Роман
Благословен океан Любви, губительно озеро Ненависти,
всепоглощающа река Страха,
но что сравнится с морем Боли?
Любовь, ненависть и страх ранят сердце,
и слезы - видимые и невидимые - сливаются вместе,
чтобы стать прозрачным хрусталем.
Хрустальное море вызывает не восторг, а еще большую скорбь,
потому что темны его глубины и невозможно уничтожить его твердь.
Однажды основания земли поколеблются,
и океан Любви засияет светом, иссушающим
и река Страха исчезнет под его лучами.
Но море Боли отразит этот свет так, что слезы брызнут из глаз,
и никто не будет знать, что это -
слезы радости или слезы страдания.
И тогда каждый поймет свое предназначение
и поблагодарит за судьбу,
Песня Чувств, Книга Вселенной (отрывок).
Пролог
Сколько же сегодня солнца! Это потому, что небеса встречают праведника, - так говорят в народе. Когда Зазу хоронили, тоже был хороший денек. Но тогда было лето - солнечными лучами не удивить. А тут - несколько недель тучи, дождь, и вдруг - будто в один миг пришла весна. Настоящее чудо.
Сегодня всё какое-то волшебное. Трава неожиданно пробилась на поверхность и режет глаза зеленью. А ведь вроде бы рано ей еще зеленеть. Деревья словно в бледно-зеленом тумане - тоже вот-вот буйно покроются листьями, как кудрями. Впрочем, через неделю Новый год. Хороший праздник. Жизнеутверждающий. К нему природа и готовится. Всё ослепляет. Хочется ничего не видеть, только дышать. Потому что воздух сегодня тоже особенный: теплый, вкусный, как свежеиспеченный хлеб. Им можно наесться, не положив в рот ни крошки. Век бы простоять, вдыхая его.
Цохару такого воздуха не достанется. Его заковали в кандалы и бросили в яму. Он священник, на него у генерала рука не поднимется. Настолько чтобы повесить. А вот чтобы сгноить в подвале замка - запросто...
Старик считал, что подземелья Шереша слишком легкое наказание для таких, как генерал. Но вряд ли там лучше, чем в подземельях Ветонима. Так что Цохар на собственной шкуре узнает, достаточное это наказание или нет.
И все-таки... если бы пожить еще в этом подземелье... Хоть один месяц еще... Генерал тоже не вечен. Кто знает, может быть... Но к чему об этом мечтать сейчас? Я-то для генерала, скорее, отступник, который заслуживает только повешения.
Жаль, что рядом чужие. Хотя по-настоящему родных так мало. Но когда смотришь в эти насмешливые лица... и в фальшиво сочувствующие...
Нет, закрыть глаза. Солнце так приятно греет. Кажется, просто уснул на солнышке, как в детстве. И когда проснешься...
Да какого шереша ты толкаешься? Так хочется угодить генералу? Его раздражает, что я так спокоен? Я спокоен уже почти месяц. Нет сил о чем-то переживать. Силы человеческие не бесконечны, ты об этом знаешь? Так вот генералу тоже передай.
Забавно. Так хочется сказать проповедь. Но, пожалуй, это будет не к месту. Сочтут за помешанного.
А разве мы не сошли с ума? Я ведь двенадцать дней назад именно этому обстоятельству радовался: что все сошли с ума. Радовался, потому что сумасшедшему легче.
О, генерал! Да вы поэт. Какое красивое дерево нашли. Но что-то не выглядите вы безмятежно счастливым. Вы выглядите больным. Неужели генерал тоже болеет? Ну, не о смерти же брата вы скорбите? Никогда в это не поверю. У такого, как вы нет земных привязанностей.
Раму не написал. Почему не написал брату? Надо было попрощаться. И с мамой тоже. Отвез бы все письма разом. Почему-то тогда это казалось неважным. Тогда казалось - письмо ее высочеству, завещание - и всё. А теперь... Подумают, что бесчувственный чурбан. Отцу всё равно, а вот мама будет плакать. Жаль.
