Аннотация: ну, вообщем, довольно странный рассказ. Шибко религиозным людям не рекомендуется. Это не юмор, это не фантастика. Просто небольшой бред.
Если хорошенько вдуматься, ни одна система отсчёта не имеет смысла, поскольку мы не имеём точки отсчёта. Я имею в виду, абсолютной точки отсчёта. Конечно, можно говорить о моменте Большого Взрыва, о Рождестве Христовом, но абсолюта нигде нет в нашей жизни, объективного абсолюта. Ну, разве что, кроме смерти. Смерть это, пожалуй, действительно нечто новое и неизведанное. Белое пятно National Geografic. Новая поза в Камасутре. Вскрытый инопланетянин в Area 51. Зашифрованное послание в книге Кроули.
Да.
Белые пятна.
Новые соединения.
Смерть - это дегустация рыбы фугу в поддельном японском ресторане.
И вот тут я, на крыше семнадцатиэтажного улья в спальном районе, и рассматриваю свои поношенные кроссовки цвета хаки Swear, знаете, из тех, что на платформе, и которые выглядят, как мутировавшие снегоступы, на фоне тёмно-серого океана асфальта и мозаики из автомобильных крыш.
И вот что я думаю, помимо всего это бреда об отсчёте и смерти, я думаю, что английская обувь - самая надёжная и удобная. Руку даю на отсечение.
Ветер дует, на такой высоте и джинсы неприятно хлопают по лодыжкам. Ветер выбривает дорожки в моих волосах воздушными потоками. Семнадцать этажей - это конечно не Останкинская башня, но голова всё равно кружится, когда смотришь вниз.
С другой стороны, не факт, что она кружится потому что ты смотришь вниз.
Разные причины могут привести к одинаковому следствию, верно и обратное.
Я только вот не разобрался до конца, что важнее - причина, или следствие.
Опять же, с другой стороны, не так уж это и важно. И причина и следствие приводят нас к одному и тому же итогу, к концу отсчёта и - так ли уж это плохо?
С такой высоты, скажу я, проблемы уходят на второй план. Как будто переключаешь канал телевизора - с новостей на мыльную оперу и на зарубежный фильм, но предыдущие передачи никуда не делись, работают себе без твоего ведома. Важно, что твоё внимание сосредоточено на другом.
Нельзя быть в нескольких местах одновременно. А вот в нескольких временах - вполне.
Однако я, в своих рваных джинсах и майке Diesel (под мышками специальная сетчатая ткань для вентиляции), я такой несчастный и ранимый, нахожусь только в одном временном промежутке под названием "сумерки на крыше и суицидальные мысли".
О, надоело!
Собственно, мой мобильный за 310 баксов плюс 5-ти долларовое подключение по тарифу БИ+, только что ухнули вниз с высоты в несколько десятков метров и раскололись в кремниево-пластиковую пыль.
Это следствие.
Причина?
Скажем, пусть это будет: чрезмерное употребление спиртосодержащих напитков?
Пусть это будет: гормональный дисбаланс на фоне обострившейся дискинезии тонкого кишечника?
Пусть это будут: неустанно выбрасывающие в кровь всякую дрянь надпочечники?
Пусть это будет: неустроенная личная, творческая и далее по списку, жизнь?
Furstration.
Anxiety.
Irritaion.
?
Психозависимость. Сотни красиво сфабрикованных слов, за каждым из которых скрывается социальное презрение, граничащее с брезгливостью, или пустота, или, допустим, трудно запоминающийся номер службы психологической помощи населению.
Мне нечего делать здесь.
Это причина.
А следствие только-только будет.
Полёт с семнадцатого этажа?
Возможно.
Собираюсь ли я опровергнуть законы гравитации?
Вопрос этот задаю себе я.
Возможно.
Не лишено вероятности.
Да, и я рассуждаю об этом, в то время, как люди-муравьишки снуют себе далеко подо мной - отсюда ещё лучше видно их ничтожность и иррелевантность по отношению ко мне, сидящему фривольно и свободно, аки арёл на горе Кавказ..
