Эрменсина была не в настроении. Она неважно себя чувствовала в Клербо и была всем недовольна. Несколько раз она посылала за Ромеро, но Файлин все время возвращался ни с чем, что приводило Эрменсину в бешенство. Конечно же она предположила самое худшее - Ромеро был у другой женщины. Наконец, она дошла до того состояния, когда начала хладнокровно подумывать, а не всадить ли нож в сердце неверного возлюбленного, или набраться терпения и выслушать его, а уж потом дать выход ревнивой ярости.
В покои тихо вошла дама Глиже, прислуживавшая ей до тех пор, пока герцогиня не соизволит найти новую камеристку.
--
Госпожа, вас просит принять монах из резиденции кардинала, - сделав реверанс, доложила она.
--
Какой монах? Что за монах? - Резко спросила герцогиня рассерженная, что ее отвлекли от мыслей, что больше всего занимали ее сейчас.
--
Какой-то... - растерянно заморгала дама Глиже.
Поджав губы, герцогиня жестом велела ввести монаха в покои. Дама Глиже торопливо, а потому неуклюже, поклонилась и поспешила исполнить приказ. Вскоре перед Эрменсиной предстал монах с низко опущенным на лицо капюшоном и молча благословил ее.
--
Что тебе нужно? - холодно поинтересовалась герцогиня, садясь в похожее на трон, кресло. - Я не помню, чтобы призывала хоть кого-нибудь из резиденции кардинала.
Ее выводил из себя вид монаха -- руки спрятаны в широких рукавах, лицо под капюшоном, - ей казалось, что она говорить с призраком. В ответ монах едва заметно поклонился и герцогиня не сдержавшись, гневно спросила:
--
Неужели, я так и не услышу от тебя ни слова? Зачем тогда ты пришел, монах?
Но тот даже не шевельнулся, лишь ниже опустил голову, медленно перебирая длинные четки.
--
Выйди, - велела Эрменсина даме Глиже, стоявшей тихо и очень надеевшейся, что герцогиня не вспомнит о ней.
Когда дама Глиже нехотя вышла, герцогиня обратила свой взор на священника. Ее терпение подходило к концу.
--
Ваша светлость, - вдруг проговорил монах тихим приятным голосом. - Я пришел от несчастного Ромеро, вашего менестреля...
Выдержка чуть не изменила Эрменсине и она вынуждена была стиснуть подлокотники кресла, подавляя невольный возглас облегчения и нетерпеливые вопросы: где он? что с ним?
--
Ваша светлость, - продолжал между тем монах, - бедный юноша переживает, что доставляет вам лишнее беспокойство, он не хотел волновать и тревожить вас, но обстоятельства таковы, что сейчас он вынужден скрываться.
--
Скрываться? Что это значить? О чем ты говоришь, монах? Почему он до сих пор не здесь, не со мной? Почему эти слова говоришь мне ты, а не он?
--
Потому что в замке ему находиться не безопасно. Поэтому я здесь. Вчера он подвергся нападению убийцы...
--
Снова! - помертвела Эрменсина. - Он ведь...
--
Он даже не ранен, миледи, - поспешил успокоить ее монах.
Прижав ладонь к сердцу Эрменсина облегченно вздохнула, никогда она еще так не пугалась.
--
Что ты хотел мне сказать, монах?
--
Только то, что господин Ромеро жив, здоров и находится в безопасности. Я потому так уверен в этом, что сам был свидетелем его поединка с убийцей и принял участие в его дальнейшей судьбе.
--
Ты будешь щедро вознагражден, - сухо пообещала Эрменсина. - Но прежде я хочу услышать все, свидетелем чему ты стал.
