Аннотация: Для игры в Чепуху, слова [ягуар, спиральный, чай]. Цикл "Город внизу", однако))
Время волшебников прошло...
Ю. Олеша
- Всё-таки я не понимаю - как это "освобождён от рисования"? - снова сказала Хеда, неприязненно глядя, как Лео засовывает тетради в рюкзак. - Я понимаю - от физкультуры. По справке от врача. Но от рисования - с чего бы?
Лео пожал плечами, не желая вступать в пререкания. Ему было заметно неловко и хотелось улизнуть поскорее. Не получилось.
Уже почти у двери его остановили.
- А ты куда это? - спросил Верзила Дин с глумливой улыбочкой. - Слышь, новенький, у нас в одиночку не сматываются.
Чтобы взглянуть на Дина, Лео пришлось поднять голову. Новенький, объявившись три дня назад, стал самым мелким в классе. Мелким и тощим вдобавок. И белёсым. С остреньким землистым личиком, в очках. Дин назвал его Крысёнышем, а у Лео не хватило храбрости возражать.
- Ну чё? - спросил Дин в ответ на взгляд снизу вверх. - Филоним, значит?
- У меня освобождение, - сказал Лео проникновенно. - Мне нельзя.
Компания Дина дружно прыснула. И Хеда со второй парты сказала:
- Он говорит, у него и по черчению освобождение.
- Слышь, Крыс, вались на место! - приказал Дин. - Я тебя не освобождал. Будешь рисовать этот идиотский горшок с этими, мати их, цветуёчками, вместе со всеми, тля!
После такого заявления следовало подчиниться или драться, но Лео не мог драться с Дином по определению, хотя, кажется, хотел. Целых полминуты.
- Вали-вали! - ухмыльнулся Дин, заметив его колебания. - Очки по карманам разложу, убогий...
Но тут прозвенел звонок, и в тот же миг в класс вошла чертёжница по прозвищу Пилорама. И, к глубокому потрясению класса, увидев Лео, тут же выдала:
- Ты что здесь делаешь?! Вон, немедленно! Положи карандаш сейчас же! Ещё раз увижу в своём кабинете - к директору пойдёшь! Мне неприятностей не надо...
Лео выскочил из класса, как ошпаренный, а Пилорама повернулась к Дину и его дружкам:
- А вы что стоите?! А ну - по местам и готовиться к уроку!
- А почему он освобождён, Мать Дафна? - спросила Зельда голосом хорошей девочки.
Но Пилорама на сей раз и не подумала беседовать с собственной любимицей.
- Не твоё дело... Вы, в последнем ряду! Долго буду ждать, пока на вашем столе появится бумага?
Класс уныло взглянул на выставленный у доски натюрморт - комнатный цветок в покрытом известковыми потёками глиняном горшке и восковое яблоко - и смирился с неизбежным.
Разве что многие здорово заинтересовались. Но удовлетворение любопытства пришлось отложить.
После урока Лео обнаружился около входа в столовую. Он сидел на парапете, окружающем жуткий заплёванный цветник - парапет состоял из цемента и острых каменных осколков, но более подходящих для сидения предметов в холле не было - и тоскливо смотрел на надкушенную подгорелую плюшку. При виде подходящих одноклассников, Лео поднялся. Вид у него был усталый и виноватый.
- Жрёшь, что ли? - осведомился Чик, прыщавое бесплатное приложение к Дину.
- Хочешь? - Лео протянул Чику плюшку, и тот не отказался.
- Избалованный, значит, - констатировал Дин. - С уроков отпускают, булки трескаешь только с изюмом - так, что ли?
Лео неуверенно улыбнулся.
- Чего тебя Пилорама выгнала? - спросил Дин.
- Я в Художественную Школу ходил, - сказал Лео. - А месяц назад они узнали, что у меня того... способности.
Свита Дина перестала улыбаться. Сам Дин присвистнул:
- Врёшь!
- Нет, правда. Отца вызывали. Он пришёл - мою комнату обшарил, выкинул всё, что можно: и краски, и пастель, и карандаши цветные... Сказал, что меня могут забрать... ну, в Комитет. Мои переехали, на всякий случай. Из Художки меня выгнали, вот сюда перевели. Мне можно только ручку и простой карандаш иметь... да и то... ты понимаешь.
- Офонареть... - протянул Дин. - Фантастика...
- Ты больше не рисуешь? - спросил Чик шёпотом. - Вообще? Жуть какая...
- Рисую, когда никто не видит, - ответил Лео тоже шёпотом. - Только не дорисовываю. Ну, ты понимаешь. Узнают - ведь заберут, в натуре.
- А ты крутой, - сказал Дин с оттенком некоторого даже уважения. - Гулять выйдешь сегодня? Можешь на площадку за гаражами приходить, никто не тронет. Куришь?
- Не-а.
- Сопляк, - хмыкнул Дин без всякого, впрочем, презрения и агрессии.
Лео кивнул и пожал плечами. В этот момент он стал по-настоящему одноклассником Верзилы Дина - потому что всякий тощий задрот не мог считать себя удостоенным такой чести, даже сидя с Дином за одной партой. Но Лео оказался крут - а крутые парни годятся Дину в приятели.
Вечер был тёплый, душный и бледно-голубой. Вечером сидели на скамейке, перетащенной с детской площадки в укромное место - скамейке, изрезанной разными словами и даже разными знаками, не имеющими особой силы только из-за слабости и неопытности исполнителей. С одной стороны компанию укрывал от чужих глаз куст боярышника, цветущий и отвратительно воняющий помоями, а с другой - оштукатуренная кирпичная стена гаража. Дин, Чик, Элвис и Нори курили, Рыжий тискался с Хедой, а Лео пил из бутылки покупной синтетический холодный чай и завороженно смотрел на белую стену.
Из-под штукатурки тоже многое просвечивало. Стену явно выбелили недавно; никакой управдом, никакой участковый стражник не потерпят на своей территории размаханной во всю ширину стены надписи "Дети Сумерек - виват!", которая едва угадывалась под слоем белил, как призрак самой себя. Обладая некоторым воображением, можно было прочесть ещё с десяток названий модных групп, чьи-то имена и грязные словечки - но белили не из-за них, ясное дело. И теперь эта белая поверхность с призрачными словами, тающими в белизне, гипнотизировала Лео, как громадный чистый лист.
- Слышь, способный, - окликнул Дин, открывая банку с пивом. - А как узнали-то? Надо же было осторожно...
Лео смутился и отвернулся.
- Показал одной... Спираль.
- С ума сошёл?!
- Я - маленькую. На блокнотном листке. Только палец просунуть...
- Донесла?
- Ага... Да и как скроешь, если уже научился? Просто в студии рисуешь - а оно... само, можно сказать...
"А мне покажешь?" - чуть не сорвалось у Дина с языка, но он вовремя перехватил эти слова на подлёте и заменил другими:
- Пива хочешь?
Лео покачал головой, поднял и поболтал чай в бутылке - и вдруг поднял бутылку на уровень глаз, глядя на свет. Жидкость светилась в вечернем свете, как янтарь.
- Ты что? - спросил Дин почти испуганно, увидев, как у Лео изменилось лицо.
- Бархатный, - сказал Лео, улыбаясь чайным бликам. - Порисовать охота - сил нет.
- Это "заберут" - всё равно, что убьют, - сказал Элвис. - Или запрут где-нибудь, будут колоть всякой дрянью, пока слюни пускать не начнёшь... не стоит свеч.
- Очень хочется, - сказал Лео и поправил очки. - И - я не красками.
Он говорил тихо, но все услышали. Хеда и Рыжий отвлеклись друг от друга, компания Дина смотрела на Лео с ужасом и восторгом. "Не надо", - прошептала Хеда, но и ей хотелось до смерти, а Чик попросил:
- Только не спираль. Что-нибудь маа-аленькое...
Лео наклонил бутылку над пальцами, выплеснул на руку немного чая и провёл по белой шершавой поверхности. Остался призрачный рыжеватый след - то ли чайного экстракта, то ли искусственных красителей. Лео вздохнул и плеснул ещё.
Сперва не было ничего, кроме прозрачных рыже-коричневых пятен и проступающей из-под штукатурки черноты. А потом эти пятна начали складываться - рыжие с чёрными - в очерк высокого лба, в нос цвета корицы, в раскосые глаза и мягкие чуткие уши, в мощную бурую лапу в чёрных колечках какого-то выцветшего граффити, в длинное тело - грозные мускулы лениво расслаблены - и вот лежит на надписи "Дети Сумерек - виват!", как на выступе скалы - упругая, бархатная, чайного цвета хищная кошка...
- Ягуар! - выдохнула Хеда. - Ох...
- Не дорисовывай! - голос у Чика сорвался в фальцет, он кашлянул. - Ты что?!
- Тут только если за руки хватать, - сказал Дин со странной растяжкой в голосе, - а я его за руки хватать не буду. И вам не дам.
А Лео, кажется, никого не видел и не слышал. Он разглядывал землю под ногами, бросил бутылку с мутными остатками, подобрал обломок кирпича, окурок - отошёл на пару шагов к старому кострищу, подобрал кусок угля, влажный, рассыпающийся в пальцах...
Одноклассники замерли, как зрители в партере - на премьере захватывающей драмы. Из наклоненной банки Нори текло пиво, и он этого не замечал. Чик приоткрыл рот и забыл закрыть. Смотрели, как Лео оживляет зверя: растёртым пеплом - бархатные щёки, подушечки лап, кирпичом - буроватый подпал, углем - остро блестящие внимательные глаза...
И никто не дрогнул, когда ягуар зевнул, распахнув страшную пасть с настоящими, ненарисованными клыками. Потом зверь потянулся, урча, вытянув вперёд мохнатую лапу и растопырив когти в кирпичном меху - полупрозрачные лезвия - и плоская белая поверхность стены ушла в глубину, превратилась в туманную даль. Ягуар лежал в глубине стены, как в вальере без передней стенки - призрачно-бледный, но совершенно живой.
Лео протянул руку, вымазанную сладкой синтетической жидкостью, углем и пеплом, и принялся чесать ягуара за ушами. Тот заурчал, как очень крупный кот, толкая Лео под локоть умной лобастой головой.
- Теперь тебя точно заберут, - пробормотал Дин. - Ты... таких боятся больше, чем мертвяков... ты же можешь нарисовать... ляд тебя знает, что ты можешь нарисовать... Если ты так - всякой дрянью, то красками-то... Жесть какая...
- Я зверей люблю, - сказал Лео безмятежно. - Мой учитель говорил, что у меня твёрдая рука - хороший рисунок... я, в принципе, и простым карандашом могу. Мне, знаешь, как хочется рисовать? Я уже дико долго не рисовал...
- А вот он кого-нибудь сожрёт... - сказал Нори с плохо скрытым восторгом. - Пилораму или директора...
- А когда его застрелят, кровь потечёт? - спросил Чик.
Лео резко обернулся.
- Кто застрелит?
- Комитетчики, кто... Ты ж его отпустишь? Или домой возьмёшь, как котёнка? Тебя же отец убьёт...
- Не надо! - жалобно попросила Хеда, будто это Чик собирался стрелять в ягуара.
Нарисованный зверь со вкусом чистил лапу между пальцами, вылизывал и мурчал. Лео гладил ягуара по голове, размазывая и смешивая с чаем и пеплом слёзы, текущие из-под очков.
- Ты бы кого-нибудь поменьше, - сказал Дин сочувственно. - Воробья там... крысу...
- У меня бы сейчас не получилось, - сказал Лео глухо. - Это было место для ягуара.
- Ну и куда вы оба?
И тут Лео ухватился за маячащую в мутной белизне надпись "Дети Сумерек - виват!", как за объемную и плотную вещь, подтянулся и сел на неё рядом с котом - а в следующий миг перекинул ноги за надпись, в какое-то парадоксальное пространство в глубине самодельной фрески. Ягуар боднул его в плечо - тело Лео на глазах поблекло и выцвело, словно между ним и его одноклассниками оказалось матовое стекло. Картина в единой цветовой гамме - мальчик, обнимающий ягуара - в которой было слишком много живого движения для просто картины.
- Упс, - пробормотал Нори. - Как же он теперь оттуда выберется?
- А всё, - сказал Чик и глупо ухмыльнулся. - Больше ни крыс, ни кроликов. Он сам теперь нарисованный.
- Они дышат! - закричала Хеда. - Смотри!
Нарисованный ягуар плавно махнул куда-то в белёсую муть штукатурки, как в туман - а за ним туда соскользнул Лео. Они окунулись в белизну, наполненную тенями старых надписей - и несколько мгновений эти тени казались одноклассникам тенями джунглей, свисающими лианами, разлапистыми листьями тропических растений, громадными махровыми цветами...
И всё вдруг закончилось. Осталась грязная стена в разводах угля, чая и штукатурки, со следами граффити, но без следов рисунка. Хеда потрогала стену рукой - на ладони осталась белая и красная пыль.
- Жаль, - сказал Дин.
- Да, дурак, - кивнул Чик.
- Сам ты... - Хеда замахнулась, но не ударила.
Крохотная яркая птичка, сияющая в вечернем свете, как драгоценный камень, выпорхнула из стены, встряхнулась, выронив пёрышко, и взмыла вверх.
Дин поднял перо, потёр его в пальцах и понюхал.
- Гуашь, кажется, - сказал он. - А может, акрил, я в этом плохо разбираюсь...