Близился финал стройки. Устанавливая последнюю одиночную вертикальную опорную стойку, что принимала на себя вес палубы, Сизиф на миг остановился, чтоб перевести дух. Отныне он помогал непосредственно на корабле, после того как слоны получили статус - не рентабельности.
Подставив лицо обеденному солнышку, Сизиф отвлекся и не заметил мелкой копьеголовой змеи, подползающей к нему по затянутой на палубу крайней опоре. Плавными грациозными движениями, 'смерть' подбиралась всё ближе, плотнее и опасливее, будто уже зная конечную цель. Чернильные вертикальные отметины на её неоново-зелёной коже то сокращались, то растягивались... Видимо Сизиф сам того не зная, случайно притащил куфию прямо из джунглей, вместе с материалом. С тех пор, как из посёлка ушел Андар, змеи стали частыми гостями на строительной площадке, а работникам лишь оставалось заботиться - самим о себе.
В мгновение ока, перед носом Сизифа сверкнуло лезвие бронзового топора, который метнул Лунго, находясь на высоте соседней мачты. Расчленённая надвое змея мёртвым грузом шмякнулась на пол. Татания мышц под чешуёй не прекращались до тех пор, пока из раны не вытекла вся бурая жижа.
- Вот теперь мы в расчёте!!- с трудом удержав равновесие, после меткого броска, выкрикнул Лунго.
Сизиф прислонил правую руку со стиснутым кулаком к груди. За время совместного труда у них сложилась целая собственная азбука сигналов. И это движение значило - 'благодарю друг'.
Завершающим этапом грандиозного строительства считался *бушпирт. Но не в этот раз. Для особенного судна нужно было кое-что особенное, важное для самого судовладельца. Сюрпризом для рабочих стала одна главная изюминка корабля. Ставрос лично привёз на телеге носовую фигуру для украшения в образе своей жены, и наконец-то озвучил название корабля - АСТЕРИЯ. Народ был ошеломлён искусной работой неведомого художника, без преувеличений, в сумерках точёную фигуру можно было бы спутать с живой женщиной.
Как только повозка остановилась, загрузнув передними колёсами в песок, радость и восторг оборвал опостылевший за полгода Кракатау. За это время жители Батема привыкли к нескончаемой угрозе, но каждый раз страх пробуждался, порываясь наружу.
Мир вокруг задрожал.
Это длилось дольше предыдущих толчков. Плотный тяжелый дым стал ещё выше и шире. А гул обзавёлся новыми нотами. Шумели даже музыкальные инструменты, весящие на стенах домов, создавая жуткое созвучие невидимого оркестра. Но самым зловещим и тревожным знаком стало то, что желтое солнце обрело едкие сине-зеленые цвета заката. Никто, абсолютно никто, такого никогда прежде не видел.
Сколько бы Кракатау не подавал предостерегающих знаков жителям ближайших островов, никто их не мог распознать или не хотел. Вулкан сделал всё что мог, чтобы дать людям шанс на спасение.
Когда дрожь земли унялась, Ставрос громко всеобще огласил:
- Видите?! Как я и говорил! Кракатау просто запугивает нас! Но главное, что мы успели! Сегодня же отпразднуем завершение 'Астерии', а завтра все свободны!
Строители возликовали.
Никакой вулкан не мог испортить жителям Батема праздничного настроения. Одухотворённый люд готовился к веселью и банкетному объедению. По улочкам меж домиков поплыли ароматные запахи лучших блюд из мяса и рыбы.
Прагматичная Эйвари в подготовке не участвовала, считая глупым терять время на веселья, когда уже нужно срочно собирать вещи для эвакуации, как можно дальше от вулкана. Девушка давно бы ушла сама, но не могла покинуть отца, мнение которого кардинально отличалось от её опасений.
Чтобы оставить себе на память частичку родного посёлка, Эйвари решилась нырнуть под воду в лагуне, обросшей коралловыми рифами и добыть жемчужину из раковины устрицы. Она отлично ныряла и могла задерживать дыхание на полных две минуты, поэтому особого труда ей это не составило.
Не успела Эйвари стянуть платье, как позади, послышались шаги. В своей манере неожиданности, появился Сизиф, который заставил передумать девушку обнажаться.
- Не думал, что здесь кто-то есть.