--
Как пожелает, прекрасная госпожа, - поклонился монах. Его голос и неторопливость странно успокаивали герцогиню. - Я был свидетелем того с каким достоинством и бесстрашием менестрель дал отпор своему убийце. Господь ведет нас, неразумных детей своих, только Ему ведомыми путями. Именно тем временем я проходил мимо переулка, в котором напали на молодого человека, услышал звон мечей и поступил так, как велит мне мой долг -- встал между дерущимися. Долго я увещевал обоих, пока не прислушались они к голосу Господа -- своей совести, но, все же я чувствовал, что они еще не остыли от ярости схватки. Они нехотя разошлись, но я мучимый дурными предчувствиями, последовал за убийцей и мои худшее предположения оправдалось. Он пошел за молодым человеком и снова напал на него. Я видел, как тот защищаясь, убил этого человека. Думается мне, менестрель знал, что убийца так просто не отпустит его. Их слово данное мне было нетвердо и даже лукаво, потому что не спешили они расходиться и только и ждали, когда обманутый обещанием обоих, я покину их. Я приблизился к умирающему и сказал, что он во всей полноте познал, что значит нарушить клятву, данную именем Господним. Перед смертью раскаившийся убийца смиренно попросил прощения у своей жертвы и даже предупредил его, что бы тот остерегался, потому что некто при дворе герцога нанял его, чтобы убить молодого человека. Умирающий исповедался и ушел с миром. За милосердие божье он заплатил своим искренним раскаянием. И теперь, ваша милость, бедный юноша не смеет появиться при дворе, справедливо опасаясь за свою жизнь.
--
Назови мне имя убийцы, - жестко потребовала герцогиня.
Но монах только ниже опустил голову.
--
Я не могу нарушить тайну исповеди, но юноша может отверзнуть уста, что бы назвать его имя.
Монах приблизился к Эрменсине и протянул ей небольшой свиток. Почти выхватив его, герцогиня развернула пергамент, прочитала то немногое, что было написано в нем и молча воззрилась на монаха. Он ждал, перебирая свои четки.
--
Почему ты скрываешь свое лицо, монах? - вдруг презрительно спросила герцогиня. - Я хочу видеть его.
--
Как пожелает, госпожа, - поклонился монах и откинул капюшон.
--
Что с твоим лицом? - брезгливо поджав губы, спросила она через мгновение, разглядев в полутьме покоев лицо монаха.
--
Нелегко было убеждать дерущихся не на жизнь, а на смерть, разойтись, - пробормотал монах опустив глаза, один из которых заплыл сплошным синяком.
--
Ты можешь идти. Передай Ромеро, чтобы он не покидал своего убежища до тех пор, пока я не призову его. Надеюсь оно надежно?
--
Вам не о чем беспокоится, ваша милость. Он под покровом Господним.
--
Пусть твердо запомнит -- я сама призову его. Ступай же, от тебя слишком несет ладаном... от него у меня разболелась голова.
Поклонившись, монах вышел. Дело было сделано. Витус шел от покоев Эрменсины, опустив глаза и натянув капюшон на лицо, чтобы никого не смущать своим видом. Он спрятал руки в рукава сутаны и только, покачивающиеся в такт его шагам четки, свисали к его подолу. Кто-то смеясь и переговариваясь, шел навстречу, Витус коротко взглянул на двух вельмож и вдруг поднял голову. На него шел черный советник Рорка. Скользнув взглядом по распухшему лицу монаха с заплывшем глазом, он лишь на мгновение задержал на нем насмешливый взгляд и прошел мимо, явно не признав в побитом монахе, брата из монастыря святого Улофа. Но зато тот узнал его несмотря на роскошное одеяние придворного: черный бархатный камзол и такой же берет с синим пером. Если Черный и заметил странный взгляд монаха, то не обратил на него пока никакого внимания. Он шел к герцогине, которая через даму Глиже призвала его к себе, и застал ее взволнованно ходящую по покоям.
--
Что случилось? - спросил он входя. - И что делал в твоих покоях монах?
Она продолжала мерить комнату шагами, не обращая внимания на его требовательные вопросы.
--
Я хочу, чтобы ты убедил герцога сию минуту принять меня, - надменно проговорила она.
--
Что здесь делал монах? - спокойно повторил он, давая понять, что с места не сдвинеться пока не получит ответа.
Что, в конце концов, случилось? Неужели какой-то монах встервожил ее своим, столь необычным для носящего сутану, побитым видом?
