-- Если ты, Сашка, этого действительно хочешь, то лучшего варианта не найти, -- Василиса окунула очередной кусочек рыбы в соус, полюбовалась на него и отправила в рот. -- Как раз то, что тебе нужно -- большой дом в несусветной глуши. Добираться от Тулы или от Курска -- почти без разницы.
-- Спасибо, родная, -- с чувством ответила я. -- Что бы я делала без тебя...
-- Да, наверное, то же самое, -- Василиса повела пухлым плечиком и вприщур глянула на крупногабаритного усача за соседним столиком. -- Честно говоря, я рада, что ты хотя бы на такой шаг решилась. Я ведь боялась, что ты куда большую глупость сотворишь.
-- А что, заметно было? -- я через силу улыбнулась и принялась ковырять вилкой жареное мясо. -- Мне казалось, я вела себя адекватно.
-- Ну, если часами молчать, а вечером отвечать на вопрос, заданный утром, это адекватно, то я без претензий, -- последний кусок форели исчез во рту подруги и был сопровожден глотком белого вина. -- И все же ещё раз подумай -- чужой дом, чужие люди. Оно тебе надо?
-- Надо, -- убежденно ответила я. -- Мне нужно именно все чужое, чтобы свое не видеть.
Василиса промокнула губы и скомкала льняную салфетку. Усач был уже готов бежать за ней на край света. И, черт побери, если кто-то думает, что рубенсовские формы нынче непопулярны, пусть посмотрит на количество Васькинах воздыхателей. И на её мужа Славика, который и собой хорош, и умен, и семью обеспечивает.
Я достала сигареты и закурила. Думать о мужьях было больно, даже о чужих. Даже о таких примерных, как Славик.
-- Значит так... -- в руках Василисы неведомо откуда появилась пластиковая папка с документами. Хотя почему неведомо, наверняка она их достала из сумки, только я не заметила, когда. В последнее время со мной такое бывает, и это, естественно не радует. Не хотелось бы из рук психотерапевта перейти в руки настоящего психиатра -- в казенном доме. Я сделал над собой усилие и сосредоточилась на извлеченных подругой бумагах.
-- Значит, так, -- повторила она, отмахиваясь рукой от плывущего над столом дыма. -- Каховский Игорь Михайлович, проживающий в собственном доме, хотел бы заполучить няню для внучки Веры. Девочке девять лет, учится в элитной гимназии, сейчас на каникулах. Условия -- няня должна быть молодой, красивой, воспитанной и... незамужней и не состоявшей в браке.
-- Странные условия, ты не находишь? -- я слегка обалдела. -- А там ничего нет насчет опыта работы, знания иностранных языков или хотя бы рекомендаций?
-- Нет! -- возбужденно воскликнула Василиса, заставив уже не только сидящих за соседним столиком насторожить уши. Даже брюнет в белом костюме, сидевший в углу спиной к нам, обернулся.
-- Нет, -- заговорщицки шепнула подруга. -- Я на эту тему немного поговорила с господином Каховским. Кстати, ты его должна знать, он книжки пишет. Ну, такие, популярные, везде продаются.
-- Не встречала, -- покачала я головой. -- Или внимания не обращала.
-- Да ладно, не в этом дело. В общем, мне этот тип сказал, что иностранные языки, опыт и прочая лабудень его не волнуют. Девчонку и без этого в гимназии дрессируют, так что за ней нужен обычный присмотр и... За стул держишься?
-- Держусь. Только не говори, что он себе невесту или любовницу таким образом подбирает.
-- Ты что? Разве я тогда предложила бы тебе такое?! -- разозлилась Василиса. -- Он женат. Но у него чем-то болеет сын, взрослый парень. Живут они замкнуто, вот он и хотел бы внести живую, так сказать, струю в круг его общения. Но просто так кого-то приглашать не в их правилах, так что няня для девочки -- самое то. Поэтому и плата куда выше, чем обычно.
-- Так я и знала, -- поморщилась я. -- Кроме ребенка развлекать ещё какого-нибудь умственно-отсталого недоросля.
-- У него заболевание крови, Каховский мне называл, но ты же знаешь, как у меня с медицинскими терминами. Но с головой у парня все в порядке, просто хворает. Да и тебя никто не заставляет его развлекать, тебя берут няней, не более того.
-- Не СПИД? -- встревожилась я.
-- Нет, что-то типа то ли малокровия, то ли белокровия. Он несколько месяцев провел в клиниках, недавно перенес сложную операцию. Ничего заразного, не сомневайся.
Я с сомнением просмотрела договор, вздохнула и подписала. Мне нужно было поставить какую-то вешку, означающую возвращение к нормальной жизни, и я её поставила. В конце концов, это всего лишь месяц -- если я не захочу там остаться, никто меня не заставит.
Уеду из этого проклятого города, из гулкой пустой квартиры, где по углам прячутся отголоски обещаний и надежд. Их больше нет у меня.
Новый дом, новые люди, которые не будут смотреть сочувственно и одновременно с любопытством наблюдать -- как мне живется с моей болью? Оторвать от себя прошлое, с кровью, с корнем...
-- Эй, подруга, очнись! -- Василиса укоризненно покачала головой. -- Я гарантировала, что ты умница и красавица, а не вздыхающее с утра до вечера и особенно по ночам существо. Так что не подведи меня.
-- О репутации фирмы заботишься? Правильно делаешь.
-- О тебе, дуре, я забочусь, -- проворчала она, заталкивая папку в сумку. -- Теперь насчет твоей квартиры. Будем продавать или искать арендаторов? Есть потенциальный квартирант -- итальянский бизнесмен. Платить согласен...
-- Хорошо, пойдет, -- перебила я её. -- С оформлением купчей и вывозом вещей возиться сейчас сил нет. А потом посмотрим.
-- Умница ты моя, -- одобрила Василиса. -- Ну, тогда я помчалась. Тебя подвезти?
-- Нет, я ещё кофе выпью. Спасибо тебе.
