Аннотация: Новая история из цикла "Записки Проныры". На сей раз жанр - мелодрама, "военно-полевой роман".
Я всегда говорил, что жизнь - штука офигительно разнообразная.
Мы с Тама-Нго, вроде бы, не новички в Просторе - но то и дело встречаешь такое удивительное создание, что потом глаза долго не впучиваются обратно. Смотришь иногда на кого-нибудь и думаешь: как же ты, сердешный, жить-то можешь с такой внешностью и заморочками?
А сердешный живёт, ни у кого пить-есть не клянчит и невероятной своей сущностью не пришиблен. И норовит на тебя посмотреть с сочувствием: как же ты, думает, бедолага, ухитряешься существовать, когда так убого устроен...
Мейна - место специфическое. Боевые товарищи друг к другу относятся с пиететом, можно сказать - с уважением. В хорошей стае может прижиться кто угодно; народ только чужаков предупреждает, чтобы правильно себя вели и не попали впросак. Ну, знаете, вроде того: "Ты, приятель, Дика со спутника АН-978с по спине неожиданно не стучи и за руки не хватай - а то тебя потом от слизи очищать задолбаешься, а Дику объяснять, что у соседей просто такие странные обычаи, его, мол, никто бесить не хотел". Или, как наш друг Трёхглазый Снурри любит говорить: "Это, бестолочь, тебе не диван, а мой навигатор. Ещё раз попытаешься на него сесть - не только он тебя стреканёт, а ещё и от меня в ухо получишь, для памяти".
В общем, удивительно, какой странный на свете попадается народ.
Иногда к чужой внешности долго приходится привыкать, хоть к тем же АН-978с, в просторечии - слизеплюям. Иногда чувствуешь себя, как ёжик, который кокетничает с кактусом: те же фехтовальщики с Нги-Унг-Лян внешне - вылитые люди, чистый обман зрения. А иногда посмотришь на чужака - а он прекрасен.
Чуждое восхитительное создание. Как орхидея. Или лебедь. Или ягуар. Не факт, что безопасное, но такое восхитительное, что дух захватывает.
И тянет совершать всякие глупости. Или - не глупости, как выйдет.
Так вот.
Мы с Тама-Нго гостили у Снурри. Снурри и вправду Трёхглазый, только, если уж совсем точно, третий глаз у него - тепловой, почти незаметен, поэтому не совсем считается. Ясное дело: когда адмирал - ксенофил, тогда и стая подтягивается. У его ребят на броне никаких дурных лозунгов, вроде: "Люди - к людям, прочие - на фиг!" - не бывает, да и сам он, хоть и антропоид, но не вполне человек, всё-таки. Вот у него-то в штабе мы и увидали это чудо.
Неописуемо вообще.
Ясно, что детёныши. Парочка, вроде как близнецы. Самые милые и грациозные детёныши, каких только можно себе представить. Они в уголке тихонько играли с шариками светящимися - а мы с Тама-Нго залюбовались.
Форма, в общем и целом - пожалуй, антропоиды. Но явно не люди. Не кожа - мелкая-мелкая перламутровая чешуя, нежная; на головах что-то вроде дредов - гребень такой, наверное, или выросты кручёные, упругие, сине-лиловые, длиной до плеч. Глазищи - громадные, умные, влажные, тёмные, одни зрачки, кажется, райков не видно. Носики крохотные, можно сказать, что их вовсе нет - просто две дырочки, у ротиков - своего рода губы, лиловые такие полосочки, из них то и дело высовываются язычки раздвоенные. Ушных раковин тоже нет - перепоночки, как драгоценные камни, радужные, переливаются. Лапочки ловкие, с четырёхпалыми ладошками, пальчики длинные, цепкие, коготочки на них острые, чёрненькие, блестящие. Чем-то похожи на рептилий, пожалуй, но ящерицы так двигаться не могут, ящерицы - как заводные игрушки, неуклюжие, грубоватые, а эти - как резвящиеся котята, шустрые, быстрые, прямо-таки перетекают из позы в позу. Пропорции - как у человеческих деток, головы большие, сами - ростом с наших пятилеточек примерно. Тоненькие, лёгонькие - и одеты эти малышки в детские платьица в рюшечках, одна - в розовое, вторая - в голубое, и в туфельки с бантиками. То есть, по-человечески говоря, девочки. И щебечут, как райские птички.
Таких надо фотографировать для голографических открыток "Ксенофобия - пережиток!" и рассылать эти открытки по разным отсталым мирам. Даже у законченного антропоцентриста вызовут желание сюсюкать и слёзы умиления. Детки-конфетки.
- Умереть - не встать, - говорю. - Снурри, чьи это ангелочки у вас?
Снурри как-то странно ухмыльнулся, вроде бы, смущённо, а сумрачный парень, лицом похожий на йтен, что сидел неподалёку, оторвался от планшета с картами и говорит:
- Мои.
Тама-Нго ему:
- Не твои. Ты - человек.
А он:
- Приёмные, ясное дело, - и в тоне тоже что-то странное, не ухватывается даже с мысли: вместе с любовью - то ли стыд, то ли тревога, то ли гордость, то ли ещё какое смешанное чувство.
- Не то слово, - говорит. - Ослепительная. О Чиеоле, слыхал? Красивые жители... и своеобразные.
Никогда я не слыхал про этот мир, если честно, но Галактика, как известно, большая. И никак мне не понять, в чём тут хитрость у этого парня. Прямо вагон противоречивых чувств к этим деткам понаверчен.