- А я уж было подумала, что ты за мной следишь,- в шутливой форме ответила девушка.
- Ты не возражаешь моей компании?- уютным тоном поинтересовался Сизиф и, без посягательств на личное пространство, остановился в нескольких метрах от самой Эйвари.
- С чего бы мне возражать? Это свободный остров.
- Давно хотел тебе сказать, я пытался напомнить Магавати о слове, которое он дал. Я даже подготовил слонов к выпуску в джунгли, чтобы они там обрели долгожданную свободу. Но твой отец решил ещё придержать их. Он настоял, чтобы те помогли перевезти разобранные дома жителей Батема.
- Я знаю,- улыбнулась девушка и подошла ближе к берегу, чтобы прыгнуть в небо, отражающееся в спокойной глади лагуны,- Знаю, что ты пытался, и я искренне это ценю. Уверена, что слоны также это оценили.
- А разве им это дано?
- Слоны всё понимают и чувствуют, как люди. У них есть сочувствие, и даже скромность.
- И как ты определила, что они умеют сочувствовать?- заинтересовался Сизиф.
- Однажды я в детстве потерялась, и один из слонов показал мне правильный путь.
- Ладно. Но как слон может показать скромность?- Сизиф продолжил познавать.
- Это я решила по их поведению. Они спариваются только ночью и вдали от стада...
Сизиф смущённо улыбнулся.
-... А когда слон чувствует приближение гибели, он уходит подальше от стада и умирает в одиночестве, чтобы уберечь мдадшее потомство от горечи утраты. Если это не удаётся, то они оплакивают усопшего.
- Значит, они ещё способны и на мудрость,- горько вздохнул Сизиф.
Взяв острый лопатообразный инструмент, которым ракушку отсоединяют от камней, Эйвари приготовилась к погружению на глубину. Убедившись, что под прозрачной водой нет скрытых рифов, она набрала полные лёгкие кислорода, и лишь потом, прямо в платье нырнула головой вниз, выставив руки лодочкой.
Платье мешало плыть, но Эйвари не могла его сбросить, стесняясь пристального взгляда внезапного гостя. Через две минуты девушка выплыла с пустыми руками. Не умея отступать, она, в своей манере настойчивости, снова скользнула под воду в очередной попытке отковырнуть строптивую раковину.
Обнаружить местонахождение Эйвари в прозрачной воде труда не составило, и Сизиф нырнул вслед. Цветастое платье девушки развевалось под водой, на фоне коралловых полипов, разбавленных скоплением разноцветных рыбок. Это выглядело живописно. Бывший погонщик даже забыл, зачем нырнул и что собственно хотел. Его давно посещали мысли об Эйвари. А последнее время, он стал замечать за собой, как ускоряется пульс, лишь при одном воспоминании о ней. Подплыв ближе к той, что давно не давала покоя его снам, Сизиф больше не стал притуплять давно возникшие желания, и решительно поцеловал Эйвари прямо под водой. Её уста взаимно откликнулись.
Так и не добыв ни одной жемчужины, они выплыли на пляж. Набросив сухую накидку на плечи Эйвари, обходительный Сизиф провёл её к отчему дому, уговаривая хотя бы заглянуть на праздник.
Они оба ещё не знали, а всё это время за ними ревностно наблюдала ополоумевшая Гита. После поисковой операции, вдова стала тенью Сизифа и везде его преследовала. В тот миг она пожалела, что не оставила Эйвари в том каменном капкане.
Раскрасневшиеся глаза налились злобой. Несказанные гневные слова сжались в глотке. Подбородок приподнялся от задетой гордости, и она ушла в тень, обдумывая план мести.
До полной темноты оставалось около трёх часов, народ готовился к знатному веселью. Стол ломился от изобилия разнообразной кухни. Все причастные надели свои самые пёстрые наряды. А дети, точно перекати-поле, шныряли под ногами, нетерпеливо стягивая с продольных столов разные вкусности.
- Кто сколько поймает куриц до конца мелодии, столько и запечём,- великодушно оповестил Ставрос, дав свистом сигнал детям, чтобы те начали играть на сулинге.
