|
|
|
||
Обрывки прошлого | ||
|
или как и почему возник журнал ПГ "This is a red-yellow-green road, This is the way from the Babylon-shitstem. The Voice of PG В последнее время так часто спрашивали о ПГ, и я так много всего уже наврал, что пришла пора подсобрать покоцанные кубики памяти и построить из них что-то вроде башни, а наверх возложить какую-нибудь психоделическую фрикодельку. Хочу рассказать о самом настоящем безумии, охватившем нас осенью 1998 года, с последствиями которого вам, милые мои шалунишки, обязательно придется столкнуться. В лоб, как с катком, которым асфальт укатывают. Рассказ нужен достаточно полный, чтоб всем все стало ясно, но не слишком длинный, чтобы никто не заснул. Буду по возможности краток. Обещаю, хоть это и трудно - ведь бОльшим болтуном, сплетником и трандычихой чертовой, чем я, является только мой коллега, редактор ПГ Илья Фальковский... Но обо всем по порядку. Спроси меня кто-нибудь в начале августа прошлого года о планах на будущее, ручаюсь: там не маячило не то что ПГ, но близко не валялось и мысли о какой бы то ни было альтернативной культурной деятельности. В то время я лихорадочно готовился к отправке своего тела на заслуженный летний отдых. Целый год я увлеченно протрудился на ниве коммерческой журналистики, пытаясь сочетать умеренную самопродажу с пресловутым самовыражением. Все началось в журнале "Вечерняя Москва". На переломе лета и осени 1997 стараниями моего друга Пьера Доза мне удалось устроиться туда в качестве штатного книжного обозревателя. Работал я интенсивно, пытаясь угодить и начальству, и чувству собственного достоинства. Это не очень удавалось, но зато постепенно выяснялся объект моих рабочих интересов, каковым несколько неожиданно для субъекта стала массовая, или жанровая литература: детективы, фантастика, фэнтези. Уже к ранней весне я чувствовал себя как холодная сосиска в тесте, но тогда еще не понимал, почему. Объяснял свое самочувствие невезением, происками недоброжелателей и тому подобной белибердой. Начальство убеждало меня в том, что работаю плоховато, хотя и способен на большее. Ощущение творческой неудовлетворенности, постоянное внутреннее напряжение плюс дикая производственная нагрузка иссосали меня вконец. Я понял: когда загнанных лошадей не пристреливают, они кончают самоубийством. Стану фрилансером, подумал я, и буду зарабатывать много денег (у меня перед глазами имелся пример некоторых удачливых коллег, любивших пощекотать нервы товарищей толстой пачкой лавэ или обсуждением свежеснятой многокомнатной квартиры в центре столицы). Перед мысленным взором замелькали компьютеры, музыкальные центры, поездки за западную границу и прочие "орально-анальные вау-факторы", если использовать термин Виктории Пелевиной. Узнав о моих планах, начальство немного огорчилось, но не стало особенно удерживать и в течении недели подыскало мне замену. Каковой и оказался сотрудник книжного приложения к "Независимой газете" Илья Фальковский, крупный молодой человек с проседью, мрачным выражением лица и сильно небритый. Я сразу почувствовал к нему хорошо мотивированную неприязнь, и мы пошли в кафе "Консерватория", где обычно тратили свои многодолларовые зарплаты сотрудники "Вечерней Москвы". О делах в тот вечер мы так и не поговорили, ибо неожиданно оказались практически полными единомышленниками. Фальковский тоже занимался mass-culture, он ценил современный криминальный роман и писал большие статьи о киберпанках и психоделических авторах вроде Берроуза. Выяснилось также, что у нас есть общие знакомые, причем совершенно из других миров. За десять лет до того мы оба увлеченно хипповали, и однажды Фальковского приводили ко мне в гости, охарактеризовав меня как олдового тусовщика и поэта. К сожалению, хозяина в тот раз дома не оказалось. Приготовленную бутылку портвейна Фальковский вместе с приведшим его алкогольно-длинноволосым Вергилием распили на лестничной площадке, после чего удалились. Первая попытка свести нас Провидению не удалась. Как я сейчас понимаю, вся эта история с моим увольнением была кармически предопределена именно ради нашего с Фальковским знакомства. Ибо через две недели после этой встречи уволилась и вся редакция - в связи с разразившимся микрокризисом в финансовых верхах предприятия. Но я уже был в свободном полете, а Фальковский успел вернуться в свой "Ex libris". Теперь пару слов об Алексее Каталкине, с которым меня связывают тесные дружеские отношения и общее музыкальное прошлое. Мы познакомились в 1994 году на почве любви к гитарному бренчанию и несколько лет активно сублимировали на репетициях. Наш ансамбль после долгих проб и ошибок назвался "Подвиг Гастелло". Немного поконцертировав и записав пару хитов, мы холодно расстались. Вначале Каталкин отправился в Америку, а потом и я - в Австрию. Дальше все снова возвращается в редакцию "Вечерней Москвы", где я работал перспективным автором, а Каталкин стал поначалу верстальщиком, а закончил карьеру директором дизайн-студии. Выяснилось, что нам по прежнему есть о чем поговорить после работы. В то время казалось, что в России все идет в гору, экономическая ситуация близка к началу расцвета, и мы с чувством глубокого удовлетворения получали в кассе свои конвертики с баксиками, а потом наотмашь тратили эти баксики в ресторанах, бутиках и на скачках. После коллапса, постигшего "Вечернюю Москву", прошло полгода. Я легко получал работу почти везде, где хотел, благодаря возникшим широким связям. Я писал книжные обзоры для журналов "Плейбой", "Культ личностей", "Птюч", для газет "Русский телеграф", "Ex libris НГ" и др. Вместе с Фальковским мы разработали концепцию Ассоциации Массовой Литературы, а Каталкин вновь верстал мои тексты в качестве дизайнера "Культа личностей". Я купил компьютер, на халяву съездил в Санкт-Питербург и в Израиль и всячески наслаждался причастностью к свежевылупляющемуся среднему классу. Я изо всех сил верил в будущую стабильную Россию, в которой честные и талантливые люди работают не за страх, а за совесть, занимаясь любимым делом и получая за таковое нормальный бабцос. С большими или меньшими отличиями мои друзья чувствовали и думали также. В таком, близком к эйфорическому состоянии нас и застал августовский кризис. Исторической справедливости ради стоит отметить, что умный и брутально-пессимистичный Фальковский начал предрекать развал и падение еще месяца за три, но, правда, назначал всеобщий пиздец на сентябрь. Фальковский ошибся. Ошибся и я, вовремя не переведя рублевый эквивалент в эквивалент долларовый и укатив на отдых в Одессу не с пятистами долларов, а с вполовину меньшей суммой. Ошибся и Каталкин, уволившись из благополучнейшего, но вместе с тем и скучнейшего "Культа личностей". Перспективный молодежный журнал "Show" начинали делать знакомые все лица: там почти полностью собрался первый состав "Вечерней Москвы". Все те, кто и после самолокаутирования продолжал исповедовать некоторые приятные иллюзии в духе "Коза ностры" или, скорее, компании "Микрософт". Результат всех этих перемещений был прост, как свежепостиранные трусы. Я оказался в Еврейской больнице г. Одессы с жестоким астматическим приступом, Каталкин стахановскими методами рубил гранит дизайна, после чего был уволен без зарплаты и выходного пособия, а Фальковский уехал во Францию, как тот Тургенев из анекдота - в Баден-Баден. Потом наступила осень, мы встретились и поняли, что мир стал совсем другим, что мы изменились, и все изменилось, и жить надо не по лжи, а как над пропастью во ржи. Мы бешено заклубились, из тени в тень перелетая, как бабочки из стихотворения Набокова на рекламу МММ. И обратно, слава Богу, и обратно. Дельфин и Каталкин носились по квартирам своих и чужих друзей, чувствуя: надо что-то делать, и что-то делается уже. Фальковский тяжело семенил поодаль, охая и бубня. Потом кто-то вспомнил о позабытой в связи с кризисом идее издавать журнал, посвященный массовой культуре. Потом кто-то подсчитал, сколько стоит 1000 экземпляров по сорок полос. Потом мы встретились с нашей общей подругой Люсей, и она помогла понять главное, объяснив, чем мы на самом деле занимались раньше и что нам делать теперь. Нас перло, как пузыри со дна, колотило и шмонало, как на границе с вечностью, и мы радовались собственным диким выходкам. В квартире Каталкина само собой образовалось что-то вроде сквота. Все это напоминало благословенный Петровский бульвар, где я прожил пару лет в окружении добрых фриков под яростным руководством Саши Петлюры. Это напоминало мне и время возникновения группы Jah Division, когда мы с Герой Моралесом выдумывали песни, играли на гитарах и восславляли Jah Rastafari по нескольку раз в час. Вдруг я получил доступ к чистой энергии, которой, как я думал, уж и нет боле. Деньги, бабки, лавэ - вот что осталось вместо этого. Погоня за Психоделическим Галлюцинозом - вот что осталось вместо этого. Мышка залезала слону в хобот, вылезала из жопы - вот что осталось вместо этого. Но 17 августа очистительный кризис промыл мозги. В первый и последний раз это выражение - "промыть мозги" - поимело прямой, позитивный смысл. Несколько лет мы торопились на свои "глянцевые" работы, чтобы заработать бабок. Мы играли в Европейцев, Американцев и т.п., получали зарплаты в долларах и надменно глядели на отмеченных тяжелым совком прохожих. Мы занимались рекламой, но ничего не производили, кроме этой рекламы, мы стали мастерами public relations - искусства выглядеть не просто хорошо, а пиздато, но при игре не просто плохой, а очень, очень хуевой. Правила этой игры были неписаны, но структурированы и иерархизированы, как золотая цепь на дубе том. На том самом, ново-русском дубе. Та самая цепара голдовая. С мобилой и пейджером вместо ученого кота. Расскажу, для тех, кто не знает, как делался в России нормальный "глянцевый" иллюстрированный журнал. Предприимчивый издатель либо главный редактор подбирали подходящий западный аналог. Например, журнал "Time Out", как в случае с "Вечерней Москвой". Потом с пафосом нанимался офис, закупалась оргтехника, на сотрудников выписывались зарплаты. Это, конечно, в лучшем случае - как в случае с "Вечерней Москвой". В худшем случае не выписывалось ничего, и сотрудникам платили время от времени ссыпками от щедрот рекламодателей. Как в случае с "Матадором". Или платилось вообще по принципу "на кого Бог пошлет", как в случае с "Птючом" или "Амадеем". Новоиспеченный журнал мог выйти один раз, два, три и далее везде вплоть до серьезных регулярных изданий, объединенных в корпорацию вроде "Independent Media", где издаются такие таблоиды, как "Playboy", "Cosmopolitan", "Men`s health" etc. Сотрудники подбирались (и продолжают подбираться, потому что мы никуда не уехали из России) в соответствии с архаической славянской мифологемой "знакомый твоего знакомого - мой знакомый". Не качество твоей работы и не стремление к горним высотам информационного снабжения населения служили критериями отбора, но рекомендация, а затем - твое умение понравиться и прогнуться. Отдельные представители пишущей, дизайнирующей, фотографирующей и криейтирующей братии достигали таких успехов, что под своим именем да под дюжиной псевдонимов публиковались в двадцати органах зараз, зарабатывая тысячи долларов. Постепенно некоторые из этих ретивых талантов так намозолили всем глаза, что превратились в посмешище. Действительно: какой журнал ни открой, всюду NN. Отдельные умельцы умудрялись публиковать один и тот же текст в разных изданиях, подчас не утруждая себя хотя бы минимальной переделкой. Журналисты не стремились раздобыть информацию, погрузиться в глубины происходящих процессов, найти новых, интересных персонажей и раскрутить их. Мы, в основном, паразитировали на коммерческом плане бытия. Я, к примеру, плотно общался с двумя-тремя крупными издательствами, которые поставляли мне свои новинки, выбирал из них наиболее интересные и пропечатывал в подвластных мне рубриках. Иногда вставляя туда что-нибудь "от всей души". Фактически я занимался опосредованной рекламой, вот только дурак был, не брал дополнительной платы. Фальковский тоже дурак был, потому и подружились. Каталкин в таких случаях говорит:"Два дурака пара." В редакциях проводилась политика высасывания новостей из пальца - сиречь Интернета. Среднестатистический российский гражданин, чья зарплата - ниже нуля и до бесконечности, исправно получал информацию о новинках фирмы "Роллекс" и "Роллс-ройс". Навязчиво насаждался образ удачливого молодого промоутера, дизайнера, артиста, шоу-бизнесмена. Все как-бы безмолвно договорились, что вокруг на самом деле - Америка: заводы стучат, пшеница колосится, фермеры богатеют, а Юдашкин никак не успеет пошить на всех свои джинсы. Глянец на действительность наводился усердно, исправно и подчас очень даже умело. Многие альтернативщики получили возможность торговать талантом не за тридцать серебреников, а за очень хорошие оклады. В какой-то момент я с удивлением понял, что не понимаю уже, чем Филипп Киркоров отличается от Бориса Гребенщикова. Но потом я перестал удивляться. И когда видел фашиствующего юнца, придумывающего слоган для редакционной статьи о ночном клубе, где один только чай из пакетика тянет на десять грин - чему тут было удивляться? Хорошо, что хоть сами сотрудники этих "глянцевых" редакций могли ездить в те туры, которые рекламировали, покупать ту моду, про которую писали, и пить этот самый чай из пакетиков. Психоделический трип вытащил меня из этой дырищи. Пелена спала с глаз. Пили, ели, веселились, подсчитали... Потому что стало ясно: или играть в Запад, оставаясь на далеком Востоке, или жить реальной жизнью, счистив глянец, как грязь и слизь. Или делать вид, что мы boys & girls, все в "Найке", "Дизеле" и прочих фетишах, или тихонечко покинуть Вавилон. Нет, почему же тихонечко? Я ухожу из Вавилона, хлопнув дверью. Из-за леса, из-за гор, топай, топай, вышел дедушка Егор кверху жопой. И на груди у него была модная тишортка с надписью ПГ. "Полное говно", - как сразу же стали шутить один за другим ну просто все подряд. Эта шутка встречается в каждой рецензии, посвященной нашему скромному, малотиражному журику. Друзья, спасибо вам за то, что вы все такие остроумные. В самом деле, нам и в голову не могла придти такая расшифровка. Мы думали, что ПГ расшифровывается вот как:"Дельфин, Каталкин и Фальковский самые лучшие, самые модные, самые прогрессивные молодые парни, и все их будут любить, и заплатят долларов, и пригласять в круиз по Карибскому морю, и будет много денег, и много счастья, и первые премии, и секс без презерватива и без опасности заболеть." Вот как, думали мы, расшифровывается это самое ПГ. Вы, кстати, заметили, что я все время говорю о трех людях, хотя на самом деле нас, конечно, больше. Почти сразу же идея ПГ переросла идею журнала ПГ и стала движением. На волне этого движения к нам подплыл художественный редактор Антон Черняк. Он мощно врубился в наши фишки, и во многом только благодаря ему оказалось возможным начать осуществлять все то, что. Это долговязый, бритый наголо перерожденец, отмотавший свое по глянцевым кругам в качестве модной модели. Тут надо объясниться - мне, Саше Дельфину, присущ некоторый максимализм, если не сказать радикализм. Мои друзья и коллеги по ПГ несравненно мягче, интеллигентнее и вежливее. А я, блядь, прям с плеча обухи перешибаю. И выражаю общее мнение лишь отчасти. Каталкин меня постоянно ругает за резкость, говорит, что людей надо ценить, что с людьми надо мягче. Он прав. Вот и главный редактор одного молодежного журнала в приватном телефонном разговоре обвинил меня в том, что я "играю в Че Гевару". Что, с точки зрения этого главного редактора, в моем возрасте делать непристойно. Дорогие мальчики и девочки! Милые бабушки и дедушки! Я ответственно заявляю, что родился в 1971 году, мне, стало быть, двадцать семь, Фальковскому двадцать восемь, Черняку тоже, а безусый Каталкин подвисает пока на двадцать четвертом. Но никто из нас не играет в Че Гевару. Не знаю, в каких исторических персонажей играют мои камерадес, но я Че Гевару не люблю как убийцу и террориста, хотя уважаю за трагический излом души и как секс-символ. И все-таки в этом разговоре о команданте есть доля истины - не случайно журнал ПГ имеет подзаголовок "массовое эстетическое сопротивление". Мы хотим свергнуть режим глянца. Мы хотим очистить арену реального цирка, на которой должны выступать истинные и неистовые клоуны, а не клонированные кошечки Куклачева. Мы - за революцию путем позитивных вибраций, т.е. за всемерную эволюцию по трем жизненно важным направлениям - направо, налево и вниз (сверху - ПГ). Ну вот и подошла к концу эта сказочка. ПГ существует. Почему - не знаю. Никаких сколько нибудь убедительных доводов в пользу моей позиции привести не удалось - да и сама позиция какая-то... Одни эмоции, комплексы и шило в жопе. Каталкин в таких случаях показывает на меня одним пальцем, а другим крутит Черняку у виска. А третьим пальцем он потирает третий глаз Фальковского. А четвертым пальцем - средним, господа, средним четвертым пальцем - он стучит по клавиатуре своего "Макинтоша" и лепит, лепит, лепит хрусты. Направо и налево, как пелось в той самой песне, о которой многие из вас сейчас подумали. А напоследок я хотел бы передать привет главному редактору журнала ПГ, которым может стать каждый. И объявить конкурс: присылайте ваши варианты расшифровок нашей свободной аббревиатуры по мейлу в редакцию, и я обещаю: никто не получит никаких ценных призов, и не поедет встречать двухтысячный новый год ни в Лондон, ни в Париж, ни в Мурманск. Вот такие вот колбаски из человеческого мяса набивают на нашем заводике, meine sehr geehrte Parteigenossen. PG.
Москва, Ломоносовский проспект. |
|