Ну что ж... Еще одно мгновение, чтобы охватить взглядом этот яркий мир. Поверх человеческих голов - они вид портят. Глаза закрыть, еще раз этот пьянящий воздух глотнуть. Ты там не заснул? Помочь тебе? А то я могу. На счет три.
Раз, два...
Уктубир, Жанхот
Дни тянулись медленно и однообразно. Ялмари заперли в холодной вонючей камере, поначалу даже без света. Потом пришел отец.
Это было так неожиданно, что он даже поверить не мог, казалось, это какое-то наваждение, обман. Только что были лишь отвратительные скользкие твари, - и вдруг Полад, такой же, как обычно, в форме рядового волка , только взгляд тоскливый, измученный. Никогда принц не видел такого.
Он выжидательно смотрел на Мардана: превратится он в чудовище или нет? Что он скажет? Если заговорит, то сразу станет понятно, сон это или явь. Сны по-прежнему снились невероятные, сказочные. Вот сейчас телохранитель королевы предложит ему... полетать, например. Значит, сон.
- Ты меня узнал? - осторожно поинтересовался Полад.
- Да, - так же неуверенно, почти вопросительно ответил Ялмари. И на всякий случай уточнил. - Телохранитель королевы?
Взгляд отца сразу просветлел. Он усмехнулся:
- Верно! А ты кто, тоже помнишь?
- Никогда не забывал, - хмыкнул принц. - Единственный и любимый сын ее величества королевы Эолин.
Мардан облегченно выдохнул и на мгновение прикрыл ладонью глаза.
- Неужели прошло? - пробормотал он себе под нос. Потом пристально всмотрелся в сына. - Помнишь, что произошло?
- Наверно, - задумчиво нахмурил брови Ялмари. - Если коротко, я побывал у эйманов, в Яхии, в Песчаном монастыре, а на обратном пути попал в плен... к каким-то чудовищам. А сейчас я где?
- Ты не поверишь, - хохотнул телохранитель. - В подвале Юдалы. Почти подземелье Шереша.
- Почему? - удивился принц.
- Как только приходил в сознание, пытался убить любого, до кого мог дотянуться.
- Почему? - повторил Ялмари.
- Проклятие отхи. Ты сам-то помнишь, что дрался?
Он вновь нахмурился. Потом уверенно заявил:
- Я попал в плен к чудовищам и сражался с монстрами.
- Не было никаких монстров, мой мальчик. Было проклятие отхи. Люди казались тебе чудовищами. Ты пытался убить Шрама, Герарда, меня... - Ялмари смотрел на отца с недоверием. Всё это казалось каким-то бредом. - Ладно, - завершил Мардан. - Хорошо, что всё закончилось. Давай сниму ошейник. Фалал, принеси инструменты! - крикнул он, обернувшись, а потом отошел, уступая место какому-то волку .
А в следующее мгновение над ним склонилась тварь, разевая вонючую пасть...
Его опять били, пока он не потерял сознание.
Потом снова очнулся в камере. Он не мог понять, сколько прошло времени, пока заскрежетал ключ в замке, скрипнула дверь. Вошел отец, воткнул факел в стену. Кажется, он сильно похудел, под глазами темные круги. Или это тени так падают?
Они снова беседовали. Ялмари ужасался тому, что творил. Но проходило совсем немного времени, и всё повторялось: приходили чудовища и он пытался их убить.
В очередное просветление он увидел другое знакомое лицо: священник, с которым он познакомился в Биргере. Приятный старик. Такие интересные мысли у него... Они общались довольно долго, прежде чем снова его посетили монстры.
В следующий раз, увидев отца, он в первую очередь спросил:
- Я кого-нибудь убил?
- Нет, - покачал головой телохранитель. - Но серьезно покалечил одного волка . Я теперь уже примерно знаю, чего ожидать, поэтому всегда наготове. Вот только не знаю, сколько это еще продлится. Монахиня обещала Шраму, что тебе будет легче с каждым днем. Я тоже это замечаю. Раньше ты и четверти часа не был в себе, а теперь с тобой уже полдня можно разговаривать. Но... что если ты никогда не будешь полностью безопасен? Что если периоды нормального состояния будут увеличиваться до суток, недели, месяца... Но потом снова придет безумие? Я ведь не смогу постоянно быть с тобой...
