Эрвин молчал. Столько лет он искал Зал Истины. Для чего? Чтобы услышать это ядовитое "И?" Почему, черт побери, все на самом деле не такое, как ты об этом мечтаешь? Он метался, искал, разочаровывался, снова искал. Столько усилий, для того чтобы однажды попасть в место, где к нему придет успокоение, где все, казавшееся сложным, станет простым и понятным. Откуда он выйдет просветленным и умиротворенным, и его прикосновение к миру станет исцеляющим, как у Самого Эль-Элиона.
Первое, в чем он обманулся -- в Зале Истины была непроглядная тьма. А он почему-то думал, что его ждет ослепительный свет. Оказавшись перед лицом тьмы, он заколебался: а стоит ли шагать в неизвестное? Не проще ли жить, как многие, подобные ему? Возможно, именно эта мысль и подтолкнула его в спину. Быть, как все, -- что может быть отвратительнее? Но он пожалел о своем шаге почти сразу, как только услышал этот противный Голос, полный издевки:
-- Проходи, проходи. Чего встал? Ты ж у нас особенный. Тебе вечно больше всех надо. Аж до Зала Истины добрался.
Как он ненавидел этот голос! Нет, не возненавидел в данный момент, когда услышал, а ненавидел всегда, с самого детства. Этот голос преследовал его всю жизнь. Иногда он прорывался в интонациях знакомых или случайных собеседников. И как только он различал эти нотки, человек становился неприятен, и общение с ним Эрвин прекращал. Но гораздо чаще Голос звучал внутри него. И убежать от этого было невозможно.
Когда же он услышал Голос еще и в Зале Истины, сразу развернулся, чтобы уйти, и... понял, что дверь в кромешной темноте найти не сможет. А Голос противно захихикал:
-- Куда-куда? Ишь, заспешил! Ты думал, в Зале Истины медом намазано? А остальные сюда не спешат, потому что дураки? Истина очень редко бывает приятной. Практически никогда. Она горькая. Она жжет. Она гладит против шерсти.
-- Истина должна просветлять, -- угрюмо ответил Эрвин, хотя по многолетнему опыту знал, что спорить бесполезно.
-- А она и просветляет. Тех, кто хочет быть просветленным. Но ты, похоже, как все: когда слышишь то, что тебе не нравится, предпочитаешь заткнуть уши.
Слова "как все" на этот раз его взбесили. Если бы Голос был материален -- задушил бы, не раздумывая. Но Эрвин только выдавил из себя:
-- Говори. Я послушаю, -- и только произнеся эту фразу, понял, что Голосу-то именно это и надо было. Для этого и доводил Эрвина до бешенства, чтобы он не ушел, а слушал все, что ему скажут. А он, как дурак, попался. "Ну, что ж, -- пришла тут же спасительная мысль, -- тогда не буду доставлять ему удовольствия своим раздражением. Сделаю вид, что мне все равно". Сила внутри привычно успокоилась и потекла иначе, а в Зале что-то неуловимо изменилось. Вокруг по-прежнему была тьма, но ощущение было такое, словно его только что отчитывал гад-начальник, и он стоял с покорно опущенной головой, зная, что если хоть чем-то выдаст свою ярость -- останется без работы. А теперь начальником стал он: вальяжно развалился в кресле, а собеседник неудобно устроился на краешке высокой табуретки. Видимо, его внутренние ощущения как-то повлияли и на Голос. Он стал вежливо заискивающим, как у начинающего врача в разговоре с богатым пациентом.
-- Значит, ты готов слушать? Хорошо... Тогда расскажи, с чего все началось?
-- Вот прямо так, да? С чего все началось? -- теперь ехидничал Эрвин. -- А я вообще-то не за этим пришел. Я пришел, чтобы получить ответы, а не услышать очередные вопросы.
-- Да-да... -- кажется, Голос смутился. -- Конечно... Но ты же взрослый человек. Должен понимать, что даже в Зале Истины нет волшебного компьютера, который может ответить на любой вопрос. По той простой причине, что на любой вопрос можно получить любой ответ. А ты ищешь настоящих ответов. Ты взыскуешь истины. Ведь так? -- Голос, не дождавшись его кивка, продолжил. -- Поэтому надо начать сначала. Как получилось, что эти вопросы вообще встали перед тобой? С чего все началось?
***
Эрвин задумчивоковырял деревянную парту. Когда-то она была добротная, прочная, но никакое дерево не может выдержать столько поколений учеников, сколько пришлось выдержать ей. В течениеучебного года несколько разучащиеся скоблили и чистили ее, чтобы уничтожить следы своей жизнедеятельности: шпаргалки, карикатуры друг на друга и учителей, видимое проявление бурления крови в образесердец, стрел и имен, объединенных плюсом.Дерево страдало двойного натиска: сначала меток, потом чистки. Оно отслаивалось, топорщилось, словно обиженный еж, грозя очередному недоразумению, севшему за парту, многочисленными занозами. Но столы не меняли. Директор школы каждый раз обещал новому набору: "Если я увижу, что вы аккуратно обращаетесь со старымипартами-- получите новые". Но поскольку он требовал от учеников чего-то невообразимого, столы со своей многовековой историей оставались прежними. И Эрвин довольно часто, вместо того чтобы слушать урок, исследовал парту. Со стороны глянешь -- сидит лентяй, ковыряет пальцем измученную столешницу. На самом деле под его пальцами оживало прошлое. Он видел, чувствовал ученика, который сидел здесь до него: о чем тот думал, в кого был влюблен. Если ученик был личностью яркой,образ так вспыхивал в его сознании, что Эрвин не сомневался: увидит его в жизни даже стариком -- обязательно узнает. В своих исследованиях он добрался чуть ли не до первого ученика, сидевшего за партой. И теперь думал: что будет, когда он "вспомнит" их всех? Закончатся ли на этом "воспоминания" парты или можно будет узнать откуда она, и что видела, когда была деревом?
