон преградил ей дорогу.
  - Пусть он идёт. А ты останься. Это их проблема, а не твоя.
  Она выдохнула, потому что мгновение не знала, что ему ответить.
  - Антон. Ты ничего не понимаешь. И двадцать пять лет назад ничего не понимал. Знаешь, почему я выбрала его, а не тебя? Потому что ты умеешь любить только самого себя. А он любит меня. И я люблю его. Я его не оставлю.
  Он выпустил её руку и сам отошёл в сторону.
  - Прости меня.
  Она ничего не ответила. Под четырьмя внимательными взглядами Вета зашагала по лестнице вверх, а Антон - прочь по коридору. Никто не стал их останавливать. Город шёл не сзади - теперь он шёл вровень с Ветой, и даже опережал её на полшага.
  
  - Выпусти меня, они уже поднимаются. Выпусти! Ты что, не слышишь? Даже я слышу их шаги.
  Надя, прижатая к вентиляционной шахте так, что перехватывало дыхание, наконец-то ощутила свободу. Она шагнула вперёд и едва устояла на ногах. Пока ощупывала расцарапанное горло, дверь, ведущая на крышу, открылась.
  Она разглядела знакомую фигуру учительницы, а за ней - сутулившегося призрака города. Мелкий гравий и песок, нанесённые на крышу ветром, стекались со всех её уголков, чтобы вырастить его фигуру до исполинских размеров.
  Тот, кто стоял за спиной Нади, толкнул её вперёд. Прикосновение было ледяным, но она и без того продрогла до костей, так что даже сопротивляться сил не было.
  Вета приблизилась на расстояние вытянутой руки, окинула взглядом Надю, потом - того, кто стоял у неё за спиной.
  - Он хочет, чтобы ты пошла с ним, - сказала Надя. Голос захрипел, зашёлся, как испорченное радио. Она ненавидела потусторонние звуки, которые вырывались из её горла, и сдерживать их не могла. Ногти сами собой впились в шею, как будто это могло помочь. - Он говорит, что иначе всё здесь сровняет с землёй. И я...
  Голос изошёл на такие ноты, что она не выдержала и закашлялась.
  - Ясно. - Вета не смотрела на неё - она смотрела выше и чуть правее, и едва улыбалась, как будто происходящее было розыгрышем, который она уже разгадала. - Не надо больше разрушений. Этот мир так хорош без таких, как мы. Я пойду с тобой.
  Надя уставилась на неё, судорожно пытаясь выдавить из себя хоть звук. Но без приказа Скрипача ничего не выходило - горло ныло от боли.
  - Только выполни одну мою просьбу, - сказала Вета. Дыханием Скрипача её волосы развевало, как морским ветром - красиво, как на картинке. - Я пойду с тобой, а ты никогда больше не выйдешь на улицы этого города, потому что ты здесь не хозяин.
  Силуэт Пугала приблизился к Вете со спины. Так близко Надя видела его впервые. Она хватала ртом воздух - она ненавидела высоту и зажмуривалась каждый раз, подбираясь слишком близко к краю крыши. Внутри всё обрывалось. А теперь она стояла в шаге от края и вдобавок - между двумя самыми жуткими сущностями города.
  Просидев здесь полночи до самого рассвета, Надя храбрилась и убеждала себя, что Пугало как-нибудь разберётся со Скрипачом. В конце концов, он ведь - некогда секретное сверхоружие, дух города, хозяин ночных улиц.
  Так не бывает, чтобы тьма побеждала свет.
  Теперь она вовсе не была в этом уверена. Глядя на то, как приближается дух города, она жалела, что не плюнула на приказ Антонио. Несколько дней назад она могла бы собрать чемодан, отключить мобильный и сесть на поезд. А вместо этого маячит на крыше.
  Она-то кто? Мелкое недоразумение, не-мёртвая девочка, которая по ошибке обрела способность понимать их голоса. Во рту вместе с чужими словами стоял привкус крови, сколько бы раз она его ни сглатывала.
  Вета резко обернулась к Пугалу и подняла руку знаком запрета.
  - Отойди.
  Он так рявкнул ей в ответ, что провода, оплетающие крышу, напряглись и загудели. С лица Веты стёрлись все краски, и длинная юбка облепила её ноги. Надю вжало в вентиляционную шахту, и если бы она могла закрыть глаза, она бы закрыла.
  Сущность, слепленная из песка и сухих листьев, в два огромных шага пересекла крышу и ударила. Волна воздуха прокатилась от одного края к другому, пригибая антенны, как травинки. Скрипач отступил к самому ограждению. Его фигура, и без того аморфная, расползлась туманом.
  Надя закрылась рукой от летящего в лицо песка, другой - вцепилась в металлический крюк. Ей показалось, что крыша накреняется, гравий ползёт и сыплется вниз. С такой высоты было не слышно, как камешки ударяются об асфальт.
  Пугало ударил снова - раскалившийся воздух обжёг Наде лицо. Послышался страшный вой. Преодолевая сопротивление ветра, она обернулась: аморфные тела сущностей перемешались в вихрь. Вот чёрное, слепленное из проводов тело Скрипача выгнулось и попыталось вырваться. Вихрь снова втянул его и швырнул в основание громоотвода.
  Во все стороны полетели песок и осколки кирпича. Один рассёк Наде кожу на щеке. Пальцы, судорожно сжатые на железке, онемели.
  В мешанине из песка и пепла она разглядела спасение - чердачную дверь. Металлическая створка хлопнула и повисла наискось. Надя вслепую потянулась к углу шахты - если схватиться за кирпичный выступ, она продвинется на шаг к двери. Потом можно будет держаться за основание антенны.
  Крыша покачнулась под её ногами. Надя открыла глаза, и мир резко накренился вправо. Она оказалась подвешенной на покатой поверхности крыши между тонкими отростками антенн и далёким асфальтом. Ноги заскользили по рубероиду.
  Вместо неба был ветер, густо наполненный песком. Вихрь распался на две части, и Скрипач страшно завыл. Провода, словно корни, впились в крышу. Он потянулся вверх, выдирая из верхних этажей новые и новые кабели, и хлестнул ими, рассекая ветер на сотни кусочков. Захрустело разбитое стекло.
  Пугало покачнулся и осел на крышу. Вместе с новым ударом в лицо Наде полетели клочки птичьих перьев. Раскалённый воздух обжигал горло. Она шевельнулась, пытаясь ухватиться за антенну, но пальцы соскользнули.
  Надя полетела в пустоте, по накренившейся крыше. Камни больно обдирали кожу на голых руках. Она всхлипнула от страха и очнулась, прижатая животом к столбику ограждения. Пустынная улица закачалась перед глазами - Надя вдруг отчётливо увидела каждую вмятину на асфальте, хотя висела на высоте сорока этажей над землёй. Внизу было прозрачное застывшее утро.
  Она приказала себе забыть про страх и попробовала найти опору для ног, и развернулась. В глаза швырнули пригоршню песка. Надя не сразу поняла, отчего сделалось так темно. Стая чёрных птиц заполнила небо от края до края. Они висели в воздухе: вороны, галки, грачи и речные чайки - готовые броситься вниз.
  Она замерла. Птицы хлынули вниз чёрно-белым водопадом. Крылья касались её вскользь, когти оставляли полосы на плечах. От прогорклого запаха мёртвой плоти перехватило дыхание.
  Птицы её не тронули, они потоком хлынули на Скрипача и в секунду облепили его всего. Надя видела, как обмякли и помертвели провода-корни. Он покачнулся, и здание вздрогнуло вместе с ним. Под его тяжестью крыша накренилась в другую сторону.
  Зашуршал оползающий гравий. Скрипач рванулся вперёд. Его фигура теперь нисколько не напоминала человеческую - просто сгусток темноты и щупальца проводов, пронизавшие небо насквозь. Затрещали электрические разряды, яркие, как молнии, и на крышу посыпались мёртвые обугленные птицы.
  Надя схватилась за металлический крюк и отчаянным усилием подтянулась к нему. Мышцы заныли от напряжения. В пыльном мареве она больше не видела спасительную дверь, только слышала скрип, потому что утихло гудение ветра.
  Выжившие птицы осели на антеннах, как гроздья чёрных ягод. Пользуясь минутной передышкой, Надя отцепилась от крюка и выбралась на стену вентиляционной шахты. С накренившегося здания была видна пустынная трасса и туманное марево, отгораживающее крышу от привычного мира.
  Она видела, как в туманное марево, как в морскую глубину, летит безвольный, как тряпичная кукла, получеловеческий силуэт. Надя стояла на стене шахты, как на выступе скалы. Распахнутая дверь оказалась сверху - теперь добраться до неё мог разве что опытный альпинист.
  А потом она услышала шаги. По накренившейся крыше Вета шла, как по ровной дороге. Надя выбралась на край шахты - кирпичная кладка больно впилась в пальцы - и оттуда увидела как вздрагивают чёрные щупальца проводов.
  Она вжалась в стену, готовая отбиваться, но провода проползли мимо. Они подобрались к ногам Веты и нежно коснулись её. Она протянула Скрипачу ладонь - переплетение проводов скользнуло выше и оплелось вокруг её запястья.
  Скрипач заскулил тихо, как больное животное, потянулся вперёд и обхватил её всю разом. Провода переплелись друг с другом. Надя наблюдала вместе с птицами, их бессмысленные взгляды не упустили ни одного движения, но побеждённый Пугало был сброшен с крыши и теперь уже не мог помешать Скрипачу.
  В мёртвой тишине подул ветер.
  
  Чахоточно-бледный рассвет, занявшийся над соседними высотками, так и не расцвёл в полную силу. Сабрина сидела на подоконнике распахнутого окна, покачивала ногой и смотрела вниз. Ватное одеяло тумана только сильнее сгустилось.
  Было тихо. Тихо, как бывает в шесть утра в городе, и даже ещё тише.
  - За что ты просил прощения?
  Охранник, забившийся в угол, поднял голову, но быстро уловил, что Сабрина обращается не к нему. Она говорила с Антонио - а тот стоял у стены, ткнувшись в неё лбом, и даже не шевелился.
  - Так за что? - повторила Сабрина, выждав положенное количество секунд.
  Он наконец обернулся. Буркнул:
  - Не свались.
  Вернулся измотанный начальник смены. От него пахло чёрной водой и болотом, а лицо влажно блестело. Умыться он что ли пытался из-под неработающего крана.
  - Там дверь открылась. Я не стал заходить.
  Сабрина мгновенно слетела с подоконника. Она первой оказалась на лестнице, первой - у двери, в которую теперь влетал тонкий хвостик сквозняка. Крыша здания точно грибами поросла шахтами вентиляции и усиками антенн. Влажное покрытие было цвета предрассветного неба. Или, может, небо было цвета покрытия.
  Надя нашлась у одной из шахт - сидела там, привалившись спиной к влажной стене, тяжело дышала и цеплялась за железный крюк, торчащий из кирпичной кладки.
  - Как ты?
  Хватаясь за горло, Надя глянула на неё. Выдавила из себя улыбку.
  - Жива, и на том спасибо.
  Подоспевший Антонио по-деловому осведомился:
  - Врач нужен?
  Можно было подумать, что это не он стоял, ткнувшись лбом в стену.
  - Переживу как-нибудь. Ненавижу высотки. Терпеть не могу крыши. Терпеть не могу высоту, - пожаловалась Надя и встала, опираясь на руку Сабрины.
  Поднималось из-за облаков жёлтое солнце. Крыша блестела в его свете, совершенно пустая крыша: ни пятнышка крови, ни следа от каблука. Видимо, ему хотелось задать Наде один единственный вопрос: что здесь произошло, но он не задавал. Боялся услышать ответ, наверное.
  Туман схлынул, как море. Когда они спустились на первый этаж, в здании включился вдруг свет, уверенно загудели лифты в шахтах. Из тумана, как из-за рухнувшей стены выступили боевые машины поисковиков, похожие на передвижные метеостанции, и люди в форме.
  - Как всегда очень вовремя, - пробормотала Сабрина.
  Откуда-то из-за их спин вышла Вера, но ближе не подошла - так и замерла силуэтом в летящем белом платье.
  - Она ушла, - сказала Надя, ни к кому не обращаясь: поисковики были слишком далеко, Антонио демонстративно не слушал, а Сабрина и так поняла.
  
  ***
  
  Когда Антонио вошёл в комнату отдыха, Надя сидела в углу, уставившись в стену. По плечам вниз тянулись тонкие проводки наушников. Она покачивала ногой - словно бы в такт музыке. Антонио окликнул её - не обернулась.
  Он достал телефон и очень вовремя, потому что он зазвонил сам.
  Пока Антонио молчал и слушал, Надя перестала качать ногой. В оконном стекле он отражался во весь рост - и как напряжённо поджимает губы, и как стреляет глазами в её сторону: заметила или нет. Она заметила, только виду подавать не хотела. Она собиралась послушать, о чём он говорит.
  - Она отказывается рассказывать. Говорит, что не помнит. Нет, Вету не нашли. Никаких зацепок. Оба фантома тоже пропали. - Голос прозвучал глухо. Надя убрала руку с подлокотника и поправила наушник. Музыка в нём давно уже не играла, наушник был её щитом, прочной защитой от внешнего мира. Иногда достаточно было просто намекнуть, что она имеется.
  Он быстро глянул в её сторону: в отражении Надя поймала этот взгляд, но не обернулась.
  Разговор кончился, и Антонио в оконном стекле нерешительно застыл. Потом всё-таки подошёл и коснулся её плеча.
  - Что? - поинтересовалась Надя преувеличено громко, словно бы из-за грохота музыки не слышала собственного голоса. Выдернула один наушник и уставилась на Антонио.
  - Ты не заснула тут? Иди домой что ли. Всё уже кончилось.
  Надя молчала секунд десять, ждала, пока он скажет что-нибудь ещё, но Антонио молчал и не уходил.
  - А говорить мы не будем?
  Он улыбнулся - ждал, значит.
  - Пойдём в мой кабинет. У меня есть кофе с ванилью. Хочешь?
  Она продалась за кофе.
  Надя с тяжелым вздохом поднялась из кресла.
  В кабинете Антонио включил чайник, прикрыл распахнутое настежь окно - слишком уж шумел проспект внизу - и сел. Надя устроилась напротив, удобно подогнув под себя ноги. Возвращаться сейчас домой - всё равно ведь застрянешь в пробке и простишь час на выезде из центра. Так что спешить ей некуда, можно подождать, когда закипит вода в чайнике и послушать молчание Антонио.
  Так она себя успокаивала, будто не видела, что серьёзные слова вот-вот будут сказаны. Она видела, потому и заговорила первая.
  - Так, значит, двадцать пять лет назад вы расстались?
  Он просто кивнул.
  - Да. Она переехала, порвала все контакты. Через некоторое время я, конечно, нашёл Вету, но узнал, что фантом города давно поселился у неё за плечом. Это серьёзный соперник, знаешь ли.
  Щёлкнул кнопкой чайник, и Антонио очень удобно спрятался от Надиного взгляда. Ушёл наливать кофе. Надя втянула рождественский запах ванили, и ей сделалось спокойнее.
  Как будто она даже готова его простить за ту ночь, проведённую в казённых застенках. Как будто она его уже простила. Как будто она готова выполнить то, о чём он её попросит.
  - Тут уж вряд ли что-то можно поделать.
  Он как будто извинялся. Надя подняла взгляд от чашки кофе.
  - Ты всё ещё любишь её, да?
  Антонио сузил глаза. Надя знала: то, что она сказала - жуткая вещь. Страшная и до сих пор больная. Антонио так и не притронулся к своему кофе. Весёлый заяц на чашке был весь в коричневых подтёках, как будто его обрызгала проезжающая мимо машина.
  - Прости, - сказал Антонио, обращаясь то ли к Наде, то ли к зайцу. То ли к Вете. За что она должна была его простить?
  Она посидели ещё немного, ломая на кусочки песочное печенье и облизывая крошки с пальцев. Судя по звукам, пробка на проспекте успела рассосаться, и на высотки наползли жемчужные сумерки. Надя подумала, что хотела бы закончить эту историю. Пусть завтра утром город вспомнит её как ещё один любопытный эпизод своей длинной жизни.
  - Я понимаю, что не имею права впутывать тебя снова, - заговорил Антонио. - Но это не приказ, это только просьба.
  - Говори, чего уж там, - вздохнула Надя, разглядывая кофейного зайца.
  Она боялась поднять голову: притихший город подмигивал ей фонарями, звал к себе. Она ощутила болезненное желание затеряться в тёмных улицах. Уже давно она не ощущала притяжение так резко, так остро. Задрожали руки - Надя сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь, но Антонио, кажется, ничего не заметил.
  - Ты хочешь, чтобы я нашла, где прячется Скрипач?
  - Нет, с ним разберутся поисковики. Это их дело. Поищи Вету. Она так привязана к городу, что не может уйти из него. Она всё ещё где-то здесь. Если ты не найдёшь её - будет так. Если что-нибудь пойдёт не так - не рискуй. Если тебе придётся слишком сильно уходить в ночной мир, отступи. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред. Но если выяснишь, где она...
  - Ладно, я поняла. - Надя отодвинула от себя чашку. - Посмотрю, что тут можно сделать. Только, Антон, не как начальнику, как другу... Не мучай себя, пожалуйста. Она не ответит тебе взаимностью, если не ответила тогда. А такая любовь - страшная вещь. Она уродует, уничтожает людей. Я знаю, по своему опыту знаю.
  Антонио понимающе улыбался. За его спиной город подмигивал Наде тысячей оранжевых, белых и синих огней.
  
  Часть 2. Кольцевая линия
  
  Три года тому назад
  
  За время работы Антонио успел завести много знакомств, приятных и не очень. Он знал, кому позвонить, если дочь приятеля сбегала из дома в ночь, чтобы уже через два часа её нашли в подпольном ночном клубе и вернули родителям. Он знал, где искать тех, кто пропал без вести, и тех, кто очень не хотел быть найденным. Одного он узнать не мог, как ни пытался.
  Три дня назад пропала Надя.
  - Без новостей? - Он звонил Сабрине, как будто выполнял древний ритуал, уже предвкушая ответ. Она нервно дышала в трубку.
  - Без новостей.
  Сначала она пропадала на ночь - по утрам приходила, выпачканная в ржавчине и дёгте, виновато улыбалась. Связка амулетов тихонько позвякивала у неё на шее.
  - Где ты была? Почему ты так одета? Зачем тебе оружейные ремни крест-накрест? - Уставшая после бессонной ночи Сабрина сыпала вопросами, чтобы получить ответ хоть на один.
  - Прости. Ремни - чтобы они не вытянули из меня душу.
  Надя по стенке убиралась в свою комнату, чтобы там возвращаться в человеческий облик, сидеть лицом к стене, пока не исчезнут ржавые пятна на коже, пока выгнутая арматура опять не станет костями.
  И однажды утром она не вернулась.
  Сабрина появилась перед Антонио с мечом за спиной и ключами от машины в руках. Задумчиво побренчала ими, как детской погремушкой.
  - Поехали.
  Поздно вечером они добрались до заброшенной стройки. На пустыре, заросшем крапивой, торчало белокирпичное здание в два этажа - все окна и дверные проёмы были забраны решётками. Сабрина под внимательным взглядом Антонио побродила вокруг.
  Пахло гниющим мясом, и в траве он несколько раз наткнулся на собачьи трупы. Свет огней с трассы сюда не доходил, но фонарик Сабрина выбила из его рук.
  - Они это ненавидят.
  Антонио так ничего и не увидел. Раз или два в глубине дома зашуршали кирпичные обломки, в темноте шевельнулась тонколапая тень. Сабрина замерла и долго, не мигая, всматривалась в темноту за решёткой.
  - Пойдём, здесь её нет.
  Потом Сабрина привела его в пятнадцатиэтажную "свечку", изрисованную трещинами от крыши до основания, и в старую больницу - так далеко от города, что они заблудились по дороге. Была ночь - не у кого спросить дорогу, - и отчаянно пели сверчки.
  - Куда теперь?
  Машина стояла на бетонных плитах подъездной дороги. Больница дышала, как огромный раненый зверь, неровно поднимались и опускались зелёные сетки, подрагивали строительные леса.
  - Я не знаю больше таких мест. Она показывала мне только эти. - Сабрина покачала головой. Они посидели в молчании, пока Антон крутил в голове неприятные мысли, одну за другой. Потом он спросил:
  - А этот Миф. Что с ним стало?
  Она подняла голову и посмотрела в непроглядную темноту глубокого пригорода.
  - Он умер в больнице. Не знаю, от чего. Просто ему становилось всё хуже и хуже. И потом в институте сказали, что у нас будет новый преподаватель.
  - Я знаю. Я хотел спросить, возможно ли, что это Надя убила его?
  Он ждал, что Сабрина возмутится. "Она никогда не стала бы!". И ещё: "Как ты мог подумать?". Но она только пожала плечами.
  - Может быть. Никто не знает.
  Следующей ночью Антонио перевернул вверх дном городскую локальную сеть, пока не наткнулся на пару любопытных форумов. Почти все истории оттуда были совершенно дурацкими.
  "Одна девочка шла ночью мимо парка развлечений", "один мужчина поздно возвращался домой через парк", или "как-то вечером я вышел покурить на балкон, и в лужице фонарного света..."
  Он усмехался, листая страницы безграмотных текстов, готовый бросить шальную идею и объявить Надю в официальный розыск, как полагается по всем правилам. Но на предпоследней странице форума его внимание привлек коротенький рассказ, выложенный от непроизносимого ника.
  "Одна девочка влюбилась в своего преподавателя. Вообще-то это была довольно красивая и умная девочка, но у преподавателя уже имелись жена и любовница, поэтому девочка была ему без надобности. Он поиграл с ней, а когда надоело - отвёз в старый дом и запер. Окна дома были высоко над землей - не выпрыгнуть. Соседи далеко - не докричаться. Так она и умерла. А через месяц или два умер он - просто с каждым днём ему становилось всё хуже и хуже".
  Антонио потёр уставшие глаза, сходил на кухню за очередной чашкой кофе. Старый блокнот открылся на единственной чистой странице. Взгляд ещё раз пробежал по строчкам: "так она и умерла, а через месяц или два..."
  Интересно, Надя сама выпустила историю в Сеть, зашла на форум под чужим именем, или рассказала кому-нибудь? Теперь Антон поверил бы даже в то, что город сам подслушивает их истории и сам пишет их - корявым детским языком, рассыпая по каждой горсть ошибок и ненужных запятых. Потому что так надо.
  ...Не каждый раз получалось точно определить, где произошла та или иная история. Если упоминался, например, университет, или парк аттракционов, или хотя бы старый пляж, тут и гадать было нечего. Гораздо хуже, если значились просто школа или парк. Тогда он искал детали, случайные уточнения, по пять раз перечитывал описания сломанной скамейки или неработающего фонтана, старой телефонной будки на углу.
  Антонио неплохо знал этот город. Через неделю он обошёл уже половину мест из списка - безрезультатно, и снова начал сомневаться. Он чувствовал себя безумцем.
  Следующей была детская больница.
  В здании не светилось ни одно окно. Он дёрнул дверь - поддалась. На посту дежурного стояла тарелка с недоеденным куском пирога и мигала красным индикатором трубка радиотелефона.
  Вбежала медсестра в распахнутом халате. Антонио показал ей удостоверение.
  - Можете открыть подвал?
  - Там ничего нет, лет десять никто не ходит. Вам зачем?
  Он повторил вопрос. Скоро нашёлся единственный ключ, и единственный здешний охранник спустился по чёрной лестнице и долго маялся там с навесным замком.
  - Заходите, только света нет. Лампы никто не менял. Но я всё равно попробую включить рубильник на щитке.
  Свет был - горела красная лампа над одной из арок. Ещё одна мигала в дальнем ответвлении коридора. Отросток вёл в тупик, и на сырой стене Антонио почудился скрюченный силуэт.
  Антон остановился, перегораживая собой единственный выход. Пахло грибком и старыми тряпками. Лампа мигнула снова - он увидел, как фигура на стене выпрямилась и застыла в беспомощной позе.
  - Надя, не бойся, это я.
  Она скорчилась на полу, не давая себя ухватить, но он всё-таки приподнял её и обнял. Под ворохом отсыревшей одежды Надя была как птенец - почти бесплотной. Она сразу же принялась говорить, быстро, сбиваясь, как будто боялась, что Антонио уйдёт, не дослушав.
  - Я думала, вдруг он не умер совсем. Я думала, вдруг я смогу его найти. Мне очень надо поговорить с ним. Очень. Слова, которые я хочу ему сказать, больше не вмещаются в голове. Они снятся мне. Они не дают мне спать. Я везде его искала.
  Антон молчал, ощущая холодные прикосновения не-жизни. Думал, что должен испугаться того, что произошло с ней, но почему-то не боялся. Он видел всякое, но не видел, как живой человек становится существом из камня и речной воды.
  - Ничего. Ничегошеньки, - прошептала Надя ему в шею и опять сползла на пол.
  Она завыла. Антонио никогда не слышал, чтобы столько горечи и боли в одном крике.
  - Я не понимаю! За что? За что он меня убил? Почему он убил меня? Я просто хочу понять.
  Ловя то хрупкое и эфемерное, что от неё осталось, Антонио ощущал под руками только старую шуршащую плащёвку, только жёсткую кожу ремней - "чтобы не потерялась душа".
  - Я думаю, потому что он тебя боялся.
  - Меня? - Надин крик оборвался. Она села, глядя Антону в глаза. - Боялся?
  Он достал из внутреннего кармана шоколадку. Двадцать пять грамм превращения обратно в человека. Подействует или нет, он не знал, но очень хотел, чтобы подействовало. Иначе ему осталось бы только уйти, оставив её бесплотный призрак в подвале старой больницы.
  - Держи вот.
  Она судорожно втянула воздух, как делают дети после долгого плача. В лице прорисовалось что-то человеческое, тёплое. Обрели цвет глаза.
  - С миндалём?
  - И с кокосом, - кивнул он, зажмуриваясь.
  - Моя любимая.
  В свои пятьдесят Антон стал разбираться в шоколаде получше любой барышни.
  
  ***
  
  Антонио она почувствовала минуты за две до того, как он появился на кленовой аллее. Пока размышляла - махнуть ему рукой или крикнуть, - он сам её заметил в тени деревьев.
  Он сел рядом, прямо в траву, скользнул по Наде быстрым, но внимательным взглядом. Наверняка заметил куртку, амулеты и оружейные ремни, и понял, к чему всё это, но ничего не сказал.
  У самого начала аллеи горел фонарь - свет едва-едва пробирался к школьному крыльцу, остальные она погасила. Блик фонарного света криво упал на лицо Антонио, обращённое теперь к пустым окнам школы.
  Надя хотела с ним заговорить, но не могла придумать, о чём. Почему он сюда пришёл - ясно и так. Она боялась, что он станет задавать вопросы, на которые она совершенно не готова ответить. Антонио ощутил её взгляд, улыбнулся и достал из внутреннего кармана шоколадку.
  - Устала?
  Она тряхнула головой. Под пальцами зашуршала фольга. Надя ощутила приступ голода, она не ела с прошлого утра. Ночные блуждания высасывали из неё всё живое, и человеческие чувства растворялись в ночном мареве, а потом возвращались - горной лавиной, когда рядом оказывался кто-нибудь живой.
  - Всё так плохо? - Он подождал, пока Надя дожуёт. Так бывает, когда долго готовишься задать вопрос, и выравниваешь тон, и успокаиваешь дыхание.
  В шуршащей обёртке осталось ещё два ломтика. Надя завернула их и отправила в карман - неясно, сколько ей придётся пробыть у школы.
  - Пугало здесь. - Она кивнула в сторону пустых окон. - Хотела поговорить с ним про Вету, но пока что он меня не пускает. И ещё мне страшно туда входить. Не потому, что я боюсь призраков, просто я... Ну, ты же понимаешь?
  Зашумели деревья, задёргались фонарные блики на асфальтовой дорожке. Кое-где на ней остались поблекшие надписи "выпуск года...", "Коля, Тая, Мадина", "11 Б - лучше всех". Надписи кричали хриплыми голосами, а школа стояла безмолвная и тёмная, запертая на все замки.
  Антонио кивнул, вытащил из кармана мятую пачку сигарет, подумал и сунул обратно.
  - Боишься, что тебя опять затянет их мир?
  - Ты так понимаешь, что мне даже не по себе. - Она коротко рассмеялась, чтобы скрыть смущение, но в смехе смущения оказалось ещё больше.
  Антонио взял её за плечо, чуть притягивая к себе, так что Надя на мгновение ощутила его запах кофе, сигарет и сладкого лунного света.
  - Видишь, три окна на втором этаже, первые с того края? Это был её кабинет.
  Надя напряглась под его рукой. Антонио выпустил - его слишком занимали эти пустые окна, чтобы он обратил внимание на то, как её передёрнуло. Он пришёл сюда, чтобы сидеть в траве и смотреть в пустые окна, пока не погаснет фонарный свет, пока не поднимется солнце на востоке. Кто знает, может, он приходил сюда не в первый раз.
  - Что нам делать? - дрогнувшим голосом спросила Надя.
  Он ответил не сразу, как будто не сразу услышал - нервные пальцы потирали подбородок. В сузившихся глазах блуждало отражение фонаря. От ночных прогулок её зрение обострилось, и Надя видела паутинки морщин на его висках, и ей сделалось ещё холоднее.
  - Всё это опасно. Ты же знаешь, ты мне как дочь. Я никогда не заставлю тебя делать что-либо подобное. Не хочу узнать однажды утром, что ты ушла по ту сторону. Не хочу искать тебя по заброшенным катакомбам, как тогда. Можешь поверить, я сам не очень-то боюсь призраков. По крайней мере, по долгу службы мне пришлось к ним привыкнуть. Но, когда мы с тобой только начинали работать вместе, когда ты ушла в тот мир, это было жутко.
  Она пропустила через себя дрожь, как электрический ток. Человеческие чувства возвращались, и теперь ей было холодно за всю ночь, проведённую на сырой траве, рядом со школой.
  - Поэтому, - продолжил Антонио, - мы просто оставим всё, как есть. Ты выполнила мою просьбу, ты её искала. Не получилось. Ну что ж.
  - Я всё-таки хотела поговорить с ним, - хрипло отозвалась Надя. Она поднялась и поплотнее запахнула на груди куртку, как будто могла этим защититься. - Понимаешь, дело не только в Вете. Я чувствую, что Скрипач жив. Он становится сильнее, а поисковики до сих пор бездействуют. Я не могу просто взять и бросить город на произвол судьбы. Я должна хотя бы попытаться.
  Антонио оторвался от окон и посмотрел на неё.
  - Я ведь всё равно не смогу переубедить тебя, да? Ну, как знаешь.
  Она задержала дыхание, но Антонио ничего больше не сказал. Небо на востоке понемногу светлело, и просыпались птицы. Они шуршали крыльями так тихо, будто боялись нарушить сумеречный траур города.
  Шурша высокой травой, Надя пошла в обход школы по тропинке, которую сама же и протоптала за ночь. Многие окна были распахнуты, задняя дверь болталась на шаткой задвижке - только дёрни посильнее. Но Надя знала, что попасть в школу сегодня не выйдет.
  Только она пыталась сделать шаг к краснокирпичным стенам, в пустых коридорах звучало приглушённое рычание. "Уходи", - писало ей Пугало, на асфальтовой дорожке, между "11 Б" и "выпуск года". - "Уходиуходиуходи", - и путаница из разных буков, от которой у Нади слезились глаза. Человеку такое не прочитать.
  - Я с миром, - сказала она в пустую глазницу окна. В сумраке школьных кабинетов валялись искорёженные парты, на полу белели разорванные бумаги. Наде почудились осколки гипсовых моделей и беспокойное шевеление ночных насекомых.
  Школьные коридоры угрожающе зашипели в ответ, швырнули ей в лицо сквозняк с запахом протухшего подвала. Надя отступила, стряхивая с ладоней крошки осыпающейся побелки.
  - Я знаю, что тебе больно. Знаю, что я тебе не нравлюсь, потому что я помогала Скрипачу, хоть и не по своей воле. Ты считаешь меня виноватой. Но мы всё равно должны решить, что делать дальше. Хорошо, я приду завтра ночью. И послезавтра, если понадобится.
  Она прислушалась: город просыпался, шуршал шинами по мокрым асфальтовым дорогам и болтал на разные голоса. Надя пригладила волосы, одёрнула куртку, чтобы не напугать своим видом ранних прохожих, и вышла к автобусной остановке.
  
  Надя опять вернулась под утро, когда Сабрина почти спала над книжкой в гостиной. Окна были раскрыты в летнюю духоту, поэтому она услышала, как шуршит гравий на дорожке. Через секунду скрипнула дверь, мелькнуло размытое отражение в дверцах буфета.
  Надя вошла, и, стягивая кеды одну об другую, спиной прижималась к стене, как будто хотела стать как можно незаметнее. Даже не взглянув в зеркало, стёрла со щеки ржавое пятно, но тут же размазала по коже что-то чёрное.
  Она была одета не по-летнему - куртка поверх привычной футболки, и маскировочного цвета армейские брюки - старые, потёртые почти до белизны.
  - Я нашла его.
  Она села рядом с Сабриной, на ковёр, привалившись спиной к диванному боку. Закрыла глаза, устало запрокинув голову. Куртка распахнулась, и Сабрина увидела, что её грудь поверх футболки перечёркивают два чёрных оружейных ремня. На кожаном шнурке болталась связка амулетов - летучая мышь, смешной спичечный человечек, керамический лист клевера, что-то ещё, почерневшее, обгорелое, почти расплавленное.
  Она отвернулась - знала, к чему это всё. От долгого ночного молчания, как от горечи, свело скулы.
  - Надя, расскажи мне. Ты исчезаешь уже который раз. Где мне искать тебя, если ты не вернёшься?
  Она заговорила, старательно делая вид, что ничего особенного не происходит.
  - Две ночи назад я прошла через весь город - по старому мосту, по проспекту и дальше, к железной дороге. Пыталась слушать, но ничего, кроме тоскливого воя над всеми улицами. Я уже хотела возвращаться, когда увидела школу. Вспомнила её номер и подумала, а вдруг. Могло же такое случиться? Ведь правильно было бы искать его там, да?
  Сабрина молчала, скулы ломило всё сильнее. Она знала, к чему ведёт Надя и не могла это остановить.
  - Сабрина, я почувствовала, он там.
  Мимо дома пронеслась машина. Залаяла и замолкла соседская собака. В кромешном молчании они просидели так долго, что блики света сдвинулись вправо от дивана. Надина ладонь по ковру пробралась к руке Сабрины. Холодная и влажная, как от росы, неловкая от усталости.
  - Я пойду туда и следующей ночью. Нужно поговорить с ним, ты же понимаешь? Ты пойдёшь со мной?
  Сабрина облизнула пересохшие губы. Аромат цветочных духов истаял, и теперь она ощущала только запах города - того, пропавшего, ночного, недоступного простым жителям.
  - Надя, прошло столько времени с тех пор, как ты вернулась к людям. Я думала, что с тобой всё хорошо. Я ошибалась?
  Она пошевелилась, подвигаясь ближе к Сабрине, чтобы коснуться плечом её плеча. Вытянула ноги, потянулась к солнечному пятну на ковре, - она хотела согреться, потому что даже под осенней курткой была очень замёрзшей.
  Неужели всё заново? Несколько лет прошло с последнего срыва, когда она вот так же пропадала ночами и возвращалась, пропахшая ночными улицами, и стирала со щеки ржавое пятно, и пряталась в мешковатой одежде, чтобы никто не заметил, как под тонкой бумажной кожей вместо сердца бьётся ночной прибой.
  Сабрина обернулась и почувствовала не-живой холод её дыхания.
  - Послушай, я не выдержу всё это ещё раз.
  Надя опустила голову. А она выдержит? Хватило один раз пройти этот круг, чтобы понять - врачи, таблетки, правильные слова, сила воли - ничего не помогает. Было страшно не вернуться больше домой, остаться в переплетении каменных обломков и проводов.
  - Со мной всё хорошо. - Голос зазвучал жалобно. - Пожалуйста, поверь. Пожалуйста. Я смогу удержаться. Только мне нужно, чтобы ты верила в меня.
  Опять залаяла собака. Сабрина наблюдала за тем, как пробиваются солнечные лучи через неплотно задёрнутые шторы. Город за пределами дома оживал. Где-то пронзительно закричал ребёнок.
  Надя тронула её за руку.
  - Так ты пойдёшь со мной? Я ему, кажется, не нравлюсь. И поэтому было бы неплохо, если бы ты прикрыла меня. Мы с ним только поговорим.
  - Ты можешь пообещать мне, что не уйдёшь опять к не-живым? Говори честно. Я хочу знать, чего ждать следующей ночью. Я не могу больше не спать.
  Надя принялась стягивать куртку - защёлкали кнопки на рукавах, зашуршали собачки молний. Шуршала потёртая плащёвка цвета мокрого асфальта. Надя тянула время, но настал момент, когда тонкая струна ожидания порвалась. Она бросила куртку под ноги и устало выдохнула.
  - Я обещаю, - тихо произнесла она.
  - Я пойду с тобой, - кивнула Сабрина.
  
  Стёкла нижних этажей каким-то чудом сохранились, хотя половина окон по случаю ремонта была забита чем попало. По школе всё ещё разливался запах краски и побелки, но от ночного ветра он потускнел.
  Они беспрепятственно вошли в школу - парадная дверь была распахнута. Среди слов, выведенных мелом на асфальтовой дорожке, Надя не смогла прочитать ни одного. Куда-то делись все обычные "выпуски года" и "Тая, Мадина, Олег". Теперь дорожку покрывала дикая мешанина букв и символов, их ножки переплетались.
  В фойе, по-шахматному выложенном чёрно-белой плиткой, как попало валялись стулья и парты. Сюда заливался свет уличных фонарей, поэтому она смотрела, как человек, другие способности были пока что без надобности. Надя прошла в центр, перешагивая через хлам на полу, Сабрина ступала следом - тень скользнула по голой стене от колонны к колонне.
  На верхних этажах прогрохотали размашистые нечеловеческие шаги, и всё затихло. Надя постояла в центре квадрата уличного света, покрутила головой, принюхиваясь к тонким школьным ароматам. Их осталось мало, тех, что были с самого начала, а не тех, чужеродных, что нанесло за каникулы.
  - Здравствуй, - сказала она, потому что в любом деле важен ритуал. - Прости, что без приглашения. Мы хотим поговорить.
  Из темноты на неё смотрела Сабрина - неподвижная тень. Она безошибочно выбирала самую удачную позицию, вот только меч за её плечами сейчас казался Наде лишним. Вдруг он не понравится Пугалу, вдруг разозлит. Но отговорить её Надя не сумела.
  Она вздохнула, пожала плечами и снова посмотрела в темноту школьных коридоров. Школа впитывала её голос, как будто не хотела пропускать дальше. Голос затухал в тёмных углах, вместо того чтобы отскакивать эхом от голых стен.
  - В городе неспокойно. Просыпаются те, кто долго спал.
  Школа затихла. Надя прошла по коридору, разглядывая номера на запертых кабинетах. Из-под ног испуганно разбегались тараканы - ей чудился хруст хитиновых спинок под подошвами кед.
  Дорогу к лестнице ей перегораживала дверь со стеклянной вставкой сверху. Надя прижалась к стеклу лицом и ладонями, но кроме зелёных ступенек ничего не рассмотрела.
  - Скрипач всё ещё в городе, мы чувствуем. Ты ведь знаешь, это нельзя так оставлять.
  Надя вздохнула, отлипая от двери. На стекле осталось мутное облачко - след её человеческого существования. Она закрыла глаза и в первый раз за долгое время обратилась к тому не-живому, что всё время пряталось внутри неё.
  Тонкие и слабые мысленные руки потянулись через дверь, обхватили скособоченные перила. Она успела ощутить чужое присутствие на втором этаже, это было, как приближение ладоней к огню.
  В коридоре зашуршали разорванные книги. Сабрина пересекла фойе от кабинета до кабинета и замерла в тени между окон. Она не собиралась прятаться, просто привычка оказалась сильнее.
  - Надя, ты что делаешь?
  Она вздрогнула и открыла глаза. Мысленные руки не дотянулись выше. Сабрина смотрела так, как будто всё поняла. Смотрела: "Не смей так делать". И ещё: "Ты ведь обещала мне".
  - Всё в порядке, я только... - Надя неопределённо махнула рукой в сторону лестницы. Она запрокинула голову и сказала потолку: - Хоть дай знать, что слышишь.
  Тихо скрипнула стеклянная дверь.
  Сабрина отодвинула Надю с дороги и вошла первая. Они поднялись по лестнице в кромешной темноте. На паркете второго этажа растеклась лужица света - из приоткрытой двери класса лилось сияние жёлтых городских огней. В полумраке Надя различила табличку на двери: кабинет биологии.
  Пахло старыми книгами. Из угла на Надю таращился гипсовый манекен с вывороченными напоказ кишками. Она сделала всего шаг, и под ногами опасно затрещало.
  - Не подходите ближе, - произнёс голос тех самых громыхающих по ночам машин и подъёмных кранов.
  Пугало так долго жил с Ветой, что перенял у неё немного человечности. И теперь он мог говорить с ними на равных.
  Он сидел за учительским столом, единственным, что осталось целого во всей школе. Существо, сотканное из рыже-серого тумана. Между ними - баррикады из сорванных плакатов и разорённых шкафов.
  Надя ощутила, как за её спиной замирает в обманчивом спокойствии Сабрина, и от этого сделалось легче. В клубах тумана блеснули два чёрных глаза.
  - Ты хотела поговорить. Говори.
  Несколько ночей кряду она думала, что скажет ему. Оказалось не так уж просто сохранить спокойствие.
  - Помоги нам уничтожить Скрипача. Люди здесь бессильны. Ты единственный, кто в силах это сделать. А если дать ему отдохнуть, он станет ещё сильнее. Это твой город, так и защити его.
  Она невольно напомнила ему об обидном поражении на самой высокой крыше.
  - Хватит.
  Он угрожающе качнулся - серое марево хлынуло вперёд, волной наползая на обломки парт, заглотило битые цветочные горшки, как вода глотает песчаный пляж. Сабрина тоже шевельнулась, и потянуло холодом от обнажённого меча.
  - Она ушла, - сказал Пугало.
  Надя инстинктивно отшатнулась, чтобы туман не коснулся её ног, но он потянулся назад, только на самых носках кед остались чёрные пятна.
  - Скрипач её забрал, но мы можем вернуть.
  Сердце колотилось, как сумасшедшее. Она понятия не имела, смогут ли они вернуть Вету, или Скрипач давно убил её, выпил до остатка и бросил пустую человеческую оболочку. А чёрные нечеловеческие глаза прожигали её насквозь.
  Хлопнули окна, и из рам вылетели уцелевшие стёкла. Школа качнулась, враз сделавшись хрупкой, как спичечный домик. Надя раскинула руки, чтобы удержать равновесие.
  - Она ушла, - повторил Пугало. Грохот ночных машин сделался оглушительным.
  - Да, я поняла! - Она не успела удержать крик злости. Столько стараний впустую, город замер на краю пропасти, из подворотен пахнет кладбищем, и просыпаются те, кто давно спал, а он, как подросток, страдает от ушедшей любви.
  - Зачем ты лжёшь, - голос Пугала изошёл до едва слышного сквозняка. - Я знаю, что ты помогаешь ему. Ты с ним заодно.
  У Нади от возмущения пересохло горло, и голос вышел под стать ему - хрип ветра в узких переулках.
  - Нет! Всего один раз, на крыше. Я помогла ему не по своей воле.
  - Убирайтесь, - сказал он.
  Надя развернулась. Манекен с вывороченными кишками таращился на неё пустыми глазницами. Со стен медленно сползали лоскутки обоев. Шли трещины по обнажённым бетонным блокам.
  - Пойдём, - бросила она Сабрине. - Он не собирается ничего делать.
  Та секунду держала меч на отлёте, потом плавным движением возвратила его в ножны и последовала за Надей. Ни одна половица не скрипнула под ногами, и куда-то делись все тараканы.
  От свежего ветра закружилась голова. Надя села на последнюю ступеньку крыльца и со всхлипом втянула воздух. По сравнению с темнотой внутри школы городская ночь казалась прозрачной вуалью. Видно было так далеко, что она различила огни заводов на окраине города.
  Сабрина опустилась рядом с ней.
  - Что собираешься делать?
  Надя со вздохом хлопнула ладонями по коленям. За последней ступенькой школьного крыльца начинался целый ворох работы.
  - Нужно искать Вету. Без неё он с места не двинется.
  Сабрина взяла её за локоть и развернула к себе, и посмотрела в глаза, хотя Надя старательно отворачивалась.
  - Я прошу тебя. Только без этих особых методов. И я пойду с тобой.
  - Попробуем обойтись без крайних мер.
  