--
Я приказала тебе отправляться к герцогу, - с тихой неприклонностью, понизив голос до угрозы, раздельно проговорила Эрменсина.
Он почувствовал, что на этот раз она не уступит, ее твердость была подобна граниту. Такое, когда она так открыто перечила ему, не уступая ни на йоту, случилось впервые. Все же он хранил многозначительную паузу, пытаясь доскаться причины столь необычной неприклонности и неуступчивости.
--
Похоже, этот монах из резиденции кардинала? Думаю, герцог будет недоволен тем, что ты без его ведома принимаешь у себя кардинальских посланцев.
--
Я все ему объясню сама. Ступай же и испроси его дозволения принять меня, - в ее голосе звенел металл. - И поторопись, Ноле, я начинаю терять терпение.
--
Уже бегу, - иронично поклонился вельможа, не двигаясь с места. - Не слишком ли открыто ты проявляешь свои чувства?
Герцогиня вздрогнула, но тут же высокомерно подняла тонкие брови, как бы удивляясь от чего он еще здесь, ноздри ее тонкого носа гневно дрогнули.
--
Поди, - почти прошипела она, - и доложи герцогу обо мне.
Нарочито медлено поклонившись, Ноле бросил взгляд на свиток в руке Эрменсины. Сейчас она не уступит ему, понял он, и лучше пока не настаивать на своем, не показывая свою власть, потому что в эту минуту она, похоже, была неуправляема. "Говорят, у нее в любовниках менестрель, от любви к которому она совсем потеряла голову. Ну, а причем здесь тогда монах?" - ломал голову Ноле, идя на половину герцога, но у дверей его покоев неожиданно остановился. Он вдруг понял, что было странно в этом монахе. Ноле поразил его взгляд, полный жгучей ненависти, так что впечатление о нем не только не забылось, но даже сейчас настигло его.
То ли на герцога Клербо подействовало, что за нее просил Ноле, который никогда ни за кого не просил, то ли просьба Эрменсины о встрече заинтриговала его, но в любом случае, он решил пойти навстречу супруге и принять ее. Более того, отложив визит на псарню, он сам отправился в покои жены. Эрменсина, ожидавшая Ноле с известием от герцога, увидев мужа на миг расстерялась, но тут же вернула себе самообладание.
--
Я польщена. Вы так быстро отклинулись на мою просьбу, - поприветствовала она его быстрым реверансом с раздражением заметив, что Ноле, появившийся сразу же вслед за герцогом, не собирается уходить, а напротив, даже прикрыл дверь за собой. Хлопнув перчатками по голенищу ботфорт. Герцог насмешливо заметил:
--
Вы так редко призываете меня в свои покои, а о встрече просите лишь в том случае, когда вам желательно устроить мне скандал, что я не устоял полюбопытствовать, что случилось на этот раз, и потому решил явиться к вам сам. Какова причина вашего недовольства на этот раз?
--
И вы помните причину по которой произошла наша с вами последняя встреча? - поинтересовалась герцогиня.
--
Разумеется помню, - хмыкнул герцог, пройдя к похожему на трон креслу и развалясь в нем. - Разве двор позволит забыть подобное, почти каждый день потешаясь над незадачливым рыцарем, воспылавшего страстью к жестокосердному красавцу менестрелю? Не слишком ли жестоко было убивать и без того несчастного рыцаря?
--
И потому вы решили отомстить, вновь покушаясь на жизнь Ромеро?
--
Мне очень жаль, дорогая, что это случилось снова, но не понимаю, при чем здесь я? Если мальчишке взбрело в голову неосторожно прогуляться по злачным местам и вызвать нездоровый интерес тамошнего отребья, то какое отношение имею к его глупости я? Клербо - не деревня под Маргата. Получше удерживайте его подле себя, дорогуша.
--
Я учту ваш любезный совет и позвольте ответить мне такой же любезностью, - остановилась напротив него герцогиня, холодно улыбаясь. Она была невозмутима словно глыба льда. - Получше подбирайте исполнителей своих грязных делишек, прежде чем задумаете убрать неугодного, - и она протянула ему свиток.
