Даркина Алена : другие произведения.

Приют на свалке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Однажды мир превратился в гигантскую свалку - и только благодаря свалке люди могли выжить. Однажды население мира сузилось до пяти городов, в каждом из которых проживало не больше ста тысяч человек. Однажды все стали жить по закону джунглей: кто не мог самостоятельно прокормить себя, того выбрасывали хищникам. Однажды человек бросил вызов этому миру. Есть ли у него хоть один шанс, чтобы остаться в живых?

Приют на свалке

Роман

Ночь с воскресенья на понедельник

   Небольшую комнату майора освещал лишь маленький черно-белый телевизор. Вечером Левицкий всегда садился в кресло, прямо в ботинках клал ноги на табуретку, так что они чуть ли не упирались в экран и, прикрыв глаза, внимал всему, что вещали. Это помогало не думать о повседневных проблемах, отключить сознание, заставить себя отдохнуть. Главное, занять правильное положение, потому что стоит чуть повернуть голову вправо, и взгляд скользнет в окно, наткнется на пять черных на фоне темно-серого неба свечек -- города-многоэтажки. И сразу опять полезет в голову: сколько понесут на ярмарку, сколько выручат еды? Повернешься влево -- кабинка очистителя с биотуалетом внутри напомнит о том, что не все лейтенанты обеспечены такими удобствами, а это плохо, очень плохо. Значит, опять надо урезать рацион, копить, чтобы приобрести их хотя бы в рассрочку. Пожалуй, лишь встроенный в нишу шкаф немного успокаивал -- его сделали сами из подручных материалов. И подобную мебель можно не только для себя делать, но и продавать за еду, а это выгодно. Больше смотреть было не на что. Одна входная дверь, как и телевизор, успокаивала. Она отрезала его от остальных, давала уверенность, что эти несколько ночных часов принадлежат лишь ему. Никто не смеет беспокоить майора в это время.
   Сегодня Париж -- он воровал сигнал у этого города -- показывал забавный боевик. Главный герой с неправдоподобно огромными мускулами (будто в них воздуха накачали) гонялся по джунглям за маленькими и щупленькими врагами. Конечно, это тоже фантастика, но уж лучше, чем когда показывают слезливую мелодраму про любовь на подстриженных газонах Лондона.
   Левицкий с усталым равнодушием следил за однообразными приключениями героя, когда в дверь робко поскреблись. Он сначала даже ушам не поверил: мельком взглянул в ту сторону и остался на месте. Но  вскоре кто-то еле слышно постучал. Майор стиснул зубы, в два шага пересек комнату и дернул за ручку.
   Миссис Хиггинс, невысокая худенькая старушка, так вздрогнула, что очки чуть не свалились с носа. В руке она держала свечку -- новое изобретение сяньшеня Дэна. Загадочный состав свечи при сгорании испускал невыносимую вонь.
   -- В чем дело? -- грозно поинтересовался Левицкий.
   -- Господин майор, -- старушка ужасно смутилась, увидев его без форменной рубашки -- в брюках и майке. Потупив взор, она забормотала себе под нос: -- Простите великодушно, что я отрываю вас от заслуженного отдыха, но не будете ли вы так любезны...
   -- Миссис Хиггинс, -- глухое раздражение прорывалось сквозь мнимое спокойствие майора, как пар из электрического чайника. -- Первый час ночи! Вы можете коротко объяснить какого... -- он быстро проглотил слово "чёрта", -- вам нужно?
   -- Новая партия, -- торопливо объяснила бабулька, так и не подняв взгляд, только отступила на полшажка.
   -- Ночью? -- изумился Левицкий.
   -- Да, ночью, -- зачастила миссис Хиггинс, постепенно переходя на шепот. -- Галина Викторовна уже и приемник закрыла, а тут звонят. Флешку с документами быстро так сунули в руки и исчезли, а там...
   -- Миссис Хиггинс, -- прервал ее Левицкий, -- от меня-то что вам нужно?
   -- Так ведь новая партия... -- чуть медленней и немного растерянно повторила та.
   -- И что?! -- он наоборот вот-вот готов был заорать, чтобы добраться наконец до сути проблемы. Лучше бы прислали лейтенанта, чтобы доложил по уставу.
   -- Мы не справляемся, -- она отступила еще на полшага. -- Сяньшень Дэн пришел, и старший лейтенант Манслиф пришел, но там такое творится... Меня разбудили. Сяньшень Дэн просил вас позвать, передать, что мы не справляемся... Будьте любезны...
   Марк возвел очи горе.
   -- Погасите свечу, миссис Хиггинс, -- приказал он, -- я возьму фонарик.
   Старушка исполнила приказ незамедлительно. Он надел рубашку, выключил телевизор и за дверь вышел уже в полной форме. Включив фонарик, поймал благоговейный взгляд бабульки. Негромко хмыкнув, пошел вперед. Старушка семенила за ним, стараясь не отставать. Спускаясь по лестнице с шестого этажа, они держались ближе к стене -- металлические перила продали, когда майор еще здесь не появился.
   Миссис Хиггинс, оказавшись за спиной Левицкого, несколько успокоилась и стала рассказывать то, что так и не выговорила, глядя грозному майору в глаза:
   -- Из Токио прибыли ничего, спокойные. Как всегда. Из Москвы прислали дауна. Мадам Байи его уже определила. Кажется, родители обещают кормить его. Я сама документы не видела, но мадам Байи сказала...
   -- Она скажет! -- с сарказмом вставил майор.
   Миссис Хиггинс сбилась и замолчала. После небольшой заминки продолжила:
   -- Несколько человек из Парижа и Нью-Йорка. Но, мне кажется, их привели ночью из-за лондонцев. Где только они взяли эту банду? Просто жуть. Их даже не обыскали толком. Они с оружием.
   -- С оружием? -- машинально переспросил майор. Он наконец понял, зачем его позвали.
   Они спустились в подвал. В глубине коридора из открытой двери падал прямоугольник света. Испуганные возгласы и чей-то яростный крик говорили о том, что инцидент еще не исчерпан и его помощь будет кстати. Майор выключил фонарик -- они приучили себя к строжайшей экономии.
   -- Не подходите, падлы! -- различил он. -- Всех порежу, не подходите!
   Еще несколько метров, и Левицкий шагнул в приемник. Тут же прищурился -- после тьмы коридора даже тусклая лампочка неприятно резанула глаза. Но через мгновение он уже все рассмотрел.
   Картина ему предстала любопытная, давно у них ничего подобного не происходило. К бетонным стенам прижималось около десяти вновь прибывших детей. Перед ними заспанные дежурные третьего класса. Их прикрывали воспитатели: сяньшень Дэн, Галина Викторовна и мадам Байи. Старик-китаец Дэн о чем-то препирался с лейтенантами Эриком Жманцем и Дэйлом Манслифом. Дэн зажимает салфеткой руку, с нее на пол медленно капала кровь.
   В центре приемника спиной к спине стояли пятеро двенадцатилетних пацанов, выставив перед собой заточки. Грязные, оборванные. Даже у него в приюте дети так не одевались. Явно подъездная шпана. Их главарь матерился так, как не всякий взрослый завернет:
   -- Не подходите, убью! Тащите сюда еду и воду. Тащите сюда, а то прирежу! -- он дернулся к воспитателям, но, завидев Левицкого, отпрянул назад и остолбенел.
   Вид майор внушал ужас даже обитателям приюта. Он отирал бритым затылком низкий потолок приемника, да и в плечах был шире всех присутствующих. Но главное -- взгляд. Он отбивал всякое желание проявлять собственную волю. Но пацана парализовало лишь на мгновение. Он быстро пришел в себя, хищно улыбнулся.
   -- Убью, сволочь! -- прошипел он.
   Майор ответил злой усмешкой. Присутствие Левицкого вдохновило Эрика, он подскочил к начальнику:
   -- Господин майор, разрешите доложить, -- вытянулся он. Светлая челка упала на глаза. Из-под нее сверкнули веселые карие глаза. -- Прислали подъездную банду из Лондона. Галина Викторовна пыталась с ними договориться, но ничего не вышло. Рядовой Намгун отправился к сяньшеню Дэну за цепями. Сяньшень тоже пытался с ними договориться, но его ранили. Я хотел обезвредить банду, но сяньшень Дэн не позволил, велел пригласить вас. Господин майор, разрешите мне, пожалуйста, я справлюсь, -- закончил он умоляюще.
   -- Отставить! -- скомандовал майор. Нашел глазами старика Дэна. -- Благодарю, сяньшень, -- тот удовлетворенно кивнул, щуря и без того узкие глаза. -- Старший лейтенант Жманц, отдайте цепи и отойдите к стене.
   -- Но почему? -- обиженно засопел тот.
   -- Выполняйте приказ, -- майор добавил металла в голос.
   Эрик сунул ему в руку цепь и, насупившись, отступил к дежурным.
   Левицкий с цепью в руке встал напротив главаря. Банда наблюдала за происходящим с трепетом. Разве что главарь сохранил присутствие духа -- у того в глазах по-прежнему вызов и ярость. Майор мог бы справиться со всеми голыми руками, но следовало наказать их за сяньшеня. Да и позже сговорчивей будут. Он раскручивал цепь, постепенно удлиняя ее. В такт свисту рассекающей воздух цепи Левицкий, не торопясь, объяснял:
   -- Всех, кто не желает подчиняться требованиям приюта, ожидает карцер. Кого не смирит карцер, тем пообедают хищники.
   -- А это видел? -- главарь показал средний палец, а в следующую секунду цепь хлестко ударила его по кисти, и он, взвыв, выронил заточку. Еще четыре удара, и вся банда, жалобно подвывая, растирала ушибленные руки.
   -- Наручники! -- скомандовал майор. Эрик молча подал их. -- Помогите, -- коротко приказал он. Вместе с лейтенантами они за пять минут сковали слабо сопротивляющихся мальчишек.
   -- В карцер? -- робко поинтересовалась миссис Хиггинс.
   -- Рядовой Намгун, -- не удостоив ответа старую леди, Левицкий обратился к дежурному -- ему едва минуло одиннадцать лет. -- Принеси к карцеру фиксатор.
   Мальчишка отдал честь и исчез.
   Взяв наручники левой и правой рукой и подняв их в воздух так, что выкрутил пацанам руки, майор потащил их за собой по коридору. Сопротивляться в таком положении они не могли. Лейтенанты в точности повторили его действия. Они поднялись на первый этаж. Манслиф, которому достался только один бандит, свободной рукой снял с ремня Левицкого ключи и открыл металлическую дверь карцера на первом этаже недалеко от фильтр-коридора. Тут же примчался Му Хён с фиксатором. На высоте около двух метров от пола висели цепи, прибитые к стенам толстыми штырями. Дэйл взял одну из них и прикрепил ее фиксатором к наручникам. После этого отпустил мальчишку. Выбрал цепь подальше, чтобы бандиты не могли дотянуться друг до друга и, взяв из рук Эрика второго, проделал то же самое. Зафиксировав последнего, майор оглядел притихших детей и сообщил:
   -- Посидите здесь ночь. А завтра я... -- он выдержал паузу, -- побеседую с вами.
   -- Побеседуешь... -- с ненавистью процедил главарь. -- И мы с тобой побеседуем. Ты мертвец, майор. Мы и не с такими справлялись...
   Марк ухмыльнулся и вышел. Дверь с лязгом, будто челюсти хищника, захлопнулась. Дэйл запер ее на замок и вернул ключи майору.
   Галина Викторовна -- крошечная и энергичная, как девочка, старушка -- подскочила к нему.
   -- Господин майор, документы, -- она сунула ему в руку флешку и помчалась к лестнице, не оглядываясь. Как и многие другие, она его недолюбливала: не нравились его методы воспитания. Но неприязнь выражалась лишь в том, что старуха лишний раз с ним не разговаривала. Открыто против Левицкого никто не выступал.
   Спрятав флешку в нагрудный карман, майор не спеша отправился следом за ней. Лейтенанты отстали от него не больше чем на полметра, будто вышколенная охрана мэра города. В полной темноте они поднимались по лестнице, ступая шаг в шаг, будто один человек. Это старушки боятся споткнуться, а они лестницу изучили наизусть, им фонарик не нужен. Лишь на третьем этаже все еще дувшийся Эрик все же нарушил тишину:
   -- Марк, ну почему ты не разрешил мне? Ты же меня научил, я бы тоже так смог. Неужели не веришь?
   Майор опять выдержал долгую паузу. На пятом этаже -- здесь жили старшие лейтенанты -- развернулся и ткнул пальцем в грудь парню.
   -- Эрик, -- мельком глянул в сторону хмыкнувшего с пониманием Дейла, -- ты еще помнишь наш разговор? Или уже забыл?
   -- Помню. Ты сказал, что я не буду выходить на свалку. Я же с этим не спорю. Но что опасного было сегодня? Может, ты и вилку у меня отберешь, а то вдруг я поранюсь, -- в голосе слышалась неподдельная обида.
   -- Старший лейтенант Жманц, -- посуровел майор. -- Надо будет -- отберу вилку. У тебя скоро выпуск, и я не хочу, чтобы какая-то неприятность этот праздник отменила. Будешь возмущаться -- посажу в карцер к этим субчикам, чтобы ты подумал, как разговаривают со старшими по званию. Быстро по домам, -- он опять взглянул на Манслифа. -- Спокойной ночи.
   Лейтенанты отдали ему честь, и растаяли в темноте.
   Марк поднялся в свою комнату. Разделся в темноте -- энергию надо экономить -- и положил рубашку на место. Отсутствие света нисколько не мешало. Если бы он вдруг ослеп, то единственное неудобство, которое бы испытал от этого, -- не смог бы смотреть телевизор. Правда, иногда казалось, что он так хорошо выучил сюжет сказок, что по одним звукам представит все, что происходит на экране. Показывали исключительно фантастику с надувными героями -- Левицкий за всю жизнь не встретил ни одного хоть немного похожего на них по объему мускулов, хотя когда-то работал в команде самых сильных парней города. Всегда на экране демонстрировали множество деревьев -- вечная мечта человечества о несбыточном. Но особенно раздражало то, что в фильмах называли пригородом -- зеленые, желтые, коричневые или белые поля в зависимости от времени года. Как же люди выживают в таком городе?
   Он постоял у окна. Пять башен многоэтажек походили на черные столбы, поддерживающие небо. Пять двухсотэтажных столбов -- пять городов, в которых уместились обитатели мира. Ближе всего к приюту -- Нью-Йорк и Лондон. Чуть дальше -- Токио. В промежутках между этими мегаполисами виднелись Париж и Москва. Сто этажей под землей -- сто на поверхности. А вокруг на сотню километров свалка. Как проповедуют в церкви, благословение неба, посланное живущим. Свалка дает им все необходимое для жизни, кроме пищи. Если бы здесь, как в фильмах, была только земля да трава, люди бы нищенствовали.
   Марк включил телевизор и снова устроился в кресле. Боевик еще не закончился. Врагов у длинноволосого силача становилось все больше, их будто штамповали на заводе. Актер буквально купался в грязи, потом обильно лил на себя воду -- еще одно преувеличение: где же это взять столько воды? И зачем лить драгоценную влагу на себя, когда существует очиститель -- быстро и экономно.
   Вдруг главный герой достал из рюкзака черную форму мусорщика, быстро облачился в нее и отправился на свалку. Майор не сразу сообразил, что это мастера СМИ встроили рекламу. Силач бодро скакал по горам мусора, подбирая металлические вещи, потом вернулся в город, где на нем гроздьями повисли девочки из службы сервиса, тут же сел за стол и нарезал на тонкие ломтики небольшой кусок колбасы. Внизу под бодрую музыку бежала строчка. Левицкий не вчитывался, он уже знал наизусть, что там написано. За пять минут успели призвать молодежь вступать в команду мусорщиков -- бравых парней, доставляющих городу сырье, отрекламировать девочек с этажа +80 и новую колбасу, названную "Экономной".
   Рекламу Марк не любил еще больше, чем слезливые мелодрамы. Показывая, как парень бегал по мусору, как всегда, "забыли" упомянуть о хищниках. Опять же в церкви проповедовали, что они посланы за грехи. Появляются внезапно и стремительно падают с неба, чтобы схватить мусорщиков, рыщущих на свалке. Если бы не охотники, прикрывающие их, уже давно бы города вымерли. Но и сейчас редкий день, когда выход на свалку обходится без жертв. А что касается девочек из службы сервиса, то стоят они так дорого, что ни мусорщик, ни охотник не могут себе позволить такое удовольствие. Надо содержать семью, платить за квартиру -- какие там девочки? Это удовольствие для администрации города, жителей этажа +60 и выше. Колбасу же, какая бы она ни была экономная, покупали только живущие над землей, да и то не чаще чем раз в месяц.
   Реклама закончилась, и герой с обнаженным торсом снова стал крошить маленьких врагов. Но смотреть расхотелось. После рекламы Левицкого начинала мучить ностальгия. Когда-то Марк был одним из счастливчиков, живших в Лондоне на этаже +13. Теперь всё, что у него осталось, -- маленькая комната, маленький телевизор и приют. Он в раздражении выключил телевизор, разложил кресло, сделав из него кровать, и лег спать.

Ночь с воскресенья на понедельник. Лондон

   Когда выключается свет, комната полностью погружается во тьму. Никаких отблесков из окон, поэтому не разглядишь даже собственную руку. Эта темнота Йоргену не мешает, она привычна с детства. Жизнь в двухсотэтажном городе замирает после одиннадцати вечера. В комендантский час в подъезде ходят только дежурные полицейские. В квартирах, может, кто-то и смотрит вечерние фильмы, но таких немного. Большинству жителей города завтра с утра идти на работу, они отдыхают. Ему бы тоже поступить как законопослушный гражданин -- забыться и заснуть. Завтра в пять утра жена уйдет на свалку. Она, как и ее родители, мусорщик. Он -- охотник. Только сегодня они вместе тренировались в спортзале -- при их профессии надо всегда быть в форме, иначе со свалки можно и не вернуться. Проводит жену, потом дочерей в школу, а через полчаса и самому на свалку. Надо бы выспаться...
   Только вот не уснешь, когда всю жизнь вверх тормашками в одно мгновение перевернули. Он и днем ходил сам не свой, хотя и старался изо всех сил, чтобы жена не заметила его состояния. Вечером, как обычно, лег в постель. Как обычно, был нежен с Евой. Как обычно, притворился спящим после горячих ласк. И даже честно закрыл глаза и постарался ни о чем не думать, но не очень-то получилось.
   Он осторожно отодвинулся от сладко посапывающей женщины. Убедившись, что Ева не проснулась, откинул легкое покрывало и поднялся. Придерживаясь левой рукой за стену в коридоре, чтобы случайно не наткнуться на вешалку, пошел на кухню. На обеденном столе нащупал фонарик -- Ева оставляла, на случай если Йорген захочет пить ночью. Никто другой в неурочный час по квартире не бродил. Он нажал кнопку, и темно-синий свет заскользил по пластмассовому столу и табуреткам. Остановился на пол-литровых бутылках с водой. Ева приготовила на завтрак. Помедлив, он не стал искать другую в ящике, а взял одну со стола.
   По привычке подошел к окну, облокотился на холодильник. Подолгу согревая каждый глоток воды, будто смакуя ее, он вгляделся в черноту за окном. Там, внизу, невидимая сейчас и от этого кажущаяся безопасной свалка. Километрах в двух днем можно разглядеть шестиэтажный приют. Мысли невольно унеслись к старому другу. Что там поделывает Марк? Спит, скорей всего. С его беспокойным хозяйством за день так умаешься, что уже ни до чего нет дела. Честное слово, лучше каждый день встречаться с хищниками, чем отвечать за двести с лишним детей... Но зато Марк там царь и бог, и никто его не побеспокоит. Повезло Марку...
   Йорген сел за стол. Марку прямо с детства повезло. Воспитали его прямым, как рельс, так что разведка на него и не позарилась. А его вот вместе с Лизой Бреквел завербовали. После двух лет тренировок -- им тогда едва шестнадцать исполнилось -- забросили из Нью-Йорка в Лондон. Лизу определили главной, а его, Йоргена, ведомым. Притворились сиротами, каких много бродяжничало по подъезду. Два года прятались от полиции, которая то и дело пыталась выловить детей, чтобы выбросить на свалку. У тех, кто избежал этой участи, в восемнадцать лет появлялся шанс стать полноправным гражданином города: сдашь тест на физическую выносливость и станешь охотником или мусорщиком. Люди этих двух профессий погибали часто, поэтому брали и беспризорников. В Нью-Йорке их хорошо подготовили, так что тест они сдали без проблем, их приняли в мусорщики и дали койку в общежитии. Еще через два года их приняли в команду охотников. Потом они создали семьи: сначала Лиза вышла замуж за Марка, потом он встретил Еву. Дружили парами...
   Вскоре Лиза погибла. Он видел ее за день до смерти: высокая, смуглая, с длинными черными волосами, которые она никогда не убирала в прическу. Она хранила невозмутимость, он даже не подумал, что у нее возникли какие-то проблемы. Сообщила, что получила важное задание, и только... Марк до сих пор не знал, кто и почему ее убил. Йорген хранил эту тайну: и Еве, и Марку лучше оставаться в неведении для их же безопасности.
   Он не мог без сожаления потерять напарницу, с которой проработал бок о бок столько лет. Но, с другой стороны, когда это произошло, испытал и облегчение. Не стало Лизы -- не стало начальника. Йорген предпочел забыть о прошлом и жить так, будто никакого нью-йоркского разведотдела не существует, а он обычный лондонский охотник, заботящийся о своей семье и городе.
   Одиннадцать лет его не беспокоили, и тут, как хищник на голову, послание. Позавчера, когда он возвращался домой со свалки, подбежал какой-то подъездный беспризорник, сунул в руку крохотную шпионскую флешку и исчез. Йорген и слова не успел промолвить. Дома просмотрел послание на наладоннике. Оказалось, это приказ нью-йоркского начальника Божана Депрерадовича. В три часа ночи шестого мая он должен появиться на ярмарке для получения задания. Флешку он уничтожил, но это происшествие выбило из колеи. Что теперь делать? Может, сделать вид, будто никакого приказа не получал?
   Он бы непременно так и поступил, если бы не Ева и дочки. Йорген представил, как девочки спят на одинаковых пластиковых кроватях. Чтобы купить их, они копили еду почти год.
   Когда погибла Лиза, его младшенькая только родилась. Но уже тогда он решил сделать все, что в его силах, чтобы беда не коснулась его семьи. Сейчас стало особенно страшно за них. Трехлетнего Сашку, сына Марка, пристрелили, а что сделают с его девочками, он даже представлять не хотел. Следовательно, завтра ночью он проникнет в помещение ярмарки в комендантский час. Придется сделать все, что нужно Божану. И даже больше чем нужно.