Вмомент этих размышлений указка коснулась плеча.
--Вайланмат, --учитель обращался к нему, но Эрвин чувствовал, что он еще и копается у него в голове -- было такое противное щекочущее ощущение от его поисков.-- Вы выполнили задание, которое я дал?
--Да, господин учитель, -- ответил он и тряхнул головой.Он не раз использовал этот невинный прием: вроде бы просто тряхнул головой, чтобы избавится от неприятных ощущений, а на самом деле дал хорошего пинка учителю, который без спроса залез в его мысли. До сих пор все, кто вылетализ его сознания, были уверены: он не понимает, что делает, и получается это у него случайно. Такой вот он. Талантливый, млин. Сам не осознающий своих способностей.
Но, видимо, на этот раз эффект случайности не получился. Учитель поднял его подбородок и взглянул в глаза. Теперь Эрвин в полной мере осознал, чем отличается аккуратное прощупывание, позволенное учителям, от прямого воздействия. Примерно тем же, чем отличается гость в доме от мародера. По крайней мере, у Эрвина создалось ощущение, что "дверь" в сознании буквально слетела с петель.Он увидел мага не таким, каким он был в классе -- седобородым стариком в сером учительском балахоне, а зрелым воином в полном боевомдоспехе, да еще с мечом наголо:
--Никогда не делай так со мной, щенок! -- сквозь зубы процедил воин и вышел, оставив за собой пустой проем. Эрвин сделал слабые попытки поставить дверь на место, но она оказалась слишком тяжелой. Внезапно дверь сама взвилась в воздух и встала на место. Эрвин снова увидел перед собой пожилого учителя. Он смотрел, прищурившись.
Для всех остальных учеников эта сцена выглядела вполне невинно: Эрвин, вместо того чтобы заниматься делом, ковырял парту. Учитель сделал ему замечание, а потом строго посмотрел в глаза, чтобы заносчивый ученик осознал, что талантливость не освобождает его от необходимости выполнять задания наравне со всеми. Поэтому и фраза, произнесенная напоследок, тоже никого не удивила:
-- Вы талантливы, но вовсе не исключительны. И до настоящего мастерства вам расти и расти. Покажите, что вы сделали.
Эрвин протянул исписанный чернилами листок.
Маг быстро скользнул по нему взглядом, а потом с насмешкой уставился на Эрвина:
--И все? Это все, чтовы сделали? Самый талантливый ученик в классе? По-моему, даже у сторожа получилось бы лучше. Кажется, мы переоценили вас. Все, чтоесть в наличии у Эрвина Вайланмата,-- это большое самомнение и наглость. Садитесь.
Как же он ненавидел, когда с ним так разговаривали. Этот унизительный, надменный голос, эти хихикающие лица одноклассников, которые не могут и половины того, что может он, но всегда с удовольствием потирают руки, когда его распекают. В такие моменты его переполняла такая злость, что казалось, он может испепелить всех.Но он, стиснув зубы, садился на место и доказывал, что между ним и всеми остальными--пропасть.Онне просто талантлив -- исключителен. Так получилось и сейчас. Он сел за парту взял перо, и ненависть, бурлившая в нем, тут же преобразовалась в Силу. Он даже увидел, как она струится золотистым потоком из его руки в перо, а оттуда на бумагу. И он вдруг осознал, чего добивался учитель. В чем заключался смысл глупого задания -- описать мир, который еще не существует.
Через мгновение он оказался в густом лесу. Над головой, среди ветвей, сияло красное солнце. И внутри возникло знание, что луна здесь ночью не голубая, а розовая. А еще... Он не успел больше ничего подумать или сделать. Прямо перед ним оказался учитель. Удовлетворенно огляделся и промолвил с улыбкой:
--Вот это другое дело! Теперь не торопись, а то еще наворотишь тут такого, что потом за всю жизнь не расхлебаешь. Давай-ка, сядем под деревом, я расскажу тебе кое-что.
Они сели, и отец обнял его за плечи. Пока они были в школе, существовало строгое правило: он не отец -- учитель, но здесь можно было забыть об условностях, и мальчик уткнулся головой в серый балахон, чтобы отец не видел неизвестно почему набежавших слез.
--Эрвин, -- голос отца наполнился нежностью, --ты должен знать, что ни один человек в школе не желает тебе зла. И никто тебе не завидует. Да, ты чрезвычайно талантлив. Но, поверь, каждый учитель знает, что Сила, живущая в тебе, налагает и огромную ответственность. Знай: ни один из магов в нашей школе, в том числе и я, не желает этой Силы. Но тебе не дали выбора -- ты с этим родился. Поэтому тебе с терпением надо учиться пользоваться своим даром. Сегодня благодаря тебе появился новый мир. Ты будешь его Управителем. Хозяином. Ты будешь решать, кому здесь жить, а кому нет. Ты сможешь что-то менять в нем. Но помни: ты не Эль-Элион. Твоя власть ограничена. Прежде чем делать что-то, ты должен сто раз обдумать и взвесить. Ты должен научиться управлять своей Силой и не пользоваться ею без необходимости. И самое главное -- до сих пор ты использовал Силу только в гневе. Тебе надо научиться вызывать ее в покое.
-- Пап, -- робко спросил Эрвин, --ты хочешь сказать, что кроме меня никто не умеет делать так? -- он повел рукой вокруг себя.
--Глупости! -- улыбнулся отец. -- Я же сказал: ты не исключителен. Управителей миров не так много, но и не так мало. Когда-нибудь ты обязательно встретишься с ними. Но сейчас твоя задача с терпением обучаться. Повиноваться. Смирять себя и свою Силу.
--А если я не хочу ответственности? Можно мне отказаться от этой Силы?
--Можно,-- спокойно объяснил отец.--Но помни, что ты не можешь отказаться от части Силы, только от всей сразу. Ты станешь самым обычным человеком, более обычным, чем все твои одноклассники. Сможешь ли ты прожить короткую человеческую жизнь, осознавая, что мог прожить века, мог путешествоватьв другие миры, что где-то есть мир, созданный тобой, но в который ты теперь не имеешь доступа? Мир, в котором правит кто-то другой, возможно, совсем не так, как ты быхотел?
--Разве нельзя уничтожить его? -- удивился Эрвин.
--А ты сможешь? -- улыбнулся отец.
Они внезапно оказались на холме, и Эрвин увидел свой мир целиком и каждую его часть в отдельности: он видел реки, горы, долины, леса и льды. Он видел каждую травинку и кустик. Он видел бабочек и гусениц, животных знакомых и неведомых. Ветер бил в лицо, и он чувствовал себя флагом на ветру. Он задыхался от этого великолепия. И понял, что уничтожить это все не сможет ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Он хотел сказать об этом отцу, но его уже не было рядом. Тогда он закрыл глаза и стал искать его. Это заняло какое-то время. Он оказался в длинном темном коридоре. Эрвин шел и шел по нему, пытаясь понять, как оказался здесь и где его отец. Вдруготчетливо прозвучал голос. Не отца, но учителя:
--Вы еще раз доказали, что не достойны называться магами. Стоит мне отлучиться на пять минут, как вы устраиваете огненное побоище. Калейс, Ганглий и Лишенгозавтра в школу с родителями.
Эрвин остановился. Теперь он увидел в стене коридора дверь. Голос учителя раздавался оттуда. Он тихонько толкнул эту дверь и... оказался за партой. Перед ним чистый листок, а в руке -- перо. В классе воцарилась тишина. Потом учитель сказал строго:
--Продолжаемработать.
И когда всесклонили головы над партами, подмигнул сыну.
Эрвин улыбнулся. И тоже наклонился над листом. Надо что-то написать все-таки. Для отвода глаз.
--А где ты был? -- шепотом спросил Калейс, сосед по парте, не поднимая головы, чтобы не привлекать внимания.
--В лесу гулял, -- так же шепотом ответил Эрвин.
--А-а-а... -- протянул тот, словно что-то понял.
Эрвин аккуратно вывел на листке: "Над лесом сияло красное солнце".
***
-- Это все, конечно, очень интересно, -- Эрвин почувствовал, что Голос опять набирает язвительность, не очень явно, но и заискивающей вежливости уже не было. -- Детство, отец и все такое... Но ведь тогда еще ты не задавал себе вопросы. Или задавал?
-- Я чувствовал, что не такой, как все...
-- Ой, ну только не начинай опять!
-- Тут и так все наоборот, и, вместо того чтобы давать ответы, ты все время спрашиваешь, -- взъярился Эрвин. -- Так помолчи и выслушай меня.
Голос притих и Эрвин продолжил.
-- Я не просто чувствовал. Я знал, что не такой, как все, и уже тогда спрашивал: почему? Мне казалось, что всем моим одноклассникам так легко живется. Почему же мне так сложно? И самое главное -- они ведь приходили ко мне советоваться, получить какие-то ответы. И я отвечал. А сам был только запутавшимся ребенком. И с моими вопросами никто помочь не мог.
Повисла тишина. Потом Голос с нарочитой робостью спросил:
-- Все? Можно уже и мне сказать? -- и, как всегда, не дождавшись согласия, продолжил. -- Я все же не пойму: ты пришел, чтобы узнать, почему именно ты? Мне показалось, что твой главный вопрос -- "как", а не "почему".
-- Елки! Ты просил рассказать сначала!
-- Вот и рассказывай, вспоминай. Чего яришься? Если ты считаешь, что начало было тогда, то могу дать тебе только один ответ: не надо было начинать. Понял? Надо было сразу устроить какой-нибудь катаклизм, взорвать свой мир, распылить его на элементы, а не корчить из себя доброго Хозяина: не могу, мол, уничтожить, никогда не смогу. Потом надо было придти домой и забить на все: отказаться от Силы. Быть самым обыкновенным из всех обыкновенных. Поселиться в Рубцовске, как ты и сделал позже, жениться на обыкновенной женщине, завести двух обыкновенных детей, как положено: мальчика и девочку. И ездить себе круглый год на обыкновенной машине: на работу -- с работы, на работу -- с работы... И был бы ты, возможно, даже чем-то исключительным среди обыкновенных, потому что пил бы в меру, жену не бил, изменял бы ей редко и потихоньку, так что никто и не знал бы. Деньги бы приличные зарабатывал... Так что обыкновенные, может, и завидовали бы тебе. Почему не отказался? Да, впрочем, никогда не поздно. Можешь все это сделать прямо сейчас. Вот и весь ответ: забей на все.
-- Считаешь, что я не думал об этом? -- мрачно усмехнулся Эрвин. -- Неужели для того чтобы услышать ответ, до которого я додумался еще несколько столетий назад, надо было попасть в Зал Истины?
-- А чем тебя такой ответ не устраивает? Ты ведь уже не тот сентиментальный мальчишка, что захлебнулся ветром...
