Зоя Павловна Рожкова сломала шейку бедра левой ноги, и жизнь ее тут же словно разломилась на две неравные части.
Долгие годы, когда она была полна сил, энергична и полезна своей семье, остались позади. И, хотя родные твердили, что она по-прежнему любима и ценима, Зоя Павловна ощущала себя тяжелым балластом, свалившимся на плечи детей и внуков.
Она упала, споткнувшись о выбоину возле подъезда. Об этой злосчастной колдобине жильцы твердили управдому уже с полгода, но все не хватало денег на ремонт. И вот, пожалуйста!..
В первый момент Рожковой было больно, неприятно, но вовсе не страшно. Как любой более-менее здоровый человек, ходить в поликлинику она не любила. Вероятно, поэтому и не растеряла взращенную с советской юности веру во всемогущество современной медицины. Что перелом? Врачи сегодня и не с такими проблемами справляются.
Ее пыл остудил молодой усталый доктор, вежливо объяснивший, что в преклонном возрасте перелом шейки бедра - проблема серьезная, операция и лечение стоят дорого и далеко не всегда эффективны. Зое Павловне месяц тому назад стукнуло шестьдесят пять, до сих пор она ощущала себя еще крепкой и сильной женщиной, а теперь поняла, что вот так, незаметно, подкралась старость. И с нею посыпались все неприятности, которые грозят не только самому пожилому человеку, но и его близким.
В больнице продержали недели две. Делали какие-то процедуры, чем-то кололи. Но серьезного лечения она так и не получила. Врачей явно раздражали ее попытки вернуться к нормальной жизни. Среди медсестер были сердобольные, а были и - не очень. Все это лишь добавляло тягостного чувства потерянности и ненужности. Затем боль немного отступила, но встать на ноги Рожкова так и не смогла и была этим безмерно удручена. Дети вначале настаивали на операции, даже прикидывали, где занять денег. Но Зоя Павловна не позволила им этого делать. На дочке и сыне и без того висел груз солидных выплат по ипотекам. Не стоило влезать в дополнительные долги ради сомнительного действа, в конечном результате которого врачи отнюдь не были уверены.
Дочь забрала ее к себе. Квартиры сменяли. В маленькой комнате Рожковой поселилась болезнь, безысходность и отчаянье.
В один из осенних дней погода навевала особую грусть. Зоя Павловна сидела в инвалидном кресле, слушала заунывный шелест дождя и размышляла о своей недоброй судьбе. В свое время ей довелось ухаживать за парализованной матерью. Делала это она с чувством великой жалости и любви. Но своим детям таких забот доставлять не желала. Ее мучило чувство вины перед ними.
Смотреть в окно было неинтересно, но видеть свою комнату казалось и вовсе невыносимым: кресло-горшок унизительным укором торчало возле кровати. А сверху, почти касаясь полураскрытого одеяла, нависала петля нелепого сооружения, помогавшего дочке и внучке пересаживать Зою Павловну из постели в коляску.
Кресло-горшок пугало, петля завораживала и словно подталкивала сделать роковой шаг. Потому что выход из горестной ситуации, конечно же, был один-единственный. Рожкова о нем давно подумывала, но никак не могла решиться. Все ей слышался голос покойной бабушки Анюты, осуждавшей покончившую с собою соседку:
- Не по совести это руки на себя накладывать. Грех большой!
Тем не менее с каждым днем меланхолия "растительного существования" все больше отдаляла Зою Павловну от мира живых с их кипучей действенной энергией, маленькими и большими радостями. Читать не хотелось, телевизор раздражал, мысли невольно чаще всего обращались к ушедшим. Недавно умерший муж вспоминался ясно и зримо. Мама, похороненная пять лет назад, тоже вставала перед глазами, как живая. Образы бабушек уже слегка размыло время. Деды были знакомы лишь по фотографиям и многочисленным рассказам. Один канул в неизвестность в тридцать седьмом, другой погиб в Отечественную. Но в семье их вспоминали так часто и с такими красочными подробностями, что и они представлялись ей вполне реальными, словно ей уже случилось видеть их в кинофильмах давних лет.
Внезапно в памяти возникло еще одно полузабытое лицо, почти детское, тонкое, с четко очерченным ртом и бровями вразлет. Юноша был в мундире кадета, он стоял, опираясь правой рукой на изящный высокий столик, а в левой - отчего-то держал букетик цветов. Бывший жених бабушки Ксены, который погиб в гражданскую где-то под Перекопом. О нем она знала лишь то, что был очень хорош собой, романтичен, безумно влюблен в свою невесту, прекрасно танцевал.
- Ах, как Митенька вел в вальсе, - вздыхала бабуля и, махнув рукой, добавляла, - да что вы понимаете в танцах! Вот раньше, помню, были: мазурка, вальс-бостон, па д эспань...
