| . | Мамы - они такие мамы! Вот уж кто редко ошибается и остро чувствует момент, когда с любимым чадом непорядок. И ничем их не обманешь: в отличие от других людей, мамы видят тебя насквозь. И моя Муля - она же мама и Уля, получившая милое имя с подачи папы, - яркий тому пример. Она у меня ещё тот рентген! Не успела я вернуться с универа, как на меня направили осторожные лучи пристального внимания. Конечно, смешно звучит, но Муля так умела: вроде, присматривалась, но взглядом не ела, а как будто осторожно щупала. И ничего не спрашивала. А ведь мне, действительно, было плохо. На душе. И, конечно же, из-за любви.
Этот Димка... этот олух и ревнивый свин, он... он меня достал! Была б возможность, он бы слился с моей тенью и неотступно следовал везде. А ещё б давал советы - куда и на кого мне лучше не смотреть. В общем, затронув эту темы, мы поссорились. Я отключила телефон и, еле отсидев все "пары", рванула домой - дуться и жалеть себя любимую. Мол, надо же было влюбиться в такого ревнивца! Но самое ужасное, что даже лёжа на кровати в обнимку с полным блюдом маминых пирожков, я заедала обиду и... пялилась на молчаливый телефон.
Муля раза три проплыла мимо, отвлекая меня рассказами о соседях и прочей милой ерунде, на которую я отвечала коротким "угу" - кстати и не очень. А потом речь зашла о бабушке Маше и... я невольно прислушалась, забыв о чёртовой мобиле.
- Болеет? Да ты что?! - очередной пирожок ловко встал поперёк горла.
Муля тут же поспешила ко мне и, постучав по спине, присела рядом. Взгляд грустный, а улыбка тёплая. Посмотрела на меня и ласково так предложила проведать бабушку: мол, и развеюсь, и свежим воздухом подышу - места в Больших Дубцах красивые...
- Да ты и сама помнишь, - просияла она. - Маленькой весь посёлок обегала. А теперь там городок - школа есть, больница и связь. Но леса наши, слава богу, не тронули. Вот и погуляешь. Ну, что, Верунь?
Бросив косой взгляд на телефон, я дала ему последний шанс зазвенеть до того, как будет съеден ещё один пирожок. Не случилось. Ну и ладно. Муля сказала, что в Дубцах связь есть, вот и... короче, кому надо - найдёт.
- Поежу жаправлюсь и вешером в пушь, - кивнула я, закусив ещё один пирожок.
И вот, собравшись, что та Красная Шапочка, я рванула к захворавшей бабушке. Правда, было далеко не лето, как в милой сказке, а месяц март, но белоснежное царство за городской чертой и чудесные богатые леса безумно радовали глаз. Настроение повышалось с каждой оставленной позади верстой, и Димкин звонок его ничуть не снизил.
"Ар-мур-мур-мур! Вероника, солнышко! - соловьём залился он. - Я пришёл, тебя нема!", - и дальше в том же духе.
Ну, я слегка оттаяла, отложила разгромную речь "на потом" и сообщила ревнивцу, что еду к бабушке. Предложение приехать следом уже грело душу, но не успела я даже намекнуть, как Димка снова разозлился. Он вдруг вспомнил, что в Дубцах полным-полно моих приятелей, с которыми я провела всё детство. И вот теперь, когда мы в ссоре, я еду к ним, чтобы забыть обиду. Мол, "лечу я утешение искать в объятьях добрых другов"! Ну,а бабуля - удачный предлог для встречи.
Нет, ну надо же такое выдать?! И как тут промолчать?! И вот, вместо того, чтоб бросить трубку, я снова начала ругаться, и... доругалась!
На дорогу жутким лесным призраком вышел громадный лось. Увидев его, я резко свернула, заюзила по льду и скатилась с трассы. А дальше начался кошмар: не слушаясь тормозов, машина, как угорелая, понеслась по склону прямо к лесу, и когда в свете фар "нарисовались" первые широкие стволы, мне едва не стало дурно. Вцепившись в руль, я пробудила всю свою сноровку и с виртуозной ловкостью вильнула между парой-тройкой могучих лесных "старожил". А вот потом удача меня покинула: в очередном объезде машину резко занесло и с маху приложило к дереву. Приехали! Подушка безопасности добавила "приятных" ощущений и, последнее, что я запомнила, теряя сознание, был грохот чего-то тяжелого и жуткий скрежет.
Как здорово очнуться после аварии в тёплой светлой комнате, лежа под мягким одеялом! Туман перед глазами медленно рассеялся, но прежде чем оглядеться, я вспомнила своё имя, место учёбы и домашний адрес. Потом проверила послушность пальцев рук и ног, и успокоилась. Бинты на голове и гипс на руке - это не страшно: с месяц полечусь, и буду жить дальше. Ну и, слава богу!
Навестившая медсестра рассказала, что меня нашёл местный егерь - "не молодой, но очень загадочный мужчина". Сказал, что обходил леса дозором, и вдруг услышал протяжный гудок машины,а там уж и вышел к свету фар, подмогу вызвал.
"Ну, спасибо, дядя егерь! - вздохнула я. - Теперь-то мне в Дубцах придётся задержаться"
И так оно и вышло: врачи сказали, что не отпустят меня в город - мол, любая тряска для моей головушки сейчас опасна. Я согласилась и осталась в больнице Больших Дубцов, ну а машину, согласно документам, отвезли на двор моей бабули Марьи Семёновны. Вскоре она и сама пришла вместе с добрым дедом Алексеем - старинным другом семьи. Зная с детства, он по-отцовски сердито пожурил меня за лихачество, а потом ласково добавил:
- Но всё обошлось. Наша голуба с нами, а остальное - поправится. Дух родимой земли тебе и сил прибавит и душу исцелит, а это... - дед улыбнулся и коснулся моей щеки, - исправят парни из ларца.
