Аннотация: Статья для Маленького Общества Свободных Критиков))
...Жечь было наслаждением...
Р. Д. Бредбери.
Аффтар жжот!!
Комментарий с какого-то форума
Гори-гори ясно - чтобы не погасло!
Из фольклора.
Дико оказаться в антиутопии, которая всегда казалась наиболее ужасной.
Те антиутопии, которые пользуются наибольшим успехом и оставляют самые глубокие шрамы в памяти, описывают вовсе не гибель мира. Что такое апокалипсис, в конце концов?! Сейчас выходит такое несметное множество книжек, в которых описывается гибель мира от самых разных вещей, что сама концепция вызывает ухмылку, если не раздражение. Это я, переживший три конца света, говорю. Первый случился в 1999-м - конец Эры Водолея, перевернутое Число Зверя, должно ж? Не срослось. Второй ждали в 2000-м - "Проблема Две Тысячи", нулевой год, конец разом века и тысячелетия. Четверых всадников не дождались. Третий - запуск адронного коллайдера. Весь мир затаил дыхание... и дальше вы знаете. Хе.
У Жюля Верна, в каком-то непереиздающемся романе, некий безумный ученый строит огромнейшую пушку, калибром что-то такое с диаметр Колизея, чтоб из нее жахнуть и "подправить" наклон земной оси. И мир, затаив дыхание ждет этого выстрела. Он жахнул - а мир даже не почесался. Орел где-то с рассчетами налажал, фатально. И уличные мальчишки поют: "Трепещут люди и зверушки, все ждут, что ось качнется вкось. Бабах! Но старенькой вертушке вновь отвертеться удалось!" Ученый, помнится, очень обижался...
Во время этого шума вокруг коллайдера у меня в голове периодически крутился этот стишок. Смешно и грешно, глупость и трусость человеческие... Гибнуть будем иначе. Не от всадников на конях блед и, по-видимому, не от какой-нибудь выходки технического прогресса. И даже не от Пророчества Майя.
Это не страшно.
Страшно, когда мир, вроде бы, остается цел. И даже все еще населен людьми. Прогресс идет, все идет, как по маслу... не сразу заметишь, что у населения "дивного нового мира" уже нет душ. Тела на месте, одежда на телах на месте, тела передвигаются, издают звуки, изображающие человеческую речь - но это все имитация жизни, "мнимая жизнь внутри гальванизированного трупа".
Четыреста пятьдесят один градус. Температура, при которой воспламеняются и горят рукописи.
Именно та самая антиутопия, которая всегда казалась самой кромешно ужасной, самой беспросветной, когда даже атомные взрывы, стирающие Город в радиоактивную пыль, воспринимаются очищающим ласковым дождем, который, может быть, смоет хотя бы часть этой разъедающей мерзости - и мы уже почти в ней. Добро пожаловать.
Здравствуй, Белый Клоун.
Джулия работала на версификаторе, который выкидывал варианты "сужетов" и "образов" будущих книг, заранее одобренных Партией. Она говорила: "Я звезд с неба не хватаю, но люблю машины и люблю поработать руками". Она думала, что книги надо производить, как джем или шнурки для ботинок - может, поэтому читать не любила. Ее научили думать и критически относиться к действительности кошмарная неустроенность, постоянная опасность, висящая над головой любого партийца дамокловым мечом, и резкий разлад между сладкими речами из "монитора" (телевизора?) и окружающей ее реальностью. Ее разум - орудие выживания в жестоком мире "восемьдесят четвертого".
Великолепный D, напротив, любил почитать. А его неожиданная и незаконная страсть I читала, как легко догадаться, даже Библию - и иногда ее цитировала. D, поэт от математики и поэт в жизни, думал профессионально, понимал окружающий мир великолепно - в его мире, где отсутствие личной жизни стало незаметным и привычным, содержимое совершенно непрозрачного черепа осталось вне влияния извне. Средства массовой информации там были организованы плоховато. И вот извольте: поэзия, товарищество, страсть, искренность, материнство - заводятся в головах как-то сами собой и их приходится выжигать вместе с кусками мозга.
Даже веселая дурь, окружившая в Дивном Новом Мире Дикаря, как это ни странно, тоже иногда думает. И с упомянутой дурью вдруг случаются идеи, стихи, влюбленности, амбиции... Дикарю худо от искусственных вечных деток - но он их просто не понимает, слишком уж идеализировал, живя в резервации. Его гибель - следствие культурного шока, в конце концов. Ведь искусственная, выращенная в пробирке кукла влюбилась почти по-человечески, только выразить это не сумела. А есть еще острова в северных морях, где живут отколовшиеся от веселой дури коммуны - и искусственные парни становятся настоящими в контакте и борьбе с настоящей стихией. Чего им не хватало? Ведь все, вроде бы у них было...
Адреналина и телевизора, ИМХО.
Даже Хищные Вещи дают жителям приморского курорта дышать. Да, слег, конечно, слово матерное. Но кроме слегачей в городке водятся и интели. А бесплатно раздаваемые книги относятся к необходимому уровню обеспечения потребностей. Читает Жилин "Историю фашизма", хихикают над ним девочки - но книг никто из рук не рвет, а средства массмедиа просто удручающе никуда не годятся. Скучно смотреть передачи по фонору, а от газет тянет в сон. Каждый придумывает себе забаву, всяк с ума по своему сходит: "Я же не карась, я же человек, мне же скучно!" - но никто никого не давит и не теснит, в этом мире у его жителей есть право выбора.
И вот тень, в которой права выбора нет.
Здесь - власть Телевизионных Стен, Белого Клоуна, а чтение преследуется законом. Здесь нет риска "восемьдесят четвертого" и не надо думать, чтобы выжить. Здесь есть все, чтобы весело жить, не думая. Здесь для адреналина есть реактивные автомобили, а для того, чтобы провентилировать непрозрачные черепа, есть телешоу. А на всякий случай, для редких исключений - есть еще и пожарные.