  ***
  
  Они давно свернули с освещённого проспекта во дворы, шли через тёмные провалы арок, мимо мусорных баков, из которых доносился шорох. Фонари не горели. Единственный - у дверей поликлиники - давно остался сзади.
  Иногда Надя замирала и прислушивалась, втягивала носом ветер и тогда она круто меняла направление. В темноте, как айсберги, плавали типовые высотки.
  - Мы не заблудились? - Сабрина отставала на полшага. - Не знаю этих улиц.
  Надя предупреждающе подняла руку. На детской площадке скрипела карусель. Медленно плыли друг за другом сиденья. Секунда - они замерли и поплыли в другую сторону. Ветер принёс запах реки.
  - Это сумеречный город, люди сюда обычно не попадают. Ну, только те, кто знает единственную дорогу. Или же сюда можно доехать на последнем маршруте автобуса номер пятьдесят два. Мы уже близко.
  Между припаркованных машин что-то метнулось, проскребло металлом об металл.
  Фонари не горели, но темноты не было - городское жемчужно-серое небо подсвечивало асфальтовые дорожки. Надя с завидным упорством обламывала колючие ветки, протянувшиеся над тротуаром.
  - Только не наступай на кровь. Это следы самоубийц.
  Она могла бы и не говорить - Сабрина обходила чёрные кляксы по широкому полукругу. Особенно много пятен было под старой кирпичной пятнадцатиэтажкой. Её стены, облепленные аморфными телами паразитов-ауралов, пошли трещинами. Когда Надя последний раз бывала здесь, их было ещё не так много - два или три у самого чердака.
  В центре пустынного двора темнело обглодаенное временем здание. Табличка у дверей давно выцвела, стены были изрисованы потускневшим граффити. Надя поднялась по выщербленной лестнице.
  - Ты же знаешь, я ничего такого не увижу. Я не верю. И не смогу тебе помочь, - сказала Сабрина, замершая у крыльца.
  Надя обернулась. Она не успела придумать, что говорить в таких случаях. Вышло скомкано:
  - В это сложно не верить. - Она тронула навесной замок на дверях. Проржавевшая дуга распалась на две части.
  Они вошли. В узких коридорах было пусто. Покачивались тусклые лампы, блики света плясали по запертым дверям. Сабрина замерла у двери, попыталась разобрать надпись на приколотом обтрёпанном листке. Буквы рассыпались на сотню бессмысленных закорючек.
  - Не задерживайся слишком, - пробормотала Надя и потянула Сабрину за собой. - Здесь обычно тихо, живёт одна сущность. Мы называем его Электрик Семёныч. Он никогда не нападает первым. Но теперь весь сумеречный город как будто дрожит от напряжения, ты чувствуешь? Я больше ни в чём не уверена.
  Ступени лестницы опасно прогибались, пространство трещало от каждого прикосновения. Коридор превратился в земляную нору, лестница резко ушла вверх, потом вниз. Надя искала поворот, но вместо него наткнулась на развилку. Она постояла на месте, отчаянно втягивая носом запахи. Их было так много, что она потеряла дорогу.
  Она коснулась стен - мёртвый камень не откликнулся.
  Ещё полгода назад, когда она приходила сюда узнать, жив ли один знакомый, изнутри стен на её стук отзывался ночной город. Старый дом рисовал на полу стрелки белым мелом, чтобы она не потеряла дорогу. Теперь ей приходилось идти наугад, на ощупь, угадывая повороты по знакомым запахам.
  Сабрина молчала и разглядывала запертые двери. Она не отходила дальше, чем на полшага и тоже морщилась, значит, ощущала. Запах смерти здесь был силён, как нигде в городе. Надя поёжилась. Всё шло не так, как обычно, и это ощущение было, как холодный сквозняк.
  Переход впереди утонул в полумраке - лампы там не горели. Надя шагнула наугад - под ногами захрустело битое стекло.
  - Стой. - Сабрина потянула её назад, заставляя вернуться за поворот, и сама замерла у самого угла. Она первая услышала шорох в тёмном ответвлении коридора. Следом за ней услышала и Надя.
  - Это Электрик. - Надя поправила перекинутую через плечо ручку сумки, которая вдруг стала слишком давить. - Тихо, он просто пройдёт мимо.
  Шорох превратился в отчётливые шаги, шаги - в топот, будто существо неумело выплясывало чечётку по звонким кафельным плитам пола. Вдруг всё стихло.
  Надя задержала дыхание и ощутила, как подрагивает под ладонями холодный камень. В тёмном ответвлении коридора длинные когти царапали стену. Послышалось сопение - он принюхивался.
  Всё шло не так. Раньше Электрик убирался в темноту каждый раз, стоило ему учуять кого-нибудь чужого. Теперь он шёл прямо на них. Наде почудилось, как воздух звенит от напряжения.
  Сабрина молча обернулась - в ладони оказался эфес меча. Его лезвие поймало блик тусклой лампы.
  - Подожди, - чуть слышно шепнула Надя. - Есть запасной вариант.
  Она носила для него угощение - каждый раз, когда приходила. Обычно просто оставляла в пустом коридоре, когда ощущала взгляд из темноты. Электрик никогда не выходил на свет, но подарок каждый раз забирал - в следующий раз Надя обнаруживала пустую бутылку, оставленную на пороге конторы. В этот раз она тоже прихватила - стеклянную бутыль, запотевшую от холода родниковой воды.
  Надя поставила её на пол и подтолкнула к проходу. Шаги затихли. Он снова принюхался, снова проскребли по кафелю металлические когти. Сабрина подалась назад, оттесняя Надю в дверную нишу. Она успела за мгновение до удара.
  Заскрежетала битая плитка - тот, кто шёл по коридору, рванул вперёд. Осколки бутылки вместе с водными брызгами разлетелись во все стороны. Несколько стекляшек впилось в мягкие известняковые стены.
  Пространства между стенами едва хватило даже для короткого замаха, но Сабрина ударила. Лезвие меча нашло цель - на полу скорчилась отрубленная человеческая кисть с длинными, вросшими под кожу когтями.
  Брызнула во все стороны мутная, как болотная вода, кровь. Электрик поскользнулся на мокром кафеле и шарахнулся в сторону. С его лица слетела защитная маска, обнажая обугленное безглазое и безротое лицо.
  - Назад. - Голос Сабрины был равнодушным, но игра коридорных сквозняков нарисовала в нём отвращение.
  Он развернулся и снова прыгнул, так резко, не целясь, что Надю обдало ощущением безотчётной ярости. Сабрина ушла в сторону, пропуская Электрика мимо. Лезвие меча рассекло воздух, и опять брызнула болотная вода.
  Они замерли друг напротив друга. В силуэте четырёхпалого существа ещё угадывались человеческие черты. На лице Сабрины осталось влажное пятнышко его крови. Её дыхание не сбилось, а Электрик захрипел. В надсадном хрипе Наде послышались обрывки человеческих слов.
  - Назад, - угрожающе повторила Сабрина, выставляя меч перед собой. Остриё указало Электрику в лоб.
  Он подался к ней и припал на отрубленную руку. Ссохшийся нос втянул запах металла. Видимо, сил у него было не так много - хватило на два прыжка. Электрик попятился.
  Сабрина опустила меч, как только он спрятался в дальнем обрубке коридора.
  - Пойдём отсюда, быстрее.
  Надя и сама понимала, что лицом к лицу существо нападать не станет, а вот ударить в спину, из темноты, может вполне. Ударить, рассечь ржавыми когтями кожу на шее. Воздух всё ещё пах ненавистью. Нельзя дать ему такого шанса.
  - Я не понимаю, что с ним произошло, - призналась Надя. - Никогда раньше ничего такого... Как будто его напугали.
  Она наугад выбрала ещё два поворота и вздохнула чуть легче - земляные стены плавно перешли в кирпичные. Через десяток шагов нашёлся знакомый полуистлевший плакат "Курение вредит вашему здоровью". Следом за ним: "Аборт - это убийство". На очередном перекрёстке Надя уверенно свернула вниз.
  Комнаты были вложены друг в друга, как матрёшки. В самой маленькой стоял библиотечный каталог - стеллаж с сотнями выдвижных ящичков. В свете единственной лампы Надя щурила уставшие глаза.
  - Ты бывала здесь раньше? - спросила Сабрина.
  Она замерла спиной к дверному проёму - показательно беспечная поза, плечом привалившись к стене, полуприкрыв глаза, как будто собиралась заснуть, но меч всё ещё держала в руке.
  - Всего пару раз. Для работы. - Надя бросила на неё жалобный взгляд.
  - Не ходи больше одна. Это здание мёртвое. Даже я вижу. И по-моему, он нас ненавидит. Почему? - Сабрина усмехнулась, не открывая глаз.
  - Он же не-мёртвый, - эхом отозвалась Надя.
  Пожелтевшие карточки рассыпались по полу. Они были то тяжёлыми, липкими, как будто пропитанными маслом, то лёгкими и сухими, как гербарные листья, и рассыпались прямо в руках, то - острыми, как осока, и оставляли кровавые полосы на её ладонях. Если Надя роняла их, то уже не пыталась поднять. Карточки врастали в пол и растворялись в нём.
  - Я не могу понять. Веты нет среди жителей города, ни среди живых, ни среди не-мёртвых.
  - Она уехала? - предположила Сабрина. Она слушала коридоры, полные мёртвого воя.
  - Она не могла уехать, она же привязана к Пугалу.
  - Тогда что?
  Надя села, прислонившись спиной к стеллажу, и уставилась в потолок. Холод пола медленно вошёл в неё и потянул тонкие щупальца в глубину тела.
  - Тогда мы будем искать её среди мёртвых. Под землёй.
  Они выбирались другой дорогой. Надя ударяла костяшками пальцев в стены, всё ещё надеясь получить ответ. Но здание безразлично молчало.
  Никогда раньше мёртвые стены не выли так громко - вой, похожий на гудение воды в трубах, проникал в пустые коридоры. Сабрина тоже слышала его, Надя угадывала это по её напряжённым плечам.
  Они, не сговариваясь, ускорили шаг. Осталось всего две мысли: "Выбраться" - это была первая. Вторая мысль, сложенная из звука собственных шагов, мысль, которую Надя никак не решалась произнести вслух, тревожно царапалась изнутри.
  Что-то плохое творилось с городом. Румяная чистая наружность ещё хранила привычные цвета и запахи, а изнутри его что-то пожирало, и грозило прорваться наружу.
  
  Дверь наружу открылась в центральном районе города, в проулке между рестораном и спящим офисным центром. Фонарный свет на мгновение ослепил Надю. Она постояла на тротуаре, покачиваясь, привыкая, мысленно ощупывая привычный мир.
  Твёрдые углы зданий её обрадовали. Сабрина ждала в полушаге за спиной. Надя к ней не обернулась, спрятала лицо в темноте, чтобы не пугать не-живым взглядом.
  - Пойдём, нам в метро.
  - Разве оно ещё работает?
  - Только одна ветка.
  Надя махнула рукой и пошла, специально наступая в лужи от ночного дождя. Её радовала прочность асфальта - дорога не норовила ускользнуть из-под ног.
  Гулкий холл станции пустовал, и на платформе не было никого. Надя прошлась от края к краю, заглядывая в пустоту тоннеля. Мигнули алые лампы.
  Из темноты вынырнули два демонических глаза. Обдув платформу подземным сквозняком, поезд замер. Раздвинулись створки дверей.
  Трёхголосый диктор объявил следующую станцию, и поезд рванул с места, входя в резонанс с сердцебиением города.
  - Закрой глаза, - потребовала Надя.
  Сабрина подчинилась, хотя не собиралась подчиняться. Она с самого начала считала идею провальной.
  - Тратим время впустую. Ты же знаешь, я ничего такого не чувствую.
  - Закрой, - повторила Надя, и впилась ногтями в её ладонь.
  Тело сделалось пустым и невесомым. Вагон покачивало, и оказалось вдруг, что никакого мира за пределами метро не существует. Поезд несся по тёмному тоннелю, извиваясь всем телом. В путанице проводов вспыхивали и гасли искры, и чьи-то пасти разевались из боковых ответвлений тоннеля.
  - Всё, открывай.
  Её пальцы выскользнули из руки Сабрины. Она открыла глаза. В вагоне стало темно, но от стен тоннеля исходило голубоватое свечение. Бледные тени ползали в углах, в мельтешащих бликах света. Надя стояла в проходе между рядами сидений, сама похожая на тень. Очередная искра в проводах высветила её плечи в полразворота, два ремня, крест-накрест перечёркивающие грудь, и связку амулетов на шее.
  - Пойдём.
  Сабрина поднялась, поправляя меч за спиной. Поезд вильнул в сторону, и она удержалась на ногах только благодаря неплохой боевой подготовке. Кроме них здесь были ещё люди: джинсовый парень спал, обняв поручень. Капюшон куртки вздрагивал в такт пению рельс. Женщина в монашески чёрном платье скользила пальцем по схеме метро.
  В переходах между вагонами потрескалась краска, и сквозь неё прорастал бурый мох. Боковым зрением Сабрина то и дело выхватывала из темноты смутные силуэты, перетекающие из формы в форму. Но как только оборачивалась, всё исчезало, и оставалось самое простое: сиденья, поручни, рекламные плакаты на стенах. Зашипел и смолк трёхголосый диктор.
  - Только краем глаза, - сказала Надя, не оборачиваясь. Она шла на два шага впереди и вела рукой от поручня к поручню, как будто держалась на невидимую натянутую нить. - Есть вещи, которые можно увидеть только краем глаза.
  Она оглянулась: парень спал, опасно накренившись над пропастью прохода, а женщина всё ещё водила пальцем по бусинкам станций, и её губы шевелились. Вот она успокоилась, села, держа на коленях сумку, и снова нервно поднялась.
  - Вы не видели здесь девочку? Ей на вид лет десять, два хвостика, красная ветровка... Вы не видели?
  Женщина в чёрном стояла, вцепившись в поручень. Она смотрела мимо, и Сабрина не сразу поняла, что обращаются к ней.
  - Я ищу свою дочь. Девочка в красной ветровке, два хвостика, школьная юбка. Вы не видели?
  - Нет. - В сизом тумане все фигуры вокруг были эфемерными и невесомыми, только женщина в трауре осталась настоящей.
  - Если увидите, пожалуйста...
  По всем законам логики поезд давно должен был прибыть на станцию - на одну из отмеченных на схеме - веди пальцем вниз по алой ветке. Шестнадцать штук, из одного конца города в другой.
  - Здравствуйте, - сказала Надя.
  В самом углу сиденья человек с книгой в руках поднял голову, кивнул. Сабрина разглядела, что у него нет лица, и в его книге нет слов, а с широких полей шляпы свисала пыльная паутина.
  - Мы ищем учительницу биологии. Вы не видели?
  Он покачал головой.
  - Не оборачивайся, - предупредила Надя.
  По потолку, прямо над их головами, скользнула распластанная тень. Зашипела, выгнулась и нырнула в щель между створками двери.
  В это время поезд пронёсся мимо станции. Под скрежет и высекаемые из рельсов искры Сабрина увидела незнакомые колонны, мозаику из жучиных спинок и уходящее в черноту пространство. На платформе замерли тени пассажиров - неподвижные пятна на мраморе. Мгновение, и за окнами снова потянулись переплетения проводов.
  - Два, пожалуйста, - сказала Надя.
  Рядом с ней никого не было, но Сабрина вспомнила - краем глаза, и отвернулась. Тогда она увидела силуэт кондуктора. Надя просыпала в её протянутую ладонь что-то тускло блестящее, разномастное. Билетами здесь служили старые библиотечные формуляры.
  Кондуктор ничего не сказал, скользнул дальше, зацепив Сабрину краем бестелесных одежд.
  - Сколько стоит проезд? - Ей хотелось упорядочить этот непонятный мир и привести его хоть к какому-нибудь общему знаменателю с собой, но мир выскальзывал из пальцев.
  - Одну вещь мёртвого человека, - отозвалась Надя, пряча билеты в карман.
  - И когда поезд остановится?
  Она удивлённо пожала плечами.
  - Никогда. Это же кольцевая линия.
  - А они - кто?
  - Не оборачивайся, - сказала Надя, цепляя её за руку, прежде чем Сабрина успела мотнуть головой в сторону читающего человека и паучьей тени. - Здравствуйте. Мы ищем учительницу биологии. Вы не видели?
  Боковое зрение опять выхватило из темноты чьи-то жизни, и оказалось, что вагон забит ими под завязку. Они сидели и стояли, покачиваясь. Безвольно обвисшие руки не касались поручней, но тени играли в игру, в которой им нужно было ехать, и они ехали. Мимо опять пронеслась станция.
  Почуяв внимание Сабрины, они тревожно зашевелились.
  - Это местные. Те, кто остался здесь навсегда. Не бойся. Здравствуйте. Мы ищем...
  В углу третьего вагона сидела скрюченная старушка. Когда Сабрина проходила мимо, она подняла голову. Из глубоких морщин смотрели два чёрных глаза. Открылся рот, похожий на дверную щель.
  - Здравствуйте.
  Она кивнула. Сабрина ощутила, что призракам плевать на вежливость, это просто старинный ритуал, засевший в их память, как молитва - "здравствуйте", и кивать в ответ.
  - Мы ищем учительницу биологии.
  Она смотрела на Сабрину, не опуская лица, неподвижная, как манекен в витрине.
  - Вы не видели...
  Она решила, что призрак не расслышал, но его руки выпустили книгу и поднялись.
  - У тебя меч.
  - Да. Мы ищем учительницу биологии.
  Старуха медленно покачала головой. Сабрина отпрянула, наступая на что-то в полумраке, уворачиваясь от возмущённых взглядов. Мимо неё скользнула женщина в чёрном.
  - Вы не видели мою дочь?
  - Не ищите меня!
  Между неясных силуэтов метнулся человек в куртке с оборванными пуговицами. Сабрина успела рассмотреть грязь под его ногтями и перекошенное лицо. Тени скрыли его, как будто сошлась тёмная вода, только голос остался.
  - Не ищите меня, не надо меня искать!
  Они пошли дальше. Вагон покачивался, и голубые вспышки в проводах то и дело освещали его, вырывая из полумрака лица, клювы и длинные пальцы на поручнях. Сабрина скользила мимо них, стараясь не задевать полами куртки. Призраки перешёптывались за её спиной - слов не вычленить, но в интонациях ей слышалось неодобрение и тихая угроза.
  Спящий парень, если оглянуться, скорчился на прежнем месте. Теперь по обе стороны от него сидели призраки, подпирая так плотно, будто волновались, чтобы он не упал.
  - Что с ним? - невольно вырвалось у Сабрины.
  Надя вздохнула.
  - Заснул, не может проснуться, теперь он останется здесь навсегда. Так бывает.
  Сабрина шагнула к тени с человеческим лицом. Это была женщина в монашеской рясе, молитвенно сжавшая руки на груди. Совершенно лысая, и по черепу вились затейливые узоры.
  - Здравствуйте, мы ищем учительницу биологии.
  Монахиня вздрогнула, обнажились руки, покрытые глубокими шрамами.
  "По одному за каждый проступок", - поняла Сабрина.
  - У тебя меч.
  - Да.
  Монахиня поняла без слов, покачала головой.
  В проводах вспыхнула очередная искра, на секунду озаряя вагон, и стало ясно, что узоры на лысой голове - это застывшие струйки крови от каждого вбитого в череп гвоздя.
  - Не ищите меня! - глухо донеслось из глубины вагона.
  Теней с человеческими силуэтами больше не попадалось, а к остальным Сабрина не хотела подходить. Надя шла впереди - она шагала всё медленнее, заглядывая каждому в лицо, и иногда ловила ответные взгляды.
  - Здравствуйте...
  Сабрина протиснулась к ней через толпу призраков. Они расступались, но возмущённо бормотали ей вслед:
  - У неё меч.
  Сколько вагонов они прошли, Сабрина не знала. По её расчётам они успели пересечь состав от начала и до конца, но за ещё одним переходом тянулся следующий вагон.
  - Мы ищем учительницу биологии. Вы не видели?
  К Наде обернулось существо в плаще с высоко поднятым воротом, тонкое безглазое существо с птичьим клювом.
  - Её здесь давно нет. Не ищите.
  Длинные пальцы - суставов куда больше, чем в человеческих - зацепились за её ремень, потянулись выше, к связке амулетов. Сабрина шагнула вперёд, готовая выхватить меч и ударить - она ведь именно за этим пришла сюда, - но пальцы уже соскользнули и растаяли в полумраке вагона. Таяло белое безглазое лицо с птичьим клювом.
  Руки Нади были холодными, а в щеках, как в отполированном мраморе, отражались голубые вспышки. Сабрина выпуталась из нестерпимо жаркой куртки и накрыла ею Надю.
  Состав нёсся в темноту, виляя всем своим длинным телом. Он понемногу замедлял ход, хотя станций больше не было, только темнота и путаница проводов. Надя моргнула.
  - Поезд останавливается.
  Она не дышала, но глаза были открыты. Секунда - и запрокинула голову, хватая воздух ртом. Надя спиной привалилась к дверям. Там, где раньше темнели буквы "не прислоняться", теперь ползали длинные насекомые с тонкими ногами.
  - Плохо, это плохо. Сабрина, поезд останавливается.
  - И что? - выдохнула она, собираясь улыбаться.
  - Ты не понимаешь? Это кольцевая линия. Поезд не останавливается никогда.
  Теперь она могла различить арки в темноте тоннеля, изукрашенные пыльной лепниной, коридоры, высвеченные голубыми вспышками, провода-провода-провода. Каждый пучок проводов на сырых стенах она могла проводить взглядом. По отбитому кафелю сновали твари, похожие на крыс.
  Вагон тряхнуло, и призраков вместе с ним. Состав замер. Погас разом весь свет.
  - Идём отсюда. Идём!
  Надя поднялась, тщетно пытаясь управиться с непослушным телом. Уронила куртку, вцепилась в поручень. Сабрина схватила её за локоть, чтобы не дать упасть, и ощутила, как под холодной кожей дёргаются провода. Она скользнула руками дальше и вместо костей нащупала обломки бетонных шпал.
  В темноте всё громче и громче роптали призраки. В их голосах затаилась угроза. В дальнем вагоне выкрикнули:
  - Я ищу свою дочь не надо, не надо, не...
  Хрип затих.
  - Не ищите меня, - спокойно раздалось за спиной Сабрины. Она выхватила меч и ударила, не глядя - просто на голос. Вовремя, потому что разрезанный провод конвульсивно дёрнулся на полу и затих.
  Надя взялась за створки дверей и дёрнула их в разные стороны. Лязгнули старые механизмы метро. Двери чуть разошлись, так что в щель просочился влажный сквозняк. Провода змеились по полу вагона. Один подобрался вплотную - Сабрина ощутила его и ударила, перерубая самое тонкое место. Умирая, он хлестнул её по щиколотке.
  Они вместе раздвинули двери настолько, чтобы протиснуться наружу и по щиколотку утонуть в чёрной воде.
  - В переход.
  Бесхвостые твари бросились врассыпную. У Нади быстро сбилось дыхание. Она добежала до арки и привалилась к стене, хрипя и кашляя.
  Сабрина взяла её за плечи, сжала, судорожно ощупывая. В темноте страхи выросли до исполинских размеров: вдруг поезд мёртвых обманул её, вдруг подсунул очередного призрака. Но обломки бетонных шпал почти превратились в кости, а провода ушли так глубоко под кожу, что их биение почти не ощущалось. Под её руками Надя принимала человеческие очертания. Куртка повисла на одном плече.
  - Куда теперь? - зашептала Сабрина.
  Надя впитывала её тепло.
  - Не знаю. Туда. Нам нужно бежать подальше от поезда. Но я никогда здесь не бывала.
  
  Они долго шли по воде - бежать больше не было сил, - а крысоподобные твари скалились вслед и шипели. В тоннеле чуть посветлело от невнятных бликов. Сабрина старалась идти медленнее, потому что Надя заметно хромала, но забывалась и снова ускоряла шаг.
  Коридор изогнулся ещё раз, и через разрушенную стену они увидели платформу, огромную, как пустыня. Кое-где горели костерки, вокруг которых сидели неподвижные люди. Света не хватало, чтобы разглядеть лица.
  - Не надо туда, - попросила Надя, но Сабрина не послушала.
  Ей надоела тёмная безысходность коридора. Смена декораций казалась почти что спасением. Она перешагнула через проломленную кирпичную кладку и пошла между огней.
  У очередного костра нашлась девочка с двумя хвостиками на белобрысой голове. Она покачивалась в такт сквозняку. И, кажется, она была в красной ветровке. Одна из тварей глодала её ступню.
  - Кто это? - шёпотом спросила Сабрина.
  Надя торопилась за ней, собираясь схватить за руку, но Сабрина каждый раз отстранялась, чтобы взяться за меч - если что. Люди вокруг костров покачивались из стороны в сторону, как будто пели неслышимую молитву.
  - Ушедшие. Они ждут поезда, а поезд не придёт.
  - Мёртвые?
  Чья-то рука вцепилась в полу куртки. Сабрина ощутила движение воздуха и рубанула мечом темноту - отсечённая кисть задёргалась на полу, как мёртвая рыба. Сабрина развернулась, готовая дать отпор какому-угодно чудовищу, но темнота была спокойна, как стоячее болото.
  - Да. В реальном мире они уже мёртвые.
  Надя шла между костров, заглядывая каждому в лицо. На неё не обращали внимания. Связка амулетов позвякивала и качалась, если Надя собиралась нагнуться.
  - Боже мой. Это... боже мой, - донеслось до Сабрины вместе с подвальным сквозняком.
  - Что?
  - Они не мёртвые. Мёртвых я отличу в три счёта. Они все ещё живы. Алиса? - Она взяла за плечо одну из тех безжизненных теней у костра. С шорохом бросились врассыпную крысоподобные твари. - Алиса, ты меня слышишь? Мы можем их спасти.
  Тут уже не выдержала Сабрина.
  - Мы не можем. Пойдём отсюда.
  Она с силой потащила Надю прочь от лагеря немёртвых, та оборачивалась и один раз споткнулась о кучу битого камня, едва устояла на ногах. Платформа дрогнула, так что на колоннах трещинами пошла рассохшаяся плитка.
  - Поезд, - прошептала Надя. - Он нас нашёл.
  Вибрация сделалась сильнее. С потолка посыпались ошмётки пыли и штукатурка. Из тоннеля им навстречу вспыхнул белый свет фар. Оказалось, что он совсем близко - в одном вздохе.
  - В переход! - Сабрина перекричала стук колёс.
  Они побежали, петляя между кострами, к чернеющей дыре. Поезд пронёсся мимо, обдавая платформу волной воздуха. В окнах состава корчились призраки - раскрытые рты и прижатые к стёклам пальцы. Он не успел остановиться, но свет фар мазнул по их спинам. Поезд их нашёл.
  В дыру перехода сунулись провода и слепо зашарили по стенам. Сабрина разрубила два самых ближних и оттолкнула Надю вглубь коридора. Остальные рванули к ним с новой силой.
  - Уходим отсюда.
  Провода, как змеи, дёрнулись следом, но поезд, увлекаемый инерцией, был уже далеко, а без него они теряли силу. Расстояние скрыло от них рёв состава, и вибрация стен почти изошла на нет.
  - Я не могу больше.
  Надя остановилась и упёрлась руками в колени, пытаясь отдышаться. За поворотом стены перехода разошлись, открывая огромную площадь под высоким куполом. Сабрина шагнула вперёд, рассматривая пыльную мозаику стен. Бледный свет сочился из-под купола и лежал на ступенях, идущих вверх.
  На самом верху, на груде искорёженных рельс и бетонных шпал, сидело подобное человеку существо, сплетённое из проводов, крысиных шкурок и битого камня. Всё похоронное торжество этой залы, все остывшие подземные сквозняки, всё принадлежало ему.
  - Это он, - шепнула Надя. - Скрипач.
  Ветер раздувал лежащие на ступеньках старые билеты и обрывки газетных листьев.
  Она вышла вперёд, захрустела каменная крошка под ногами. Чёрная тень шевельнулась, меняя позу. У Скрипача не было лица, но в переплетении проводов Сабрине почудилось нетерпеливое дрожание.
  - Здравствуй. Ты знаешь, зачем мы здесь. Мы ищем учительницу биологии. Она у тебя?
  Надя, стоящая перед троном, была маленькой куклой, перечёркнутой крест-накрест своими ремнями, со связкой бесполезных амулетов на груди, и чёрное существо молчало, разглядывая её.
  - Те люди у костров, - сказала Надя. - Они тебе не принадлежат. Отпусти их.
  Вдалеке застучали по рельсам колёса поезда. Ближе. Ещё ближе. В их стуке Сабрина различила слова.
  - А ты кто такая?
  Она не думала, что у него есть голос - у переплетения проводов не бывает голоса, - и потому вздрогнула.
  "Маленькая наглая девочка в чужих владениях".
  Сабрина закрыла глаза и проглотила липкий ком страха. По стенам, изукрашенным мозаикой, ползли провода. Отряды проводов в боевой готовности - обнажённые концы напряжённо уставились в сторону незваных гостей. Провода крались по полу, свиваясь кольцами вокруг колонн. В лужицах бледного света Сабрина видела их влажно блестящие чёрные тела.
  - Я человек. А люди всё ещё хозяева этого города. Люди, а не твои призраки. Уяснил?
  Он качнулся вперёд, и весь клубок проводов нацелился на Надю. Они, как кобры, подняли головы из-за плеч Скрипача и угрожающе закачались. Поезд загрохотал железными суставами совсем близко, прямо за стеной.
  - У неё меч, - загрохотал Скрипач.
  - Да, - сказала Надя.
  - Вы приходите ко мне с мечом. Требуете. На что вы надеетесь?
  - Нам нужна учительница биологии. Верни нам её, и мы уйдём.
  Стук поезда отдалялся и опять делался ближе. Гончий состав кружил у залы, скребя по стенам железными когтями, но внутрь его не пускали. Сабрина почувствовала, как пальцы сами собой складываются на эфесе меча. Прикрыв глаза, она думала, какой пучок проводов рассечёт первым.
  - Её здесь нет, - почти ласково отозвался Скрипач, если стук поезда вообще мог звучать ласково.
  - Призраки сказали, что она здесь.
  - Она была здесь, но ушла. Неужели вы думаете, что хозяйка станет подчиняться моим желаниям?
  Надина рука дёрнулась к амулетам, и провода тут же выгнулись. Несколько плетей соскользнули с потолка и повисли у её головы. Голубые искры застрекотали в лужах.
  - Куда она ушла?
  Он захрипел, отталкиваясь от бетонных обломков. Чёрная фигура поднялась на тонких щупальцах проводов, вырастая разом до самого купола. В неразберихе переплетений уже не разобрать было человеческого силуэта.
  - Люди хозяева там, под солнечным светом. А здесь, простите, мои владения. И вас сюда никто не звал, люди. Взять их!
  Шумно рухнула стена. Из дыры в пыли и обломках камня вынырнул поезд. Свет фар разрезал полумрак залы напополам. Состав летел на них, взрывая колёсами битый мрамор пола. Скрежетал помятый металл, и хлопали автоматические двери.
  Сабрина рванула вперёд, перерубая повисшие между ними провода. Она успела схватить Надю за руку и утащить за собой, перед тем, как поезд разрушил колонну. Их обдало волной воздуха и осколками камня. Состав ушёл вглубь залы, укладываясь в разворот. Неповоротливое тело походя снесло каменную кладку перехода, обрезав им пути к отступлению.
  - Назад!
  Спотыкаясь о мёртвые провода, они успели прорваться к стене, прежде чем поезд пошёл на второй заход. Он пролетел в опасной близости, отогнутые листы металла оставили рваные раны на колоннах.
  Плечо Сабрины обожгло болью - она перехватила меч левой и ударила, снося пучки тянущихся к ним проводов. Стиснула зубы и в развороте рассекла ещё один провод, подползший к ногам Нади.
  Она оглянулась, ища выход.
  Вскрылись старые раны стен - из дыр толчками полилась чёрная жидкость, и провода плавали в ней, извитые, как водоросли. Вспучились плиты пола, открывая чёрные дыры и изъеденные временем перекрытия старого метро. Из разрывов наружу лезли ржавые скрюченные рельсы.
  Надя махнула в ту сторону, где зала потонула в каменных обломках темноты.
  - Дыра, из которой пришёл поезд! Ты ранена?
  - Ерунда, - выдохнула Сабрина.
  Они не оборачивались - сзади по-звериному ревел поезд. Скользкие плиты пола уходили из-под ног. Торчащие рельсы были как больные деревья. Между ними провода переплетались в ловчие сети и били наотмашь, вслепую. Разрубленные умирали в чёрных лужах, рассыпая слабые голубоватые искры.
  Уже в темноте Сабрина пропустила удар провода, потом ещё один. Онемел локоть. Она не ощутила боли, но знала, что это плохо. Меч в левой руке сделался холодным.
  Это не было коридором, это больше походило на ход гигантского червя. Прогрызенная толща земли гладко уходила влево, потом вправо. Они свернули в первое же ответвление - здесь стены, построенные людьми, поросли плесенью и истекли ржавой водой, но всё равно это было лучше хода, проторенного червём-поездом.
  Надя остановилась, запрокидывая голову. Минуту она не дышала, сделавшись неживой, и мысленно ощупывала пространство вокруг себя и за пределами старых стен.
  - Он далеко. Почему он не гонится за нами?
  - Смотри.
  Стены коридора были густо оплетены проводами. Они мелко подрагивали и сыпали искрами, и спутывались в узлы там, где стены проваливались в темноту. Она развернулась и увидела блестящие чёрные тела ещё и на полу. Ощутив взгляд Сабрины, они рванули назад, в темноту. Она подняла меч.
  - Он следит за нами через провода.
  - Нет! - Надя вскинула руки. - Не трогай его. Пусть. Нам его не уничтожить, а всё остальное будет бесполезной тратой сил. Мы просто уйдём. Просто уйдём. Пока.
  Сабрина коснулась плеча: рубашка там порвалась, и на холодной коже запеклась кровь. В отблесках синих искр она разглядела след от удара - два прокола, как укус змеи.
  Коридоры перетекали друг в друга и сплетались в паутину. Безмолвное преследование выматывало: она слышала шорох за спиной и ощущала чужое злобное присутствие. Надя шла на полшага впереди, выбирая повороты.
  Все коридоры пахли одинаковой сыростью и гнилью, и все были заброшены людьми, отданы на откуп другой жизни. Только однажды переход раскрылся в круглую залу с рекой сточной воды посредине. Но проводов на стенах делалось всё меньше.
  - Я устала, - сказала Надя и сползла на каменный обломок.
  Она покопалась в сумке и достала печенье в бумажном пакете, бутылку воды. Сабрина села рядом и опустила меч. Вместе с проводами пропали и синие искры, но глаза привыкли к полумраку настолько, что различали силуэты.
  - У тебя есть фонарик?
  Таким естественным казалось взять его с собой. Надя тряхнула головой.
  - Я не ношу с собой такие вещи. Это их только раздражает.
  Сабрина взяла её за запястье и попыталась рассмотреть стрелки наручных часов. Они светились белым, и ещё светились белые риски на циферблате, но Надя освободилась из её пальцев.
  - Не смотри. Это здешнее время, а какое там, наверху, я не знаю.
  В молчании они сжевали печенье и посидели немного, давая отдых ногам. Преследование изошло на нет. В темноте коридора Сабрина больше не чувствовала угрозы. Провода отстали.
  В таком же молчании они пересекли две подземные галереи, сводами уходящие в могильную темноту. Совсем старая каменная кладка просела от времени, и в выбоинах устроили свои гнёзда крысы. Потом потянулись однотипные и страшные в своей похожести бетонные залы. В провалах между плитами пола корчилась арматура.
  Город стоял на старом городе, запылённом, заброшенном, но всё ещё живом.
  - Здравствуйте, - сказала Надя, и Сабрина увидела его: в рыжей спецовке и в рукавицах он ощупывал стену.
  Стоило подойти ближе, и его движения превратились в рваные судороги не-живого. Он обернулся, показывая тронутое разложением лицо.
  - Мы заблудились, - просто объяснила Надя, как будто не замечала его осклизших искусанных крысами губ, - как попасть наверх?
  
  Они выбрались наружу из шахты на заброшенном заводе, по скобам, вбитым в бетонные круги, провожаемые снизу взглядом не-живого. Он довёл их до самого последнего коридора и остался там, в полумраке. Люминесцировали полоски на рабочем жилете.
  Вечер над верхушками деревьев кричал стрижами. Высокая трава на развалинах прятала бродячих собак. Сабрина глотнула воздуха полной грудью и не поверила, что выбралась из нижнего города.
  
  - Вы сумасшедшие. Где вы были? - сказал Антонио, щуря уставшие от недосыпа глаза. - Двое суток в... демоны побери, двое суток. Я уже разослал ориентировки. Куда вы сунулись без приказа? Вы что, не понимаете, в какой ситуации мы все находимся? Мы стоим на краю. На очень скользком краю. Выговора с занесением в личное дело не боитесь?
  В его кабинете было светло от уличных огней, и силуэт Антонио, привалившийся к подоконнику, был скрюченный и нервный. Надя спряталась в полумраке угла и отогревала дыханием наручные часы, всё ещё надеясь, что они оживут. Сабрина наблюдала за комнатой из-под прикрытых век.
  - За мной гонялся демонический поезд. Я сражалась с проводами. Моим проводником был мёртвый. Нет, выговора я не боюсь.
  Ночь за окном изошла воем далёких сирен. Антонио поджал губы, борясь с чем-то внутри себя. Потом снова поднял всклокоченную голову.
  - Врач нужен?
  Врач был нужен. Хотя следы, оставленные проводами, почти не болели, но кожа на плече сделалась ледяной и сухой, и локоть по-прежнему немел. Сабрине хотелось скинуть пропитанную кровью рубашку, смыть с лица подземную пыль.
  - Выпусти меч, - сказал Антонио, глядя на неё уже без злости. - Просто попытайся разжать пальцы.
  Пока она спускалась в медпункт и следила за пальцами штатного хирурга, ночь сделалась тихой и прохладной. Когда Сабрина вернулась, Надя уже выбралась из угла, пододвинула стул ближе к окну, хоть её лицо всё ещё скрывал полумрак. Они с Антонио сидели в молчании, как будто переживали общее горе. В темноте комнаты светились замершие стрелки её наручных часов.
  - Ты знаешь место в городе, где под землёй огромная зала, а над ней - стеклянный купол. Там лесопосадка или парк, домов не видно. Туда ведут старые тоннели метро.
  Антонио покачал головой.
  - Ничего такого не помню. Но спрошу у знакомых.
  - Он сплёл гнездо под городом. - Надя обернулась к Сабрине. Это было сказано для неё, потому что Антонио это уже слышал. Он склонился к столу, рассматривая оранжевый фонарный блик. - Огромное гнездо. Пройдёт не так много времени, и он потянется к обитаемым веткам метро. Выберется наружу. Да, однажды он выберется.
  - А если Скрипач и Пугало встретятся раньше? - спросила Сабрина, потому что не слышала их разговора. Антонио наверняка уже спрашивал и уже получил ответ. Она разгадала это по его нервно сцепленным пальцам.
  - Всё зависит от того, где они встретятся. В нижнем городе или в верхнем. Здесь одни владения, там - другие. Но если мы дадим Скрипачу ещё время, он прорастёт сквозь нас и тогда уж точно победит.
  Она сорвалась на высокой ноте и замолчала, как будто сказала запретное. В молчании все знали, какие слова будут произнесены теперь.
  "Он прорастёт сквозь нас", - засело в голове, как заклинание.
  - Но нам всё равно нужна Вета. Только она может поднять Пугало на бой. А Вета ушла, и я не знаю, куда. Скрипач не знает тоже.
  - А если он врёт? - Антонио поднял голову.
  В темноте Надин силуэт пожал плечами.
  - Такие, как он, не умеют врать. Он мог бы ничего не говорить, но врать... нет, вряд ли. Он сказал, что она ушла, вот и всё.
  - Надя, где нам искать Вету? - Антонио склонился к самому столу. Сабрина видела, как его пальцы нервно стискивают полумрак.
  - Я не знаю. - Надин голос обижено дрогнул. Она делала всё, что могла, и всё равно не справилась. Сабрина хотела поймать её руку, чтобы успокоить, но не дотянулась бы. Она ощутила сердитый жар, с которым Надя повторила: - Она ушла, понимаешь? Она ушла. Всё.
  - Не понимаю. Куда ушла? Теперь ты должна её чувствовать. Ты ведь чувствуешь таких...
  Должна. Он и сам понял, что хватил за грань, потому и оборвался так резко. Надя вскочила, разом окунаясь в бледный свет фонарей, и тут же шарахнулась назад, будто обожглась. Теряя равновесие, она взмахнула рукой и ударилась об угол шкафа.
  - Каких ещё "таких"? Таких, как я, ты хотел сказать? Хотел сказать, что раз я такая же, как они, я должна всё знать про них? Я не такая! Я человек!
  Она недолго размышляла - подхватила канцелярский нож со стола Антонио. Сабрина проглотила выкрик. Надя с треском вытащила лезвие на всю длину. Она разрезала кожу на ладони, протянутой к свету, - хотела показать: вот же, смотрите, - и сама мгновение наблюдала, как из раны течёт не кровь - бесцветная жидкость. Речная вода. Трое одновременно задержали дыхание.
  - Что это? - хрипло произнесла Надя. - Что это... опять? Что ты со мной сделал?
  Сабрина вскочила, чтобы поймать её за плечи, потому что Надя уже дёрнулась вперёд. Нож выпал из её руки - пластиковая рукоять глухо стукнулась об паркет. Она бросилась к стеклянной дверце шкафа, вцепилась в своё отражение.
  Было слишком темно - она потёрла стекло рукавом куртки. Искала доказательства того, что она всё ещё человек.
  - Надя.
  Она сломалась в руках Сабрины, уронила голову и застонала.
  - Зачем ты втянул меня в это? Ты ведь знал, какая тонкая грань. Я больше не хочу туда. Я этого больше не выдержу. Я человек.
  Антонио хотел подойти, но поймал яростный взгляд Сабрины, и тогда он заговорил с безопасного отдаления.
  - Слушай, прости. Я не хотел, чтобы до этого доходило. Всё, с этого дня я снимаю с тебя ответственность. Не смей больше приближаться к Скрипачу, Пугалу или кто там ещё ночью по улицам бродит. Иди домой, отдохни. Или ещё лучше - езжай, куда ты там собиралась ехать. Ладно?
  Надя не ответила. Она отстранила Сабрину, отбросила волосы с лица и опять припала к своему отражению. Она заметила - и Сабрина заметила тоже - чуть проступившее пятно ржавчины на щеке, ещё светлое, похожее на рисунок хной. Попыталась стереть, но тщетно.
  Это требовалось прекратить немедленно, потому что дело шло к истерике. Сабрина взяла её за запястье.
  - Это ничего, это пройдёт. Ты просто устала. Правда, пойдём домой.
  
  ***
  
  Несколько лет назад она ещё пыталась решить проблему.
  - Понимаете, наша психика по-разному реагирует на внешнее воздействие. Напряжение ищет выход.
  Этот психолог смотрел на неё точно так же, как и три предыдущих - со смесью усталости и профессионального сожаления. Надя в который раз обследовала взглядом комнату: шкаф со стеклянными дверцами, длинный стол для занятий с группой, пейзажи на выбеленных стенах. Белые жалюзи на окнах.
  Ей было скучно и неловко. Неловко - за то, что человек, который сидел перед ней, очень старался, но всё равно ничего не мог поделать.
  - Я понимаю.
  - Найдите источник стресса и избавьтесь от него. Знаете, большинство проблем возникает ещё в детском возрасте. Какие у вас отношения с родителями?
  Надя оторвала взгляд от строительного крана за окном и уставилась на седого мужчину перед собой. Днём она чувствовала себя почти нормальной, а вот ночами её манили тёмные улицы. Новый психолог, как и трое предыдущих, разрешил ей звонить в любое время. Но когда Надя боролась с собой, сидя на последней ступеньке лестницы, ей меньше всего хотелось звонить усталому чужому мужчине.
  - Моя мама считает меня чудовищем.
  Он весь подался вперёд. Наверное, подумал, что нашёл корень проблемы и сейчас разделается с ней на счёт три. Надя испытала острое желание отодвинуться подальше.
  - Вы сердитесь на неё за это?
  - Нет. Я ведь на самом деле чудовище. - Она вздохнула и не выдержала: - Не переживайте так. Вы замечательный психолог, просто я безнадёжна.
  Он побарабанил ручкой по столу, потом записал что-то размашисто на блокнотном листе.
  - Когда всё это началось? Я имею в виду, когда вы ощутили желание стать не-живой?
  Она чувствовала себя такой виноватой перед Сабриной, что готова была всё рассказать ему, да что там ему - Надя рассказывала свою историю в который раз. И выдавала её по памяти, без запинок. Хотя рассказывать - в который раз - не особенно хотелось.
  - Я всегда была связана с тем миром. В детстве я слушала голоса в пустых домах. Потом они стали выходить ко мне: помню безногого человека в старом лесопарке. Призраки погорельцев у кладбища. Обычно они не любят людей. Иногда нападают, но чаще просто прячутся. Но со мной они вели себя как с равной. Мне не требовалось ритуалов, чтобы их призвать - они выходили сами. В институте говорили, что у меня талант. А потом...
  Она скорчилась на стуле, спряталась за вуалью волос, сжала переносицу двумя пальцами.
  - Вы плачете? - встрепенулся он. Унюхал слёзы, как запах пирожков из столовой, и по-детски обрадовался.
  Надя подняла голову и криво улыбнулась. И улыбаясь, ощутила, как на щеке, под упавшими волосами, проступает ржавое пятно. Она скорчилась, пытаясь прикрыть его плечом.
  - Нет. Потом нашёлся преподаватель, который решил использовать мой талант. Он говорил, это уникально. Это интересно. Можно написать докторскую диссертацию. И некоторое время мы работали с ним, но потом он погиб. Не выдержал столкновения с моим талантом.
  Она думала, что сумеет спрятаться за многозначными фразами, но при одном воспоминании о Мифе по ногам потянуло холодом. Как можно незаметнее Надя сжала и разжала пальцы - уже поскрипывали каменеющие суставы.
  Психолог откинулся на спинку кресла, ещё не замечая, как она изменялась. Аккуратно подстриженная бородка и очки в золотистой оправе - как бы она хотела быть такой. Укладывать волосы и покупать дорогие платья. Но пока волосы шуршат, как сухая степь, и бетонные кости рвут одежду, пока арматурные ногти уродуют её пальцы - это невозможно.
  - Что между вами случилось? Позвольте, я угадаю. Мужчина и женщина - это извечная история. Вы были в него влюблены, да? А что потом? Насилие? Он вас бил? Принуждал к чему-то?
  Она провела по щеке кончиками пальцев - кожа сделалась сухой, как бумага, и под ней проступили натянутые провода. Надя не испугалась. Пусть он увидит. Так даже лучше.
  - Ну что вы. Он был замечательным человеком. Он просто испугался. Вы знаете, как пугаются люди, когда видят не-живых? Это подкожный страх. Впитавшийся в кровь. Это не пугает вас, потому что вы не видели девочку, которая говорит с не-мёртвыми так запросто, как с продавцами в магазине. Понимаете, почему Миф убил меня?
  Теперь он увидел - изменился взгляд, и напряглись мышцы на шее. Побелевшие пальцы упёрлись в стол, будто желая опрокинуть его, возвести баррикаду между ним и Надей. Защититься.
  Надя ждала - перед ней был профессионал. Пять длинных секунд понадобились ему, чтобы взять себя в руки.
   - Теперь вы можете его понять? - улыбнулась она.
  Психолог кашлянул и спрятал глаза.
  - Да.
  - А потом я вернулась и убила его.
  Тянулась безвкусная жвачка беседы. Наде было скучно, потому она сказала:
  - Это любовь делает из нас чудовищ. Потому что любовь - это проклятье.
  Ручка снова запрыгала в его пальцах - по тетрадному листу поползли кривые строчки. Надя снова перевела взгляд на небо. Время шло к вечеру, и проспект за окнами кабинета гудел на все автомобильные голоса.
  - Хорошо. Я понял. Знаете, что я вам скажу? Вы уцепились за прошлое, как будто оно - единственно важное в жизни. Вы слишком много думаете про этого вашего Мифа. Отпустите его. То, что случилось, неприятно, но не сме...
  Он запнулся. Надя хмыкнула - не удержалась. Психолог смерил её снисходительным взглядом.
  - Это можно пережить. Люди переживают гораздо более страшные вещи: изнасилования, смерти близких, войну. Посмотрите: вы красивая умная девушка. Стоит вам просто забыть про ту неудавшуюся любовь, просто отбросить её, и вот увидите, у вас вырастут крылья.
  Надя встала. Она встала тихо, так что ножки стула почти не проскребли по паркету. И пошла к дверям.
  
