в чашке, несомой от блюдца ко рту, вулканически подрагивает напиток, в нем легко подозревать скрытую изумрудность, но пока он честно отблескивает горячим шоколадом - все эти месяцы я словно замкнут и согбен абрисом странной гадальной карты, причем, отнюдь не из старших - однако урывками, когда ослабляет вязкую хватку моя лень, я ублажаю грех гортанобесия изобретениями изнеженного вкуса
известно, что любой бессмысленный, бесполезный, да скажем открыто - безумный мужчина, даже такой сгусток одышливого жира, каковым, несмотря на рафаэлевскую шею, являюсь я - покатые плечи и широкий таз, все по Шопенгауэру, правда, так он выразился насчет женщин, но ты, мое прекрасное и необдуманное приключение, была широка в плечах, а в бедрах не то, чтобы очень, зато ягодицы оттопыривались сзади, и это вгоняло меня в обморок вожделения - пускается под закат своих дней марать бумагу записками, намереваясь напичкать их ландшафтными красотами, допустим, просверком розового холода в синей гуаши октября, любовными подвигами, большей частью воображаемыми, а заодно разукрасить их невыносимо яркими стразами неопровержимой мудрости - кстати, вот моя свежая идея: в нас умер кто-то Владычествующий, и мы, лишенные царствующего начала Духа, сходны с раздираемой тщеславными диадохами на куски империей, но, если поразмыслить, на самом деле Он еще не рождался? кажется, я уже слышу - "придумай что-нибудь поновее"
и благо, говорю я, отхлебывая из чашки кровь какао-бобов, если присутствует хотя бы робкая надежда на некий псевдосюжет, пронизывающий левиафановым хребтом, горбатым, как американские горки, эти разбросанные листы, истерзанные чернилами самолюбия - воспаленными, подобно сухим зарницам в жару, всякая из этих страниц свидетельствует об очередных, якобы достигнутых и отверстых, вратах постижения, а также об одном жившем в семнадцатом веке турке, покрытом скользкой и бороздчатой серой кожей, упавшем в яму и погибшем от удушья
но что действительно важно - в моей бархатной и перезрелой конуре внезапно расцвел попугай, и краски его таковы, точно он облит огненно-жидким медом, это нужно видеть, а накануне, когда я указал ему на ряд неблаговидных проступков, он, надменно кося глазом-пуговицей, процедил сквозь зубы или что у него там в клюве: "я - попугай с Антильских островов" - восхитительный наглец!