Герцог лениво развернул его, просмотрел, резко выпрямился и поднял глаза на надменно взиравшую на него герцогиню. Самоуверенность покинула его, с лица сошло выражение издевки.
--
Что это значит? - потряс он свитком. - Откуда это у вас?
--
Мне совершенно не интересно откуда это письмо. Меня заботит только одно: когда вы прекратите преследовать моего слугу?
--
Что? - лицо герцога побагровело. - Не хотите ли вы сказать...
--
Вот именно, - оборвала его герцогиня. - Ромеро не только избежал клинка убийцы, которого по вашему наущению нанял этот человек, но сумел скрыться, обезопасив себя, - и свысока взглянув на мужа, холодно поинтересовалась: - Неужели вы даже не догадывались о делишках, что проворачивают у вас за спиной ваши поданные?
--
А мне бы хотелось знать, - рявкнул герцог, - откуда у вашего сопляка это письмо?! Отвечайте!
--
Не знаю, - невозмутимо ответила герцогиня. - Мне не интересно все, что связано с вами. Это письмо принес один монах и мне известно столько же, сколько и вам.
--
Где менестрель?
--
Понятия не имею, - пожала плечами герцогиня.
--
Ну так найдите его и передайте, что опасаться ему больше нечего, - поднялся с кресла герцог.
--
То есть, - проговорила Эрменсина, прикрывая глаза. - Вы признаете, что стоите за всеми этими покушениями?
--
Какого черта! - возмутился герцог. - Из-за этого щенка вы убили его предшественника, и вот, как уже два месяца, он при вас и, не похоже, чтобы вы желали с ним расстаться. Я не собираюсь лишать вас очередной игрушки.
Встав с коресла он, с досадой шлепнув свитком по голенищу ботфорта, направился к двери, где его поджидал Ноле.
--
Передайте мое нижайшее почтение госпоже да Флер, - проворковала ему вслед Эрменсина.
Герцог остановился так неожиданно, словно его толкнули в спину. Медленно повернувшись к жене, он с расстановкой и с нескрываемой угрозой произнес:
--
Даже не приближайся к Изольде, ядовитая гадюка.
--
Это будет зависеть от того насколько вы приблизитесь к Ромеро, - сладко промурлыкала герцогиня.
Какое-то время герцог пристально смотрел на нее, после чего развернулся и вышел.
--
Она готова драться за этого щенка до конца. Я желаю говорить с этим самым певуном, - сквозь зубы говорил он, идущему следом Ноле. - Приготовь приказ о конфискации имущества Синуэ в казну. Его самого в застенок. После я решу, что с ним делать. Прочти, - подал он свиток, поравнявшемуся с ним советнику. - Съезди на этот рудник и перепиши все на меня, а тамошнего управляющего повесь.
Тем же днем, бургомистра Бернарда Вогана младшего оторвали от трапезы, подняв из-за стола за которым он обедал со всем своим семейством, в которое входили многочисленные дальние и ближние родственники. Когда слуга шепнул, что его ювелирная лавка взломана, бургомистра сразу потерял аппетит. Лицо его побагровело, глаза налились кровью и чуть не вылезли из орбит. Едва сдержавшись, он встал из-за стола, на ходу вытирая жирные руки о домашний распашной упленд. Слуга сказал, что внизу у дверей ждет тот, кто принес сию недобрую весть. До бургомистра все никак не доходила катастрофичность этого известия, точнее, он никак не мог в него поверить, считая это каким-то недоразумением, злой запутаной сплетней. Он решил, что когда с этим разбереться, брехунам очень не поздоровиться. Ведь не могло же, в самом деле, здешнее ворье покуситься на его лавку? Каждой шелудивой шавке в Клербо известно кому она принадлежит. Надо поскорее назначить капитаном городской стражи племянника Сирила, чтобы его, не дай бог, не опередил кто-нибудь из вельмож герцога, и пока в городе не случились беспорядка. Отребье совсем обнаглело, на это и следует упирать, представляя Сирила герцогу. Если его светлости не понравится выбор бургомистра, можно пока согласиться на временное назначение, а со временем, глядишь, герцога либо одолеют другие заботы, либо Сирил сумеет показать свое рвение.