Да, положение аховое. По всему выходило, что люди могут быть в безопасности, только если он сидит на цепи в подвале.
А потом пришла какая-то старуха. Что-то шептала на воду, затем брызгала на него, снова шептала. В какой-то момент всё это стало злить. И тут появилась тварь, тянущая к нему свои лапы. Он мгновенно оскалился и бросился, чтобы разорвать ее. Вот только цепь душила и не давала дотянуться. А монстр продолжал хищно скалиться, стоя на безопасном расстоянии. Один из многочисленных глаз, открывавшихся на его теле, посмотрел на него, и принц услышал хриплое:
- Ты чудовище!
И в одно мгновение морок исчез. Перед ним стояла старуха и насмешливо его разглядывала. Ялмари тут же отодвинулся к стене, обхватил себя за волосы в ужасе.
Снова проходил день за днем. Он спал, ел, разговаривал с отцом, ждал. Больше он ничего не мог сделать. Только вера в то, что он не останется здесь навсегда, давала силы жить, не впадать в отчаяние.
И постепенно Ялмари понял, как запускалось проклятье. Как только в душе появлялось раздражение, гнев, глаза застилало красное марево, искажавшее всё вокруг. Постепенно он научился и замечать эту пелену, и замедлять ее действие, видеть, как люди, колеблясь, словно стали призраками, меняют свои очертания. Останавливать безумие.
Это оказалось очень просто. Как только он начинал видеть монстров, в голове возникали слова старухи: Не они чудовища. Ты чудовище . Своими открытиями он поделился с отцом.
- Мне кажется, я уже могу контролировать себя.
- Если тебе только кажется, всё закончится очень печально.
- Давай попробуем.
Полад неожиданно вспылил:
- Попробуем? Еще кого-нибудь убить попробуем? Я сам еле выжил после встречи с тобой. Один волк погиб! Еще раз попробовать хочешь?
Ялмари задержал дыхание, услышав, что всё же опять стал убийцей, а потом твердо произнес:
- Да.
- Пошел ты...! - телохранитель всё больше злился. - Один ты всё понимаешь? Остальные дураки, да? Подумаешь: одной смертью меньше - одной больше! - он подошел так стремительно, что принц вздрогнул, замахнулся и дал пощечину.
Ялмари только смотрел.
- Я могу себя контролировать, - ответил он, потирая щеку.
- Можешь? - процедил Полад. - Можешь? Ладно! - он решительно освободил принца от ошейника. - Ну так шагай отсюда! Любой исход лучше, чем это бесконечное ожидание. Пусть лучше прибьют тебя.
Чем сильнее Мардан злился, тем спокойнее становился принц. Он вышел из подвала и в коридоре столкнулся со Шрамом.
- Что? Выпустили блохастого? Не рано ли, господин Полад? Я бы лучше его еще на цепи подержал.
- Он меня задолбал! - раздалось яростное за спиной. - Сколько можно с ним нянчиться? Пусть уже сдохнет. У тебя ведь с собой оружие?
- Тут уже у всех оружие. Подыхать от его клыков неохота.
Ялмари переводил взгляд с одного на другого. Потом догадался:
- Вы хотите меня разозлить? Меня таким не проймешь. Надо было Герарда позвать. У него хорошо получается.
- Герарду некогда. Он твою сестру трахает, - усмехнулся Етварт.
Глаза начало закрывать пеленой. Принц прикрыл их и несколько раз повторил: Ты чудовище. Ты чудовище, а не Герард . Затем посмотрел на майора:
- Эта попытка была удачней. Но я могу себя контролировать, - он посмотрел на телохранителя. - Он ведь неправду сказал?
- Мне бы очень хотелось, чтобы это была неправда, - губы телохранителя кривились. - Но Эолин выбрала свой путь.
Ялмари снова прикрыл веки.
- Эолин выбрала свой путь. А я хочу продолжить свой. Я могу себя контролировать.
И всё же его не выпустили сразу. Еще три дня он жил в благоустроенной камере в Юдале. К нему приходили самые разные люди. Кто-то издевался, кто-то беседовал, кто-то говорил мерзости об Илкер или его сестре. Но он действительно справился со своим проклятием. Чудовище, живущее в нем, больше не вырвалось наружу.
30 уктубира, Жанхот
Неприятный тип , - Гарое едва удержался, чтобы не скривиться, и демонстративно уставился поверх бритого затылка сидевшего напротив него человека.
Дело было не в том, что собеседник не блистал красотой, что глубокие морщины уже пролегли возле губ, а щеки запали, так что нос торчал горой. И этот острый взгляд, будто изучающий содержимое его желудка, он бы простил. Но зачем же так показательно унижать того, кто к тебе приходит? Особенно если посетитель отчаянно в тебе нуждается. Если бы Полад хоть на геру был так хорош, как о нем рассказывал папаша Улм, он бы так себя не вел.
Человек за столом напротив гадко ухмыльнулся.
- Знаете, что мне о вас докладывали, господин Кеворк? Вы позволите называть вас так или предпочитаете церковное имя - отец Гарое?
- Да, вы можете называть меня господином Кеворком, - четко, почти по-военному откликнулся Гарое, всё так же глядя поверх головы Полада. - Нет, я не знаю, что вам обо мне докладывали.
Полад взял перо и покрутил в пальцах. Теперь его взгляд исследовал инструмент для письма так же ревностно, как мгновение назад рассматривал священника. Лишь изредка телохранитель королевы бросал взгляд на Гарое, словно из лука выстреливал. Наверняка пытался застать его врасплох. Чтобы не потерять самообладание, священник перечислял внутри себя детали интерьера: шесть больших окон, три на южную террасу и три на лестницу, по ней можно спуститься к фонтану; много золота и цветной эмали - слишком много даже в глазах рябит; стол тяжеловат для такой обстановки - сюда бы что-нибудь изящное...
- Мне доложили, что вы загадочный человек. Не поймешь, чего от вас ожидать. По вашему мнению, на кого вы больше похожи: на отца, мать или старших братьев? - изучает перо, точно в нем есть какой-то секрет, как у шкатулки.
- На отца Далфона, - Гарое вскинул подбородок.
Полад на этот раз добродушно рассмеялся, откладывая перо в сторону.
- Я надеялся, что вы это скажете, - заметил он. - Хотя этот священник тоже был загадкой, но одно несомненно: он был честен. А вы честны, господин Кеворк?
- Достаточно честен, чтобы не шпионить ни для вас, ни для кого-нибудь другого, - вся эта прелюдия с игрой в гляделки, рассматриванием пера, была рассчитана именно на это: Гарое потеряет контроль и скажет то, что думает. Полад своего добился: священника прорвало, и остановиться он уже не мог.
- Достойно. Хотя возникает вопрос: вы считаете, что ее сиятельство леди Илкер или сударь Улм, с которыми вы познакомились, недостаточно честны? - Гарое собрался оправдываться, но Полад прервал его. - Не надо отвечать. Я только замечу, что не всё так однозначно. Бывают моменты, когда то, что вы считаете бесчестным, необходимо для спасения многих людей или восстановления справедливости. Но вы не доверяете лично мне и не желаете мне служить. Я уважаю вашу откровенность. Кстати, я благодарен вам за то, что вы спасли ее сиятельство в монастыре. Поэтому очень хочу вам помочь, верите вы мне или нет. Каким вы видите свое будущее?
- Я его не вижу, - все-таки скривился Гарое.
- А что бы вы сделали, если бы я не пригласил вас в Жанхот?
- Послал бы просьбу о переводе в другую церковь Верховному священнику, поехал бы к родителям и ждал там ответ.
- Ждали бы, не веря, что ответ придет, терпели насмешки от старших братьев и отца, назойливую заботливость матери, необходимость выпрашивать средства на самое необходимое...
- А вы хотите, чтобы я пошел землю копать?
- В этом есть что-то предосудительное, по-вашему? - опять развеселился Полад. - Мне хочется узнать: кем бы вы стали, если бы не сдали экзамен на священника?
Повисла долгая пауза. Гарое не знал, что сказать, а Полад терпеливо ожидал, когда он что-нибудь придумает.
- У меня такое ощущение, что я на исповеди, - недовольно буркнул парень. - Я никогда не видел себя ни в чем более. Я выбрал этот путь по велению сердца, и он мне нравился... - он запнулся, сообразив, что невольно сообщил об этом в прошедшем времени, поэтому сразу поправился. - Нравится. Мне нравится быть младшим священником в деревенской церкви, и ничто другое мне неинтересно.
- Да, - разочарованно протянул телохранитель королевы. - И об этом мне тоже сказали. Очень жаль. Но церковники вас больше не примут, надеюсь, это вы понимаете... - он побарабанил пальцами по столу. - Что ж, если вас так привлекает духовный сан, то, наверно, вам всё равно, где служить: в маленькой деревушке или большом городе. Или... - он сделал паузу, - в армии. Вы удивлены? Скоро начнется война. Нам нужны священники, которые будут рядом с солдатами.
- Я не из тех, кто управляется с камнями Зары... Боюсь, я...
- Духовная поддержка, знаете ли, тоже очень важна. Я прекрасно осведомлен о ваших способностях. Я знаю, что крестьяне вас любили за искренность, смирение, неприхотливость, готовность прийти на помощь и постоять за справедливость. Пехота нашей армии, а частично и кавалерия, - это тоже крестьяне или дети крестьян. Думаю, ничего особенно нового в вашем служении не будет. Разве только камни Зары будут-таки летать рядом. Так же как и стрелы, дротики и всякая убивающая дрянь.
Полад умолк, хотя, по мнению Гарое, сейчас следовало сказать что-нибудь в духе: Если вы не боитесь за свою жизнь, то... и таким образом поймать собеседника в ловушку, потому что какой же благородный человек не побежит скорее в бой, только чтобы доказать, что он не трус? Он не был трусом, но и не желал кому-то что-то доказывать. Его беспокоило другое.
- Кому я буду подчиняться и что от меня вообще ожидается?
- Подчиняться вы, вероятно, будете тому священнику, который всё же швырнет огонь в противника и тоже будет находиться при армии. Мне, если честно, это абсолютно безразлично. Я ожидаю, что вы будете выполнять свои непосредственные обязанности: вдохновлять воинов на подвиг, утешать скорбящих, облегчать умирающим... умирание. Не в буквальном смысле, конечно, - он ухмыльнулся. - Чем там еще священники занимаются? Делать то, чего вы так желаете, только в более опасных условиях. Это, в общем-то, всё, что я могу вам предложить, если уж вы не желаете расстаться с рясой.
- Если... - Гарое помедлил, - никаких дополнительных условий вы не выдвигаете... то я согласен.
Он выжидающе смотрел на Полада. Тот явно еле сдерживал смех.
- Вы у отца наслушались о моем коварстве или еще кто просветил? - беззлобно поинтересовался он. - Нет, никаких дополнительных условий я не выдвигаю. Правда, уехать вам придется довольно далеко от семьи. Я направляю вас на восток, в армию под командованием генерала Харвинда. Мы имеем точные сведения, что едва Кашшафа перейдет Рыжие горы, герцог Пагиил войдет с войсками из Лейна на востоке. Точные сведения тоже иногда оказываются неточны, тогда вы позже присоединитесь к войне на западе. Но пока вы будете служить в пехотном полку. Он уже стоит под Тофелом. Вот рекомендательные письма... - он подтолкнул к Гарое запечатанные конверты, лежащие на столе, и священник снова был в недоумении: заранее знал, что он согласится или на всякий случай приготовил? А Полад невозмутимо продолжал: - Я также даю вам подорожные, - он выложил на стол мешочек с деньгами. - О дальнейшей оплате договоритесь с Харвиндом. Он, кстати, хорошо знает вашего брата, полковника Кеворка. Вряд ли он заплатит вам меньше, чем вы получали в церкви. Вы можете отбыть в Тофел завтра же или отложить отъезд на неделю, сначала побывать дома, попрощаться с матерью.