Милостью Божьей мы зажжем сегодня такую свечу, которую, я верю, им не погасить никогда...
Греза.
Я - Гай, умерший, и воскресший, и снова рискующий умереть от стихотворной строки. Я - Кларисса, разговаривающая с любым, кто кажется ей человеком. Я - Битти, рассыпавшийся на цитаты, сжигавший тома и хоронивший их в себе, сожженный книгами, сжегший себя, как книгу. Я - женщина, чиркнувшая спичкой. Я - Фабер, голос в ушной ракушке, голос в плейере. Я - Милдред, и уши вечно заткнуты музыкой и голосами, а мозг забит химией, шоу и тряпками... А время, казалось, дремало в истоме под полуденным солнцем.
Высасывайте всю пустоту, весь яд, скопившийся за долгие годы! Если бы это было так просто...
А вдруг Милдред успела осознать, что потолок рушится ей на голову? Правда ли, что можно стать человеком за последний миг перед смертью? Эта мысль в последнее время меня очень занимает...
Бредбери - поэт Божьей милостью. Ясновидящий. Но даже ясновидящий не может рассмотреть все детали.
Мне ужасно хочется верить в Гая, который раскрыл книгу - и строчка из книги Иова сожгла его глупость, пошлость, суетность, вымыла душу и сделала человеком. Это - догмат самой светлой из вер... Верую, Господи, помоги моему неверию - я такого никогда не видел.
Мне ужасно хочется верить и в приятельницу Милдред, которая разрыдалась, когда Гай читал вслух стихи. Но такого я тоже не видел никогда.
Мы уже несколько лет живем в мире Белого Клоуна. Поэзия лечит и очищает исключительно те души, которые есть. А гламурные барышни с волосами, сожженными сотней окрасок, не слишком-то склонны рыдать над классическими стихами. Почитайте Мандельшатама или Блока вашей соседке по лестничной площадке!
Книги уже жгут, всем известно. Кружась в вихре веселья, читатель оставил себе ровно столько, сколько нужно - комиксы и порнографические журналы. Вместо комиксов (мы их не любим) у нас криминальное чтиво. Вместо порнографических журналов (а вернее - вместе с ними) - розовые романы. Вот интересно, если предложить кому-нибудь из их читателей Библию, однозначно ли примут за свидетеля Иеговы? А если уточнить, что имеется в виду ее поэтическая, литературная ценность? Боюсь, что так предложивший станет в глазах окружающих не фанатиком, а просто сумасшедшим. Разве что, воцерквовленный православный прочтет краткую лекцию о том, что гореть в аду таким замороченным на поэтике священного писания материалистам...
Перестав читать, люди перестают думать. Забавно, что перестав думать, они могут начать читать - и к их услугам достаточно книг, которые совершенно не побеспокоят дремлющий мозг. Авторы, имя которым - легион, ухитряются так же переливать из пустого в порожнее, как сам Белый Клоун. И авторы, и читатели одинаково не понимают слов.
Сужение и сокращение словарного запаса - сужает и сокращает сферу мысли, решила правящая элита Партии, внедряя новояз. Молодцы. Им бы еще знать, что Белый Клоун сузит и сократит сферу мысли вместе со словарным запасом быстрее и легче, чем карательные меры!
Слова теряют оттенки смысла. "Одеть" и "надеть" для многих значит одно и то же - и это просто самый наглядный пример вымывания смысловых пластов. "Вскоре само понятие плохого и хорошего будет выражаться только шестью словами, а точнее - одним словом. Ты чувствуешь, как это красиво?"
Недавний разговор. Назовите смысловую разницу между словами "зуб", "зубик", "зубчик", "зубец"? Она есть? Есть ли разница между словами "трепетать", "дрожать", "трястись" и "вибрировать"? А между "дрожать" и "вздрагивать"? А если вы не видите разницы, вы понимаете, что хочет сказать человек, который их произносит?
А он, как и вы, подбирает слово наугад. Какое попалось на язык.
А если этот человек - писатель? А если он - издающийся писатель? А если у него толпа фанатов, которые тоже не видят разницы?
А если разницы нет? Одно слово, другое слово... "Его торс вибрировал от движений" - ну ты поэл, да?! Речь превращается в абстракцию, в фикцию. Речь больше не средство точной передачи информации. Речь - инструмент странной игры, в которую аффтар играет с читателем:
"- Я пошла!
- Куда?
- А вот!
- А зачем?
- Затем!
Он впал в ступор и пять минут не знал, что сказать. Потом промямлил:
- Ну слушай, а?
- Вот козел! - сказала она и ушла".
Диалог... Обмен мыслями... Эмоции... Энергия... Аффтар жжот. Бандарлоги играли в людей на книжных страницах? А послушайте, как говорят вокруг!
В книжном магазине:
- А что бы почитать для собак?
В киоске рядом:
- Девушка, мне бы листочки, на которых намазано...
Девушка:
- Да пошел ты, козел!
"Товарищ, а нынче заседание пленарное, или как?" Это не в двадцатые годы, это сейчас - обезьяний язык. Мы упразднили все знаки препинания, кроме запятых, но запятые суем куда придется. Правила русского языка кажутся нам докукой и гадостью - мы обходимся и так.
Мы общаемся смайлами. Мы - почти спартанцы. В ответ на прочувствованную и продуманную речь имеем один, но убийственный аргумент: и чё?!
Кельвин разговаривал с Океаном. Мы не можем договориться друг с другом.
Нас окружает серый мир. Хорошо бы вспомнить, что вслед за серыми приходят черные.