Пока бургомистр, размышляя таким образом, прикидывая так и этак, спускаясь в холл, он совесем успокоился, решив, что все на самом деле не так уж и плохо. Навярняка, лавку лишь взломали, но не обчистили полностью, а если и ограбили, то он найдет на воров управу и вернет себе все, что у него взяли, прежде перевешав все общину этих подонков. Слава Господу Всемогущему, хоть Богохульника не стало и теперь он, бургомистр, не связан порукам и ничего никому не должен. А теперь он всласть сорвет свое раздражение и подпорченное настроение за сорванный обед на посланнике. Потому-то, как только, кряхтя и отдуваясь, сошел он с последней ступени лестницы, сразу же накинулся накинулся на человека в черном, скромно стоящего у двери.
--
Кто ты таков?! Почему не назвался, заявившись в мой дом с подобным известие?!
Но вместо того, чтобы тут же с перепугу назваться, человек оглядел бургомистра с головы до ног и вежливо поинтересовался:
Его спокойствие и достоинство, заставило бургомистра присмотреться к посланнику внимательнее. По осанке, поведению и одеждам, хоть и простым, что собственно и ввело бургомистра в заблуждение, он понял, что перед ним, отнюдь, не простолюдин.
--
Я и без тебя знаю, кто я таков! - проворчал он и сразу перешел к делу: - Лавку ограбили?
--
Нет, господин, - поклонился незнакомец. - Дозор под предводительством Тома Башмачника не дал свершиться грабежу.
--
То есть? - бургомистра заметно отпустило.
--
В лавке не взята ни одна унция серебра.
--
Этот Том Башмачник... - прищурился на него бургомистр, - никак приятелем тебе будет, коли знаешь его по имени?
--
Можно сказать и так.
--
Хорошо, я вас обоих облагодетельствую, - проворчал Воган младший, поворачиваясь, чтобы уйти, собственно он не был злым человеком.
--
Премного благодарен, - поклонился ему в спину незнакомец. Насмешливость его тона заставила бургомистра остановиться и повернуться к нему.
--
С нас будет достаточно и того, что вы назначите Тома Башмачника капитаном городской стражи, - невозмутимо заявил он, как о само собой разумеещемся.
Сапожника в капитаны! Бургомистр решил, что ослышался, потом побагровев, взревел раненым быком:
--
Что?! Том Башмачник?! Капитаном! Вон из моего дома!
--
Как прикажете, - улыбнулся незнакомец. - Но ведь у вас имеются еще лавки на Затворной и Обходной улочках, а так же кабак на Ратушной площади, налог с которого, идет в ваш карман, как и пошлина.
Лицо бургомистра пошло пятнами. Он уже сообразил, что этот человек не прост и от своего не отступиться, но он хотел знать, насколько он был опасен для него, а потому продолжал угрожать.
--
Солдаты найдут тебя, мерзавец, где бы ты ни спрятался, а потом четвертуют на Ратушной площади.
--
Я нисколько в том не сомневаюсь. Сомневаюсь лишь в одном, будет ли его светлость стараться ради изменника, обворовывающего его.
--
Что? - придушенно просипел бургомистр, чувствуя как стиснуло сердце.
Незнакомец молча ждал.
--
Иди за мной, - прохрипел Воган младший, массируя грудь.
Они прошли в боковую дверь под лестницей, завешанную ковром. Кабинет бургомистра не был ни уютным, ни даже удобным. Маленькая мрачная комната, заставленная громоздкой, грубо сколоченной, мебелью.
--
С чего ты решил, что можешь обвинять меня в столь тяжких преступлениях? - плюхнулся на стул бургомистр, вновь перейдя от истерического на деловой тон.
Он был торговцем и как всякий торговый люд искал, прежде всего, выгоду для себя, то есть выискивал всяческие лазейки из неудобного для него положения и до упора торговался, хотя уже знал окончательную цену.