Васька чмокнула меня в щеку, и действительно умчалась -- в вихре огненных кудрей и шелков. Усатый немедленно рванул следом. Ничего, побегай, побегай -- для здоровья полезно. Ещё никто не смог догнать Василису, если она сама этого не хотела.
Глава первая
Маме я позвонила вечером. А у них было утро, и, судя по шуму воды, она принимала ванну. Я представила сверкающее бледно-лиловым кафелем комнату, огромное окно в сад и скачущих по дорожкам белок. И матушка -- шевелящая пальцами ног в завихрениях теплой воды.
-- Джеймс стрижет газон перед домом? -- зачем-то спросила я.
-- Нет, розы подрезает. Сашка, ты там вообще -- как? Может, мне приехать? -- она задавала этот вопрос каждый день в течение последних двух месяцев.
-- Ни в коем случае! -- стандартно ответила я. -- Со мной все нормально. Завтра я уезжаю на несколько недель к друзьям, семейной паре. Собираюсь немного отдохнуть и развеяться.
Я решила не говорить о том, что еду к совершенно незнакомым людям, причем в качестве няни. Мамуля этого бы не пережила и точно бы прилетела, оставив и своего мужа Джеймса, и мою сестрицу Вики, и кошку Сару, и спаниеля Блума. Вот только бешеной энергии родительницы мне не хватает, чтобы окончательно взвыть!
-- К кому? Я их знаю?
-- Вряд ли. Мы недавно познакомились. Он писатель, Каховский. У них свой дом, так что не волнуйся.
-- Каховский? -- внезапно оживилась мамуля. -- Тот самый?
-- Да, тот самый, -- на всякий случай ответила я, хотя понятия не имела, чем этот Каховский знаменит.
-- Отлично! Надеюсь, он подпишет для меня одну из своих книг! И непременно скажи ему, что я в восторге от его "Тени Арлекино".
Хм... хотелось бы знать, что, черт побери, пишет этот тип? Детективы?
Вечер я провела нескучно, потому что решила не откладывать и ехать на новое место работы прямо завтра утром. Собственные стены, от вида которых хотелось если не выть, то тихонько скулить, будут посланы к чертовой бабушке, я поставлю крест на прошлом и стану новым человеком.
Хорошо представив, каким должен быть этот новый человек, я сложила в объемистый чемодан вечернее платье, дорогой костюм, который покупала на помолвку... нет, об этом забыть! Туда же отправились туфли на высоком каблуке, ещё одни туфли -- да сколько же их?! Ага, и это в чемодан, и вот это. А сам чемодан -- на антресоль, мне и обычной дорожной сумки хватит. Деловой костюм, джинсы, майки и пуловер, пара платьев, сарафан и домашний халат. Скромные туфли, босоножки и кроссовки. И всё! К вам едет няня, самая обычная няня Александра Витальевна Лапшина. А Мэри Поппинс из меня все равно не получится.
Потом я некоторое время остервенело наводила в квартире порядок -- ведь тут должен был вскоре поселиться незнакомый мужчина. А поэтому долой всякую фигню россыпью и прочие духи! Мелочи -- в коробку, постиранное белье на веревку и не забыть завтра его снять!
Отвыкшая от столь титанических усилий, я уснула едва ли не в обнимку с пылесосом. А рано утром уже тащилась на электричку -- в Туле меня обещали встретить. Удобнее, конечно, было поехать на своей машине. Я бы так сделала, будь у меня "ока", а не новенький, подаренный Джеймсом "форд". Интересно, нужно ли возвращать свадебные подарки, если свадьбы не было?
Электричку я пережила нормально.
Около справочного бюро топтались сразу трое разномастных мужчин. Один из них, невысокий крепыш в футболке с волчьей мордой на груди, заметил мою соломенную шляпку и помахал рукой.
-- Александра Викторовна? -- довольно равнодушно поинтересовался он.
Я кивнула.
-- А я -- Женя, водитель Игоря Михайловича. Машина на стоянке, идемте.
Он подхватил мою сумку и, не оглядываясь, направился к выходу из здания вокзала. Вот как, у писателей бывают личные шоферы. А ещё, наверное, горничные, повара, садовники и телохранители. Вскоре я убедилась, что ошиблась только в одном -- бодигардов у Каховского не было. Зато остальные -- полный комплект. Плюс няня, то бишь я.
Дорога заняла у нас почти полтора часа. Насчет глухомани Василиса правильно сказала -- мы ехали через какие-то леса, поля, поселки и небольшие города. Последний назывался Ромовск -- двухэтажные домишки, универмаг и мэрия, которую грудью защищал бетонный вождь мирового пролетариата.
От Ромовска до дома, в котором мне предстояло прожит минимум месяц, было ещё километров пятнадцать. Дорога пошла вниз, за лесом сверкнул изгиб не слишком широкой реки и появился крошечный поселок -- несколько довольно больших особняков, построенных так, чтобы быть как можно дальше друг от друга. Участки поражали размерами -- каждый не меньше гектара. И откуда тут такие хоромы?..
Тем временем машина -- серебристая "тойота" -- свернула, и мы оказались перед воротами из ажурного металла. А забор... да, похоже, скорее, на крепость -- поверху кирпичной трехметровой стены торчали острые стальные пики.
-- Места у нас глухие, -- кивнул Женя, ожидая, пока управляемые автоматикой ворота откроются. Я проследила за его взглядом и увидела вверху объектив теленаблюдения.
К дому вела бетонный проезд. Никаких особых роскошеств за оградой я пока не увидела -- ни фонтанов, ни скульптур, ни даже клумб. Просто участок леса, который пытались слегка окультурить и превратить в небольшой парк. Но лучше всего был дом. И хорош он был не помпезностью или современными архитектурными изысками, а стилем. Это было настоящее шале -- природный камень, белая штукатурка и дерево. Скатная кровля на толстых темных балках, окна с частыми переплетами, просторная терраса на уровне второго этажа, сужающаяся кверху высокая труба -- все создавало образ европейского загородного дома.
Пока я рассматривала свое новое жилище, дверь распахнулась и навстречу мне вышла женщина. Вначале она показалась мне совсем юной девушкой, настолько точеной и изящной была фигура в бриджах и белой блузке. Но когда она подошла, стало видно, что ей уже за тридцать -- возраст выдавали едва заметные морщинки у глаз, да и сами глаза -- они были серьезными и даже печальными.