И, в одной руке у меня - бутылка Stella Artois, из которой я периодически отхлёбываю, а в другой - сигарета, дым из которой я периодически втягиваю в свои лёгкие и выпускаю обратно.
Чисто физиологический процесс, примитивней некуда. Работают мышцы, сдвигают диафрагму, щитовидный хрящ в глотке ходит туда-сюда, совершает глотательные движения.
В кишках очередная порция дряни из палатки разлагается на питательные вещества, которые потом впитываются в кровь.
Это называется - "сбалансированное питание"
И, на самом деле, никто не знает, распределения приоритета между этими задачами. Всё слишком перепутано, и у меня с каждым днём возникает всё меньше и меньше желания распутывать этот клубок.
Однако, мы добрались до причины - после третьей бутылки пива, голова кружится не от высоты, совсем нет.
Я смотрю в небо, а оно молчит.
Я смотрю на землю, а она разговаривает сама с собой.
И никто не поговорит со мной.
Наверное, у меня bad karma.
Чакры забились уличной дорожной пылью. Колодцы ци залиты кислотной водой. Кали меня не любит.
Ууу-йе.
Кураж-саботаж.
Свою голову я представляю как болотно-зелёный омут, затянутый ряской. Рыбы, то есть мыслей, там крайне мало, зато вот всяких рачков да улиток, и ещё мальков, до хуя. Все эти живые организмы беспрестанно снуют, жуют друг друга, и воняют. Весь этот омут гниёт и однажды задохнётся от собственного смрада, потому что любое болото или озеро - это замкнутая система, и в него ничего не попадает и ничего из него не исчезает.
Я думаю об этих глубоководных рыбах с ощеренными пастями и зубами-иглами, о рыбах со слепыми глазами.
Я болтаю ногами и прикрываю глаза.
Меня слегка покачивает.
Когда я снова открываю глаза, я слышу сдержанное покашливание. Слева от меня. Поворачиваю голову, и от шока перед увиденным, из моего рта вываливается наполовину скуренная сигарета. Падает на бетон крыши.
В нескольких шагах от меня, около трансформаторной будки (или что это там, ну на крыше такие хреновины, не знаю, как называется), в воздухе, на высоте нескольких метров, стоит человек. Да-да, стоит на воздухе, будто это и не воздух, а твёрдая поверхность, которая в состоянии выдерживать нехилого мужика с весом не меньше семидесяти кило.
Я не нахожу ничего умнее, как взять и громко икнуть.
Мужик в недоумении смотрит на меня, а потом, аккуратно шагая по невидимым ступенькам, сходит вниз. Становится рядом.
- Чего пьём?
Ситуация настолько бредовая, да ещё и мысли затянуты этой ряской, что я оглядываю человека сверху вниз, и, почему-то заикаясь, говорю:
- П-пиво. П-пьём, в смысле.
- О, отлично! - жизнерадостно восклицает мужик, и без разрешения сгребает одну из непочатых (конкретно, четвёртую), бутылок "Стеллы". Я смотрю на это безобразие с откляченной до колен челюстью, и даже в голову не приходит возразить. Между тем, мужик усаживается рядом, свешивает ноги, откупоривает бутылку невесть откуда взявшейся открывашкой и делает большой булькающий глоток. Солнце бьётся, пойманное в бутылку.
Не каждый день при тебе из воздуха материализуется какой-то чувак, это вам не травы обкуриться...
Да, и видок у него тот ещё, будто из дурдома сбежал. Бывший белый, а ныне заляпанный коричневой подсохшей грязью, балахон до колен, а-ля смирительная рубашка, на ногах - белые то ли тапочки, то ли сандалии - до такой степени излохмачены, что сейчас определить невозможно. Пальцы на ногах тоже заскорузлые и грязные, уй-ё, да и ногти он явно стрижёт по большим праздникам. А ещё, я его рассматриваю, у чела со вкусом не всё в порядке. Ну прикид это ещё ладно, но криво подстриженная борода и сальные кудрявые волосы до плеч - металлисты от зависти сдохнут, хотя есть такая полезная вещь, как шампунь. Так, рассматривая попивающего моё пиво наглеца, я всё-таки решаюсь спросить:
- А вы, собственно, кто вообще, а? - довольно грубо спрашиваю я посягнувшего на мою собственность.
