Напугать мейнца - дело очень непростое. А уж напугать его другим мейнцем - вообще гиблая затея. Все свои нам свои, вне зависимости от внешнего вида, привычек и достоинств в куче с недостатками. А если кто-то из своих вдруг выходит из себя - это же не повод пугаться, это пустяки, дело житейское.
Мир тут, конечно, такой, что святых мало. И народ выходит из себя, бывает. Из-за денег, как правило. Порой - из-за статуса. Иногда попадается какая-нибудь законченная гнида, подлец или ещё что-то в таком роде, которую охота вывернуть мехом внутрь или выставить в открытый шлюз без скафандра - но сравнительно редко, и уровень гадства от места рождения не зависит. И уж совершенно точно в нашем общем доме не бывает распрей из-за идеи.
Если вдруг у кого-то такие идеи, что другие идеи мешают - он находит себе подходящую компанию, работает и общается с этой компанией, воюет вместе с этой компанией и параллельно поминутно обсуждает с друзьями, какие сволочи все остальные. Нормальная игра. Я даже как-то видел лавийца, то есть, стопроцентного гуманоида, в команде категорических ненавистников людей - и ничего, приняли его там. Он терпеть не может своих, они - чужих, им есть, о чём поговорить.
Многим нравится дружить против кого-нибудь - так и пусть. В нашем общем доме это дальше трёпа не идёт.
В Просторе - другой вопрос. В других мирах полно идейных борцов из породы тех самых законченных гнид, которые на Мейне не уживаются. Но Простор - он и есть Простор, глупо пенять. Во Вселенной главный девиз - "Разнообразие!"
Бывает, встретишь в космосе кого-нибудь, кто решит наставить тебя на путь. Ну что... У наших бойцов для подобных случаев есть баллистические ракеты, лазерные установки и электромагнитные пушки, а у тех, кто не воюет - отличные двигатели, позволяющие оторваться раньше, чем оппонент войдёт во вкус. Как правило, хватает - того или другого.
И я привык о себе думать как о пацифисте, который понимает и любит обитателей всей видимой Вселенной, за крайне редкими исключениями. Забыл, что есть у меня одна старая фобия; как-то случая не было ей проявиться. Потому что, слава Простору, объектов фобии я живьём никогда не видал.
Но всё когда-нибудь случается в первый раз.
Честно скажу: я Шеда Бухгалтера не очень-то хорошо знал. Понаслышке больше. Народ о нём говорил, что он - адмирал ответственный и спокойный парень, да и вообще тэффяне - приятные ребята. И мы с Тама-Нго к нему заглянули, когда понадобилось заправиться.
Он нас принял по-дружески. Да, симпатичный: немолодой такой орёл, красная шевелюра сединой присыпана, как пеплом, серьёзный - и стая отлично выглядит. Прошли мы по его космодрому между высококлассными боевыми машинами: сразу видно, что никого тут не шугают и не гнобят, и люди, и нелюди в пропорции, как говорится. В общем, уютное, думаю, местечко.
И вот сидим у него в штабе, я пью кофеёк и гоню всякую всячину, а Тама-Нго орлам гадает по зрачкам и по отпечаткам пальцев. И вдруг у меня на ПП-уровне ощущение: угроза сзади.
Оборачиваюсь - и вижу самую кошмарную тварь в нашей части Галактики.
Прямо скажу - не совладал с собой. Никогда у меня до этого спонтанных приступов телекинеза не случалось, а тут - так вмазал, что жуть пролетела метров пять, сшибая столы, и врезалась в стену. И силовой кокон я выстроил быстрее, чем сообразил. И как заору:
- Шед, вы что, обалдели тут?! ЭТО же расстреливают на дальних подступах!
А Шед:
- Проныра, успокойся, это же Ли-Рэй...
- Да мне, - ору, а самого трясёт, - начхать, как его звать! Что оно на Мейне делает?! Нельзя этому на Мейну! А если оно тут живёт, то мне тут делать нечего! Тама-Нго, валим отсюда срочно!
Шед состроил виноватую мину.
- Прости, - говорит, - не предупредил. Это Ли-Рэй, он безопасный.
А мне не успокоиться никак. Фобия - она и есть фобия. Единственное, что могу сделать - пытаюсь удержаться, не добить тварь-то.
- Не бывает, - говорю, - их безопасных! Атомные бомбы, может быть, и бывают безопасные, а кэлнорцев безопасных не бывает! Тем более, что ты на морду-то его глянь!
Шед покивал.
- Ну да, - говорит, - на морде - да... Не стирается. Особым способом нанесено, фактически в ткани встроено. Даже если до черепа содрать, всё равно восстанавливается.
Спокойно так говорит. И меня начало немного отпускать, да ещё, гляжу, Тама-Нго, хоть и дёрнулся, тоже, вроде, успокоился уже. И я совсем было собрался спросить, что к чему, но тут к твари подошла девочка-нги - помочь встать, всё такое. И ведёт себя... нежно. И меня снова замкнуло.
- А почему, - говорю, - тогда девчонка рядом с ним?! - и тут вдруг мне такая кошмарная мысль приходит в голову, что аж в пот бросает. - Слушай, - говорю, - Шед... а вы тут не сторонники расовой теории, часом?
Чтоб я сдох! Я уже на полном серьёзе думаю, не стоит ли всё это место выжечь атомным костерком к трёпаной маме, чтобы на Мейне жилось спокойнее. Но Шед сам на меня смотрит безумными глазами. Оскорблёнными.
- Я что, - говорит, - похож на идиота? Как ты мог предположить вообще?
Ну, неловко было признать, что чуток есть, напоминает. И тут Тама-Нго выдаёт:
Ну, Тама-Нго сказал. Он не ошибается. И я стал медленно дышать, чтобы начать спокойно думать.
А кэлнорец вместе с девочкой остановился в сторонке, близко не подходит. Сообразил, что я собой не особо владею. И девочка встаёт так, чтобы я не мог врезать и её не зацепить. Между прочим, правильно делают, оба. Когда парапсихик начинает дёргаться, его лучше не раздражать. Телекинез - ещё ничего. Мог бы и воспламенить на нервной почве.
Если от кого-то делается худо, его надо хорошенько рассмотреть. Даже если тебя им в детстве пугали. Взять себя в руки - и рассмотреть внимательно, тогда будет чуть полегче.
Смотрю. Медномордая бестия. Самый кошмар, что антропоморфная. И самая угроза от Кэлнора идёт именно другим антропоморфным. Для нелюдей ещё не настолько опасно.
Полтора средних роста - боевая машина. Морда - цвета надраенной меди, на морде растопыренный паук - знак Железной Когорты - светится радиоактивно-зелёным. И глаза такие же - зелёные, как датчики радиоактивности. И просто с души воротит на него смотреть - нет сил, тошно, хоть, вроде, почти обычный гуманоид. Две руки, две ноги, голова...
Потому что понимаешь при взгляде: они все такие, на одно рыло. Одинаковые, как неживые. Штамповка Железной Когорты. Расовая теория Кэлнора: вот такими, на одно рыло, должны стать все остальные жители Галактики - их антропоморфная часть, по крайней мере. Разумные мхи, медуз и электромагнитные поля их генетическое оружие не берёт - поэтому их полагается истреблять оружием обыкновенным. Убивающим без затей.