- Какие парни? - усмехнулась я.
- Волшебные. Ну, и девицы тоже. Как там - масочки да кремы, да? Я, видишь ли, толком не знаю, что вы храните в своих косметичках, но помню времена, когда Марья Семёновна по лесу-то гуляла за травками да цветочками, а потом что-то из них толкла-варила. Хитрое дело, волшебство настоящее. И всё-то у неё в ларчике хранилось. И твой хорош - ну, то бишь косметичка - ну прям ларец чудной. Полюбовался, не сдержался я - славная работа, под старину. Хотел нос туда сунуть, да не тут-то было - не открывается. Только тебя, видать, слушается. Вот ты кликнешь-то парней из ларца, и того... А пока что, не переживай, голуба!
Я взглянула в зеркало и приуныла: такая опухшая, синяки, царапины, а слева за пластырем скрывались швы глубокого пореза. Точно шрам останется, и никакие "парни из ларца" не помогут. И потом... у меня никогда не было такой внушительной косметички, так что, какой там ларец?! Откуда?
Однако бабМаша одёрнула деда, быстро сменила тему и полила на меня "ручьи" бодрости и любви. Вопросы уплыли вместе с унынием, и я заметно взбодрилась. Тем более, любимая бабуля, в отличие от меня, выглядела вполне здоровой, а это уже плюс.
Потом из города сорвалась и Муля, подхватив эстафету бабушки на всю неделю. Да и Димка отчаянно желал приехать, но я запретила: не хотелось, чтоб он увидел меня такой "красавицей". С тех пор ревнивец звонил чуть ли не каждое утро и всё прощения просил. Ну, я, конечно же, опять оттаяла, а когда разрешили прогулки, с удовольствием облюбовала больничный сад для наших телефонных воркований.
За стенами больницы как раз вступала в силу славная весна, озаряя всё светом солнца и первой капелью. Над гордыми кронами деревьев вместе со стайкой голубей важно кружили серо-чёрные вороны, и самые смелые из них подходили ближе к лавке и косили на меня чёрные бусины глаз. Одну из них я даже научилась узнавать. Впрочем, она меня тоже. Как только я садилась на лавку и звонила Димке или папе, ворона тут же мостилась на ближайшей ветке и словно слушала. А потом у неё появился приятель. То, что это именно ворон, я как-то сразу догадалась: огромный, чёрный от клюва до кончика хвоста, молчаливый и важный. Он прилетал в тот момент, когда я выходила в сад, садился рядом с серо-чёрной подругой и... вот уж, воистину, пялился - на меня.
Ну, это птицы. Люди в здешней больнице удивляли ничуть не меньше. С первых же дней они вдруг прониклись ко мне таким вниманием и заботой, словно знали всю жизнь, и при каждой встрече называли "нашей ласточкой". А ещё мне желали скорее поправиться и вернуться домой. И не в город, а к бабушке Маше. Сама же бабуля на мой вопрос пожала плечиком: мол, люди в Больших Дубцах сердечные, дедушку Ивана любят и помнят - отсюда и мне почёт.
Ну, я постаралась отвечать им тем же, но сдержаться, порой, было очень трудно.
А вот потом в больнице появился странный тип - любитель чёрного цвета. В первый раз мы столкнулись с ним на лестнице, когда он торопливо сбегал по ступенькам и, не глядя, толкнул мой жутко неудобный гипс. Вскрикнув, я отшатнулась к перилам и зажмурилась от боли.
- Ой, - выдохнул растерянный голос, - простите! Я не хотел.
Открыв глаза, я тут же забыла обо всём: передо мной стоял высокий черноволосый парень лет двадцати пяти, черноглазый, благородно бледный и... красивый. До умо-помра-чения! Шаблон так и просился сам собой, поскольку густые волосы цвета воронова крыла лёгкими волнами падали ему на плечи, а чёлка игриво вилась над изогнутой левой бровью. Уф, я таких только в кино и на картинах видела. Он снова пробормотал извинение, и тонкие пальцы невольно скользнули вдоль гипса, остановившись в районе моей ключицы. Так близко к шее, что мне вдруг так захотелось коснуться щекой его изящных пальцев - ах! Не знаю, что меня остановило: наверно, трезвый разум сумел пробиться сквозь пелену его чарующего взгляда.
А через миг в мои уши снова влился бархатистый голос:
- Вы в порядке?
- Почти, - пробормотала я.
- Позвольте вам помочь?
С помощью его рук моё тело приняло вертикальное положение. Тонкие пальцы ещё раз скользнули по гипсу - на сей раз сверху вниз. Он спросил о моей руке, и я - теперь уже с насмешкой - рассказала, как отчаянно избегала столкновения с лосем и врезалась в дерево.
- А-а, так это ваш "немец" сплющил свой зад о старый дуб?
- Да, мой "Мерседес". А вы... уже знаете? Надо же. Боюсь увидеть свою бедную машину.
- Да уж, вряд ли она уже поедет.
"Выходит, он осмотрел мою машину? Ловко!", - подумала я, но спросить ничего не успела: парень вдруг отступил на шаг и чуть склонил голову.
- Афанасий Кокаларис, - представился он, тут же одарив меня горящим взглядом.
Блин, я бессовестно не сдержалась и хрюкнула от смеха.
- А что такого? - вздёрнул бровь красавец. - В переводе с греческого "Бессмертный Тощий".
Нет, он явно издевался. Тощий да ещё бессмертный! А сколько гордости во взгляде!
- Очень мило, - улыбнулась я. - Как видно, перевод вас не смущает.
- Нисколько.
- А я - Вероника Царевич.
- Ух ты! - оживился Афанасий. - А дедушка - Иван?
- Да. Вы были знакомы?
Афанасий загадочно улыбнулся.