-- Да причем здесь ветер? В тот день, когда я создал мир с красным солнцем, он стал жить во мне. Вот скажи, могло так получиться, что я вообще не создал бы этот мир?
Казалось, Голос ухмыльнулся, значит, Эрвин начал правильно спрашивать.
-- Нет, -- после небольшой паузы ответил Голос, на этот раз спокойно и веско. -- Ты бы все равно создал. Может, неосознанно. Может, не сразу бы разобрался, что к чему, долго думал бы, что это всего лишь твои фантазии. Может, не стал бы упражняться в создании коридоров, а ограничился лишь посещением мира во сне. Но мир ты бы создал непременно, потому что этот дар, невозможно контролировать.
-- Я тоже так думал. А как только я создал его -- мы стали сообщающимися сосудами. И я сильно сомневаюсь, что можно уничтожить его, не уничтожив и себя.
-- Ну, себя ты, конечно, не уничтожишь. Но покалечишь -- точно.
-- Вот именно! Лишиться Силы -- то же самое, что для обыкновенного человека добровольно отрезать себе ноги. А заодно лишиться зрения и слуха. Тогда будешь постоянно находиться в четырех стенах и только думать, думать, думать... Этого ли хотел от меня Эль-Элион, когда наделил даром?
-- А ты хочешь знать, чего Он хотел от тебя? -- серьезно спросил Голос.
Эрвин замер на мгновение, а потом упрямо мотнул головой.
-- Я знаю, что могу получить ответ только на один главный вопрос, -- он вовремя почувствовал ловушку. -- Я не могу не принимать участие в жизни моего мира. Поэтому и пришел с другим вопросом.
-- Тогда вспомни, как все это началось.
-- Опять?
-- Да. Ты же видишь, что вспомнил неправильно. Вспоминай еще раз.
***
И опять возвращаемся к тому же вопросу: почему в жизни все шиворот на выворот? Если руководствоватьсялогикой, то должно быть так: человек приходит в этот мир, ничего не зная о нем. Потом, взрослея, он должен научиться понимать его, получать ответы на свои вопросы, и было бы правильно, если к концу жизни вопросов почти не осталось, или они были бы незначительными, нестоящими внимания.
Но получалось все наоборот. На каждый найденный ответ возникало два-три новых вопроса, и возникало убеждение, что даже его многовековой жизни не хватит, чтобы ответить на все.
Были вопросы маленькие: почему маг, имеющий возможность сохранять вечную молодость, тем не менее предпочитает принимать облик какого-нибудь седобородого старца, как его отец? Только потому, что люди склонны больше доверять старым, а не молодым? Но это не ответ. Ведь тогда в кругу семьи он мог бы оставаться молодым, а принимать облик только перед людьми. Но отец всегда ходил стариком, как и большинство магов. Эрвин от этой практики отказался.
Были вопросы крупнее: почему Творцы миров предпочитают обосновываться у кого-то в гостях, а не в тех мирах, которые они сотворили?Нет, бывали, конечно, исключения, но они единичны. Лично он знал только одно такое исключение -- Ланс. Но тот был вообще сплошным исключением, если не сказать недоразумением. Второго такого Хозяина просто не найти. Ланс -- сокращенное от Ланселот, конечно, не настоящее его имя --прозвище. Он действительно был рыцарем до самого донышка. Увидев, что в его мире все идет не так, как ему нравится, он просто взял в руки меч и пошел наводить порядок. Вот так запросто. Огнем и мечом. Зная его характер, Эрвин вздрагивал, когда пытался представить, что он там натворил. Но Ланс не искал ответов, он предпочиталне думать, а действовать, и иногда Эрвин его уважал за это. У самого не хватало решимости поступать так, хотяоднажды он тоже вдохновилсяпримером Ланса и поселился в своем мире. И что из этого вышло?
Вышла из этого ерунда. Ерунда даже не постном масле, а на рыбьем жире. Противная такая ерунда.
Сначала всемаги, которым было позволено жить в его мире, попробовали померяться с ним силой. Потерпели поражение и отстали, присвоив титул: Золотой Эрвин -- знак высшей магической власти. Как выяснилось позже -- это были только цветочки.
Потом к нему в гости потянулись жители мира. У каждого была своя просьба. Сначала, по неопытности, он помогал всем, и началось такое светопреставление, на него посыпалось столько проклятий, что пришлось засесть за книги, чтобы научиться видеть разницу между событиями, которые обязательно должны произойти, и событиями, которые можно изменить. Когда он научился делать это мгновенно, он снова стал принимать просителей. И что же? Теперь, когда он отказывал примерно половине из них, поток проклятий нисколько не уменьшился.Онбыл увешан имис ногдо головы.
А потом была последняя капля.
У этой капли были иссиня черные волосы и ласковые зеленые глаза. И она ничего у него не просила. Потомучто все, что она могла иметь -- имела: она была королевой.
Когда она впервые появилась на Совете Мира,в своем облегающем изумрудном платье, расшитом золотом, то с достоинством склонила голову и заняла свое место -- где-то среди правителей маленьких княжеств, потому что и ее королевство было небольшим. И Эрвин подумал, что все же его мир ужасно несправедлив.Почему одной женщине достается так много: и власть, и красота, и богатство, и мудрость? Во время Совета он то и дело смотрел на нее. Ему хотелось найти хоть какой-то изъян: самонадеянность,гордыню, лукавство. Но она вдруг спокойно посмотрела ему в глаза и улыбнулась. И он понял, что больше не будет искать в ней изъянов, потому что это как раз тот момент, когда истина не нужна. К черту истину. К черту разум. Сердце говорит.
