Ничто не предвещало беды. А она пришла. Чуть шаркая тонкими ножками в маленьких белых туфельках. Со слов Елены Генадьишны, ее звали Леля Белоусова. А, точнее, со слов Лехи, потому что Елены Генадьишны Костик не слышал. Когда классная представляла новенькую, ее голос звучал где-то очень далеко или, может, глубоко. А завороженный Костик глядел в большие голубые глаза. Девочка хлопнула ресницами, и в это самое мгновенье ока он потерял голову: нет, то был взмах не ресниц, но крылышек самой прекрасной бабочки на свете.
Девочку посадили на место заболевшего Родика, то есть прямо перед ними - Костиком с Лехой. Костик тут же мысленно порекомендовал Родику, как выздоровеет, в школу не спешить, а отсидеться дома, пока организм совсем не окрепнет. Устыдился, одновременно поразившись тому, насколько быстро можно соображать тогда, когда, казалось бы, соображалка отключается вовсе.
Потом почудился легкий шш, а затем Леха, получив замечание за шепот, якобы заглушивший саму(!) Елену Генадьишну, был вынужден применить "бурито" - углубиться указательным пальцем в мягкий Костин бок пониже ребер. Костя боялся щекотки и терпеть не мог бурито. Он давно предлагал включить его в разряд запрещенных приемов, где уже находились "укус лошадки", "сливка" и "крапивка", но за бурито Леха стоял не на жизнь, а на смерть.
- Ты чего? - дернувшись, отпрянул Костик.
- А сам чего?
- Ничего.
- А о чем задумался, Склифосовский?
- О Родике.
Леха удивленно посмотрел на Костю, потом на место Родика и... все понял.
...Леха был отличным парнем и единственным Костиным другом. Костик не раз задавался вопросом, почему Леха с ним дружит, защищает его и даже знакомит с девчонками. Однажды он спросил об этом отца, в ответ услышал красноречивый вздох. Костик знал, что отец имел в виду, и теперь закусил губу, жалея о своей несдержанности. Он навсегда запомнил то неприятное чувство. Ведь отец ошибался: если бы Леха действительно намеревался у него списывать, он бы сидел не рядом, а впереди - в одном варианте. С тех пор Костик не обращался к отцу с личными вопросами. Но зато озадачил самого Леху - зачем, неизвестно. Он бы даже не расстроился, если б отец оказался прав, так как, хорошенько поразмыслив, все равно не нашел другой причины, по которой с ним можно дружить.
- Ты что, брат, с дубу рухнул? - из-за Костиной смущенной физиономии Леха сразу почувствовал неладное.
- С верхушки эвкалипта! Ответить можешь?
Леха нахмурился.
- Ты меня в чем-то подозреваешь?
Костя промолчал, а Леха обиделся и на следующем уроке пересел за последнюю парту. Елена Генадьишна сразу заметила освободившееся место и чуть позже заметила Леху.
- Что случилось, мальчики?
Она переводила пытливый взгляд с Кости на Леху и обратно.
- Ничего не случилось, Елена Генадьишна. Можно я здесь буду сидеть?
- Нет, нельзя, что за капризы... Пересаживайся назад и не отнимай время от урока.
Десятки устремленных на Леху глаз молили об обратном. Леха внял их мольбам и, насупившись, уставился в парту.
- Так, Костя, может, ты скажешь, что случилось? Ты чем-то обидел Алексея? - самой Елене Генадьишне показался странным этот вопрос - кого Костик мог обидеть...
Костику было ужасно стыдно. Пунцово-красный он усиленно моргал глазами, пытаясь согнать влажную пелену. Наконец, поднялся, откашлялся и в мертвой тишине тихонько сказал:
- Да, и хочу попросить прощения.
- Вот и замечательно, - Елена Генадьишна вздохнула с облегчением. - Этим вы займетесь на перемене. А вы, Алексей (Елена Генадьишна в некоторых редких случаях переходила на "вы", а Татьяна Петровна - наоборот), поступайте, как хотите.
Леха вздохнул, и, к неописуемой радости Костика, перебрался обратно. Они пожали друг другу руки, и Костик чуть не расплакался. Когда урок закончился, Леха решил поставить точку:
- Сложилось так. Исторически. Доволен?
- Доволен, - сказал Костик.
Еще бы - по собственной глупости чуть не лишился единственного друга...
Сам Костик никогда не обижался. Почти никогда. На самом деле, всего один раз. Когда увидел маму в слезах и понял, что виной тому отец. Тогда он неделю с ним не разговаривал. Собственно, и с мамой тоже. С тех пор родители больше не ссорились. А Костя не обижался.
***
После того, как Леха сопоставил разинутый рот, рассеянный взгляд, думы о Родике и появление новенькой, диагноз не оставлял сомнений. Сначала Леха пробовал лечить, но, быстро исчерпав все средства, принялся помогать, а точнее - наставлять в качестве товарища старшего (на два месяца) и более искушенного.