Народ, будто с цепи сорвался, забавно лавируя меж всякими преградами, в попытке сорвать куш. В игре не участвовали только Сизиф и Лунго. Закрепив долгожданную дружбу двумя бутылками самогона, они уже не могли бегать за шустрыми окороками. Не в голос, про себя, Сизиф радовался, что всё-таки заполучил дружбу принципиального Лунго.
Третий недопитый пузатый бутыль был наполнен наполовину, и заткнут куском сладкого тростника. Понюхав вытащенный пропахший тростник, Сизиф смешно скривился.
- Пожалуй, я больше не буду. Не хочу выглядеть как свинья,- притворяясь пьяным, невнятно произнёс Сизиф, который слегка 'филонил', выливая половину содержимого кокосовой чаши в песок.
- Ты хотел сказать - выглядеть как Сухарто, а не свинья?- пошутил Лунго, глядя на старого товарища, бегающего за ошарашенной курицей.
Сизиф лишь улыбнулся пьяной улыбкой и ушел встречать Эйвари, которая всё-таки передумала, и пришла на праздник.
Шумный смех и громкие песни, долетали к ошалелой Гите. Не имея сил вынести муки страдания, она решила убрать источник проблем.
- Слишком мало места в одном посёлке для двух красавиц,- пробубнила Гита сама себе, украв из пустого дома старейшины яд, который ему когда-то собирал змеелов Андар для бальзама.
В домике Магавати тихонько скрипнула дверь, выпустив женский силуэт, что так же тайком пробрался к застолью, чтобы незаметно подмешать яд в еду Эйвари.
В какой-то момент она хотела остановиться, не пороть глупости, но мысленно заставила свою руку влить отраву в тарелку. Мутная бледная жидкость быстро растворилась в ароматном *папеду.
Но случилось не так как загадывалось. Эйвари преждевременно ушла с Сизифом, подальше от шумной толпы для уединения, оставив тарелку на столе.
Не поймав птицу, которая взлетела на пальму (вопреки стереотипу, что курицы не летают), Сухарто больно ушибся макушкой об ствол. Встряхнув звенящей головой, его спутанные мысли, будто выстроились в ряд, вернув долгосрочные воспоминания. Глянув на покидающего праздник Сизифа вместе с Эйвари, его вдруг осенило. Сухарто вспомнил византийца, что презентовал ему заморское вино. А когда на глаза попала та самая пресловутая бутылка, стоящая среди блюд, которую кто-то случайно обнаружил в кустах и налил в неё туак, он вспомнил и саму беседу.
Решив, что это важно, Сухарто рассказал обо всём, уже бывшему работодателю. Что какой-то незнакомец, перед таинственным появлением Сизифа, выпытывал у него про строительство корабля, сроки, состав команды. Что именно тот византиец и оставил ему бутылку вина, напомнившую о подробностях той ночи. А ещё, Сухарто показал плащ, о котором забыл 'потерпевший' крушение. Такие носили либо воины высшего ранга, либо капитаны корабля. Сложив один к одному, Ставрос догадался, что Сизиф здесь неспроста очутился. А также он догадывался, о цели такого появления.
Лицо судовладельца, словно разделилось надвое. На нижней части лица губы мстительно ухмылялись, а в верхней части лица глаза выглядели отрешенно.
- Где Сизиф?- спросил Ставрос, который уготовил земляку жесткую взбучку.
- Недавно ушел с Эйвари,- недоумённо вспомнил Сухарто.
- Вот же гад, пригрел змеюку на груди. Затуманил всем глаза мнимым кораблекрушением. Я его казню собственной рукой, а ты закопаешь его в песок. Земля ему пухом. Пусть его могилу разроют собаки и разнесут его кости,- зашелся негодованиями Ставрос, стоя перед Сухарто, который так и не понял, что произошло,- Найди мне этого пса, Сизифа, и немедленно.
Сухарто наконец-то сообразил суть конфликта. Он замолчал, сомневаясь, слушаться бывшего работодателя или нет, но всё-таки осторожно произнёс ответ, с трудом подбирая слова.
- Я всегда ценил ваши старания и помощь, я также догадываюсь, почему вы злитесь на византийца. Но я не буду ставать на чью-либо сторону.
Ставрос был далёк от понимания изложенного. Ему было абсолютно плевать на правильность забулдыги. Он будто не слышал его.
- За эту услугу я тебе заплачу его долю...