Мужик отрывается от бутылки, которую, надо заметить, он ополовинил меньше чем за минуту и вылупливает на меня свои не к месту невинные голубые детские глаза. На усах его тают клочки пены.
- Да Иисус я.
- А-а. Ну да, я так сразу не понял, но теперь-то всё ясно... - бормочу я, дебильно улыбаясь, и на всякий случай отодвигаюсь от новоявленного пророка. Чувак ухмыляется.
- Да не веришь ты, по глазам вижу. А если так? - он щелкает пальцами левой руки, и над его головой зажигается самый натуральный нимб.
Я ещё раз икаю.
Нимб слегка искрится, будто свету мешают какие-то помехи. Но он существует. Висит над головой, и светится, ёб его мать.
- Ни хуя себе... - вырывается помимо моей воли.
- Чё, правда, Иисус? - я разворачиваюсь к моему собеседнику. Свет от нимба, вкупе с солнечным, слепит меня, я прикрываю глаза ладонью. Тот кивает, вытягивает шею, рассматривая автостоянку и ракушки там, внизу.
- Ну да.
- Христос который?
- Эээ... - он смеётся, и отхлёбывает. - Скажем так, этого имени мне при рождении не давали. Погоняло прилепилось.
А улыбка, кстати, у него, несмотря на бороду и усы, мальчишеская, добрая. Только зубы нечищеные. При мысли об этом спешно провожу языком по собственным зубам.
- У меня это как-то в голове не укладывается. И будь добр, выключи свою лампочку, и без неё слишком светло.
- Как скажешь.
Нимб гаснет. Иисус тянется за пятой бутылкой. Я так и не допил третью.
- Хорошее пиво. Да, и где собственно, шок?
- Какой ещё шок?
- Ну...обычно люди чего-то просят, или говорят - "не может быть", или в колени бухаются, когда я им являюсь...
- Ага, а их потом в психушку забирают. - ехидничаю.
Чувак вздыхает.
- Есть такое...
- Ну вот.
- Ты, подожжи, совсем в меня не веришь?
Я ещё раз оглядываю его.
- Левитация, нимб, внешний вид - конечно, не стоит быть легковерным, но кто такое шоу разыграет лично для меня? Значит, настоящий. - Уже равнодушно говорю я, и закуриваю новую сигарету. - Хотя, конечно, раньше не верил. То есть, верил, что такой человек, как ты, может и был, но то, что он бог - это брехня. Не сердишься?
- Не. Ты прав. Конечно я не бог. Это папашка мой. - Иисус тычет пальцем в небо, и запуливает туда бутылку. Бутылка не возвращается.
- "Папашка"? - почему-то такое фамильярное обращение к богу меня жутко веселит, и я хохочу.
- Ага. Ну, а кто ж ещё?
На самом деле, я себя херовато чувствую. С ума схожу. Прямо ощущаю, как съезжаю с рельсов реальности.
- Это бред. - Твёрдо заявляю я. - тебя здесь не должно быть. У меня глюки просто.
Мужик хлопает в ладоши.
- Ура, ну наконец-то! - хватает меня за плечи и трясёт. - Ну, пойми же - я-Иисус-Христос-тут-с-тобой-на-крыше. И мне нужен косяк.
- Э? - слово "косяк" ввергает меня в окончательную прострацию, и я падаю в обморок.
Прихожу в себя оттого, что на лицо капает что-то тёплое. Нехотя открываю глаза, и собираюсь рассказать миру, какой донельзя кретинский сон мне приснился, как зрение фокусируется, и я вижу рожу Иисуса, и он льёт на меня давешнее недопитое пиво. Вскакиваю, слава богу, далеко от края.
- Послушай, у меня с психикой не всё в порядке. Так что - чёрт, что я несу? Ты Бог и просишь у меня косяк?
- Типа того. - Подтвердил он.
- Почему именно у меня?
Тут, в голову начинают закрадываться впитанные с пиратскими кассетами полные пафоса и торжества фразы, которые должен сейчас вот исторгнуть этот замурзанный мужик - типа, "ты избранный". Поэтому, я немного обламываюсь, когда он с совершенно спокойным лицом флегматично говорит:
- Ну, ты покончишь жизнь самоубийством. Прикинь, четыре косяка пропадут. Жалко.
Челюсть отваливается окончательно. Откуда он знает, что у меня четыре косяка? А, правильно. Он же Сын Божий.
- Ладно. - Пожимаю плечами. - Вмажемся?
Иисус кивает.
Какой дурак отказывается от халявной травы?
- Ой, не могу! Вифлеемские блудницы, говоришь? Пиздец! Я тоже такую хочу!
- Не... тебе бы не понравилось. Они ж потом, козами и чем только не воняли...с-с-сыром!
Мы уже валяемся на спине и смотрим на проезжающие мимо облака. Иисус рассказывает о своих сексуальных похождениях, отчего я только присвистываю - хотя, дядьке за тридцатник, опыта поболее.
- А ещё мне однажды осёл на грудь насрал. - Вдруг с неподдельной грустью заявляет Иисус.
Я опять ржу.
Мы скурили по косяку, поэтому, вполне понятно, почему мне так весело.
- Может, ты ещё с ним и спал? С ослом? - прикалываюсь я.
- Было такое... на безрыбье...
- Ну, вы батенька, даёте... - я отхлёбываю пива и протягиваю бутылку Иисусу.
- А что - времена такие были. Сейчас-то получше. Интернет изобрели, проституцию нормальную - хор-р-рошо.
- Стоп, а разве проституция - это не зло? Не дело рук дьявола?
Иисус гогочет. Потом встаёт, приглаживает бороду. Его слегка покачивает.
- Да нет никакого дьявола, чертей, Сатаны и тэпэ. Вот, смотри.
Вспышка - и там, где только что стоял мужик в импровизированной ночной рубашке, стоит лоснящий красный чёрт, метра в два ростом, ещё и мышцами гипертрофированными поигрывает. И рога, развесистые такие...
- И как? - утробный голос и злобная ухмылка, оголяющая острые нечеловеческие зубы.
- Неплохо. - Аккуратно обхожу его. Дьявол на крыше московского дома - это нечто. - В "Дьяблу" переиграл?
Демон качает рогатой башкой.
- Не-а, в "Dungeon Keeper'a". Короче - дьявол это тоже я. Прикольно, да?
- Ещё бы. Давай, обратно перекидывайся...
- Слышь, а когда тебя распинали, больно было?
- Не смеши мои сандалии... Это же шоу парень, шоу и только. Народу нагнали много. Показательная казнь, но всё - бутафория. Папахен устроил. Даже гвозди восковые были. Они всё время оплавлялись, так плакальщицы под видом терзаний, их меняли. И терновый венец из каучука. Фигня, в общем. Сейчас это раскруткой называется... - Иисус ковыряется в носу.
Я слушаю всё это, и ушам своим поверить не могу.
- Масс-медиа сионизма. Если б ты знал, сколько золота они наварили...
- То есть, ты не воскресал даже?
- Да воскресал. Только умер-то я от чего? Целительством занимался. Воскрешал мёртвых. Через день после казни инкогнито в Назарет поехал, под видом врача. Лечил кузнеца одного... Ну и - довоскрешался. Тот как в себя пришёл, в припадке меня за горло схватил. Удушил, натурально...
- Ну ни хуя себе...
Солнце приятно жарит. Лежишь на крыше, три часа дня, май, хорошо. Болтаешь по душам с самим Богом, пьёшь пиво. Голова лёгкая, как облако от дури... Кайф. О проблемах и суициде даже не думается. Вспоминаю Кипр - тамошнее море, где на дне - тончайший песок и золотые разводы от слегка колышущейся прозрачной воды.
- ... Да честно тебя говорю - заебали. Думаешь, у тебя одного проблемы. Да твои проблемы это вши по сравнению с моими. Представь только, тебе каждую секунду кто-то в мире капает на мозги. Того-то спаси. Того-то сохрани. Это сделай. В этом помоги. А у меня потом - головная боль.
Я сочувственно хмыкаю.
- Ты тоже, помню, чего-то просил... - с укоризной смотрит на меня Спаситель. В глазах пляшут бирюзовые искорки, а дыхание у него несвежее. - Хорошей оценки на экзамене?
- Было такое. - Говорю я.
- Достали, достали. Все от меня чего-то хотят. Или костерят почём зря...А я, может, трахаться хочу, и точка?!
- У тебя что, депра?
- ДА! - рявкает он. - потому что Отец себе жопу отъел, сам ни хера не делает, а мне ничего такого существенного не разрешает, только и делай благие мелкие дела, вроде того, чтобы гараж бюргеру не заставили, или приз в газете кто-то выиграл. Вот ты, что ты думаешь о мире?
- Это дерьмо. - Говорю я.
- Ну, и я согласен. - Немного обиженно, но очевидно, не на меня, отвечает он.
Второй косяк.
Я люблю траву. Она прогоняет грусть, мир обретает яркий зелёный цвет и люди перестают быть такими сволочами. Наверное, Он тоже так считает.
Я перекатываю папироску во рту. Выпускаю едкий кружевной дым из ноздрей, расслабляю мышцы. Лопатки упираются в бетон, надо мной кружат голуби. Иисус что-то напевает под нос, голос, кстати, у него посредственный, гундосый немного. По-моему, это "ввв-ленинград, спб-точка-ру"...
Чёрт, карма прочищается.
Трава - это Благословенье Божье. Великий Джа, ёпт.
Я люблю весь этот мир.
И, почему-то, удивление всей этой невероятной чушью быстро у меня выветрилось.
Всё идёт как надо.
Пусть это и бред.
Какой-то.
Иисус переворачивается на бок, глубокомысленно на меня смотрит.
- Как насчёт отсосать у меня?
Я чуть не давлюсь пивом.
- Я не гомик, сам зна...
- Ну пожалуйста? Пожалуйста-пожалуйста? - складывает ладони лодочкой и моляще улыбается. Просто каноническое лицо.
Это называется "жить".
- Баш-на-баш, ничего предосудительного в этом нет... - заверяет меня Спаситель, приподнимая балахон. Я стою перед ним на коленях. Меня бьёт дрожь, несмотря на то, что я уже порядочно пьян и обдолбан, всё-таки это стрёмно - брать у кого-то. За свои 18 лет я ещё такого не делал. Ой, мама.
- Называй это молитвой.
Я смотрю на его корень. Как любой уважающий себя еврей, он обрезан. Раньше не видел такого. Большого. Залупа на вид твёрдая, грубая, цвета сырого мяса. Немного блестит.
Я подавляю тошноту, и осторожно прикасаюсь к его члену пальцами, ведь это страшно - дотронуться до самого сокровенного Сына Божьего. Наклоняюсь ближе.
Он неожиданно хватает меня за голову, за волосы и прижимает моё лицо к паху.
- Давай же.
Облизываю вмиг пересохшие губы.
"Такое бывает только один раз в жизни".
Да, я знаю.
"Один раз - не пидорас"
Знаю.
"Да не ломайся ты как девственница на первом свидании"
Ладно, окей. Всё.
Если об этом подумать, что в солнечный вымерший летний день, когда всего в нескольких десятках метрах от тебя играют дети, таскают сумки бабули, а ты на пустынной крыше сосёшь у кого-то, то становиться немного ирреально. Будто это сон.
На вкус Иисус - тухлая рыба. Моется он тоже редко.
Но всё-таки я делаю своё дело, аккуратно, стараясь не сблевать. Иисус стонет и пробегает руками по волосам.
- И ещё священники говорят - вкуси его плоть.
А я работаю. А хер у него экстраординарно большой, очень неудобно. Да и я новичок, всё стараюсь зубами не задеть.
Чёрт, какой позор.
А Спаситель уже дёргается в сладких судорогах.
- А ещё священники говорят - вкуси его кровь.
Ну и вот - полный рот кончи.
Тьфу...
Этим же балахоном он отирает свой член.
- Спасибо. Денег не дам, ибо они тебе не понадобятся... - он пинает ногой пустую бутылку пива. Она, звякая, отлетает к одной из будок.
- Почему не пона...
- Забей. Снимай штаны...
Прочь улетает ремень. Падают джинсы. А потом Его горячие уста приникают ко мне, и, он гораздо опытнее меня, и, полнейший шум и хмельные непонятки у меня в голове. Пальцы, скользящие по рёбрам. Щекотка усов. И эти невинные детские глаза, чистые, как проточная вода.
Я растворяюсь в алкоголе, в марихуане, в нём. Пожалуй, сосёт он лучше любой девушки.
Какой странный день.
Радостный день.
Какая-то мамаша ругает своего сына. Кто-то на полную громкость слушает "Динамит-FM"
Может, он выкачивает все мои соки? Он ведь и дьявол, тоже, кто знает...
Мой взор затягивается плёнкой блаженства, и я откидываю голову назад, в бесконечное лето...
Я натягиваю штаны, прыгая на одной ноге, и смотрю на довольно широкую спину Иисуса. Он сидит на краю крыши, ссутулившись, и курит. Нимб включил, зачем? Молчит. Ну да. Если б христиане всё это видели, по причине инфаркта, на пару миллиардов жителей Земли стало бы меньше.
Так, пометка на будущее: я не педик. Я не педик. Я НЕ ПЕДИК.
Это у меня сосал Иисус Христос.
Я сосал у него.
Я сажусь рядом. Пива больше нет.
- Что такое?
Он затягивается, морщит лоб.
- Кризис среднего возраста, я думаю...
- Уууу... Дерьмо.
- Дерьмо.
Так мы сидим, и смотрим на дома. И молчим. Я курю. Мне хорошо, и спокойно. Омут куда-то исчез, осталось только маленькое озеро. Наверное, он и впрямь умеет творить чудеса, такие же, как с хлебами и рыбой.
Тут в голове всплывает вопрос.
- Послушай, а как всё это следует воспринимать? Ты же пришёл на Землю? Второе пришествие, да? А где же Страшный суд?
Он смеётся.
- Это моя лень. Я давно уже должен был придти, но никак руки не доходили. Вот в двухтысячном, например - я банально проспал. А потом уже и неохота стало...
- Проспал?!
- Да. Это как для тебя разбирать свою комнату - каждый день говоришь: сегодня я уберусь, стопудово. А потом, конечно же, не убираешься. Папаня меня затрахал уже - уже полтысячи лет нудит, а я не могу - лень. Вот поэтому и запущено всё так - войны, катаклизмы. Давно пора порядок навести. Он-то не хочет над этим работать... Надоело всё. Я уже взрослый, блин, давно, а всё шпыняют как ребёнка...
- Ну... - я осторожно похлопал его по плечу. - Бывает.
- Много ты об этом знаешь. - Его губы кривятся в улыбке, на сей раз неприятной. - Но в одном ты прав - я действительно пришёл на Землю с этой целью. Со страшным Судом.
- Ууух. - Выдыхаю я. Опираюсь рукой о раскалённую сковороду крыши.
- Клёво. - Говорю.
- И, - он смотрит прямо на меня. - У тебя тоже есть роль.
- У меня? - я затягиваюсь, выпускаю дым через ноздри - скурил почти до фильтра. - И в чём она состоит?
Меня уже ничто не сможет удивить, я так думаю. После всего, что было? Ха.
- Я же знаю, зачем ты здесь был.
- Да?
- Чтобы спрыгнуть с крыши.
Я нервно улыбаюсь - он прав. Но теперь-то...
- Самоубийство грех. Много веков в Чистилище, а может, и ад на вечность... - говорит он, и что-то мне не нравится в его голосе. Он слишком слащаво-грустен. - Я милосерден.
К чему этот пафос?
- И поэтому, я беру твой грех на себя...
Медленно, со скорбным выражением, он извлекает из-под "ночнушки" громадный чёрный пистолет. Направляет его на меня.