Это - самое яркое воспоминание, что осталось у меня из детства.
Я стоял там, где сейчас высятся новостройки, сжимающие плотным кольцом оставшиеся свободными дюймы земли. В то время там был почти пригород, и кинотеатр был для тамошних людей роскошью, такой, как для нас сейчас может показаться полет на Луну или покупка лицензионного программного обеспечения. Так вот, я на лужайке за только что выстроенным кинотеатром "Плаза", вокруг которого сновали группки стариков и молодежи, бесцельно убивая время. Это, конечно, я додумываю сам, так как в возрасте двух лет осознать все это я еще не мог. Даже сейчас до меня доходит не все.
Я помню маму. Она стояла примерно двадцати футах от меня, такая улыбающаяся. Я с трудом согнул спину, тогда еще такую хрупкую и непослушную, и всей ладонью сорвал самый желтый из одуванчиков. От него немного рябило в глазах, наверное. Он был сравним только с солнцем, которое в тот день светило особенно ярко, так, что я щурился каждый раз, когда оно добиралось до моего лица. Было тепло, за несколько дней до этого наступило лето. Я сорвал одуванчик и, вытянув руку настолько, насколько мог, показал его маме. Она умиленно улыбнулась, помахав мне рукой в светлой лайковой перчатке. Я смеюсь ей в ответ, смотрю на небо, подняв голову высоко вверх, все вокруг кружится, и я падаю на ковер из одуванчиков. Я видел белые, похожие на хлопья взбитых сливок, облака, я видел, как они неслись по небосводу, а голова все кружилась, кружилась, кружилась. Казалось, что смех этот бесконечный, как будто теперь он будет длиться всю оставшуюся жизнь, ни на секунду не прекращаясь. Я чувствовал, что вокруг никого нет, только один я и поле из одуванчиков. И я продолжал смеяться.
Тлеющий окурок бьется об подоконник и летит вниз, под дождь, на мостовую.
С того дня прошло чуть меньше двадцати лет. Мне больше ни единого раза не было веселее, чем тогда. Я закрываю глаза и возвращаюсь мыслями в детство, но получается плохо - динамики в моей комнате орут голосом, отдающим ржавчиной и смертью. Они орут о том, что лучший мир выплюнул нас, меня и автора песни, и теперь мы должны уйти.
Я разочаровался во всем, к чему стремился. В наше время после такого многие кончают самоубийством. Бросаются под поезд в подземке или вешаются, используя галстук и люстру.
Для первого у меня не хватит духу, так как после подобных попыток многие выживают.
Для второго у меня слишком низкие потолки.
В ванной вода перелилась через край, но я этого не слышу, сидя на подоконнике в своем кабинете.
Некоторые люди любят убивать детей, но не в прямом смысле. Моя девушка была из таких. Она убила во мне ребенка, растоптав мои чувства и развеяв остатки по ветру. Я не обижался, в мою душу часто плевали.
Я подсаживался на наркотики, но не в этом дело. Тогда я уже стал взрослым. Так же я потерял родителей несколько лет назад и вылетел с работы.
Кто там говорил "Мы не умираем девственниками. Жизнь трахает всех"? Кажется, он давно в земле.
Говорят, что когда человек остается один, он должен научиться понимать себя и любить. Принимать таким, какой он есть. Я так и не смог.
Пуля пробивает голову очень легко, череп в эту долю секунды кажется податливым и мягким. Рикошета нет - пуля улетает куда-то вдаль, навстречу небу. Тело дергается, но лишь один раз. Я наклоняюсь вправо и сползаю, падая туда, куда меньше минуты назад полетела моя сигарета. На мокрый асфальт. Путь в сто футов за несколько секунд.
В голове все еще звучит мой детский смех. В глазах стоит улыбка мамы. Там, глубоко, я все еще стою по пояс в одуванчиках, и меня обнимает теплое летнее солнце. Мозг умирает не сразу.