-- Здравствуйте, -- голос её был низким и мягким, -- я Лаура, хозяйка этого балагана.
-- Здравствуйте, Лаура... -- я сделала паузу, и она поняла, небрежно махнув рукой:
-- Просто Лаура, о моё отчество можно язык сломать, так что никакого официоза.
-- А я Александра, лучше -- Саша.
-- Саша? Точно Саша, а не Алекс? -- она заправила за ухо темные вьющиеся волосы и засмеялась. Было в этой женщине что-то южное, экзотическое. И миндалевидные черные глаза, и точеный нос, и пухлые капризные губы. А ещё от неё пахло совершенно умопомрачительными духами.
-- Нет, не Алекс, -- улыбнулась я в ответ.
-- Ну что же, добро пожаловать, Саша. Да что же мы стоим? -- спохватилась она. -- Идемте в дом. Вам нужно отдохнуть с дороги и принять душ. А ещё скоро обед. Надеюсь, вам у нас понравится.
С этими словами она распахнула передо мной дверь, и мы вошли в просторный двухсветный холл. Из него прихотливо изгибающаяся лестница вела на антресоль второго этажа.
-- Там у нас столовая и гостиная, -- хозяйка кивнула на застекленные двери. -- Сима, проводите Александру в приготовленную для неё комнату.
Девушка, которую я вначале не заметила, оказавшись после яркого солнечного дня в приятном полумраке, отложила тюбик с мастикой и тряпку, которой она полировала перила и кивнула.
-- Обед у нас в два часа, думаю, вам любопытно будет познакомиться с нашей непростой семейкой, -- произнесла Лаура с таким видом, словно заранее предвкушала какой-то небывалый эффект.
Она ещё раз улыбнулась и легкой, какой-то балетной походкой направилась в глубину дома. Глядя на прямую спину и гордо поднятую голову, я от души позавидовала -- не то, что я, вечно сутулюсь и на углы налетаю.
-- Ты новая няня? -- с любопытством спросила девушка. Одета она была в синее платье с белым передничком, типичная горничная.
-- Да, меня зовут Саша.
-- А я -- Сима. Пошли наверх, Женя уже отнес чемодан в твою комнату.
Пока мы поднимались по лестнице, я узнала, что у Каховского, кроме горничной и водителя, есть ещё повар Николай Григорьевич. Все трое живут в Ромовске и приезжают сюда каждое утро, а вечером возвращаются обратно. А вот няню наняли аж в столице, и это Симу здорово интриговало. Видимо, считала, что я какой-то гений педагогики.
Комната мне понравилась сразу и безоговорочно. Во-первых, она располагалась на третьем этаже, и одна стена её представляла часть крыши и была наклонной. Во-вторых, она была квадратной и светлой -- терпеть не могу узких и длинных помещений. А в-третьих, в углу на столе размещался компьютер. Ах да, Василиса этот пункт, кажется, включила в договор! Вот и славно -- может быть, я уговорю себя опять взяться за работу.
Остальная обстановка состояла из кровати, встроенного шкафа и комода, игравшего роль прикроватной тумбочки. На окне -- веселые занавески в оранжево-белую клетку, на деревянном некрашеном полу циновка. Тут не было никакой синтетики, холодного металла и пластика -- все натуральное и уютное. Захотелось одновременно: включить комп, поваляться на кровати и посидеть с книжкой на удобном широком подоконнике.
Я пощелкала выключателем настольной лампы и решила, что мысль о душе все-таки самая здравая.
Вещи из сумки я разместила в шкафу, достала полотенце и гель и отправилась на поиски ванной. Сима сказала, что она тут рядом.
Насколько я поняла, планировка дома была простой -- на втором этаже двери всех комнат выходили на антресоль, а на третьем этаже -- в небольшой холл.
Я огляделась и обнаружила семь дверей. Одна из них вела на балкон, где стояли два шезлонга и квадратный деревянный столик. Четыре симметрично располагались по обе стороны холла и вели в комнаты. Методом исключения, я определила, что за двумя другими находятся туалет и ванная, и не ошиблась.
Стоя под прохладными струями, я размышляла о том, что тоже хотела бы иметь такой дом -- большой и просторный, чтобы приглашать погостить в нем друзей и родственников, чтобы лес за окном, а на закате -- прогулки к реке. Потом я представила, во сколько это счастье обходится, и мне стало не по себе. Я была немного в курсе заработков нынешних писателей, и представить, что на них можно содержать такое хозяйство, не могла даже с большим трудом. Хотя ведь не факт, что Игорь Каховский (надо срочно узнать, что же такое он пишет!) не заработал эти деньги иным способом, не получил наследство или не женился на дочери миллионера. Кстати, экзотическая Лаура вполне тянет на эту роль.
Тут я спохватилась, что являться с мокрой головой к обеду есть моветон, и пулей выскочила из душевой кабинки. В халате, с намотанным на голову полотенцем я вышла в холл и наткнулась на некоего субъекта, с задумчивым видом торчавшего у двери.
-- Упс... -- пробормотал субъект. -- А я-то думаю, кто это совершает омовение в нашем скворечнике? Нет-нет, не говорите, кто вы. Я угадаю!
А тип был забавный -- лет тридцати, в одних только джинсах и нательном крестике. Ах, да -- на нем была ещё буйная шевелюра и улыбка до ушей.
-- Вы -- трубочист, которого наконец-то соизволил пригласить папенька! Только не говорите, что это не так, ведь этот чертов камин дымит уже вторую неделю. А теперь вы его почистили, и можно, наконец, дремать около него без противогаза. Ну что, угадал?
Рассмеявшись, я помотала головой.
-- Жаль, искренне жаль. Тогда вы... новый литературный агент папеньки, он давно грозится прогнать унылого Борцова и завести существо повеселее. Что, опять мимо? Ну, тогда вы...
-- Я няня, -- злорадно сообщила я. И тут вспомнила о сыне писателя, про которого говорила Василиса. Но стоящий передо мной парень ни бугрящимися мускулами, ни цветом лица никак не походил на тяжело больного.
-- Ура, у меня новая няня! -- обрадовался этот клоун. -- Спасибо тебе, дорогой отец! Я знал, я знал, что ты не забыл свое обещание сделать из меня человека и пригласил лучшего специалиста! И как же зовут мою прекрасную няню?
-- Александра.
-- Надеюсь, вас не нужно звать Алекс? -- он отскочил от меня, словно я продемонстрировала ему сочащиеся ядом клыки. -- Только не это!
-- Нет, меня можно звать Сашей. А что, в этом доме имя Алекс вызывает столь бурную реакцию?
-- Да, в некотором смысле бурную и неоднозначную. Так звали мою прошлую... нет, позапрошлую мачеху, и я иногда кричу во сне, когда она мне снится.
Он скорчил жуткую рожу и тут же спохватился:
-- А я -- Валентин. Сразу предупреждаю, что употреблять желательно в несокращенном варианте. Дурацкое имечко, но какое уж есть, спасибо маменьке.
Забыв о тюрбане из мокрого полотенца, я в задумчивости смотрела на нового знакомца. Интересно, сколько же лет Игорю Кохановскому? И сколько у него было жен, если этот Валентин путается в подсчетах?
-- Пять, -- словно угадав мои мысли, -- сообщил Валентин. -- У папеньки было пять жен. Вернее, было четыре и одна пока ещё есть. Но боюсь, что это тоже не надолго. Хотя есть предпосылки к тому, что родитель, наконец, угомонится и ему станет наплевать на то, кто заваривает ему чай с бергамотом. У Лауры это получается неплохо, так что шансы у неё остаются.
-- А детей сколько? -- с редкостной бестактностью выпалила я. И тут же спохватилась: -- Ой, извините.
-- Да бросьте вы! Чего тут извиняться? За великим писателем земли русской числится шестеро отпрысков рожденных в браках. Сколько вне -- тут данные расходятся. Кстати, если вы решитесь спуститься к обеду, то будете иметь возможность лицезреть часть нашего прайда.
Тут я спохватилась, что уже второй час и мне бы надо не болтать в коридоре, а волосы сушить. Пришлось быстренько ретироваться. Валентин отвесил мне шутовской поклон и зашлепал босыми ногами к лестнице.
К столу я решила надеть строгий костюм. Во-первых, я понятия не имела о порядках в этом доме, и могло оказаться, что в столовой тут принято появляться в смокингах и изысканных туалетах. А во-вторых -- я же с сегодняшнего дня какой-никакой, а педагог, и должна держать марку. Волосы я с помощью фена уложила довольно удачно и сколола на затылке. Из зеркала на меня смотрела типичная бонна с подкрашенными помадой цвета клубники со сливками губами. Поразмыслив, я зачем-то нацепила дымчатые очки.
В столовую я спустилась ровно в два и оказалась едва ли не первой.
Комната понравилась мне сразу и безоговорочно. И тем, что одна из ее стен была сделана в виде широкого французского окна, выходящего в окружавший дом лес, и темными балками, пересекавшими беленый потолок. В центре, на их пересечении, висела здоровенная люстра, похожая на тележное колесо с привинченными к нему медными колпачками. Стены тоже были белыми, и эта белизна контрастировала с темным деревом, из которого была сделана мебель -- пузатые посудные шкафчики, горки, комод для скатертей и салфеток и стол. Стол же почему-то понравился особенно, хотя раньше овальные столешницы наводили на меня тоску и казались слишком чопорными. Возможно, дело было в окружавших его стульях с плетеными сидениями и круглыми гнутыми спинками.
Рассматривая столовую, я не сразу заметила сидящего у окна в кресле молодого человека. Может быть, потому, что кресло было повернуто ко мне высокой спинкой. Так что я вздрогнула, когда из-за него появилась довольно высокая худая фигура. Против света мне не сразу удалось его рассмотреть. Фигура неловко поклонилась и представилась:
-- Фёдор. Каховский, естественно.
-- Александра, можно Саша.
Необычное лицо было у этого нового персонажа -- черты заостренные, словно нарисованные резкими штрихами. Высокий лоб, крупный, породистый нос и тонкие губы, совершенно не подходящие к ним по форме и разрезу. А глаза -- глубоко запавшие, окруженные тенями. К тому же парень все время непроизвольно щурился и даже если смотрел прямо на собеседника, все равно казалось, что он находится где-то далеко и чье-то присутствие его мало заботит.
-- А что, больше никого нет? -- нерешительно спросила я, делая вид, что рассматриваю выставленные на полках изящные оловянные изделия -- блюда, рюмки и графины разных форм.
-- Сейчас появятся, у нас никто не торопится, -- он несколько натянуто улыбнулся и указал на окно. -- Особенно, когда погода хорошая.
Словно в подтверждение его слов, в столовую вошли сразу двое: уже знакомый мне Валентин, по-прежнему босой и в одних портках, а следом за ним -- полноватая рыхлая девочка. Её рыжие волосы были стянуты сзади в архаичные косы и только на висках пушились легкие завитки. Девчушка была из тех, кто в школе подвергается насмешкам -- в очках, делающих маленькие серые глазки ещё меньше, с брекетами на передних зубах. Такие дети всегда стесняются сами себя и стараются быть как можно незаметнее. На ней были мешковатые шорты-бермуды и майка, под которой угадывалось упитанное тельце.
-- Верунчик, -- торжественно провозгласил Валентин, -- вот твоя строгая бонна, которая наконец-то сможет отклеить тебя от монитора и заставит хоть иногда передвигаться не на кресле с колесиками.
-- Здравствуйте! -- девочка подняла на меня глаза с некоторым испугом. Меня это удивило, и лишь позже я поняла, что Валентин озвучил самую страшную версию наших с Верочкой отношений. -- Я Вера Каховская.
Похоже, они все тут считают обязательным подчеркивать принадлежность к клану. Или как сказал Вэл, к прайду.
-- Здравствуй, Вера. А я -- Александра. Можешь называть меня Сашей.
