Аннотация: Зацепила меня в свое время эта песня...
А девушка созрела
Семь
Анечка очень волновалась перед выходом из дома. Заметят ли ребята ее новенькие лакированные босоножки, которые так идут к ажурным белым гольфикам с кисточками? И-ээх, она еще раз крутанулась перед зеркалом, скрипнула обновкой и выскочила из квартиры.
Зря переживала - триумф был полным. Девчонки обступили со всех сторон, охали и ахали, завистливо цокали языками. Еще бы - от такой-то красотищи! Только сосед Петька с седьмого этажа не оценил красивую обувку. Подошел вразвалочку, презрительно сощурился и спросил:
-- Слышь, Анька, а ты знаешь, откуда дети берутся?
-- Знаю, конечно. Папа с мамой целуются - и у них рождается ребеночек. А некоторые в магазинах покупают, - уверенно ответила Анечка.
-- Хха, а вот ни фига! Совсем по-другому они делаются, - Петька сложил пальцы одной руки в колечко, а указательным другой выразительно поводил туда-сюда. - Поняла? Е....ся папа с мамой, вот так!
Аня обомлела. Это ужасное неприличное слово она знала - оно обозначало то, что делают по ночам всякие нехорошие дяди и тети. Вот недавно совсем Витька анекдот об этом рассказывал. Но чтобы папа с мамой! Нет, такого просто не может быть!
И все-таки - пришлось поверить Петьке. Он был старше на год и вообще, знал обо всем на свете. Переварила страшную новость, да и постаралась не думать об этом. Ведь на свете столько более интересных вещей! И пятнашки, и жмурки, и вышибала, и светофор, и "море волнуется раз", и "Али-Баба, о чем слуга"... Да и в школу готовиться надо - она ведь уже совсем большая, семь лет стукнуло!
Девять
Дачи у Анечкиной семьи не было. Поэтому они с бабушкой каждое лето ездили то к друзьям, то к родственникам всяким разным. Вот и сейчас отправились в гости к Анечкиному дяде, который все время ее так смешно дразнит: "Анькин, Анькин, голова, вместо мяса ест дрова!" А живет дядя в Федоровске - это от Большеграда недалеко совсем, на электричке полчаса. В Федоровске хорошо: в каждом дворе цветет сирень, у которой нужно цветочки искать с пятью лепестками, и если найдешь, обязательно съесть, а то желание не исполнится. А еще у дяди во дворе большущий малинник, там много малины, но и ос, правда, тоже много... Прямо перед домом старенький деревянный столик, за ним взрослые дяди сидят, играют в непонятную игру домино и про какую-то рыбу кричат, а еще пьют вино из стаканов и поэтому все время веселые.
В соседнем подъезде живет Лариска. Она Анина ровесница, ей тоже девять. У нее еще братик есть двухлетний, он уже умеет говорить, все больше такие слова, за которые бабушка Аню бы по попе отшлепала, если бы услыхала. Но Лариска утверждает, что это ничего страшного, ведь ее мамка каждый день, как посидит с дядьками во дворе, их с братом по квартире веником гоняет и такими вот словами покрикивает.
-- Давай в больницу играть! - предложила однажды Лариска, и Аня, конечно, с радостью согласилась. Жалко только, что ей придется не врачом быть, а больной. Но и это тоже интересно. Отошли в малинник, Лариска и говорит:
-- Раздевайся!
-- Зачем раздеваться? - удивилась Анечка.
-- А что ж я тебя, одетой, что ли, буду осматривать? Надо ведь как взаправду играть, понимаешь?
Ну что ж, взаправду - так взаправду. Анечка разделась.
-- Не, так не считается. Ты давай, трусы тоже снимай. Вот теперь я смотреть буду, что у тебя там болит.
Анечке было неприятно и стыдно - Лариска шустрыми пальчиками бесцеремонно ощупывала такие места, до которых сама Аня дотрагиваться стеснялась. Она прекрасно понимала, что если кто-нибудь из взрослых застанет их за этой игрой, обеим здорово попадет. Бабушка сделает страшное лицо и скажет, что не ожидала такого от Ани, что внучка ее очень расстроила и покрыла позором ее седую голову. Аня плохо понимала, что такое покрыть позором, но бабушка говорила так иногда, а это был как раз подходящий случай...
Аня твердо решила, что больше с Лариской никогда в малинник не пойдет и в больницу играть не станет. Но Лариска умела настаивать на своем. "Чего ты боишься? Совсем дурочка, да? Это же игра!" - и Ане приходилось снова и снова соглашаться, чтобы ее не считали дурочкой. В конце концов она наловчилась избегать подругу - как только та выходила из подъезда, Анечка пряталась дома и на все попытки вызвать ее погулять отвечала, что страшно занята - помогает бабушке перебирать ягоды или мыть полы. Игры в больницу прекратились. Гораздо приятнее было ходить с папой в городской парк, расстилать на траве покрывало и лежать, подставив солнцу белое пузико. Правда, долго лежать Аня не могла - это же скучно! Она вскакивала и начинала вприпрыжку носиться вокруг, собирая цветы и пряча в земле под деревьями секретики - красивые блестящие фантики, обязательно придавленные осколком бутылочного стекла, чтобы можно было в следующий раз разрыть ямку и полюбоваться на закопанное сокровище.