--
А разве не вы заплатили Синуэ, чтобы он написал письмо от имени герцога и с фамильной печатью герцога, которое освобождало вас от всех пошлин при вывозе серебра из местечка Трофилья, где вы на пару с ним имеете серебряный рудник? Полагаете герцогу об этом известно?
Теперь из темно пунцового, бургомистр стал бледнее савана.
--
Откуда... откуда тебе знать об этом?
Своим молчание, незнакомец дал понять, что вопрос бессмыслен, и потому на него не будет ответа.
--
Сколько ты хочешь? - зашипел бургомистр.
--
Вы слышали мою цену и торговаться я не намерен.
Уверенное спокойствие незнакомца и то, что он крепко взял его в клещи не оставив выхода, вывело бургомистра из себя и он опять взвился:
--
Не много ли ты на себя берешь, проходимец?! Ты явился в мой дом, не назвался, и смеешь ставить условия?
--
И вы не просто примете мои условия, мэтр, и выполните мое требование назначить Тома Башмачник капитаном городской стражи, но вы представите его герцогу, как наиболее достойного кандидата на этот пост, - не изменяя своей вежливости, произнес незнакомец, нисколько не впечатленный воплями Вогана младшего. - И если герцог засомневается, приложите все силы, чтобы убедительно просить за Тома Башмачника.
--
Да кто ты такой? - жалобно простонал бургомистр. - В моем доме... Да я тебя... дохлой падалью будешь валятся в городском рве...
В это время дверь распахнулся и появившийся встрепанный слуга, по пути налетая на углы мебели, подскочил к бургомистру, что-то зашептав тому на ухо. Бургомистр посерел и махнул в сторону окна, тяжело и хрипло дыша. Слуга кинулся к широкому подоконнику, схватил глиняный кувшин и дрожашей рукой поднес его своему хозяину, не утруждая себя тем, чтобы налить из него в стакан.
--
Передай Тому, сыну Башмачника, чтобы явился завтра поутру во двор замка, - прохрипел бургомистр, как только выхлебал за раз половину кувшина. - Я буду ждать его там.
--
Итак, ты утверждаешь, что молодой человек подвергся нападению некоего наемника, которого нанял Синуэ? И что потом, менестрель, дал тебе это письмо с тем, чтобы ты отнес его к Эрменсине Клербо?
--
Да, монсиньер.
--
Ты был в замке? - недоверчиво спросил кардинал Витуса, которому казалось, что он как будто и не покидал кабинета Лоренцо.
--
Да, монсиньер.
Кардинал покрутил на пальце перстень, изучая побитое лицо монашка.
--
И ты не знаешь, что в этом письме?
--
Нет.
--
Почему же ты не спросил?
Витус посмотрел на кардинала как на неразумное дитя.
--
Как бы я мог это сделать, ваше преосвященство? Я столько сил потратил, убеждая противников помириться. Мне с трудом удалось завоевать доверие обоих, чтобы рискнуть и в один миг разрушить его неосторожным вопросом?
--
И ты даже не догадываешься, что в нем? - с досадой дернул за перстень кардинал.
--
Нет, монсиньер. Наемный убийца говорил лишь, что зание об этом даст менестрелю возможность обезопасить себя при дворе.
--
Очевидно, что этот головорез был не так прост, - продолжая терзать свой палец перстнем, размышлял кардинал, стараясь прозреть хитросплетения чужой интриги и тут же выплести из нее свою. - Похоже, он сам думал о том, как обезопасить себя от всемогущего заказчика, а умирая решил насолить ему, бормотал он. - Но ты подружился с тем молодым человеком? - с надеждой спросил он Витуса, хотя глядя на его сильно побитое лицо, сомневался в этом.
Лоренцо было известно, что этот менестрель, мальчик со сладким голосом и ангельским лицом, любимец герцогини, а никто из резиденции не был вхож в замок Клербо с тех самых пор, как папские легаты обосновались в городе. И вдруг такая неслыханная возможность. Иметь своего человека в замке герцога -- это просто удача!
--
Я хочу, чтобы ты подружился с этим менестрелем, - веско заявил кардинал, когда отвечая на его вопрос, монах неопределенно пожал плечами. - Разузнай откуда мог убийца проведать в столь грязных подробностях о делишках этого Синуэ.