Гарое взял письма, мешочек с деньгами и поднялся.
- Благодарю, - он направился к выходу.
- Кстати, письма написаны не от моего имени, - бросил в спину Полад. - Так что никакого предубеждения по отношению к вам не будет. Разве только у старшего священника, который прибудет позже, будет длинный язык. Но, я думаю, что к тому времени вы сумеете зарекомендовать себя.
Гарое кивнул и вышел. Он сжимал в руке письма и кошель, а мысли скакали, как куры при виде лисы, и никак не получалось успокоить их, чтобы хоть немного разобраться: рад он этому назначению или нет?
С одной стороны, доверять такому человеку, как Полад, нельзя. Если он и обрисовал всё так радужно: и контролировать-то он Гарое не будет, и особых услуг не потребует, и не узнает никто, что телохранитель посодействовал его появлению в армии, - это не значит, что всё будет точно так. Ничто не мешает ему нарушить каждое из этих заверений.
С другой стороны, он остался священником, чего и добивался. А репутация дело наживное. Даже если никто не будет ему доверять, людям он служить сможет - это хорошо.
Но больше всего смущало другое. На его жизнь на самом деле сильно повлиял отец Далфон. Когда мать, молоденькая купеческая дочка с хорошим приданым, вышла замуж за графа Кеворка, тот уже был дважды вдовцом, и предыдущие жены родили ему троих сыновей. Еще дети ему были не нужны. Он и близнецам, родившимся за шесть лет до Гарое, не особенно внимания уделял. Мама, все-таки подарившая высокородному мужу еще одного сына, была всегда в хлопотах: присмотреть за детьми, чтобы не убились, за слугами, чтобы не ленились, за мужем, чтобы у него было хорошее настроение. На более близкое общение с сыном у нее не хватало времени, да и она старалась не выделять собственного ребенка в ущерб старшим сироткам - отцу бы это не понравилось. Как-то само собой подразумевалось, что особого гувернера сыну купеческой дочки не требуется - наследником-то ему не стать. Достаточно и местного священника. Поэтому лет с пяти Гарое пропадал у отца Далфона. Старик мальчишку привечал: и читать выучил, и вкус к хорошим книгам привил, и о других науках потом не забывал - благо был достаточно образован для этого. А за учебой не забывал и о воспитании: дурное в мальчике сдерживал, доброе взращивал... Когда пришлось делать выбор: в армию ему идти, как младшему из близнецов, или пойти к деду по матери в услужение, чтобы и самому когда-нибудь превратиться в зажиточного купца, Гарое выбрал путь священника.
Отец злился и надеялся насмешками и криком добиться от него иного решения. Затем вроде бы смирился, но на самом деле злоба перешла в глухое, неизбывное раздражение. Особенно когда стало понятно, что нет в младшем сыне амбиций, дворянской гордости. Ведь и путь священника неплох, не в разбойники же он пошел. Но не мечтал Гарое стать старшим священником, а когда-нибудь и Высшим, а поставил цель служить людям в маленькой церквушке, как отец Далфон. Как тут не разозлиться?
С отцом Гарое никогда не был близок, сначала привык к его равнодушию, теперь привык и к его раздражению. Насмешки при встречах ранили, но где-то глубоко-глубоко внутри, так что уже почти и не ощущал этой боли. Гораздо больнее было то, что Далфон тоже не одобрил его решение. Не похвалил, не обрадовался, что мальчишка его в пример взял. А сказал, покачав головой: Не твое это дело, сынок. В армию бы тебе, там твое место! И предложение Полада стать полковым священником, образовало неожиданное созвучие с теми давними словами наставника. Будто настало время исполниться пророчеству.
Нет, домой он не поедет. Прав всемогущий телохранитель: кроме насмешек, ничего его там не ждет. Матери он письмо напишет. Она вся в заботах по-прежнему, так что ей этого вполне хватит. Раньше он приезжал в поместье Холон, чтобы встретиться с братом-полковником да отцом Далфоном. Но сейчас брат у Рыжих гор, а священник умер три года назад. Так что лучше прямиком в Тофел. Познакомиться с генералом Харвиндом, а потом с