Из облачного капкана выплыло ночное небесное светило, едва справляясь с сумраком. Диск полной луны, словно был вылит из ветхого потускневшего золота. А морозный желтый свет, проникал под самую кожу прямо до костей, сковывая их. Достигнув поляны, Колаксай дал команду растянуть вширь бечёвку, привязанную к рукам жрицы. Её глаза по-прежнему были не людские, отсвечивая едкий золотой свет. Ветер играл с её белыми волосами, будто они находились под водами Эвксинского моря. А её ранее ледяная кожа стала ещё холоднее, точно снег, плавно пикирующий на мёрзлую землю. Такой облик был присущ только неживым, пришедшим из сумрака колодца Бархута. Затем взволнованный царь не торопясь подошел к арестантке, снял рукавицу, и положил свою тёплую ладонь ей на сердце.
- Я больше не слышу стук твоего сердца,- с трудом найдя в себе силы, произнес царь, лишний раз, подтвердив страшные догадки.
Впившись сквозящим взглядом в глаза Колаксая, жрица незамедлительно ответила:
- Ты и не услышишь его. Не может биться то, что так и не начало биться. Ведь я не была рождена.
Солдаты, что держали бечёвку, перевели озадаченный взор на царя, лицо которого стало невозмутимым. Судя по реакции Колаксая, сказанные жрицей слова его не удивляли, будто это было для него, нечто само собой разумеющееся, и он столкнулся с этим не впервые.
- Я младший сын Таргитая, стрелы которого всегда попадают в цель, призываю тебя демон, назови своё истинное имя!- молвил царь, развязывая мешок.
Бросив хищный взгляд на мешок, жрица прошептала запекшимися губами:
- Я Морена, отражение бессмертной ночной рати, что мчит на жертвенном коне через бездну скверны к вашим кошмарам.
- Зачем мы тебе нужны, Мара? Зачем ты вошла в наш дом и отравила земли?
- Ты сам знаешь, что мне нужно. Без них я не уйду. Где ты их прячешь? Раскрой тайник,- загадочно ответила Мара, и её взгляд снова сместился на мешок, который притащил с собой Колаксай.
- О чём она говорит?- спросил Данай.
- А ты им разве не рассказал? Не доверяешь собственному народу? Кто же в том повинен?- ехидно улыбаясь, прошипела Морена, точно змея.
Откровение демона настигло царя врасплох, но для него это многое объясняло. Единственное, что он не мог понять, как это стало возможным? Почему Променея позволила демону собой завладеть? Она же всегда была бдительна и осторожна. Из раздумий Колаксая выдернули нарастающие отклики пробудившихся лесных животных и птиц, что переросли в дикий крик и вой. На поляне стало как-то тесно и неспокойно. Когда аккомпанемент леса перерос в чистое безумие, всё разом умолкло, и глаза демона стали человеческими. Променея, словно в прежнем сознании, прошептала дрожащим голосом:
- Почему я связанна? Что вы делаете со мной? Что здесь происходит?
Колаксай на секунду замер и, переведя дух, недоверчиво спросил:
- Ты забыла? Ты хотела принести в жертву Орию.
- Что ты такое говоришь? Я бы по век её не обидела. Это же моя родная дочь.
- Ты лжешь Мара, и просто забавляешься, пытаясь меня отвлечь. Я знаю. Променеи больше нет. Ты забрала её у меня.
Осознав, что Колаксай не так наивен, глаза пленницы снова запали за веки и стали звериными.
- Выброси дары в Эвквитское море и всё станет как прежде,- озвучила Мара, свой ультиматум,- Я верну тебе плодородные поля и твою жрицу.
Колаксай поник. Размышляя о чём-то архиважном, он виновато посмотрел сперва на Даная, затем на Савлия, которые не имели ни малейшего понятия, о чём именно просит демон.
- Я никогда на это не соглашусь,- вышел из задумчивости царь.
- Ответь мне Колоксай, младший сын Таргитая, неужели ты никогда не хотел владеть этим миром?- проникновенно вопросила Морена.
- Мне достаточно владеть тем, что видят мои глаза, остальное мне не почём,- в тон ответил царь.
Такой ответ не устроил древнее зло в облике женщины и незамедлительно последовал вердикт:
- Тогда я сама им овладею, вскрою веки спящим и покажу им истинную тьму.
- Ты же знаешь, я тебе не позволю,- решительно возразил Колаксай.
- Ты слаб, чтоб противостоять мне. Тебе это неподвластно без священной мощи.
- У тебя также нет надо мной власти!- воскликнул царь и, достав из набитого битком мешка сакральные писания, заходился искать нужное заклинание нанесённые на высушенную кожу, подобно пергамента.
Послышался монотонный непрерывающийся гомон, который разобрать было невозможно. Сочетание звуков, несли в себе что-то тайное и необъяснимое для простого смертного. Наследие богов.
Морена опустила голову, и её белесые волосы повисли, словно ширма. Но даже сквозь них было видно, как она хищно осклабилась. Чувствуя людской страх, Мара свела брови в устрашающую линию и язвительно произнесла улыбающимся ртом:
- Ты ошибаешься.
В сумраках это выглядело зловеще. А слова демона настораживали, казалось, что она ничего не боится и наперёд знает, чем всё закончится.
Неожиданно для смертных полнолуние спешно скрылось за горизонт туч, утопив поляну в кромешную тьму, штрихуя лишь силуэты во мгле. Будто титанический лютый зверь одним махом слизал остатки света. Появилось чувство незащищённости. Данай запаниковал и хотел отпустить бечевку, но вовремя одумался, понимая, что потерять честь в глазах царя страшнее пыток и мучительной смерти. Теперь, в кромешной тьме, Колаксай не мог прочесть, ни единого заклинания.
На миг, скрывшись из вида, Мара разразилась диким хохотом, и вскоре утихла. Из обманчивых сумерек за спиной Даная появилось мерцающее фантомное очертание. А когда воин всё же бросил веревку и зажег факел, что-то бесплотное со спины протянуло сквозь его тело руку так, что топорщённые пальцы вылезли в районе грудной клетки, и медленно загнувшись, палец за пальцем, вошли обратно в плоть. Фантомная ладонь резко сжалась и сердце воина остановилось.
Напрасно полагая, что кусок металла защитит от бесплотной сущности, Савлий заблаговременно поставил перед собой щит, в котором отразился потухающий взгляд Даная, навсегда запечатлевшись на полированном умбоне. Но щит Савлия никак не мог спасти его от могущественной тёмной силы, что в тотчас оказалась рядом с ним, также оказавшись позади.
Факел потух об снег и с противоположной стороны из лесной мглы, словно из морозного воздуха, появились черные сухощавые длинные руки, протянувшись к голове Савлия. Воин оцепенел. Одной рукой, нечто взялось за его лицо, другой рукой за подбородок. Секундное смертельное мгновение и голову Савлия вывернуло в бок, а шея и нижняя челюсть осталась на месте. Он не успел даже крикнуть от боли. Печать ужаса навсегда застыла на его лице.
В самый удручающий момент, Колаксай вытащил из мешка ещё одну, заготовленную заранее, реликвию. Это был - золотой топор, весь покрытый арабесками. Вспомнив и озвучив наизусть несколько слов с пергамента, из реликвии заструилась светящаяся желтизна. Желтый отлив осветил поляну, и царь увидел неподвижные тела своих верных соратников, которых он не успел спасти. Но теперь заклинатель мог увидеть и прочесть основные священные руны.
Давящая боль утраты за Променеей, и за его преданными соратниками, не мешала Колаксаю читать цепенящие заклинания в полную силу звучания. Он всецело осознавал ответственность перед остальными живыми, которых поклялся защищать.
Царь бесстрашно подошел к Маре впритык, ускорив темп произношения текста. Затем Колаксай напрягся в ожидании неизбежного, твердо зная финал этого безжалостного ритуала.
- Остановись!- продолжала вопить Морена, раздирая когтями ушные раковины до чернильной крови.
Зажмурив глаза и крепко стиснув зубы, заклинатель замахнулся левой рукой. Он не мог иначе. Удар острия топора пришелся по шее демона.
Когда изуродованная голова упала, снег щедро насытился чёрными красками. Прогорклая кровь демона была чернее смолы.
Метель прекратилась, а место трагедии осветила бледная луна. Отпала и нужда освещать поляну священной реликвией, что без заклинаний сама отсвечивала свет небесного светила. Спрятав золотой топор в мешок, Колаксай достал из него новое заклинание, на другом куске высушенной кожи.
Променею уже было не спасти, но царь мог кое-что сделать для Даная. Перед тем как сердце воина навсегда остановилось, он успел взглянуть в отражение щита Савлия, дав себе шанс на новую жизнь. Поэтому царь взял в руки щит и прочёл руны сохраняющие душу.
В лес ушли четверо, а в поселение вернулся только Колаксай, одиноко бредя с мешком в руке и обезглавленным телом жрицы. Не успел царь прийти в себя, как случилось последнее предсказание. Один из воинов, Сай, что вернулся с дозора, принялся стучать в щит, чтобы разбудить весь поселок. А это значило, что к ним приближалась кавалькада захватчиков.
- Кто?- спросил царь, схватив воина за руку.
- Те, что приходят из тумана на лошадях с оскалом волка,- чётко ответил Сай.
- Киммерийцы?- уточнил Колаксай и воин кивнул в ответ, подтвердив опасение царя.