Очень интересно.
А Тама-Нго как будто что-то просёк и говорит:
- Ты - Мужчина, Готовый На Многое Ради Жизни, я бы сказал...
Парень головой мотнул - первый раз на нас посмотрел внимательно.
- На многое?! Да - на всё!
И Снурри говорит:
- Вот уж точно. Йомин у нас - точно, что с крутым прибабахом, он - и вправду на всё. Трагическая, как говорится, судьба. А с Чиеолы - они и верно, необычные и очень красивые в своём роде... но я бы... я бы... не важно, в общем, я бы того, что он, не сделал. Не смог бы.
Вот тут-то я и ощутил, что помру от любопытства, если не услышу всю эту историю целиком.
- Йомин, - говорю, - а вот ты бы не мог рассказать, как познакомился с чиеолийкой?
А Снурри:
- Лучше не надо. Душевное равновесие целее будет, - и посмотрел куда-то в угол. - Наворотили мы тут с Йомином...
И мне в нём, в орле Простора, который очень по-дружески общался и с букашками, и со слизеплюями, и со своим навигатором, который вообще - разумный полип, вдруг мерещится что-то, очень и очень неожиданное. То ли стыд, то ли неловкость какая-то. И Тама-Нго смотрит на него и щурится. И становится ещё любопытнее, так что нестерпимо до зуда в пятках.
- Йомин, - говорю, - пожалуйста. Я же спать не смогу, пока не узнаю!
Йомин, вроде, задумался.
- Да ведь я, - говорит, - уже уходить собирался, вроде... Ладно. Только жене надо звякнуть.
И врубает голопроектор. И посреди снурриного штаба появляется прекрасное видение.
Мы с Тама-Нго поняли, что из близняшек вырастет. Какая-то это была серебряная, перламутровая наяда, грации невероятной, с такими очами, с таким лицом... В общем, цивилизация её породила древняя, мудрая - и с вышесредним чувством прекрасного.
Конечно, не женщина. Чуждый вид, даже не млекопитающее, похоже. Но ведь восхитительная: лебедь, понимаете, орхидея, ягуар. Морской анемон. Эволюционное чудо. В комбезе из золотого синтеклана, золотых браслетах и тоненьком золотом обруче на шее. Переливается, как жемчужина, подвижна, как ртуть, мерцает, как далёкая звезда.
Йомин говорит:
- Гелиора, я задержусь тут. Дело есть, - а она райским щебетом, русалочьим пением отвечает:
- Конечно, милый капитан. Только пришли домой девочек. Им обедать пора.
Голограмма погасла - мы выдохнули. Йомин малышкам говорит:
- Слышали, что мама сказала? - и они чирикают, как птички, ласкаются, как котята, и упархивают, как бабочки. А их приёмный папаша поворачивается к нам.
И Снурри вставляет:
- Вы не пожалеете?
А Тама-Нго говорит:
- Мы были бы рады услышать твою историю, Воин С Шипом В Сердце.
Снурри слушать не стал, ушёл. Его что-то смущало с нездешней силой. А Йомин выключил планшет, скатал в трубочку, сунул в карман и говорит:
- Вот уж точно, старина... С шипом.
***
Точно ты это сформулировал. С шипом. Невыдёргиваемым.
Подруга моя была - человек. Соотечественница. Была. Потеря герметичности скафандра, вот так. На третьем месяце, жизнь наша... А куда денешься? Мейна ведь, а она была - боевая подруга, навигатор мой... Наша вечная война, что поделаешь - мы с ней оба родились тут, другой жизни не знали. А здесь - тянет в пилоты, а пилоты живут недолго. Ты - сегодня, я - завтра, рок, он для всех один, судьба не выбирает и не разбирает.
Разве что - не даёт быть счастливым слишком долго.
Первое время часто хотелось выбрать камешек потяжелее, необитаемый, и в него - на второй космической, не тормозя. Потом - реже. Люди - твари живучие, сам себе удивляешься. Сначала жил, чтобы её астероид навещать, где она... Потом - просто жил.
В стае - не трогали. Я не слишком общительный, отгородился. Некоторые утешать пробовали - пришлось огрызаться. Я не могу так: сегодня одна, завтра другая - привычки такой не имею. Так что со мной им было скучно тусоваться... А Снурри знал, конечно - поэтому просто звал, если меня дома не было. Знал, что, если меня дома нет, значит я - к Дилайне на астероид свалил опять.
Не в нашей системе, кстати. Подальше. Потому что у нас тут - сами знаете. Кому-нибудь понадобилось пострелять, масса вещества зачем-то понадобилась или ещё что - они же рассматривать не будут. Ну и привет, не найдёшь своего астероида на прежней орбите. А мне хотелось, чтобы... вроде как вечно. Блажная романтика.
Поэтому улетал я надолго.
Сначала там только плита была. С именем. Потом я оставил маленький генератор, кислородный купол вокруг плиты. Да что... ну, привёз капельку грунта - наши цветы посадить, розовые колокольчики с Йтен, она любила. Фонарик повесил, влажность отрегулировал. Потом - сделал искусственную гравитацию, чтобы росли лучше. Искорка живого... Чуть-чуть полегче на душе.
Снурри ещё тогда подумал, что я тронулся. Ты тоже так думаешь? Нет?
А, ну ладно. Тогда ещё можно говорить.