- Встречались, однажды. Хороший был человек. Моя тётка Ядвига его лично знала. Она вот тоже в больницу попала - кашель, говорит, замучил. Настои да травки уже не помогают. Ах, да - она же, по сути, Баба Яга.
- Может, ведунья? Или травница? - поправила я, на что Кокаларис только хмыкнул:
- Нет, Яга - чистой воды. Ну, если так можно сказать о коварной старушке с бородавками. Э-эм, Вероника, а вы после ужина гуляете? Предлагаю увидеться.
Круто сменил тему! Похлопав глазками, я невольно остановила взгляд на чисто выбритом подбородке Афанасия, а точнее, на его мягких, приятных губах. Он улыбался. Ну, как тут не потерять голову?! Конечно, я согласилась. А как только Афанасий скрылся из виду, с меня как будто слетела невидимая пелена его чертовского обаяния. Нет, он не перестал мне нравиться, а даже наоборот заинтриговал. Это же надо: такой красивый и галантный, и в такой дыре! Заботливый племянник Бабы Яги! Хе, наверно, ему наследство светит - избушка на курьих ножках и ступа с метлой. А что, можно вместе с домом путешествовать или бесплатно летать по миру.
"Надо бы узнать, что он за птица", - подумала я, совершенно не отдавая себе отчёт - зачем мне это надо. Просто хотелось и всё.
И вот после ужина я поспешила в больничный сад.
Загадочный господин Кокаларис был не один: рядом с ним в кресле-каталке важно восседала сухая престарелая дама - вся какая-то серо-чёрная, как ворона. Ни лёгкий макияж, ни кружевные митенки и даже плед на коленях не выбивались из общей гаммы. А как только Афанасий подвёл меня ближе и представил, я приметила на лице Ядвиги ещё и парочку волосатых бородавок - тоже серых.
"Ну, точно Баба Яга", - подумала я, и невольно вздрогнула от хриплого, неприятного кашля.
Достав из складок пальто серый кружевной платок, тётка важно промокнула губы и, одарив меня холодным взглядом, повернулась к племяннику.
- Как говорит современная молодёжь, - прохрипела Ядвига, потянув Афанасия за рукав, - это тебе как два пальца... ну, ты понял. Сетями своими её не окутали, так что действуй смело - не замараешься. А по глазам и личику видно - эта с радостью отдаст. Ласточка! И ещё: не увлекайся, милый. Ивана нет, а Алешка старый, но вспыльчивый - он её обожает.
Кокаларис, не теряя фирменной усмешки, досадно поморщился.
- Тётя Ига, я всё понимаю, - заметил он.
- Афоня, я тебя предупредила. А теперь отстань, я уж насмотрелась. Сама поеду.
Парень беспрекословно подчинился, позволив даме управлять каталкой. И, несмотря на свою болезненность и сухость, тётка Ядвига довольно шустро укатила к больничному крыльцу и отдалась в руки ловким мед братьям. А мы остались вдвоём с Афоней и с минуту молча пялились друг на друга. Воспользовавшись тем, что я перевариваю услышанное, Кокаларис смущённо улыбнулся и осторожно заметил:
- Моя тётка такая болтушка. Временами мне кажется, что у неё не бронхит, а язва. Причём, пожизненная.
- Она говорила о нас, - нахмурилась я, глядя на него с подозрительным прищуром. - Что значат эти слова про сети, ваши действия и прочее? Я так понимаю, что наше знакомство не случайно?
- Ну, да, - без тени смущения кивнул Кокаларис. - Я искал с вами встречи. Как раз с момента аварии.
- Зачем? И что вы собираетесь делать? И это... что я вам должна отдать, а?!
- Дорогая Вероника, не гоните коней.
- Я вам не дорогая! - огрызнулась я.
- В данном случае, вы мне очень дороги. Ведь ничего не бывает без причины, правда? Не стану скрывать - мне от вас кое-что нужно. Нечто очень ценное - для меня.
- И что же?
Кокаларис задумчиво рассмотрел прилипший к ботинкам снег, улыбнулся своим мыслям и, прервав недолгую, но томительную паузу, мягко заметил:
- Не спешите. Кто меньше знает, лучше спит.
- Ах, как здорово! Я буду пребывать в загадочном неведение, а вы...
Афоня загадочно улыбнулся и, подхватив меня под локоток, ловко развернул к аллее. Мы потопали к больничному крыльцу, а по пути господин Кокаларис с иронией пояснил, что всё это время будет усиленно мозолить мне глаза.
- И поверьте, Вероника, - добавил он, - итог моих действий вам понравится.
Признаться, я оторопела. В голове уже крутилась решительная мысль, что наша встреча будет последней, и весь этот фарс, похожий на новый вид обольщения, закончится провалом. Но господин Кокаларис, как видно, был опытным игроком и снова поднял шкалу интриги к пику. Да так, что я, позабыв о злости, загорелась желанием узнать этот чёртов итог. Ну и, конечно, главную цель Афони - нечто ценное для него. Ага, от меня. Да что же это?
- Значит, мы увидимся... - начала я, поднявшись на крыльцо и развернувшись, чтоб видеть довольное лицо Кокалариса.
- Завтра, - подхватил он.
- А дядя Лёша вас не пугает?
Афанасий замер с открытым ртом, быстро что-то смекнул и, рассмеявшись, выдал:
- Не-а. А вы хотите держать его в засаде?
- Просто буду иметь в виду, - парировала я. - Словам вашей тётки как-то больше верится.
Кокаларис состроил мне рожицу, а потом коротко поклонился.
- Ну что ж, до свиданья, Вероника. И ни о чём не тревожьтесь, - улыбнувшись, он развернулся и быстро потопал через аллею к выходу. А я стояла, как дура, и не могла отвести взгляда от высокой фигуры в длинном чёрном пальто. Скрипнули железные ворота и... я словно очнулась.
