«И в ворохе половы уведаешь весомое зерно...» *
О книге стихов Андрея Расторгуева «Порыв» (Сыктывкар - Усть-Сысольск, 1994)

        Вероятно, многие, интересующиеся современной поэзией, уже познакомились с новой, второй книгой Андрея Расторгуева. Позволю себе высказать своё мнение о ней, хотя понимаю, что и читатели, и сам автор могут придерживаться иных оценок.
        Само название книги — «Порыв» — кажется мне более подходящим для первого сборника начинающего поэта. От последующих ждёшь большей взвешенности — ведь иногда порыв души или ветра лишь поднимает пыль за несколько минут до того, как хлынет очистительный дождь.
        К сожалению, многим стихотворениям словно недостаёт прозрачности, той, что позволяет одним деталям не загромождать другие. Образность иных сочинений настолько отягощена и перенасыщена, что начинает теряться собственно то, о чём автору хотелось сказать. Так, например, стихотворения «Белая ночь» или «Моя душа отходит от земли...» кажутся едва ли не коллажами, составленными из нескольких малосвязанных частей, и только концовки их, возвращающие к началу, напоминают, о чём же всё-таки речь.
        Справедливости ради отметим, что такие, как бы вставные, эпизоды иногда не только не портят стихотворение, но усиливают его, становясь даже поэтически доминирующими, как, к примеру, во второй части цикла «Печорский складень»:

        И сердце
                  ударило глухо,
        и дрогнула
                      линия гор
        с диковинным
                        русскому слуху
        названием
                    Маньпупынёр.
        /. . . /
        Сейчас
                до меня донесутся
        удары тяжёлых шагов,
        Сейчас
                над горой вознесутся
        семь каменных
                  мощных голов...

        Сильные строки, вполне соизмеримые с мощью самой природы.
        Но порой стремление к глобальной, «вековой» образности выглядит не совсем уместным, особенно рядом с простыми и грустными словами, как в стихотворении, обращённом к матери:

        Какие воздушные пышки
        на противне —
                  только твори!
        Но знают
                  почти понаслышке
        о бабушке внучки твои.
        И сад обихоженный
        веско
        тебе воздаёт за труды.
        Да от запустения
                        в детской
        горчат
              золотые плоды.

        Однако, к сожалению, чаще автор «склонен простоты избегать». И меня не волнуют, не трогают строки:

        И, как чудовищная завязь,
        в глубинах
                    кроветворных сот
        неслышно набухает зависть,
        горчайший порождая плод.
        В его секретной сердцевине
        сокрыт губительнейший яд.
        Но все отравленные
                                    ныне
        себе совсем иное мнят.

        Впрочем, право поэта — писать, как он считает нужным: усложнять ли картину бытия или избегать её громоздкости. А право читателя — принимать или не принимать взгляд автора и радоваться находкам. Вот одна из них, так, «пустячок»: всего лишь название стихотворения — «Зырянская Русь». Но как много смысла в этих двух словах, особенно важных в нынешнее время, время раздоров. Тут не только «примирительный елей», о котором писал Тютчев в стихотворении «Поэзия», но и повод, задумавшись, обратиться к истории и вспомнить, как возник русский народ из мирного слияния славянских и финно-угорских племён.
        Вообще, в стихах Расторгуева мне видится скорее гражданин, стремящийся осмыслить происходящее как исторический процесс, дать ему оценку и определить меру личной ответственности за всё, чем лирик. Вот и в поэме «Моление о сыне» я вижу не столько отца семейства, сколько, опять же, гражданина, гражданина страны и планеты. И слышу в ней «речь не мальчика, но мужа». Так же мужественно Андрей говорит и о судьбе Родины: «Тебя не надо воскрешать — ты никогда не умирала», — словно отвечая иным деятелям, который год бормочущим об уже неведомо каком «возрождении» России.
        В поэзии, как известно, слова взаимообогащают друг друга, приобретая тем самым громадную силу воздействия и глубину смысла. И к большому моему сожалению, стиль, манера выражения нашего автора вызывают у меня чаще досаду, чем удовлетворение. Слишком резко бросается в глаза язык, «обогащённый» многочисленными архаизмами и авторскими неологизмами. Само по себе это не грех. Но не стоит забывать, что в силу не совсем привычного для нас звучания, слова эти поневоле воспринимаются более акцентированно, чем стоящие рядом «обыкновенные», но не менее важные по смыслу. Нельзя не учитывать и содержания того или иного сочинения, соответствующей тональности, когда не всякое неожиданное слово уместно.. Конечно, есть в книге и случаи удачные. Например:

        Но стихает камыш,
        настороженно смолкли русалки
        и тревожны глаза
        у печальной моей берегини.

        Берегиня... Какое хорошее, хоть, к сожалению, и полузабытое русское слово, и лучше здесь не скажешь. Но чаще «неоархаизмы» А. Расторгуева кажутся мне использованными всуе.
        Иногда же случается и наоборот — когда неуместными видятся современные, вполне привычные выражения. Понятно, что поэма «Моление о сыне» — произведение светское и вовсе не требует специального литургического языка. И всё же выражения вроде «нам не впервой изобретать велосипеды» или слова «Не постигаю логики Твоей» по-человечески легко понятны и были бы вполне естественны в философско-этическом диспуте культурных людей двадцатого века, но — будучи обращены к Создателю — уже не кажутся очень удачными.
        Не всегда убедительны — может быть, из-за их категоричности — и эпитеты, использованные автором: «слепое время», «извечные соки», «бездонное всеведенье», «губительнейший яд», «неотвязчивый назой». То же можно сказать и о сравнениях: «древо мироздания» — «в кочне капусты»... [Здесь не опечатка; так у автора - в кочне, не в кочане. — Прим. от 17.05.2020].
        Жаль, что столь выраженное стремление к творческой индивидуальности делает поэзию Андрея Расторгуева скорее усложнённой, чем ясной и глубокой. А в итоге не так уж много таких вот замечательных строк, как, например, эти:

        Все века
                  поныне на Руси
        женской оставалась
                              доля вдовья.
        Вот и шепчут:
                          Господи, спаси...
        Господи, и вправду —
                                принеси
        им пресветлый сон
                                ко изголовью.
        Пусть их нежит
                            мягкая трава
        в лёгких колокольцах
                                    повилики
        и опять
                лесные дерева
        рассыпают
                      солнечные блики.
        Пусть опять
                из недоступной тьмы
        выступит
                единственный на свете,
        и вернутся
                      малыми детьми
        ныне отдалившиеся
                                      дети...

        Нет здесь ни ярких, выпуклых образов, ни особенных каких-то слов, почти банальны рифмы. Но зато есть — поэзия, настоящая поэзия; ибо стихотворная игра не заслонила живого человеческого чувства.
        «...То ль мне опять не поддаётся слово...», — размышляет автор. А мне подумалось: а может, слову надо просто довериться, довериться обыкновенному русскому слову, которым мы говорим, и выражать себя, не особо мудрствуя? Вспомним: все вечные шедевры русской поэзии написаны до удивления простым языком.

        В. Цивунин.


        -------------
        * Первая публикация: республиканская газета «Красное знамя», номер от 17 ноября 1994 года. (Написано, очевидно, незадолго перед этим – либо в начале ноября, либо в конце октября того же года, машинописного оригинала я у себя пока не нашёл).