Аннотация: Мой первый текст на СИ и моё первое место на Золотом Скорпионе (конкурс боевой фантастики). Этапная вещч.
Не умею писать "синопсис". Но надо. Да и знающие люди посоветовали. Будем слушаться.
О чём это повесть? Начать нужно с технической стороны.
По самым пессимистичным прогнозам нанороботы, подобные описанным ниже, будут созданы через сто лет. По оптимистичным - через сорок-пятьдесят.
Гарантирую, что после их создания мало что изменится. Создать мало.
Простейший сегодняшний наноробот способен, подобно шурупу, вкручиваться в ткань и, например, разрушать раковые опухоли. Нанороботы посложнее (и покрупнее) способны передвигаться при помощи настоящих пропеллеров и шевелить мономолекулярными "руками". Великое дело. По-настоящему великое.
Только толк от этого великого дела будет виден не сразу. Почему? А почему от крыльев Дедала до самолёта прошло несколько тысячелетий? Бензина не было.
Чтобы наношуруп крутился, на одну молекулу расходуется энергия хорошего автомобиля. На робота с пропеллером уходит мощность тягача. Табуны лошадей.
Всё потому, что молекулы не имеют своего запаса энергии. Нанороботов помещают между устройствами, генерирующими электромагнитные поля.
Поэтому, большая часть человечества будет жить "рядом" с нанороботами, не ощущая их присутствия, в течение долгого времени. По причине дороговизны.
Потом найдут способ. Точно найдут, уже сегодня есть гипотезы и мысли, но они запаздывают по отношению к "материальной части". Всё описанное -- это не фантастика. Ближайшая реальность. Практически, сегодняшний день.
А вот теперь начинается фантастика. Что будет с обществом, которое копит деньги на то, чтобы прожить дольше? Что будет, если веками приучать человека к мысли, что бессмертие можно купить? Кем станет этот человек?
Думаю, ответ на этот вопрос известен и без меня.
Для меня эта повесть о человеке, который не допустил смерти человека через его бессмертие. Интересы Личности, или интересы Жизни? Что главнее? И чем вы готовы заплатить за собственные убеждения? Что у вас есть, чтобы заплатить? Деньги не принимаются. Так получилось.
И что произойдёт после того, как вы победите систему? Любыми средствами.
Когда Вы сами себе ответите на эти вопросы - нарисованный здесь мир станет понятен без разъяснений.
Но, на вопросы можно и не отвечать. Их достаточно услышать.
Главный герой повести просто открывает глаза в уже сложившемся и уже перевёрнутом мире. Есть место, чтобы сегодняшние представление о Жизни, Смерти и Душе примерить на неотвратимое будущее. Потому что в повести это будущее само свалилось на головы таких как мы людей.
А если источник энергии откроется раньше обещанного... Так всё и будет. Возьмёт и упадёт. Не спросив разрешения.
И куда вы пойдёте из такого мира? Главный герой нашёл дорожку.
Повесть задумывалась, как начало мировоззренческого цикла. Пока его продолжение ждёт реакции на этот мир. Повесть живёт своей жизнью.
Сам знаю, что написанное синопсисом не является. Но классический синопсис тут не уместен. Потому что придётся перечислять детективные углы и заранее "размусоливать" имя Врага и смысл его действий. Придётся перечислять не столько действия "пошёл туда, потом оттуда", а состояние души и психики главного героя и других персонажей.
Короче говоря, не хочу никого направлять по "сокращённому руслу". Много потеряете. Кроме того, из синопсиса никак не будет ясно, что у истории два финала. Точнее один, но часть ближе ко второй трети... А в самом финале...
Некробиотика
Перед тем, как ехать на похороны, отец Кассиус вывел на большой экран старинную видеозапись. Сколько лет прошло? Сорок? Больше?
Запись была отвратительного качества. Только звук и невнятные цветные пятна вместо лиц. Стандартная запись тех лет. Хотя, годы тут не при чём. Для протокольных съёмок большего качества и не надо.
Жаль, что нельзя увидеть комнату во всех красках. Комната была создана для детей. Неблагополучных детей, которые хоть где-то должны были чувствовать себя спокойно и уверенно.
По стенам двигались изображения зверей. Пингвины, медведи, два слона. Дельфины шевелили воду хвостами. Два симпатичных пони помахивали шелковистыми хвостами, уложив головы друг-дружке на круп.
-- Лошадки целуются. -- сказала с экрана девочка, подходя к стене.
Лошадок отцу Кассиусу видно не было. Он их помнил. Очень хорошо помнил.
-- Стефания, садись пожалуйста! -- ласково попросила девочку психотерапевт. -- Мы уже начинаем.
Стефания пробарабанила маленькими ножками к своему креслицу, одному из двенадцати в кругу похожих кресел. Обивка этой недетской мебели запомнилась отцу Кассиусу какой-то викторианской помпезностью.
-- Можно мне в туалет? -- поднял розовое пятно руки маленький мальчик. Если считать кресла по часовой стрелке, то седьмой.
-- Тревор, солнышко, конечно можно. Жаль, что придётся начать без тебя. Пропустишь всё самое интересное.
Маленький Тревор руку опустил и остался сидеть в кресле.
-- А сегодня, дорогие дети, в нашей дружной психотерапевтической группе праздник Майкла! Ну, не стесняйся, Майк, встань, покажись ребятам!
У стеснительного Майка краснели уши, а палец не покидал носа.
-- Наш доблестный Майки первым прошёл все этапы нашего курса психологической поддержки! Аплодисменты, ребята! Майк первый!
Бурные рукоплескания десяти пар детских рук.
-- Стефания, если у тебя нет ручек, это ещё не повод не радоваться за Майки! Вот так гораздо лучше! О чём это я? А! Ма-айкл! Расскажи, почему ты пришёл к нам в группу!
-- Я плохо спал, -- всё ещё не поборов смущения, пробормотал мальчик.
-- А почему ты плохо спал?
Кольцом сидящие вокруг Майкла дети притихли, в их позах прорезалось недетское внимание.
-- Я боялся...
-- То есть, у тебя был страх? -- тут же последовало уточнение.
Майкл поглубже заткнул палец в нос и почти незаметно кивнул. Окружавшие его дети не дышали, хотя слышали эту историю никак не меньше дюжины раз.