Предложение было настолько неуместным и неожиданным, что Сухарто просто опешил. Ставрос так и не усвоил принцип ямщика, которого всегда считал низкоморальным.
-... А я пока поищу, кто бы мог обеспечить охрану судна, пока не придумаю, как его лучше обезопасить,- продолжил Ставрос.
Сухарто лишь махнул рукой, дав понять, что не заинтересован.
А к столу с яствами вернулся старейшина. Вспоминая, где его тарелка, а где тарелка дочери, Магавати будто замер в раздумьях, пока его не отвлекло далёкое неразборчивое шипение, что вопреки логике заглушало музыку. Шипение переросло в шепот, донёсшийся ветром из джунглей. Шепот сложился в слова, которых не разобрать. Старейшина не был уверен, но ему почудился голос Кари, чью судьбу, он предопределил.
Вся его сущность задрожала, скрутилась как креветка на солнце.
Магавати вертел головой, с опаской вглядываясь во тьму между пальмами, и прислушиваясь к вспыхнувшим ощущениям, настойчиво убеждая себя, что это всего лишь старые незажившие страхи. Но опасность чувствовалась почти кожей.
- Это всего-то игра воображения. Там никого нет,- сам себе объяснил Магавати, пытаясь оправдать собственную никчемность,- Я сделал всё верно. Так было нужно. И народ меня поддержал...
В какой-то миг, шум одномоментно оборвался. Было принято решение вернуться к праздничному банкету, игнорировать не пережитый страх и абсурдный шепот, которого не должно быть вовсе. Нужно просто наслаждаться весельем. С этими смелыми мыслями, Магавати отведал папеду с рыбой.
Через двадцать минут в глазах старейшины всё закачалось, закружилось в тошнотворном хороводе. Бамбуковые стены, низкие столы, пляшущие люди... Земля под ногами, будто накренилась. В пищеводе жгла изжога. Тошнота тугим комом подкатилась к горлу. Это пагуба карабкалась от желудка по венам в раздутое сердце, медленно затаскивая Магавати в прострацию. Появился нестерпимый жар. Вдыхаемый воздух накалился.
'Кажется, я съел что-то несвежее'- вяло промямлил он у себя в мыслях, дыша часто и прерывисто,- 'Наверно это рыба сомнительной свежести'.
Дыхание стало надсадным, словно кто-то запер Магавати в герметичном ящике и заколотил гвоздями.
Обессиленный приступом сухой рвоты, старейшина решил срочно уйти, чтоб не испортить людям праздничное настроение. Только подумав об этом, он вдруг рухнул на песок, скорчился от жесточайшего приступа в болезненном спазме внутренностей, и тут же, перестал трепыхаться. Руки больше не держались за живот.
В последний предсмертный миг, Магавати накрыли воспоминания о предсказании казненной ведьмы. После шумного тяжелого дыхания, захлебнув три глубоких глотка воздуха, старейшина стих. Стих навсегда.
Всё это происходило на фоне весёлых громких песен и радостных танцев.
В обстановку всеобщего веселья ворвался чей-то крик. Люди сбежались к недвижимому телу, но было уже поздно, на праздник без приглашения пожаловала месть.
Перед тем как скрыться на года, луна казалась нереально большой, близкой, осязаемой. Ночное светило смотрело впритык на дом Сизифа, где происходило долгожданное воссоединение капитана корсаров, отрекшегося от должности, и молодой максималистки, дочери старейшины, который только что испустил дух, сжавшись в невыносимых муках.
- Ты ворвалась в мою жизнь, словно красивая мелодия Орфея и отпечаталась в глубинах сознания навечно, до самого последнего вздоха,- ласково произнёс Сизиф то, что давно не мог выразить.
Наклонившись к плавным в изгибе мягким устам очарованной девушки, он закрыл глаза. Её шея изогнулась, как молодая ветвь вишни, и мужчина одарил Эйвари долгим и страстным поцелуем. Затем она сбросила одежду одним легким движением. Платье скользнуло вниз, образовав на полу неровное складочное кольцо, которое девушка переступила. Очарованный Сизиф неспешно пробежал взглядом по её нагому телу. Эйвари вдруг завладела всеми его мыслями и чувствами, лишая способности рассуждать здраво. Никогда прежде он не испытывал такого безудержного влечения.
