Аннотация: У него осталось всего четыре патрона и распечатка с любимым рассказом. Он всего лишь хочет спастись и спасти других... наверное. Может быть.
Последний выстрел
Осталось всего четыре патрона.
Я вырулил на перекресток и заглушил двигатель: сюда еще можно добраться попуткой, если любишь риск; на своих колесах, если не боишься нападающих или на велосипеде, если оптимистичный дурак - только такой будет по лесу рассекать на педальном приводе. Дальше - совсем непролазно, овраги-буераки, и раскисшая дорога изгибается, точно змеиный след, дальше - только на тракторе. Или танке. Или таком монстре, как у меня, рассчитанном на гонки в экстремальных условиях.
Спасаясь от эпидемии, многие идут пешком, но теряют преимущества этой тактики, перемещаясь явными тропами. Спешат в укрытие, а думать не привыкли, и встреч случайных бояться не привыкли - вирус кажется обывателям нереальным, как собственная смерть, кто-то и вовсе в него не верит. Они пытаются выжить - но вяло, по инерции. Бегут, потому что все побежали, не рассчитывают припасы, не выучились еще подозрительности - и становятся легкой жертвой зараженных.
Приходится выручать.
Я до Жени не вмешивался. Но с Женей неладно вышло.
Открывать двери опасно, выходить - тем более. Я опустил стекло. Глушь, конечно, несусветная. Если не считать разбитой ухабистой колеи да столбиков с цифрами - разметки для лесников - нетронутая природа. Муравьи, осы, пауки, комарье. Вытащил из бардачка спрей-репелент, побрызгался - в салон уже набилось кровососов. В городе их не так много. Но комары лучше зараженных. Что угодно - лучше...
На лобовом стекле на присоске - грустный плюшевый слон, похожий на грушу с тонкими ножками. Хобот у него гофрированный, уши - крылышки нетопыря, передние лапы недоразвиты. Женин подарок. Я его не снимаю - мысли лучше формулировать вслух. Хотя бы обращаясь к несуразной игрушке. Сентиментальность - ниточка к человеческому.
- Природа, - сказал я слону, - смотри: сосны. И эти. Лиственные. Свежий воздух полезен. А комаров можно и потерпеть. Все-таки я здесь не только ради себя, да, Слон?
Слон никогда не отвечает, и было бы странно рассчитывать на его ответы, пока я не заражен и мозги не превратились в кашу.
В городе мы с Женей продержались осень, зиму и весну. И двадцатого мая, неделю назад, случилось то, что случилось.
К счастью, у меня есть собеседник кроме Слона. Не будь его, я застрелился бы еще тогда, и последние три патрона достались бы мародерам.
Закрывать окно я не стал. Пристроил на руль потрепанную распечатку - "Последний выстрел", автор не указан. Я знаю текст наизусть, перечитываю с самого начала эпидемии, с того момента, как рассказ попался в сети. Но постоянно советуюсь с ним. Не так одиноко, и не так скучно ждать.
Джанет осталась на кухне. Ее сестра с детьми устроилась в дальней комнате, и Джанет не могла заставить себя пойти туда - малышка уже не плакала, а тихо скулила, а старшая монотонно жаловалась: "Мамочка, у меня голова болит, мамочка, дай таблеточку!" Откуда ей знать, пятилетней, что лекарств от этой болезни нет, и что все они обречены.
Уолтер проверил патроны: оставалась еще коробка для дробовика, но - последняя, и для пистолета - он выщелкнул из магазина по одному на кухонный стол - четыре патрона.
Электричество еще было, лампа смотрела с потолка желтымсовиным глазом. Недружелюбиеобшарпанной квартиры в неблагополучном районе - Уолтер никогда не позволил бы им остановиться здесь, если бы внезапно не заболели девочки. Уолтер осмотрел племянниц, покачал головой и сказал: надо искать убежище.
