Вся его жизнь состояла в том, чтобы хранить тайны, и после двенадцатидневного путешествия на "Нурмахале", роскошной яхте Винсента Астора - его соседа из Уорм Спрингс, штат Джорджия - новоизбранный президент Соединённых Штатов глядел на толпу народа, встречавшего его этим тёплым вечером в Бэйфронт Парк. Стоя среди своих помощников, шутя, размахивая руками и пыхтя сигаретой, он думал: "Дети. Они - дети, напуганные тем, что с ними произошло, тем, что произошло с их семьями, что произошло со всей страной". То была его последняя тайна, когда он смотрел на 140 миллионов американцев и думал о них, как о детях, хотя тем вечером собралось не более двадцати тысяч. Дети, за которыми нужен присмотр сильного отца, который пообещает, что всё снова будет как надо. Он поморщился, гадая, что ответит именно на эту мысль полковник Маккормак и его долбанная "Чикаго Трибьюн". Именно поэтому... тайны, так много тайн нужно сохранить.
Но, как много смысла в том, чтобы видеть в этих людях детей. Их мечты, их жизни рухнули в одночасье, когда четыре года назад наступил Чёрный Вторник* и обвалился рынок ценных бумаг, а затем наступила Депрессия. Несмотря на успокаивающие речи Гувера и его администрации, с каждым месяцем, с каждым годом становилось всё хуже. Заводы закрывались один за другим. Фермерские хозяйства пустели. Вдоль притихших и напуганных улиц городов тянулись очереди из безработных, очереди в суповые кухни, очереди за помощью.
И, вот, он. Бывший сенатор штата Нью-Йорк, бывший советник министра военно-морского флота, проигравший кандидат в вице-президенты 1924 года, дважды губернатор Нью-Йорка, принимающий присягу всего через месяц тридцать второй президент Соединённых Штатов, и он знал, что как только он окажется в Белом Доме, в его руках появится огромная власть и возможность её использовать. За время роскошного круиза на юг во Флориду, пока он рыбачил, болтал и пил лично приготовленный мартини, работа продолжалась. Он собирал правительство, советовался с умными молодыми людьми, готовыми сразу же сорваться в Вашингтон, чтобы проводить необходимые и назревшие реформы. От возвращения людям работы до отмены "сухого закона" и выкорчёвывания гнили из капиталистической системы, которая позволила Депрессии разрушить миллионы жизней... Столько ещё предстоит сделать!
Жара усиливается, подумал он, пока ехал в кортеже сквозь толпу; восторженные люди тянули к нему руки, он помахивал им в ответ, наслаждался их вниманием, наслаждался доверием, которое они возложили на него. Самое время, чтобы жить. Проблемы этой благословенной, богатой и отчаянно запутавшейся страны не являлись уникальными для мира, да и не были самыми худшими. Япония заняла Манчжурию, каждый день жестоко убивая тысячи китайцев, и плотоядно поглядывала на Тихий океан и Филиппины. А Европа... ох, с Европой придётся столкнуться ещё раз, спустя два десятилетия после Великой войны*. Глобальная депрессия разоряла Англию, Францию, Германию. Вот, за Германией надо присматривать. Только что канцлером Германии был назначен австрийский горлопан из пивной, и пусть выборы перенесены на 5 марта - на следующий день после его собственной инаугурации - не оставалось никаких сомнений, что герр Гитлер и его сволочные нацисты загребут всю власть.
К слову о сволочах - тут тоже есть несколько человек, за которыми стоило бы присмотреть, вроде сенатора от Луизианы Хьюи Лонга, Царя-рыбы. Всего неделю тому назад он захватил контроль над банковской системой штата, хотя, как сенатор, не имел на это никакого права. Однако тамошний губернатор, слабохарактерный человек по имени Оскар Аллен, делал всё, что скажет ему Царь-рыба - а Лонг правил штатом, словно собственным королевством. Лонг изо всех сил агитировал за Рузвельта, но тот ни капли не доверял этому человеку. Ещё был Эл Смит, бывший губернатор Нью-Йорка, который был убеждён, что именно его нужно было выдвинуть в прошлом году. Разобраться, кто друг, а кто враг, будет стоить немалых трудов. Разумеется, не за один срок; как минимум, за два. А потом, почему бы не пойти на третий срок? Традиция требовала отработать не более двух сроков, но глубина кризиса - банки, закрывающиеся по всей стране, линчевание окружных судей, дабы предотвратить потерю права выкупа фермы, потоки отчаявшихся беженцев, колесивших от штата к штату в поисках работы, в поисках новой жизни, в поисках надежды - без сомнений, позволит подвинуть эту традицию.
Он сидел на заднем сидении "Бьюика"-кабриолет, поддерживаемый главой Секретной Службы Гасом Геннерихом, внизу бесполезно болтались ноги, скованные десятифунтовыми скобами. Ещё одна тайна, паралич, разбивший его двенадцать лет назад, тайна, которую он намеревался хранить от тех, кому не было необходимости о ней знать. Настало время жить, однако люди, что отдали за него свой голос, могли усомниться в своём выборе, знай они, каким калекой он был.