Понедельник. Приют

   -- Хищники! -- вопль в наушнике защитного шлема Марка больно ударил по перепонкам. Он сморщился. Краем глаза заметил, что точно так же скривился Йорген.
   Капитан Оверсон не ограничился молчаливым недовольством.
   -- Гришка, твою мать! -- отчитал он тихо, но яростно новенького. -- Ты прекратишь орать или нет?
   -- Прошу прощения, господин капитан, -- послышался в ухе виноватый голос Клюева.
   -- Оружие к бою, -- скомандовал Оверсон. -- Прикрываем пятерки. Отступаем по плану, -- он сделал знак мусорщикам, чтобы они отступали в укрытие, -- в их снаряжение рация не входила.
   Клюев предупредил об опасности, когда в мутно-желтом небе показались лишь едва заметные точки. У них есть еще минуты две.
   Марк, осторожно перепрыгивая через мусор на свалке, -- того и гляди вывихнешь ногу -- встал перед пятеркой мусорщиков, за которых отвечал. Они, заметив охотника, прекратили набивать мешки и побежали в город. От того, сколько они принесут ценных материалов в город, зависела их зарплата: чем больше принесут, тем больше банок воды и еды получат. Но жизнь в любом случае важнее. Марк замахал рукой, подгоняя их, -- из-за защитного шлема, мусорщики не слышали ни его, ни друг друга. Направил УКС, который они ласково называли Укус, в небо -- хищники уже приблизились. Они напоминали огромную шариковую ручку: круглые и длинные, около десяти метров, с концов плавно заостряющиеся. На матовом темно-сером теле не различишь ни глаз, ни рта, лишь по направлению полета можно догадаться о том, где у них голова. Подлетая к жертве, они выпускают из живота длинные острые когти. Сегодня хищников оказалось больше, чем обычно. Даже не считая, Марк понял, что охотников не хватит на каждого.
   Марк отступал медленно. Нельзя сильно отставать от пятерки, но и нельзя оставлять без прикрытия товарищей, которые ушли от города дальше. Темно-серые тела замерли метрах в пятидесяти над ним, выбирая цель, а затем сразу два хищника, наклонив морду, почти вертикально устремились к Марку. Один из мусорщиков, споткнувшись, упал. Левицкий остановился, чтобы дать ему возможность подняться. В таких ситуациях важно сохранять хладнокровие. С двумя тварями он не справится, но Йорген, скорее всего, уже завел пятерку, а значит, придет на помощь. Марк нажал спусковой крючок, когда упругое тело находилось в пяти метрах над ним. Увидел, как голова чудовища, задрожала и потекла. Тварь, резко взмыла в небо. Левицкий не следил за ней -- бросился в мусор, уходя от острых когтей второго хищника. Упал неудачно: что-то острое воткнулось под ребра, порвав скафандр. Он еще раз перекувыркнулся и выстрелил вверх наугад. Не попал. Выпустив когти, тварь хотела схватить его за скафандр, но тут блеснула вспышка справа, лапы скрючились, будто смялись. Раненые хищники взмыли вверх и исчезли в небе. Они называли оружие Укус не только по созвучию. Как ни старались ученые пяти городов изобрести что-то более смертоносное, создать оружие, способное убивать хищников, они так и не смогли. Охотники кусают, ранят, но не убивают чудовищ.
   Над Марком склонился Йорген:
   -- Как ты? -- услышал он в наушнике. Напарник упал на колено, выстрелил в воздух. Красная линия вспыхнула на фоне желтого неба, ранив еще одного хищника.
   -- Нормально, -- Марк сел, стиснув зубы от боли -- все-таки тварь порвала его. Вскинул Укус, целясь в следующего хищника.
   Правее хищник взмыл в небо, неся в лапах мусорщика. Человек бился, размахивал руками, а потом затих. На когтях тварей какой-то усыпляющий состав. Они узнали об этом, когда успевали спасти тех, кого хищники сильно цепляли когтями. Жертвы впадали в беспамятство, так что операцию им делали без анестезии. Марка они зацепили недостаточно сильно, бок буквально взрывался от боли.
   -- Быстро отступаем! -- Йорген подставил плечо. -- Все уже в фильтре.
   Марк и сам это видел. Так же, как и других бегущих к ним на выручку соратников во главе с капитаном. Они экономно и метко стреляли -- промах охотника стоил жизни. К тому же выстрел стоил безумно дорого, если пересчитать на еду. Охотники встали за спиной Йоргена и Марка, прикрывая их. Каждый шаг давался с трудом. Казалось, что кто-то пыряет ножом под ребра. Двери фильтр-подъезда приближались очень медленно. Марк смотрел на них неотрывно, не видя стоэтажной громады, нависающей над ним. Наконец под ногами оказалось не зыбкое поле свалки, а бетонный пол подъезда. В фильтр-комнате они подождали, когда воздух очистится от вредных примесей. После этого вошли в подъезд, сняли шлемы. Мир наполнился звуками: мерные шаги мусорщиков, шелест мешков -- они несут добычу на склад; жужжание лифта; топот ботинок товарищей, спасших ему жизнь; лязг захлопывающихся дверей. Горят лишь тусклые лампочки под потолком вдоль стен, освещая двери лифтов и коридоры, ведущие на склады в центральное, левое и правое крыло. В левом крыле еще проход на ярмарку. Начиная с этажа +1 и ниже, в коридорах не увидишь ничего, кроме тусклого освещения, бетонных стен и пола. Этажи над поверхностью выглядят привлекательнее. Чем выше, тем богаче отделка. Мэр города, живущий в пентхаусе на этаже +85, по слухам, сказочно богат. Но никто из них не поднимался выше Зала Заседаний на этаже +83. Там проводили церемонию награждения особо отличившихся жителей города.
   Охотники, вошедшие за ними, тоже снимали шлемы. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу.
   -- Потери? -- требовательно спрашивает капитан Оверсон. Его черные усы хищно вздрагивают.
   -- У меня один мусорщик, -- поднимает руку Клюев.
   Капитан небрежно повел плечом: для новенького один мусорщик -- это отличный результат.
   -- Как ты? -- подходит он к Марку.
   -- Хорошо! -- отвечает за него Йорген, откинув с лица каштановую челку. -- Сейчас священник его подштопает и послезавтра будет как новенький!
   Марк лишь кивает.
   В душе он поблагодарил друга, хотя и не разделял его оптимизма. Хищник задел легко, а вот в месте, на которое он упал неудачно, спина болела невыносимо. Но и в больнице валяться он не имел возможности. Они с Лизой едва сводили концы с концами, чтобы платить за двухкомнатную квартиру на этаже -7. Если бы Лиза родила еще ребенка -- было бы проще.
   Йорген повел его к лифтам Е, обслуживающим мусорщиков, полицейских и охотников. Мусорщики уже сдали то, что принесли со свалки, и тоже подходили сюда. Их обслуживало восемь лифтов, они собирались группами, кто-то один вызывал лифт личной карточкой. Марк с Йоргеном вышли на этаже +2, где располагалась больница.
   Как только двери лифта закрылись, друг заметил тревожно:
   -- Ты плохо выглядишь.
   -- Неудачно упал, -- процедил Марк, тяжело дыша. -- Лизе пока не говори ничего.
   -- Ладно.
   Они прошли в правое крыло, их врач и священник доктор Ойвин работал там.
   Йорген нажал на кнопку с фамилией доктора. Открыли незамедлительно, будто ждали под дверью. Увидев Марка, повисшего на плече Бёрьессона, Ойвин крикнул за спину:
   -- Марта! Надя! Быстро сюда. А вы, молодой человек, даже не пытайтесь сюда войти. Марк достаточно на себе заразы принесет, еще вашей не хватало.
   Медсестры подхватили его под руки. Провели по коридору, казавшемуся ослепительно белым после темноты плюс первого этажа. Уложили на кровать в такой же светлой двухместной палате. Осторожно сняли защитный комбинезон. Сноровки у них хватало, но Марк все же рычал от боли сквозь зубы. "Что они экономят? -- злился он. -- Укололи бы обезболивающее, а потом раздевали. Боятся, что не заплачу?"
   Доктор Ойвин молча ожидал рядом на пластиковой табуретке, натягивая тонкие резиновые перчатки. Как только медсестры отступили, наклонившись, взглянул на рваную рану в боку.
   -- И что у нас тут? -- с любопытством спросил он, а потом бесцеремонно полез в рану, раздвигая ее пальцами.
   -- Да что ж вы делаете, твою мать! -- заорал Марк...
   Левицкий сел на кровати, тяжело дыша. Слабой со сна ладонью вытер со лба холодный пот. Чуть уверенней тряхнул головой -- кошмары мучили часто, он уже привык к ним. Быстро поднялся, заправил постель. В очистителе подождал, пока прозрачная пена покроет тело, слегка размазал по себе, чтобы точно все отмылось, подождал, пока средство растает, оставив лишь приятный запах. Затем надел чистую форму, а вчерашнюю поставил стираться. Тщательно побрился электробритвой.
   Усевшись в кресло, вставил полученную флешку с документами на детей в наладонник. Надо просмотреть личные дела вновь прибывших, чтобы знать, с кем имеешь дело.
   Все как обычно -- самая большая партия из Токио. Две девочки и три мальчика. Всем по одиннадцать лет. Это те, кто не прошел тест. Во всех городах семьям разрешалось иметь не больше четырех детей, после этого женщину стерилизовали. Такой семье давали четырехкомнатную квартиру на этажах с +28 по +58. Но немногие стремились добиться этой привилегии. Детей надо кормить, платить за квартиру и коммунальные услуги, так что заработать достаточно еды для такой большой семьи могли очень немногие обитатели города. В большинстве семей воспитывалось только двое детей. Им полагалась двухкомнатная квартира, которая зачастую располагалась на этажах со знаком "минус", то есть под землей.
   В Токио же обязывали рожать всю жизнь. Чтобы не получилось перенаселения, в одиннадцать лет дети сдавали тест. Отдел статистики сообщал школам, какое количество детей можно оставить в городе. Те, кто сдал экзамены лучше всех, оставались с родителями, а тех, кто не справился, выбрасывали на свалку на съедение хищникам. Лишь в два последних года Левицкий забирал детей к себе, раньше он не мог прокормить всех желающих.
   Из Москвы, как и сообщила вчера миссис Хиггинс, прислали трехлетнего дауна. Детей с умственными отклонениями тоже обычно скармливали хищникам -- рты, которые не могут работать, городу не нужны. Марк брал их в приют, если родители обещали давать на их содержание ящик еды и ящик воды каждый месяц. Конечно, это в два раза превышало то, что мог съесть один ребенок, но он не собирался содержать больных детей бесплатно.
   Из Парижа прибыли двое сирот -- брат и сестра. Из Нью-Йорка -- тоже мальчишка-сирота.
   А вот и Лондон. Очень интересно. Даже полицейские сводки прикрепили. Как он и предполагал, подъездная шпана. Грабили квартиры, пока взрослые работали на заводах, а дети учились в школе. На их счету более ста квартир. Ничего себе! Банду ловили почти месяц -- мальчишки постоянно ускользали от преследователей, пользуясь шахтами лифтов и трубами вентиляции. Но самое главное, в ходе облавы погибло четыре полицейских. Трое из них убиты заточками, одного столкнули в шахту лифта. Значит, их поведение вчера ночью не бравада и не блеф. Ничего, и не таких обламывали. Не в первый раз к Марку попадали дети из подъездных банд. Некоторым он уже дал звание старшего лейтенанта, как Эрику, например. Судя по всему, банду, едва поймали, тут же переправили в приют, даже переночевать в участке не дали. Разве что досье на каждого преступника составили. Странно это все.
   Итак, досье. Кожевой Виктор, он же Лифтер, главарь банды. Марк сразу узнал эти наглые глаза. Двенадцать лет, осиротел в восемь, с девяти скитается по подъезду. Где же он жил целый год? Пометка -- особо опасен. Сами догадались. Интересно, откуда он получил это прозвище. Из семьи лифтеров в подъезд попал? Невысокий мальчишка с острым носом, подбородком и колючим взглядом исподлобья. Даже на фотографии застыла злая усмешка. Кажется, он запоминает твое лицо, чтобы не спутать с кем-то другим, когда будет резать в подъезде.
   Следующий -- Химено Блас Серхио, он же Испанец. Двенадцать лет. Осиротел в пять, с этого времени скитается по подъезду. Предан главарю. Особо опасен. На Левицкого смотрели наглые карие глаза с оттопыренными ушами. Кроме ушей и глаз ничего и не запомнишь.
   Хачатурян Нарэк, он же Ара. Четырнадцать лет. Старший, а главарем не стал. Осиротел в семь лет, с этого же времени скитается по подъезду. Опасен. На фотографии смуглый красавчик, густые темные волосы, живые черные глаза. В общем, похож на всех армянских детей, которых когда-либо видел Марк.
   Шафт Моисей, он же Мося. Тринадцать лет. Осиротел в шесть лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. Красивые вьющиеся волосы и белозубая улыбка, которую не портят даже чуть криво растущие зубы.
   Зорич Миховил, он же Малек. Одиннадцать лет. Его наверняка прозвали так из-за возраста. Осиротел в девять лет, с этого времени скитается по подъезду. Глаза чуть на выкате, светлые волосы. С первого взгляда заметно, что трусоват, готов прогнуться под кого угодно, чтобы выжить.
   Согласно полицейским разработкам банда существовала около года. Объединил всех Кожевой. Раньше пацаны, как все беспризорники, занимались попрошайничеством. Не реже чем раз в два месяца полицейские устраивали облавы, чтобы выловить сирот и вышвырнуть их на свалку. Некоторые горожане жалели детей и подкармливали их: подобная судьба могла постигнуть и их собственных детей.
   Марк запомнил имена и лица. Кажется, личные дела разместили по степени опасности. Можно предположить, что первым рядовым приюта станет Малек. Ара с Лифтером, скорей всего, соперничают, а значит, один из них тоже в ближайшее время станет рядовым, но лишь для того, чтобы сбежать. Как поступят остальные? Тоже вольются в приют, но после трех-четырех дней голодовки. Тех, кто попадал в карцер, майор не кормил.
   Все взвесив, он начал утренний обход. До пятиминутки оставалось еще около часа. Сначала надо обойти приют, а потом он вместе с Эриком спустится карцер.
   В утренних сумерках приют выглядел мрачно. Впрочем, как всегда. Краска на стенах давно облупилась, штукатурка с потолка слезла. Наверно, единственное привлекательное место в их шестиэтажном убежище -- это комнаты семейных лейтенантов на пятом этаже. Их молодые жены старались хоть как-то создать уют.
   Спускаясь по лестнице, майор услышал, что лейтенанты уже просыпались, -- они вставали ненамного позже, чем он.
   На четвертом этаже еще тихо. Старушки-воспитательницы отсыпаются после ночного кошмара. Но даже если они и встали, то одеваются, не издавая ни звука, как уборщица в пентхаусе мэра. На пятиминутку ни одна не опоздает, придут раньше лейтенантов. Воспитатели -- это его самый ответственный контингент, с ними проблем не возникало. Почти.
   На третьем этаже тоже пока не слышно движения. Мальчики спят. Минут через десять их поднимут лейтенанты. Тут кое-что надо проверить.
   Он свернул в ближайшую комнату. Дверь открылась бесшумно, но дежурный, спавший, положив голову на сложенные руки, тут же вскочил, вытянулся в струнку:
   -- Господин майор, -- заплетающимся со сна голоса доложил он. -- Во время дежурства происшествий не было. Дежурный -- рядовой Миколас Бразаускас.
   -- Никаких происшествий? -- удивился майор. -- Крепко же ты спал.
   -- Я имел в виду на нашем этаже, -- тут же спохватился мальчишка. -- Новеньких разместили без происшествий.
   -- Вольно, рядовой Бразаускас, -- смилостивился майор. -- Поднимись к старшему лейтенанту Жманцу, скажи, что через десять минут я жду его возле карцера. После этого свободен.
   До утреннего построения дежурным разрешалось вздремнуть с полчаса.
   -- Есть, господин майор, -- отдал он честь.
   Марк вышел из комнаты и тут же услышал, что по батарее стучат, -- Миколас предупредил девчонок о приближении майора. Левицкий усмехнулся. Спустившись на этаж ниже, он встретил рядового Рейли Джулию во всеоружии. Она отрапортовала без запинки. Майор и ее отпустил отдыхать.
   На первом этаже располагался спортзал, учебные классы, спальня для душевнобольных детишек и мадам Байи -- она никогда от них не отлучалась, фильтр-комната -- оттуда они выходили на свалку, медпункт, комната Памяти и карцер. Его цель. Взяв в мастерской сяньшеня Дэна фиксатор, на случай если кого-то придется освободить, он подождал, пока спустится Эрик. Коротко поздоровавшись, они направились к карцеру.
   Даже если пленники спали, скрежет ключа в замочной скважине разбудил их. Вскакивать при виде майора они не спешили. Угрюмо смотрели из-под длинных грязных челок. Они смогли перекинуть руки вперед и теперь сидели, сложив кисти на коленях.
   -- Как настроение? -- начал Левицкий. -- Может, кто-то уже полон раскаяния?
   -- Это видел? -- Лифтер показал средний палец. От главаря он ничего другого не ожидал. Эрик рванулся вперед, чтобы приструнить нахала, но майор жестом остановил его.
   -- Я даю вам три дня на раздумье, -- не обращая внимания на этот выпад, продолжил майор. -- Того, кто захочет стать рядовым приюта и подчиниться уставу, отпущу и накормлю. Того, кто за три дня не одумается, скормлю хищникам. Сейчас желающие позавтракать есть?
   -- Жри сам, скотина, -- снова ответил Лифтер.
   -- Как знаете, -- майор повернулся к выходу, когда раздался робкий, еле слышный голос.
   -- Я хочу...
   "Малек спекся раньше, чем я ожидал", -- ухмыльнулся майор и повернулся к Миховилу.
   -- Чего ты хочешь?
   -- Хочу стать рядовым приюта, -- вжав голову в плечи, пролепетал мальчишка.
   Лифтер вскочил и рванулся к нему. Если бы не цепь, он бы убил предателя на месте. И сейчас казалось, металл не выдержит его ярости.
   -- Малек, ты что, совсем страх потерял? -- зашипел он. -- Я ж тебя убью, гаденыша!
   Марк сделал стремительное движение, и главарь отлетел к стене, отброшенный пощечиной. Тут же вскочил на ноги.
   -- Убью! Убью, сволочь, -- орал он. -- Порву как хищник мусорщика!
   Вместо ответа Марк передал фиксатор и ключи от наручников Эрику и, пока тот, поставив его на реверс, освобождал добровольца, схватил Лифтера за шею и сдавил кадык.
   -- Попробуй, убей, -- бесстрастно предложил он.
   Тот краснел и хрипел в его руках. Увидев, что Эрик уже вывел Миховила в коридор, майор еще раз отбросил Лифтера к стене так, что тот стукнулся затылком о бетон.
   Отошел в сторону, вспомнил, что не все сказал.
   -- Вам принесут биотуалет. Если какие-то нечистоты окажутся на полу -- вытирать буду вами, -- и вышел вслед за Эриком.
   -- Рядовой Зорич, -- обратился он к Мальку, закрыв дверь и повесив ключи на пояс, -- пойдешь со мной, получишь порцию хлеба, чтобы протянуть до завтрака. Через пятнадцать минут придешь на построение в спортзале -- он напротив столовой, -- повернулся к Жманцу. -- Принеси в карцер биотуалет из кладовки.
   Эрик ушел. Майор пошел с Миховилом в столовую.
   На кухне кипит обычная жизнь. Дежурные из первых классов нарезают хлеб тонкими ломтиками, открывают банки с едой и накладывают в одноразовые тарелки -- две ложки грязно-розовой массы без вкуса и запаха каждому. Единственное ее достоинство -- питательная. Одна банка на две порции. Добытчики, лейтенанты и майоры получают целую банку. Еды не хватает, детский организм требует больше, но больше он дать не может. Не так много зарабатывают добытчики на свалке.
   Это его вечная головная боль -- что делать, чтобы накормить их? Придется пока ограничить приток детей из Токио. Если он их не примет, детей выкинут на свалку на съедение хищникам, но другого выбора у него не остается. Если бы научиться самим выращивать еду... Но, если уж сяньшень Дэн представления не имеет, как это делается, куда уж остальным... Мэры городов хранили тайну, в которой заключалась их сила. Еда выращивалась в теплицах на верхних этажах, и распоряжались ею жители верхних этажей: кому дать с лишком -- кому урезать...
   Хорошо еще, что они смогли купить машину по переработке посуды. Раньше много еды отдавали за новые тарелки и ложки. А теперь после завтрака посуду загружают в машину, а в обед достают новую, только что сделанную. Энергии машина много не расходует. За электричество они расплачивались с Лондоном едой.
   С этими невеселыми мыслями он направился в комнату рядом со спортзалом. Когда-то она называлась раздевалкой, а теперь стала чем-то вроде кабинета, где собирались старшие лейтенанты и воспитатели, чтобы встретиться в начале дня.
   -- Смотрите, -- Лифтер быстро встал, ухватился за цепь, уперся ногами в бетонную стену без всяких следов краски и поднялся по ней вверх метра на полтора. Даже наручники, плотно охватывающие запястья, не помешали ему. -- Видите? -- повис на одной руке, упираясь в стену ногами. -- Свободной рукой я могу расковырять крепление.
   Чтобы показать, что он имеет в виду, Лифтер спрыгнул, извлек из кармана ржавый гвоздь. Снова забрался по цепи и стал скрести по стене. Бетон не поддавался. Как Лифтер ни старался, оставил лишь небольшие царапины. Наконец, не выдержав напряжения, спрыгнул вниз, потряс руками, чтобы хоть как-то помочь им расслабиться. Витька будто не замечал скептических взглядов товарищей, снова обратился к ним:
   -- Каждый из вас может это сделать. Теперь твоя очередь, Ара.
   Стать лидером Нарэку не хватило силы духа. Только Лифтер смог объединить всех, поставить перед ними цель, вдохнуть в товарищей по несчастью мужество, когда, казалось, все было потеряно. Если бы не он, не смогли бы они так долго безнаказанно грабить в городе. Но сейчас воля Лифтера не поможет им справиться с майором. Никто не верил в его план, хотя вслух высказать сомнение боялись.
   Нарэк посмотрел на гвоздь, который Виктор вертел в руках. Сказал задумчиво:
   -- Как ты думаешь, Лифтер, сколько времени понадобится, чтобы освободиться?
   -- Какая разница сколько? -- удивился Витька. -- Главное, это возможно.
   -- Нет, -- негромко возразил Серхио -- в банде его звали Испанцем. -- Если мы не сможем освободиться за два дня, не стоит и начинать. Потому что четырех суток без еды мы не выдержим.
   -- Четырех суток и майор не выдержит, смотреть на нас, -- так же нерешительно поддержал его Мося. -- Он же сказал, что через три дня скормит нас хищникам.
   -- Не понял, -- Витька упер руки в бока. -- Вы что хотите за Мальком следом отправиться?
   -- Нам надо так сделать, -- Нарэк единственный не боялся открыто спорить с главарем. -- Если мы хотим выжить, нам надо согласиться хотя бы для вида. Нормально поесть. И бежать. С ярмарки можно попытаться.
   -- Ты чё, Ара, урод, не понял? Нас же пасти будут эти придурки. Когда нас на ярмарку выпустят? Через месяц? Через полгода? И ты будешь пред этим чмо унижаться? Ботинки его лизать? Вещи для него со свалки таскать? -- Витька покраснел от ярости.
   -- Буду, -- угрюмо буркнул Нарэк. -- Я жить хочу. А у меня живот к позвоночнику прилип. Если какие герои хотят сдохнуть вместе с тобой -- пускай, -- он зыркнул на товарищей. -- А я жить хочу. И, если надо будет для этого лизать ботинки майору, я буду лизать. Не для того я семь лет по подъездам бегаю, чтобы здесь меня хищникам скормили.
   -- Жить хочешь? Ладно, -- казалось, Лифтер успокоился. Он заговорил тише, презрительно цедя слова. -- Ладно, -- повторил он, прищурившись. -- Иди. Но помни. Первое, что я сделаю, когда сбегу, -- это прирежу Малька, тебя и всех предателей. Всех! Вы не будете жить, падлы! -- он снова начал повышать голос. -- Я буду жить, а вы сдохнете!
   Нарэк вскочил, гневно глядя на Витьку, потом сел, заговорил исподлобья.
   -- Посмотрим, -- прошипел он. -- Глядишь, за нас весь приют заступится, и мы тебя порвем как хищник лоха. А потом еще попляшем на твоих клочках.
   Вместо ответа Витька, снова поднявшись по цепи, стал ковырять стену.
   Мося и Испанец помалкивали. Они знали: Лифтер слов на ветер не бросает и лучше на рожон не лезть. У него не только бешеный нрав, но и болезненная мстительность. Он побеждал в открытой схватке ребят, которые были старше его и казались сильнее. Но он мог ударить и исподтишка, ночью, когда "клиент" чувствовал себя в безопасности. Спорить вот так они никогда бы не решились. Немало чудес на свете -- вдруг и вправду сбежит?
   Испанец подумал, что, как только попадет в приют, попробует передать еду Витьке. Не только из страха, но и потому, что как главарь Лифтер ему нравился больше, чем многие другие, кого он знал. Моисей тоже нутром чувствовал, что из схватки с майором победителем выйдет Лифтер. А вот против всего приюта, как правильно сказал Ара, он ничего сделать не сможет. Так, может, и правда настало время изменить жизнь?
   В раздевалке стены когда-то покрасили в светло-зеленый цвет, но краска, как и везде, потрескалась, облезла, являя бетонные стены. В городах стены покрыли пластиковыми панелями -- дешево и долговечно. Завод стройматериалов на этаже -97 исправно изготавливал все виды пластика для покрытия стен. Для бедных -- белый, для богатых -- самой разной расцветки. Самыми дорогими цветами считались золотистый и коричнево-бежевый, на взгляд не отличимый от натурального дерева. Лиза любила уют и мечтала когда-нибудь тоже украсить квартиру таким. Когда взгляд майора падал на требующие ремонта стены приюта, он порой вспоминал об этом.
   На низкой пластиковой скамейке, стоящей справа у стены, уже сидели воспитатели. Первый -- китаец Дэн в стареньком костюме, зашитом в нескольких местах, надетом прямо на майку. У него неестественно прямая спина, будто он и сидит по стойке смирно. Дэн -- один из долгожителей приюта, прибывший сюда вместе с женой из Парижа еще до того, как здесь появился Левицкий. В Париже они работали в исследовательской лаборатории на этаже +11, а квартиру имели на этаже +41. То есть за всю свою жизнь, они не спускались ниже этажа -1, когда ходили на ярмарку... Когда старика спрашивали, почему он ушел из города, он только грустно улыбался. Пять лет назад его жена умерла. Сяньшень стал опорой майора: если бы не этот старик, они бы не выжили здесь. Благодаря ему они не просто сдавали в город найденные на свалке предметы как лом, но перерабатывали их и продавали уже готовые к употреблению вещи, которые стоили дороже.
   Рядом с ним сидела чопорная миссис Хиггинс. Когда появился майор, она проверила, все ли пуговицы ее пиджака застегнуты и поправила очки. Все восемь лет, пока она живет в приюте, на ней этот серый приталенный пиджак. Старушка чрезвычайно аккуратна. Крохотная Галина Викторовна в ярко-красной футболке ручной вязки сидела рядом с подругой -- крупной мадам Байи, предпочитавшей синтетические платья. Жания Исметовна всегда в каком-то невообразимом тюрбане на голове. Где она его только откопала? Иногда Левицкому казалось, что из этого тюрбана получилось бы приличное количество не хватавших им бинтов. Аревик Ашотовна, их медсестра, самый старший обитатель приюта. Она уже с трудом ходит, белая от седины голова мелко дрожит, она вечно кутается в бордовый платок, найденный на свалке, хотя в приюте тепло. Кажется, что она хочет спрятаться в него, чтобы не видеть того, что творится вокруг. Пани Зелинская в стеганом жилете жмется к мадам Ветинг Ходне в старенькой зеленой кофточке. Первая отвечает за первоклассников, вторая -- за немногочисленных малышей до шести лет. Госпожа Обер новенькая. У нее и платье не такое поношенное. Она еще не освоилась, сидит в отдалении. Госпожа Бечайова просто по природе необщительная. Она в мужских брюках и рубашке, доставшихся ей то ли от мужа, то ли от погибшего сына.
   Следом за Марком в дверь входили старшие лейтенанты, те, кого вырастил он. Когда одиннадцать лет назад он попал в приют, здесь жили только супруги Дэн и двенадцать детей. Левицкий ввел в приюте те же звания, что существовали в городе, лишь сократив некоторые. Теперь в приюте кроме рядовых были младшие и старшие сержанты, младшие и старшие лейтенанты. Семеро из первых обитателей приюта стали его помощниками -- старшими лейтенантами. Восьмая -- Алсу, вышла замуж за Эрика. Он оглядел своих парней. Четыре лейтенанта -- Эрик Жманц, Степан Головня, Ким Адольфссон и Павел Тендхар -- тоже когда-то скитались по подъездам и грабили квартиры. Да и здесь он не сразу из них дурь выбил. Те их друзья, что не желали смириться с новыми правилами, установленными майором, погибли в глотке хищников.
   Наконец все расселись. Майор устроился на стуле в центре. Все выжидающе смотрели на Марка.
   -- Старший лейтенант Жманц, -- обратился он к Эрику. Тот потер покрасневшие после бессонной ночи глаза.
   -- Господин майор, -- по имени он обращался к Левицкому только без свидетелей. -- За время моего дежурства прибыла новая партия в количестве четырнадцати детей. В том числе пятеро из Лондона -- знаменитая банда Лифтера. Не пойму, почему их не скормили хищникам.
   -- И я не пойму, -- вставил майор. -- Дальше.
   -- Умерших, убитых за ночь нет, больных нет, -- он бросил взгляд на Кима. -- Детей больных нет, -- поправился он. -- У сяньшеня Дэна ранена рука. У меня все.
   -- Сяньшень, как вы? -- поинтересовался Марк. -- Работать сможете?
   -- Смогу, но мне понадобится помощь, -- проскрипел старик. -- Пусть Эрик проведет занятия со мной.
   -- Старший лейтенант Жманц в ближайшие три дня прикрепляешься к сяньшеню. Дальше посмотрим. Еще есть вопросы?
   -- Я, -- стриженый ежиком, как и майор, белокурый Ким, поднял руку. Но голубые глаза смотрели в пол. -- Господин майор, вызовите, пожалуйста, врача из Москвы для Лейлани. Ей совсем плохо.
   -- Не вызову, -- бесстрастно отказал Марк. -- Когда ты год назад собрался жениться, я тебя предупреждал, что Лейлани неизлечимо больна. Ты меня не послушал. Я не собираюсь дарить еду московскому доктору. У лейтенантов трое детей, которым не исполнилось трех лет, и три беременных жены. Если с ними что-то случится, я лучше вызову доктора для них. Ясно?
   -- Так точно, господин майор, -- скривил губы Ким.
   -- А если мы сбросимся? -- подал голос Зверев. У него довольно длинные, по сравнению с другими, русые волосы. Челка падет вперед, Славик машинально откидывает ее обратно пятерней. -- Насобираем на врача для Лейлани. И добытчики не откажутся помочь. Поедим неделю по полбанки -- не помрем.
   -- Запрещаю, -- майор сурово взглянул на Славика. -- Если бы Лейлани можно было помочь, я бы сам давно врача вызвал. А вам всем надо есть хорошо. От вас и добытчиков жизнь приюта зависит.
   -- Лейлани можно спасти, -- пытался спорить Ким. -- Ей можно сделать операцию
   -- И тогда она протянет еще год или полтора.
   -- Позволь хотя бы мне чаще выходить на свалку. Я сам накоплю на операцию! -- в отчаянии Ким даже не заметил, что обратился к майору на ты.
   Лейтенантам разрешалось не все сдавать на пользу приюта, но некоторые вещи оставлять себе -- потом они обменивали собранное на ярмарке.
   -- Не позволю. Думаешь, я составил график по собственной прихоти? Ты нужен мне живой и здоровый. Кроме того, создаешь прецедент. Другие лейтенанты тоже хотят заработать. У Эрика скоро выпуск, у него каждая банка еды на счету, а он вообще на свалку не выходит. Лейлани мы помочь не можем. Эта тема закрыта раз и навсегда. Что еще?
   -- У меня новенький, -- мадам Байи смотрела на майора, вскинув подбородок. -- Распорядитесь, чтобы нам приносили на одну порцию больше.
   -- На завтрак получите еще одну порцию, а по поводу обеда я поговорю с вами лично. Сразу после первого урока.
   -- Господин майор, -- с вызовом повысила она голос, -- если вы...
   -- Я сказал лично! -- рявкнул Левицкий, так что старики вздрогнули. -- После первого урока, -- добавил спокойней, но с нажимом.
   Марк знал, о чем она собирается говорить. Она завела этот разговор здесь, чтобы получить поддержку от остальных воспитателей, но он не дал ей шанса. Никто не переубедит его в принятом решении, но превращать пятиминутку в склоку он не собирался.
   -- Если вопросов нет -- все свободны.
   Ровно в восемь утра полноправные обитатели приюта построились в спортзале. Только здесь они могли собраться вместе. В этой комнате размером примерно двадцать на тридцать метров, с высокими, метров десять, потолками и огромными окнами, защищенными решетками, проводились тренировки воспитанников. Справа в небольшой нише стояли самодельные тренажеры. Вдоль стен сохранились шведские лестницы. Чтобы выжить, детям необходимо быть физически сильными, выносливыми. В идеале каждый из них должен стать мусорщиком или охотником в городе. Другую профессию Марк не мог им дать, да и не примет их город, будь они даже самыми талантливыми учеными. У города существовали вакансии только в двух профессиях -- там, где чаще погибали люди. В восемнадцать лет любой, кто успешно сдал тест на физическую подготовку, мог получить койку в общежитии. Но до сих пор никто не спешил уйти из приюта. Самый старший -- Эрик Жманц -- сказал, что уйдет, только когда у него родится второй ребенок, чтобы сразу получить двухкомнатную квартиру. Остальные решили поступить так же.
   Майор прошел к дальней стене, встал между двумя рядами воспитанников, оглядел "войско". Семь классов, почти тридцать человек в каждом. Напротив него, у дальней стены, самые младшие -- первоклассники. Там в основном дети, недавно попавшие в приют, а так же те, кто перешел из нулевого класса, где мадам Анна Хелена воспитывала малышей до шести лет. Ее подопечные, так же как и умственно неполноценные дети мадам Байи, на построении не присутствовали.
   Справа, рядом с майором, его гордость -- добытчики. Дети, которые каждый день выходят на свалку, чтобы найти что-то ценное. Практически только они приют и кормят. Слева четвертый класс -- те, кто вот-вот станет добытчиком. Чуть дальше два третьих и два вторых класса. За спинами детей стоят воспитатели и прибывшие ночью дети -- их еще не распределили по классам. Одеты его воспитанники в старые, потерявшие форму кофты, залатанные брюки или шорты. Получше выглядят добытчики. Они рискуют жизнью, а потому имеют право на какие-то привилегии. Во главе классов стоят его парни -- старшие лейтенанты. Им, как и себе, Левицкий покупал форму городских полицейских. Воспитанники вытянулись в струнку при виде майора. Эрик, который еще не сдал дежурство, скомандовал:
   -- Приют, равняйсь, смирно!
   -- Доброе утро, воспитанники приюта, -- недружелюбно поприветствовал майор.
   -- Доброе утро, господин майор, -- двести голосов слились в один.
   -- Сегодня нам предстоит еще один трудный день, но мы...
   -- Будем бороться и побеждать! -- гаркнули дети.
   -- Хищники захотят сожрать нас, но мы...
   -- Будем бороться и побеждать!
   Казалось, стекла в спортзале слегка дребезжат от этого восторженного крика.
   -- Когда учеба не будет даваться, мы...
   -- Будем бороться и побеждать!
   -- Когда сил не останется работать, мы...
   -- Будем бороться и побеждать!
   Марк подождал, когда утихнет эхо ребячьих голосов, а потом скомандовал:
   -- Вольно. Разойтись!
   Зал загудел, словно одновременно заработало с десяток мощных вентиляторов. Стройные ряды распались. Дети потянулись к столовой. На месте остались лишь новенькие, они пока не знали, что делать и куда идти. Марк направился к ним, попутно заметив, как старший лейтенант Зверев догнал Александру Карангело. Из десяти его парней только трое еще не создали семьи, но, кажется, Славик решил исправить это упущение. Он сделал у себя в мыслях пометочку -- надо подготовиться еще к одной свадьбе.
   Новенькие, все девять человек, смотрели на него со смесью восторга и ужаса. Он выдержал паузу, пристально оглядев всех.
   -- Познакомимся поближе, -- наконец заговорил он. -- Я, майор Левицкий, руковожу приютом. Обращаясь ко мне, вы должны говорить "господин майор" или "господин Левицкий". Ясно?
   Дети нестройно кивнули.
   -- Когда к вам обращается старший по званию, я или лейтенанты, на односложный вопрос вы должны отвечать "так точно" или "никак нет". Ясно?
   Еще один кивок.
   -- А теперь еще раз и по уставу. Ясно?
   -- Так точно, -- вразнобой ответили новички.
   -- Так точно, господин майор, -- поправил Левицкий. -- Еще раз.
   -- Так точно, господин майор, -- на этот раз у них получилось значительно лучше.
   -- С этого дня вы становитесь рядовыми приюта. Называя себя, следует приставлять перед именем слово "рядовой". Ясно?
   -- Так точно, господин майор, -- немедленно откликнулись дети. Марк заметил, что не все слушали его внимательно, и потому некоторые промолчали, но он пока не заострил на этом внимание.
   -- А теперь слева направо: имя, город из которого прибыли, возраст. Начали.
   Крайней сидела самая маленькая девочка. Марк знал, что она прибыла из Парижа с братом и ей недавно исполнилось восемь. Глядя в пол, она пролепетала:
   -- Мадлен Майлс.
   -- А теперь еще раз и по уставу. Так, чтобы тебя слышали, -- девчушка затравлено посмотрела на стоящего перед ней гиганта. Она не поняла, что от нее требовали. Как обычно в таких случаях, Марк обратился за помощью к другим. -- Кто хочет показать, как это делается?
   Руку тут же вскинула темноволосая девочка с большими карими глазами. Майор сразу обратил внимание на ее живой взгляд. Странно... Чем же она не устроила Токио? Выглядит очень сообразительной. Он благосклонно кивнул ей:
   -- Рядовая Апель Катрин, -- звонко прокричала она. -- Токио, одиннадцать лет.
   -- Молодец, рядовой Апель, -- похвалил он, от чего девочка зарделась. -- Только звание "рядовой" не изменяется по родам. Отныне ты -- рядовой Катрин Апель, -- снова повернулся к Мадлен. -- Попробуй ты.
   -- Рядовой Майлс Мадлен, -- прошелестела она.
   -- Не слышу, -- сдвинул брови майор.
   Девочка набрала в грудь воздуха и произнесла с каким-то надрывом:
   -- Рядовой Майлс Мадлен, Париж, восемь лет, -- на окончание фразы воздуха у нее не хватило, оно опять раздалось еле слышно. Но Марк не стал приставать к ребенку, посмотрел на следующего.
   -- Рядовой Саргсян Арташес, Нью-Йорк, тринадцать лет, -- произнес без излишнего рвения, словно через силу. На Левицкого смотрит искоса. Этот мальчишка еще не привык к новому статусу: был любимый сын у родителей-охотников, а стал один из многих других в приюте. Марк с интересом рассматривал белокурого подростка, в котором от армянской крови осталось только имя.
   Марк взглянул на Малька.
   -- Рядовой Зорич Миховил, Лондон, одиннадцать лет, -- у этого в глазах раболепие и желание выслужиться. Что ж, посмотрим, как дальше будет.
   Когда все представились, майор продолжил:
   -- Поступая в приют, каждый из вас имеет право выбрать класс, в котором будет обучаться. Любой вплоть до самого высшего -- добытчиков. Но, если вы не сдадите тесты по изучаемым предметам и физической подготовке, вас переведут на класс ниже, вплоть до первого, независимо от возраста. Как вы думаете, какой класс самый почетный?
   Арташес поднял руку и, дождавшись разрешения Марка, предположил:
   -- Добытчики?
   -- Да, -- подтвердил Левицкий. -- Самая почетная профессия в городе -- мусорщик. Самый почетный класс в приюте -- добытчики. Они получают больше еды, они лучше одеваются и имеют больше свободного времени. Ясно?
   -- Так точно, господин майор, -- уныло отозвались дети. Но он начал этот разговор, для того чтобы рассеять уныние, дать им смысл жизни, поэтому бесстрастно продолжил.
   -- Добытчики, которым исполняется восемнадцать лет, имеют право на отдельную комнату в приюте. Они имеют право создать семью и воспитывать детей. А что будет с тем, у кого родится двое детей? -- он посмотрел на новичков.
   Арташес внезапно вздрогнул и поднял голову:
   -- Получат квартиру в городе? -- недоверчиво уточнил он, даже не спросив разрешения.
   -- Так точно, рядовой Саргсян. Обитатели приюта обладают равными с горожанами правами. И так же, как любой другой житель города, в семье которого родилось двое детей, он имеет право на двухкомнатную квартиру. Только в отличие от них, мы еще имеем право выбирать город, в котором жить. Моих воспитанников с радостью готовы принять все пять городов, потому что они станут лучшими охотниками. Ясно?
   -- Так точно, господин майор, -- в голосе ребят появился энтузиазм, лишь Саргсян по-прежнему смотрел на него с недоверием. Он поднял руку, спросил после раздумья:
   -- А кто-нибудь уже получил квартиру в городе?
   Марк ухмыльнулся:
   -- В этом месяце старший лейтенант Жманц ждет пополнение. Как только второй ребенок родится, он получает квартиру.
   -- Это значит, мы можем вернуться к родителям? -- Катрин рот приоткрыла от восторга.
   -- Так точно, рядовой Апель, -- майор понимал, что для детей из Токио сейчас безразличны и хищники, и опасная работа добытчиков, и предполагаемая семья, и даже двое детей. Для них сейчас важно одно -- вернуться домой, туда, где остались их родители, братья и сестры, которые смогли сдать тест на интеллект. Вот подрастут, тогда крепко задумаются, стоит ли возвращаться в город, где почти всех рожденных ими детей могут выбросить на свалку. -- Вы можете вернуться и раньше, когда вам исполнится восемнадцать лет, если сдадите тесты в городе на физическую подготовку. Тогда будете жить в общежитии.
   Мадлен от этих слов съежилась, Арташес тоже будто ощетинился -- они не могли вернуться домой ни при каких обстоятельствах. Дома не существовало. Чем утешить их? Тем, что очень скоро приют станет для них вторым домом? Вряд ли они поверят.
   -- Сейчас можете идти на завтрак, а после этого жду в спортзале. Скажете, в какой класс хотите определиться, и сдадите тест на физическую подготовку. Разойтись, -- скомандовал он. Какое-то время смотрел им вслед. Новая партия. Будущие сержанты и лейтенанты. Будущие покорители городов.
   Только две девушки в приюте получили звание младшего лейтенанта -- две подруги Александра Карангело и Алина Бабеш. Остальные либо не подходили для этого звания по возрасту, либо уже вышли замуж и воспитывали детей. Александра мечтала стать старшим лейтенантом и шла к цели с удивительной настойчивостью. Но, когда встал вопрос о том, кто еще получит звание старшего лейтенанта -- она или Филипп Ле Пан, семнадцатилетний парнишка, проходивший норматив на три секунды дольше нее, -- майор без рассуждений предпочел Филиппа, а ей заявил: "Тебе пора замуж. Не женское дело командовать". Александра пришла в ярость, но изменить ничего не могла. Майор единолично решал, кому присваивать звание. Подруга, как могла, утешала ее. Сама Алина о подобном не мечтала.
   Сильная, выносливая Карангело отличалась яркой внешностью. Темные густые волосы, красивые черные глаза, правильной формы нос и пухлые губы в сочетании с нежной белой кожей делали ее неотразимой. Будто для того, чтобы походить на ребят, она коротко стриглась, не следила за внешностью. Но даже это не могло ее испортить. Как не помогали никакие ухищрения Бабеш, хоть немного смягчить резкие черты лица.
   Александра могла бы выйти замуж, как только попала в приют, многие лейтенанты обращали на нее внимание. Но, если кто-то из ребят делал хоть слабую попытку ухаживать за ней, Александра высмеивала беднягу так, что напрочь отбивала охоту повторить попытку. В конце концов ее оставили в покое.
   И все-таки у нее остался один тайный поклонник. Славику Звереву недавно исполнилось девятнадцать, и если он до сих пор не женился, то лишь потому, что ему нравилась Александра. Два года он наблюдал, как девушка отшивала одного кавалера за другим. И каждый раз прокручивал в голове: "А вот если подойду я, то я скажу... А она ответит..." Дальше этих мыслей дело не шло.
   Но сегодня ночью он принял твердое решение пригласить ее на свидание. "Сколько уже можно сомневаться? Посмеется, так что ж... По крайней мере, буду знать, что шансов и у меня нет..." Сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться. Он догнал ее сразу после построения:
   -- Александра... Алекс... -- крикнул он ей вслед, но она не слышала -- шла в столовую с девочками-воспитанницами из второго класса. Те с восторженным обожанием взирали на наставницу. -- Младший лейтенант Карангело! -- крикнул Славик наконец.
   Девушка остановилась как вкопанная, обернулась. Зверев пробрался к ней, убирая с дороги первоклассников.
   -- Не дозовешься тебя... -- недовольно пробурчал он.
   Девушка лукаво прищурилась:
   -- Ты что-то хотел?
   -- Поговорить. Пять минут найдется?
   Оценивающий взгляд с головы до ног. Заметила и его взволнованное дыхание, и невольный румянец от ее взгляда. Она повернулась к девочкам, с открытым ртом следящими за ней.
   -- Идите, я подойду через пять минут.
   Они неохотно двинулись дальше, поминутно оглядываясь. Славик видел это, потому что смотрел им вслед -- на Александру взглянуть не решался. Девушка наоборот пристально всматривалась в него, едва сдерживаясь от смеха. Потом не выдержала, прыснула и поинтересовалась:
   -- Так что ты хотел?
   Глядя в веселые глаза, Славик тоже рассмеялся. "Пусть ее. Пусть смеется над ним. Она так сладко смеется..."
   -- Если будешь молчать, я пошла, -- она вскинула подбородок. Короткие волосы чуть колыхнулись.
   -- Не надо, -- он взял себя в руки. -- Я только хотел... -- "Как к хищнику в пасть!" -- Приходи сегодня в приемник.
   Замер, выжидая. "Высмеет? Откажет!"
   Александра театрально вытаращила глаза:
   -- В приемник? Зверев, ты хочешь сказать, что приглашаешь меня на свидание?
   -- Приглашаю, -- упрямо мотнул он головой.
   -- Ба! Ушам своим не верю, глаза свои протираю. Два года облизывался как подъездный сирота на кусок хлеба и на тебе... Ты серьезно? Не передумаешь? Не убежишь?
   Улыбка невольно скользнула по его лицу. Славик посмотрел в сторону, потом на нее.
   -- Хватит тебе уже. Придешь?
   -- Я... -- Александра сделала паузу, -- подумаю. Может, и приду. Ладно, мне пора, -- повернулась, чтобы уйти.
   Он поймал ее за руку.
   -- Постой... Когда скажешь-то? Ждать или не ждать тебя?
   -- Никогда. Вечером придешь в приемник и узнаешь о моем решении.
   Пошла в класс величественно, как жена мэра на торжественном приеме. Сердце замерло в томлении. И откуда-то пришла уверенность: "Моя будет". Никогда она еще ни с кем так не разговаривала. Сразу едко отказывала. Славик помчался в спортзал. Эх, не его сегодня очередь выходить со стервятниками. Он бы полетал по свалке...

Понедельник. Лондон

   Йорген в спальне собирался на свалку. Диван он уже собрал, спрятал постель в шкаф. Приготовил костюм охотника. У мусорщиков костюмы синие, а у охотников -- светло-серые, чтобы защитники выделялись издалека. Хищники тоже научились отличать тех, кто может их ранить.
   Его смена начиналась в 8:30. Ева вернется под защиту города, а он выйдет навстречу хищникам. Охотники и мусорщики работали на свалке через день. Они с женой специально договорились работать в один день, чтобы выходной проводить вместе: друг с другом и с детьми. Выходить в одну смену им не разрешали -- считали, что в таком случае охотник будет следить за женой, а о защите остальных мусорщиков не побеспокоится. Йорген признавал справедливость этого предположения. Вряд ли бы он следил за своей пятеркой, если бы знал, что хищник может порвать Еву. Уже тогда, когда они впервые обменялись заинтересованными взглядами, он не мог выполнять работу как прежде.
   Йорген невольно вспомнил, как застенчиво улыбалась Ева, когда он флиртовал с ней после возвращения со свалки. А за спиной Лиза -- он позвоночником чувствовал ее осуждающий взгляд. И, как только они оставались одни, раздавался командный шепот: "Ты в своем уме? Ты ее проверил? Ты уверен, что она не сдаст тебя с потрохами?" Как будто только Лизе разрешено выйти замуж, а Йорген не имел права влюбиться, должен сначала собрать досье на невесту, а потом уже отпускать чувства на свободу. Если бы Лиза тогда обнаружила, что его избранница агент лондонской контрразведки, он бы, скорее, убил Лизу, чем Еву. Попытался бы убить. Напарница почувствовала это и оставила его в покое...
   Ева необыкновенная. Тринадцать лет прошло, а он сходит по ней с ума. Она чувствует, когда надо молчать и когда говорить. Она необыкновенно сексуальна, прекрасная мать, интересный собеседник. Ради нее он готов пойти на самое страшное преступление, лишь бы она жила...
   Раз нельзя выйти на свалку вместе, они выходят на смену по очереди. Сначала Ева, потом он. Мимолетная встреча в фильтр-комнате, прощальный поцелуй -- и он может идти навстречу хищникам.
   Перед тем как облачиться в защитный костюм, Йорген воспользовался тем, что его женщин нет дома, и приготовился к ночному походу. Достал из тайника в подъезде шпионский костюм -- черный, облегающий. Он не пользовался им уже много лет. Хорошо, что ткань тянется, иначе бы не налез -- все-таки с момента его шпионской молодости, он несколько раздобрел. Черная маска на лицо, очки-тепловизоры, пояс с маленькими кармашками, в котором лежит все, что может понадобиться для ночной вылазки: фонарик, набор отмычек, небольшой нож, респиратор и прочие мелочи. В таком виде в комендантский час, когда в подъезде выключают свет, ни один горожанин его не разглядит. У полицейских в снаряжении тоже есть тепловизоры, но, если повезет, он сможет проскользнуть и мимо них. Спускаться на минус первый этаж, туда, где находилась ярмарка и тоннели, ведущие в другие города, он решил по ступенькам. Йорген свернул одежду, скрепил ее жгутом и положил на антресоли в шкафу. Туда Ева заглядывала лишь раз в году, перед началом учебного года. Так что еще месяца два костюм спокойно мог там лежать. Даже если жена заглянет -- не станет проверять этот сверток, он такой же, как и многие другие здесь.
   Йорген надел костюм охотника, повесил Укус на плечо, в руки взял шлем и вышел из дома. Постоял немного в коридоре, глядя на одинаковые белые двери, расположенные на равном расстоянии. На его этаже +17 в каждом крыле пятьдесят четыре квартиры, всего сто шестьдесят две двухкомнатные квартиры. Это этаж, где получают квартиры детские врачи со своими семьями. Его соратники жили выше -- на этаже +39, +40, почти все они имели трех детей и, соответственно, трехкомнатные квартиры. Они с Евой решили пока жить здесь -- на этаже +17 за квартиру приходилось платить меньше.
   Он прошел на пятачок между тремя отделениями города. Справа расположены восемь лифтов группы Е. Сейчас они собирают мусорщиков и охотников, выходящих на свалку в 8:30. Напротив, ближе к левому крылу, лифты Д -- для уборщиков, электриков, лифтеров и прочего обслуживающего персонала. Лифты В и Г -- ближе к центральному крылу. Лифты А и Б отсюда не видно, они внутри центрального крыла, и лестницы там не предусмотрены, а возле лифтов Е лестница есть. По ней он ночью и спустится. Он вставил карточку в щель. Пластиковая карточка в городе -- всемогущая вещь. Только с помощью нее можно вызвать лифт, получить зарплату, оплатить дорогую покупку в магазине и получить еду. А, если вдруг тебя захотят наказать, стоит ее заблокировать -- и ты умрешь с голода. Или тебя мгновенно вычислят и арестуют, если ты ею воспользуешься. Впрочем, Йоргена учили, как можно обмануть электронную систему. Только очень не хотелось вспоминать полученные навыки. Лучше бы все оставалось как прежде.
   Двери бесшумно отворились, и он шагнул внутрь под одобрительные возгласы товарищей.

Понедельник. Приют

   После завтрака майор проследил, чтобы новенькие явились в спортзал. Там уже хозяйничали старшие лейтенанты Тендхар и Такаси. Им завтра выходить на свалку, а сегодня они весь день проведут в спортзале.
   Самую большую комнату в приюте лейтенанты разделили на две части и, покрикивая на воспитанников четвертого класса, установили тренажеры. В левой половине построили полосу препятствий: положили на высокие столбы бревно, раскидали ложные камни. Двое подвесили к потолку боксерские груши. Здесь будут сдавать тест дети, желающие перейти в класс добытчиков.
   В правой полосе остальные учащиеся будут накачивать мышцы, чтобы когда-нибудь тоже повысить свой статус
   -- Построились, ублюдки! -- орет Павел Тендхар -- самый крупный из лейтенантов, лишь чуть ниже майора.
   Мадлен за спиной Левицкого тихонько вскрикивает. Он слышит, как утешает ее брат. Ничего, пусть привыкает. Здесь им не городская школа.
   Четвертый класс вытягивается в струнку перед Тендхаром, стараясь не смотреть в его большое и круглое лицо с зачесанными назад длинными волосами. Такаси беседует с теми, кто решил сдать тест. Если они уложатся в норматив, станут добытчиками, но пока они рядовые четвертого класса.
   Марк тоже выстраивает новеньких.
   -- Кто определился с классом?
   Робкая рука Майлса Эскота:
   -- Мы с сестрой пойдем в первый.
   Следом Арташес:
   -- Хочу попробовать четвертый.
   Дети из Токио решили идти во второй класс. Малек, новообращенный член банды, в первый. Все определились, только бойкая Катрин молчала. Потом посмотрела на майора с вызовом:
   -- Господин майор, я хочу сразу стать добытчиком!
   Чего-то подобного он от нее и ожидал. Тендхар уже распределил воспитанников по упражнениям -- одни подтягивались на перекладине, другие отжимались от пола или качали штангу -- пластиковую трубу с навязанными на концы кирпичами. Марк лишь взглянул в его сторону, и он примчался, будто только и ждал зова майора.
   -- Прими тест у этих во второй, а у этого -- он показал на Саргсяна в четвертый класс.
   Лейтенант с готовностью кивнул и увел за собой добровольцев.
   -- Первоклассникам тест сдавать не надо, -- объяснил он оставшимся. -- А ты, -- кивнул он Катрин, -- иди за мной. Посмотришь, что нужно сделать, чтобы стать добытчиком, а потом попробуешь сама.
   На первый взгляд полоса препятствий не представляла особой сложности. Дети должны были подняться по лесенке, пробежать по бревну, спрыгнуть вниз с высоты около двух метров. Перепрыгивая по ложным камням, добраться до пустого пространства у стены. "Камни" -- изобретение сяньшеня Дэна. На некоторые из них можно наступать без опаски, другие ломаются под ногой. Как на свалке: никогда не знаешь, где свернешь ногу. Если преодолеешь камни, то тебя встретят "хищники": на спортивных лестницах на самом верху стоят младшие лейтенанты -- Де Лоренци и Кауппинен. В руках у них тяжелые продолговатые груши -- на таких до сих тренируют полицейских в городах. Они прикреплены к потолку на длинной веревке. Когда испытуемый проходит этот участок, его стараются сбить с ног. У стены, за полосой препятствий, лежит "добыча". Ее надо собрать в заплечный мешок и доставить обратно, обойдя препятствия за минуту.
   Итиро Такаси -- веселый японец, казавшийся хрупким по сравнению с Тендхаром, -- настроил электронный секундомер и дал отмашку первому мальчишке.
   Тот рванул с места так, что по лестнице забрался, пропуская ступенек по шесть за раз. Легко прошел по бревну. Благополучно миновал "ложные" камни. "Хорошая интуиция", -- отметил про себя Марк. Ловко увернулся от груш, со свистом разрезающих воздух. Безошибочными движениями собрал "добычу" в мешок и помчался обратно. Его едва не сбили на обратном пути, но он вовремя упал на пол, перекатился. Такаси уже переместил наклонную лестницу. Мальчишка быстро забрался по ней, а с другой стороны спрыгнул прямо за финишную черту.
   -- Отлично! -- Итиро остановил секундомер. -- Пятьдесят две секунды. Рядовой Эрдели, ты переводишься в класс добытчиков. Поздравляю. Пойди перемешай камни.
   Следующей попыталась пройти тест Чернышенко Марина. Она легко преодолела бревно, но едва ступила на "камень", как стопа провалилась, и девочка, вскрикнув, упала на пол. Такаси сразу оказался рядом. Профессионально ощупал лодыжку и тут же дернул, вправляя вывих. Марина вскрикнула, закусила губу.
   -- Рядовой Чернышенко, до следующего урока свободна, -- скомандовал Итиро. -- Остаешься в четвертом классе. Следующий! -- крикнул он, заменяя поломанный "камень" другим. Все, что они порушат сегодня, вернется в мастерскую, где сяньшень вернет предметам первоначальный вид.
   Левицкий взглянул на Катрин:
   -- Рядовой Апель. Попробуешь?
   Девочка, затаив дыхание, кивнула. Такаси с сомнением посмотрел на майора, но тот отмахнулся -- продолжай. Катрин подали заплечный мешок.
   -- Старт! -- дал отмашку Марк. Девочка без малейших усилий взобралась по лесенке, пробежала по бревну, балансируя руками, -- будто всю жизнь только этим и занималась. Прыгая с "камня" на "камень", несколько раз ошиблась, но, поскольку весила очень мало, никакой заминки это не вызвало. Она выскочила на свободное пространство, увернулась от груши, но вторая с такой силой ударила ей в лицо, что малышку отшвырнуло метров на пять. Катрин упала на воспитанников, качавших пресс у окна, и осталась лежать без движения. Ребята склонились над ней, туда же подбежал Такаси. Достал кровеостанавливающую салфетку. Майор отвернулся. Поискал глазами остальных. Павел подвел новеньких к Марку.
   -- Во второй класс годятся, -- доложил он о тех, что прибыли из Токио,-- а этот... -- он кивнул на Арташеса, -- только в третий. Скула у Саргсяна покраснела, видно, ему отвесили оплеуху. Вскоре к ним подошла Катрин. Задора в ней поубавилось: лицо побледнело, руки заметно дрожали. Левицкий лишь вскользь глянул на нее. Этой девочке еще расти и расти до добытчиков, следовало немного сбить с нее гонор.
   -- Рядовой Апель поступает во второй класс, -- вынес он вердикт. -- Оставайтесь в спортзале, занимайтесь под руководством старшего лейтенанта Тендхара, -- он заметил, как дернулся Арташес. -- После перемены жду всех в первом классе. На третий урок разойдетесь по своим классам. Ясно?
   -- Так точно, господин майор, -- нестройно ответили они.
   -- Разойтись, -- скомандовал Левицкий.
   Он направился к мадам Байи. Предстоял тяжелый, но необходимый разговор.
   В коридорах на первом этаже почти нет окон. Лампочки горят редко. В полутьме Марк проделал путь до самого дальнего класса, находившегося за такой же, как везде, белой пластиковой дверью.
   Душевно больные дети занимались в той же комнате, в которой спали. Складывали матрасы в угол, а из другого угла доставали простенькие игрушки -- пластмассовые кубики, самодельную мозаику из кусочков пластика, старые книжки и открытки. Мадам Байи любила малышей, кажется, даже сильнее, чем родители. Часто она творила с ними чудеса. Двоих даунов она смогла сделать полноправными членами приюта: один учился в первом классе, а другой -- в четвертом, и оба лишь немного уступали сверстникам. Сейчас под ее опекой осталось еще шестеро детей. Один из них был совершенно безнадежен. Аревик Ашотовна установила диагноз: олигофрения третьей степени -- идиотизм. Но родители исправно платили за него даже больше чем положено -- два ящика еды и один воды. А вот за другого дауна -- шестилетнего мальчишку, попавшего к ним четыре года назад, -- уже три месяца еды не поступало. Марк узнал: его родители-мусорщики погибли, а значит, никаких выплат не предвидится.
   Увидев майора, все дети, кроме олигофрена, встали и даже попытались отдать честь и что-то там выговорить. Мадам Байи смотрела на Левицкого со смесью ненависти и боли. Марк махнул головой.
   -- Выйдем ненадолго, мадам Байи.
   Старушка повернулась к своим подопечным.
   -- Поиграйте пока. Ты, Бенджамин, остаешься за старшего, а если Джек, -- она показала на олигофрена, -- будет драться, сразу зови меня. Я буду в коридоре.
   Левицкий сомневался, что ребенок понял то, что она сказала. Скорее всего, это попытка показать успехи в воспитании Бенни.
   Как только дверь закрылась, мадам заговорила с тихой яростью:
   -- Я не позволю вам скормить хищникам Бенни! Не позволю, слышите? -- она даже наступать начала, но майор остался неподвижен, как колонна ярмарки, и ей пришлось остановиться.
   -- Интересно, как вы мне воспрепятствуете?-- поинтересовался майор, выдержав паузу.
   Старушка тут же сменила тон.
   -- Послушайте, он ведь ест очень мало! -- заговорила она умоляюще. -- Хотите, я буду делить с ним свою порцию? Это ничего вам не будет стоить!
   -- Не хочу. Полбанки, которые вам достаются, и так слишком маленькая порция. Если вам станет плохо, придется вызывать врача и отдавать еду еще и за ваше лечение.
   -- На Джека дают два ящика еды. Вы можете кормить Бенджамина оттуда!
   -- Могу. Но не буду. У меня кроме этого дауна еще двести ртов вполне здоровых детей.
   -- Майор, осталось ли в вас что-то от человека? Неужели вы не понимаете, что этот мальчик тоже будет здоров. Два-три года и он...
   -- Два-три года -- слишком долго, мадам Байи.
   -- Хорошо, тогда заберите Джека. Его я никогда не вылечу.
   -- Я не могу забрать Джека, мадам Байи, -- вкрадчиво втолковывал Левицкий. -- Родители исправно платят за него. Они мне доверяют. Пока я выполняю свои обязательства, мне будут доверять и другие. И будут приводить ко мне даунов, которых вы можете, к своему удовольствию, воспитывать.
   -- Тогда возьмите меня! -- выкрикнула женщина. В глазах блеснули слезы.
   -- Хорошо, -- согласился майор. Он ожидал такого поворота. -- Сегодня щитом для добытчиков на свалке будете вы, -- старушка побледнела. -- А завтра пойдет Бенджамин. Послезавтра -- Джек. За ним -- остальные. Что вы на меня так смотрите? Или думали, что, когда погибнете, я с ними нянчиться буду?
   -- Вы чудовище... Монстр! -- потрясенно шептала она. -- Вас Бог покарает.
   -- Бог?!-- вспылил майор. -- Какой Бог? Который бросил нас подыхать на этой свалке? Здесь я бог! И вы полностью в моей власти. Поэтому сегодня после обеда я заберу Бенджамина с собой.
   Он развернулся и направился к библиотеке: там проходили занятия первого класса. Перемена уже почти закончилась, ему предстоит преподавать устав приюта.

Понедельник. Лондон

   Ева любила выходить на свалку в утренние и вечерние часы -- они самые безопасные, наверно, хищники еще спят. А вот Йоргену сегодня выпало нелегкое дежурство: после девяти хищники появляются чаще. Они привычно поцеловались в подъезде, как только она вышла из фильтр-комнаты. Проводила взглядом светло-серый силуэт, исчезающий за раздвижными дверями. Затем, отстояв небольшую очередь в темном коридоре правого крыла, -- на этаже +1 экономили на лампочках -- вошла в распределитель.
   Лампы дневного света ослепили после сумрака. Но здесь годами ничего не менялось, так что она сразу прошла к большому столу -- почти два квадратных метра, -- что стоял в метре от входа. Седой приемщик, сидевший за ним, быстро вносил данные в электронные карты мусорщиков. Казалось, сморщенные узловатые пальцы тычут в кнопки наугад. Но, несмотря на то что Ева видела его впервые, она была уверена: он все заносит правильно, неумех на такое место не поставят. Позади стола суетились пожилые сортировщики, рассовывая принесенное со свалки по ящикам с надписями: БУМАГА, ТРЯПЬЕ, ПЛАСТМАССА, СТЕКЛО, МЕТАЛЛ, ДЕРЕВО, КЕРАМИКА. Хорошая работа: всегда в тепле, никакого риска. Ева и сама была бы не прочь поработать здесь. Но приемщиками и сортировщиками работают лишь особо отличившиеся мусорщики. Так что, от того как она собирает мусор, зависит не только, как будет обеспечена ее семья, но и где Ева окажется в старости: или с трудом будет таскаться по свалке, рискуя жизнью, или же здесь принимать добычу.
   Она вывалила содержимое двух мешков на стол. Приемщик скользнул взглядом по предметам, оценивая количество самых больших ценностей: дерева, стекла и металла.
   -- Пятнадцать баллов, -- решает он и, вставив электронную карточку Евы в наладонник, заносит туда данные.
   Пятнадцать баллов -- это очень неплохой результат. Самое большее, что она получила за прошлую неделю, -- 23, но тогда Ева принесла килограмм пять железа.
   Поднимаясь домой на лифте, она выбрала скорость подъема. Ехать можно очень быстро, так что даже уши закладывает, или очень медленно. Приятно плавно покачиваться в чистом лифте темно-зеленого пластика. Это, конечно, не лифт администрации, похожий на комнату: с зеркалами, картинами на стенах и мягким ковром под ногами. Она ехала в таком, когда ее приглашали на торжество в Зале заседаний на этаже +83. Зато в лифтах охотников намного приятней, чем в лифтах Б, которые обслуживали теплицы: там вечно не хватает ламп, на полу грязно и воняет гнилыми овощами. Когда Ева не торопилась, она ехала на минимальной скорости, а сегодня как раз такой день: дети в школе, муж на свалке. Ева привычно помолилась за него: "Господи, верни мне его живым, и я буду служить тебе всю жизнь". Она произносила одни и те же слова, хотя представления не имела, как надо всю жизнь служить Господу. Проповеди она слушала, но в церкви не появлялась. Чтобы забронировать место на этаже -88, надо платить еду: зал вмещает лишь три тысячи человек, а в городе живет около пятидесяти тысяч взрослого населения. У ее семьи есть немало других нужд, так что проповеди она смотрела по телевизору или слушала по радио, да и то не каждое воскресение.
   Войдя в квартиру, Ева первым делом пошла в очиститель. Бледно-розовый пластик на полу теплый, приятно ступать на него босыми ногами. Ева бросила свой синий костюм мусорщика в стиральную машину и сама полезла под белую пену, отгородившись тонкой занавеской, чтобы не забрызгать пол и стены -- не хотелось сегодня еще и уборкой заниматься. Лучше уж завтра, в выходной.
   После свалки у нее появлялось ощущение нечистоты, а после очистителя даже на душе становилось легче. Накинув серебристый синтетический халат -- муж подарил на день рождения -- она полюбовалась собой в небольшое зеркало. Слишком худая, а под глазами и у рта начали появляться морщинки. Разве что волосы по-прежнему густые и шелковистые -- Йорген восхищается их светло-русым цветом. Когда он вернется со свалки, он не заметит ни худобы, ни морщинок, только серебристый халатик, и сразу потащит ее в спальню. При девочках Ева не могла его носить -- здесь нет ни одной пуговицы, лишь тонкий поясок.
   В спальне муж оставил порядок, а вот за девочками не проследил, пришлось ей самой заправлять за ними постели.
   Потом Ева включила телевизор, но смотрела его вполглаза. Сосредоточиться на фильме, пока муж не вернулся со свалки, она не могла. Но слушать тишину пустой квартиры тоже не хотелось, пусть хоть этот ящик говорит. Ева подошла к окну, постояла немного. Внизу копошились маленькие фигурки. Двадцать из них в светлых комбинезонах -- охотники. Сердце ныло, когда она наблюдала за происходящим из города. Так и казалось, что сейчас налетят хищники... Ева решительно отвернулась.
   Какое бы дело себе подыскать? Готовить обед еще рано -- девочки придут позже Йоргена, успеет остыть. Тут она вспомнила, что приближался школьный праздник -- выпуск седьмого класса. С четырнадцати лет дети обучались у родителей их профессии. Ева передернула плечами, представив, что ей придется учить девочек искать ценные вещи на свалке. Конечно, начнут они с тренажерного зала, но потом придется вместе выходить наружу. Без Йоргена. Если, конечно, Беата или Доминика не захотят стать охотницами. Еву еще раз передернуло. За всю жизнь она знала только одну женщину-охотницу -- Лизу Левицкую. И эта женщина ей очень не нравилась. Даже то, что она погибла, не изменило отношения Евы к ней.
   Можно еще узнать у статистиков, какие вакансии есть в городе, и нанять за еду кого-нибудь с тех этажей. Тогда риск для жизни дочек будет минимальный, но она обречет их на жизнь под землей, потому что вакансии бывают только в низкооплачиваемых профессиях, у тех, кто и работает, и живет на этажах со знаком "минус". Как ни боялась Ева за детей, она понимала, что не имеет права принимать решение вместо них. Захотят стать мусорщицами -- пусть. Попытаются стать охотницами -- это их выбор.
   Итак, в школе выпуск. Старшей Беате осталось два года до этого праздника. Доминика попросила, чтобы мама нашла ей платье, в которое сестра наряжалась в прошлом году. Где-то оно на антресолях.
   Ева подвинула пластмассовый стул к шкафу и открыла дверцу. Сначала она машинально сдвинула странный черный сверток в сторону. Потом сердце ухнуло в желудок, и Ева взяла его в руки. Осторожно спустилась вниз, села на пол, медленно развернула содержимое. Так и есть, она не ошиблась. Черные трико и свитер, маска, странные очки, пояс с маленькими карманами. Она вытряхнула их содержимое: отмычки, респиратор, нож, фонарик, другие непонятные предметы... Давно она не встречалась с этим. Если бы раньше не сталкивалась, сейчас бы и внимания не обратила, решила бы, что это свитер мужа, который он надевает только на похоронное служение.
   Тринадцать лет назад, когда Ева познакомилась с Йоргеном, она слышала о шпионах только на школьных уроках. Детей строго-настрого учили сообщать о подозрительных незнакомцах полиции. "Другим городам хочется узнать секреты Лондона, -- внушали им. -- Они не хотят платить за эти секреты еду. Они хотят их украсть. Если им это удастся -- всем в городе будет плохо". Шпионы ей представлялись дядьками со страшными небритыми рожами, вместо хлеба поедающими детей. Улыбчивого кареглазого парня Ева заподозрить никак не могла. Единственное, что ей не нравилось, так это его напарница. Лиза маячила рядом. Ева даже подозревала сначала, что Лиза и Йорген -- любовники. Очень уж ревниво та следила за ним.
   Позже она познакомилась с мужем Лизы, Марком, и решила, что эта пара стоит друг друга. Однако после свадьбы они даже дружили семьями. Ева жила спокойно. Пока не наткнулась случайно на такой вот сверток.
   Она тогда точно так же сидела на полу и смотрела на разложенные вещи, пытаясь найти хоть какое-то оправдание их появлению в доме. Но, кроме двух вариантов, ничего не вырисовывалось. Либо ее муж -- вор, либо тот самый страшный шпион, которым их пугали в школе. И то и другое ужасало. Она положила вещи туда, откуда взяла. Стала следить за Йоргеном, чтобы поймать его с поличным. Ева мучительно размышляла: что делать, если он не прекратит свою деятельность? Если она любит Лондон, то следует предпринять что-то радикальное, ведь муж вредит всем, кто живет здесь: старикам, молодым, детям... В конце концов она приняла решение: как только заметит ночные или дневные исчезновения Йоргена, откровенно с ним поговорит. Если он откажется оставить все ради семьи, тогда... Тогда она сообщит обо всем полиции и разведется. Но проходил день за днем, а он оставался дома. Потом погибла Лиза. Необычный костюм исчез. Тревога Евы утихла.
   И вот теперь, через столько лет костюм, снова выплыл. Сейчас она уже не наивная девятнадцатилетняя девочка. Она не будет гадать, для чего здесь эта форма. Йорген явно что-то задумал. Она еще вчера заметила у него отсутствующий взгляд, но муж отмахнулся от вопросов, рассказал бородатый анекдот, перевел разговор на другую тему. Но стало понятно, что его беспокоило, и просто так она это не оставит.

Понедельник. Приют

   В библиотеке, где проходили занятия первого класса, стояло только два стула. Мебель нужнее там, где занимаются старшеклассники, особенно в мастерских, где из ветоши, найденной на свалке, под руководством Жании Исметовны и сяньшеня Дэна они пытались сделать пригодные для города или приюта предметы. За абажуры, шариковые ручки, подставку для книг или стаканчик для карандашей, реставрированные бокалы, картины из кусочков цветного битого стекла и пластика платили лучше.
   Первоклассники сидели на полу вдоль легких книжных полок, также изготовленных детьми в приюте. Книги, стоящие здесь, нашли на свалке. Майор не сдавал их на переработку -- много за них не выручишь, но они скрашивают свободное время детей. К тому же на настоящие учебники он потратить еду не мог. Приходилось обучать детей по этим книгам, часто не менее фантастическим, чем фильмы по телевизору.
   Неяркого света, падавшего из больших окон, вполне хватало для проведения урока. Дети уселись и замолчали, устремив взгляды на майора. Кто-то оперся на руки за спиной, кто-то сел по-турецки, две подружки прислонились спинами друг к другу. Для Левицкого приготовили пластмассовый стул, но он редко сидел на уроке. Когда он стоит, его внимательней слушают.
   Новенькие опять сбились в одну кучку. Майору это не понравилось.
   -- Рядовой Майлс, пересядь с сестрой ближе к двери. Рядовой Саргсян -- иди ко мне. Рядовой Беатрикс -- к этому окну. Рядовой Шалев -- к книжному шкафу... -- он по очереди называл детей, рассаживая их среди первоклассников.
   Немного подождал, когда все успокоятся.
   -- Начнем, -- медленно произнес он. -- Для начала поясните новеньким, на каком уроке они присутствуют.
   Руку тут же вскинула вверх Вероника. Она недавно перевелась из детской группы. Попала в приют, когда ей едва исполнилось три года. Но, может, именно поэтому быстро забыла город и легко адаптировалась здесь. Обычно из таких, как она, получались лучшие добытчики, а если доживет, то и лучшие жены лейтенантов. Марк подал знак, девочка вскочила.
   -- Господин майор преподает Устав приюта и Правила выживания.
   -- Молодец, рядовой Лагун, -- похвалил он. -- Итак, кто скажет, для чего мы живем в приюте?
   Другие еще не втянулись, приходилось вызывать их.
   -- Рядовой Блайм, -- предложил Левицкий.
   Филипп прибыл полгода назад, его родители работали на одном из подземных заводов по изготовлению оружия. Что-то у них взорвалось тогда.
   -- Цель номер один -- выжить, -- негромко, но четко отрапортовал он. -- Цель номер два -- вернуться в город.
   -- Отлично, -- ободрил он мальчишку. -- Наша цель выжить. Теперь назовите мне правило выживания номер один. Может быть, новенькие хотят попробовать?
   Если бы они сидели вместе, то обязательно бы переглянулись, ища поддержки. Но Марк рассадил их, чтобы новички чувствовали себя не так уверенно. Все кроме Майлсов остались в одиночестве. Робко вытянула ладонь Катрин. Она все еще была немного бледна, но с каждым мгновением приходила в себя, уже снова хотела отличиться.
   -- Рядовой Апель, -- разрешил майор.
   -- Не выходить на свалку без разрешения? -- предположила девочка, а первоклассники, уже прошедшие этот урок, прыснули со смеху.
   -- Тихо! -- предостерег Левицкий. Снова посмотрел на Катрин. -- Это неправильный ответ. Кто еще хочет попытаться?
   Желающих не оказалось -- никто не собирался сморозить глупость и стать посмешищем для сверстников.
   -- Хорошо. Помогите, старожилы.
   Вверх взметнулся лес рук. Каждый умоляюще смотрел на майора, усилием сдерживая себя, чтобы не выкрикнуть "Я!" -- за это майор ругал.
   -- Рядовой Блаж, -- негритенок, с совершенно не подходящим ему именем Марьян, мгновенно вскочил.
   -- Правило выживания номер один -- соблюдай устав приюта, -- и, не дожидаясь, когда Марк задаст следующий вопрос, протараторил. -- Кто не соблюдает устав приюта, попадает в карцер, кого не смиряет карцер, тем обедают хищники.
   -- Отлично, рядовой Блаж, -- похвалил Левицкий, краем глаза заметив, как сжался Арташес. -- А если кто-то не знает устав приюта и сделает что-то по ошибке?
   И опять ладошки -- белые, смуглые, черные потянулись вверх.
   -- Рядовой Ликаржова, -- выбрал он.
   -- Если не знаешь устав приюта, спроси у старших, -- отрапортовала восьмилетняя девчушка. -- Если не спросил у старших, сиди в карцере.
   -- Замечательно. Надеюсь, вновь прибывшие запомнят два этих пункта наизусть и в следующий раз смогут ответить так же четко. А теперь повторим тему прошлого урока. Что мы изучали, рядовой Бормолини?
   Все кроме новеньких включились в работу, хотя то, что преподавал Марк первоклассникам, они уже должны знать. Неслучайно он определил их во второй класс. Дети из Токио успели закончить четыре класса городской школы, а Саргсяну вообще один год остался до выпуска. Только Зоричу, получавшему образование в подъездной банде, да Майлсу, пожелавшему заботиться о сестре, следовало учиться здесь.

Понедельник. Лондон

   Смена Йоргена прошла на удивление тихо: мутно-желтое небо осталось спокойным. Кажется, сегодня хищники атаковали Москву. Лондонцы же благополучно вернулись в город в полном составе, набрав столько вещей, что сгибались под их тяжестью. Охотники не помогали: пусть несут, сколько хотят, их здоровье -- их доход. Они свою миссию выполнили.
   В ожидании лифта Йорген рассеянно слушал шутливую перебранку Гриши Клюева и Гилада Шалита. Из служивших с Марком и Йоргеном в команде остались только он да Клюев. Капитан Оверсон ушел на повышение -- теперь он генерал и командует охотниками Лондона. Марк в приюте. Остальные погибли. Выходило, что скоро наступит и его очередь. В начальство он не выбился, да и не стремился. Дослужился до звания майора, потому что охотникам звания присваивали каждый год. Городу-то это ничего не стоило, зарплата от этого не увеличивалась. Охотники получали четыре ящика еды и четыре воды. Часть зарплаты уходила на хлеб и овощи, которые выращивались в теплицах на верхних этажах, часть на оплату квартиры и покупку одежды. Оставалось немного. Охотникам, которые смогли ранить хищника, выплачивалась премия -- дополнительно пять банок еды. Небольшую премию давали тем, кто пострадал на свалке -- банок пять-восемь в зависимости от тяжести раны. Это все, на что мог рассчитывать Йорген. За особые заслуги могли дать звание выше вплоть до генерала, но это удел одного из четырехсот охотников.
   Марку присвоили звание майора в двадцать пять за ранение, по которому и комиссовали, -- как последняя подачка от города. Он тогда долго провалялся без сознания. Доктор Ойвин говорил, что если он даже выживет, то останется инвалидом. А Левицкий выкарабкался и заставил города считаться с ним. Все ждут не дождутся, когда его воспитанники вольются в ряды охотников или мусорщиков. Даже в его команде часто разговоры идут об этом. Дети, которые выжили на свалке без защитных костюмов, должны стать лучшими охотниками города. Когда они с Марком изредка пересекались на воскресной ярмарке, он рассказывал, как дрессировал воспитанников...
   Йорген заставил себя вновь подумать о деле. Представил путь, который ему предстоит проделать сегодня ночью. Может, воспользоваться шахтой лифта, чтобы спуститься? Это займет несколько секунд. Тогда он не столкнется с полицейскими, патрулирующими подъезд в комендантский час. С другой стороны, встреча с Депрерадовичем назначена на три часа ночи, какое-то время займет разговор. В 4:30 уже открывают тоннель на ярмарку, начинает работать пропускной пункт. Если он задержится -- придется ждать часов до девяти. Тогда многие лондонцы пойдут в другие города за товарами или в гости, и можно примкнуть к какой-нибудь группе, когда они будут возвращаться. После пяти утра в шахту лифта ему уже не пробраться -- и прощай снаряжение. А Депрерадович вызывает его, для того чтобы дать задание. Где он потом будет доставать присоски, подъемник, тонкий трос? Нет, лучше уж так, как он решил: по лестнице вниз, а потом, когда комендантский час закончится, на лифте, как законопослушный гражданин.
   От этих размышлений его отвлек голос Клюева:
   -- Майор Бёрьессон! -- по дружному хохоту догадался, что зовут его уже не в первый раз. Клюев с серьезным видом, не обращая внимания на смех друзей, продолжал. -- Майор Бёрьессон, я всерьез озабочен вашим моральным обликом. С таким отсутствующим видом у нас ходят только влюбленные, а у вас жена, дети. О чем вы думаете, хотел бы я знать?
   -- Ты не поверишь, -- в тон ему ответил Йорген. -- Помнишь, в приемной у мэра, когда нас награждали? Там такая девочка их службы сервиса стояла. Блондинка в маленьком черном платье. У нее еще в челке розовая прядка. Помнишь? Так вот привязалась ко мне. Хочу, говорит, с вами, господин майор, часок провести и даже денег за это не возьму, -- он сделал паузу и тяжело вздохнул. -- Прямо не знаю, что с ней делать.
   Товарищи умолкли. Они давно знали и его, и Еву. Прекрасно понимали, что, даже если бы что-то подобное случилось, трепаться бы Йорген об этом не стал. Так что все ждали, чем он закончит шутку.
   -- И я вот хотел твой телефон дать, так она ни в какую, -- продолжил Йорген. -- На что, говорит, мне такой щупленький.
   Соратники расхохотались. Среди команды Гриша выделялся невысоким ростом и стройной, девичьей фигурой. Он не обиделся, рассмеялся вместе со всеми. В этот момент открыл двери лифт, приглашая их в темно-зеленый мир, где отдыхали глаза.
   -- Э-эх, Йорген, -- заходя внутрь, говорил Клюев. -- Не в росте ведь дело. Ты б ей объяснил. Уж ты-то знаешь: чем мельче -- тем шустрее.
   -- Да я ведь говорил, -- покаянно вещал Йорген. -- А она мне надменно так: "Байку о том, что размер не имеет значения, придумали мужчины", -- снова раздался взрыв хохота. -- Я вот думаю, -- переждав смех, предложил он. -- Может, к Марку ее отправить? У него и размер ничего, и, может, перевоспитает ее.
   -- Пожалей мужика, -- жалостливо сморщился Клюев. -- Хочешь, чтобы он на веки вечные в приюте застрял?
   -- Он уже застрял. Хуже не будет! -- последнюю фразу он произнес, уже выходя на этаже +17.
   На этот раз они не шутили. Чтобы вернуться в город, Марк мог вновь стать охотником и получить койку в общежитии для охотников, мусорщиков и полицейских. В каждой комнате общежития жило сорок пять человек. В их распоряжение предоставляли одну койку в трехъярусной кровати и одну тумбочку на троих. Когда тебе восемнадцать, можно так пожить, пока не женишься. Но в тридцать шесть перспектива попасть туда Йоргена бы не обрадовала. Марк тоже не торопился возвращаться в город.
   Был и другой путь. Если бы Левицкий женился и жена родила ему двоих детей, он бы получил двухкомнатную квартиру в любом городе. Но после смерти Лизы Марк даже не пытался встречаться с кем-то. Йорген надеялся, что кто-то из подросших воспитанниц скрасит его одиночество, но шли годы, и ничего не менялось. Если же послать к Левицкому кого-то из службы сервиса, как в шутку предложил он... Так девочки с этажа +80 стерильны. Как только какая-то симпатичная сиротка поступает туда -- ей сразу делают операцию во избежание неприятных эксцессов. Внебрачные дети никому не нужны, никто не хочет, чтобы потом девушки приходили со своими ублюдками к мэру или другим из администрации, требуя компенсации. Так что Клюев прав: пошли туда такую красотку на перевоспитание, и майор навсегда в приюте увязнет, потому что ни одного ребенка она никогда не родит.
   Пройдя по длинному светло-коричневому коридору с белыми дверями, он открыл дверь квартиры. Ева не услышала возни ключа в замке, а потому не встретила, как обычно, у порога. Он тихонько прокрался в спальню, убрал Укус, снял защитный костюм. После этого так же неслышно прошел на кухню, где жена, одетая по-домашнему в черные брюки и серую футболку, колдовала над запасами еды. Йорген обхватил ее за талию, подбросил в воздух. Ева вскрикнула.
   -- Ты сумасшедший! Заикой меня сделаешь. Или порушишь что-нибудь.
   Кухня в двухкомнатной квартире маленькая. Когда туда ставят шкафы, стол и холодильник, повернуться становится негде. Так что Ева права, разрушить что-нибудь очень просто. Йорген поставил жену на пол.
   -- Пойдем, -- потянул он ее за руку.
   -- Девочки сейчас придут, -- отмахнулась женщина.
   -- Успеем.
   -- Не успеем.
   -- Ева!
   -- Веди себя хорошо, получишь морковку, -- шутливо погрозила она пальцем.
   Он надул губы:
   -- Не хочу морковку, хочу Еву, -- Йорген попробовал дотянуться до бедер жены.
   -- Тетя Ева занята. Получишь Еву вечером, -- продолжала она, легко шлепая мужа по руке.
   -- Хочу Еву сейчас и вечером, -- продолжал приставать он.
   -- Ты не переоцениваешь свои силы? -- с сомнением сдвинула она брови.
   -- Абижаешь! -- еще сильнее надулся он.
   Йорген непременно бы уговорил ее, но тут входная дверь хлопнула, и послышался голос старшей девочки.
   -- Мам, пап! -- закричала Беата с порога. -- Завтра выпуск, нас пораньше отпустили, что-то там грандиозное готовят.
   Она прибежала на кухню. Йорген отошел от жены и достал бутылку с водой. Поскольку и он, и Ева работали на свалке, они могли позволить себе пить больше положенного. Обычно живущим в городе полагалось лишь три бутылки в день: на завтрак, обед и ужин.
   -- А Доминика где? -- поинтересовалась Ева, мигом посерьезнев.
   -- Сейчас приедет, я раньше нее на лифт успела.
   -- Я предупреждала, чтобы ты не оставляла сестру?
   -- Мам, ну что с ней сделается? Сейчас со своим классом приедет. Мам, а что я завтра надену?
   -- Пап, что она завтра наденет? -- повернулась Ева к Йоргену, потихоньку пившему воду. -- Я тут пересчитала банки, может, купим в магазине платье по такому случаю? Все равно младшей пригодится.
   -- Я -- за, -- развел руками Йорген.
   Беата захлопала в ладоши и запрыгала на месте.
   -- Мам, а когда поедем? Давай прямо сейчас!
   -- Нет, после обеда.
   -- Но до обеда еще два часа! Давай сейчас... -- упрашивала она.
   -- До обеда полтора часа, -- поправила ее мать. -- К тому же надо разогреть, накрыть стол.
   -- Мам, ну мы успеем.
   -- Мам, а Беата опять без меня уехала! -- раздался из прихожей следующий голос.
   -- Ну и что? -- сразу уперла руки в бока старшая. -- Доехала? Не умерла? А мне зато сегодня новое платье купят. Бе-бе-бе, -- дразнилась она.
   -- Беата! -- одернула ее мать.
   -- Мам, а я что надену? -- появилась на кухне и Доминика. -- Ты нашла мне платье, про которое говорила? Ты сказала, оно на антресолях.
   Йорген, пивший воду у окна, поперхнулся. Ева заботливо похлопала его по спине.
   -- Что с тобой?
   -- Не в то горло попало, -- прохрипел он, откашливаясь. -- Это потому, что стал пить не вовремя, обеда не дождался.
   -- Точно-точно, -- согласилась Ева. -- Пойди вон телевизор посмотри, там твой любимый боевик сейчас будут показывать.
   -- Я лучше дочке платье найду на антресолях, -- он направился в комнату.
   -- Не смей! -- крикнула Ева вслед. -- Я сама найду. Ты там все перевернешь.
   -- Я аккуратно! -- заверил он уже из комнаты. -- Ты сама удивишься, как аккуратно я умею искать.
   -- Посмотрим-посмотрим... -- пробормотала Ева негромко, а Доминика улыбнулась и пообещала:
   -- Мам, если что, я сама за ним уберу.

Понедельник. Приют

   Арташес добросовестно отсидел пять уроков: математику, химию, чтение, основы медицинских знаний и прикладную физику. Преподавали лишь чуть хуже, чем в городе, учебник имел только учитель, наладонник один на весь класс. Так же, как в городе, занятия длились сорок минут, с десятиминутными перерывами, чтобы воспитанники могли перейти в другой класс и немного отдохнуть. И предметы здесь были тоже почти те же. На втором уроке старший лейтенант Зверев приставил к нему шефа, Корбина Бенсела, чтобы помочь новенькому обжиться в приюте. Мальчишка был его ровесником, но старожилом: обитал в приюте с десяти лет. Вспомнив о старшем лейтенанте Славике, как его за глаза называли воспитанники, Арташес решил, что, может, и к лучшему, что он не попал в четвертый класс. Там, говорят, хозяйничает придурочный Тендхар.
   Корбин охотно рассказывал о правилах приюта, Арташес слушал внимательно, стараясь запомнить, чтобы ненароком не ошибиться, не нарушить устав. Материал, который изучали в третьем классе приюта, он уже знал, так что влиться в учебу для него проблемы не представляло. Он слушал воспитателей вполуха. Не только потому, что многое уже знал, но и потому, что было не до этого. Он еще не привык к мысли, что отец погиб. Он боялся даже представить, что следующие лет восемь проведет в этом мрачном здании. Чтобы покинуть его, надо жениться. На ком? На одной из заморенных голодом, одетых в старое тряпье девчонок?
   Бенсел сообщил, что после пятого урока, перед обедом, воспитанники имеют полчаса личного времени. После обеда -- еще час, а потом девочки идут на урок рукоделия к Жание Исметовне, а мальчишки -- в мастерскую. Пока добытчики работают на свалке, остальные под руководством сяньшеня Дэна, преподающего также физику, реставрируют найденные раньше вещи. Работа в мастерской продолжается до ужина. После ужина -- свободное время. Можно пойти в библиотеку или в спортзал.
   Выслушав подробные инструкции, Арташес перед обедом спрятался в подвал, чтобы немного побыть наедине. Спустился по лестнице без перил, прошел темным коридором с потрескавшимися бетонными стенами и трубами под потолком, миновал приемник, через который их группу привели сюда. Чуть дальше нашел маленькую грязную каморку, сел прямо на пол и ткнулся носом в колени. Он сбежал бы сюда сразу после первого урока, если бы майор не объяснил на пальцах, что карцер предназначен не только для лондонской банды, но и для всех, кто вздумает прогуливать уроки или каким-то другим образом нарушать распорядок приюта. Мало того, что ему придется недоедать, весь день работать и выслушивать окрики старших лейтенантов. Так он еще и должен следить за каждым своим шагом, потому что если он сделает что-то по ошибке, случайно, его ожидает карцер.
   К горестным мыслям добавлялся осадок от утреннего происшествия в спортзале, когда он пытался поступить в четвертый класс. Старший лейтенант Тендхар приказал качать верхний пресс сто раз без перерыва. Это норма для четвертого класса. Арташес мог это сделать, он частенько ходил с отцом в тренажерный зал. Заканчивая упражнение, он сделал паузу в две-три секунды, и тут же лейтенант прикрикнул:
   -- Не сдал. Третий класс, свободен.
   -- Я еще не закончил, -- возмутился Арташес. -- Я могу продолжить!
   -- Я сказал: не сдал. Заткнись и проваливай.
   -- Дайте мне другой тест! -- настаивал мальчишка. -- Я подготовлен.
   -- Рядовой Саргсян, -- старший лейтенант понизил голос почти до шепота. -- Подойди ко мне.
   Ничего неподозревающий Арташес подошел к Тендхару, и тот с размаху врезал ему ладонью в челюсть, так что он чуть не упал.
   -- Не смей спорить! -- заорал лейтенант так, что у Арташеса заложило уши. -- Третий класс!
   В тот момент он сдержал слезы, но теперь он мог вдоволь наплакаться. Арташес плакал обо всем сразу: об отце, которого он не увидит, о несправедливости, царящей повсюду, и о загубленной жизни. Как бы майор ни пытался соблазнить их видениями прекрасного будущего, он не верил, что что-то может измениться. В конце концов, его родители, профессиональные охотники, погибли на свалке. Так как же выживет он, ребенок, если станет добытчиком в приюте?..
   Наконец слезы иссякли. Арташес посидел еще немного, прижимаясь спиной к прохладной стене. Время неумолимо двигалось, пора было возвращаться. На обед лучше не опаздывать. Голода он не чувствовал, но кто знает: может, если он не придет на обед, тоже накажут? "Отнимут ужин, за то, что пропустил обед", -- мальчишка невесело ухмыльнулся. И тут же услышал, что в подвал кто-то спустился.
   "За мной, -- похолодело внутри. -- Может, не найдут?" -- он встал и вжался в бетон.
   В темном коридоре слышалась возня, недовольное сопение. Потом голос почти взрослый, густой скомандовал:
   -- Давайте его сюда.
   Снова кто-то завозился. Через несколько секунд все утихло.
   -- Ну что, познакомимся? -- ехидно спросил тот же командир. -- Я рядовой четвертого класса Оливер Тимо. Ты кто такой?
   -- Зорич... -- раздался жалобный голос. Арташес сразу вспомнил его -- один из лондонской банды, решивший стать рядовым приюта.
   -- Зорич, говоришь? -- прервал Тимо, недослушав. -- А в банде-то как тебя звали?
   -- Малек, -- пролепетал мальчишка.
   -- Вот так и будем звать тебя -- Малек, -- хохотнул Оливер. -- Вот что, Малек, чтобы ты без дела не оставался... Теперь будешь в моей... -- он помолчал, -- банде. Понял?
   -- В какой банде? -- удивился тот.
   -- В такой! И в благодарность за то, что я тебя беру, принесешь мне завтра банку еды. Ты меня понял?
   -- Где я возьму?
   -- Это твои проблемы. Чтобы до завтрашнего вечера принес.
   -- Но из столовой не разрешают ничего выносить!
   Арташес помнил: дежурные по столовой на завтраке тщательно следили за тем, чтобы из столовой все выходили с пустыми руками. Один из пунктов устава приюта: еду съедаешь сам, не оставляешь на потом и ни с кем не делишься.
   -- Я еще раз говорю: это твои проблемы. Ты меня понял?
   -- Да... -- жалобно скулил Миховил.
   -- Вот и отлично. А чтобы ты понял меня лучше...
   Арташес слушал, как один за другим раздаются глухие удары -- стучат кулаки о ребра мальчишки, затем тоненькие всхлипы, плач. Кажется, ему зажали рот... Саргсян с трудом сдерживал дыхание, чтобы не выдать себя.
   -- Хватит, Тимо, -- остановил его кто-то. -- А то еще майор заметит. Он к новеньким присматривается.
   -- Не заметит, -- Оливер слегка запыхался. -- Что он его, раздевать, что ли, будет? А на этой симпатичной мордашке мы следов не оставим. Ну, Малек? Успокоился? Все понял? А теперь улыбнись. Улыбнись, я сказал! Вот так. Слезки вытри. В столовую пора. Если стукнешь кому -- прибью! Понял? Нам все равно ничего не будет, нас старший лейтенант прикрывает. Понял? Вот и молодец. Завтра к вечеру чтобы банка еды была.
   Голоса постепенно удалялись. Сердце у Арташеса гулко билось в груди. Он бы в любом случае не помог Зоричу. Не помог уже потому, что напали втроем: двое держали, Тимо бил. Он бы не справился...
   Но, может, теперь можно что-то сделать?
   Он постоял еще с минуту, чтобы увериться, что подвал точно пуст, потом стал медленно пробираться обратно. Немного постоял на лестнице, услышав, как сверху спускаются лейтенанты с семьями, потом взбежал на первый этаж. Тут успокоил дыхание. К его облегчению, никто не заметил, откуда он выскочил. Направился в столовую. На пороге маячил Корбин.
   -- Арташес! -- Бенсел помахал ему рукой. -- Ты где ходишь? Иди скорей, -- Саргсян ускорил шаг. Они вошли в столовую бок о бок. -- Ты где пропал? -- продолжал расспрашивать "шеф". -- Я уже взял еды для нас, все остывает, ищу тебя везде. Руки чистил? Иди быстрей.
   Арташес молча кивнул и, не глядя на ровные ряды столов, за которыми заняли почти все места, направился к очистителю. Столовая выглядела более опрятной и светлой, чем другие комнаты на первом этаже и тем более коридоры. Здесь, кажется, даже ремонт сделали, по крайней мере, стены и потолок не облупились. Когда пена очистителя растаяла на руках, он нашел Корбина, сел рядом.
   -- Ты чего такой хмурый? -- поинтересовался опекун. -- Случилось что? Или на Тендхара дуешься? Ты не дуйся. Он орать любит. Иногда и врежет хорошенько. Но, если ты живешь по уставу, он тебе ничего не сделает. Главное, с ним не спорить, молча делать, что скажет. Он зря не дерется.
   Арташес сделал глоток воды, нашел глазами Миховила. Тот уткнул нос в тарелку и быстро-быстро ел, не оглядываясь по сторонам.
   -- Ну... ты что молчишь-то? -- приставал Бенсел.
   Арташес глянул на него искоса и рискнул:
   -- А бывает, что в приюте кто-то еду отбирает? Или воровать заставляет?
   Бенсел перестал жевать, пристально посмотрел на него.
   -- Слышал что-нибудь?
   Арташес испугался: а что если он с Тимо? Третий все время молчал, вдруг это был Бенсел?
   -- Нет, что ты, -- как можно безразличней отмахнулся он. -- Ничего не слышал. Просто подумалось... Давай есть.
   Но Корбин разглядывал подопечного.
   -- Я скажу старшему лейтенанту Звереву, -- наконец проговорил он. -- Он с тобой побеседует.
   -- Не надо! -- Арташес бросил пластмассовую ложку.
   -- Ты что, боишься? Да ничего тебе не будет. Просто расскажешь Славику, что видел, и все.
   -- Я ничего не видел! -- вспылил Арташес. -- Ничего! Понял?
   -- Понял, ты что шумишь-то так? Не видел, так не видел, -- он отвернулся.
   Арташес поднял голову и еще раз посмотрел на Миховила.
   После обеда час отдыхали, а потом добытчики выходили на свалку. Майор сформировал десять команд, в каждую из которых входило двенадцать человек: старший и младший лейтенанты, старший и младший сержанты и восемь человек рядовых добытчиков. В день он выпускал две команды, каждая из которых работала три часа. Дольше дети выдержать не могли, майор их щадил. Он прекрасно понимал: если он хочет сохранить приют, дети не должны бояться свалки. Они должны мечтать туда попасть. А это возможно, только если свалка будет легким приключением, а не тяжелым, опасным трудом.
   Добытчики в приюте тоже гибли, но не так часто, как мусорщики в городе: где-то раз в месяц, хотя не имели никакого прикрытия. Автоматы охотников приют не мог обменять на еду, тогда бы пришлось месяц голодать. Это только сам Укус, а чтобы он стрелял, пришлось бы еще на месяц остаться без пищи. Старое оружие, например, УКС-43, а не УКС-56, каким пользовались сейчас, они могли бы приобрести, но вряд ли оно бы повредило хищникам: твари постоянно мутировали. Ученым города приходилось снова и снова модернизировать Укус.
   Вторая проблема -- у приюта отсутствуют защитные средства. Ни синие защитные комбинезоны мусорщиков, ни тем более светло-серые охотников, они не могут себе позволить, так же, как и шлемы с подачей кислорода. А воздух за пределами города не подходит для дыхания. Окна в квартирах герметично закрываются, ни одного балкона в доме не предусмотрено. Единственный выход наружу -- фильтр-комната. Туда заходят охотники и мусорщики со свалки, дверь плотно закрывается, воздух очищается, и только после этого люди входят в город. В самом городе мощные очистители и вентиляторы делают воздух пригодным для дыхания. Такие очистители стоят и в приюте.
   Марк создал в приюте что-то вроде фильтр-комнаты -- небольшое помещение между приютом и свалкой. Для того чтобы они не умерли от воздуха свалки, сяньшень Дэн придумал фильтр-маски: она закрывала только нос и рот. Надеваешь такую на лицо -- и в течение трех часов можешь дышать спокойно. А вот если начинался дождь, для приюта наступали трудные дни. Выйдешь наружу без защитного комбинезона -- сразу тело покроется ожогами. Левицкий сталкивался с таким, когда работал в городе. Один подъездный мальчишка, спасаясь от полицейских, выскочил под дождь. Они не слышали воплей из-за шлемов, но он корчился, лицо искажалось гримасами, кожа слезала на глазах. Он так жестоко мучился, что кто-то из охотников пристрелил пацана. По мнению Марка, лучше быть съеденным хищником, чем такая смерть. Охотники и мусорщики после работы под дождем шли прямо в скафандрах в очиститель, долго стояли под пеной. Если плохо очистишься, рискуешь обжечь руки, когда будешь раздеваться. Хорошо, что дожди шли не так часто, иначе бы приют давно вымер от голода.
   Левицкий каждый день выходил с одной из групп. В городе охотники выходили лишь один раз за двое суток, но он не нуждался в отдыхе. Наоборот, отдыхал на свалке, присматривая за воспитанниками. Сегодня он собирался выйти с группой старшего лейтенанта Теда Армгрена. Его жене Дарее два месяца назад исполнилось шестнадцать, а свадьбу они сыграли месяц назад, так что в приюте его считали молодоженом.
   Тех, кто выходил на свалку, не провожали. Марк запретил. А то выстраивалась в коридоре чуть ли не похоронная команда. Когда майор подошел к фильтр-комнате, добытчики уже ждали его. Марк пришел позже, потому что зашел к мадам Байи и, не обращая внимания на ее тихие слезы, забрал Бенджамина. Шестилетний мальчишка-даун смотрел вокруг, радостно улыбаясь: для него это походило на новую игру.
   В фильтр-комнате горела лишь одна лампочка. На бетонных стенах, на крючках, висела приготовленная заранее экипировка по количеству добытчиков: перчатки, рюкзаки, маски. Для Бенни майор захватил дополнительный комплект: всё, кроме рюкзака. Марк первым облачился для свалки, потом помог надеть маску Бенни. Остальные добытчики тоже приготовились: пустые рюкзаки повесили перед собой, маской закрыли рот и нос, перчатки плотно обняли руки.
   Окинув всех взглядом, Марк открыл дверь и посмотрел вверх. Грязно-желтое небо казалось непроницаемым куполом. Когда появлялись хищники, оно словно прорывалось -- так рвется полиэтилен, если продавить его пальцем.
   Марк дал отмашку, и добытчики вслед за ним покинули фильтр коридор. Тут же рассредоточились по свалке, стараясь сохранять дистанцию в десять метров. Уйдешь далеко -- в случае опасности не успеешь вернуться под крышу приюта. Как бы ни старались дети найти что-то ценное на свалке, они следили и друг за другом, чтобы увидеть знак, который подавали старшие по званию.
   Левицкий держал Бенджамина рядом с собой -- он будет их прикрытием на случай, если появится опасность. Отступая, бросят мальчика, отвлекая хищников. Майор не испытывал никакого удовольствия, поступая так, но голос долга в душе давно звучал громче других голосов. Сейчас долг говорил, что он должен пожертвовать больным ребенком ради других здоровых.
   Майор никогда не работал мусорщиком, только прикрывал их, но, попав в приют, быстро приобрел нужные навыки. Словно особый нюх появился. Чувствовал, куда надо пойти, чтобы найти дерево или металл -- два самых дорогих товара на ярмарке. Почти никогда не ошибался. Остальные ориентировались на Марка.
   Вот и сегодня: глянул на странную гору бумаги, пластика и фольги, и будто кто толкнул его. Он разгреб небольшое пространство и наткнулся на кусок металла. Боясь поверить удаче, стал расчищать дальше. Так и есть: в фильмах, которые он смотрел, это называли автомобилем. Здесь может быть много металла. Он дал знак остальным. К нему подошел старший лейтенант Армгрен и два сержанта. Марк жестом позвал еще двоих. Под его руководством они отодвинули от машины мусор, с помощью инструментов стали откручивать двери. Майор заинтересовался багажником: там обычно возили вещи. Конечно, машину, прежде чем оставить на свалке, должны были опустошить, но кто знает... Краска автомобиля почерневшая, будто машина горела, а в таких случаях вещи вытаскивают в последнюю очередь. Он потрогал багажник. Закрыт. Показал Теду, чтобы занялся им, а сам помог старшему сержанту Дубраве Ненадович снять дверь. Девушка пятнадцати лет хоть и выглядела хрупкой, но, как каждый добытчик, хорошо тренировалась. Она легко подхватила дверь, отложила ее в сторону. Позади раздался легкий щелчок -- Тед открыл багажник.
   Марк усмехнулся -- старые навыки не забываются. Тед пришел в приют семь лет назад. Пришел добровольно, а до этого тоже вскрывал квартиры. Левицкий подошел посмотреть, что хранилось под замком. Бенни тоже с любопытством заглянул туда. Интуиция и тут не подвела Марка: в багажнике лежал большой чемодан и несколько сумок. Левицкий, посматривая на небо, проверил сумки, Тед вскрыл чемодан. В сумках оказались металлические банки -- старые консервы. Вряд ли их можно использовать, придется отдать на переработку. Марк отставил их в сторону и заглянул в чемодан. Вот это удача: почти неношеные вещи. По крайней мере, нет дырок, не истлевшие. "Это продавать не будем: самим пригодится", -- тут же решил он. Армгрен и Ненадович принялись отвинчивать багажник, а майор махнул рукой -- позвал рядовых добытчиков: пусть набивают рюкзаки вещами. Сам пошел дальше. Под горой грязной бумаги цепким взглядом заметил деревянный предмет. Быстро откинул в сторону мусор. Бенджамин стоял рядом, потом наклонился, помог. Вот это находка: деревянная тумбочка. Не из опилок, как обычно, а из цельного дерева. Марк открыл ее. Внутри лежали пожелтевшие книги и исписанные бумаги. Тоже пригодятся.
   Возвращались они груженные под завязку. В рюкзак Левицкий положил стекло. Тумбочку, не разгружая, взял под мышку. Тед в одной руке нес дверь, а в другой -- чемодан с металлическими банками и бутылками. Другие добытчики, кто по одному, кто по двое, несли детали машины. Следующей партии они подскажут, куда идти, и те закончат разбирать машину. Сегодня все обошлось благополучно: хищники не появились, жизнь Бенни продлилась на один день. Через полчаса на свалку выйдет следующая группа во главе со старшим лейтенантом Аскестадом. Марк не будет передавать ему малыша. Он знал, что кроме него, пожалуй, только Тендхар сможет отдать Бенни на съедение хищникам, но Марк не хотел возлагать на кого-нибудь другого эту обязанность. Решение принял он, ему и выполнять придется. Он вернул Бенджамина мадам Байи. Старушка обняла малыша так, что он едва не задохнулся. Потом Бенни неуклюже обхватил за шею воспитательницу и погладил ее по голове. Левицкий вернулся к сяньшеню Дэну -- там добытчики складывали вещи, принесенные со свалки.
   Майор сел напротив старика и наблюдал, как тот сортирует все по разным кучкам: что-то отнесут в город на ярмарку, что-то оставят себе, что-то попытаются привести в порядок. И тут Барбара, одна из рядовых добытчиков, выложила на стол пистолет. Майор не поверил глазам. Это не длинноствольный парализатор, что выдавали полицейским, и не Укус охотников. Какое-то более древнее оружие и в то же время... новое, потому что показывали его частенько в фантастических фильмах по ночам. Кроме того, пистолет очень походил на тот, из которого убили Лизу и пытались убить его... Рукоять удобно ложилась в ладонь, указательный палец уютно чувствовал себя на небольшом крючке. Марк посмотрел на сяньшеня:
   -- Неужели действительно пистолет?
   Вместо ответа тот протянул руку и тоже повертел в руках необычный предмет, заглянул в отверстие.
   -- Трудно сказать. Но очень похоже, -- вынес вердикт он. -- Ствол, правда, слишком короткий и... чем он стреляет? -- старик повернулся к девочке. -- Ты где это нашла?
   -- В чемодане на самом дне.
   -- Больше ничего не было?
   -- Коробка вот с такими металлическими штучками, -- она поискала на столе среди остальных принесенных ею вещей, достала картонную коробку.
   Марк высыпал содержимое: металлические цилиндрики, чуть сужающиеся с одного конца и плоские с другого, рассыпались по столу. Если верить фантастическим фильмам, именно так выглядели патроны для оружия, которое они нашли.
   -- А что? -- сяньшень поднял один из них и рассмотрел. -- Вполне может быть, что этим можно стрелять. Марк, если получится... Вы представляете, сколько еды можно за это выручить?
   -- Если получится, сяньшень, -- задумчиво сказал майор, -- я сначала попробую хищников пострелять.
   Поднимаясь в свою комнату, майор столкнулся с Кимом Адольфссоном. Тот нес в руках небольшую пластмассовую баночку: что-то купил для больной жены.
   -- Ходил в магазин? -- остановил его майор.
   -- Да, -- парень попытался проскользнуть дальше, но Левицкий снова спросил.
   -- Ким, я надеюсь, ты меня понял? Я не могу поступить иначе.
   Тот бросил взгляд на Марка, посмотрел на потолок. Кивнул.
   -- Понял, -- потом в упор глянул на майора. -- А ты можешь понять, каково это, когда нет надежды? Когда ничего не можешь сделать? Пытаешься -- и всюду бетонная стена...
   Марк не нашел четкий и правильный ответ быстро, и Адольфссон, отвернувшись, пошел дальше.
   -- Ким... -- позвал Левицкий.
   -- Только не надо говорить, что ты меня предупреждал, -- махнул тот, не глядя, и скрылся за поворотом.
   Майор постоял на лестнице, потом поднялся к себе. Сталкивался ли он с тем, что переживает сейчас Ким? И да, и нет...
   Он почувствовал неладное, как только свернул в центральное крыло, где находилась их квартира. Обычно по утрам здесь стояла мертвая тишина: взрослые уходили на работу, дети отправлялись в школу или детский сад. Марк помчался вдоль бетонных стен, мимо ряда белых дверей. Лиза сегодня оставалась дома с сыном. Марк хотел позвонить, но дверь оказалась открыта. Он шагнул внутрь и чуть не споткнулся о полицейского с перерезанным горлом. Кровь натекла лужицей на пол. Переступил через него, прошел дальше. Взгляд невольно направился на детскую. На ее пороге лежал еще один полицейский с неестественно вывернутой шеей. В маленьком коридоре были разбросаны вещи: детали наладонника, пластиковые куски от тумбочек и стульев. Рванулся в детскую -- пусто. Вздохнул свободнее: боялся найти труп сына. Тут же толкнул дверь спальни. Она не поддалась. Он нажал сильнее, просунул руку в приоткрывшуюся щель, потом заглянул внутрь. Дверь прижимал еще один труп. У полицейского в руке оружие, похожее на пистолет -- такие показывали в кино. Впервые Марк подумал, что это вовсе не полицейские, иначе бы они носили парализаторы. Наконец он смог отодвинуть мертвого и протиснуться внутрь, мельком взглянул на нож в области сердца.
   Лиза лежала на полу рядом с двуспальной кроватью. Темные волосы разметались по полу, смешались с кровью. Лицо порезано в нескольких местах, на белой блузке четыре багровых вмятины, будто кто-то проткнул ее толстым прутом. Блузка порвана, в разрез виден белый ажурный лифчик с кровавыми разводами. Брюки на узких бедрах тоже порезаны в нескольких местах.
   Марк склонился над ней, позвал:
   -- Лиза!
   Она открыла глаза, шевельнула губами. Он так и не понял, что она хотела сказать: то ли "прости", то ли "посмотри".
   -- Молчи, я сейчас, -- стал расстегивать ей блузку.
   Она снова попыталась заговорить, но он ничего не понимал, только приговаривал:
   -- Молчи, сейчас перевяжу тебя.
   Тогда она прошептала с хрипом:
   -- Сзади! -- на губах пузырилась кровь.
   Марк обернулся, и взгляд уперся в черное отверстие, потом раздался сухой щелчок. Грудь обожгло огнем, он задохнулся, беззвучно повалился на пол. Сознание померкло.
   Но откуда-то издалека, будто во сне, он все еще слышал голос. Мужчина говорил по рации:
   -- Она убила троих! Муж ее вернулся со смены, его тоже пришлось убить. Ничего не нашли. Кто? Сейчас поищу... Как его зовут? -- в комнатах слышались шаги, хруст сминаемого ногой пластика. -- Саша! Ты где, малыш? Все уже прошло, выходи! Саша! Ах, вот ты где прячешься?
   Детский плач, звук выстрелов, надрывный крик. Чей-то громкий приказ:
   -- Добивай и уходим. Полиция уже на подходе.
   Потом он потерял сознание.
   Майор закрыл лицо руками и постоял так немного у окна. Эти воспоминания приходили к нему иногда утром, иногда днем, иногда в ночных кошмарах. После этого ужасно хотелось напиться, поэтому Марк никогда не хранил в комнате спирт. Так недолго и в алкоголика превратиться, сталкивался он с таким. Опустился в кресло перед телевизором. Понимал ли он, что чувствует Ким?
   Он тогда тоже лежал совершенно беспомощный, даже пальцы на руках не шевелились. Слушал, как расстреливают его сына, и ничем не мог ему помочь. Но только это длилось несколько минут, а Ким уже год наблюдал, как угасала его жена. И все же Адольфссон знал, что так будет, когда выбрал ее. Марк ему объяснил. Раз знал, должен был приготовиться к этому. Смириться. Лейлани ничем не поможешь...
   Ким вошел в свою комнату. Перед свадьбой им предложили большой зал, похожий на тот, в котором спали мальчики, но они с Лейлани выбрали комнату, примыкавшую к залу, размером три метра на два. Кроме кровати и небольшой тумбочки, ничего не умещалось. Но им ничего и не требовалось. Они закрыли облупившуюся краску рисунками Лейлани -- портретами обитателей приюта. Самым большим оказался портрет Кима. Себя она никогда не рисовала. На окно повесили пестрые занавески из лоскутов ткани.
   Лейлани лежала на кровати у окна, но, как только вошел муж, села на постели.
   -- Уже освободился? -- белокурые волосы рассыпались по плечам. Лицо нежное и какое-то неземное: голубые глаза лучатся радостью, кожа белая и тонкая, кажется, даже прозрачная.
   -- Лежи, милая, -- Ким сел к ней на кровать. -- Ложись. Я для тебя сюрприз приготовил.
   -- Какой?
   -- Ляг и закрой глаза, -- Лейлани послушно опустилась на высокие подушки, с ласковым недоумением взирая на мужа. Потом, как он просил, опустила веки.
   -- А теперь открой рот, -- как только девушка послушалась, Ким быстро открыл пластмассовую баночку, которую держал в руках, и положил крохотную ягодку ей на язык.
   Лейлани изумленно открыла глаза:
   -- Что это?
   -- Сюрприз! -- тепло улыбнулся он.
   -- Клубника? Откуда ты взял? -- она с готовностью открыла рот, чтобы он положил еще несколько ягод.
   -- Купил, -- пожал он плечами. -- Ты еще не забыла, что я старший лейтенант?
   -- Спасибо, родной, -- Ким кинул ей в рот еще несколько ягод. -- Мне так стыдно...
   -- За что? -- удивился он.
   -- Ты заботишься обо мне, а я лежу, ничего не делаю. Ничем тебе не помогаю.
   -- Ты шутишь? -- он поцеловал ее руку.
   -- Ким...
   -- Что, солнышко?
   -- Ты ведь не о такой жене мечтал, Ким.
   Он выпрямился.
   -- А о какой? -- спросил он, прищурившись.
   -- Я не знаю. Наверно...
   -- Если не знаешь, не говори, пожалуйста, -- перебил он жену. -- Я ни о ком не мечтал, кроме тебя. Я ужасно благодарен тебе, за то что ты согласилась выйти за меня замуж. И за каждую минуту, пока ты со мной, благодарен. Давай не будем об этом, хорошо?
   Она покорно кивнула. Тут же скривилась от боли.
   -- Что? -- с тревогой спросил Ким. -- Больно? Сделать укол?
   -- Пока не надо, -- прошептала она. Накрыла ладонью его руку. -- Ким...
   -- Что, родная?
   -- Я такая эгоистка... знаешь, о чем я мечтаю? Чтобы ты весь день был со мной, никуда не уходил.
   -- Тогда я тоже эгоист, -- рассмеялся он и прилег с ней рядом на краешек постели. -- Потому что я тоже об этом мечтаю.
   -- Правда? -- почему-то удивилась она.
   -- Ага, -- подтвердил Ким.
   Они молчали, Ким чувствовал, что приступы боли снова и снова накатывают на нее. Она задерживала дыхание, сдерживая стон. "Это чтобы не огорчать меня. Сегодня же куплю побольше уколов, чтобы не экономила". В город его не пускали без визы, но он договорился с полицейскими из Токио, и ему приносили необходимое из магазина за небольшую плату.
   Ким судорожно сглотнул -- приступы повторялись чаще и чаще. Иногда он с ревностью думал: "А вот если бы у Эрика такое случилось, майор бы тоже отказал? Вряд ли бы отказал. Эрик -- любимчик". Киму казалось, что майор отдает предпочтение Жманцу. В детстве отчаянно хотелось, чтобы все изменилось, чтобы Левицкий с ним разговаривал так, как с Эриком, о нем так же заботился... Потом перенес всю силу любви на Лейлани и понял: сердцу не прикажешь. Ко всем майор относится просто как к подчиненным, а к Эрику -- как к сыну. Потому что любит. Так и он любит Лейлани, и никакие доводы рассудка не могут изменить это.
   -- Ким, -- позвала жена тихонько. Голос совсем ослаб. Зря он здесь лежит, давно бы уже еще раз в магазин сходил за лекарством. Он поднялся. -- Ты уже уходишь? -- обеспокоилась Лейлани.
   -- Куплю еще обезболивающее, чтобы ты не мучилась. А сейчас уколю то, что осталось.
   -- Может, не надо? -- робко возразила девушка, но он уже достал шприц из тумбочки. Откинул покрывало, очень ласково сдвинул платье вверх. Залюбовался стройными ногами. Немного помедлив, прикоснулся к ним губами.
   -- Ким, если хочешь... -- прошептала она.
   -- Потом, -- он нашел место, где еще не появилось шишек от инъекций. Осторожно ввел иглу.
   Снова заботливо укрыл жену.
   -- Спасибо, -- Лейлани схватила его за руку. -- Не уходи пока. Полежи со мной еще немножко.
   Он с готовностью лег рядом. Поцеловал ее щеку, но, кажется, лекарство еще не подействовало, Лейлани оставалась напряженной. Он с трудом уходил от жены. Иногда лежал вот так. Иногда стоял возле двери, всматриваясь в красивое бледное лицо. Дыхания почти не ощущалось. Страх вкрадывался в душу. Казалось, стоит ему уйти, и она истает, исчезнет, не оставив и следа. Снова вспомнил разговор с майором. "Хорошо хоть не выкинул Лейлани на свалку, как собирается выкинуть Бенджамина".
   Ким давно заметил, что все, кого он знал, жили какой-то мечтой. Майор мечтал устроить воспитанников в городе. Воспитанники мечтали поскорее жениться, а кто женился, мечтали скорее родить детей. А вот Ким мечтал вылечить Лейлани. Накопить еды и вызвать врача из Москвы -- там лучшие врачи пяти городов. Или даже ее отвезти туда. Пока мечта еще не угасала, она давала силы делать что-то для приюта: выходить на свалку, присматривать за классом добытчиков, который ему поручил майор. Если бы кто-то лишил его надежды, он бы... Он и сам не знал, что сделал бы, но понимал, что вся его жизнь сосредоточена на Лейлани.
   Девушка закашлялась. Ким тут же вскочил, подал бутылку воды. Лейлани светло улыбнулась, он помог ей приподняться.
   -- Родная, мне кажется, тебе лучше не работать пока. Я поговорю с сяньшенем Дэном...
   -- Нет, что ты, -- она отхлебнула глоток, -- я тогда совсем от тоски умру. Целый день лежать в комнате и ничего не делать.
   -- Лейлани...
   Она тихо засмеялась и, наклонившись, поцеловала его.
   -- Не надо хмуриться. Не надо слишком опекать меня. Все хорошо. Правда, я беспокоюсь... -- она прикусила губу.
   -- Что? -- подтолкнул ее Ким. -- О чем ты беспокоишься?
   -- Ким, я давно хотела поговорить, -- неуверенно начала она. -- Все не решалась, потому что Диана просила, чтобы я молчала. Но мне так жаль ее...
   Лейлани чаще общалась с Дианой -- женой Павла Тендхара. С тех пор как Диана забеременела, она часто навещала их комнату. Ким среди лейтенантов друзей не имел. Единственная, с кем он говорил по душам, была его жена, поэтому он знал лишь о тех проблемах, о которых лейтенанты сообщали на пятиминутке. Что же такое стряслось у Тендхара, что Лейлани так испереживалась?
   -- Я просто не знаю, что делать, -- она робко взглянула на мужа.
   -- Ты расскажи. Я что-нибудь придумаю, -- ободрил он девушку.
   -- Он бьет ее, -- обронила Лейлани и спрятала взгляд.
   Ким даже не понял сразу.
   -- Кто?
   -- Павел.
   -- Павел бьет Диану? -- не поверил Ким.
   -- Да. Давно. Почти с первых дней, как они поженились. Она плачет. Мы, собственно, так и подружились. Она плакала, а я ее утешала. И она просила никому ничего не говорить. Говорит, он хороший, просто ему трудно. Но она каждый день плачет. Я не могу слышать это. Может быть, можно как-то на него повлиять?
   Ким вскочил, несколько раз прошелся по комнате. Тендхары жили в соседней комнате справа. Немудрено, что Лейлани каждый день слышала всхлипы Дианы. В душе у него кипел гнев -- бить слабенькую девушку! А ведь она еще и беременна!
   -- Ким, -- испуганно зашептала Лейлани. -- Ты только успокойся! Надо что-то придумать, чтобы помочь ей. Только я не знаю что.
   -- Придумать? -- Ким снова сел на кровать. -- Я вот что придумал. Поговорю с Павлом, а если он не угомонится, сам побью его.
   -- Он такой большой, -- встревожилась Лейлани. -- Вдруг он тебя покалечит?
   -- Пусть попробует. Это еще майор не знает. Он бы его убил.
   -- Тогда майору нельзя говорить... Ким, я боюсь, чтобы хуже не было.
   -- Лейлани, я не вижу другого выхода. Если мы будем молчать, мы Диане не поможем.
   -- Наверно, ты прав. Значит, поговоришь с Павлом?
   -- Обязательно.
   -- Сегодня?
   -- Сегодня. А ты ни о чем не переживай. Сейчас куплю тебе лекарства. Можешь их не экономить. Поняла?
   -- Да, -- она улыбнулась.
   -- Все, жди меня, -- он поцеловал ее на прощание.
   Как только дверь за ним закрылась, Лейлани перестала улыбаться. Глотнула еще раз из бутылки. Поперхнулась, пролила воду. Быстро промокнула себя салфеткой, которую Ким заботливо оставил рядом. Закрыв бутылку, упала на постель. Полежала так, тяжело дыша.
   Сердце давила тоска. Она устала бороться с болезнью, часто мечтала о смерти. Единственный, кто ее держал здесь, был Ким. В каком-то смысле, когда неизлечимо больных выбрасывали на свалку, к ним проявляли милосердие. Лучше быстро умереть, чем так мучиться.
   Лейлани собралась с силами и встала. Еще один рывок в очиститель. Потом она достала из тумбочки небольшую картину из цветного пластика. Сяньшень считал, что ее можно будет дорого продать. Кусочек за кусочком выкладывала она зеленый пятнистый ковер. На нем розовый пухленький ребенок в одних трусиках играет с кубиками. Стена за ним голубая. Когда она размышляла, как украсить стену, в памяти всплыло ее свадебное платье в желтый горошек. Решила выложить три желтых круга на голубом фоне. Желтого пластика хватило лишь на два круга, но получилось красиво.
   Дома, в Париже, на полу лежал зеленый ковер с длинным ворсом, она играла на нем в кубики. Это почти единственное воспоминание, которое сохранилось из детства. У Лейлани в голове будто кто-то стер отдельные события, поэтому осталась такая же мозаика: сначала зеленый ковер и кубики, потом злой майор в спортзале, потом нежные губы Кима: "Скажи "да", пожалуйста, скажи..." Потом свадьба...
   Если пыталась вспомнить еще что-то, начинала болеть голова и щемить сердце. Она замерла, перевела дыхание. Тут же настороженно прислушалась. Нет, она не ошиблась -- Диана снова плакала.

