Она сидела прямо на холодных цементных ступеньках своего подъезда, на первом этаже. Долго сидела. Весь вечер, всю ночь и весь день. Точнее, вечер и ночь она сидела на лестнице своего третьего этажа, возле запертой двери. Вышла на минутку к мусопроводу, а дверь захлопнулась. Хорошая дверь, двойная, специальной фирмой установленная: никакой дурной человек не войдет, не украдет ее немудреное имущество. А как же: телевизор- почти новый, кровать - чистого дерева, ну и пусть, что немного вид потеряла. Этажерка, холодильник...Все непосильным трудом нажито, других уже не будет...Дочка - взрослая совсем, уехала куда-то. Всегда она надолго пропадает: то неделю ее нет, то две... Квартиру дочке сберечь надо, с мебелью и дверью от фирмы. Долго копила с пенсии, чтобы дверь сделали... А на лестничной площадке - никого: все соседи по дачам разъехались.
Терпела бабулька, ждала своей счастливой минутки. Вначале все ей казалось: придет дочка, всплеснет руками, отругает, что без ключа выползла, а потом в постель уложит, чаем напоит... А не шел никто.
Ветхая была бабка, почти лежачая: руки-ноги давно не слушались, и к мусоропроводу она полдня собиралась. И зубов-то у нее не осталось, и язык был как деревянный.... Не было у бабки подруг, с кем посудачить: не находилось желающих понимать ее невнятное мычание. И молчала бабка - долго-долго, и только думы все крутились в ее почти не тронутом старостью мозгу... Не привыкать молчать бабке.
Молчала она и в подъезде: вечер, ночь и еще почти целый день. Ночью приспичило бабке, невмоготу стало. Поползла к лифту по стеночке, вошла в кабинку. Стыдно бабке, а что поделаешь: на улицу-то ей не дойти. Хорошо, что к старости чувства быстро выцветают и перегорают. А то бы сгорела бабка со стыда. Холодно бабке, хоть и лето: ночи прохладные. А к жажде и голоду ей не привыкать: всю жизнь себе во всем отказывала: то на шкаф копила, то на телевизор...И голод с жаждой как-то у нее стали с надеждой связываться, со светлым будущим... Вот только таблеток с собой не взяла. А без таблеток - совсем плохо бабке. Но терпит, ждет: то ли дочки, то ли доброго прохожего, то ли смерти. Хоть кого, лишь бы скорее все закончилось...И уходила уже бабка своими мыслями далеко-далеко, в прошлое, где была она молодой и сильной, дерзкой на язычок... И полянка там была из одуванчиков. И сеном пахло. И коровы мычали. И Игнат - хромой музыкант - с войны вернулся, только не к ней.
Улетает бабка, да телевизор и дверь назад возвращают, в подъезд. Мимо народ идет: все деловые, активные. Скажут на ходу:
- Что сидишь, бабулька? Деда ждешь на свидание? - и мимо пробегают, не дожидаясь, что она ответит.
Какая-то женщина с ней заговорила, как все:
--
Что сидишь здесь, бабуля?
Бабка пересохшие губы разлепила, пытается беззубым ртом донести. А женщина почему-то остановилась, не уходит. Слушает, что бабка сказать пытается, ворочая непослушным языком.
Поняла женщина, что у бабки проблемы. Табуретку притащила, чай с бутербродом. Пошла спасателей вызывать. Бабка говорит:
--
Только чтоб они дверь не ломали! Пусть через форточку лезут!
Согласна бабка помереть в подъезде, только дочке дверь сохранить нетронутой.
Приехали спасатели из МЧС, часа через два. Старший у них - тоже старик, хоть и в силе пока. Но за стариков-старух болит у него душа. Сам он тоже предвидит свою грядущую беспомощность. В бабкиных выцветших глазах про себя в будущем читает, хоть и гонит от себя эти образы. Может, и для него потом спасатель найдется...
Открыли бабкину дверь, только замок немного повредили. А у бабки и сил нет радоваться... И замок жалко...
Отоспалась бабулька, отогрелась. На следующий день к женщине, что спасателей вызвала, на другой этаж приползла по стеночке:
- Спасибо, - говорит, - Кабы не ты, так бы я и померла в этом подъезде...