"Да что с тобой творится?" - сердито воскликнул во мне голос разума.
А чёрт его знает. Этот Бессмертный как будто очаровательный гипнотизёр. И я клюнула на его приманку, вопреки здравому смыслу. Вот как теперь уснуть, когда голова забита вопросами и виденьями?! У-у-у, чёртов Тощий!
***
Следующие два дня господин Кокаларис, как и обещал, активно "мозолил" мне глаза. Он подходил, заводил галантную беседу и, если случалось, ловко спасал меня от уже надоевших соседей по палатам. Я, откровенно говоря, пребывала в сомнительно-очарованном состоянии: этакое чувство, когда тебе и нравится, и слегка боязно, и интригует одновременно. А наши разговоры... они так увлекали, что я напрочь забывала про все уловки, которыми собиралась выудить из Кокалариса все его секреты. Например, в первый же день своей активности Бессмертный Тощий загадочным тоном сообщил, что скоро наступит новый год. Я растерялась, но после пары подсказок вспомнила, что в языческие времена день весеннего равноденствия считался Новолетием. И вот тут мы с Афоней словно в одно озеро нырнули. И откуда он узнал, что мне интересны славянские мифы и былины?! Вот ещё одно доказательство того, что они с тёткой Ядвигой знали обо мне слишком много. А вот я о них...
Впрочем, на второй день занавес тайны слегка приоткрылся. И помогла мне бабМаша, застав нас с Афоней в коридоре больницы во время бурной беседы - даже скорее спора. А заметив, с каким непринуждённым видом Кокаларис "играл" пальцами на моём гипсе, словно умелый пианист, а я - позволяла, - бабуля, наверно, едва не уронила челюсть. Подплыв к нашей парочке, она громко кашлянула. Афанасий тут же спрятал руки за спину и слегка поклонился.
- Здравствуйте, Марья Семёновна!
БабМаша хмуро сдвинула брови.
- И тебе не кашлять, Афанасий! - фыркнула она, тут же ласково отвечая на мои объятия. - Как случилось, сразу заявился, да? А столько лет избегал родных земель. Вот теперь ответишь за свои упырские замашки.
Кокаларис моментом стал серьёзным, зло прищурился и кивнул, словно соглашался с обвинением. А я удивлённо переводила взгляд с него на бабулю и надеялась получить хоть какое-то объяснение. Но, увы, мне его не дали: Афанасий сухо простился и быстро ушёл, а мы с бабМашей потопали в сад. Но и там мне сообщили лишь то, что Кокаларис родился в Больших Дубцах, а потом вместе с матерью уехал заграницу. И что интересно, оба семейства - моё и Афони - враждовали с давних пор, поссорившись даже раньше, чем на свет появился дед Иван. Ну, точно театральная история.
- А про "упырские замашки"? - осторожно спросила я.
- Помнишь, как говорится: ласковое теля две матки сосет, а гордому да строптивому и одна не позволит. А этот исхитрился. Веруша, ласточка, будь осторожней и не подпускай его слишком близко.
От такого предупреждения мне, честное слово, стало смешно. Ну, в самом деле: встречаться разрешили, а подпускать - ни-ни. Да и "слишком близко" - это как?
Конечно, последний вопрос я утаила, расставшись с бабушкой слегка осведомлённой, но, увы, по-прежнему без подсказок. Ну что можно выудить, когда такого обаятельного парня назвали упырём. Ну не вампир же он?! Это уж совсем кино какое-то. Но, блин, что же тогда Кокаларису надо?
На следующий день я уже сама искала с ним встречи. Обыск больницы ни к чему не привёл, и ноги сами понесли меня в сад. Но только я вышла на крыльцо, как неожиданно столкнулась... с Димкой.
Мы встали, как вкопанные, и уставились друг на друга: я - медленно сознавая, что у меня ужасный вид, а он - бледнея по тому же поводу. Опомнившись, я быстро натянула ворот свитера до глаз и отступила к колонне.
- Я же просила не приезжать, - обиженно укорила я. - Ну почему ты никогда не слушаешь?!
Димка быстро очнулся и завёл своё знакомое "мур-мур", осыпая меня комплиментами. Да только я не успокоилась, а ещё больше разозлилась, в итоге толкнув ненаглядного на садовую аллею.
У моей любимой лавки, укрытой пышным веером кустов, важно гуляла уже знакомая ворона. Презрительно скосившись, она хрипло каркнула и важно протопала мимо. Кого-то мне эта птичка явно напоминала. Да-а, тётку Ядвигу! Такая же важная и серо-чёрная. Сейчас будет за нами наблюдать. Ну и ладно! Пусть видит, что у меня есть надёжная защита. Правда, Димка кое-кому и в подмётки не годился, но всё же...
"И о чём я только думаю?!"
Одёрнув себя, я насильно заставила слух уловить болтовню "защитника" и даже кивнула пару раз - из милости. А потом, получив прощение, Димка совсем осмелел и, осыпая меня ласками, выпросил поцелуй. - Я так соскучился, - пробормотал он, и... его желание исполнилось.
И дёрнул же меня чёрт неожиданно открыть глаза!
Высокая фигура в чёрном пальто медленно проплыла по соседней аллее. Голова не покрыта, волосы слегка припорошены снегом. Поравнявшись с нами, Афанасий не остановился, но успел бросить короткий взгляд в мою сторону. Кривая холодная усмешка скользнула по губам. Кажется, он даже что-то буркнул - тоже коротко, как будто выругался.
Смутившись, я отступила к лавке и села, а Димка уловил мою растерянность и попытался - осторожно, правда, - выяснить причину. Я смутилась ещё больше и, отведя взгляд, сослалась на усталость - мол, плохо спала, голова кружится и всё такое. Слава богу, меня поняли и, ласково простившись, отпустили, заверив, что в любой момент "прилетят, поддержат и прочая".