Так вот, я как раз тогда возвращался от Дилайны. С её астероида, в смысле. Лишайник ей туда отвёз, хороший, лавийская разработка, чтобы потихоньку астероид грыз и кислород вырабатывал. Культуру приличных бактерий, для обогащения почвы... Ну, знаете - чтобы было ещё больше похоже на живое место. Когда-то в детстве я космобиологией увлекался - вот, пригодилось.
В общем, слегка безумное такое хобби: оживление холодного камешка, чтобы... Глупость, в общем. Неважно.
И я на тот раз всё закончил, шёл домой. Как раз покинул орбиту камешка, собирался в "прыжок" - и тут поймал чей-то сигнал. Незнакомый, но человеческая частота. Я расшифровал.
Человеческая... "Эдем", "Эдем", говорит "Святой воин-4", проект "Очищение Огнём". Были атакованы охотниками противника. Разгерметизированы и выведены из строя четыре отсека, прямое попадание ракеты в узел управления. Остался один, ранен, прошу помощи... "Эдем", "Эдем", ответьте..." - как-то так.
Мне это не понравилось. Это, знаете, "атакованы охотниками противника". Потому что - война у них там. Какой-то постоянный противник есть, который их атакует. А вмешиваться в чужие дела мейнцу, вроде бы, не годится. Мейнец же вне закона - накладут с двух сторон.
Но этот вояка там, вроде, ранен, а этот его "Эдем" что-то не отвечает. И я подумал, что, пожалуй, слетаю посмотреть.
Мысли у меня тогда были довольно забавно перемешаны - приличные с неприличными. Я собирался оказывать помощь и мародёрствовать одновременно. Он мне - не сват и не брат, я не люблю всяких "святых воинов", я решил, что стребую с него за помощь по первое число. С тем и "прыгнул" в направлении сигнала.
А там в вакууме дышали, ребята... полной грудью.
Я вышел в физический космос на поле боя. Такие дела.
"Святой воин" оказался космической станцией, которая, по идее, должна была нести крылышки-охотники - и, видимо, несла. Раньше. Но все они болтались вокруг. В виде трухи.
Простор на пару сотен километров по орбите станции был завален обломками. Я в жизни не видел такого фарша и в таком количестве: обычно, всё-таки, вояки пытаются вывести из строя больше технику, не живую силу - а тут уничтожали всё и вся к облезлой матери, с особым цинизмом.
Я шёл по инерции, а мимо проплывали куски машин и трупы; трупы - гуманоидов, я бы сказал, насколько можно рассмотреть гуманоидов в тех грустных останках. Некоторые из тех убитых были одеты в комбезы, а не в скафандры - я так понял, что их подняли по тревоге, и они поскакали убивать, нимало не заботясь о собственной безопасности. Прямо я тогда вспомнил, как читал про древние битвы - когда выбегали в одном белье и кидались рвать врагов чуть ли не зубами.
Тут друг друга ненавидели. Так ненавидели, что я удивился - я, вроде, пират, но и среди урок не принято звериться настолько. В бою надо холодную голову сохранять - а тут мозги кипели, по всему видно. Никакой корысти. Чистая злоба.
Станцию расковыряли ракетами - любо-дорого. Удивительно, что там вообще кто-то уцелел; судя по состоянию брони, калибр вполне основательный. Обычно охотники такие ракеты не несут, опасное оружие, можно по своим того... но здешних вояк это не волновало. Мне как-то совсем разонравилось вся эта, так сказать, спасательная операция, но я всё-таки вызвал "Святого Воина".
А он спросил пароль.
Я сказал, что я тут - человек посторонний, просто готов помочь, если нужна помощь.
Он спросил, точно ли - человек.
- Слушай, орёл, - говорю, - я не философ. Двуногое без перьев тебя устроит?
Он выразился в том смысле, что двуногих без перьев полна Галактика, но никто не поручится, что все они - люди. Я сказал, что тогда я, пожалуй, пойду - и этот идиот тут же завопил, что даёт стыковку.
Конечно, не факт, что я - человек с его точки зрения. Но жить хочется. Ладно.
Я поставил крылья в ангар для охотников. Стыковку без толку было и спрашивать: он открыл створы, а рядом со створами я увидал дыру в обшивке, через которую бы провёл свою машину, не задев краёв. Но вояка, видимо, сам не очень представлял, в каком состоянии его собственное оборудование.
Хорошая станция, кстати. Распотрошённая в прах, со сквозными дырами в броне, во всех местах - ещё функционировала и неплохо. Надёжная техника.
Выходить из машины пришлось в скафандре и попадать в жилые сектора - через двойной шлюз. Мой газоанализатор дал типичную смесь; самое оно для нас, двуногих без перьев. Но я даже шлем не снял, только поднял забрало. Мне там не нравилось.
В узел управления оказалось не попасть, после удара там всё загерметизировалось - да я и не рвался. Двигатели, похоже, накрылись, когда пригрело ракетой - просто удивительно, как переборки уцелели. Они, правда, выгнулись, как резиновые - но выдержали ударную волну. Хорошие переборки, опять же - качественный материал.
Кого-то с той стороны, конечно, по ним размазало. Но я совершенно не жаждал смотреть на это клубничное варенье - достаточно, что сиропчик кое-где изрядно в щели подтёк, до того, как сработала аварийная герметизация.
На войне как на войне, так сказать. Простор - колыбелью, все там будем.