То, что говорит именно сердце, а не гормоны, он был уверен. Потому что не мальчик же он, в самом деле. Не в первый раз видит красивую женщину.
После Совета он подошел к ней. Она разговаривала с каким-то князем -- таким же черноволосым и смуглым, как она сама. Как только его заметили, разговор прекратился, и она сумеренным величием спросила:
--Вы что-то хотели, Эрвин?
--Да. Мне нужно поговорить с вами, Гилея.
-- Позвольте мне закончить разговор с Далахаром, -- королева легко коснулась руки князя.--Давайте встретимся чуть позже.
--Хорошо, я буду ждать вас в саду, в беседке у фонтана.
--Я приду, как только окончу разговор.
Эрвин склонил голову, Гилея обозначила реверанс.
Сидя в беседке, он пытался придумать, что именно скажет ей. Как просто было с девушками в университете. "Привет! Пойдешь ко мне домойновый фильмсмотреть?--С удовольствием!" Что характерно о названии фильма не спрашивает, потому что, ясен пень, не за фильмом идет. А тут -- королева, ёшкин кот. Как с ней разговаривать? "Вы согласны с предложением Далквира? Как вы относитесь к идее создания объединенной армии?" И так три месяца. Потом еще три на разговоры о поэзии, если, конечно, она увлекается поэзией. Да, и еще не забыть придумать три тысячи причин, почему он собственно должен в течение этих шести месяцев навещать ее, а то и гостить какое-то время.
Задумавшись, он не заметил, как она вошла в беседку. Очнулся, только когда увидел, что Гилея стоит перед ним, ожидая, чтобы он встал согласно этикету. Эрвин медленно поднялся, а затем сделал приглашающий жест:
--Садитесь, пожалуйста.
Ох, уж эти королевы! Нет, чтобы сесть тихонько и не выпячиваться. Нет, ей этикет дороже комфорта собеседника.Нато, что ему сейчас ужасно неловко, ей абсолютно наплевать. Ничего. Сейчас я сделаю так, что неловко будет тебе.
Когдаона села,сложила руки на коленях и выжидающе посмотрела на него, Эрвин, вместо того чтобы начать светскую беседу, стал бесстыдно ее рассматривать. На лицеееничего не изменилось: щеки не покраснели, глаза не опустились, разве только брови чуть дрогнули.Увидев, что ничего говорить маг не собирается,она чуть подняла подбородок и спросила спокойно:
--Вы пригласили меня, чтобы рассмотреть получше?
--Да, --в тон ей ответил Эрвин, --а что?
Гилея и тут ни капли не смутилась.
--Просто мне казалось, что вы достаточно рассмотрели меня на Совете, -- зеленые глаза смеялись, хотя губы сохраняли серьезность, --а сюда пригласили, чтобы сказать что-то.
--Я в некоторой растерянности, -- он решил идти напролом.-- Совершенно не знаю, что говорить, как общаться, для того чтобы эта встреча была не последней.
--А чего вы ожидаете от наших встреч?
Она, видимо, тоже решила все выяснить сразу.
Эрвин ничего не отвечал, только смотрел на нее.Гилея прекрасно поняла ответ.
--Надеюсь, вы не думаете, что я просто возьму и упаду к вам в постель?
--Это было бы слишком прекрасно, -- рассмеялся Эрвин.-- Но, думаю, мне придется очень постараться, чтобы завоевать вас.
--На вашем месте я бы и не начинала.
--Ваше сердце занято?
--Пока нет, но у меня хватает ума понять, что лучше быть женой мелкого князя, чем любовницеймага, пусть и самого великого.
--Впервые в жизни мое могущество поставили мне в вину. Но, может быть, вы перемените мнение, когда узнаете меня ближе?
--Вы очень умны. И я тоже. Последнее время ядумаю, что этонедостаток. Как просто было бы нам, будь мы хоть чуточку глупее. Просто бросились бы в этот омут с головой. Но мы рассуждаем, планируем. И, как обычно, ничего хорошего из этого не выйдет. Подумайте сами. Вы увидите, что я права.
Он согласился с ней тогда, хотя это никак не отразилось на его планах, потому что сердце не желает слушать доводов рассудка. Когда через месяц в ее королевстве началась какая-то заварушка, судьба была благосклонна к нему, и он на два дня опередил спешащего на помощь Далахара, и стал обладателем званияспасителя. Звания, которое что-то неумолимо меняет в женском сердце.
Потом был месяц любви.Влюбовь они оба бросились-таки с головой, разом поглупев. Каждое новое утро рядом с любимой женщиной, заставляло его по-другому ценить жизнь.Емуказалось, что ее зеленые глаза, тихий смех,нежные руки, спокойная улыбка, опутывают его тысячами тонких нитей, из которых выпутываться не хотелось. Хотелосьостаться в этой паутине навсегда. Это был единственный момент в жизни, когда ради земного счастья,онотказался бы от Силы, если бы не понимал, что в таком случае и он сам, и его любимаяостанутся совершенно беззащитными.
А потом наступило последнее утро. Он проснулся и не заметил ничего особенного. Гилея была рядом. Еще ближе, еще роднее, чем вчера. Но вот она открыла глаза, и Эрвин понял, что все закончилось, еще до того, как она прошептала:
--Тебе надо уходить.
--Ты о чем? -- так же шепотом спросил он,понимая, что изменить ничего не сможет.
--Ты подарил мне самый прекрасный месяц в моей жизни. Я никогда тебя не забуду. Но сегодня тебе надо будет уйти.
--Почему сегодня?