Но как только Димка скрылся за воротами больницы, я бессовестно кинулась искать Кокалариса, обегала сад и все наши места бесед, но, увы, не нашла. Он словно испарился. А как же обещание мозолить мне глаза? Господин Бессмертный уже сдулся? Что-то слабо верится. Он же не получил то, что хотел. Или... уже?
До самого вечера мне не было покоя. Проводив Мулю к бабушке, я задержалась в приёмном холле и, подловив медсестру, спросила о пациентке по имени Ядвига. Мне указали на вход, и я увидела, как Афанасий важно закатывал кресло с довольной тёткой. Бросив в мою сторону быстрый взгляд, он снова криво усмехнулся и... протопал мимо.
"Ну, с богом!" - подумала я и направилась следом.
- Надо поговорить, - моё заявление было столь решительным, что Афанасий на миг оторопел.
- Хорошо, - ответил он и кивнул на тётку: мол, сейчас доставлю её куда надо и - весь к вашим услугам.
- Я здесь подожду.
И снова кивок и усмешка. Ей богу, мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я его возненавижу за эту чарующую наглость. И это случилось, когда такой неторопливый господин Бессмертный заставил прождать его в холле минут двадцать, если не больше. И ведь его не выгнали, позволив задержаться со мной "на некоторое время".
- Что тебе надо? - зашипела я, сердито надвинувшись на Афоню и загнав в угол. - Что ты от меня хочешь? Ходишь, улыбаешься и зубы заговариваешь. Зачем?
- Понятно, что не просто так, - вздёрнул брови Кокаларис. - Но, как видно, после беседы с вашей бабушкой, нужно кое-что прояснить, не так ли? В общем, я точно не упырь.
- А кто ты?
- Ну-у... судя по вашим словам, для вас я друг. Ведь так? А мне позволите перейти на "ты"?
Я опешила и потерянно кивнула, собирая разлетевшиеся мысли. А вот Кокаларис был явно доволен и выглядел ну точь-в-точь как очаровательный демон из фильма. Уцепившись за эту глупую фантазию, я сдуру взяла и выдала:
- Тебе нужна душа, да?
Лицо Афанасия стало серым, а взгляд - холодным. Похоже, он не ожидал прямого вопроса.
- Чья? - прошептал он, странно глядя в мои глаза.
- А то не понятно! - усмехнулась я. - Тебе нужна моя душа!
Благородная бледность сменила серость, и Афанасий с облегчением выдохнул. Потеплевший взгляд скользнул по моему лицу, а холодные пальцы коснулись щеки - слева, где был налеплен некрасивый пластырь.
- Как раз наоборот, - прошептал Бессмертный. - Мне нужно спасти своё сердце. И ты мне поможешь. Но прежде...
Сквозь приоткрытые веки я, пребывая в чарующем тумане, видела лица любопытных медсестёр, наблюдавших за тем, как меня осторожно целуют. И даже не в губы, а в чёртов пластырь. А хотелось иначе. Но как только я подала намёк, что не прочь коснуться его мягких губ, Афанасий хитро улыбнулся и молча отстранился. Тонкие пальцы легли на загипсованную руку и совершили неторопливый подъём к плечу.
- К новому году ты будешь дома, - довольно сообщил Афоня. - И вот тогда я приеду в гости. За своим сердцем.
До Новолетия оставалось три дня, и за это время таинственный господин Кокаларис ни разу не появился. Видимо, его миссия под кодовым названием "мозолим глаза Веронике Царевич" себя исчерпала, предполагая обещанную встречу уже вне больницы. Ага, у бабМаши дома. Вот если меня выпишут, то да - вполне возможно.
Но, как ни странно, за эти дни мне сначала сняли гипс, а потом и чёртов пластырь. Добрый доктор заверил, что мне чудесно повезло и шрама не осталось. А если применить чудные женские хитрости, то личико снова будет нежным и гладким.
- И вот что, - добавил он с улыбкой, - думаю, что после обеда родные смогут вас забрать.
Радости моей не было придела. Быстро собравшись, я решила ещё раз прогуляться по саду, сгорая тайным желанием встретить Кокалариса. Ведь он совсем недавно говорил, что я скоро буду дома. Вот чёртов пророк! Нет, он точно демон.
"Вот бы увидеть его перед отъездом", - мечтала я, ускользнув в залитый солнцем сад.
Но Кокалариса там не оказалось. Тётка Ядвига сидела одна и, надев большие наушники, угрюмо взирала на ветвистый куст. Чтобы привлечь её внимание, мне пришлось загородить его.
- Ну, что тебе? - проворчала Ядвига, нехотя отключая плеер.
- Сегодня я еду домой.
- Поздравляю. Привет Алёшке - он знает.
Что именно, я спрашивать не стала. Помявшись, заметила, как тётка снова включила плеер и уставилась, словно сквозь меня. Неприятное чувство. Моя радость как-то враз улетучилась, и к моменту, когда за мной приехали родные и Димка, я стала весьма раздражительной. Ух, каких трудов мне стоило не срываться по всяким пустякам! Однако вид милого бабушкиного дома, любовно украшенного чудесной сказочной резьбой, мгновенно смёл моё странное раздражение. В широкий двор я вошла уже спокойной и восхищённой. И даже мой бедный разбитый "немец", брошенный у больших ворот, нисколько не изменил приятный душевный настрой. Единственно, я подошла к машине и, взглянув на смятый зад и рваную крышу, невольно поморщилась.
- Досталось коньку, - вздохнул деда Леша и обнял меня за плечо. - Главное, что ты жива, а остальное...
- А где мои сумки? - вдруг вспомнила я.
- Да в доме. Марья покажет.