  ***
  
  Всю ночь выл ветер, и скрежетали металлические суставы конструкций. Кричали птицы, и о набережную бились тяжёлые волны. Город рыдал. Сабрина убеждала себя в том, что не слышит, но всё равно не заснула. Он затих только под утро.
  Она раздёрнула шторы и увидела сад в рассветном мареве и неподвижных птиц на ветках яблонь, на проводах, на крыше соседского дома.
  Надя нашлась у кухонного окна. Она была в той же куртке, что и вчера, а под курткой - ремни крест-накрест перечёркивали грудь. Амулеты заметно потемнели, и на щеке остался ржавый след. Грязные следы тянулись от двери к её ногам, обутым в уличные кроссовки.
  - Ты не ложилась?
  Она вздрогнула, оборачиваясь, и щёки потеряли мраморную неживую бледность.
  - Ты слышишь, что происходит?
  Город молчал, но теперь и в его молчании слышалось что-то жуткое. Все птицы смотрели им в глаза.
  - Он растёт, - сказала Надя, поднимаясь. Её тело превращалось в человеческое, но всё ещё похрустывало мраморной кожей. На голых запястьях вместо запястных костей из-под кожи выпирали обломки бетонных блоков. - Я всю ночь слышала, как Скрипач растёт. Провода тянутся под землёй, будто грибной мицелий. Если они прорвутся наружу, они...
  "Прорастут сквозь нас", - вспомнила Сабрина. Кажется, именно это снилось ей, стоило только задремать.
  Надя вышла из дома и под взглядами птиц присела, касаясь ладонью земли. Под бледной кожей по нервам-проводам всё ещё пробегали голубые искры. Вспыхнула и погасла последняя.
  - Слышишь? Ты слышишь? Он там.
  - Где ты была ночью? - перебила её Сабрина. - Ты не спала дома, я знаю.
  - Я искала его жилище. Я была на старом складе, где Скрипача видели два года назад. Там пусто, только дыра в полу. Такая глубокая, что не видно дна. Понимаешь, что это значит? Когда его пытались уничтожить, Скрипач просто ушёл под землю. И там он рос, ждал подходящего момента. Момент наступил. А то место со стеклянным куполом я всё равно не нашла.
  Надя села на крыльцо, прямо на мокрые ступеньки, политые дождём. Уставилась на далёкие высотки, подпирающие небо. Сабрина наблюдала, как последние черты не-жизни сходят с Нади, и она окончательно превращается в человека. Там, где она бродила ночью, нельзя появляться в человеческом обличье.
  - Мы же сильнее, - пробормотала Надя, обращаясь к птицам и высоткам. - Мы всё ещё хозяева этого города. Мы, а не он. Почему тогда он побеждает?
  Сабрина села рядом и заглянула ей в лицо.
  - Слушай, прекрати это. Мы попытались найти Вету, но теперь-то что можем сделать? Усмирение аномалий - не наша работа, пусть ей занимаются поисковики. И я не хочу, чтобы ты...
  Надя чуть покачивалась, как будто от ветра. В полуприкрытых глазах отражалось низкое небо.
  - Поисковики ничего не делают. Люди ничего не могут ему сделать.
  - Я не хочу, чтобы ты ушла к ним навсегда, - закончила Сабрина и встала. - Ты уже забыла, как это, быть не-живой? Ты забыла, как тяжело вернуться обратно? Ты забыла, что обещала мне больше никогда не переходить на ту сторону?
  Хмурое утро застыло, как нарисованное. Надя облизнула запёкшиеся губы.
  - Нет. Я очень хорошо помню. Милосердное зеркало подсовывает мне другое отражение. В нём я прежняя. В нём я человек, разве что ржавое пятно на щеке. Это пустяки, конечно. Но разве это правда? Внутри меня давно уже сущность. Она не исчезла тогда. Она просто спала всё это время. Теперь её разбудили.
  Она обернулась и встретилась с Сабриной глазами - белёсая радужка, изрезанная алыми ниточками сосудов.
  
  По ночам город кричал. Надя давно не могла спать. Она бродила по комнатам, пила остывший чай, пытаясь перебить горький вкус во рту, читала, бессмысленно перебирая страницы одну за другой. Приходила в гостиную и ложилась на пол, в лужицу фонарного света. Она не могла спать и не могла не спать, потому что город кричал, как будто за стеной рыдал ребёнок.
  По ночам она вскрывала старые раны. Водила складным ножом по ладони, вспоминая, как это делается. Поднималась, брала с вешалки куртку и замирала перед дверью, не решаясь переступить через порог.
  "Ты же обещала, что больше никогда".
  Она обещала. Надя снимала куртку и снова бродила по комнатам, открывала окна и подолгу стояла, вдыхая ночь. Чувствительная, как обнажённый провод, мысленно ощупывала мир вокруг себя. Ночь пахла дождём и пеплом. Тонко тянуло речной водой. Город безутешно плакал по утраченной любви.
  Она измучилась от бездействия. Люди уже бежали, напуганные страшным ночным воем. Пока что - бежали единицы, они делали вид, что хотят навестить дальних родственников, или что давно планировали этот отпуск. Они собирались вернуться. И Надя знала, что с каждым днём беглецов становится больше.
  Она ненавидела себя за слабость, за то, что посиживает, сложив руки. Если люди не хотят защищать город, тогда это придётся сделать сущностям. Одиночкам, привыкшим скрываться в тёмных подвалах и заброшенных зданиях. В одну из таких ночей Надя всё ещё верила, что хозяйка города явится, чтобы поднять их на бой.
  Но шло время, а Вета не возвращалась.
  Нужно было решаться. Надя поднялась на второй этаж дома, встала у двери в комнату Сабрины.
  - Прости, - сказала она. - Я обещала. Но больше не могу так.
  Куртка, ещё не успевшие просохнуть кеды, а связка потемневших амулетов отправилась в самый тёмный угол. Улицы были пустынны - теперь редко кто решался выходить из дома, когда плакал город. Надя шла по лужицам фонарного света - от одной к другой, - впускала в себя ночной холод.
  Надя чуть не рассмеялась от внезапно нахлынувшей свободы. Опьяневшая от неё, она решала, куда пойдёт первым делом. Была заброшенная больница, окружённая строительными лесами, как тугим корсетом, но она на самом краю района - каждый раз, проезжая мимо, Надя осторожно махала ей рукой в окно автобуса. Нет, нет, это далеко.
  Был старый двухэтажный дом, зажатый между двумя высотками. Старый чёрный дом с обвалившейся лестницей наверх, с вечно разинутыми оконными проёмами. Дороги туда - через весь рыдающий город. Но у неё во власти вся ночь, какая разница, сколько времени уйдёт на дорогу!
  Была оранжевая свечка-пятнадцатиэтажка, торчащая на холме в южной части рыдающего города. Там жил маленький мальчик - местное воплощение смерти. Надя поднимется по бетонным ступенькам, мимо квартир, оставленных жильцами, мимо глубоких трещин на стенах, мимо паутин, наплетённых вездесущими ауралами, и на одной из ступенек её будет ждать мальчик в великоватой - не по размеру - куртке.
  - Я вернулась, - скажет Надя.
  Он улыбнётся ей навстречу. Все сущности города, все его сумеречные жители, в которых принято не верить, ждали её, очень долго. Много лет ждали, с тех самых пор, как она пообещала Сабрине, что больше никогда. Но время - это пустой звук для тех, кто давно не-жив.
  - Я вернулась, - скажет Надя. - Помните, я та девочка, которую убил преподаватель. Он увёз меня за город и запер в старом доме, чтобы я не могла сбежать.
  И тогда они уж точно вспомнят.
  Придорожные фонари выгибались в судорогах боли. С треском оборвались опасно натянутые провода и запрыгали по асфальту, рассыпая искры, тонули в наплаканных лужах. Трамвайные рельсы корчились, силясь порвать соединения с землёй. Истерика города набирала обороты.
  Глубокие трещины расчертили асфальт. Надя шла по мосту, прямо по проезжей части, потому что машин всё равно не было. Одна стояла, разбитая, у чёрно-белого ограждения, и дверца у водительского места была распахнута. Надя мысленно потянулась к ней и ощутила кровь на руле, ощутила, как в страхе убегает водитель от оживших фонарных столбов. Он думал, что успеет до темноты, и не успел.
  Она всё-таки решила, что первым делом пойдёт к незаконченной стройке в промышленном районе. Там, на пустыре, окружённый цепочкой вороньих трупов, стоял дом, насмерть заваренный толстыми решётками. Надя испугалась, что опоздала, что сущность Пса угасла - так иногда бывало, но мысленно раскинула руки и ощутила: она всё ещё там.
  - Я вернулась, - сказала Надя, как ей мечталось.
  Сущность рванула ей навстречу. Радостно разинула пасть, усаженную акульими зубами, ткнулась носом в плечо, как настоящая собака. Настоящая собака, но только с человеческими глазами.
  
  Она уходила по ночам и возвращалась под утро, чтобы, даже не скрываясь, оставлять грязные следы на полу, доходить до дивана и падать на него без сил. Шурша упаковками, она глотала таблетки обезболивающего. Человеческое тело быстро изнашивалось от такой жизни.
  Сабрина просыпалась вместе с мутным рассветом и долго сидела рядом, не зная, на что решиться.
  Сумеречные дни наползали друг на друга, и она быстро потеряла им счёт. Днём Надя задёргивала шторы, чтобы сохранить в комнатах полумрак. Вздохи и поскрипывания дома сделались привычными. Они будили Сабрину по ночам. Они перешёптывались, когда думали, что она спит.
  Однажды утром Надя сожгла тряпичных кукол. Сабрина проснулась от запаха дыма, обошла дом вокруг и нашла их: Надю, старую металлическую бочку и искажённые лица кукол, догорающих на дне, на груде уже бесформенного пепла.
  - Мешают, - сказала Надя, как будто извиняясь. На ней была та же куртка, те же джинсы и ремни на груди крест-накрест, как будто одежда намертво приросла к телу, и та же ржавая царапина на щеке.
  - Что ты творишь? - глухо произнесла Сабрина, от холода пряча пальцы в рукавах плаща, наброшенного на домашнее платье.
  Надя ссутулилась под её взглядом и не ответила. Горький дым разъедал глаза, но Сабрина не отступила ни на шаг.
  - Ты понимаешь, что это - путь в никуда?
  Надя быстро глянула, как провинившаяся собака. Ржавую царапину на щеке исказило судорогой. Если пепел, осевший на лице, мог считаться слезами, то она плакала.
  - Прости.
  Ни о каких обещаниях больше не говорили: обещания горели вместе с тряпичными лицами кукол.
  Сабрина поднялась в свою комнату, достала из шкафа старую дорожку сумку и застыла, глупо разглядывая аккуратные стопки одежды. Сумка валялась, выжидательно раскрыв беззубый рот. В гостиной шелохнулась тяжёлая занавеска. Заговорил и тут же замолчал телевизор.
  Из раскрытого окна снова потянуло дымом. Надя жгла что-то ещё - палёные куклы пахли по-другому. Старая бочка закоптила, швырнула в воздух пригоршню пепла. Надя стояла так близко, что пепел оседал на её волосах. Одна схватилась за край бочки и заглянула внутрь, как в колодец, как будто в остатках прошлой жизни желала найти своё отражение.
  Сабрина взяла из стопки рубашку, не глядя бросила в сумку. Отчётливо заскрипели деревянные ступеньки. Надя всё ещё была на улице, и Сабрина оглянулась на меч - тот висел на своём месте, на стене. Шаги зазвучали глуше, отозвалась последняя половица, и хлопнула створка окна.
  Она взяла ещё кое-что - бельё, свитер, книжку со стола, зачем-то потёртую статуэтку ангела - новогодний подарок. Шаги звучали снова, в тихом полумраке дома раздражающе отчётливо звякнули чашки в кухонном шкафу.
  Раньше тени вели себя скромнее. Они прятались до ночи, а потом сидели по углам. Если и удавалось заметить силуэт, он тут же таял, оставляя после себя только горсточку вопросов: было на самом деле, показалось? Хочешь - верь, а хочешь - нет.
  Неопределённость всегда устраивала Сабрину. Они с бестелесными голосами как будто заключали договор, не видели друг друга и не слышали, а если всё же случался небольшой конфуз, человечество изобрело много слов-оберегов. "Это сквозняк", - например. "Всего лишь вода шумит в трубах". "В старом доме вечно что-нибудь скрипит". Она знала их все наизусть.
  Теперь они даже не скрывались.
  Одной ночью она прошла по коридору и увидела на тёмной кухне рядом с фигурой Нади тощий скособоченный силуэт. Тонко пахло заварными пирожными. Надя взяла из вазочки одно и протянула призраку. Костлявые пальцы схватились за угощение - и оно в одно мгновение исчезло.
  Даже наблюдая, Сабрина ощутила тошноту. Тень обернулась к ней: кожа обтягивала узкий череп, в мёртвых глазах застыло жалобное выражение. Сабрина посмотрела поверх существа в лицо Наде.
  - Это что, жертва концлагеря?
  - Тише, - испугалась Надя, - она не может, когда кричат. - И протянула тонко застонавшему призраку ещё одно пирожное.
  Но этим утром Надя сожгла тряпичных кукол. А нахальство сумеречных обитателей дома просто стало последней каплей.
  - Совсем потеряли страх. - Сабрина схватила меч - эфес уютно лёг в ладонь.
  В коридоре было пусто, но покачивалась плеть искусственного цветка на стене. До кухонной двери - пять неслышных шагов - она знала, как ступать, чтобы не скрипнула ни одна половица старого дома.
  Дверь в верхней половине была с витражным стеклом, и через него сумрачная комната казалась жёлто-красно-зелёной. Сабрина ощутила чужое присутствие в углу за буфетом. На это ей потребовалось одно мгновение.
  И ещё мгновение на то, чтобы толкнуть дверь плечом и в один прыжок занять единственно выигрышную позицию. Он тоже прыгнул - бурая тень растеклась по светлой шторе. Сабрина увидела расколотую напополам вазочку и кубики сахара, разбросанные по полу.
  Она ударила и промахнулась, потому что от ярости потемнело в глазах. Тень скакнула со шторы на потолок и распласталась кляксой. Штора закачалась, впустив в комнату немного бледного света. Сабрина ощутила волны страха, исходящие от не-живого.
  В панике он бросился в сторону, Сабрина крутанулась, следуя за ним остриём меча. Кровь зло колотилась в висках - за весь страх и боль, которые Сабрина прятала до сих пор. Вытянутое лицо существа на секунду замерло, глядя на неё. Не успел увернуться, она была быстрее.
  Меч располосовал не-живое так, что ей на руки и на пол брызнуло липким, бесцветным.
  - Стой! - сорванный Надин голос прозвучал от двери.
  Сабрина замерла, хотя это и было не по правилам. По правилам - всегда добивать врага. Но Надя тяжело дышала и смотрела на неё, и в ту минуту так походила на человека.
  Он упал на пузо и пополз к ней, беззвучно открывая узкогубый рот. В одной руке всё ещё был зажат кусок сахара.
  - Не трогай его, он здесь живёт, - сказала Надя. Существо цеплялось ей за ногу, за штанину, забрызганную грязью. Его руки - почти как человеческие, детские пальцы и розовые ногти. У запястья - белая нитка с больничной биркой, такие вешают новорожденным. Тонкое тело под клоком истлевшей ткани. Сабрина поняла вдруг, кто это такой - вспомнила родильное отделение больницы неподалёку, - и её передёрнуло от отвращения.
  - Я тоже живу здесь, - выдавила из себя она.
  Луч света лёг на пол между ними, очертив границу - "мы" и "они". Сабрина - одна на своей стороне.
  - Просто ты его напугала, - сказала Надя, как будто ждала извинений.
  - Напугала? Тогда сделай так, чтобы я их не слышала и не видела.
  Сабрина не шевельнулась, и Надя спрятала глаза. Детские пальцы, цеплявшиеся за её штанину, растеклись чернилами и почти растворились в полумраке.
  - Хорошо, как скажешь.
  Она прошла мимо комнаты Сабрины и на секунду застыла, увидев сумку на полу. Обернулась.
  - Я больше не могу, - сказала Сабрина, потому что от неё ждали этих слов. - Ты где-то бродишь по ночам. Ты возвращаешься под утро, приносишь с собой запахи мёртвых. За тобой остаются следы могильной земли. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Ты стёрла защитные знаки и сожгла кукол, чтобы эти могли заходить в дом. Вчера ночью я проснулась от того, что на пороге комнаты стояло существо... Стояло и смотрело на меня. Я успела разглядеть - это был мужчина, высокий и худой, и половина лица начисто снесена. Эта тварь стояла на пороге моей комнаты.
  - Это часовщик, - сказала Надя, как будто её объяснения могли что-нибудь изменить.
  - Мне всё равно, как его зовут. - Она не заметила, когда повысила голос, и теперь почти кричала. Зло вбивала каждое слово, а Надя вжимала голову в плечи. - Понимаешь? Ты понимаешь, что ни один нормальный человек не выдержит такого? Вот что. Я не хочу больше видеть ни одной этой не-мёртвой твари.
  - Мы не твари, - чуть слышно выдохнула Надя.
  Но у Сабрины уже не было сил остановиться.
  - Или вы уберётесь отсюда, или я. Извини.
  Надя спрятала глаза. Она как будто сделалась меньше ростом - из рукавов куртки виднелись только кончики пальцев.
  - Не надо, - пробормотала Надя. - Не уходи, я сделаю, что смогу. Они к тебе больше не придут.
  
  Дождевые капли протекали через перекрытия моста и падали ей на плечи. В темноте громоздились брошенные автобусы, как скелеты древних животных, и битые фары были как слепые глаза.
  Стоило поискать другое место для ночёвки, но слишком безразлично. Надя ушла из дома, забрав с собой только куртку и связку амулетов - на всякий случай. И ушла туда, куда повели ноги, под мост, на кладбище старых автобусов.
  Пока она сидела, явился Пёс. Припадая к земле, он побродил вокруг костра, потом всё-таки решился подойти и лёг, касаясь ледяным носом её ладони. От него Наде было ещё холоднее, но Пса она не прогоняла. Он делал вид, что дремал.
  Надя сидела на земле, окружённая мёртвыми механизмами и темнотой. От дождя потух костерок, разведённый из сухих листьев и выброшенных книг. Ей было холодно, потому что человеческое тело слишком трепетно для ночёвок под мостом. Не спасала старая куртка. В Наде многовато осталось человеческого, но она знала - скоро всё это уйдёт.
  Темнота вдалеке шевельнулась. Между ржавых кабин пробиралась человеческая фигура. У Нади больно заколотилось сердце. Вдруг Сабрина? Но это была не она - вместо плавных движений - нервные шаги. Чёрная фигурка оказалась невысокой, детской.
  Мальчик выбрался к потухшему костру, нерешительно потрогал пепел - холодный. Он сел напротив Нади, подобрав по себя ноги. В дождливом полумраке она увидела осунувшееся лицо с чёрными провалами глаз, грязную куртку, размеров на пять больше нужного. Куртка, будто стянутая с чужого плеча, распахнулась на груди маленького гостя, обнажая пустоту.
  - Смертёныш, - выдохнула Надя и невольно обрадовалась встрече.
  Он тоже обрадовался - улыбнулся, как мог, изогнул губы в страшноватой гримасе, хотя не-мёртвые не способны улыбаться. В сжатом кулаке обнаружилась пригорошня подсолнечных семечек.
  За то время, пока Нади не было, Смертёныш нисколько не подрос - сущности не чувствуют времени, - но его куртка истрепалась и выцвела. Босые ноги стали ещё грязнее, черноты под ногтями стало больше, и только запасы семечек в карманах никак не иссякали.
  - Я услышал, что ты вернулась, и пошёл искать. Давно тебя не было.
  Он потянулся к ней, касаясь влажных щёк и волос. Пёс вскинул голову, но не зарычал. Смертёныш чуть отстранился от Нади, разглядывая кончики собственных пальцев.
  - Плачешь?
  Она отвернулась.
  - Нет. Это дождь идёт.
  Смертёныш опять сел, из-под опущенных век подсматривая за потухшим костром - не разгорелся бы снова. Под мостом гудел ветер, и вздыхали старые автобусы. Надя тихо раскачивалась, обхватив себя за плечи. Ей отчаянно хотелось обратно. Зажечь на кухне свет и поставить на плиту чайник. Согреться человеческим теплом. Интересно, спит ли сейчас Сабрина?
  Но обратно ей было нельзя, потому что там никто не ждал. Потому что мир живых толкнул её, вышибив из груди последнее дыхание.
  - А я тебя всегда ждал. Я знал, что ты вернёшься, - произнёс Смертёныш. В его пальцах рассыпались обгоревшие книжные листы. Ветер выдувал из них алые искры и тут же гасил.
  - Спасибо. - Руками, испачканными в золе, она вытерла влажные щёки. Дождь зарядил сильнее.
  - Только знаешь, я бы на твоём месте не стал возвращаться. Если бы в мире живых остался хоть кто-то, кто ждал бы. Я бы очень хотел, чтобы у меня кто-нибудь там остался. Ты знаешь?
  - Да.
  - Можно я сяду поближе?
  Надя подвинулась, освобождая место у мостовой опоры. Здесь не так донимал дождь. Они разделили одну куртку на двоих, но всё равно было холодно.
  - Город меняется, - сказал Смертёныш, прижимаясь к её боку. Тонкой веткой он чертил на земле квадраты и треугольники. - Я слышу, как под землёй растёт что-то огромное. И город меняется. Просыпаются те, кто давно спал.
  - Ты тоже это чувствуешь? - Надя дрожала. Холод комом встал в груди, и она ждала, когда же он растечётся по всему телу, до кончиков пальцев.
  Смертёныш пожал плечами, словно речь шла о вещах простых и привычных.
  - Все это чувствуют. Волк с улицы Стрелков. Ты помнишь его? Он проснулся и ночами бродит по улицам. Он даже света не боится. Люди говорят - собака. Я слышал. А он такой голодный. И Чердачная Кукла, которая спала под фонтаном старого парка. Помнишь её?
  Надя не отозвалась.
  - Я видел, она сидела на ступеньках. В том месте осталась кучка опилок, их потом раздуло ветром. А потом стали убегать люди. Они и теперь уходят, а город пустеет. Может, некоторые ещё думают, что останутся, но они все убегут. Я знаю. Я слушал их мысли. Я тогда подумал, хорошо бы ты вернулась. Ты бы сказала, что нам делать. И вот, ты вернулась.
  Он потянулся к карману куртки и достал оттуда ещё одну пригоршню подсолнечных семечек. Хрустнул одной. До Нади дотянулся маслянистый запах. Она закрыла глаза. Уставшее сознание норовило провалиться в сон, но ей нельзя было спать, ведь сущности не спят.
  - Что нам делать? - повторил Смертёныш.
  Надя вздрогнула. Дождь зашёлся сильнее, заколотил по крышам автобусов. На границе видимости зажигались и потухали окна в чужих домах. Люди ещё не знали, что скоро захотят убежать.
  - Давай позовём остальных, - вздохнула Надя. Откуда ей было знать, что делать.
  
  На следующее утро Надя не вернулась домой. Сабрина прождала у входной двери с рассвета до тех пор, пока город не сделался шумным, душным, привычным повседневным городом.
  Сабрина закрыла глаза и увидела Надю в вагоне метро: грудь, крест-накрест перечеркнутая ремнями, как будто указывая место, куда стрелять. Связка почерневших амулетов. Силуэт читающего человека рядом. Они едут, и вагон покачивается, и тени играют в игру, по правилам которой нужно ехать. Но поезд никогда не остановится, потому что это - кольцевая линия.
  
  ***
  
  Тело больницы - большое, старое - было опутано строительными лесами и бинтами зелёной сетки. Поднимаясь по лестницам, Надя чувствовала, как больница стонет и хочет разорвать свои бинты. Вздымались перекрытия, как грудная клетка, и выгибались стены, но всё бесполезно. Люди крепко её связали. Рукотворные преграды до сих пор сдерживали то, что жило в старых стенах.
  Запутанные коридоры больницы часто приводили к тупикам-завалам и никуда-не-ведущим-лестницам. Но Надя проходила этот путь столько раз, что могла бы найти дорогу с закрытыми глазами. Пёс держался у её ног - тень на тонких лапах скользила, не касаясь разбитых плит пола.
  Восьмой этаж. Девятый. Она остановилась на лестничной площадке и перегнулась через единственные уцелевшие перила. Закрыла глаза, обхватывая больницу мысленными руками, обнимая, как обнимают больного, пышущего жаром ребёнка. Где-то в отдалённых коридорах шевельнулось чужеродное создание. Человек? Бродячая собака?
  Пёс замер и повёл ушами, тогда она поняла, что ей не почудилось.
  - Эй, выходи, - выдохнула Надя в темноту. Если где-то на этажах больницы затерялось не-живое существо, оно бы услышало её сквозь стены. - Выходи, здесь все свои.
  В лицо Наде дунуло пыльным сквозняком. Ветер прошёлся от стены к стене и притих. Надя опять закрыла глаза и мысленно обыскала больницу сверху донизу, но ощущение чужого присутствия больше не появлялось.
  Она пошла дальше, то и дело оглядываясь в темноту. Обычно больница писала ей - белым или голубым мелом на кирпичных стенах, короткие фразы вместо приветствий или бессмысленные символы, просто чтобы обозначить своё присутствие, но сегодня она молчала.
  Заброшенная больница торчала над лесопарком - чёрная башня в стороне от светящегося города. Из оконных проёмов пятнадцатого этажа открылся вид на город, украшенный монистами фонарей, до самой набережной. А там Надя различила фигуру Матери-птицы, хотя для этого ей пришлось залезть ещё выше, на широкий подоконник. Она ненавидела высоту, но иначе было не исполнить задуманное.
  Надя выпрямилась, ухватившись за стену в том месте, где она казалась целее всего. Пёс остался в коридоре, он бродил, оставляя клочки себя на разбитой кирпичной кладке.
  - Эй, - сказала она в прозрачную темноту над лесопарком. Надя двинулась вперёд, упираясь животом в проржавевшую арматуру стен, вдохнула запах пустоты. В животе всё сжалось от страха - далёкая чёрная земля покачнулась перед глазами. - Все, кто меня слышит. Следующей ночью я буду ждать вас на пустыре у старого кирпичного завода. Все, кто помнит меня, приходите. Я буду вас ждать.
  В тёмном лесопарке деревья закачали ветками. Перемигнулись огни города - ближняя подсветка автотрасс, алые огоньки завода, жемчужные бусы фонарей в центре города, и наконец рыжая иллюминация набережной. Надя различила их незатейливую азбуку Морзе, кивнула в ответ. Её услышали.
  Она повернулась, чтобы возвращаться, и ощущение чужого присутствия окатило её с ног до головы. Стоя на треснувших перекрытиях, Надя зашаталась. Пёс напряжённо замер у тёмного провала двери, ведущей на лестничный пролёт.
  - Эй, - неуверенно повторила Надя и потянулась мысленными руками, чтобы успокоить больницу, доказать, что она не причинит вреда.
  Её отшвырнуло назад, так что ржавая арматура впилась в спину, вышибив короткий стон. Всё же в Наде осталось много человеческого - боль и тонкая кожа, под которой, оказалось, течёт кровь.
  Пёс молча рванул в темноту, акульи зубы порвали искорёженный дверной косяк. Его толкнуло назад, и сущность комом откатилась к оконному проёму, к тому месту, где низкое ограждение обрывалось и уходило резко вниз.
  Чужое присутствие пахло раскалённым металлом и палёной резиной. Из дверного проёма зазмеились провода. Они ощупали мелкий гравий, рассыпанный по полу, битый кирпич стен. Надя дёрнулась в сторону, чтобы влажно блестящие змеи не потянулись к ней. Они замерли.
  - Скрипач! - прохрипела она зло. Пульс, колотящийся под кожей, превращался в мерное биение речной воды о бетонную набережную.
  Он не отозвался, потому что это был не Скрипач. Существо походило на клубок дождевых червей - низкое, ростом с детсадовца, почти бесцветное на фоне серой городской ночи.
  Надя мысленно потянулась к нему и не ощутила ничего: ни злого, ни доброго. Существо вряд ли имело сознание, как у настоящей сущности. Оно выбралось, повинуясь инстинктам, ответило на зов Нади.
  Она чувствовала, как внутри изгибаются кости, становясь арматурным каркасом того, что раньше было человеческим телом. Она ударила мысленными руками наотмашь, целясь в темноту дверного проёма. Каменная махина застонала от боли - удар вскользь пришёлся по кирпичной кладке вентиляции, и в воздух взвилась красная пыль. Отростки проводов втянулись вглубь больницы.
  Закрывая рот и нос рукавом куртки, Надя соскользнула с подоконника на пол. Пёс крался с другой стороны. Искорёженные антенны едва слышно звенели.
  - Нельзя, чтобы он ушёл. Это шпион. Если сбежит...
  Она не договорила, потому что прыгнула в дверной проём и хлебнула полный рот холодной темноты. Человеческое зрение сделалось бесполезным, но мысленно она ощутила шевеление на этаж ниже. Шпион уходил, обшаривая коридоры один за другим. В этой части больницы не успели провести электричество, и без проводов он оказался слеп и беспомощен.
  - ...он предупредит Скрипача.
  Чтобы сэкономить горстку секунд, Надя бросилась к шахте лифта. Она кожей чуяла, как шпион уходит всё дальше. Вот он добрался до старого распределительного щитка, и по стенам проскочили синие искры, указавшие ему путь к выходу. Вот кончики проводов нащупали провал, и теперь их разделяло не один, а три этажа.
  Внизу стены дрогнули - сорвались проложенные провода, и от хлёстких ударов крошился кирпич. По больнице прошла судорога боли.
  - Держи его! - закричала Надя. Её голос сделался скрежетом металла об металл.
  Больница услышала, и одновременно с нескольких сторон загрохотали обвалившиеся перекрытия. Из шахты лифта вырвался клок ветра, пахнущий тоннелями метро. Надя прыгнула вниз.
  Двадцать два этажа больницы - двадцать два лабиринта мрака, тупиков и коридоров-ведущих-в-никуда. Она замерла на самом краю пропасти и поняла, что не решится. Слишком высоко, хотя для сущности высота - равно как и время - ничего не значит. Она могла бы прыгнуть и поймать руками перекрытия первого этажа, и ничего бы с ней не случилось. Но застрявший внутри человеческий страх не давал шагнуть в темноту.
  Мимо неё скользнула тень Пса. Он всё понял и прыгнул в шахту сам. Теряя драгоценное время, Надя бросилась вниз по лестнице.
  Из подвала воняло болотом. Целые бетонные блоки дрожали и раскачивались, задетые судорогой больницы.
  Надя увидела его - в двух коридорах справа, когда человеческое зрение вовсе пропало, мысленные руки наткнулись на переплетение проводов. Она припала ладонями к стене, под ногти забились чешуйки облупившейся штукатурки.
  - Стоять! - заскрежетал её голос, прорываясь через ряды кирпичей. - Стоять, убью!
  Он судорожно вывернулся из её мысленных рук и рванул вперёд по широкой галерее. Беспорядочные провода обвивались вокруг тонких колонн и рвались, оставляя перед смертью россыпи голубых искр.
  Искать дорогу в галерею не осталось времени, и Надя бросилась к выходу из больницы. Дверей на первом этаже было много, но выпустить их могла только одна, и шпион наверняка уже понял это, уже знал, куда бежать.
  Слева, коридорах в трёх от главной галереи, Надя почуяла холодное дыхание Пса. Он вышел в галерею первым - через пролом в стене. Оборванные провода эпилептически выгибались под потолком. Надя услышала отчаянный хрип, шорох, с которым на полу скорчились их обрывки, переплетённые в ком.
  Комнаты были одинаковы и безлики. Одну из дверей пришлось выбить - она ударила её плечом, даже не сбавив темпа. Больница глухо охнула. Надя вынырнула из улья комнат и увидела прямоугольник серого неба - близкий дверной проём.
  Она успела различить ком проводов - уже бесформенный, обглоданный с одной стороны, сыплющий искрами, как будто истекающий кровью. Он нёсся прочь.
  Ей не успеть.
  Следом за шпионом она выпала в прохладную ночь. Бледные отсветы города больно резанули по лицу - сущностям бывает больно от света. Мысленные руки слепо схватились за ветки деревьев, прошлись по влажной тропинке, заросшей травой. Надя почуяла, как он уходит - по тропинке влево, вглубь лесопарка, и сухие травинки мгновенно сгорают, прикасаясь к оголённым проводам.
  Речная вода билась об основание черепа. Надя поняла, что ещё немного, и захлебнётся, не сможет больше бежать. Она рванулась из последних сил, оставляя больницу за спиной. В два огромных прыжка её догнал Пёс.
  В прозрачной темноте лесопарка была минута, когда ей показалось - почти догнали. Сущность замерла, балансируя на грани мрака и полумрака и вдруг разом ухнула вниз, оставив Надю судорожно втягивать воздух.
  Она подошла ближе и упала на колени, ощупывая края земляной дыры. Мысленные руки прошли глубже и ощутили рваные корни деревьев, холод и запах метро. Пёс хрипел у неё над ухом, рассыпая вокруг себя капли кипящей смолы. Речная вода поднялась выше и плеснулась через рот.
  - Всё, он ушёл.
  Надя легла на землю, сворачиваясь эмбрионом. Человеческое возвращалось, и только теперь она ощутила, как арматурные конструкции, которые были вместо костей, изгибаются от напряжения и усталости.
  