-- А может, лучше по имени отчеству? -- подал голос Федор.
-- Александра Святославовна -- слишком долго выговаривать, язык сломаешь, -- улыбнулась я. -- К тому же, мы не в школе, а я не учительница. Надеюсь, мы подружимся.
-- Хорошо, Саша, -- кивнула Верочка и, повернувшись к Валентину, неожиданно показала ему язык, а тот щелкнул её по носу.
-- А Лео ещё не вернулся? -- входя в столовую, громко поинтересовалась Лаура. -- Он обещал заехать за новыми дисками с фильмами, а то вечером смотреть нечего.
-- Папа звонил, сказал, что будет не раньше ужина, -- ответила девочка и уселась за стол. -- А что сегодня на обед?
-- Пахнет уткой, -- повел носом Валентин. -- С черносливом.
-- Обонятельный ты наш, -- хмыкнул Федор. -- Привет, дон Артуро!
-- За завтраком виделись, -- отозвался вошедший из сада подросток в шортах и белой футболке, эффектно оттенявшей смуглую кожу. Я во все глаза уставилась на него. Мальчишка был похож на юного испанского гранда с картины эль Греко -- стройный и гибкий с огромными темными глазами и темными кудрями. Ещё один Каховский?
-- Это мой сын Артур, -- Лаура подошла и положила руки на спинку стула. -- Сын от первого брака, -- уточнила она, словно не хотела, чтобы я сравнивала мальчика с остальными детьми Игоря Михайловича.
Артур подошел и чмокнул мать в щеку. Потом сел напротив меня и улыбнулся. Блеснули белые зубы. Да, через пару лет этот паренек вскружит голову такому количеству девчонок, что только держись. Пришлось повторить, как меня зовут. Скорее бы закончилось это бесконечное знакомство с обитателями дома. Но я ещё не видела самого хозяина.
Только я это подумала, как он появился.
Игорь Михайлович Каховский умел произвести впечатление. В свои пятьдесят или что-то около того, и несмотря на широкую кость, он выглядел довольно подтянутым и спортивным. Круглое лицо со слегка азиатскими чертами обрамляла темная шкиперская бородка. На фамильном носу -- небольшом, с выдающимся вперед округлым кончиком, сидели очки без оправы. Одет писатель был в светлые хлопчатобумажные брюки и черную рубашку с коротким рукавом, а во рту его торчала короткая трубка, потухшая или нераскуренная. Заметив меня, он положил трубку на стоящий у стены столик, так, что из неё просыпался пепел, и радостно провозгласил:
-- А вот и вы, милая барышня!
Я ненавижу, когда меня называют барышней -- ничего себе барышня, двадцать шесть лет, но пришлось промолчать. В ответ я только улыбнулась и кивнула. Но он каким-то непостижимым образом уловив моё недовольство, приблизился, надвинувшись, словно медленный, но неумолимый айсберг. И хотя рост Каховского был вполне средним, я внезапно ощутила себя маленькой и уязвимой.
-- Мою третью жену, -- изрек он, разглядывая меня темными, похожими на маслины глазами, -- тоже звали Александра, Алекс. Она терпеть не могла, когда её называли Сашей или Шурой.
Я зачем-то снова кивнула.
-- Нет, Шура мне самому не нравится. А вот Саша... Я угадал?
Чтобы не выглядеть постоянно кивающим болванчиком, я подтвердила, что он угадал. Писатель благостно улыбнулся, наслаждаясь моим замешательством. Очевидно, он относил его к тому, что я робею перед его известностью. Но дело было вовсе не в этом, ведь я так и не удосужилась посмотреть, чем же так известен литератор Каховский. О беллетристике мне сегодня лучше помалкивать -- не приведи господи попасть впросак и продемонстрировать свою дремучесть.
Но вот над тем, отчего мне стало не по себе при знакомстве с работодателем, я непременно подумаю при первом же удобном случае. Не так уж много в этом мире людей, способных смутить меня. А ему это удалось.
Лаура с чисто женской проницательностью угадала, что пора положить конец неловкой ситуации и принялась хозяйничать за столом. Меня усадили рядом с Верочкой, справа оказался Валентин, а напротив -- Артур и Федор. Каховский же расположился спиной к окну, потребовал подать ему трубку и немедленно зажал её чубук в крупных желтоватых зубах.
Сима вкатила деревянную тележку с тарелками и супницей. И тут я заметила, что пока знакомилась с хозяином дома, в гостиной появилось ещё одно действующее лицо. Если бывают люди, глядя на которых говорят "никакой", то внешность этого мужчины с максимальной точностью соответствовала такому определению. Он был одет в бежевый летний костюм, и был абсолютно бесцветным -- бледная кожа, редкие сероватые волосы, водянистые глаза. На вид ему было около сорока, но с таким же успехом могло оказаться и тридцать и пятьдесят. Заметив, что смотрю на него, он привстал на стуле и поклонился:
-- Позвольте представиться, Борцов, Иван Иванович.
-- Саша, -- едва не скрипнув зубами, отозвалась я. Интересно, как же быстро начинает мутить от собственного имени.
-- Прошу любить и жаловать, мой секретарь и помощник, -- Каховский вытащил трубку изо рта и бесцеремонно ткнул ею в Борцова. -- А также литагент, юрист и пиар-служба в одном флаконе. Мои вторые руки, ноги и голова.
Борцов с невозмутимым видом выслушал эту тираду и ещё раз поклонился. Но в глазах его промелькнуло какое-то странное выражение. Вроде бы, он должен был остаться доволен такими характеристиками, ан нет -- даже не взглянул на своего патрона, и не улыбнулся хотя бы краешком губ. Расправил лежавшую на тарелке льняную салфетку и положил её на колени. Хорошо хоть за ворот не заправил.
Лаура заняла место напротив мужа и принялась помогать Симе расставлять салатницы. Да, стиль тут явно демократичный -- вот и Федор по указанию отца достал из шкафчика бутылку красного вина и ловко откупорил её.