-- А теперь у меня вопрос ко всем: какой первый шаг нужно сделать, чтобы раз и навсегда избавиться от страха?
-- Нуж-но наз-вать страх по и-ме-ни! -- под дирижерские движения хором произнесли дети заученную фразу.
-- Как зовут твой страх, Майкл?
-- Его зовут...
-- Громче, Майкл! Все должны услышать!
-- Его зовут Смерть! -- голос сухой и хрипловатый для ребёнка. Глаза широко раскрыты, руки душат скомканные карманы штанов.
-- Молодец, Майкл! Самое сложное ты уже сделал! И запомните, дети, тот, кто имеет смелость назвать свой страх по имени, тот уже победил! Вот ты, Стефания!
Девочка вздрогнула.
-- Ты утверждаешь, что в твоей комнате кто-то живёт? Кто-то злой? Как его зовут?
-- Я...
-- Почему он желает тебе зла? Почему не даёт спать по ночам? Как он тебя обидел? Пока ты не ответишь на эти вопросы, "кто-то злой" не уйдёт!
Девочка смотрела в пол.
-- Вот Майки знает, почему мистер Смерть не даёт ему спать! Правда, Майк? Не угукай, скажи громко!
-- Угу.
-- Однажды отец Майкла, когда был сильно пьян, очень рассердился на Майкла! Правда, Майкл? И в наказание запер Майкла в гробу на несколько часов! Все помнят, что отец Майкла владелец похоронного бюро?
Одна из девочек заплакала. Она всегда плакала на этом месте.
-- Вот почему Майкл испугался! И это совсем не стыдно! Любой нормальный человек перепугался бы до смерти! Но Майкл не "любой"! Он нашёл в себе мужество громко назвать страх по имени! Но это был только первый шаг! Правда, дети?
-- Он заберёт меня! -- сорвался Майкл на крик, но потом снова затих, сел на корточки и обхватил колени руками.
-- И самый главный шаг?!
-- Нуж-но...
-- Говори, Стефания!
-- Нужно громко сказать, что будет после того, как тебе сделают зло...
-- Умница, Стефания. Но громко говорить не обязательно. Нужно просто знать, что будет после этого. Ты ведь знаешь, что будет после этого, Майкл? Правда, знаешь?
Майкл раскрылся. Отпустил руки, погладил штаны на коленках. Даже улыбнулся.
-- Это наша с Майклом маленькая тайна! Но Майк точно знает! И не просто знает! Он не боится! Правда, Майк?
Майкл улыбался, поднимаясь с корточек.
-- А сегодня мы приготовили для Майка Сюрприз! Правда, дети?
-- Прав-да!
-- Ты уникальный ребёнок, Майкл! Не ребёнок, а ходячая диссертация! И сегодня мы совершим Четвёртый, завершающий шаг, который только подчеркнёт твоё полное избавление от страха! Ты готов, Майкл?
Майкл кивнул. Чуть напряжённо, но вполне открыто. Дети притихли.
-- Миссис Эванс, вкатите гробик! Стой, Майкл! Миссис Эванс, держите его! За ногу держите! К окну не пускайте!
На этом месте священник выключил запись, устало потёр глаза, взял серебряное ведёрко со святой водой и поехал делать свою работу.
Майкл МакЛохлан, владелец похоронного агентства его имени и потрясающе дорогой медицинской страховки, проснулся в холоде, тесноте и темноте. Проснулся от издевательской головной боли, которая не давала ему покоя последние три года жизни.
Момент засыпания мистер МакЛохлан запомнил очень хорошо. Розовощёкий доктор впрыснул ему в вену снотворное, от которого всё тело словно начали щекотать тёплыми беличьими кисточками. Пышущий здоровьем эскулап самоуверенно обещал, что под наркозом Майклу будут вводить лекарство, которое задержит рост опухоли у него в мозгу. Духовник МакЛохлана, отец Кассиус, перекрестил больного, брызнул ему в лицо святой водой, и Майкл с удовольствием провалился в щекотливую темноту, которая обещала избавление от головной боли.
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому. Место, в котором Майклу МакЛохлану довелось проснуться, удивления не вызывало. Ему уже не раз приходилось отлёживаться в похожей на гроб камере гипербарической оксигенации после подобных приступов. И, раз он здесь, значит, наврал ему розовощёкий доктор и не помогло волшебное лекарство, по цене двух коллекционных Кадиллаков за один укол.
Видимо, содержащиеся в лекарстве миллионы роботов размером с молекулу решили, всеобщим голосованием, что пациент МакЛохлан неизлечим, и покинули его бренное тело, как и обещал доктор -- через прямую кишку. Ну и правильно. Будучи в здравом уме и твёрдой памяти, Майкл считал, что именно там самое место последним достижениям науки и техники. В этом рассуждении была большая доля цинизма, потому что маленькие роботы уже исцелили ему глаукому и два геморроидальных узла.
Казалось, что боль и дрожь продолжаются уже целую вечность. Сквозь судорожный стук по стенкам ящика послышался грубый мужской голос, зовущий медсестру.
-- Зашевелились! -- чуть ли не злорадно подумал МакЛохлан. -- За такие деньги могли бы и побыстрее!
Щёлкнули замки на крышке металлического ящика, и в ослепляющем свете появилась медсестра со злым, морщинистым личиком, деловито оттирающая замызганным полотенцем густую красно-коричневую корку с рук.
-- Таки подох! -- брезгливо процедила она, кивая на МакЛохлана стоящему рядом полицейскому. -- Не успели довезти. Может, не говори священнику? Пускай так хоронит!
Заходящийся от боли МакЛохлан хотел было как следует наорать на хамоватую медсестру, но судороги делали своё дело и получилось что-то вроде: "Твою мать... голова ... доктора ... укол!!!".
-- Ещё не хватало, на всякую дохлятину уколы переводить! -- огрызнулась медсестра и с грохотом захлопнула крышку. -- Доктор к нему живому пять лет не заходил, а сейчас, понятное дело, со всех ног прибежит! Как же!
-- Ты потише, насчёт дохлятины! -- оборвал её полицейский в помятой фуражке. -- Самой недолго осталось! А парню, можно сказать, даже повезло! Вы, святой отец, его, я так понимаю, хотели живым в землю закопать? Или сжечь заживо?