Понедельник. Лондон

   После обеда Ева вместе с Беатой отправились в магазин за новым платьем, а Йорген убрал со стола и помог Доминике сделать уроки. Когда вернулась Ева, Беата продемонстрировала новое платье. Следом это же платье захотела померить Доминика. Девочкам так понравилось внимание родителей, что они устроили показ мод: надевали одежду родителей, придумывали новые платья из покрывал и простыней. Наконец, успокоившись, всей семьей смотрели телевизор. После рекламы девочки начали дружно просить колбасу, и он, смирившись, пообещал ее -- надо же как-то отпраздновать окончание учебного года.
   Время летело незаметно. С приближением ночи Йоргену все труднее становилось играть беззаботного отца семейства. Сознание невольно готовилось к предстоящему "путешествию". В такие минуты разум становился холодным и ясным, а сам он замирал, уставясь в одну точку. Ева тут же начинала тормошить:
   -- Что с тобой?
   Он устало смотрел, будто сквозь нее. Потом отшучивался или задавал какой-нибудь глупый вопрос. Ему ужасно хотелось, чтобы его оставили в покое, но жена не проявляла присущей ей тактичности.
   -- Извини, я то ли устал, то ли заболел, -- ответил он. -- Что-то ни до чего нет дела.
   -- Ага! -- произнесла она с притворным злорадством. -- А кто-то ко мне приставал еще в обед.
   -- Извини, -- еще раз покаялся он и поцеловал ее в висок.
   -- Иди спать, -- предложила Ева.
   -- Ты иди, я пока еще немного посмотрю телевизор.
   -- Тогда я с тобой! -- она прислонилась к его боку.
   Поняв, что одного его не оставят, через полчаса Йорген все-таки лег в постель. Но жена будто караулила. Стоило пошевелиться, как она тут же поднимала голову:
   -- Тебе плохо? Может, принести что-нибудь?
   -- Нет-нет. Спи, -- успокаивал он Еву.
   Через полчаса все повторялось. Драгоценные минуты уходили. Ему следовало быть на ярмарке в три часа. Но он не мог, как обычно, выйти за пять минут до назначенного срока. Кто знает, какие неприятности ждут его в дороге. Значит, выйти надо около полуночи. Наконец он решительно встал. Ева тут же села на кровати.
   -- Ты куда?
   -- Никуда, малышка. Пойду попью воды. Я тебе не даю спать, да?
   -- Я просто за тебя переживаю.
   -- Не переживай, милая. Спи. Утром все будет в порядке.
   Он пошел на кухню. Постоял там, слушая, не идет ли за ним Ева. Потом осторожно прокрался в спальню к девочкам, достал костюм. Он не мог ждать. Ему непременно надо выйти сейчас из дома. А Ева... Еве что-нибудь объяснит потом.
   В очистителе Йорген надел шпионский костюм и пояс со всем необходимым, натянул на лицо маску, за ухо пристроил усилитель звука, а очки тепловизоры сдвинул на лоб. Выждал еще мгновение и бесшумно покинул квартиру. В коридоре еще постоял, мысленно обратился к Еве: "Прости". Опустил на глаза очки-тепловизоры и направился к лестнице.
   Ночью на дежурстве находилось семьдесят полицейских, и сорок из них сосредоточились на плюсовых этажах. Шанс встретиться с ними один к двум, при условии, что все они находятся на лестнице, а не патрулируют этажи. В любом случае, чем быстрее он спустится вниз, тем лучше. Йорген, мягко ступая, сбегал по ступенькам. Слушал темноту, бежал дальше. Если кто-то его заметит, поднимут тревогу, начнется облава.
   Он преодолел пять этажей, когда на лестничной площадке внизу услышал шорох и остановился. Нет, он не ошибся -- внизу кто-то стоял. Может, какой-нибудь полуночник или беспризорник? Не дыша, Йорген преодолел еще несколько ступеней. На лестничной площадке дежурил полицейский: у него периодически мигала рация. Что делать? Он решил подождать немного. Не может же этот парень всю ночь простоять здесь. Главное, чтобы его не заметил. Йорген стал медленно отступать. И тут под ногой хрустнуло что-то. Полицейский сразу встрепенулся:
   -- Кто здесь? -- крикнул он, доставая парализатор. Тут же стал подниматься по лестнице. Йоргену пришлось отступать быстрее -- у парня такие же очки, как у него, он без труда различит человека в темноте. Но он не успел скрыться, его догнал голос:
   -- Стой, стрелять буду!
   Йорген свернул в коридор и услышал, как щелкнула кнопка: полицейский достал рацию. А вот этого допускать нельзя. Стараясь не думать о том, что, вполне возможно, не раз сталкивался с парнем, который сейчас выполняет долг, он вынырнул из-за угла и, сориентировавшись по звуку, метнул нож. Навыки не подвели -- нож вонзился чуть ниже кадыка. Полицейский захрипел и с грохотом упал на пол. Рация с тихим треском отлетела в сторону. Йорген быстро вытащил нож из тела, вытер его об одежду полицейского. Нашел рацию. Парень еще не успел нажать вызов -- это к лучшему. Теперь главное, чтобы его не сразу хватились. Он быстро оттащил труп с лестницы. Рацию брать не стал, положил на труп -- на ней маячок.
   Он опять помчался вниз. На четвертом этаже снова заметил движение. Прижался к стене. Но на этот раз ему повезло -- полицейский свернул с лестницы на этаж, дав ему одну минуту, чтобы проскользнуть вниз.
   Оказавшись на этаже -1, Йорген свернул в левое крыло -- там находился тоннель, соединявший Лондон с ярмаркой. В комендантский час дверь в тоннель закрывали. Подойдя к ней, он сдвинул очки на лоб, включил фонарик. Ярмарка закрыта, ему придется взломать замок.
   Он встал на колени, осмотрел скважину. Раньше здесь стоял электронный замок, а теперь поставили механический. Почему? Посчитали, что ничего страшного, если кто-то покинет город ночью? Но, как бы там ни было, для него это сэкономит время. Хорошо, что здесь не сделали систему допуска, как в пентхаус мэра: отпечатки пальцев, сетчатка глаза и тому подобное, а то неизвестно, сколько бы он провозился здесь. Он достал отмычки из кармашка на спине, выбрал подходящую, вставил ее в отверстие замка. Немного повозившись, нащупал нужный рычажок. Чуть нажал на него и...
   ...Оглушительная сирена обрушилась на него со всех сторон.

Ночь с понедельника на вторник. Приют

   Свидание в подвале обычное дело. В приемнике всегда горит свет. Дежурных можно отправить спать, а самим устроиться на скамеечке. Поболтать или...
   Славик Зверев закинул ногу на ногу. Об "или" думать нельзя, сразу становится неудобно сидеть. А Александра... Она вряд ли войдет в его положение. По крайней мере, не сегодня. Да и придет ли? Уверенность, которая появилась утром, исчезла вместе с дневным светом. Минуты проходили за минутами. Он взглянул на запястье. Электронные часы показывали 12.05. В приюте такие, как и форма, полагались только старшим лейтенантам. Не придет. Он устало прислонился к стене. Закрыл глаза.
   -- Эх ты, кавалер! -- он вздрогнул от ее голоса и вскочил. -- Приглашает на свидание, а сам спит. Может, мне уйти? -- Александра стояла на пороге приемника.
   -- Привет! -- только и вымолвил он.
   -- Здоровались уже... -- нахмурилась девушка и, не дожидаясь приглашения, прошла в приемник, села рядом на скамейку.
   Такое начало выбило из колеи. Он не знал, что сказать. Повисла напряженная тишина.
   -- Близнецы родились, -- пошутил Славик, искоса посматривая на красивый профиль.
   -- Хочешь сказать, пруха кому-то? -- губы девушки скривились. -- Везня... Разве может кому-то вообще в этом мире везти? Зачем это все?
   -- Что все? -- Зверев заметил, что Александра на взводе. Она и говорила как-то с надрывом, будто обидел ее кто-то. Что ж... Главное, она пришла. Пришла, чтобы рассказать обо всем. Значит, он выслушает. -- Ты о чем, Алекс? -- мягко поинтересовался он.
   Девушка взлохматила короткие темные волосы, устало прислонилась к стене.
   -- Вот эта жизнь зачем? -- пояснила она устало. -- Смотри: ты скоро женишься. Родит тебе жена двоих ребятишек. Пусть даже пруха тебе будет -- близнецов родит. Получишь квартиру в городе. Станешь мусорщиком. Или даже охотником. Но в один прекрасный день тебя убьют или ранят тяжело. И что тогда станет с твоей семьей? Где тогда будет твое везение?
   -- Алекс, -- он изумленно уставился на нее. -- Ты говоришь о том, что может произойти, и из-за этого не хочешь жить? Ты еще о правнуках подумай!
   -- А хоть и о правнуках, -- она понуро опустила голову. -- Я знала, что ты не поймешь, -- девушка тяжело вздохнула. -- Я действительно иногда думаю о правнуках. Для чего они будут жить? Кому нужна такая жизнь? Они не увидят ничего лучшего, чем видели мы: муштру, свалку, синтетическую еду, снова муштру... Что в нашей жизни можно назвать везением? Да не только в нашей. В любой. И у них будет так же...
   -- А что ты предлагаешь: от голода сдохнуть или к хищникам в пасть? Это выход, по-твоему?
   Александра упорно отводила глаза, а Славик пристальней всматривался в эту, казавшуюся несгибаемой девушку. Оказалось, она вовсе не такая сильная, как делает вид.
   -- Почему нет? -- она пожала плечами. -- Почему ты считаешь, что жить лучше, чем не жить? Мне порой так тошно, что и вправду думаешь...
   -- Алекс, ты серьезно? -- он всматривался в ее лицо с тревогой.
   Она вымученно улыбнулась и отвернулась от испытующего взгляда.
   -- Тебя никогда не интересовало, как мы оказались на этой свалке? -- продолжала расспрашивать она.
   -- Ну, как же... -- Славик окончательно растерялся. -- Мы ведь изучаем на духовных уроках...
   -- "В начале сотворил Бог свалку"? -- зло рассмеялась Александра. -- Ты в это веришь?
   -- Если честно, никогда не задумывался. Некогда было. Да и как-то... все равно. Главное, мы уже здесь...
   -- Как может быть все равно? -- изумилась Александра. -- Разве ты никогда не хотел выбраться отсюда?
   -- Нет, -- покачал головой Зверев. -- Разве это возможно?
   -- А легенды об Историке?
   -- О том, что когда-то жил человек, который точно знал, как люди оказались на свалке и как отсюда выбраться? Он же еретик, -- хмыкнул парень.
   -- И что? А ведь как живучи легенды! Что если кому-то очень надо, чтобы мы не верили в Историка, не искали его записи.
   -- Если бы записи существовали, они бы давно уже нашлись. Мне кажется, лучше жить в реальности, чем несбыточной мечтой. Что тебе дала эта легенда об Историке? По-моему, только желание умереть.
   -- Извини, -- Александра немного успокоилась. -- Наверно, ты прав... -- она еще раз взлохматила волосы, принужденно рассмеялась. -- Я испортила тебе свидание. Только зашла и вывалила на тебя все, что накопилось. Не ту ты девушку выбрал...
   -- Зачем ты извиняешься? Разве можно такое в себе носить? Ты майору говорила о том, что чувствуешь?
   -- Кому?! -- она вскинула голову, натянулась как струна. К ней тут же возвратилась язвительность. Она с такой интонацией произнесла единственное слово, что Славик смутился.
   -- Ты его не любишь?
   -- Он что, жених, чтобы его любить? Он господин -- мы рабы. Приказы не обсуждаются. Начальник всегда прав. А мадам Байи знаешь, что он сказал, когда Бенни забирал на свалку? "Я, -- говорит, -- бог. И вы в моей власти".
   -- И что, вы с мадам Байи это всерьез приняли? -- рассмеялся Зверев. -- Да он просто других слов не может найти, чтобы с нашей мадам разговаривать! -- он опустил голову, задумался. -- Не знаю... Мы всегда к майору. Он что-то такое скажет... что нужно услышать именно сейчас.
   Александра хмыкнула:
   -- Что-то правильное, да? А я не хочу ничего правильного слышать. Он весь такой правильный до тошноты. Железный, несгибаемый. Точно знает, что нужно делать. И для других правильные ответы наготове. Только с собой не знает, что делать. Как хищник, нашими жизнями живет.
   -- Что ты такое говоришь?
   -- А разве нет? Что бы он делал без этого приюта? Неужели ты не понимаешь: он, как кусок свежего дерьма, абсолютно ни на что не годится. Только командовать. Ни одному городу не нужен. Его бы хищникам скормили, если бы он здесь не спрятался. Будешь опять его защищать?
   -- Буду, -- упрямо проговорил Славик. -- Я, может, не смогу так образно, как ты... Но без майора мы бы пропали. Он научил нас выживать. Дал нам смысл жизни. Дал надежду. И чувствуешь себя... Надежно чувствуешь. Что он не бросит. Прикроет.
   -- Это потому, что он не обещал тебя скормить хищникам.
   -- Как не обещал? -- Славик широко улыбнулся. -- Да у него это любимое ругательство! Ты просто здесь два года, а вот если бы с самого начала...
   -- Мне и двух лет хватило! Больных детей к хищникам. Провинился -- к хищникам!
   -- А в городах не так? -- Славик заметил, как она сникла. -- Знаешь, легко быть добреньким, как миссис Хиггинс или мадам Байи. Их накормят, напоят, на свалку зарабатывать на жизнь не выгонят. Поэтому можно всех жалеть и ругать майора. А ему каждый день приходится выбирать между тобой и этим дауном. Скормит хищникам тебя -- еще десять человек останутся голодными. Скормит его -- еще одного накормит. Такова жизнь.
   -- Да ради чего? -- у нее блеснули слезы. -- Зачем такая жизнь? Я об этом и спрашивала тебя с самого начала. Объясни мне, если знаешь!
   -- Я не знаю, -- он сник. -- Да и кто может знать? Но раз живем, значит, надо, -- он вновь посмотрел на Александру, голос теперь звучал уверенней. -- Если живем, значит, надо до конца. Сколько отмеряно. И разве все так плохо? Я был у Эрика, когда родился первенец. Видела бы ты его лицо! Вот ради этого -- подержать сына на руках -- стоило промучиться двадцать лет.
   -- И потерять его, как майор свою семью, -- тут же саркастически вставила девушка.
   -- А может, и нет. Может, обойдется. Если бы все погибали, города бы вымерли. А они стоят. И мы тоже. Растем. Свадьбы играем. Первый выпуск на носу. Прорвемся, Алекс, -- он осторожно накрыл ее руку своей ладонью.
   Она задумчиво посмотрела на его руку и неожиданно попросила:
   -- Поцелуй меня...
   Славик задержал дыхание. Потом медленно наклонился к ее губам. Нежно коснулся их. Тут же руками обхватил ее затылок, но она вывернулась и вскочила.
   -- Не надо!
   -- Алекс...
   -- Я пойду.
   -- Подожди, -- он поднялся, попытался взять ее руку, но она отскочила. -- Прости, я не буду!
   -- Я виновата. Ты молодой парень, нельзя тебя дразнить. Но я не могу так сразу. Прости... Я пойду.
   -- Пожалуйста... я не хотел тебя обидеть. Останься! -- он смотрел умоляюще.
   -- Славик, ты мне очень помог сегодня. Выслушал. Спасибо. Знаешь, я на мгновение даже почувствовала ту же уверенность, что и ты. Ты мне нравишься. Всегда нравился... Но я не могу ничего обещать.
   -- Даже таких разговоров в приемнике?
   -- О! этого сколько угодно, -- улыбнулась она.
   -- А больше мне ничего не нужно.
   -- Совсем-совсем ничего? -- недоверчиво прищурилась она.
   -- Я имею в виду, что не буду торопить тебя, -- смутился он. -- Согласен ждать, сколько скажешь. Только приходи.
   -- Ты необыкновенный парень, -- покачала она головой.
   -- Я просто люблю тебя.
   -- Славик...
   -- Правда люблю, -- и, не давая ей возразить, тут же спросил. -- Придешь завтра?
   -- Подумаю, -- лукаво стрельнула она глазами.
   -- Александра... -- укоризненно произнес он.
   -- Приду. Ну... пока.
   -- Александра... -- снова позвал он.
   -- Что?
   -- Спасибо за все.
   Девушка лишь хмыкнула и пожала плечами. Когда она ушла, Славик еще посидел, прислонившись к стене. Чудесный вечер. Он даже предположить не мог, что все пройдет так. И губы у нее...
   "Будет моей, -- радостно твердил он про себя. -- Не сегодня, так завтра. Через месяц. Через три. Все равно будет моей".

Ночь с понедельника на вторник. Лондон

   Сигнализация застала Йоргена врасплох. Через три минуты наряд с минус третьего этажа поднимется сюда. Дверь он открыть не успеет. Любая из лестниц для отступления отпадает -- их первыми перекроют и сверху, и снизу. Заодно обнаружат пропажу одного полицейского. Что остается?
   Взгляд лихорадочно скользил вокруг вслед за слабым лучом фонарика.
   Слева и справа -- стены. Наверху под потолком трубы. Та, что справа, уходит в коридор, ведущий к лифтам и лестницам. Это труба вентиляции. Идеальное место для временного укрытия -- она достаточно широка. Вот только за две минуты туда не заберешься. Слева -- три круглые трубы электроснабжения, диаметром сантиметров двадцать каждая. Внутри них множество кабелей. Там, где он стоит, они плотно прилегают к потолку, а вот на пятачке между лифтами остается небольшой зазор, в котором можно попытаться укрыться. Рискованно, но это единственный шанс.
   Он разбежался, подпрыгнул. Пальцы едва не соскользнули с гладкой обмотки. Невероятным усилием он подтянулся чуть выше, чтобы прочнее обхватить трубу. Почувствовав себя увереннее, закинул ногу и буквально втиснул себя в узкое пространство. Выключил фонарик, надвинул тепловизоры, а в следующее мгновение топот множества ног возвестил, что полицейские добрались до места.
   Йорген лежал, зажатый как в тисках, повернув голову на бок. В поле зрения светилось красным около десяти фигур. В руках что-то сжимают -- наверняка длинноствольные парализаторы на изготовке. Где-то по три-четыре человека с лестницы выскочило. Значит, всего человек пятнадцать-двадцать. Хорошо, что в таких случаях появляется полиция, а не ребята из контрразведки. Эти шумели, как токарные станки, заглушая рвущееся из груди тяжелое дыхание Йоргена. А те появились бы бесшумно, как тени, и моментально бы его вычислили.
   Он не мог следить за действиями всех полицейских, но, судя по коротким репликам, наверх глянуть они не догадались. Наверняка ожидали встретить здесь беспризорника, а в таком случае осматривать потолки ни к чему: ни одному ребенку на трубы не забраться.
   -- Капитан Сингх, -- слабое шипение подсказало, что кто-то отчитывался по рации, -- у дверей ярмарки никого нет, двери закрыты, -- пауза. Что сказал капитан, Йорген не расслышал, зато громко прозвучало четкое: -- Есть! -- тут же раздались команды. -- Рядовые Адельгейм, Ведерников, Трамп, Зозуля, Кейпшоу остаются у выходов на лестницы. Рядовой Юзефович, обыскать центральное крыло, рядовой Нзимби, обыскать правое крыло. Остальные за мной, посмотрим, что творится в тоннеле. Может, оттуда была попытка проникновения.
   Снова топот ног. Потом шутливые переругивания:
   -- Как всегда! Чуть что -- сразу Ведерников. Я, может, тоже в тоннель хочу.
   -- Чуть что сразу Трамп, -- возразили ему от другой лестницы. -- Как будто только Нзимби и Юзефович обыскивать умеют.
   -- Потише, -- вступил третий, -- Давно в рыло не получал? Три месяца служишь, а на ветеранов наезжаешь.
   -- Ветераны, -- процедил негромко Трамп. Видимо, он не хотел быть услышанным. -- Три года в полиции -- уже ветераны... Ладно бы хоть ефрейторы какие захудалые были.
   -- В следующем году будут тебе ефрейторы. Ефрейторы, между прочим, фингалы точнее ставят, -- из темноты хихикнули. -- Художественнее!
   Трамп только пробурчал что-то под нос.
   А возле лестницы-то оставили восемнадцатилетних новобранцев. Может, еще и обойдется...
   -- Блин, что за несправедливость! -- это снова Ведерников. -- Ведь чуть-чуть не дотянул до нормы охотника. Инструктор, зараза, даже за еду не согласился пяток отжиманий накинуть. А теперь прыгай по ночам за бесами.
   Бесы -- это беспризорники. Правильно он угадал, не ожидали они ничего серьезного.
   -- Дурак ты, -- снова раздался ехидный голос из темноты. -- Я специально не старался. Чё там у охотников? На два ящика еды зарплата больше? Зато тут люди до старости доживают, а у них что ни месяц, то похороны.
   -- Ага, до старости! -- заспорил Трамп. -- Мы тоже за неделю сержанта, ефрейтора и двух рядовых похоронили, забыл? Вот сейчас встретится еще один такой Лифтер лейтенанту -- и каюк.
   -- Да ладно! -- перебил Ведерников. -- Их там толпа целая. Скорее Нзимби или Юзефовича порежут.
   -- Типун тебе на язык, -- это уже четвертый от самой дальней лестницы.
   -- А я все равно хочу быть охотником, -- продолжил, Ведерников тише. -- Всю жизнь мечтал...
   Что же делать дальше? Можно подождать, пока все утихнет и полицейские уберутся на этаж -3. Только вот тогда сигнализацию снова включат, и неизвестно, сможет ли он с ней справиться, чтобы на ярмарку попасть. А сейчас двери в тоннель открыты. Попытаться туда проскользнуть? Если получится -- в тоннеле есть ответвления. Они хоть и тоже закрыты на замок, но уж там сигнализации точно нет. Кому нужны эти тупики? Их закрывают на всякий случай. Такую дверь он вскроет в пять секунд и переждет за ней, пока все уберутся. Наряд уже по пути все выходы проверил, полицейские убедились, что никто там не спрятался. На обратном пути сразу отправятся в город. Правда, тогда двери ярмарки закроют, и он застрянет в тоннеле. Но, по крайней мере, половину дела он сделает, а вторую половину -- как попасть обратно в город -- он будет решать позже. На данный момент это лучший вариант. Он снова скосил глаза вниз.
   Ближе к нему Ведерников, он расслаблено прислонился к стене. Йорген мог бы убить его на счет раз. Но убить -- значит, привлечь к себе внимание. А ему надо по-тихому проскользнуть, пока они внимательно не приглядываются.
   Мысленно он уже составил в голове два плана, лучший и худший. Худший -- зарезать Ведерникова, забрать у него парализатор, обездвижить остальных. Оружие полицейских убивает, только если очень точно попадешь в солнечное сплетение, -- тогда останавливается и сердцебиение, и дыхание. При попадании в голову человек теряет сознание, в остальных случаях лишь обездвиживает какую-то часть тела в зависимости от установленной мощности на срок от одного часа до суток. В общем, пока он справится с этой пятеркой, поднимется шум, набегут еще полицейские, придется обездвижить или убить и их. А дальше... о том, что будет дальше, не хотелось даже думать. Если он и справится, обратной дороги не будет, придется просить убежища на родине, в Нью-Йорке. Еву и дочек он потеряет навсегда. Черт бы побрал этого Депрерадовича -- не сдох, сволочь, до сих пор. Лизы нет, а он живой. Наверно, повышение в звании получил...
   Йорген остановил себя. Сосредоточился и начал обратный отсчет: десять, девять, восемь... Ему бы только нырнуть в коридор в левом крыле, и тогда полицейские, охраняющие лестницы, его уже не увидят. Четыре, три, два... Трамп стал рассказывать анекдот. Как же ты кстати, мальчик... Ноль!
   Дождавшись взрыва смеха, Йорген выскользнул из-за труб и мягко спрыгнул вниз. Гладкий костюм не зашуршал. Два шага -- и он в левом крыле, невидимый для всех.
   -- Кто здесь? -- окликнул Ведерников.
   "Ну и нюх у парня. Хорошим был бы охотником", -- ладонь сжимает нож.
   -- Ты чего? -- настораживается Трамп.
   -- Да вроде кто-то спрыгнул сверху и в левое крыло нырнул, -- объясняет парень.
   -- Показалось... -- лениво отзываются в ответ.
   -- Надо проверить, -- настаивает Ведерников.
   Йорген слушает его шаги, прижавшись к стене. Один, второй... Сейчас он покажется в проходе...
   -- Ведерников, стоял бы ты лучше на месте. Сейчас бес проскочит на лестнице, и не то что охотником не будешь -- из полиции вылетишь.
   Парень остановился, не сделав третьего, рокового шага.
   -- Мне кажется, надо проверить... -- голос звучит уже не так уверенно.
   -- Нзимби вызови. Ему поручили -- вот пусть и проверяет. Он у нас, как хищник, -- действует быстро. Наверняка свою работу уже закончил.
   Йорген услышал, как Ведерников потопал обратно к лестнице. Опустил руку, проглотил комок в горле. Обошлось. Он бесшумно направился к открытым дверям тоннеля. За спиной опять разговаривали по рации:
   -- Рядовой Нзимби, кто-то проскользнул в левое крыло...
   Йорген вошел в тоннель. Впереди маячили бледно-красные фигуры. Наверняка уже возвращаются, а значит, тоже могут его заметить. Хорошо хоть тепловизоры не настроены по принципу "свой-чужой". Фигура и фигура, мало ли кто в тоннель заглянул. Он подбежал к ближайшей двери. Навыки не подвели -- через три секунды он скрылся в боковом проходе. На всякий случай ушел глубже -- вдруг все-таки решат проверить. Снова замер, прислушиваясь, потом включил усилитель звука, спустил в ухо проводок.
   -- Рядовой Нзимби, что вы здесь делаете? -- различил он далекий голос.
   -- Господин лейтенант, разрешите доложить. Правое крыло по вашему приказанию проверено, никто не обнаружен. Рядовой Ведерников заметил, как кто-то проник в левое крыло. Я пошел вам навстречу.
   -- Откуда же он проник, если лестницы перекрыты, а правое и центральное крыло проверял ты и рядовой Юзефович?
   -- Не знаю, господин лейтенант, -- растерянно ответил невидимый Нзимби. -- Я просто решил не оставлять без внимания донесение Ведерникова.
   "Обошлось", -- выдохнул Йорген. Голоса приближались. Еще несколько минут, и полицейские пройдут мимо.
   -- Господин лейтенант, -- вступил другой, -- а мне ведь тоже показалось, кто-то мелькнул у дверей. И у левой стены исчез. Прям как призрак, я уж думал, в глазах мельтешит. Но раз Ведерников тоже что-то заметил, давайте проверим. Вот в этом тоннеле, наверно, и спрятался гад.
   Они разговаривали у "его" двери.
   -- Ладно. Оружие наизготовку.
   Легкий шорох -- открыли дверь в тоннель. Да что же это за невезуха такая?
   -- Видите, господин лейтенант? Когда мы на ярмарку шли, здесь закрыто было. А теперь открыто. Точно сюда проскользнул бес какой-нибудь.
   -- Понял уже. Рот закрой.
   Йорген неслышно отступал вглубь. Пусть попробуют его поймать: по этим тоннелям можно всю жизнь бродить. Они длинные, и хрен хоть кто-то знает, где они заканчиваются. Тут сплошные ответвления. Эта же мысль пришла в голову и рядовому Нзимби.
   -- Думаете, этот бесенок будет нас ждать? Уйдет глубже. Мы тут целый год можем за ним гоняться.
   -- Вот и надо его загнать так, чтобы обратной дороги не нашел, -- разозлился лейтенант.
   И тут жизнь решила устроить Йоргену еще одну подлянку: под ногой что-то противно хрустнуло, лодыжка подвернулась, и он упал на стену. Древняя кладка с шумом стала осыпаться.
   "Если не везет, то надолго", -- стиснул он зубы, чтобы не выматериться от боли в ноге.
   -- Выходи по-хорошему, -- крикнули ему из темноты. -- Поймаем, ведь на куски порвем, никакая сестренка не отмажет!
   "Или к хищникам выкинете... -- устало подумал он и, покрутив ногой, осторожно пошел дальше, -- Причем здесь сестренка? Новый сленг у них, что ли?"

Ночь с понедельника на вторник. Приют

   Единственная женщина в команде охотников была и агрессивно-сексуальной, и неприступной, как город для хищников. Казалось, ей нравилось играть с парнями. Охотники хотели и ненавидели ее. Марк не стал исключением. Хотя ненависть появилась не сразу. Сначала только презрение, какое испытывает каждый сильный по отношению к навязанному ему слабому. Лиза и Йорген стали охотниками почти одновременно с Марком, только до этого они работали мусорщиками, а он служил в полиции. Левицкий прослужил три месяца, когда в один день погибло сразу два охотника. Восемнадцать парней собрались в тренажерном зале, чтобы познакомиться с новыми членами команды, лишь недавно сдавшими тест.
   Сначала появился Йорген -- обаятельный, смешливый парень. За ним -- Лиза: красивые бедра затянуты в черную блестящую юбку, серебристая блузка расстегнута на пару пуговиц, так что почти видна грудь. На это охотники обратили внимание в первую очередь. И только потом на правильные черты лица, пухлые губы с ярко-красной губной помадой и длинные каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Марк хмыкнул: "Зачем таких берут? Вместо мусорщиков будем еще одну задницу прикрывать".
   Так думал не он один, потому что тут же посыпались подколы от ветеранов:
   -- Какая девочка! -- притворно задыхаясь от волнения, проблеял младший лейтенант Ньюманн. -- Прости за любопытство, а жить ты тоже в нашем общежитии будешь?
   Лиза медленно перевела на него взгляд, улыбнулась, приподняв верхнюю губу. Все полюбовались ее ровными белыми зубами. Красиво поманила пальчиком Ньюманна.
   -- Иди сюда. Только тебе, малыш, я скажу на ушко, где я ночую, -- ничего не подозревающий младший лейтенант приблизился, и она молниеносным ударом врезала ему в челюсть, так что он отлетел на руки товарищей.
   -- С...! -- заорал он в бешенстве, вытирая сочащуюся из губы кровь. -- Я тебя убью!
   Товарищи благоразумно придерживали его, уговаривая одуматься. Вместе с тем делали знаки Лизе, чтобы она ушла потихоньку. Рядовой Бреквел вскинула подбородок:
   -- Попробуй!
   Тут уже охотники решили, что наглую девку надо проучить. По морде она мужику съездила, так он не ожидал. Но в честном бою девушка не может справиться с парнем. Ньюманна отпустили.
   Он в одно мгновение подлетел к Лизе, размахнулся, чтобы ударить ее в лицо. Все ждали, что сейчас девка отлетит к стене так же, как младший лейтенант и конфликт будет исчерпан. Но она сделала шаг назад, чуть повернувшись спиной к Ньюманну, кулак просвистел мимо предплечья. Марк заметил, что плечом она изменила траекторию движения руки противника, тут же замахнулась ребром левой ладони -- вроде бы хотела по шее Ньюманну дать. И, конечно, лейтенант попытался блокировать удар, а потому открылся. Лиза правой рукой наотмашь вмазала ему в солнечное сплетение. Парень повис у нее на руке, потом отступил, согнувшись, судорожно пытаясь вдохнуть. Все молча смотрели на эту сцену, длившуюся около десяти секунд. Когда Ньюманн выпрямился, желания побить девушку у него поубавилось.
   -- Я умею драться, -- сообщила ему Бреквел. -- А ты нет. Еще раз назовешь меня девочкой -- сломаю руку.
   Парни поверили, что так и сделает. Тут еще кто-то шепнул, что "у девки связи на верхних этажах", от нее отстали. Умеешь драться -- молодец. Есть связи -- умничка. Парни решили сделать вид, будто ничего не произошло. Будто она такая же, как и другие девушки-охотницы, которые редко, но все же появлялись среди них, а никакой драки не было.
   И стала бы Лиза полноправным членом команды. Воспринимали бы ее как "мужика с длинными волосами". Вот только она ни на минуту не позволяла никому забыть, что она красивая женщина. Спасибо, хоть не жила с ними в общежитии и не переодевалась в их присутствии. Зато она могла явиться на холостяцкую вечеринку, посвященную женитьбе кого-нибудь из охотников, в сногсшибательном платье с разрезом чуть не до пупка. Все благоразумно держались от нее на расстоянии, но веселье шло насмарку. Потому что какое тут веселье, когда человек десять голодных парней взгляд не могут отвести от ее стройных ног. Но и этого ей мало. Она еще выбирала себе кого-нибудь в жертву и старательно его обхаживала. Стоило парню потерять контроль и попытаться хоть потрогать сидевшее рядом сокровище, следовало неминуемое наказание: удары по болевым точкам, а то и вывихнутые руки для особо непонятливых.
   Сколько они могли выдержать такое хамство? Может быть, еще месяц и протянули бы. А потом... кто знает... Если бы они все вместе устроили ей темную, чтобы разом отомстить за всех, вряд ли бы она справилась. Вот только под судом никому оказаться не хотелось. Из суда выход один -- хищникам в пасть. На другой исход рассчитывать трудно, если у девушки связи. Но ведь необязательно мстить открыто. Можно и на свалке подставить так, что она жизнь возненавидит. Кто знает, что страшнее: погибнуть быстро или навсегда остаться уродиной или инвалидом. Вполне возможно, нарвалась бы она на неприятности непременно. Если бы не вздумала объявить охоту на Марка.
   Поначалу она всего лишь становилась напротив перед выходом на свалку, чуть расстегивала охотничий костюм, под которым виднелось обнаженное тело. Охотники надевали костюм на цивильную одежду. Но для нее-то правил не существовало. Воображение услужливо подсказывало, что чуть-чуть потяни молнию вниз и покажется роскошная грудь. Марк слышал, как еле слышно застонал за спиной Клюев. А сам стиснул зубы, как можно спокойнее взглянул в красивые карие глаза и невозмутимо отвернулся. По крайней мере, он очень надеялся, что сделал это невозмутимо. Ждал, что равнодушие ее охладит, но вышло наоборот. Лиза не отстала, теперь она маячила перед глазами постоянно. То поглаживала бедра ладонями, будто юбку расправляла, которая и без того походила на вторую кожу. То волнующе покачивала бедрами -- позвоночник разминала, а не то, что вы подумали. Она превратилась в раздражающий фактор, как неприятный зуммер, не дающий заснуть дежурному на посту. Но если человек не спит одну ночь -- зуммер просто раздражает. Если же он будет тебя будить неделю без перерыва, ненависть будет расти в геометрической прогрессии, и ты потеряешь над собой контроль. Это и произошло с Левицким. Однажды ярость смела показное равнодушие, он рывком притянул девушку к себе, зажав одну ее руку между телами, а вторую выкрутив назад. Они стояли лицом к лицу, глаза в глаза, будто на ножах сошлись. Оба не могли вымолвить ни слова от злости. Наконец Лиза зашипела, как труба очистителя:
   -- Не трогай меня, ефрейтор Левицкий!
   Она оскалилась, так что Марк отодвинулся на пару сантиметров: вдруг укусит? Но все равно не отпустил. Процедил с такой же ненавистью:
   -- Не играй со мной, ефрейтор Бреквел! -- а потом резко оттолкнул ее, так что она сделала пару шагов назад, чтобы восстановить равновесие.
   Он думал, что Лиза успокоится, но не тут-то было: она бросилась к нему, ударила ногой. Марк легко скользнул в сторону, захватил ее лодыжку и швырнул на пол. Но не очень сильно. Ничего не мог с собой поделать: не привык бить женщин и сейчас где-то на подсознании просчитывал удар так, чтобы ничего ей не сломать. Бреквел его, конечно, довела до белого каления, но он остывал так же быстро, как вспыхивал.
   Лиза снова вскочила. Марк настороженно следил за ней, не торопясь поворачиваться спиной. На этот раз нападать не спешила, кажется, обдумывала лучшую тактику. Да что ж она никак не смирится? Ее что, вырубить для этого надо? Новая атака чуть не застала врасплох. Но долгие мучительные тренировки в полиции зря не прошли. Марк молниеносно захватил руку, повернулся к девушке спиной, и снова швырнул на пол, на этот раз через себя.
   И снова она вскочила, как кукла-неваляшка. Ладно, раз другого выхода нет... Блокировав очередной удар, он сделал подсечку, выгнул ей руку так, что она вскрикнула от боли. Опустил девушку на пол, все так же держа руку. Лиза кривилась и кусала губы, чтобы не заорать. Марк стоял на коленях над ней.
   -- Ты отстанешь или тебя нокаутировать? -- мрачно поинтересовался он.
   -- Отпусти! -- простонала Лиза. Он ослабил захват, но держался настороже, хотя девушка расслабленно лежала на полу у его ног. -- Скорее всего, я отстану, -- она криво улыбнулась, растирая руку. -- Где ты так научился драться, Левицкий?
   -- Я два года служил в полиции, -- объяснил он.
   -- И что? -- девушка неприязненно скривилась. -- Еще скажи, что все, прослужившие в полиции два года, так дерутся.
   -- Не все, -- согласился Марк. -- Просто если я за что-то берусь, то вкладываю в это всего себя.
   -- А-а-а, -- понимающе протянула она. -- А я как чувствовала. Поэтому и докопалась до тебя. Так хотелось, чтобы ты за меня взялся и вложил в меня... всего себя, -- Марк зло фыркнул: опять она за свое. Он уже поднялся, чтобы уйти, -- когда Лиза вцепилась в его рукав. -- Да я не шучу, Левицкий. Давай поженимся.
   На несколько мгновений Марк так и застыл полусогнутым над девушкой. В этом месте она ведь должна рассмеяться? Но Лиза, опираясь на него, тоже встала. Когда он выпрямился, заглянула в лицо.
   -- Я серьезно. Первый раз встречаю парня, который сильнее меня. О таком муже я и мечтала. Только сегодня предлагаю: давай поженимся, Левицкий. Думай быстрее.
   Поженимся -- это... Как там говорил отец? Официальное разрешение на доступ к телу?
   -- Левииицкииий! -- проперла Лиза, и в ее глазах он увидел обещание всего, о чем мечтает любой здоровый мужчина.
   -- Ну... давай, -- неуверенно произнес он.
   -- Завтра, -- категорично заявила Лиза.
   -- Давай завтра, -- пожал плечами Марк. Если он все еще не проявлял энтузиазма, то лишь потому, что ожидал подвоха.
   -- Тогда сегодня надо предупредить нашего врача, -- тут же начала планировать девушка. -- Пойдем?
   -- Пойдем, -- легко согласился он, все еще не веря тому, что происходит.
   Они еще раз взглянули друг на друга и направились к лифту. Поднявшись из общежития на плюс второй этаж, где располагалась больница, свернули в правое крыло. Лиза сама нажала кнопку вызова доктора Ойвина, который курировал их команду, по совместительству, как и все врачи, являясь священником.
   Он недоуменно уставился на пару, стоящую возле дверей правого крыла, где находились его больные:
   -- Марк, Лиза... Вы заболели?
   -- Нет, нам нужно... -- Марк покосился на Лизу и закончил более уверенно, -- чтобы вы нас обвенчали завтра.
   -- В десять утра, -- подхватила девушка.
   -- Обвенчал? В десять? -- до Ойвина доходило так же трудно, как и до Марка. А сам жених все еще ждал, что Лиза согнется пополам и сползет по стенке от неудержимого смеха, чтобы показать, что все это шутка. Но она терпеливо ожидала, пока доктор осмыслит информацию. -- В десять... -- растерянно повторил он. -- Ну да. Вы хотите пораньше, чтобы потом устроить торжественный обед...
   -- Обеда завтра не будет, -- деловито поправила его Лиза. -- Обед будет послезавтра.
   -- Но как же... Обычно...
   -- У нас не будет как обычно. Так мы в десять часов вас ждем? -- уточнила Лиза.
   -- Да-да, конечно, -- неуверенно пробормотал доктор.
   Они направились обратно к лифту, а врач смотрел им вслед.
   На следующий день произошло рекордное по краткости венчание, после которого молодые удалились в комнату, за аренду которой Марк заплатил еду еще предыдущим вечером...
   Обещанный обед тоже устроили. Товарищи за эти сутки успели свыкнуться с мыслью, что холостяцкой вечеринки не будет и Марк теперь женатик. Он переживал, что Лиза после свадьбы будет так же завлекать мужчин. Внезапно он осознал, что жутко ревнив. Но девушку будто подменили. Шикарные платья она не выкинула, но надевала их исключительно для Марка или на приемы у мэра, когда им давали очередное звание или награждали за успешную операцию. Но даже на приемах Лиза практически не отлучалась от мужа. Величественная и красивая плыла по залу, не замечая восхищенных взглядов. С томным высокомерием беседовала с женщинами. Пристально следила за тем, чтобы возле Марка не крутились красотки из службы сервиса. Но она напрасно волновалась: его никто не интересовал, кроме жены. И, глядя на ее длинные ноги в разрезе вечернего платья, он думал: "Пусть смотрят. Всё равно, кроме меня, это никому не достанется".
   ...Марк тупо смотрел на экран, где крутая шпионка, с нежной душой сначала убивала человек тридцать, потом рыдала из-за того что бомж на улице сломал мизинец, снова шла убивать, снова рыдала. "Опять брехня..." -- оценил он. Марк понимал, что для шпионской профессии нужен характер Лизы. Она умела играть любую роль, но внутри оставалась несгибаемой. Такая вот слюнтяйка свихнется после первого же задания. Если за каждую ерунду так переживать, никакие нервы не выдержат. Марк посмотрел на часы -- третий час ночи. Есть надежда, что он уснет без сновидений. Он выключил телевизор.

Ночь с понедельника на вторник. Лондон

   Преследование продолжалось уже около получаса. Йорген медленно отступал в глубь тоннеля, полицейские так же медленно пробирались вперед. Один раз предложив сдаться, они прекратили переговоры, только перешептывались изредка. Благодаря усилителю он слышал и шепот. Но обсуждали найденный в подъезде труп, помочь это ничем не могло.
   Йорген сделал еще два шага и чуть не ударился со всего маху об стену. Немного придя в себя, он уперся в нее руками, тщательно ощупал. Ошибочка. Не стена, а металлическая дверь, и ни единой щелки, чтобы открыть ее. Только какой-то странный круг в центре с рельефным рисунком. Надо же так вляпаться! Из широкого тоннеля, соединяющего Лондон и ярмарку, есть множество ответвлений. Одни ведут в тупики, другие уходят под землю на многие километры, третьи бесконечно вьются, если, конечно, от времени потолок и стены не обвалились. Никому не пришло в голову составить подробную карту, ведь пользовались только центральным и регулярно подновляли его. Еще лет десять назад некоторые города пробовали исследовать эти мелкие ответвления, но вскоре поняли, что это трата времени и человеческих ресурсов. Они никуда не вели, зато частенько неожиданно рушились, погребая диггеров.
   По какой-то дурной закономерности Йорген попадал из одной ловушки в другую, будто всё ополчилось против него. Из всех тоннелей ему попался именно тот, что ведет в тупик. Теперь шансов уйти отсюда живым, совсем не осталось. Он прижался к стене, достал нож, несколько металлических звездочек. Его учили пользоваться такими в разведшколе, но он давно не практиковался. "А может, сдаться?" -- мелькнула шальная мысль. Тут же ответил себе: бесполезно. Все равно скормят хищникам, только, возможно, сначала будут пытать. Лучше бы они не узнали, кто он, иначе достанется и Еве, и дочкам.
   Шаги приближались. Внезапно послышался шум. Кто-то вскрикнул, выругался. Шелест камней. "Опять осыпалась кладка", -- догадался Йорген.
   -- Господин Курмаев, разрешите обратиться! -- послышался чей-то обиженный голос. -- На кой ляд мы по этим катакомбам лазим? Давайте туда шашку кинем, он сдохнет. А то ведь и нас присыплет, будет братская могила.
   -- Дело, -- согласился лейтенант, которому не улыбалось погибнуть. -- Если Сингх даст добро... -- послышался писк рации. -- Докладывает лейтенант Курмаев. Преследуем беспризорника в тоннеле ярмарки. Поступило предложение использовать против него шашку. Есть! Устанавливай, -- тут же отдал он приказ.
   В тоннеле завозились. Йорген убрал нож, полез в напоясные карманы. Респиратора на месте не оказалось. "Мои молитвы услышаны, -- мрачно подумал он. -- Умереть умру, а опознавать никто не будет". Он снова проверил карманы. Респиратор должен быть здесь! Без него он никогда не выходил. Из тоннеля потянуло сладковатым запахом. "И вентилятор включили, чтобы самим не отравиться", -- раздраженно подумал он. Еще раз обшарил карманы.
   -- Эй! -- крикнули ему. -- Выходи, пока не поздно!
   "Хрен вам", -- мрачно ответил он про себя. Машинально опять открыл кармашки, которые располагались на поясе впереди. Ничего. Инстинктивно задержал дыхание. Понимал, что не спасет, но организм стремился выжить. Такой газ убивает минут за пять. Так что преследователи долго не задержатся. А самое ценное в газе то, что уже к утру он станет абсолютно безвреден. Люди смогут спокойно идти по своим делам.
   "А что у меня на спине? -- вспомнил он. -- Когда доставал отмычки, что-то там мешалось", -- он сунул руку за спину, достал отмычки, рукой нащупал резиновую ленту. Не веря удаче, потянул на себя. Так и есть -- респиратор. Йорген натянул его на лицо, растеряно соображая: "Как он мог там оказаться? Я ведь клал его впереди, такая вещь должна быть под рукой. Для нее даже кармашек специальный создали". Никакого объяснения этому, кроме того, что его вещи проверяла Ева или дочки, он найти не мог. Хорошо бы дочки... Но, с другой стороны, этот костюм он положил на антресоли, перед тем как уйти на свалку. Дома в это время оставалась только Ева. Дочки пришли при нем и на антресоли не забирались. Он не пустил Доминику, когда она хотела проверить, оставил ли он там порядок. Может, потом? Но тогда бы они непременно прибежали, спросили, что это такое. Любопытство бы разобрало. Значит, Ева. Поэтому и караулила его ночью? Очень может быть...
   -- Все, идем, а то сами задохнемся, -- услышал он негромкий приказ. Вскоре шаги и голоса затихли.
   Респиратора ему хватит еще минут на пятнадцать. Как раз чтобы полицейские убрались подальше. А он пока...
   Йорген включил фонарик и внимательно осмотрел дверь. Его заинтересовал рисунок. Синий луч осветил круглую металлическую бляшку на двери. Сначала показалось, что нарисовано дерево без листьев -- такие показывали по телевизору в фантастических фильмах о зиме. Йорген любил смотреть фильмы, в которых показывали разные времена года. За один час перед глазами и зима, и весна, и осень... У них-то никакой смены времен года: всегда над головой мутно-желтое небо, а раза два в месяц кислотные дожди...
   На картинке изобразили ствол, стоявший на постаменте, похожем на толстую букву "Н", у которой забыли нарисовать правую палочку. Осталась только левая стена и перекладина. Из оставшейся стенки буквы рос тоненький ствол, от которого вправо и влево отходили ветви, имевшие еще множество отростков. Они причудливо изгибались, будто были мягкими, как шнурки. На вершине ствола выделялась круглая впадина. На конце нижней правой ветки, на той, что начиналась почти у самого основания ствола, прилепили маленький металлический шарик.
   0x08 graphic
Йорген рассматривал рельеф с минуту. И тут до него дошло. Вот эта толстая недописанная буква "Н", -- это же Лондон. Левое, правое и центральное крыло. А от левого крыла идет центральный тоннель, и заканчивается он круглой впадиной -- ярмаркой. Эти изгибающиеся ветви -- боковые тоннели. Явно не все, лишь некоторые. А этот шарик -- дверь, возле которой он сейчас стоит. Что это значит? Он еще раз осветил всё. Кроме круглого рельефа, расположенного примерно на уровне глаз, она была абсолютно гладкой, напоминающей даже не металл, а бетон. Будто цельная плита, уходящая краями куда-то в кирпичные стены тоннеля. Такое открыть никто не сможет. У Йоргена появилось ощущение, что и дверь, и рисунок на ней неслучайны. Почему-то на память пришла легенда об Историке. Те, кто верил, что этот человек когда-то существовал, тоже упоминали о таинственных дверях и рисунках на них. Может, эти рассказы не лишены основания? Легенды появляются из каких-то реальных фактов. Только потом они стираются из памяти, сочиняется что-то невероятное...
   Йорген выключил фонарик и медленно пошел обратно. Когда выглянул в центральный тоннель, там стояла кромешная тьма и абсолютная тишина. Полицейские убрались, закрыв дверь в город. Он взглянул на электронные часы. До назначенного срока оставалось пять минут. Он снял респиратор и помчался к ярмарке. Хорошо, что двери туда никогда не закрывали. Он ворвался в громадный зал без одной минуты три. И здесь тьма и пустота. Неужели все, что он пережил, напрасно и над ним просто пошутили? Выждав несколько мгновений, он крикнул:
   -- Господин Депрерадович! -- и тут же накрыла новая волна ужаса: а что если он слишком задержался? Или часы показывают неправильное время? Этот гад и за минуту опоздания снесет башку. -- Господин Депрерадович! -- вновь позвал он, но на этот раз в голосе было слишком много отчаяния.
   Тишина оглушала. Мысли метались, дыхание сбилось. Что предпринять?
   -- Отлично, майор Бёрьессон, -- Йорген еле заметно вздрогнул, услышав из-за ближайшей колонны знакомый мягкий голос. -- Ты еще не растерял навыков. Меня это очень радует.
   Несколько лампочек в потолке зажглось прямо над ними. Йорген снял тепловизоры. Огромное помещение площадью свыше двадцати квадратных километров сузилось до маленького освещенного пятачка. Когда все теряется во тьме, кажется, что существует лишь вот этот низкий бетонный потолок -- чуть выше двух метров -- да несколько бетонных столбов через каждые десять метров. Но, когда свет горит повсюду, сознание поначалу ужасается величине и однообразности окружающего пространства. Кажется, ты попал в лес бетонных деревьев. Но, если бы ярмарка была чуть меньше, на пять городов ее бы не хватило. В выходные дни здесь все равно не протолкнуться. С пяти утра повсюду устанавливались разборные столы и полки, на них раскладывались самые разные товары, от банок с едой до новейшего Укуса охотника. Любой житель города мог купить то, что нужно. Если, конечно, достаточно еды для этого. Приют тоже отвоевал небольшой уголок для себя, чтобы продавать то, что делали дети...
   ...Но сейчас Йоргену казалось, что он не в огромной ярмарке, а в кабинете у начальника. Сколько лет они не виделись?
   Депрерадович вышел из-за столба. Бёрьессон медленно, но чеканя шаг, почти по-строевому, шел к нему, а сам внимательно всматривался. Начальник сильно сдал за эти годы: щеки и лоб покрыла сеточка морщин, глаза будто запали, под ними темные круги. Но осталось главное, что отличало Божана -- стиль. Дорогой костюм тщательно выглажен и сидит на нем как влитой. Движения плавные, так что невольно залюбуешься. Когда Йоргена и Лизу отправляли в Лондон, он имел звание майора и отвечал за вербовку агентов внутри города. Интересно, до каких высот он дослужился теперь? Депрерадович, подождав, когда Йорген подойдет поближе, известил о своем нынешнем положении.
   -- Когда я готовил тебя к заданию, ты был шестнадцатилетним мальчишкой, рядовым разведотдела. А теперь передо мной майор охотников Бёрьессон, отец семейства, -- мурлыкнул он. -- Разреши и мне представиться. Генерал-лейтенант Депрерадович, глава разведотдела в Нью-Йорке.
   Йорген с трудом сохранил самообладание. Глава разведотдела при умелой политике становился сильнее мэра. Депрерадович имел все данные, для того чтобы добиться этого. Он замер в пяти шагах от начальника. Но тот быстро вывел его из столбняка.
   -- А ты, майор Бёрьессон, не хочешь поприветствовать старшего по званию?
   Йорген вытянулся в струнку, отдал честь:
   -- Генерал-лейтенант Депрерадович, майор Бёрьессон по вашему приказанию прибыл.
   -- Вольно, майор, -- удовлетворенно кивнул тот. -- В другое время я бы с удовольствием посидел с тобой за рюмочкой ликера, послушал о нелегкой жизни охотника, рассказал о своих трудностях. Но сейчас время дорого. Я вызвал тебя, чтобы лично передать задание. Уверен: ты не забыл присягу, которую дал родине. Нью-Йорк по-прежнему нуждается в тебе, майор Бёрьессон.
   Йорген не дрогнул, когда слушал эту пафосную чушь. Он прекрасно понимал, что Божан говорит то, что должен сказать. Слова нужно произнести не столько для Йоргена, сколько для молодых бойцов, спрятавшихся за колоннами с парализаторами. Он успел заметить одного, но вряд ли Депрерадович взял меньше пяти. Даже будучи майором, Божан очень заботился о собственной безопасности.
   -- Задание очень простое, -- продолжал мурлыкать начальник, сложив руки домиком и постукивая кончиками пальцев друг о друга. -- Но, думаю, все же, чтобы ты лучше проникся важностью задания, я начну с предисловия. Давай-ка пройдемся, на ходу мне легче подбирать слова, чтобы объяснить все коротко и ясно, -- Божан взял Йоргена под руку и повел куда-то между столбов ярмарки, то и дело вглядываясь вдаль. Лампочки гасли за их спиной и зажигались перед ним. Надо же, как все продумали... -- Ты знаешь, зачем создан разведотдел? -- кажется, Депрерадович и дальше решил говорить на публику.
   -- Потому что есть секреты, которые мы не хотим покупать, а хотим получить даром, -- Йоргену не очень хотелось поддерживать его в этой игре.
   -- Грубо, -- добродушно рассмеялся Депрерадович, -- но в точку. И, между прочим, Нью-Йорк до этого додумался первым. Поэтому теперь, когда разведотделы есть в каждом городе, нью-йоркская разведка все-таки самая сильная. Остальные ведь делают упор на контрразведку, и только мы по-прежнему готовим и засылаем агентов повсюду. Ты гордишься своей родиной? -- он всмотрелся в лицо Йоргена. -- Нам есть чем гордиться... -- он объяснял неспешно и обстоятельно, из чего Йорген сделал вывод, что дело, которое ему хотят поручить, не просто сложное, а суперсложное. Божану для чего-то надо вдохновить его всеми доступными способами. -- Издавна повелось так, -- он перешел к лекции по истории, -- что лучшие врачи живут в Москве и именно в этом городе лучшие лекарства. Париж славится стройматериалами, очень экономными и красивыми. В Лондоне самая вкусная еда. В Токио новейшие компьютеры. Нью-Йорк держит первенство в области вооружения. Мы продаем друг другу технологии за определенное количество еды или воды. И, как ты метко выразился, иногда за что-то мы платить не хотим. Но знаешь, это не главная наша проблема, -- он остановился перед Йоргеном. -- Главная проблема в том, что есть такие секреты, которые другие города продавать не хотят ни за какое количество еды. А они нам очень нужны, -- он потеребил мочку уха. -- Ты знаешь, каким было последнее задание Бреквел? -- спросил он без перехода, в миг посуровев.
   -- Никак нет, господин генерал. Она сказала, что это дело поручили лично ей, -- отрапортовал Йорген. Депрерадович любил играть в доброго начальника, вот так ходить под ручку, похлопывать по плечу, но по отношению к себе требовал безукоризненного исполнения устава, Йорген это помнил очень хорошо. Внезапно в шее стрельнуло, он машинально размял руками занывшую, как от простуды, мышцу. Депрерадович терпеливо ждал, когда Йорген снова встанет по стойке смирно.
   -- Хорошая была девочка, -- с сожалением произнес Божан. Йорген знал, что это сожаление искреннее, хотя скорбит он не о Лизе, как о личности, а о потере ценного сотрудника, которого удается воспитать раз в десять лет. Неслучайно уже в шестнадцать лет ее назначили главной в их паре. -- А знаешь, почему ее убили? -- снова спросил он.
   -- Никак нет, -- снова откликнулся Йорген. -- Могу предположить, что ей удалось задание, но лондонская контрразведка ее раскрыла.
   -- Ты умница, Бёрьессон, -- расцвел шеф. -- Все именно так и было. И самое обидное, она не успела передать нам материалы, которые выкрала. Мы считали, что лондонцы их вернули себе, а потом перепрятали. И вот недавно -- сюрприз. Один человек из Лондона за плату дал нам копию единственной вещи, которую они изъяли у Бреквел. Маленький диск с дурацким стишком, -- он достал из кармана наладонник, вставил туда диск и продемонстрировал его содержимое Йоргену. -- Догадываешься, что это такое?

Йорген прочитал:

"Мистер Би пошел гулять,

Получил оценку пять,

Завтра снова он пойдет,

И тогда он кол найдет".

   -- Да, -- помедлив, промолвил Йорген. -- Лиза сочиняла такие, чтобы запомнить, что и в каком тайнике хранила. У нее было много тайников.
   -- Значит, перед смертью она спрятала что-то и сочинила стишок? -- уточнил Божан. -- Стишок для тебя, правда, мистер Би? -- Йорген не мог не согласиться. Мистер Би -- это шпионский псевдоним, который присвоили Йоргену. Он мистер Би, а Лиза -- мисс Би. Если Лиза начала стишок с его псевдонима, значит, для него и писала.
   -- Лондонская разведка считает, -- продолжил генерал, поняв, что подчиненный уловил его мысль, -- что тут обозначено место, где она спрятала то, что выкрала. И я с ними полностью солидарен. Скорей всего, она почувствовала слежку, потому и оставила послание для тебя, зная, что ты разберешься. Хочу сразу предупредить, что задача не из простых. Этаж +51 и +15 в Лондоне проверили всеми доступными способами. Потом так же проверили и минусовые. Как ты понимаешь, разобрать весь город по камушку они не могут. Итак, ты понял, чего хочет от тебя родина?
   -- Я должен расшифровать загадку и достать эти материалы.
   -- Золотой ты мой, -- умилился Депрерадович. -- Как приятно работать с профессионалом, -- он похлопал по плечу Йоргена. -- Нью-Йорк щедро заплатит тебе, когда ты выполнишь это задание. Стишок запомнил?
   Бёрьессон задумчиво кивнул.
   -- Господин генерал, разрешите обратиться, -- попросил он.
   Губы Божана скривились: он очень надеялся, что никаких вопросов у разведчика не возникнет.
   -- Что ты хотел? -- поинтересовался он неприязненно.
   -- Господин генерал, вы же понимаете, что любой тайник найти очень трудно. Я не знаю, смогу ли расшифровать то, что она мне написала, но даже если смогу, то неизвестно, обнаружу ли тайник...
   -- У тебя нет права на неудачу, -- отрезал Депрерадович. Маска любезности мгновенно слетела с него. Он говорил, чеканя слова. -- Ты ведь знаешь, что сделали с семьей Бреквел ребята из контрразведки? Так они могут и к тебе прийти, -- на лице Йоргена заходили желваки, но он промолчал. -- Сколько тебе нужно времени для выполнения задания?
   -- Три недели, -- хмуро обронил Йорген.
   -- Даю тебе неделю, -- вынес вердикт Божан.
   -- Дайте хотя бы две! -- возмутился Бёрьессон.
   -- Десять дней и ни дня больше, -- отрезал генерал. -- Сегодня шестое мая. Шестнадцатого мая в три часа ночи я снова жду тебя здесь с материалами. И еще: ты ведь знаешь, что такое приказ и что бывает за его неисполнение, правда? Материалы, которые Лиза украла, находятся где-то в Лондоне. Я не знаю, как ты их найдешь: с помощью этого стишка или как-то иначе. Через десять дней эти материалы ты должен передать мне. Все ясно?
   -- Так точно, господин генерал.
   -- Тогда все, -- подвел итог Депрерадович. -- Мы тебе небольшой подарок приготовили. Подойдешь к двери в Лондон -- жди. Ровно в 4.00 наши специалисты отключат сигнализацию на пять секунд, чтобы ты мог вернуться обратно. Мы заботимся о тебе. Цени это. Можешь идти.
   Йорген развернулся по уставу и, чеканя шаг, пошел в сторону лондонского тоннеля.
   Депрерадович смотрел ему вслед. Он никому не мог поручить это задание. В Лондоне как взбесились -- раскрыли и уничтожили трех агентов. Сейчас там оставался только один беспризорник, но он для таких целей не годился. Вот тогда и вспомнил Депрерадович о забытом напарнике Бреквел. И с удовольствием узнал, что тот живет и здравствует. "Кажется, этот парень очень любит свою семью, -- размышлял он. -- Значит, будет очень стараться не разочаровать меня. Но подстраховался я тоже не напрасно". Они вживили Йоргену под кожу жучок. Новейшая разработка Токио, за технологию которой Нью-Йорк отдал огромное количество еды. Божан никогда ничего не делал без цели. Прогуливался с Бёрьессоном под ручку он не для собственного удовольствия, а для того чтобы поставить майора под нужным углом к снайперу. Вот теперь и послушаем, как он будет стараться выполнить задание.