-- Ну что же, друзья мои, -- поднял свой бокал Каховский, -- думаю, сегодня не лишне выпить за нового члена нашего... маленького сообщества Александру, Сашеньку. Надеюсь, что ей придется у нас по душе.
Я отпила кисловато-терпкое вино, размышляя, стоило ли из-за появления в доме самой обычной няни поднимать столько шума. Хотя в каждом монастыре свой устав, так что не мне судить. Валентин положил мне салат, а Верочка тем временем уже вовсю уплетала рыбу. Аппетит у девчушки был отменный -- она ловко орудовала столовыми приборами, то и дело подливая себе сок и подкладывая то заливное, то грибную икру, то ещё ломтик семги. Артур через стол поглядывал на это обжорство с ироничной брезгливостью. Но, поймав укоризненный взгляд матери, опустил глаза и принялся ковыряться в своей тарелке.
Потом был сырный суп и унюханная Вэлом утка с черносливом. К утке подали моченые антоновские яблоки и тушеную капусту. Да, с поваром Каховским явно повезло. Хотя вряд ли дело только в удаче.
-- Яблоки из нашего сада, -- отрекомендовала гарнир Лаура, -- а капуста... Нет, огорода у нас, слава богу, нет, овощи мы покупаем у местных крестьян.
Она так и сказала "крестьян". Ну, в общем, справедливо, поскольку сами Каховские похожи на владельцев поместья.
-- Вы, Саша, верхом ездите? -- неожиданно спросил Игорь Михайлович. -- На лошади, я имею в виду.
-- Па, как ты думаешь, на ком ещё можно ездить верхом? -- хмыкнул Федор. -- Не на палочке же...
-- Езжу, -- ответила я, прожевав кусок тающей во рту утки. Не удивлюсь, если эту дичь собственноручно застрелил великий писатель. Как Тургенев, к примеру.
-- Отлично! Слышала, Верочка? Придется таки тебе сесть в седло, с Кириллом я давно договорился, а ты все увиливала. Но теперь, дружочек, уже не удастся.
-- Тут есть конюшня? -- Почему-то этот вопрос я задала Валентину. Он в ответ кивнул.
-- Есть, тут неподалеку один тип держит лошадей. По-моему, он одержимый. Позавчера я видел, как он целовал в морду рыжую кобылу. Явно ненормальный.
-- Ну, если Кирилл ненормальный, то остальные просто маньяки, -- хмыкнул Борцов. -- Как страшно жить...
-- Лео вон тоже постоянно свою машину облизывает, -- поддержал его Федор. -- Уверен, что когда никто не видит, он целует её в лобовое стекло.
-- Мальчики... -- протянула Лаура. -- Ваши пассажи обязательно должны сочетаться с десертом? Кстати, Верочка, не стоит тебе столько взбитых сливок есть, клубника и так вкусная.
-- Почему? -- удивилась девочка, облизывая губы.
-- Потому что тебе надо расти в высоту, а не в ширину, -- хмыкнул Артур. Сам он отставлял тарелки, едва прикоснувшись к еде.
-- Ну вот, опять... Шоколад не ешь, печенье не ешь. Теперь сливки, -- Верочка тяжко вздохнула и поспешно доела содержимое розетки. -- Спасибо.
-- Ну, так я скажу Кириллу, чтобы к пяти часам седлал лошадей? -- остановил Каховский попытку внучки немедленно улизнуть из-за стола.
-- Может быть завтра? Или послезавтра... -- девчонке явно не хотелось утруждать себя верховой ездой. -- А я пока лучше на бильярде поиграю.
-- Ага, на компьютерном, конечно, -- злорадно уличил ребенка Федор.
-- Давай сегодня, -- предложила я Верочке. -- Заодно покажешь мне, где тут что.
-- Хорошо, -- неохотно кивнула она. -- В пять часов. А сейчас...
-- Правильно, сейчас мы с тобой куда-нибудь спрячемся и поболтаем, -- шепнула я.
Девочка была хорошо воспитана, и ответить отказом просто не могла. Но я уже поняла, что воспитанница мне досталась своеобразная. Откуда происходит инертность Верочки, я пока не разобралась -- от лени или от стремления к уединению. Налицо, вроде бы, первое, но что-то мне говорило, что не все так просто.
-- Идемте ко мне в комнату, -- неуверенно предложила девочка. И вздохнула. Наверняка то, что отныне у неё будет няня, ей не нравилось. Да и кому бы понравилось?
-- Ты в какой школе учишься? -- спросила я, когда мы вышли в холл.
-- В гимназии с углубленным изучением иностранных языков. -- Она опять вздохнула. -- Английский, французский и итальянский. И во всех трех я -- полный пень.
-- Тут есть такие гимназии? -- удивилась я.
-- Почему тут? В Москве, я зимой с мамой живу, а летом она от меня отдыхает. Они с папой развелись три года назад. Теперь у мамы есть Петр Иванович, а у папы -- Лера. Но это неинтересно.
Верочка довольно шустро заскакала вверх по лестнице, так что косы запрыгали по спине. Она на ходу сердито сгребла их и процедила:
-- Ненавижу... Больше всего на свете мечтаю обрезать это уродство.
-- А почему не подстрижешься?
-- Дресс-код типа, -- буркнул ребенок. -- У нас в гимназии директриса совершенно чокнутая, требует, чтобы девочки носили клетчатые юбки, а волосы у них были гладко причесаны. А если меня подстричь... О-о-о, это будет точно, как оранжевая мочалка на голове, знаете, такие кудрявые продаются, для ванны.
Внезапно она замерла и приложила палец к губам:
-- Тс-с...
Потом на цыпочках пошла вдоль антресоли. Этот деревянный балкончик-галерея опоясывал холл на уровне второго этажа. Остановившись около двустворчатой двери с красивым золотистым витражом, Верочка прижалась к нему ухом. Потом тихо повернула ручку и заглянула внутрь.
-- Показалось, -- пожала она плечами. -- А я подумала, что Роб вернулся.
На её лице было написано глубокое разочарование.
-- Кто такой Роб? -- спросила я.