Рядом с полицейским, поднявшим крышку, появилось лицо отца Кассиуса. Это, несомненно, был он, только седой и измождённый. На это Майкл в первый момент не обратил внимания. Его взгляд был прикован к голове полицейского. Из-под помятой фуражки торчал наружу кусок автомобильного бампера с остатками калифорнийского номера.
-- Прости меня, сын мой! -- одними губами прошептал отец Кассиус -- Я не успел уберечь твою душу...
-- Да что вы мямлите, святой отец! -- лучезарно улыбнулся полицейский м протянул руку обескураженному МакЛохлану. -- Поднимайся, выкопыш! Добро пожаловать в Ад!
-- Не надо так бежать, отец Кассиус, у меня голова раскалывается! -- хрипел МакЛохлан священнику, который едва не бегом тянул его за руку по коридорам больницы.
Больничной стерильности здесь не было. Коридоры больше походили на плохо освещённые канализационные стоки; сырые, полные многоножек, крыс и прочего мракобесия.
-- Ничего у тебя не болит! -- ярился Кассиус. -- Не умеет у мертвяков голова болеть! Если уж стал трупом, так и веди себя соответственно!
-- Сам ты труп! -- вырвал свою руку из ладони священника МакЛохлан. -- Я ещё побольше твоего проживу!
-- Вот в этом я ни капельки не сомневаюсь! -- остановился отец Кассиус и воинственно упёр руки в боки. -- Только почему у тебя, такого живого и здорового, голова болит, а пролежень на заднице ходить не мешает?
Майкл недоверчиво оглянулся. Из-под короткой больничной распашонки, вместо розовых ягодиц, смотрел на него кусок голого мяса с сукровичными потёками. Налюбоваться на тошнотворную картинку священник не дал. Потащил дальше.
Добил МакЛохлана случайный прохожий. Мимо, на руках, передвигал остатки костяка по коридору обветшалый безногий скелетушко. В зубах у него была зажата бутылка с янтарной жидкостью и было видно, что бутылку эту костяк берёг пуще всего драгоценного.
-- Братья-трупики! -- прохрипел костяк, вынув бутылку из зубов. -- Где тут на Вселенский медосмотр анализы принимают?
Тут МакЛохлан побежал за Кассиусом без понуканий. Ничего скелетушке не ответил.
-- Это всё президент, его честь, мать его, похоронных венков ему во все дыры! -- тащил святой отец Майка по чавкающим коридорам. -- "Каждый труп имеет полное право на самоопределение..."! А я ещё голосовал против предложения отцов-иезуитов сначала замочить это дьявольское создание, а потом распылить его над Живой зоной Ватикана, прилюдно, чтоб другим неповадно было! Шевели ногами, кадавр новообращённый, нам ещё больше ста этажей вверх по лестнице тащиться! -- грубо дёрнул он за руку МакЛохлана, ноги у которого заплетались всё сильнее и сильнее. -- А в лифте с мертвяком я больше никогда! Слышишь меня? Никогда в жизни не поеду!
Муниципальная больница городка Даркплэйсида была построена задолго до Последней войны и лифты в ней остались механические. Огромному грузовому лифту требовалось минут сорок, чтобы добраться от Живых этажей до посадочной площадки на второй крыше. Вниз трескучая колымага ехала не намного быстрее. До воскрешения МакЛохлана оставалось минут сорок.
Католический священник с серебряным ведёрком святой воды инстинктивно жался в самом тёмном уголке сорокафутового лифта. Святой отец выбирался за Живое Ограждение нечасто и нервно курил в своём углу вонючую сигарку, пытаясь хоть как-то заглушить стоявший в лифте смрад.
Воняло от арестованного. Полицейский в сильно помятой фуражке правой рукой держал за обнажённый позвоночник нечто, бывшее раньше человеческим телом. Сквозь ошмётки плоти на рёбрах было видно, что дырявый череп находчивый полицейский положил прямо в пустую грудную клетку, как в корзинку для фруктов. Длинные кости рук и ног, словно вязанку дров, бравый полисмен взял под мышку, причём было заметно, что от кладбищенской вони он ничуть не страдает.
Лифт натужно скрипнул и остановился на этаже, где, в том числе, находилась посадочная площадка для VIP-персон. Факт остановки лифта на VIP-этаже возмутил отца Кассиуса до глубины души. К этим персонам в городе причисляли трёх (живых) человек: Главного Живого охотника, губернатора и, само собой, отца Кассиуса. Жену губернатора отец Кассиус и при жизни за человека не считал, и только она могла устроить ему подобную пакость: при подлёте отцу Кассиусу нагло заявили, что VIP-площадка закрыта на спецобслуживание. До этого дня "спецобслуживали" на площадке популярную секту жены губернатора. Называлась секта немудрёно: "Умрите пьяными". В прошлый раз члены секты развлекались прыжками без парашюта. Причина недовольства отца Кассиуса заключалась в том, что с обычной площадки путешествие до живой зоны растягивалось на несколько часов.
Подставлять вторую щёку обнаглевшим мертвякам Новый Канон запрещал категорически, поэтому отец Кассиус взял наизготовку кисть со святой водой. Даже пара капель благословенной Господом влаги причиняли мертвякам от шести до двадцати часов пытки мукой разложения. Отцу Кассиусу было стыдно в этом признаваться даже самому себе, но от процесса чужого разложения он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. А бессонными ночами, в молитвах покаявшись за грехи свои тайные и явные, почтенный священник усаживался за написание трудов, всесторонне оправдывавших и даже канонизирующих деяния отцов-инквизиторов. Отец Кассиус имел на это право. Он видел конечный результат. Отцы-инквизиторы подобного богохульства никогда бы не допустили.
В открывшихся дверях лифта появилась отнюдь не мадам-губернаторша, обычно щеголявшая позолоченной кочергой в печени - подарком от мужа в честь годовщины собственной измены (кстати, его оправдали). Появилась какая-то вовсе неприглядная рогатая харя со змеёй на шее. Харя дохнула в лифт кислым пивным перегаром и безапелляционно заявила: "Вся вонючая дохлятина -- на выход!".
Пока отец Кассиус опасливо прятал ведёрко за спину, сопровождающий его полицейский, со свойственным мертвякам фатализмом, заслал обладателя рогов и змеюки к такой бога в душу матери... Слов было восемь. Даже опытный священник едва переборол искушение перекрестить рот мелким крестом.