Тама-Нго правильно его обозначил. Железная Когорта и впрямь себя, как чуму, разносит. Если гены этих вояк в какой мир попали - их уже ничем не вытравить, зараза, а потом в этом несчастном мире начинается такой ад кромешный, что атомная война кажется желанной радостью. Поэтому те цивилизации, что уже вышли в Простор, с кэлнорцами обычно рубятся ещё на подлёте. И на Мейне даже трофейные кэлнорские звездолёты - отличные машины, чего там! - не используют, разбирают на запчасти. Потому что у народа рефлекс на Железную Когорту - шарах, а потом уже разбираться.
Хорошо Кэлнор себя зарекомендовал. Всеобщее пугало.
И странно, когда про такого типа говорят "безопасный".
- Шед, - говорю, - а с чего вы все взяли-то, что он чем-то отличается? Они же все - как с конвейера. И мозги тоже проштампованные...
Но ответил мне Тама-Нго:
- У него волосы.
Тут и до меня дошло. Мало того, что волосы, ещё и до плеч - как спутанная медная проволока. А все знают: у Железной Когорты - всегда бритые черепа. Или выводят они волосы, не знаю, но изображают их с голыми черепушками, на всех записях они такие. А нарушить этот их дресс-код - немыслимо, для конвейерных-то.
А этот вообще не соответствует. Мейнский комбез на нём, ожерелье какое-то, ремень с лавийской пряжкой в виде дракона... Но, быть может, это у них новая хитрость такая. Особый приём, чтобы в доверие втереться.
А Шед говорит:
- Он - как человек, Проныра, - и звучит это совершенно ненормально. - Как человек - безопасный для других людей. Заражения быть не может.
Потрясающе, что. Так не бывает. Я от потрясения даже психовать перестал. И гляжу - кэлнорец на меня смотрит. Спокойно, беззлобно, с ухмылочкой даже. И девочка у него под мышкой.
- Эй, - говорю, - кошмар, а кошмар? Ли-Рэй? Ты что такое с собой сделал, что тебя тут считают безопасным, а? Как это может быть, вообще-то?
Он подходил, а я ПП держал, чтобы не слететь с нарезки. Просто сидел и уговаривал про себя подсознание: это человек, это человек, а на кэлнорца он только похож... Сработало. Дал я ему подойти и на табуреточку сесть. И фехтовальщица, тёмненькая, худенькая, уселась к нему на колено и обняла. Снова прикрывает собой.
Такое противоестественное зрелище, что по спинному мозгу как ржавым ножом скребёт.
А меднорылый говорит даже, пожалуй, печально:
- Ага, я - Ли-Рэй. Вернее, Ли-Рэй хойя Дан-Бар, ЮнКомСотни, бывший только. И, чтобы до основы доскрестись, оперировали меня шесть раз.
***
- Руки я тебе, Проныра, не подам. Не потому, что я - кэлнорец из Железной Когорты, а ты - недочеловек, а потому, что вижу: еле терпишь меня поблизости, а уж о том, чтобы дотронуться, вообще речь не идёт. Не хочу тебя заставлять.
Тебе ведь плохо только потому, что ты слушал в детстве мейнские сказочки. Ну, про злых кэлнорцев, про генетическое оружие - всякие страшилки, которые тут кочуют из стаи в стаю. Глупые, в общем, страшилки, пустенькие, рядом не лежащие с тем, что такое Кэлнор на самом деле - а тебя уже выворачивает. Если бы ты знал правду, ещё не так бы вывернуло, ручаюсь.
Думаешь, надо рассказать? Чтоб ты это разнёс по всей Галактике во вред моей прекрасной, великой и непобедимой Родине? Аргумент... Я ведь расскажу. Мою прекрасную и непобедимую Родину хорошо бы заколотить досками навсегда, чтобы оттуда не просачивалось ни струйки - мне прямо жаль, что нельзя это сделать. Нет, я знаю, что можно изменить. Но мне не дадут.
Я ведь враг народа и предатель. Ты даже не представляешь, какие святые вещи я предал, над чем надругался. А я даже не представляю, какой казни заслуживаю; таких страшных преступников на Кэлноре ещё не было - или о таких страшных преступлениях засекречена вся информация.
Никто не должен знать, что нормальный кэлнорец, с идеальной родословной, с генетическим индексом больше ста, с прекрасными психофизическими показателями способен на такой ужас, какой я совершил. Ну, да никто и не узнает.
Сперва я тебе чуть-чуть расскажу о Кэлноре. Не о себе. Кэлнор - превыше всего. Кэлнор - надо всем. Я - ничто, а Кэлнор - всё. Кэлнору будет принадлежать Вселенная. Кэлнор - не просто раса хозяев, Проныра, Кэлнор - единственная раса, имеющая право на существование. Прочие - недочеловеки, в самом лучшем случае. В худшем - подлежащий уничтожению генетический мусор.
Я это всё тебе сейчас наизусть цитирую. Я это слышал по сто раз на дню, каждый день, с рождения. Мне стоит сказать "Кэлнор", как с языка дальше тянется "превыше всего", а ведь с тех времён, как я покинул великую родину, уже больше пятнадцати лет наших прошло. Но это вбито даже глубже, чем в мозг. Это в кости вбито. Методом, который называется "патриотическим воспитанием".
А знаешь, чем недочеловек отличается от мусора? Нет? Вот! Вот этого вы все и не знаете, вам просто интуитивно страшно. А это важно. Запомни: недочеловек достоин быть контейнером для святых генов Кэлнора. А мусор надо просто сметать. Ликвидировать. Вот так я на всех вас с пелёнок и смотрел, не было другого взгляда, и выбора тоже не было. Вы - контейнеры для наших генов. И этот метод работает лучше, чем любая война, а главное - мы несём ужас, который недочеловеки даже осмыслить не могут, пока сами не столкнутся с тем, что Великий Отец Расы назвал "гуманным геноцидом".
Великий Отец родился почти пятьсот лет назад. Это он разработал расовую теорию, а уже потом биологи и генетики претворили её в жизнь. В школьных учебниках пишется так: Великий Отец Расы решил, что Кэлнор, который тогда был не межзвёздной империей, а маленькой гордой страной на одной из мириад планет нашей бедной Галактики - это будущее всей Вселенной. Буквально, Проныра, буквально: Вселенная - это потенциальный Кэлнор. Именно так.
У нас было сорок миллионов населения. А вокруг был мир, населённый шестью или где-то около того миллиардами, но Великий Отец Расы решил, что мир будет принадлежать Кэлнору, а для этого жителей Кэлнора надо сделать сверхлюдьми. Буквально.
Война - что... Та война была как война, как все войны. Это, конечно, тоже не сахарный сироп, но та война ещё была сравнительно обыкновенной. Разве что - побольше размахом, чем обычно, но за пределы атмосферы она так и не вышла. Хотя Великий Отец уже тогда думал о гуманном геноциде. И ещё при его жизни первые Железные Когорты стали совершенствовать. Улучшать. Ну, да, и генетически в том числе.
В нашем мире всегда проживал какой-то процент людей с особо активным набором генов. Супердоминантным. Самые яростные бойцы моей великой Родины; они бы, очевидно, вскоре сами по себе населили мир, но слишком часто погибали ещё до того, как успевали оставить потомство. Именно их-то Великий Отец и взял за образец.