Только одно смущало Анечку в этих замечательных вылазках - у папы, который безмятежно загорал, лежа на покрывале, были дырявые трусы, а сквозь прореху выглядывало что-то непонятное и пугающее. Анечку ужасно смущала эта дырка в папиных трусах - она вызывала одновременно и страшное любопытство, и брезгливость. На голых женщин за девять лет жизни Аня насмотреться успела - бабушка часто водила ее в общую баню со скользким кафельным полом, исходящими паром шайками и множеством старух, высоких и маленьких, худосочных и тучных. Их висящие до пупа груди, сморщенные попы с прилипшими березовыми листками и заросли седых волос внизу бугристых животов намертво впечатались в память девочки. Зрелище неприятное, но привычное и обыденное. А вот голых мужчин Аня не видела никогда. Ни живьем, ни по телевизору, ни на картинках. Правда, в красивых больших книжках с толстыми листами иногда попадались фотографии статуй, не прикрытых стыдливо фиговыми листочками, но то, что Ане удавалось на них разглядеть, не имело абсолютно ничего общего с тем, что высовывалось из дырки в папиных трусах.
К счастью, дырявые трусы папа вскоре сменил на новенькие, совершенно целые плавки и перестал, сам того не подозревая, вызывать у дочки столько противоречивых чувств. Теперь у Ани остался только один повод для смущения. В их дворике под раскидистой яблоней стояла старая ванна с водой, прекрасно нагревавшейся за день. В эту ванну было очень здорово плюхаться перед сном, отчаянно колотя ногами и поднимая фонтаны брызг. Непонятно только, почему пожилой сосед с первого этажа дядя Саша, один из завсегдатаев посиделок с домино и вином, так полюбил помогать ей купаться каждый вечер. "Опять полезла плескаться, егоза? Ну, я сейчас тебя добела-то ототру" - подходил, чуть пошатываясь, начинал елозить по Аниному гладкому тельцу куском мыла, а потом растирать грубыми заскорузлыми руками. Аня взвизгивала и брыкалась, а дядя Саша довольно ухмылялся, и странный блеск появлялся в его светлых водянистых глазах...
Одиннадцать
Все-таки лето - самое-самое замечательное время года. Ни тебе противной колючей школьной формы, ни торопливых собираний портфеля по утрам с судорожными мыслями, все ли уроки выучила и не вызовет ли сегодня к доске строгая Ольга Григорьевна... Можно гулять целый день, играть с девчонками в резиночку и белки-стрелки, а по вечерам читать-читать-читать взахлеб - про коварную Миледи и прекрасную графиню Монсоро, одноногого Джона Сильвера и преданного ирландского терьера Майкла, умеющего петь...
А самой, пожалуй, интересной, зачитанной до дыр, была книжка про отважного синеглазого капитана Блада и его возлюбленную Арабеллу. Аня часто ложилась вечером в постель, закрывала глаза и шептала чуть слышно: "Арабелла!" Имя красиво перекатывалось на языке, звеня согласными, а в уши размечтавшейся девочки вливались шум моря, шорох пышных платьев и звуки страстных поцелуев. Аня осторожно просовывала ладонь между ног и со всей силы зажимала ее бедрами. Сладкое томление разливалось по телу. Девочка представляла себя Арабеллой в жарких объятиях капитана Блада. Вот он проводит ладонью по ее щеке, целует в губы, в шею... У нее от волнения вздымается грудь. Да, во всех книжках пишут, что у женщин вздымается грудь - значит, так надо.
Хотя Аня только примерно представляла себе, что это такое - ее груди, к сожалению, было пока далековато от вздыманий. На совсем еще недавно плоском теле только-только начали расти бугорки, они ужасно чесались, а когда Аню кто-то толкал в грудь или ей ненароком попадало футбольным мячом, было больно до слез. Неужели женщины так всю жизнь мучаются? - расстроенно думала девочка, потирая зудящие выпуклости. А может, вырастет и перестанет болеть? Тогда скорее бы! Хотя чего ей жаловаться - всего одиннадцать, а уже что-то заметно. А у девчонок старше нее - она видела в бассейне - пока еще не растет, только зря купальники надевают, все равно скрывать нечего.
Двенадцать
-- Изабелла со своей служанкой ехали в карете на крестины к племяннице Изабеллы, малютке Марианне. И тут послышался страшный шум. Карета остановилась. В окне показалось лицо, полностью закрытое черной маской. "Выходите, мадемуазель", - сказал незнакомец. "О, нет, нет!" - вскричала Изабелла, но блеснувшая сталь кинжала у ее груди заставила ее повиноваться. Разбойник посадил Изабеллу на свою лошадь и умчал в лагерь, где он жил в большом шатре. Там он заявил, что сразу же был поражен ее красотой и хочет, чтобы она стала его женой. Изабелле тоже он понравился. Высокий, смуглый, с диким огнем в черных глазах... Но она не могла сразу же согласиться - ведь ее честь была оскорблена. "Я отдамся вам, если вы сумеете раздеть меня", - сказала она. А платье у нее застегивалось на пуговки спереди. На много пуговок. Он подошел к ней, начал расстегивать их. Она сопротивлялась, отпихивала его руками, грудь ее при этом вздымалась... Да, вздымалась. И вот уже осталась всего одна пуговка...
-- Ну и? Дальше-то что, Ань?
-- Ну что, ясно что... Классно я придумала, правда?
-- Да ничего так. Хотя прошлая история про Анжелику с пиратом интереснее была.
-- Да? А мне кажется, что про Изабеллу лучше... Слышь, Ленка, а ты не знаешь, как это вообще все происходит?.. Ну, я имею в виду, как мужчина засовывает... эээ... свою штуку в женщину? Она же у них висит, болтается, как это вообще можно куда-то засунуть? Тем более я тут попробовала найти у себя это место... Знаешь, только кончик мизинца пролезает, и то совсем чуть-чуть... Да, и еще - ну, допустим, засунул, ладно, но откуда он знает, как дальше нужно двигаться??? Это кто-то другой объяснить, что ли, должен?..
-- Нет, не знаю... Как-то сложно получается. Хотя, если все взрослые этим занимаются, значит, не так уж все и сложно?.. Зато я тут одну вещь интересную узнала.
-- Ну, какую, какую вещь?
-- Что женщина может забеременеть, только если занимается этим делом во время месячных.
-- Да ты что! Ой, какой ужас!
-- А что ужасного-то?
-- Так у тебя еще не начались, что ли?..
-- Нет. А у тебя что, начались???
-- Да. Этим летом.
-- И как?
-- Как-как? Ужасно, вот как. Заливает все, ходить неудобно, вата ноги натирает, и страшно так, что протечет и все увидят и будут смеяться... Ой, аж вспоминать противно.
-- Да ладно, у всех женщин так. Привыкнешь. Везет же тебе - начались! Ты уже, значит, взрослая совсем. Девушка. А я... Вот блин!
Тринадцать
Как здорово - на зимние каникулы к Ане приедет подружка Катя! Будет жить у них целую неделю! Родители уже купили девочкам билеты на елку и в Театр юного зрителя, мама обещала сводить в кафе, где продают страшно дефицитные взбитые сливки, а бабушка в кино на только-только появившийся на экранах фильм Рязанова "Забытая мелодия для флейты"! Ух!
И вот наконец долгожданный момент настал! Елка и кафе пока еще впереди, а в кино они идут уже сегодня. Кино - это всегда классно. Особенно когда фильм интересный. Но даже если он скучный, ведь сначала можно погулять по красивому фойе, разглядывая висящие на стенах фотографии знаменитых актеров, посмотреть на разноцветных рыбок в большущем аквариуме, и главное - купить развесное мороженое в хрустящих вафельных стаканчиках, а совсем не таких резиновых и безвкусных, как продают в универсаме и на улице. И само мороженое тоже не такое - оно не спрессованное и плоское, как блин, а соблазнительным шариком высовывается из стаканчика, и в нем много-много изюма!
Да, но на этот раз в кино стоило побывать не только ради мороженого. Ничего себе, до чего дошли - показывают на всю страну, как голые мужчина и женщина обнимаются и целуются в кровати! Аня и Катя изумленно переглянулись и, покраснев от смущения, вжались в спинки кресел. Хорошо еще, бабушка сидит не рядом, а на два ряда впереди, и Ане не видна ее реакция.
Домой они возвращались взбудораженные. То и дело переглядывались украдкой и глупо хихикали. Но обсуждать при бабушке, конечно, было нельзя. Только после ужина, надев пижамы и нырнув под одеяло (они попросили разрешения у мамы спать вместе на диване в гостиной - чтобы можно было перед сном поболтать), девочки взорвались:
-- Слушай, ну ни фига себе, что показали-то, а!
-- Дааа... Обалдеть...
-- Никогда еще такого в кино не видела... Интересно, а им не стыдно было в этой сцене сниматься? Представляешь, как это - раздеться догола при всех, лечь в постель, а кругом всякие там ассистенты, операторы, гримеры... Ох, я бы так не смогла.
-- Ага, я бы тоже. Но здорово получилось.
-- Да уж... Слушай, а давай поиграем - будто ты Леня, а я Лида. Или наоборот. Вот мы лежим и...
-- Нууу... Давай!
Девчонки завозились под одеялом. Скинули пижамные кофточки, штанишки стыдливо оставили: каждая чувствовала, что ниже пояса игра распространяться не должна - табу. Неуверенно потянулись руками к грудкам друг друга, потом осмелели, принялись ощупывать, давить, мять. Губы начали активный слюнообмен. Аня задыхалась от накатывающих приступов тошноты. Целоваться было мокро и противно, Катина грудь на ощупь оказалась мягкой и размазывалась под ладонями - как будто прикасаешься к двум теплым медузам. Никакой упругости, как у самой Ани. Так ведь Катя и младше на год... Но остановиться Аня не могла. Сквозь тошноту и брезгливость проступало возбуждение - оно захлестнуло ее днем в темном кинозале и настоятельно требовало выхода.
-- Мммм, Леня, милый!
-- Лида! Я люблю тебя! О да, да, да!
Четырнадцать
Вика встречается с Игорем из 9Б. У него карие глаза и ужасно симпатичная челка. Майка сохнет по красавчику Вове из 10А. Он ее не замечает, но Майке все равно - достаточно мельком увидеть его на переменке, и целый урок сидит сияет. Дурочка. За Ленкой весь прошлый год бегал одноклассник Лешка, закидывал ее портфель в мужской туалет, забрасывал снежками по пути домой - в общем, всячески внимание проявлял. Но Ленка на него - ноль эмоций. Еще бы - кто посмотрит на такого косоглазенького-то. Ей Пашка-великан нравится, самый высокий мальчишка в классе. Ленка ему по пояс. И чего она в такой дылде нашла?..
Только Аня ни по кому не сохнет и не вздыхает. И это ужасно. В девчоночьих анкетах в графе: "Кто из мальчиков тебе нравится" приходится писать: "Секрет", потому что честно ответить "никто" - позор. Засмеют. И за ней совершенно никто не ухлестывает. Только "дай списать" да острием стержня в спину - разве это ухаживание?..
