Всю жизнь, сколько я себя помню, я хотел стать сказочником.
Сейчас сказки в моде: по ним снимают фильмы, рисуют комиксы, снимают эротические фотосессии и делают всё новые интерпретации на новый лад. Но мне хотелось писать настоящие сказки. Не те, которые можно опубликовать и радоваться, загребая деньги лопатой и лениво выбирая иллюстрации для очередного, ещё более шикарного, переиздания; не те, по которым можно будет снять популярный блокбастер, отошедший от итак недалекого сюжета мили так на две-три.
Я хотел уметь писать те сказки, которые было бы естественно рассказывать вслух.
Замечали ли вы, что далеко не всякая вещь звучит органично, когда её произносят? Многие вроде бы серьёзные книги становятся чуть ли не жалкими, если попытаться их прочитать "по ролям", как нас учат в школе.
Или - если не вслух - то чтобы мои сказки хотя бы можно было рассказать своей подруге, мучающейся от ночных кошмаров, по телефону, чтобы она, успокаиваясь и слушая твой голос в трубке, потихоньку засыпала, а на следующий день с самого утра звонила бы и просила рассказать, чем же всё в итоге закончилось.
Но, увы, за всю свою жизнь я не написал ни одной сказки. И не только хорошей - вообще ни одной!
Максимум, на что я был способен - это скатиться в достаточно добротное, но всё-таки фэнтези. И пускай работы этого жанра тоже часто называют сказками, мы-то знаем, что это не так. Далеко не всякое фэнтези-произведение может претендовать на гордое имя "сказка".
У меня получались захватывающие детективы и триллеры, душераздирающие драмы и лёгкие новеллы; пару раз спьяну чуть не взялся за любовный роман; но ещё ни разу у меня не получилось написать ничего, хотя бы отдалённо похожее на сказку. Я даже не знаю, что толком жду от этого жанра - тут слово "жанр" вообще употребимо? - но точно знаю, что далеко не тех унылых литературных потуг, которые пока что порождает мой мозг.
Рыжая говорит, что всё дело в том, что я сам не верю в те истории, которые хотел бы видеть написанными. На что я раздражённо ответил, что сомневаюсь, будто бы хоть один сказочник прошлого действительно верил в те чудеса и небылицы, которые выходили из-под его пера. Трудно, говорил я, поверить в волшебные вещи, когда тебе практически не на что прожить, ты крутишься и вертишься, пытаясь найти своё место в мире.
А места этого - нет.
Нет и не будет, потому что всё, что я умею - это писать никому не нужные бредни, и ты прекрасно знаешь это, Рыжая!
Конечно же, я ей этого не говорю. И не надо: она сама всё прекрасно знает, просто любит меня дразнить. Отчасти и из-за неё тоже во мне родилось желание писать в чуждом для меня жанре. Я мог бы рассказать Рыжей о своих проблемах, но у той и самой всё было несладко. Как вы уже, наверное, догадались, это её мучили ночные кошмары.
Но я ничем не мог ей помочь. Я и себе-то помочь не мог!
Я возвращался к своим попыткам всё реже и реже. Конечно, я продолжал писать в других жанрах - просто потому что иначе не мог. Но всё остальное моё время занимали мысли о том, хватит ли денег на оплату квартиры в этом месяце, что я буду есть те три дня, которые остались до поступления денег, и где же, в конце концов, мне найти ту работу, которая избавит меня от постоянных мыслей о насущном?
Быт убивает. Сколько не говори о высоком, какие истории не плети, а тело хочет жрать, хозяин квартиры требует арендную платы, а голова после ненавистной работы раскалывается так, что хочется лечь и выть, а не творить что-то. А тело - точно так же, как хозяин квартиры и начальник - вряд ли пожелает слушать мои сказки.
Если бы я мог просто заниматься тем, что я люблю, что у меня хорошо получается... Я бы стал самым проклятущим трудоголиком на этой Земле. Но, увы, мне приходится разрываться между мирами точно так же, как всему остальному большинству на нашей маленькой и не такой уже зелёной планетке.
Так и проходили мои дни.
Моя мечта была бы погребена, если бы однажды я не встретил существо, действительно разрывающееся между двумя мирами. Существо... Это была девушка. Но я всерьёз сомневаюсь, что она была человеком, так что мне трудно подобрать (мне! трудно!..) слово, которым её стоило бы называть.
Тогда-то я и придумал свою первую в жизни сказку.
Придумал - но не записал.
