Давыдова Александра Андреевна : другие произведения.

Попала

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мечта. У вас есть мечта? Исполнения которой вы хотите сильно-сильно! А что заставило её возникнуть? Иногда исполнение мечты не приносит счастья. Но меняет всё кардинально.

  Часть 1.
  Жара. Жара-а-а. Серьезно. Где она?! Это же ле-то. Оно обязано быть жарким. Почему я иду в куртке?! Издевательство, а не погода. И дождь. Дождь. Еще дождь. Постоянный дождь. Ненавижу дожди. Сыро, грязно, мерзко. И черви. И земля под ногами разъезжается, чавкает, и я иду такая счастливая вся в грязи. Супер.
  Если что, то сейчас как раз этот случай.
  Шла я не торопясь. Не хотелось возвращаться. Опять начнется одно и тоже. Уже неделю так. С утра и до вечера: Ты выбрала вуз? Куда поступать будешь? А баллы подходят? Специальность? Город? Взвою. И уеду! Да. Всем назло. Уеду в местную столицу! Екатеринбург. Ни разу не была, но не важно. И что ориентиро-ваться не умею - не важно. Слинять хочу. Живу я в маленьком городке, чуть ли не деревне. Ничего особо примечательного нет, к сожалению. Единственное, что, как и везде на Урале - заводы, а так... Скука смертная. Серьезно, что ли, в Екб податься? Шучу, наверно. Хотя баллы у меня хорошие очень. Я бы сказала, даже высокие! Но не все. И это грустно... О нет. Я знаю, что грустнее. Я пришла домой.
  Открыла дверь подъезда, еще раз посмотрела на улицу, мысленно браня себя. На кой ляд так быстро шла? Пришлось подняться на свой первый этаж, посмотреть в окно - сколько себя помню, на нем всегда была нарисована непонятная штука, похожая на разросшийся вширь гриб. Он имел сплюснутую в горошек шляпу, но не думаю, что это мухомор. Кто-то из мальчиков сделал неприличную надпись рядом, но ее вскоре убрали. Гриб оставили. Не знаю, зачем он кому-то сдался? В общем, открыв железную дверь, я зашла в прихожую. Ремонт был не очень давно, тут еще достаточно уютно и не очень древней кажется обстановка.
  Тихо разделась, прошла на кухню - маленькую и узенькую, где могли одно-временно кушать два человека. В крайнем случае, два с половиной. Пусто. Я выдохнула.
  - Повезло, - поправляя растрепавшие волосы, произнесла я.
  - Чего повезло-то? - услышала дребезжащий голос из комнаты.
  "Бли-и-и-и-ин" - только и хватило меня. Забыла проверить комнаты. Не увидела обуви на пороге, вот и обрадовалась.
  - Не сильно промокла, вот и повезло, - слегка раздражённо звучал мой голос, настроение ушло в полнейший минус.
  Слушая об ужасной погоде от деда, я прошла в свою комнату, быстренько переоделась в домашнее, плюхнулась в компьютерное кресло и уставилась в потолок, мечтая, как поступлю в вуз. Как съеду, поселюсь хотя бы в общаге с хорошей, доброй девушкой, которая хорошо прибирается и не ленится это делать. Я бы готовила, она убиралась. Прелесть. Помогали бы делать друг другу задания, подружились бы. Круто было бы.
  Не то чтобы я не лажу со своей семьей, вовсе нет, я их всех люблю и ценю, рада, что они есть и тому подобное, но... Но у нас довольно часты разногласия. Поэтому я предпочла любить их хотя бы в соседней своей квартире. Она, кстати, продается.
  Итак, опять документы в высшее учебное заведение. Паспорт, заявление, справка, бумаги, бумаги, бумаги. Кошмар, сколько бумаг! Ладно, разберусь помаленьку.
  Через пару часов я поняла, как сильно это навевает на меня тоску.
  Это хуже дементора! Мне кажется, именно при составлении первого документа появился дементор. Это достаточно грустно. Зарядившись еще одной кружкой горячего кофе (о нет, я обожгла язык, горячо!), взялась за следующий вуз. И чего их так много-то, серьезно? Пытки.
  В общем, меня хватило ненадолго. К вечеру я выдохлась, выхлебав еще полторы кружки кофе - еще половина холодного стояла сейчас передо мной на грязном, неубранном столе, заваленном бумагами. Бумага... Я почти ненавижу это слово. Ошибка - уже ненавижу. Жаль, их нельзя порвать. Или сжечь. Или порвать и сжечь.
  На улице уже темень... Ох. Кажется, все легли. С утра будут выговаривать, какая я плохая, что поздно легла. Печальненько. Ладно, пора спать.
  
  Часть 2.
  Утро. Солнечное, светлое, приятное утро. Кого я обманываю? Оно ужасно. Если утро начинается раньше девяти утра - оно ужасно. Я не лентяйка, могу и умею рано вставать по необходимости, да ладно, шучу. Сама-то я встаю около десяти утра, если без будильника. Ранний подъем убивает мои добрые чувства к утренним часам.
  Так, все сделано? Оделась, документы собрала, все собрала? Да вроде... На всякий случай еще раз перепроверила папку с ними - все на месте. Куча дипломов - собой. Можно выдвигаться в Екатеринбург. К обеду буду на месте. А вечером - дома. И покушаю заодно.
  Знаете, что я люблю? Ехать. Пусть и в стареньком, довольно страшненьком поезде, но мне нравится. Слушать мерный стук колес и смотреть в окно. Там мелькают разнообразные (и не очень) пейзажи, которые завораживают меня. Конечно, в такую рань их не особо разглядишь, но я уже достаточно проснулась, чтобы насладиться видом. Хотя последние две кружки кофе вчера были лишними - уснула я в третьем часу. Зато мне снилось что-то очень теплое и милое. Помню, что меня кто-то обнял. Обожаю такие сны, хотя у меня это... м... третий. Да, третий. Обычно мне снятся кошмары. Однажды я во сне кого-то застрелила, и это один из самых добрых моих поступков.
  В ушах играла музыка, негромко, но достаточно, чтобы не слышать ворчание чьей-то престарелой бабули, которая (я понятия не имею зачем) едет в восемь утра в Екатеринбург из нашего захолустья. Это достаточно загадочная история, и я не имею возможности понять ее. Если бы я была Шерлоком, то однозначно раскрыла это дело. Но я, к сожалению, не он, поэтому я смогла раскрыть лишь то, что у нее огромное количество разнообразных и кошмарных болезней, о которых она рассказала всему вагону во всеуслышание. Кажется, меня тошнит. Все из-за невовремя закончившегося плейлиста. Я слушала об ее болячках полминуты, пока настраивала его, кажется, самой стало плохо.
  Деревья. Деревья. Облака и деревья. Мелькают без перерыва, старательно сменяя предшественников. Мне нравится смотреть на них - это красиво. Нежно-розовые, с золотистой подсветкой изнутри от солнца облака тут и там прорываются голубыми кусочками неба, словно большая мягкая сладкая вата. Еще люблю разглядывать их и придумывать фигуры. Однажды я видела огромного воздушного змея, похожего на Ёрмунганда. Он был таким гигантским, что голову не было видно из купе, но тело, свернутое в кольцо и медленно разворачивающееся, было как раз перед глазами. Он был действительно гигантским. Часто видела крокодилов - очень похоже. Почти все они были белые, можно сказать, крокодилы-альбиносы. С открытой пастью реже встречались, чаще она закрыта, видимо, крокодил уже наелся.
  Так я размышляла почти всю дорогу, придумывая фигуру из облаков, а так же истории для них. За время пути я успела почти уснуть один раз, но выдержала это испытание с честью. Точнее, в полудреме голова откинулась назад, вагон дернулся, я ударилась обо что-то затылком и не могла не проснуться. Потирая ноющий затылок, тихо фыркнула и снова уставилась в окно. В этот раз боль не давала уснуть мне.
  Приехали! Ура! Я довольна. Теперь.... Достав бумаги с описанием пути, пробежалась по ней глазами. Нашла нужную станцию метро! Другая проблема - найти метро, но она решаема.
  Я шла по улицу, ища ориентиры к входу в метро, мысленно напевая песню зайца из "Ну, погоди":
  А нам все равно,
  А нам все равно,
  Пусть боимся мы
  Волка и сову.
  Дело есть у нас -
  В самый жуткий час
  Мы волшебную
  Косим трын-траву!
  Дело не в том, что я трусиха. Просто я не очень общительный человек, поэтому такое количество людей наводит на меня различные негативные чувства, вот я и пыталась этой песенкой поддержать боевой настрой бойца, себя то есть.
  Не уверена, что получилось хорошо, но хотя бы глупых мыслей о том, что я тут могу потеряться и умереть, почти не было. Или собьет машина. Или упаду. Зайду в темные подворотни, а меня там убьют. О нет, мои мысли-пессимисты вернулись. Срочно необходимо лечение! "А нам все равно, а нам все равно, пусть боимся мы волка и сову!" - снова начала я песню, стараясь больше не давать мыслям простора.
  Вскоре нашлось метро. Оно не такое уж и жуткое. Инструкция к метро у меня тоже была, поэтому я почти не запуталась. Единственное, что было жутковато - эскалатор. Так, секундочку. Экскаватор и эскалатор. Один из них - огромная машина с ковшом, другой - движущаяся лестница. Первое - машина, да, я уверена. Они слишком похожи! Это ужасно. Трудно бывает запомнить, что есть что в таких случаях, приходится их попарно вспоминать, иначе могу запутаться.
  Так вот, эскалатор. Он был невероятно длинным и под достаточно большим углом. Людей было много, но я стойко держалась, думая над сменной песней. Я еду поступать в вуз и пою песню из детского мультика. Кто бы мог подумать! Ладно, сознаюсь, я. Я подозревала, что будет нечто такое. Бывает. Панику никто не отменял, так что все нормально.
  Поезд был похож на помесь, сотворенную безумным ученым, последователем Франкенштейна, из поезда и трамвая. Внутри, кстати, достаточно симпатично. Я стояла у поручня и читала рекламу. Вагон был забит разнообразными людьми, но по своей старой привычке я не обращала на них внимания, изредка поправляя наушники с игравшей в них группой "Король и Шут". Сейчас я слушала "Проклятый старый дом". Да, я девушка и слушаю такое. Почему многие люди это неадекватно воспринимают? Еще слушаю и тяжелую музыку, и даже - не поверите! - нормальную. Просто вкусы такие, с ними не спорят.
  - Девушка, девушка! - услышала я со стороны, когда в очередной раз выпал наушник.
  - Да? - повернувшись к голосу, спросила я.
  Около меня стоял молодой человек примерно моего возраста, смотрел на меня сверху. Ну, где-то на полторы головы выше меня. Практически ничего из его внешности из-за роста не могла разглядеть - неудобно как-то всматриваться в человека, задрав голову.
  - Присаживайтесь, девушка, - обратился снова он ко мне, кивнув на место рядом.
  - Спасибо, - чувствуя, как краснею, я села на освободившееся место.
  Было приятно, что мне уступили место, особенно учитывая, что это молодой и, надеюсь, симпатичный парень. Сейчас он стоял рядом и смотрел куда-то... Не знаю куда, не могу увидеть, слишком высок. Но это перестало меня волновать, потому что на следующей станции я выхожу. Хоть столько посидела, несмотря на то, что мне хватило в поезде. Ведь самое приятное было именно то, что мне уступили, а не то, что есть шанс посидеть. Кажется, я слишком много об этом думаю.
  Почувствовав торможение метро, я встала, хватаясь за поручень - и вышла вместе с тем парнем. Можем, мне показалось, но он бросил на меня взгляд, словно отмечая про себя "Она тоже тут". Не могу решить, хорошо это или нет, но пора идти дальше.
  Снова эскалатор (я запомнила! надолго ли?), потом выход - и я у вуза. Это радует. Далеко идти не придется.
  Ну, здравствуй, Высшее Учебное Заведение!
  
  Часть 3.
  Оно огромное. Оно такое огромное, что я почти потерялась на первом этаже. Но невероятно красивое. Везде были большие вывески для абитуриентов, благодаря которым у меня был шанс найти необходимые места. Не очень долго я ходила, собирая документы и проверяя их, так что вскоре отдала очень-очень разукрашенной в боевую раскраску женщине под табличкой: "Прием документов". Она дружелюбно улыбнулась мне.
  Подавала я в медицинский ВУЗ на педиатрическое отделение. У меня есть младший двоюродный брат. Он заболел прошлой зимой, несильно, но...
  Врачи ошиблись в диагнозе и вкололи ему неверное лекарство, на которое организм братишки выдал сильную аллергическую реакцию.
  Вскоре он умер.
  Придя на его могилу, я долго стояла под снегопадом, что не прекращался. Снег запорошил все - и крест, и ограду, и рамку с его фотографией, где он смеялся в объектив. Снимала его я. Это было его день рождение, что праздновали мы несколькими месяцами ранее. Я не плакала, только смотрела в его карие глаза, не отводя взгляд.
  - Братишка... - тихо прошептала, еле сдерживая желание припасть к холодному, покрытому слоем снега, камню.
  Я все еще не знаю, послышалось мне или нет в тот снежный день, но я помню. Я слышала его голос. Он прощался. Детский, высокий голосок смешался с шумом метели, гнущей деревья за оградой. Ветер усиливался, снег попадал в глаза, в уши, нос, за шиворот. Я мерзла, но стояла, потому что не могла уйти. Я не могла его оставить.
  - Простите, Агата Игоревна? - раздался прокуренный голос где-то рядом.
  Напротив меня стояла женщина. Ах да, документы. Я сильно отвлеклась от цели назначения.
   - Простите меня, я задумалась, - неловко и слегка виновато улыбнувшись, я опустила глаза по привычке - учителя требовали подчинения ко всем старшим.
  Нас, школьников, выдрессировали хорошо. Мы умели преклонять головы перед теми, кто сильнее нас. Этому учат с самого детства, так что не надо потом нас винить в этом.
  - У вас высокие шансы поступить. Ждите результатов в начале августа, - с пренебрежительной улыбкой ответила женщина, убирая мой аттестат в папки.
  Я встала и ушла в расстроенных чувствах. Воспоминания о брате разбередили душу, затронули старые раны. Боль вновь запульсировала в груди, напоминая о себе. Недовольно вздохнув, я достала баночку таблеток и бутылку.
  У здания был ряд скамеек. Я подошла к ним - деревянные, новые, вполне симпатичные. Почти все были забиты абитуриентами, однако я нашла себе местечко. Запила одну из ярких капсул несколькими глотками воды и убрала бутылку в сумку.
  Хроническая болезнь при излишних нервах дает о себе знать. Не спрашивайте, почему иду на врача, если нельзя нервничать. У меня на это есть причина, хоть и не люблю ее кому-либо озвучивать.
  Неожиданно появилось солнышко. Оно так ярко палило, что пришлось прикрыть глаза. Казалось, еще пару минут и я так и усну. Отдохнув немного, я собралась возвращаться. Документы в своем городе на медицинский я тоже подала, однако оригинал аттестата привезла сюда.
  "Братишка" - с улыбкой я вспоминала, как играла с ним в песочнице. Он обсыпал меня кульками, которые разваливались на моих коленях, отчего он очень звонко смеялся. С мыслями о нем я отправилась домой. Меня там ждут по обязанности, но я знала, что мой братик ждал бы меня с улыбкой и нетерпением.
  
  Часть 4.
  Как я была права, говоря, что меня ждут лишь из-за того, что так надо. Как только я переступила порог дома, захлопнув за собой тяжелую металлическую дверь, из комнаты высунулась седая голова деда, громко ворча.
  - Время-то, время! Где тебя столько носит? Разве приличные девушки ходят столько непонятно где? Еще, небось, с парнями гуляла! В твоем-то возрасте! - не обращая внимания, я методично разулась, убрала в сторонку черные туфли на маленьком каблучке, зайдя за стену, стянула темное длинное платье.
  Я посмотрела в зеркало - оно было как раз напротив меня. Ничем не примечательная личность. Вполне симпатичная, однако парни лавиной за мной не ходят, да я сама к себе близко никого не подпускаю, лишние проблемы мне нужны.
  - Ты куда скрылась? Опять непотребствами занимаешься? Что за дети! Где твое уважение к старшим, где? Я тебя спрашиваю! - он не успел меня никак обо-звать, потому что раздался скрип двери, и она открылась.
  Мне повезло, что я успела накинуть домашний просторный хлопковый халатец чуть выше колен и застегнуть его. Зашел папа.
  - Фух, ну и жарень! - вытирая пот со лба рукавом, с улыбкой оповестил нас отец.
  Он был жизнерадостным и веселым человеком, который во всем найдет что-то хорошее. Правда, иногда он мог своими шутками сделать больно, но не специально, просто таков его характер. Оценивая его, я всегда осознавала, что мой отец - добрейшей души человек, не знающий где грань добра и зла. Именно поэтому его понятия добра были очень размытыми.
  - О, что, опять? - заметив недовольное старческое лицо, спросил папа.
  - Что опять, что опять? Твоя дочь мне не отвечает! - яростно бухтел старик, выходя из своего укрытия, где примерно в такой же тональности бухтел телевизор.
  - Агата? Почему? - он даже не стал заканчивать вопрос, только посмотрел на меня пронзительными черными глазами, в которых даже не было видно границ зрачка, что иногда пугало. Например, сейчас.
  - Я задумалась, - моя обычная отмазка в случае, когда не хочу отвечать, сама слетела с языка, не успела я и подумать.
  - И о чем же ты так "задумалась"? - спросил отец, проходя на кухню и наливая в свою почти литровую огромную кружку холодного кваса из новенького холодильника.
  Его, кстати, я уже успела завешать магнитиками, своей гордостью. Не знаю, почему, но я их просто обожала. Может, просто женское.
  - Я документы в вуз подавала, вот о нем и задумалась, - невольно я вжала голову в плечи, сгорбившись, потому что знала, что будет дальше.
  Ненавижу этот момент.
  - И на кого? - вкрадчиво уточнил папа, отставляя кружку со стуком.
  - Педиатр, - еще тише ответила я, приготовившись к худшему.
  - Что? Ты опять за свое? Сколько тебе раз говорить, непроходимая ты дура, что нельзя тебе! - вот он и повысил голос.
  Из-за спины я слышала подхихикивание деда.
  - Да умер он, умер! Если с тобой что-то случится из-за твоей "педиатрии" - что делать будем? Ты хоть знаешь, сколько это все стоить будет? Нет?! А я знаю! Я лечил! Угрохал всё на вас! Теперь ты проблемы создаешь! Мозги есть, нет? - он постучал по темечку, но в порыве злости переборщил с сил так, что моя голова покачнулась.
  Морщась от боли, я смотрела на магнитики на холодильнике, стараясь не вникать в смысл слов отца.
  - Иди на нормальную работу! Стоматолог! Вон как зарабатывают, в отличие от твоих "любимых педиатров" - он поиздевался над словами презрительной интонацией, глядя на меня глазами, полными гнева.
  Магнит из Анапы. Магнит из Новгорода. Еще один из Новгорода. А рядом из Питера висит, красивый такой, на нем разводные мосты изображены. Есть просто магнитики фигурные - магнит-яблочко прямо по центру, красное, красивое, с рожицей.
  - Ты... Слушаешь меня?! Только попробуй сказать, что нет! Давно не получала? - почти кричал отец, на что я была вынуждена кивнуть.
  Не смотря на отвлечение в виде магнитиков, я все слышала, но старалась не принимать быстро к сердцу.
  - Пап, мне пора, срочно попросили помочь, бежать надо! - я пулей вылетела из кухни в коридор к шкафу.
  - Куда еще? Я не договорил! - крикнул он, топая за мной. - Ночь на дворе! Живо вернись!
  Страх овладел моим существом. Не знаю как, но я смогла быстро напялить юбку до пола и футболку на ходу, влезла в туфли и выбежала из квартиры, благо жили мы на первом этаже.
  Сбежав по ступеням, я скрылась в соседнем подъезде, оттуда как раз вышел человек. Он странно на меня посмотрел, как на сумасшедшую, но меня это даже не особо удивило.
  Папа легко взрывается, легко отходит. Час-другой погуляю, а там приду - и будет нормально. Все будет нормально, обязательно.
  В подъезде было светло - лампочки уже включили, хоть и непонятно зачем, всего семь вечера. Старая краска почти слезла со стен, измалеванные почтовые ящики висели криво, ступени были заплеваны и в странных подтеках, о которых я предпочла не думать. Перил так вообще не было.
  Я взбежала на третий этаж, выглянула в окно. Никого.
  - Фух... - выдохнула и облизнула губы.
  Только бы дождаться вечера. Где-нибудь. Дальше будет легче, обязательно будет легче.
  
  Часть 5.
  - Агата! Агата! - сквозь сон я еле различала, чей это голос.
  Но вскоре узнала - Макс. Мой лучший друг детства. Мы с ним всегда были вместе. Вопрос в другом: почему он меня будит.
  - Да-а-а? - лениво протянула я, потягиваясь.
  - Уже поздно, вставай, поправляйся, иди домой, - спокойно сказал парень, но я слышала в его голосе улыбку.
  - О, точно. Спасибо, Максюшка, что пустил! - принимая вертикальное положение, я счастливо разминала затекшую спину - на диване неудобно спать.
  - Еще раз так меня назовешь - вообще в квартиру не пущу! - возмутился он, сморщив свой длинный в веснушках нос.
  - Да ладно, неужели ты все еще не привык? - улыбаясь, спросила я, поправляя юбку, что перекрутилась непонятно как. - Макс! Ну что это! Почему ты сразу не сказал, что юбка вообще не подходит футболке! Я же выгляжу как! Как! Фу так говорить вообще, как выгляжу! - возмущалась я, глядя на себя.
  - Знаешь, тебе было как-то плевать, когда ты долбилась в мою дверь. У тебя были глаза как фары, я думала, ты сейчас запыхтишь как на скорости под двести, - уткнувшись в компьютер, зависая в какой-то монстробродилке, возмутился парень.
  На нем была легкая черная футболка, а его русые волосы как всегда были торчком. Он стрижется очень коротко, всегда отвечая на вопрос об этом одинаково: "Ибо лень!". В общем, он тот еще ленивец, но он самый лучший друг.
  - Да, навряд ли бы я тебя послушала, но мне прямо стыдно домой так идти! - с тяжелым вздохом я повернулась к окну.
  Солнце давно село. Пора уже.
  - Спасибо, Максюшка! - потрепав его затылок, я быстро покинула его квартиру, пока в меня не полетело что-нибудь вроде книг, хотя обычно он запускал в полет мягкие игрушки, но их поблизости я не видела.
  Он жил один уже года два. Макс старше меня на три года, но мы очень хорошо ладим. Он студент педагогического университета, будет учителем математики. С детьми ладит - залюбуешься. С таким бы преподавателем и я бы любила математику, на уроках которой спала на последней парте.
  Он съехал от родителей через год после поступления на бюджет - мозги варят у Макса - ужас просто! Сколько бы я не спрашивала, почему он не пошел на программиста или инженера, он лишь отмахивался и говорил, что время не пришло мое. Причем именно в такой формулировке.
  Погруженная в воспоминания, я зашла домой очень тихо. Дед вроде на кухне пил чай с пряниками. Этим делом он увлекался так сильно, что мне пока что даже ничего не грозило. Отец куда-то ушел, его туфель не было на месте. Выдохнув с облегчением, я переоделась в домашнее и прошмыгнула в свой уголок. Там натянула наушники, убрала в хвост волосы, включила музыку пожестче, а то так и не проснусь, и села в свои любимые игры. Играть с Максимом. Он глухо возмущался в микрофон, что я такая нехорошая смяла его наимягчайший диванчик своей тушей, за что я вызвала его персонажа на дуэль. Учитывая, что играть я начала раньше, то и была сильнее, я быстро победила. Максим недовольно проворчал что-то насчет дуэльного кодекса, однако вскоре забыл, когда мы оба увлеклись игрой.
  
  Часть 6.
  Неделю спустя был важный день. Очень важный и очень неприятный. Наверно, погода сочувствовала нам с отцом, потому что всю неделю гревшее нас солнышко скрылось за тяжелыми свинцовыми тучами, прорезая их тонкими лучиками, которые не дарили и капли тепла.
  Я оделась в черное - черные строгие брюки, черные туфли, черная рубашка. Я не гот, но иначе никогда и не одевалась в этот день. Середина июля, как же иначе.
  Папа ушел раньше меня. Он купил большой букет розовых гвоздик, оделся в свой официальный костюм и ранним утром покинул дом. Я не спала - просто лежала и слушала, как одевается отец. Сердце билось словно ленивое - медленно и неторопясь. Как только хлопнула дверь, на кухне раздалось шарканье.
  - Торт забудет опять! Торт - самое важное! С кремом!
  Я отвернулась к стене, плотнее прижимая к себе подушку, с которой сползла ночью. Так обычно и бывает, что подушку я обнимаю, а не сплю на ней, как нормальные люди. Продышавшись, чтобы ускорить свое сердце, я поднялась. Побрела в ванную, где умылась ледяной водой. Вроде проснулась.
  Я выхожу через два часа, в десять утра.
  Так продолжается не первый год. Мы никогда не сговаривались, но это уже традиция. Чтобы не случилось, четырнадцатого июля мы едем на кладбище.
  Завтракать я не стала. Просто сидела на кровати, залипая в стену. Прошел час. Будильник глухо прозвенел свою надоевшую мне за годы учебы мелодию.
  Не чувствуя ног, я встала и оделась. Поглядывая на наручные часы, стояла у дверей. Дед смотрел телевизор, высунув язык от задумчивости. Его влажные глаза блестели, вылезая из орбит, чуть не размазываясь по стеклам очков. Смотрелось это мерзко. Внезапно он вновь задребезжал:
  - Торт! Купите торт!
  Не выдержав этого, я вышла из дому. Серое небо надо мной нависло так низко, что казалось, протяни руку - и коснешься. Я смотрел вверх, держа в руках свой любимый зонт, что успела захватить с собой. Черный элегантный зонт-трость, доставшийся по наследству.
  В сумке лежал небольшой букет.
  Медленно, чтобы не стоять на месте, я пошла в нужную сторону. Идти было не очень далеко, полчаса где-то, так что я шла спокойно, стуча по дороге зонтом.
  Мои черные волосы смотрелись хорошо с таким костюмом. Убирала я их в пучок сзади, потому что шла далеко не на веселую прогулку. Правда, из-за бледной кожи я смотрелась вампиром, что решил вылезти на охоту в пасмурный денек, однако это меня не останавливало. Хотя если бы я ярко накрасила губы, то было бы забавно посмотреть на лица прохожих, итак косящихся на меня.
  Грязь подсохла, так что идти было не очень противно. Телефон с отключен-ным звуком лежал в кармане, при каждом шаге врезаясь в бедро. Шаг - бум. Шаг - бум. Шаг - бум. Меня это не раздражало, но и не особо нравилось, просто было.
  Дорога шла слишком быстро, я не успела даже заметить, как пришла к воротам кладбища. Оно старое, за ним присматривает один древний сторож, который непонятно какой магией вообще сам жив еще. Мне кажется, что он просто сторожит для себя могилку. Или некромант, который по ночам выкапывает чьи-нибудь кости и проводит ужасные обряды.
  Стоя у входа на кладбище, я смотрела вдаль, ища глазами отца. Прошло минут десять, наверно, после чего вышел папа. Его глаза покраснели, букета больше не было. Он прошел мимо меня, даже не взглянув, сел в большую машину, припаркованную недалеко и, я знала, откинулся на спинку, содрогаясь от слёз. Это папа думал, что я не знаю, как он плачет. А я видела. И каждый раз помнила об этом, переступая порог кладбища.
  Когда это началось? Я не помню. По-моему, мы всегда ходили сюда.
  Привычно я проходила мимо надгробных камней, старых знакомых. Эти фотографии я вижу год за годом, даты жизни и даты смерти их всех знаю наизусть. Я никогда не знала этих людей, многие умерли даже до моего рождения, но я так часто тут ходила, что запомнила их всех. "Ветрова Аделаида Анатольевна 1956-2000". "Забытько Святослав Михайлович 1973-2012". "Маршалл Лизавета Егоровна 2000-2004". "Самойлов Вадим Николаевич 1969-2009". Их было еще много, но я постаралась отвлечься от мыслей об этих людях.
  Ноги сами принесли меня к огороженному месту. Я отворила маленькую чугунную калитку, зашла внутрь, претворила ее за собой.
  Передо мной было два холмика. На одном из них лежал букет. На вторую могилку положила я букет. Букет белых маков. На языке цветов - утешение. Нам обоим нужно утешение, да, братик?
  Над этой могилой была детская фотография веселящегося мальчика. Я долго смотрела на нее, не в силах сдвинутся с места.
  Князев Марк Игоревич
  10.10.2006-03.12.2013.
  Покойся с миром, милый мальчик.
  За свою недолгую жизнь ты принес
   много счастья в этот мир.
  Наша семья небогатая. Но мы с отцом планируем сделать все лучше, чем сейчас, полностью могилы покрыть гранитом. Пусть братик лежит спокойно в своей усыпальнице. Рядом с моей мамой.
  Соседнее надгробие гласило:
  Князева Марина Вячеславовна.
  15.09.1958-21.05.1997.
  Матери одного ребенка благодарность
  От мужа и дочери.
  Покойся с миром.
  Да, это моя мама. Но, правда, не Марка. Ей было всего тридцать девять лет, моя молодая. Умерла она, рожая меня. Банально, да? Но это не кажется таковым, когда сам встречаешься с этой проблемой. Я никогда не знала ее, но верю, она любила меня. И не винит за свою смерть, да, мамочка?
  Слёзы на глазах застилали всё. Папа любил её. Обожал. Она была его богиней, музой, дивой. Моя мама была всем для него. Но появилась я - и разрушила их слаженную счастливую жизнь.
  Отец растил меня один. Он много работал, со мной сидел дед. Он был стар, поэтому чаще всего просто доставал мне игрушки, вручал, а сам закрывался в своей комнате. Я оставалась одна.
  Никогда не винила за это отца, да и не за что было. Он любил меня, просто по-своему, как умел. Сейчас, глядя на черно-белую фотографию матери, я представляла, как сильно он её любил. Я не была на неё похожа. Только глазами. Такие же зеленые глаза. Во всяком случае, со слов деда. Папа о маме почти никогда не говорил.
  Стоя у их могил, я говорила с ними.
  - Я люблю вас, мамочка, люблю вас, братишка. У нас все хорошо, правда-правда. Мы почти не ссоримся, все счастливы. Дедушка дома отдыхает, папа тоже к вам приходил - он вас также сильно любит, как и годы назад. Мы вас не забудем. У меня новости, я окончила школу с отличием, несмотря на некоторые трудности. Меня награждали перед всей школой! - на глаза выступили слезы, однако я мужественно пыталась их сдержать.
  - Теперь я поступаю в медицинский, не сердись, мам, братик. Я хочу помогать детям. Я знаю, что это опасно, но... Я могу это сделать. Я знаю, как это важно. Мне итак предстоит недолгая жизнь, мое сердце не даст мне прожить долго, именно поэтому я хочу успеть спасти и помочь как можно большему количеству детей. Навряд ли я успею родить. Врачи говорят, мне отведено лет сорок как максимум. И это при удачном раскладе! Но я не грущу. Я верю, что смогу. Я буду стараться. И спасать таких, как братишка. И да, я знаю, что врачи все ошибаются, не виню их за это. И все равно кто-нибудь умрет, как бы я ни старалась. Всех не спасти, я знаю... - по щекам потекли солёные капли - я не сдержалась и зарыдала взахлеб.
  Как я мечтала, что папа врал. Что мама жива! Что в один прекрасный день она откроет дверь, зайдет ко мне и спросит с широкой улыбкой: "Кто тут моя девочка? Ты ждала меня, малышка? Иди ко мне, обними маму!".
  Но этого не случалось. Из года в год я могла видеть лишь ее фотографию на надгробном камне.
  
  Часть 7.
   11 лет назад
  - Агата, знакомься, это София. София, это моя дочь - Агата, - молодой мужчина переводил взгляд с семилетней девочки насупленного вида на красивую женщину, что стояла напротив и протягивала руку.
  Малышка опустила голову, держа руки сцепленными за спиной.
  - Агата, поздоровайся. София будет твоей мамой, - произнес еще раз Игорь, глядя на ребенка.
  - Ты... Ты не моя мама! Она вернется, я знаю, вернется, вернется! - как заведенная вдруг прокричала малышка, с вызовом поглядев на симпатичную блондинку, и убежала в туалет, где закрылась.
  - Агата! Нельзя так делать! Агата, выйди! - Игорь колотил в дверь, но она не поддавалась.
  С другой ее стороны сидела девочка, уткнувшись лицом в колени и горько плакала. Папа предал её с мамой. Агата верила, что мама придет. А тут - эта женщина. Как же маме вернуться, если её тут больше не ждут?
  София и Игорь поженились. Агата ненавидела мачеху, хотя та и была максимально доброй и заботливой, защищала ее перед отцом и дедом, пыталась помочь с уроками, но падчерица была против. Отношения их не налаживались. По вине Агаты.
  Вскоре София забеременела. Мальчик, показало УЗИ. Счастливые родители с нетерпением ждали рождения ребенка. Об Агате успешно забыли.
  Она была этим довольна, что ее больше никто не трогает. Только растущий живот мачехи ей не нравился, да и её светящиеся лицо раздражало ребенка. Озлобленная Агата замкнулась в себе.
  София родила здорового красивого мальчика. Его назвали Марком. Когда девочка впервые увидела этот розовый комочек, она не поверила, что это человек. К тому же - её брат.
  Ей было противно.
  Но видя, как все с ним нянчатся, стало еще и завидно. До неё-то теперь и дела никому не было, она ушла на задний план. Хотя именно этого девочка и добивалась, это стало ее ранить.
  Время шло. Девочка стала привыкать к малышу, хотя мачеху всё также сильно ненавидела. Ему было уже два года, он говорил и ходил.
  - Сес`а! - вместо "сестра".
  Когда Агата слышала это, все плохое по отношению к нему забывалось, и она обнимала братишку, зацеловывала его пухлые щечки, щекотала животик и играла с ним часами.
  Он был лучшим братом на свете, а она стала лучшей сестрой. Ухаживала за ним, играла, обучала всему. Перебарывая отвращение, убирала за ним и приучала к горшку, хоть и позже, чем следовало. Марк отвечал ей взаимной любовью.
  Благодарю брату, Агата стала относиться к мачехе чуть лучше, хоть и не пускала в свой внутренний мир её. Они могли говорить о Марке, об уходе за ним, праздновать его праздники.
  Когда его отдали в садик, Агата забирала и отводила его. Она стала для него второй матерью.
  В семь лет он отправился в школу. Агате было уже шестнадцать, её волновали экзамены и учёба, иногда на брата просто не было времени. Это и стало причиной трагедии.
  Зимой, когда они катались с горок, брат упал в огромный сугроб. Неожиданно девушке позвонил одноклассник насчет переноса экзаменов. Поглощенная эмоциями по этому поводу, Агата не спешила поднять Марка из снега. Он простудился. Умер.
  Эти полтора года девушка чувствовала себя виноватой в его смерти. София не выдержала этого и почти сразу после смерти сына ушла от мужа.
  Агата стала жить с отцом и престарелым дедом. Они плохо ладили, но разделиться не могли. Игорь был уверен, что все несчастья в его жизни из-за дочери, поэтому часто кричал на неё. А после ухода Софии в первые недели сильно пил и начал бить дочь. На теле у неё было множество синяков. Сейчас, по прошествии почти двух лет, он уже не уходит в запои, но периодически подымает руку на дочь.
  Ей везло, что сердце выдерживало. Умереть для Агаты - проще простого. Да и Игорь заботился о том, чтобы его дочь не умерла от его стараний, отпаивал, лечил, лекарства покупал. А потом корил её этим.
  Сказать об этом ей некому. Деду - попросту наплевать. Даже наоборот - он сам подначивает их к вражде. А кому можно пожаловаться на отца? Агата держала все в себе, ни с кем не делясь своими бедами. Она лишь лелеяла мечту стать педиатром.
  
  Часть 8.
  В машине было душно. Я сидела на переднем сиденье, глядя в лобовое стекло. Методично двигались дворники, сметая редкие капли накрапывающего дождика. Духота пронизывала воздух толстыми нитями, прошивала его полностью. Дышать было нечем. Скоро будет гроза. Вот грозы я обожаю.
  Ехали мы с отцом в полном молчании. После кладбища я молча открыла дверцу, села на второе кресло спереди, пристегнулась и мы двинулись домой.
  Сегодня был мой день рождения. Мне исполнилось восемнадцать лет.
  Я никогда не праздновала его, потому что это день траура.
  Отец отвез нас к подъезду, я вышла и, не заходя домой, пошла к Максу. Чуть мокрая, позвонила в домофон. Не спрашивая, он открыл дверь. Поднялась на третий этаж, не поднимая глаз от пола, только считая ступени.
  Дверь была приветливо открыта. Я разулась, скинула туфли у порога и прошла на кухню, где сидел парень в домашней футболке и шортах. Он пил горячий чай, от которого шел пар. На столе стояла бутылка вина, несколько бутербродов с хорошей, дорогой колбасой, а также сладкие кексы и овощное рагу.
  Он, не глядя, налил мне полную рюмку и протянул.
  - Тебе сегодня уже можно.
  - Можно, - кивнула я и выпила залпом.
  Не очень крепкое вино было вкусным. Я облизнулась и пожалела, что так быстро прикончила рюмку. Макс покачала головой, заметив мой жадный взгляд, брошенный на открытую бутылку.
  - Ну уж нет, пьяную я тебя домой не понесу. Немного и не так резко только если, так что закусывай давай, - кивком головы он указал на стопку бутербродов.
  Меня не пришлось уговаривать долго - я проголодалась, поэтому набросилась на еду словно нищий, который неделю не может выпросить подаяния.
  Макс ждал меня, он привык. Пока я ела, пару раз ловила его задумчивые взгляды.
  - Что-то не так? - дожевывая остаток колбаски, спросила я.
  - Все в порядке. Приятного аппетита, - произнес парень, протягивая руку к кексам.
  - Не трожь! Я первая! - я легонько шлепнула по протянутой ладони, усмехаясь.
  Нельзя быть такой хмурой, Максу тоже не очень приятно. Надо хоть как-то попытаться улыбнуться и поднять нам настроение.
  Дальше мы ели наперегонки кексики, потом я завалилась на его диван, разглядывая потолок. Макс сел за комп, искоса поглядывая на меня. Он ничего определенного не делал, просто лазал по папкам непонятного назначения. Честно говоря, я всякое в них подозревала, но предпочитала об этом не думать, так как меня это не касалось.
  Перевернувшись на живот, я уткнулась лицом в подушку. Через пару минут такого лежания почувствовала, как диван рядом просел. По спине прошлась тяжелая рука.
  - Агата... Я знаю. Можешь не лежать лицом в подушке, она каждый раз после тебя мокрая. Иди сюда, - негромко сказал своим глубоким низким голосом Максим, гладя меня.
  Он был прав - я тихо плакала в его темно-синюю наволочку.
  После его слов рыдания усилились, ком в горле стал еще больше, мешая дышать. Спина содрогалась, но он продолжал шептать что-то успокоительное и гладить её и плечи. Наплакавшись, я села, принимая платок, который друг уже успел подготовить.
  - С-спасибо, - промокая глаза, произнесла охрипшим от рыданий голосом.
  - Пожалуйста, Агата, пожалуйста... - его голос звучал почему-то странно-грустно и отстраненно.
  - Что-то случилось? - я посмотрела на него, поворачиваясь торсом к нему.
  Он был выше меня на голову, намного шире и сильнее. Я как-то привыкла к этому и как парня не воспринимала, но сейчас его опущенный взгляд меня напугал.
  - Всё в порядке, если не учитывать, что моя лучшая подруга тут рыдает в свой день рождения, - с горькой улыбкой, произнес он, развеивая мои опасения.
  - Но это не только день рождения, это еще и... - я запнулась, на что он только потрепал мои и так разлохматившееся волосы.
  - Да знаем мы, ученые. Все, заканчивай с этим. Что б в последний раз, поняла? Или ты думаешь, что твоя мама хотела, что бы ты всю жизнь ревела и носила траур в свой день рождения? Она ради этого тебя рожала, так? - вкрадчиво и медленно, глядя в глаза, говорил Максим. Я никогда не видела его таким.
  - Но... - я попыталась сказать что-нибудь, однако Макс успел меня перебить.
  - Что но? Представь себя на её месте. Ты бы хотела, что бы твоё чадо, твоя любовь убивалась в тот день, который должен быть самым светлым и радостным для неё? Да, посетить кладбище, я понимаю. Но это не будет лицемерием, если после этого ты продолжишь жить и проведешь отведённое тебе время с улыбкой, а не в слезах и истерике. Ты понимаешь? - он заглянул прямо в глаза, словно ища в них ответ.
  Я смогла лишь кивнуть.
  - Вот и молодец... Последний раз можешь поплакать. Иди, обниму, - он протянул ко мне руки и я привычно устроилась на его широкой груди, вновь разражаясь потоком слёз.
  
  Часть 9.
  - Ма-а-аксимушка!
  - Что тебе еще, оглоедка? - недовольно пробурчала кучка одежды на диване.
  Я стояла на пороге кухни и доедала овощное рагу прямо из кастрюли, что держала в руках. Я, конечно, не обжора, но Макс готовит - пальчики оближешь! И обглодаешь.
  - У тебя тут кушанье кончилось, но это не я. Это все эльфы! - я облизала вилку, которой ела, глядя на шевеленье на диване.
  - Какие еще эльфы, Агата? - о, макушка появилась.
  - Ну, маленькие, с крылышками, охотники за рагу. Их так и называют, да-да, - кастрюля как вещественное доказательство я решила убрать, то есть вымыть, поэтому быстро ретировалась к раковине.
  - Я же наготовил на ораву солдат! Как в тебя столько влезает! Ты же худенькая какая вон, а съела почти в одиночку всё! Да что ж это такое-то! - я и не заметила, как за спиной возникла широкая фигура, которая выглядывала из-за плеча.
  - Я просто прибирала за эльфами, чтобы не расстроить тебя! - еще немного и я сама поверю в это, стоит остановиться.
  - Ох, эльфийка, блин. Крылья тебе кто пообламывал? - парень уселся на табурет, помешивая остывший чай в своей бадье.
  - Будешь много знать, скоро состаришься! - ответила я, показав ему язык.
  До вечера мы обсуждали новые серии любимых сериалов, спорили насчет персонажей, я его упорно пыталась сагитировать начать смотреть британского Шерлока, от которого уже с полгода Макс отмахивается, не признавая его.
  Прекратили споры мы только с наступлением темноты, и то как-то случайно я выглянула в окно и осознала это. Так не хотелось возвращаться домой, где отец уже порядочно выпил, сидит на кухне, угрюмо держа в руке почти пустую бутыль. Дед прячется от него в своей комнате, зная, как опасно с ним сейчас встретиться. Мне же встречи не избежать. Морально подготовившись к последующему, я поправила одежду, заново убрала волосы, стоя перед большим зеркалом у входа.
  - Спасибо, Максюшка! - я старалась выглядеть радостной, чтобы - как и всегда - друг ничего не заподозрил.
  Крепко обняв его, вдохнув цепкий запах цитруса, я влезла в свои туфельки и выскользнула за дверь.
  Я была абсолютно права насчет ситуации дома. Закравшись в квартиру, я попыталась тихо пройти в комнату, но мне не удалось. Я была замечена. Закрыв глаза, подошла к отцу. Мыслями я была у Макса, грелась на его диване, глядя в сильную и крепкую спину за столом.
  
  Часть 10.
  Как же больно... Больно... Я перевернулась с трудом на другой бок и снова чуть не заскулила. Опять все тело в синяках. Отец спал, дед уже шебуршал на кухне, я слышала, как он напевал.
  Ох ты ж. Надеюсь, будет холодно, иначе не оправдаю длинные рукава и брюки. Хорошо хоть на шее ничего нет.
  Я с трудом поднялась, достала из своего шкафа аптечку, достала несколько лекарств и мазей и с ними ушла в ванну, запершись. Там я прислушивалась к своему сердцу, надеясь, что оно не будет сбоить, но все было в порядке.
  Кровоподтёки обработать было недолго, только больновато, но уже терпимее. Скоро станет еще проще, легче, я знаю.
  Как же хочу уехать. Надеюсь, я поступлю в Екатеринбург. Там будет общежитие! И будет свое место! Ох, какой же это кайф. Никто не будет лезть. И никто не будет иметь права меня бить. При мысли об этом я растаяла.
  Я так хочу попасть в вуз! Пусть меня примут! Пожалуйста, пусть примут! Я нечасто молюсь, хоть и верующая, но сейчас я искренне желала своего поступления. Общежитие, я проверила, дается иногородним по смешной цене. Я смогу там жить! Только, прошу, дайте поступить!
  Погруженная в мечты о вузе, я не услышала, как проснулся отец и грузно пошел сюда. Пришлось быстро одеться и убрать по карманам все принесенное. С виноватым выражением лица и низко опущенной головой я выскользнула из комнаты в свой уголок.
  Я могу, правда, поступить только на бюджет, платно слишком дорого для нас. А бюджетных мест всего сорок три. И сейчас я была тринадцатая в рейтинге. Пока я прохожу... Пожалуйста, пусть все получится!
  
  Часть 11.
  Август. Начался август. Меня мандражит с каждым днём все больше. Попаду? Или нет? Несколько раз на дню я проверяю списки поступающих на бюджетное место. Тридцатое.
  Меня отделяет всего тринадцать мест от неудачи и семь дней. Семь дней! Всего неделька - и я студентка...
  Но есть проблемка. Под конец люди отвозят оригиналы туда, где шансы по-пасть больше. То есть эта неделя самая опасная. Но все же хорошо, правда?
  Максима этим я уже заколебала. Почти все дни я просиживала у него, иногда готовя за "аренду дивана" вкусняшки: тортики, блинчики, кексы и другие сладости. Он смиренно терпел моё нытье, не отрывая взгляда от компьютера красных глаз, заедая мои разговоры в данный момент сладкими оладьями с шоколадным соусом.
  - Максимушка, Максюшенька, Максик! Обрати внимание на страждущее су-щество! Мне так нужна твоя помощь! - ломала я руки, сидя на подоконнике, выглядывая в открытое окно, из которого нас атаковали орды комаров.
  - Я твоя жилетка для слёз, знаю, слушаю, что будет дальше, - я заслужила всего одного его мимолетного взгляда.
  - Хэй! Я, может, чего другого попросить хотела, а ты! Обижаешь, дружище, обижаешь! - деланно возмутилась я, однако теперь он посмотрел на меня как сумасшедшую.
  - И что же ты еще можешь от меня хотеть? - усмехнулся Макс, приступая к следующей оладье.
  - Замок починить, ты же мужчина, в конце концов! - я ударила кулаком по оконной раме, в которой и впрямь был нерабочий замок.
  - Ох ты ж, что тут происходит. Ты и впрямь это знаешь? Я уж думал, это тайна за семью печатями для тебя, а тут такое открытие! Ты поражаешь меня своими знаниями! - его голос сочился сарказмом.
  - Ой-ой, какие мы нежные, - я показала ему язык и замолчала, снова выглядывая в окно.
  - Макс, - задумчиво позвала его, ибо мою буйную головушку посетили гениальные мысли.
  - Ась.
  - А чего ты с друзьями не гуляешь? Всё дома засиживаешь, даже в хорошую погоду, - это действительно было так - как я ни приходила к нему, он был дома.
  - Не хочу просто, - безразлично пожал плечами парень, но было поздно, я уже начала подозревать неладное.
  - Ничего просто так не бывает! - авторитетно заявив это, я спрыгнула с под-оконника и подошла к нему со спины, начав чесать голову острыми, хоть и короткими, ноготками.
  - Бывает... мр-р-р, - он всегда млел, когда я так делаю.
  - Во-о-от, - я склонилась к его уху, продолжая массажировать череп, - если скажешь, я продолжу, а так... - скорость быстро падала, угрожая вообще уйти в нуль.
  - Шантажистка! Есть у меня причина, но не скажу-у-у! - я убрала руки, насвистывая мелодию похоронного марша.
  - Ну что, подумал? - не отходя далеко, переспросила через минутку, надеясь на изменения.
  - Да-а-а, но ответ тот же, - он обиженно показал мне язык.
  В ответ на это мне осталось забраться на своё излюбленное место, и уставиться в окно, грустно и томно вздыхая.
  - Из тебя отвратительнейшая актриска третьесортного театра где-нибудь в глубокой тайге, которая играет деревья.
  - Ты так уважаешь мой талант! - не менее язвительно ответила я, демонстративно отвернувшись к улице лицом.
  Был полдень, солнышко неярко проглядывало сквозь неплотные, дырявые тучи, мелко орошающие нашу грешную землю дождем. Грязь разрасталась, расплывалась, подминая под себя всё большую территорию. Я видела, как там где-то пытался пробраться толстый жирный кот, но поскользнулся - как он вообще умудрился? - и упал своим необъятным бочком прямо в самую жижу, которая с бульканьем начала поглощать животное. С трудом поднявшись, комок грязи гордо шествовал домой, задрав свой хвост - щетку трубочиста - пистолетом. Я не удержалась от смеха, наблюдая за приключениями жирного кота.
  - Что там такого смешного? - заинтересовался Макс, выглядывая из-за монитора.
  - Во-о-о-он там котика видишь? - я указала ему пальцем на местоположение животного.
  - Вижу колобка, обваленного в шоколадном соусе, - отрапортовал словно солдат Макс, отдавая честь.
  Я не удержалась от улыбки и кивнула ему.
  - Вот над ним. Если бы я была писателем, то назвала бы это "Храбрейший из котов Жирного царства котов - царь!", - моя фраза прямо лучилась пафосом, пока Максим не обломал весь кайф.
  - Ты такой же писатель, как и актриса, если не хуже, - Максим вылез из своего укромного места, достал гладильную доску, откуда-то притащил гору неглаженного белья и приступил к исправлению этого грустного факта, вздыхая.
  Я сидела на своем месте, продолжая насвистывать что-то заупокойное и ма-хать ножкой.
  - Дождик-дождик, лей, лей, не жалей, - перейдя на песни Ляписа Трубецкого, я начла петь, отчего бедняга зажал уши.
  - Ох, Агата, избавь меня от этого! - взмолился он, умоляюще глядя своими приятными большими глазами.
  - Да ладно, я же хорошо пою, да? - я посмотрела на него с явным намеком, отчего Макс сдался и кивнул, - тогда продолжаю! - но его взгляд выражал столько боли, что я не смогла не пожалеть его, - развела-развела! С тебя шоколадка за молчание!
  - Ладно, ладно!
  После этого мы занимались молча своими делами. Я достала из своей сумки, что таскала везде с собой, вышивку - небольшая картина - как фотография размером. Рисунок нашла в интернете, распечатала его и вышивала по нему, получалось вроде неплохо. Болгарскими крестиками я усиленно сейчас "закрашивала" нитями небо - такое же грозовое и хмурое, как сейчас. Когда успело потемнеть? Даже и не заметила, увлекшись вышиванием.
  Он гладил, иногда зевая и потирая глаза, а я, включив свет, вышивала. Прошел где-то час, после чего я потеряла счет времени. И, незаметно для себя, уснула.
  Очнулась уже как всегда на диване. Рядом стояла гладильная доска, за которой стоял очень-очень злой Максим. Он раскраснелся. Хм. Однажды я видела, как он дрался. Так вот. Казалось, он пришел с драки, такой он был злой.
  - Что случилось? - сонно протянула я, потягиваясь.
  - Это ты меня спрашиваешь? - тихо, почти шепотом, спросил он.
  - Ну да. Что не так, Макс? - я не понимала, что происходит.
  - Откуда. У. Тебя. Синяки. - Он произнес это по словам.
  Я видела, что он еле сдерживается. Макс отставил горячий утюг, разминая кулаки. Его глаза смотрела прямо на мои руки. Блин! Рукава задрались! На меня нахлынула волна паники. Кажется, так смотрят кролики на удавов, да? Сейчас было страшнее, чем когда отец меня бил. Признаться в этом мне никогда не казалось хорошей идеей, а сейчас и подавно.
  -Ты всё не так понял... - мой голос прозвучал совсем уж тихо и несмело, чтобы это было правдой.
  Как я не хотела ему врать!
  - Да ну? - иронически переспросил он, облизнув губы. - И что я не так понял? Твои руки покрыты ими! Прости, но пока я тебя переносил, кофта задралась и оголила поясницу. Пока я поправлял, заметил странный желтовато-фиолетовый оттенок. Знаешь, что я в нем узнал? Правильно. Всё я правильно понял! - он взорвался и закричал на меня, отчего я практически вжалась в диван.
  Сердце быстро-быстро застучало. Я знала, что это, но броситься к сумке не могла - она была за Максом. Пришлось пытаться успокоить себя дыхательным упражнением, которое как-то неожиданно забылось.
  Его глаза горели изнутри, ладони судорожно сжимались и разжимались, я видела, как надулась вена не шее и быстро билась. Я начала дышать ртом, утопая в своем страхе.
  - Кто тебя так, Агата? Скажи мне, кто! - первая фраза была полна обреченной горечи, что чуть было не заставила меня сказать правду, но вторая отрезвила.
  Я молчала, прижав руки к груди. Становилось всё хуже - в глазах замелькали разноцветные пятна. С трудом я указала на свою сумку, и, спасибо всем, кому только можно, Макс понял. Он достал таблетки - я предупреждала ради таких ситуаций, где храню их и как они выглядят, принес стакан холодной и чистой воды и все вручил. Трясущимися руками я засунула капсулу в рот, запила её нервными, большими глотками, что пролила воду на футболку. Отфыркиваясь, я стерла ее с подбородка, пока она стекала и холодила кожу. Максу пришлось принести мне еще и полотенце, чтобы я смогла вытереться.
  Он молчал. Я тоже не хотела ничего говорить.
  - Это первый раз? - он нарушил тишину минут через десять, проглаживая брюки.
  Я выдохнула. От разговора не уйти...
  - М-максим... Я расскажу тебе, но запрещаю кому-либо говорить об этом. Особенно полиции! - по-моему, мои глаза угрожающе сверкнули. Или я просто хотела, чтобы это было так.
  - Посмотрим, - уклонился парень от ответа.
  - Нет, тогда не скажу.
  - Агата!
  - Максим!
  Он чуть не зарычал. Оба были одинаковы упертыми, так что спорить друг с другом было очень трудно.
  - Ладно, - скрепя сердце - я видела это по выражению его квадратного лица, - согласился Макс.
  - Отец. Не первый раз. Всё хорошо, хорошо! - поспешила заверить я друга, глядя, как он снова впадает в бешенство.
  - Хорошо? Тебя избивает твой отец, что тут хорошего?!
  - Он... Он просто пьян! Он так сильно тоскует по маме, что не может сдерживаться, а тут я попалась, вот и... - я пыталась вспомнить все оправдания, что когда-либо придумывала для своего отца.
  - Тоска выражается в доставлении дочери боли? - спросил Макс, вновь от-ставляя утюг.
  Я сглотнула, пытаясь подобрать слова, но их не было. Голова была предательски пуста.
  - Агата, послушай. Ты любишь отца, я понимаю, но это неправильно, - парень сел ко мне, приобнимая рукой и прислоняя мою голову к своему плечу.
  Я пыталась что-нибудь муркнуть, возмутиться, но не получалось.
  - Отец не должен себя так вести, что его не подвигало бы на это, как бы тяжело ему не было, это не может быть ему оправданием. А ты своим молчанием покрываешь его. Это, между прочем, наказуемо. А в твоем случае подобное деяние может привести к... летальному исходу, - его голос дрогнул, как и рука, сжавшаяся на моем предплечье, что я ойкнула.
  - Ты не понимаешь... Он нечасто, правда! Просто как напьется, не контролирует себя, а я... я виновата во многих его бедах, он просто... не понимает, да, не понимает, - я беспомощно лепетала, осознавая, как глупо это все.
  - Ты боишься его, да? Ты боишься сказать кому-то, что папа бьет тебя? - тихо спросил Максим.
  Я кивнула. Мне действительно было страшно. Но что было хуже - я все равно любила его. Это я и сказала.
  - Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Я люблю... пусть даже он и творит такое. Он - мой папочка, мой любимый папочка. Он столько лет растил меня один, пожертвовав всем. А я разрушила его личное счастье во второй раз. Я одна во всем виновата... - снедающее чувство вины подняло голову, осклабило мелкие и острые зубы и, как на пиру, вцепилось в мое сердце, разрывая его на множество кусочков.
  - Ты не виновата. Никто не виноват, что родился. Ты - дитя его возлюбленной женщины, как он может не любить тебя?
  - Я... я знала, что он столько работал, чтобы не видеть меня, не встречаться со мной, избегал встреч. Я делала вид, будто не знаю, но знала это с шести лет. Подслушала его разговор с сотрудником, что зашел проведать его, пока папа болел. Он так и сказал - выпишите поскорее, не хочу находиться в доме... - горло зажало в тиски, когда в памяти всплыла эта сценка, - с этим... чудовищем...
  Я судорожно пыталась вдохнуть воздух, который почему-то перестал поступать в мои легкие. Максим гладил меня по голове и что-то приговаривал, но я не слышала. Только голос отца звучал в моей голове, полный отвращения и презрения.
  - Я просто... хотела быть хорошей дочерью. Я хотела, чтобы меня любили. Это много, да? - я подняла голову и посмотрела на Максима, что осторожно, как куклу, обнимал меня.
  - Нет, не много... - как же он был грустен, когда смотрел на меня своими ка-рими темными глазами.
  Макс поцеловал меня в лоб. Его губы были сухими и теплыми.
  - Я люблю тебя, Агата. Ты... - он запнулся, но, пересиливая себя, продолжил, - мой лучший друг. Тебя нельзя не любить, правда, - он эти слова выдавливав из себя, но сейчас мне требовалось услышать, что хоть один человек есть, которому я небезразлична.
  - Спасибо, Максим, я тоже люблю тебя, мой самый лучший друг! - я снова смогла дышать, мир вновь приобретал цвет.
  Максим еще долго внушал мне, что надо сказать о побоях, снять их, подать в суд, но я лишь качала головой. Полтора года я смиренно терпела их, привыкла как-то, поэтому сейчас мысль о том, чтобы сдать отца казалась дикостью. Максим же был связан обещанием, он не мог никому сказать. Итого, я сказала, что подумаю.
  Мысль о снятии побоев как-то странно затрагивала мою душу, пугала меня, но за ней крылась дорога в будущее. Свободна. Без битья. Без чувства вины. Так хотелось...
  
  Часть 12.
  Осталось шесть дней. Тридцать второе место. Из сорока трех.
  Я нервничала. В шесть утра как заведенная открыла глаза. Папа спал, похрапывая. Дед на кухне пил чаек, шурша пакетиками, упаковками и кастрюлей. Прислушиваясь к привычным утренним звукам, я вспомнила вчерашний день. Так легко звучит, но мне страшно. Я перевернулась на живот и уткнулась носом в подушку, которая съехала куда-то в бок. Ругнувшись про себя, я вернула её на законное место. Проверила с телефона место еще раз - это первое дело, что делала с утра. И поняла, что не усну больше.
  Утро я посвятила вышивке, стараясь не заскучать. Отец встал в полвосьмого. Я смотрела на его спину, как он шел на кухню - чуть сгорбленная, когда-то широкая, сейчас она смотрела жалко и смешно.
  Папа просто стал... жалким. Как такое может быть? Такой сильный человек как мог так пасть? Морщинки у его глаз, у рта, у носа, всё лицо было ими покрыто. Они старили его лет на семь. Папочка...
  Я забыла всю боль, что он мне причинил. Действительно, ребенок. Привязана как ни к кому другому. Несмело, боясь его реакции, я подошла к нему, когда он пил чай спиной к проходу, и обняла.
  - Я люблю тебя, пап.
  - Я тебя тоже... - его глухой голос, еще полный сонной истомы, прозвучал самым приятным для меня.
   Я ожила, расцветая улыбкой. Дед, появившийся сзади, запричитал.
  - Телячьи нежности тут развели! Кому это надо? Брысь, весь проход заняла! Худела бы лучше! А то встала пораньше, съесть побольше хочешь! Объедаешь пожилого человека! Никакого уважения! - никогда не понимала, как работает его логика.
  
  Часть 13.
  Пять дней и тридцать четвертое место.
  Четыре дня. Тридцать четвертое место.
  Три дня. Тридцать седьмое место.
  Два дня... Сороковое.
  Один день. Завтра результаты. Меня лихорадило от нервов. Руки тряслись, вышивать не получалось. Я наматывала круги в квартире Максима, не в силах терпеть это. Парень намешал мне ромашкового чая - где он вообще его раздобыл? Вот уж предусмотрительный человек, есть всё! Мне кажется, если попросить у него неожиданно женские гигиенические принадлежности, и те найдутся. Однажды он гулял с ножом с собой в рюкзаке. И спиртом. Правда, так и не сказал, зачем ему понадобились нож и чистый спирт! Но я была поражена таким неадекватным поступком.
  Максим спокойно сидел на диване, читая Хемингуэя - он увлекался зарубежной классикой, - и иногда поглядывал на меня из-за своей книги.
  - Километр, - констатация факта.
  Я не обратила внимания, продолжая кружить.
  Через какое-то время он повторился.
  - Километр.
  - Был же уже.
  - Так второй километр.
  Кивнув, я продолжала. Когда же это кончится?
  - А насчет отца ты подумала? - вопрос прозвучал абсолютно неожиданно, учитывая, что мы после того раза вообще не заводили об этом разговора.
  - Не-е-ет, - мой запал как-то сразу ушел в минус, что я встала, как вкопанная, удивлённо глядя на Макса.
  - Ты меня только заметила? - спросил парень.
  Я видела, как его глаза двигались вдоль строки. Где еще один глаз, которым он следит за мной? Маг, да и только!
  - Да вроде как нет, - неуверенно ответила я, начиная вновь свой марафон.
  Ответом мне был вздох.
  
  Часть 14.
  Сегодня вечером будут списки поступивших. Синяки, кстати прошли, больше ничего не болело. Нового раза не последовало. Да и некогда было - меня-то дома нет почти. Я ночевать лишь прихожу.
  Максим сегодня был занят, что было само по себе странно. Мы с ним договорились, что он посмотрит приказы и скажет мне, поступила я или нет. Сама я боялась увидеть результат. Проснулась, - ура! - поздно, в девять. Утро я решила попробовать посвятить играм. Мне повезло - и это затянуло меня часа на три.
  В полдень стало скучно. Солнышко же решило вылезти и погреть мои старые косточки. Я шучу, но оно действительно появилось. Довольная этим фактом, я оделась в нормальную одежду и ушла гулять. В четыре часа будет приказ.
  Побывала я по пути в книжном - где-то на час там зависла. В отличие от Максима, я люблю русскую поэзию. Есенин, Ахматова, Цветаева, Блок - зачитываюсь просто ими! Некоторое все еще помню наизусть со школы и то, что для себя учила, просто понравилось.
  Осталось три часа.
  Где-то час я провела в магазине вечерних платьев - не полюбоваться на них я не могла. Мерять не стала, просто глазела.
  Два часа...
  Сердце начало быстро ёкать. Я остановилась в ближайшем дворе, села на скамейку и выпила лекарство. На полчаса я осталась там, желая просто успокоиться. Иначе это могло грустно кончиться, так и не начавшись.
  Полчаса я еще читала на этой же скамье, каждую минуту поглядывая на время.
  Тут мне позвонил Макс.
  - Да-а-а?
  - Ты где?
  - Гуляю, а ты?
  - Жду тебя у себя!
  - А... приказ? Есть?
  - Нет еще, но уже скоро, ты же знаешь.
  - Конечно, знаю! Что ты городишь! Мне к тебе бежать? - спросила я, чув-ствую, что вновь нервничаю.
  - Нет, не торопись. В четыре выдвигайся. Ты идешь как черепашка, груженная кирпичами, так что будешь к пяти где-то.
  - Это как-то не очень ласково!
  - Ой, будто ты обиделась, - он рассмеялся, после чего повесил трубку.
  Не знаю, как я провела время до четырех.
  Как только прозвенел будильник на сотовом - я поставила его на это волшебное время, я поставила музыку, зациклила песню и рванула к Максику.
  
  Часть 15.
  - Агата? Агата... Агата, скажи что-нибудь! - мужской голос долго звал де-вушку, но она не откликалась.
  - Агата, прошу тебя, ответь, Агата...
  На асфальте лежало тело. Одна нога была неестественно вывернута, широко открытые от ужаса глаза смотрели в яркое, светлое, без облаков, небо. Волосы были в полнейшем беспорядке - и в запекшейся крови. Она больше не дышала.
  - Прости, это я... я виноват, я... - шептал стоящий на коленях парень рядом с телом.
  Он был молод - чуть старше двадцати. Максим. Его щеки были сухи. До отвращения сухи - он не мог даже заплакать, глядя на мертвое тело возлюбленной.
  Столько лет он от нее это скрывал. Сегодня парень хотел сознаться во всем, хотел её обрадовать двумя новостями, но ей уже нет до этого дела. Теперь ей ни до чего нет дела.
  - Ты попала, Агата, ты попала... Слышишь, ты поступила? Сорок третье место. Ты была так близка... Зачем же ты попала еще и под машину... Почему, Агата, скажи мне? - подавленно парень смотрел на её лицо, такое красивое, такое прекрасное лицо.
  Рот застыл в крике, так и не сорвавшемся с её мягких, пухлых губ. Он не успел её поцеловать. А так хотел...
  Рядом лежал телефон. В наушниках тихо, никому не слышная, играла песня.
  Варить кофе, ждать любовь,
  Получать пока что в бровь,
  Вот и вся жизнь, вот и вся новь...
  
  Эпилог.
  Лето 2016 года было неимоверно жарким. Воздух плавился от температуры. Люди, непривыкшие к такому, не выходили из дому, наслаждаясь кондиционерами. У кого их не было, прижимались к холодильникам, пили ледяную воду из морозилки, почти лёд, поглощали тоннами мороженое и обмахивались всем, что было под рукой.
  Июль был градусов под двадцать пять, но в душном городе эта жара была сухой. Пить хотелось всегда и везде, губы почти у всех потрескались, люди быстро покрылись загаром.
  Четырнадцатого числа солнце взбунтовалось и подняло температуру еще на три градуса. Пот лился просто рекой, разъедая глаза. Вся одежда насквозь им пропахла.
  - Ох, простите, я опоздал, - виновато улыбнулся парень, ничуть не смущенный этим.
  Его короткие, стриженные волосы были в полном беспорядке. На солнце они казались золотисто-рыжими. Карие глаза тоже отливали янтарем, завораживая. Темная загорелая кожа привлекала взгляды девушек, а мускулистая фигура заставляла пускать слюни.
  Максим улыбнулся Игорю, стоящему, как всегда, в строгом черном костюме, не смотря на жару, у машины.
  - Заходить будешь? - кивнув, спросил мужчина.
  - Да, спасибо, что подвезете, - вежливо ответ Макс, садясь на переднее кресло.
  Он потянул носом спертый воздух - кондиционер в автомобиле отключился. Ему послышался очень-очень тонкий запах сирени. Это были её духи. Максим сглотнул, вглядываясь в быстро бегущую дорогу.
  Он решил навестить могилу Марины и Марка вместо Агаты. Она бы обяза-тельно к ним пришла, если бы могла. Зимой он не имел возможности навестить её брата, а потом было как-то неудобно, то времени не было, то еще что. Только сегодня он смог собрать волю в кулак и поехать.
  Странно, но Максим не держал зла на отца Агаты за его действия. Сейчас, глядя на убитого горем человека, трудно было его ненавидеть. Он потерял всё, что только можно. На похоронах Игорь постарел еще лет на пять на вид. Он поседел, местами полысел. Казалось, даже ростом стал меньше. Глаза потеряли всякий блеск, став мертвенно-пустыми.
  На кладбище было тихо, только жужжали мухи да комары, вилась другая мошкара. Над цветами летали пчелы, методично собирая пыльцу.
  Мужчины проходили по заросшей свежей травой тропинке, прикрыв глаза руками - солнце светило прямо в глаза. Макс запнулся за корягу, чуть не упав, вцепился в железный раскалённый забор и сморщился от боли. Поднявшись, увидел, чей это было забор. В прошлом августе его расширяли.
  За ним появилась новая могилка.
  Князева Агата Игоревна.
  21.05.1997-07.08.2015
  Ты прожила недолгую, тяжелую жизнь.
  Так пусть тебе повезет в следующий раз.
  Покойся с миром.
  Могилы были устланы гранитом.
  - Это была её мечта, - вникуда произнес Игорь, стоя напротив могилы первой жены, но Максим знал, что мечтала об этом Агата.
  Её фотография... Она выглядела счастливой. Она улыбалась так радостно, не зная, что её жизнь подошла к концу.
  Парень подошел к ней, приложил руку к ней. Игорь, не выдержав давления этих трех могил, ушел. Его плечи опустились.
  - Прости, я не успел сказать тебе. Я так много хотел тебе сказать. Сказать, что люблю тебя, сказать, что ты самый дорогой для меня человек, что... Много что хочу сказать... - рука беспомощно опала. - Но я не успел. Ничего не успел. Ты даже не узнала, почему я пошел учителем! Хотя я помню, как часто ты спрашивала меня, глядя своими зелеными глазами-изумрудами, которые смеялись над всем вокруг. Ты храбро держалась всё это время, хоть и носила в себе столько боли... Я не замечал. Прости меня. Прости меня, прости. Пусть и после смерти, но знай... ради тебя я хотел учить детей. Ты мечтала их лечить. А я знал, что если буду с детьми, это принесет тебе радость, ты будешь счастлива видеть малышей. Когда бы ты приходила в школу ко мне - я надеялся на это, ты бы встречала детей и улыбалась. А я был готов на всё, что бы видеть улыбку на твоём лице. Я не смог сделать одного - спасти тебя... Прости, я так долго с тобой говорю, тебе надоело меня слушать, да? Просто столько хочу рассказать, поделиться. Я доучился, Агата. Четыре года бакалавра. Мне пора в армию. Я не знаю, выживу ли. Существует опасность военных действий... Но знаешь, мне не страшно. Наверно, я даже хочу умереть, - он вздохнул, опускаясь на колени перед нагревшимся гранитом.
  - Хочу. Ведь тогда я встречу тебя на том свете. И сумею лично сказать тебе все, что чувствую. Как я скучаю. Как ты мне важна, что ты и была всем моим миром. Помнишь, ты как-то спросила, почему я все время дома? Все просто... Все просто. Я знал, что ты придешь ко мне. Тебе было некуда больше идти. Я ждал тебя дома всегда. Когда ты не приходила, я ждал следующего дня в надежде, что ты придешь. Эта привычка жива и после твоей смерти. Я продолжаю ждать, что ты начнешь колотить в дверь, ворвешься в квартиру, займешь всю кухню, напевая что-то невнятное под нос, начнешь готовить торт, обернешься ко мне и спросишь, каким лучше соусом покрывать - шоколадным или цитрусовым. Но я не дождался. Прости меня, Агата. Пожалуйста, жди меня на другой стороне. Я приду к тебе, - еще раз легкое прикосновение к фотографии улыбающейся девушки - и Максим ушел.
  На горячем воздухе грелись гранитные могилы. Марина, Марк и Агата. Наверно, они были счастливы, там, на небесах, воссоединившись. "Жди меня, Агата, жди" - подумал Макс, закрывая калитку кладбища.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"