Санёк продвигался на своём жигулёнке по городу, как вдруг увидел бывшего начальника Петровича с прежней работы.
Когда-то он работал на железной дороге под его руководством и в его подчинении.
Сначала он работал помощником машиниста паровоза, а затем дослужился до машиниста тепловоза.
Однако вскоре он понял, что это не его призвание, и принял решение уволиться.
За это время сменилось несколько начальников, но именно Петрович остался в памяти благодаря своей порядочности и человечности.
Санёк часто видел его прогуливающимся по городу.
Петрович, так звали начальника в просторечии, был очень умным человеком.
И, что важно, он никогда не стремился унизить или оскорбить своих подчинённых.
В его поведении отсутствовала надменность, которая часто присуща недалёким людям. Как говорится, только дай власть и узнаешь человека.
Петрович был человеком строгим, но справедливым. Он никогда не проявлял неуважения к своим подчинённым без причины.
И увидев его одиноко идущего, Санёк решил подвезти.
Остановившись, он позвал его. Услышав голос, Санька Петрович встрепенулся, но быстро сел в машину на переднее сиденье.
Обменявшись крепкими рукопожатиями стали разговаривать за жизнь.
- - Как дела, Александр? - поинтересовался Петрович. - Всё хорошо, спасибо, - ответил Александр. - А у вас, Николай Петрович?
- Да тоже вроде бы всё хорошо! Я на пенсии, сказал он, уже лет двадцать как жену похоронил, сейчас один, вот выгуливаю, так сказать, сам себя. - бодро ответил Петрович.
Да, старость - это не всегда радость, - с грустью произнёс Санёк. - Я не был знаком с вашей женой, но я знаю вашего сына Володю. Иногда мы встречаемся и общаемся.
Да и жизнь стала другая, задумчиво произнёс Санёк и стал развивать тему о политике, стараясь показаться Петровичу подкованным своим умом.
Вот, Николай Петрович, взгляните, сколько стало продажных чиновников, - начал он, внезапно переходя к теме, обсуждаемой на телевидении и в новостных передачах.
И ему внезапно захотелось, чтобы Петрович признал его интеллект и глубокое понимание жизни.
А то бывало на работе, приходя с проверкой, он нет-нет да задавал вопросы по электрической схеме тепловоза,
А потом говорил в назидание, мол, плоховато ты подучил, почитай, потренируйся, ужо, а то контакт где-нибудь на перегоне замкнет, и состав встанет.
Я постараюсь, отвечал Санек.
В общем, Санек, сидя за рулём и везя Петровича, начал рассуждать о том, как хорошо было раньше и как плохо сейчас.
Он говорил, что в СССР не было такого беспорядка.
Петрович слушал, а Санёк всё говорил и говорил, не в силах остановиться:
- Помню, когда вы были начальником, в нашей стране ещё была какая-то справедливость. Да и вы, находясь на посту начальника, были честный, правильный человек, и как начальника вас все мужики уважали.
А как вот после вас пришел новый Темерев, так от него спасу не было - привязывался дело не по делу.
Санёк искоса поглядывал на Петровича, ожидая его реакции, но тот сидел на переднем сидении, не проявляя никаких эмоций. Его взгляд был устремлён на дорогу, он слушал, но не вступал в разговор.
Санёк нахваливал Петровича как мог, но тот только покряхтывал и притом упорно молчал.
Затем простым вопросом ловко сменил тему, просто спросив: 'А ты-то как, чем ноне занимаешься?'
- Да я же уволился с машиниста, не моя это профессия, не могу работать по сменам, клонит ночью ко сну, а днем надоели одни и те же пейзажи, да и ночные смены выматывают.
Я как-то раз ночью вообще перепутал фонарь на столбе с сигналом светофора и проехал, чуть не разрезав стрелочный перевод, хорошо хоть дежурная по станции успела перевести стрелку в нужное направление и меня не сдала, а не дай бог кого покалечил или переехал - вообще голимая статья, а может, и срок тюремный, это ведь подсудное дело.
- Да-да, я слышал об этом, - вдруг сказал Петрович, - но я тогда уже не работал.
Правильно, что ушел, у тебя больше получается по коммерческой части, - вдруг громко рассмеявшись, воскликнул Петрович, - я слышал, что ты и материально неплохо поживаешь, железная дорога - это, видимо, не твое.
И он снова замолчал. Тогда Санёк решил сменить тему на более, как ему казалось, интересную и более злободневную.
Он вдруг заговорщицким голосом стал хаять евреев, мол, раньше, во времена СССР, их не было видно, а сегодня всё заполонили собой, все руководящие должности заняли.
- Вот смотри, - сказал он Петровичу, - ты ведь русский справедливый мужик на должности начальника был, никого не притеснял, а сегодня там, наверное, какой-нибудь еврей гнобит нашего брата, возьмем даже тебя, Петрович, был бы ты еврей, разве бы ты работал начальником в советское время? Конечно, нет, сам себе ответил Санек.
Да и мужики бы тебя не уважали, так и я тоже сразу бы разглядел.
Но ты был настоящий русский мужик!
И тут Санек так разошелся, что уже и сам не мог остановиться. Ему казалось, что Петрович был зачарован его умозаключениями.
Лапа у тебя, Петрович, как у атлета, сразу чуйка, когда пожмешь, что русский, а не какой-нибудь там Шалом, - сказав это, Санек посмотрел на Петровича, но тот молчал и смотрел отрешенно куда-то вдаль через лобовое стекло автомобиля.
- Вона даже сказку и ту придумали для детей, за Машеньку и Медведя в новом исполнении. Гонят её целыми днями напролет, а Машенька-то скопирована с них, хитрая, и вообще похожа на его соседку с шестого этажа, тоже еврейка, хотя и под русской фамилией, но меня не обманешь, я вижу, хоть и маскируются под русских.
Мужик её руку не подаст, а сунет. Не рука, а хвост селедки будто в ладонь положит, продолжал Санек, да и настоящая фамилия у них и имена, всё как у русских, но это до поры до времени, продолжал свои размышления вслух Санек.
Но как только весь жидовский кагал захватит страну, они сразу объявятся под своими настоящими еврейскими фамилиями и именами.
И вдруг Санек увидел, как Петрович стал выходить из машины на ходу. Он завопил:
- Петрович, ты куда, Петрович, я ведь не могу здесь остановиться - движение большое, дай припаркуюсь в сторонке, на ходу не выходи!
Но Петрович уже открыл двери и вытащил ноги за дверь так, что они тащились по земле, и Саньку пришлось остановиться, чтобы Петрович не выпал под колеса автомобиля, и высадить там, где нельзя, а сзади вовсю сигналили автомобили, водители орали, кто-то, открыв двери, махал руками.
Петрович резко вышел из машины на проезжую часть и ушёл. 'Ну и ну, - подумал Санёк. - И у Петровича, видимо, с головой что-то не то с этой сегодняшней жизнью'. И про себя решил, что это всё евреи, всё из-за них!
До чего довели таких даже умных людей, как Петрович. И он поехал дальше по своим делам.
Через какое-то непродолжительное время Санёк случайно увидел свою знакомую Татьяну. Она весело поздоровалась и, как всегда смеясь, сказала вдруг Саньку, как бы между прочим:
- Ничего себе, а ты ведь моего свекра расстроил.
- Как расстроил, какого свекра? - удивился Санёк. Он даже и не знал, что Петрович - отец её мужа Владимира.
- Так ты же сказал, что евреи - это зло страны, - так же смеясь, продолжила Татьяна. И тут же, что очень Петровича уважаешь, только евреев не любишь. А ведь Петрович - он как раз настоящий еврей, и жена тоже, которую он не так давно похоронил.
И она опять весело захохотала и так же быстро куда-то убежала по своим делам.