Аннотация: Никому не снились книги? А то, как эти книги читаете? А вот приснилось, что читаю текст. Почему-то с электронной книги. Что успел запомнить - записал на утро. Может, что-то еще вспомниться - тогда дополню.
На границах земель армия выстраивалась в атакующие порядки. По странным, утвержденным давно правилам, о нападении на столицу должно быть объявлено. Со всеми положенными традициями. А вот окраинные земли, заставы и прочее разрешалось атаковать тихо, хоть диверсантами, хоть вирусами. А Материнский город - только по всем правилам и 'в лоб'. Кто и когда утвердил их, было скрыто в глубинах времени, но наказание следовало необратимое. Иначе, почему эти правила именовали 'Телепатическими правилами войны'?
Из-за этого и возникали подобные ситуации. Оборона страны уничтожена, флота - нет. Но захватчик обязан выстроить свои войска за границами земель и под бравый марш двигаться к последнему оплоту очередной, поверженной, ветви жизни. Но и после нескольких примеров каждая из столиц обзаводилась обороной. Тот, кто установил эти правила, может в любо момент их отменить. Остатки армии готовились к обороне, дома спешно переоборудовались в подобие донжонов, чтобы сражаться до последнего. Бежать никто не пытался. Этот город - родной, на иные, даже для беглецов, правила не распространяются. И такие случаи были - страна, считающаяся родной, оказывалась колонизированной давным-давно, а родной город потом повторно 'открывали' на столь удобном месте. А незнание места-прародителя не меняло правила.
Их врага так же, на первый взгляд, не интересовали природные ресурсы и технологии. По их мнению, все это и так принадлежало им, а другие расы это просто позаимствовали на время. Да и не другие расы просто, а дальние родственники. И преследует это противостояние благородную цель - снова соединить одну большую семью. Естественно, под началом и контролем самых мудрых и справедливых. Раздался рев труб, и армия наконец-то двинулась на штурм последнего оплота.
В самом городе паники, как таковой, не было. Кто-то готовился продать свою жизнь подороже, кто-то - подсчитывал барыши от возможных сделок, а кто-то раздумывал, удастся ли занять в будущем такое же удобное и теплое место, как и сейчас. Бегство - бессмысленно, сопротивление - почетно, жизнь - дорога. И нужных, рабочих, рук всегда будет не хватать. По сути своей, безвыходная ситуация, в которую ставят те же правила, не предусматривающие капитуляции.
Но были и те, кому судьба остаться в живых не виделась даже в мечтах. Те, кто отрицал саму идею единства всех живых и разумных в мире, и, тем более, не признавали за одной из сторон права решать за других. Таким даже смерть была избавлением, а судьба раба или каторжника - хорошей жизнью. Показательные казни в каждом следующем походе, а между ними - подопытные для безумных гениев. А как еще называть тех, кто изобретает оружие, с каждым последующим шагом делая смерть от него все более мучительной? Снаряды, несущие в себе страшные яды, превращающие последние дни жизни в нескончаемую агонию. Клинки, чья цель - не быстрое убийство, а снова - мучения. Облачение, причиняющее больше травм и вреда, чем вражеское оружие. Рядовые бойцы использовали более практично, и проверенное временем, снаряжение. Но для показательных карательных операций против непокорных и еретиков - такое было необходимо. И чем больше боли и страха - тем больше покорности. В будущем.
Таким не было пути, кроме бегства. И последующего обитания в Тени. Те, кто создал правила, создали и это место. Войти, и выйти, можно было лишь один раз. Но и обитать там столько, сколько проживет твое тело. Была, по слухам, вода и укрытие, не было опасностей. Но и не было света, вечный сумрак и туман. Рассказывали, что кто-то продержался там несколько лет, но чаще сбегали через считанные дни. Говорили так же, что тень у каждого - своя, иначе как пояснить, что ни один из вернувшихся не рассказывал о встречах там с другими? Что войти туда можно лишь по одному, но и это был шанс. На жизнь, а не на муки.
Найрин была как раз и последних. Смерть и мучения лично ее пугали куда меньше, чем судьба ее ребенка. Он уже был достаточно взрослым, чтобы понимать, и мать рассказала ему о своих убеждениях. Его могли переубедить, но безумцам требовался страх. И показать, что его могут нести дети, хоть немного отличающиеся от массы, они умели. Жизнь Росса была бы ничуть не лучше бесконечных мучений. Не спрашивая у него согласия, Найрин решила рискнуть. И шагнуть в Тень, держа ребенка на руках. Больше их никто не видел.