--
Я сделаю все, что в моих силах, - без излишнего рвения пообещал монах. - Но для того, отец мой, мне придется часто отлучаться из резиденции и подолгу бывать вне ее стен, кутить и быть битым, - добавил он с кроткой улыбкой великомученника.
--
Зато это поможет богоугодному делу, сын мой, и от того, я заранее отпускаю тебе все грехи.
--
Но мне придется пропускать службы... - укоризненно произнес Витус, тоном честного простака, от которого злодеи требуют быть их пособником и взять на душу тяжкий грех.
--
Я буду стоять их за тебя. Просто не забывай, по возможности, исполнять молитвенные правила, и Господь всегда и всюду будет пребывать с тобою, - кардинал вышел из-за стола и благословил, вставшего перед ним на колени монаха.
Когда Витус, приложившись губами к перстню кардинала, встал, Лоренцо, провожая его к двери даже счел нужным ободряюще похлопать монашка по плечу, как бывалый офицер новобранца. После чего последовало обязательное напутствие:
--
Ты идешь в неприветливый и греховный мир, сын мой, с благой миссией наставлять и укреплять людей в вере Христовой, отвращая их от зла. Ступай, и да пребудет с тобой Господь!
Витус чуть не поперхнулся от смеха. Уж очень это походило на: "Да пребудет с тобой великая сила!" Он шел к воротам резиденции еще не в силах поверить, что все сложилось так удачно, что интересы его и Лоренцо, тоже остро нуждающегося в шпионах, как при дворе герцога, так и в городе, совпали.
На площади у фонтана играла детвора, и проходя мимо, Витус бросил им россыпь мелких монет. Дети визжа от восторга сразу же набросилась на них, как стайка птиц на хлебные крошки, но один малец все же увязался за щедрым монахом.
--
Дай монетку, милосердный брат...
Монах кинул ему монетку и пошел дальше. Он ходил по улице, останавливаясь у каждой часовенки, у каждого уличного алтаря и, казалось, что, либо бродил без всякого толка, либо задался богоугодной целью обойти все часовни и алтари Клербо, а может быть искал кого-то? На улочке, что выходила к Ратушной площади, монах остановился перед добротным особняком, зажатым с двух сторон домами победнее, попроще и пониже. Возле этого особняка толпился народ, так как улочку преградил возок в который стражники герцога запихивали истерично верещавшего, что он ни в чем не виновен, слугу. Те же стражники в черном с гербами герцогского дома, выводили из дверей бледного Роже Синуэ. Об этом шептались стоящие вокруг свидетели мрачной сцены. Монах протолкался к возку, огляделся и вдруг подобрав рясу, быстро поднырнул под него, пока его заслоняли плотно стоящие люди. По ту сторону возка на него глазел, присевший на корточки мальчишка, что выпрашивал у него монетку на площади.
--
Вылезайте скорее, пока возок не тронулся, - торопил он Витуса тревожным шепотом.
--
Ты иди... - кряхтя проговорил Витус, согнувшись в три погибели. - Я сейчас... за тобой...
Он дернулся было вперед, но кажется зацепился капюшоном за днище.
--
Да вы никак застряли? - обрадованно зашептал мальчишка, хихикнув.
--
Я тебе что сказал, паршивец этакий! Достал уже... уши пообрываю... - рванулся к нему Витус, высвободив наконец капюшон и чуть ли не на пузе выползая из-под основательно просевшего возка, куда посадили Синуэ.
Весь оставшийся путь до "Рогов Люцифера" монах не отставал от прыткого мальчишки, буквально наступая ему на пятки, заставляя мальца нервно оглядываясь, прилагать все силы, что бы оторваться от погони. Витус не обращал внимания на людей шарахающихся от него к стенам домов и недоуменно оглядывавшихся на несущегося во весь дух доминиканца, с трудом тормозившего на поворотах, а через какое-то время оба, мальчишка и Витус, почти одновременно, ввалились в "Рога Люцифера".