Последнее, - про себя уточнил Джанет. Последнее убежище. Теперь мы неизбежно погибнем, и смерть наша будет мучительной.
Сначала болит голова, потом - все тело, а потом ты сходишь с ума, не в силах ни выдержать, ни потерять сознание. И тогда ты идешь убивать других - тех, кому повезло и тех, кому не повезло, как и тебе. Просто идешь убивать. Крича от ужаса и нестерпимых мук. На все про все - двое суток.
- Что ты будешь?.. - Джанет не договорила.
- Они страдают, - просто сказал Уолтер.
И поправил очки. Близорукий, рубашка вечно задирается на животе, щеки трясутся при ходьбе, а пальцы - сардельками. Когда Уолтер увлекся стрельбой, Джанет посмеивалась над мужем: ну какой из тебя ганфайтер, милый? И вот - пригодилось. Целых восемь дней Джанет верила: они выберутся. Уолтер вывезет ее и сестру в безопасное место.
- Уолт, я не смогу на это смотреть. Я не смогу ей сказать.
- Не надо говорить. Если из дробовика - она успеет понять, потому что придется передернуть...
Джанет зажала уши и замотала головой. Нет, нет, она не хотела знать. Слезы полились по щекам.
Уолт вскочил, валко обежал стол, опустился перед ней на колени, заставил убрать руки:
- Джанет, они страдают. Я все сделаю быстро. Я обещаю тебе.
- А меня? Когда мне станет плохо, ты убьешь и меня?
- Только если ты сама попросишь, Джанет. Обещаю. Но я не могу взять у матери согласие на... облегчение для детей. Ты понимаешь это? Я не могу просить твою сестру о необходимом для них. Это - милосердие, Джанет.
- Сделай это быстро, Уолт, прошу тебя, сделай это быстро!
Она кричала шепотом, но знала: сестра не расслышит ее за стонами дочерей.
- Я очень быстро стреляю из пистолета, - будто бы похвастался Уолтер...
Нас даже зовут одинаково. Влад - Уолтер, Джанет - Женя. Правда, никакой сестры у Жени не было, но провидение не стоит понимать буквально. Нас роднит судьба - одинокая и безысходная судьба человека на пороге конца света.
Что-то помешало чтению - деталька, включившая интуицию, незаметное ни пристальному взгляду, ни слуху изменение обстановки. Сейчас пытаться понять, что именно - только спугнуть предчувствие. Я расслабился, прикрыв глаза - мир стал размытым, как под градусом. Зараженные могут прятаться, но они всегда шумят. Они недостаточно грациозны, чтобы двигаться беззвучно.
Птица? Сбрендившая лягушка?
Нет, некто, икая и спотыкаясь о корни, брел по лесу.
Помпа - рядом со мной, на переднем сидении, замотанная в кусок зеленого пледа. Четыре патрона. Все - с пулей, не с дробью, чтобы наверняка. Если стрелять сквозь боковое стекло, траектория не изменится и тем более не снизится скорость, но оглохну наверняка...
Я не шевелился.
Зараженный выбрел на перекресток и замер, уставившись на джип. Подранный, лентами висящий, голубой дождевик, выцветшая кепка, борода клочками, спортивные штаны и резиновые сапоги, заляпанные черной грязью. В левой руке - палка, в правой - пустая корзина.
Он покачивался.
С первого взгляда зараженный мог сойти за нормального мужика, из деревенских, но меня не провёл: в июне нечего искать в лесу, ни ягод нет, ни грибов. Корзину он таскал по привычке, по причуде двигательной памяти. И дождевик: жарко, солнечно. Осадков на неделе не было. Тоже - привычка. Разум цепляется за прошлое, создает подобие прежней жизни, лишенной смысла и причинно-следственных связей.
У меня осталось четыре выстрела. Зараженный медленный, я успею открыть пассажирскую дверь, выпрыгнуть, опуститься на одно колено и ликвидировать его. После этого останется три.