Впрочем, фотографию Мити они нашли в вещах Ксении Михайловны лишь после ее смерти. И тогда же стало понятно , на чьей именно стороне сражался юный кадет.
Скрипнула дверь. Пахнущая дождем внучка заглянула в комнату. Ее личико в нимбе пушистых от влаги кудряшек излучало тревогу:
- Ты чего сидишь в темноте, бабусь? Включить свет?
- Не надо, дорогая, сейчас пасмурно, но до вечера еще далеко, - отозвалась Рожкова, с неохотой возвращаясь в постылую действительность.
- Хочешь чаю? Нет? Ладно, я сейчас приготовлю ужин, а ты пока послушай, ты ведь любишь вальсы, - внучка положила на подоконник мобильник, наклонилась, что-то нажимая.
- Оставь, Леночка! Я просто посижу в тишине.
- Нет, нет, ты непременно должна послушать. Это вальс номер два Шостаковича. Его еще называют "Русским вальсом". Почему-то долгие годы не исполняли, а теперь все просто влюблены в эту музыку, - внучка еще раз коснулась экранчика и упорхнула на кухню.
Зоя Павловна вздрогнула. Уже с первых нот, словно бы поднимавшихся из глубин ее памяти, почудилось, будто мелодия эта искрящейся волной рождается и живет в ней самой. Музыка кружила, завораживала, отменяла земное притяжение. Казалось, еще чуть-чуть и Зоя Павловна сама закружилась бы в этом вихре!.. Отзвучал последний аккорд, чары рассеялись. Но рука невольно потянулась к мобильнику. И волшебные звуки вновь вернули давно позабытое ощущение воздушной легкости.
Она закрыла глаза. Среди звездного мерцание выплыло тонкое лицо. Юноша, совсем еще мальчик, стоял перед нею, оправляя помятую гимнастерку:
- Позвольте вас пригласить...
Она засмеялась:
- Уже оттанцевалась я.
- Ну, пожалуйста! Сейчас совсем небольшое затишье перед боем. Я, конечно, выгляжу не лучшим образом. Но этот замечательный вальс... Не пойму, кто здесь играет, но это и не важно. Прошу вас!
В этом странном сне она вновь стала молоденькой и застенчивой, робко пробормотала:
- Но я действительно совсем не умею танцевать.
- О, это несложно. К тому же, говорят, я неплохо веду. Умоляю вас всего один тур!
Зоя встала, чувствуя себя неловкой и неуклюжей. Но, как только сильная рука обняла ее талию, ноги сами понеслись в танце вслед за чудной мелодией.
- Вы отчего-то очень напоминаете мою невесту, - его голос звучал немного хрипловато и напряженно.
- Мы с Ксеной в родстве, - чуть помедлив, сказала Зоя.
- Если свидитесь с ней, передайте, я очень скучаю...
- Она тоже очень тоскует о вас, - с грустью ответила девушка.
Музыка подхватыватила их, будто ветер осенние листья. Унесла прочь от всего знакомого и привычного. Где-то далеко в его прошлом юный кадет с гимназисткой под звуки духового оркестра мирно гуляли по Летнему Саду. Где-то далеко в ее будущем бесстыдно раскрыло свое лоно кресло-горшок. Еще несколько минут назад он был в гуще боя. За несколько мгновений до этого искалеченная немолодая женщина мечтала свести счеты с жизнью... И где-то совсем в иных измерениях к привычным духовым, скрипкам и литаврам присоединили свои голоса странные инструменты иных чужих, но не чуждых миров.
Крик внучки и звон разбитой посуды вернули Зою Павловну к действительности.
- Бабуленька! Ты что?!! Зачем встала? Как?..
Женщина удивленно оглянулась вокруг. Она стояла посреди комнаты. В первую минуту ее охватила паника, вот сейчас нога подломится, она упадет, и снова страшная боль. Но лишь слабое покалывание в бедре подтверждало недавнюю болезнь. Сейчас же Зоя Павловна держалась на ногах крепко и уверено.
Секунду Леночка колебалось собирать ли осколки тарелки и стакана или вести ( нести ?) бабулю в кровать. Затем подскочила к инвалидному креслу, чтобы подвезти его к больной. Но та брезгливо обошла стороною опостылевшую конструкцию, направилась к мягкому дивану у стены, попросила внучку дать ей плед и спокойно убрать разбитую посуду.
Леночка, удивленно поглядывая на бабушку, начала собирать и складывать на поднос крупные осколки фарфора и стекла. Зоя Павловна прикрыла глаза. Музыка все еще не отпускала ее, звучала в каждой клеточке, в каждом биении сердца. А из туманной бездны забытого вдруг всплыли строки: