После разоблачительной статьи о теизме захотелось "конструктива". Захотелось поделиться тем, что дает православная вера, какими радостями наполняет жизнь. Перечислять буду не в иерархическом порядке.
Вера в чудо. И это не просто надежда на потенциальное чудо, а настоящая уверенность, подкрепляемая чуть ли не ежедневными чудесами разного свойства и калибра. Богу нет ничего невозможного, то есть нет ничего невозможного моему Отцу, бесконечно меня любящему. А самое потрясающее то, что Он не ограничивается вмешательством в какие-то судьбоносные моменты: Он, создавший этот огромный мир, знающий миллиарды таких, как я, постоянно снисходит и ласково помогает в самых обыкновенных житейских ситуациях, в которых, пожалуйся я, к примеру, папе - вполне оправданно пропустил бы мимо ушей.
Чудеса эти самые разные. Хотела привести примеры, но передумала: вспомнила, какой безотчетный скептицизм вызывали у меня "чудесные" рассказы в период неверия. К тому же цель статьи не в том, чтобы доказать истинность православия, а показать, как в нем хорошо.
Расскажу все-таки о таком чуде, как состояние благодати. Описать довольно трудно. Это не эмоция, не удовольствие и не то, когда, зажмурив глазки на солнечном припеке, мы можем вздохнуть со словами "лепота, благодать". Я бы сказала - это ощущение света, примиренности, тихой радости и в то же время (самое удивительное и ценное для меня) совершенно четкое ощущение того, что всё это извне, а потому - истинно. Благодать часто настигает в тот момент, когда совсем ее не ждешь. Иногда ее очень хочется (например, в церковные праздники), а на сердце пусто. Ее невозможно ни вызвать, ни удержать. Оттенки бывают разные. Помню, к примеру, одну из Пасхальных седмиц, когда греховные мысли, чувства, обычно вызывающие расстройство, досаду на себя, проходили мимо, не оставляя никакого следа. Я не уставала удивляться - ведь ожидала-то совсем другого: хотелось, чтобы хоть на это светлое время мои пакости затаились и не омрачали радости, ведь грех, напоминающий о себе в праздник, вскоре после исповеди и причастия вдвойне неприятен и досаден. И тут такой неожиданный подарок: пакости никуда не делись, но как будто уже заранее прощены или вовсе и не мои.[1]
Осмысленность жизни. До прихода к вере для меня были если не мучительны, то тревожны размышления о том, для чего я в конечном счете занимаюсь тем или иным делом, на что трачу свое время, равно жизнь. Где-то в классе десятом школы придумала себе цель в жизни (из разряда "приносить пользу людям"), только она не охватывала все сферы жизни, не отвечала на бытийные вопросы, да и сама по себе ничем не обосновывалась. В студенческий период эти размышления зачастили, что не удивительно. Характерный эпизод: сидишь в библиотеке со смыкающимися глазами, конспектируешь десятки страниц неудобоваримого текста по политологии, чтобы на следующий день услышать от препода: "Ну, об этом я даже спрашивать не буду - не надеюсь, что кто-то из вас осилил больше одного абзаца". А теперь я знаю, зачем я делаю всё то, что я делаю... И даже если не получаю желаемого результата, знаю, что то, что совпадает с Божьей волей, не может быть напрасным, более того - остается в вечности. Есть неудовлетворенность от того, что делаю недостаточно, но уж точно не посещает меня более тревога, не живу ли я впустую (или "вполупустую").
Хотелось бы рассказать и о том, какой замечательный во всех отношениях смысл усваивает христианство человеческой жизни, но об этом коротко не напишешь.