  Она провела день в подвале сгоревшей двухэтажки. Дом стоял по другую сторону дороги от её собственного. С тех пор, как Надя ушла оттуда, она успела побывать на заброшенном заводе и на старой автобазе под мостом. Словом, там, куда успевала добраться, пока её не застало солнце. Один раз она пережидала день в кабине грузовика без колёс, и это было не слишком удобно. Но тогда ей повезло: шёл дождь, и свет её почти не беспокоил.
  Подвал нравился ей больше всего. Рано утром, стоя в тени деревьев, она смотрела, как загорался свет в её доме - на кухне, потом в комнате Сабрины, дрожали лёгкие шторы, и тогда Надя успокаивалась и уходила спать.
  В подвале, за трубами, она прятала одеяло и коробку с вещами первой необходимости: иголку с ниткой, таблетки от боли и острый осколок стекла. Не так уж легко найти хороший осколок даже в более или менее приличном заброшенном доме.
  Этим вечером её снова разбудил плач города. Он сделался почти привычным, но сегодня Надя услышала, как следом за ним принимаются скулить мелкие сущности вокруг. Хор их голосов достал Надю из-под одеяла.
  Заражённая их тоской, как оспой, она не заметила, как сама начала всхлипывать. Надя подставила ладони под капающую из трубы воду, набрала немного и плеснула в лицо. Потом пришла очередь коробки.
  Надя села на одеяле, скрестив ноги, и открыла пузырёк с таблетками. Оставалось не так много - добыть бы ещё. Она вытряхнула на ладонь пару и проглотила, ощутив, как они царапают сжавшийся пищевод. Через минуту возвратились человеческие чувства - точнее, их бледные призраки.
  Было сыро. Кололось старое одеяло. Холодно - она поглубже натянула капюшон куртки, повыше застегнула молнию.
  Темно. Слабое человеческое зрение не предназначено, чтобы бродить в темноте, но Наде страшно потерять последнюю связь с миром живых, потому она глотает таблетки каждый вечер и гладит одеяло кончиками пальцев, пока не начинает ощущать слабое покалывание, означающее, что человеческие ощущения вернулись.
  Она закрыла глаза, чтобы не растрачивать чувства попусту, и пошла к выходу из подвала. Сущности питаются запахом города, и теперь, когда он так слаб, это ещё проще, чем обычно. Стоя на пороге сгоревшего дома, Надя жадно втянула воздух. Мокрый асфальт, выхлопные газы машин, аромат жареного мяса из чьего-то открытого окна. Она ощутила себя сытой.
  Летние ночи безнадёжно короткие. Надя перебежала через дорогу и перелезла через кованый забор собственного дома, в том месте, где раскидистая яблоня прятала её от фонарного света. Постояла, вскинув голову: в окнах кухни горел свет, и шторы не были задёрнуты. По-хорошему стоило бы выждать, но сегодня каждая минута стоила дорого.
  Сначала она обошла вокруг дома, вглядываясь сквозь стены в его тёмные углы. На чердаке с восточной стороны нашёлся аурал. Мелкий паразит поселился над летней верандой, в том самом месте, где раньше висела тряпичная кукла. Хорошее место - над пересечением двух коридоров, очень удобное для того, чтобы пить силы обитателей дома, - оно недолго пустовало.
  Тоскливо взвыл соседский лабрадор. Надя ощутила на себе внимательный взгляд, обернулась: через забор за ней наблюдала соседка - фигура в свете флуоресцентных фонариков. Надя махнула ей рукой и скрипнула зубами. Наплевать бы на осторожность, но под взглядом соседки нельзя лезть на стену по-паучьи, придётся тащить лестницу.
  Лестница стояла у гаража. Пока Надя возилась с ней, чтобы не загрохотать старыми металлическими подпорками, совсем стемнело. Она вернулась к веранде - соседка всё ещё стояла у забора, как часовой. Лабрадор выл на одной высокой ноте, чуя поблизости не-живое существо.
  Надя сорвала аурала с насиженного места. Склизкое тельце задёргалось у неё в руках. Он был совсем молодой, не успевший заплести сетью весь потолок и наплодить детёнышей. Остатки его щупалец скорбно скорчились на карнизе. Надя стряхнула их на землю и с ауралом в руке спустилась.
  В окне на кухне по-прежнему горел свет, пока Надя убирала лестницу, и когда она бросала аурала в старую бочку, чтобы сжечь. Соседка убралась в дом, и вой собаки стал почти не слышен, а Сабрина всё ещё не спала. Её тень бродила по комнате, и Надя гадала: заметила или нет, и каждый раз вздрагивала, если кто-то из соседей хлопал дверью.
  Когда с ауралом было покончено, Надя подновила защитные знаки вокруг дома. От фонарного света зудела кожа, но обходя дом вокруг, она не могла постоянно держаться в тени. Плач города стал ещё громче, и с улиц исчезли машины и прохожие.
  Ей не выдержать объяснения с Сабриной - ей нельзя говорить, куда она собралась идти этой ночью. Надя в последний раз оглянулась на кухонное окно и перелезла через забор в том самом месте под раскидистой яблоней.
  На улицах города застыли следы разрушений. Разорванные провода некому было заменить, бригады ремонтников и так работали весь день без отдыха, но следующей ночью город опять рвал провода. Замерев на перекрёстке, Надя пересчитала высотки, которые этой ночью смотрели на мир тёмными окнами.
  По улице Конфетти текла река: вода из рваной трубы била фонтаном. Чуть дальше рухнувший клён смял автобусную остановку. У парковой ограды замерли две искорёженные ударами машины. Надя потянулась к ним мысленными руками и обнаружила много страха и крови.
  Она выбирала дорогу в тени деревьев и заборов, чтобы никого не пугать. Путь к старой больнице был долгим, и только выбравшись за пределы города, она вздохнула чуть спокойнее. Фонарный свет перестал жечь кожу.
  Она выбирала дорогу на ощупь, по примятой траве и обломанным веткам деревьев. Перед тем, как прыгнуть, Надя опустилась на колени и ощупала края провала - такие ровные, гладкие, пахнущие заброшенными тоннелями метро. Мысленные руки потянулись ниже, ниже, но так и не смогли коснуться дна.
  Одно было хорошо: яма дышала абсолютной пустотой. Внизу Надю никто не ждал.
  Она поднялась на ноги и прислушалась к городу. В общей какофонии голосов она различила тонкий вой Пса. Стоит позвать его - стоит только прошептать его имя, и ветер донесёт голос Нади до заброшенной стройки на другом краю города. Но она молчала всю дорогу, потому что собиралась идти в подземелье одна.
  "Нужно прыгать", - приказала себе Надя. Человеческое внутри неё исходило страхом.
  Она попятилась, уминая ногами влажную траву, разбежалась и сорвалась вниз. Дыра навстречу Надя ощетинилась обломками труб и корней. Она падала, свернувшись в комок ненависти, как это обычно делают сущности. Мысленные руки скользили по стенам, чтобы успеть уцепиться за что-нибудь.
  У самого дна все стены были оплетены проводами. Надя секунду полежала на утрамбованном земляном полу, ощупала пространство вокруг себя. Чем выше, тем меньше проводов оставалось на стенах. Отсюда вёл только один коридор, и из него пахло пустотой.
  Она поднялась на четвереньки, как зверь, ладонями и пальцами впитывая всю силу, которая могла дать земля. Земля здесь была слабая, почти мёртвая, пронизанная чужеродными змеями проводов, но она всё ещё хранила природное тепло и была готова им поделиться.
  Земляной тоннель скоро перешёл в коридор с каменными стенами. Плесень проела в них огромные дыры, но провода тянулись повсюду, куда хватало глаз. Из них сыпались голубые искры, и Надя знала - они её видят. Но сегодня она не скрывалась.
  Запах коридоров изменился, а значит, она подобралась к логову Скрипача. Для своего жилища он выбрал самые высокие тоннели, и чтобы лепнина по просевшим колоннам. Провода здесь лежали даже на полу. Надя шла, ступая в редкие промежутки между ними, потом ей сделалось всё равно - она наступала на них, давила искрящихся змей.
  Скрипач возник из стены - провода вспучились пузырём и вылепились в его фигуру. С тех пор, как Надя видела его в последний раз, он ещё вырос и почти потерял человеческие черты.
  - Опять ты. Девочка, которую убил её учитель. - Человеческому уху не разобрать его слов, их чувствовали только мысленные руки - эфемерные ладони ловили вибрацию воздуха. Коридор сотрясся от грохота поезда. - Явилась одна. Я думал, вы собираетесь идти ко мне все вместе. Глупее и не придумаешь.
  - Давай поговорим, - произнесла Надя. Её голос был шумом ветра и хлопаньем дверей в пустых домах. - Мы не хотим войны.
  - Войны? - Если проржавевшие колёса поезда могут издавать смех, соприкасаясь с рельсами, то он засмеялся. - Не будет войны. Я уничтожу вас, и всё. Что вы мне сделаете, девочка, которую убил её учитель, собака, которую утопил её хозяин, мальчик, которого закопал отчим, калека, которого бросили друзья...
  Он всех их знал - Наде пришлось закрыть глаза и долго не дышать, чтобы победить в себе человеческий страх. В темноте закрытых век она видела, как сотни шпионов, похожих на переплетение дождевых червей, наводняют город, становясь глазами и ушами Скрипача. Змеятся оборванные провода высоковольтных линий, подрагивают тонкие проводки под обоями в жилых квартирах и слушают, слушают. Она не думала, что Скрипач разрастается так быстро. Она надеялась, что на поверхности всё ещё территория Пугала.
  - Хватит. Ты сильный. Но и мы опасны. И если мы сцепимся с тобой, мы разрушим город. Тебе негде будет жить. Ты сдохнешь от голода, как глупый волк, который перебил всех зайцев. Зачем тебе это?
  Он изогнулся, хаотично меняя форму тела. Вёрткие провода метнулись к её ногам, запеленали щиколотки, но Надя даже не шевельнулась. Скрипач потянулся к её рукам. Холодные змеи укусили Надю за запястья.
  - Я хочу жить. - Заскрипели колёса поезда.
  Она ощутила, как кончики проводов проходят по её телу, ощупывая: коротко остриженные волосы, скрещенные ремни на груди, армейские брюки, кеды с оборванными шнурками.
  - Побудешь со мной немного? - Он притянул её совсем близко, так что голубые искры касались Надиной кожи и обжигали. - Лучше бы ты была живой, но ты холодная. Ты закопана под землю. Но всё равно побудь со мной немного. Я хочу узнать, как это.
  Провода подняли её выше, и оказалось, что потолок увешан разбитыми лампами. Кое-где сохранились стёкла и алые буквы на них: "вых...".
  - Отпусти, я пойду сама.
  Сущностям не обязательно дышать, но человеческое тело судорожно пыталось сделать вдох, пока провода на Надиной груди не ослабили хватку.
  - Идём, - выдохнул Скрипач ей в лицо запахом старых шпал.
  Наде почудилось движение в темноте, как будто провода в верхней части его туловища шевельнулись, словно огромная грудная клетка сделала вдох.
  Его прежняя тронная зала преобразилась так, что Надя едва её узнала. Проломленные стены заросли новой кладкой, и в полумраке она едва могла различить их по цвету кирпичей. Бледный свет, сочащийся из-под купола, по-прежнему выхватывал из темноты ступеньки, ведущие к трону.
  Но в противоположном углу залы она увидела лоскутный ковёр, расстеленный на полу, крепкий ящик из реек. Убежище, похожее на её собственное. На перевёрнутом ящике стояла бутылка с надколотым горлышком, пластмассовая вазочка с фантиками от конфет и стакан, перевёрнутый кверху донышком.
  Надя села на ковёр, скрестив ноги, и машинально вернула стакан в правильное положение. Скрипач замер напротив, уложив переплетения проводов вокруг ящика и Нади, как огромная кобра. Теперь он сделался одного роста с Надей, и все три руки улеглись на край ящика.
  - Расскажи. Как он убил тебя?
  Дикое подражание дружескому чаепитию. Надя ощутила, как человеческое в ней тускнеет и меркнет. Ей кажутся нормальными и убежище, и перевёрнутый стакан на ящике - "да, ты просто не знаешь, что с ним делают люди", - и Скрипач, свернувшийся на полу.
  - Он запер меня в комнате и уехал.
  - Запер? - Стук поезда захохотал ей в ответ.
  - Да. Люди не умеют выходить из запертых комнат. И прыгать из окон люди тоже не умеют. Люди боятся высоты.
  - А что было потом?
  - Потом я всё-таки вышла из комнаты, и он умер. От угрызений совести. Так тоже бывает у людей.
  - Ах, - удивлённо выдохнул Скрипач, как будто огромный состав затормозил у станции. - Что ещё делают люди? Хозяйка закрывала глаза и долго лежала на полу. В том самом месте, где сидишь ты.
  У Нади пересохло во рту, проступили бетонные кольца горла, так что голос опять стал воем ветра в заброшенном доме.
  - Ты держал её здесь?
  - Её нельзя держать. Она сама была здесь, пока не захотела уйти.
  Надя опустила голову и уставилась на край ящика. Оборванная этикетка - жёлто-красная, с улыбающимся детским лицом. Если то, что говорит Скрипач, правда, значит ли это, что Вета была здесь по своей воле? Тогда почему она не вернулась и бросила их всех на произвол судьбы?
  Темнота вокруг зашевелилась. Провода, спокойно улёгшиеся у её ног, поднялись и поползли вверх по рукам. Надя судорожно дёрнулась, и паутина сжалась чуть сильнее.
  - Тише, - сказал Скрипач. - Я всего лишь хочу узнать, как утроены люди.
  Ещё один провод обвился вокруг её шеи, а руки были уже несвободны. Она не сумела бы пошевелиться, даже если решилась бы. Плети проводов походили на стебли хищного растения - чем сильнее бьёшься, тем больнее сжимают.
  - Эй, ты знаешь, что людей нельзя слишком сильно сдавливать?
  Скрипач приблизился к ней лицом, похожим на изъеденную сыростью штукатурку. Некие намёки на черты лица - трещины на рыхлой поверхности - расширились, как будто втягивая дуновение её дыхания.
  - Ты боишься?
  Она отвернулась, насколько могла, чтобы не видеть, как пузырится сырая штукатурка, и на его лице появляется что-то подобное глазам.
  - Я бы на твоём месте не заигрывалась. Думаешь, ты самый сильный в городе, царь и бог локального масштаба? Уйми пыл. В конце концов, тебя создали люди.
  Он придвинулся ещё ближе, сжал до хруста в костях. Провода рванули вверх и оторвали Надю от земли. Она повисла в воздухе между полом и потолком, вдыхая его сырой запах. Скрипач потянулся к её затылку и заставил смотреть на себя.
  - Но этих я уже убил.
  Надя сморщилась, ей в лицо полетела пыль вперемешку с капельками влаги. Ей требовалось время. Она замедляла биение сердца. Уходить в мир мёртвых так резко - опасно, и раньше она никогда не делала этого специально. Всё происходило само собой. Но сейчас она надеялась, что если Скрипач перестанет чуять в ней человека, его агрессия утихнет.
  - Чего ты хочешь? - заговорила она, растягивая резину времени.
  - Хочу узнать, кто такие эти люди. Что есть их жизнь.
  Она хотела рассмеяться - получился хриплый выдох. Кровь медленно становилась речной водой, и Наде больше не требовалось дышать. Она могла бы провисеть так, опутанная проводами, сколько угодно, хотя на коже оставались чёрные следы. Но ведь боли не было.
  - Я не знаю. Не имею понятия. Я не человек.
  По сырой штукатурке поползла горизонтальная трещина - от края к краю, и вдруг стало понятно, что Скрипач улыбается.
  - Потому ты мне и нравишься. Ты стоишь на тонкой границе. Страшно стоять на ней, да?
  Провода дёрнули её ещё выше, под самый купол мёртвого дворца. И Надя увидела, как по тёмному камню расползаются узоры из плесени. На стёклах засохли распластанные насекомые, и трещины пробегали сквозь их тела. За мутным куполом она увидела иссохшиеся деревья, искорёженные временем постройки. Стоял жемчужно-серый прозрачный вечер.
  - Страшно.
  Таких мест в городе она не помнила. Надя закрыла глаза. После собственной смерти она ненавидела высоту, даже находясь в теле сущности. Она не переносила крыш и верхних этажей. В животе завязывался тугой узел.
  В той комнате, где её заперли, был широкий подоконник, и она сидела на нём. Окно выходило на безлюдный задний двор. В доме давно никто не жил.
  - А знаешь, что в самом деле страшно? - сказал Скрипач, припадая лицом к её лицу. Так близко, что уже не увернуться, и запах сырой штукатурки бил прямо в нос. Её высохшие чешуйки хрустели, когда он прижимался. - Высота. Чем выше крыша, тем страшнее. Потому что самая высокая крыша в городе может принадлежать только самому сильному. И скоро будет моей.
  - Зачем это тебе? - Бесчувственные губы касались его лица, как будто целовали.
  - Разве не ясно? Я хочу стать хозяином этого города. Прошлый хозяин немощен и почти мёртв. И все здесь станет моим.
  - С чего ты взял, что сможешь стать хозяином?
  Скрипач засмеялся, как будто застучали по рельсам колёса товарного поезда. Он отодвинулся, как будто желал рассмотреть её всю целиком. Провода скрутились на груди так, что под ними затрещала ткань. Надя непроизвольно выгнулась, стиснула зубы, чтобы не выдать человеческого страха.
  - А кто ещё может стать хозяином? Тот, кого я победил? А может быть, ты? Если хочешь, можешь побороться со мной за этот титул. Приходи на самую высокую крышу, и я приду. Узнаем, кто сильнее. Ах да, ты не придёшь. Ты же боишься высоты. Тогда ты не сможешь стать хозяйкой.
  Чем отчаяннее она дёргалась, тем сильнее затягивались провода. Надя притворилась тряпичной куклой. Она смотрела, как темнеет небо, видимое сквозь купол, в просвет между деревьями.
  - А может быть, я оставлю тебя здесь. Люди ведь так делают? Оставляют себе тех, кто их забавляет. Молчишь? Это ничего. У меня впереди целая вечность. И у тебя тоже.
  Послышался сухой шорох проводов по камню. Голос Скрипача стих в дальнем углу залы. Надя наблюдала за тем, как перелетают с ветки на ветку большие чёрные птицы. Совсем стемнело, и птицы спрятались. По куполу застучал дождь.
  Она долго прислушивалась к шорохам подземных коридоров. Тихо, только шевелились сторожевые провода, и были ещё какие-то звуки, походившие на тиканье далёких часов - щёлк, щёлк.
  Надя осторожно выпуталась из проводов и сползла на пол. Под ногами захрустели битые стёкла. Она замерла, боясь наступить на сторожевой провод - Скрипач наверняка оставил их, чтобы гостья не сбежала.
  Бледный свет, сочащийся через купол, не дотягивался сюда. Надя опустилась на корточки, приводя в порядок притуплённые чувства, и ощупала пространство вокруг себя. Ничего. Совершенно ничего.
  Ей сделалось страшно. Скрипач не мог оставить её просто так, а значит, она просто не видит его ловушек, потому не имеет шансов их обойти. В темноте может ждать всё, что угодно. На что хватит изощрённой логики существа, созданного из темноты городских подворотен.
  Надя заставила себя успокоиться. С другой стороны, полумёртвая собеседница могла ему наскучить, и Скрипач занялся другими делами. Жрёт умирающих людей на старой платформе или раскачивает городские высотки. Тогда ей нужно ухватить этот шанс на побег, вцепиться изо всех сил.
  Она медленно пошла вперёд. Мысленные руки не дотягивались до стен огромной залы, и Надя шла наугад, вслепую, холодея каждый раз перед тем, как сделать шаг. Вскоре она поняла, что проводов под ногами нет, они иногда попадались в воздухе, но почти не шевелились. Надя, пригибаясь, проползала под самыми длинными. Остальные тянулись по колоннам и стенам.
  Щёлк, щёлк - слышалось издали, как будто часы отсчитывали время, отведённое ей на побег.
  Надя нашла коридор - провал ещё более глубокого мрака, чем темнота тронной залы. Не думая, куда он ведёт, она рванула бегом. Провода на стенах изредка сыпали искрами, и взгляд выхватывал из темноты то обломок проржавевшей трубы, то разбитую кафельную плитку. У одной из стен валялась дохлая крыса размером с откормленного кота.
  Надя бежала, пока не перехватило горло. Она могла бы бежать и дальше, игнорируя человеческие ощущения, но замерла, втянула спёртый воздух. Тишина была глубокой, как трясина. Ни намёка на погоню, и даже провода попадались на стенах всё реже - потому она позволила себе минутную передышку и минутную радость. Сбежала.
  Дальше она не спешила - шла, пытаясь нащупать мысленными руками выход, или хотя бы угадать правильное направление. Коридоры раздваивались и множились до тех пор, пока Надя не сбилась со счёта.
  Ощущение времени пропало. Она отчаянно ускоряла шаг и опять замирала, прислушиваясь. Провода не шевелились. Надя прижалась ладонями к стене и вдруг почувствовала далёкий гул. Мимо пролетел поезд метро, совсем рядом, так что вибрация прошла по старому камню.
  Надя едва не рассмеялась от облегчения. Поворот - единственный короткий отросток коридора, а за ним уже угадывался свет электрических ламп. Она побежала.
  Щёлк, - отозвалось из глубины подземелья. Наде навстречу вынырнул Скрипач. Он возник откуда-то сверху, бесформенным комом проводов, и тут же сплёлся в человеческий силуэт. Низкий потолок коридора не давал ему распрямиться в полный рост. Его лицо нависло над Надей.
  - Куда? - трещина рта изогнулась в улыбку. - Я думал, ты останешься погостить. Так ведь делают люди? А если я тебя выпущу, ты пойдёшь поднимать на восстание все эти несуразные клочки жизни? Ну уж нет.
  Провода стянулись петлёй у неё на талии. Сердце зашлось паническим ритмом. Страх нагнал её и снова сделал человеком. Надя дёрнулась так, что едва не порвала сухожилия, и закричала.
  
  До утра она просидела у стены в углу. Через купол пробился бледно-розовый рассвет и лёг на захламлённый пол. Скрипач придвинулся к Наде, прижался, как ребёнок, к груди, жадно прислушался к биению её сердца, потом утих и свернулся клубком у другой стены.
  Надя наблюдала - он не шевелился, только иногда синяя искра пробегала по проводам. Бежать снова она не решалась: слишком близко была свобода и слишком обидной стала бы новая неудача. Скрипач следил за ней всеми вздрагивающими проводами на стенах, даже когда спал.
  - Эй, - попробовала Надя. Облизнула пересохшие губы. Человеческий голос прозвучал хрипло и сразу же потерялся среди огромных колонн. Она осмелела и набрала воздуху в грудь. - Эй, хочешь поговорить?
  Скрипач не отозвался. Она медленно поднялась и зашагала вдоль стены. Провода сонно шевелились, как водоросли в стоячем пруду. Она легко уворачивалась каждый раз, когда оказывалась слишком близко.
  Бледный свет разбавил пыльные сумерки залы. Провалы коридоров выделялись чёрными пятнами. Медленно, на цыпочках, Надя приблизилась к одному, погладила стены кониками пальцев.
  Стены были ненадёжные, кирпичная кладка отсырела и пошла трещинами. На коже оставались тёмные следы. Следующий проём ей тоже не понравился: много проводов, хоть и сонных, но кто же их знает, встрепенутся, обовьют за горло.
  Надя шла на цыпочках, находя в полумраке, куда наступить, чтобы не коснуться проводов. Ритм сердца замедлялся. Поперёк очередного проёма лежал тонкий сторожевой провод, едва заметный. Надя едва не наступила на него. Была бы она человеком - уже бы попалась, но сущность внутри проснулась и дёрнулась назад, почуяв опасность.
  - Эй, - позвала Надя снова. Голос сущности был сквозняком между древних стен. - Скрипач, ты слышишь?
  Он не шевельнулся. Мелькнула и пропала очередная искра. Надя вдруг ясно различила почти бесцветную паутину на стенах - одно прикосновение, и ловушка сработает. Она отдёрнула руку, удивляясь, как не видела раньше. Просто не знала, как смотреть.
  Стоило увидеть одну ловушку, и взгляд сам собой нашёл ещё несколько - у дверного проёма и между колоннами, где она бы наверняка захотела пройти, там было меньше всего проводов. Наверняка, были и ещё.
  Она пробралась к следующему коридору и решила: всё, сейчас или никогда. Проём поддерживала крепкая конструкция из металла. Стены здесь тоже были крепкие, почти новые, стены метро, выкрашенные в светлый цвет, украшенные лампами в металлических намордниках. Ни одна из них не горела.
  Надя встала лицом к зале, так, чтобы между колоннами видеть живой ком проводов. Мысленными руками она потянулась к стенам. Вздохнула, собираясь с силами.
  От первого удара с потолка посыпалась труха и хлопья паутины. Надя ударила снова - затрещали колонны. Она била снова, достигая предела своих возможностей и перешагивая через него. Тело сводило мёртвой судорогой, боль пронизала её всю.
  Тронная зала рушилась, осколки камня летели с потолка и крушили бетонные плиты пола. Сыпалось битое стекло купола. В воздух поднялось каменное крошево. Сквозь него Надя различила, как поднимается Скрипач. Он в мгновение вырос до самого потолка, сплёлся в тугую косу и рванул к ней сквозь падающие камни.
  Острые грани стёкол рассекали провода. Предсмертные фонтаны искр вспыхивали то тут, то там. Скрипач истончился и сделался растрёпанным - разрубленные провода, сплетающие его тело, торчали в разные стороны, но это его не остановило. Надя развернулась и рванула прочь по коридору. Теперь - только бежать. Бежать, не думать, не бояться.
  Если он её нагонит, он не оставит в ней ни капли жизни, даже той странной жизни, которую ведут ночные обитатели города.
  Она успела добраться до поворота. В бешеном мельтешении стен, разбитых ламп и битых плит пола она не заметила, как сзади подобрался Скрипач. Провод обвился вокруг щиколотки. По инерции Надя пробежала ещё несколько шагов, но от этого только сильнее затянулась петля.
  - Стоять! - прогремело над ней каменным обвалом.
  Надя упала на колени и отстранённо заметила, как по полу растекается пятно крови. Она отчаянно рванула провод и порвала его. Ладони закололо электричеством. Скрипач взвыл, но вряд ли от боли, в его голосе была только злость. Ещё бы, парализованная муха удирала из паутины.
  Плети проводов хлестнули по стене, вышибая куски камня. Удар чудом не пришёлся по ней. Надя пригнулась и влетела под низкую арку.
  - Я не отпускал тебя!
  Надя поскользнулась на мокром полу и едва не влетела в стену. Её несло вперёд понимание - она разозлила Скрипача, и теперь не отделается насмешливым порицанием. Она разрушила его тронную залу.
  Скрипачу было тесно в этом коридоре, провода беспорядочно стегали по воздуху. Он бил не глядя. Горячее прикосновение вскользь пришлось по руке и рассекло куртку - Надя вскрикнула и отлетела к стене, теряя спасительные секунды.
  Ногу тут же оплёл новый провод. Она рванулась, но безрезультатно. Крови натекло столько, что ладони от неё стали скользкими. Разорвать его не получалось. В одно страшное мгновение Наде показалось, что Скрипач уже близко, что под потолком висит его бледное лицо с трещиной вместо рта.
  Она сорвалась.
  - Чудовище! Урод! Выпусти меня, злобная тварь! Выпусти, люди всё равно убьют тебя. Расчленят на сотню дохлых проводов.
  Она дёрнулась снова и вырвалась. Побежала, не чуя под собой пола, почти не дыша. Коридор ушёл вниз - она неслась уже по щиколотку в воде. Свист летящих проводов остался далеко позади, и она снова позволила себе надежду. Скрипач отстал, заблудился в собственном подземелье. Главное - не останавливаться, бежать и бежать, и однажды коридорам придёт конец.
  Вода поднялась по колено. Надя пробежала ещё десяток шагов и замерла, уткнувшись в стену. В абсолютной темноте зрение оказалось бесполезным. Она закрыла глаза и заскользила руками по отсыревшему камню. Стена тянулась во все стороны, покрытая мерзкой слизью.
  Всё ещё не веря в поражение, Надя прижалась к ней и прислушалась. Инстинкты сущности подскажут, куда бежать. Ей бы только секундную передышку, проглотить подступившую к горлу панику.
  Она услышала, как неторопливо скользят по камню провода. Скрипач приблизился на расстояние шага, так что даже в темноте Надя различила очертания его фигуры, которая теперь вовсе не напоминала человеческую.
  - Тварь? - произнёс он почти спокойно. - Урод? А ты кто?
  
  Лучик света подполз к её ногам. За день солнце сделало полукруг над куполом и осветило уцелевшую часть тронной залы. Надя осторожно потёрла занемевшую ногу. Тройка проводов угрожающе выгнулась.
  - Спокойнее, - буркнула она и снова вжалась в колонну - лопатки больно стукнулись о камень.
  Провода улеглись, но она знала, что стоит ей шевельнуться, и они поднимутся, как рассерженные кобры. Закачают плоскими головами.
  Надя вся состояла из боли. Сражаться с тучей проводов было бесполезно, но от безысходности она попыталась. Скрипач обездвижил её в три счёта, вдоволь наигравшись перед этим. Выплеснул свою злобу.
  Вот она - его злоба - проступила кровавыми рубцами на коже. Правой ноге было холодно в плену намокшей ткани. По бедру пришёлся самый сильный удар. Теперь, даже если она решится сбежать, всё равно не сумеет уйти далеко.
  Он сидел на груде камня, лицом к Наде, в темноте, а она - в светлом солнечном пятне. Сидел и молчал, пока она кричала оскорбления, пока рыдала, срываясь на вой сущности, пока колотила кулаком по уцелевшей колонне.
  Потом Надя обессилела, и в полном молчании они просидели друг напротив друга, пока солнце не сделало полукруг над куполом.
  - Можешь перевязать ногу, - произнёс Скрипач, не сводя с неё глаз - мраморное лицо белело в темноте. - Или что там делают люди?
  Она отвела взгляд. Руки плохо слушались, и в глаза как будто кинули пригоршню песка. Надя закатала штанину, оторвала длинный лоскут от футболки. Ей повезло, что ткань и так оказалась изорвана, иначе бы ей ни за что не справиться.
  Скрипач наблюдал. Кровь почти остановилась, но Надя всё равно перетянула ногу. Она долго возилась с повязкой, так легче было выдерживать его взгляд, но в конце концов пришлось опускать штанину. Его пристальное внимание делалось невыносимым, как будто в лоб ей был направлен лазерный прицел.
  - Ты в самом деле хотела меня убить? - произнёс Скрипач, стоило ей поднять голову.
  Надя прикусила губу. Они враги - это подразумевалось само собой. Наде в голову не пришло бы сомневаться. Но Скрипач заговорил тоном оскорблённого и преданного, и ей сделалось ещё страшнее.
  - Отвечай.
  - Разве ты не понял? - она повысила сорванный голос и зря - только зашлась кашлем.
  - Я не сделал тебе ничего плохого! - загрохотал он в ответ.
  Надя вжалась в колонну, закрывая голову руками. Повисла страшная тишина, в которой ей чудилось угрожающее шуршание проводов. Она ждала удара - не дождалась. Скрипач услышал в её молчании то, что собирался услышать. Признание вины.
  - Уходи, - сказал он.
  Надя долго не решалась поднять голову. Когда подняла, он всё так же сидел на груде битого камня. Сквозь треснувшие стёкла купола пробивался розоватый свет. Она шевельнулась, распрямляя занемевшую ногу - провода не обратили внимания.
  - Убирайся прочь, - повторил Скрипач почти спокойно. Прогрохотал и затих вдалеке поезд. - Ты сама пришла. Я думал, мы с тобой... Убирайся.
  - Что ты подумал? - переспросила Надя едва слышно.
  Скрипач поднял лицо - теперь на бледной плоскости светились два глаза. Но может, это были солнечные блики из-под купола.
  - Ты сама пришла! Выходит, ты меня обманула. Я надеялся, мы будем вместе. Ведь так принято у людей? Ты могла бы остаться со мной. Я уже почти верил тебе.
  - Что? - Забыв о разодранном горле, она засмеялась и тут же пожалела об этом. Схватилась рукой за разодранное изнутри горло.
  Он вскочил - и без того огромная фигура выросла вдвое, щупальца проводов ушли в темноту, так что весь полумрак вокруг Нади заволновался, как море.
  - Убирайся.
  
  Он её выпустил.
  Не-мёртвое тело тряслось, как в лихорадке. Выбирая путь обратно, Надя вела рукой по стене, чтобы не заблудиться и не упасть. Человеческое в ней просыпалось толчками, и это было жутко не ко времени, потому что человеческий страх и боль только мешали. Она не могла больше видеть в темноте и сквозь стены. Оставалось искать путь ощупью.
  Ноги ныли, и Наде казалось, что она едва движется. Провода под рукой вздрагивали и бились током, но вяло. Скрипач больше не наблюдал за ней. Он потерял к ней интерес.
  Раз или два ей пришлось сесть на пол, чтобы не упасть без сознания. Коридоры ветвились и тянулись бесконечно долго, и когда впереди блеснул свет, Надя едва поверила удаче.
  На поверхность её вывела широкая труба канализации на самой окраине города. Шлёпая по грязной воде, Надя выбралась под солнечный свет. Она стащила с головы капюшон, дёрнула вниз заржавевшую молнию и жадно втянула воздух. От внезапного приступа голода свело желудок.
  Слишком много человеческого.
  У дороги, на траве, расположилась тихая компания молодых людей - с едой. Рядом стояли две машины с распахнутыми дверцами. Надя втянула запах бензина, реки и смесь чужих одеколонов. Она села рядом, прямо на траву, собрав на себя все взгляды.
  - Если не жалко. - Она потянулась к бутерброду, зажатому в руке одного из них.
  Бутерброд ей отдали, и Надя проглотила его, едва успевая жевать. Желудок скрутило болью ещё раз - теперь из-за кома еды после долгой голодовки. Кровь отхлынула вниз, не оставив в голове ни одной мысли. Но в ногах появились силы.
  - Спасибо.
  - Возьми ещё, - предложил кто-то.
  Она приняла второй бутерброд и, жуя, осмотрела себя - разорванную куртку и брюки, до бёдер заляпанные кровью и чёрной грязью. К горлу опять подкатил страх. Не выпуская из рук хлеб с сыром, она заплакала.
  - У тебя есть, куда пойти? - спросил мужчина со спокойным и умным лицом. На вид он был гораздо старше остальных путников - те едва вступили в совершеннолетие.
  - Я пойду в город. - Надя вытерла скупые слёзы - в ней осталось не так уж много человеческого, чтобы хватило на долгие рыдания.
  - Все из города убегают, а она - в город, - хмыкнул он невесело. Остальные молчали, пока он говорил. - Там сегодня телебашня рухнула. По улицам эти бегают, в чёрной форме. В центре до сих пор трясёт, так что туда лучше не соваться. Мы сейчас радио включили - дали предупреждение сидеть по своим домам и не выходить без надобности. Короче, бежать отсюда пора.
  Парни переглянулись, перебросились невнятными фразами.
  - Я пойду в город, - повторила Надя, глядя на примятую траву. - Мне надо.
  Если поисковики перешли к активным действиям, всё ещё хуже, чем она предполагала. Пока она бродила по коридорам подземки, пока искала выход наружу, Скрипач что-то успел натворить. А ей было необходимо сообщить людям, чтобы они не дали ему забраться на самое высокое в городе здание.
  - Ну смотри, - вздохнул мужчина и сузил глаза. - Эй, налейте ей чаю из термоса что ли. Трясётся вся.
  
  ***
  
  В её мир ехал последний пустой автобус. Стоя на остановке, Сабрина замёрзла и почти отчаялась. В такое время на улицах почти не оставалось людей, тем более - сегодня.
  С утра прогремел взрыв - рухнула высотка университета. До окраин города ветер донёс запах гари и страшную белёсую пыль.
  Трасса на выезде уже к обеду была забита машинами беженцев. Пробка сигналила, нервничала, кому-то помяли бампер, кому-то отшибли зеркало заднего вида. Но к вечеру всё рассосалось. Куда-то исчезли все птицы, бродячие собаки и дворовые коты. Вчера они были, сегодня их не стало.
  Когда Сабрина вышла на вечернюю улицу, город показался ей необитаемым. Забытая тележка ютилась на пустой парковке у круглосуточного супермаркета. Ветер гонял туда-сюда обёртку от мороженного.
  В стеклянной коробке-остановке было пусто. Вместе с полумраком на город опустился сырой холод. Сабрина надела капюшон, сунула руки в карманы и села ждать. По одной зажигались звёзды в том месте неба, которое раньше озаряла подсветка университета.
  Поскрипывала дверь брошенного цветочного ларька. Розы в больших вазах грустно повесили головы. За всё это время мимо не проехало ни одной машины. Сабрина ни на что не надеялась - "на меня все эти штуки не действуют", - но отступить она тоже не могла. В тот мир вела только одна дорога.
  Автобус номер пятьдесят два вывернул из-за спального района, старый, с рекламой пельменей на боку. Скрипнул тормозами на перекрёстке. В салоне было светло и пусто. Сабрина вскочила, не веря в удачу.
  Он притормозил чуть дальше остановки, открылась задняя дверь. Сабрина вошла, и автобус тут же тронулся. Город из окон казался незнакомым и пах странно, пах степной травой и кострами, как раньше, когда ещё не был мёртвым и брошенным.
  Скользя рукой по поручням, Сабрина дошла до одинокого сиденья, повёрнутого спиной к кабине водителя. Плюшевая спинка истёрлась до дыр, в пластмассовые подлокотники въелись следы чьего-то существования, неразборчивые надписи синим и красным.
  За спиной грубо буркнули:
  - За проезд передаём.
  Не глядя, она протянула кондуктору кулон на тонкой цепочке. Простой кулон - металлический овал с гравировкой птицы. Украшенье девочки, которая прыгнула из окна. Это была единственная вещь мёртвого, которую Сабрина смогла второпях достать. Она надеялась, что этого хватит.
  По ладони мазнуло холодом, Сабрина сжала пальцы и обнаружила в них хрустящий от старости листок бумаги - с вязью неразборчивых букв и цифр, размазанных и выцветших чернил. И тут же ощутила, что за спиной больше никого нет. Натужно взвыл изношенный двигатель.
  Город за окнами автобуса нырнул в темноту и вынырнул снова. Ещё горели фонари. В домах она нашла несколько светящихся окон, но улицы были ей незнакомы. Проплыл мимо бетонный забор с колючей проволокой по верху, мелькнул далёкий железнодорожный мост.
  - Девушка, конечная!
  Автобус замер в темноте. Сабрина прыгнула с последней ступеньки. Дороги под ногами не было, только влажно хлюпающее, комковатое бездорожье. Впрочем, из слов Нади, брошенных когда-то и почти забытых, она знала, что сейчас уже не важно, куда идти.
  В какую сторону ни шагай, путь в тот мир всё равно только один. И он ведёт на кладбище брошенных автобусов.
  Время потеряло смысл. Из темноты вынырнул тот самый бетонный забор с колючей проволокой, потом она пересекла пустырь - отросшая лебеда щекотала шею. И снова потянулся забор.
  Единственный фонарь горел у ворот. Сабрина нырнула под дождь. Пятно фонарного света осталось за спиной, но она всё равно различила ржавые скелеты автобусов. Исполинский силуэт моста занял собой весь горизонт, перечеркнул небо от края до края. Створки, перевязанные проволокой, зазвенели от толчка, но не открылись. Сабрина толкнула ещё раз и подняла голову к небу, надеясь, что её услышат.
  
  Снова капли дождя просачивались сквозь перекрытия моста, и снова барабанили по ржавым крышам автобусов.
  Они сидели вокруг мёртвого костра, греясь об пепел. Кривые раны Надя спрятала под курткой. Боль постепенно притупилась, потёки воды высыхали на спине, но она всё ещё сидела, подтянув колени к груди, и боялась разогнуться.
  Последним пришёл Калека. Он медленно подбрёл к костру, дёрнулся и замер в скособоченной позе.
  - Он говорит, тебя там ждут, - сказала женщина-Кладбище после долгого молчания. - Пойдёшь?
  Струи дождя текли по мостовым опорам, прибивали к земле порхающий пепел. Надя молчала, вытирая с лица дождевую воду. У самой границы автобусного кладбища, за забором из сетки-рабицы горел одинокий фонарь.
  - Тебя там ждут, - повторила женщина, решив, видимо, что её никто не слышит.
  - Вот знаешь, - сказал Смертёныш, холодным боком прижимаясь к чуть тёплой Наде. - Если бы меня кто-нибудь ждал в мире живых, я бы обязательно ушёл и больше никогда не вернулся. И ты уходи. Но я буду ждать тебя обратно. Только ты не возвращайся. Я буду ждать просто так. Уходи.
  Пёс поднял морду и в знак согласия разинул акулью пасть.
  Надя ощутила, как толчками пульса в неё возвращается жизнь. Ночной холод пробирался под куртку и мурашками бежал по рукам. Она испугалась.
  - Слушайте, я никуда отсюда не уйду, пока Скрипач рушит мой город. И потом, разве я живая? Вы посмотрите на меня. Куда я денусь в мире людей?
  Шуршал по листьям дождь. Все четверо долго смотрели на неё, и даже Калека - из-под намотанных на лицо тряпок. Смертёныш достал из кармана пригоршню семечек и хрустнул первой. В костёр полетела чёрная шелуха.
  - Ты что, шутишь? - Застывшее в плаче лицо женщины-Кладбища приблизилось к Наде на расстояние вздоха. - Если бы я имела хоть один шанс вернуться обратно... Если бы хоть один из нас мог...
  - Иди! - выкрикнул Смертёныш непривычно высоким голосом.
  Она нервно поднялась. Пульс возвращался, и вместе с ним она ощутила холод и сырость, ощутила, как онемели ноги, как ноют ссадины и синяки. Кровь горячая - куда горячее, чем речная вода. Телу сделалось тепло от ручейков крови.
  Надя пошла, ведя рукой от одного автобуса к другому. Ладонь испачкалась в серой грязи. Надя кое-что вспомнила и замерла. Полой куртки она вытерла со щеки ржавое пятно.
  Она живая. Почти живая. Она всё ещё может вернуться в мир людей.
  У ограды из сетки-рабицы ждала Сабрина - одинокая фигура под едва тлеющим фонарём. Их отделяли друг от друга косые струи дождя - будто нарисованные на фоне серого горизонта. Из-под капюшона куртки выбилась мокрая прядь волос, и Сабрина неловко заправила её назад. Так же неловко улыбнулась.
  Надя не помнила, что означают у людей улыбки. Может, это предупреждение, как собачий оскал - не подходи. Она замерла в двух шагах, сама не веря, что вернулась.
  
  - Эй. - Надя вышла ей навстречу, возникла из темноты и молча обняла за шею.
  От неё пахло прелыми листьями и северным ветром. Так пахло только однажды, но Сабрина не хотела вспоминать те времена. От неё пахло северным ветром, но плечи - до сих пор осязаемые - под руками Сабрины чуть подрагивали.
  - Тебя долго не было, - сказала она, чтобы не пересказывать бессонные ночи одну за другой. Все они поместились в паре фраз: - Скрипач крушит город. И я боялась, что он...
  Фонарный свет лёг на исцарапанное Надино лицо, она поморщилась и отступила.
  - Я была у него. - Она помолчала из темноты. Ветер загудел в пустых трубах. Надя нервно оглянулась и дёрнула головой. - Пойдём.
  Она повела Сабрину за руку - иначе бы та заблудилась. В редких бликах света она видела злобные лица автобусов с битыми фарами вместо глаз, с раскрытыми пастями мятых капотов. Ощетинились изломанные дворники.
  - Ау! Помогите. Ау, - послышалось со стороны пустыря. Голос делался тише, тише, и истаял совсем.
  - Это гости, - сказала Надя, не оборачиваясь. - Дети, иногда и взрослые, приезжают сюда на последнем автобусе. Может, случайно. Или наслушавшись городских легенд. Бродят потом годами, теряют человеческий облик и остаются здесь навсегда. Искать их и выводить бесполезно. Они уже стали частью этого места.
  - Ты пыталась?
  Надя не ответила. Они вошли под дождь, как под купол. Капли забарабанили по перекрытиям моста и по ржавым крышам. Здесь всегда была ночь и всегда - дождь.
  В темноте бледно тлел остывающий костёр. Надя села прямо на землю, скрестив ноги. Сабрина опустилась по другую сторону костра.
  - Не сердись на нас. Поговори хотя бы с Антонио. После того случая он не спал ночами, сидел в кабинете. До тех пор, пока Центр стоял, конечно. Теперь от здания почти ничего не осталось. Прицельно попало снарядом. Он рухнул первым. Потом уже - университет и телебашня.
  Сабрине почудилось движение за спиной - чьи-то мелкие осторожные шаги. Она развернулась, рука привычно легла на эфес меча. Никого не было. Автобусы скалили ржавые пасти.
  - Не бойся, - сказала Надя из серого полумрака. - Здесь нет чужих. Что сделал Скрипач?
  Сабрина тряхнула головой, вышибая из памяти картину высотки, оплетенной чёрными проводами, как лианами. Звук ломающихся перекрытий был похож на треск костей.
  Ударил ракетный залп, и на окраинах города пошли трещинами стёкла. В туче пыли взметнулись в небо провода. Они истерично дёрнулись, хлестнули вслепую, сминая остатки стен. Проламывая крыши брошенных на стоянке автомобилей.
  Скрипач появился из пыли - фигура, напоминающая человеческую, оглядела город поверх уцелевших крыш. Он взревел, будто загрохотал по рельсам тяжёлый поезд. Грохнул новый взрыв, отозвавшийся эхом на дальних улицах. Чёрный дым укрыл выжженное бетонное поле.
  Потом говорили - на проспекте Рождественского в асфальте осталась бездонная дыра. Туда сбежал Скрипач.
  - Пытался забраться на самую высокую крышу. Пока военные подтягивали к центру города тяжёлую технику, он почти добрался до верха. Но в тот раз они его прогнали.
  - Они же не могут сравнять с землёй весь город, - выдохнула Надя.
  Сабрина покачала головой. Невидимое присутствие за спиной раздражало, она ощущала, как существа возникают то в одном месте, то в другом, смотрят, слушают их разговор, и уходят, и возникают снова. Сабрина заставляла себя не оборачиваться.
  - Я остановлю его, - сказала Надя, - я его остановлю. Только мне нужно время.
  Сабрина подвинулась ближе к ней, чтобы не потерять тающую в темноте фигуру. Над костром порхал серый пепел. Его света хватало, чтобы различить траву в Надиных волосах и грубую повязку под штаниной. Чтобы ощутить присутствие других сущностей, Сабрине хватало обострённого слуха.
  Автобусы окружили их со всех сторон. Минуту назад она едва могла разглядеть два или три, теперь их темноты проступало не меньше десятка оскаленных морд.
  - Поговори с Антонио. Он ведь знает, как было тогда. Может, вы что-нибудь придумаете вместе. Ты ведь не думаешь, что сможешь победить Скрипача одна? Пугало не справился. Надя, посмотри на меня!
  Она странно вела себя, будто забыла, как двигаются люди. Касалась губ и мочек ушей, и рассматривала свои пальцы. Сжала кулаки, разжала и вздрогнула, будто увидела что-то страшное. Опять сжала - напряглись бесцветные сосуды. Сабрина кусала губы, чтобы не выдать страха за неё.
  - Прости, - произнесла наконец Надя. - Мне нельзя в мир людей. Я перепугаю всех вас. Так долго в теле сущности я никогда не была. Я забыла, как вы говорите и как... это слово... Я не могу вспомнить, как живут люди.
  - Но ты ведь говоришь со мной.
  Надя быстро обернулась, и на её лицо на секунду вернулось прежнее человеческое выражение. Как будто блики света легли чуть иначе.
  - Разговаривать с тобой - другое дело.
  - Но ты вернёшься, да? Рано или поздно тебе придётся вернуться в мир людей.
  Она не ответила. Сабрина взяла Надю за руку, чтобы снова ощутить её реальность.
  - Если ничего больше нельзя сделать, нужно бежать из города. Пока ещё есть пути для отступления. Многие убежали.
  Надино лицо сделалось каменным. В глазах отразились красные блики костра.
  - Это мой город. Я никуда отсюда не побегу.
  Они замолчали. Бился о бетонные перекрытия дождь. Автобусы замерли шагах в пяти от костра, там, куда доходил бледный свет. Остановившимся взглядом Надя смотрела в несуществующий огонь.
  Её голова безвольно склонилась к плечу, и руки замерли, как у оставленной шарнирной куклы - чуть не касаясь колен. Издали её поза могла показаться расслабленной - человеческой. Но вблизи было видно, как она старается быть живой - и не помнит, как это делается. Проступали грубые швы, стягивающие ту и эту реальности.
  - Они чуют живых. Пойдём, я провожу тебя домой, - сказала Надя, поднимаясь.
  Сабрина тоже встала. Её куртка окончательно промокла, ветер продирал до костей. Живому не выдержать такой ночи.
  Перед Надей автобусы нехотя расступились. Сабрина шла за ней, заставляя себя не оборачиваться. Тишина вокруг перешёптывалась тысячей неразборчивых голосов. Когда дождь остался за спиной, и впереди возникло мутное пятно фонаря, Сабрина не выдержала.
  - Антонио сказал передать тебе кое-что. Помнишь, ты спрашивала о стеклянном куполе и зале, которая под землёй? Он сказал, такое место есть. Но оно на правом берегу Совы, в старом городе. Туда, куда ведут трамвайные рельсы. Поговори с ним, ладно?
  - Хорошо, - устало согласилась Надя. - Спасибо. Я скоро приду. Предупреди Антонио, чтобы не закрывал на ночь окна. Я приду, только завершу здесь одно дело.
  Они шли через пустырь, потом тянулись подворотни. Старые дворы, воняющие протухшим мусором, перетекали друг в друга. Надя вела её другим путем - не тем, которым ходил автобус. Вероятно, тем, о котором не знают люди.
  Сабрина вспоминала обрывки старых разговоров, от которых отмахивалась тогда. Вещи, которые иногда рассказывала Надя, казались сумасшедшими, ненастоящими. Люди не хотят верить в такое.
  "Первое. Нужно встать спиной к лестнице вниз и пройти шесть ступенек, перешагнуть через седьмую. Второе - пять раз сказать "поиграй со мной". Третье - если оно захочет поиграть..."
  - Мы почти вышли. Иди к свету, а там увидишь знакомые улицы. Я дальше не могу, - сказала Надя, замирая в тени осыпающейся арки. На пределе видимости горел фонарь. Сабрина с сожалением выпустила её руку, холодную, как камни набережной.
  Может быть, в следующий раз она будет отворачиваться спиной к лестнице и идти, считая ступени. Если Надя захочет поиграть... Может быть, к следующему разу она потеряет всё человеческое, и даже память.
  - Не бойся, - выдохнула Надя ей вслед облачком холода, как будто прочитала мысли Сабрины.
  - Приходи, - шепнула она. - Я оставлю открытой форточку.
  
  ***
  
  Пустырь у старого кирпичного завода располагался слишком далеко, чтобы до него дотянулся свет города. Ржавые остовы механизмов лежали в высокой траве, как скелеты динозавров.
  - Я ищу учительницу биологии. Вы знаете её. - Надя сидела, поджав под себя ноги, на прогнувшейся крыше машины. Ночной ветер остро пах травой.
  Пёс притаился тут же - из травы торчали только дрожащие остроконечные уши. Когда Надя говорила, они поворачивались к ней, как только она замолкала - в сторону города. Оттуда привычно гудели машины.
  - Мы знаем, - сказал мальчик-Смертёныш. Его тёмная тень скорчилась на бетонных плитах, поросших мхом, напротив Нади - на другом краю поляны. Детский голос задрожал в привычной тишине. Зажатая в руке пригоршня семечек таяла, падала в траву чёрная шелуха.
  Он был худой до изнеможения - был бы человеком, давно бы умер. Старая, слишком большая куртка хлопала от ветра.
  В третьей стороне поляны, в тени деревьев, стояла бледная женщина в длинном платье, подол которого был весь перемазан кладбищенской грязью. Она, как кукла, брошенная кукловодом, замерла, опустив голову и руки. Её окружало марево тихого унылого пения.
  Она дёрнулась и посмотрела на Надю. Лицо - мраморная маска с выражением бесконечного горя.
  - Зачем тебе учительница?
  - Вы не хуже меня чувствуете, что происходит с городом.
  Пёс нервно дёрнул полупрозрачными ушами.
  - Просыпаются те, кто давно спал, - кивнул Смертёныш, выплюнув чёрную кожурку.
  Надя обернулась в сторону города, туда, где в небе стояло жемчужное марево от подсветок и фонарей, и долго молчала, прислушивалась. Где бы ни был сейчас Скрипач, он вёл себя очень тихо. Он научился превосходно скрываться ото всех.
  - Да. Тот, кто вырос под городом, копит силы. Я была там, и я видела. Он готовится к войне. А учительница - единственная способна остановить его.
  - Хозяйка города, - тихо подтвердила женщина-Кладбище. Подол её платья волновался от несуществующего ветра. - Пусть она вернётся. Тогда мы пойдём в бой. Лишь бы было, за кем идти. Против нас всех он не выстоит. Потому что на нашей стороне будет хозяйка. Потому что город всё ещё принадлежит нам. Нам. Не ему. Пусть только она вернётся.
  Они замолчали - четыре нечеловеческие сущности в темноте заброшенного завода.
  Надя вздохнула, утыкаясь лицом в колено. В темноте перед глазами она мысленно рисовала план города и думала, где теперь искать Вету, если всё и так обыскано вдоль и поперёк. Если даже Скрипач не знает, где она, и всё они, как заведённые, повторяют только: "Она ушла".
  Со стороны разбитой дороги послышался шум - шаг и долгое подволакивание, потом опять тяжёлый шаг, и снова - будто кто-то волочил по земле мешок, набитый сеном.
  - Калека пришёл, - сказала женщина-Кладбище. - Он всегда опаздывает.
  Он вышел из-за деревьев - лицо было замотано чёрной тканью, под которой угадывался провал, руки почти истлели. Он шёл медленно, замирая после каждого шага, повисая в позе старого огородного пугала. Надя боялась думать о том, как сильно сдал он за то время, пока её не было.
  - Может, он знает, где хозяйка, - голос Смертёныша зазвенел на высоких нотах.
  Калека замер у четвёртого края поляны, так что Надя и Пёс оказались прямо напротив него. Его изуродованные ноги дрогнули в коленях - скомканное подобие поклона обозначало приветствие. В странном жесте дёрнулись остатки рук.
  - Он боялся, что исчезнет, не увидев тебя ещё раз, - перевела женщина-Кладбище.
  - Я поняла, - отозвалась Надя и судорожно вцепилась в ржавый металл, нагибаясь вперёд. - Как ты? Я могу помочь?
  - Мы ищем учительницу биологии, - живо перебил её Смертёныш. - У тебя лучший слух в городе. Может, ты слышал её?
  Калека повернул к нему провал лица. Чёрная тряпка задралась от ветра. Она, в общем-то, была не нужна ему, она требовалась только затем, чтобы не пугать Надю.
  Надя была почти человеком, застрявшая на грани между живыми и не-мёртвыми. Они берегли её чувства и относились чуть снисходительно, протягивали мысленные руки, если она падала, переводили неслышимые голоса и грели не-живым дыханием, если по ночам она замерзала.
  Калека дёрнулся всем телом сразу.
  - Он не слышал её, - грустно сказал Смертёныш. Всклокоченная голова над воротником куртки задёргалась, как отцветший одуванчик под ветром. - Слышал, как Пугало дрался со Скрипачом. Слышал, как под городом роет хода мёртвый поезд. Но хозяйку он не слышал. Тогда мы сами будем искать.
  - Вот бы она вернулась, - монотонно запричитала женщина-Кладбище. - Тогда мы пойдём в бой. Лишь бы было, за кем идти. А хозяйка должна нас защитить. Невозможно, чтобы было иначе.
  Надя громко вздохнула, обрывая кладбищенское пение.
  - Есть люди, которые тоже ищут её. Они хотят остановить Скрипача. Может быть, они что-нибудь знают.
  - Люди никогда ничего не знают, - насмешливо скривился Смертёныш.
  Женщина-Кладбище осуждающе покачала головой. По траве прокатился тихий ропот. Мальчик вскочил на ноги, сжимая пальцы в кулаки, Калека закачался, переступая с ноги на ногу. Наде тоже пришлось подняться. На своей крыше она разом сделалась выше остальных.
  - Мы сделаем так. Сначала мы спросим у людей, что знают они. Если ничего не выйдет, мы пойдём искать её сами. Ваш слух лучше, чем у меня, поэтому вы будете искать её в новом городе. Разделим улицы поровну, позовём всех, кого сможем позвать. А я пойду на другую сторону реки, в старый город. - Она замолчала и сжалась от собственной смелости. - Там я ещё не была.
  - В старый город? - вскрикнул Смертёныш. Шумно заработала турбина где-то в мёртвом остове завода. Вхолостую завращались огромные лопасти, но порыв ветра изошёл на нет, и лопасти двигались всё медленнее, пока не замерли окончательно.
  Пёс вскочил на лапы - тонкий полупрозрачный силуэт поднялся над травой. Пасть беззвучно распахнулась, обнажая ряды клыков.
  - Никто из нас там никогда не был, - произнесла женщина-Кладбище за них всех. Калека покачал головой, и она поправилась: - Очень давно не был.
  - Потому я туда и пойду. - Надя сползла с ржавой машины в траву. Земля мягко прогнулась у неё под ногами. Немигающие глаза Пса оказались напротив её глаз. - Я перейду через мост и просто постою на набережной, послушаю город. Ничего страшного.
  Пёс не шевельнулся.
  - Ты не можешь пойти со мной. В случае чего я притворюсь человеком, а ты?
  Надя поправила ремни, перетягивающие грудь. Они ещё неплохо держались, хотя ржавчина безвременья начала разъедать пряжки. Связка амулетов вся почернела и превратилась в бесформенный комок металла и пластика. Надя стянула шнурок через шею и бросила в траву - всё равно теперь они бесполезны. Когда она вернётся в обличье человека, она соберёт новую связку. Если вернётся.
  