Зараженный двинулся мимо. Я не сводил с него взгляда. Наверное, он отслеживает только движение, и машина осталась для него частью пейзажа, не представляющей интереса. Наконец, он скрылся в лесу. Икание стихло.
Я погладил ружье и вернулся к рассказу. До вечера еще долго, темнеет поздно, и уезжать мне не скоро.
Джанет понимала, что наверняка заразилась - шансов не было. Но инстинкты заставляли цепляться за жизнь, инстинкты не позволяли оплакать родных - когда отзвучало, Уолтер вышел на кухню, взял ее за предплечье:
- Уходим.
Крови на нем не было. А там наверняка все залито. Двуспальный разложенный диван, три тела. Вытертый палас. Потолок в трещинах.
- Они не успели понять.
Джанет отшатнулась - в правой руке Уолт держал пистолет. Муж сунул оружие в кобуру, отпустил Джанет, принялся пичкать дробовик зарядами, все не влезли, и Уолтер снарядил патронташ - не спеша, отчетливыми движениями, будто на тренинге. Она успела прийти в себя - настолько, чтобы перестать видеть в нем убийцу.
- Куда мы пойдем, Уолтер?
- Подальше отсюда. Мы же ничего не знаем. Может, от этой заразы есть иммунитет, может, нам повезет. Возьми дробовик. Патрон в стволе. После первого выстрела...
- Я помню.
Она и правда помнила - Уолтер показывал. Тогда, в прошлой жизни, это было увлекательно. Джанет взяла оружие. Они вышли в коридор, и Джанет сосредоточилась на двери перед собой. Уолтер прильнул к глазку, замер.
- Чисто. На лестнице контролируй верх.
В квартире пахло порохом и мясом. Уолтер открыл дверь. В ушах у Джанет стучало. На лестнице - пусто, три пролета вниз. Никого. Входной тамбур. Улица.
Они кишели. Их были десятки, десятки десятков - рычащих, потерявших человеческий облик, корчащихся в судорогах, смертельно опасных. Нам не хватит патронов, поняла Джанет. Их привлекли выстрелы, громкие звуки. Может быть, они ищут избавления. Сейчас они растерзают нас. Уолтер забрал у нее ружье, принял стойку. Первый. Лязг цевья. Второй.
Джанет зажмурилась. Нет, все бесполезно, их слишком много, они - повсюду. Голова наливалась чугуном боли. Багровые вспышки под веками. Лязг цевья. Щелчок спускового крючка. Грохот - падает ружье.
Последний выстрел она не услышала - почувствовала. Толкнуло в грудь. Джанет открыла глаза. Уолт подхватил ее, поддержал, медленно опустил на крыльцо. Она пыталась дышать - и не могла. За спиной Уолта бесновались зараженные, но это не имело значения, потому что сквозь них проступала милосердная темнота. Сквозь сгущающийся мрак Джанет успела подумать: это был последний выстрел, последний патрон. Для себя у него не осталось...
Этих услышал сразу - они пели. Звонко, спугивая птиц, орали: "Мы едем-едем-едем в далекие края!"
Поплотнее укутал помпу, чтобы не испугались, выбрался из машины, прислонился, сложив руки на груди и подставив нос солнцу. Люди. Беспечные, и потому - обреченные. Им повезло: они встретили меня. Я научу, защищу - пока хватит сил. Я в долгу перед ними - после того, что случилось с Женей.
Они показались на перекрестке через несколько минут - две молодые брюнетки с рюкзаками (у той, что в кепке и с двумя косичками еще и младенец в оранжевом слинге) и малышка лет пяти-шести, тоже с рюкзачком, но детским, розовым. Одеты по-походному, без оружия.
- Здравствуйте, девушки! - улыбнулся я.
Они остановились, как вкопанные. Уставились на меня. Я нравлюсь женщинам и детям - высокий, белобрысый, встрепанный и похож, как говорила Женя, на бездомного щенка - такой же недокормленный и лопоухий.