Рюкзак с одеждой и мелкая сумка с ремешком ожидали меня в одной из комнат на кровати. Когда-то я жила тут, совсем маленькой, однако воспоминания были нещадно отброшены на потом, когда я увидела то, что дед Алексей называл "косметичкой". Это был симпатичный металлический ларец с резной отделкой по углам и на крышке. Две подвесные скобы держали вдетые в петлю замочки без современных секретных премудростей. Ничего не стоило сбить их молотком или вскрыть, поковырявшись в скважине, как умелый воришка. Но мне почему-то не хотелось привлекать к вскрытию кого-то левого. Ну, разве что, Димку - он и поднять поможет, и отнесёт в укромное место, где нас никто не увидит. Оставался один вопрос: как загадочный ларец оказался в моей машине? Афанасий говорил про дуб, а значит... хе, ларец, получается, с дуба рухнул, да сразу в салон. Но как? Такая прелестная штучка ни за что не пробьет крышу машины - веса не хватит. Да, но я же слышала грохот. И толчок. Так и что это было?
От количества новых вопросов желание поскорее вскрыть находку возросло вдвойне. Но я не успела: бабМаша подключила нас с Мулей к подготовке праздничного стола. Как оказалась, взглянуть на "внучу" славного Ивана захотело чуть ли не полгородка.
"А-то они в больнице не насмотрелись!" - сердито подумала я, но послушно пристроилась помогать.
А вечером меня вновь окружили обильным вниманием, и даже Димке досталось - как-никак, мой жених. Спасибо хоть дед Алёша вспомнил любимые всеми истории о бравых похождениях с Иваном, и про нас быстро забыли. Уловив момент, я выскользнула из-за стола и тихонько потопала в свою комнату - конечно же, к ларцу.
Невысокий кудлатый мужчина так резко вывернул из-за угла, что я невольно вскрикнула. Разговоры за спиной тут же стихли, но незнакомец просто махнул рукой, и все снова радостно загудели, поминая дурацкие шуточки "Лешака".
- Шуточки?! - рассердилась я, надвигаясь на дядьку.
- Девонька, милая, - затараторил он, - каюсь, я балую. Молодецкая привычка. Я ж ещё и с дедом твоим игрался, тропки-дорожки ему путал. Пойдёт он, бывало, с Марьюшкой да с Пашкой, батюшкой твоим, по лесу, а я их грибами да спелой ягодкой к себе маню. Вроде как разлучить хочу с Иваном. Но не тут-то было: он всегда мои хитрости угадывал. С его-то слов все и стали меня Лешим кликать, но я как был, так и остался егерем. Леса наши дозором обхожу.
В памяти сразу всплыл разговор с медсестрой.
- Так это вы меня нашли! - ахнула я, и мужичок радостно кивнул:
- Я, девонька, я.
- А-а-а... ларец, случайно, не ваш подарок?
- Нет, что ты, милая, - хихикнул егерь. - Он же прежде сундуком был железным - тяжёлым да неподъёмным. А как в машину твою упал, мог стать приметным. Для некоторых. Вот мне и наказали, чтоб я его в ларчик превратил. И вот случилось.
- Сундук в ларец? - оторопела я.
- Ну, да, но только как превратил - не спрашивай - не расскажу. Я ведь только упредить пришёл, что завтра всё случится, а тут на тебя, ягодка, глянул и растерялся. Ах, красна девица! А глаза-то как у Ивана - голубые.
- Дядя егерь, - нахмурилась я, - не надо мне зубы заговаривать. Лучше скажите, что будет завтра? Афоня придёт?
- Афоня?! - повторил дядя и хихикнул. - Ой, смотри-ка, ужо пришёл!
Ахнув, мужичок радостно тыкнул пальцем в сторону гостиной. Я оглянулась, но новых лиц не увидела, а вот странный кудлатый егерь чудесным образом улизнул. И пока я растерянно озиралась, ему на смену явился Димка.
- Ты-то мне и нужен! - обрадовалась я и потянула парня в комнату, чтоб показать таинственный ларец.
Ну, он посмотрел на него, подивился, но желанье поискать ответы и вскрыть мягко отложил на завтра.
- А если будет поздно? - встрепенулась я, но Димка привлёк меня к себе и ласково успокоил поцелуями. Ну... мы договорились.
Громкий сердитый голос деда Лёши разогнал мой сон. Потягиваясь, я сонно прислушалась и поняла, что дед ругается - грозно так, словно великий воевода. Скользнув с постели к окну, я едва не уронила челюсть на подоконник: Алексей стоял у открытых ворот с охотничьим ружьём и велел кому-то убираться.
Охнув, я быстро нырнула в халат, неуклюже прыгая, надела носки и кинулась в прихожую. Сапожки и куртка оказали услугу и не капризничали, позволив, наконец, выбежать к воротам. Дед Алёша быстро оглянулся и вскинул руку.
- А ты куда выскочила? А ну-ка, в дом!
Но я не слушалась и нырнула за его спину. Отсюда мне было прекрасно видно высокую фигуру в длинном чёрном пальто, вальяжно гулявшую возле чёрной машины. Подняв руки в знак того, что он безоружен, Афанасий вздыхал и возводил очи долу.
- Попович, ну не дури, - сказал он, "нагулявшись". - Я же с добром пришёл.
- А я тебе не верю! - фыркнул дед. - Думаешь, я на старости забыл, чей ты сын?
- Ну и что?! Да мы с батюшкой - небо и земля.
Заметив меня за спиной Алексея, Афоня кивнул, приветливо махнул рукой и смело направился к воротам. И вдруг - бабах! От выстрела у меня зазвенело в ушах. Обхватив себя за голову, я присела и пришла в неописуемый ужас, увидев как Афанасий медленно оседает на снег.
- Деда, ты что?! - вскрикнула я, не слыша сама себя. - Ты зачем?