  ***
  
  Фонари на обочине не горели, но трасса была прямая, как стрела. С пути не собьёшься. Всю дорогу от города Сентябрь громко мяукал, заглушая тихо играющее радио.
  - Всё хорошо, - бормотал капитан, не отрывая взгляда от дороги. - Всё хорошо, успокойся. Часа три-четыре, и мы будем на даче. Ты же любишь дачу, да? Любишь?
  В багажнике перекатывались туда-сюда наскоро собранные вещи. Кто бы успокоил его самого. В оставшемся далеко позади городе опять глухо бухнуло, в подсвеченное небо взвился фонтан искр. Он видел в зеркале заднего вида - стая оранжевых светлячков. Кот испуганно замолчал.
  Капитан на мгновение прикрыл глаза, возвращая себе прежнее безразличие. Часа три-четыре, и всё кончится.
  На трассе перед машиной ему вдруг почудилась аморфная тень. Радио охрипло, фары погасли, и несколько долгих секунд машина летела в кромешной темноте. Капитан ударил по тормозам - машина взвизгнула и вылетела на обочину, вонзившись бампером в чёрные кусты.
  Включились и заелозили по ветровому стеклу дворники. Он чертыхнулся, повернул ключ зажигания. Двигатель взвыл на холостых оборотах.
  Капитан почувствовал, как звереет, дёрнул ключ ещё раз - и опять бесполезно. Истерично и коротко мяукнул Сентябрь.
  - Пришибу, - пообещал капитан и толкнул дверцу.
  Он не успел выйти - на стекло по ту сторону ночи легла бледная ладонь. Капитан успел различить грязь, въевшуюся в линию жизни, и полулунную черноту под ногтями, когда рука поползла вниз.
  В темноте проступило мальчишеское лицо - черноглазое, худое и тоже грязное.
  - Демоны его знают, что, - сквозь зубы пробормотал капитан. - Что ещё за бродяжка? Пошёл вон!
  Сначала он не понял, откуда ребёнок на пустыре за городом, потом вдруг дошло, и в затылке сделалось холодно.
  - Выходи, - сказал мальчик. Стекло ещё не было опущено, но голос прозвучал, как будто над ухом.
  Капитан щёлкнул блокировкой дверей и мёртвой хваткой вцепился в руль. Взвыл и наконец завёлся двигатель. Машина дёрнулась, задом выползая на трассу. Придорожные кусты и белое мальчишеское лицо потонули в темноте.
  - Идите к демонам, твари, - выдохнул капитан.
  Под колёса уже легла трасса, когда стрелка спидометра ухнула ниже нуля. Машина безвольно покатилась к обочине, и впереди, в побледневшем свете фар, возник ещё один силуэт, повыше мальчишеского.
  Руки легли на бампер машины. Она подняла голову, и капитан узнал осунувшееся лицо, коротко остриженные волосы. Узнал чёрную майку на тонких лямках и армейские брюки.
  - Выходи, на пару слов, - сказала девушка и не по-человечески дёрнулась, как будто хотела отереть щёку о плечо. Он вспомнил - её звали Надя.
  - Пошла вон, мерзкая тварь.
  Он вжал в пол педаль газа. Одной рукой вцепившись в руль, другой капитан вывернул бардачок. Табельный пистолет свалился на пол, туда же полетела забытая пачка сигарет, ворох скомканных бумажек. Машина рванула вперёд, с хрустом врезаясь в заросли шиповника. Человек не успел бы отойти с дороги, но глухого удара не последовало.
  Теперь девушка стояла чуть в стороне, и рядом с ней возникла тонкая четырехпалая тень. Ему вслед угрожающе разинулась алая пасть. Машина запрыгала по кочкам бездорожья. Капитан чудом ухватил пистолет и выпрямился.
  Дорога потерялась из виду, но его это не волновало. Сейчас нужно - просто сбежать, убраться подальше. Лишь бы они не успели его окружить. А выяснять, куда заехал, он будет позже. Днище машины проскребло по земле. Мелькнула затравленная мысль: "Скорее бы утро". Но до утра было далеко, невыносимо далеко.
  Если бы неделю назад он знал, кого допрашивает. Но он узнал гораздо позже.
  Его всё-таки окружили. Машина вильнула между чёрными силуэтами деревьев, и фары вырвали из темноты очертание ещё одной фигуры - скособоченной, жуткой, с рваными тряпками вместо лица.
  - Брось это, бесполезно, - сказали над ухом.
  Впереди из темноты возникли заросли кустов, и вспыхнувшие фары высветили гравий обочины. Машина рухнула одним колесом в глубокую выбоину, взвыла в последний раз и встала.
  Капитан закрыл глаза и выдохнул, возвращая себе последнюю каплю спокойствия. Он сжал в руке пистолет. Дверца поддалась легко, даже не хлопнула за спиной. Он вышел, пробуя неверными ногами землю. Сентябрь молчал, забившись в самый угол корзины. Мог бы выбраться, наверняка бы забился под сиденье.
  Снаружи оказалось очень свежо, и отчётливо шуршала под ногами сухая степь.
  - Доброй ночи. Не узнал? - сказала Надя.
  Капитан поднял руку и выстрелил, почти не целясь. Промахнуться с такого расстояния было бы позорно, и он не промахнулся. Пуля вошла ей в плечо, ударной силой Надю развернуло на месте. Она коротко вскрикнула, но устояла.
  Выстрелить во второй раз он не успел: из зарослей вперёд метнулась тонколапая тень. Из алой пасти на капитана пахнуло кладбищенской гнилью. Его сшибло с ног. Лапа, тяжёлая, как могильная плита, надавила на грудь. Он захрипел, но перед тем, как выронить пистолет, успел выстрелить ещё раз.
  Бесполезно - пуля вошла прямиком в пасть, но зверь только клацнул зубами. В спину капитану ткнулась коряга, акульи челюсти схватили воздух у самой его шеи. Они завозились на сухой траве, как две взбесившиеся собаки.
  - Тише, не убей его, - прозвучало сверху.
  Четырёхпалая тварь замерла и подняла голову на звук. Капитан попытался встать, но не смог - могильная лапа прижимала его к земле. К ним подошла Надя. Автомобильные фары всё ещё горели, потому он разглядел её взъерошенные волосы, обломанные ногти и бескровную рану на левом плече.
  Надя поскребла её пальцами, досадливо сморщилась.
  - Мы всего лишь хотели поговорить.
  Он не ответил. Всем телом ощутил, как подрагивает под спиной земля - подошли остальные, и все замерли вокруг. Чёрный горбатый силуэт встал в его ногах. Чуть ближе подобралась женщина, её подол стелился по земле туманом и пах холодной водой. Мальчишка присел рядом и заглянул капитану в лицо.
  - Мы поговорить хотели, а ты дерёшься, - тонко взвизгнул он и выплюнул горстку чёрной шелухи.
  Мальчишка убрался в темноту, и на первый план опять вышла Надя. Она опустилась на корточки, улыбнулась почти по-человечески, если только люди умеют улыбаться с пулей в плече.
  - Мы ищем учительницу биологии. Вету. Хозяйку города. Только не говори, что ничего о ней не слышал.
  - Убери... своё... животное... - прохрипел капитан. Руки панически скользили по влажной земле, ища опору понадёжнее. Трава вырвалась с корнями, с комьями чернозёма, и до пистолета было не дотянуться.
  Надя перевела взгляд на собаку, они поняли друг друга без слов. Тварь соскользнула с него и ушла в темноту, как будто её никогда не существовало. Дышать стало легче. Капитан сел на землю, схватился за грудь. Горло изнутри рвал кашель.
  Ломая в пальцах сухую травинку, Надя ждала ответа. Капитан окинул её взглядом - слишком неудобная поза, чтобы нападать или защищаться. Повалить её на землю не составило бы труда. Главное - выбрать момент для удара. Он скривился:
  - Удачи вам. Жаль, ничем не могу помочь.
  Надя снова улыбнулась, глядя мимо. Капитан уже сомневался, что улыбка у них означает дружелюбие. Может, всё наоборот. Может, их улыбка - как злой оскал собаки, как предупреждение - не подходи.
  - Тут недалеко есть брошенный завод. Я нашла там глубокий колодец. Хочешь, покажу? Мы подождём, у нас много времени. Целая вечность. А у тебя? У тебя много времени в запасе?
  Её слова вырывались облачками холодного воздуха, пахнущего кладбищем, так близко, что капитан отвернулся. Невинное движение - сменил позу. Надя была слишком беспечна - никак не отреагировала. Тогда он решил, что пора, и рванул в сторону, уходя сразу от акульих зубов и чёрных ссохшихся рук калеки.
  Собака бросилась снова - каменный череп едва не влетел ему в грудь. Капитан увернулся и ударил сам. Рука онемела от боли, но и тварь отнесло в сторону метра на два. Мальчишка кинулся на него, оглушая истошным визгом. В слепой драке они осели на землю.
  Капитан вывернулся, опять вскочил на ноги. По лицу текла кровь, уже неясно, чья. Ему важнее было сбежать, а не победить. Победить их всё равно невозможно, против них нет оружия, и не работают привычные методы.
  Он поскользнулся на траве, на пустом месте, как будто кто-то поставил подножку, и едва не упал, впечатавшись лицом в капот машины. До ручки оставался шаг, когда сзади знакомо хлопнуло. Ноге сделалось горячо, капитан даже не сразу понял, как больно. А когда понял, уже сполз на землю. Голень запульсировала ручейком крови. Как со стороны он услышал собственное тяжёлое дыхание, и всё, что смог - перевернуться на спину.
  Надя направила пистолет ему в грудь. Её рука не дрожала.
  - Не думай, что такой уникальный. Пока я у вас сидела, я кое-кого запомнила. Так что сейчас мы убьём тебя и пойдём к твоему начальству. Ваша контора отлично защищена, но вы не сможете скрываться вечно. Вот ты уехал на ночь глядя. А полковник Романов уже дома. Его дом за городом. Красивый особняк из красного кирпича. Я чувствую. Мы чувствуем. Мы спросим про учительницу у него. А если он не ответит, мы пойдём к следующему. Кто-нибудь обязательно проболтается.
  Он нервно перебил её исповедь - слова рвались наружу сами собой.
  - Учительница была в подземке. В старой подземке, в заброшенных тоннелях.
  Надя покачала головой. Фары погасли, и степь накрылась абсолютным мраком. Теперь он не видел их лиц, но так было даже лучше. Зубы и так выбивали дробь, и капитан ничего не мог с собой поделать.
  - Это я и без тебя знаю, - сказала Надя из темноты. - Скажи, куда она ушла потом. Ну как, вспоминается?
  - Я не помню.
  Она в голос усмехнулась. Со всех сторон зашуршала высокая трава.
  - Я хоть и мерзкая тварь, а стрелять умею, и в темноте вижу лучше тебя.
  Его голос безвольно сорвался на крик.
  - Меня не посвящали в такие подробности! Я знаю только, что она была в подземке, а потом ушла оттуда. Тогда приборы начали сбоить. Я слышал, что она появлялась на набережной, потом в старой школе, потом у реки, где раньше был мост на правый берег. Потом она пропала. - Капитан задохнулся - горло сжало как будто в тисках. Проталкивая в лёгкие глоток воздуха, он попросил: - Отпустите.
  Надя пробормотала что-то, обращаясь к своим спутникам. Ей в ответ степь зашептала, заколыхалась со всех сторон. Они переговаривались на своём нечеловеческом языке, опять сбившись в кучу.
  - Где был мост на правый берег, - повторила Надя. - Только ты не прав. Мост есть там до сих пор. Если правильно смотреть. Краем глаза.
  Пистолет упал ему на грудь.
  - Мы тебя отпускаем.
  
  Трое медленно двинулись к ней. Мраморная маска женщины-Кладбища заблестела от влаги.
  - Прощай, - сказала она. Края мраморного рта не двигались.
  Надя провела рукой по потрескавшимся губам. Человеческое тело плохо переносило её ночные прогулки. К такому нельзя привыкнуть.
  - Погодите со мной прощаться. Эта ночь на исходе, но следующей ночью мы нанесём визит в старый город, а потом встретимся у старого завода. А вы пока что - собирайте всех, кого можете собрать. У нас нет времени. С каждой минутой Скрипач сильнее.
  Они кивнули. Калека ушёл, но земля ещё долго вздрагивала от его шагов. Куртка Смертёныша мелькнула за деревьями и растворилась в темноте. Дольше всех задержалась женщина-Кладбище. Дыры в маске, которые были вместо глаз, долго не выпускали Надю.
  - Прощай, - сказала женщина-Кладбище и тоже ушла прочь, ступая поверх травы.
  Надя обернулась: Пёс остался рядом с ней.
  - Не уйдёшь? - спросила она, заранее предрекая ответ.
  Узкая морда приблизилась вплотную, обдала запахом городских пустырей.
  - Тогда пойдём в старый город вместе, - кивнула она и зашагала по пояс в траве, ссутулив плечи, как будто по-прежнему чувствовала холодный ветер, хотя тело сущности вряд ли могло что-то почувствовать. Она ощутила, как Пёс идёт следом.
  
  Форточка на втором этаже была открыта. Надя побродила вокруг собственного дома, собираясь с мыслями. Пёс глянул понимающе и улёгся в тени крыльца - эфемерное тело слились с полумраком.
  Фонарь озарял всю лужайку перед домом, и даже старые яблони, а Надя проскользнула по теням деревьев. Она опасалась выходить на освещённые участки, хотя все соседи прятались по домам. Не лаяла даже соседская собака.
  - Так жалко. Яблоки осыпаются и гниют в траве.
  Она выронила на покрывало два самых лучших, самых ярких яблока. Сабрина сидела на нерасправленной постели, скрестив ноги, не раздетая - по прежнему в уличных брюках и чёрной майке. Распущенные волосы спускались по спине почти до самой поясницы.
  - Завтра я иду в старый город, - сказала Надя.
  - Я всё равно не смогу тебя отговорить.
  Надя взяла из-под зеркала расчёску и вернулась к кровати. Нити фонарного света запутались в волосах Сабрины. Надя опустилась на покрывало за её спиной и провела расчёской по волосам. Рыжие искорки посыпались на покрывало и затухли там. Ей так нравились волосы Сабрины, скользящие между пальцами, как лучи лунного света.
  - Что, если ты никогда не вернёшься к живым? - спросила Сабрина, не оборачиваясь. Так было легче - говорить, не видя лица. - Ведь даже если мы победим Скрипача, ты можешь не вернуться. Ты хочешь этого?
  Гребешок замер в руках Нади. Она боялась таких вопросов.
  - Я не знаю.
  Сабрина помолчала, осторожно впитывая её прикосновения. Ледяные Надины пальцы понемногу отогревались.
  - Если ты решишь остаться там, пообещай мне одну вещь. Ты сама говорила, что сущности подчиняются строгим правилам, я помню. Они не врут и всегда выполняют обещания. Даже если ты начнёшь терять память, обещания останется в тебе навсегда. Пообещай, что в седьмой день каждого месяца будешь приходить на крышу старой больницы. Я буду ждать тебя там. Седьмое число каждого месяца, пообещай.
  - Обещаю, - чуть хрипло отозвалась Надя. - Но я вернусь.
  Сабрина подалась назад, вслепую касаясь её руки - холодной кожей к холодной коже. Человеческие прикосновения - к арматурному каркасу Надиного тела. Она судорожно втянула воздух и развернулась, так, чтобы видеть глаза.
  - Нет. Я знаю, ты можешь не вернуться.
  Надя сгорбилась, собирая на покрывале лунные искры. Она бы сохранила их во внутреннем кармане куртки, чтобы оттуда всегда исходило тепло. Слова не шли на язык - никакие.
  - Ты ведь знаешь, пока ты меня ждёшь, я могу вернуться в мир живых, - сбиваясь, произнесла наконец Надя. - Пока кто-нибудь ждёт, ещё не всё потеряно.
  Лунные искры сыпались из дрожащих рук, но она собрала все, до последней. Сабрина наблюдала, как будто в мире не осталось ничего, кроме скомканного покрывала и лунных искр.
  - Я хотела бы отдать тебе всё своё тепло.
  - Но тогда тебе самой ничего не останется, - слабо улыбнулась Надя.
  
  ***
  
  Трамвайные пути заросли пастушьей сумкой и лебедой. На металлической ограде лежал толстый слой пыли - Надя случайно мазнула по нему рукавом и не сумела отряхнуться.
  С тех пор, как она была здесь в последний раз - не так давно, - мост постарел на десятки лет. Местами бетонные плиты моста разошлись так сильно, что через разломы приходилось прыгать. Пёс легко перемахивал даже через самые широкие, Надя замирала на краю каждого и уговаривала себя не смотреть вниз. Проеденные ржавчиной рельсы иногда исчезали, и тогда она боялась потерять дорогу.
  Существовал только один путь попасть в старый город, и этот путь был трамвайный.
  - Только не сходи со шпал, - пробормотала она, - сойдёшь - ничего не выйдет.
  Город мёртво молчал за их спинами. И хоть огни не горели, абсолютной темноты не было: серое небо отражалось в серой спокойной реке. Фонарные столбы вдоль путей время обскоблило до железобетонных остовов.
  Когда высотки утонули в темноте позади них, вдалеке проступил другой берег. Туман лежал на голой набережной, как старая вата. Они добрались до разлома, рельсы в этом месте искорёжило, как будто они были из пластика. Надя остановилась и поднялась на цыпочки, вглядываясь в полумрак старого города.
  - Я не слышу сирену, - сказала она. Пёс повернул к ней морду - человеческие глаза смотрели вопросительно. - Здесь её всегда слышно.
  Пёс навострил уши. Его слух был, безусловно, лучше, чем Надин, вот только это не помогло. Другой берег не отозвался ни звуком, ни запахом.
  - Все призраки спят, - сказала Надя Псу.
  Они опять переглянулись и двинулись вперёд, ступая как можно тише, чтобы гравий не шуршал под ногами.
  Из тумана проступили знакомые очертания старого берега: проломленная набережная и обломки металлических конструкций, и дальше - неровные ряды домов с погасшими окнами. Они появлялись из темноты один за другим
  Надя вглядывалась в туман у того места, где мост стыковался с берегом, и воображение рисовало три человеческие фигуры. Она успевала внутренне вздрогнуть, как силуэты рассеивались туманом или замирали погнутыми столбиками ограждения.
  Навстречу им никто не вышел.
  Впервые за несколько лет Надя ступила на набережную старого города. Время здесь всегда текло чуть медленнее, чем по ту сторону моста. За асфальтовой полосой возвышались неподвижные деревья. Надя прошла вдоль набережной, не рискуя слишком уходить от реки.
  Пространство в старом городе иногда путалось, завязывалось узлами. Надя села на бетонный парапет в том месте, где он уцелел. Она позвала - сначала мысленным шёпотом, боясь нарушить мёртвое молчание старого города. Потом осмелела и крикнула громче - голос ушёл в пустоту, как будто камень упал в воду. Мгновение - и на поверхности не осталось даже кругов.
  Никто не отозвался. В спину Наде дышал ледяной ветер. Она не так уж сильно боялась холода и темноты - гораздо меньше, чем люди, но Пёс тоже тревожился - переступал эфемерными лапами и не хотел, как раньше, ложиться у её ног.
  Надя ждала - и вдруг в кромешной темноте правого берега зажёгся первый фонарь. Она напряглась, готовая бежать, и даже через переплетение веток разглядела: это был обычный фонарь - стеклянный шар с рыжей лампой внутри. Не блуждающий огонь, не волчий глаз, с которыми она боялась встретиться на мёртвых улицах.
  Дальше, друг за другом, загорелись остальные бусины фонарей на ожерелье набережной. Надя спрыгнула на асфальтовую дорожку. Фонари приближались к ним, беря в плотное кольцо. Пёс отступил на напряжённых лапах, и прижал Надю к бетонной ограде.
  Она обернулась, глянула вниз - в чёрной воде ничего не отражалось. Фонари подползли ещё на шаг и замерли, будто так бывает - три десятка фонарей на крошечном пятачке набережной.
  - Идём, - выдохнула Надя. Ей стало жарко под ярким светом, кожу как будто закололо иголками.
  На минуту она ощутила себя прозрачной, пронизанной их жёлтым светом, но они не преследовали. По протоптанной дорожке между деревьев она вышла к городу. Фонари не шевельнулись, не потянулись ближе. Надя проскользнула между двумя и снова окунулась в спокойную темноту.
  Город больше не был мёртвым. Выбитые окна домов по-прежнему скалились кирпичными обломками, но запах уже изменился. Надя прислушалась и ощутила его дыхание. Прерывистое, слабое, оно всё-таки звучало, и краем глаза она увидела, как теплятся светом одинокие окна в мёртвых высотках.
  Пёс тоже чуял новую жизнь - он обнюхивал асфальт и так увлёкся, что Надя едва успела остановить его.
  - Не отходи далеко, пространство здесь комкается, как старая газета. Можно заблудиться.
  Она подняла голову: на тёмном горизонте возвышалось здание старого университета. Точно такое же осталось по ту сторону моста, но там - голубая подсветка и отблески фонарных огней в стёклах. Здесь вокруг чёрной башни сгустилась темнота. Выше университетской крыши было только небо.
  "Краем глаза", - вспомнила Надя и отвернулась. На предпоследнем этаже университета мелькнул слабый огонёк.
  - Идём.
  Пёс потрусил следом.
  Фонари их больше не преследовали - но стоило Наде обернуться, и она различала далёкие отблески рыжего света то с одной, то с другой стороны. Фонари бесцельно блуждали по улицам, а ветер таскал по асфальту труху от прошлогодних листьев. Труха и пыль сплетались в силуэты. Однажды обнаружив их у себя за спиной, Надя старалась больше не оборачиваться.
  - Вета, - прошептала она в гулкие холлы университета.
  Из глубины чуть слышно отозвалось эхо. Надя постояла на первой ступеньке лестницы, собираясь с духом, и зашагала вверх.
  В широких пролётах гулял ветер. Через разбитые окна она увидела весь старый город, до самой набережной. А дальше - за рекой - клубилась сплошная темнота, будто реального города не существовало вообще. Надя опустилась на корточки, пытаясь унять страх. Одной рукой упёрлась в стену.
  Фонари танцевали по улицам города, сужая и расширяя круги. Надя снова вышла на лестницу и посчитала пролёты. Нет, ей не подняться выше. Её колотила ледяная дрожь - страх высоты сделался невыносимым.
  - Вета, - позвала она снова, и университет вдруг слабо отозвался.
  - Поднимайся ко мне. Предпоследний этаж, до конца по коридору.
  - Я не могу, спустись ты - запинаясь, проговорила Надя. Ветер пошатнул её, дёрнул к рухнувшим перилам, к пропасти за ними. Она упала, ободрав колено о сколотую ступеньку, но удержалась. Надины пальцы сами собой вцепились в связку амулетов.
  Пёс учуял её тревогу и прижался, не давая упасть, - она ощутила, как под призрачной шкурой пульсирует речная вода. Эхо холодно вздохнуло Наде в лицо:
  - Я не спущусь.
  - Помоги нам спасти город.
  Университет молчал. Надя напряжённо замерла, но слышала только вздохи ветра в пустых коридорах.
  - Спасай его сама, - произнесла, наконец, Вета. - Всё погибло. Для меня всё кончено.
  - Но почему? - Надя почти кричала. Ей в спину предупреждающе ударил ветер, и тон пришлось сбавить. - Ты ведь сильнее меня. Ты справишься со Скрипачом.
  - Да, я сильнее. Но мы проиграем, и Пугало умрёт. А я не хочу этого видеть.
  Надя постояла, не решаясь подняться даже на одну ступеньку. Надя сказала тихо:
  - Но он ещё не умер. Пока ещё не поздно.
  - Нет, поздно. Двадцать пять лет назад - уже было поздно.
  - Почему?
  Вета не расслышала, а может, просто не пожелала отвечать. Университет не подпускал к хозяйке тех, кого она не хотела видеть. Не перешёптывал лишние разговоры. Здешний ветер дышал теперь только пылью и ароматом запустения.
  "Пойдём", - мотнул головой Пёс. - "Она не спустится".
  Она не хотела уходить. Ещё не верила, что Вета отказалась помогать. Даже когда поняла, что фонари больше не танцуют на улицах - они осторожно подбираются к университетскому крыльцу. Десятки фонарей. Надя опустила лицо в ладони и с силой потёрла глаза.
  По ту сторону моста город всё ещё ждал свою хозяйку. Все ещё верил, что она вернётся и защитит. А она его уже похоронила.
  - Останься со мной, - прозвучало вдруг в тёмных коридорах. - Ты всё равно никого не спасёшь, а здесь хотя бы останешься относительно живой.
  Надя опёрлась на перила и крикнула вверх, насколько хватило голоса:
  - Нет! Я буду защищать город.
  - Ерунда. Скрипач тебя уничтожит. Оставайся.
  "Пойдём", - повторил Пёс, тревожно переступая лапами.
  Они побежали вниз - вниз было легче, чем вверх, и страх высоты отступал. Выбираться через парадные двери было опасно, на мраморных ступеньках уже прыгали рыжие отблески.
  Надя ощутила пролом в стене и бросилась к нему. Единственный способ бежать от фонарей: через внутренний двор наискосок, по скверу с мёртвыми деревьями, мимо переломанных скамеек и белых безглазых статуй.
  - Мы только срежем путь, - пообещала она псу. - Я знаю, как выбраться. Нужно идти на шум реки.
  В темноте она едва не налетела на эфемерный силуэт из листьев и пыли - силуэт мягко скользнул мимо. Надя не успела испугаться. Из университетского двора она выбралась по памяти - пролезла через прутья кованой ограды, Пёс проскользнул за ней.
  Улица отражалась сама в себе, как в зеркале. Надя замерла, понимая, что совершенно сбилась с дороги. Ощущение направления пропало. Она потонула в темноте, как в омуте.
  - Я знаю, как выбраться, - сказала она, чтобы не напугать Пса. - Мы должны выйти к реке. А там - рано или поздно проберёмся к мосту. Мы просто будем идти на шум волн.
  - Оставайся. Ты никого не спасёшь. Всё уже погибло, - шепнул ветер им в спины.
  Надя прибавила шагу. Потом они уже почти бежали по улицам, потеряв счёт поворотам и переулкам.
  Впереди замаячила знакомая картина: бетонный парапет за строем чёрных деревьев. Надя бросилась к нему, легла животом на холодные камни: за парапетом не было реки. Они попали в отражение набережной, в складку пространства, как в дыру пододеяльника. Сколько теперь барахтаться, чтобы найти дорогу?
  Надя села на асфальт, собираясь с мыслями. Она приказала себе успокоиться. Фонари бродили вокруг - Надя слышала их скрипучую перекличку, и Пёс слышал - призрачные уши настороженно дрожали. Оставаться на месте было нельзя. Чем дольше она просидит, тем ближе они подберутся. И неясно, выпустят ли из окружения во второй раз.
  Она поднялась.
  - Идём.
  Сил, чтобы бежать, не осталось. Надя разглядывала таблички с названиями улиц - разборчивые надписи попадались редко. Всё больше разрушенных голых домов или полная бессмыслица надписей. Но иногда попадались ориентиры из живого города.
  - Улица Голубиная. Нам на восток.
  Пройдя ещё сотню шагов, Надя сообразила, что перепутала стороны света. Карта города в её памяти перевернулась вверх ногами. Но по проспекту их гнали фонари - не приближались слишком и не отступали. Пути для отступления были перекрыты.
  Надя нырнула в темноту очередного переулка. Пёс обогнал её и выбежал вперёд, спрашивая глазами:
  "Мы заблудились? Спроси дорогу".
  Надя беспомощно огляделась. Секунду назад она шла по улице, знакомой до последней травинки. Сейчас рядом не осталось ничего, что могло бы послужить хоть примерным ориентиром.
  - Ведь и правда придётся спрашивать, - пробормотала она себе под нос.
  Тишину улицы разорвал неприятный звук. Надя по-человечески вздрогнула. В новом городе давно убрали все уличные телефоны. От них остались разве что уродливые пятна на стенах домов и пучки растрёпанных проводов. Здесь телефонные будки ещё стояли.
  Пёс встретился с Надей глазами.
  "Возьми трубку".
  - Уверен?
  "Возьми".
  Она перебежала на другую сторону улицы и коснулась пыльной трубки. В ухо полилась тишина. Захрипело, заскрежетало, будто вставали на место переломанные детали.
  - Ты не выйдешь из этого города. Возвратись к университету и останься.
  - Нет, Вета. - Голос прозвучал, как положено, твёрдо, но на другом конце провода только усмехнулись.
  - Возвращайся к университету. Я расскажу тебе всё. Как только ты узнаешь тайну Скрипача, ты тут же передумаешь спасать город.
  - Нет, - повторила Надя, но голос её предательски дрогнул.
  Пёс смотрел, не отрываясь.
  "Она врёт. Она же врёт, чтобы заманить нас к себе и не выпустить".
  - Ты врёшь, - сказала Надя, чтобы убедить саму себя.
  - Ты знаешь, кто такой Скрипач?
  - Просто ещё один фантом города. Его создал Майский Арт и ваш сумасшедший восьмой "А".
  - Нет. Восьмой "А" здесь ни при чём. Когда ты узнаешь, откуда он взялся...
  Надя бросила трубку - обижено звякнул рычаг на телефонном аппарате.
  - Пойдём, - бросила Надя. - Я спрошу дорогу.
  Силуэты из пыли и листьев ускользали, стоило только к ним обернуться. Один превратился в сгорбленную старушку и забился в щель между домами.
  - Простите, - сказала Надя, нагнав его, - как выйти к мосту?
  Дрожащая эфемерная рука указала на север - в ту сторону, откуда они пришли. Надя прикинула, сколько времени они потратили, чтобы добраться сюда. Возвращение назад могло бы превратиться в ещё более долгий путь.
  Скрип фонарей сделался ближе. Из очередного подъезда на Надю бросилась свора. Страх вскипел в ней и исчез, достигнув самой высокой точки. Она выдернула из земли столбик от кованой ограды, замахнулась. Свора зарычала и прыгнула - и удар пришёлся ей в висок. Десяток глаз бессмысленно завращались, десяток зубастых ртов разинулись, хватая воздух.
  - Пошли вон!
  Существа злобно зашипели, но подойти ближе больше не рисковали. Надя, стараясь не поворачиваться к ним спиной, так и оглядываясь через плечо, пока дорога не свернула за парк. Тогда же она бросила палку. От удара асфальт прогнулся и застонал.
  - Как выйти к мосту?
  Тень дёрнулась и убралась в пустоту между двумя поваленными столбами. В коконе старых газет шевельнулась чья-то жизнь. Надя не решилась проверять, кто там - зашагала дальше. Улица вывела к перекрёстку, украшенному, как гирляндами, целой россыпью автобусных остановок.
  - Налево или направо?
  Телефон у перекрёстка звонил, не переставая.
  Она рассмотрела все остановки друг за другом. На тех, что справа, шуршали от ветра выцветшие объявления. У дороги стояло существо из джинсов и красной толстовки. Рукава были сунуты в карманы брюк, штанины медленно переступали.
  Когда Надя прошла мимо, существо замерло.
  - Не дёргайся, тут все свои, - буркнула Надя, не оборачиваясь, и сущность успокоилась. Спрашивать у неё - безголовой - дорогу, было в высшей степени бессмысленно.
  - Так влево или вправо?
  Надя вышла на середину перекрёстка и оглянулась на Пса - тот смотрел вопросительно. Перевёрнутая карта города в её голове покрылась тёмными пятнами. Как Надя не старалась, она не могла припомнить ни одного автобусного маршрута.
  Дорога вправо казалась живой и обитаемой, а влево уходила беспросветная голая трасса - ни домов, ни деревьев по обочинам. Надя прекрасно знала, что сил на ещё одну ошибку у неё нет. Ошибись она в выборе, и утро застанет её в старом городе. Тогда Вета добьётся своего - она останется здесь, а Смертёныш напрасно прождёт целую вечность по ту сторону моста.
  - Влево, - решилась Надя.
  Она сунула замёрзшие руки в карманы куртки и пошла, не оглядываясь. Мигнули где-то за домами фонари. Надя шагала по обочине, под обвисшими гирляндами проводов, стараясь не думать о том, как устала.
  Дорога вывернула на площадь, в центре которой стояли городские часы. Круглый циферблат на кованом столбе, изогнутом, как больное дерево. Щёлкнуло - и большая стрелка перескочила с одной цифры на другую. По ту сторону моста была такая же площадь - под часами любили встречаться парочки. У бетонного заграждения лежал высохший до прозрачности букет.
  По дорожкам сквера ветер гонял старые железнодорожные билеты. Здание вокзала было погружено в темноту, как в воду.
  - Подожди, - шепнула Надя Псу и зашагала к высоким стеклянным дверям.
  "Не ходи туда", - Пёс в два прыжка нагнал её и просительно заглянул в глаза.
  - Я только посмотрю, - выдохнула Надя. Если бы она не вошла, она бы никогда себе не простила.
  Дверь легко поддалась под её руками. Огромная зала уходила в темноту, так что стоя у дверей, Надя не могла рассмотреть, что скрывается в тени колонн. Битые мраморные плиты были покрыты чёрными и алыми пятна. Надя подняла голову: сквозь стеклянный купол просачивался неживой голубоватый свет.
  Пёс осторожно шёл следом, ступая шаг в шаг, мимо тёмных пятен. Кровь всё ещё хранила воспоминания о том, что произошло здесь. Надя окунулась в темноту и пошла вдоль стены, ведя по ней рукой, будто слепая.
  "Вернись".
  Надя случайно коснулась кровавого пятна на стене и отдёрнула обожженную руку. Прижала пальцы к губам.
  "Я не могу без тебя".
  Вокзал закричал кровавыми буквами со стен, сразу со всех сторон. Они были потёками на мраморных плитах, трещинами на стёклах, пятнами на полу. Оглушённая, она попятилась к выходу, спиной натыкаясь на колонны.
  "Ты мне нужна".
  Задрожали стены. Пёс метнулся к дверям первым, за ним бросилась Надя. Она нырнула под покосившуюся створку дверей - за спиной рухнула на пол колонна.
  Надя замерла только у сквера, судорожно перевела дыхание. С безопасного расстояния она смотрела, как вокзал стонал и раскачивался, как раненое животное. Хрустели битые стёкла.
  Щёлк, - шевельнулась стрелка уличных часов. Надя вздрогнула и обернулась. До утра оставалось не больше двух часов.
  Остальной город будто отступил, оставив вокзал в резервации, на острове темноты.
  
  Когда они подошли к разлому, занималось утро. Надя пряталась от солнечного света под капюшоном куртки, а Пёс скользил от тени к тени. Вдалеке она различила шум настоящего, живого города и остановилась, вдыхая привычную жизнь.
  - Пойдём к старому заводу? - вздохнула Надя, чтобы скрыть волнение.
  Пёс согласно качнул мордой.
  Они задержались так, как не рассчитывали задержаться. С другой стороны, пережидать день в старом городе было равносильно самоубийству. Поэтому оставался только один путь - через просыпающийся город, к убежищу, где их ждали остальные.
  Оставалось надеяться, что горожане, погружённые в свои проблемы, не обратят внимания на странную парочку: девушку с пятном ржавчины на щеке и собаку с человеческими глазами, собаку, ростом с хорошего телёнка.
  Надя выбирала самые тенистые переулки. Несколько раз всё-таки приходилось расходовать силы - отводить глаза, бросая в лица прохожим речной ветер вперемешку с песком.
  Она давно не бывала в городе днём и поразилась пробке из машин на выезде. Опустели широкие проспекты - праздных прохожих не было. Намертво заперты были двери магазинов. На стенах домов появились защитные знаки, неумело выведенные белой краской, красной краской, углем и потёками молока.
  Она шла по обочине трассы, когда налетел порыв ветра и сдёрнул с Надиной головы капюшон. Идущий навстречу парень шарахнулся в сторону - и едва не выскочил на трассу, под колёса машин. Она едва успела удержать его мысленными руками, зашептала на ухо бессмысленную песню тишины. И ужас стёрся с его лица.
  У развороченного поста ГАИ дежурили ополченцы - несколько мужчин, кто в старой военной форме, кто в камуфляже лесника, пропускали машины на выезд, гася волны зарождающейся паники. Надя спустилась на обочину и обошла пост по широкому полукругу, пробралась через хрустящий кустарник. Незачем было лишний раз рисковать.
  Во второй раз их заметили на пустой рыночной площади, переоборудованной под отправной пункт автобусов. Вокруг собрались те, кто не мог выбраться своим ходом. Груды дорожных сумок лежали прямо на асфальте.
  Надя прикрыла Пса вуалью тумана, но навстречу попался пожилой мужчина с маленькой девочкой. И ребёнок различил контуры призрачных тел.
  - Ой, собачка, собачка!
  Пёс обернулся к ней, приветливо скаля акульи клыки. Надя не успела его отдёрнуть, не успела объяснить, что у людей так не принято. От его дыхания веяло зимней метелью.
  Девочка ударилась в истерику. Все разом обернулись на них: и нервные водители, и напуганные пассажиры.
  С неё самой облетел флёр нормальности. Надя ощутила на себе внимательные взгляды. Несколько испуганных вздохов, несколько судорожно метнувшихся мыслей. В последнее время стало модным не верить в ночную жизнь города, но неверие тех, кто собрался вокруг автобусов, серьёзно пошатнулась.
  Надя бросилась в первую же подворотню - Пёс рванул следом за ней. До завода осталось не так далеко, но солнце уже поднималось и ощутимо жгло даже через куртку. Тени деревьев и домов становились всё меньше. Уже не успеть.
  Она плохо знала этот район города. Чуть дальше, за парком, стоял заколоченный дом культуры - чужие владения, но деваться было некуда. По осыпавшимся бетонным ступенькам она взбежала к запертым дверям и просочилась в щель между досками.
  На тротуаре не было прохожих, а если и были - вряд ли кто обратил внимание. Забравшись поглубже в темноту, Надя села на пол и постаралась успокоиться. Ничего страшного ведь не случилось, всё могло закончиться гораздо хуже. Плохо было только то, что она не помнила, кому принадлежал брошенный дом культуры. Хорошо бы кому-нибудь из знакомых.
  Пёс навострил уши. В глубине заплесневевших комнат послышался шорох. Надя заготовила извинения для хозяина. Когда она услышала глухой неровный звук шагов, мысли о том, чтобы договориться по-хорошему, вылетели из головы сами собой.
  "Просыпаются те, кто давно спал", - повторила Надя слова Смертёныша.
  На разбитую сцену вышла Чердачная Кукла. Отсыревшие ноги плохо ей повиновались, комковатая набивка лезла из прогнивших швов, за ней волочились обрывки ниток. Кукла замерла перед лежащей поперёк сцены кулисой, покачалась. Взгляд почти стёршихся глаз устремился на Надю.
  - А что это вы делаете на моей территории? Кукушка, к нам залезли чужаки! Кукушка!
  Пёс оскалился и негромко зарычал, прежде чем Надя успела успокаивающе коснуться его холки. Тряпичное лицо Куклы сморщилась, как сухая вишня.
  - Пакость! Залезаете в чужой дом и ещё смеете рычать!
  - Подожди, мы не хотели ничего плохого. Только переждать рассвет.
  Кукла пронзительно завизжала, как девчонка, которую застали голой. В пыльном бархате занавеса захлопали огромные крылья. Кукушка выпуталась из ткани - огромная для своего имени, сизо-белая птица с всепонимающими глазами иконы. Чёрный плащ на птичьих плечах взметнулся под несуществующим ветром.
  Кукушка из часов. Кукушка-без-часов.
  Надя отступила к провалу в стене, через который забралась, оглянулась. В заколоченные окна между досок сочился уже настоящий солнечный свет - а не какие-то слабые розовые отблески с востока. Она могла сбежать и вытерпеть прикосновения солнца, а вот Пёс - вряд ли. Бросить его Надя не могла.
  Угораздило же из всех ночных жителей города нарваться на самых неприятных.
  Кукушка спикировала со сцены в зрительный зал. Когтистые лапы вцепились в спинку уцелевшего кресла. Длинный клюв закрутился из стороны в сторону, разыскивая нарушителей спокойствия по запаху.
  Шерсть на холке Пса встала дыбом.
  "Драки не избежать", - поняла Надя. Если глупую неуклюжую Куклу ещё можно было обмануть, уболтать, наобещать блестящих камушков и цветастых лоскутков, то с Кукушкой не связывались даже самые сильные из ночных жителей.
  Говорили, она была одной из самых древних, потому давно утратила разум. Говорили, если она выбиралась на тёмные улицы, она обязательно убивала. Надя никогда раньше её не встречала, но теперь...
  Просыпаются те, кто давно спал.
  Захлопали крылья. Кукушка неслась к ним, перебирая лапами по спинкам кресел. Подняться в воздух она не могла - крылья не выдерживали грузное тело, но легко поднимала пылевой ураган. Пёс прыгнул - Надя увидела только росчерк чёрного по чёрному, красным по чёрному - загорелись его глаза.
  Его зубы вырвали клок перьев, и Кукушка шарахнулась назад, но ударом крыла Пса отбросило к стене. С глухим стуком он свалился на пол. Надя высвободила мысленные руки и приняла следующий удар на себя. Когти Кукушки процарапали пыльную обивку кресла.
  - Останови свою птицу! - крикнула Надя Кукле, закрываясь от скользящего удара клювом. - Знаешь же, что мы вам ничего не сделаем.
  Кукушка побежала полукругом, потом зацепилась когтями за стену и в обманном манёвре побежала вверх.
  - Ага! - радостно завопила Кукла. - Испугались! Испугались! Будете знать, как залезать в чужие дома. Грязные воришки! Я ещё Волка позову. Волка с улицы Стрелков. Вот тогда попляшете.
  Один удар Надя всё-таки пропустила, и живот обожгло болью. Она согнулась пополам, а Кукушка прыгнула со стены вниз. Если бы не бросок Пса, Наде пришлось бы плохо. Собачьи зубы выдрали изрядный кусок из чёрного плаща. Обнажилась чёрная не прикрытая перьями кость.
  Кукушка молчаливо и угрожающе разинула клюв - в воздухе пронеслось ощущение безудержной ярости. Красный туман пополз по ножкам кресел, плеснулся в оркестровую яму. Ярость пахла лесным пожаром.
  "Так глупо проиграть", - успела подумать Надя, увидев рваную рану на шее Пса. Мраморный пол сделался скользким от речной воды.
  Раздался звук, будто захлопнули тяжёлю дверь. Кукушку отшвырнуло к сцене. Кукла первая разглядела пришельца в красном тумане. Она пискнула и рванула прочь, неуклюже задирая комковатые ноги. Но запнулась об рухнувший занавес и упала, растянувшись двухметровым телом до самых кулис.
  У груды поломанных кресел стояла Женщина-Кладбище. Голубоватое сияние её платья освещало половину зрительного зала, разгоняло туман и едва подбиралось к Надиным ногам. Она поднялась, едва шевеля онемевшими руками.
  Кукушка хотела повторить свой трюк - когти уже вцепились в бетон стены, но за шиворот плаща её схватили детские пальцы.
  - У, пыльная какая, - скривился Смертёныш.
  Крылья забили по воздуху с утроенной силой, но он держал крепко. Хищная улыбка и правда сделала мальчишеское лицо похожим на карнавальную маску смерти.
  - Выпустить? - смешливо прищурившись, спросил Смертёныш.
  - Выпусти, - выдохнула Надя, облизывая речную воду с губ. Вода была приторной на вкус.
  Освобождённая Кукушка вспорхнула до самого потолка и оттуда спикировала в сумрачное пространство кулис. Нападать больше не решилась. Смертёныш улыбался с видом хулигана, наворовавшего соседских яблок.
  - А мы ждали вас, ждали. Думали, чего вы так долго. Уже собирались выходить вам навстречу, а тут я слышу - шум какой-то в старом доме культуры. Дай, думаю, заглянем на огонёк.
  За его спиной возник Калека. Чёрная тень почти сливалась с окружающим мраком, выдавала его только серая повязка, скрывающая лицо. Калека содрогнулся всем телом.
  - Ну ладно, - капризно вздохнул Смертёныш. - Это ты услышал. Но я тоже подумал, что надо пойти!
  - Ты не знаешь, но тут есть подземный ход к старому заводу, - сказала Женщина-Кладбище, выплыв в центр зрительного зала. Подол платья шелестел над переломанными креслами, как прибой над затопленными лодками. - Удобно, чтобы приходить в город днём. Удобно, чтобы уходить ночью.
  Надя оборвала полу футболки, чтобы перевязать шею Пса. Он благодарно посмотрел.
  - Так что, вы нашли учительницу биологии? - первым не выдержал Смертёныш.
  Надя не торопилась отвечать. Она не поднималась с корточек, хотя речная вода из ран сочилась едва-едва - всякая опасность миновала. Пока за её спиной воцарялась напряжённая тишина, она думала, что им сказать. И говорить пришлось.
  - Ребята, её нет. Нам придётся идти туда самим. Или мы отдадим Скрипачу наш город.
  Она боялась, что Пёс её выдаст, но Пёс только тяжело вздохнул - воздух вырвался из не-живой груди, словно там и правда билось сердце.
  - Да, - отозвался Смертёныш после долгого молчания. - Я так и думал.
  