Поэтому я взламывать этот склеп не стал. Вызвал раненого и говорю: "Ты где?" - а он сбросил мне голографический план и отвечает: "Иди вперёд, через лаборатории - к медотсеку". И я пошёл через лаборатории. Лаборатории у них там защищала целая система шлюзов с двойными переборками - исследовательская станция, ради лабораторий и устроена. Так что эти научные богатства почти не пострадали. Но стоило мне туда попасть - пары минут не прошло, как я понял, за что владельцам станции глотки рвали, за что приласкали их по полной, и почему так яростно ненавидели.
Хозяева тут изучали разумных нелюдей. Как морских свинок. Посредством вивисекции.
Я прошёл мимо целого ряда больших сосудов со спиртом или формалином, в которых плавали букашки. Целиком. Не то, чтобы я их фанат - но видеть разумных союзников заспиртованными, будто они колорадские жуки, жутковато, парни. И на душе тяжело.
Дальше пошли какие-то потроха на витринах. Я сперва не мог понять, что к чему, а потом дошёл до витрины, где нги был целиком препарирован, как лягушка, и сообразил, что это были образцы их репродуктивной системы. От этого мне стало похуже, чем от букашек - буквально затрясло. Нги-то был ещё совсем молодой, его невидящие глаза смотрели мимо меня, а тело приобрело белёсый цвет, какой бывает на препаратах из трупов... откуда-то я знал, что его убили специально, чтобы вскрыть. И не его одного.
Ангелов они, почему-то, целиком не сохраняли; от ангелов остались только головы и крылья, растопыренные и высушенные в вакууме. Немного. Может, ангелы им не попадались А вот слизеплюев и мохнариков с Т-Храч тут оказалось во множестве. Причём, мохнариков они брили целиком, прежде чем выпотрошить - так было гораздо заметнее, что мохнатые - тоже антропоиды. Попался детёныш и пара самочек - ясное дело, гражданские, с транспорта какого-нибудь. И я за время этой экскурсии так проникся, что сам бы этим, разрядник им в ухо, учёным дал бы в Просторе вакуума нюхнуть до полного кайфа.
Я нашёл ещё много кой-кого, о ком можно было только догадываться, что они разумные. Больше всего, само собой, жителей Чиеолы. Они, в сущности, тоже слегка антропоиды: удобный комплект, руки-ноги-голова - но я уже по внутренностям догадался, что эволюция там шла другим путём. И ещё - я опознал в чиеолийцах тех ребят, кого видел в Просторе около станции. Врагов здешних добрых хозяев.
В общем, чем дальше, тем больше я сочувствовал мёртвым парням с Чиеолы. Жалел, что они проиграли драку - дрались, как звери, против превосходящих сил... а своих не спасли. Жизнь наша... Да ладно, я бы сам рубился на их стороне, хоть они явные нелюди, а я - мейнец, который принципиально в чужие разборки не суётся.
Самый мрак - что один чиеолиец был распят на операционном столе в герметичном стеклянном боксе, будто его резали как раз, когда началась бойня. Может, его и можно было бы спасти, если бы местные гады все эти искусственные лёгкие и прочую дрянь не отключили, уходя - но они отключили, и к моему приходу парень уже окоченел. И я стоял, смотрел на мёртвого и жалел, что учёные, вероятно, тоже накрылись, и у меня нет никаких шансов поговорить с ними по-свойски, когда тот, раненый, подал голос: "Ты что там, заблудился?"
У меня уже руки чесались не на шутку пристрелить этого типа, просто за то, что он тоже во всём этом участвовал, хоть и косвенно. Но я решил пока не пороть горячку и сказал: "Ничего, я найду дорогу".
И тут увидел в стеклянном кубе живую чиеолийку. Я видел их мужчин, догадался, что это - женщина, самка. Единственная в коллекции женщина - не иначе, как на сладкое её оставили, сволочи. Она была меньше, гибче - и здорово по-другому выглядела, даже в одежде: у чиеолийцев есть такие... как бы... выросты на нижней челюсти, как бакенбарды, а у неё - только эти локоны-гребни, улавливатели вибрации и органы равновесия, как я узнал потом. Она хотела привлечь моё внимание, колотила по стеклу ладонями изнутри - но стекло было толщиной, как станционная броня, и я её не слышал и не видел, конечно, пока случайно не посмотрел в ту сторону.
Гады её держали для тех же дел, явно - живой экспериментальный материал.
Я не знал, как её оттуда достать. Эта штуковина была всё равно, что запаяна со всех сторон. Я обошёл террариум вокруг, не нашёл никакого подобия двери и даже хотел уже жахнуть из бластера, только луч настроить потоньше - но чиеолийка сделала все отрицательные жесты, до которых додумалась, и показала мне на пульт у стены.
Я боялся, что ничего тут уже не работает, а хуже того - что я облажаюсь как-нибудь непоправимо, выкачаю воздух из её террариума, к примеру, но всё обошлось. Это был человеческий пульт, а что один человек сделал, в том другой всегда разберётся.
Над кнопками оказались вполне доходчивые пиктограммы. И я выпустил чиеолийку, чувствуя, что, всё-таки, не зря сюда летел.
Она сцепила пальцы, и прижала к груди, и защебетала-зазвенела - вы слышали, как они общаются, ребята - и дешифратор оказалось только чуть-чуть сложнее строить на её трели, чем на этого здешнего раненого. Хотя, конечно, нелюдя всегда понимаешь с пятого на десятое.
Она благодарила меня ради детей. Ради своих детей. Двойняшек, девочек.
Я спросил, где дети, и она показала. Сказала: "Внутри". У неё внутри. Вот так. А потом пошла туда, к герметичному боксу, и прижалась к стеклу ладонями.