Алексей тревожно оглянулся, покачал головой и присел рядом.
- Да ты не бойся, милая, - ласково, но с сожалением заметил он. - Ничего ему не сделается.
- У тебя вместо патронов соль? - сообразила я.
- Нет, боевые, но паршивец встанет. Он же бессмертный.
Да он что, издевается? Однако дед Алёша поднял меня, обхватил рукой и повернул к воротам - мол, смотри сама. От вида лежавшей на снегу чёрной фигуры у меня ёкнуло сердце, а на глаза навернулись слёзы. Но каково же было моё удивление, когда через миг фигура вдруг зашевелилась, а знакомый сердитый голос простонал убористое ругательство. Опёршись на руки, Афанасий встал на колени и по-собачьи тряхнул головой.
- Ну, Попович, я тебе припомню, - выдохнул он и тут же улыбнулся - мне. - Доброе утро, Вероника! И с новым годом! Обещал, что приду в гости, и вот, пожалуйста!
Дед Алексей удивлённо заглянул в моё лицо.
- Ты его знаешь?
Я слабо кивнула. В голове у меня всё ещё шумело от выстрела, но представшая картина воскрешения, похоже, лишила и дара речи. Дед посмотрел на меня круглыми глазами, охнул и тут же решил познакомить меня с ужасной биографией нашего гостя. Мол, да это ж Афонька, Кощеев сын, злой чародей и холодный бессердечный мерзавец. Убить его невозможно - ни стрелой, ни мечом, ни пулей, поскольку сердце его заколдовано и надёжно спрятано.
- Твой дед Иван Царевич, спасая и Марью, и родимую землицу нашу от Кощея - папаши его - нашёл иглу с поганым сердцем, раздавил и сам погиб, - сокрушался Алексей. - А ты жалеешь этого...
- Хватит! - рявкнув, перебил его Афоня и поднялся.
Я невольно вздрогнула. Звон в ушах, на удивление, прекратился, да и речь, похоже, вернулась.
- Дед, а где все? - пробормотала я. - Ты же так грохнул.
Алексей печально вздохнул.
- Спят они, лапушка, сном волшебным охвачены. Этот хитрец вчера к нам кого-то заслал, а тот возьми и ослабь защиту. Подозреваю, что Лешак. А Афонька приехал и наслал свои чары поганые - все уснули.
- А тебя не достало?
- Он, видно, на тех, кто в доме, колдовал, а я во дворе был, в погребке. Огурчики достал да соленья гостям. Мне Марья ещё вчера велела.
- А я?
- Ну, Вероника?! - засмеялся Афоня. - Я же к кому приехал? Зачем мне тебя усыплять? Ты же помнишь наш разговор?
- Сын Кощея, - растерянно пробормотала я, и тут мне вспомнилась сказка: игла - в яйце, яйцо - в утке, утка - в зайце, заяц - в сундуке железном, а сам сундук на цепях подвешен к ветвям крепкого дуба. Мама дорогая! Да я же врезалась в него, и сундук навернулся в салон машины. Потом Лешак превратил его в ларчик, и в нём... ой, мама!
- Тс-с-с, - зашипел Афанасий, приложив палец к губам и хитро улыбаясь. - Секреты долго не живут, но всё же... Вероника, пожалуйста, попроси дедулю дать нам пару минут на разговор. Ну, если он захочет, может стоять за углом и целиться в мою голову - думаю, это доставит ему удовольствие. А если пальнёт, рискует испортить красивой девушке не только аппетит, но и психику. Его патроны разнесут мне череп.
- А-а-а... ты не можешь его усыпить, как всех? - предложила я, осторожно освобождаясь от руки деда.
- Увы, на нём защита, - вздохнул Афоня. - Так мы поговорим, Алёш? Будь ласков.
Дед слушал-слушал и что-то своё кумекал. Не долго, правда, но вот лицо его при этом медленно менялось, как будто в голову приходили нужные мысли и верные ответы. Опустив ружьё, он погладил меня по плечу и кивнул - мол, поговорите, а сам неторопливо пошёл к дому. Ну а я подбежала к Афанасию.
- Представляю, что ты думаешь, - усмехнулся он. - Однако всё так и есть на самом деле.
- Кощей Бессмертный - твой отец? - нахмурилась я, чувствуя скрытое волнение.
- А я и сам такой же, представляешь?
- Господи, - ахнула я, округлив глаза, - и сколько ж тебе лет?
Кокаларис игриво подмигнул.
- Много. Но, давай не будем ходить вокруг да около - отдай моё сердце. Пожа-алуйста!
- Это игла?
- Да ну, зачем нечто ценное и дорогое делать таким хрупким?! Я превратил его в камень. Он в яйце.
И тут в доме раздался грохот выстрела.
- Ларец! - ахнула я и рванула к дому. Афанасий бросился следом, а потом вдруг ка-ак гаркнет:
- Стой! - я аж присела. Смотрю, стоит Кощеев сын у ворот и от злости едва не дымится.
- Что ты встал? - рассердилась я.
- Проведи меня! - зашипел Афанасий. - Тут защита - я не могу.
О, как всё сложно! Подбежав, я схватила его за руку и буквально вдёрнула во двор, ощутив невидимую, но весьма упрямую преграду. Миновав её, мы дружно ринулись в дом, вздрогнув от второго выстрела. Значит, дед сбил на ларце все замки! И что будет?
Дверь моей комнаты была закрыта, но сквозь неё до нас отчётливо донеслось испуганное верещание какого-то зверька. Похоже, это был заяц, хотя я никогда не слышала, как они кричат. Мне стало больно и обидно. Кинувшись к дверям, я изо всех сил заколотила в них, умоляя деда никого не трогать. Но голосок зверька оборвался. За спиной что-то шкрябнуло и, обернувшись, я увидела серое лицо Афанасия с помутневшим взглядом. Тяжело дыша, он упирался в стену, пытаясь устоять на ногах.