Болота. Годы спустя.
Экстремальное местечко для тех, кто устал от размеренной и правильной жизни. Для тех, кто устал от завоеванных земель, и соскучился по азарту битвы и боя. По борьбе за жизнь. Для таких спасением стали как раз эти болота. Опасные, с несколькими, расположенными по кругу, башнями, в которых жили герои ушедшей войны. А войны больше не было. Все ветви жизни были теперь вместе, всеми правили мудро, направляя таланты туда, где они нужны. Рассказывая о прошлых эпохах, демонстрировали ужасающее и разрушительное оружие, руины городов, читали воспоминания очевидцев и хроники. В которых что ни сезон, то война или набег.
Паук видел это все. И помнил, кто и зачем это создавал. Но молчал. Ведь большинство, и правда, были счастливы без войн, набегов си споров. А как величать градоправителя - какая разница? Если тот исправно следит за городом, стража - ловит преступников, вне зависимости от должности и кошелька, чего народу бунтовать? 'Ловит, как же. Кто попался - значит, не сильно умен. Раз не уследил сам, или оказался где не надо. А то, что Карателей переименовали в стражников - ничего не меняет. Страх - их главное оружие. И арсеналы свои они исправно пополняют'.
Ему такая судьба была противна, а к спокойной жизни - не лежала душа. Вот и устроился он сюда, добывать редкие вещества да власть имущим добычу. Городские богатеи, что так любят хвастать трофеями с охот, в большинстве своем и в привязанную цель не попадут. Вся их доблесть заключалась в отрезании головы, или, как тут - головогруди, у убитой живности. Хот, некоторых чуть ли не привязывать надо было, так рвались в бой сами. Но после десятка-другого шагов по болоту, без троп, и в стелющемся тумане и паутине, соглашались на условия. Для таких были специальные места, к которым и выгоняли добычу. Но, за три сезона, на памяти Паука, таких набрался лишь десяток.
Вот такому и подготавливал сейчас трофей Паук. Как ни странно, так же паука, с его голову размером. Пойманный в ловушку, он еще был опасен своим ядом, который и требовалось сцедить. Опасность смерти от укуса тогда становилась минимальной, но от увечий и травм, и едкой охотничьей паутины, никто защитить не мог. А последняя восстанавливалась у обитателя болот намного быстрее, чем яд. Истратив нынешние запасы на ловушку, к моменту охоты он сможет снова ее использовать, пусть и не так много. Но шрамы от нее убрать нельзя.
- И какой прок от этих шрамов? Специально же просят, чтобы сохранили немного, руки пожечь, - три сезона одиночества сделали разговоры с самим собой, так и с добычей, чем-то нормальным. Ведь надо поставить ловушку, проверить, убедится. Что в нее попала добыча, да еще и нужная, вывесить условный знак, и потом еще все подготовить - дело не одного дня. Тут и речь можно подзабыть, д и голос, пусть и собственный, успокаивал. Ловушка - ловушкой, но мало ли. Видел сам, как местные быстро соображают, даром, что на десятке лап бегают. Пару клеток так потерял - находили, и устраивали засады. Выучивались, сколько надо попавшемуся, чтобы не смог ответить. И за мгновения до визита его коллег нападали сами. А попробуй тут - и паука, к примеру, подготовь, и от парочки сколопендр, что с руку длинной, или роя муравьев в свою ладонь размером, отбейся. Только наблюдай за их пиром с безопасного места.
Наученный своим и чужим опытом, Паук каждый раз искал для ловушек новые места, и ставил не по одной. После успеха остальных можно отпустить, или сделать заготовки на случай неудачи. Был на его памяти один 'охотник', что только в последний день вспомнил, зачем явился, протрезвев. И в итоге увез с собой памятное чучело первой, добытой тут Пауком, многоножки. С тех пор парочка подобных у него было, и с историями.
Возвращался Паук в башню довольным. И добыча оказалась 'в пору', и богач отправился домой довольным, и он остался цел, и при заработке. Конечно, можно жить прямо на болотах, в специально построенных хижинах. Но он предпочитал комфорт башен. Пусть и тех комнат, что для слуг, но там тоже были ванны и кровати.
Вот и его комната - на первом этаже, в конце коридора. Потертая дверь с немного облущенной краской. Единственным отличием был дополнительный запор, установленный к двери им лично. Все же это не временное жилище, а почти постоянное. В этом коридоре, несмотря на первоначально жилое предназначение комнат, в половине из них были устроены кладовки и лаборатории, для приготовления и хранения составов и ингредиентов. А в оставшихся трех жили коллеги Паука. Отсюда - и немного, относительно обычного жилья, плата - ведь хранить тушки, добытые на болоте, в жилой комнате не совсем удобно и практично. А многокомнатных апартаментов тут было не предусмотрено. Да и мыть, те же тела многоножек, в своей ванне, многие брезговали.
Башни, конечно, планировались как места отдыха, но оказались не так популярны. И проживание подобных проводников играло лишь на пользу. И постоянных доход, и для клиентов не надо искать помощников, да и за физическую работу всегда есть кому взяться. Тот же замок, дверь, мебель после очередного постояльца поправить - работа по профилю не всегда есть, а бывшие бойцы весьма умелы в подобных вещах. Про оборотную сторону - выбивание двери запершегося безумца, к примеру, можно и не упоминать.
Дверь тихо и привычно скрипнула. Не один день пошел на то, чтобы правильно подрегулировать петли. Зато теперь, по скрипу, Паук мог определять, как открывается дверь. Быстро и уверенно, или осторожно и медленно. Да и застать его врасплох было труднее. И пусть бояться, или даже опасаться, ему тут некого, привычки въелись в плоть и кровь.
Вот и самая желанная цель и плата за сегодня. Ванна, которую впору называть небольшим бассейном. Небольшой бортик позволял не упасть в нее случайно, а каменное покрытие пола, да и сама чаша из того же материала, были прочными, выдерживая тяжелую обувь. Небольшая печка с баком сверху позволяла быстро получить теплую воду, а механический насос - не бегать с ведрами по окрестностям. 'Комната для слуг - позволяет смыть грязь и с себя, и с одежды'. - Хмыкнул Паук, развеваясь и укладывая одежду на ребристый деревянный настил у насоса. 'Все же кое-что положительное во всем этом есть', - удобства было не сравнить с походными или 'старорежимными'. Требования к размеру комнаты, покрытию пола, вытяжке - и это только для ванной. К остальным помещения требований было не меньше. Вплоть до толщины двери, чтобы шум из коридора не мешал. Сейчас приводить себя, и одежду, в порядок никто не мешал.
Наступил вечер, и время ужина. Поднявшись на следующий этаж, Паук оказался сначала в подсобных помещениях кузни, а затем и в самом обеденном зале. Тот, в итоге, занимал примерно пол этажа, вторую половину занимала кухня и парочка складов с заготовками для походной еды. А несколько клетей, для спуска грязной посуды на первый этаж и подъема продуктов со складов, дополняли планировку. И несколько лестниц - для обитателей верхних этажей, для слуг, для быстрой эвакуации. И парадная лестница почти не использовалась в обычной жизни башни, если не требовалось пронести чего-то габаритного. Сейчас в столовой было привычно тихо, полумрак разгоняли лишь несколько светильников у ближайших к кухне столов. Остальные пыли аккуратно, вместе с креслами и стульями, накрыты простыми отрезами ткани. Да и используемая мебель избавились от вычурности и излишней роскоши. Накрытые простыми, чистыми скатертями, столы, простые стулья, а то и табуреты, обычная посуда и минимум столовых приборов. Не перед кем было показывать 'класс и марку'.
За его стол, самым последним, присел Найденыш. Так, с подачи самого Паука, назвали найденного в самом окончании активной воны парня. Он шел по болоту с уверенностью бывалого охотника. Старая одежда, в большинстве своем дополненная местными материалами, и с частичками хитиновых панцирей для защиты. И перевитые тонкими шрамами руки и, как оказалось, тело. Это наглядно показывало - уверенность достались ему не просто так, а собственной болью и трудом. Но основные открытия и удивления ждали их впереди. Парень почти не говорил, был, как ожидалось, диковат, но даже в походных условиях пользовался несколькими столовыми приборами. И никогда не использовал столовый нож для разделки туш и прочих, бытовых, нужд.