Я сказал: "Пойдём". А она сказала: "Это мой второй муж. А вон там - мой первый муж и мой третий муж. Они никогда не увидят своих детей".
Чиеолийцы не умеют плакать, но в её щебетании слышалось безысходное горе, и поза... Поза обозначала "Я не могу его бросить, даже мёртвого" - и дешифратора не надо.
Я сказал: "Пойдём, пожалуйста. Ради девочек", - и тут меня вызвал раненый: "Ты там скоро?"
- Ты учёный? - спрашиваю.
- Учёные и командный состав погибли, - говорит. С огорчением. - Я техник.
Это хорошо, что ты не офицер и не учёный, думаю. Даёт мне возможность тебя не добивать: руки при женщине марать тобой неохота. Может, ты доорёшься до своего "Эдема". И сказал чиеолийке:
- Нам вправду надо уходить, милая. Сюда могут нагрянуть убийцы.
Она гладила стекло, гладила - и посмотрела на меня.
- Ты воин? - говорит.
- С этими я до сих пор не воевал, - говорю. - Но теперь собираюсь, будь спокойна.
- Уничтожь это, - сказала она и обвела круг пальцем. - Ты можешь? Если да, то уничтожь всё это. Мёртвые выбрали бы огонь. Уничтожь.
Тогда я вызвал раненого и сказал:
- У тебя есть минут семь, чтобы покинуть станцию. Может, восемь, - а он как завопит:
- Ты же собирался мне помочь! - ну что я мог сказать...
- Я выбрал, кому буду здесь помогать, - говорю. - А ты свой Эдем покричи. В общем, у тебя семь минут - и как сам хочешь... двуногий без перьев... - и повернулся к ней. - Мы вместе уничтожим это логово. И никто больше над ними измываться не будет. Ты осталась одна?
Она издала согласную трель. И я пошёл искать ей скафандр.
Гелиора... вообще-то, мне её имя не произнести. Их щебет и трели нашими звуками не передать - гортань и голосовые связки иначе устроены. Но она назвала себя - и я придумал называть её Гелиора. Она согласилась. Она же моё имя тоже выговорить точно не может. Она называла меня просто - капитан.
Ей подошла та же кислородная смесь, что и мне. Почти весь здешний виварий был при жизни кислорододышашим. Может, она чуточку и подрегулировала себе что-то - температуру, или влажность, или ещё что - но в общем и целом обошлась скафандром для местных сволочей.
Он оказался ей немножко великоват. И всё.
А я так и не опустил забрало, пока мы шли к ангару. Правильно сделал. Когда ты без шлема, интуиция лучше работает. Я прямо-таки учуял, что нас поджидают - только не определил, с бластером или так.
Я его вызвал.
- Эй, раненый, - говорю, - Я тебя пока убивать не хочу, но могу и передумать. Выходи оттуда и имей в виду: у меня коридор под прицелом. А то давай так: ты - техник, я - пират, в этой игре я вожу и больше не играю.
Он понял и вышел. Не знаю, куда он был ранен, под скафандром не видно. Но двигался он медленно и забрало тоже поднял. Эти гады, двуногие без перьев, были похожи, может быть, на наших или на лавийцев. Или на шиян. Как-то так. Без причуд антропоид. Бритый, морда бледная с прозеленью, под глазами чёрные синяки. Без бластера.
- Тут, - говорит, - сокровища. Надо их спасти. Научные труды. Проект "Очищающий огонь"...
- Сокровища? - говорю. - Ясное дело, что ж, я - слепой, что ли... Разрабатывали оружие против нелюдей, ясно же. Биологическое, биохимическое, может - генетическое... Очищающий огонь, говоришь... будет вам огонь. Порадуетесь. Очистим по самое не балуйся. Я только уточню, откуда вы родом.
И Гелиора пропела:
- Я знаю. Я скажу.
А раненый скрипнул зубами.
- Мы же с тобой оба - люди, парень, - говорит. - Где у тебя здоровая солидарность с тем, кто к тебе ближе по крови? Паразитка - лучше?
- Сам ты, - говорю, - паразит, тоже мне, человек. Мы сваливаем отсюда - и ты тоже можешь, пока я этот ваш гадючник не взорвал.
Он сжал кулаки.
- Да эти - самые мерзкие твари в нашей части Галактики, я не шучу! Я не ругаюсь, я классифицирую!
- Обалдеть, - говорю. - А я думал, самые мерзкие - нгишки или букахи. Или мохнарики. Короче, для вас все мерзкие - но ты ещё не знаешь, кто тут мерзее всех на самом деле. Может, и я - ты ведь меня без скафандра-то не видал, вдруг что-то недопонимаешь, а? Отойди с прохода, классификатор лядов, а то я случайно выстрелю.
Не знаю, из чего он хлопотал. Может, задерживал нас - но надолго не вышло. Мы покинули станцию, можно считать, вместе - мы с Гелиорой на моих крыльях, и увечный этот на своей аварийной капсуле. И я подумал, что ради такого случая можно поступиться принципами, распаковал пару ракет с термоядерным зарядом и жахнул прямой наводкой.
Издали было даже красиво. Как сверхновая, только крохотная. Всё ушло в это плазменное облако - и станция, и фарш вокруг. А раненый ещё некоторое время поливал меня по связи последними словами, но брань на вороту не виснет. Я просто ушёл в "прыжок", так и не дослушав, что он там ещё обо мне думает.