- Отойди... от двери, - прохрипел Кокаларис, и я послушалась.
С трудом сделав шаг, он рухнул на колени и, взглянув в потолок, шипящим голосом забормотал какие-то молитвы. Хотя нет, скорее всего, это были заклинания. Я тоже взмолилась и вздрогнула, когда за дверью крякнула утка.
И тут случилось что-то невероятное: петли двери жалобно скрипнули, потянулись вверх и... деревянное полотно с грохотом рухнуло у ног бессмертного. Шатаясь, он поднялся и с рычанием ввалился в комнату. Там завязалась потасовка, но я пересилила свой страх, подкралась ближе и заглянула внутрь. Сын Кощея и дед Алёша дрались, как обычные сердитые мужики: били друг друга в челюсть, в ухо, под дыхло. Но смотреть на их крутой мордобой у меня не было никакого желания - я искала утку и... нашла её придушенный трупик. А вот у ножки стола, в опасной близости от ног драчунов, лежало симпатичное, словно раскрашенное к пасхе, яйцо. Радостно ахнув, я схватила его и бросилась прочь из комнаты. Однако мысль о том, что в отличие от Афони дед Лёша всё-таки смертен, заставила меня остановиться на полпути и громко крикнуть:
- Афанасий, оно у меня!
Шум драки тут же стих, но, судя по тому, как охнул сын Кощея, а потом раздался грохот, дед всё же оставил последнее "слово" за собой. А через миг до меня долетел шорох шагов. Нырнув под крыльцо, я затаилась и дождалась момента, когда драчуны выбрались из дома.
- Ну, ты и скотина, Попович, - обиженно выдохнул Кокаларис. - Чуть не убил. А ведь я тебе ничего не сделал.
Дед Лёша сплюнул.
- Не люблю я ваш род. Поганые вы. Ивана жалко. А ты ещё к его внучке привязался.
- У меня не было выбора.
- Выбор есть всегда.
- Подскажи какой? - съязвил Афанасий. - Прийти сюда лично и попросить мой ларец? У Марьи? Или ещё лучше - у тебя? Да ты бы, как узнал, сразу бы меня угробил.
- И не моргнул бы.
- А я хотел по-хорошему - помощь за помощь.
- О чём ты?
- Ну, Вероника могла ещё две недели провести в больнице и её лицо... на мой взгляд, шрамы украшают лишь мужчин.
- Твоё колдовство?! - вскипел дед. - Ах ты, скотина!
Мужчины, походу, снова сцепились.
- Тише-тише, - усмехнулся Афанасий, - это навсегда, клянусь. И потом, как только заберу своё, она меня больше не увидит.
- Вот и вали отсюда куда подальше.
- Вообще-то, Большие Дубцы и моя родина.
Дед сердито крякнул и не ответил.
- Что ж, - бодро заявил Афанасий, - я сниму с хозяев и гостей свои чары, и найду Веронику. А ты...
- Не командуй! Девочку я сам сыщу. Тебе же лучше снять чары и катить отсюда. Тошно уже смотреть на твою довольную рожу.
Дед пошаркал в дом, а сын Кощея бодро спустился с лестницы, и не успела я охнуть, как он заглянул под крыльцо и помахал рукой.
- Привет!
- Ты знал, что я тут?
- Конечно, я же колдун. Ну, давай яйцо и разойдёмся.
Я разжала ладонь, и раздавленная скорлупа посыпалась наземь. В руках остался небольшой тёмно-красный камень.
- Ух ты! - усмехнулся Афанасий, присаживаясь рядом. - Это от нервов. Ничего страшного. Я возьму?
Я быстро сжала кулак и спрятала за спину. Лицо Афанасия удивлённо вытянулось.
- Не понял. Что за капризы?
А я, честно говоря, и сама себя не понимала. Что за чувство овладело мной? Обида? Злость? На что? Ведь Афанасий не сделал мне ничего плохого, даже наоборот, позаботился о моей красоте и скорейшем выздоровлении. И сделка, можно сказать, прошла успешно: не вмешайся дед, мы бы мирно разошлись по своим делам, став друг для друга лишь воспоминанием. Так и должно быть, но то ли я оказалась слабой дурой, то ли чёртовы чары сильней - даже не знаю. Мне не хотелось его отпускать.
- Вся в раздумьях, - хмыкнул Афанасий. - Тебе идёт, но ты уж роди что-нибудь или отдай мой камень.
- А если не отдам? - решилась я, отодвигаясь ближе к стенке.
Кокаларис болезненно сморщился.
- Мне придётся быть грубым, и все старания уйдут псу под хвост, понимаешь? Ты просто сыграй свою роль и вручи мне потерю, а там посмотрим. У меня нет времени объяснять.
- Торопишься?
- Не представляешь как! Очень хочется узнать результат. Как-никак новый год - перемены и всё такое. Волнуюсь. Ну, красавица царевна! Уж коли молодец приглянулся, ты его не мучай, а.
Я открыла рот и, оскорблённо фыркнув, сунула камень в ладонь Кокалариса и шустро поползла из-под крыльца.
- Вот и умница, - усмехнулся за спиной Афоня и потащился следом.
Как он выбрался, я не видела, наткнувшись во дворе на довольную бабМашу. Проворно скользнув ей за спину, я ласково обвила родные плечи и сердито уставилась на Кокалариса - мол, теперь я под защитой - не достанешь. А Афанасий, как видно, и не собирался: спрятав камень, он деловито поравнялся с нами, остановился на миг и, одарив бабМашу "ласковым" взглядом, усмехнулся:
- Ух ты! А снайпер меня не ждёт? Значит, я правильно сделал?
БабМаша гордо фыркнула.
|