Наверное, зря этот труп "закона и порядка" вообще вспомнил о том, что в прошлой жизни умел разговаривать. Сунувшаяся в лифт рожа была никем иным, как Барлогом -- мёртвым телохранителем Последнего Президента. Скотина, собранная по частям в богохульной лаборатории экспериментальной генетики Даркплэйсида для какого-то телешоу. Эта тварь никогда не упускала шанса употребить любую алкогольсодержащую жидкость, предаться сексуальным отношениям с чем попало и, понятное дело, подраться. Так что поездка затягивалась минимум на полчаса.
Драку, слава всевышнему, отменили. Отменили молча. А полицейский уже достал из кобуры дробовую гасилу. Пушечного заряда дроби хватило бы, чтобы снести наглому телохранителю левую конечность -- склизкого вида толстую змею, постоянно подсказывающую своему хозяину разные мелкие подлости, которые употребимы в честной Мёртвой драке. Сам Барлог ни до каких хитростей горазд не был, даже в трезвом состоянии.
Агрессивное поведение полицейского отца Кассиуса не удивило ни капли. Барлог был изгоем в мире мёртвых. Он умел получать наслаждение от алкоголя, пищи и половых развлечений, а за одно из этих качеств выдержанный мертвяк порвёт и родную маму, даже если она ещё жива. А ещё у Барлога был топор. Здоровущий, не заточенный, вечно грязный, зловещего вида кусок бронзы, способный раз в три минуты распылять одного мертвяка не хуже Живой Стены.
У полицейского, надо признаться, были все преимущества в драке (кроме телосложения). Дробовая гасила и мертвяк в левой руке нейтрализовали бы и змеюку и топор, а побитый Барлог -- это медаль от полицейского управления и год бесплатного косметического салона. Отец Кассиус болел бы за полицейского (Барлог был единственным мёртвым, на которого не действовала Живая стена, жил он в квартале от священника и портил ему паству не хуже Баала во плоти). Но мертвяк-карьерист от правосудия не учёл одного: ради рогатого алкаша никто не стал бы перекрывать посадочную VIP-площадку, даже если злокозненный Барлог решил бы устроить на ней ещё одну Последнюю войну.
С тихим шорохом трёпаных перьев спустился на пол за спиной Барлога Живой телохранитель Последнего Президента. Божественной красоты лица и тела ангелоподобная тварь, самого неприятного оттенка серого цвета, которого не в силах была вынести мать-природа, и солнечный свет избегал его, и ночная тьма брезговала прикоснуться к безупречной коже, отчего днём и ночью видно его было одинаково, но смотреть не хотелось. Сварлог.
Крюк Сварлога трёх минут перезарядки не требовал и распылял всегда то количество мёртвой и живой плоти, сколько того хотелось хозяину. Полицейский уже судорожно убирал гасилу в кобуру, хотя, казалось бы, дробовой заряд должен был расщепить изящное и хрупкое тело на молекулы. Но до сих пор не удалось никому.
Почему Сварлога называли живым, так никто и не знал. Хотя, несмотря на очевидную бесполость (одежды не носил), несколько доказательств его "жизни" посещали приходскую школу отца Кассиуса, пугая детей серой кожей и хрупкими крылышками. Разговаривали они очень мало, грехов не совершали и на исповеди ни в чём не каялись. Матери их ничего путного сказать не могли, а сам Сварлог никогда и ни с кем не разговаривал.
Барлога с дороги самоличным пинком убрал, честь его, Последний Президент. Честно говоря, отец Кассиус был бы более рад встрече с губернаторшей.
-- Пойдёте пешком! -- прикрикнул он на телохранителей, брезгливо протирая салфеткой лакированный ботинок. -- Не мешайте мне общаться с избирателями!
-- "Специальные салфеточки носит!" -- промелькнула у отца Кассиуса неожиданная и бесполезная мысль. Здороваться первым не хотелось, хотя официально Последний Президент был одним из основных покровителей святой церкви. Как, впрочем, и других церквей.
-- На девяносто шестом есть бар! -- ухватил змеёю за крыло Сварлога рогатый труп и потащил от лифта. Отцу Кассиусу пришла в голову ещё одна бесполезная мысль: если бы ангелоподобной твари отвесили пинка -- он бы и с лестницы спускался с недоступным простым смертным достоинством. Двери лифта закрылись.
-- Неусыпно охраняем порядок, офицер? -- с неподдельным участием доброго хозяина обернулся Президент к полицейскому. -- Что натворил этот выкопыш?
-- Так ведь, ваша честь... -- полицейский пытался одновременно откозырять Президенту и спрятать смердящий костяк за спину. -- Проломал мраморную плиту в полу, в музее Смешной Смерти, ну вы знаете, на западном кладбище... Знаете?
-- Продолжайте, офицер!
-- Вот, а потом он залез в музейную экспозицию и, знаете, там экспонат "ревность"? Белая баба рожает чёрного ребёнка, а муж её из гасилы малокалиберной прямо в рыло! Каждые пятнадцать минут, пока рыло не затянется! Народ ухохатывается, а тут этот выкопыш на бабу набросился и пол-ляжки отъел враз! Та бежит, орёт, детёныша на пуповине за собой таскает, мужик её по выкопышу из гасилы лупит! Шесть уважаемых мертвяков пострадало, стекла перебили много, а баба эта...
-- Это очень хорошо, офицер, что, кроме охоты на моего телохранителя, вы умеете заниматься и своим непосредственным делом.... -- ткнул президент пальцем в смрадный костяк. -- Но, если я не ошибаюсь, вы командированы сопровождать по мёртвой зоне святого отца, не так ли?
-- Да, но...
-- Без "но"! -- рявкнул Последний. -- Какое право вы имеете моего полноправного избирателя и последнюю мразь, судя по вашему же рассказу, помещать на расстояние менее десяти футов от Живого?! Погоны жмут?
-- Ваша честь... -- если бы мёртвые умели бледнеть... -- недостаток финансирования! Западное кладбище не патрулируется... Я был ближе всех... я же только по приказу...
-- А вы, отец Кассиус, раз уж не здороваетесь, почему не сообщаете о нарушении своих конституционных прав?
-- Извините, здравствуйте, ваша честь, я тут по неотложному делу, а инспектор прав, он же на защите прав, я не знаю...
-- А вы не тушуйтесь, уважаемый! Вы говорите как есть! Вы же для меня в этом городе самый дорогой человек! Кто же мне ещё правду скажет?
-- Ваши избиратели избрали вас...
-- Вы не хуже меня знаете, что мы с избирателями плевать друг на друга хотели. -- Последний Президент обладал удивительным свойством. Умел смеяться, сохраняя непроницаемое выражение лица. -- Вы единственный стоящий соперник в этом городе, а это я умею ценить! Одного не пойму: что вы делаете в Мёртвой зоне?
-- Я еду в Живую зону больницы, благословить на истинную смерть одного из лучших моих прихожан....
-- Прихожан? Все ваши прихожане, дай бог им здоровья, живут недалеко от прихода.
-- Этот человек находится в коме больше семи лет! Он, можно сказать, умер до Последней войны и заслужил спасение души всей своей жизнью и благими делами во имя святой церкви! У меня его завещание! Он завещал кремировать себя! Так что нечего тянуть к его душе свои... руки...
-- Коматозник?
-- Если вам угодно.
-- Не пускайте вы этого святошу в Живую зону, ваша честь! -- встрял в разговор полицейский. -- Он же хочет ещё ни в чём не повинного мертвяка живым в землю на Живой зоне зарыть! Это ж супротив конституции!
-- Ваша честь!
-- А ведь полисмен прав, святой отец! -- не терял нити разговора Последний Президент. -- Я отлично понимаю двойственность ситуации, но непреложным законом должен остаться один: "каждый труп имеет полное право на самоопределение между жизнью и смертью". У вас есть возражения?
-- Он ещё жив!
-- Тем более! И когда он умрёт, вы не должны лишать его права выбора!
-- Он сделал свой выбор, ваша честь! Его выбор -- кремация и вечный покой! Вот завещание!
-- Завещание написано до всеобщего воскрешения и не имеет юридической силы! Тем не менее, я ценю ваши идеалы, святой отец. Вот почему мне хочется, чтоб вы согласились на компромиссный ...
Компромиссный вариант отца Кассиуса явно не устраивал. Замолкший президент рефлекторно потянулся за салфеточками. Слюной отец Кассиус разбрасываться умел.
-- Я был духовником этого человека и все эти годы молился за спасение его души! Он веровал искренне и достоин той смерти, которую в наше время можно считать единственной и настоящей. Никаких компромиссов, кроме кремации и развеянья над Каньоном, ибо даже вы не в силах отобрать у верующих их права!
-- И не собираюсь! Вы не дослушали, святой отец. Я требую, чтобы коматозник, после смерти, разумеется, был захоронен на живой зоне без покушения на целостность тела! А когда до него дойдёт время, будет созвано большое Живое и Мёртвое жюри, которое и решит судьбу мертвяка. Неужели у вас есть лучшие варианты?
-- Единственный и самый лучший вариант - это честная смерть и честные похороны! Можете не верить в святую душу, но ей и дела нет до вашей веры! Душа алчет свободы!
-- Вы не хуже моего знаете, святой отец, что свобода мёртвых есть самая высшая форма свободы на этой грешной земле! Вы что, несгораемый? И не стоит возражать, потому что, даже возражая, вы рискуете свои приходом и личными свободами! Вы же знаете, что моя позиция полностью согласованна с Ватиканом?!
-- Позиция Ватикана не имеет законодательной силы!
-- И что? А позиция Живого и Мёртвого жюри имеет! Запомните, святой отец: единственное, чего я не могу простить своим врагам, так это ограниченность! Вы зажались в живой зоне - и что? Духи рассказали вам о существовании души? Вы хоть раз разговаривали с выкопышем?
Можно было ненавидеть этого человека, но не удивляться его самообладанию было невозможно. Вот и сейчас он, без обычной брезгливости, запустил руку в "корзинку для фруктов" и вынул на тусклый свет прохудившуюся черепушку.
-- А что ты можешь нам посоветовать? -- поинтересовался он, глядя в пустые смрадные бельма.
Выкопыши в первый день послесмертия либо зовут бога, либо сквернословят. Этот бога не помнил.
-- Так вот, что я вам скажу, святой отец! -- почти доверительно произнёс Последний Президент -- Уважать права трупов вам придётся так или иначе! Хотя бы потому, что вы не знаете, что это такое: быть мёртвым!
Было бы неправдой сказать, что отец Кассиус был человеком полностью безразличным к чужому обаянию. Вот и сейчас, униженный и призванный к патетике, он был почти готов не только согласиться с Последним Президентом, но и аплодировать ему, если того потребуют обстоятельства.
Обстоятельства потребовали другого. Подлейший из выкопышей с хрустом впился в беззащитную Президентскую руку. Красная и тёмная кровушка ещё живого человека брызнула вверх и вниз. Красная вверх, тёмная вниз. Не растерялся один полицейский. Пока Президент почти удивлённо смотрел на свои увечья, полицейский молниеносно выхватил гасилу и распылил кусачий череп. Вмести с хорошим куском Президентской руки.
Тягучее время благосклонно остановилось для оглохшего отца Кассиуса. Замерев в медленном дожде ошмётков мёртвой и живой плоти, он, как в немом кино, удивлённо смотрел на то, как неожиданно быстро отрастает отстреленная президентская кисть. Отрастает вместе с фамильным перстнем.
-- Вы слушаете меня, святой отец? -- отряхнул от крови свежеотросшую руку Президент.
-- Да, ваша честь! -- очнулся отец Кассиус, всё ещё страдая от звона в ушах.
-- Даже такая мразь имеет право выбора! Вы против?
Отец Кассиус был готов согласиться всей душой, но сам Президент всё и испортил. Он обмакнул покрытую сукровицей руку в ведёрко со святой водой, после чего начал оттирать кровавые пятна свежей салфеткой.
Такого позора отец Кассиус не испытывал с младенчества. В ведёрке поплыли жирные и бурые круги. Отец Кассиус промолчал. Сказать было нечего.
Лифт остановился на этаже проклятой святой церковью лаборатории экспериментальной генетики.
-- Мы ещё вернёмся к нашему разговору, святой отец! -- выходя из лифта, помахал свежевыросшей рукой Последний Президент. Бурые круги плыли по воде. Продолжать разговор не хотелось. Прощаться отец Кассиус не стал. Президент тоже.