Времени для раздумий не было. Всё разом обрушилось на голову правителя и защитника. Он не мог рисковать не только народом, но и реликвиями. Сделав поспешные выводы, Колаксай принял срочное решение:
- Сообщи всем, что мы уходим в западный косогор. Здесь больше не за что воевать, земля отравлена. Хватит на сегодня напрасно пролитой крови. Сразу разбудишь остальных солдат и вернёшься ко мне ещё с двумя надёжными воинами, у меня будет к вам важное поручение.
Слова и действия Колаксая не подлежали сомнениям. Он знал больше остальных. Вскоре Сай привёл с собой Отана и Астага. Царь закинул тело Променеи на коня и поставил перед посланниками три джутовых мешка. Один из них был особенно тяжелым в сравнении с остальными.
- То, что я вам поведаю, не должна знать ни одна живая душа. Предательство будет равносильно смертному приговору,- предупредил заклинатель.
Воины, молча стали на одно колено, а царь продолжил инструктировать:
- То, что в ваших руках, оберегает наш мир от гибели, пресекая влиянию неживых над живыми. Увезите эти реликвии за пределы Ойкумены в разные стороны света, чтобы они не достались нашим врагам, особенно демоническим сущностям,- поручил Колаксай молодым воинам и добавил,- Когда закончите, пришлёте мне весточку через Симурга. Как его заклинать, я вас сейчас научу.
После наставлений, Колаксай прочел заклинание на третьем пергаменте и три птицы из многочисленных снегирей спикировали с деревьев к людям. Послышался приближающийся шорох крыльев. Птицы примостились по одной на вытянутые руки каждому из удивленных молодых воинов.
- Они сами меня найдут, где бы я ни был. Главное дать им сигнал, что вы справились с заданием,- продолжил инструктировать Колаксай.
- Непременно, мой царь,- солдаты хором подтвердили приказ.
Доверительно кивнув, Колаксай засобирался, закрепив тело Променеи, завёрнутое в белый саван.
- А кто спрячет четвёртую реликвию?- напоследок вкрадчиво поинтересовался Сай, увидев ещё один мешок у ног владыки.
- Этот мешок и все заклинания заберу я. Они мне ещё понадобятся при погребении тела жены,- ответил Колаксай, закрепляя на коня и мешок с реликвией.
- А разве не достаточно обезглавить демона, чтобы он покинул тело?
- Нет. Не достаточно. Мара страшится очищённой воды, поэтому я должен погрузить тело Променеи в воду и очистить её реликвией. Это будет достоверная погибель демона,- уверенно заявил Колаксай.
- Где ты хочешь похоронить её, мой царь?- снова полюбопытствовал Сай, понимая, что задаёт слишком много вопросов.
- Тело нужно похоронить на одном из перекрестков миров, где впервые был распален огонь для людей. Больше сказать ничего не могу. Вы тоже должны держать друг друга в неведении, куда именно отвезёте мешки,- ответил Колаксай и, попрощавшись с дочерью Орией, умчал прочь из посёлка.
После долгого извилистого пути, заклинатель нашел то самое место, обозначенное огромным валуном, прямо у берега неизведанного скифами моря. Спустив окоченелое тело Променеи в подтопленную пещеру, царь в последний раз скорбно взглянул на затуманенные глаза отрубленной головы супруги. Теперь Колаксай мог остановиться и оплакать её, как требовало его ноющее сердце.
В груди всё вмиг заледенело. Боль кольнула где-то под сердцем. Эта боль будто выкручивалась изнутри, высачивалась и прорывалась наружу. Наконец, немой надрывный крик души вырвался из горла. Вместе с Променеей умерли её проницательные колыбельные, умер её талант к вышиванию орнаментов, умерли её тихие шаги, померк и взгляд, что ранее отражал лишь жизнелюбие. Что-то умерло и в Колаксае вместе с его Променеей. Проклятая Мара принесла в его жизнь неутолимую боль, умноженную на вечные страдания.
Когда Колаксай попытался погрузить Променею под воду, умерщвленное тело вдруг подорвалось с места, и попыталось встать. Не помог и огромный камень, которым царь придавил грудь покойницы.
Затем Колоксай достал из своего мешка новую реликвию - золотую чашу. Когда на неё попадал свет факела, на золоте виднелись знакомые арабески, словно морозные узоры, такие, как были на золотом топоре.
Теперь Колаксаю пришлось поставить на обезглавленное тело золотую чашу. Предварительно набрав в желоб морской воды, и облив ею Променею. Тающий вопль отдельно лежащей отрубленной головы вскоре потерялся в длинных просторных каналах пещеры и утих. Царь только успел увидеть, как из искаженного рта что-то похожее на угря юркнуло под тёмную солёную воду. Колаксай верил, что вода и чаша сдержат Мару в пещере навсегда, если она всё ещё осталась в теле Променеи.
События происходили, почти так, как он и планировал, но наступила оттепель, за оттепелью ещё много вёсен, а весточки от Симурга посланников так и не случилось.