И Гелиора смотрела, как я их взрывал и как потом Простор свернулся пространственным тоннелем в моей оптике. Молча.
С чиеолийцами чем тяжело общаться - у них мимических мышц нету. Лица - неподвижные серебряные маски. Непонятно, что они думают-чувствуют, пока не привыкнешь к их невербальщине - к позам, которые идут вместо мимики.
А она сидела, сгорбившись, свесив руки между колен, вся - поникнув. В позе "горе и безнадёга".
Скорбела об убитых мужьях. О троих. Безутешная трижды вдова. Чудно у них там общество устроено.
- Гелиора, - говорю, - я иду домой. У нас - безопасно.
Она на меня взглянула.
- Людей мы почти не знаем, - говорит. - Знаем о них только то, что люди нас ненавидят. Ты мне не враг, капитан, ты меня спас, но - как же мне лететь с тобой к тебе домой? Я не знаю, как меня встретит твоя родня. Мне страшно.
Она покачала головой и отгородилась ладонью. "Нет".
- Как же тебе, человеку, лететь на Чиеолу, - говорит, - если люди - наши враги? Видишь, что наши соседи делали с нами? Знаешь, как мы туда попали? Гедонцы напали на нашу геологическую станцию в соседней звёздной системе, убили почти всех, а случайно выживших забрали на опыты. Мы ведь - не солдаты. Мой первый муж - хирург, мой второй муж - специалист по грунтовым водам, мой третий муж - техник связи. А я - педагог и педиатр... мы надеялись, что наши дети будут жить рядом с нами, а в ожидании я кормила Посредников. Люди в первую очередь убили наших детей; мне и моим близнецам повезло, просто повезло - что мы ещё одно целое, что ты спас меня... Я боюсь звать тебя к себе домой, человек... в Просторе - одно, на планете - другое. Всё может измениться.
- Я, - говорю, - никогда чужих детей не обижу. Ты - вдова, а я - вдовец. И моя жена тоже ждала ребёнка...
И тут мне в голову приходит кое-что.
Сидит рядом чуждое существо... женщина? Сама грация, тонкая и гибкая, как змея, талия тоненькая, бёдра узкие. Беременная? Двое детей, сказала. Девочки. Много ли там тех девочек? Судя по её фигуре - по паре-другой клеток на сестру.
- Твои дети, - говорю, - скоро появятся на свет?
Она высунула кончик языка, как змея. И убрала. Потёрла пальцем уголок рта. Лёгкое замешательство, но я тогда не понял.
- Что? - говорю.
- Не знаю, - отвечает. - Откуда мне знать? Мы с детьми будем ждать, когда подвернётся возможность - но я не могу предсказать, когда именно это случится. Ты сам видишь, в каком мы положении.
Я почувствовал, что у меня слегка заходит ум за разум, но вспомнил, что она - ксеноморф в полный рост. Зато мне понравилось, что она о себе с нерождёнными детьми сказала "мы".
Как-то это было очень по-женски и хорошо.
- А откуда ты знаешь, - спрашиваю, - что родятся девочки?
Расширила глаза и показала мне ладони. Удивилась, как я потом выяснил.
- Мои же девочки, - говорит. - Как я могу не знать? Они - моя сладость, они горят, как звёзды внутри меня. Я даже догадываюсь, что они - второго мужа. Но это пока лишь женская интуиция. Точно можно будет сказать только после вторых родов. Когда девочки родятся окончательно.
Тут у меня ум зашёл за разум окончательно.
- Ладно, - говорю. - Пока не будем вдаваться в подробности. Ты мне веришь?
- Лично тебе - да, - отвечает.
- Вот и хорошо, - говорю. - Летим на Мейну, на Мейне разберёмся.
Гелиора потёрла щёки кончиками пальцев.
- Я боюсь. Я никогда не была в мире людей. Но ты меня спас и, быть может, поможешь мне с детьми. Хорошо. Летим на Мейну.
Потом я работал, она сидела и смотрела, хрупкая, прекрасная и совершенно таинственная. И мне опять было не понятно, что она думает.
- Ты голодная? - спрашиваю. Вдруг её не кормили эти живодёры.
Она опустила веки, согласно. А ресниц у чиеолийцев, можно сказать, нет.
- А прости мне моё невежество, - говорю, - чем вы питаетесь? В смысле, вы - хищники? Или как?
Она только вздохнула. Очень по-человечески.
- Как всё сложно... Как сложно всё объяснять... Жизнь среди своих собратьев - проста и прозрачна, а попытки контакта с людьми всё время ставят в тупик... У тебя живут Посредники?
- Хороший вопрос, - говорю. - А кто это такие?
Гелиора отвела взгляд. Сказала в сторону:
- Прости меня, капитан, я совсем не понимаю, как люди могут жить без Посредников. Я, конечно, не ксенолог, но, по-моему, без них вообще невозможен социум. Мои сородичи питаются с помощью Посредников.
Я вытер пот со лба.
- А Посредники - это животные или растения?
- Животные, - говорит.
- Значит, вы - хищники, - отвечаю.
Посмотрела на меня, расширив глаза:
- Неужели ты думаешь, мы их убиваем и едим их трупы?! Мы не люди, чтобы так кормиться... снова прости меня. Я не в себе. Я не хотела тебя обижать. Просто я видела, как люди убивают живых существ и едят их - это отвратительное зрелище. И страшное.