Наслаждение Истиной. Годы упорных занятий гуманитарными науками все-таки не прошли даром - на конец учебы я могла уверенно и обоснованно (а не ради красного словца) сказать: "Я знаю, что ничего не знаю". Стоило ли оно того? Скорее, нет. Зато имею возможность сравнить: беспомощность ума, силящегося что-то доказать, оперируя изначально спорными категориями, и духовно-интеллектуальное познание Истины; безнадежные попытки учесть все факторы, дабы снизить степень погрешности, и прикосновение к таким глубинам, от которых дух захватывает... Глубина эта нечеловеческая и бесконечная и в то же время доступная всем, кто захочет ее постичь. Потому что постигается она не столько "извилинами", сколько духом, открывается по мере не интеллектуального, а духовного развития. Раньше я и не подозревала о таких возможностях: казалось, "серое вещество" - вполне универсальный и удовлетворительный инструмент познания. Оказалось, что для постижения Истины предусмотрено и нечто более адекватное. Умственное познание Истины (другими словами - занятие богословием) очень увлекательно и, не в пример моему диссеру, имеет самое практическое применение. А если попробовать передать ощущения от духовного познания, то самое точное именно "дух захватывает", как при обозрении бесконечных, прекрасных просторов. Результат такого познания невозможно сформулировать: дух с новой глубиной, с новыми гранями, как-то более прочувствованно вдруг открывает то, что уму уже известно. Это озарение не похоже на научное или творческое, оно - другое. Как и благодать, извне.
Возможность благодарить. В моей жизни всегда было много вещей, за которые хотелось благодарить, но кого - не понятно. Благодарить "его величество случай", "фортуну" не получалось, да и не больно хотелось. Казалось, легче благодарить какой-нибудь предмет, чем понятие, притом весьма условное. Да, просилось "спасибо, Господи", но, как последовательный атеист, я себе этого не позволяла. А теперь позволяю, и на душе сразу делается тепло и мирно.
Освобождение от страхов. Достаточно включить телевизор, и сразу же напрашивается "как страшно жить". В детстве я очень боялась за родителей, а теперь не представляю, как бы боролась с животным страхом за своего ребенка, не будь у меня веры в Бога. Теперь стараюсь помнить: "Аз есмь с вами, и никтоже на вы". Бог видит меня каждую секунду, слышит каждое воздыхание и не допустит, чтобы со мной или с моими близкими случилось что-то плохое, если только это не возможно обратить на пользу. Так что... материальные потери - неприятно, но не страшно, болезнь - страшно, но нет ничего непоправимого, смерть - боль, но расставание не навечно. Страдание при должном отношении - всегда "ступенька" наверх. И мы никогда не останемся один на один с бедой или горем. И нет ничего страшнее, чем разлучение с Богом, а, значит, самое страшное, что может случиться, полностью в нашей власти.
Надежда на бессмертие с Богом. Помню, стою в весеннем лесу, а сердце не может вместить окружающей красоты, как глаза не могут одновременно обозреть небо, всю эту невероятную зелень и первые меленькие цветочки. Глядишь, вертишься по сторонам, но красоты слишком много, и томишься от того, что не можешь охватить ее одним взором и впустить в себя одним вдохом. Томление становится почти невыносимым с мыслью о том, что это мгновение сейчас закончится и уже никогда не повторится, и я не сохраню его в памяти со всеми красками, звуками, запахами. Я поэтому даже не могу сказать, умела ли я тогда "жить сегодняшним днем", наслаждаться данной минутой. С одной стороны, вроде да, потому что не вздыхала о чем-то большем, а с другой - нет, так как все лучшие мгновения были отравлены мыслью об их конечности и безвозвратности.[2] Теперь иначе: во-первых, я знаю, что всё прекрасное вечно, а еще я знаю, что если Господь помилует, то там, за чертой, будет несравнимо большее, а я смогу вместить. Вот такая надежда. Как жить, если за чертой неизвестность или небытие - жадность до жизни меня бы измучила: испытать, вобрать, узнать как можно больше, не зная, чего ради...