"Так, подопечный, чем мы занимаемся?" - обращался он к Косте каждую перемену, когда тот штудировал учебник или зубрил формулы. Дело в том, что учителя (кроме русички, о которой речь позже) обожали спрашивать именно Костю, его ответы служили бальзамом для их истерзанных душ, а Костя знал об этом и очень боялся разочаровать.
Костя бросил на Леху утомленный взор, которому он, правда, постарался придать по возможности недовольное выражение, и вернулся к своему занятию. По правде сказать, он порядочно устал от новой роли: все инструкции Лехи выходили как-то не так, как они задумывались. Собственно, они вообще не выходили, потому что в решающий момент Костин ум непостижимым образом просветлялся, и тогда букет доставался маме, а любовная записка предавалась огню. Но Леха не терял надежды. Наконец, когда воодушевленный "потрясающей" задумкой (Леха любил звучные взрослые слова), он предложил Костику разыграть сцену, где Костик будет защищать Лелю от обидчика в лице все того же Лехи, Костику пришлось вызвать его на серьезный мужской разговор и объяснить, что он собирается завоевывать Лелю собственными силами.
- Ты бы радовался, если б выиграл олимпиаду с моей помощью?
- Какую олимпиаду?
- По математике.
- Я в ней и участвовать-то не стану.
- А я не стану участвовать в твоих... хм... авантюрах!
Слово "авантюра" подействовало сильнее, чем мастерская аналогия, и Леха отступил.
Костик действительно и без него знал, кто нужен Леле - идеальный мужчина. Нет, сам бы он до такого не додумался - просто случайно подслушал девчачий разговор в очереди в столовке. Девчонки почему-то никогда не стеснялись Костиных ушей. Так у Кости появилась цель в жизни. Он твердо решил стать идеальным мужчиной. Но не знал, в каком направлении двигаться. После недолгого, но мучительного самопознания все же нашел, за что зацепиться - две недели назад Леха в очередной раз назвал его трусом, когда Костик в очередной раз отверг его шпаргалку. Он уже неоднократно принимал решение исправиться, но снова и снова откладывал под всевозможными предлогами, например, заявляя о своей полной готовности. Но теперь, накануне контрольного сочинения, Костик понял, что для него настал момент истины. Не долее, чем вчера Татьяна Петровна потрясала в воздухе его изложением, вот только комментарии Костя слышал не вполне отчетливо. Дело в том, что он поймал на себе сочувственный взгляд Лели, от которого и отнялись почти все органы чувств. "Не бывать больше такому позору", - положил Костя в тот же день, а на следующий принялся за шпороделанье.
Оказалось, не тут-то было. Он понятия не имел, что должно быть в шпорах. Лехе звонить не хотелось - хотелось сделать ему сюрприз. Костя открыл орфографический словарь и начал выбирать слова, которые, как ему казалось, запомнить невозможно. На маленьком листочке крошечными буковками нарисовались: адъюнкт, алкалоид, амфибрахий и уже было показался анархо-синдикализм, как Костик остановился. Что-то ему подсказывало: для описания похождений барышни-крестьянки они не пригодятся. Тогда что пригодится? Костик взял книжку, стал перечитывать. Ничего сравнимого по сложности с алкалоидом не встретил - все проще простого. Тут его осенило. Он открыл свою тетрадь, ту самую, что трепыхалась в руке Татьяны Петровны. "И откуда что берется? - вздохнул Костя, пытаясь разобрать сначала свои каракули, потом размашистый почерк училки. - Глупейшие ошибки, просто глупейшие. По невнимательности. Надо оставить время на проверку и пятерка в кармане", - обрадовался своей находке Костя. "Ну, не может быть, чтоб ты все знал", - пронудел внутренний голос. "Не может, - согласился Костя, - я ведь только в седьмом классе". Костя сделал последнее усилие, припоминая слова, которые обычно вызывали у него затруднения. "Вызывать затруднения" - это любимое выражение Татьяны Петровны. "Если задание вызывает у вас затруднение, не стесняйтесь - спрашивайте". За этой фразой следовала пауза, а затем Татьяна Петровна широко улыбалась, очевидно, обрадованная смышлености учеников. Судя по всему, задания следовало изучить именно во время этой паузы, а после "Ну и славно, приступаем" сообщать о затруднениях казалось неуместным.
Наконец, Костя вспомнил четыре магических слова, которые он когда-то уже пытался безуспешно запомнить - идеальное наполнение шпаргалки.
Итак, на следующее утро Костя написал на ладошке в столбик:
вследствие
впоследствии
в общем
вообще
Впервые в жизни он был горд собой. Помыв руки после завтрака, с превеликим удовольствием повторил процедуру. А потом еще на второй перемене. Когда на математике он секретно, под партой, показал Лехе шпору во всей ее красе, тот долго пытался вникнуть в смысл манускрипта, пока не подошла Елена Генадьишна и, постучав по парте, под которой находился Леха, не поинтересовалась, что он там потерял. "Ластик", - ответил Леха. При этом Костик так покраснел, что Елене Генадьишне оставалось только нахмурить брови.
