Аннотация: Написано по заявке: Касавир | ГГ-ж. Неожиданная встреча на плане Фугу. Как там оказался паладин - к автору, но обоснуй должен быть не притянутым за уши. Никаких "я вытащу тебя отсюда", без флаффа и слез. ВНИМАНИЕ - Grammar nazi негодуэ.
В ополчении Города Правосудия служат души Неискренних, тех, кого Боги-покровители не забрали в свой мир.
Куда отправляются те, кто погиб дважды? Впервые, там на первичном плане, во второй раз здесь, в городе Келемвора. Они растворяются в небытии, уходят на другие планы, или воскресают где-то в лабиринте одинаковых улиц и площадей? Я очень хотела верить в последнее - в ополчении Города Правосудия было много достойных и храбрых людей. Жаль что их командир не внял уговорам, но я понимала его, только не могла повернуть назад. Здесь, в переплетении однообразных, серых и унылых, как поздняя осень улиц, я остро ощутила близость своей души. Она звала, торопила и подгоняла; она беззвучно кричала, медленно погружаясь в Стену Неверующих; она боялась, что я не успею, не приду, как все те, кто носил проклятие прежде.
Город нас вымотал - тянул силы, пил жизнь, пугал кровавыми призраками древних порядков Миркула. Он опутывал нас сетью переулков; преграждал дорогу сомкнутыми рядами домов; он казался живым, этот каменный монстр, окруженный, обросший кожей-стеной. Он сопротивлялся, и кровь проливалась там, где те, кто поклялся защищать его, вставали перед нами.
До хранилища Кодекса мертвых осталось совсем чуть-чуть: пересечь площадь - мы, конечно, справимся с этим отрядом паладинов, что торчат между стелами, как доспехи в коридорах замка Невера - и подняться на вершину холма, на котором стоит храм. Лишь бы там обошлось без боя, лишь бы удалось убедить тех, кто внутри...
Я бесшумно вернулась к своим спутникам, но только посмотрев из тени, пока они не видели меня, поняла насколько сильно им нужен отдых. Сафия навалилась на посох - еще немного и он треснет пополам, так много сил ушло на заклинания. Крылья Каэлин будто поникли, на скуле темнеет кровоподтек, а она даже не думает лечить его - бережет силы. Окку низко опустил морду, бока тяжело поднимаются и опускаются, уши подрагивают. Только Ганн держится лучше остальных. Я прислонилась плечом к шероховатой стене, но что-то сильно дернуло и потянуло в груди, будто крючок зацепился за ребра. Ощущение сразу исчезло, так душа давала понять, чтобы я поспешила.
- Впереди семь рыцарей Келемвора - я вышла из тени, и мои товарищи немедленно подтянулись, пытаясь выглядеть бодрее, - Осилим?
Никто не сказал мне "нет".
Мёртвым не больно, это я запомнила еще с войны. Нежить сражается даже тяжело раненная, роняя сгустки крови прет напролом, теряя конечности рвется вцепиться зубами, даже изрубленная на куски ослабляет и душит, отравляя воздух. Воины бога мертвых и ополченцы города тоже мертвы - они не замечают ран, не чувствуют боли, умирают молча. Но их жилы полны такой же красной кровью, как у живых, и, огрова задница, это еще хуже. Лучше бы я прорывалась сквозь орды нежити, тогда меня не мучил бы вопрос, куда деваются те, кто умирает дважды.
Отряд ополчения появился в тот момент, когда мы почти одержали верх. Двое из семерых, зажатые у решетчатой ограды еще держались, не подпуская Окку и Каэлин к себе. Сафия замерла в стороне, она не решалась атаковать, боясь, что заденет своих. Ганн накладывал целебное заклинание, прижимая ладонь к голове - светлая челка под пальцами потемнела - а я не заметила когда его успели ранить.
Я успела выдернуть мифриловый меч из тела врага да краем плаща промокнуть глаза, размазав пот и чужую кровь по векам, перед тем как увидела их.
Два, четыре... нет, восемь.
Первым в бой с новоприбывшими ринулся элементаль, призванный Ганном. Тяжело раненный, истекающий струйками тумана, оттянул на себя троих, не позволяя им приблизиться к шаману.
Долго он не продержится, нужно помочь.
Первый, эльф с двумя клинками, даже не понял почему его левая нога вдруг перестала быть опорой, когда маленькое лезвие оставило глубокую рану над ремешком наколенника. Нелепый взмах рукой в бесполезной попытке сохранить равновесие, и мифрил входит грудь, пробивая кожу нагрудника.