--Потому что дольше тянуть нельзя, -- она не смотрела в глаза, а он робко старался поймать ее взгляд и удержать то, что уходило.
--Мы могли бы пожениться...
--Зачем? Чтобы потом ты в течение двух-трех десятилетийсмотрел, как я старею и умираю? Пожалей меня.
--Я мог бы стареть вместе с тобой...
--Не надо со мной так, ладно?!-- воскликнула Гилея. И столько боли было в этом возгласе, что он понял: она была слишком умна, чтобы ее можно было обмануть внешним видом мага.
--Пожалей меня, -- тихо повторила она. -- Не уговаривай. Просто уйди. Запомни меня такой, как сейчас. И пообещай не жениться, пока я жива. Это будет моим утешением.
Он встал,оделся и направился к двери. И это расставание выглядело так буднично, как каждое предыдущее утро. Потому что человеческий глаз не мог видеть, как рвалисьнити, которыми сплетались они в этот месяц, рвались словно тонкие струны, ударяя и раня напоследок.
У самой двери его догнал крик:
--Постой!
Он обернулся снадеждой.
Гилея, как была, обнаженная, бросилась к нему и, обхватив его голову руками, заглянула в глаза:
--Ты забыл кое-что.
И вместо надежды пришла пустота. Уголок губы дергался, словно ему хотелось усмехнуться.
-- Я не женюсь, пока ты жива. Обещаю. Может, и вообще никогда не женюсь.
--Спасибо. Иди.
Гилея снова легла в кровать, старательно завернулась в простынь, и повернуласьк нему спиной, свернувшись клубочком.
В тот же день он вернулся в свой домв Рубцовске, на долгие годы обосновавшись в соседнем мире, какпочти все Хозяева миров. Он знал, что больше никогда не будет жить "у себя". Слишком тесное слияние с собственным миром болезненно. Лучше наблюдать за ним со стороны. Только, черт подери, что толку от его Силы, его могущества и даже его исключительности, если он не может подарить ни молодости, ни бессмертия даже одному, самому дорогому человеку?
***
Атмосфера в Зале опять изменилась. Теперь Эрвин чувствовал, что Голос молчит, потому что не знает, как продолжить разговор. Довольно распространенная проблема: приходишь утешать человека и видишь его беду совсем иначе, потому что смотришь несколько отстраненно и, соответственно, она вовсе не кажется тебе такой уж беспросветной. Но если сказать это в лоб, подумают, что ты совсем бесчувственный. Поэтому сидишь и ломаешь голову, как и что сказать, чтобы не потерять лицо. Похоже, сейчас эту проблему решал Голос. Эрвин решил помочь ему:
-- Опять не то?
-- Не то, -- вздохнул Голос. -- История проникновенная, ничего не скажешь. Ёрничанье здесь неуместно. Но, по правде говоря...
-- Лучше замолчи!
-- Молчу, -- тут же покорно согласился Голос.
После паузы Эрвин начал снова:
-- Что не так?
-- Ты рассказал о боли и отчаянии. Но разве с этого все началось? И разве можно на боли построить что-нибудь кроме другой боли?
-- Мы теперь и до основ бытия будем докапываться?
-- Тут и копать не надо. Ты ведь сам сказал, что ты и мир -- сообщающиеся сосуды. Ты хочешь, чтобы в твоем мире все было в порядке, когда у самого в душе до порядка ой как далеко.
-- Ну да, да. Теперь скажи мне какую-нибудь навязшую в зубах сентенцию, что-то вроде: хочешь изменить мир -- начни с себя. Может, еще посоветуешь к психоаналитику записаться?
-- А что? У меня есть один хороший знакомый...
-- Заткнись! -- не выдержал Эрвин.
-- Ну, вот. Другое дело. Таким ты мне нравишься больше. Вообще, ты заметил, что прошло столько веков, а тебе для работы все еще нужен дополнительный раздражитель? Когда ты в таком состоянии, я начинаю верить, что ты сможешь согласиться с истиной.
-- Какой? Какой истиной? Что ты мне голову морочишь?
-- Давай, давай. Преобразовывай раздражение в Силу и вспоминай. Ты на пороге.
Эрвин зло тряхнул головой и закрыл глаза. Зачем было закрывать? Все равно кругом темнота. Но это почему-то помогло сосредоточиться.
***
Любопытная почта иногда приходит. Что хочешь, то и думай.
"Уважаемый ЭрвинВайланмат! Приглашаем вас принять участие в работе симпозиума "Творцы миров". О вашем согласии сообщите наэлектронный ящик creator@yahoo.com в течение недели. Организационный комитет симпозиума".
И что сие значит? Очередная шутка товарищей по дару? Случайное попадание? Подумав, он удалил письмо. Если бы это действительно его касалось --связались бы другим способом.
К вечеру он уже и думать забыл о сообщении, но ему "ненавязчиво" напомнили. Во время ужина в кухню вломился Ланс. Все говорили, что Ланс не умеет аккуратно входить через дверь -- всегда вламывается. Но Эрвин был уверен, что это всего лишь часть созданной им легенды. Такой вот я, мол, парень, без всяких выпендрежей и церемоний, ко всем вхожу без доклада. Но, по мнению Эрвина, появиться в гостях не через дверь, а прямо через пролом в пространственном коридоре, с грохотом и дымом, был самый настоящий выпендреж.
--В следующий раз, --заметил он, вытирая салфеткойпролитый от неожиданности соус, -- я вышвырну тебя обратно чрез стену и заставлю войти через дверь.
Ланс на замечание отреагировал, как обычно: никак. Можно даже сказать, что меньше, чем обычно. Бывало,он махнет безразлично громадной металлической перчаткой, швырнет на кресло шлем и скажет:
--Хватит ворчать. Налей лучше чаю.