-- Прапрадедушка, дедушка деда. Он сейчас в клинике в Москве, и я по нему скучаю. Здоровский дед! Мы с ним в шашки играли... Он единственный, кто не шпыняет меня за толстую попу и аппетит. Наоборот, говорит, что я -- типичный маленький Николсон.
-- Николсон? Это киноактер такой?
-- Нет, Николсон -- фамилия Роба. И он тоже в детстве был толстым, рыжим и очкастым.
-- Погоди, я что-то запуталась. Роб Николсон -- дед Игоря Михайловича Каховского?
-- Ага, он его пятнадцать лет назад отыскал, а до этого дед ничего о своем отце не знал. Такая история.
Я решила, что сейчас вникать в перипетии судьбы писателя и его родственников не стоит. Тем более что Вера уже подвела меня к другой двери и открыла её.
-- Это моя комната.
Вот уж чего я не ожидала. Мне казалось, что я увижу обычную девчоночью детскую -- карамельных цветов, с рюшками и мягкими игрушками, а передо мной был самый настоящий рабочий кабинет. Никаких милых безделушек и пушистых ковров, главное место в комнате занимал большой стол с компьютером и полным набором периферии -- принтер, сканер плюс пара устройств, идентифицировать которые я не смогла. Вдоль стены тянулись деревянные полки, заставленные книгами, заваленные папками и просто бумагами россыпью. Кровать, небрежно застеленная синим покрывалом, и комод с лампой под синим абажуром.
Увидев мое замешательство, Вера улыбнулась. Потом прошла, уселась в весьма солидное рабочее кресло и крутанулась в нем.
-- Тут ты проводишь по многу часов. -- Я устроилась на подоконнике, таком же широком, как в моей комнате. -- Угадала?
Девочка кивнула.
-- И ты боишься, что я буду тебе мешать тебе играть?
-- Меня такая ерунда мало интересует, -- ответствовало дитя. -- У меня и игрушек-то почти нет.
-- Значит, интернет?
Вера как-то равнодушно пожала плечами и отвернулась. Потом испытующе глянула на меня через плечо. Видно было, что ей не хочется раскрывать свои секреты. Но как всякий здравомыслящий человек, девочка понимала, что я как няня все равно это узнаю.
-- Если я скажу, вы смеяться не будете?
-- Обещаю -- не буду.
-- Я пишу книгу.
Наверное, мне нужно был всплеснуть руками и умилиться: ах, какой передо мной продвинутый ребенок! Но дело в том, что я сама в возрасте девяти-десяти лет сочиняла роман о некой юной особе, которая носила платья со шлейфами и почему-то берилловую диадему. Диадему я нагло сплагиатила из рассказов о Шерлоке Холмсе. Увы, ни память, ни история не сохранили более никаких следов данного шедевра.
Поэтому я спокойно кивнула и поинтересовалась:
-- Почитать дашь?
-- А надо?
-- Тебе решать.
-- Тогда только после правки, ладно?
-- Ого, профессиональный подход. Хочешь быть похожей на дедушку?
-- Нет, -- она с негодованием замотала головой. -- Никогда! Только не на дедушку.
Странная реакция. И вообще, оказывается, с детьми разговаривать куда сложнее, чем со взрослыми. Надеюсь, что когда мы ближе узнаем друг друга, проблем в общении станет меньше. А сейчас я чувствовала себя немного неловко -- ну чего привязалась к девчонке? Конечно, мне хотелось узнать побольше и о ней, и о семье, в которую я попала. Но расспрашивать мне казалось не совсем тактичным -- буду выглядеть не в меру любопытной особой. Да и нужно быть честной перед самой собой -- меня это интересовало лишь постольку, поскольку я подписала договор и обязалась выполнять роль няни. Но не более. На самом деле я просто вырвала себя из своей привычной среды -- чтобы перестать зацикливаться на том, что меня буквально убивало все последние недели. Я оказалась не готова к потрясению, и оно вогнало меня в самую настоящую депрессию. Теперь я знаю, что это такое и изо всех сил стараюсь избавиться от этой чумы. Мне больше не хочется сидеть в черной дыре отчаяния, вот я тащу себя оттуда за уши.
В Москве осталась одна я, сюда приехала совсем другая. И дай бог, чтобы выбранное средство оказалось действенным.
-- Итак, -- задумчиво произнесла я, напустив на себя важности, -- что мы имеем? С одной стороны -- желание творца уединиться и созидать, невзирая на необходимость вести здоровый образ жизни. А с другой -- воспитательницу, которой поручено, в том числе, и заставить этого самого творца побольше двигаться.
-- Что делать будем? -- тревожно спросила Верочка.
-- Искать разумный компромисс. Допустим, договариваемся, что ты раз в день ездишь верхом или плаваешь, или... чем тут ещё можно заниматься?
-- Можно ещё играть в теннис, -- с отвращением выдавила из себя Верочка. -- Ненавижу!
-- Ну, а велосипеды?
-- Велосипеды есть, но я с них падаю. У меня что-то не то с чувством равновесия. Тогда уж лучше теннис.
-- Отлично, правда, я в него плохо играю, вот заодно и потренируюсь. Значит, в пять часов отправляемся на конюшню?
В моем голосе звучал избыточный оптимизм. Девочка с кислым видом кивнула.
-- А сейчас...
-- А сейчас у меня сончас, -- немедленно срифмовала она. -- После сытного обеда по закону Архимеда...
-- Хорошо, -- улыбнулась я. -- Отдыхай. Без четверти пять я за тобой зайду.
С этими словами я вышла из комнаты. Голову на отсечение даю, что девчонка тут же включила спящий компьютер и затарахтела клавишами. Жаль, что в моем детстве не было не только компьютера, но даже простой пишущей машинки.
Глава вторая
Вначале я хотела вернуться в свою комнату. Но потом решила, что сделать это всегда успею, и спустилась в холл. Сима уже убрала со стола и тащила куда-то пылесос.
-- Если хочешь посмотреть телевизор, он в гостиной, -- она указала на распахнутую дверь. За ней виднелся камин и кресла.