Жирные пятна расплывались по поверхности святой воды в серебряном ведёрке. Благословить отходящего МакЛохлана было нечем. Хотя вода продолжала оставаться святой. Труп бы её не коснулся. Труп бы она распылила. Так что придётся ...
-- И у тебя, МакЛохлан, есть теперь, благодаря, мать его, его чести Президенту Последнему, выбор: остаться трупом, или спасти душу святую свою. Но учти, торговец гробовым товаром, что времени у тебя девять дней, согласно спискам святейшего синода, и дня три, по моим расчётам. Думай, выкопыш! Быстрее думай! Потому что везу я тебя к покойной жене твоей, которая выбрала смерть души и жизнь тела! Если решишься -- звони, пришлю к тебе мёртвого отца Игнатия, если трезвый будет. А ты тварь, паскуда, чертями драная, пошла вон с дороги, потому что господню защиту презрела ты, а от меня защиты и пощады ждать не советую! -- проорал отец Кассиус в окно коптера и пальнул из гасилы в хорошо сохранившийся труп птеродактиля, нагадившего на лобовое стекло. Святой водой на птеродактиля брызгать было бессмысленно. Птеродактиль не знал, что такое святая вода, и поэтому никакого вреда она ему не причинила бы.
Птеродактиль был хорошо знаком МакЛохлану. Именно на его восстановление он пожертвовал местному палеонтологическому музею три тысячи кредитов. С другой стороны, птеродактиля жалеть было не за что, потому что все три тысячи МакЛохлан успешно списал за счёт налогов.
О прибытии несвоевременно воскресшего МакЛохлана отец Кассиус предупредил семью покойного заранее. Семья встречала Майкла на единственной посадочной крыше среди незнакомого МакЛохлану района города. Такими трущобами он раньше пренебрегал. Почти подсознательно.
Отец Кассиус с посадкой особо не церемонился и выпихнул МакЛохлана в открывшийся люк на высоте около двух метров над площадкой. Всё во благо.
МакЛохлан всю дорогу даже представить не мог, что он скажет своим. Слов не было. А теперь, благодаря отцу Кассиусу, они и не понадобились. Майкл тюфяком свалился на руки жене и дочери, упал перед ними на колени, обнял обоих и зарыдал, захлюпал навзрыд. Первый раз в жизни. Хотя правильнее было бы сказать: в жизни с ним такого не случалось.
-- Он же ещё совсем свежий, доченька! -- прошептала ей на ушко Мэлори, удостоверившись, что сам МакЛохлан её в данный момент не слышит.
Отец Кассиус привёз Майкла к дому жены, а куда же ещё? Дети МакЛохланов жили в Живых кварталах, а сын, Ник, и вовсе в казармах Живых охотников.
Квартирка, надо заметить, была та ещё. Бедность светила из каждой дыры в обоях, но этим МакЛохлана трудно было напугать после прогулки по коридорам больницы.
Удивляло то, что Мэлори, вечно готовая получить инфаркт от ботиночного следа на любимом персиковом ковре, к приезду, пусть воскресшего, но, мужа не потрудилась даже стереть многолетнюю грязь с окон. И ещё: в спальне, куда его отправили "отдохнуть с дороги", -- в спальне не было кровати. Кресло (пыльное донельзя), два стула, шкаф длиной во всю стену, большое зеркало. Кровати не было.
Даже в шкафу не нашлось ничего похожего на кровать, когда Майк было решил, что мебель в комнате раздвижная. В шкафу нашёлся его вечерний костюм-тройка пропитанный едким запахом антимоля. Тройка пришлась впору, но благодаря антимолю незавязанная бабочка кучерявилась и расползалась на нитки.
Женщины в соседней комнате неразборчиво перешёптывались, накрывая на стол. Слов к ним в суматошной голове МакЛохлана так и не нашлось, и выходить из "спальни" Майкл просто боялся.
Выдернула его из оцепенения и вернула к реальности картина за окном. С высоты третьего этажа было очень удобно наблюдать, как дворняга, сгнившая, судя по ошмёткам на костях, около ста лет назад, лениво отгрызала тягучие куски плоти от зацепившейся плавником за пожарный гидрант акульей туши. Акула злобно щерила зубы и пыталась отогнать наглую шавку ударами несуществующего хвоста. Судя по размеру объеденного участка рыбьей туши, шавка подоспела к ужину последней. Акула, совершенно не страдавшая от недостатка воды, продолжала почти бесплодные попытки ползти дальше по улице. Хотя, почему бесплодные? Мокрый след тянулся за ней довольно далеко.
МакЛохлан недоверчиво потряс головой, сделал несколько глубоких вдохов, сел на скрипучий стул и, выждав минуту, трепетно раскрыл брошюрку, которую ему сунул улыбчивый полицейский с обломками автомобильного номера под фуражкой. Брошюрка называлась "Краткий курс мировой истории для свежих выкопышей".
Вступительное слово было оригинальным: "Если вы умеете читать, значит, основные события в истории человечества вам уже известны". И подпись: "Последний Президент". И ещё одна забавная надпись: "Если вы читать не умеете, то через тридцать секунд после открытия первой страницы включится звуковое сопровождение на 476 языках поочерёдно".
Майкл сделал ещё несколько успокаивающих вдохов-выдохов, промолчал несколько слов, которые, наверное, следовало бы произнести, перевернул страницу и продолжил чтение.
-- С момента рождения Христа и до Последней войны человечество шло по пути развития различных приспособлений, облегчающих телесный труд и войны, короче, того, благодаря чему большинство из вас и померло. Причём, Живущие убивали себя жирной пищей, бактериологическим оружием (чумою чёрною, бубонною и всякой разной) и войнами только для того, чтобы жить лучше и есть больше. И всё это продолжалось до тех пор, пока не надоело Последнему Президенту. И Последний Президент вышел на улицу и сказал всем, что войны больше не будет. А в это время одна Южноамериканская страна отказалась продавать родной стране Последнего Президента нефть (земляной жир для лампад и ещё для разных вещей) и уран (уголь для больших печей) по низкой цене. И тогда началась Последняя война.
-- Кто бы сомневался! -- буркнул Майк.
-- А Последний Президент проник на поле боя и посыпал мёртвых своим изобретением (Nanobot 672, TM@CR "MEMS Ltd" by 2139), чёрным таким порошком, от которого Мёртвые воскресли. Воскресли все Мёртвые. И те, кто нападал, и те, кто защищался. Война продолжалась ещё три месяца, пока всю страну не стёрли в пыль и пока все не догадались, что воевать теперь бесполезно.
Так Последний Президент подарил всем вечный мир и вечную жизнь, если оно вам надо. Вообще-то Последний Президент хотел подарить всем Абсолютную свободу, но, так как люди существа подлые и неблагодарные, пришлось устанавливать Семизаконие и следить за его исполнением. Вот эти законы и наказания за их нарушения:
--
Каждый Живой и каждый Труп имеет неприкосновенное право на самоопределение между жизнью и смертью. За препятствование исполнению основного права -- полное распыление и развеивание навеки. Для Живых -- смерть от огня и развеивание на длительный срок.
--
За умышленное убийство (участие в убийстве) Живого -- смерть, полное распыление и развеивание на длительный, установленный Живым и Мёртвым судом срок.
--
За умышленное нанесение непоправимых увечий (участие в нанесении увечий) Живому и Мёртвому -- смерть, полное распыление и развеивание на срок, установленный Живым и Мёртвым судом.
--
За неумышленное убийство, либо нанесение непоправимых увечий Живому и Мёртвому -- телесные наказания, либо частичное распыление с полным покрытием материальных расходов пострадавшего.
--
За имущественные и любые материальные претензии к Живым, сопровождающиеся оскорблением личности, -- полное распыление и развеивание на установленный Живым и Мёртвым судом срок.
--
За действия, повлекшие имущественные потери, -- телесные наказания, либо частичное распыление с полным покрытием материальных расходов пострадавшего.
--
За любое материальное содействие Духам -- телесные наказания, либо частичное распыление с полным покрытием материальных расходов пострадавших от действий духов.
-- Это всё, что нужно знать выкопышу для жизни в новом мире. -- заканчивалась книжка. Остальные страницы занимали фотографии Последнего Президента. Лицо ничем не примечательного банковского клерка.
Да и сами фотографии больше напоминали семейный альбом с отчётом о проведенном клерком отпуске. Напоминали бы, если бы не подписи.
"Последний Президент читает лекцию о прогрессе нанотехнологий выкопышам Сорбонны". "Последний Президент улаживает конфликт, вызванный перенаселённостью пустыни Сахары". "Последнему Президенту вручают ключи от Мавзолея Ленина". "Последний Президент огораживает живые Экологические зоны Средиземного моря". "Последний Президент охотится на выкопавшегося мамонта". "Последний Президент развоплощает делегацию духов". И тому подобное.
Исчерпывающая была информация.
МакЛохлан просидел бы, уткнувшись в фотографии, ещё неделю, но за звуком скрипнувшей двери в комнату просунулась голова Николаса -- старшего сына. Звали к ужину.
За круглым столом, заставленным кулинарными изысками, явно полуфабрикатного производства, с напряжёнными улыбками на лицах сидели жена и дети МакЛохлана, за исключением младшего. Младший, как выяснилось, учился в закрытой школе и выпускали его оттуда чрезвычайно редко. Всё во благо. Что мог сказать МакЛохлан своему ребёнку, который родился после злополучного укола? "Здравствуй, сын, я твой мёртвый папа!"? Всё во благо. Непонятно, о чём со знакомыми разговаривать...
Затянувшуюся паузу нарушил звон разбитого оконного стекла. Семейство вздрогнуло, но из-за стола никто не поднялся.
-- Там у вас по улице акулы ползают! -- нашёлся Майк, кинувшись к окну.
-- Не ходи туда, пап, я сейчас жалюзи опущу, -- нехотя поднялся Ник.
Акулы уже не было. Под окном стоял подгнивший папаша МакЛохлана, переселение которого в неприлично дешёвый картонный гроб Майк отметил самой дикой оргией, которую ему доводилось устраивать за свою размеренную жизнь. Мерзкого папу могила не исправила. Гнилой гриб сквернословил в адрес неблагодарного сына и метал в окно кирпичи, собирая немногочисленных соседей, тоже не рождественского вида. Было совершенно очевидно, что закон о неотторжении наследства был придуман Последним Президентом совершенно своевременно и на благо людям.
-- Гроб нужно было цинковый заказать! -- подумалось МакЛохлану, пока его сын опускал звуконепроницаемые жалюзи.
-- А я смотрю в окно... -- не глядя в глаза родным говорил Майк, усаживаясь за стол. -- А там акула по тротуару ползёт... -- говорил просто, чтобы что-то говорить.
-- Так где ж им теперь ползать-то?! -- подхватил беседу Ник, щедро ляпнув себе в тарелку резинового картофельного пюре. -- Президент объявил все водоёмы Живой зоной! Месяц назад генераторы установили, так оттуда столько ихтиандров, прости господи, повылазило... И без них ступить некуда! Видишь? -- поднял он стеклянный кувшин, источающий запах любимого виски -- Хотел "Гленфиддиш" из твоих запасов прямо в бутылке на стол поставить! Так нет! Возле самой двери на кишке поскользнулся! Хорошо ещё догадался бутылку из жестянки не вытаскивать!
-- Какой кишке? -- брезгливо скривился МакЛохлан, прогрессивно тупея от количества навалившейся информации.
-- Соседа, наверное, -- пожал плечами Ник, разливая янтарь по стаканам и, правильно оценив отцовское выражение лица, продолжил. -- Когда мертвяка распыляют и рассеивают, он начинает собираться. Первым делом из пыли собираются самые подвижные части, чаще всего кишки. А потом кишки начинают ползать по окрестностям и собирать остатки трупного организма. Ну, чтобы уже никогда не расставаться! -- поднял он бокал.
-- Успеешь ещё! -- щёлкнула сына черенком ложки по руке Мэлори. -- И отцу дай поесть.
МакЛохлана тошнило. А Мэлори усердно накладывала ему ото всех блюд.
-- Я, пожалуй, сперва выпью! -- борясь с собой, схватился Майк за стакан. Сын улыбнулся и картинно влил в себя содержимое стакана. Майк последовал примеру.
Жёлтый огонь смыл и тошноту и сомнения. МакЛохлан вспомнил о том, что не ел... не вспоминал о еде более семи лет.
-- Вот ещё сёмги возьми! -- привычно приговаривала Мэлори, подкладывая мужу на быстро пустеющую тарелку. -- Гибсоновская фабрика, стопроцентная гарантия пищеварения без внутриполостного оживления продуктов! По спине постучать? Ник постучи папу по спине, не видишь, поперхнулся он! Водички дать? Ник, прекрати глотать не жуя! Ты так до ближайшего посмертия растолстеешь, что в дверь казармы не пройдёшь! Оставь отцу оливок!
-- Зачем ему? -- абсолютно искренне удивился Ник, прекратив на миг набивать рот.
-- Вот ведь дурак ты! -- плеснула руками Мэлори.
-- А мне, слизней гонять, много ума не надо!
-- И в самом деле... папа... -- красавице Синди это слово далось с явным трудом. -- Ты действительно нормально себя чувствуешь? В твоём положении большая нагрузка на желудок может плохо подействовать... запах и всё такое...
-- Спасибо, Синди! -- пробурчал раскрасневшийся от еды и выпивки МакЛохлан. -- Всё очень вкусно!
Он врал. Вкусно не было. Консервы и полуфабрикаты. У него в конторе подметальщики лучше питались. Просто зверски хотелось есть. Только что он выпил с тарелки консервный сок из-под рыбы.
-- А ты почему ничего не ешь?
-- Я должна придерживаться диеты. -- не поднимая глаз от маринованных листьев салата, ответила дочь.
-- Ты тоже на диете? -- поинтересовался МакЛохлан у жены. Тарелка Мэлори была девственно чиста.
Мэлори прикрыла рот рукой. Ник глупо хихикнул.
-- Мне тут недавно анекдот на эту тему рассказали! -- панибратска толкнул он папашу под руку, явно отвлекая от зашедшего не в ту сторону разговора. -- Приходит паренёк молодой в бар, садится к стойке и заказывает всему бару по стакану. Рядом сидит угрюмый такой ковбой, молча выпивает, ставит стакан. Паренёк говорит: "Не грусти в такой замечательный день! Выпей ещё, у меня завтра свадьба!". "Свадьба? Я праздновал свою свадьбу в этот же день, сидя на этом же стуле этого бара! За такое совпадение можно и выпить!". Вот так они друг друга угощают, пока паренька не выносят из бара вызванные таксисты. На следующий день паренёк заходит в тот же бар, снова садится к тому же ковбою и снова заказывает всему бару по стакану. Говорит: "Выпейте за меня, ребята! У меня сегодня отличный день! Я не женюсь!". Ковбой посмотрел на него и говорит: "Ты повторяешь мой путь, сынок. Я тоже праздновал свою свободу, сидя на этом стуле этого бара!". И он снова упаивает паренька до беспамятства. На следующий день паренёк приходит в бар, молча подсаживается к угрюмому ковбою, выставляет перед ним пинту виски и говорит: "Старик! Сегодня я должен тебя напоить до бесчувствия, или хотя бы заставить улыбнуться! И всё потому, что у меня для этого отличный повод! Ровно двадцать лет назад мой алкоголик-папаша проставлялся всему этому бару за рождение сына!". Ковбой молча, не дрогнув усом, высаживает пинту пойла из горла и спокойно так говорит: "Боюсь, что поить тебя буду я. Во-первых, потому что тебе меня никогда не напоить, а во-вторых, потому что приключилось ещё одно забавное совпадение. Ровно двадцать лет назад, сидя на этом табурете, за стойкой этого бара, я помер от перепоя!".
Синди хихикнула, прикрыв ротик ладошкой, Ник поглядел по сторонам, выдерживая паузу, и заржал, как породистая ковбойская лошадь. Майкл тупо улыбался и думал только о том, как сдержаться и не заржать, подобно Нику, когда до него дойдёт весь юмор рассказанного анекдота. Юмор не особо спешил становиться доступным. Мэлори закрыла глаза руками и, похоже, готова была заплакать. Наверное, от смеха.
-- У нас на работе мужики так смеялись! -- радовался Ник своему остроумию. Тут же выяснилось, что глаза у Мэлори оставались совершенно сухими. -- Рэндома знаете? Со шрамом такой! Он даже подавился чем-то, так ржал. Мы ему все почки отбили, пока по спине стучали, а потом бегом на мёртвую зону потащили, думали, всё! Скопытился! В ассенизаторы пойдёт. А он нет! Продышался!
-- Мама, он совсем тёплый! -- почти прошептала Синди, положив изящные ладошки на шею отцу. Майку показалось, что она встала из-за стола, чтобы он не видел, как она смеётся.
-- Не беспокойся, девочка, -- так же тихо ответила мать. -- Он ещё совсем свежий.
-- Расскажи мне про свою работу, Ник! -- уже сам плеснул себе в стакан из кувшина МакЛохлан, поглаживая ладошку Синди. Душа оттаивала.
-- Не переживай, папаша! -- звонко свёл с ним стаканы Ник. -- Мною ты можешь гордиться! Скажи мать!
-- Ник у нас молодец.
-- Я, между прочим, в свои молодые годы, уже десятник Живых охотников! Ты внимательно слушаешь? Живых! Не этих трупов-ассенизаторов, которые тараканов толком распылить не могут! А я настоящий охотник! Потому как имею меч, сам понимаешь, кладенец. Эскалибур фабричной штамповки, вон, в углу стоит, только руками не трогай, потому как в нём батарейка свежая, он тебе руку вмиг отпылит. А если в нём батарейку совсем другую поставить, то можно и духа-поганца развоплотить. Ну, почти развоплотить. На прошлой неделе вот жены губернатора тень искромсал до полной неузнаваемости! Теперь хоть воплей её слушать не будем. Паскудина была та ещё! Похуже нашего дедули! Кстати, дедулина тень тоже благодаря мне на фарш ушла!
-- Николас!
-- А что ты, мама, сразу "Николас"?!
-- Ты уже пьян!
-- Ну и что? Между прочим, это мы мою премию за губернаторшу пропиваем! А я уже, значит, и не при делах! И потом, я живой, мне это только на пользу пойдёт.
-- А Принстон ты закончил? -- придавая напускную строгость голосу, поинтересовался, уже чуть заплетаясь языком, МакЛохлан.
-- Какой, к едрене...
-- Николас!
-- Да... Какой "Принстон", "папа"? Тебе что, трупные пятна свет застят? Через полгода после того, как ты ушёл баиньки, все твои счета были заморожены из-за всеобщего банкротства и из Принстонов меня попросили пинком под зад!