Григорий досрочно вышел на пенсию по вредному стажу, когда ему всего было 50 лет.
В течение десяти лет он работал в горноспасательном подразделении, которое было включено в список лиц, имеющих право на досрочную пенсию. Этот трудовой стаж позволил ему выйти на пенсию раньше положенного срока.
В общем, вышел на пенсию довольно молодым, но его работа считалась бы вредной, если бы Грише иногда приходилось бывать в загазованных шахтах и карьерах и находиться в противогазе, и если бы он дышал чистым кислородом, который также вреден для организма, когда используешь его слишком часто.
Однако Гриша редко лично выезжал на места непредвиденных ситуаций или аварий. В таких случаях он лишь присутствовал на месте, и это было всё.
Поскольку Гриша получил это место горноспасателя по большому блату, куда обычному человеку было не попасть, шахты были просто водоотливными. А в карьер Гришу отправляли только для отвода глаз, чтобы проветрить себя и показать другим, что он якобы тоже работает по назначению.
Но так как Гришаня был особо приближённым к командиру горноспасательного взвода по фамилии Чекушкин, или, как говорили в советское время, 'блатным'. В те времена так называли тех, кто был выгоден начальству. Поэтому Гриша попал в первый список, можно сказать, просто за красивые глаза. Большую часть времени он лежал на боку или занимался домашними делами и заботами.
А во всём этом счастье Гриши была его жена Таня, которая работала в продуктовом магазине директором, да не в простом, а с дефицитными товарами питания, магазинчике под названием 'Ёлочка', где товар был только тот, которого в простых магазинах не было и в помине.
А создали этот маленький магазинчик, всего-навсего с трёхкомнатную квартиру, местная партийная номенклатура лично для своих же нужд.
Директором ОРСа также был человек, близкий к городской партии - Алексеенков.
Он также носил партийный билет в нагрудном кармане, назначался и мог быть снят по партийной линии. Однако, когда он заводил полезные связи в высоких кабинетах на областном уровне, ему уже ничто не угрожало.
Некоторые коллеги Гриши пытались заискивать перед ним, и иногда он привозил им дефицитные товары, например, копчёную колбасу или другие продукты, которых не было в обычных магазинах.
До этого Гришаня работал водителем автокрана, там бы он ушёл на заслуженный отдых в шестьдесят.
А тут вдруг местные партаппаратчики решили создать такой небольшой, но нужный магазинчик.
И всё это они озвучивали как благие намерения через прессу с перерезанием ленточек, как бы для ветеранов войны, победивших фашистов в сорок пятом.
Однако именно их обслуживали меньше всего - лишь иногда и на короткое время. Ветеранам тоже приходилось ходить туда и иногда просить, чтобы их записали и назначили время для получения баночки тушёнки или кусочка колбасы.
Однако по вечерам к магазинчику подъезжали легковые машины, и в них грузили дефицитные товары.
В общем, и Гришаня, и его супруга были людьми, которые занимали важное положение, и это льстило их самолюбию.
Таня, подобно своему шефу, могла оказывать поддержку нужным ей людям. Среди них был начальник ВГСЧ, благодаря которому её муж Гриша получил возможность работать на льготных условиях.
Начальник этого горноспасательного взвода, где работал Гриша, если сказать, что любил выпить, это ничего не сказать, он пил каждый день и даже на ночь, делая это порой не в меру, порой засыпая на стуле, где и сидел.
Он давно осознал, что его положение является весьма выгодным, и с успехом использовал его в своих интересах.
Когда он выдавал зарплату сотрудникам ВГСЧ, то почему-то делал это сам и как бы в шутку брал с каждого из них рублей по пять или десять, говоря при этом: 'Я отдам'.
Но этого никогда не случалось, а люди расписывались в ведомости и уходили, не задавая лишних вопросов. Ведь если бы они стали возмущаться, их могли бы уволить, а все хотели выйти на пенсию раньше на десять лет.
И вообще Чекушкин особенно любил посещать местный ресторан в своей форме, похожей по пошиву на прокурорскую, из материала темно-синего цвета.
Заходя туда вальяжно, ему нравилось, как трепетно вдруг начинали бегать официантки, в этот момент очень нравилась их эта суета.
Он понимал, что они не разбираются в эмблемах и знаках различия, но они вдруг переставали обслуживать посетителей и сразу же бежали к нему.
Прежде всего, они старались не подавать вчерашние закуски и, самое важное, не разливать разбавленное спиртное, приготовленное для других.
Придя на службу уже подшофе, начальник с удовольствием рассказывал, как всё было, как он хитро всех провел и напугал, всю эту ресторанную обслугу, и было видно, что он очень был этим удовлетворен.
В общем, Гриша находился под опекой своей супруги Тани и руководителя ВГСЧ.
Но у Гришани была одна кручина, о которой он никому на работе, да и вообще, не рассказывал.
Он был в курсе, что его жена иногда по работе вынуждена выезжать на незапланированные пикники. Её шеф мог вызвать Татьяну в любой момент, даже среди ночи, и иногда она сама не знала о таких вызовах.
Ей, как солдату, по приказу начальника приходилось собираться в путь, и она заранее старалась как можно лучше подготовить к этому Гришаню.
Иногда, одеваясь на ходу, она как бы между прочим приподнимала юбку и, направляя струю дезодоранта между своих красивых и упругих бёдер, успевала успокоить мужа, используя свои женские уловки.
Если он вдруг начинал ревновать, говоря что-то вроде 'ты, наверное, там' или 'эх, узнаю от кого-нибудь, не дай бог!', то Таня сразу же начинала плакать.
Иногда, когда она возвращалась домой под утро после вызовов, а Гриша ждал её всю ночь, сгорая от ревности, и встречал на пороге распахнутой двери, где решал с ней разобраться. То сразу же жалел об этом, потому что получал по голове туфлей с острой шпилькой.
Таня кричала: 'Я не хочу терпеть лишения в своей жизни! Ты простой обыватель!' - кричала она на него. - 'Ты так и остался и просто дурак!' И Гриша снова понимал, что если надо, то так надо.
Ему ведь тоже приходится вырабатывать первый список, чтобы не мантулить водителем на кране лишние десять лет.
Да и Таня, она ведь все же жалеет меня, думал Гриша! Устроила через шефа на такую работу, да если бы не шеф, так и работал бы он на этом грёбаном кране, а я ведь всё помню, что жизнь - это не сахар. Зимой, бывало, лазил под ним с паяльной лампой, разогревая картер автомобиля в лютые морозы. Да и питание сегодня какое, не то что до этого суп да каша.
Так размышлял он, и чтобы удержаться и дальше на этом тёплом сытном месте, думал он, можно и не перечить её шефу, пусть она съездит иной раз по делам, всё равно ведь, как она говорит, что всего-то на всего разнесёт им там еду по столам и не более.
Да и шеф Тани не то что начальник алкаш из ВГСЧ, он все-таки партиец и уважаемый в городе человек, Таня сколько раз мне говорила, что он дальновидный, не как твой начальник пьяница подзаборный, и как только таких ставят на такую работу, порой в сердцах она вновь повторяла.
Ну и что из того, рассуждал сам с собою Гриша, что она иной раз и придёт поддатая, так это тоже для дела, думал он.
Но когда Таня вдруг вновь собиралась на выезд, Гриша угрюмо молчал, он даже помнил, когда его Таня познакомилась со своим шефом, работая простой продавщицей.
В тот день она пришла домой возбуждённая, раскрасневшаяся по щекам и рассказала Грише, что сегодня не кому-то, а ей, Тане, шеф сделал предложение стать заведующей магазина и что её напарница бесполезно строила глазки шефу, когда тот зашёл к ним с проверкой.
А он обратил своё внимание на неё, Таню. Гриша тогда уже почувствовал, как у него из-под ног уходит земля, он не знал, радоваться этой новости или нет.
Таня же, заметив его угрюмость, обняла его и сказала, что она не променяет Гришу на какого-то старого, пусть даже и начальника.
И она опять находила нужные слова, успокаивая его. А особенно ему нравилось, когда она ему говорила: 'Какой ты у меня молодой! В твои-то годы, ну не дашь тебе столько лет!'. И он сразу забывал на какое-то время все её поездки с шефом.
И в эти тёплые минуты Гриша вдруг опять находил сходство своей Тани с певицей Софией Ротару. Эх, как же она похожа на Софию, ну вылитая, думал он и вдруг начинал сам себя корить, что порой думает о жене почему-то плохо.
Ведь у Тани и шеф хохол, думал он, и у него просто ностальгия по Украине и Ротару, он ведь тоже где-то из тех краёв.
А вообще-то, как ни крути, Таня ещё красивее даже, чем та Ротару. Вот было бы хорошо, если она так же бы могла петь, как София.
И Гриня вдруг пугался от этих мыслей. 'Тогда бы на меня она внимание бы не обратила, поклонники бы одолели', вдруг думал он со страхом.
И он опять успокаивался, хорошо, что не поет. И снова размышлял про себя, что вот завтра, пока Тани не будет дома, он очистит до блеска газовую плиту и вообще наведёт порядок на кухне, а когда она приедет уставшая, ну и пусть немного под шефе, он уже её встретит без своих глупых подозрений.
И он вдруг поймал себя на мысли, что когда Таня немного под градусом, его стало даже возбуждать это её состояние, она становилась какой-то другой, более развязной в постели с ним, но в то же самое время его настораживало и тревожило, что она стала частенько прикладываться к рюмочке, даже и без срочных вызовов шефа. Во время близости она назвала его именем своего начальника, но, осознав свою ошибку, поспешила оправдаться, объяснив, что была слишком увлечена работой.
И снова подъезжала машина шефа, и опять Таня, заглядывая заговорщически ему в глаза, не забывая шептать ему в ушко, что он лучший и не выглядит на свои года, и она опять запускала струю дезодоранта себе под юбку и снова как бы в никуда растворялась в дверных косяках.
А Гриша опять подходил к трюмо и разглядывал себя то в фас, то, кося глаза, снова в профиль. 'Надо немного сбросить живот', - думал он. Пока нет Тани, хотелось покачать пресс, но затем он укладывался поудобнее на диване и засыпал, и ему снился всё один и тот же сон, что его Таня в белой кофточке, а он в своей свадебной гипюровой рубашке хочет её обнять. Но она всё время ускользает из рук и не подходит к нему, а лишь игриво смеется.
Как-то незаметно подошёл тот день, и вот Гриша пришёл оформлять документы на пенсию. Сослуживцы, те, кто в это время были на работе, дружно обступили его.
- Ну вот, ты и пенсионер, - сказал ему молодой боец Женя (он всегда заискивал перед Гришей).
- Да, - вдруг оживился Гриша. - Вон, посмотрите на нашего начальника, мы ведь с ним с одного года, - произнес с гордостью он.
И осмелев - ведь он уходил на пенсию и мог уже открыто говорить о своём непосредственном начальнике: 'Таня мне сказала, что мне не дашь мои пятьдесят, а начальник, мол, твой ровесник, а выглядит, словно ему уже семьдесят лет'.
Сказав это, он стал ждать реакции со стороны сослуживцев, но все почему-то скромно промолчали, не поддержав разговора на эту тему.
Многим ещё предстояло работать под началом шефа, да и рядом стоял Женя, а его многие знали как стукача и побаивались при нем что-то лишнее ляпнуть. Но когда Гриша достал три палки копчёной колбасы, то Женя вдруг стал первый его нахваливать.
- Да, - сказал Женя, при этом назвав его Григорием Иванычем, - ты не выглядишь на свои пятьдесят, я бы дал не больше тридцати, тут же засовывая одну из палок почему-то в рукав куртки, видимо, по привычке, он всегда так делал, когда притаскивал начальнику ВГСЧ спиртное и, чтобы никто не видел, заносил ему в кабинет.
Да, у Гриши было лицо, конечно, гладкое, не такое, как у его начальника, в глубоких морщинах, конечно, видно было, что второй злоупотребляет куревом и выпивкой.
Но начальник был стройнее его, пусть немного и сутуловат, но это его как-то не портило, сильно не было заметно.
Гриша же обладал круглой фигурой с крупным выпуклым животом, и голова у него была без шеи, она громоздилась сразу на плечах, и порою он походил на праздничного новогоднего снеговика. Да и в жизни у Гриши был всегда праздник, так как он по поручению Тани развозил все дефицитные продукты по нужным людям.
Как-то раз, когда Гриша был дома, ему позвонила Таня и сказала, что сейчас приедет водитель её шефа и ему предстоит помочь шефу на даче, ведь ты же сейчас на заслуженном отдыхе и ничего не делаешь.
Григорий начал собираться, потому что понимал: так надо. Он неторопливо оделся и сел у окна, чтобы дождаться водителя. Но тот всё не появлялся. Тогда Григорий снова снял верхнюю одежду и сел, как вдруг раздался телефонный звонок. Это снова была его любимая Таня.
- 'Ты что, - возмущалась она в трубку, - подводишь меня? Машина уже давно стоит, а ты как будто ждешь особого приглашения'.
Гриша попытался объяснить свою ситуацию, но Таня уже повесила трубку.
Он Стремительно преодолел лестницу, ведущую к автомобилю, который его ждал, и оттого, чтобы не расстраивать Таню, его сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Когда он сел в автомобиль, его приятно поразил аромат лёгких и дорогих духов, а салон машины был сияющим и чистым.
- Извините, что пришлось меня долго ждать, - сказал он водителю, но тот, ничего не ответив, ленивыми движениями включив первую скорость, медленно поехал в сторону выезда города.
И вдруг Гриша увидел под ногами какую-то, как ему показалось, знакомую по цвету тряпочку, сиротливо валявшуюся на полу автомобиля, и эта тряпица как бы сама испуганно смотрела Грише прямо в глаза. Подняв её и покрутив в руках, он разглядел женские плавки из коллекции под названием 'неделька', которые он купил как-то Тоне по большему блату на день рождения.
От них исходил запах таких же духов, которые порой, уходя на работу, запускала себе под юбку Тоня.
И вдруг водитель, посмотрев в обзор заднего зеркала, вальяжно сказал:
- Закинь их к заднему стеклу, только с левой стороны, там еще такие же несколько штук, я ими протирал только что стекла.
Думал, что забросил, да, видимо, не докинул, мимо упали, а так-то они мягкие, протирать удобно, что фары, что стекло, и видимость стала намного лучше.
Не в Москве всё-таки живем, продолжил рассуждать он, на наших дорогах пыли умотаться не успеваешь, стекло протирать. А там, в Москве, сказал водитель с гордостью, улицы чистые, всё время поливают. А тут за день по три раза порой протираю.
И он стал объяснять Грише, что для протирания стёкол ветошь в гараже стали выдавать хуже, чем раньше. А затем вдруг по-свойски, не оборачиваясь: 'А ты-то за какие заслуги к шефу едешь на помощь?'
Не получив ответа, он продолжил, уже рассуждая как бы сам с собою.
Даа, протянул он, мой шеф большой человек, все к нему тянуться, и прокуроры, и судьи, и директора все, это тебе не хухры-мухры, такой человек, как мой шеф, он как великий ученый, как царь, он всё может, не то что ты и я.
К нему все в очередь стоят: и прокуроры, и у начальника ОБХСС Толкача, всю семью он одевает и кормит.
Только одного не пойму, как мужик заведующей 'Березки' подарил эту бабешку ему в рассрочку, что ли, и он загоготал.
Но Гриша его уже не слышал и не видел вообще, он забыл, куда его везут.
Он громко не сказал, а заорал водителю прямо в ухо, чтобы тот остановил машину, водитель от неожиданности резко затормозил, и Гриша, открыв дверь и даже не закрывая её, побежал домой в сторону города пешком, не разбирая дороги.
Поднимаясь к себе домой через дверь, он услышал звонок телефона. Звонила Таня, чуть отдышавшись, он взял трубку.
- Ты где, почему ты сбежал на полпути, что подумает обо мне и о тебе шеф?
Помолчав, он тихо сказал:
- В коллекции моего подарка из плавок 'неделька' должно быть семь, не достает пять. Но одни я принес. Постираю, проглажу, уберу на полку на место, и он положил трубку.
Когда Таня пришла домой, Гриша лежал на полу лицом вниз, оно у него было темно-синее, а в руках он сжимал знакомые ей плавки.
Приехавший врач скорой помощи с удивлением кое-как вытащил какую-то у него из правой руки тряпочку и констатировал смерть предположительно от инфаркта.
Хоронили Гришу, когда моросил мелкий дождь. Таня стояла у гроба с мокрыми волосами, торчащими в разные стороны из-под платка. Выглядела она не как раньше. Всегда опрятная и веселая, в этот раз её взгляд был отсутствующий.
На девятый день после его смерти, где когда-то работал Гриша, она вошла с каким-то отрешенным видом, тихонько, почти не заметно.
Таня принесла хорошего, не поддельного вина знакомым сослуживцам мужа и всевозможные деликатесы, пришла для того, чтобы все помянули её мужа.
Навстречу ей вышел начальник ВГСЧ Чекушкин, который был, как всегда, под хмельком.
Примите мои соболезнования, сказал он и уцепился рукой за большую сетку с продуктами, которую принесла Таня, почти выдернув из её рук.
Помянем-помянем, проговорил он скороговоркой и сразу же унес к себе в кабинет.
Мы обязательно помянем его еще раз, сказал он уже громко из своего кабинета, но только после рабочего дня, а пока у нас служба, мало ли что, повторил он, всякое может случиться, поэтому я как командир не могу рисковать этим, что вы принесли.
Уже выходя из кабинета, с влажными губами и жуя огурец, он произнёс: 'Как жаль Григория!' Ему и не дашь его года. Как говорится, всё случается. Вот Женька мне недавно говорил, что мы с ним очень разные по возрасту. Но всё же всякое бывает. Я пока ещё поживу, сколько Бог даст'.
Таня всплакнула и, как тихо пришла, так же не заметно растворилась.
Через некоторое время командир ВГСЧ вдруг начал ходить по коридору, как будто он капитан корабля, а коридор - это большая палуба при морской качке, его штормило из стороны в сторону, идя по коридору и держась за стены, чтобы не упасть, он стал называть Таню то сучкой, то вдруг проституткой, при этом повторяя, что он знает за неё всю подноготную и даже больше. Да, она у начальника ОРСа ходит в любовницах, и что она и без Гриши не заскучает. А потом вдруг, после сочной отрыжки, тихо сказал или как бы вслух сам у себя спросил: 'Где найти такого же, как Гриша?' И это он произнес уже без фальши в голосе, а с какой-то неподдельной грустью, и вновь повторив самому себе: 'Похоже, не только с компартией облом, но и с продуктами.'
09/01/2016