- Куда направляетесь?
- В Сорокино, к бабушке, - откликнулась мамочка с младенцем. - На лето.
- А я вот попутчиков жду, - развел руками. - Подвести вас? Тут непролазно, грязи по колено, а вы - с детьми. Садитесь, я проеду, сами видите, машина - зверь.
Переглянулись. Малышка повисла на второй женщине - в бондане, кажется, чуть старше подруги, или, скорее, сестры. Да, несомненно, они - родственницы, очень уж похожи. Обе - плотненькие, коренастые, чернобровые, и девочка такая же...
- Да не укушу я вас, честно! Я же нормальный. Не больной. Садитесь, не безопасно в лесу.
И распахнул дверцу. Они впихнулись вчетвером на заднее сидение, я завел машину. Хотелось говорить и говорить - давно не встречал людей, только зараженных. Тронулись. Слон затряс веревочными лапами, малышка рассмеялась:
- Дядя, у вас смешная игрушка!
- Жена подарила, - поделился я, поглядывая на спутниц в зеркало заднего вида. - Как раз накануне эпидемии.
- Какой эпидемии? - не поняла старшая.
Святая простота! Стараясь вести поровнее, чтобы не так трясло, я объяснил:
- Конечно, власти умалчивают. Они все это и затеяли. Вы обратили внимание, сколько зараженных на улицах? Конечно, интуитивно - обратили, потому и бежите из города. Вы абсолютно правы. Сейчас нужно быть осторожными, избегать всякого контакта с инфекцией. Повсюду зомби.
Они притихли.
- Нам удалось продержаться девять месяцев, - я уже не мог промолчать, мне нужно было выплеснуть накопившееся, - а потом Женя... так звали мою жену... Потом я заметил у нее признаки заражения. Ведь в первую очередь страдает мозг. Она стала говорить, что все нормально, что нужно просто жить, просто ходить на работу, что можно завести детей, предлагала мне - мне! - лечение. Она забыла, понимаете, лобные доли пострадала, что в больницах все направлено на одно: оболванить, вывести особый, послушный вид зараженных... Мне пришлось прервать ее мучения.
- К-как? - пискнули с заднего сидения.
Стало темнее - вокруг высились ели, ветви смыкались над трясиной пути.
- Давайте не пугать ребенка. Вы же все понимаете, правда? Мне пришлось сделать это своими руками. Зато я понял, что только так и могу бороться.
Должно быть, ее укачало. Я с трудом выбрался из ямы и остановился. Развернулся. Младшая дергала ручку, не сразу справилась, они выскочили вон. Да, укачало. Ничего. Я им помогу, я смогу их защитить! Старшая подхватила малышку на руки.
- Бороться с заражением, - я погладил дробовик. - Вы же видели зомби? Они вокруг. Вы от них бежите.
- Мы едем к бабушке! - она прижимала младенца к груди, младенец проснулся и заплакал в испуге. - Пожалуйста, отпустите нас! Мы просто едем к бабушке! Нет никаких зомби!
Пелена спала с моих глаз. Я узнал то, что видел в Жене.
Зараженные. Они - зараженные. Инфекция уже поразила их мозг, лишила способности критически оценивать окружающее. Жаль. Я принял их за людей.
Осталось всего четыре патрона, но самки держат детенышей на руках. Хватит и двух.
Они кинулись бежать, конечно, когда я выскользнул из автомобиля. Я - меткий стрелок, но пришлось истратить третий патрон, чтобы старшая перестала кричать. Когда они стихли, я подошел к зараженным.
Девочка была жива - я не задел ее. Она отползала, и в лице ее не было ничего человеческого.
- А ты видишь зомби, маленькая? - спросил я.
Она закусила губу. Видит или нет? Заражена или здорова? Без разницы. Две женщины, два ребенка, четыре патрона. Это судьба, правда, Уолтер?