Чем больше я Гелиору слушал, тем хуже мне становилось. Рядом сидела голодная беременная женщина, а у меня на корабле не было ни одного Посредника. И я даже представить себе не мог, на что они похожи.
- Они, может, яйца несут? - спрашиваю. - Молоко дают? Мёд собирают? Да? Вы едите то, что из них выделяется?
Гелиора оживилась:
- Да! - говорит. - Ты очень умный и понятливый. Значит, у людей тоже есть Посредники? Вот бы никогда не подумала, все говорят, что у людей их нету...
- Придём домой, - говорю, - я тебе всё покажу. У нас много чего есть. А пока угощу выделениями наших Посредников, если они тебе понравятся.
Принёс ей баночку мёда с Йтен. Наши шмели - знаменитые, мёд на экспорт идёт, многим нравится. Гелиора открыла баночку, дотронулась кончиком раздвоенного язычка - и говорит:
- Точно. Если Посредника кормить плодами растений, то он выделяет нечто похожее. Как это хорошо, как я тебе благодарна, капитан! Ты меня успокоил. Раз у вас есть Посредники, значит, в вашем мире и у меня, и у моих девочек есть шанс. Все мои мужья стали бы твоими друзьями, если бы рок судил иначе.
- Славно, - говорю. - Угощайся.
И тогда Гелиора выдала одну из этих чиеолийских штучек. Она убрала свой раздвоенный язычок и вытянула откуда-то из горла тоненькую трубочку - вроде коктейльной соломинки, гибкую. Погрузила её в мёд и начала им питаться. В смысле - тянуть через эту трубочку самым элегантным образом.
Ага. И я вдруг сообразил, что в ртах чиеолийцев такое странное. Элементарно же! Зубов у них нет! Я подумал так: они питаются мёдом, который им собирают Посредники, а для того, чтобы есть мёд, зубы ни к чему. У них - хоботок, очень удобно.
Я понял, почему она напрягалась, когда я улыбался. Может, боялась, что я её укушу. Кто нас, зубастых знает...
В общем, я понял, что никакие они не хищники. И не паразиты. Если кто и паразит, так сами гедонцы.
Я успокоился.
На Мейну Гелиора сошла с опаской, робко, как кошка в чужой дом.
По позе сразу ясно, что ей страшно. Оглядывалась напряжённо, будто собиралась улизнуть в звездолёт в любой момент. И дышала осторожно, всё высовывала кончик языка, где обонятельные рецепторы. Принюхивалась. Хорошо ещё, что прибыли утром - почти безлюдно было на космодроме, никто на неё не уставился.
Ведь уставились бы иначе. На Гелиору все смотрят, куда с ней не появись. А ей бы вряд ли понравилось, если бы на неё уставилась толпа агрессивных человеческих самцов - после гедонской станции-то.
- Что, - говорю, - давно у вас такие жестокие конфликты с соседями? Ты так людей боишься...
Гелиора провела ладонью перед лицом.
- Мы не любим воевать, - говорит. - Что за дикость - война между расами разумных существ! Но гедонцы постоянно вынуждают нас защищаться. Мы не любим убивать - а они без убийств себе жизни не мыслят. Но хуже того - мы не можем забыть, что они - мыслящие существа, а они вообще не верят, что мы - разумная раса. Понимаешь, капитан, нам люди, в сущности, безразличны. Вот мы людям противны. Я больше боюсь не за себя - за девочек. Девочки, зачатые в такой маленькой семье, как моя - это редкостный дар небес. Я не ожидала такого счастья.
Э-э...
- У тебя, - говорю, - разве маленькая семья была?
Опустила веки согласно.
- Мы же работали в космосе, - говорит. - Я даже не надеялась, что у меня появится шанс произвести на свет девочек - всего с тремя мужчинами. Мы любили друг друга - но для такой удачи обычно мало нежных чувств. Лотерея...
- Кх-м, - говорю. - Прости моё любопытство, а сколько в принципе вашей даме нужно мужей, чтобы родить девочку с гарантией?
Рассмешил её. Она похлопала в ладоши кончиками пальцев - я потом узнал, это у них заменитель хихиканья.
- У великих королев древности, которые должны были оставить своему народу истинную наследницу, бывало и по сотне мужчин, и по две. Но они, конечно, были намного физически сильнее современных изнеженных женщин, - говорит. - Я лично каждый раз восхищаюсь и поражаюсь, думая, как чувство долга и жажда оставить стране принцессу побуждала этих героинь и богатырш принять Лунной Весной за одну ночь сотню возлюбленных...
- А... - говорю. - Вон оно что... Ваш народ, значит, состоит, в основном, из парней?
- Да, - отвечает. - На каждую женщину приходится полсотни мужчин. В тяжёлые годы - больше. Закон бытия в нашем мире.
- И у тебя при таком раскладе будет только двое детей? - говорю. - Как же...
Взглянула мечтательно.
- Так ведь - девочки. Девочкам нужно место и резерв. Нужна особая пища. Нужно особое воспитание. Можно быть беременной десятком или двумя мальчиков, но столько девочек сразу женщине не выносить.
Я слушал и пока не очень понимал, восхищает это меня или ужасает. И не мог себе представить, как это хрупкая статуэтка, вроде Гелиоры, может принести десятерых близнецов зараз.
Но расспрашивать пока не стал.
- Понятно, - говорю. - Очень интересно, но в человеческом мире ты, всё же, об этом первое время не распространяйся. А то у нас подходы другие.
Пожала плечами, почти как человек.