Второй сбит с ног воздушной волной, - последний подарок умирающего элементаля, - в шаге от меня бледное горло с острым яблоком кадыка, а клинок в моей руке достаточно длинен...
Третий человек, такой же великан, как и те двое, - закован в тяжелые латы. Боевой молот, рассыпая магические искры, проносится над моей головой - на дюйм ниже и конец Пожирателю духов, к кому бы перешло здесь моё проклятие?
Болезненный вскрик Каэлин, она одна против двоих, а под смятым булавой наплечником наверняка опасная рана. Сафия, окруженная стеной крутящихся клинков, отступает под натиском каскадных атак дворфа. Каджи, беспомощно пляшет в воздухе над ним - недостаточно опасный, чтобы отвлечь внимание от хозяйки. Сломанной куклой отлетает к подножью стелы сражавшийся с Королем Медведем.
И, как не вовремя, колет у сердца, стискивает петлей грудь, натянувшаяся связующая нить. Снова зовет душа.
- Ганн, справа! - кричу, уворачиваясь от новой атаки, отнявшему наконец ладонь от лица шаману. Справа от него никого нет, но если он посмотрит туда, успеет помочь Голубке.
"Мой" ополченец, словно ошеломленный криком, пропускает контрудар - короткий меч неожиданно легко достает до зазора между поножем и кирасой там, где под кожей бьется невидимая мне жилка.
Нога подломилась, шелковой лентой заблестел, вырвавшийся на волю широкий поток, и воин упал на колено.
Я победила. Проще печеной тыквы.
- Фрин?!
Голос, который произносит моё имя, еле слышен, но он перекрывает все звуки битвы: и треск молний Сафии; и рашеменский напев заклинания Ганна; и грохот металла там, где противник Каэлин падает на мостовую, и даже победное рычание Окку. Одно только слово, и я забываю как дышать и ходить, опускается внезапно потяжелевшая, занесенная для смертельного удара, рука; холодная волна прокатывается от макушки до пят, будто я разом лишилась и одежды, и кожи...
Мне нужно время, чтобы понять - это отражение, отзвук того, что чувствует моя душа. Я сделала что-то не так. Что?
Глаза щиплет - снова натекло со лба в глаза, застилая видимость розовой пеленой. Человек передо мной больше не кажется великаном, и мне не нужно запрокидывать голову, чтобы заглянуть в прорезь шлема и увидеть глаза. Ярко синие, как небо над Невервинтером.
- Касавир? - голодная тварь в груди ворочается, тревожит сосущую пустоту там, где раньше было что-то очень важное, очень дорогое.
Далеко-далеко маленькая фигура вжимается в Стену пытаясь раствориться в едких переплетениях, будто спешит исчезнуть прежде, чем я найду её.
- Я тебя ... - нужное слово трудно подобрать, память подсовывает негодные, ложные формы, и наконец получается:
- Я тебя помню.
Помню, как воин помнит глубокую рану, бывшую на месте кривого рубца; как взрослый - любимого мишку, потерянного в детстве; как дряхлые супруги - день свадьбы.
Амон Джерро не солгал и не ошибся. Почему же ты здесь, а не в царстве Триады? Бог решил, что твоя вера была недостаточно крепка?
Шаг вперед, в неестественную красную лужу. Если это так важно для той, кем я была раньше, - собираю в кончиках пальцев жар энергии духа. Мир, без того серый, обесцвечивается совсем, сейчас за моей спиной развернет ленты щупалец черная тень Пожирателя чтобы отдать, а не взять.
Но ничего не происходит. Нельзя влить жизненную силу в мертвеца.
Драгоценное время утекает сквозь пальцы, безуспешно пытающиеся зажимать рану, а мои мысли заняты одним единственным вопросом - куда отправляются те, кто умер дважды?
***
- Он был тебе дорог? - спросит Ганн, - Это о нем говорил тот человек с черным сердцем?
- Да, - я кивну, глядя как тело Касавира становится прозрачным, тает, растворяется в воздухе города мертвых. Площадь опустеет, только пятна на мостовой останутся напоминанием, что последняя схватка нам не приснилась. Тогда спустится с холма фигура в черном плаще с капюшоном, жрец Келемвора, и скажет:
- Главный писец ждет тебя, Акачи-Предатель.
Позже я пойму, что значит любить всей душой, - когда теням воспоминаний вернется плоть, и то, что было просто знанием, оживет. Позже я пойму, как сильно можно жаждать забвения, даруемого Стеной, - когда вернется украденное и сольется с приобретенным в Рашемене. Позже я пойму, что очень страшно услышать ответ, когда будет шанс задать вопрос, что сейчас не дает покоя.