Этот перечень, конечно, не исчерпывающий. По сути, я ограничилась теми вещами, которые можно воспринять эмоционально, причем будучи человеком неверующим.[3] Получилось, что я пошла на поводу у избитого слогана "бери от жизни всё", соблазняя вас тем, что, будучи христианином, можно отхватить от жизни еще больше и блаженное бессмертие впридачу. Нет, последнее - вечная жизнь с Богом - неизмеримо важнее всего остального. Кроме того, вам "предлагается" то самое главное и прекрасное, что есть в нашей здешней жизни (семья, друзья, любимые занятия), осмысленное по-новому, обогащенное, освященное. Ну а впридачу - второстепенные земные радости. "За всё надо платить" - еще одно известное клише. Неправда. Получить даром? И да, и нет. Отдавая, но не теряя. Каждый может испытать на себе действие этого закона: ничто не приносит человеку такого подлинного удовлетворения, как бескорыстная жертва для ближнего. Научиться так жертвовать значит научиться настоящей любви. Единственная "специализированная" школа, где можно постичь теорию и получить силы (своих не хватит) для ее применения на практике - христианство.
Как я уже писала, сегодня мало кто претендует на истинность своего мировоззрения, руководствуясь таким пониманием: каждый видит мир по-своему и каждый по-своему прав. Но если так, то почему бы не верить в то, во что хочется верить?.. И неужели не заманчиво верить в то, что я попыталась тут описать?
Маленькое послесловие. В свое время мне захотелось поверить в Бога, который меня любит. Хорошо помню несколько этапов моего обращения. Первый - когда мне указали на явные нестыковочки в моем тогдашнем представлении о мироустройстве. Второй - когда были разрушены стереотипы и мифы, унаследованные от советского воспитания и образования (для этого было достаточно прочитать одну нетолстую книжку). Третий - когда я отказалась от своего гордого "не поверю, пока не разрешу все сомнения": меня смущали вопросы о страдании невинных и об обделенности других народов Истиной, но я как-то отложила их решение, согласившись, что ни тем ни другим не станет легче от моей принципиальности. Четвертый - когда мне захотелось поверить, но я чувствовала, что чем-то придется пожертвовать... Тогда я эти потенциальные жертвы сформулировала, взвесила, "примерила" и... решилась. А потом было первое причастие и первое ощущение благодати, и еще много всего, что "ни в сказке сказать, ни пером описать".
[1] Еще пара иллюстраций.
Из дневника прот. Александра Шмемана: "Когда Бог трогает душу - ничего не надо, но ничего и "доказать" нельзя. Два, три раза в жизни, в марте 1934 или 1935 года (четырнадцать-пятнадцать лет). После службы, на "плацу". В те же, приблизительно, годы в Экуанском лесу, в Лазареву субботу (гулял с о. Шимкевичем). Действительно - свет и радость и мир, но что к этим словам можно прибавить? Не читать же об этом лекции".
Из "Записок монахини Олимпиады": "Я смотрела в окно на весенние деревья, на горизонте вставало солнце. И вдруг - нет, я была в полном сознании, но всё видимое преобразилось. И эти еще голые деревья стали видеться мне несказанно прекрасными, воздух словно ожил и зазвенел, беззвучно зазвенел. Во всей природе была музыка, которую слышала только моя душа. Я чувствовала в душе неземную любовь - ко всем, ко всему... ...Это и была самая моя прекрасная Пасха, одно из тех мгновений, которые дают нам, земнородным, некое знание о красотах Царства Небесного".
[2] Об этом очень хорошо сказано у К.С. Льюиса: "Мы надеемся выйти если не из времени, то хотя бы из его плена, из его одномерного убожества, и тем исцелить ноющую боль, которую этот плен причиняет нам и в счастье, и в несчастье. Ведь мы так плохо примирились со временем, что постоянно ему дивимся. "Как он вырос! - восклицаем мы. - Как время бежит!", будто такая привычная вещь остается для нас новостью. Это очень странно, словно рыба не может привыкнуть к воде. Не странно это лишь в том случае, если рыбе предназначено выйти на сушу".
[3] Соответственно, выпали такие "неэмоциональные" вещи, как целостность и системность мировоззрения, возможность разграничивать добро и зло, возможность становиться лучше, а также то, что сложно воспринять неверующему человеку (как, например, радость живого общения с Богом в молитве).