В школьных учебниках пишут, что работы по совершенствованию Железных Когорт шли более сотни лет. Ну, да, думаю, плюс-минус... Скорее, дольше. И мир сопротивлялся, всё-таки. Деткам не рассказывают подробностей, но можно себе представить, насколько это было жестоко. Добровольцев облучали и оперировали, спаривали, как животных, с отборными особями... позже пошла генная инженерия. В конце концов, за несколько поколений учёные Кэлнора вывели идеальных бойцов, запрограммированных на гуманный геноцид изначально и идеально. И мир рухнул, вернее, превратился в Кэлнор.
Первые супердоминанты из отборных боевых частей просто оплодотворяли женщин противника. Всех. Каким бы недочеловеком женщина ни была, рожала она наших, Проныра. Понимаешь? Вот тогда и появилась концепция контейнера для генов. Но последователи Великого Отца Расы мизинца бы его не стоили, если бы не продолжили дело до логического конца.
Прямое неудобство ведь: женщины-недочеловеки рожали наших, пока их оплодотворяли наши. Их самцов приходилось истреблять под корень, и очередной Великий Сын счёл, что это затратно. Последний виток исследований ликвидировал проблему.
У того поколения Железных Когорт, которое подверглось последнему воздействию, тело уже окончательно превратилось в генетическую бомбу - вернее, в супероружие превратилась сперма. Новый модификат, тот самый, с генетическим индексом больше ста - иногда он приближался аж к трёмстам - ломал уже любой генотип. Навсегда.
Генная инженерия усовершенствовала сперматозоид бойца. Кроме ядра с единичным набором хромосом, оснастила его вирионными конструктами из ДНК, заключённой в белковую гильзу. Сделала сперматозоиды снарядами, выстреливающими при соприкосновении с мембраной чужой клетки, любой клетки - и вирионы-осколки поражали вражескую клетку, внедряя в неё часть нашей ДНК, крохотную, но достаточную, чтобы полностью смоделировать все признаки кэлнорской расы. Вышло красиво - та самая страшилка, которой на Мейне пугают детей.
Новому модификату было уже всё равно, кого оплодотворять: женщину, мужчину, недочеловека из нашего мира или с другой планеты... Ломать мужчину было даже выгоднее: после генетической атаки он мог спать со своими женщинами - и они рожали наших. Всё.
Недочеловек любого пола, расы, возраста, встретившись с бойцами Железной Когорты, неотвратимо превращался в контейнер для генов Кэлнора. Генетики нашли способ расправиться с разнообразием, ненавистным всем последователям Великого Отца - жители всего обозримого мира должны были стать нашими. И Кэлнор вышел в космос.
Сейчас, кроме нашего Родного Дома, резиденции Великого Сына, у нас пять планет. Две - не в счёт, недочеловеки, которые там обитали, даже не поняли, что произошло. Это был гуманный геноцид во всей красе - их просто вытеснили. Но с более цивилизованными мирами так аккуратно не вышло.
В первый супердоминанты Кэлнора явились как гости. Они оплодотворяли местных недочеловеков якобы забавы и игры ради, а лет через пятнадцать, когда оказалось, что в мире подросло много наших, Кэлнор запустил массированную пропаганду. В мире началась война - и наши сработали как агенты Кэлнора. Эту несчастную планету завалили трупами и залили кровью... сейчас там и следа не осталось от прежней цивилизации. Она - дубль-Кэлнор, наша база. Кончен бал, в общем.
Со вторым уже не вышло так гладко. А третий сопротивлялся отчаянно, но гнилой гуманизм недочеловеков помешал им избавиться от собственных детей - с кэлнорским генотипом. Когда они осознали, что происходит, было уже поздно.
С тех пор даже относительно мирных вторжений уже не было. Только бойни; четвёртую планету из цивилизованных уничтожили сами её жители, когда им уже приходил конец. Но это ничего не изменило. Железные Когорты всегда используют недочеловеков в качестве контейнеров, Проныра. И всегда ищут миры, населённые годными контейнерами, готовые к программе "гуманного геноцида". И тебя ведь это ужасает, да? Как всех мейнцев? Ты боишься стать папулей Апокалипсиса, верно? И видеть Дотти рядом со мной ты не можешь по тому же самому: ощущаешь её мамулей Апокалипсиса. Дельно, кстати. Я это хорошо понимаю.
Будь я в порядке, будь мои мозги и моё тело в том состоянии, какое Кэлнор считает идеальным, так и вышло бы, я тебя уверяю. Чтобы меня остановить, тебе надо было бы меня сжечь.
Я знаю, что ты чувствовал. Спасибо, что не сжёг.
Теперь, когда мы прояснили основы, расскажу, как я дошёл до жизни такой - до положения чудовища, генетического преступника, изменника великой Родины и врага народа.
Тогда я был дитём в самом, что называется, сопливом возрасте. До пубертата, в бесполезном возрасте, по кэлнорским меркам. Но не без амбиций: сын УльтраГлавноКомандующего Железной Когорты - по нашей табели о рангах выше отца только ФельдМаршал и ЭкстраАдмирал. Я сам был Юный Командир Сотни, запрограммированный наилучшим образом, обучавшийся в ЭлитАкадемии Железной Когорты. Впучь глаза на место: великая Родина обожает самые громкие названия, какие только может придумать.
Мой генетический индекс был - сто сорок один. Бывает выше, но и так достойно. И с пелёнок моя жизнь крутилась вокруг моих генов, моих предков, моего члена, моей будущей военной карьеры - и снова генов, предков и члена. Всё остальное особого значения не имело.
Кэлнор - превыше всего. Кэлнор - надо всем. Мальчик высшей расы - храбрый воин и первопроходец. Юный кэлнорец должен быть стремительным, как метеор, упругим, как закалённая сталь, и неуязвимым, как звездолётная броня. Его долг - стать непримиримым к врагам Кэлнора и безжалостным к недочеловекам, контейнерам для наших генов. Прости, я повторяюсь, но я не могу рассказывать о детстве, если это исключить.
Я сказал, что вся моя жизнь крутилась вокруг моего члена, как вокруг оси, но в здешнем представлении я понятия не имел, что такое секс. На Кэлноре секса нет. Вообще. Не говоря уж о нежности, любви и прочих штучках, придуманных недочеловеками, чтобы друг друга растлевать. Там есть Долг, а член - это гибрид инструмента и оружия, такая штука, при помощи которой отдают Долг великой Родине. Как-то так.
Что делают членом, кроме тех простых вещей, для которых никто больше и не нужен, я, кажется, тоже знал с пелёнок. Им оплодотворяют женщин и совершенствуют мужчин, если те - недочеловеки или просто недостаточно совершенны. И его необходимо держать в той же идеальной боевой готовности, что и штурмовой бластер. У моего отца член в идеальном состоянии, а я - прямой продукт его деятельности.
А мать - одна из шести женщин, которые обязаны рожать и растить детей от моего отца. В идеале - мальчиков. Мальчик - храбрый воин и первопроходец. А женщина, даже высшей расы, всё-таки - контейнер для генов. Как хорошо, что я мальчик.
Что такое дружба, я тоже понятия не имел. Вокруг меня были братья и мальчики с высокими генетическими индексами. Мы играли исключительно в командные игры на выбывание; все наши разговоры, периодически переходящие в драки, сводились к тому, кто круче в генетическом смысле. Порой приходилось драться очень жестоко: если вдруг тебя заподозрят в том, что ты недостаточно крут, то могут попытаться усовершенствовать на свой лад. Я видел, естественно, как это делается, и категорически не хотел, чтобы это проделали со мной; мне случалось видеть слабаков, которых совершенствовали несколько раз, и взрослых, носящих гены вышестоящего начальства, а не собственные. Старшие смотрели на младших, как на идеальные контейнеры, не столько для генов, сколько для чужих амбиций. Поэтому ненавидел я старших и не доверял ровесникам.
От младших я не видел толка. Подозреваю, через несколько лет, став физически взрослым, я тоже стал бы смотреть на них, как на объект "усовершенствования". Девочек мы могли воспринимать только в качестве мишеней; их воспитывали отдельно, они тоже были страшно озабочены генами и членами, смотрели на нас оценивающе - но право выбора было у воинов и первопроходцев.
Оплодотворить женщину - отличный поступок, неважно, что она об этом думает. Нравственная женщина должна быть в восторге. Если она не в восторге - это безнравственная женщина.
О безнравственности нам говорили почти столько же, сколько о генах и о том, что Кэлнор - превыше всего. Безнравственность - то, что отличает недочеловеков. Все недочеловеки - извращенцы. Извращение - это использование члена в противоприродных целях, для удовольствия, например. Член - не игрушка, с оружием играть нельзя. Юноша Кэлнора должен быть чист - в смысле, никогда не впадать в извращения, не развлекаться теми вещами, которые ведут к зачатию, а тем паче - не ведут к нему, не привязываться к контейнерам для генов и не стремиться к низким удовольствиям. Удовольствие должно быть привязано к чувству выполненного Долга.
Тебе плохо, Проныра? Ну, ты же хотел рассказывать о нас, тебе информация нужна... ладно, я больше не буду. Ты ведь представил, как выглядит воспитание на моей великой Родине, правда?
Теперь речь пойдёт о том, как я, кэлнорец в высшей степени, оказался на Мейне вместе со всеми своими принципами.
Эта история началась с экскурсии лучшего из Младших Курсов ЭлитАкадемии на военную базу.
В космос мы все, конечно, хотели - ночей не спали. Нас же учили на АстроДесант, на штурмовиков. Все мои детские сказки были про отважных астродесантников, про атаки, про вторжения - в общем, про всякого рода весёлую и замечательную войну. Нет, я более-менее знал, что на войне можно и погибнуть, но это тоже было весело и замечательно: для тебя будет играть музыка, десант понесёт гроб, прикрытый штандартами, будут говорить речи, называть героем, внесут в Вечные Списки... Больше я на эту тему ничего думать не мог за неимением достоверной информации. Альтернатива для меня была: герой при жизни или герой посмертно.
А увешанные Железными Звёздами ветераны разговаривали с нами каждую неделю и это состояние - весёлое и замечательное желание рвануться в бой - поддерживали и накручивали.
В итоге вся моя сотня, в которой я был лучшим по психофизическим и генетическим показателям, состояла из круглых идиотов, страстно жаждущих оплодотворять и убивать, а потом и умереть, весело и замечательно. Средний недочеловек с Мейны умнее, когда ещё только выползает из пелёнок и учится говорить.
Да... Проныра, тебя это "недочеловек" не бесит? Прости, не могу ничем заменить, когда говорю о Кэлноре. Я знаю, кто тут "недо", но из песни слова не выкинешь. Если можешь, воспринимай это, как термин, что ли. Я тогда думал и говорил именно в этих терминах - и весь Кэлнор говорит в этих терминах, ты имей в виду. Штришок к общей картине.
Ну так вот.
Моя Сотня год была лучшей по всем нашим дисциплинам, а главное - по физической подготовке. И нас с гордостью проводили родители: такие мы были лучезарные мальчики, храбрые воины и первопроходцы, покорители космоса, дивно одинаковые, идеальный строй - расплывались в объективах видеокамер от слёз умиления у взрослых.
Транспорт до военной базы - сильные эмоции. Мы себя ощущали уже АстроДесантом - ну так нам всем же имплантировали знак Железной Когорты на щёку ещё в зародышевом состоянии, мы сроду - Железная Когорта, часть той силы, которая... в общем, перед нами трепещет Вселенная.
Во время стартовых вибраций корпуса нашего транспорта мы просто-таки чувствовали, как она трепещет. Но - военная станция куда круче, чем банальный мирный транспортник, где нам и с антигравитационных кресел встать без разрешения не позволяли.
Нас повели на экскурсию. Какой был восторг, дух захватывало: десантные модули, ракетный отсек, ангар для истребителей... На этой станции, верно, постоянно принимали детей - смену, так сказать. Репертуар уже отработали. И даже штурмовые скафандры держали нашего размера - правда, парочку, не больше, но всё равно, нам больше-то и не надо...
Ветеран привёл нас в отсек, где хранились скафандры, и показал, как они выглядят не на видео, а наяву. Детский размерчик, конечно, огорчал рядом с теми, что для взрослых, но детские были сделаны очень точно и достоверно. И мне предложили надеть скафандр и почувствовать себя настоящим штурмовиком.
Это и спасло мне жизнь. Каприз судьбы, хохмочка случая. Восторженный идиотик-ЮнКом, трясясь от восхищения, влезает в скафандр, чтобы поиграть в суперубийцу - и в это время звучит боевая тревога.
Оцени уровень моего восторженного идиотизма: я обрадовался. Я успел просто задохнуться от счастья: я же сейчас увижу всё это интересное, как наши раскатают в клочья недочеловеков, возьмут пленных, превратят их в контейнеры для наших генов - ну, я успел всё это себе представить в ярких красках перед тем, как потерять сознание.
А потом очнулся мордой в кровавой каше. Ладно, не мордой, защитным стеклом скафандра. Еле отодрал себя от пола, тёр-тёр стекло перчатками, но жидкие компоненты крови испарились, остались сухие красные полосы. Впрочем, и через это красное, размазанное - мне хватило рассмотреть.
Я в отсеке один выжил. Спасло, что скафандр делали, как точную копию штурмового - всё болело, но экзоскелет выдержал, кости остались целы. Прочих большей частью просто размазало - прямое попадание, в переборке дыра, через соседний отсек - кусок черноты за отсутствующей бронёй. Кого не расплющило ударной волной, тот умирал дольше и тяжелее; я заглянул в лицо ветерану-экскурсоводу - и снова отрубился на какое-то время. Мне ещё крупно повезло, что вырубился, а не блеванул внутри шлема.
И никто меня не спас и в чувство не привёл. Я опомнился там же, в том же положении. Дыра, мясо, кровь. Уже тогда я понял, что про войну взрослые всё врали - все взрослые, и мои родители тоже - а на войне всё не так, как в сказках, на картинках. Я начал соображать - и рядом не было никого, чтобы снова вывихнуть мои мозги. Я впервые в жизни тогда начал думать сам.
Потому что, хоть я ничто, а Кэлнор - всё, Кэлнор мне сейчас на помощь не придёт. А я себе нужен. Мне хочется жить. И я забарахтался, как какая-то неразумная тварюшка ничтожная, которой в мясорубке подохнуть бы, да не хочется.
Я стал делать то, чему учили. Отсоединил столько кислородных баллонов, сколько мог унести. Выбрался в шлюз между отсеками, загерметизировал, выровнял давление - оно никак не выравнивалось - и вышел в технический сектор. Он был не развороченный, а просто мёртвый; я - отличник, я догадался про электромагнитный импульс.
Надо было идти куда-то дальше - и я побрёл дальше. Давление в отсеках скакало синусоидой. Вся станция была в сквозных дырах от прямых попаданий ракет. В ангары я войти не смог: судя по показаниям датчиков, за переборкой был уже космос, просто космос. В жилом секторе мне пришлось пробираться по кускам мяса, клочьям скафандров и лохмотьям астродесантной формы; подозреваю, что не съехал с ума только потому, что был туп, как пластиковая заглушка, и не осознал произошедшего до конца. Но на тот момент мне хватило и того, что я понял.
Я понял, что Железная Когорта не всесильна и не непобедима. Я понял, что ничего весёлого и замечательного в войне нет. Я понял, что в сияющих гробах под штандартами лежит мешанина мяса и костей - и что я сам умру от удушья, жутко и больно, в скафандре, перемазанном кровью сокурсников.
Я читал схемы, рассматривал планы переходов и постепенно добрался до командной рубки. В рубке понял ещё одну вещь: что уже не расскажу никому из экипажа, что меня обманули. И вообще, скорее всего, никому не расскажу.
Рубка была загерметизирована и цела. Газоанализатор показывал ноль процентов кислорода. Я вошёл внутрь и увидел, как буду умирать сам: четверо взрослых задохнулись в рубке, пытаясь вызвать помощь с Кэлнора, но дисплей главной передающей антенны светился пустым серым бельмом.
Я не умел плакать и не знал, кого звать на помощь. Видимо, был слишком туп, лишён воображения и не по годам рационален - не звал мать, которая не могла бы помочь, наоборот - врала, как все. Я не звал и Великого Сына, для которого я - ничто, один из миллиардов бойцов. Я забрался в кресло Командора, поджав ноги, чтобы не прикасаться ногами к его трупу, в агонии скатившемуся на пол, и стал думать.
И додумался до дикой вещи, которая никогда не пришла бы в мою голову, не будь я в ужасе и шоке. Я вспомнил, что нам говорили в ЭлитАкадемии.
Рядом с мёртвым дисплеем главной антенны горел крохотный красный огонёк. Аварийный передатчик, настроенный на общую волну недочеловеков. Выключенный.
Этот передатчик монтировали всегда, порой использовали в тактических целях - как приманку, к примеру. Но сейчас, видимо, кругом были враги - и экипаж не включил этот сигнал даже в последний смертный момент.
А я включил. Я не собирался никого заманивать в ловушку, я сознательно позвал на помощь врагов Кэлнора, тех, кто убил моих соотечественников. Я, холодея, проследил, как вместо красного индикатора вспыхнул зелёный - как к недочеловекам ушёл зов о помощи. В тот момент я и стал предателем Родины. Малолетним преступником.
Но меня по-настоящему беспокоило только одно: пусть они прилетят поскорее. Пусть заберут меня отсюда или убьют. Я думал, что умереть от пули легче, чем от удушья.
Не смотри на меня так, Проныра. Я был рационален, как мелкий робот.
Я понял, что услышали и прилетели, когда в моём последнем баллоне заканчивался ресурс и дышать было уже очень тяжело. Я вдыхал тот воздух, которым уже дышал - горячий и мёртвый - и тут ожил газоанализатор. Кто-то выравнивал давление в рубке и снаружи, кто-то пустил в рубку струю кислорода - столбик анализатора пополз вверх - четыре процента, семь, десять, двенадцать, пятнадцать, семнадцать - я сорвал шлем и вдохнул.
Воздух меня опьянил. Я дышал-дышал-дышал, когда открылась гермозаслонка.
В рубку вошла чужая женщина.
Я ждал чего угодно, но не такой женщины. Она не умещалась в моей голове. Женщины не должны воевать, женщины - добыча, контейнеры для генов. Женщинам полагается подчиняться. Даже наши женщины - существа второго сорта, с ними не особенно считаются.
Но с этой сложновато было не считаться.
Выше моей матери, вдвое шире в плечах. Экранирующий скафандр бойца. Умное, жёсткое лицо, сожжённое ультрафиолетом. Короткий седой ёжик волос. Тяжёлый бластер, направленный на меня.
Я слышал про гнилой гуманизм недочеловеков, но никогда особенно не понимал, что это такое. А увидев женщину с оружием, вспомнил россказни о том, как у недочеловеческих женщин не поднимается рука на кэлнорцев - и понял, что тут мне лгали тоже.
Она рассматривала меня с выражением, которого я не мог понять. Потом медленно спросила, не опуская ствол - и её перевёл отличный дешифратор, лучше штатного:
- Кэлнор - превыше всего?
- Да, - сказал я. А что ещё я мог сказать?
- Кэлнору будет принадлежать Вселенная? - спросила она.
- Да, - сказал я, как мог чётко. Вдохнул, взял себя в руки и попросил у неё - всё равно я уже предал Родину. - Товарищ недочеловек, убейте меня, пожалуйста, быстро. Я ещё никого из ваших соотечественников не убил, поэтому вы можете убить меня быстро.
- Ты знаешь, что тебя дОлжно убить? - спросила она.
- Да, - сказал я через силу. - Потому что я ваш враг. Только быстро, если можно.
- Ещё живые есть? - спросила она.
- Нет, - сказал я. - Если бы были, мне не позволили бы вызывать врагов.
И тут женщина закинула бластер на плечо. Я не поверил глазам.
А в рубку ввалилась такая... я никак не мог придумать слово, чтобы определить эту группу точно. Шайка? Банда? Сброд? Они все были разные, совсем разные, даже униформу не носили, чтобы попытаться это скрыть. Никогда раньше мне в голову не приходило, что такое вообще возможно. Мне казалось, что недочеловеки - такая же армада, как мы, вернее, несколько таких же упорядоченных обществ, но в тех, кто пришёл на зов, порядка не было вовсе.
Я не понимал, как они могут существовать. Как они могут терпеть рядом друг друга - так невероятно отличающиеся. В одной толпе я увидал и недочеловеков, и явный генетический мусор - и что-то держало их вместе, они действовали, как команда.
Впереди всех оказался молодой высокий мужчина-недочеловек, Шед-Бухгалтер, скажу я сейчас - тогда у него ещё были ярко-красные блестящие кудри ниже плеч и такая же красная курчавая борода. Кудри и борода меня поразили. Меня вообще поразили их волосы.
У женщины - ещё ничего. Но вот у мужчин - эти локоны, косы, хвосты, этот гребень, крашеный в зелёный и красный, чёлки ниже глаз и звериная морда, заросшая целиком - это было невероятно, это был разврат, этим они обольщали своих недочеловеческих самок, мне тоже хотелось такое на голове, когда я смотрел - то есть, они обольщали и меня. Меня учили, что волосы надо убирать везде. Волосы - пережиток недочеловеческого, они создают беспорядок, за ними сложно ухаживать, они мешают рассмотреть форму черепа и квалифицировать генетический индекс. Но недочеловеки не уничтожали волосы и делали с ними, что хотели. Им никто не запрещал. Вот о чём я думал, глядя на них - об их волосах, а не об оружии.
Я насмотрелся на оружие. В этом не было ничего поразительного. Но такого невероятного растления я не мог себе представить.
- Не пристрелила, Мать Хейр, - сказал Шед, спокойно констатируя факт. - Пожалела деточку?
- Надо было всадить в рубку ракету, - кивнула Мать Хейр. - Но я подумала: вдруг это пленный? И - да, не могу. Слабая баба. Да, он ребёнок, хоть и кэлнорский.
- А какая, позволь спросить, разница? - подошёл нги с косой очень красивого цвета, золотистой, как закатное небо. Такие волосы я хотел бы больше всего, но нги - даже не недочеловеки, нги - генетический мусор. Никому не удавалось оплодотворить нги - они погибали сразу или чуть погодя. Поэтому нги, согласно директиве Великого Сына, подлежали уничтожению поголовно. - Какая разница, ребёнок кэлнорец или взрослый? Даже младенец с Кэлнора носит в себе генетическую бомбу. Да и пленный, если выжил - заражён. Честный пленный покончил бы с собой, а не стал бы звать на помощь.
- У всех разная сила, - сказал огромный синий недочеловек с чёрными волосами, закрученными в множество длинных жгутов. В его случае мне хотелось бы не такие же волосы, а такие же мускулы. - И почему непременно сразу играть в ящик?
- Ага, - хихикнул тощий, с завидным красно-зелёным гребнем. - Можно ведь просто ликвиднуть проблему вместе с проблемным органом - и жить себе дальше! И, кстати, если кастрировать котёнка - то пусть, наверное, живёт?
- Лучше пристрелить, - сказал заросший сплошь. - Гуманнее.
- Может, проблема и меньше, чем кажется, - усмехнувшись, сказал статный и бледный недочеловек с роскошной чёлкой. От такой чёлки я бы не отказался. - Вдруг ему понравятся парни, когда он подрастёт.
- О, нет! - воскликнул Шед. - Если парни - это будет трындец. Ангел, ты хоть представляешь себе, каково это парню - понравиться кэлнорцу? Жесть, лучше и впрямь пристрелить сразу.
Они решали мою судьбу, а я пялился на них. Я их жрал глазами. У них всё было: волосы, с которыми они развлекались, как хотели, блёстки в ушах, пряжки, рисунки на бронескафах, фигурные рукояти у ножей... У них было всё, что запрещали мне, им было можно всё, что мне нельзя, им было можно заниматься любым развратом, даже заплетать себе косы. И они были сильнее, они ведь победили.
Наших лжецов. Тех, кто врал мне про войну. А мне всегда твердили, что прав тот, кто сильнее.
Я сжал кулаки и сказал:
- Товарищи недочеловеки, а можно попросить?
Они все замолчали и уставились на меня.
- Что? - спросила Мать Хейр.
- Можно мне посмотреть, где вы живёте? - сказал я, глядя прямо ей в лицо. - Клянусь Великим Сыном, расой и кровью, я ни до кого даже не дотронусь. Хотите, я буду ходить в скафандре, даже в шлеме. Я только посмотрю - а потом вы меня убьёте, товарищ Мать Хейр. Или кого-нибудь попросите, если вам самой будет тяжело.
Недочеловек с гребнем расхохотался, и нги улыбнулся. Шед присвистнул, нагнулся ко мне и спросил:
- Зачем тебе, кэлнорец? Какая разница, где сдохнуть, малыш?
Я не мог объяснить.
- Пожалуйста, товарищ недочеловек, - сказал я так любезно, как смог. - Хотите, вы сами меня потом убьёте? Я только посмотрю немного, как вы живёте в своём мире.
Тогда Шед выпрямился и сказал своему сброду:
- Вы как?
Никто ничего не ответил - не согласились, но и не возразили, и Шед сказал Матери Хейр:
- Можешь забрать его себе. Под твою ответственность. Как только доберёмся до дома, я сам прослежу, чтобы его осмотрел наш лепила - и подумаем вместе, что с ним делать. Понимаю, что глупость... но ребёнок, ладно... глаз не спускай. На цепь посади. Пусть ходит в скафандре. Ни шагу от тебя. Дёрнется - убей. Можно тебе доверять, или ты совсем расклеилась?
- Мне его жаль, Шед, - сказала Мать Хейр. - Но если я замечу, что он пытается пакостить - пристрелю, и рука не дрогнет.
- Ну и всё, - подытожил Шед. - Забираем отсюда всё ценное, что сможем унести, и валим. Тухло тут, Кэлнор всё-таки.
- Пойдём, ценное, - сказала мне Мать Хейр и усмехнулась.
И мне стало как-то... неспокойно, странно. Надо было что-то сделать, сказать - я не умел. Я ещё не всё понял, вернее, не понял ничего, кроме того, что не умру вот прямо сейчас.
И ещё я понял, что ужас перед Кэлнором - тоже враньё. То есть, может, кэлнорцев в какой-то степени и боялись, но сильнее ненавидели. И брезговали. И от этого "тухло", сказанного Шедом, в моём бедном мозгу что-то сломалось окончательно.
Я отломился от Кэлнора. Будто услышал этакий пластмассовый хруст.
Недочеловеки-мужчины остались собирать трофеи на погибшей станции, а Мать Хейр увела меня к себе на борт. И я впервые оказался на чужой территории.
Тут всё было другое, даже запах. Внутри крыльев Матери Хейр царил беспорядок - не беспорядок, но и следа не замечалось стерильной упорядоченности Кэлнора. Я рассматривал её машину - и мне казалось, будто тут всё собрали из разнородных кусков, заботясь только о том, чтоб заработало. Без лоска и глянца. Даже пилотское кресло в рубке было обтянуто чем-то необычным, вроде цветного меха, а на центральном пульте, между панелями, Мать Хейр прикрепила крохотную фигурку из тёмно-жёлтого металла, обнажённую женщину ростом с палец.
Мортис, культ женщины, всё мне на тот момент было понятно - я же учился распознавать среди недочеловеков контейнеры и мусор. Мортис у нас классифицировали базой контейнеров средней паршивости, но не мусора, всё-таки.
Я хотел остаться в рубке, но Мать Хейр сказала:
- Иди в каюту. Умеешь пользоваться диагностом? Подключись; потом расскажешь, всё ли с тобой в порядке.
- Со мной всё в порядке, - сказал я. - Меня учили самодиагностике, товарищ Мать Хейр.
Она кивнула и чуть нахмурилась.
- Зови просто Мать Хейр. Или просто Хейр, какая я тебе мать...
- Но те вас так называли, товарищ, - попытался возразить я. - Они точно не ваши дети.
- Это другое дело, - отрезала она.
- А чья вы мать на самом деле, товарищ? - спросил я. - Ведь они вас не просто так называют Матерью, да?
- В каюте есть голограмма, - сказала она. - Иди посмотри. Иди туда, не мешай мне.
Я смотрел на неё и думал, что всё понимаю. Она думает, что я - себе на уме, что у меня есть какой-нибудь не по возрасту грязный план. И что она права.
Потому что он у меня был. Сразу появился в голове, сам собой. Понимаешь, Проныра, Кэлнор не сбросишь с себя, как одежду - Кэлнор в генах и в костях, в извилинах, в душе, внутри. Чтобы совсем убить его в себе, надо убить себя - я не мог. И думал, что смогу стать агентом Кэлнора в их мире, когда вырасту. Если они не искалечат меня, у меня может быть потомство.
Я - бомба. Моё назначение - взорваться. Я шёл в каюту и думал: Мать Хейр жалеет, что не пристрелила меня - и, наверное, правильно делает. Я вёл себя, как предатель, но, наверное, смогу что-то исправить. Стать генетической бомбой Кэлнора в их ненормальном мире.
Думать об этом было тошно - и вот это уже не получалось объяснить.
Я шёл и думал, что могу стать героем. Но меня воротило от слова "герой" - с ним ассоциировалась кровавая каша в коридорах нашей военной станции.
Каюта Матери Хейр оказалась до удивления похожа на каюты наших бойцов, которые нам показали на военной станции, разве что - уютнее. Я, по дурости своей, бессознательно ждал каких-то экзотических штук, чуть ли, кажется, не деревянных идолов варварских божеств - а Мать Хейр жила аскетично и просто. Правда, я отметил рабочее место, мониторы связи с рубкой - но ведь это была капитанская каюта. Мать Хейр сама командовала своим маленьким кораблем класса, по системе Кэлнора, приблизительно "звездный охотник", ей нужны были дополнительные возможности мониторинга машины, даже во время сна.
Но над пультом связи я впрямь увидел большую голографическую фотку. Вообще-то, и кэлнорцы порой возили с собой голограммы своих женщин и детей, так что в самом факте фотки не было ничего необычного; иное дело - изображение.
На фоне сооружения из бронестекла, в котором я узнал рубку космической связи, сфотографировалась сама Мать Хейр, в рабочем комбинезоне и магнитных ботинках, как пилот - она казалась моложе, чем сейчас, ежик ее волос был не алюминиевым, а почти черным. Она улыбалась.
И, улыбаясь, она держала на руках какую-то небольшую и мерзкую тварь. Личинок букашек с Раэти я на тот момент еще не видел, и это существо, длинное, суставчатое, с цепкими мохнатыми лапками, с головой, состоящей, как мне показалось, из одних только громадных лаково-чёрных глаз и выпяченной челюсти, меня перепугало. Я подумал, что в мире Матери Хейр гадкие домашние питомцы.
Впрочем, на мой тогдашний взгляд, на фотке было изображено кое-что погаже личинки.
Мать Хейр обнимал за талию тощий гуманоидный ребенок непонятного пола - генетический мусор в шелку и косичках. Мало того, что он - оно - было нги и подлежало уничтожению, как досадная ошибка природы - даже для нги оно выглядело аномально. Насколько я помнил занятия по ксенологии, так выглядели искалеченные нги, ещё в детстве лишённые признаков пола, непригодные для воспроизведения потомства. Я запомнил это, потому что наставник пошутил тогда: "Даже сами недочеловеки зовут несчастных ублюдков никчемушниками".
Но больше меня поразило не оно.
Рядом с Матерью Хейр стояло кресло на колесах, а в кресле сидел урод.
Не чужеродное существо, вот в чем главное потрясение, Проныра. Настоящий урод, ошибка природы, отброс, которого надлежало бы уничтожить еще внутриутробно - в крайнем случае, сразу после рождения. Уроды не должны портить генофонд расы - это в меня было крепко вбито. Урод, прислонившийся костлявым плечиком к бедру Матери Хейр, смертельно уронил бы ее в моих глазах, будь он её настоящим сыном - но его родила не она.
Мой примитивный ксенологический анализ говорил о том, что Мать Хейр происходит с Мортиса. На злом лице урода, под белесой челкой, блестели такие же глаза, как у тебя, Проныра: бледно-голубые ледышки, вертикальный зрачок - глаза парапсихика с Лаконы. Генетически урод не мог иметь к Матери отношения.
Но он был - лаконец, а потому - урод втройне.
Ты ведь совершенно оправданно дёргаешься, когда меня видишь, Проныра. Твоя раса на Кэлноре считается очень ценной, о ней уже много лет думают всерьез. Предположу, что войну тормозят только ваши технологии, заставляющие перестраховываться наших стратегов. Генетики-то просто мечтают о вас как идеальных контейнерах для наших генов. Есть авторитетные ученые, жаждущие дополнить вашими генами и, таким образом, усилить генетическую мощь Кэлнора: вторжение сделало бы модификацию массовой. Глупо удивляться, что ваши парапсихические способности уже которому Великому Сыну спать спокойно не дают, правда?
Я, конечно, слышал об этом на лекциях по стратегии и генетике. Я был свято уверен, что лаконцы так же блюдут чистоту генетических рядов, как и мы, и что они - такие же поборники евгеники. И вообще - достойные противники. Кажется, лаконцы были для меня единственными недочеловеками, вызывавшими что-то вроде уважения. И вдруг я вижу лаконца - урода.
Шок.
Голова у этого недочеловека в кубе держалась на тонкой шейке, как пустой шлем на палке, тщедушное тельце утонуло в кресле, руки выглядели паучьими лапками, а от скрюченных ножек, раза в три короче, чем бы ему полагалось, меня затошнило. Сын великого народа, подумал я. Как только недочеловеки-парапсихики не стыдятся своих выродков в космосе, где их видят существа других рас? Вот, скажем, я? Ведь я теперь знаю, что лаконцы оставляют жить и, чего доброго, размножаться, генетический мусор! Чего же стоит их хвалёный уникальный генофонд?
И тут мне в голову - в дочиста промытые мозги ЮнКома - пришла мысль, которую я в тот момент счел блистательной. Гора страха и вины свалилась с плеч. Даже если у меня не выйдет генетической диверсии, даже если меня - спаси меня судьба! - искалечат до невозможности иметь потомство, я не стану бесполезным, я - не ничтожество. Я - разведчик Кэлнора в мире недочеловеков. Если меня не убьют, я смогу выяснить, где у них слабые места, и сообщу об этом великой Родине. Я уже начинаю выяснять - я уже знаю о такой слабине.
С другой стороны, подумал я, снова вспомнив слащавое враньё и растерзанные трупы, я могу сделать выбор. Я - разведчик, у меня - явный талант к сбору информации, я соберу столько информации, чтобы решить наверняка, кто тут прав, а кто виноват.
Не для Кэлнора решить. Для себя. Так и становятся на путь чудовищных измен.
В этот момент я впервые в жизни осознал себя хозяином и командиром себе самому.
Мне сразу стало легче. Я с удовольствием заглянул в выключенный монитор, как в зеркало - на свою физиономию, на которой горел знак Железной Когорты. Я в тот миг себе очень нравился: я крут, я умен, я все сделал правильно - выжил в экстремальных условиях и втерся к недочеловекам в доверие. Если так пойдёт и дальше, я уцелею и сохраню жуткое и блаженное, как ощущение свободного падения, чувство личной свободы.
Я просидел в каюте Матери Хейр несколько часов. Все это время я пытался подогреть в себе презрение к мейнцам. Чтобы забыть, что они носят любую одежду, какую хотят, отращивают волосы и не убивают своих злейших врагов, я смотрел на фотку, на Мать Хейр, снятую вместе с мусором и уродом - это помогало мне думать, что она не так уж и хороша. Я не хотел рассчитывать слишком на многое - но в моей голове то и дело коротило противоположные идеи, и я путался в оценках и умозаключениях.