  ***
  
  - Это чудовище - не моя дочь, - сказала Вера.
  Надя сидела в комнате Антонио - в старой куртке, с ржавым следом на щеке. Он встал, чтобы открыть окно. Вера обмахивалась журналом. Бусинки пота блестели на тщательно наложенном макияже. Антонио наконец справился с окном - в кабинет полетели стоны машин с улицы. В сторону выезда из города опять собралась пробка.
  Надя подняла голову и улыбнулась. В её движении была та неуверенность, когда рвутся связи с реальностью, и уже ни на кого не действуют судорожные попытки притвориться, что ты всё ещё человек.
  Этим утром она пришла сама - Сабрина обнаружила её спящей на диване, в гостиной. И ощутила запах заброшенных домов.
  Утром Надя была очень похожа на человека, разве что под кожей вместо сосудов дрожали тонкие перетяжки проводов. Но под зеркалом в ванной Сабрина нашла бетонные крошки и сухие соцветия полыни. Значит, Надя готовилась к встрече, приводила в порядок свою внешность, чтобы не шокировать подругу.
  - Хорошо, я расскажу вам, - кивнула Надя, - мы собираемся защищать город. Вы не слышите, а я слышу, как Скрипач растёт. Провода пронизывают насквозь всю землю под нами, а когда он выберется, он станет ещё сильнее. Вы только представьте, сколько проводов на поверхности. Никакие стены не спасут. Потому у нас осталось совсем мало времени. Думаю, через два-три дня мы все соберёмся на пустыре у старого кирпичного завода, вот тогда и дадим ему бой.
  - Ясно? - Антонио отвернулся к окну. - Она собирает армию из сущностей, чтобы идти войной на Скрипача. Я прав?
  И тогда Вера произнесла ту самую фразу, от которой Сабрине стало холодно.
  - Это чудовище - не моя дочь, - сказала Вера. Её рот искривился.
  Надя подняла голову и улыбнулась. Нервные пальцы потеребили прядь волос - пучок прошлогодней травы. Вместо ногтей на мгновение появились арматурные отростки, и обломки бетонных конструкций вместо костяшек пальцев.
  - По крайней мере, мы ещё не потеряли смелость бороться за свой город. В отличие от вас.
  - Какова вероятность того, что вы победите? - опять заговорил Антонио.
  Надя долго смотрела в окно, как будто пыталась рассмотреть в ясном небе предвестников заката. Но до вечера было ещё далеко, потому она пряталась в углу, в тени шкафа, потому поджимала под себя ноги, чтобы на них не попадали блики солнца.
  - Она невелика. Похоже, что нам придётся идти на его территорию. Он же не дурак, чтобы выходить самому. А там провода пронизывают насквозь землю. Я даже сейчас чувствую, как они растут. Но у нас нет другого выхода. Это вы можете сбежать, а мы или победим Скрипача, или встанем перед ним на колени.
  - Мы уже слышали это! - не выдержала Вера. Неясно, зачем она явилась - зачем её позвал Антонио. Вряд ли для того, чтобы остановить Надю. Он ведь не собирался её останавливать. Наоборот. Злые слова для него дрожали у Сабрины в горле.
  - Через три дня, значит? - сказал Антонио, ни к кому не обращаясь.
  - Или через два. Чем раньше, тем больше шансов. Но раньше никак не получится. Нужно время, чтобы всех собрать, это тяжело.
  - Значит, хозяйку города нам уже не найти? - Так резко спрашивают, только когда долго готовятся и примеривают слова одно к другому. Он избегал называть Вету по имени, как будто даже в его звуке хранилась интимная тайна.
  - Я сделала всё, что смогла, - чуть громче, чем стоило, отозвалась Надя. - Никто бы не сделал больше.
  Она устало прикрыла глаза, и внешность, предоставленная сама себе, опять пришла в беспорядок. Ржавые разводы поползли по щекам. Кожа стала такой тонкой, что под ней явно проступили каменные кости.
  - Что с ней случилось? Надя, я вижу, что ты знаешь.
  Как будто скажи Надя, что учительница биологии здорова и счастлива, это спасло бы их всех. Сабрина раздражённо скрипнула зубами. Тратить драгоценные секунды на выяснение ненужных деталей, когда Надя и так едва дышит воздухом дневного города. Тратить силы на лирическую ерунду вместо того, чтобы придумать пусть к спасению.
  Надя медленно открыла глаза, сощурилась, пытаясь отодвинуться подальше от солнечного света.
  - Они говорят: она ушла.
  Антонио подошёл к ней, присел на корточки, чтобы поймать эхо даже не родившихся слов, любую крупицу знания.
  - Куда?
  - Они не говорят.
  - Они врут?
  Надя улыбнулась - уголок губ пополз вверх, как трещина по штукатурке.
  - Мы не умеем врать. Отпустите меня, я устала, - проговорила она, даже не пытаясь сдержать изменения.
  - Надя.
  Она тяжело вздохнула, и Сабрине на мгновение увиделось, как на её лицо возвращаются привычные человеческие черты. Сабрина так хотела, чтобы стёрлось ржавое пятно с её щеки, чтобы глаза, светлые, как бетон на набережной, снова сделались зелёными.
  - Послушай, когда они говорят "ушла", это значит "умерла". Я тоже долго не могла понять. Всё дело в том, что сущности не знают, что такое смерть, потому не могут ответить. Ушла. Вот и всё. У города больше нет хозяйки. Некому спасти нас, понимаешь? Отпустите меня. Нужно хоть немного отдохнуть перед ночью. Много работы. Пока вы прячетесь, мы пытаемся спасти город.
  Между "вами" и "нами" опять пролегла жирная граница, каменная стена, железобетонный забор.
  - Иди, - легко согласился Антонио. Он поднялся, окаменевший, но деланно безразличный и обернулся к Сабрине.
  Она стояла в дверях и, по его замыслу, должна была посторониться, чтобы пропустить Надю. Сабрина притворилась, что не поняла значения всех этих взглядов. Разговор не был закончен. Теперь она поняла, зачем Антонио понадобилась Вера - он думал уговорить Надю, чтобы она подняла город на войну. Но уговаривать даже не пришлось.
  - Одной мне кажется, что это - бред сумасшедшего?
  - Она - единственная, кто может это сделать. Или у тебя есть другие предложения? - Голос Антонио зазвучал требовательно. "Отойди", - читала в его глазах Сабрина. - "Отойди и не мешай, зачем ты вообще явилась".
  У неё не было других предложений. Откуда ей знать, как бороться с ожившим комом проводов? Она знала только, что этим утром Надя пришла к ней, не к Антонио, не к Вере, которая с самого рождения считала её чудовищем, и не к кому-то другому. Крошки бетона и соцветия полыни на ковре в прихожей.
  Надя поднялась. Когда она была у двери, походка уже сделалась нормальной, почти человеческой. Так нужно, чтобы люди на улицах не останавливались и не обращали слишком много внимания. Внимание - это паника, паника - это хаос. Люди и так слушают по ночам плач города, они боятся выходить на улицы, когда опускается темнота. Незачем пугать их ещё больше.
  - Извини, - произнесла Надя, пряча глаза. - Я ушла тогда не из-за обиды. Просто не хотела пугать тебя ещё больше. Я вернусь. - Она запнулась. - Я постараюсь поскорее вернуться.
  Она проскользнула у самой стены и выскочила за дверь. Сабрина нагнала её в пустом коридоре, уже у лифта, и поймала за пропылённый рукав.
  - Стой. Подожди. - Сабрина сосредоточенно щурилась, глядя мимо. Потом выпустила Надину руку. - Я кое-что принесла тебе. Пойдём.
  Она потянула её в кабинет - дверь была приоткрыта. Надя не сопротивлялась. В знакомой комнате всё было как-то иначе: задёрнуты шторы - никто и никогда их не задёргивал, - и чистый стол. Странное ощущение - как будто владелец кабинета умер, и Надя обхватила себя за плечи, чтобы увериться - она всё ещё жива, она здесь. Она ещё может вернуться.
  Сабрина закрыла дверь.
  Она достала из кармана джинсов серебряную цепочку - Надя помнила её лежащей в шкатулке под зеркалом, - на которой звенела горсточка разномастных безделушек. Она рассмотрела старый кулон Сабрины в виде кошки из прозрачного камня, и монетку с дырой в центре, и брелок - божью коровку с раскрытыми для полёта крыльями. Такую она когда-то давно видела на связке ключей у Антонио.
  - Чьё это?
  - Тех, кто хочет тебя защитить. Есть такие люди.
  - Я не могу это взять. - Надя отступила и спиной упёрлась в приоткрытую дверцу шкафа. - Ты понимаешь, что я не могу? Если со мной что случится, я потащу всех вас за собой.
  Сабрина цепко ухватила её за запястье и вложила амулеты в ладонь.
  - Бери.
  Надя подняла взгляд и попыталась улыбнуться - вышло криво, но Сабрина оценила жест. Кивнула и снова спрятала глаза.
  - Я постараюсь прийти через три дня. Думаю, столько займёт моя страшная битва. Ты будешь меня ждать?
  
  ...Когда они вышли, Антон откинулся на спинку креста. Сквозь светлые шторы пробивался дневной свет, но его лицо оставалось в тени. Вера сидела на месте, прямая и бледная, как идеал викторианской красоты.
  Он не выдержал.
  - Послушайте, я понимаю, что лезу не в своё дело, но всё-таки. Надя рассказывала, что талант говорить с не-мёртвыми у неё с самого детства. То есть, она всегда была такой. Ещё до смерти. Как она такой стала? Я имею в виду, кто её отец?
  Вера медленно обернулась, и её губы растянула такая же медленная и грозная, как змея, улыбка.
  - Кто её отец? Это и правда не ваше дело.
  
  ***
  
  Лифт в многоэтажке всё ещё работал. Сабрина нажала на кнопку последнего этажа и закрыла глаза, возвращая внутрь себя прежнее спокойствие. До темноты оставались последние минуты.
  Это была не первая её ночь на крышах, и меч, так долго занимавший почётное место на стене, давно был вынут из ножен. Сабрина сбила лёгкий замок на чердачной двери и вышла в оранжево-серую ночь. Под её ногами затихал игрушечный город.
  Восемь высотных домов стояли здесь так близко друг к другу, что соседи могли перекликаться, не особенно повышая голос. Она замерла у самого края самой высокой крыши в городе. Вдохнула солёный ветер с реки.
  Пока Надя собирала сущностей на битву, Сабрина выигрывала для неё время. Сгоняла Скрипача с самых высоких крыш.
  Они явились и этой ночью - без опозданий, как и две предыдущие, как только погасли последние лучи заката. Она различила невнятное движение у первых этажей. Бесформенные существа ползли вверх, цепляясь отростками проводов за карнизы и выступы кирпичной кладки.
  Вчерашней ночью они забрались на крышу делового центра, и к полуночи туда явился Скрипач. Сабрина ждала, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Крыши города - не подземки, где провода пронизали землю насквозь. На крышах у неё был шанс на победу.
  Слепые отростки зашарили по крыше у её ног. Сабрина отступила, давая им забраться. В окнах соседнего дома горел свет - и, прикрыв глаза, она ощущала на себе любопытные взгляды.
   Скрипач её учуял - Сабрина рванула в строну, уходя от прямого удара провода. Ближняя антенна переломилась пополам и отломленная часть рухнула в пропасть двора. Провод прочертил по крыше дугу, похожую на змеиный след, и спрятался за линией балконов.
  Она прыгнула следом и приземлилась на серебристый металл, успевая зацепить остриём меча ком проводов. Окна в соседней высотке истерически мигнули. Схватив дом в объятья, Скрипач перебирался на другую сторону крыши. Было так тихо, что Сабрина слышала, как бьются о набережную сердитые волны.
  Скрипач рванул ей навстречу, его щупальца превращали в пыль вентиляционные шахты на пути. Он прыгнул - Сабрина прокатилась по гравию, ускользая от проводов, и вскочила на ноги за его спиной. Меч всё ещё был в её руках абсолютным оружием. Из рассечённых проводов сыпались искры.
  - Берегись, - прошипел Скрипач, почти не разрушая мёртвую тишину крыши.
  Её шаги тоже были бесшумными. Сотни чёрных змей полезли на крышу со всех сторон. Обрубая им головы, Сабрина отступила к самому краю.
  - Прыгай, - сказал Скрипач. - Прыгай вниз, не бойся.
  Провода зажали её в угол - в ноги впились пруты ограждения. Скрипач от злости обламывал верхушки уцелевших антенн.
  Она оттолкнулась от ограды и прыгнула ему навстречу. Провода не успевали опутаться вокруг ног Сабрины. Она срезала их, как цветы - по охапке за раз. От гнева Скрипача завибрировал воздух.
  Они схлестнулись над самой высокой крышей города. Меч прошёлся по самому большому сгустку проводов, но лезвие соскользнуло, отдаваясь болью в плече. Сабрина упала на одно колено и пропустила удар. Болью обожгло на этот раз спину.
  У неё не было времени приходить в себя. Новая волна проводов поднималась сзади, как волна, готовая столкнуть Сабрину с крыши. Меч лёг в ножны за спиной. На одно мгновение опережая преследователя, она побежала к краю.
  Дыхание оборвалось. Под ногами оказалась бездна глубиной в тридцать этажей. Все городские огни слились в одно созвездие. Сабрина упала на соседнюю крышу, перекатилась вскочила на ноги, только тогда позволяя себе выдохнуть.
  На самой высокой крыше сгустилась шевелящаяся темнота. Скрипач не выдержал соблазна и погнался за ней - клубок проводов протянулся и повис над городом, над мирным светом фонарей. Под их прикосновениями рассыпалась кирпичная кладка.
  Сабрина ждала. В ту единственную секунду, когда Скрипач показался над краем новой крыши, она бросилась к нему. Лезвие располосовало первый ряд его щупалец. Скрипач не упал, но беззвучно взвыл от злости.
  Она побежала - следом валились обломанные антенны. Сабрина прыгнула, но в этот раз опоздала на мгновение, и несущийся следом провод дотянулся. Она рухнула на балконную крышу, на самый край, и едва удержалась на скользком металле. Следом посыпалась кирпичная крошка.
  "Не успела", - холодно подумала Сабрина, ощущая под ногами холодную пропасть.
  Облаком пыли её накрыло целиком. Не рассчитывая на большую удачу, Сабрина оценила промежуток между двумя рядами балконов, и снова прыгнула. Если ей успеть перебраться на освещённую сторону дома, Скрипач потратит драгоценное время на поиски.
  Сабрина замерла, чтобы перевести дыхание, и увидела яркую вспышку в темноте между двумя крышами. Скрипача отбросило в сторону. Оборванные провода неопрятно посыпались вниз, сшибая рыжие головы фонарей, рассекая крыши оставленных у дома машин.
  Он повис на стене, похожий на гигантского паука, и снова потянулся вверх. Но раскрылся новый беззвучный цветок огня. Скрипача сшибло ниже. Сабрина видела, как провода протыкают асфальт и уходят в него. От его воя гудел воздух.
  Когда истерический порыв ветра затих, Сабрина услышала голос:
  - Ты не человек. Ты кто такая?
  Она подняла голову: на крыше стоял мужчина в форме сотрудника частной охранной фирмы - с вышитым на эмблеме соколом. Через грудь тянулись две пулемётные ленты. Сабрина убрала меч за спину - это на её языке означало жест доброй воли.
  - Я человек.
  - Врёшь. Люди так не могут. Ты гнала его на нас, так что мы даже обрадоваться не успели.
  Он всё-таки помог ей подняться на крышу, и тут же подтянулись остальные. Сабрину обступило трое: ещё был бородатый мужчина в военной форме старого образца и тощий человек в обтрёпанном костюме.
  Вряд ли стоило признаваться в том, что она - боевик Центра. Пусть лучше гадают, где она научилась так прыгать по крышам. Когда потусторонняя сущность рушит город, горожане ропщут на тех, кто должен был их защищать. И не защитил.
  - Она не из этих, - сказал бородатый, направив Сабрине в лицо свет алого фонаря. Она поморщилась и отвернулась. - У этих на лицах ржавые пятна.
  - И ещё они не умеют плакать, - усмехнулась Сабрина. - Может, мне заплакать, чтобы вы успокоились?
  - И шутить они не умеют, - поддержал ей охранник. - Но ты многовато знаешь для простой уличной аномалии. За кого воюешь?
  Она отвернулась - город подмигнул фонарями. С некоторых пор Сабрина умела различать его сигналы. Ей хотелось думать, что так Надя разговаривает с ней - гасит и зажигает огни на дальних улицах.
  - Есть кое-что, что я не смогу ему простить. А вы сами кто такие?
  У них нашлось оружие - две приземистые установки, покрытые тяжёлой тканью, пахли горелым. В крышу втыкались опоры из проржавевшего металла. Из чего стреляли по Скрипачу - Сабрине так и не объяснили. Она знала, что оружия против таких, как он, не существует, но сделала вид, что поверила.
  - Мы - народное ополчение, - сказал, усмехаясь в бороду, бывший военный.
  
  ***
  
  Не зажигая свет в комнатах, Сабрина застегнула молнию на куртке, ещё раз проверила, как держатся ножны за спиной. Отсчитала положенную дозу препарата и залпом выпила. Не знала - хватит или нет - с каждым разом требовалось всё больше. Сабрина знала, что наступит такой момент, когда ресурсы организма закончатся, и тогда ей останется убраться на задний план. Она только надеялась, что такой момент настанет не сейчас.
  Сабрина уходила, зашторив все окна, запирая двери, которые всегда бросали открытыми. Уходила, как уходят на войну.
  Дожидаясь, пока в небе растают последние блики заката, Сабрина села на предпоследнюю ступеньку лестницы. Тишина дома дрогнула - в комнатах второго этажа простучали быстрые нечеловеческие шаги.
  Сабрина не обернулась. Она привыкла к такому. Когда Скрипач прошёлся по городу, сущности перестали скрываться. Их видели: безногого не-мёртвого на дальних тропинках парка, Чердачную Куклу брошенного дома культуры. Волк с улицы Стрелков насмерть загрыз двоих человек - не успели вернуться домой до темноты.
  Не верить в них стало невозможно.
  Над правым ухом раздался невнятный шёпот. Потянуло холодком, будто из погреба. Сабрина дёрнула плечом:
  - Пошла вон отсюда.
  Тощий призрак мотнулся вверх по лестнице, но секунду спустя возник слева.
  - Нет у меня пирожных. Придёт Надя и накормит тебя. Вечно она жалеет всех сирых и убогих.
  Призрак пошевелил бесцветными губами. Суставчатые пальцы, как лапки насекомого, потянулись к плечу Сабрины. Та резко обернулась - напугала истощённое создание.
  - Ну чего тебе?
  Она заговорила едва слышно:
  - Можно мне пойти с тобой? Я позову тех, кого знаю.
  Сабрина отвернулась, запустила пальцы в волосы. Кто бы сказал ей месяц назад, что так будет - она бы заверила, что она точно - никогда. Никогда не будет сидеть на лестнице, дожидаясь темноты. Никогда не заговорит с сущностью. Никогда не возьмёт меч, чтобы идти, как на войну, на старый бетонный завод.
  - Делай, как тебе угодно.
  
  Брошенный у тротуара автобус истерично мигал поворотником. В открытые двери лезла темнота. Сабрина обошла его по широкому полукругу и различила, как дёргаются на полу красные и синие проводки - как новорожденные животные.
  Она измерила пешком расстояние от начальной остановки до конечной. Брошенный кирпичный завод стоял чуть в стороне от жилого квартала. Но сегодня и в жилых кварталах было темно: город оборвал все провода ещё при свете солнца. Его истерика не стихла утром и продолжалась весь день.
  Сабрина боялась не успеть. Всё-таки прошло два дня, а Надя говорила, что сражение может начаться раньше. Бессмысленно прошло три ночи, пока Скрипач пожирал город, а Надя поднимала сущностей на войну. Потому что хозяйка города умерла, и некому стало защитить его.
  Разбитые машины были брошены прямо у дороги или даже на проезжей части. Одни мигали фарами, выли сигнализацией, будто надеялись, что хозяева ещё вернутся и спасут. Другие давно замолчали и умерли.
  Сабрина вышла засветло, когда на улицах попадались прохожие. Это были те, кто решил бежать - на своих двоих, потому что город сталкивал машины с дорог. Люди уносили то, что могло уместиться в дорожных сумках.
  У пограничной черты девочка дёрнула отца за руку:
  - Смотри, у неё меч. - Детский палец замер, направленный на Сабрину.
  - Смотри лучше под ноги. - Усталый мужчина даже не обернулся.
  По асфальту под её ногами пробежали трещины, и девочка едва не споткнулась. Отец дёрнул её за руку, кто-то всхлипнул, забормотал:
  - Будьте прокляты, прокляты до седьмого колена...
   Беженцы пошли по дороге прочь от города, а Сабрина свернула к заводу - на заброшенную тропу из бетонных плит. Старый завод топорщился в небо башнями очистных сооружений. В сумерках его металлическое тело изгибалось, как ласковая собака.
  "Краем глаза", - вспомнила Сабрина.
  Она видела эфемерные силуэты и привыкала к мысли, что они не кажутся. Сущности сторонились её, долго смотрели в спину, но от них не исходило зла. Мимо пронёсся призрак огромной тонколапой собаки с человеческими глазами. Камень, привязанный ей на шею, ничуть не мешал двигаться.
  Надя увидела Сабрину и замерла. Надя показалась Сабрине почти реальной, и уж точно более осязаемой, чем остальные. Один из ремней, перечёркивающих грудь, потрескался и едва держал пряжку. Куртка испачкалась чёрным.
  - Ты снова была у Скрипача? - догадалась Сабрина, проводя пальцем по разорванному ремню. На нём застыли пятна подземной пыли и смазки для рельсов.
  Они как будто не расставались. Будто встретились летним утром на веранде собственного дома.
  - Тише, не зови его. Я искала дороги, по которым мы сможем пройти незамеченными. Нужно подобраться к нему осторожно.
  Надя улыбнулась, только всё равно грустно. Черты её лица вместе с курткой и ремнями, вместе с ржавым пятном на щеке и чёрными пятнами на брюках, дрогнули от порыва ветра. Сабрине на мгновение стало страшно, что она растворится, исчезнет насовсем.
  - Если ты командир этого войска...
  Сабрина не договорила - Надя рассмеялась, запрокинув голову, и опять сделалась серьёзной, когда ветер жестоко тряхнул кроны ближних деревьев.
  - Какой из меня командир? Ты на меня посмотри. Ну скажи, какой?
  - Если ты командир этого войска, то мой меч тоже принадлежит тебе.
  Она опустилась на одно колено, в ритуальном жесте сцепив пальцы перед лицом.
  - Сабрина, но я не могу тащить тебя с собой. Ты живая. Мы не можем умереть, а ты можешь.
  Холодный ветер вцепился ей в щиколотки. Он вынырнул из дыры в земле, в которую они все отправятся сегодня ночью.
  - Ты не можешь отказать воину, иначе нанесёшь страшное оскорбление.
  Под ветром колыхалась высокая крапива и заросли терновника. Надя осторожно и беззвучно переступила ногами.
  - Хорошо, только поднимайся, а? - Она взяла Сабрину за руку и отвела в сторону, чтобы никто больше не услышал их разговора. - Мы собираемся здесь, чтобы отвести ему глаза. Мы не пойдём в катакомбы. Скрипач нас там уже ждёт, и там он безмерно сильнее нас. Я долго искала такую дорогу, чтобы он не смог заранее слышать наши шаги. Такая дорога только одна.
  Она обернулась к городу, к той его части, которая полностью погрузилась в черноту.
  - Помнишь стеклянный купол в тронной зале Скрипача? Я нашла его в старом городе.
  - Ты нашла его? - не поверила Сабрина.
  - Да.
  
  Под застывшим вокзалом нового города был вокзал прошлого - стены ушли под землю, мозаика покрылась трещинами и кое-где осыпалась, обнажая неприглядные внутренности старого здания: трубы и мёртвые провода. Только верхушка купола оставалась над землёй - в заросшем сквере, залепленная снаружи прошлогодними листьями.
  Они тенями проскользнули по улицам города, избегая фонарей. За квартал до вокзала они разошлись. Подвалы старых домов вели в подземелье, и дальше - в старые коридоры метро. Три подвала - три тайных входа в логово Скрипача.
  - Зайдём сразу со всех сторон, - сказала Надя, переходя на шёпот сквозняка. Сабрина едва различала человеческие нотки в её голосе. - Возьмём его в кольцо.
  Её обтекали прохладные тени - как будто вода. Они понимали Надю мгновенно и без слов, как будто на всех у них было одно единственное сознание. Слова требовались только Сабрине.
  Она сбила замок с дверей, ведущих в подвал, а дальше потянулись заброшенные коридоры под землю - спуски из бетонных колец с вбитыми в них скобами, кирпичная кладка прошлого века. Лужицы чёрной воды, в которых плавали тени ещё чернее, чем темнота вокруг.
  Она узнала коридоры - стены, оплетённые проводами, непривычно тихими, неподвижными. Скрипач подпустил их совсем близко. Он не шевелился, не дышал, и сколько бы Надя не пыталась ощутить присутствие Скрипача, она терпела неудачу за неудачей. В тронной зале стояла темнота и тишина.
  - Он ведь не мог уйти?
  Сабрина поймала в темноте её взгляд - сквозь Надины глаза на неё посмотрели сотни ночных существ. Они вышли к огромной зале, утонувшей куполом в опавших листьях. Сквозняки гуляли между арок и дверных проёмов - пустых и обвалившихся.
  Скрипач возник из темноты у груды старых шпал. Огромная тень выросла до потолка, и одновременно с этим тишина рухнула, как горная лавина. Стены опасно дрогнули. За ними рвался на волю озверевший поезд метро.
  - Явились, значит. Я вас ждал, - грохот его голоса был грохотом колёс по покорёженным шпалам.
  Несколько мгновений у них ещё оставалось - и свора кинулась на огромный ком проводов, разрывая и перегрызая те, что уходили в стены и впивались, как корни, в каменный пол. Отсекли Скрипача от его паутины, оплетающий весь город под землёй.
  Он рванулся, вырываясь из полупрозрачного кома, метнулся к коридорам.
  - Привет, - выдохнула Сабрина, увидев слишком близко белое лицо. И рассекла его на две половины.
  Провода рвались наружу, прорастали, как инопланетные растения, сквозь камень, и Сабрина отступала, пока могла. Скрипач выбился из опутавшего его призрачного кокона и зло огляделся. Из разорванных проводов капала чёрная и густая, как смола, нечеловеческая кровь.
  - Нет, - откуда-то издалека крикнула Надя.
  Загрохотал поезд, руша стены из старого кирпича. Тронная зала обвалилась, разрывая сетку коридоров на сотню тупиков, слепых отростков. В тумане пыли Сабрина пропустила удар - плеть провода обвилась на раненом предплечье.
  Надя ударила Скрипача в спину - арматурные когти рванули провода, вырвали из него злобный рык. Он развернулся к Наде, швырнув Сабрину вглубь коридора. И тут стены рухнули.
  Их отрезало. Поезд пронёсся поперёк коридора, ломая старую кирпичную кладку. В лужах чёрной воды отразились два белых огня - фары, и мир снова погрузился в подземельную темноту.
  Надя отступила к самому обвалу, так что каменное крошево захрустело под ногами, и протянула мысленные руки, ощупывая коридор по ту сторону. Грохотали обломки рельс - Скрипач гнался за ней, швыряя в стороны всё, что преграждало ему путь.
  Надя судорожно провела руками по темноте и ощутила тонкое присутствие жизни. Сабрина осталась в отрезанной части коридора и точно так же припала к обвалу, касаясь ладонями обломков.
  - Уходи на поверхность, - прошипела Надя, отталкивая её мысленными руками. Сил оставалось всего ничего - на самом донышке, их хватило только чтобы указать ей дорогу наверх. Скрипач был ещё ближе.
  Она развернулась, лопатками вжимаясь в стену - Наде в лицо полетела бетонная пыль. В низком коридоре ему было тесно, плети проводов в исступлении хлестали по стенам, превращая кирпичи в труху. Белое, разрезанное наискось лицо глянуло на Надю из темноты под потолком. Подрагивающие провода паутиной залегли у её ног.
  - Ну что, попалась, мушка?
  Один провод потянулся к ней и рванул с шеи связку амулетов. Безделушки брызнули в разные стороны, только пластиковая летучая мышь осталась у Скрипача. Он посмотрел на неё, как охотник на превосходный трофей.
  В тишине подземелья Надя услышала, как в заваленных коридорах бьются те, кто был с ней вместе. Глухие удары из-под земли, должно быть, услышал весь город. Их голоса уже не различимы, мысленные руки до них не дотянутся, и не хватит сил, чтобы разобрать завалы.
  Ей нечего было терять. Надя позволила арматуре прорасти внутри человеческого тела. Волна горячей речной воды ударила в основание черепа, вышибая последнее человеческое дыхание из горла. Пока она отступала в самый угол, Скрипач крался следом, лениво, играючи. Понимал, что никуда ей не сбежать.
  Она прыгнула из темноты и вцепилась когтями в белое лицо. Бетонная пыль залепила глаза и рот. Скрипач взвыл, Надя захрипела - когти вошли в самое густое переплетение проводов. Внутри него было столько холода и злости, что боль переполнила её неживое тело и хлынула наружу. Её сознание померкло.
  Эхо страшного воя сотрясло уцелевшие коридоры, и хрустнули прогнившие перекрытия. Скрипач дёрнулся, отбросил Надю к стене. Она не успела защититься. Сверху полетели камни, высекая кровавые брызги из её спины.
  Коридоры рушились - в ярости он забыл, что собирался оставить её себе. Их разделила груда битого камня, и совершенная темнота на сотни шагов вокруг.
  
  Красные аварийные лампы подсвечивали станцию метро, погружённую в безвременье. Мёртвый поезд замер, наполовину выбравшись из тоннеля. Двери были открыты или выломаны - внутри мигали лампы.
  "Проспект Рождественского" - буквы надписи раскрошились. На светлом мраморе валялись брошенные в панике вещи. Сабрина вышла из другого тоннеля и побежала вверх по заснувшему эскалатору.
  Над городом выли сирены. Ночное небо окрасилось в траурно-алый. Она слишком долго бродила по запутанным подземным коридорам, и она опоздала - над домами тянулся горький дым. Что-то было не так с городом.
  "Слишком много неба", - поняла Сабрина.
  Центр был похоронен под обломками высоток. Сабрина шла по притихшим улицам, мимо домов, покинутых жителями в спешке - дикий ветер выбивал стекло из оконных рам, расшибал тяжёлые двери. По асфальту бежали трещины, будто его скребли огромными когтями.
  Она вышла к дальнему району. Прямо на проезжей части стоял огромный тетраэдр волнореза. Чуть дальше - груда покорёженных машин.
  - Человек?
  Навстречу ей вышли двое в старой военной форме - с автоматами наперевес. Ещё сильнее потянуло горьким дымом, жжёной резиной.
  - Я её знаю, - сказал один из них, стянул с лица маску, и Сабрина узнала парня из ополчения. - Давай за баррикаду. До волнорезов он не дошёл.
  За баррикадами горели костры из автомобильных покрышек, но зато сюда не пробирался сизый туман, пальцы которого тянулись по улицам из центра.
  - Ты как здесь?
  - Я была под землёй, - сказала Сабрина, потому что не видела смысла лгать. Никто не пожелал уточнять, что она делала под землёй.
  - Он вылез в районе железнодорожного вокзала, - сказал Данил, протягивая ей фляжку. - Злой, как чёрт. Разгромил всё, до чего только дотянулся. Ничего его не брало. Пришлось отступать. Вообще-то мы давно готовились держать оборону здесь. Здесь удобнее всего - улицы просматриваются до самого конца. Волнорезы его сдержали почему-то. Видимо, не врут старые книжки.
  Он замолчал. Вместо того чтобы пить, Сабрина зачем-то плеснула воды на ладонь и стёрла с лица бетонную пыль. Она снова оглянулась на центр. Языки пламени отражались в низком небе.
  
  Часть 3. Невеста города
  
  Она пришла в себя в абсолютной темноте и тишине. Сверху давило - она потянулась мысленными руками, но там была только земляная толща. Надиных сил не хватило, чтобы преодолеть всё расстояние до поверхности. От усталости она чуть не провалилась обратно в ту темноту, из которой вырвалась.
  Внизу были обломки шпал и железобетонных конструкций, камни, земля, заваленные коридоры. Внизу были те, кто вместе с ней шёл на битву. Надя коснулась их мысленными руками, ощутила знакомые черты, шёпотом позвала. Никто не отозвался.
  Земля вздрагивала под далёкими ударами, но сюда доходила только слабая вибрация. Надя лежала, собираясь с силами. Нельзя было растрачивать их на страх и обиду.
  Она лежала, слушая землю. Едва ощутимо журчала подземная река, прогудел и стих поезд метро. Надя потянулась снова - вверх, вверх, пока не превратилась вся в тонкую ниточку.
  Ей удалось. В земляной толще мысленные руки нащупали семечко - холодное, заснувшее. Всё Надино тело вздрогнуло в железобетонной могиле и поползло по тонкой тропинке вверх, к спасению.
  Она уместилась в семечке, как зверь умещается в зимней норе, скорчившись до эфемерной боли. Жизненного тепла осталась капля, и Надя выдохнула его, оставаясь совершенно мёртвой. Она тут же ощутила, как наполняется теплом земля вокруг.
  Растение дрогнуло, просыпаясь. Крепкий росток вырвался наружу. Земля вокруг была доброй и влажной. Чуть выше, в переплетении ещё живых корней, Надя уцепилась за один, жадно впитала живое тепло.
  Побег тянулся выше. Он рванулся, пробивая жёсткую корочку дёрна, и оказался на воздухе. Кругом шумела трава и было столько жизни, что у Нади закружилась голова. Она ощутила тонкую кору побега и мягкие ещё шипы и обессиленно упала в темноту, позволяя растению увлечь себя к солнцу.
  На пустыре за городом жёсткая трава проросла через остов старого дома. Надя очнулась лежащей на кирпичных обломках. Она встала, всё ещё не веря в спасение, сделала два неуверенных шага. Колени подогнулись, и она снова оказалась на земле.
  Был вечер - или пасмурное бессолнечное утро, - и по небу неслись барашки облаков. Надя заново изучила себя: руки с выступающими косточками запястий, великоватые брюки и дырку на подошве кеды. Она обрадовалась тому, как болит голова - у людей ведь так бывает.
  Она шла через город, ища, на что бы опереться. Тело всё ещё плохо слушалось, но прикосновения ветра Надя уже ощущала - и улыбалась каждый раз, как от щекотки. Она не могла вспомнить, нормально ли, что провода нависают над самым асфальтом, шевелятся и тянутся к ней тонкими отростками. Как было раньше?
  Трещины в асфальте она обходила, на их дне клокотало чёрное. Сломанные изгороди ушли под землю и торчали оттуда пиками самых длинных прутьев. У дороги то и дело попадались искорёженные автомобили, разбитые и вывернутые наизнанку. Один, оплетённый проводами, повис высоко над землёй. На асфальт натекла лужица бензина.
  В самом начале проспекта стояли два волнореза с набережной - в тени бетонных громадин прятались призрачные бродячие собаки.
  Как только Надя подошла ближе, они рванули прочь. По другою сторону волнорезов асфальт был целым, только кое-где провода оплетали стены домов, как виноградные лозы. Надя собиралась спросить у кого-нибудь, всегда ли волнорезы стояли на проспекте, или она опять что-то перепутала, но как назло прохожих не было.
  Яблоневую улицу перегородило сооружение высотой в человеческий рост из бетонных блоков, искорёженных останков машин и подрубленных деревьев. Тянуло горьким дымом. Надя не помнила, всегда ли в городе пахло так, но её казалось, что нет.
  - Стоять! - из-за баррикады вынырнул человек в чёрной маске. Автоматное дуло уставилось на Надю, и она подняла руки. Кажется, люди делают именно так. - Человек? Откуда здесь?
  - Я... - Рука вперед мыслей потянулась к карману и достала удостоверение. - Была в метро у остановки Вокзал. Там завалило выход. Еле выбралась, больше никто не выжил.
  Человек за баррикадой переглянулся с кем-то, с кем-то перекинулся невнятными фразами. Она различила:
  - Что там было с вокзалом? Мог кто выжить?
  - Нет сведений. Тот район первым делом отрезало.
  Человек снова обернулся к ней и повёл дулом автомата, проходи, мол. Надя пошла, чуть отворачиваясь, как будто солнце слишком било в глаза. Она спрятала ржавое пятно на щеке за воротником куртки.
  У самых домов открылся проход - она оказалась по другую сторону улицы, как будто в другом мире. Горьким дымом исходили горящие автомобильные покрышки - как языческие костры, тремя пирамидами поперёк дороги.
  - Это их отпугивает, - сказал человек в чёрной маске, проследив за Надиным взглядом. - И волнорезы. Не знаю, почему, но за них они заходить боятся.
  К ним приблизились ещё двое, в неприметной одежде, безо всяких форменных или опознавательных знаков, но с оружием. Один - парень в камуфляже охранника - изучил её удостоверение.
  - Центр? Ого. Точно не из этих? - заговорили они друг с другом, как будто Надя была восковой куклой.
  Бородатый мужчина поиграл изогнутым ножом.
  - Демоны их знают. Вдруг правда человек. Дыма она вроде не боится.
  Дым, конечно, раздражал обоняние, но не так, чтобы она бросилась бежать. Под солнечным светом - пусть даже в такой пасмурный день, - Наде было неуютно, тело реагировало медленно. Она не так двигалась, не то говорила или слишком долго молчала, перебирая в памяти не те слова, и они это уловили. Надя ощутила напряжение, разлитое в воздухе вместе с запахом горящих шин.
  - За три дня никого живого оттуда. - Сказал тот, что был в чёрной маске. - И ты, уж прости, на живую не очень похожа. Проверять?
  Надя шарахнулась от него, инстинктивно чувствуя, как добиться своего, забилась в угол. Ещё ей не хватало проверок! Стоит им только заметить, что вместо крови у неё речная вода, всё кончится очень плохо.
  - Не трогайте, я человек! - закричала она сквозь слёзы. - Я не знаю, сколько провалялась без сознания, как я должна выглядеть? Отпустите, дома родители думают, что я умерла!
  - Человек, - протянул парень в форме охранника. - Те не умеют плакать.
  - Да они и не болтают с нами, - буркнул бородатый.
  Надя сообразила, как выбить из них ещё каплю доверия.
  - Можно воды?
  Ей подали флягу. Надя влила в себя несколько глотков, изобразив жадность, хотя жидкость неприятно касалась нечеловеческого горла. Но она своего добилась - ополченцы смотрели благосклоннее.
  - Иди через улицу Восстания. В переулки не суйся, - сказал бородатый.
  Тот, что помоложе, вызвался проводить до площади.
  - Там наши растяжки. Пару дней назад эти лезли со всех сторон, и со стороны Высокогорного района. Только сейчас стало потише. А родители твои ушли, наверное. В городе мало кто остался. А мы свой город не сдадим этим.
  Брусчатка на площади топорщилась, как ощетинившийся ёж. В центре сохранился памятник маршалу - но серый гранит антрацитово почернел. Надя оглянулась: было непривычно просторно. Слишком много неба над городом.
  Больше не было дальней высотки университета, по которой, как по маяку, искали дорогу приезжие. Исчезла пара офисных центров - горожане прозвали их свечками за молочную белизну. Обглоданной верхушкой смотрел в небо телецентр.
  - Что тут было? - Запыхавшись, она вцепилась в рукав проводнику. Ощетинившаяся брусчатка больно хрустела под подошвами кед.
  Парень замедлил шаг и оглянулся, рассматривая город из-под нахмуренных бровей.
  - Они лезли на самые высокие здания. Мы выбивали их оттуда, пока были боеприпасы. Теперь не знаю. Высоких крыш больше не осталось. А тебе туда.
  Проспект тянулся, такой же разбитый и безлюдный. Надя обернулась всего раз - проводник, не отрываясь, смотрел ей вслед, как будто ещё сомневался, человек ли она.
  Надя шла по улицам, пропитанным запахом горелых шин. Прохожих не было, но на соседних улицах ей попалось два блокпоста. Она поняла, что перекрыты все входы в ту часть города, которая ещё осталась нетронутой.
  Здесь были оборваны и сожжены провода - все они, как мёртвые змеи, валялись на земле. Надя добралась до своей улицы, когда начало смеркаться. Вымотанная сверх предела, она долго провозилась с замком. Мысленные руки отказывались шевелиться.
  Ближние дома выглядели брошенными - не лаяли собаки, и через открытые ворота она впервые рассмотрела соседский двор, затоптанную клумбу цветов. Разбитый фонарь печально таращился в натёкшую бензиновую лужу.
  - Сабрина, - неуверенно позвала Надя, захлопнув за собой дверь.
  В гостиной царил порядок с привкусом увядания. Слой тополиного пуха покрывал расчёски и флаконы духов, расставленные под зеркалом. Надя машинально поправила покосившуюся ключницу - на ней была только её собственная связка с брелоком в виде летучей мыши, ключей Сабрины не было.
  У неё не хватило сил, чтобы обыскивать второй этаж. Не раздеваясь, Надя упала на диван и мгновенно выключилась, как перегоревшая лампа.
  
  - Ты вернулась.
  Когда Надя открыла глаза, за окнами висела антрацитовая ночь, непривычно слепая без света фонарей. Сабрина сидела на полу - силуэт, напоминающий статуэтку восточного божка. Она потянулась к Наде и обняла её, обдавая привычным запахом арабских духов.
  - Нас завалило в штольне, но я проросла из земли. Не помню, сколько прошло времени, - объяснила она. Человеческий голос плохо подчинялся - она забыла, когда в последний раз им пользовалась.
  Сабрина одним движением поднялась.
  - Идём. Одеяло можешь взять с собой.
  Они спустились в подвал. Пламя электрической свечи подкрашивало белокирпичные стены в рыжий. Сабрина задержалась, чтобы запереть люк на засов - его раньше не было. В дереве люка блестели свежевкрученные шурупы.
  - Блокпосты пока что держат оборону, но по ночам лучше прятаться и не подходить к окнам, - сказала Сабрина. Её собранные в хвост волосы покачивались - Надя с болезненным вниманием наблюдала за тенями, скачущими по стенам. От их мельтешения ей становилось ещё тревожнее. - В подвале есть всё, чтобы продержаться несколько дней. Извини, что смеялась над тобой, когда ты делала запасы на случай войны.
  Надя обошла подвал, как будто видела его впервые, потрогала стеллажи в дальнем конце комнаты. Ни единого провода здесь не было - даже лампу под потолком Сабрина убрала.
  На белых стенах теням было вольготно и безопасно - Надя сложила ладони, переплетя большие пальцы, и изобразила большого чёрного орла, потом лающую собачью голову. Тень Сабрины на мгновение замерла.
  Надя смущённо опустила голову и села на матрас, наблюдая, как нагревается вода в старом чайнике на керосиновой плитке.
  - Что случилось после взрыва?
  Сабрина на мгновение закрыла глаза. Её тень снова привлекла внимание Нади - плавное движение Сабрины тень сделала рваным, некрасивым.
  - Когда город тряхнуло в первый раз, с электричеством начались перебои, телефонная связь оборвалась. Дома на проломах разрушились, а потом отовсюду полезли провода. Жуть, что началось. Думаю, что нарочно они никого не убивали, но оплетали всё подряд, душили людей, ломали дома, машины. Началась паника, люди стали убегать - пешком, потому что машины провода сбивали с дороги. Пешком далеко не убежишь. Конечно, вначале было страшнее всего - провода в каждой квартире как будто озверели. Потом мы стали от них избавляться. Сжигали, что сжигалось, вырывали из стен. Входы в метро пришлось запечатать, и они как будто отступили, попрятались. Потом явились поисковики и регулярная армия. Они объявили военное положение, приказали всем покинуть центр и начали разрушать высотки.
  Надя прерывисто вздохнула.
  - Они не дают ему забраться на самое высокое здание в городе.
  - Совсем недавно появились эти - с виду люди, но без голоса, с водой вместо крови. Я слышала, они лезут из разломов, из-под земли. Воевать с ними бесполезно, только сжигать целиком. После пары таких нашествий многие бежали из города, кое-кто пошёл в ополчение. Благодаря баррикадам, волнорезам и шинам мы до сих пор и держимся.
  - А что поисковики? Что они будут делать теперь? Разрушить здания - прекрасная идея. Положим, они задержали Скрипача. Но как они собираются его уничтожить?
  - Каждый раз - обещания, слова-слова-слова. - Сабрина поморщилась. - Знаешь, выяснилось, что они ушли за день до того, как мы спустились в подземку. Значит, знали, сволочи. Знали, и могли хотя бы эвакуировать мирных жителей. Сейчас-то они прячутся на безопасном расстоянии, бомбят город и рекомендуют сохранять спокойствие. С такого расстояния легко рекомендовать. Какое спокойствие, ко всем демонам! Вчера в третий раз оповещали, что операция по освобождению города вот-вот начнётся. И снова - тишина.
  Надя молчала. Поисковики сбежали первыми, потому что знали - со Скрипачом они не справятся. Уже пытались.
  - У тебя есть телефон?
  Сабрина странно посмотрела на неё, будто бы решая, соврать или сказать правду.
  - Есть.
  Надя требовательно протянула руку, ей в ладонь легко чёрное невесомое тельце телефона. Сеть едва пробивалась через стены подвала, но номер она помнила наизусть и быстро набрала, только раз ошибившись кнопкой.
  - Кому ты звонишь? - тревожно спросила Сабрина.
  Долго лились длинные гудки, потом вызов оборвался. Надя набрала ещё раз, трубка отозвалась сухим треском. Исчезла сеть. Всё.
  - Сабрина, как ты думаешь, она успела уйти? Мама не берёт трубку. Она ведь ушла, да?
  Скрипач убивал тех, кто учился в злосчастном восьмом "А".
  - Ушла? - Надя повысила голос и испугалась собственного крика.
  Из-за полумрака глаза Сабрины казались совершенно чёрными, в них не отражался даже рыжий огонёк электрической свечи. Сабрина уверенно кивнула.
  - Да. И связь пошаливает. Наверное, она ушла. Многие ведь ушли.
  Телефон лёг на стол, безжизненный и холодный.
  Вода закипела, Сабрина разлила её по чашкам - множество пузырьков тёмно-янтарного цвета. Достала из сумки запечатанное в полиэтилен печенье, тушёнку и хлеб.
  - Надя, - произнесла она изменившимся тоном. - Съешь хоть что-то. Ты сейчас так сильно похожа на этих, что у меня мурашки по коже. Ты ведь знаешь, что если твоё тело умрёт от голода, ты больше не сможешь стать человеком.
  Надя знала. И она не хотела расстраивать Сабрину. Под её взглядом Надя сунула в рот печенье целиком и попыталась пережевать. Нахлынули подзабытые ощущения человеческого тела - сразу заломило мышцы, словно она долго сидела, свернувшись в комок. Но она торопилась, потому заговорила, ещё не прожевав.
  - Что теперь делать? Меня возьмут в ополчение?
  - Надя, не смеши меня. Я боюсь выпускать тебя из подвала. Что, если тебя примут за сущность? Ты так похожа. Вряд ли они станут разбираться. Давай уйдём? Есть ещё дороги. Я знаю, как выйти из города, чтобы не проходить блокпосты. Сегодня я проверяла, мы можем уйти незамеченными.
  Надя уткнулась взглядом в стол - лакированная поверхность отражала пламя электрической свечи. Раньше он стоял в прихожей, но об него слишком часто запинались, и в конце концов Надя оттащила его в подвал. По субботам она спускалась, чтобы протереть пыль - с него и с верхних полок стеллажей, поднимая одну за другой упаковки со спичками, батарейками и аптечкой.
  - Куда потом?
  - Неважно. Страна большая, мы затеряемся в мелких городках. Он тебя не найдёт.
  Сабрина так и не притронулась к чаю. В сумерках подвала она сама была как сущность. Не отличишь. Надя представила Пса, Калеку и Смертёныша, и рассадила их всех вокруг стола. Она бы дала каждому по кружке чая и по печенью. Сказала бы: "Ешьте, так делают все живые. Вы ведь хотите быть похожи на живых".
  "Ешьте, а потом мы выйдем из города по секретной тропинке".
  А ещё: "Не бойтесь, он нас не найдёт".
  Но Пёс, Калека и Смертёныш лежали, похороненные в каменной штольне. Они ждали, когда она вернётся за ними и скажет: "Война закончилась. Мы победили".
  - Сабрина, я никуда не уйду из города. - Она затолкала в рот ещё одно печенье, чтобы чуть-чуть уменьшить свою вину, и сказала: - Ты сама лучше уходи. Мне он ничего не сделает, я всё равно прорасту сквозь землю, или... А живых он будет убивать. Я знаю.
  - Зачем ему убивать?
  - Сложно объяснить. Просто он не может по-другому. Мы все не можем, потому что не понимаем, как быть живыми.
  Лицо Сабрины застыло, как посмертная маска, и Надя подавилась печеньем.
  - Я хотела сказать - они не могут, они не понимают.
  Повисло страшное молчание, перемешанное с глухими ударами за пределами подвала. Сабрина отвернулась к стене, спрятав руки на коленях. Тени плясали по её лицу, так что Наде страшно было поднимать глаза.
  Зазвонил телефон - они обе вздрогнули. Надя подхватила холодное тельце мобильного. На экране высветился незнакомый номер. От волнения она едва попадала пальцами по кнопкам.
  - Мама?
  На той стороне неразборчиво хрипело.
  - Алло! Слышишь? - не выдержала Надя. Она вскочила на ноги, надеясь, что сеть хоть ненадолго появится. Подбежала к лестнице.
  Через трубку загудели высоковольтные провода. Что-то тяжело и глухо ударило.
  - Алло? - повторила Надя уже не так уверенно. Замерла в полёте рука, протянутая, чтобы открыть дверной засов.
  - Здравствуй. Узнаёшь меня?
  По ту сторону телефонной трубки загрохотал по рельсам поезд. Она не сразу поверила ушам. Оторвала мобильный от уха, чтобы ещё раз проверить номер. Обычный набор цифр, которые не запомнить, если не задаваться такой целью.
  - А я знаю, где ты, - сказал Скрипач. Вслед его голосу загудел подземный сквозняк.
  - Чего ты хочешь?
  Сабрина обернулась. Ей не понадобилось объяснений - с лица сошли все краски, даже оранжевые блики электрической свечи. Губы сжались в тонкую линию.
  - Что тебе надо? - спросила Надя в идущую помехами тишину.
  Зашуршало, заухало, застонало подземельным эхом в ответ.
  - Хотел услышать твой голос.
  Она с силой нажала на кнопку сброса. Хотелось швырнуть телефон, разбить об стену, чтобы он уж точно не зазвонил. Только это было бы напрасно. За тонкими стенами подвала землю пронзали тысячи проводов. Скрипач оплёл ими весь город. Он мог бы говорить с ней и так, но хотел через телефонную трубку. Потому что так делают все люди.
  Дрожащей рукой Надя вернула телефон на край стола. Мобильный тут же ожил - грянула электронная мелодия, засветился экран. Номер был другой. Он замолчал на секунду и принялся звонить снова. Вместо номера высветилась бессмыслица из букв и цифр.
  Сабрина вытряхнула из мобильного аккумулятор, и только тогда сделалось тихо. Надя поняла, что дрожит. Она не думала, что может так бояться. Безотчётно, как могут только люди. Она не думала, что будет нетерпеливо ждать рассвета.
  - Скоро утро?
  - Утром ничего не изменится, - сказала Сабрина.
  
  Солнце и солёный ветер.
  У фонтана женщина набирала воду в большие пластиковые бутыли, ей помогал мальчишка лет десяти - мышцы напрягались на тонких руках, когда он поднимал бутылку. Цветное платье женщины хлопало от ветра, как голубиные крылья.
  Она то и дело вздрагивала и нервно оборачивалась, в сторону захваченных районов. Оттуда вместе с рассветом поднималось облако чёрной пыли. Но было тихо, кладбищески тихо, как бывает только перед тревожным воплем сирены.
  Сабрина шла впереди шага на три - Надя видела её прямую спину и меч, висящий наискось, как дорожный знак запрета. Женщина проводила её долгим взглядом, потом обернулась на Надю. Надя спрятала глаза.
  - Сабрина, давай вернёмся.
  - Нет.
  Ближайший дом таращился на мир выбитыми стёклами, только окна нижних этажей были заколочены досками. Оттуда-то из дворов слышался стук молотка. Мальчишка пробежал снова - теперь едва ли не сбил с ног Надю, - и потащил в темноту подъезда ещё одну бутылку с водой.
  У неё щипало глаза от солнечного света. Всё подряд казалось невозможно горячим: асфальт, стволы деревьев, которых приходилось касаться, чтобы не упасть, собственный лоб и ветер.
  На остановке автобуса замер, ссутулившись, мужчина в старомодной куртке-кителе. Надя обернулась, чтобы рассмотреть его лицо. Интересно, кого он собирался дождаться? Асфальт в десяти метрах от остановки был разворочен, вряд ли сюда проберётся даже самый смелый автобус.
  На площади перед медицинским институтом люди застыли в разных позах. Группка парней у доски объявлений, молодая мама с коляской под цветущими липами. Надя ощутила покалывание в кончиках пальцев - сначала ощутила, и уже потом поняла, что не так в пасторальном летнем пейзаже. Никто из них не шевелился. Только ветер трепал одежду.
  - Сабрина, почему...
  - Идём. Быстрее.
  Они обернулись и проводили Надю безразличными взглядами. В этом единственном движении она увидела нечеловеческую суть. Электрические провода над тротуаром угрожающе шевельнулись. Его дрожь передалась другим, и воздух запел от вибрации.
  Сабрина развернулась и схватила Надю за руку, отскочила в тень деревьев. Из-под развесистой кленовой кроны не было видно того самого первого провода, но через разбитые стёкла первых этажей выползли другие, тонкие красно-синие и задёргались, как будто нащупывали ветер.
  Надя охнула.
  - Тихо, - прошипела Сабрина.
  Провода потрогали оползшую стену здания и скрылись в темноте разрушенных внутренностей.
  Между ними и путями отступления лежал целый посыпанный битыми стёклами проспект. Развороченная дорога походила на застывшую реку - асфальт встал на дыбы и грозил обрушиться с высоты вдвое большей человеческого роста. Из обнажившейся земли торчали, как инопланетные растения, разорванные трубы.
  В тени асфальтовых волн они позволяли себе передышки. Под смятыми зонтиками уличного кафе - сидели ещё трое не-живых. Надя смотрела в спины сидящим, минуту, две, но никто из них не шевельнулся.
  - Они совсем как люди.
  - Теперь уже - да. Я видела таких неделю назад, может, раньше. Они отличались от людей, как бумажный самолётик отличается от голубя. - Сабрина говорила, глядя куда-то в сторону, и Надя ощущала напряжение в её голосе, и ещё больше пропитывалась собственной виной. - Как будто их создавал тот, кто видел людей только издалека. А потом они изменялись, знаешь, как хамелеоны меняют цвет. Они становились похожими на нас.
  Она резко обернулась:
  - Пойдём.
  Больше по дороге им никто не попался. По узким тропинкам между протухшими мусорными баками и стенами складов они выбрались из района.
  Машины, искореженные в путах проводов, хрустели от ржавчины. По ту сторону трассы тянулись бесконечные однотипные коробки гаражей, а ещё дальше, за глухой стеной - поднимались железнодорожные столбы.
  - Я не могу уйти из города, - сказала Надя и остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Асфальт даже через подошвы казался горячим. - Если ты знаешь дорогу, почему ты не выведешь настоящих людей?
  Сабрина обернулась, сдержав в зародыше злую отповедь - Надя видела, как искривились её губы. Надя поняла, что снова сказала не то. Ей следовало быть осторожнее со словом "человек", и со всеми подобными.
  - Я не имела в виду, я только...
  - Идём.
  Надя зажала ладонью ржавчину на щеке, здесь пекло сильнее всего, и повиновалась. Песок хрустел на зубах солью и привкусом бензина.
  - Я не могу уйти из города, - повторяла она полушёпотом в такт шагам и надеялась, что Сабрина не слышит. Хотя у Сабрины был очень чуткий слух - она слышала, как падают за её спиной листья и как порхают бабочки. - Я не могу уйти из города.
  Заросшие крапивой городские выселки пахли болотом, потом - рельсовой смазкой. Пока они шли, облако пыли поднялось и заволокло всё небо. Навстречу им бросилась стая собак - грязных худых, обалдевших от голода и собственной смелости.
  Одна рванула вперёд, пытаясь схватить Сабрину за ногу, но с визгом отпрыгнула в сторону. На серый песок посыпались бусины крови. Другая, рыжая и приземистая, по-деловому обнюхала землю вокруг Нади. Та потянула к собаке мысленные руки, чтобы успокоить, но тут же остановила себя.
  Сабрина даже не оглянулась, свернула в неприметный отросток аллеи и через дыру в заборе выбралась к железной дороге.
  - Я не могу уйти из города! - в последний раз отчаянно крикнула Надя, но ветер схватил её слова и унёс вдоль путей.
  Она оступилась и съехала по гравийной насыпи вниз, к рельсам. Почудился запах метро. Надя обернулась на город - мрачные многоэтажки, укутанные пылью. Семафор вдалеке горел красным, но рельсы ощутимо завибрировали.
  Сабрина обернулась и точно так же нервно окинула взглядом горизонт. Значит, она тоже почувствовала тонкую вибрацию земли.
  - Пойдём быстрее.
  В километре отсюда, за мостом автомобильной дороги, начинались заросли клёна и бересклета, бывшие когда-то больничным парком. Там кривая тропинка вела к дальней трассе, прямой и однозначной. С большим дорожным знаком - стрелки и километры. Оттуда можно было начинать побег.
  Надя побежала за Сабриной. Гравий норовил утопить её по щиколотку. Она выбралась на рельсы, чтобы идти по шпалам, но получила сердитый взгляд Сабрины. В тени насыпи их нельзя было увидеть со стороны города - пришлось спускаться и прятаться, как мелкой преступнице.
  Камни поползли у неё под ногами. Надя шарахнулась назад, и в полушаге от себя увидела раззявленную пасть канализационного люка. Она осторожно подобралась к краю и заглянула - дна видно не было.
  - Сабрина, осторожно!
  Но она уже замерла, глядя под ноги. Гравий с шуршанием осыпался внутрь люков, как песок в ловушках муравьиных львов. Их открылось не меньше десятка, беспорядочно разбросанных впереди и сзади. Сама Сабрина оказалась на тонком перешейке между двумя.
  Кто знает, что её спасло, умение ходить, почти не касаясь земли, или удача.
  - Только не беги, - сказала она. - Ни в коем случае не беги.
  Вибрация рельс сделалась такой сильной, что с насыпи вниз покатились мелкие камешки. Оглянувшись на город, Сабрина прикусила губы. Не ясно, что она там увидела, Надя этого видеть не хотела.
  - Иди по моим следам.
  Надя хотела возразить, но стоило ей шевельнуться, и гравий снова посыпался в люк. Удара от падения она так и не услышала. Вместо этого в ушах застучала кровь. Невообразимо сильно потянуло обратно, и мгновение Надя всерьёз обдумывала идею побега. Крутила в голове так и эдак.
  Они забрали вправо, уходя от насыпи как можно дальше, но кроме трёхметрового ограждения и гравийной пустыни здесь ничего не было. Негде прятаться.
  До автомобильного моста оставалось не так много - уже видны были обглоданные скелеты автобусов, почивших под гигантскими опорами. Рельсы загудели, как разозлённые пчёлы.
  Из тоннеля выехал поезд. Тяжело громыхали железные суставы. Движение завораживало, остатки рельсовой смазки капали на гравий. По смятым бокам, по разбитым фарам Надя узнала тот поезд, который бродил вокруг тронной залы Скрипача, как сторожевая собака. Наверное, он выгрыз себе пусть наружу.
  Сабрина не обернулась - только плечи напряглись под тонкой ветровкой.
  - Иди за мной, - повторила она окаменевшим тоном. - Только не беги. Идём. Осталось немного.
  Лязгая на стыках, поезд полз следом. Стоило Наде чуть замедлить шаг - и поезд тоже замирал, выжидал и опять крался за ними. Идти становилось всё труднее: ноги тонули в гравии, как в зыбучих песках. Под мостом в лицо дышал солёный ветер. Когда они снова выбрались на солнечный свет, Надя задержала дыхание и едва не попятилась.
  Дальше путь был усыпан трупами птиц, рельсы разорваны, и повсюду - пятна чёрной крови. Кое-где подрагивали, исходили последними искрами оборванные провода. Надя уловила едва ощутимый запах осенних листьев. Пока она лежала, заваленная камнями, здесь шла битва, и мёртвые птицы ясно указывали на то, кто в ней победил.
  Пугало всё-таки решил заступиться за собственный город, но он потерпел поражение. А Скрипач победил - ещё раз. Надя подняла голову, чтобы спросить об этом Сабрину, но вместо слов выдохнула облачко пара.
  В сплошной ленте забора чернела криво проломленная щель. Дальше вела протоптанная тропа - мимо обломанных веток на дно оврага. У того места, где искорёженные рельсы торчали вверх, поезд застыл и проводил Надю взглядом разбитых фар.
  - Ну вот, ушли. - Сабрина спустилась в поросший лесом овраг - ветки не хрустели под её ногами - и постояла, запрокинув голову. - Теперь осталось пройти через первую заставу.
  Здесь было неуютно. Надя пожалела о том, что под дневным светом совсем утратила обострённые чувства. Всё, что она могла - оглядываться и прислушиваться к тишине. Беспокойство отчётливо кусало за самый край сознания.
  - Почему он не погнался за нами?
  Сабрина не желала задумываться над такой мелочью, отмахнулась:
  - Там рельсы изломаны.
  Надя промолчала, хотя она-то понимала, что поезду, роющему подземные ходы, вряд ли так уж необходимы рельсы. Здесь было что-то другое.
  - Он умер, да? - спросила Надя, кивая в ту сторону, откуда они пришли. Подвальная тишина - без щебета птиц - давила со всех сторон.
  Сабрина отвернулась, делая вид, что высматривает в небе путеводную звезду, но отвечать всё-таки пришлось.
  - Да, он умер. Пугала больше нет. И нет смысла его защищать.
  Надя дёрнулась назад - последний отчаянный порыв, как взгляд в окно отбывающего поезда. Как провожающий, который всё бежит за вагоном. Так же безнадёжно. Сабрина не дала ей убежать, схватила за руку - больно, за раненое запястье.
  - Куда ты собралась?
  Назад. Назад, мимо кладбища чёрных птиц, мимо искорёженного поезда, мимо переломанных клёнов, оплетённых проводами. Обратно, в город, чтобы держать его за руку, как у постели смертельно больного, чтобы искать последние крошки надежды. Она не хотела быть дезертиром и предателем.
  Они уйдут, а Город останется слушать, как хлопают двери. Как шуршат шаги убегающих по разбитым асфальтовым дорогам. Покроются пылью брошенные дома. Наступит осень, и города больше не будет. Он погиб в одиночестве.
  - Пойдём, - сказала Сабрина. Уже в который раз. - Мы ничего не смогли сделать. Он умер. Некого больше спасать.
  
  Они вышли на окраину, присыпанную белым пеплом, как первым снегом. В кольце пятиэтажных домов, на старой площади, стоял позеленевший от времени танк. Под гусеницами лежали охапки увядших цветов.
  У разрушенного магазина чадил костёр в железной бочке. Сабрина обошла его кругом, разглядывая брошенные остатки жизней, которые ворошил ветер. Первая застава оказалась чуть дальше - между двумя уцелевшими домами. За ней начинался пустырь, устеленный густым туманом.
  Туман не понравился Наде. За ним не видно было горизонта, передние укрепления тонули в нём, как в молоке. Сколько она не пыталась ощупать мир вокруг себя, мысленные руки не подчинялись, только в голове зудела тонкая боль. Наконец до неё дошло: горький дым, бетонные тетраэдры волнорезов - защита от сущностей.
  Ополченцы всё ещё были здесь, хотя город больше не просил защиты. Первую заставу стоило бы назвать последней.
  Их заметили. Трое в камуфляже вынырнули из-за обгоревших стен. Один махнул рукой Сабрине. Надя узнала парня в форме охранника - она видела его, когда застава ещё стояла на одной из центральных улиц. Теперь Скрипач потеснил их на самую окраину.
  - Уходите?
  - Да. - Сабрина сузила глаза, вглядываясь в туман. - Что это такое?
  Бородатый обернулся в ту же сторону.
  - Вчера ещё ничего не было. Рано утром появилась такая дымка. Солнце поднялось, а она не растаяла. С тех пор всё гуще и гуще. Мы на всякий случай развели побольше костров, но она не уходит. За последний час приблизилась шагов на десять, не меньше.
  Он внимательно оглядел Надю - ей и так было дурно от костров, а теперь захотелось спрятаться. Где угодно, хоть под обломками домов.
  Сабрина подошла ближе, попробовала туман ногой, как холодную воду. В молочном мареве шевелилась высокая трава. На горизонте громоздились какие-то сооружения, облепленные туманом и потому похожие на кучевые облака. Наде померещился блик алого света, как проблеск маяка. Красные заградительные огни зажглись сразу цепочкой - от одного края пустыря к другому.
  Теперь стало ясно, почему за ними не погнался поезд - и так понимал, что далеко они не уйдут. Надя ощутила, как внутренне вздрогнула Сабрина. Ей в голову пришла та же мысль:
  - Поисковики. Это их оружие. Туман - их маскировка. И что они собираются делать с такого расстояния? Эй, они же не будут... в городе остались люди.
  - Люди или не люди, - негромко отозвался бородатый. - Теперь уже и не разберёшься. Зачем им такие мелочи?
  Притихшая застава зашевелилась. Ополченцы собирали самое необходимое, бросая тяжёлое оружие, бросая догорающие костры. Ветер хлопал боками оставленных палаток.
  - Мы уходим к южной трассе. Не знаю, может, они и успели окружить город целиком, но высиживать здесь больше нечего. Пойдёте с нами?
  Сабрина кивнула, не сводя глаз с цепочки алых огней.
  Дорога тянулась слева - а они шли через разрушенные здания, опасно трещали рухнувшие перекрытия. Сохранившиеся коробки домов были продырявлены насквозь. С одной стороны можно было различить, на что выходили окна другой.
  - Снимите амулет, пожалуйста, - не выдержала Надя. Парень в форме охранника шагал так близко, что у неё перехватывало дыхание. От алых ламп, костров и всего остального её бил озноб. Сабрина посмотрела и тут же отвернулась.
  Тот сделал большие глаза.
  - Просто снимите, - повторила она. Вытерла со лба капли холодно пота. - Не думаю, что мелкие сущности полезут драться. А от Скрипача это всё равно не спасёт.
  Дорога осталась далеко в стороне. В надсадной городской тишине ей почудилось завывание машин, скрежет, лязг металла об металл. Надя обернулась в ту сторону.
  - Оживают, - сказал кто-то сзади. - Последние дни всё тихо было, и вот опять - оживают.
  Она надеялась услышать, что именно происходит на разбитой трассе, но никто не собирался подхватывать разговор. Все угрюмо молчали, а Надя боялась привлекать к себе лишнее внимание.
  Футбольное поле они обошли стороной - в высохшей траве торчала арматура. Она лезла прямо из-под земли, скрюченная, как весенние ростки, и уже подросшая - высотой с человека. С одной свисал проткнутый собачий труп.
  - Не наступи, - сказал Наде бородатый и указал на границу поля, где пролегала узкая тропинка. Надя отшатнулась, едва не угодив ногой на шевелящийся тонкий отросток.
  Они прошли мимо заваленного входа в метро. На перекрёстке лежал подломленный светофорный столб. С основанием его соединял единственный провод, но жёлтый глаз безостановочно мигал.
  - Похоже, чисто, - сказали впереди.
  Дальше потянулся частный сектор - переплетение старых улиц и заросли яблонь. Наступление Скрипача сюда не добралось, разве что блестели на солнце выбитые стёкла.
  Запах горького дыма наконец отвязался от неё. Наде сделалось легче, и она осторожно оглядывалась, ища пути для побега. Ничего подобного - насколько хватало обзора, улица тянулась прямо и прямо. По такой не сбежать: заметят, догонят. Но, насколько она могла доверять ощущениям, к окраине жилого района подступало кладбище. Достаточно заросшее, чтобы спрятаться, и достаточно сильное, чтобы отвести ненужные взгляды.
  Надя чуть отстала, но парень в форме охранника тоже замедлил шаг. Ей не хотелось опять сбегать от Сабрины, но уйти из города Надя не могла.
  Границу города она ощутила задолго до того, как они её пересекли. В груди закололо. Ещё немного, и она не сможет сделать и шага вперёд - будет потом бледнеть и объясняться перед хмурыми ополченцами.
  Она согрела в себе каплю силы. Сердце постепенно замедляло темп. Подрагивающей рукой она натянула капюшон на голову. Ещё не хватало, чтобы они заметили телесные изменения.
  Никто не обратил внимания. Она потянулась мысленными руками и тряхнула нависшие над дорогой ветки. Облетевшие листья закружились в воздухе, поднялись даже те жухлые, лежащие на земле.
  Надя нырнула между каменными столбами ограды. Выкрашенные белым, они давно облупились и кое-где поросли мхом. Она пробежала шагов десять, путаясь ногами в прошлогодней траве, и спряталась за высоким памятником. Притворилась грудой жухлых листьев и перестала дышать.
  Надя прислушалась: шаги удалялись. Немного удивлённых интонаций, немного сетований на погоду, и всё. Они не заметили её ухода. Надя подождала ещё, чтобы наверняка, и выбралась из укрытия, стряхивая с одежды влажный песок.
  Она уходила по кладбищу, закрыв глаза, чтобы не отвлекаться на человеческие чувства. Ощупывала мир вокруг мысленными руками и выбирала дорогу. Кладбище было пустое, почти необитаемое - несколько полуразумных сущностей ветра не в счёт.
  Надя бежала всю дорогу, чувствуя, как выдыхаемый воздух клокочет в горле. У неё не было времени, чтобы привести в порядок своё тело - вернуться уже в одно из состояний. Она застряла между, а силы уходили на судорожные поиски.
  Он должен быть где-то недалеко от железной дороги. В пустом городе легко ощутить даже самую слабую жизнь. Или не-жизнь.
  Надя выскочила на гравийную насыпь и мгновенно окунулась в запах умерших птиц. Она ещё не добралась до места битвы - и даже не видела чёрных пятен, усыпавших дорогу, но уже знала, что это рядом.
  Металлический забор со стороны города искорёжило, будто его пытались завязать в узел. Надя вся обратилась в чувства: только бы найти. Белый холодный туман поднимался из оврага и растекался под насыпью. Он всё прибывал, потому нужно было спешить.
  Она даже не удивилась, ощутив вибрацию рельс. Поезд крался, будто мог оставаться незамеченным. Надя не оборачивалась. Только когда ощутила дыхание подземелий у себя за спиной, дёрнула головой и бросила, как нелюбимой собаке:
  - Пошла вон.
  Поезд отпрянул. Захрустели битые стёкла.
  Надя прошла под мостом, осторожно, чтобы не наступить на рваные крылья, вернулась и прошла ещё раз. Едва уловимое ощущение не-жизни было как запах костра. Солнце вынырнуло из-за туч, мазнуло лучами по блестящим рельсам и спряталось обратно.
  Надя спустилась с насыпи и зашагала к городу. Поезд рефлексивно отпрянул, будто испугался, что его ударят. Разбитые фары смотрели жалобно.
  На пыльной дороге между слепыми зданиями каких-то складов и мастерских, тянулся прерывистый чёрный след. Надя в спешке запнулась об куски развороченной кирпичной кладки, ободрала колено. След уводил в сторону, в примятую сорную траву. Вокруг стояла кромешная тишина, и только оттуда доносилось тяжёлое не-живое дыхание.
  Ломая сухие ветки акации, Надя выбралась на пустырь. Он лежал здесь - куча листьев и перьев, которые беспокоил ветер. Лужицы чёрной воды окропили серую пыль. Она увидела человеческие черты - всё-таки он слишком долго жил рядом с людьми, потому и приобрёл их облик, хотя сам человеком никогда не был. Шевельнулись эфемерные пальцы.
  Надя подошла к Пугалу, опустилась на колени рядом с лицом со стёршимися чертами. Она погладила прелые листья. Сухая трава заскользила между пальцами. Под её прикосновением большое тело дёрнулось, в воздух поднялись кленовые самолётики. Ветер ерошил перья мёртвых птиц, отчего они казались живыми.
  - Убегай, - произнёс над самым её ухом ветер. Холодный туман поднимался из оврага и затапливал железнодорожные пути.
  - Нет, - отозвалась Надя. Она чувствовала, как подкрадывается смерть.
  Она закрыла глаза и просидела рядом с ним, пока не улёгся холодный ветер. Листья перестали вздыматься от его дыхания. Последнее прикосновение ветра коснулось её щеки, и всё.
  Надя поднялась. Мысленные руки легко разламывали замки на дверях. В одном из складов, в подсобной комнате она нашла почти новую лопату. Сущностям не требовалось ритуалов, но то человеческое, что всё ещё живо в Наде, желало завершения. Похороны были подходящим финалом для всего.
  Земля, оплетённая корнями трав, плохо поддавалась. Надя сбила ладони и до головокружения надышалась горьким дымом - он всё ещё тянулся с окраины города. Небо заволакивалось тучами.
  Надя старалась ни о чём не думать. На смену отчаянию пришло тупое безразличие камня. Она вернётся в город, найдёт старое убежище в подвале разрушенного дома и провалится в долгий сон. Будет спать до тех пор, пока всё не изменится. Сущности приспособлены к долгому ожиданию.
  Она долго собирала мёртвых птиц и сбрасывала их в яму. Поднялся ветер и смёл вниз сухие листья. Надя постояла над могилой, тщетно пытаясь вспомнить то ли молитву, то ли заклинание. Ничего не шло на ум. Превращались в лёд вытекшие слёзы.
  Она снова взялась за лопату и забросала яму землёй. Из серой пыли тут же проклюнулась сухая трава.
  
  ***
  
  На бортике умолкшего фонтана сидела Чердачная Кукла. Выпачканные в грязи ноги болтались из стороны в сторону, разбрызгивая позеленевшую воду. Надя отвернулась, чтобы не посмотреть случайно в нарисованные глаза.
  Она пожалела, что пошла этой улицей - могла бы обойти по переулкам, но решила, что пронесёт. Всегда ведь проносило. К тому же ещё не ясно, на кого она наткнулась бы в мрачных подворотнях.
  Кукла спрыгнула с бортика.
  - Эй ты!
  Надя сделала вид, что оглохла. Городская площадь - сотня шагов по фигурным тротуарным плиткам, и совершенно негде спрятаться. Если бегом, она бы через минуту канула в паутину улиц, но бежать от Чердачной Куклы невозможно. Она - как собака, учует страх и сделается в два раза сильнее. Лучше уходить, будто тебе нет дела до её истерических воплей. Так есть шанс.
  - Эй, а ну стой! - высокий девчачий голос раздался над самым ухом.
  Уже не спрятаться. Надя обернулась, чтобы принять вызов. Кукла была выше неё ростом, платье в красно-белую клетку развевалось, как парус. Во все стороны топорщилась копна серых шерстяных волос.
  - Чего тебе? - поинтересовалась Надя, изобразив хмурую улыбку.
  - Чего? - Голос Куклы перешёл в визг. - Ах ты не понимаешь, чего мне? Я тебе сейчас напомню. Ребята!
  Она обернулась, и от нового порыва ветра тряпичное тело закачалось. Под тканью проступали комки отсыревшей набивки.
  На голос Куклы из-за развалин оперного театра вынырнула сущность в длинном белом плаще. Огромный клюв делал её лицо похожим на маску чумного доктора. Из широких рукавов торчали серые перья.
  Волк вышел из-за статуи маршала, на ходу принимая человеческие формы. Руки, испачканные в чёрном, он небрежно вытер о белую рубашку. Длинные алые ногти поскребли асфальт.
  - Ах, как хорошо, что ты нам попалась, - взвизгнула Кукла. - Когда твои друзья завалены в подземных штольнях. Теперь ты не такая уж и смелая, да?
  Она надвинулась, и Надя по инерции отступила. Кукушка-без-часов уже подобралась сзади и несильно ударила клювом в затылок. За шиворот покачнувшейся Наде потекла речная вода. Она пересчитала фигурные плитки под ногами. Лишь бы не упасть. Если она окажется на земле - пиши пропало.
  - Ну как, нравится? - расходилась всё сильнее Кукла.
  - А вам? - буркнула Надя, осторожно делая шаг, чтобы за спиной оказалась разбитая стена, а не каменный клюв Кукушки. Она не хотела с ними связываться, она хотела промолчать. Так, может, они бы покуражились и отстали. Но от напряжения последних дней сдали нервы - как будто тонкие провода задрожали под кожей. Надя повысила голос: - Нравится, что с городом стало? Ясное дело, вы захотели отсидеться в тёмном подвале, когда мы воевали. Ну что теперь, пойдёте в ноги Скрипачу кидаться, чтобы он помиловал? В слуги ему наймётесь?
  Куклу перекосило, будто её дёрнули за невидимые нити.
  - Ах ты гадина! Ещё будешь нас упрекать. - Беспалая рука судорожно дёрнулась в воздухе. - Волк, укуси её, да побольнее!
  Надя дёрнулась в его сторону и успела перехватить удар алых когтей мысленными рукам. На кирпичной стене остались четыре глубокие царапины. Алые губы волка растянулись в злой гримасе. Она хлестнула не глядя, изо всех тех сил, которые берегла для разговора со Скрипачом.
  Волк тонко тявкнул - поперёк выбеленного лица пролегла чёрная ссадина. Налетела Кукла, колошматя руками и ногами, как придётся. Мысленные руки Надю не спасли - слишком много сил она вложила в мелкую потасовку, и от следующего удара Надя не увернулась. По коленкам словно прошлось лезвие. Она дёрнулась и наткнулась на Кукушку.
  Та была как монолитная стена - ни сломать, ни подвинуть. Жёсткие перья полезли Наде в лицо, спеленали по рукам и ногам. От Кукушки воняло грязным бельём и сыростью. С кончика клюва свисал пучок чьих-то волос.
  Надю совершенно по-человечески затошнило. Кто знает, где эта компания кормилась прошлой ночью. В городе, наверное, ещё остались люди.
  Кукла трусливо ударила ещё раз - теперь уже понимая, что ответа не последует - и закачалась на месте, довольная до одури. Чердачная Кукла она кукла и есть - ребяческие выходки, подростковая жестокость. Надя согнулась от боли и увидела прямо перед собой фигурную плитку тротуара. На серый камень капала речная вода. Надя зажмурилась - вода заливала глаза.
  - Ну и кто из нас будет на коленках ползать, а? - завизжала Кукла. - Ты будешь! Ты будешь!
  Пока волк за её спиной подвывал, трогая чёрную рану, из-за которой его лицо расползлось на две неравные части, Кукла дала волю злости. Грубо прошитые руки вцепились Наде в плечи и тряхнули так, что у неё перемешались даже мысли в голове.
  Что-то заставило Куклу остановиться. Вышитый чёрными нитками нос дёрнулся, улавливая новый запах в городском коктейле. Надя тоже ощутила неладное и подняла голову. Из-за упавших на лицо волос она видела улицу, выходящую на север. От обломков университета поднимался чёрный дым.
  В следующую секунду грохнуло так, что каменные обломки раскатились по площади. Потревоженная пыль с песком и крошевом сухих листьев полетела им в лица. Из дыры в асфальте вверх рванули провода.
  - Достаточно, - прозвучало сверху.
  Скрипач уже был здесь - и был, должно быть, всегда - просто не желал вмешиваться. Прежде, чем белое лицо с трещиной вместо рта показалось в переплетении проводов, Надя услышала его смех. Как будто загрохотал по рельсам тяжёлый товарняк.
  - А ну брысь отсюда, - приказал он, между делом сметая Кукушку с дороги.
  Кукушка юркнула за развалины, и только клочья бурых с белым перьев закружились в воздухе.
  Надя получила свободу, но потеряла опору. От слабости её качнуло - упасть не дал Скрипач. Провода легонько окрутились под грудью.
  - Испугалась, а? - произнёс он почти ласково, насколько ласково может грохотать поезд. - Думаю, с тебя хватит.
  
  На продуваемой всеми ветрами крыше Надя съежилась у вентиляционной шахты. Всего девять этажей - высотных зданий в городе не осталось, - но у неё от страха ныло под солнечным сплетением.
  Провода свернулись кольцами на шуршащем гравии. Они взволнованно подрагивали каждый раз, когда Надя бросала взгляд на чердачную дверь. Скрипач, принявший почти человеческую форму, уселся на самый край.
  Тугие переплетения проводов были прикрыты одеждой - поношенной и вывернутой наизнанку робой. Белое лицо смотрело из-под капюшона. Он обернулся к Наде.
  - Иди сюда, не бойся.
  Один провод поднялся, как атакующая кобра, и несильно толкнул её в спину. Надя не решилась противоречить. Она подошла и опустила глаза, рассматривая искорёженный асфальт далеко внизу.
  Одна плеть легла ей на плечо. Ласково, как дружеская рука.
  - В этом городе больше не осталось по-настоящему высоких крыш, - сказал Скрипач. - И я занял последнюю. Значит, я стал его хозяином.
  Надя обшаривала взглядом горизонт, надеясь найти там опровержение его словам. Но университет лежал в руинах, над останками телебашни порхали хлопья белого пепла. Центра больше не было. Здание, на чьей крыше они устроились, - старенький дом с покорёженными сточными трубами и остатками каменных демонов у входа. Неизвестно как уцелевший дом среди разрушенных высоток.
  - Поздравляю, - выдохнула она и села, держась за уцелевшее ограждение. Её ног коснулся уличный ветер.
  Скрипач обернулся. В тени капюшона неподвижность его лица казалась почти нормальной. Кривая щель рта разъехалась в улыбке.
  - А ты станешь моей хозяйкой?
  Надя не сразу поверила в услышанное и, пока провод не сжал её сильнее, не могла сбросить оцепенение.
  - Почему я?
  - Девочка, которая бродила по ночному городу вместе со своими призрачными друзьями. Ты доигралась. Видишь, что ты натворила. Это всё - твоя вина. Если бы ты не противилась так сильно, я бы просто убил прежнего хозяина и выгнал отсюда всех остальных. Но из-за тебя мне приходилось убивать.
  Она вздрогнула, но Скрипач не выпустил. Наоборот, прижал ещё сильнее. Она уткнулась лицом в рабочую куртку, пропахшую рельсовой смазкой и сыростью.
  - Оставайся. Теперь оставайся со мной. Если хочешь, оставь себе ту собаку. Ты можешь убежать - я не буду гнаться. А потом что? Жить среди людей? Ты правда думаешь, что сможешь?
  - А если я останусь... жить в пустом городе? - Она смотрела на застывшие волны асфальта. Уже не вообразить, что по нему шагали люди, и каждое утро на проспекте собиралась пробка. Она сама каждый день видела проспект из окна рабочего кабинета. Жёлтые жемчужины фонарей по вечерам.
  - Тогда по утрам я буду приносить тебе букеты сухих листьев. А вечером мы пойдём гулять по нашим улицам. Люди ушли, и город постепенно населят другие существа. Мы разожжём огонь на площади. Мы будем слушать, как воет ветер. Мы построим себе дом в тоннелях метро. Мы заведём собственных чёрных птиц, и они будут повиноваться только тебе. Возведём разрушенные здания. Любое из них - твоё. Аудитории университета, сцены театров, все лестницы, все мосты, все парки. И я отпущу всех твоих друзей. Выпущу их на свободу. Хочешь?
  Надиной руки коснулся провод. Она обернулась: Скрипач протягивал ей распустившийся металлический цветок. Изогнутые чуть тронутые ржавчиной лепестки тускло поблескивали на солнце.
  - Ты не обманешь меня? Нет, не-мёрвые не умеют врать. В этом городе не осталось ни одной высокой крыши, - пробормотала Надя. - И ты ведь знаешь, что люди собираются уничтожить наш город?
  Скрипач усмехнулся, и уголки рта страшно расползлись вширь.
  - Ты не хуже меня знаешь, что у них ничего не получится. Не-мёртвых нельзя убить.
  Она отвернулась, постепенно привыкая к новому виду города. Неожиданно наступила осень. "Уже осень", - повторила себе Надя и испугалась. Только день назад она просыпалась в лете и думала, что ещё остался шанс всё исправить.
  - Со мной всё ясно, я больше никуда не денусь. Но тебе зачем всё это? Зачем тебе я?
  - Затем, что только так я обрету бессмертие. Бессмертен тот, кого ждут. Ну что, ты всё-таки согласна?
  Он поднялся. Хрустнул гравий. Плети проводов зашевелились все разом, и вместе с ними дрогнули подступающие сумерки. Его плеча не стало рядом, и Надя вдруг продрогла - исчезла гора, прикрывающая её от ветра. Она съежилась под рваной курткой.
  - Оставь меня одну. Дай мне подумать до завтра.
  - До сегодняшней полуночи, - с неохотой согласился Скрипач.
  
  Надя сидела на обломках университетской лестницы и держала на коленях подол недошитого платья. В её руке была серебряная иголка, но аккуратный шов то и дело двоился перед глазами. Наде приходилось прерываться, чтобы вытереть лицо рукавом куртки.
  Она ощутила его присутствие, даже не оборачиваясь. Антонио прошёл вдоль цепочки оранжевых фонарей и сел рядом. Тёмное небо отразилось в циферблате его часов.
  - Разве ты не ушёл? Ты ведь знаешь, что город будет уничтожен, и туман уже подступает к железной дороге. - Надя заговорила первая, бросила ему, как вызов, чтобы самой защититься от обидных обвинений. - Сабрина ушла с ополченцами. Кажется, южная трасса ещё не перегорожена.
  Он сделал вид, что ничего не случилось. Что в её руках нет недошитого свадебного платья из листьев и фонарного света. Антонио вытряхнул из кармана сигарету и покатал её между пальцами. Ветер подметал пустой проспект.
  - Куда я уйду из этого города? Ты ведь тоже не ушла.
  - Куда я уйду? - в тон ему ответила Надя. - А как ты меня нашёл?
  Фонарный свет рвался и волнами стекал по коленям, иголка норовила выскользнуть из пальцев. Она никогда не шила свадебных платьев, но Скрипач зажёг для неё все фонари на разрушенном проспекте и тактично ушёл, давая время на шитьё и размышления.
  Занавесившись от Антонио волосами, Надя снова вытерла щёку о плечо.
  - Увидел, что загорелись разбитые фонари, и обо всём догадался. Так когда свадьба?
  - Следующей ночью.
  Он бросил сигарету на пыльные камни и придвинулся к Наде чуть ближе. Осторожно убрал волосы с её лица.
  - Только я не думал, что невесты рыдают перед свадьбой.
  - Много ты знаешь! - не выдержала Надя и оттолкнула его руку.
  Может быть, он и не собрался называть её предательницей, и пришёл не затем, чтобы постоять молчаливым укором. Может быть, это Надя сама всё выдумала. Но она не могла выдумать яркие рыжие головы фонарей, все провода у которых были давно оборваны, а фонари всё равно горели, затмевая собой россыпи крупных звёзд.
  Прозрачно-янтарный подол свадебного платья невесомо лежал на ступеньках. Надя опустила замёрзшие руки, иголка всё-таки выпала и лунным лучом покатилась по камням.
  - У меня ведь нет другого выхода, - сказала Надя, глядя, как прорастают сквозь ночь ломкие лучи фонарного света. - Я не могу его убить. Я не могу сбежать. Я даже себя убить не могу.
  Антонио достал ещё одну сигарету и всё-таки закурил. Новая порция горького дыма растворилась в ночном городе. Было тихо, так тихо, что она слышала, как завитки сигаретного дыма уплывают в небо.
  - В городе ещё осталась одна высокая крыша, - произнёс Антонио негромко. - И ты прекрасно знаешь, где она.
  Надя замерла, боясь даже шевельнуть пальцами, чтобы не упустить самое важное. Не-мёртвое сердце вздрогнуло и почти застучало. Она так долго оглядывала город в поисках высоких крыш, бродила по улицам, шарила наугад, что потеряла всякую надежду.
  - А у меня есть одна мысль, - продолжил Антонио, поводив в воздухе тлеющим сигаретным кончиком, будто пытался рисовать. - Соглашайся на все условия Скрипача и приходи сегодня утром к моему дому. Я оставлю форточку открытой.
  Надя сделала вид, что не расслышала, и заново уткнулась в шитьё. Лунным лучом она с непривычки исколола себе все пальцы, но кровь не выступала - на ступеньки университета капала речная вода.
  Она боялась, что Скрипач подслушает их разговор, что в развалинах университета обнаружатся тонкие провода-шпионы, подёргивающиеся, как нервные пальцы. Украдкой Надя оглядывалась, но везде было тихо. Так тихо, что она снова позволила себе поверить в удачу.
  Антонио поднялся, запрокинул голову, как будто всё ещё мог видеть звёзды. Выпустил изо рта последнее колечко горького дыма. Он ушёл в сторону северных районов, бесстрашно, по судорожно изогнувшимся улицам. Вдалеке прогрохотал по рельсам поезд.
  