Все дальнейшее продолжение урока Леха пытал Костю, требуя еще раз показать ладошку. Костя мужественно вынес три бурито кряду, но, когда на смену пальцу пришел циркуль, сдался и "раскрыл карты". Но манускрипт уже давно испарился - еще бы, после таких нервов. На перемене, в туалете, Костя показал Лехе и процесс, и результат. Тот закатил глаза со словами: "Для первого раза сгодится".
Не сгодилось. Костю застукали. Он постоянно смотрел то в ладошку, то в тетрадь, пытаясь пристроить злополучные словечки, но они, как нарочно, не приходились к месту. Татьяна Петровна без труда засекла его манипуляции, подкралась, удостоверилась и, молниеносным движением схватив Костю за руку, резко подняла ее вверх, а вместе с ней вытащила из-за парты побелевшего нахала. В тот момент если не вся жизнь, то некоторые важные моменты вихрем пронеслись в его памяти: урок истории, где рассказывали о наказаниях воров в мусульманских странах, слова Татьяны Петровны о том, что списыванье - это воровство знаний, и, наконец, тот счастливый факт (до сих пор Костик считал его главным и единственным несчастьем своей жизни), что русичка дружит с его мамой. Тем временем она торжественно зачитала четыре магических слова. В классе повисла недоуменная тишина. Татьяна Петровна, видимо, не знала, что делать с рукой дальше. Но, к ее чести, тут же нашлась. Она перехватила Костин локоть, так что нижняя часть его руки оставалась в вертикальной положении. Теперь уже Костя не знал, как с ней быть: расслабишь - смешно болтается, выпрямишь - манускрипт на всеобщем обозрении, что означает проявить бесстыдство.
- Вы что, не в состоянии запомнить четыре слова? - Татьяна Петровна стала нагонять на себя гнев, нервно дергая Костю за локоть и, соответственно, приводя в движение предплечье и кисть.
Костя жалостливо прокашлился.
- Видимо, да. Но это не так уж много.
- И я про то же, Константин.
Тут Константин посмотрел в широко раскрытые небесные глаза, внутри что-то екнуло, и он преобразился: расправил плечи и решительно сжал ладонь в кулак.
- Татьяна Петровна, в русском языке около одного миллиона слов, словарный запас среднестастического россиянина - десять тысяч. Предположим, я хуже среднестатистического, пусть даже в два раза. Но четыре слова из пяти тысяч, это, правда, не так уж много.
Татьяна Петровна опешила, но снова быстро взяла себя в руки, при этом не выпуская и Костю.
- Вы хотите сказать, что остальные четыре тысячи... хм... девятьсот девяносто шесть напишите без ошибки?
- Нет, этого я не хотел сказать.
- Так чего вы бахвалитесь тем, что не знаете только четыре слова?
- Я не бахвалюсь.
Костя смутился. "Интересно, как пишется "бахвалюсь"? Только бы не спросила..."
- А к чему, спрашивается, была эта статистика?
- К тому, что не надо ругать семиклассника за то, что он не знает четыре слова из пяти тысяч, - уже не столь уверенно повторил свой аргумент Костя.
- Значит, все остальные вы знаете?
- Не знаю. То есть не знаю, знаю или не знаю. И вы тоже не знаете.
- Что я не знаю? - гнев Татьяны Петровны становился все более естественным.
- Не знаете, знаю ли я или не знаю.
- Я догадываюсь, Костя. И, судя по вашим диктантам, изложениям и сочинениям, это не просто догадки.
- Эксперимент - критерий истины, - крикнул Леха. Но общий энтузиазм, вызванный статическими выкладками, уже сходил на нет, Татьяна Петровна явно владела инициативой. И, не получив поддержки масс, Костя сник.
Татьяна Петровна тяжело вздохнула.
- Садись, Костя, и мой тебе совет - поменьше умничай, тебе это не идет.
"А что мне идет?" - задался вопросом Костя. Ответ был очевиден. С тех пор он перестал умничать. И стал таким, каким мы знаем его и теперь: молчаливым, улыбчивым и лишь по временам хмуро-задумчивым.
А еще в этот день он потерял любовь. На обратном пути из школы. Костик грустил, окончательно решив, что, даже если станет идеалом всех девчонок Земли, Леле он не нужен. Ей нужен такой, как Вадик - сосед Родика, то есть бывший сосед: троечник, насмешник и задира. Ну и пожалуйста, пусть себе строит ему свои голубые глазки, пусть делится с ним учебником, пусть хихикает над его дурацкими шуточками... А он, Костик, не станет расстраивать биологичку, чтобы понравиться какой-то Леле.