Вероятно, размышлял я, желание обнимать уродов и улыбаться им - это и есть гнилой гуманизм.
Вероятно, возражал в моей голове незнакомый голос свободы, желание опустить бластер, видя беспомощного врага - это тоже гнилой гуманизм?
Я шёл вразнос. Мать Хейр отчаянно нравилась мне, и я ее оправдывал тем, что мусор на фотке - не настоящие ее дети, хоть она и назвала их своими. Мне хотелось понравиться ей - и я никак не мог придумать, как этого добиться.
Для начала я решил не пытаться что-то изменить и никуда не совал свой нос: мне было ясно, что Мать Хейр имеет полное моральное право передумать и пристрелить меня, если я вздумаю неправильно себя вести, а умирать мне категорически не хотелось. Когда накатывало чувство вины? я снова и снова внушал себе, что хочу выжить не из эгоизма, а ради процветания Кэлнора; время от времени мне почти удавалось в это поверить. Когда смерть не дышала мне в затылок, я то и дело снова становился мелким роботом - но больше не оставался им надолго: голос свежеобретённой свободы сбивал меня с толку.
Но в любом случае не мешало быть осторожным. Поэтому я чинно дождался Мать Хейр в её каюте.
Она вошла без оружия и бронежилета, с рассеянным и усталым видом, я бы даже сказал - каким-то домашним, свойским видом. Я смотрел на нее - и не чувствовал, что она мой враг, а я пленник.
- Голоден, кэлнорец? - спросила Мать Хейр.
- Да, - сказал я. - Товарищ Мать... В смысле, Мать Хейр, мое имя Ли-Рэй, но вы, конечно, можете звать меня и кэлнорцем, если вам так удобнее.
Я почему-то не мог называть её просто Хейр. Я ожидал, что рассержу её этим, но она улыбнулась, почти как на фотке. И мне вдруг снова стало мучительно стыдно непонятно из-за чего.
- Хорошо, Ли-Рэй, - сказала она. - Я запомню. Я научилась даже произносить имя Крошки Хнжу на его собственном языке, а уж имена гуманоидов я запоминаю на раз-два.
Она говорила очень спокойно, совсем без злобы, даже без неприязни - и я внутренне разжался настолько, что посмел спросить:
- Мать Хейр, а кто такой Крошка Хнжу?
Она снова улыбнулась и принялась что-то набирать на панели бортового синтезатора органики.
- Я не знаю, что тебе по вкусу, Ли-Рэй, - говорила она между делом, - поэтому сделаю так: машина внесет коррективы в наши традиционные блюда - поправку на вашу физиологию... А Крошка Хнжу уже давно не крошка, он уже прошел третий метаморфоз, взрослый парень - это я его так зову по привычке.
Она кивнула на фотку - а я пытался вспомнить, что такое метаморфоз.
- Вы говорите про нги, Мать Хейр? - спросил я. Мне было очень неуютно.
- Нет, Ли-Рэй, - сказала она, и от синтезатора запахло чем-то совершенно незнакомым, но явно съедобным и даже вкусным. - Я говорю об инсектоиде с Раэти. Их у нас на Мейне зовут букашками.
Меня передернуло.
- Оно... вон то... разумное?! - спросил я, изо всех сил стараясь не менять правильно-безразличного выражения лица. Матери Хейр нравились личинки длиной с руку взрослого кэлнорца, она могла рассердиться на того, кто этой симпатии не разделяет, а я всё сильнее хотел ей понравиться. - Они даже не недочеловеки, да?
Мать Хейр посмотрела на меня внимательно, но я не почувствовал ее неудовольствия.
- Многим гуманоидам инсектоиды кажется жуткими при первой встрече, - сказала она. - К их виду надо привыкнуть. Пока что - запомни, что раэтяне безопасны для тебя.
- Они хищные? - вырвалось у меня, но Мать не рассердилась и на это.
- Нет, - сказала она спокойно. - Они питаются растениями, которые уже начали гнить. А ты, всеядный гуманоид с Кэлнора, можешь попробовать это, - и протянула мне пластиковую миску и пластиковую лопаточку с зубчиками по краю. - Это свежие растения с Мортиса, прошедшие особую тепловую обработку. Понимаешь, как их можно брать с тарелки?
Я понял - и еще я понял, что ужасно голоден, а тушеные зерна и какие-то красные кусочки - неожиданно вкусная штука.
- Как нам с тобой повезло, Ли-Рэй, - сказала Мать. - С пищей для Крошки Хнжу пришлось повозиться, я долго училась ее готовить. Разыскать рецепты сыра из молока нгиунглянских коз и травяной каши для Дотти тоже было непросто. А вы с Эрзингом - непривередливые ребята, легко едите стандартные блюда Космофлота Аллариа с крохотными поправками. Большая удача.
Я слушал её, ел и постепенно осознавал: мне придётся увидеть их - генетический мусор разных миров, о котором Мать Хейр говорит, как о своих детях.
И среди этого мусора - урод, калека и ксеноморф-инсектоид. А я не должен желать их уничтожить. Более того: я должен как-то сделать вид... какой? Что мне всё равно? Что мне не отвратительны эти существа? Что они мне симпатичны, потому что Мать Хейр говорит о них, как кэлнорки - о нормальных детях, о настоящих детях?
К такому опыту меня не готовили ни дома, ни в Академии.
Но я понимал: я выживу, если сделаю всё правильно. Я был настроен узнать, как сделать правильно - и вести себя соответственно. Кэлнор лгал мне; я собирался выслушать Мэйну и понять, насколько она правдива.
Мать Хейр не позволила мне во время посадки присутствовать в рубке. Мне пришлось лежать в кресле с антигравами в каюте, на её рабочем месте, перед заблокированным пультом - я понял, что мне не доверяли, но не огорчился. Скорее, убедился в предусмотрительности Матери - она была вовсе не такая дура, как нам рисовали недочеловеков.
Но мне страшно хотелось увидеть мир, отличающийся от Кэлнора всем, что я мог и не мог себе представить. От любопытства у меня буквально свербело внутри, просто подошвы чесались, как хотелось идти туда. И Мать Хейр не стала меня долго мучить, снова сжалилась.
- Но ты должен надеть и не снимать свой штурмовой скафандр и шлем, Ли-Рэй, - приказала она. - Когда мы придём домой, я заменю твой кэлнорский скафандр на наш бронескаф, но пока пусть будет хоть этот. Я не хочу, чтобы кто-нибудь убил тебя от страха или из отвращения.
Когда я это услышал, моя благодарность Матери стала более осознанной. Я понимал, что не заслужил такой заботы недочеловеческой женщины - она сама ни на что не могла бы рассчитывать, попади она в руки кэлнорцев.
Она даже принесла чистящий состав и помогла мне смыть присохшую к скафандру кровь. Когда мы её смывали, мне снова стало очень худо, закрутила какая-то дикая мешанина чувств: страх, жалость, злость, разочарование, вина... Руки тряслись, я пытался это скрыть, но Мать Хейр заметила и дотронулась до меня, в первый раз - коснулась плеча.
- Да, - сказала она, - космос жесток. Но попробуй это пережить: для того, кто превратил свою жизнь в войну, потери - тяжёлая неизбежность. И мы - воюющий народ, и каждый из нас кого-то потерял, даже если воевал не с ксеноморфами, а с самим Простором.