  К дому на Багряной улице Надя подошла ещё в темноте, потому что не могла больше ждать. Она отсчитала третье окно справа, на втором этаже и разочарованно выдохнула. Форточка была закрыта.
  Надя побродила вокруг дома - посчитала этажи, но сбилась: после седьмого перекрытия сложились, как карточный домик. Стены кое-где ещё держались до высоты десятого-одиннадцатого, как замковые башни, зубьями щетинились в небо, но крыши не было.
  Она села на низкую ограду клумбы. Детская площадка выбралась за пределы отгороженного квадрата - цветные гнутые трубы прорастали из асфальта. Они лезли, как первоцветы весной. Куда хватало глаз, везде асфальт вздыбился, будто нарывами. Уже проросшие трубы оплетали и душили растения. Деревья, которые ещё остались в живых, жались к стенам дома.
  Совсем рассвело. Надя не отрываясь смотрела в тёмные окна дома. Не мог же он забыть? Не мог же уйти из города и бросить её? Наде почудился холодный сквозняк, она обхватила себя за плечи.
  Вдруг хлопнула дверь. Надя не ждала - люди по ночам не выходят на улицы, - потому вздрогнула. Он замер в тени подъездного козырька, сощурился, глядя на восток. Антонио постоял на ступеньках, глубоко вдыхая, будто наслаждался прекрасной погодой, потом обернулся к Наде.
  - Идём.
  Она бросилась следом.
  - Куда?
  Его машина пряталась в закутке между домом и приземистой старой котельной, забросанная ветками деревьев, накрытая старыми одеялами. Когда Антонио стряхнул листья с капота, Надя различила несколько защитных знаков, выведенных светлой краской. Наверное, потому машина и сохранилась, провода оставили её в покое, хотя через бампер наискосок шла страшная царапина, боковые стёкла раскрошились.
  Зажглась только одна фара, но двигатель загудел послушно и мерно.
  - Куда мы? - Наде непривычно было ощущать себя человеком - сидеть на мягком и слушать, как ветер шумит снаружи, а не внутри неё самой.
  На лобовом стекле покачивалась пластиковая летучая мышь. Крылья спеклись в бесформенный ком, один клык неровно обломался.
  - Сейчас всё увидишь.
  Она тревожно замолчала. Антонио вёл машину, мастерски обходясь светом единственной фары, и ни разу не попал колесом в глубокую выбоину, ни разу не наехал на вспучившийся нарыв асфальта. Они плутали по узким улочкам и переулкам, где деревья царапались в крышу автомобиля. Надя не знала дороги - её чувство города вдруг отказало.
  За окном мелькнул развороченный до основания университет. У дорожной развязки Антонио притормозил. Надя решила, что дальше они не проедут - из провалившихся мостов во все стороны торчала арматура. Но он нашёл единственную дорогу - по обочине, мимо рухнувшего ограждения. Внутри неё шевельнулось смутное воспоминание.
  - Куда мы едем? - спросила Надя опять, упираясь руками в сиденье, чтобы чувствовать себя увереннее.
  - Не бойся.
  Но её уже сорвало на крик.
  - Я туда не хочу. Выпусти! Останови машину, я туда не поеду. Слышишь?
  Антонио затормозил. В свете единственной фары была видна дорога - асфальт пошёл глубокими трещинами, но вряд ли они могли бы стать серьёзной преградой. Антонио опустил голову, молча стукнулся лбом об руль.
  Надя хватала воздух ртом.
  - Я к нему не пойду. Ты меня не заставишь. Это твой выход, да? Это должно нас всех спасти?
  - Пожалуйста, не ходи. Тогда давай выбираться из города. Мы и так много времени потеряли. Попрощайся со своими - я не знаю, как у вас там принято, - и поехали. Я тебя в этом городе не оставлю.
  Надя замолчала. Мысль о бегстве заморозила мысли. С лобового стекла глядела, клыкасто ухмыляясь, летучая мышь. Надя потянулась к ней дрожащей рукой и сорвала с цепочки. Самый старый амулет, амулет с её связки, которую она потеряла в подземной битве со Скрипачом. Она сжала его в ладони, так что пластик впился в кожу.
  - Ладно. Я пойду.
  До кладбища они добрались на машине - до самых кованых ворот. Дальше тянулась широкая аллея, но Надя вцепилась в руль.
  - Нельзя въезжать через главные ворота. Здесь только пешком.
  Она вылезла под холодный ветер. Город замер за спиной и чуть-чуть отступил. Город и кладбище всегда немного сторонились друг друга, хотя по сути были одним целым. Сквозняк возил по асфальту сухие цветы.
  Надя не думала, что Антонио пойдёт с ней. Он отставал на шаг, притворяясь, что рассматривает могильных ангелов и походя сковыривает облупившуюся краску на склепах. Она была ему благодарна за компанию. Одна бы она не решилась. Никогда и ни за что.
  Проснувшихся было много. Потерявшие человеческий облик, они бродили между оградками, слепо натыкались друг на друга. Голоса сливались в унылое размеренное пение. Антонио заговорил первым, перебивая потустороннее бормотание душ.
  - Ты ведь сама говорила. Просыпаются те, кто давно спал.
  - Да.
  Чем ближе они были к нужной аллее, тем медленнее она шла.
  - Тогда почему ты сама не пришла к нему? Ведь ты хотела поговорить. Я помню, как ты искала его. А здесь - такой шанс.
  - Я хотела. - Смелость кончилась, и Надя остановилась, бездумно глядя в глаза поблекшей фотографии на памятнике. Чьё-то чужое лицо, чужое имя. И совсем недалеко - могила Мифа. Она попробовала вспомнить его внешность - до мелочей, до нитки, торчащей из полосатого свитера, - и проглотила ком страха. - Ты не знаешь, как это. Он меня убил.
  - Я не знаю, - охотно согласился Антонио.
  - Ты не знаешь. Сколько ночей я думала, а чего бы я хотела? Какое наказание ему я бы посчитала достаточным? Сказать - чтобы он умер, - но он ведь и так умер. Чтобы он раскаялся? Чтобы приполз умолять о прощении? Чтобы он навсегда остался со мной? Что?
  - А ты всё ещё любишь его?
  Она спрятала глаза, хотя вряд ли Антонио мог в темноте рассмотреть её лицо. Надя ещё не до конца вернулась в человеческий облик, она не могла заплакать, и потому горе жгло лицо изнутри, сводило болью бетонные кости, и никак не выходило наружу.
  - Я не знаю.
  - Это значит, что любишь. Тогда иди. Там разберёшься.
  Последние десять шагов она ступала через силу. Влажная глина прилипала к подошвам. Надя вела ладонью по оградке и одёргивала руку, наталкиваясь на остриё. На пальцы налипла паутина.
  Его могилу она нашла на ощупь. Надя никогда не была здесь раньше. Она думала, время вылечит, и тогда она придёт, чтобы просто погрустить об умершем. Но сладкая минута никак не наступала. Надю всё ещё жгло изнутри от единственного воспоминания о лице Мифа.
  Надя постояла, держась обеими руками за калитку. Человеческое возвращалось в неё - теперь она едва видела в темноте, едва различала простой гранитный памятник, овал фотографии. На краю холмика выросла молодая липа. Широкие листья хлопали от ветра.
  А Мифа не было. Ослабевшими мысленными руками Надя потянулась внутрь, под землю. Ещё раньше, чем добралась до прогнивших досок, она в ярости сжала пальцы и рванула назад. Мифа здесь не было. Было то, что осталось от его тела, тонкий звон ушедшей жизни.
  Выходило, что пока она мучилась и вспоминала о нём, пока думала, что скажет ему, если всё-таки найдёт в мире мёртвых, он становился ничем. Годы и годы она потратила на то, чего не существовало.
  Изнутри, как тошнота, поднималась волна боли. Наде стало плохо. Она вцепилась в оградку и сползла, царапая ладони о металлические штыри. От земли веяло холодом. Вокруг бродили и бормотали чьи-то тени. Тени Мифа среди них не было.
  Его никто не ждал. Его никто не держал в мире живых. Поэтому, когда он умер, он просто растворился в окружающей темноте.
  Боль протыкала Надю насквозь. Она испугалась, что если не возьмёт себя в руки и не поднимется, умрёт прямо здесь. Неприглядная картина - на коленях, лбом уперевшись в ржавые прутья.
  На главной аллее Надя различала порхающий оранжевый огонёк сигареты.
  - Антон, - сказала она из темноты.
  Антонио обернулся - темнота дрогнула.
  - М?
  - Отвези меня в город.
  Он посмотрел на Надю, которая от слабости покачивалась в темноте. Ей хотелось домой, обезболивающих таблеток и чтобы рядом оказалась Сабрина. Хотя Сабрина не любила говорить про Мифа - говорить же было не обязательно. Теперь ей хотелось забыть о нём. Отпустить, чтобы выросли, наконец, крылья.
  - Уверена? - протянул Антонио, уничтожая рыжий огонёк.
  - Ещё как.
  
  ***
  
  Надю разбудили прикосновения и вспышка света в тёмном углу. Она не помнила, как добралась до убежища - Антонио довёз её только до перекрёстка, дальше Надя шла сама. Она выпила сразу десять таблеток, может, больше, но боль никак не утихала. Совершенно вымотанная, она скорчилась на старом матрасе и уткнулась в запах сырых стен.
  Когда явился Антон, она не знала - уже потеряла счёт времени. Как он нашёл её убежище? Выследил? Антон взял её за плечо и развернул к себе. Электрическая свеча стояла тут же, на полу. От света ей стало ещё хуже - Надя закрыла лицо руками и застонала.
  - Прости, но свет нам нужен. Помоги мне снять с тебя куртку.
  Обострённым обонянием Надя ощутила запахи кофе и выжженного поля. Она ощетинилась, как могла, чтобы не дать ему коснуться себя. Не потому, что Антонио был ей неприятен - ей не хотелось, что бы её трогал кто бы то ни было. Близкое биение жизни причиняло боль, как открытое пламя.
  - Куртка мокрая.
  Её приподняли над полом - промокшая насквозь плащёвка поползла по спине вниз - Надя взвыла и выгнулась.
  - Больно, понимаю. Потрепи.
  Антонио её выпустил, и предоставленная сама себе Надя опять скорчилась на полу.
  - У меня есть знакомый врач. Он остался в городе. - Голос Антона прозвучал издалека, и огонёк свечи тоже как будто отдалился. На Надю подуло сырым подземным сквозняком, и ей сделалось чуть легче. - Пусть он тебя посмотрит.
  - Ты же понимаешь, что он там увидит? - Усмехнулась она. - Кости из железобетона и воду вместо крови. И что-нибудь ещё.
  - Да. А есть другой выход?
  Надя почти любила его в эту секунду - за спокойствие, за целый океан спокойствия, которым её накрывало с головой.
  Он снова взял её на руки, сказал в самое ухо:
  - Обхвати меня за шею. Не бойся.
  Руки подчинялись плохо, пальцы были как проволочные - гнулись, как хотели. Надя переплела их друг с другом. Спина горела, человеческая боль проникала даже в тело сущности. Под закрытыми веками плескался огонёк электрической свечки.
  От свежего воздуха туман в голове стал ещё гуще. Она запаниковала, испугалась, что исчезнет, а они так ничего и не узнают. Надя подняла голову и, почти касаясь губами шеи Антонио, прошептала:
  - Он любит высоту. Высоту. Если я умру, не дайте ему занять самую высокую крышу. Ту крышу, помнишь? Он придёт туда, чтобы стать хозяином города.
  Она вспомнила, что Скрипач и так стал хозяином города, и вздрогнула.
  - Потерпи ещё немного, - отозвался Антонио. - Ты пока не умираешь. Всё будет хорошо.
  Через дорогу от разрушенного дома стояла его машина - по счастью уцелевшая, или не его, а другая, но внутри всё равно пахло кофе и выжженным полем. Надя глухо застонала и ткнулась лицом в обшивку сидения.
  Весь город был чёрным. Ни фонаря, ни света в окнах. В небе, разбавленном серыми облаками, плавало его отражение. Надя открыла глаза как можно шире, чтобы вобрать в себя это небо и утащить с собой, если сознание опять погаснет.
  Заднее сиденье машины, на котором она лежало, совсем промокло. Не ясно только от чего: от крови или речной воды.
  В одной из одинаковых чёрных подворотен машина остановилась. Дом был типовой высоткой. У подъезда цвёл чудом нетронутый куст жасмина. Окна первых этажей - закрыты решётками в виде закатных солнц и заклеены изнутри чёрной бумагой.
  Надя потянулась мысленными руками, чтобы проверить - и правда, заклеены. Антонио положил её на кровать. В другом углу комнаты знакомый врач, которого Антонио назвал Альбертом, надевал перчатки - резина больно хлопала по её барабанным перепонкам. Обострённому чутью сделалось дурно от резкого запаха лекарств.
  - Посиди пока на кухне, - сказал он Антону. Голос пах тёплой ванилью. Измученная Надя подалась навстречу его рукам. - Позову, если будет нужно.
  Больно было, когда он осторожно отделил от её кожи запёкшиеся в крови волосы. Больно, когда вспорол ножницами футболку на спине - ткань была частью Нади-сущности. Кожаные ремни ножницам не поддавались. Альберт повозился с пряжками.
  Надя коснулась стены рядом с кроватью. Тени от её пальцев были похожи на пауков.
  
  - Если бы больница и нормальный хирург, - сказал Альберт, в который раз виновато разводя руками. - Арматура вошла слишком глубоко. Чудом не повредила органы и крупные сосуды. Но так - не вытащить, изогнутая часть, кажется, вошла под рёбра. И затылок разбит. И пулевое ранение плеча. Правда, пуля вошла не глубоко, я её вытащил, обработал рану, но это крохи.
  Антонио смотрел на чёрное окно и рисовал в воображении карту города. Брошенные больницы - какие угодно, но где взять хирурга? Он побарабанил пальцами по остывшей чашке.
  В коридоре зашуршало. Сползла с вешалки одежда, зашелестел отрывной календарь позапрошлого года. Надя вышла на порог кухни, обеими руками удерживая на обнажённой груди чужую куртку. По шее, как узоры из хны, тянулись ручейки крови.
  - Какой сегодня день? - спросила она, замерев босиком на холодном полу.
  - Двадцать седьмое, - выдохнул Альберт. - Стой, подожди.
  Надя бросилась обратно в комнату. Свет не горел, но когда Антон вошёл, Надя уже нашла остатки своей одежды и застегнула куртку. Она обрывала со связки амулеты, которые пришли в негодность - сделались бесформенными комками металла и пластмассы.
  - Уже двадцать седьмое, - всхлипнула она. Куртка на спине встопорщилась и тут же опала. Она вдохнула и забыла, что нужно выдыхать. Запах жасмина комом встал в горле.
  Антонио перегородил дорогу, уперевшись ладонями в дверные косяки.
  - Куда ты собралась?
  Надя была ниже ростом, так что спокойно могла проскользнуть у него под рукой, но не решилась. Посмотрела исподлобья, как подросток, которого не пускают гулять.
  - Вы не понимаете. Осталось так мало времени. Кончается лето. Если мы не сможем вернуть город до осени, не сможем уже никогда. Потом уже будут холода, и жители не вернутся. Город не может без жителей!
  - Ты ранена.
  Она покачала головой.
  - Нет, всё правильно. Я должна попасть на самое высокое здание в городе. Но понимаешь, они разрушили все высокие здания. Осталось только одно. Старая больница.
  - Надя, ты бредишь.
  Она переступила с ноги на ногу. Рваные кеды остались в прихожей, и босиком, в куртке с чужого плеча, с расцветшем истерическим румянцем, она в самом деле выглядела сумасшедшей.
  - Хотела бы я, - нервно засмеялась Надя, - хотела бы я бредить. Хотела бы я никогда не видеть его.
  - Ты не можешь туда пойти. Ты же боишься высоты, - произнёс Антонио. - Ты даже в мирное время добиралась только до пятнадцатого этажа. А в больнице достроенных всего двадцать...
  - Двадцать два.
  Надя замолчала, вцепившись в куртку, будто боялась остаться голой. Потом потянула молнию вниз и разделась сама. На теле выше пояса остались обрывки чёрной майки.
  Надя развернулась к ним спиной, и вот тогда они увидели крылья. Тонкие жилки арматуры выгнулись, натягивая прозрачную плёнку. Они были ещё слишком маленькие, чтобы поднять в воздух человеческое тело Нади. На спине, изрисованной узорами крови, напряглись мышцы. Крылья испуганно трепыхнулись.
  Надя подхватила куртку с пола и надела её, морщась, будто задевала за обнаженные нервы. Изнутри крылья царапали по жёсткой ткани.
  - Ты был прав, когда отвёз меня к Мифу. Только когда я отреклась от него, я стала сильнее. Я пойду на самую высокую крышу и вызову Скрипача на бой. Он не сумеет отказаться. Не ходи за мной, - попросила она.
  
  В городе было тихо. Не горели фонари, и попрятались в подворотнях сквозняки. Она петляла по разрушенным улицам, подчиняясь только чувству города. Улицы сами выводили её, куда требовалось.
  Номером один был старый вокзал со стеклянным куполом, с мозаикой на стенах и мраморными плитами пола. Здание ушло под землю и стало тронной залой Скрипача, но между стенами ещё гулял ветер, наполненный стуком поездов.
  Вокзал - это был номер один. Под номером два шло бегство Веты в старый город. "Если бы ты только знала, откуда явился Скрипач..." Надя не захотела её слушать - какое ей было дело до того, откуда Скрипач явился. Создал его Майский Арт, весь бывший восьмой "А", или кто-то другой.
  Или Скрипач зародился сам, возник в заброшенных подвалах, как мышь в грязном белье. Наде казалось это неважным - важным стало избавиться от него. Остальное будет волновать её после.
  А теперь появился номер три - пластиковая мышь с ветрового стекла не давала Наде покоя. Маленькая пластиковая мышь из её связки амулетов - самый старый, самый верный из них. Она потеряла его подземках Скрипача.
  Надя замерла: впереди выросло тёмное здание больницы. Сквозняк вздыхал в старых коридорах. Она всё поняла.
  
  Заброшенная больница раскачивалась, так что Надю швыряло то в стену, то в прутья изувеченных перил, и на коже оставались кровавые трещины. Она поднималась и шла дальше.
  "Прочь", - проступало белыми буквами на кирпичных стенах. Снаружи, как паруса, хлопали на ветру зелёные сетки. - "Уйди".
  Потом: "Ты умрёшь".
  На потолке шестнадцатого этажа трещины выложили: "Он уже идёт".
  Надя ощутила привкус подземного сквозняка, и как напрягается на спине чужая куртка.
  - Оставь, - сказала она больнице, и от нового толчка упала на колени. Закрыла глаза, собираясь с силами. Сказала себе: "Ну давай же, вставай".
  Больницу тряхнуло в последний раз, и она отступила, отчаялась остановить Надю. На последнем этаже белым песком по чёрным балками было выведено: "Спа..." Дальше Надя не вглядывалась, растёрла буквы подошвой.
  Она выбралась на крышу, прямо под раскачивающееся небо. В городе не горело ни одного фонаря, погасли даже алые сигнальные огни на телевышке. И всё-таки он выделялся на фоне остальной темноты.
  Надя подалась вперёд, грудью навалилась на хлипкое заграждение, отделяющее её от тёмной пропасти. В животе опять всё сжалось, но она вытерпела, приказала себе вытерпеть страх. Голос подчинился не сразу.
  - Скрипач! - крикнула Надя, морщась от боли, потому что кожа на спине уже была вспорота. Боль тёплыми струйками стекала от лопаток вниз. - Скрипач, если хочешь самую высокую крышу в городе, вот она. Только сначала сбрось меня отсюда! Иначе я стану хозяйкой.
  Ветер, пахнущий метро, был ей вместо ответа - Скрипач услышал. Она разжала пальцы и опустилась на крышу. Футболка на спине с треском разорвалась. Обнажившейся душой Надя ощутила ночную прохладу и тепло собственной крови.
  За её спиной развернулись два крыла. На арматурном каркасе от ветра затрепетала полиэтиленовая плёнка.
  Надя с трудом поднялась, но крылья поймали ветер, и стали легче. Она расправила плечи и запрокинула голову. Скрипач был уже близко. Над тёмным городом вздыбились напряжённые провода.
  - Это ты, мёртвая девочка. Ты забралась так высоко.
  - Я больше не боюсь высоты.
  Она увидела лицо Скрипача, нависшее с темного неба - черты всё больше напоминали человеческие, и теперь Надя поражалась, как не могла рассмотреть его раньше. Не услышала в голосе знакомых полутонов.
  Он обхватил больницу проводами, взрыл кирпичную кладку. Вцепился в оконные проёмы, как будто когтями. Больница глухо застонала и покачнулась. Надя заскользила по крыше, теряя опору под ногами, но крылья распахнулись и сами подняли её в воздух.
  Скрипач замер, наблюдая за ней, как за странным насекомым. Его лицо покачивалось за тонкой оградой.
  - Ты забавная. Дай только дотянусь.
  Провода хлестнули по воздуху, и в том месте, где они вспороли кирпичную кладку, в воздух поднялась туча пыли. Надя поднялась выше и увидела город, как игрушку на ладони. Он был тёмным, но обступающие его степи и рощи были ещё темнее.
  Ей стало страшно за этот крошечный город, который она может проиграть, как мелкую монету. Если она умрёт, город останется ничьим, брошенным в объятьях темноты.
  Она метнулась в сторону, уворачиваясь от нового удара. Больница опасно накренилась. Обломанные усики антенн и куски камня посыпались с крыши на землю. Скрипач от злости заскрипел железными суставами. Загрохотал, как несущийся на полной скорости товарняк.
  - Думаешь победить меня?
  Сильные крылья взрезали воздух. Надя прошла мимо извивающихся плетей и оказалась у белого лица с раскрытой щелью рта. Он пропустил её удар - наверное, просто не ожидал подобной наглости.
  Надя знала, что второго шанса ей не выпадет, потому била изо всех сил. Мысленные руки онемели от напряжения, в ушах зазвенела тоскливая песенка. Их тела молча и глухо схлестнулись. Надю швырнуло в стену, укрытую строительными лесами, а бесформенный ком проводов полетел вниз.
  Под её телом треснули деревянные настилы. Едва найдя себя в пространстве, в паутине зелёных сеток, она вырвалась и кинулась за Скрипачом. Двадцать этажей вниз - воздух обжигал лицо. Надя больше не боялась высоты - за спиной приятной тяжестью лежали сложенные крылья.
  Но Скрипач очнулся раньше, чем она рассчитывала. Обмякшие провода вздыбились и полоснули воздух. Её зацепило краем, и этого хватило.
  Спину обожгло болью. Надю отбросило к больнице. На лету она успела различить отчаянный стон здания. Вся боль в одном вопле.
  "Проиграешь!"
  Одно крыло безжизненно повисло, и ветер захлопал разорванной плёнкой. Она вцепилась в стену, как кошка. Всё ещё не способная летать, прыгнула вверх и ввалилась в развороченный оконный проём.
  Изнутри больницу трясло крупной дрожью. Надя покатилась по полу и успела увидеть, как в окно за ней вломились провода. Они зашарили по полу, давя в объятиях кирпичные обломки. Один едва коснулся её ноги.
  Бормоча злые проклятья, Надя отползла в самый угол и там зажала рану на боку. На пол плеснулась мутная речная вода. Мысленные руки не подчинялись. Ей едва удалось приподняться. Крыло болезненно задёргалось, пытаясь расправиться.
  Провода рванули внутрь с новой силой и разворотили оконный проём. В него нырнуло бледное лицо Скрипача. Не чувствуя тела, Надя бросилась к шахте лифта. В узком коридоре наконец раскрылись крылья и расцарапали стены.
  По широкой каменной трубе она взлетела к двадцать первому этажу. Из-за порванного крыла Надю чуть заносило влево. На последнем этаже не было стен - только несущие опоры. Здесь гулял ветер. Надя ощутила присутствие Скрипача - тот всё ещё искал её внизу, у восточной грани восьмиугольника больницы, и она метнулась на запад.
  Надя повисла в воздухе в стороне от больницы, пытаясь прийти в себя. Она наблюдала, как провода оплетают восточную стену, но здание больницы было таким огромным, что даже полуразрушенное Скрипач не мог обхватить целиком. Потому не мог сейчас дотянуться до Нади.
  А значит, у неё оставалось несколько секунд преимущества. Она вынырнула из темноты, незамеченная, и камнем упала на него с неба. Арматурные когти впились в переплетение проводов, как в настоящую плоть. Фонтан искр осветил низкое небо.
  Ей не требовалось уничтожать его вовсе - нет, только сбросить вниз с самой высокой крыши.
  Скрипач вывернулся, скользкий, как рыба. Провода оплелись вокруг Нади, подтянули её к бледному улыбающемуся лицу.
  - А давай так, - произнёс Скрипач, - будем сражаться на этой крыше каждую пятницу. И когда я выиграю, ты исполнишь любое моё желание. А когда выиграешь ты... хотя такого не случится.
  Она зашипела от злости. Выпущенные когти впились ещё глубже, так что Надя ощутила ледяной холод внутри Скрипача. Провода, как пружины, швырнули её в стену. За вздох до страшного столкновения Надя успела свернуться в комок, завернулась в крылья и смягчила удар.
  - Осторожнее, - крикнул Скрипач ей вслед. - Не хочу, чтобы на свадьбе ты выглядела, как огородное пугало.
  Она уже понимала, что сил надолго не хватит, потому сложила крылья и понеслась вниз. Скрипач рванул следом, то ли подхватить, чтобы она не разбилась, то ли увлечённый игрой в салочки.
  Надя расправила крылья у самой земли и рванула в сторону, уходя от проводов. Она петляла между недостроенными корпусами больницы. В ушах на одной тоскливой ноте выл ветер. Она прекрасно знала все коридоры больницы, все высокие арки, все переходы, и среди них могла противостоять Скрипачу.
  Он гнался за Надей, неловкий в узких дверных проёмах. Больница пыталась задержать его - осыпались за Надиной спиной стены, а железные крюки из стен хватали и обрывали провода. Скрипач задержался в одном из коридоров, выпустив Надю далеко вперёд.
  - Ну хватит! - рыкнул он.
  Она замерла у проломленной стены, за которой открывался котлован - из темноты торчали арматурные отростки. Новый корпус, который никогда не будет построен. Надя притворилась комом пыли. Она почувствовала, как Скрипач ощупывает коридоры, ищет её и сердито шипит, не находя.
  - Не зли меня, девочка.
  Она почти растворилась в темноте больницы, когда провода зазмеились совсем рядом. Надя встрепенулась и рванула в пролом. Скрипач дёрнулся следом, намереваясь схватить, и закачался на тонкой полоске между осязаемой больницей и пропастью.
  Зажмурившись от ветра, бьющего в лицо, Надя умоляла больницу помочь. Старое здание услышало и тяжело качнулось - затрещали разом все перекрытия. Отчаянно медленно - как показалось Наде - накренились стены, и Скрипач полетел вниз.
  Она повисла в воздухе - слишком близко - застывшая, не смея надеяться на удачу. Провода хлестнули по воздуху, как плети, два из них дотянулись. Её подтащило к Скрипачу. Он удержался, оплетя собой эркерный выступ.
  - Наигралась?
  Шансов вырваться у неё уже не было. Крылья бесполезно били за спиной, оставляя глубокие царапины на кирпичах. Скрипач по-паучьи полз вверх, таща Надю за собой. Раз, а потом второй он ударил её о стену. Как сломанные кости, захрустела арматура её крыльев. Третьим ударом из неё на минуту вышибло способность видеть и осязать.
  Скрипач швырнул её на помятую плоскость крыши. Надя вскочила на ноги и инстинктивно бросилась в сторону. Она вжалась в кирпичный выступ ограды. Обломанные крылья дрожали. С арматурных прутьев текла кровь и срывалась в тёмную пропасть под накренившейся больницей.
  - Маска, я вас знаю. Ты ещё можешь стать живым. Потому что я тебя жду.
  Она захотела увидеть его и увидела - рубашка навыпуск, потёртые джинсы, как у хорошего полицейского в старом фильме, трёхдневная щетина. Ничего не изменилось.
  - Антон.
  Он невозмутимо посмотрел на наручные часы, как будто время в заброшенной больнице ещё не остановилось.
  - Иди сюда.
  Надя осторожно приподнялась. Антонио стоял на накренившейся крыше и за спиной Нади, должно быть, видел чёрную пропасть, и всё равно он улыбался. Хотя мёртвые не умеют. В её не-живой груди глухо стукнуло сердце.
  Камешки хрустели под ногами и сыпались вниз, пока она шла. Несуществующая луна блестела в его глазах. Антон спросил:
  - Ну и что нам теперь делать?
  Как будто она знала.
  Надя замерла в шаге от него, отчётливо ощущая человеческий запах Антона - кофе и выжженная степь. Наверняка, это ей всего лишь казалось, ведь сущности не могут пахнуть человеком, но у Нади всё равно закружилась голова.
  - Получается, всё зря. Ты меня не убьёшь, даже если отрастишь себе ещё десяток крыльев.
  - Зачем ты заманил меня на эту крышу? - повторила она, запинаясь, как та самая напуганная убитая третьекурсница.
  - Но ты же хотела меня убить. И я хотел, чтобы ты меня убила.
  Последний шаг - Антонио взял её за дрожащие плечи и посмотрел в лицо. Он знакомо поджимал губы, знакомо щурился. На его пальцах оставалась кровь.
  Антон снял куртку и накинул её безвольной Наде на плечи. В подкладке притаился призрак человеческого тепла. От этого обломки крыльев успокоились и замерли за её спиной.
  - Вот видишь, что мы натворили, - сказал Антонио. - Видишь, во что нас с тобой превратила любовь. Я так ждал её, что приготовился прождать целую вечность. А она ушла. Помнишь, я спрашивал тебя, что бы ты хотела сделать с Мифом? Я тоже думаю, а что бы я хотел сделать с ней? Убить? Оставить с собой? Я не знаю ответа. Тогда, двадцать пять лет назад, Город был слишком сильным, чтобы я мог с ним соперничать. Теперь он мёртв, но я всё равно проиграл.
  Его дыхание коснулось Надиного виска. Она была так близко, что увидела перед собой его шею и закрыла глаза, чтобы больше ни о чём не думать. Но не думать не получалось.
  - Почему ты ничего не сказал раньше? Зачем весь этот спектакль с расследованиями, с поисками Веты, с путешествиями по подземкам? С отращиванием этих крыльев? Ты считал, что если скажешь прямо, я не смогу тебя понять?
  - Но если бы ты знала, ты бы не стала бороться со мной, так?
  Наде не хотелось признавать это, но приходилось. Она зажмурилась ещё сильнее, выдавливая из-под век человеческие слёзы. Тело тряслось от ужаса того, что было вокруг. Антонио грустно качнул головой.
  - Потому что любовь - это проклятье. Ты сама так говорила.
  - Антон.
  В её холодных руках ещё оставалась сила. Надя шагнула вперёд, ещё ближе, чтобы поймать зимний запах его дыхания и тот запах, что ещё оставался от человека. Под кожей Антонио бился живой пульс.
  Сущности были неуязвимы. Но в каждой сущности жила человечность, хрупкая и слабая, как эхо далёкого голоса. В эту человечность Надя и вцепилась, выпуская арматурные когти.
  Она кинулась на него, расходуя на этот бросок последнее тепло. Глаза заволокло пеленой. Камень стукнулся о камень. Под её руками Антон запрокинул голову, хрустнули человеческие кости. Арматура вошла глубоко под кожу, пачкаясь в человеческой крови.
  Она сжала его горло сильнее, развернула и толкнула в чёрную пропасть за собой. Больница от толчка покачнулась и сбросила мёртвое тело вниз. Следом порхнула забрызганная кровью куртка, всё ещё пахнущая выжженной степью.
  Было тихо. Надя больше не боялась высоты. Она стояла на покатой крыше, глядя в далёкие мёртвые глаза. Она должна была что-то сказать ему в ответ. Она собиралась что-то сказать. И теперь уже никогда не скажет.
  К утру крышу больницы прихватило морозом. С мрачным усилием, с треском повреждённых перекрытий она покачнулась и встала прямо. Обломанные строительные леса грудились на земле и, никому не нужные, фантастически быстро обрастали пылью и мхом.
  Теперь больница была свободна от пеленавшей её зелёной сетки. Она вздохнула - ободранные стены поднялись и опустились, первый раз за всё это время ощутившие волю.
  Надя пыталась сделаться человеком, но проросшая арматура не давала. В её теле не осталось ни одного живого клочка кожи. Она сжимала и разжимала мёртвые пальцы - похрустывали бетонные кости.
  Бесполезно - человеческое тело не выдержало холода, голода и перенапряжения всех мыслимых сил. Оно умерло, а когда - Надя не вспомнила. Она даже не заметила собственной смерти.
  Она знала, что это значит - что Сабрина больше её не ждёт и дороги в мир людей теперь нет. Надя не испугалась, ведь сущности не чувствуют страха. Ледяной ветер выдувал из памяти всё, что было до. Было всё ещё очень тихо, только шелестела сухая трава.
  Когда взошло солнце, хозяйка города подобралась к самому краю крыши. Израненный, полуживой город лежал внизу - как игрушка на её ладони. Она потянулась, обхватывая его весь мысленными руками, обнимая. Попыталась отогреть дыханием.
  Покорёженные дома испуганно жались друг к другу. Замерли и зазвенели деревья, покрытые инеем.
  - Не бойся, - прошептала Надя как можно ласковее, чтобы не испугать громким голосом притаившихся птиц. - Всё кончилось.
  Она вскрыла обвалившиеся катакомбы метро и выпустила тех, кто ждал освобождения. Провода забились в тёмные углы. Распрямились деревья, освобождённые от железных тисков. Город едва слышно вздохнул и потянулся к холодному солнцу.
  Надя искала выживших людей и пока не находила. Пока - потому что она знала, что люди обязательно вернутся. Город и его жители неотделимы друг от друга.
  
  Двадцать пять лет назад
  
  Купол пассажирского вокзала блестел под солнцем так, что резало глаза. Здесь всегда было много народа, и стука колёс, и запаха реки. Высохший до прозрачности букет лежал на бетонной изгороди сквера, как будто цветы на могиле прошлого.
  Щёлк, - минутная стрелка на уличных часах надвинулась на цифру двенадцать.
  Щёлк, - она зашла на следующий круг. Веты всё не было. Антон подумал, она не придёт, он подумал - Вета обманула его. Он ей просто надоел со своими вечными просьбами о встрече, вот она и сыграла злую шутку.
  Под часами встречались влюблённые - тут было их законное место, признанное городом и его жителями. То, что Вета назначила встречу именно здесь, показалось Антону иронией.
  Щёлк, - сказали часы, и он различил за пёстрой толпой провожающих её длинное светлое платье. Следом за Ветой летел бестелесный силуэт, как будто её собственная тень, только чернее и больше.
  На вокзальной площади они замерли друг напротив друга. Торопливые пассажиры толкались вокруг - они не замечали. Антон взял её руку. Вета не сопротивлялась, но тень за её спиной угрожающе потемнела.
  - Я не могу без тебя. Пожалуйста, дай мне ещё один шанс. Я так тебя люблю.
  Она слабо улыбнулась, и на мгновение Антону показалось, что она в самом деле может вернуться. И всё станет, как раньше: тюбик её помады под зеркалом, её чёрная учительская юбка на плечиках в шкафу, её посиделки на подоконнике ранним утром: "Ты такой особенный, таких, как ты, больше нет".
  Но нашлись другие.
  - Понимаешь, всё кончилось, - сказала Вета. - Если ты любишь меня, ты сможешь отпустить.
  Он не мог - но он выпустил её прохладную ладонь. Белое платье растворилось в толпе прибывающих и убывающих. Антон вошёл в здание вокзала, зачем-то изучил расписание поездов. С первой платформы под бравурный марш отправлялся северный экспресс.
  Блестели на солнце рельсы. Под колёсами поезда умирала, как бумажный голубь, его любовь.
  Этот крик был сложен из стука колёс, скрипа железных конструкций и гула бетонных плит. Стены вокзала дрогнули, замигало бессмысленными надписями электронное табло, и посыпалась мозаика с высоких потолков. Глубокая трещина прошла по куполу наискосок.
  - Вернись, - закричал Скрипач, - я без тебя не могу.
  ...Подземный гул добрался до старой пятиэтажки на самой окраине города. Квартирка на последнем этаже - с окнами, заклеенными красной изолентой, с кривыми защитными знаками на стенах.
  - Он вернулся, - понял Майский Арт, и дрожащие руки потянулись к связке амулетов на шее, как будто они могли помочь. - Он всё-таки вернулся. Я должен предупредить всех, пока он не...
  ...- Я чувствую, как он прорастает под землёй, - сказала Надя. В воздухе разливался аромат жжёной резины - горели покрышки. Так ополченцы хотели защитить выживших. Брусчатка площадей становилась дыбом, и волнами шёл асфальт. Из подземелий метро хлестала чёрная вода, горячая, как кровь. - Скоро он выберется на поверхность, и тогда мы...
  ...Хозяйка города стояла на краю самой высокой крыши и смотрела на разрушенные дома и на горький дым, который стелился по улицам.
  
  Эпилог
  
  Вернулись не все.
  Когда осенние лужи прихватило льдом, Сабрина прошла по улице, считая огни в окнах. Из двадцати трёх домов живыми оказались только пять - к ним тянулись новые провода. Остальные мрачно таращили разбитые окна из-за поломанных изгородей.
  Она знала - это всё. Зимой в разрушенных домах никто не поселится, а до весны они не достоят - погибнут, как бродячие собаки. Домам нужны хозяева. Иначе в январе их сгрызёт злой снежный ветер.
  С утра до вечера возвращенцы работали. Они торопились, чтобы успеть до холодов - подлатать стены и крыши, запустить остановленные электростанции, вскрыть военные склады с запасами продуктов. Зима благосклонно ждала. Но как только починили водопровод, ветер стряхнул с деревьев последние листья.
  Утром хмурые от холода горожане, не сговариваясь, собрались у развалин университета. Подогнали три помятых грузовика и кое-как оттащили в сторону громадную плиту, скрывшую под собой библиотеку. Группа людей в зелёных дождевиках, переговариваясь на своём языке, бродила по завалам, собирая остатки университетских коллекций.
  Сабрина ушла на другую сторону улицы, где из-под развалин центральной аптеки с остальными доставала уцелевшие коробки с лекарствами. Из пустующих разрушенных улиц слышались невнятные голоса, но Сабрина, как и все остальные, делала вид, что ничего особенного не происходит.
  Она услышала за спиной:
  - Не нашлась?
  Сабрина обернулась, заправляя обратно под капюшон выбившиеся волосы. Она узнала парня из ополченцев - того, что ходил в форме охранника. Теперь поверх формы он носил стёганую куртку вылинявшего синего цвета.
  - Что?
  Парень хитро прищурился - холодное солнце повисло над проспектом и отразилось во всех осколках сразу, заставляя щурится и Сабрину.
  - Я спрашиваю, та, за которую ты дралась со Скрипачом, она так и не нашлась? Она ведь сбежала, когда мы отступали.
  Отступали - вот так он вежливо окрестил их позорное бегство.
  В небе не было ни одного облака. Поверх разрушенных высоток был виден лес - сосновые пики на горизонте. За ними поднималась старая больница. Сабрина так часто смотрела на неё, что могла бы нарисовать по памяти.
  - Не нашлась.
  - Приходи к нам, - сказал парень. - Я знаю, ты живёшь недалеко от железной дороги. Неприятно там ночью, наверное.
  Сзади зашумели, взревел двигатель грузовика - на руинах университета оттаскивали в сторону ещё одну плиту. Человек в зелёном дождевике сдавленно вскрикнул и метнулся в узкую тёмную щель под плитой.
  - Фонд редких книг уцелел!
  - Приходи, - повторил Данил. - Мы живём в общежитии института обороны. У нас есть одна девушка, она так мастерски рисует защитные знаки на окнах, что по ночам можно спать без света. И кукол шьёт, чтобы над дверями вешать.
  - У меня тоже есть куклы.
  Сабрина отвернулась. Её легонько зацепили плечом - мимо скользнул силуэт в надвинутом на лицо капюшоне. Замерли руки, спрятанные в карманах старой куртки.
  - Завтра - седьмое, - шепнул ветер.
  Силуэт мелькнул за спинами возвращенцев и исчез. Взревел грузовик, поднимая в воздух столб пыли. Пока Сабрина бежала, едва не налетая на встречных, силуэт исчез в правом переулке, заваленном обломками дома. Она успела различить запах прелых листьев и яблок - а яблоки ведь давно сгнили, оброненные в траву.
  
  В окнах заброшенной больницы мелькали неживые голубоватые огни и тени, шелестели по каменным плитам шаги. Освобождённая больница стала ещё выше и шире, и в коридорах поселились мелкие красные искорки и тихие проникновенные голоса.
  Сабрина поднялась на крышу. В лицо ей дунуло ледяным ветром с реки. Надя сидела вполоборота, привалившись спиной к вентиляционной шахте. Она спрятала лицо в тени капюшона и руки - в изорванных рукавах.
  Сабрина взяла её за плечи и повернула к себе. Капюшон упал с головы, открывая бледному свету полупрозрачную кожу лица, и тёмные провалы глаз, и волосы, шуршащие под ветром, как сухая степь. Куртка встопорщилась на спине, натянутая крыльями.
  - Думаешь, я испугаюсь и убегу?
  Надя не по-человечески криво улыбнулась:
  - Я бы убежала.
  Им нужен был повод, чтобы спрятать глаза. Сабрина достала из сумки термос. Ветер подхватил и утащил к себе в небо белый пар, поднявшийся над горячим чаем.
  - У тебя здесь холодно.
  - Да, - отозвалась Надя, принимая кружку из её рук. Кусочек ветра благодарно коснулся Сабрининой щеки, как будто поцеловал. - Знаешь, я почти смирилась, а теперь снова брожу ночами у твоего окна. Ты всё время закрываешь форточку, ты повесила над дверями кукол и нарисовала защитные знаки на окнах. Ты не хочешь меня впускать. По ночам я зову тебя, а ты не отвечаешь.
  Сабрина молчала, глядя, как ветер пересыпает блестящий гравий.
  - Прости меня, - прошептал за Надю ветер. - Или скажи, чтобы я никогда больше не приходила.
  - Приходи, - сказала Сабрина и обхватила ладонями кружку поверх Надиных рук. - Приходи сегодня ночью. И следующей ночью приходи. Я оставлю форточку открытой и сожгу кукол.
  Больница под ними жила - хлопали двери, и гудел в шахте несуществующий лифт. Эфемерные голоса болтали вразнобой.
  В темноте Надя придвинулась ближе. Она прижалась боком к Сабрине и сощурилась, глядя, как расплываются по небу отблески редких городских фонарей - раньше их были целые россыпи, теперь остались единицы, как маяки в океане сумрака.
  - Хочешь, я расскажу тебе историю? - спросила она. И, не дожидаясь согласия, начала. - Один парень полюбил девушку, красивую и строгую. Но их отношения не сложились - девушка ушла к другому. Соперник был сильнее, могущественнее. Скажу прямо - он был ни много ни мало Городом. Шло время, но печальная любовь не забывалась. Брошенный парень понимал, что от своего не отступится.
  - Ну и дурак, - пробормотала Сабрина.
  Надя подавила хмурую усмешку.
  - Потому он решился на отчаянный шаг. Он решился стать таким же сильным, как Город, хоть и знал, что для этого ему придётся отбросить свою человеческую суть. Он долго ждал, он жил в подземельях, он убивал людей и питался их жизнями, чтобы набраться сил перед боем. Он стал чудовищем, равным которому никогда не было в городе. А когда он вышел на свет и вызвал Город на бой, то выяснил, что девушка его не полюбила человеком - и никогда не полюбит чудовищем.
  Потому что это не любовь делает из нас чудовищ. Чудовищами мы делаем себя сами.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"