А сейчас он пришел без шлема и перчаток: в домашнем халате.Молчаположил перед Эрвином листок и спросил:
--Это что такое?
Эрвин взял в руки пергамент, исписанный каллиграфической вязью, и прочел.
-- "СэрЖелна Орман!" Что за бред? Дятлы какие-то...
--Да, это они думают, что меня так зовут. На самом деле, еще одно прозвище. Типа, все вредное уничтожаю. Ты дальше читай.
--"Имеем честь пригласить Вас почтить своим присутствиемсобрание "Творцы миров". В случае вашего согласия, отправьте ответ с подателем сего письма. Устроители встречи". Дичь какая! Это же надо было так закрутить. Мне письмо попроще пришло.
--Ага! -- почему-то обрадовался Ланс.--Тебе тоже пришло? Дай почитать.
--Да, мне по мылу прислали. Я уже удалил.
--То есть ничего не ответил? -- с любопытством поинтересовался Ланс.
--Нет. Что я, дурак, что ли? Ты садись, чего стоишь, -- Эрвин кивнул на табуретку.
Ланс тожена нее посмотрел, поморщился, но все же сел.
--А я вот, выходит, дурак. Ко мне секретарь мой, Осшер, прибегает, говорит: "Вам приглашение. Что ответить?" Я ему: "Напиши -- некогда". Он, как обычно выводит на бумаге: польщен и все такое, но тролли проклятые замучили, не могу от них оторваться, так что примите мои соболезнования...
--Извинения...--поправил Эрвин.
--Что?-- когда Ланса перебивали, он впадал в ступор. Особенно, если дело касалось филологии.
--"Соболезнования", это когда кто-то умер, -- попытался объяснить Эрвин.
--Не понял.
--Ладно, проехали. Что дальше?
--Так вот.Вответ приходит это, -- Ланс словно фокусник выложил перед ним другой листок.
--"С прискорбием вынуждены сообщить, -- прочел Эрвин вслух, --что миры не явившихся на собраниебудут уничтожены. Устроители встречи". Не хило. Что ты на меня так смотришь?
--Отследишь его. Это голубь был, и он улетел. Мне бы эймана, но ты делиться не хочешь.
--Они не хотят жить у тебя,что я могу поделать?
--Так ты думаешь, что это шутка... А если нет? -- они какое-то время смотрели друг другу в глаза.
По большому счету они понятия не имели, может ли кто-то уничтожить их мир.
--Давай подумаем, -- продолжил Ланс.--Чисто теоретически. Можно ли это сделать и как именно?
--И если придумаем, то пойдем на симпозиум?
--Куда?
--Ну, на встречу эту.
--Я в любом случае пойду. Если что -- поколочу шутника.
--Давай-ка лучшемы выясним, кто еще получил подобное приглашение, -- Эрвин послал вызов нескольким знакомым. --Что смотришь? И ты вызывай. И не надо мне по ушам ездить, будто ты только мечом махать можешь, а остальное делать разучился.
Ланс вздохнул и тоже послал вызовы.
Вскоре выяснилось, что приглашения получили все знакомые. Это вселяло убеждение, что все малознакомые и совсем незнакомые тоже его получили. И никому не понравилось, ни приглашение, ни шантаж, с помощью которого их пытались туда заманить. И почти у всех чесались руки, тоже что-нибудь такое "пошутить" над организаторами симпозиума. Но полностью они смогли оценить шутку, только когда узнали, что те, кто все-таки посетил это встречу --погибли.Ланс чудом не оказался в их числе. Просто по рассеянности забыл о точном времени и пришел, когда все было кончено. Вечный рыцарь удивленно посмотрел на прихотливо перемешанные кровавые останки Управителей миров и пошел на чай к Эрвину.
--Это чем же их можно было так измельчить? -- задумчиво вопрошал он, нарезая хлеб.-- Да еще так,чтобы ни один не успел оказать сопротивление? И главное, зачем?
Первый вопрос Эрвина совершенно не интересовал. На третий он знал ответ совершенно точно: кому-то надо, чтобы миры остались без Хозяев, ведь тогда можно будет использовать их по своему усмотрению. Его же волновало совсем другое: насколько реальна угроза уничтожить его мир. Тогда впервые он понял, что ему необходимо найти Зал Истины.
***
-- И?
Эрвин опять начал закипать. Столько лет он искал Зал Истины. Для чего? Чтобы услышать это ядовитое "И?" Почему, черт побери, все на самом деле не такое, как ты об этом мечтаешь?..
-- Что молчишь? Опять в позу встал? Ты ведь сам ответил на этот вопрос. Так произнеси это вслух: можно уничтожить миры?
-- Н-нет, -- запнулся Эрвин. -- Думаю, это невозможно. И к тому же бессмысленно. Уничтожать новые земли, новых рабов? Если в чьем-то помутненном сознании есть жажда убийства, то можно устроить маленький катаклизм, а вовсе не уничтожать весь мир...
-- Да, говори, говори, что ты все мямлишь. Ты ведь понял, что тем не менее угроза реальна.
-- Так, значит, моя догадка верна? -- обронил Эрвин.
-- Открою тебе секрет: если бы была неверна, не разговаривал бы ты сейчас со мной.
-- Значит, ни одному миру не угрожает никто извне. Исключительно изнутри. Мир нельзя уничтожить, но он может разрушить себя сам.
-- Причем тысячами разных способов: война магов, атомная бомба, камень Всесилия, экологическая катастрофа... Предотвратить все просто не представляется возможным.