Зато у нее есть Вадик. Ему уже восемнадцать лет, он умный, добрый, веселый и симпатичный. И очень ее любит. И защищает. И заботится. И никогда не говорит ей обидные слова. И... в общем, много чего еще. Когда она подрастет, они обязательно поженятся и у них родится четверо детей... или пятеро - Аня еще не определилась. Но обязательно первыми будут мальчики-двойняшки, дружные и озорные. Жалко, конечно, что Вадик существует только в воображении. И все равно он кажется ей реальнее этих прыщавых потных одноклассников, которые могут пнуть так, что пролетишь несколько метров и больно ударишься об угол парты, и обложить матом ни за что ни про что.
А еще Вадик нежный, ласковый и страстный. Правда, страсть проявлять пока еще рано, так что он терпит - только обнимает ее и целует. А вот когда ей исполнится шестнадцать, тогда уже, наверное, можно будет... Ведь они все равно потом поженятся! Вот на этой кровати, где она сейчас вертится и никак не может уснуть, он ляжет рядом, прижмется крепко-крепко - так, что она почувствует жар его тела и крепкие сильные руки, и... Ах! Как же это будет хорошо!
Пятнадцать
Ну вот, надежды все - как дым по ветру... Все лето мечтала, как пойдет в другую школу в десятый класс, и там... там обязательно встретит очаровательного кареглазого брюнета, симпатичного и остроумного. Который пригласит ее в кино, угостит мороженым, и они будут гулять по парку, болтать, смеяться, а потом он, конечно, поцелует ее... И вот на тебе - класс сформировали из одних девчонок. Конечно, есть вариант увлечься кем-нибудь из одиннадцатых. Половина девчонок из их 10Б уже умудрились влюбиться в Мишку, который в школьном спектакле играл инвалидного подполковника и так смешно припадал на одно колено, а на самом-то деле с коленями у него, конечно, все в порядке - вон как носится по школьным лестницам, перепрыгивая через несколько ступенек, и распевает песни "Битлз" при этом. Отважные Юлька с Иркой даже умудрились привлечь его внимание тем, что расклеили по всему микрорайону объявления: "Продается холодильник "Минск-15" дешево" и его телефон указали (подсмотрели в журнале на переменке, проникнув в учительскую - Аня тогда еще на шухере стояла перед дверьми). Мишка когда узнал, кто это сделал, чуть шеи им не свернул, но внимание-то они на себя таким образом обратили - это да.
А ее новая лучшая подружка Машка влюбилась в сероглазого Сергея из 11А. "Сережа ну и рожа", - ворчала про себя Аня, но подруге честно помогала - и записочки со смешными пародиями на популярные песни по карманам ему в гардеробе рассовывала, и мелом на асфальте перед его подъездом всякие глупости писала, и даже ездила с Машкой в институт, куда он собирался, судя по всему, поступать - во всяком случае, ходил туда на подготовительные курсы. Зачем ездили - а просто так, в шпионскую организацию играли с девизом: "Мы наших клиентов из-под земли достанем".
Ане было весело, опасность приятно щекотала нервы, и в то же время не давала покоя жгучая обида. Ну что же это такое - все вокруг кем-то увлекаются, пишут любовные стихи, страдают, не спят ночами, рыдают в подушку, а она... Может, сердце у нее каменное? Может, в организме какой-то сбой? Но почему же тогда так мечтается о жарких объятьях, так сладко ноет низ живота каждый вечер, когда Аня ложится спать?..
Шестнадцать
Вся Анина комната увешана плакатами. Прямо над головой - известная хард-роковая команда, шестеро крепких мужиков в шортах, с длинными вьющимися волосами (химию, наверное, делают) и голыми торсами. Аня никак не могла определиться, что ей больше нравится - когда у мужчины грудь волосатая или безволосая. Вроде и так и так хорошо, главное - широкая. Чтобы обнять можно было, только раскинув руки. Прижаться носом к ключице, скользнуть губами по соскам... Кажется, у мужчин это тоже место чувствительное, не только у женщин. Интересно, зачем им вообще соски? Детей ведь не кормят... Забавно, да.
Мужчины на плакатах молча улыбаются ей. Она не мечтает о том, что кто-нибудь сойдет со стены и прижмет к волосатой или безволосой груди. Просто приятно смотреть на их лица и думать о своем. О том, что когда-нибудь обязательно... Не может ведь эта пустыня тянуться без конца и края, пора бы уже набрести на оазис! А пока у нее есть только плакаты и книги. Книги в последнее время публикуют обалдеть какие откровенные. Вот "Любовник леди Чаттерлей", например. Или романы Сидни Шелдона... Столько всего интересного Аня оттуда вынесла! Например, узнала о том, что девушки могут себе доставить удовольствие в душе. Да. Аня, конечно, тут же кинулась в ванную. Сначала ничего не получалось - может, напор делала слишком сильный или не могла разобраться, куда его направлять. Зато потом... Вау! На ослабевших дрожащих ногах Аня опустилась на корточки и выдохнула. Вот это эффект! - спасибо, Сидни. Ничего похожего она не испытывала, когда на протяжении нескольких лет зажимала руку между ног... Что ж, теперь понятно, чего все так трясутся из-за этого оргазма. И все же, все же, все же - сама с собой, это ведь как-то неправильно... И где прикосновения сильных рук, где широкая мужская грудь, к которой так хочется прильнуть? Слезы бессилия и одиночества потекли по лицу, смешиваясь со струями воды. Плакать под душем так же безопасно, как и под дождем - никто не заметит.
Семнадцать
"Дороти нервно тряхнула головой, и шпильки градом посыпались из ее высокой прически, а волосы водопадом скользнули вниз, прикрыв обнаженную спину. Она смотрела в зеркало и видела в нем отражение Майкла. Тот сидел на кровати, обхватив голову руками, и грустно смотрел на нее. Шли последние минуты свидания. Пора было расставаться, и неизвестно, удастся ли им встретиться еще когда-нибудь...
--
Дороти, милая... - начал было он, но она с досадой махнула рукой - так, что обнаженная грудь ее соблазнительно всколыхнулась.
--
Нет-нет, не надо лишних слов. Просто иди. И знай, что я буду помнить об этом всю жизнь.
Майкл со вздохом принялся натягивать рубашку и брюки на мощное тело. Уже одетый, он обернулся в дверях и умоляюще взглянул на нее. Она плавно встала со стула, сияя наготой, порывисто бросилась к нему, и губы их слились в горько-сладком прощальном поцелуе".
Аня задумчиво покусывала колпачок ручки, думая, что бы еще прибавить к этой волнующей сцене. Да нет, кажется, и так хорошо. Горько-сладкий прощальный поцелуй - весьма удачная концовка. Майкл у нее, конечно, герой. Не слишком красив - лицо его будто бы несколько раз переехал автомобиль, а волосы неизменно побеждают в борьбе с расческой, зато какое телосложение! Какое обаяние! Практически ни одна женщина устоять не может. И вот ведь досада - ему хочется спокойной семейной жизни, уютного гнездышка, а жизнь постоянно швыряет в разные передряги, где он знакомится с женщинами, несчастными в браке, страдающими от опостылевших мужей, и, конечно, дарит им счастье и сладость воспоминаний о потрясающих встречах. Все это происходит в Америке в начале 20 века, и на заднем плане то и дело проносятся шумные балы, страдают освобожденные от рабства, но ущемленные в гражданских правах негры, делают карьеру отважные женщины-суфражистки...
Не зря, видимо, преподаватель по гражданскому праву, высокий, худой и нескладный доцент Ильичевский говорит, что Ане нужно было бы родиться в Америке - лучше нее на курсе никто не знает историю Гражданской войны, и все поправки к Конституции, и законы, принятые во время президентства Теодора Рузвельта... Вот до чего графомания доводит! Аня хмыкнула и снова прикусила колпачок. Раз уж в реальной жизни ничего не происходит, кроме лекций, семинаров и сидений в студенческой библиотеке, почему бы не погрузиться в выдуманный, но такой близкий и заманчивый мир, не почувствовать себя прекрасной гордячкой Дороти, нежной и ласковой Дженнифер, застенчивой, но чувственной Анджелиной?.. Ведь в объятиях Майкла так сладко... Отложив наконец ручку в сторону, Аня решительно отправилась в душ. Мама все удивляется в последнее время, чего это дочку обуяла страсть к чистоте... Как все-таки хорошо, что родители бывают иногда такими недогадливыми
Восемнадцать
Вчера с Аней в метро пытался молодой человек познакомиться. Симпатичный такой, с обаятельной улыбкой. Аня даже было решила дать телефон, но тут выяснилось, что парнишка этот - слесарь. Ну зачем ей слесарь? Как она с ним будет обсуждать образ Генриха V в пьесах Шекспира "Генрих IV" и "Генрих V" и описание культа Исиды в романе Апулея "Золотой Осел"? А все-таки обидно...
Еще пару месяцев назад вообще забавный случай был. Возвращалась она домой, села в трамвай, а за ней негр - прыг. К неграм у Ани слабость, а этот еще и эфиоп оказался - они ж про эфиопов только-только закончили по Истории Азии и Африки тему проходить. Аня на радостях как начала новому знакомому про царя Менелика и войну Италии с Абиссинией рассказывать, он аж обалдел. Не ожидал такой подкованности. Через пару дней встретились, в кафе посидели, шампанского выпили. Эфиоп так странно на нее смотрел... На Аню еще никто так не смотрел. И все выбивавшиеся у висков из косы волосы ей за ухо заправлял. Аккуратно, нежно. Звал к себе в гости в общежитие очень настойчиво, а когда вышли из кафе, обнял за талию, наклонился губами к уху и попросил: "Поцелуй меня!" Аня обалдела. Как это вот так сразу - целоваться? А длительная дружба сначала? Чтобы все-все друг про друга узнать и понять, достичь настоящей духовной близости? Целоваться Аня отказалась наотрез и на следующее свидание не пришла. Ясно было, что отбиваться уже не от поцелуев придется...
А еще одну транспортную встречу Аня долго вспоминала с замиранием сердца. Ехала она в троллейбусе, а недалеко, чуть наискосок, молодой человек сидел очаровательный. И не то чтобы в ее вкусе - не кареглазый брюнет, а зеленоглазый шатен, но какой! Утонченные черты лица, густые кудри, красивые длинные пальцы сжимают чехол скрипки - музыкант! Все взгляды на нее бросал красноречивые и улыбался смущенно. И она тоже - посмотрит, перехватит взгляд, застесняется, отвернется... А потом вышла на своей остановке и долго еще себя ругала за нерешительность. Вот была бы отважнее - сунула бы перед выходом ему записку с телефоном. Вдруг бы позвонил?..
А так со своей застенчивостью и будет одна куковать... Может, вообще никогда никого не встретит, не выйдет замуж и помрет старой девой. Вот веселуха-то!
Девятнадцать
-- Ну чего, Маш, как все прошло-то?
-- Да как-как... Все так же. Он хочет, а я... я пока не готова. Пытаюсь ему объяснить, а он не понимает. Жалуется. Говорит, что столько уже ждет, мы почти полгода встречаемся, и непонятно, что меня останавливает. Я ему говорю, что мне еще время нужно, больше привыкнуть - к нему, к самой мысли, а он... Да, что там говорить. Сегодня, представляешь, совсем с катушек съехал. Мы стояли, обнимались, он, как всегда, лифчик мне расстегнуть пытался, а я ему не давала. Так он ширинку вжик - и достает... Ну, ты понимаешь. Возьми, говорит, подержи.
-- Ой! А ты что?
-- Взяла... Ненадолго только - очень страшно было и неуютно как-то... Подвигала даже немножко.
-- Как подвигала?
-- Да сложно это объяснить... В общем, есть у них там что двигать - хорошо им от этого становится. Я вот тут знаешь, что решила? Надо как-то бороться с этим страхом. Купила книжку, "Как свести с ума своего любовника" называется. А еще у этого же автора есть "Как свести с ума свою любовницу", "Как свести с ума друг друга", "Как заниматься сексом шесть раз в неделю" и еще что-то - не помню уже названий. Вот, думаю, если прочитаю все, так и бояться перестану, а?
-- Ну да, может быть... А мне-то дашь почитать?
-- Дам, конечно, о чем ты спрашиваешь!
И Аня прочитала. И про любовника, и про любовницу, и про шесть раз в неделю. Узнала много интересного: и про преимущества и недостатки каждой позы, и про то, как лучше всего минет делать, и как у партнера эрогенные зоны искать, и чем вагинальный оргазм от клиторального отличается, и как помочь мужчине, если у него проблемы с потенцией или преждевременной эякуляцией... В общем, подковалась теоретически так, что даже сама себя зауважала. Хоть сейчас по телевизору ночной канал вести, вместо доктора Щеглова. Вот только... как же без практики-то? Благополучно рассталась с девственностью, избавившись от всех страхов, Маша. Сразу за ней последовали Ирка и Танька. Чуть попозже Ольга, которая вообще на три года младше Ани! Все подруги, все до единой... От тоски хотелось выть на луну.
Аня даже решилась на крайний шаг - попробовала знакомиться по объявлениям. Скромная симпатичная студентка ищет умного, доброго, веселого... Да, в письмах все были умными, добрыми, веселыми. Цитировали "Маленького принца" Экзюпери и "Трех товарищей" Ремарка. А в жизни оказывались закомплексованными уродцами с капающей изо рта слюной. И ни один не был похож на него - единственного и неповторимого, от шуток которого она будет смеяться до упаду, а от нежных слов краснеть и отводить глаза... Так где же он? Когда наконец появится в ее жизни???
Двадцать
Они познакомились еще в колхозе перед началом первого курса. Высокий, широкоплечий, веселый, общительный, душа компании. Песни под гитару, смешные истории, приятная улыбка... Пашка всегда был в центре внимания, Аня же скромно оставалась в тени. Ей даже и не мечталось приблизиться к нему, такому блестящему и популярному. Так, болтали время от времени перед занятиями, давали друг другу переписывать лекции, сталкивались иногда в студенческом кафе... И вот однажды он пригласил ее на концерт в местный институтский клуб! Ну, не только ее пригласил - вообще-то почти треть курса, но это неважно. Она пошла. Это был потрясающий концерт. То есть песенки-то, конечно, ничего особенного, но Пашка! Как он смотрелся на сцене! Как непринужденно шутил в перерывах между песнями! Как заводил зал пассажами на гитаре! А какая фигура, а руки, а разворот головы, а взгляд! Аня смеялась, хлопала, кричала "Браво!" и махала руками. Сердце при этом колотилось как ненормальное. Кажется, она влюбилась - первый раз в жизни, в двадцать лет.
Концерт был в мае, перед самой сессией, и все лето Аня о нем вспоминала. Пашка... Надо же, как обернулось - учились вместе четыре года, и вот на тебе - влюбилась! Что же предпринять? Она прекрасно понимала, что если не сделает первый шаг, ничего не получится. Она для него - одна из многих. Пусть даже и самая симпатичная девушка на курсе, как он однажды выразился. Интересно, скольким еще девчонкам он говорил то же самое?..
Аня решительно подняла телефонную трубку и набрала номер. Только бы он был в городе! Только бы оказался дома - неизвестно, хватит ли ей куража позвонить еще раз... Ура! Его голос! Почти не запинающимся голосом поздоровалась, представилась и изобразила крайнюю заинтересованность в срочном возвращении тетрадки с конспектами, взятой им во время сессии. Не удивился. Кажется, даже обрадовался, что она позвонила. Договорились встретиться на следующий день у студенческой библиотеки.
Вечером после встречи Аня заскочила в канцелярский магазин, купила красивую тетрадку с глянцевой обложкой и начала вести дневник.
"Отчаянно борясь с захлестывающим меня волнением и бодро стуча каблуками, я шла к до боли знакомому зданию библиотеки и издалека заметила крохотное светлое пятнышко на ступеньках. Да, это был он! Такой большой и внушительный, такой... такой ослепительный! И в то же время уютный, домашний... Даже не знаю, как толком это объяснить. Я ужасно боялась, что он сунет мне тетрадку и скажет, что ему пора по важным делам, но он предложил прогуляться. И мы пошли. Постояли немножко, пережидая дождик, под аркой, поболтались под одним зонтиком по темным мокрым улочкам и уютным дворикам с фонтанами... Говорили обо всем на свете - о книгах и фильмах, учебе и друзьях, увлечениях и жизненных принципах... И домой он меня проводил, до самой двери. Кажется, я только что пережила самый романтический вечер в своей жизни!"
"Вспоминаю прошедшие три месяца с нашей первой встречи на ступеньках библиотеки... Сколько же всего в них уместилось! Такие чудесные прогулки по дворикам с причудливыми деревьями и колоннами, и еще дворы, переходы, арки, обшарпанные глухие стены, голуби на крышах. Кафешка на Центральном проспекте, песенка "Чайф" и один шарик мороженого на двоих. Он тогда обнял меня в первый раз, и мое бедное сердечко чуть не выскочило из груди... Опять концерт в студенческом клубе, далекая сцена, его черная футболка, золотистые большие теплые руки... Кружится голова и слегка бьет озноб - ведь это любовь, правда? Наш первый танец, я ощущаю его прикосновения и боюсь, как бы не наступить ему на ногу... И снова - дворы, дворы, скользкий лед, я чуть не падаю и... сильные руки подхватывают меня, я в воздухе, держу его за шею, прижимаюсь... Высоко, легко, тепло. Жарко! "Ты не замерз?" "Нет, меня греет биение твоего сердца". Мои руки в его руках... У него теплые ладони, несмотря на то, что он провел несколько часов на морозе без перчаток. Темный заброшенный чердак, на который мы, словно ненормальные декабрьские коты, забрались зачем-то - якобы посмотреть открывающиеся виды, и первый поцелуй... Не знаю, с чем сравнить ощущения... Вот, пожалуй, будто я стою на крутом берегу и смотрю на воду, в которой никогда раньше не была. Только слышала, как купались другие. Вода далеко, в то же время близко, она манит меня и пугает абсолютной неизвестностью ощущений. И вот я наконец лечу и погружаюсь. Столько нового, что я просто теряюсь - температура, плотность, прикосновения к телу... Удержаться бы на поверхности! Но я стараюсь, гребу руками, ногами, и - плыву, плыву!"
Двадцать один
Они выбрались за город ранней весной, когда только-только сошел снег. Пашка сказал, что знает одно чудесное место - развалины старинного дворца всего в получасе езды на электричке от города. Место и впрямь впечатляло - полуразрушенное здание со следами былого величия, узкий тесный проход внутрь, а там - обвалившиеся арки, голые стены, сыро, темно, на полу осколки кирпича - в общем, романтика! Пашка расстегнул Анино пальто, руки скользнули под свитер, нашли застежку лифчика, обхватили грудь, сжали соски. Аня замотала головой, замычала, пытаясь сдержать звериный вопль от обжегшего возбуждения. Пальто и свитер оказались на земле. Холод покалывал плечи, но она его не замечала - внутри все полыхало. Пашка не останавливался - потянулся к Аниным джинсам, рванул молнию, захватил лоно в плен сильной руки, погрузил пальцы в горячую хлюпающую мякоть. В животе разжалась тугая пружина, и Аня больше не могла сдерживаться - ее крик забился в гулких сводах, спугнув с насиженной балки стайку воробьев. Паша с Аней расхохотались. "Ну ты, мать, даешь - так ведь и стены на нас могли упасть". Он осторожно уложил ее, мягкую, теплую и дрожащую, на пальто, лег сверху, губами нежно коснулся ее доверчиво раскрывшихся губ. Аня чувствовала усиливающееся давление его плоти - еще, еще, еще, и вот - долгожданная боль проникновения! Такая сладкая, желанная, восхитительная боль. Неужели это наконец-то с ней произошло?!
Первый опыт орального секса она пережила через пару недель после прогулки по развалинам, тоже на природе - на берегу реки в зарослях камышей. Сначала, поняв, что Паша от нее хочет, она немного испугалась. Ведь я же только в книжках... Вдруг не получится? Вдруг ему не понравится? - нервно думала она. Главное - спрятать зубы, это я помню. Скользить мягко, помогать языком... Ага, все не так уж сложно, даже забавно... И увлекающе. И приятно. И возбуждает! Но, может, я все-таки что-то не так делаю? Ай! Что это? Ах, да, получилось! Даже на вкус ничего, не противно. Ну вот, значит, я все правильно сделала. Я молодец!
Мир после открытия в нем секса окрасился в совсем другие тона. Восприятие стало резче, четче, острее. Анино тело, вырвавшись из плена, жадно и настойчиво требовало любви. В любое время и в любом месте - поздним вечером в городском парке, ранним утром в походной палатке, среди бела дня на лестничной площадке, обеденном столе, шатком табурете, винтовой лестнице... Пашка был неутомим и изобретателен, Аня с готовностью откликалась на любые его фантазии. Иногда фантазировала сама. Предложила однажды сыграть в жмурки. Дома, кроме них, никого не было - родители уехали на дачу. Аня завязала Паше глаза своим шейным платком, повернула несколько раз направо, потом налево, отбежала на несколько шагов. Главное - не рассмеяться, чтобы не поймал раньше времени. Она тихонько, стараясь не шелестеть тканью, сняла платье и бросила ему в руки. Перебежала в другую комнату. Вслед за платьем полетел лифчик. Потом трусы. Пашка обалдело улыбался и отчаянно шарил руками, пытаясь ухватить чертовку. Наконец его ладонь скользнула по улепетывающим ягодицам. "Стой! Я тебя поймал!" Аня больше и не пыталась убегать. Только подалась чуть вперед, чтобы опереться о спинку кресла, выгнула спину и довольно замурлыкала, принимая в себя горячие толчки.
Двадцать три
-- Зайка!
-- Ну чего еще?
-- А ты не мог бы помыть посуду?
-- Ну ты же видишь, я занят.
-- Вижу. Очень занят. Лежишь на диване и играешь на гитаре. Понимаешь, я просто устала очень. Пропылесосила, помыла полы, испекла твой любимый пирог с черникой...
-- Надо было силы рассчитывать. Не пекла бы пирог.
-- Но ты же сам меня попросил!
-- Ну так отказалась бы. Не умер бы я без этого пирога. А посуду мыть не хочу. Оставь ее - завтра помоешь, когда отдохнешь.
-- Паш, у меня к тебе разговор серьезный...
-- На тему?
-- Мне кажется, тебе нужно поискать другую работу. Ну вот смотри - все, что ты получаешь, ты тратишь только чтобы на такси доехать до школы, не опоздав на первый урок. Ладно сейчас - мы живем на мою зарплату, смеситель вот в ванной поменяли, обои купили, хотя они и пылятся на антресолях уже полгода, а мы все никак не можем приступить к ремонту... Но ведь мы планировали ребенка, Паш! На что же мы будем жить, когда я с работы уйду?
-- Ну не знаю я... Вообще-то это ты ребенка планировала, а я думаю, что это дело подождет. Я ведь наукой, Аня, занимаюсь, у меня полторы ставки в школе, аспирантура, а ты хочешь меня сорвать и ящики, что ли, разгружать отправить?
-- Ну почему сразу ящики? Мало ли, чем может молодой здоровый мужчина с высшим образованием заняться, чтобы деньги нормальные в семью приносить...
- Раз тебе это нужно, ты мне работу и ищи. А я, пожалуй, рассмотрю варианты, которые ты подберешь. Если они приличными, конечно, окажутся.
--
Паша, что случилось? Почему ты так поздно пришел?
--
Ничего не случилось. В библиотеке был, как всегда.
--
Но ведь библиотека в девять закрывается, а сейчас уже полпервого!
--
Ой, какая же ты зануда. Ну, зашел еще к Ирке с Витькой пива попить. А что, нельзя?
--
Почему нельзя? Просто позвонил бы, чтобы я не волновалась. Я ведь не знала уже, что думать...
- Слушай, ну хватит тут на меня наезжать с порога, а? Подумаешь, пришел поздно. Иди лучше на кухню ужин подогрей, а то Ирка меня не покормила толком - одними чипсами сыт не будешь.
-- Спокойной ночи.
-- Спокойной... Паш, а ты что... ничего не хочешь?
-- Устал я, Аня, ну чего пристала?
-- Но ведь мы уже целую неделю с тобой не занимались...
-- Ты что, совсем ненормальная? Дни считаешь? Еще календарь себе заведи, даты в нем обводи кружочками. Вообще уже, не дает человеку отдохнуть спокойно. Маньячка сексуальная.
-- Паша, знаешь, я подумала и решила... Мне кажется, нам лучше расстаться.
-- Да? Ну, раз ты все решила, я тебя удерживать не собираюсь. Думаешь, ты одна такая, единственная и неповторимая? Да я свистну только - на твое место десятка три кандидаток слетятся. Тоже мне, фифа какая нашлась...
Двадцать восемь
- Алло! А, Маш, привет! Дела как? Да фиговато что-то, Маш, дела... Ну приходил, да, как собирался. Ушел вот только минут двадцать назад... Что? Нет, Маш, я не плачу. То есть плачу... Но я успокоюсь скоро - не из-за чего плакать на самом-то деле. Да нормально все было - как всегда. Посидели, поболтали, пообнимались... Раздел меня, помял немножко грудь, навалился сверху, попыхтел, выполнил программу простых движений, скатился, вскочил, заторопился. В душ, говорит, срочно нужно. А потом домой. Дела... Чмокнул на прощание, убежал. А я лежу, знаешь, как оплеванная... Чувствую себя одноразовым носовым платком, в который высморкались, а потом бросили в корзину. Отвратно... Нет, не кончила. Никаких усилий не прилагал. Видимо, считает, раз женщина не испытывает вагинальный оргазм, это ее проблемы. Да не в этом дело-то, Маш! Что оргазм? До оргазма можно саму себя в любой момент довести - никакой мужик тут не нужен. Я каждый раз, как последняя дура, мечтаю в нежности утонуть, раствориться. Единение почувствовать телесное и душевное. Такого хочется секса, чтобы прорасти друг в друга нервными окончаниями, за чертой побывать, понять, что мир - это значительно больше, чем мы себе представляем... А что в итоге? Пошлый трах: туда-сюда, сюда-туда. Тьфу. Зачем мне вообще это все? Что осталось в воспоминаниях от тех мужиков, которые мелькнули в жизни за последние годы? От того суетливого потного Юрика? Вечно всем недовольного Олега с обмылочком вместо члена? Трахуна-надомника Костика? Пустота, Маш. А этот... Я почему-то так надеялась, что с этим будет по-другому. Он казался не таким, как все. Умный. Ироничный. Проницательный. Взгляд с затаенной грустью. Улыбка с горчинкой... И что вышло? Голая физиология. Ни намека на нежность. Попользовался и ушел. Такая тоска... Я, знаешь, Маш, что-то все вспоминаю в последнее время один момент, когда мы с Пашкой еще только встречались и все у нас было хорошо. Поехали к нему домой на ночь, а у меня месячные как раз в тот день начались. И так болезненно - низ живота вообще разрывало. О сексе даже думать не хотелось. Пашка сказал - ничего страшного, подумаешь, просто ляжем в обнимку и уснем. Но я-то понимала, что ему не до сна. Скользнула вниз, поласкала губами... А потом он обнял меня и прижал к себе крепко-крепко. Я лежала, щекой к его груди, и слушала, как стучит сердце. И чувствовала - мы вместе. Почему-то именно тогда ощутила это особенно остро. Волны нежности качали нас и баюкали. И это было счастье. Тихое, неподдельное, мое счастье. Неужели, Маш, я больше никогда его не почувствую? Неужели?