Вторник. Приют

   Марк тихонько открыл входную дверь и незаметно проскользнул в спальню. Сел на кровать и тупо уставился в стену: никак не мог прийти в себя. Минут через пять послышался осторожный стук. Странно, раньше к нему так стучали, только если в гости приходила Эоджен. Он поднялся и рывком распахнул дверь. Удивленно вытаращил глаза:
   -- Ты чего, пап?
   -- Да мало ли... может, никого видеть не хочешь, -- улыбнулся он. -- Можно?
   -- Конечно, заходи.
   Он снова упал на кровать, откинулся на стену и прикрыл глаза.
   Отец аккуратно закрыл за собой дверь и сел напротив Марка на стул.
   -- Сынок... -- помедлив, начал он. -- Я знаю, это нелегко перенести, но это ведь не самое страшное, что могло случиться в жизни. Поверь, когда тебя калечит или когда погибают твои близкие -- это намного хуже. Ты сделал попытку. Я горжусь тобой. Но, как ни крути, а редко кому удается вырваться со своего этажа. Думаешь, я не мечтал стать мусорщиком? Но я, как и мои родители, как мой дедушка и прадедушка, стал лифтером. Нет ничего зазорного в том, чтобы пойти по стопам родителей. Кто-то должен обслуживать лифты, проверять их исправность, ремонтировать в случае надобности. Представляешь, что было бы, если бы в городе не осталось ни одного лифтера, все бы ушли в мусорщики или охотники? Ты много готовился к этому дню, но...
   -- Мне присвоили звание рядового полиции, -- еле ворочая языком, перебил его Марк, не открывая глаз.
   Для отца это прозвучало настолько неожиданно, что с минуту он молчал. Потом переспросил, чтобы убедиться: он не ослышался.
   -- Хочешь сказать...
   -- Я сдал тест. Меня не взяли в мусорщики. Меня взяли в полицию. Сразу. Завтра к шести утра нужно с вещами прибыть в общежитие, -- с расстановкой проговорил Марк и потер лицо ладонями. Да так и застыл, запустив пальцы в волосы.
   -- Так... Так чего же ты?.. -- недоуменно воззрился на него отец. -- Я-то думал: пришел неслышно, ничего не сказал, значит, провалился... Мать, Марина! -- крикнул он. -- Идите скорее сюда! -- схватил Марка за руку. -- Да мы сейчас такой пир закатим!
   -- Не надо! -- остановил он отца. В голосе прозвучало отчаяние.
   -- Почему? Да что с тобой, Марк?
   В комнате появилась сначала мама, а следом протиснулась сестренка:
   -- Что такое? -- поинтересовалась она.
   -- Марка взяли в полицию, -- сообщил отец. -- Представляете? Мы едва могли надеяться, что его зачислят в мусорщики, а он сразу в полицию. Представляете?
   -- Марк, правда? -- подлетела к нему сестра. Села рядом, заглянула в лицо. -- Правда? А чего ты такой хмурый? Я сейчас же позову Паулу и Эоджен!
   -- Не надо, -- на этот раз строго запретил Марк.
   -- Почему? -- так же, как отец, удивилась она.
   -- Не хочу, -- он опустил голову. -- Устал.
   -- Да что случилось?!
   -- Не знаю! -- разозлился он.
   -- А я, кажется, догадываюсь, -- презрительно скривилась сестра. -- Теперь мы тебе неровня, да? Ты будешь жить на плюсовых этажах, а мы тут, внизу. Вокруг тебя будут потомственные полицейские, а ты из семьи лифтеров. И девушка у тебя из семьи лифтеров. Так да?
   -- Не городи чушь! -- заорал он.
   -- Ох, как ты изменился-то сразу! Ну и сиди один, -- она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Родители растерянно переглянулись.
   -- Мам, пап, -- обратился он, не глядя им в глаза. -- Я правда безумно устал. Можно я посплю?
   -- Конечно! -- отец поднялся, все вышли из комнаты.
   Марк уткнулся носом в стену. Он на самом деле не знал, что с ним происходит. А может, боялся признаться сам себе, что ему страшно. Четыре года он занимался как одержимый: подтягивался, качал пресс, отжимался. Он жил одной мечтой -- вырваться с этажа -11, жить наверху, хотя бы раз увидеть желтое небо над свалкой. Но сегодня, когда он шел сдавать тест, отчаянно захотелось его провалить. Потому что, если он станет мусорщиком, он начнет новую жизнь, без родителей, без прежних друзей и соседей. В одиночку. И не потому, что ему будет стыдно за такие знакомства. Просто они будут из разных миров. Этого уже не изменить...
   В дверь опять постучали. Сначала еле слышно, потом громче и громче. Он сунул нос в подушку. Зачем стучат, когда можно просто зайти? Он же не заперся... Но кто-то продолжал настойчиво барабанить в дверь. Потом позвали:
   -- Марк! Господин майор, проснитесь!
   Он вынырнул из сна в серый рассвет. В дверь снова затарабанили, раздался голос Зверева. Он сегодня ночью дежурил в приюте:
   -- Господин Левицкий!
   -- Что надо? -- крикнул он, с трудом раздирая глаза.
   -- Там пришла одна... Спуститесь, пожалуйста, в приемник.
   -- Еще одна банда? -- уточнил он и взглянул на часы. Двадцать минут шестого. Выходит, едва дождались открытия тоннеля и прямиком в приют.
   -- Не банда, но мы не знаем, что с ней делать. Спуститесь, пожалуйста!
   -- Через десять минут буду.
   Зверев за дверью пропал. Марк выполнял утренние процедуры, а сам вспоминал сон. На следующий день он, как положено, переехал в общежитие. Первый год буквально продохнуть некогда было, их натаскивали ветераны. Он домой забегал раз пять, по большим праздникам. Маринка с ним не разговаривала, как только он заходил домой, убегала. Она почему-то твердо решила, что Марк зазнался и, спускаясь к ним, показывает свое благородство, а на самом деле презирает всех, как неудачников. Переубедить ее Марк не мог. Но, самое страшное, она и Эоджен, девушку, за которой Марк ухаживал до этого злополучного теста, тоже так настроила. Сказала, будто Марк ее теперь видеть не хочет... Не прошло и полгода, как Эоджен вышла замуж. Для Марка это был болезненный удар. Он по наивности строил планы, как они помирятся, а через год сыграют свадьбу, арендуют квартиру на плюсовом этаже. Как он поможет выбраться наверх сначала ей, а потом и всем родным... Ничего у него не вышло. Когда в двадцать лет он сдал тест на охотника, он стал зарабатывать больше, чем отец с матерью за два месяца. Марк тогда решил снять квартиру для них, чтобы снова жить вместе, но родители отказались:
   -- Старые мы уже, переезжать, -- добродушно похлопал его по плечу отец. -- Здесь наши друзья, родственники. Куда мы поедем?
   Маринка даже еду не брала, которую он приносил, швыряла ему:
   -- Мне не нужны твои подачки!
   Отец с матерью старались вернуть ему то, что он приносил. На эту еду покупали какой-нибудь подарок для сына. Он боролся какое-то время, а потом решил: "Насильно мил не будешь", и прекратил посещать этаж лифтеров. Слышал, что сестра в восемнадцать лет тоже вышла замуж за лифтера, к двадцати родила двух мальчиков и переехала от родителей. После этого Марк еще раз спустился к ним, но там уже жила молодая семья. Куда делись родители, никто не знал. Соседи Маниличи, которые до сих пор жили вместе с молодыми -- у них почему-то не было внуков, -- удивились тогда:
   -- Ты не знаешь, куда они переехали? Ну как же... Старики ведь на плюсовые этажи переезжают, разве не знаешь? Им самые верхние этажи выделяют, за то что добросовестно трудились. Ты же на поверхности живешь, должен был с ними видеться... -- в голосе старика слышалась растерянность и страх.
   -- Я просто не знал, что они уже там. Теперь обязательно найду, не волнуйтесь, -- заверил Марк. Но, уходя, чувствовал на себе взгляд Манилича.
   На самом деле, может, старикам и выделяли верхние этажи, да только Марку и многим другим вход выше этажа +45 был закрыт. Они могли подняться туда только по особому распоряжению. Когда ему в очередной раз вручали награду в Зале заседаний, он попробовал узнать о родителях. Доброжелательный и гладенький молодой человек из отдела статистики выслушал его и попросил минут десять, чтобы все выяснить. Марк видел, как он переговорил еще с двумя гостями, о деятельности которых Левицкий ничего не знал. После этого поманил пальцем.
   -- Всё в порядке, -- жизнерадостно заверил он. -- Они прекрасно живут. Сыты, одеты. Пока не болеют. Если хотите, мы можем передать письмо или гостинец от вас.
   -- Благодарю, -- без особого энтузиазма произнес он. -- Я попозже с вами свяжусь.
   Почему-то оптимистичный рассказ о родителях напомнил ему проповедь священника на похоронах:
   -- У Бога все живы, так что не будем скорбеть. Представим, что наши павшие смотрят на нас и ободряют для дальнейшего пути.
   Но эти слова не ободряли, как и заверения аналитика.
   Почти год назад он неожиданно встретил Эоджен и Марину на ярмарке. Сестра отвернулась и исчезла, будто не заметила его. Эоджен подошла. Прошлая боль уже забылась, он с удовольствием смотрел на красивую молодую женщину, в которую превратилась его бывшая девушка. Карие глаза сияют, смуглая кожа приятно смотрится даже в тусклом освещении электричества. Темные кудри придают ей очарование и беззащитность. "Не так, как у Лизы, -- тут же подумалось ему. -- У нее волосы были прямые и на ощупь жесткие, совсем как ее характер".
   -- Марк! Как здорово, что мы встретились! -- щебетала Эоджен. -- Ты где сейчас? Все так же охотником? -- вряд ли она на самом деле хотела услышать ответ, потому что вставить хоть слово он не имел возможности. -- А у меня уже сын с девушкой встречается. В следующем году становится лифтером на полную ставку и стразу женится.
   "Сашка бы в этом году выпускался из школы", -- машинально подумал он о сыне.
   -- А дочка... -- продолжала тараторить Эоджен, но тут ее позвали:
   -- Эоджен! Ты куда пропала?
   -- Иду! -- отозвалась она. -- Извини, Марк. Без меня ничего не могут... -- она улыбнулась вроде бы виноватой улыбкой, но в ней проглядывало торжество.
   Почему нет? Если бы у него сейчас была семья, дети, он бы тоже очень гордился.
   -- Ничего, -- вымолвил он второе слово после приветствия. -- Всего хорошего вам.
   ...Он спустился в приемник, чтобы посмотреть, что там в очередной раз произошло.
   В подвале кроме двух дежурных старушек и Зверева стояла, переминаясь с ноги на ногу, девушка. Тоненькая фигурка, затянутая в маленькое черное платье. Не маленькое платье, а супермаленькое: сверху оголены плечи, а снизу подол едва прикрывает попу. По центру молния. На длинных белых волосах, мягкой волной спадающих на плечи, выделяется ярко-розовая прядка. Девушка скромно потупила глаза -- сама невинность и беззащитность.
   -- Господин майор, -- доложил старший лейтенант Зверев. -- Вот, посмотрите. Говорит, что пришла из Лондона, через тоннель подошла к приемнику, нажала кнопку вызова. Это в пять ноль пять было. Получается, она от Лондона на крыльях летела.
   -- Тоннель в 4:30 открывается, а потом меня подбросили, -- обиженно объяснила девушка.
   Голос у нее оказался почти детский: высокий и звонкий. Произнося фразу, она подняла голову, и майор увидел в ее глазах вызов. Губы искривились дерзкой усмешкой, но она вновь потупила глаза и превратилась в невинную девушку.
   -- Взрослая она очень. Мы и не знали, что с ней делать. Поэтому вас позвали, -- продолжал Зверев, не отреагировав на эту реплику.
   "Что за чудо-юдо?" -- спросил себя Марк, всматриваясь в гостью.
   -- Пустите меня, пожалуйста, жить в приют, -- пролепетала она робко, словно услышав его мысли.
   -- С чего бы это? -- майор не ответил на заискивающий тон. Два года назад вот так же пришла к ним Александра Карангело. У нее погибли родители, так и не успев дать ей профессию. Добрые дяди решили пристроить ее в службу сервиса -- жалко стало такую красоту хищниками выкидывать или майору отдавать. Александра сбежала в приют. Но ей тогда едва исполнилось шестнадцать, и одевалась она не так вызывающе. Эта явно старше. Он пытался придумать хоть одну уважительную причину для ее появления здесь и не мог.
   -- Я очень хочу жить в приюте! -- тон стал умоляющим.
   -- Для начала мне хотелось бы понять, почему ты этого хочешь, -- усмехнулся Марк. -- Это ведь все равно что хотеть с верхнего этажа на минус пятидесятый переехать.
   -- Почему я хочу жить в приюте? -- уточнила Клеопатра. -- Я обязательно-обязательно должна обо всем рассказать? -- лопотала она, как маленькая девочка. -- А мне говорили, что здесь всех-всех принимают и никого-никого не допрашивают... -- девушка попыталась изобразить испуг и растерянность, но вышло у нее не очень убедительно.
   -- Слушай, прекрати паясничать, -- как можно грубее одернул ее Левицкий. -- Нам не нужны лишние рты. Должна быть очень веская причина, чтобы тебя приняли. Сколько тебе лет?
   -- Восемнадцать, -- она склонила голову на бок и чуть расширила глаза. Актерствование страшно раздражало, казалось, что она издевается. Марк еще раз с сомнением окинул ее взглядом. В городах не встретишь полных людей, если только кто-то из администрации. А когда девушка тоненькая и невысокая, сложно определить возраст. И все же Марку показалось, что она скинула себе пару лет.
   -- Самое время выйти замуж, -- заметил он вслух. -- Что? Есть проблемы с этим?
   Она смущенно опустила глаза.
   -- Именно поэтому я и пришла, -- она заговорила тише, горло будто сжал спазм. -- Меня принуждали выйти замуж против воли. Директор химического завода. Того завода, что на этаже -100, -- добавила она после паузы. Быстро взглянула на Марка. -- Вы же его знаете... Такой противный... У него еще жена умерла четыре года назад, и все говорили, что это он ее... отравил чем-то... Он меня шантажировал, угрожал... Пожалуйста, возьмите меня в приют!
   Это было похоже на правду. И звучало намного убедительней, чем ее первые слова: то ли вошла в роль, то ли, наоборот, прекратила кривляться. О директоре химического завода он слышал. О нем весь Лондон сплетничал, так же как и о тяге директора к молоденьким девушкам, о том, что он не всегда довольствовался теми, что уже работают в службе сервиса, а иногда и покупает приглянувшихся в городе. И все же Марк не торопился с решением, пристально разглядывал пришедшую.
   Она нервничала. Кусала красивые губы, с трудом сдерживая слезы. "Играет или нет?" -- Марк привык доверять интуиции, а сейчас она говорила, что этой красотке в приюте не место.
   -- Я не буду лишним ртом, -- она словно опомнилась. -- Вы меня испытайте. Я многое могу делать. Можете даже не кормить меня, пока не убедитесь, что я отработаю еду...
   Теперь у майора не осталось ни одной веской причины, чтобы выгнать ее. Да и миссис Хиггинс стояла на страже:
   -- Бедная девочка, -- жалостливо вздохнула старушка. -- Мы ведь не выгоним ее, господин майор?
   -- Лучше пусть сама уйдет, -- скривился Марк. -- Если ты останешься здесь, детка, ты будешь жить на общих основаниях: работать, учиться, тренироваться. Иначе еды не получишь. Нарушишь устав -- будешь наказана наравне с семилетним ребенком. Устраивает?
   -- И форму надо будет надеть? -- кажется, только Марк уловил в ее вопросе издевку. Быстро же она пришла в себя.
   -- До формы еще дослужить надо, -- рыкнул Марк. -- Как тебя зовут?
   -- Клеопатра, -- кокетливо сообщила девушка. -- Можно просто Клео.
   -- Вот что, Клеопатра, -- майор поморщился -- что за дурацкое имя? Наверняка ведь выдумала. -- Пускаю тебя только на один день. Если сяньшень Дэн признает, что тебя стоит кормить, останешься на неделю. Если за неделю у меня к тебе претензий не будет -- разрешу остаться дальше. Пока ты не захочешь нас покинуть. Миссис Хиггинс, займитесь.
   Он ушел из приемника, а на душе было муторно. Провела его девка. Наверняка провела. Не надо было ее оставлять. Впрочем, один день -- не срок.
   Ким проснулся, потому что Лейлани схватила его за руку.
   -- Что? -- тут же вскинулся он. -- Тебе плохо?
   -- Тише, -- прошептала она. -- Слышишь?
   Из комнаты Тендхаров раздался негромкий вскрик, а затем постепенно утихающий плач.
   -- Он опять ее бьет, -- с тоской промолвила жена.
   Ким вскочил, быстро оделся. Вчера он не встретился с Павлом сразу после разговора с женой, а потом остыл. Подумал: может, женщины опять преувеличивают? Тендхар среди лейтенантов просто гигант, лишь чуть меньше майора. Если такой один раз стукнет Диану, от нее мокрого места не останется, а она жива и даже носит ребенка. Может, он ее толкнул один раз в сердцах, а она уже и нажаловалась. Беременные женщины вообще очень капризные, ему Эрик рассказывал. Он направился к выходу.
   -- Ким, ты... -- вскинулась Лейлани, но он быстро приложил палец к ее губам:
   -- Ч-ч-ч, положись на меня.
   Через несколько секунд он постучался в соседнюю дверь. Ему открыл Павел. Встал так, чтобы Ким не мог рассмотреть того, что происходит в комнате.
   -- Доброе утро, -- поприветствовал спокойно. -- Что-то случилось?
   -- Что у вас происходит, Паш? -- начал Ким, не отвечая на приветствие. -- Диана плачет все время. Ты бы с ней осторожно. Она же беременна...
   По правде говоря, он и сейчас надеялся, что слезам девушки найдется какое-то объяснение. Упала, поранилась, живот болит -- что-то из-за чего соседям не стоит вмешиваться.
   -- Ким, а тебе какое дело? -- Павел вышел в коридор, закрыл за собой дверь, навис над Адольфссоном -- он возвышался на целых полголовы над ним. -- Я же не спрашиваю, что ты делаешь с Лейлани. Это не мое дело, и я в него не лезу. Так чего ты приперся?
   Ким отступил на шаг.
   -- Я объяснил, почему пришел. Диана все время плачет, и мне интересно, что ты об этом скажешь, -- а потом спросил прямо: -- Это правда, что ты ее бьешь?
   -- Какое тебе дело? -- вкрадчиво поинтересовался Павел. -- Это моя семья. Моя жена. Что хочу...
   -- Тендхар, ты в своем уме? -- перебил Ким. -- Ты что творишь? Да ты знаешь, что будет, если майор узнает, что ты ее даже случайно задел?
   -- А майор откуда узнает, Адольфссон? Ты, что ли, настучишь? Так ведь и на тебя, брат, настучать можно. Или ты у нас херувим? Всё правильно делаешь? -- он снова надвинулся. Но Ким на этот раз не отступил. Молниеносно выбросил вперед правую руку и врезал Павлу по шее ребром ладони, а следом левой рукой под дых. Тендхар согнулся и захрипел. Чтобы он не успел опомниться, Ким вытянул его руку, левой облокотился на предплечье, а правой рукой потянул ее на себя. Павел еще сильнее согнулся и застонал.
   -- Тише-тише-тише, -- прошипел Ким. -- А то наших женщин напугаешь. Ты чё, козел, со мной так разговариваешь? Ты забыл, кто лучший ученик майора? Я на тебя, с..., стучать не буду. Я сам тебя урою, понял? И сделаю вид, что так и было. Еще раз мне Лейлани скажет, что твоя жена плакала, -- не обижайся. Нашелся мне... самый сильный парень среди детей и молоденьких девушек. Ты меня понял?
   Тендхар молчал, только негромко рычал сквозь зубы. Тогда Ким завернул ему руку сильнее. Чтобы избавиться от боли, Павлу пришлось наклониться чуть не до пола.
   -- Я не слышу, -- повторил Ким. -- Ты меня понял?
   -- Д-да... -- простонал Павел.
   -- Вот и хорошо.
   Он сделал подсечку и кинул его на пол. Потом, не обращая внимания, на тяжело дышащего Тендхара, поправил форму и дернул дверь своей комнаты. Тут же аккуратно закрыл ее за собой.
   Лейлани испуганно смотрела на него:
   -- Что случилось?
   -- А что случилось? -- широко улыбнулся он. Подошел, поцеловал ее, ласково прикусив нижнюю губу. -- Ничего не случилось, -- он сел на кровать. -- Павел просил извиниться перед тобой, за то что расстроили тебя. Поклялся, что обижать Диану не будет. Да и вообще он ее не бил. Так, шутя толкнул. Просто силу не рассчитал.
   Лейлани смотрела на него с недоверием.
   -- Вы что, подрались? -- еле слышно спросила она.
   -- Мы? Ну что ты, солнышко. Кто же со мной драться будет? Ты не забыла, что я самый злобный драчун в приюте? Просто поговорили по-мужски...
   -- Я уже знаю, -- ответила она серьезно, -- что твои слова надо воспринимать в противоположном смысле, потому что ты не хочешь меня огорчать.
   Он весело рассмеялся.
   -- Лейлани, если бы мы подрались, то, поверь, и форма была бы порвана и синяков мы бы друг другу понаставили. Тендхар все-таки не первоклассник, а старший лейтенант. Я прямо сейчас разденусь и покажу тебе, что никаких следов драки на мне нет.
   -- Не надо!
   -- Надо. Чтобы успокоить тебя и... И всё равно я так спешил, что в очистителе не был.
   Он быстро стянул с себя рубашку, скинул брюки. Лейлани невольно залюбовалась телом мужа. Пусть в плечах не такой размах, как у Павла, зато каждая мышца выделяется рельефно. Вот бы его портрет выложить пластиком. Жаль, что для этого ей материалов не дадут. Никому, кроме нее, портрет мужа не нужен.
   -- Не смотри на меня так, -- предостерег Ким. Дыхание у него сбилось.
   -- Почему? -- лукаво поинтересовалась она.
   -- А то ты не видишь... -- не глядя на нее, он подхватил форму и направился к очистителю.
   -- Ким... -- услышал он вслед, -- потом приходи ко мне.
   Замер. Спросил, не оборачиваясь:
   -- Тебе сегодня лучше?
   -- Гораздо лучше, Ким, -- и добавила почти беззвучно. -- Я тебя хочу.
   Когда через пять минут Ким вернулся, Лейлани долго целовала его -- каждый бугорок и впадинку на шее, плечах, груди. Будто она слепая и хочет увидеть мужа губами. Будто она сможет унести с собой в крематорий память о его теле, о его нежности и любви.
   Первым делом Марк со Зверевым снова зашли в карцер. В Лифтере ничего не изменилось: точно такое же презрение вперемешку с ненавистью лилось из глаз. А вот его друзья сникли. На этот раз майор обошелся без дежурных приветствий. Спросил сухо:
   -- Есть желающие стать рядовыми приюта? Может, кто-то проголодался?
   -- Я! -- голос у Нарэка недовольный, глядит исподлобья. "Все идет по плану, -- отметил майор. -- Как я и предполагал, Хачатурян первым решил стать рядовым приюта. Осталось только узнать, с какой целью он это делает. Надо будет сказать Тендхару, чтобы присмотрел за ним".
   -- Только один? -- он пристально осмотрел остальных. Они тоже уже проголодались и готовы на все, но боятся сказать о своем желании вслух. Но Марк не возьмет тех, кто промолчит: пусть учатся принимать решения и отвечать за них.
   Славик отстрелил наручники у Нарэка от цепи, майор освободил ему руки, повернулся к двери. За спиной зашевелились.
   -- И я!
   -- Меня!
   Почти в один голос произнесли Моисей и Серхио. Левицкий медленно обернулся, будто давал им время одуматься, потом освободил и их. Искоса глянул на Лифтера. Тот хранил редкостное спокойствие: сидел у стены, прикрыв глаза. "Странно, что он не сыплет проклятиями и угрозами, -- подумал Марк. -- Либо уже все высказал без нас, либо они о чем-то договорились и совместно готовят какую-нибудь гадость. Что ж... Посмотрим тогда, кто кого".
   Марк не собирался предоставлять этим подросткам такой же выбор, как другим, -- чтобы они сами определили, в какой класс поступят. Сначала Марк хотел распределить их в разные классы, по степени опасности и чтобы меньше общались друг с другом. Но теперь, заподозрив заговор, решил всех определить к Тендхару. Павел отвечает за четвертый класс. Если они даже сдадут тест на физическую подготовку, общеобразовательный уровень не потянут: когда другие дети учились, эти скитались по подъездам. Будут учиться плохо -- будут получать оплеухи от Тендхара. Захотят учиться лучше -- засядут за учебники и некогда будет дурью маяться.
   Майор проводил взглядом бывших бандитов. Зверев повел их в столовую за куском хлеба, чтобы они дотянули до завтрака. Он же отправился проверять дежурных. На этот раз начал с девочек.
   В дежурке рядовой четвертого класса Алдана Розенберг сладко спала, свернувшись клубочком на небольшой подстилке. Когда вошел Левицкий, не сразу сообразила, что происходит.
   -- Можешь не вставать, -- хмыкнул Марк. -- Наряд вне очереди.
   Вышел в коридор. Поднялся еще на этаж.
   Рядовой Валиханов Рауан, чтобы не уснуть, делал приседания. На столе медная проволока -- он что-то мастерил из нее. Увидев майора, отдал честь.
   -- Господин майор...
   -- Отставить. Молодец, рядовой Валиханов. Минут через пять старший лейтенант Зверев приведет к тебе троих из банды. Они захотели стать рядовыми приюта. Покажешь, где будут спать. Сейчас поднимись к старшему лейтенанту Тендхару, скажи, что я его жду на пятиминутку пораньше, есть разговор. Только пусть сначала примет этих троих. Ясно?
   -- Так точно, господин майор!
   -- Выполняй.
   Валиханов еще раз отдал честь, но убегать не спешил.
   -- Что? -- спросил Марк.
   -- Ничего, -- ответил тот.
   -- Так иди.
   -- Есть, -- в третий раз отдал он честь, но остался стоять. Тут майор сообразил, что он ждет, когда майор выйдет, чтобы предупредить Розенберг о проверке.
   -- По батарее можешь не стучать, -- с усмешкой сообщил он Рауану. -- Я сегодня начал проверку с девочек, и Алдана наряд уже получила.
   В лице мальчишки мелькнуло отчаяние. То ли оттого, что девочка может посчитать его виновным во внезапном появлении Левицкого, то ли оттого, что, оказывается, всевидящий майор и про эту уловку знает. Он наконец сорвался с места.
   Марк снова спустился на первый этаж, в его распоряжении осталось минут десять, пока появится Тендхар, и минут двадцать до пятиминутки.
   Нарэк, как только рассмотрел старшего лейтенанта Тендхара - бугая, с зачесанными назад волосами, тут же засомневался: не зря ли они покинули карцер? Он почему-то считал, что майор их "правильному" решению обрадуется. Но в лице Тендхара пылала только злоба, без всякого снисхождения. Он оглядел всех, резко приказал Рауану, собиравшемуся вести их в спальню:
   -- Подожди за дверью, -- тот вмиг исчез.
   "Во их здесь вымуштровали!" -- поразился Нарэк. Он не любил, когда им командовали, потому и задержался в банде Лифтера. Тот показывал власть только в критических ситуациях, а так чаще советовался. Теперь ему предстояло притвориться тихим и послушным. Хорошо бы ненадолго.
   Тендхар выдержал паузу, прошелся по комнате, потом остановился напротив Нарэка:
   -- Значит так, скоты. Вы, конечно, теперь рядовые... Но не для меня. Понятно? -- он взял Нарэка за шиворот и поднял вверх, так что тому пришлось встать на цыпочки, чтобы не задохнуться, от впившегося в горло ворота свитера. Отпустил и тут же врезал пощечину, от которой мальчишка едва удержался на ногах. -- Я вас, подонки, насквозь вижу, -- продолжал Павел, проделывая то же самое с Серхио. -- Из вас нормальных людей не сделаешь. Не знаю, зачем господин майор с вами нянчится. Короче, -- он принялся за шиворот Моисея. -- Один проступок -- и вы отправляетесь... Не в карцер, нет... -- он улыбнулся так, что Нарэку стало по-настоящему страшно. Даже страшнее, чем когда он впервые встретился с майором. -- Я урою вас сам. Сначала переломаю вам ноги, а потом выброшу на съедение хищникам, как неизлечимо больных. Понятно? Ты чего на меня так смотришь, падла! -- заорал он на Нарэка. -- Я тебя научу смотреть! -- он стал хлестать его по щекам, Нарэк отступал, пытался закрыться руками, Павел бил его по ушам, затылку. Бил, пока в дверь не постучали.
   -- Кто там? -- заорал Тендхар.
   -- Господин лейтенант, -- раздался голос Валиханова. -- Вас господин майор просил пораньше на пятиминутку прийти, -- выкрикнул тот из-за двери.
   Дыхание Павла постепенно успокаивалось.
   -- Зайди сюда, -- скомандовал он и, когда дверь приоткрылась, продолжил: -- Рядовой Валиханов, покажи этим сволочам спальню, -- приказал он.
   Рауан встал по стойке смирно.
   -- Есть, старший лейтенант Тендхар, -- и, подмигнув новеньким, добавил: -- Сволочи, за мной!
   Они молча поплелись по коридору: Серхио, Нарэк, Моисей. Незаметно приблизившись, Мося дохнул в ухо Аре:
   -- А может, прав Лифтер был?
   Но Ара упрямо отпихнул того плечом. Посмотрим, кто кого.

Вторник. Лондон

   Ева имела еще одно замечательное качество. В те редкие дни, когда они ссорились, она никогда не втравливала в их разборки детей. Спроси у девочек -- и они скажут, что папа с мамой ни разу в жизни не поругались. А все потому, что при них и Ева, и Йорген вели себя как ни в чем не бывало. Вот и сегодня такая же история. Йорген вернулся, еще и половины пятого не было. В очиститель еще успел проскользнуть, чтобы раздеться, а вот у выхода Ева уже его караулила. Попытался что-то объяснить -- напрасно. Отвернулась, не удостоив и словом. Проводила девочек в школу, перед этим вместе, как обычно, позавтракали. Ева в это время казалась веселой и заботливой, как всегда. Но стоило двери закрыться за Беатой и Доминикой, она снова замкнулась. Быстро убрала со стола, затем включила телевизор и села перед ним. Взгляд стеклянный. Вряд ли она хоть что-то видит. Йорген подошел и выключил ящик.
   -- Что ты делаешь?! -- зло спросила Ева.
   -- Ты все равно не смотришь...
   -- Какое тебе-то дело? Включи немедленно!
   Он сел у ее ног, заглянул в глаза:
   -- Малышка, ну что с тобой? -- она быстро пересела подальше, отвернулась. -- Не отворачивайся, малышка, -- продолжал уговаривать Йорген на расстоянии. -- Не молчи. Лучше выскажи мне все, чтобы я знал...
   Ева наконец не выдержала, заговорила горячо.
   -- Я не могу так, Йорген. Ты мне врешь. Всё время врешь!
   -- Я не вру, и уж тем более не все время.
   -- Да? -- она вскочила, встала спиной к окну. -- Тогда давай начистоту. Зачем тебе черный костюм с набором отмычек, респиратором и какими-то загадочными приборами? -- он сидел возле дивана, опустив голову. -- И это у тебя не вчера появилось. Я нашла эти вещи в первый же год нашей совместной жизни. Так объясни мне, пожалуйста, зачем они тебе? Может, для того чтобы, как ты сегодня утром выразился, гулять по ночам в подъезде, когда не спится? -- Йорген отчетливо вспомнил, что не спал всю ночь, потер покрасневшие глаза. -- Не надо делать из меня дуру! -- Ева все повышала голос. -- Знаешь, что я сейчас сделаю? Я вызову полицию и расскажу им все! Потому что я ненавижу ложь. Потому что ты женился на мне, только чтобы иметь прикрытие для своих темных делишек! -- она сорвалась на истерический крик и зарыдала, отвернувшись к окну.
   Он медленно поднялся, подошел к жене, обнял ее за плечи, прижал к себе.
   -- Не плачь, малышка. Пожалуйста, не плачь. Если хочешь, вызови полицию, но не плачь. И не накручивай себя, пожалуйста. Я люблю тебя. И всегда любил. Я ради тебя и дочек на что угодно пойду. Если вам лучше без меня...
   Она быстро развернулась, схватила его за рубашку, всмотрелась в лицо:
   -- Скажи мне правду, Йорген! -- по лицу ее текли слезы.
   -- Какую правду, малышка? -- он мрачно смотрел на нее. "Права была Лиза! Ой как права. У нее нюх на такие вещи. Она уже тогда знала, что ничего хорошего из моего брака не выйдет..." Сама Лиза выбрала Марка за надежность, преданность семье. "Левицкий сейчас как беспризорник: кто его приютит -- тому и верен будет", -- сказала она Йоргену после свадьбы.
   -- Кто ты? -- дернула за рубашку Ева.
   -- Я? -- устало удивился он. -- Я прежде всего твой муж, -- она раздраженно выдохнула и хотела отвернуться, но теперь Йорген взял ее одной рукой за плечи, а другой за шею, так что женщина не могла пошевелиться, должна была смотреть ему в глаза. -- Во-вторых, я отец. В-третьих, я охотник, -- он сделал паузу. -- А в-четвертых, я разведчик. Лондонский разведчик. А теперь можешь вызывать полицию.
   Только после этого он отпустил жену, сел на диван, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Ева растерянно стояла у окна, осмысливала сказанное. Потом робко поинтересовалась:
   -- Что ты имеешь в виду? Какой еще лондонский разведчик?
   Йорген не открывал глаза. Он боялся, что если откроет, она снова догадается, что он врет.
   -- А ты что, думаешь, разведка только в других городах есть, а Лондон в разведчиках не нуждается?
   -- Ты хочешь сказать... -- заплетающимся языком пролепетала она.
   -- Что я не враг Лондону, а друг. Я работаю на благо города, а не против него.
   Она подлетела к нему, села рядом.
   -- Йорген, посмотри на меня, -- тут же обхватила его голову руками, оторвала от дивана. -- Посмотри на меня!
   Он открыл глаза, всмотрелся в красивое лицо жены, понимая, что не жалеет ни об одном дне, прожитом с ней. Если бы тогда Лиза могла показать его будущее, если бы он с самого начала знал, что погибнет, потому что жена вызовет полицию, он бы все равно на ней женился.
   -- Йорген... -- прошептала она.
   -- Я люблю тебя, малышка. Это самая главная правда, которую тебе надо знать. Не сомневайся во мне, пожалуйста. Это очень больно.
   -- Почему ты не сказал сразу? -- она поверила в его ложь о лондонской разведке.
   -- Потому что нам не разрешают об этом говорить. А кроме того, я уже много лет не выполнял никаких заданий. Это вот три дня назад меня вновь вызвали.
   -- Это трудно? -- продолжала расспрашивать она, держа его лицо руками.
   -- Бывает, -- небрежно пожал он плечами.
   -- Ты рискуешь жизнью? Ты можешь погибнуть?
   Йорген невольно улыбнулся. Как будто не она только что хотела его казнить.
   -- Погибнуть можно везде, -- наставительно сказал он. -- И работая мусорщиком, и работая охотником, и даже работая в теплице.
   -- Ну да, -- согласилась она и уткнулась носом в его бок. -- Я сморозила глупость... Йорген, -- попросила она через минуту. -- Не скрывай от меня ничего, пожалуйста. Это тоже больно! Ладно?
   -- Ладно, -- кивнул он сонно.
   -- Ой, ты же не спал сегодня, -- вскочила Ева. -- Да и я не спала, караулила, когда ты придешь. Давай постелю.
   Он сполз на пол и на карачках перебрался к стене, где так же сел с закрытыми глазами. Вскоре Ева стала его тормошить:
   -- Йорген, Йорген! Перебирайся на диван, -- он попытался раздеться, но она не позволила. -- Ложись уже так, родной.
   Где-то в глубине сознания у него промелькнула мысль, что он получил еще небольшую отсрочку.

Вторник. Приют

   К удивлению майора, на пятиминутку опоздал сяньшень Дэн. Он выглядел встревоженным, и, против обыкновения, первым делом после приветствия Марк обратился не к дежурному Звереву, а к старику.
   -- Что случилось, сяньшень?
   -- Вскрыли склад с едой, -- пробормотал он, пряча глаза. -- Два ящика еды вынесли.
   Непроизвольно голову опустили все. Марк был обманчиво спокоен.
   -- Кто дежурил из рядовых?
   -- Валиханов, Оливер, Розенберг и Резлерова, -- доложил Зверев.
   -- Проверить всех, -- распорядился майор. -- До построения. Старшие лейтенанты Головня и Манслиф, займитесь этим. Кто-то был в приемнике?
   -- В приемнике были я и Карангело, -- тут же откликнулся Славик.
   -- Всю ночь?
   Зверев задумался:
   -- Никак нет, господин майор. Где-то в час я ушел из приемника, сидел в библиотеке.
   -- Никого не видел?
   -- Никак нет, -- он качнул головой, -- все было тихо.
   -- Миссис Хиггинс, Жания Исметовна, вы что-нибудь видели? -- старушки испуганно покачали головами.
   -- Черт! -- внезапно рявкнул Марк. Тут же взял себя в руки. -- Ладно, докладывайте дальше.
   Он слушал вполуха. За годы существования приюта такое случалось второй раз. Первый раз -- когда пацаны еще не поняли, с кем имеют дело. Тогда Эрику исполнилось десять, и он вместе с остальными сидел в карцере за воровство. Больше никто не пытался повторить. Не только потому, что боялись, но и потому что понимали: они воруют у себя. И вот теперь снова. Если бы лондонская банда согласилась влиться в приют вчера, он бы сегодня выбросил их хищникам, не раздумывая. Но вчера рядовым стал только Малек -- забитый мальчишка, который в одиночестве никогда не решится на воровство. Значит, украл кто-то из тех, кто в приюте не первый день.
   Рауан Валиханов, пока вел в спальню Ару, Мосю и Испанца, тихонько их ободрял:
   -- Вы на Тендхара особо внимания не обращайте. У него иногда бывают заскоки, на ровном месте дерется. А вообще, если всё будете делать правильно, то он не тронет. Он любит, чтобы порядок был.
   Нарэк невольно дотронулся до распухшего уха. По всему выходило, что на Тендхара даже смотреть нельзя, иначе может неправильно понять. В нем перемешались ненависть и страх. Одна надежда: может, удастся скоро сбежать из приюта.
   В спальне матрасы с пола не убирали, только аккуратно застилали. В изголовье лежали небольшие ровные стопки одежды. В три больших окна лился тусклый желтый свет неба над городами. Все трое невольно застыли, глядя в окно. Пока они жили в подъездах, у них не появлялось возможности выйти наружу. Попав в приют, они сутки провели в карцере, где тоже не сделали окон. Нарэк увидел небо впервые за семь лет -- у него родители работали мусорщиками. А для Моисея и Серхио этого была первая встреча с внешним миром -- их родители жили на минусовых этажах. Рауан усмехнулся:
   -- Все, когда заходят в первый раз, сначала столбом стоят. Ничего, потом примелькается, так что надоест даже. В общем, смотрите, -- он повел рукой над матрасами. -- Вот там, у стены, здесь, у окна, и тут, у двери, -- свободно. -- Рядовые перешли в класс добытчиков, -- объяснил Рауан. -- Выбирайте.
   -- Я там, -- тут же выбрал место у стены Ара.
   -- Я здесь, -- Серхио заторопился к окну, чтобы опередить Мосю.
   Тот только вздохнул и собрался сесть на матрас у двери, но Рауан тут же схватил его за руку, потянул вверх:
   -- С ума сошел? Тендхар увидит -- убьет. Он не любит, когда на кроватях сидят. Вот если Тендхар занят и за нами следит только Арилль, тогда можно немного расслабиться. Но, если честно, Павел нам редко расслабиться дает.
   Он хотел еще что-то сказать, но в комнату вошли два старших лейтенанта, ведя за собой еще одного дежурного.
   -- Рядовой Оливер, рядовой Валиханов, -- скомандовал русоголовый Степан. -- Досмотр личных вещей.
   -- Какой еще досмотр? -- удивился Рауан. -- Зачем?
   Высокий худой парень, названный Оливером, казался неуместным в комнате четвертого класса. Он выглядел лишь чуть моложе старших лейтенантов.
   -- Ты чё, еще не в курсе? -- ухмыльнулся он. -- Два ящика еды уперли из столовой. Прикинь?
   Он скользнул ленивым взглядом по троице. Серхио сразу не понравился этот наглый взгляд.
   -- Как украли? -- оторопел Рауан, удивленно посмотрел на лейтенантов, терпеливо ожидавших, когда он придет в себя.
   -- Я так думаю, руками, -- хмыкнул Оливер.
   -- А нас что, подозревают?
   -- Где твои вещи, Валиханов? -- повторил Головня настойчивей.
   Рауан провел лейтенанта к своей постели. Оказалось, что он спал рядом с Серхио.
   -- А эт чё? Бандиты что ли? -- поинтересовался Оливер, расчесывая длинные черные волосы пятерней. -- Вот кого проверять надо.
   -- Давай, давай, Тимо, живей, -- подогнал его Дэйл Манслиф. -- Нам надо успеть до построения.
   -- Да смотрите, мне-то чё, -- он показал матрас. -- Третий от стены, -- уточнил он.
   -- Подошел и показал свои вещи, щенок, -- прищурился Дэйл.
   -- Да чё вы сразу? -- наглость мигом слетела с Тимо, он рысцой подбежал к матрасу. -- Может, мне самому перебрать? -- заискивающе спросил он. -- Я могу, -- он начал перекладывать одежду и книги на матрас.
   -- Уйди, -- скомандовал Манслиф. Он подошел и тщательно просмотрел каждую вещь, как будто надеялся, что еда может заваляться в каком-нибудь кармане.
   Моисей тут же шепнул Испанцу:
   -- Видал? Профессионально досматривает. Не еду, а следы ищут, что он где-то в неположенном месте был.
   По лицам лейтенантов невозможно было определить, нашли они что-то или нет. Головня скомандовал сурово:
   -- Всем на построение. Живо! Рауан, после завтрака отведешь новеньких к Жание Исметовне, пусть подберет для них какую-нибудь одежду. Это же ужас какая рвань!
   Он стремительными шагами направился к выходу, за ним -- Манслиф. Пятеро рядовых помчались за лейтенантами. По дороге Тимо пристроился к Нарэку.
   -- Слышь, Ара, -- шепнул он в ухо. Нарэк вздрогнул: "Откуда он мою кличку знает?" -- После построения переговорить надо. Понял?
   Когда дверь за предавшими его товарищами закрылась, Лифтер только удовлетворенно кивнул. Он остался один, теперь ему никто не помешает. Он может работать или отдыхать, сколько ему вздумается. Раньше мешали их скептические, а иногда уничижающие взгляды, словно говорившие: "Убогий! Чем ты маешься?"
   Лифтер встал и сделал несколько поворотов, наклонов. Руки начинало ломить -- вторые сутки он не может пользоваться ими в полную силу. Но это ничего, он и не такое выдерживал. Размявшись, он снова залез по цепи вверх и стал долбить стену. Он представлял, что этот гвоздь он втыкает в сердце майору. А потом предателям. Всем по очереди. Майору, Мальку, Аре, Испанцу, Мосе. Майору, Мальку, Аре, Испанцу, Мосе.
   Наконец у него откололся крохотный кусочек бетона. Он опустился на ноги и растер, как мог, занемевшую руку. Майор не выдержит? Ерунда! Не на такого напал. Он выцарапает это крепление. Он убьет всех. Сначала майора, потом предателей.
   Снова забрался по цепи и продолжил трудиться. Новая мысль поразила его: "Что бы сказала мама, если бы увидела?" Он мгновенно отпустил цепочку и сел на пол. Эта мысль иногда посещала его. Нечасто. Последнее время все реже и реже... Мама, отец... Они бы не ругали. Вернее, ругали бы не за то, что он хочет освободиться, а за то, что хочет их убить. Вот так, ударом гвоздя... Мама бы заплакала. Отец бы нахмурился и сказал: "Ты мне не сын!"
   "Я уже убивал, папа!" -- привычно ответил он.
   "Это было другое. Ты убивал, чтобы выжить".
   "А сейчас разве нет?"
   "Нет. Они предали, чтобы выжить. За что их убивать?"
   "Предательство хуже убийства!"
   "Откуда ты знаешь, что хуже?" -- увещевал голос отца в его сознании.
   "Я знаю, чувствую..."
   "Ты еще ребенок. Ты не можешь знать и понимать все".
   "Я ребенок?! Я ребенок, папа?! Ты ничего не знаешь!"
   Он упрямо мотнул головой. Произнес вслух:
   -- Ты ничего не знаешь, папа.
   Какой смысл мучить себя этими вопросами: "что бы сделал отец?", "что бы сказала мать?" -- если их нет? Их нет и никогда не будет. Какие-то правила порядочности имели смысл, пока они жили вместе. Теперь это глупо и смешно. Теперь имеет смысл лишь его цель: отомстить всем, кто имеет квартиры, кому наплевать на Витьку и таких, как он, скитающихся по подъездам... Они не будут спать спокойно, пока он жив. Они будут вздрагивать при звуках его нового имени -- Лифтер. Он снова взобрался по цепи и стал долбить стену. Он не сдастся. Он освободится и отомстит всем...
   На построении Марк сразу обратил внимание на Клеопатру. Девушка стояла в первом классе и весело перемигивалась со старшим лейтенантом Ле Паном. Тот охотно отвечал на ее заигрывания. "Придумал себе геморрой!" -- в сердцах подумал Марк. Он почему-то надеялся, что девчонка, услышав его требования, исчезнет. Или хотя бы решит, что ей не обязательно соблюдать устав приюта, например, не придет на построение. Но его надежды не оправдались
   Головня и Манслиф доложили, что обыск дежурных результатов не дал. Он ожидал этого. Тот, кто рискнет украсть два ящика еды, должен постараться, чтобы его не раскрыли.
   После обычного ритуала на построении майор обратился к воспитанникам:
   -- Сегодня ночью у нас в приюте произошло чрезвычайное происшествие, -- Левицкий сделал паузу, оглядывая зал. Чувствовалось, как моментально возросло напряжение. -- Украдены два ящика еды, -- и снова пауза. Казалось, легкий ветер проносится по рядам. Дети ежатся, вздрагивают от этих слов. Некоторые даже переглядываются, хотя команду вольно майор еще не отдал. -- Я знаю, что те, кто сделал это, находятся здесь, -- если бы Марк мог, он бы взглянул в глаза каждому по отдельности. Чтобы они испугались. Поняли, что от Левицкого ничего не скроешь. Но сделать этого он не мог, поэтому вел бесполезный разговор. Однако попытаться стоит. -- Хочу сказать, что я непременно обнаружу воров. И, когда это произойдет, они умрут в пасти хищников. Но сейчас у них еще есть возможность одуматься. Если еда вернется на место, я не буду продолжать расследование, -- в спортзале воцарилась такая тишина, что, казалось, дети даже дышать перестали. -- Все ясно?
   -- Так точно, господин майор! -- задора в дружном хоре заметно поубавилось.
   -- Вольно. Разойтись.
   Даже после команды дети не сразу пришли в себя. А когда очнулись, то не потянулись к выходу, как обычно. Собрались группками, обсуждая произошедшее.
   Марк направился к Ле Пану. Клеопатра крутилась рядом, заискивающе улыбаясь. Он попробовал ее игнорировать, но получилось не очень хорошо, она прямо помехи создавала своим присутствием.
   -- Пошла вон, -- скомандовал он грубо.
   -- Что? -- лицо вытянулось.
   -- Иди в столовую, -- процедил Марк, беря себя в руки, и повернулся к старшему лейтенанту.
   -- Как она? -- спросил он, когда девушка исчезла. И тут же поймал себя на том, что хотел уточнить что-то другое, но все из головы вылетело.
   -- Нормально, господин майор... -- растерялся Филипп.
   А Марку ничего не оставалось, как продолжить разговор о новенькой.
   -- Нарекания есть? Устав нарушает?
   -- Нет нареканий, пока слушается, -- ответ звучит неуверенно, но Левицкий и сам понимает почему. Еще до того, как Ле Пан произносит: -- Так она только пришла. Еще трех часов не прошло, как появилась. Может, еще нарушит, -- он словно испытывал вину за то, что к новенькой нет претензий.
   -- Ладно. Если что -- сразу ко мне.
   Майор направился в столовую. А вот зря он себя пилил. Спросил именно то, что нужно. На построении его осенила мысль, которая не пришла в голову сегодня утром в приемнике. Эта девица ведь наверняка не девственница. По внешности она никому из девушек не конкурентка. Александра поинтереснее, но она специально как парень одевается и стрижется. И что он запустил в приют в таком случае? Опасный вирус, по-другому не скажешь. Начни она сейчас со всеми подряд заигрывать, и такое начнется... Женатые могут не выдержать, а холостяки вообще по потолку будут бегать. Или... Каким-то другим образом тестостерон сбрасывать. "Вот же геморрой себе приобрел!" -- снова подумал он. Ничего. Если только он заметит, что она ведет себя как шлюха... Она еще просить будет, чтобы он ее просто выгнал из приюта.
   -- Ну, чё будешь делать, Ара? -- Тимо стоял перед ним в приемнике, где они во главе с Лифтером сделали последнюю отчаянную попытку освободиться. Слева и справа -- подручные Оливера, Нарэк пока не знал, как их зовут. Знал только, что они тоже из четвертого класса -- на построении стояли рядом.
   Желтая лампочка, светившая главарю в спину, делала лицо мрачным. В сердце Нарэка закрался страх. Втроем не только побить -- убить могут, он со всеми не справится. Но по опыту подъездной жизни, он знал, что в таких случаях важно держать лицо. Как почувствуют слабинку -- в бараний рог скрутят. Вот Лифтер умел страх нагонять: в его присутствии даже самые сильные терялись.
   -- Чё молчишь-то? -- вновь спросил Тимо. -- Майору служить собираешься? -- он говорил с ленцой, будто по тяжкой необходимости.
   -- А что есть варианты? -- осторожно поинтересовался Нарэк. Кто его знает, а вдруг майор через этих ребят его проверяет, чтобы узнать, что у него на уме.
   Тимо подошел ближе. Сначала смотрел на свои ботинки, на рваные сандалии Нарэка -- будто сравнивал. Потом быстро схватил его за шею, нажал на кадык. Напарники мигом подскочили, схватили Ару за руки.
   -- Когда я спрашиваю, -- прошипел он, -- надо отвечать "да" или "нет". Понятно? -- Нарэк кивнул, тяжело дыша. Он знал этот захват: нажми сильнее -- и тебя даже московский доктор не спасет. -- Я спрашиваю еще раз. Ты будешь служить майору, Ара? -- продолжил Тимо. Он чуть ослабил захват, чтобы дать возможность Нарэку говорить.
   -- Я не хотел, -- еле слышно выговорил он. -- Я хотел сбежать.
   -- Ну, так уж сразу и бежать! -- добродушно усмехнулся Тимо и отступил, но его шестерки продолжали держать руки. -- Можно и здесь неплохо устроиться. Пойдешь в мою банду?
   Нарэк открыл было рот, но тут вспомнил предупреждение и произнес сначала:
   -- Да, -- а потом задал вопрос. -- А это вы еду украли?
   Он даже представить себе не мог такое богатство -- два ящика еды!
   -- А кто ж, кроме нас, -- самодовольно усмехнулся Оливер. -- Кроме нас, банды в приюте нет. И на всякий случай предупреждаю: над нами один из старших лейтенантов, а потому нас никогда не поймают.
   -- Тендхар? -- испуганно поинтересовался Нарэк.
   -- Ух ты какой прыткий, -- засмеялся Тимо. -- Сразу тебе скажи. Когда дослужишься, узнаешь. А пока скажи, кого еще из твоих друзей можно привлечь? -- он сделал знак, и Ару отпустили, но стояли достаточно близко, чтобы в случае чего опять обездвижить.
   -- Обоих можно, -- пожал плечами Нарэк. -- Хотите, я поговорю с ними?
   -- Не, -- покачал головой Оливер. -- Я сам разговаривать буду. Так они тоже сбежать хотят?
   -- Вроде да... -- Нарэк нахмурился: Серхио и Моисей во время их с Лифтером спора помалкивали, а потому он даже не знает, что именно они задумали, когда согласились с требованиями майора.
   -- А вообще надежные парни? -- снова спросил Тимо.
   -- Надежные, -- кивнул он уверенно. Когда они убегали от облавы полиции, работали настолько слаженной командой, что полиция до сих пор уверена, что четырех преследователей убил Лифтер, хотя на самом деле убивал также он и Серхио. Лифтер тогда словно вдохнул в них силу и ненависть сражаться до конца... Сейчас это казалось невозможным. Почти неделю уходить от облавы! А тогда всеми овладел такой настрой... Даже когда их поймали, обездвижив парализаторами, они долго не могли поверить, что это конец. Казалось, что это всего лишь дурной сон. Если бы за них тогда не заступились, их бы сами полицейские порвали на куски, никаких хищников бы не понадобилось...
   -- Ладно, идем на завтрак, -- милостиво разрешил Оливер. -- Опаздывать нехорошо. Еще Тендхар ругаться будет, -- хохотнул он. -- Из банды выгонит.
   На первом же уроке Клеопатра довела майора до белого каления. Она так умильно на него смотрела, сложив руки на белых коленях, что Левицкий рявкнул:
   -- Рядовой... -- и замер, поняв, что не знает даже ее фамилии. -- Клеопатра, -- наконец выговорил он. -- Выйди из класса!
   Она красиво поднялась и, виляя бедрами, вышла. Майор вышел за ней, саданув дверью так, что она чуть с петель не слетела.
   -- Ты, потаскушка, если не умеешь вести себя нормально, вали отсюда!
   -- А что я такого сделала? -- тут же выпятила она нижнюю губу.
   -- Идиоткой притворяешься? -- Левицкий чудовищным усилием снова взял себя в руки и заговорил вкрадчиво. -- У меня, милочка, идиоты два ящика еды в месяц приносят. Дешевле я не беру! -- девчонка все же смутилась, спрятала взгляд. -- Значит, так. Марш в класс сяньшеня Дэна... -- он задумался, потом открыл дверь и позвал:
   -- Рядовой Лагун, выйди из класса.
   Когда девочка подошла, он приказал.
   -- Отведешь рядового... Как там твоя фамилия? -- обратился он к Клеопатре.
   -- Секретова, -- с придыханием сообщила она. Уже пришла в себя, зараза.
   -- Отведешь рядового Секретову к сяньшеню Дэну. Скажешь: "Господин майор приказал проверить, годится ли она хоть на что-нибудь, и тут же доложить ему". Ясно?
   -- Так точно, господин майор, -- звонко ответила Вероника.
   -- Исполняй, -- он вернулся в класс, твердо решив избавиться от этой девицы уже сегодня.
   Диана проводила Павла и обессилено прислонилась к двери. Ведь знала же, что нельзя говорить никому о том, что происходит у них в семье. Зачем только рассказала Лейлани? Теперь Павел еще сильнее злится...
   Он начал бить ее почти сразу после свадьбы. Сначала за то, что утром не заправила постель. Потом за то, что кофта, которую он подарил, не лежала на месте, когда он зашел на обед. За то, что слишком суетилась, когда он пришел, за то, что не встретила его у двери...
   Виновата всегда она. Иногда Диана возмущалась таким положением, грозила пойти к майору. Павел просил прощения, объяснял злость тем, что допекли воспитанники, что ему очень тяжело... Она тут же проникалась: какая же она бесчувственная! Ей бы заметить, что у мужа плохое настроение, и не раздражать его, а она постоянно что-то не так делает.
   Диана одернула себя. Нашла время вспоминать! Павел ведь в любой момент может зайти. Она быстро окинула взглядом комнату. Что может ему не понравиться? Покрывало на кровати висит неровно. Девушка быстро натянула его, так чтобы висело идеально, без единой морщинки. Несколько раз проверила, чтобы с обоих краев кровати оно свисало одинаково. Поправила лоскутные занавески на окне -- Жания Исметовна научила делать такие. Что еще? Надо навести порядок в очистителе. Павел очень любит порядок.
   Еще раз натирая до блеска стены, она вздыхала. Как жаль, что она такая неумеха, никак не может сделать Павла счастливым. Другая бы на ее месте расстаралась, чтобы угодить такому мужчине, а у нее никак не получается. Даже забеременеть сразу не могла.
   Убрав комнату, она села на табуреточку и стала с замиранием сердца ждать мужа. Он бы обязательно порадовался сегодня, она ведь так старалась. Если бы эта противная Лейлани не рассказала обо всем Киму! Какое они имеют право вмешиваться? Павел обязательно исправится, он не будет так злиться. Надо только дать ему шанс. Диана всхлипнула. Муж правильно сказал: ни Лейлани, ни Ким не виноваты в том, что произошло. Только она виновата: нельзя никому рассказывать о том, что происходит у них в семье.
   "Только бы он простил меня, -- с отчаянием думала Диана. -- Я никогда не буду никому ничего рассказывать. Только бы он не бросил меня. Как же я тогда одна... -- на глаза навернулись слезы. В городе стать одиночкой -- самое страшное проклятие, да и в приюте веселого мало. Тут же девушка ободрила себя: -- Он простит меня. Моя любовь все преодолеет, я буду любить и терпеть, и он изменится. Станет ласковым со мной. Он увидит, как я стараюсь, и простит меня, и изменится..."
   Серхио на переменах будто невзначай несколько раз проходил мимо карцера. К его удивлению, никто за ним не следил и гулять здесь не запрещал. Воспользовавшись случаем, он после обеда осмотрел замок и с удовольствием заметил, что это обычный механический замок, один из таких, которые он в городе научился вскрывать очень быстро. Все, что ему нужно для этого, -- твердая металлическая палочка. Мелочь, но найти ее трудно. Металл в большой цене, на полу такие вещи не валяются. Испанец размышлял: "Где в приюте можно найти металл? На складе. Где-то должен быть у них склад, ведь они тоже выходят на свалку. Спрашивать о складе нельзя, значит, надо просто смотреть в оба".
   Когда он возвращался в класс, к нему подошел Рауан -- его прикрепили к новенькому.
   -- Ты где пропал? -- зашептал он. -- В мастерскую, как и на уроки, надо чуть раньше приходить, а то опять на Тендхара нарвешься.
   -- Спасибо, друг, -- сердечно поблагодарил его Серхио, не испытывая в душе ни капли благодарности.
   Он бы сейчас согласился на кулаки Тендхара, если бы только платой за это стала палочка, которая ему нужна. "Ну, побьет, так что ж, -- думал он. -- Не убьет же. Майор вряд ли позволит..."
   В мастерской он весь превратился в слух и зрение. Два оттопыренных уха, как локаторы, улавливали обрывки разговоров, глаза присматривались к инструментам, которые плохо лежат. Он очень надеялся, что хоть кто-то обмолвится о том, где находятся склады. Или он сможет подыскать что-то похожее на отмычку. Через неделю он бы и сам узнал все, что нужно, нашел какие угодно отмычки. Но будут ли Лифтера держать здесь неделю? Он нуждался в помощи именно сейчас. Магнитные ключи для наручников он вряд ли сможет выкрасть, но если он сможет достать отмычку, то хотя бы еду передаст...
   Через час работы в мастерской их отпустили на перемену. Испанец прогуливался по первому этажу, присматриваясь к различным дверям, стараясь слишком не привлекать внимание. Вдруг к нему подошел Оливер.
   -- Пойдем поговорим, -- предложил он небрежно.
   "За мной следили, -- догадался Серхио. -- И, конечно, заподозрили".
   Он счел за лучшее повиноваться. Прежде чем бить, разговаривать будут. "Может, и отбрешусь", -- решил он.
   Следом за Оливером он спустился в подвал. За спиной пристроились еще двое. Серхио оглянулся: довольно неприятные типы, хотя сразу видно, что шестерки. Но такие и убьют по приказу.
   Вчетвером зашли в приемник, единственную комнату, где горел свет. Серхио с удивлением заметил, что ни одного лейтенанта здесь нет, и заподозрил неладное. Тут же выбрал удобную позицию для боя -- стремительно шагнул в угол.
   -- Ты чего? -- насторожился Тимо.
   -- Ничего, -- Испанец расширил глаза, изображая недоумение. -- Ты чё хотел-то?
   Тимо опешил. Обычно, когда его жертвы оказывались в приемнике, сразу теряли уверенность. Понимали, что с тремя не справиться, и мечтали только об одном: чтобы сильно не били. Этот явно не испугался.
   -- Я только поговорить хотел, -- успокоил он Серхио.
   -- А ты что, без своих шестерок разговаривать не умеешь? -- нагло ощерился Испанец.
   -- Слушай ты, -- один из подручных Оливера обиделся на "шестерку" и шагнул ближе.
   -- Стой, где стоишь! -- предупредил его Испанец таким тоном, что тот невольно отступил. -- Ты, чмо, явно из Токио. Я таких за версту чую. А я в банде с шести лет. Думаешь, справишься со мной?
   -- Вместе нападем -- не справишься, -- прищурился Тимо.
   -- А ты проверь! -- Серхио сплюнул на пол. Глаза его тоже нехорошо сузились.
   Тимо струсил. Он решительно не хотел проверять, насколько опасен Испанец. Даже если и справятся, бой будет на смерть, но любые увечья, привлекут внимание. Он сделал знак помощникам, и они, нахмурившись, вышли.
   -- Я не хотел с тобой ссориться, -- заверил Оливер.
   -- Я понял, -- ухмыльнулся Серхио, но из угла не вышел, стоял возле стены, напряженно следя за каждым движением Тимо. Чтобы успокоить его, Оливер отошел дальше.
   -- Хотел всего лишь пригласить работать со мной.
   -- Местная банда? -- Серхио соображал так быстро, что пугал Тимо. -- Не, пацан, это не по мне.
   -- А что так? -- недовольно поинтересовался Оливер.
   -- Лидером вы меня не сделаете, а подчиняюсь я только Лифтеру.
   -- Так его дня через два хищникам скормят! -- Тимо прошелся взад-вперед. Остановился перед Испанцем. -- Не отказывайся, дело выгодное.
   -- Я сказал: нет. Пока не скормили, я из банды Лифтера. А дальше посмотрим. Еще что-то?
   Оливер нервничал. Послушал он Ару, что всех можно взять под себя. Теперь получалось, что он полностью во власти этого наглого новенького. Если тот проговорится кому-нибудь о разговоре в подвале -- ему крышка. Майор даже сомневаться не будет, выкинет на свалку. Как же теперь выкрутиться?
   -- Ладно, я тебя отпускаю, -- он изо всех сил изображал властный и развязанный вид. -- Но помни: за нами один из старших лейтенантов. Если кому стукнешь...
   -- И чё ты мне сделаешь? -- Испанец осклабился во всю пасть. -- Тимо, если я захочу от тебя избавиться, мне не надо будет на тебя стучать. Ты не забыл, что мы в одной спальне теперь спим?
   У Оливера по спине побежали мурашки. Он никак не мог придумать, как выйти из этой ситуации с честью. Серхио не дал ему времени на размышления.
   -- Ладно, -- промолвил он. -- Я понял. Крыша мне не нужна. А если понадобится, обращусь, -- он спокойно вышел из приемника.
   Через мгновение в коридоре раздался жалобный визг. Еще через десять секунд влетели его подручные:
   -- С... -- пожаловался Каролис, потирая запястье. -- Он мне чуть руку не сломал. Почему мы его не проучили?
   -- Потому что мне не нужны трупы! -- разозлился Тимо. -- И, если не хочешь, чтобы тебе сломали руку, не трогай его, понял? А то еще и от меня по шее получишь! Быстро в мастерскую. Давно от Тендхара не получали?
   Сяньшень нашел Марка на перерыве после обеда.
   -- Где вы нашли это чудо? -- начал он, едва завидев майора, и только после этого подошел ближе. -- Где вы нашли эту девушку?
   -- Я уже сто раз раскаялся, что взял ее, -- понимающе кивнул Марк. -- Но это легко исправить. Выгоню ее сейчас же!
   -- Как выгоните?! -- замахал руками сяньшень. -- Что вы такое говорите?! Вы знаете, что это за девушка?
   -- Немного, -- настороженно ответил Левицкий. -- Плохая актриса.
   -- Насчет актрисы я не знаю, но художница она великолепная! Ее сам Бог послал к нам, честное слово. Пойдемте со мной, я вам покажу, -- он буквально потащил майора в класс, где обучал воспитанников ремеслу. -- Вот, смотрите. -- Это, -- он продемонстрировал пластмассовый абажур, расписанный голубыми и синими узорами, -- это, -- сяньшень показал отреставрированный бокал, так же украшенный тонкими линиями, -- и это, -- он протянул картинку с изображением городов, нарисованную легкими мазками на небольшом кусочке картона. -- Три вещи, -- подчеркнул старик, -- она нарисовала за неполный урок. Но это еще не все. Посмотрите сюда, -- Марк подошел к столу, где тоже стояли абажуры, бокалы и картинки. -- Вот это сделали ученики третьего класса под ее руководством. У нее удивительное чувство цвета, она точно знает, как можно исправить поломанную вещь, превратив недостаток в достоинство. И самое главное, у нее учительский дар. Прямо сейчас ее можно поставить учителем рисования. Пусть обучает детей -- это же дешево и легко!
   Левицкий еще раз оглядел вещи и спросил с надеждой:
   -- Вы издеваетесь? Или мы о разных людях говорим?
   -- Ну как же... Клеопатра Секретова. Рядовой Лагун сказала, что вы ее прислали мне на проверку. И что сразу вам доложить надо, когда проверю. Вот я и проверял... Долго, чтобы не ошибиться.
   Марк, все еще не веря, смотрел на старика. Затем промолвил глухо:
   -- Я очень надеялся, что избавлюсь от нее.
   -- Такими талантами, господин майор, не разбрасываются. Поверьте, она нам столько еды принесет, что ваша мечта быстро сбудется: будем всем по банке еды раздавать, а лейтенантам и вам по две. Представляете? Можно учебники купить, одежду лекарство...
   -- Стоп! -- прервал Марк. -- У меня такое впечатление, что я на проповеди в церкви. Они там много чего обещают. В загробной жизни. Сяньшень, эта девушка так себя ведет...
   -- Как? -- с таким искренним непониманием поинтересовался старик, что Левицкий не смог объяснить, пробормотал только:
   -- Как не должна вести себя девушка. Тем более учитель.
   -- Так я ей это растолкую, -- с готовностью предложил сяньшень. -- Она очень умная. Она поймет, -- майор опять посмотрел на старика с сомнением. -- Но выпускать из рук такое дарование... Тем более она сама к нам просится! И еще, господин майор... Надо бы ей какую-нибудь комнатку выделить. Вот хоть на этаже у девочек кладовка есть. Ее бы освободить. Клеопатре вполне бы хватило. Но чтоб она с девочками-то в общей спальне не спала. Нехорошо это как-то, и старше она их, и учитель к тому же.
   -- Да не учитель она еще, -- разозлился Марк. -- Ладно, я подумаю.
   Он направился в класс: перемена закончилась. По дороге уговаривал себя: "Потерплю ее еще немного, но если она... Сразу от нее избавлюсь!"
  
  
  
  
  
  
  
  
   202
  
  
   202
  
  
  
  
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"