В космопорту "Николаевский" встретились два старых товарища: один огромный, тяжелый, другой задохлик.
Здоровяк недавно покурил в буфете космопорта, и глаза его, подёрнутые дымкой, светились, как полные луны. Несло от него венерианской ганжей и померанцем.
Щуплый его товарищ выбрался из звездолета и был обвешен кейсами, борсетками и боксами. Разило от него псевдобифштексом и марсианским чаем. Из-за его спины выглядывала маленькая женщина с длинным носом – жена, и пухлый космокадет с подбитым глазом – сын.
– Силантьев! – заорал толстяк, узрев друга-доходягу. – Ты, что ли? Орел! Сколько лет не видались!
– Черт возьми! – удивился Силаньтев. – Ваня! Друг! Ты с луны свалился, что ли?
Товарищи троекратно обнялись и вылупили друг на друга полные слез глаза. Встреча их обоих ошеломила.
– Друг! – сказал Силантьев после процедуры обнимания. – Да как ты тут оказался?! Вот сюрпрайз! Ну, дай на тебя взглянуть! Каким ты был, таким ты и остался! Такой же франт, как денди лондонский одет! Ах ты, черт возьми! Ну как ты? Миллионером стал? Женился? Я уже под каблуком, как видишь... Это вот моя ненаглядная, Гульчехра, урождённая марсианка... буддистка... А это сынуля мой, Афанагил, космокадет III класса. Это, Ваня, друг мой детства! В космошколе вместе учились!
Афанагил подумал и снял космокадетскую фуражку.
– В космошколе вместе учились! – закричал Силантьев. – Помнишь, как тебя обзывали? Тебя дразнили Нероном за то, что ты сжег кабинет химии, а меня Барабанщиком за то, что я на всех стучал. Хе-хе... Дети мы были! Не боись, Афанагил! Подойди, он тебя не сожжет! А это моя ненаглядная, урождённая марсианка... буддистка.
Афанагил надел фуражку и отошел в сторону.
– Ну, как ты, дружище? – спросил Ваня, неотрывно глядя на товарища. – Служишь где? Карьеру сделал?
– Служу, конечно! Ефрейтор уже второй год, и даже грамоту почетную дали. Зарплата охеренная просто... ну, по марсианским меркам... ну да черт с ним! Жинка уроки пения даёт, петь не научилась, так хоть других учит... Сам я модели звездных крейсеров делаю... из марсианского шлака. Отличные модели! По марсобаксу за штучку загоняю. Если покупают десять штук, то, знаешь ли, уступка. Так и живем. Служил, понимаешь, в марсианской ВВС, а теперь сюда перевели... а кем буду, пока не знаю... ну уж точно теперь в сержанты повысят. Ну а ты? Небось, уже летёхой стал? А?
– Нет, дружок, промахнулся малехо, – сказал Иван. – Я уже год как генералом стал... Два ордена за горячие точки имею.
Силантьев вдруг позеленел, остекленел, и лицо его сразу перекосилось широченной подобострастной улыбкой. Казалось, что глаза его выскочат сейчас из орбит. Он весь скукожился, сделался маленьким, как таракан. Весь его багаж, казалось, уменьшился, скукожился, как и он сам. Жена его стала по стойке смирно. Сын вытянулся как на параде и заискивающе посмотрел на генерала.
– Я, господин генерал... Па-альщен! Мы же в детстве... Прошу заметить, что Нероном я вас не называл! Нет, это очень приятно, видеть в друзьях таких господ! Хо-хо!
– Да ладно тебе! – поморщился Иван. – Что за тон? Мы же друзья, зачем же задницу лизать!
– Ну, что вы, господин генерал... – Силантьев мерзко захихикал, сдуваясь все меньше, как воздушный шарик. – Это так приятно... Рядом с генералом... Это ж как глоток чистого воздуха! Познакомьтесь, господин генерал! Это, господин генерал, сынуля мой, Афанагил... А вот жена моя... Гульчехра, буддистка, немножко марсианка...
Иван что-то порывался сказать, но лицо его старого товарища выражало столько раболепия, что всякое желание беседовать прошло. Он отвернулся, и, не подав руки, зашагал прочь. Отойдя за угол, он сунул два пальца в рот. Полегчало. Костюм только испачкал. Костюм отмыть можно.
А Силантьев стоял и смотрел ему вслед. Жена и сын стояли рядом. Все трое были счастливы.
Пороки человеческой натуры, вполне понятно, не исчезнут в обозримом будущем. Времена, когда первого космонавта выбирали как порядочного и улыбчивого, прошли. О последнем десятке космонавтов сейчас обыватель не знает ничего, даже фамилии, хотя верю, что они достойные ребята. Коротенький рассказ в стиле басни с изрядной долей гротеска показывает подхалимаж школьного товарища. Может быть так и надо, до рвоты от лести, до уничтожения размера задохлика-стукача, и дурацкой радости пацана.
Генерал не летал. Он толстел, получая ордена за горячие точки. И его стошнило от почестей? Сомнительно.
Троекратное повторение фразы: сынуля мой, Афанагил... А вот жена моя... Гульчехра, буддистка, немножко марсианка... не знаю, зачем такой приём тут и почему именно этой фразы, может подчеркнуть, что Силантьев совсем тупой. Как такой летать ещё может? Хотя повторы есть и в начале, "космо" и "марсианский" повторяется по пять раз в нескольких предложениях.
Поучительно, конечно, узнать, что русская душа скукожится до стукачества и подхалимажа и будет перед генералами пузатыми бить низко челом.