- Я знаю. Мне уже говорили. Вообще-то, всё это неважно, капитан. Скажи лучше, чем я могу быть полезной? Мне хочется сделать что-нибудь для тебя.
- Что ж ты можешь сделать, - говорю. - Ты ведь, вроде, педагог и детский доктор...
- Я хорошо разбираюсь и в биохимии, - говорит. - Все колонисты имеют по несколько профессий.
Ну и славно, думаю. Раз разбирается в биохимии, значит, с пищей проблем не будет. А то ещё захочет, чтобы я ей предоставил Посредников....
И как сглазил.
Мы шли по космодрому к штабу, ничто не предвещало, беседовали о "прыжках" и технических службах, встречные ребята пытались не глазеть и поднимали с полу челюсти - и тут Гелиора сказала:
- Послушай, капитан... Я понимаю, что не имею права ничего требовать, но мне кажется, что тебе не безразлично... Может, мы заведём Посредника на звездолёте? Ты ведь знаешь, какое это полезное создание - а мои предки обожествляли подобных, считали их аватарами божеств-хранителей в нашем мире... Тем более, что в моём положении... в общем, это было бы очень хорошо.
Ну что тут будешь делать!
Потом мы стояли среди космодрома, и я пытался объяснить, что выделения-то покупал уже упакованными в баночку, и вовсе не уверен, что Посредники, которые их навыделяли, смогут жить в моих крыльях. А Гелиора говорила, что урбанизация доведёт высокотехнологичные цивилизации до беды, что горожане так привыкли к консервам, что уже и живых Посредников в глаза не видели, но мужчинам оно, быть может, и не к чему, а она - женщина. А для женщин пища в баночке живого Посредника не заменит, особенно - для беременных женщин.
И мне ничего не оставалось, как пообещать Гелиоре что-нибудь придумать.
В штабе нас встретили чуть ли не овациями. Тот же Снурри затоковал, как глухарь по весне, а все остальные изощрялись в комплиментах и любезностях, будто дело происходило не в штабе мейнской стаи, а в лавийском светском салоне. Всё-таки, чиеолийки очень красивы, хоть и не по-человечески. Хочется сделать что-нибудь приятное, произвести впечатление... Жаль, что они улыбаться не умеют.
С другой стороны, кошки тоже не умеют улыбаться. Но стоит кошке куда-нибудь забрести, как все сюсюкают, протягивают лакомства, чешут за ушком и вообще напропалую стремятся понравиться - живому существу, которое уж совсем не антропоид.
На Гелиору они среагировали, как на женщину и как на кошку сразу. Я так и понял: им хочется со страшной силой причитать: "Хорошая, хорошая кисонька!" - и угощать её так, чтобы она хоть кусочек съела. Одна беда - местное угощение, большей частью, на неё особого впечатления не произвело. Она благодарила душевно, но, конечно, не откусила ни кусочка.
А вот нечего совать ксеноморфу печенье и шоколад, когда у него организм заточен под питание полужидкой пищей!
Но, с другой стороны, Гелиора успокоилась. И, когда ей придвинули кресло, уселась туда, поджав ноги, очень уютно. И щебетала-пела, как райская птица, о том, как поражена и обрадована: люди её хорошо встретили.
- Я всегда была уверена, - говорит, - люди и чиеолийцы, в принципе, могут жить мирно. Это - счастье.
А у людей морды расплывались сами собой. Но Гелиора уже знала, что это - позитивная мимика у нас, приматов. Не нервничала.
Я, первым делом, рассказал про Гедон. Про эту их мерзкую лабораторию и программу "Очищающее пламя". И с удовольствием пронаблюдал, как О-Тэлл переглянулся с подругой, отшвырнул за спину косу и схватился за эфес меча, Кехотч щёлкнул жвалами и выпустил капельку яда, у Нои и Ау шерсть встала дыбом до самого крестца и клыки открылись до дёсен, а люди сжали кулаки и сказали о Гедоне и его жителях много тёплых слов. И я точно знал: эта информация хорошо распространится, через Базар - да и просто сарафанное радио местное.
В общем, если мейнцы в тот момент и не объявили Гедону войну, то взяли его на заметку, как источник крайне подходящей добычи. А такое дело означает, что с колониями в космосе гедонцам, похоже, придётся проститься.
Я рассказал и о судьбе Гелиоры. Не стал распространяться, только и упомянул, что гедонцы убили всю её семью, а её саму собирались выпотрошить с научными целями. И Снурри галантнейшим образом прижал руку Гелиоры к губам - она даже удивиться не успела - и провозгласил, что лично вывернет наизнанку любого гада, который ради сомнительной цели убивает и калечит беззащитных гражданских.
И ведь какая она умница! Она же догадалась, что Снурри не собирается её кусать! Её инстинкт велел бояться существ с зубами, особенно когда они подносят тебя ко рту - но тут она даже не дрогнула. Только посмотрела на меня вопросительно.
- Это он выказывает уважение, - говорю. - Это у нас, у людей, очень вежливо. Так мужчины поступают с женщинами... но только уважение, ты не подумай.
И тогда она набралась храбрости и взяла меня за руку.
- Капитан, - говорит, - я так рада! Знаешь, я никогда не думала, что буду чувствовать себя среди людей, как дома. Я обязательно, обязательно расскажу в своём мире о вашем, о том, как тут уживаются существа с самой разной физиологией и потребностями, - и повернулась к Снурри. - У вас в мире - очаровательные обычаи. Это очень трогательно.
И Снурри сказал, изнемогая от собственной любезности: