Как-то поздним вечером, когда город остывал после раскалённого дня, я сидел на балконе со стаканчиком бренди и вкушал блаженство. Когда оно достигло определённой концентрации, моё одиночество нарушил дружище Архивариус, который, не мешкая, пропустил большой глоток пьянящей жидкости, и достал откуда-то свой фолиант. Рассказ, который приготовил он начинался так...
* * *
По прошествии какого-то непродолжительного времени меня толкнуло описать эту историю. Сама история имела всего два странных момента, которые можно было бы списать на мою невнимательность, если бы не одно обстоятельство, которое проявилось несколько позже и окружило себя ореолом некоторой таинственности.
Серая река обыденности текла равномерно. Я делал 17 кругов ежедневно на небольшом автобусе по одному и тому же маршруту. Эта, далеко не творческая работа, отупляла меня своим однообразием, закручивая в вихре семнадцати кругов и выпуская в конце смены со слегка кружащейся головой, как человека, только что прокатившегося на карусели.
Неплохие заработки позволили мне сменить девятилетний Пежо 405 на, так же неновый, но большой лимузин имеющий кучу электрического комфорта. Правда, он поднимал иногда в душе волну беспокойства по причине своей прожорливости. Шёл август. Свой крейсер я купил в июле и, будучи человеком что-то смыслящим в машинах, пытался своими силами бороться с ненасытностью мотора, подвергая его некоторым регулировкам. Итак, открутив в один из солнечных дней свою карусель, я отправился на своём корабле домой. Взгляд на часы -- вечерело, но, вечерело формально: что там 16.30 в августе.
Небольшая автобусная фирма, в которой я работал, находилась в одной крупной деревне и поэтому, проехав несколько сот метров, я оказался среди фермерских полей. Нажав на педаль газа, и опрокинув в цилиндры с полведра бензина, я вспомнил о неэкономичности, и решил на ближайшем удобном месте произвести очередную регулировку.
Где-то в полутора километрах от "фирменной" деревни я остановился на расширении у перекрёстка двух дорог, решив сделать зажигание пораньше. Не заглушив мотор, полез под капот. Перед тем как под него нырнуть, я оглянулся по сторонам. Если бы не колыхание кукурузы на окружавших меня полях, то всё показалось бы застывшим в растёкшемся зное лета. Мой блуждающий взор не высмотрел вокруг ни единой живой души. Я погрузился в регулировку работающего мотора, вслушиваясь в его реакцию, поворачивая распределитель на десятые доли миллиметра.
Невнятные и непонятные человеческие слова плавно вытекли из мелодии оркестра, которым я в данный миг дирижировал. Услышав фальшь, я с некоторым непониманием вынырнул из-под капота. Копьё неожиданности пронзило меня сверху в низ и я, вздрогнув, застыл от увиденного.
Рядом со мной стояла Баба-Яга... Я думаю, многие читатели знакомы с ней по сказкам и поймут меня без подробных описаний её внешности. Как бы там ни было, но внешне это была она. Страшно горбатой фигурой, повязанным на голове платком, огромным крючкообразным носом, длинными руками, тонкими длиннокостлявыми пальцами и количеством лет, которое не живут, она произвела на меня трудноописуемое впечатление. Она говорила, что-то быстро и на каком-то диалекте, так что я стоял парализованный и ничего не понимающий.
Видя моё замешательство, она расплылась в улыбке, и распростёрла руки, как бы собираясь заключить меня в объятия. Но моя оторопелость, заставила её оставить свой порыв и, продолжая говорить, она стала показывать рукой в сторону.
Я оглянулся по сторонам, словно ища помощи. Ни машины, ни автобуса, ни какого либо другого транспорта, из которого она могла бы выйти - не было. Оставалось предположить, что она вынырнула из зарослей кукурузы. Я подумал: бабка, если ты не Баба-Яга, то откуда ж ты взялась здесь так неожиданно? Если ты -- Баба-Яга, то где ж твоя метла и ступа? На станции техобслуживания, что ли?
Так как она безудержно стрекотала, я решил: ей куда-то нужно и напряг свою голову, чтобы понять её. По отдельным словам, схожими с Hochdeutsch, я догадался, что ей нужно в Хольцхайм. Я начал сопротивляться, говоря, что еду в Бургленгенфельд, а это прямо, а не налево, как нужно ей. Но она, услышав Бургленгенфельд, расцвела в улыбке ещё больше и стала радостно лопотать, говоря, что от Хольцхайма идёт большая дорога в Бургленгенфельд. Моих возражений, в которых я пытался объяснить, что это для меня большой круг, она как бы не слышала, продолжая наседать на меня. Её подозрительная улыбка и странный блеск в глазах заставляли меня сопротивляться. Меня наводняло предчувствие, что должно что-то случиться. Но усилившийся зной, висевший в неподвижном воздухе, дал почувствовать мне жажду и породил желание ехать, как можно скорей, чтобы не изжариться. И видя, что отвязаться от Бабы-Яги мне не удастся, я согласился.
В машину она села очень шустро, как не садятся нормальные люди, дожившие до преклонных лет. Сев, она не пристегнулась ремнём и как-то сразу подалась ко мне. Нажав на газ, я круто повернул налево на Хольцхайм. При этом она даже не качнулась вправо, будто центробежные силы на неё не действовали. "Боже, пронеси!" -- подумал я.
Бабка лопотала без умолку, будучи почему-то очень весёлой, и, как я заметил боковым зрением, постоянно смотрела на меня. В какой-то миг я разобрал её словесные дебри: она хвалила мою машину, сказав, что она очень хорошая. Я решил ей ответить, чтобы не выдать своего сильного волнения, от которого был разговорчив как рыба, сказав, что машина хорошая, да бензина много жрёт. Через силу повернувшись, глянул ей в глаза.
Глаза её горели, будто отражение солнца в стёклах очков, и она ещё и подвинулась ко мне в этот миг. Тут же представилось, что у неё удлиняются когти, и она вцепится сейчас в меня. Вихрем в голове мелькнуло видение: открытая печь, огонь, Ивашка на лопате. Я взглянул на спидометр: 130 км/час для этой узкой дороги, блестевшей и искривлявшейся, словно мираж в волнах раскалённого воздуха, было многовато. "А ты переволновался не на шутку! -- заметил я сам себе. - Скорее бы этот Хольцхайм".
"Хм, может случиться так, что ты и не доедешь до него", -- ехидно терзал меня внутренний голос.
"Здесь я выйду", -- сказала она. Это был перекрёсток, где направо шла дорога на Бургленгенфельд. Я становился и почувствовал облегчение. Она осыпала меня благодарностями и, выйдя из машины, отошла с лукавой улыбкой, плохо закрыла дверь. Попрощавшись с ней, и радуясь своему освобождению, я потянулся и захлопнул дверь плотнее. Сев, решил глянуть вслед этому созданию и не увидел его. Так быстро могла удалиться лишь... В радиусе примерно двадцати метров не было ни калитки в заборах, ни какого-либо другого укрытия. Я поспешил нажать на газ.
Буквально на следующий день я заметил, что моя машина стала расходовать меньше бензина. А произведя контрольный замер, обнаружил, что расход уменьшился на 1,5 литра, причём стиля езды я не изменил! Побывав на фирменной станции техобслуживания и, произведя там диагностику, узнал, что с мотором всё в порядке.
Тогда я задал прямой вопрос. Что могло случиться, если неделю назад машина расходовала 12, а теперь лишь 10,5 литров на 100 километров -- 1,5 литра явной экономии, что не маловажно при нынешних ценах на бензин. Немного подумав, механик начал лениво рассуждать, что, скорее всего, раньше не работал экономайзер принудительного холостого хода. Это когда на включённой передаче полностью сбрасываешь газ и машина тормозится мотором. В этот момент бензин в цилиндры не подаётся и из таких моментов складывается экономия. Этим процессом управляет счётчик оборотов и если он не работает, то не работает и система. В городском цикле езды это даёт, в зависимости от литража мотора, экономию от одного до двух литров. Этот блок -- сплошная электроника. Какая-то деталь, возможно даже самая малюсенькая, забарахлила и сбивала работу счётчика. Ну, а при каком-то случайном воздействии на неё заработала вновь, и, заработал счётчик. Говоря это, он не задумывался над своими словами, сказав "случайное воздействие". А я понял. Это Баба-Яга. Ведь она -- это же мощное энергетическое тело. Она же летает, значит, имеет вокруг себя поле и этим полем повоздействовала на вышедшую из строя электронику, тем самым отблагодарив меня. Такого сюрприза от Бабы-Яги я не ожидал.