* * *
Всякий бы удивился, встретив её холодной зимней ночью. Нет, конечно, никто не мешает гулять в самую длинную ночь года, но дело было не в городе, где я бы не удивился, встретив и целую стаю девчонок, ввалившихся из ближайшего клуба и не замечающих холода из-за количества выпитого и жара, вызванного танцами и ещё черт-те знает чем... Я тут побрюзжу немного по поводу нашей молодёжи, ладно? Хотя сам ещё далеко не старик. Почему-то моя молодость как-то прошла мимо меня, заполнив мою жизнь бессмысленными словами, и не принеся ни единого впечатления, ни единого безумного жизненного мига, который вроде как положен такой неспокойной поре, как молодость. Однако моя судьба распорядилась по-иному - из ребёнка я сразу стал взрослым; единственное, что пронизало мою жизнь от начала и поныне, это готовность придумывать и рассказывать истории - только стиль стал жестче, а истории - злее... Как же мне хочется вернуть ту лёгкость, с которой я исписывал свои школьные тетради, наполняя их своими фантазиями вместо уроков!
Как же хочется написать сказку...
Но даже человек, мечтающий стать сказочник, удивится, встретив молодую женщину посреди ночного леса. Что я сам там делал, спросите вы?
Всё достаточно банально. Мы праздновали мой день рождения, и по устоявшейся за последние несколько лет традиции выехали небольшой компанией за город, где сняли небольшой мотель полностью. Тот представлял себе двухэтажный деревянный дом на четыре комнаты, со всеми, тем не менее, удобствами, а так же с камином и сауной. На первом этаже была кухня и помещение, похожее на что-то среднее между гостиной и столовой, в которой так же стоял и рояль. Хозяева знали, что мы предпочитаем делать всё сами, и не слишком с нами контактировали. Так как занимали мы весь дом, то и готовили себе сами - после нескольких посещений нам разрешили пользоваться кухней.
Такой отдых нам нравился куда больше, чем шумные попойки.
Ещё рядом с мотелем есть небольшая лесопосадка. Нам нравится там гулять, только обычно, конечно, ночью...
Но, в конце концов, не думаю, что я единственный человек, на которого нападает приступ хандры в его день рожденья?
Тогда-то, во время своей ночной прогулки, я и встретил её.
Выглядела она вполне по-человечески, но что-то смущало. Очень тонкая, будто подсвеченная изнутри кожа, на висках сильно проступают вены; тёмные брови, светло-серые, чуть водянистые глаза и светлые, слегка пепельного оттенка волосы. Никогда не встречал подобного сочетания. Но настораживало меня не это.
Девушка была одета не по погоде легко. На ней было лёгкое платье из газовой ткани, надетое - я глазам своим не поверил - прямо на голое тело.
А ещё она плакала.
Я даже не сразу понял, что она плачет. Она сидела абсолютно ровно, подобрав ноги под себя и примерно сложив руки на коленях. Её спина была ровной, как стена. Но по лицу медленно-медленно скатывались капли. Если бы я не наблюдал за ней некоторое время, решил бы, что она сделана изо льда и начинает оттаивать.
Но она меня заметила.
- Человек?
Я неуверенно кивнул. Признаться, не такой первой фразы я ожидал.
- Ясно, - кивнула она и поднялась на ноги. - Мне надо уходить.
Она даже не подумала вытереть слёзы с лица, которые продолжали литься.
- Извините, но... - в какой-то момент я пожалел о своём порыве - а вдруг она местная сумасшедшая, или, что ещё хуже, не местная, а буйная помешанная, сбежавшая из ближайшей клиники? - но останавливаться было уже поздно, - почему Вы плачете?
Мой вопрос явно озадачил молодую женщину. Она остановилась, провела ладонью по лицу и внимательно посмотрела на оставшуюся на руке влагу.
- И правда, слёзы, - запнувшись, подтвердила она. - Надо же.
- Вы не знали, что плачете?
Она покачала головой.
- Я стала камнем после этой ночи, так что уже не могу плакать. Наверное, это тело избавляется от последних слёз.
Мне почему-то стало жутко. Я представил себе, что действительно может быть человек, который плачет в последний раз в жизни - совсем молодой ещё человек...
А когда я плакал в последний раз?
- Вас это не пугает? - спросил я.
- А должно?
Я промолчал. Мне стало неловко. Я даже начал думать о том, чтобы развернуться и уйти - в мотель, к друзьям, и забыть о странной встрече.
- Не пугает. И не расстраивает. Вот это-то и есть - самое страшное. Для меня должна начаться какая-то новая жизнь этой ночью, но я понятия не имею - какая, - вдруг сказала она.
- Вам не холодно?..
Ничего умнее придумать не мог!
Она покачала головой.
- Я вообще ничего не чувствую.
Я подошёл к ней. Сам не заметил, как.
Взял её за руку и стал рассказывать ей первую в своей жизни сказку.
* * *
Мы проговорили всю ночь. Она засыпала, слушая мои истории.
А наутро - я только на секунду отвернулся! - она исчезла. Я так и не узнал, кем она была. И не смог вспомнить ни одной из тех сказок, что ей рассказывал.
Но я не жалею.
Ведь у нас была одна ночь, когда она плакала и смеялась, слушая их, и забыла о том, что стала камнем.
Хотя бы на одну ночь.