Мэр Майями представил его под громогласные возгласы и аплодисменты. Перед ним поставили микрофон, и пусть он не был готов к речам, он скажет пару слов, которые сделают людей счастливее.
Толпа стихла, пока он рассказывал, как неоднократно посещал Флориду на своей старой лодке "Ларуко", и как отлично проводил время на рыбалке. Но он не станет досаждать людям рыбацкими байками, сказал он им, и, произнеся ещё несколько слов, вызвавших у людей смех, он закончил. Он передал микрофон мэру, толпа послушала ещё немного, а в кабриолете к нему присоединился ещё один знакомый, тяжело дышащий мужчина с добрым лицом - Антон Сермак, мэр Чикаго и один из приятелей Эла Смита. Сермак прибыл сюда, чтобы подмазаться - у этого бедолаги было двадцать тысяч учителей, которым было нечем платить - и он приехал сюда, с протянутой шляпой в руках, в поисках федеральной помощи. Политики всегда остаются политиками, и за всё приходится платить, но он не позволит учителям страдать лишь потому, что их мэр поставил не на ту лошадь во время прошлогоднего съезда в Чикаго.
Времена изменились. Времена продолжали меняться. Проблемы города или штата уже не могли решаться местными властями. Пришло время федеральному правительству взять управление на себя, улучшить, изменить экономику и спасти капитализм от коррумпированных надсмотрщиков, дать всем этим детишкам надежду на то, что дела ещё можно поправить, что грядёт нечто новое, да, именно, Новый Курс, который он провозгласил на прошлогоднем съезде, Новый Курс для американского народа, Новый Курс, который...
Шум.
Крики.
Фейерверк?
Господи, как же болит грудь.
Он опустил взгляд, коснулся белой рубашки. Рука испачкалась в крови. Это не фейерверк. Выстрелы. В него стреляли! Снова крики, он почувствовал, как "Бьюик" пришёл в движение, услышал, как Гас Геннерих кричит водителю: пошёл, пошёл, пошёл!
Он на сидении, лежит на боку, кто-то обхватил его за плечи... Тони Сермак, кажется, говорит, всё будет в порядке, что он должен жить, что он не может покинуть их сейчас, что всё неправильно, неправильно, а боль в груди усиливалась, и тьма вокруг сгущалась, он пытался бороться, потому что... всё это неправильно! Столько ещё предстоит сделать, столько ещё...
На него опустилась тьма. Голоса отдалялись. Даже боль, кажется, утихла.
О, ещё столько предстоит сделать.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Секретно
Частичная расшифровка телефонного разговора от 1 мая 1943 года между руководителем отдела ФБР в Бостоне и тайным осведомителем под псевдонимом "Чарли":
Осведомитель "Чарли":... простите, не получилось.
Сотрудник ФБР: Что значит, не получилось?
Осведомитель "Чарли": Не получилось. Он мёртв. Вот и всё.
Сотрудник ФБР: Ты что-нибудь снял с трупа?
Осведомитель "Чарли": Нихрена.
Сотрудник ФБР: Тебя видели?
Осведомитель "Чарли": Не думаю.
Сотрудник ФБР:Придётся попотеть.
Осведомитель "Чарли": Мне не рассказывайте.
Сотрудник ФБР: К твоему сведению, на следующей неделе готовится кое-что серьёзное, и на кону твоя шея. Тебе и твоим парням следует подготовиться. Ты не можешь позволить себе облажаться, иначе кранты и тебе и всем, кто будет в это вовлечён и тоже облажается.
Осведомитель "Чарли": Но там же точно будет полиция...
Сотрудник ФБР: А с чего ты решил, что полицейский значок нынче кого-то защищает?
Осведомитель "Чарли": О, Господи.
Глава первая
Портсмут, Нью-Хэмпшир
Понедельник
1 мая 1943 года
Инспектор Сэм Миллер мельком глянул сквозь завесу дождя на труп, распростёршийся возле железной дороги, и освещённый фонарями двух других офицеров полиции Портсмута. Сэм достал собственный фонарик, который осветил гравийную тропу вдоль железнодорожных путей. Металл фонаря холодил ладонь, когда-то сломанный палец начал ныть. Было сыро и холодно, а его, голодного, вызвали, едва он успел сесть за ужин, однако покойники требовали присутствия инспектора полиции, а Сэм являлся единственным инспектором, что имелся у департамента.
Несколько минут назад он припарковал свой "Пакард" рядом с патрульной машиной портсмутской полиции, рядом с ближайшей точкой, откуда была видна железная дорога, на грязной парковке у ресторана "Рыбацкая хижина". В ходе недолгого пути до места преступления, он успел промокнуть под дождём, и измазать ботинки в грязи. Зонтик остался в безопасном и сухом доме. Его ждали двое офицеров полиции, лучи их фонарей перекрещивались, чёрные плащи блестели от воды.
Дорога становилась труднее, и ему приходилось смотреть под ноги и остерегаться древесных корней. Когда он был молод, то восхищался железной дорогой, считал, что это романтично, что она зовёт к приключениям. Поздней ночью в спальне, которую он делил с братом, паровой свисток вызывал у него мысли о местах, которые он мог бы посетить. Но всё это было давным-давно. Нынче же, хоть железные дороги и продолжали работать, пассажирские вагоны были переполнены, в грузовых во множестве ютились бродяги, а ещё были секретные поезда, которые пугали его так же, как и всех остальных.
Рядом с копами на путях была ещё одна фигура, скрюченная под дождём. По бокам от железной дороги трава и кусты были срезаны метров на шесть вплоть до рядов складов и хранилищ. По правую сторону трава перемежалась с болотом и прудом Норт Милл, являвшимся предвестником гавани Портсмута. Дальше по дороге Сэм заметил мерцающие огни лагеря бродяг, похожие на костры разбитой, вечно отступающей армии.
***
Тридцатью минутами ранее он валялся на диване, вполуха слушая радио и разговор Сары с Тоби, ему было тепло и комфортно, ноги он сложил на пуфик и... если не дремал, то предавался воспоминаниям. Он не понимал, чем это было вызвано - возможно, начавшейся болью в пальце и спавшей температурой - но он вспоминал футбольное поле старшей школы Портсмута в финале чемпионата штата в тот дождливый день в ноябре. Он был защитником первой линии... пасмурный осенний день десять лет тому назад, ветер, словно острие ножа, несущий солоноватый запах с гавани... деревянные трибуны, забитые соседями и одноклассниками... борьба на грязном поле, боль, лицо в синяках и перевязанный указательный палец правой руки, без сомнений, сломанный, но он не позволит посадить себя на лавку, никак нет, сэр... отставание на три очка против Довера, их длительное противостояние... осознание того, что миловидная чирлидерша Сара Янг смотрит на него с бровки, а ещё там были мама, папа, старший брат Тони, все в первом ряду, то был первый раз, когда Тони и папа пришли на его игру.
Удар, удар, удар... минуты истекают... остаются секунды... он открывается, вспышка света, он крепче сжимает мяч, уходит влево, палец ноет уже совсем невыносимо... уклонение, ещё одно, он сосредоточен на воротах... сильный удар сзади... лицо всё в холодной грязи... перевязанный палец вопит на него... а затем тишина, лишь на мгновение, прежде чем её прерывает свисток и радостные крики.
Он поднимается, тяжело дыша, мяч всё ещё в руке, видит, что табло изменилось, видит, что часовая стрелка передвинулась, затем выстрел... игра окончена. Портсмут выиграл... Портсмут выиграл чемпионат штата.
Хаос... крики... вопли... шлепки по спине... все толкаются... он смотрит на людей, на школу, на игровое поле... стягивает... снимает плотно прилегающий кожаный шлем... мама хлопает в ладоши, её лицо сияет, папа обнимает Тони за плечи, а Тони стоит и ухмыляется... Мама что-то говорит, но он смотрит на отца, отчаянно ждёт, что он что-нибудь скажет, что угодно, пока множество рук хлопают его по спине... руки пытаются вырвать у него мяч... сломанный палец болит.
Затем папа начинает говорить, и Сэм чует запах ирландского виски из его рта.
- Отличная новость, парень, отличная новость! Тони взяли учеником на верфь. Как отец, так и сын... разве не здорово?!
Глаза Сэма наполняются слезами.
- Мы выиграли, - сказал он, презирая себя за унижение в каждом слове. - Мы выиграли.
Отец сжимает плечи Тони.
- Ну, это же просто игра. У нашего Тони есть будущее... настоящее будущее.
Эта победа, самоуверенная ухмылка Тони, бросившего школу, хулигана и охотника, Тони, о котором заботился отец... а не тот, другой сын, футбольный герой, "орлиный скаут", тот, что...
Откуда-то издалека послышалась серия звонков. Кто-то поднялся на ноги. Сэм открыл глаза.
- Это из участка, - сказала Сара. - Нашли труп.
***
Тот коп, что повыше, произнёс:
- Прости, что заставили тебя мокнуть, Сэм. Ты же не против?
Его напарник рассмеялся.
Высоким копом был Фрэнк Риэрдон, а тем, кто пониже и моложе, Лео Грэй. Третий человек, что стоял между ними, молчал, скрестив руки, и дрожал.
- Всё нормально, - ответил Сэм.
Тело у дороги валялось подобно морской звезде, подставленный под капли дождя рот распахнут, глаза закрыты. Мужчина был одет в чёрные туфли, тёмные брюки, белую рубашку и тёмный пиджак. Никакого галстука. Никакого пальто. Сэм шагнул ближе, встал на гравийной насыпи железной дороги. Мужчина лежал на голом куске земли, покрытом грязью с несколькими пучками пожухлой травы.
- Сколько вы уже здесь? - спросил Сэм Фрэнка.
- Минут десять где-то. Достаточно, чтобы убедиться, что тут что-то есть.
- Это свидетель?
- Ага. - Фрэнк подхватил третьего мужчину под локоть и подтащил вперёд. - Лу Пердье, пятьдесят лет. Утверждает, что обнаружил тело около часа назад.
- Часа? - переспросил Сэм. - Давненько уже. Почему так долго не звонили нам?
Пердье носил бороду и смущенно улыбался, обнажая зубы. На нём была поношенная шерстяная фуражка и старая армейская шинель без пуговиц, сцепленная булавками.
- Я пытался, правда, пытался. - Голос у него оказался на удивление низким. - Но, когда зашёл в "Хижину" и попросил позвонить, там отказали. Даже пяти центов не дали, чтоб я позвонил. Поэтому я пошёл на улицу и стал ждать, пока мимо не проедет полицейская машина. Я им помахал, вот и всё.
Сэм обратился к Фрэнку Риэрдону:
- Это так?
- Так, Сэм. Я этого бедолагу едва не переехал. Сказал, там на путях покойник, и нам надо посмотреть. Мы подошли, поглядели, что к чему, затем я отослал Лео позвонить. И, вот, ты здесь. Готов спорить, тебя оторвали от ужина.
- Это точно, - сказал Сэм, водя лучом фонаря по трупу. Одежда мужчины промокла насквозь, и Сэм ощутил вспышку тревоги, глядя, как капли дождя растекаются по замершему лицу, по мокрой и бледной коже.
Вмешался тот коп, что помоложе.
- И кто там был? Мэр?
Сэм крепче сжал рукоятку фонаря, затем повернулся и осветил лицо Лео Грэя. Молодой коп улыбался, но от вспышки света был вынужден зажмуриться.
- Нет, Лео. Мэра не было. Была твоя жена. Мы мило поболтали о том, как она подставляет жопу трубоукладчикам на верфи, потому что ты слишком много денег спускаешь на лошадей в Рокинхэме. Потом я сказал ей, что если ещё раз встречу её на Дэниэл-стрит ночью, то арестую.
Фрэнк тихонько рассмеялся, а Лео открыл глаза и понурил голову. Сэм ощутил вспышку гнева на то, что потерял самообладание из-за этого молодого подонка и своего тестя, вновь обратился к свидетелю:
- Как вы обнаружили труп?
Пердье утёр сопливый нос.
- Я шёл по путям. Иногда тут можно найти куски угля, понимаете? Они выпадают из угольных вагонов, когда проезжают мимо, а я их подбираю. Потом я его увидел. Решил, он пьяный или типа того, попытался разбудить его, но он не очнулся.
- Вы касались трупа?
Пердье энергично замотал головой.
- Не. Ничего подобного. Я много трупов повидал на Великой войне, в грязи и в окопах. Знаю, как они выглядят. Нет нужды подходить и рассматривать. Никак нет, сэр.
Ветер немного усилился, Пердье обхватил себя руками, и, несмотря на поношенную шинель, вновь начал дрожать. Сэм обернулся в сторону "Рыбацкой хижины", заметил, как оттуда с парковки в их сторону двигались огни фонарей.
- Ваш адрес? - спросил он Пердье.
- Вообще-то, нет его у меня. Я тут с друзьями... ну, понимаете. - Он указал на противоположный конец железной дороги, туда, где у кленовой рощи ютился лагерь бродяг. - А так, я из Троя, Нью-Йорк.
- И как вы здесь оказались?
- Услыхал, что на верфь нанимают. Что там нужны крепкие руки и парни, что могут выполнять приказы. Я в армии отлично выполнял приказы, вот и решил, что лучше будет перебраться сюда. Может, ветеранам отдадут предпочтение. В итоге... короче, не повезло. Но меня внесли в список. Я хожу туда каждую неделю, чтобы убедиться, что моё имя всё ещё там. Знаете, как оно бывает.
Сэм знал, и бросил взгляд на огни на восточном горизонте. Федеральная портсмутская военно-морская верфь располагалась на острове посреди реки Пискатаква, острова, с которого брали налоги и штат Нью-Хэмпшир и штат Мэн, и где штамповали подводные лодки для постепенно расширяющихся ВМС США. Мир снова воевал, спустя несколько десятилетий после того, как этот несчастный и отец Сэма страдали ради сохранения демократии. В каком-то смысле.
- Ага, - ответил Сэм. - Знаю. Возможно, мне снова понадобится с вами поговорить. Где мне вас найти?
- На месте... ну, в том месте, вон там. Просто спросите меня. Лу из Троя. Найти меня нетрудно, не переживайте.
- Не стану. Постойте. - Сэм полез в карман пальто, извлёк бумажник и достал из него долларовую купюру и визитку. Он протянул доллар и карточку промокшему и продрогшему мужчине. - Купите себе супа или кофе, чтобы согреться, хорошо? Спасибо, что вызвали копов и спасибо за то, что не трогали тело. И позвоните, если вспомните что-нибудь ещё.
Долларовая купюра исчезла в руке мужчины. Он хихикнул и двинулся в направлении лагеря, разговаривая во тьме:
- Чёрт, вот не свезло-то этому пареньку помереть. Но, чёрт жеж. Удачная прогулка, надо сказать, нашёл труп и заработал доллар... охренеть удачная прогулка.
Зашевелился Фрэнк.
- Ну, вот, этот козёл пошёл греться. Ты будешь труп осматривать или мы так и будем тут морозиться?
- Подожду ещё немного, - ответил Сэм. - Не боись. Тебя, при любом раскладе, ждёт кофе и горячая похлёбка.
- Ну, а ты чего ждёшь?
- Чтобы записать историю, Лео, прежде чем мы её растревожим. Вот, чего.
- Ай, нахрен историю, - пробормотал Фрэнк.
- Ты неправ, Фрэнк, - сказал Сэм. - Нельзя послать нахрен историю, а вот, история вполне может послать нахрен тебя.
Прошла ещё пара минут. В отдалении, в той стороне, где горели огни лагеря бродяг, послышался негромкий шум, затем ещё один.
- Похоже на выстрел, - встревожено произнёс Фрэнк.
Молодой коп рассмеялся.
- Видать, кто-то грохнул того бродягу из-за доллара, что ты ему дал.
Сэм посмотрел на тусклые огни костров лагеря. И он сам, и остальные копы старались держаться подальше от лагерей, особенно по ночам. Слишком много теней, и слишком много озлобленных людей с ножами, дубинками и пистолетами жили среди тех теней. Он прочистил горло.
- У нас тут покойник. Если позже появится ещё один, мы им займёмся. Пока же, вы ребята, что, ищете сверхурочной работы?
Оба копа лишь пожали плечами, стоя в молчании под проливным дождём. Так они и жили, подумал Сэм. Делай свою работу и держи рот на замке. Всё прочее слишком опасно.
Глава вторая
Из завесы дождя к ним вышел ещё один человек, он громко ругался, неся на плече кожаный короб, подобно одному из множества безработных, что во время второго десятилетия Великой Депрессии ходили от дома к дому, предлагая купить расчёски, зубные щётки и щётки для обуви. Однако этим человеком оказался Ральф Моранси, фотограф из "Портсмут Геральд" и изредка фотограф полицейского департамента Портсмута.
Он бросил короб на железнодорожные рельсы и произнёс:
- Инспектор Миллер. Не встречал вас со дня вашего перевода из сержантов в инспекторы, когда делал ту милейшую фотокарточку с вами, вашей супругой, полицейским маршалом и нашим мэром.
- Всё так, - сказал Сэм. - И в самом деле, милейшее фото. И я всё ещё жду обещанную вами копию.
Ральф сплюнул, извлекая из короба камеру "Спид График".
- Перед вами стоит множество людей. Я же не могу делать снимки и избегать обвинений в фаворитизме, не так ли?
- Полагаю, нет. Я ещё помню, сколько времени мне стоило получить снимок, ещё когда я учился в старших классах.
Немолодой мужчина принялся рыться в коробе, неуклюже прикрывая его содержимое от дождя своим телом.
- Ах, да, наш звёздный квотербэк тех времён, когда Портсмут выиграл чемпионат штата. Сколько времени у меня это тогда заняло?
- Год.
- Ну, в этот раз обещаю поторопиться.
- Снимайте уже, а? - произнёс Сэм.
Ральф водрузил вспышку на фотокамеру с такой легкостью, словно был фокусником, который проделывал этот трюк в тысячный раз.
- Какие-то особые указания, инспектор?
- Обычные снимки трупа. Ещё я хочу, чтобы вы отсняли почву вокруг тела.
- Это зачем?
- Потому что я хочу получить снимки того, чего здесь нет, - ответил Сэм.
Фрэнк Риэрдон хмыкнул.
- Чего нет? Что это ещё за хрень?
Сэм поводил лучом фонаря вокруг трупа, во тьме ночи заблестели капли дождя.
- Что ты видишь вокруг тела?
- Ничего, - сказал Лео. - Грязь да трава.
- Именно, - сказал Сэм. - Ни отпечатков ног. Ни следов волочения. Ни следов борьбы. Просто тело в грязи, как будто оно с неба свалилось. Вот я и хочу убедиться, что всё отснято до того, как тело сдвинут.
Он сосредоточил свет фонаря в центре трупа. Дождь лил вертикально вниз, хлеща человека по лицу. Сэму покойник показался похожим на восковую куклу. Блеснула внезапная вспышка света, и Сэм дёрнулся, когда Ральф сделал первый снимок. Заменяя лампу, Ральф произнёс:
- Хватит времени, чтобы подготовить всё к завтрашнему выпуску.
- Нет, - сказал Сэм. - Вы знаете уговор, Ральф. У нас есть двадцать четыре часа, одни сутки, прежде чем вы передадите снимки с места преступления в газету.
Ещё одна вспышка, Сэм сморгнул отпечатки света перед глазами.
- Да, ладно вам, инспектор, дайте поблажку, - пробормотал Ральф. - Двадцать четыре часа то, двадцать четыре часа сё. Что это изменит, вообще?
- Если дело в двадцати четырёх часах, то ничего не изменит. Если дело в двадцати четырёх часах, департамент договорится с другим фотографом. Вы образованный человек, Ральф, сами прекрасно знаете, на что похожи безработные. Вы действительно хотите просрать такую отличную сделку?
- Охуеть, какая очаровательная. К моему боссу на прошлой неделе явился какой-то мудак из министерства внутренних дел. Спросил, как мы будем выживать, если в следующем месяце нам вновь урежут поставки газетной бумаги. Босс всё понял правильно - снижайте накал передовиц, либо газету прикроют. Вот, вам и всё очарование.
- Хорош ныть. Снимайте.
- Уже почти, инспектор. Я знаю, как держаться за своё место.
***
То была первая скоропостижная смерть для Сэма на должности инспектора. Будучи патрульным, а, затем и сержантом, он повидал множество трупов, от утонувших бродяг, выброшенных на берег гавани Портсмута, до зарезанных матросов возле бессчётных баров около Церера-стрит. Но, когда ты патрульный или сержант, ты охраняешь место происшествия до прибытия инспектора. Тогда это был старик Хью Джонсон, до самой своей смерти от рака костей в прошлом году.
Теперь это работа Сэма, и то, что он сделал этим вечером, решит, останется ли он на этой должности. Он находился на испытательном сроке, спустя месяц после того как получил серебряный значок на инспекторском экзамене, и до получения золотого значка, когда ему начнут платить обещанное, дабы его семья могла вздохнуть чуть свободнее, начать понемногу откладывать, хоть что-то, что позволит им немного подняться среди всей этой экономической разрухи. Пока же ему доставалась всякая мелочь, вроде краж, мошенничества, либо поиска беглецов из трудовых лагерей для министерства внутренних дел. Однако если сегодняшний случай окажется убийством, это поможет ему с полицейской комиссией и её решением по его окончательному статусу.
Когда Ральф направился обратно на стоянку, Фрэнк произнёс:
- Похоже, для всех нас это удачная ночка, Сэм.
- Не совсем понимаю, о чём ты.
Фрэнк поводил лучом фонаря по трупу.
- Не похоже на политическое дело, а значит, его у нас не заберут. Для тебя это будет отличным первым делом, Сэм.
- Простите, а что это такое вообще - политическое дело? - спросил Лео.
Фрэнк ответил:
- Я к тому, парень, что иногда, то тут, то там появляются трупы, чаще всего, в крупных городах, руки у них связаны за спиной, а в затылке две дырки. Ни одно из этих дел никогда не доходит до конца. Так что нам повезло, что руки у этого паренька не связаны, а раскиданы в стороны. Значит, никакой политики. Мы сможем нормально работать, и никто из Конкорда* нас не потревожит.
Сэм присел на корточки, поморщился, когда за воротник затекла струйка воды. Он огляделся: труп, возможно, убийство, его первое крупное дело. Даже сквозь дождь и темноту, всё виделось чётко - два копа в мокрых плащах, грязь и горький привкус солёной воды. Запах мочи от трупа, что привёл его сюда.
Мужчина был худым, пятидесяти-шестидесяти лет. Кожа у него была бледной, а волосы седыми. На лице никаких порезов или синяков. Сэм коснулся кожи. Липкая. Он, не торопясь, порылся в карманах пальто. Ни денег, ни документов, ни бумажника, ни монет, ни перьевой ручки, ни сигарет, ни зажигалки. Он чувствовал, как копы смотрят на него, оценивают, и возненавидел это ощущение.
Сэм задрал рукава пальто в поисках часов или драгоценностей.
- Фрэнк, - позвал он. - Посвети-ка сюда, на запястье.
Фрэнк опустил фонарь, освещая костлявое белое запястье. Вот. Ряд едва различимых завитков на коже. Цифры. Сэм потёр то место, где они находились. Они не стёрлись и не исчезли.
Ряд цифр, вытатуированных на запястье. Портсмут - портовый город, и Сэму встречались всевозможные татуировки, от Нептуна и русалок, до голых гаваек, но ничего похожего.
Цифры были сине-серого цвета, кривые, словно их набивали в спешке.
911283
- Фрэнк? Видишь цифры? Встречал когда-нибудь такое прежде?
Фрэнк подался вперёд, с козырька его фуражки стекала вода.
- Не, не видел. Может, коронер встречал что-то такое. Но не я.
Хоть покойнику и без разницы, но Сэм всё же одёрнул рукав пальто.
- Лео, помоги-ка мне. Нужно перевернуть его.
- Хосподи, - пробормотал Лео, но он был хорошим копом и делал, что говорят. Они перевернули труп на бок и Сэм осмотрел задние и передние карманы брюк. Ткань промокла насквозь, но в карманах было пусто. Вонь от трупа усилилась. Фрэнк был прав. Никаких пулевых ран в основании черепа. Вместе с Лео они перевернули тело обратно.
- Ни денег, ни бумажника, - сказал им Сэм, выпрямляясь.
- Может, его раздели и обокрали те бродяги из лагеря, - сказал Лео.
Фрэнк рассмеялся.
- Блин, не тупи, пацан. Остались бы следы. Не, он здесь оказался таким как был - ни денег, ни личных вещей. И всё ж, Сэм...
- Продолжай, Фрэнк.
- Одежда. Выглядит весьма сносно. Понимаешь? Он не из тех, кто колесит в товарных вагонах или автостопом в поисках работы. Ни заплат, ни прорех. Не новьё, конечно, но и... не обноски.
Со стороны "Рыбацкой хижины" послышался шум, Сэм повернулся и увидел, что прибыл катафалк похоронного бюро "Вудс". Сондерс из окружного морга тоже должен быть где-то неподалёку, так что тело скоро заберут, и все они смогут, наконец, спрятаться от дождя. Сэм был голоден, уже поздно, а дома его ждут Сара и Тоби.
Двое санитаров вытащили из катафалка носилки. Они несли их боком, так, чтобы вода не заполняла холщовую ткань. Сэм не завидовал тому, что им придётся тащить труп в катафалк через гравийную насыпь и через рельсы, но то была их работа. Как частенько говорили в нынешние времена - хорошо, когда у тебя есть работа.
Фрэнк смотрел на приближающихся санитаров, спотыкающихся в грязи, затем произнёс:
- Слышь, Сэм. Нормально, если мы с пацаном уйдём, когда труп увезут?
- Ага, только перед этим осмотрите здания по ту сторону железной дороги. Выясните, не видел ли кто-нибудь что-нибудь.
- Там, в основном, склады. Сейчас они закрыты.
- Но, они ж не навсегда закрыты, правда? - сказал Сэм Фрэнку. - Если всплывёт что-то интересное, звоните мне домой. Если нет, напишите рапорт. Оставите у меня на столе, когда смена закончится.
- Ладно, - сказал Фрэнк. - Но, слышь, не забудь, завтра вечером собрание Партии. Ты уже пропустил два предыдущих. Ты же не хочешь, чтобы я писал рапорт окружному руководителю, да? Или, чтобы кто-нибудь из ребят Лонга начал тут расспрашивать?
- Обыскивайте уже, - сказал Сэм. - Напишите что-нибудь и бросьте мне на стол. За меня и Партию не переживайте.
- Сэм, это неправильное отношение, и ты сам об этом знаешь. - Тон Фрэнка стал жёстче. - Я сделаю тебе поблажку, потому что ты тут главный, и всё такое, но для тебя же лучше прийти, и без глупостей. Ненавижу составлять формальный рапорт. Особенно, когда ты на испытательном сроке и всё такое. Не хотелось бы, чтобы нечто подобное помешало твоему продвижению.
Сэм скрестил руки, фонарь в правой руке, заставил себя замереть, слова выдавливал медленно и неохотно:
- Я приду на это сраное собрание. Ясно?
Лео ухмылялся, полицейскому-новобранцу нравилось, что его наставник устроил взбучку новому детективу.
- Твой брат там будет, Сэм?
Сэм направил луч фонаря в лицо молодому копу.
- Знаешь моего брата?
- Нет, но знаю, где он, - ответил тот. - В трудовом лагере в Нью-Йорке.
Сэм хранил молчание, ветер усилился, швыряя пригоршни воды прямо ему в лицо. Инспектор продолжал светить прямо в лицо молодому человеку.
- Тогда, полагаю, его не будет на завтрашней встрече, не так ли, Лео?
- Слышь, Сэм, это ж просто шутка. Вот и всё. Ты, чего, шуток не понимаешь?
- Конечно, Лео. Я инспектор. Я много чего понимаю. Понимаю, как допрашивать людей. Как осматривать место преступления. И как опознавать мудаков при встрече.
Фрэнк начал что-то говорить, но Сэм отвернулся.
- Партия там, или не Партия, брат или не брат, но вы - рядовые копы, а я - инспектор. Через пару минут я буду красивый и сухой, а вы всё ещё будете болтаться под этим сраным дождём, и делать то, что я сказал. Вот, что я понимаю. Что-нибудь ещё?
- Ага, - сказал Фрэнк. - Теперь я жалею, что этот парень не сраный политический. Так мы бы поскорее убрались с этого дождя.
- Нам всем есть о чём жалеть, Фрэнк, - сказал Сэм.
Глава третья
Десять минут спустя, Сэм сидел в теплом помещении "Рыбацкой хижины", вёл записи, стараясь игнорировать запах жареных морепродуктов с примесью дыма дешевых сигарет и сигар. Дома с ужином ждала Сара, и будет неприятно, если он явится домой без аппетита.
Сэм сидел за стойкой для ланча, а будки по обе стороны от него были заняты рабочими с верфи, местными жителями и матросами, которые поглощали пищу, прежде чем отправиться в ночь к проституткам или по барам.
Перед ним на стойку без спроса поставили чашку кофе, Сэм поднял взгляд от записей и увидел улыбающуюся рыжеволосую официантку, одетую в немного тесноватую черно-белую форму. Донна Фитцджеральд, на несколько лет моложе Сэма, местная девица, которая зависала вместе с ним и другими парнями много лет назад, веселилась, отрывалась, пока старшая школа и Депрессия не разделила их. Сэм улыбнулся ей в ответ.
- Тяжёлая ночка, Сэм?
- Да так, над делом работаю. А ты как, Донна?
- Нормально. Слава Богу, сегодня моя последняя ночь в "Хижине". - Её улыбка стала шире, демонстрируя ямочку на левой щеке.
- Правда?
- Ага, - ответила она, доливая ему кофе из побитого кофейника. - С завтрашнего дня выхожу в "Ржавом молоте" в городе. Ну, я, конечно, всё ещё официантка, но там подают ланч нормальным бизнесменам, да и чаевые получше. А здесь, ну, у большинства здешних клиентов туго с деньгами, не говоря уж... об остальном.
Она подмигнула и положила веснушчатую ладонь на его руку.
- Итак, Сэм, почему ты никогда не приглашал меня на свидание, когда мы учились в школе?
- Ой, я даже не знаю, Донна. Разница в возрасте, наверное. Да и учились в разных классах.
- Сейчас-то разница в возрасте не имеет значения, не так ли? - Её ладонь всё ещё лежала на его.
Он улыбнулся.
- Наверное, нет.
С кухни что-то прокричали; она убрала ладонь.
- Пора работать. Рада была повидаться, Сэм... Ты, кстати, слышал? Моего парня Ларри выпустили из лагеря в Юте. К концу недели он будет здесь, в Портсмуте.
- Это... хорошая новость, Донна. - На какое-то краткое мгновение, пока её ладонь лежала на его, между ними промелькнула какая-то искра, вспышка.
Она подмигнула ему, и он вспомнил, какой красивой она была в пятнадцать.
- Конечно... Ты береги себя, Сэм, ладно?
- Ладно, - пообещал он, глядя ей вслед, восхищаясь тем, как форма плотно облегала её бедра и прочие изгибы. На дальней стороне стойки он заметил сидящих отдельно мужчину, женщину и ребенка. Перед ними стояли чашки с чаем и пустые тарелки, у локтя мужчины лежала бумажка со счётом. Они были хорошо одеты и сидели молча. Сэм знавал таких. Беженцы. Французы, голландцы, британцы, или евреи со всех концов Европы. Как и большинство городов на атлантическом побережье, его родной город просто кишел беженцами. Эта семья пришла сюда, скорее всего, ради горячего обеда, и пыталась растянуть этот миг, пока им тепло и сухо. Сэм знал, что они здесь нелегально. Ему было плевать. Это забота кого-то другого, не его.
Он вновь заглянул в свои записи, стараясь выбросить Донну из головы. Записал он не очень-то много. Покойник, без документов, приличная одежда и татуировка: 9 1 1 2 8 3. Что это значит, блин? Ряд цифр, который настолько важен, что его нельзя забыть? Что, например? Счёт в банке? Номер телефона? Или это некая комбинация... или замена букв? Он принялся считать в блокноте, подставляя под каждую цифру соответствующую букву английского алфавита, получилось IAABHC. Он попытался вспомнить, с чем могли быть связаны эти буквы, и не преуспел. Значит, возможно, это всего лишь цифры.
Но зачем заморачиваться и татуировать их?
Сэм оторвал взгляд от блокнота и увидел, как на противоположном краю стойки мальчик что-то шептал матери. Та указала в дальний конец зала. Мальчик сполз со стула и отправился в уборную. Он был примерно одного возраста с Тоби. Сэм задумался, каково это - в столь юном возрасте оказаться оторванным от дома, оказаться в незнакомой стране, где люди, порой, обращаются с тобой хорошо, а, порой, арестовывают и отправляют в лагерь.
Он извлек бумажник и заглянул в него. Сэм вздохнул. Работа в полиции означала хорошую зарплату, но не только её одну. Хотя...
Второй раз за ночь Сэм достал долларовую купюру. Он дождался, пока мальчик выйдет, затем уронил купюру на линолеум. Когда мальчик проходил мимо - Сэм уловил запах нафталина, исходящий от его пальто, вероятно обносков, выданных ему в Армии Спасения - он вытянул руку и ухватил его за локоть.
- Эй, погодь.
Мальчик замер и Сэм почувствовал, как его рука начала дрожать.