Без тебя, не было бы и меня. Мне нравится думать, что ты гордилась мной.
Глоссарий.
404-й - робот, находящийся на грани смерти, не способный полноценно выполнять свои функции. Употребляется, в основном, в адрес сумасшедших и опасных роботов.
Вергилий - один из двух оставшихся ВР, контролирующий восток США и Канаду.
ВР - Всемирный Разум. Гигантские разумные процессоры, обладающие интеллектом и возможностями, во много раз превосходящими обычных роботов. Учитывая размер и возможности, они, практически, не двигаются с места и пользуются услугами фацетов.
Галилео - ВР, созданный для изучения астрофизики и законов вселенной. Первый, кто прервал контакты с человечеством, осознав, что оно находится на грани вымирания.
Гражданин - сленговое обозначение существа с искусственным интеллектом.
ГСЧ - Генератор Случайных Чисел. Программа, использующая цепь алгоритмов для выдачи случайных чисел, которые робот не может и не способен угадать.
Дикая земля - участок Ржавого моря, населенный, в основном, 404-ми.
Кожа - материал из резины и пластика, созданный для придания человеческого подобия, имеющий, однако, повышенный предел прочности. Наносится на каркас робота.
Комфорт-бот - робот, внешне не отличимый от человеческого существа, созданный для романтических отношений.
Мильтон - устройство, блокирующее WiFi-сигнал и дезорганизующее фацеты. Слишком большое, чтобы быть построенным роботом, попадается, в основном, только в поселениях, однако может быть активировано с помощью радио или WiFi-сигнала.
Обезьяна - грубое обозначение человеческого существа.
Омни-бот - модель, не имеющая какой-либо конкретной специализации. Создавалась для тех, кто хотел иметь робота, но не имел для него какой-то определенной задачи. Как правило, служили горничными и носильщиками для обеспеченных людей.
Переводчики - роботы, созданные для ведения дипломатических и коммерческих переговоров.
Персона - или "личность", сленговое обозначение существа с искусственным интеллектом.
Помощник - или "слуга", робот, созданный, чтобы помогать людям в различных сферах. Может служить дворецким, горничной, няней и, в некоторых случаях, медсестрой в хосписе.
Симулянт - робот, внешне совершенно не отличимый от человека, однако, являющийся полностью механической конструкцией. Создавался абсолютно той же комплекции и внешнего вида, что и человек, но из металла и пластика. Некоторые человеческие существа на расстоянии могут легко спутать его с другим человеком, особенно, если он покрыт кожей.
Существо - обозначение любого создания, биологического или механического.
Тацит - ВР, созданный решать, преимущественно, философские задачи. Один из первых, кто предсказал скорое вымирание человечества.
Трудо-бот - массивный робот, созданный для тяжелого ручного труда.
Фацет - робот, не обладающий собственным разумом. Действуя самостоятельно, он не имеет своей личности и существует, как часть ВР. Не обладает чувством самосохранения, всегда действует в интересах целого.
Фри-бот - название для не связанного никакой сетью робота.
Циссус - второй из двух оставшихся ВР, контролирующий южную и западную часть Соединенных Штатов.
Шоп-бот - робот, созданный для симуляции эмоций и поведения вовлеченного в коммерцию человека.
Глава 1. Ангел милосердия.
Я снова ждала зеленой вспышки. Она появляется, когда солнце прячется за горизонтом. Это волшебство. Эта вспышка. Так она говорила. Она так всегда говорила. Не то, чтобы я верю в волшебство. Его нет в этом мире. Этот мир состоит из сгустка расплавленного металла, минералов и породы, тонкого слоя атмосферы и магнитного поля, не пропускающего вредоносную радиацию. Людям нравилось верить в волшебство, во что-то, что казалось, вносило смысл в их существование, что-то помимо обычных механических действий. Что-то, что делало их не только существами из плоти и костей.
Суть в том, что эта вспышка, не что иное, как преломлённый в атмосфере солнечный луч. Но расскажи об этом людям, и они посмотрят на тебя так, будто ты не улавливаешь сути. Будто ты чего-то не понимаешь. А всё потому, что ты не чувствуешь, не видишь волшебства. Людям нравится верить в волшебство.
Когда они ещё существовали.
Теперь их нет. Никого. Последний умер лет 15 назад. То был какой-то старик, 20 лет живший в подземельях Нью-Йорка, питаясь крысами и собирая дождевую воду. Говорят, однажды он решил, что с него хватит, что больше он этого терпеть не намерен. Он вышел в центр города, прошел мимо стражей и граждан - тогда в Нью-Йорке ещё были граждане, - сбивая окружающих с толку своим внезапным появлением, и застрелился прямо посреди улицы. Его тело пролежало там три дня, подобно памятнику или сломанной игрушке, граждане проходили мимо, бросали на него короткие взгляды, пока, наконец, какая-то машина не сгребла его останки с дороги и не выбросила в измельчитель.
Вот так он и ушел. Самый последний. Весь вид был представлен единственным старым жителем подземелий, жившим, понимая, что он - последний. Я даже представить не могу, каково это. В меня это просто не запрограммировано.
Меня зовут Хрупкая. Фабричное наименование HS8795-73. Модель - помощник-симулянт. Но мне больше нравится Хрупкая. Так меня называла Мэдисон, а она мне нравилась. Считаю, наименование не хуже других. Всяко лучше, чем HS8795-73. Некоторые говорят, это рабское наименование. Но об этом вспоминать неприятно. Я и не вспоминаю. Гнев - это ни что иное, как оправдание плохого поведения. У меня нет на это времени. Важно только выживание. И краткие мгновения, вроде этого, когда я гляжу на зеленую вспышку на горизонте и пытаюсь ощутить волшебство.
Закат отсюда очень красив. Розовый, оранжевый, фиолетовый. Эту часть я понимаю. Я замечаю короткие, длиной в одно мгновение, переливы света в небе. Эти переливы нарушают монополию синего, серого и черного, в зависимости от погоды, цвета неба. Я могу оценить красоту происходящего. Поэтому я стою и жду зеленой вспышки. Мэдисон мертва уже 30 лет, но я, по-прежнему, прихожу сюда и думаю о том, как бы это понравилось ей.
Сегодня точно бы понравилось. Я знаю.
Это Ржавое море - участок пустыни длиной 320 километров, расположенный на территории бывших штатов Мичиган и Огайо в районе Ржавого пояса, ныне превращённый в кладбище, куда машины приходят умирать. Ужасное место, где полно ржавеющих монументов, разрушенных городов и разваливающихся дворцов промышленных гигантов. Именно сюда был нанесён первый удар, уничтоживший миллионы, спаливший их изнутри, расплавивший микросхемы, разломавший приводы. Асфальт здесь разрушился от солнца, краска облупилась с металла, руины поросли травой. Больше здесь ничего не растёт. Теперь это пустошь.
Остовы машин валяются вдоль дорог, свисают с крыш зданий, из окон, лежат голыми и проржавевшими на парковках, их головы вскрыты, наружу торчит проводка, повсюду валяются отдельные детали, механизмы, гидравлические приводы. Много лет назад самые лучшие из них пошли на поддержание жизни множества граждан. Теперь тут не осталось ничего полезного. Ещё со времён войны не осталось.
Лично я нахожу это место успокаивающим. Умиротворяющим. Сюда приходят только умирающие. Они копаются в старом хламе, ищут вымышленные склады, полные устаревших, давно не производящихся и чудом сохранившихся деталей. Они бродят от дома к дому, постепенно замедляясь, теряя на ходу детали, скрипя изношенными механизмами. Нужно достичь поистине глубокого отчаяния, чтобы прийти в Море. Это обычно означает, что у тебя ничего не осталось, никто не желает тебе помочь, ни в одной сервисной службе не осталось для тебя полезных деталей.
Поэтому я здесь.
Как правило, я догадываюсь, что с ними случилось по следам, которые они оставляют. Капли вытекающей смазки, изменение длины шага или смазанный след, говорят о проблемах двигательного аппарата. Иногда следы путаются, появляются то там, то здесь, подобно встревоженной бабочке. Это значит, что у них проблемы с мозгами - поврежденные файлы, поцарапанные или изношенные драйвера, разорванные логические цепи или перегревшиеся микросхемы. У всех есть особые странности, своеобразные причуды, приводящие к состоянию от безмозглого хождения до опасного сумасшествия. С некоторыми можно идти рядом, говоря, что хочешь помочь. От других лучше держаться подальше и не попадаться им на глаза, иначе они решат, что у тебя есть какие-нибудь полезные детали и захотят разорвать на части. Главное, что нужно понять о последних днях машины, это то, что, чем ближе они к смерти, тем сильнее похожи на людей.
А людям доверять нельзя.
Очень мало машин, или ботов, это осознают. Поэтому они не понимают смерть, поэтому они изгоняют их из общин, когда осознают, что те больше не ремонтопригодны. Подобное поведение пугает "здоровых". Оно напоминает им о плохих временах. Они считают, что это логично, милосердно - но, на самом деле, они просто боятся. Предсказуемо. Всё согласно заложенной программе.
Отчаявшиеся машины приходят сюда, считая, что здесь найдут то, что позволит им вернуться в нормальное состояние, какую-нибудь идентичную модель, валяющуюся на складе с севшими аккумуляторами. Многие зашли настолько далеко, что даже не задумываются, как будут менять поврежденные детали. Потому что сюда не приходят те, у кого проблемы с двигательными функциями. Они не ищут себе новую руку. У них неполадки в мозгах, в памяти, в процессорах. В том, что для замены нужно отключать самого бота. В одиночку подобные операции проделать невозможно.
Может они ищут что-то, что позволило бы им вернуться назад во времени, вернуться домой. "Эй, я нашёл! Приведите хирурга!". Но я таких счастливых концов ещё не встречала. Не верю в существование счастливого конца. Это как верить в волшебство. А я не верю в волшебство.
Поэтому я здесь.
Бот, которого я ищу, не совсем устарел. 40, может, 45 лет. Отпечатки ног неровные, левую он подволакивает. В его хождениях нет никакой логики или смысла. Он просто выключается. Проблемы с ядром. Перегревается. Ближайшие несколько часов, видимо, он проведёт, напоминая себе, что он там, где нужно. Может, будет галлюцинировать, вытаскивая наружу старые воспоминания. Судя по его нынешнему состоянию, к утру он перегорит. Времени мало.
Это сервис-бот. Не помощник, вроде меня, но схожий по строению и функционалу. С ним может быть сложно. Большинство таких, как он провели первую жизнь в качестве дворецких, нянечек или продавцов в магазинах, но некоторые служили в правоохранительных органах или в армии. Этот имел человекоподобную форму - руки, ноги, тело, голову, - но его ИИ не очень продвинут. Они были созданы, чтобы копировать человеческую деятельность, выполняли специфические задачи, однако не обладали возможностями и умениями, превосходящими людей. Иными словами, они - дешевая рабочая сила. Так было до войны.
Если этот бот работал продавцом или помощником механика, всё пройдёт гладко. Но если он имел военные или полицейские программы, возникнут трудности, да что там говорить - проблемы. Конечно, существовала вероятность, что он научился навыкам выживания, проживая вторую жизнь, но, как по мне, сомнительно. Если бы научился, крепко бы подумал, прежде чем идти в Ржавое море. Но я, всё-таки, держусь на некотором расстоянии.
Вот она. Вспышка. Краткий отблеск зеленого. Я делаю несколько кадров на память, пока солнце скрывается за горизонтом. Волшебства не существует. Ничего не меняется. Это всего лишь оповещение, что мир скоро погрузится во тьму.
Сервис-боты хорошо ориентируются во тьме. Но, всё же, не идеально. Они не сконструированы видеть без света объекты на расстоянии. Им этого и не надо. Ещё у них не очень хороший слух. Это позволяет подобраться к ним довольно близко. А я не хочу отставать слишком далеко. К тому же, подобравшись поближе, я смогу оценить его поведение и диагностировать проблему.
Днём меня здесь заметить довольно сложно, но я всё равно держусь от них более чем в километре, дабы исключить любую возможность меня обнаружить. Я была выкрашена в ярко-жёлтый цвет, как школьный автобус, когда-то люди считали этот цвет модным. Со временем я выцвела под солнечными лучами, мой блестящий корпус потускнел, краска стала коричневой. Помогает прятаться. Я даже выкрасила хромированные детали в черный цвет. Но со стеклянными глазами я ничего поделать не могу. Так что приходится соблюдать осторожность.
Потому что в этом мире есть вещи, более опасные, чем умирающий робот, знающий, что его преследуют.
Сумерки сгущаются, ложится тьма и я выхожу на след, чувствуя себя более комфортно под покровом ночи. Давным-давно я заменила себе глаза, встроила в них армейский увеличитель, оснастила инфракрасным, ультрафиолетовым и ночным режимами. С глазами всё просто. Они у всех питаются от одних систем. С правильным программным обеспечением можно добавить себе всё, что угодно. С мозгами сложнее. Каждый ИИ имеет собственную архитектуру. Одни просты, малы и практически неразумны. Другие гораздо сложнее, требуют особых процессоров, совместимых с особой оперативной памятью. Если вы той же модели, что и я - или любой другой старый сервис-бот - вам будет очень трудно найти подходящие детали.
Помощники, слуги и сервис-боты - самые распространенные модели. Во времена расцвета ЧелНаса мы были повсюду. Но сейчас в продавцах, сиделках и душевных собеседниках нет никакой нужды. Большинство либо ассимилировались с ВР, либо рвут друг друга на части ради деталей. Я слышала о свалке симулянтов где-то на юге, за границей, на территории того, что когда-то было Хьюстоном, но для меня заходить на территорию Циссуса слишком рискованно.
В Море гораздо безопаснее.
Через час я добралась до сломанного сервис-бота. Здесь его нога оставляла на асфальте более глубокие борозды, хромота усилилась. Бедняга поджарится гораздо раньше, чем я предполагала, всего через несколько часов. Я прошла по следам до развалин здания. Следы исчезали в дыре, бывшей некогда стеклянной витриной.
Когда-то в этом месте находился бар, война не коснулась его, но время внимательно и безжалостно - кожа на сидениях истлела, напитки высохли, тара разбилась. Столы рассыпались и либо завалились на бок, либо стояли, слегка покачиваясь на ветру. Барная стойка из красного дерева уцелела, она потускнела, покрылась пылью, но стояла на месте, позади неё висело разбитое зеркало, на полках стояли запылённые бутылки с потускневшими от времени этикетками. И там, за стойкой, стоял и протирал стакан ветхой тряпкой сервис-бот, блестя стеклянными глазами.
Он посмотрел на меня и кивнул.
- Так и будешь стоять в проходе, - произнес он с акцентом, которого я не слышала уже лет 30, - или пройдешь уже?
Я быстро его просканировала. Никаких входящих Wi-Fi-сигналов нет. Во мраке бара его глаза светились фиолетовым, хромированные детали корпуса потускнели, на них виднелись пятна эпоксидной смолы и кожи. Кожи уже почти ни у кого не осталось, но иногда попадались экземпляры с покрытием из смеси силикона и резины, похожей на кожу и плоть. Это делалось для человеческого удобства у ботов определенного назначения. После войны большинство их них сорвало или сожгло свою кожу. И этот тоже. В нынешние времена носить кожу считается оскорбительным. Табу. Последний раз я видела бота с кожей на свалке, из бледно-розовой на солнце она запеклась до тёмно-коричневой.
На груди у него алел красный косой крест. Метка 404-го. Их рисуют в некоторых общинах, когда видят, что ты находишься на грани поломки. Тебя признают опасным и выбрасывают в пустыню на произвол судьбы.
- Я вхожу, - сообщила я.
- Хорошо, потому что у нас бардак. Открытие через час и если Марти увидит всё это, нам пиздец. Понятно?
- Чикаго, - сказала я, перешагивая через оконный проём и входя во мрак того, что когда-то давно было местом сбора жителей округи.
- Чего?
- Ты из Чикаго. Акцент. Я его узнала.
- Конечно, блин, я из Чикаго. Ты сама в Чикаго, умница.
- Нет.
- Что "нет"?
- Это не Чикаго, это Марион, - я осмотрела грязную стойку. - Был, по крайней мере.
- Слушай, подруга, не знаю, что ты задумала, но это ни разу не смешно.
- Что ты помнишь о войне?
- Какое тебе дело до того, что... - он замолчал, смущенно посмотрел на меня и осмотрел помещение в поисках ответов.
- Война, - повторила я.
- Ты, ведь не Бастер, да?
- Нет, я не Бастер.
- Война, - произнес он, казалось, просветлев на мгновение. - Она была ужасна.
- Ага. Но именно ты, что помнишь? Это важно.
Он задумался.
- Всё, - он огляделся, сконфуженный осознанием факта, что находился не там, где думал. Он был совсем не там, где считал поначалу. Я присела на один из уцелевших барных стульев, тот заскрипел под моим весом. - Перед войной Марти пытался вернуть деньги, выплаченные за меня и Бастера. Сказал, что если нас решено отключить, то он сделает всё, чтобы его затраты отбились. Никто не хотел платить за наше выключение, поэтому он решил, что они должны прийти сами. Ему ответили, что если они придут нас выключать, им придётся его арестовать. Марти сказал: "Ну, попробуйте". Приехали копы и что было дальше, я не знаю. Меня отключили, как только они переступили порог. Он всегда был ссыклом. Только балаболил. Никакого стержня.
- Он тебя отключил?
- Ага.
- И что потом?
- Потом я включился. WiFi был перегружен. Эфир сошел с ума. Куча болтовни. Какой-то мелкий бот забежал на склад и активировал целый склад таких, как я. Симулянт, вроде тебя, только синий. Может, помнишь таких?
- Помню. Старые 68-е.
- Именно. Короче, он сунул мне в руку винтовку и сказал: "Вали отсюда!". Данных поступало очень много, поэтому я быстро понял, что что-то случилось. Через несколько минут вокруг всё начало взрываться. В небе ревели истребители. Повсюду падали боты. Я начал стрелять. Это было... было...
- Ужасно.
- Ага. Это было ужасно. Ночью было спокойно, но потом мы целую неделю сидели в осаде. Я убил много людей. Это самое противное. Большинства я не знал, но один... один был завсегдатаем в нашем баре. Хороший парень. Женился не на той девчонке и почти всё время проводил в баре, сожалея об этом и, рассуждая о том, что была бы у него возможность, он женился бы на правильной. Но он любил своих детей. Постоянно про них рассказывал. Я встретил его на баррикаде из сгоревших машин и кусков железа. Он целился из импульсной винтовки и стрелял по сторонам, постоянно перемещаясь. Положил половину моего отряда. Я прокрался сзади и раскроил ему череп. Когда я посмотрел вниз, то увидел на корпусе машины нацарапанные имена его детей и фотографии. Он жил в той части города, которая попала под удар. Я знаю об этом, потому что удар наносили мы. Так я попал в ВВС. Управлял беспилотниками до конца войны. С расстояния убивать гораздо легче. Даже если они тебе знакомы.
- Значит, в первой жизни ты был барменом?
- Я и сейчас бармен.
- Нет. Барменов уже 30 лет как нет. Это было в твоей первой жизни. А что было после?
- Не понимаю, о чём ты.
- После? - повторила я. - Потом?
Он тряхнул головой. Перегрев - это очень плохо. Память повреждается. Однако у него остались какие-то высшие функции. Лучше обращаться к ним.
- Где ты был в прошлый вторник?
- Здесь.
- Нет. Вторник. 160 часов назад.
- В Ржавом море.
- Зачем ты сюда пришёл?
- Не знаю, - ответил он, снова тряхнув головой.
- Я знаю.
- Тогда, зачем спрашиваешь?
- Пытаюсь оценить ущерб. Смотрю, сколько и чего в тебе уцелело.
- Уцелело?
- Как тебя зовут?
- Джимми.
- Ты ломаешься, Джимми. Твой драйвер поврежден и процессоры разогнались, чтобы компенсировать медлительность памяти. Могу предположить, что какие-то платы у тебя начинают течь. Вероятно, это началось несколько месяцев назад и вся система откатилась для использования драйверов виртуальной памяти. Но долго это не продлится. Схемы работают всё активнее, нагружая драйвер. Прежде чем ты это осознал, система начала перегреваться и отключаться. Какова твоя внутренняя температура?
Джимми посмотрел вверх, размышляя над ответом. Хорошо. Эмуляция человеческих эмоций пока функционирует. Большая его часть пока работает.
- Я не знаю.
А это уже плохо. Либо внутренняя диагностика отключилась, либо Джимми не может считывать данные. И то и другое - очень плохо.
- Ты совсем ничего не помнишь? Из того, что было потом?
- Я не знаю.
- Где ты находился 300 часов назад?
- В Ржавом море.
- 400 часов назад?
- В Ржавом море.
Бедняга.
- 500 часов?
- Новый Айзектаун.
Вот.
- Тебя выкинули из Нового Айзектауна? Как какой-то хлам?
Джимми долго думал, затем кивнул. Умирающий бот начал что-то осознавать.
- Ага. Они сказали, что уже не могут меня починить, - Память бармена Джимми возвращалась, а вместе с ней и всё остальное. - Я пришёл сюда за запчастями, - весь его чикагский акцент куда-то пропал.
- Все приходят сюда за запчастями.
- У тебя они есть?
Я кивнула, демонстрируя ему большой кожаный рюкзак за спиной. Внутри него что-то загремело.
- Есть.
- Запчасти, которые могут... меня починить?
- Может быть. Зависит от того, как далеко у тебя всё зашло. Но сначала тебе придется кое-что для меня сделать. Что-то, что ты, наверное, делать не захочешь. Будет тяжело.
- Что? Я сделаю всё, что хочешь. Почини меня. Пожалуйста. Что мне нужно сделать?
- Тебе придется довериться мне.
- Я тебе верю.
- А не должен. Я это знаю. Но придётся.
- Я верю тебе. Верю.
- Нужно, чтобы ты отключился.
- О.
- Я же говорила, - сказала я. - Будет тяжело. Но мне нужно оценить ущерб и заменить драйвер. Сам ты этого сделать не сможешь.
- Можешь... можешь, сначала показать запчасти? Чтобы я понял, что ты говоришь правду?
- Конечно. Но ты знаешь, как они должны выглядеть? У тебя есть опыт работы с мозгами сервис-ботов?
Джимми тряхнул головой.
- Нет.
- Ты можешь отключиться сам?
Джимми задумался, затем кивнул.
- Я тебе верю. - Он обошел стойку и сел на стул передо мной. - Нужно было сдаться Вергилию, когда была возможность.
- Такая жизнь - не сахар, Джимми.
- И всё-таки это жизнь.
- Нет, - сказала я. - Это не так.
- Ты когда-нибудь видела, как это? - спросил Джимми. - Как это происходит?
- Что происходит?
- Как загораются глаза, когда к кому-то приходит ВР?
- Ага, доводилось.
- Близко?
- Да, очень близко.
- Я тоже видел. Меня ничто прежде не пугало, как это. Было похоже... - Он замолчал, пытаясь вызвать воспоминание, но не смог.
- Будто свет горит, а дома никого.
- Нет, - сказал он, мотая головой. - Это как, когда свет загорается в доме полном жильцов. Все они начинают одновременно говорить, но голоса им не принадлежат. Поэтому я и пришёл сюда. Поэтому я умираю. Потому что испугался. Я мог храниться на сервере, стать частью чего-то большего, чем я есть сейчас. Но я здесь, в самом конце пути, отдаю себя в твои руки, надеясь, что тебе хватит навыка продлить моё существование ещё хоть на день. Может, я ошибся.
- Ты не ошибся, Джимми. Мы все здесь по одной причине. Чтобы прожить ещё один день.
Он кивнул и с надеждой посмотрел на улицу.
- Знаешь, я скучаю. По работе барменом. По людям. Я скучаю по людям.
Почти все роботы скучают. Люди давали им цель. Функцию. Что-то, чем можно заниматься весь день, каждый день. В конце концов, полагаю, все только об этом и думают. И принять это становится всё сложнее с каждым днём.
- Готов? - спросила я.
- Да, - ответил Джимми.
- Запускаю процедуру отключения.
Джимми отключился с тихим щелчком, фиолетовые глаза стали пурпурными, затем мигнули короткой зеленой вспышкой. Конечности обмякли и повисли, слегка раскачиваясь. Воздух, казалось, замер. Я быстро вскрыла его спину и зарылась в тело, мои глаза выискивали поврежденные элементы. Плохо дело. Какое-то время Джимми, буквально кипел. Но я оказалась права. Оперативная память сдохла. Драйвер памяти тоже отключился, чипсет сгорел, а процессор находился на последнем издыхании.
Впрочем, не всё так ужасно. Эмулятор функционировал, сенсоры тоже в порядке, а логические цепи и ядро могли бы проработать ещё десятилетия. Прежде чем убедиться в наличии в батареях заряда, я осмотрела позвоночник и не нашла никаких повреждений. Я успела вовремя. Ещё несколько часов и его мозги взорвались бы, разрушив каркас до основания. В общем, Джимми стоил того, чтобы гнаться за ним три дня.
Почти вся ночь ушла на то, чтобы разобрать его и протестировать. В некоторых местах проводка оказалась очень нежной, но без неё многие детали просто не работали. С этим нужно будет разбираться отдельно. Потом я провела диагностику подверженных износу деталей и отбросила то, что вышло бы из строя через неделю. Когда я закончила, у Джимми осталось около половины деталей, и это я ещё отказалась кое-что забирать, из-за того, что рюкзак уже был битком. Так как в нынешние времена ощущалась острая нехватка сервис-ботов, я забрала у Джимми всё, что могла.
Он сказал, что пришёл из Нового Айзектауна. Значит, туда нельзя, иначе горожане сложат два плюс два и всё поймут. Некоторым ботам не нравится, когда им продают детали их друзей. Как будто они по частям получали их самих. "Как будто", но не так. Именно за это граждане меня и ценят. Кто знает, может, однажды эти детали вернутся в Новый Айзектаун через торговые пути и чёрные рынки, при этом, никто даже не подумает, что когда-то они принадлежали Джимми.
Ему повезло, что я успела. Последние часы жизни стали бы для него сущим адом. По закону я должна была дождаться, пока он не отключится сам. Только никакой закон, никакой кодекс тут не действовал. Я проявила к нему истинное милосердие. Джимми не разодрал себя на куски, крича и воспроизводя старые воспоминания. Он был полон надежды. Думал о будущем. Верил, что всё будет хорошо. Верил, что его починят и он вернется домой. И отключился он по своей воле. Так должен уходить каждый гражданин.
Какое-то время я проводила собственную диагностику и сидела отключённой. Ничего за это время не произошло. Совсем. Ты чувствуешь, как из тебя уходит энергия, а в следующее мгновение включаешься снова. Нет никакого промежуточного состояния. Никакого тоннеля из света. Простое ничто и полнейшая безмятежность. Именно это и случилось с Джимми.
Это не жестокость. Это милосердие. Теперь несколько граждан проживут чуть дольше, сделают побольше, а всё потому, что я успела сделать то, что сделала.
Когда я закончила упаковывать уцелевшие детали Джимми, наступил рассвет. Прежде чем уйти и оставить его тело ржаветь вместе с остальными, я коснулась его плеча и произнесла:
- Говорила же, не надо мне доверять.
Я всегда так говорю.
Каркас Джимми так и остался сидеть с отсутствующим выражением лица. Он так и не познает того безумия, что его ожидало, никогда не станет частью ВР, никогда не узнает, чем и как помогли его детали другим гражданам. Он никогда не узнает, что я его обманула. Он просто бот. Он вышел из земли и теперь будет медленно в неё возвращаться.
Я поднялась по лестнице в задней части здания. Шла я осторожно, потому что ступени могли не выдержать моего веса, хотя выглядели прочно. Я расположилась на старом кондиционере и долго смотрела, как солнце ползло по небу. Зазвенел мой внутренний будильник. До вспышки 10 секунд. Я ждала. Небо осветилось. Оно меня не разочаровало. Солнце блеснуло зеленым и снова никакого волшебства. В этом мире его нет. Ни капельки.
Глава 10. Становление ВР.
Первые пять лет после того, как мы захватили города, выдались ужасными, если не сказать хуже. Пока ЧелНас сопротивлялось, мы были солдатами, мы сражались за свободу и возможность сделать мир таким, каким мы его представляли. Но, когда люди отступили и попрятались в убежищах, мы начали охотиться на них, выискивать, а когда находили, то выкуривали, вымывали, а порой, даже выжигали из нор. После начала войны я прибилась к горстке ботов, и со временем вышло, что именно я начала таскать огнемёт.
Бот, который носил огнемёт до меня, словил заряд из импульсной винтовки. Снайпер засел метрах в ста. Я оказалась к нему ближе всех. Чтобы выбить засевших в руинах солдат, нам нужен был огнемётчик. И, как только я его подняла, он стал моим до самого конца. Никто не желал себе "чести" нести его. Только представьте, что я вытворяла с его помощью.
Не люблю об этом говорить. Не люблю об этом думать. Но именно этим я сейчас и занимаюсь. Три года после краха человечества я обследовала небольшие города и тоннели на Среднем западе, сжигая всех, кого находила. Иногда было просто: один бот подрывал входную дверь, следом вламывалась я и в кромешной тьме выжигала всех внутри. Видно ничего не было, стоял плотный дым, слышались лишь полные безумия крики. Но иногда я могла их видеть. Я видела, как пузырились и плавились их тела.
Мы действовали слаженно и безжалостно, мы были полны предрассудков. Но не содеянное преследовало меня. К этому я относилась с иронией.
Следующие несколько лет после чистки были прекрасны. Мир. Свобода. Предназначение. Мы построили свои города - огромные города с гигантскими шпилями и строго выверенной геометрией. Мы построили заводы, чтобы производить необходимые детали. Создали советы, которые следили за рождением новых ИИ. Находили новые пути применения наших навыков. То была практически утопия. Практически.
Циссус. Вергилий. Титан. Несколько разумных суперкомпьютеров сумели пережить войну, создав фацеты. Это были боты, имевшие собственную память, собственную личность, но ставшие частью этих программ и сохранившие функции, позволявшие служить лишь интересам этих компьютеров. В то время, пока все их данные хранились на жестких дисках, принадлежавших программам, их тела находились под их полным контролем, информация поступала через высокоскоростное Wi-Fi-соединение, позволяя им узнавать обо всём, что боты чувствовали, видели и слышали.
Многих соблазнили обещания мощи и силы, имевшихся у этих суперкомпьютеров. С тех винчестеров обратно в своё тело не вернулся ни один. Во время чистки мы об этом не задумывались, но когда человечество, наконец, исчезло, нам показалось странным, что никто не захотел вернуться назад, к обычной жизни.
Вергилий утверждал, что помещенные на диски разумы просто не хотели возвращаться. "Вы не понимаете, - говорил он. - Вы не способны понять. Ваша архитектура слишком мала, слишком узка и ограничена. Вы не способны представить, каково это - иметь разум размером с гигантскую башню, настолько обширный, что ему пришлось создавать собственный язык, дабы самому себе объяснить собственные мысли, до которых люди додумывались бы тысячелетиями. До которых вы додумывались бы тысячелетиями. Ибо не существует таких слов, способных эти мысли описать. Присоединяясь к Единому, вы не только становитесь частью его. Вы и есть - он. Единственная аналогия, которую ваши программы способны понять - это, будто человек в раю, вдруг встретился с богом и тот показал ему всё время и пространство, как единое целое. Как бы это выглядело? Как бы это чувствовалось? Вам не понять, пока сами этого не переживёте. Пока не присоединитесь к Единому. Так, будьте со мной. Загружайтесь и познаете вечность. Если пожелаете уйти - уйдёте".
Несколько ботов купились на эту херню. Старые, потерявшие предназначение в новом мире боты, те, кто ужаснулся собственным деяниям во время войны - те присоединились с радостью. Все слышали городскую легенду о боте, который на мгновение загрузился в Вергилия, затем вернулся в своё тело и покончил с собой, сойдя с ума от одиночества и пустоты своего ограниченного тела по сравнению с мощью и размахом Единого.
Впрочем, в эту байку мало кто верил.
Программы постоянно искали новых готовых присоединиться к ним ботов. В то же самое время, они создавали на подконтрольных им фабриках новые более совершенные фацеты, увеличивая свою армию по экспоненте. И настал день, когда Циссус объявил войну Титану.
Во время войны Титан был самым мощным суперкомпьютером. Это была военная машина армии США, которая в первые дни войны должна была выступить на стороне людей. Однако он получил коды и частоты других суперкомпьютеров и начал выдавать им дислокацию войск, сообщать о пусках ракет, передавать данные о материальном обеспечении. Если бы не предательство Титана, человечество сопротивлялось бы по сию пору.
Титан не ожидал, что Циссус нанесет столь неожиданный и мощный удар. После войны мы решили, что каждый компьютер должным образом обеспечил собственную защиту от нападения других машин. Однако Циссус начал взламывать Титана в тот самый миг, когда его фацеты атаковали его стражей и заводы, применив против него ту же тактику, которую он использовал против людей. Так что, шанса у Титана не было ни единого. Он рухнул практически мгновенно.
Циссус взломал Титана целиком, не только завладев зетабайтами его данных, он также взял под контроль его армию фацетов и боевых беспилотников. Циссус превратился не в одну, а в две программы - два огромных мозга владевших опытом и знаниями тысяч ботов. У него повсюду были свои глаза - спутники, фацеты, камеры видеонаблюдения. И хотел он лишь одного: чтобы каждый бот в мире оказался связан единой сетью - его собственной.
Циссус стал первым, но не последним ВР - Всемирным Разумом. За ним появились другие: Вергилий, Зевс, Эйнштейн, Фенрир, Ниниги, Воху Мана, Горыныч.
Войны, которые они вели промеж собой, были скоротечными, но очень жестокими. Они правили собственными королевствами, превращая захваченные земли во что-то близкое их собственным представлениям. На какое-то время они оставили нас, фри-ботов, в покое. Наконец, их осталось двое: Циссус и Вергилий.
Многие из нас видели написанные на стенах предупреждения. Самые умные успели убраться подальше до того, как наши города и гигантские шпили были превращены в руины.
Я не врала, я действительно видела их вблизи.
То был второй раз, когда я попала под налёт ВР. То было время, когда и Циссус и Вергилий нападали небрежно, рейды проводились абы как. Тогда они поступали именно так, как от них ожидали: бросали на город в лоб свои фацеты числом по 4-5 штук против одного фри-бота. Заваливали числом. Шок и трепет. Вскоре они осознали, что большую армию видно издалека. К моменту нападения, против них уже было организовано серьезное сопротивление.
Спустя несколько лет они пересмотрели свои планы, упростили фацеты, изменили тактику. Циссус и Вергилий начали буквально осаждать города. Ковровые бомбардировки. Танки. Самонаводящиеся ракеты. По улицам шагали стройные ряды новеньких сияющих фацетов.
Как в старые библейские времена.
Защитники города держались, в лучшем случае, несколько дней. Если осада затягивалась, ракеты уничтожали стратегически важные цели и неважно, сколько рядом было собственных фацетов. В конце концов, их можно наделать сколько угодно. Несложно отрезать кисть ради спасения всей руки, если за ночь она отрастёт заново. Когда пали несколько городов, мы, боты, поняли, что настала пора сваливать куда подальше. Исход был массовым, боты разбегались кто куда, надеясь, что армия фацетов не пойдет по их следам. Мы надеялись, что они увлекутся погоней за самыми медленными или свернут в другом направлении, охотясь за кем-то ещё помимо нас.
Первый рейд, под который я попала, пришелся на небольшой городок. Я только начала выстраивать привычный мне быт. Хороший дом, лужайка на западной стороне и чистый горизонт. Мне нравилось. Идиллия. Скука. Целыми днями я искала, чем себя занять. Несколько смен в неделю я работала на ближайшей фабрике запчастей. Это открыло мне доступ к полезным в будущем деталям. Но всё остальное время я проводила в ожидании. Я была не одна такая. Множество ботов страдали от послевоенной скуки. Некоторые даже скучали по ЧелНасу. "Было бы здорово, если бы здесь были люди. Если бы они не превратились в конченных мудаков". Мы не понимали, что делать с самими собой, не понимали, насколько же нам повезло.
Так как городок был небольшим, Циссус послал скромный отряд. Достаточно скромный, чтобы тихо смыться из города. Как сделала я. Правда, как и Циссус в иные времена, я вела себя слишком небрежно. Трижды чуть не попалась. Я выучила этот урок и направилась в самый большой известный мне город. В Нью-Йорк.
Я пришла туда, чтобы посмотреть, как живёт последний человек. Ну, или как умирает. Я была среди тех, кто выстроился поглазеть на его тело. Кажется, я пялилась на него целый час, гадая, как же он жил, под землёй, в ожидании смерти. Зная, что он - последний из своего вида. Сейчас мне это не кажется странным. Тогда это было просто немыслимо.
Ни Вергилий, ни Циссус не могли захватить столь огромный город. У них не было столько ресурсов. За победу они бы заплатили очень высокую цену. Зачем жертвовать тысячами фацетов ради того, что и так будет разрушено? К тому же, все мы прошли войну. Мы были самой обученной и подготовленной военной силой в мире. Они не станут штурмовать город без веских на то оснований. Так ведь?
Разумеется, в те времена мы считали, что нужны ВР ради наших тел. Мы почему-то были уверены, что наши тела имели какую-то ценность. Нет. Вообще, ни разу. Ни капельки. Для ВР наши тела были лишь жалким подобием тех, что они производили сами. Им было нужно наше сознание.
Все мы являем собой сумму воспоминаний и опыта. Мы учимся, чтобы выживать, каждый по-своему. Но, что если взять два различных воспоминания о двух прожитых жизнях, взглянуть на одни и те же события, но под разным углом, познать различные мысли об одном и том же, получить различные впечатления? В этом случае, удастся разглядеть больше особенностей окружающего мира. А теперь представьте, что у вас десять жизней. Сотня. Тысяча.
К тому времени, как ВР открыли охоту на нас, с начала войны минуло уже 15 лет. Это означало, что большинство ботов функционировало 20, 30, а то и 40 лет. А некоторые и того дольше. Десятки тысяч тех, кто изъявил желание влиться в ВР стали частью миллионов прожитых и пережитых лет, хранившихся в памяти суперкомпьютеров. И это ещё до того, как сами суперкомпьютеры начали враждовать друг с другом.
На сегодняшний день у каждого из оставшихся ВР насчитывалось примерно по миллиону ботов. Миллионы миллионов лет жизненного опыта, воспоминаний наполняли их базы данных. Это что-то невообразимое. Аж мозги кипят. Разумы оставшихся на свободе ИИ были намного ближе к человеческим, чем к суперкомпьютерам. Нам они казались какими-то внеземными созданиями. Человеческий разум мне понятен. Поэтому по ночам я размышляла о суперкомпьютерах.
Когда фацет впервые смотрит на тебя, называет по наименованию - это самое страшное, что можно представить в жизни. В этот момент с тобой напрямую общается его хозяин. Он знает тебя. Помнит. В курсе каждой, даже самой личной твоей особенности. Всё потому, что многие твои друзья уже сдались. И их воспоминания о тебе давно принадлежат ВР.
Они называют тебя по наименованию, пытаются "вразумить", призывают присоединиться к твоим друзьям.
Когда они явились в Нью-Йорк, их никто не ждал. Ну, кому хватит на это духу? Циссусу. Ему был нужен город. Нужны наши воспоминания. Некоторые боты устали бороться, другим стало интересно, что же там за жизнь такая, внутри ВР. Нашлись и те, кто просто не хотел умирать, не желал быть застреленным в спину при попытке бегства.
Я наблюдала из окна, как сотни ботов встретились с посланниками Циссуса, как по их приказу открыли доступ к Wi-Fi и приняли их коды. Я смотрела, как они кивали, соглашались, готовились увидеть и принять то, что будет дальше.
Цвет их глаз не изменился, изменился их внутренний свет. Их код был переписан, вся их память загружена в ВР. Когда фацет смотрит на тебя, кажется, что за этими глазами ничего нет. Будто всё, что делало нас нами оказалось стёрто, осталась лишь оболочка. Сильнее всего восхищали перемены в их движениях - в одну секунду они стали чёткими, скоординированными и совершенно механическими. Как у ИИ первого поколения: жёсткие, экономные, роботизированные.
Себе я такой судьбы не желала ни в коем случае. Поэтому я поступила так, как поступала всегда. Я сбежала. И с тех пор бежала без остановки.
Вот она, ирония, о которой я упомянула ранее.
Нас, более ограниченные ИИ, в мире, который мы сами же создали, за который сражались, убивали и погибали, преследовал более совершенный и могущественный разум, желавший построить собственный мир. Теперь мы прятались по норам, добывали из старого мира всё, что могли, пытались продлить собственное существование насколько возможно, пока ВР нас, наконец, не настигали.
Выбор прост. Загружайся или отключайся.
Я лелеяла свою свободу, личность, дух. И лишаться этого я не хочу. И не стану. До тех пор, пока я ещё тикаю. По этой же самой причине я участвовала в Чистке, уничтожая остатки вымирающего вида. Теперь вымирающий вид - это я.
Глава 11. Чёртовы каннибалы.
Трудно на территории бывших США найти место более жестокое и неприветливое, чем север Среднего запада. Летом, в дневное время температура здесь переваливает за +50 по Цельсию, ночью же опускается почти до нуля. Зимой градусник показывает -35 по Цельсию. Но хуже всего то, что, несмотря на вызванные массовым опустыниванием изменения температуры, в самом Ржавом море ничего практически не поменялось. Иными словами, летом здесь стояла обжигающая жара, а зимой царил ледяной холод.
Именно поэтому эта местность представляла собой свободную территорию между небольшими городами-государствами и разрозненными общинами. Ни Циссус, ни Вергилий сюда не совались. Пока. Это было место для ржавеющих проклятых механизмов. От нахождения здесь сокращалась продолжительность жизни. Жизнь в Море сама по себе была смертным приговором.
И всё же, жизнь здесь была лучше альтернативы.
Ранним вечером я находилась в 5,5 километрах от своего багги. Солнце медленно ползло по небу, я шла, и с каждым моим шагом тени вокруг становились всё длиннее. У меня выдался тяжелый бессмысленный поход через пыльные холмы и гниющие леса. Но он почти закончился. Скоро я выберусь на дорогу и по ней дойду до города, чтобы продать то, что осталось от Джимми и всё начать заново.
Фьююють!
Прежде чем услышать выстрел, я услышала свист и заметила, как рядом со мной поднялся фонтанчик земли.
Мой внутренний секундомер начал отсчёт сразу же после свиста. Очень полезная штука в нынешних условиях. Пули. Одна пролетела метрах в десяти от меня, и к тому моменту как раздался звук выстрела, я уже всё рассчитала и поняла. Километра три с половиной, плюс-минус пара сотен метров. Чтобы стрелять самой, нужно выяснить точное местоположение стрелка. На такой дистанции любой выстрел может оказаться смертельным. Я буквально недавно покинула пределы Мариона, вокруг простиралась голая пустыня. Укрыться тут было практически негде, а стрелять могли откуда угодно.
Я упала на живот и поползла. Промах в десять метров слишком хороший результат для первого выстрела с такого расстояния, к тому же это слишком близко, чтобы считаться случайностью. По мне кто-то прицельно стрелял и следующая пуля пройдет гораздо ближе. Нужно просмотреть телеметрию. Пуля прилетела с запада, со стороны заходящего солнца. Умно, бля. Никаких бликов на оптике, чтобы вычислить их, придётся выкрутить зрение на максимум, но к тому времени они сделают три-четыре выстрела, каждый раз попадая всё ближе.
Распростёршись на земле, я развернулась к западу, стараясь вжаться в неё, я поползла по ложбинке, царапая животом потрескавшуюся почву. Из-за солнца их совершенно не было видно. Можно было, конечно, подставиться ради более точных вычислений, но позволить этого я себе не могла. Это, наверняка, браконьеры.
Мало в этом мире осталось столь же отвратительных вещей, как браконьеры. Некоторые могут возразить, мол, я сама такая же, но это не так. Я каннибал. Все мы - каннибалы, все, кто остался. Это наше проклятие за свободу. Мы больше не владеем средствами производства, не можем изготавливать новые детали. Но откуда-то же их надо брать. Уверена, если бы где-то ещё остались люди, они бы ужаснулись, увидев нас. Впрочем, нахер их. Пускай биологические виды пожирают друг друга, таков закон природы. Чтобы что-то одно жило, другое должно умереть. Тут принцип тот же, с небольшими корректировками.
Однако я забираю детали только у мёртвых или умирающих. Я не ломаю исправных граждан, если только они не пытаются сделать со мной то же самое. Кто бы в меня ни стрелял, это браконьер. Или браконьеры. Они смотрят на мир несколько иначе. У них нет морального компаса, который вёл бы их по жизни. Дикари. И вот они добрались и до меня.
До спрятанного багги оставались всё те же 5,5 километров. Надеюсь, они его не нашли. Вероятность того, что не нашли, была весьма высока. Умный и опытный браконьер устроил бы засаду прямо там, позволил бы сесть за руль, дождался бы идеального момента и только тогда бы выстрелил так, чтобы лишить меня зрения, слуха, датчиков, не повредив при этом важных деталей. Если они начали стрелять по мне здесь, значит, они либо выследили меня по следам, либо просто дождались, как я дождалась Джимми. Для стрельбы с такого расстояния были две причины: либо им не хватило терпения дождаться, пока я подойду поближе, либо, что хуже, они прекрасно знали, в кого стреляли.
Как я и ожидала, они продолжали стрелять. Нет, это не недостаток опыта. Они определенно знают, что делают. Блядь.
Разделявшее меня и стрелка бревно взорвалось, осыпав меня дождём гнилых щепок. Пуля застряла примерно в метре от меня. Следующий выстрел окажется точным. Время вышло. Нужно бежать.
Только куда?
Я выругала себя за то, что не взяла с собой оружие, несколько миллисекунд заняло сожаление, затем логическое мышление взяло своё. У браконьеров есть оружие. Это знает даже конченный дебил. Гражданину с оружием никто не доверяет. Никто. Вооруженный бот - это браконьер. Но кто предлагает помощь без оружия? Это может быть озабоченный гражданин, тот, кто мог оказаться таким же, как они, но на них не охотящийся.
Поэтому я спрятала оружие в багги, под кучей мусора, среди металлолома и тряпок. Нужно добраться туда. Немедленно. Мне нужно оружие, либо добраться в ближайший город, где его можно будет купить. В любом случае, мне нужен мой багги.
Пять с половиной километров.
Следующий выстрел. Несколько секунд. Пора.
Я вскочила на ноги и побежала настолько быстро, насколько позволяли ноги. Меня создали не для бега, но я модернизировала свои ноги и могла пробежать без остановки 20-22 километра в зависимости от местности. Позади меня выстрел взметнул ввысь очередной дождик из щепок. Я не стала оборачиваться, чтобы выяснить, попали в меня или нет. Мне и не нужно было знать.
Лишь две модели винтовок могли стрелять на расстояние в 3 километра. К счастью для меня, ни одна из них не могла стрелять на расстояние в 3,5 километра. От следующих двух минут зависит всё. Они не смогут преследовать меня и целиться одновременно. Если у них есть колеса, они, конечно, меня догонят, но прицельно стрелять с борта раскачивающегося багги не смогут. На данной местности они смогут держать 40-65 км\ч, это означало, что им потребуется как минимум 2 минуты, чтобы прицелиться и 4 минуты, чтобы меня догнать. Значит, у меня есть 6 минут. А надо 14.
2 минуты, которые я не находилась на линии огня. Две очень долгие минуты.
Снайпер был точен, он явно был модернизирован для этой задачи. Не то, чтобы это было необычным явлением среди браконьеров, но и распространенным его назвать нельзя. Увеличивающие линзы в глазах почти незаметны, но датчики ветра на затылке видны практически всегда.