Я покачала головой. Вот уж телевизор мне смотреть совсем не хотелось. Я прошла через столовую и вышла в сад. Да, с этой стороны дома росло несколько яблонь и груш, но назвать это садом было слишком громко. Ещё тут была пара кустов роз с редкими бутонами и стояла скамья-качалка. Тропинка уходила в заросли не то туи, не то можжевельника -- вечно я их путаю.
Странно, но людей нигде не было видно -- похоже, после обеда все разбрелись по комнатам. По тропинке я дошла до конца участка и обнаружила, что тут он огорожен, хотя и довольно высоким, но деревянным, а не каменным, забором. Нашлась и небольшая калитка, ведущая в лес. На ней был странный замок, с несколькими кнопками. Понажимав их и не добившись никакого эффекта, я хотела было вернуться, но тут раздались шаги. Из-за кустов отцветшей черемухи появился Федор.
-- Хотите прогуляться? -- спросил он. Мне пришлось кивнуть. -- Наверное, Лаура забыла дать вам ключ от этих запоров. Работает эта штука просто -- отсюда отпирается тройным нажатием белой кнопки, а снаружи нужен магнитный ключ, он же подходит к главным воротам. Что-то моя мачеха стала забывчивой.
Он достал из кармана брелок с несколькими ключами и отстегнул от него коричневую пластинку, наподобие тех, которыми отпираются замки на подъездах.
-- Вот, оставьте у себя, я другой возьму. У нас их большой запас -- то ломаются, то теряются.
-- А вы не хотите пройтись? -- из чистой вежливости поинтересовалась я.
-- Нет, я очень быстро устаю. Восстанавливаюсь после пересадки костного мозга. Сейчас уже ничего, а первое время и несколько метров с трудом преодолевал. У меня лейкемия. И, главное -- родственников, как собак нерезаных, а в качестве донора только Валька подошел. Если бы не он, я бы сейчас, скорее всего, гулял бы по райским кущам. Или черти из меня шашлык бы жарили, что более вероятно.
-- А сейчас как? -- осторожно спросила я.
-- Говорят, что визит на небеса отложен, -- он широко улыбнулся, но взгляд оставался отрешенным. -- За калиткой тропинка разветвляется -- направо через лес ведет к реке, а налево -- дача Энгельгардтов и поселок. Там даже небольшой магазинчик имеется, только закрывается рано, часа в четыре уже замок обычно висит.
-- Спасибо. Я лучше к реке схожу.
-- Удачной прогулки.
С этими словами Федор направился к дому, а я вышла за калитку. После московского воздуха дышалось среди сосен на удивления легко, я бы даже сказала -- вкусно. Пахло нагретой солнцем корой, хвоей и ещё чем-то неуловимо-лесным. Перепрыгивая через корни, я уже одолела основную часть тропинки, когда увидела реку. Впереди виднелась деревянная лестница, спускающаяся к небольшому пляжу. Там кто-то играл в волейбол, слышались смех и возгласы. Купальник я с собой, конечно же, не взяла, а просто так маячить, смущая своим одетым видом загорающих, я не люблю.
Поэтому вниз я спускаться не стала, только полюбовалась речной заводью. Берега тут были красивыми, с плакучими ивами, островками камышей и пологим песчаным пляжем. Потом я свернула влево, решив пройти поверху в более безлюдные места. Не успев удалиться от лестницы на полсотни метров, я неожиданно обнаружила ещё одну тропу -- она извивалась между деревьями и была явно выровнена вручную и тщательно утрамбована. Это была скорее дорожка -- шире велосипедной, но для машин все же слишком узкая. И вела она тоже к реке -- параллельно той, которая шла к пляжу.
Я остановилась, раздумывая, куда мне идти, и тут неподалеку послышалась мелодия. "Кукарача". Не сразу до меня дошло, что это звонит мобильный телефон.
-- Да, -- ответил глухой баритон. -- Это я, кто же ещё. Слушаю.
Я завертела головой, пытаясь определить, откуда доносится голос. Похоже, из-за кустов боярышника, в которых скрывалась дорожка. Подслушивать я не хотела и поэтому пошла в противоположную сторону.
-- Ты прав, с Саврасовым надо что-то делать, -- донеслось до меня.
И следом сразу же:
-- Ну так решай. Только раз и навсегда! Чтобы я о нем больше не слышал.
Странный разговор, но что мне до него? Какой-то бизнесмен решает деловые вопросы. Идти дальше вдоль реки расхотелось, и я направилась обратно. Послеобеденная нега летнего дня куда-то испарилась, мне хотелось поскорее вернуться за высокий прочный забор.
С некоторых пор подобные разговоры по мобильникам начали повергать меня в дрожь. Я даже знала, с какого именно момента. Стас тогда отвернулся и заорал в трубку совершенно неожиданным и незнакомым голосом: "С этим надо срочно решать! Срочно, я сказал!!!", потом глянул на меня через плечо и как-то сразу потух. Пробормотал, что ему нужно сейчас же вернуться на работу, встретиться с кем-то, вечером заедет ко мне и все будет хорошо. Но хорошо уже не было. На следующее утро позвонил Мишка и сказал, что Стас арестован. А потом был обыск... Я должна сказать спасибо, что он пожалел меня и в моей квартире ничего не нашли. Или не пожалел, просто так вышло...
Я остановилась и потрясла головой. Это хорошее средство, чтобы прогнать ненужные мысли. Нужно забыть о том, что было. Потому что этого уже нет. Однажды я позволила себе поверить, что можно безоглядно надеяться на кого-то, и с меня одного урока хватит - я понятливая.
Дойдя до калитки, я внезапно изменила свое решение. Хватит дергаться и идти на поводу у эмоций. Если я хочу расстаться с прошлым, надо прекратить прятаться в скорлупу, словно улитка. Поэтому я не зашла на участок, а направилась в поселок.
Тропинка вскоре вышла на дорогу, по которой мы подъезжали к дому, вот и ворота с объективом над ними. Справа высилось много деревьев, из-за которых я вначале не разглядела соседний дом. И только подойдя поближе, заметила его. Этот участок, к моему удивлению, ничем не был огорожен, разве что невысоким штакетником, и то не везде.