Эрвин остолбенел.
-- То есть как "не представляется возможным"? Я что ничего не могу сделать с этим? Опять только наблюдать?
-- Не гоношись, -- осадил его Голос. -- Вникни в суть проблемы. Начни сначала. Почему возникает кризис?
-- Потому что слишком много ненависти в жителях миров.
-- И?
-- И надо, чтобы ее не было? Разве это возможно? Если сейчас я своей Силой очищу мир от всякой нечисти, завтра уничтожат тех моих, кто живет в других мирах.
-- Пожертвовал бы немногими ради счастья всех остальных, -- казалось, Голос пожал плечами. -- Только ты действительно думаешь, что уничтожив все зло сегодня, завтра в жителях не будет ненависти?
-- В том-то все и дело, что не уверен. Откуда это все берется? Почему я не могу создать мир, в котором зла вообще не может быть, в принципе. Мир, в котором нет болезней и смерти?
-- Потому что ты -- не Эль-Элион.
-- Если это может Он, тогда почему не делает? -- возмутился Эрвин.
-- Определись, в конце концов, с главным вопросом! -- в тон ему ответил Голос. -- А то я сейчас отвечу и выпровожу тебя. Будешь потом всю жизнь локти кусать.
-- Хорошо, -- Эрвин взял себя в руки. -- Хорошо. Как мне изменить мой мир, чтобы там было все так, как я хочу?
-- Ох и хитрец! Ты бы спросил сразу: как мне получить силу Эль-Элиона?
-- Хочешь сказать, что я ничего не смогу сделать для своего мира?
-- Сможешь. Только ты задал не тот вопрос. Но, возможно, для настоящего вопроса ты все-таки не созрел. Придешь еще раз... веков через десять.
-- А сейчас что ты скажешь?
-- Сейчас скажу, что тебе надо внимательно меня слушать и запоминать. Потому что повторять я не буду. Тебе нужно не очень много. Итак, чтобы ты мог сделать со своим миром все, что ты хочешь, тебе нужно еще три человека и три вещи. Прежде всего -- Истребляющий. Для него уничтожить зло -- что муху прихлопнуть. Но на этом его способности и ограничиваются. Ни видеть зло, ни добраться до него он не может. Поэтому тебе нужен Видящий, тот, кто видит зло без многочисленных манипуляций, необходимых тебе. Просто смотрит и видит истинную суть вещей. Схема проста: он находит зло, Истребляющий -- уничтожает. Только, как ты понимаешь, никто не будет стоять и ждать, когда его уничтожат. Будут они естественно убегать и прятаться. Поэтому тебе нужен Идущий -- тот, кому не нужно создавать коридор, для того чтобы перейти в другое место. Он вообще не видит ни стен, ни коридоров, бродит по мирам и пространствам, как ему вздумается. Он может дойти куда угодно. Уже слышу твой вопрос. Молчи. Если уж я начал говорить, то скажу все, что нужно. Да, действительно. Истребляющий не может рубить в слепую, а Видящий не может дать ему свои глаза. Идущий не чувствует пространственных стен, но в них наверняка уткнутся все остальные из вашей четверки. Потому и нужны еще три вещи: Зеркало для Видящего, Меч для Истребляющего, Посох для Идущего.
-- И кольцо Всевластья для меня, -- не смог удержаться Эрвин.
-- Ехидничаешь? Ну-ну. Эти вещи на какое-то время могут наделить вас равными возможностями.
-- Слушай, но ведь это не роботы из соседнего мира. Я правильно понял? Это что-то вроде магов и у них есть собственная воля. Мне их еще как-то надо уговорить сотрудничать.
-- Это твои проблемы.
-- Где их искать, конечно, тоже не скажешь?
-- Почему же? Скажу. Они рождены в твоем мире. Возможно, до сих пор там. И вещи тоже из твоего мира.
-- И они тоже, возможно, там. Да?
-- Да. А может, и растащил кто, пока ты ими не интересовался, -- хохотнул Голос.
-- И по какому признаку мне их искать, скажи на милость?
-- Все по тому же: Истребляющий -- истребляет, и так далее.
-- Ой, ну ты меня уморил, -- Эрвина уже пробирал истерический хохот. -- Вещи хоть по какому признаку искать?
-- Внешне они ничем не отличаются от обычных.
-- Здорово!
-- Тем не менее ими пользуются по своему предназначению. То есть то, что Посох или Меч обладает необычными свойствами -- ни для кого не секрет. Так что думаю, что с вещами тебе будет проще всего.
-- Мало, что ли, в мирах волшебных мечей и зеркал?
-- Много. В твоем мире -- только в одном экземпляре. Не переживай. Как только увидишь -- сразу поймешь, что это то, что тебе нужно. С людьми будет сложнее. Намного сложнее. Ну, все. Консультация окончена. Можешь идти.
-- Спасибо на добром слове. Я с тобой лет на сто постарел.
-- А ты думал с истиной просто?
-- Ты сказал, что истина просветляет.
-- Так ты от истины отказался. Решил быть человеком действия, как Ланс. Вот и тяжко тебе. Ты ж мыслитель по природе.
-- Все ясно. Где дверь?
-- Двери есть везде. Но я бы тебе посоветовал всегда идти вперед.
-- Ясно, -- Эрвин двинулся вперед. Когда уже он различил во тьме светлый проем выхода, позади раздался Голос:
-- Удачи тебе! Пусть благословение Эль-Элиона будет с тобой.
И было в этом пожелании что-то очень доброе и грустное, от чего даже защемило сердце. Эрвин коротко кивнул, не оборачиваясь, и уже искренно сказал: