я приподымаю дверцу подвесной тумбочки, мягко лязгает металл, украдкой прикладываюсь зачем-то сухими губами к пористой коже своего плеча, ее плотность пахнет жарко и сонно, вчера гневное облако над этим городом занесло булаву, я видел бугроватую сигарообразность в закатном кумаче, позади меня зеркало, слева - ванна, я все еще держу створку, она ошеломительно чистая, как ослепительный март, вот стесанная по краю фаска и углубление вдоль периметра, опускаю, лязг, на глянцевой поверхности - полуотражение лица, на него наложена электрическая тень моей же головы, через дверной проем за мной с сардонической ухмылкой следят два карликовых бульдога - братья Гегель и Шопенгауэр, один в алом жилете, другой в голубом, по правде, я позабыл, для чего открывал дверцу
когда-то он был извергнут из небесных сфер, об этом напомнили пустые очертания головы, они мало изменились, о нет, он изгнан в телесность вовсе не оттого, что восстал, а затем, что колебался и не примкнул ни к одному из архонтских воинств, он хотел лишь исследовать и шлифовать камни, и в ниспадении воцарилась пасмурная недовоплощенность, это значит - твое восприятие в одночасье и чахло, и остро, тебе недоступна мощь обычных радостей, тех, что людям дарит жизнь, но ты корчишься, скажем, от обнажения известкового скелета атмосферы, этой стиральной доски, измочалившей хрусталик глаза, ты чуешь мраморно-белый дым, напитывающий воздух, когда сахар сыплется из мешка, стыд опаляет тебя невыносимее, но и восторг освобождения от стыдливости несравненно более жгуч, тебя преследуют и обступают метафизические джунгли Мейнонга, небываемые сущности, выструганные из воображения, ты вполне равнодушен к мужским игрушкам, кроме, разве что, холодного оружия, ибо оно похоже на силлогизмы, наконец, у тебя вызывает отвращение и ужас даже мысль о деторождении
туда я иду чуть-чуть иным путем, нежели обратно, в лабиринте обыденности высверлена крохотная петля, точно на хиромантической линии, для чего и почему - неизвестно, все знают, что никаких французских бульдогов в атласных жилетах у меня нет и в помине, зато есть шизофрения, он - джинн, созданный из лучшего, кардинальски-шарлахового огня, как может он не презирать сосуд скудельный, человека, ведь даже у Искандера Двурогого - это были только уродливые наросты, но кто об этом помнит?