Их взгляды, полные желания, переплелись. Сизиф открыл рот, чтобы что-то сказать, но не стал, а просто перехватил инициативу в свои руки. Его немые слова больше не имели смысла, слова прекрасно заменили нежные касания. Сперва, Сизиф коснулся губами ладоней, затем плеч, шеи. Шея девушки пахла, глубоко въевшимися в поры, пьянящими травами...
В те счастливые минуты никто не мог им помешать, насладиться друг другом. Их желания, были полностью удовлетворены.
Ночь почти растаяла, оставшись лишь сладким воспоминанием. Обычно, когда праздники проходили, то оставляли после себя незабываемое ощущение расслабленности и массу отрадных воспоминаний. Но не в этот раз. Новость о кончине старейшины быстро распространилась в каждый дом жителей Батема. Народ воспринял такую весть, как личную трагедию. Все почитали своего лидера, и, главное, доверяли ему.
Единственная родственница Магавати, которая пока ещё не знала про гибель отца, куда-то запропастилась. Обыскав все возможные места, Вуландари вдруг догадалась поискать Эйвари в доме Сизифа, чтобы сообщить ей прискорбное известие.
Когда о смерти старейшины сообщили Гите, та претворилась, что удивлена и опечалена. Но на самом деле печаль никак её не затронула, а вот удивление выдалось искренним. Не на этот результат она рассчитывала. Вдова не ожидала, что всё обернётся именно так.
'Сам виноват, нечего было брать не своё',- успокаивала себя Гита, без какого-либо чувства вины.
Проверив, правду ли говорят люди, она старательно делала вид, что вчера ничего не произошло. Узнав, что яд сработал не по назначению, она тоже пыталась найти Эйвари, чтобы совершить реванш, довести начатое до конца.
Дома соперницы не оказалось. В тот же момент её будто осенила одна зыбкая, но оглушительная мысль:
'Что если она у...?'
Массивная дверь в доме венедов тихонечко приоткрылась. Ревнивая вдова застала Сизифа и соперницу спящих в одной постели. Гита буквально затряслась от злобы. Она прочувствовала острый укол ревности, какой ещё не доводилось. Воображение мгновенно нарисовало картину их сладких утех, что ещё сильнее распалило в ней ненависть. Гита ненавидела Сизифа так же сильно, как и любила, но простить ему такой опрометчивый выбор никогда не сможет.
Пытаясь собрать распавшиеся обломки от былого чувства, она вдруг осознала, что Сизиф не притворялся равнодушным, он действительно был к ней безразличен. Но и смириться с накопившимся гневом уже не могла.
В голове мигом созрел план отмщения. Гита сняла с пояса остатки пеньки, которую Ставрос щедро раздал всем желающим, и обвела хитрой петлёй вокруг дверной ручки с выступами, чтобы перекрыть им единственный выход. На это понадобилось аж три морских узла. А для пущей надёжности, Гита ушла за дом на поиски крепкого сучка, чтоб подпереть им дверь. Опосля, вдова намеревалась поджечь постройку символичным священным пламенем для жертвоприношений.
Настало странное тревожное затишье. В воздухе, будто что-то изменилось. Отчет к катастрофе пошел на секунды. Стая сорвавшихся птиц оповестила всех о надвигающейся беде. После тысячелетнего сна окончательно пробудился самый авторитетный вулкан в здешних широтах - Кракатау.
*Бушпри́т - брус, выступающий вперёд с носа корабля
*Папеда - саговая каша
Звук ошеломительного взрыва раздробил предрассветную тишину, словно небесный колокол-гром сотряс само небо. Сотни тонких горящих струй, будто все заодно, гейзером вырвались на волю. С небольшим опозданием примчала воздушная невидимая, но ощутимая волна, пригнув кроны деревьев и траву на полях.
Сладко спящие Сизиф и Эйвари пробудились от неимоверного грохота, и попытались выйти наружу разобраться, что собственно происходит, но дверь была заперта снаружи. В этот же миг с обратной стороны полотна появилась Вуландари.
- Кто там? Кто нас запер?- возмущенно спросил Сизиф, не зная, кто за дверью.
- Эйвари с тобой?- послышался голос необычно встревоженной Вуландари.
Сизиф посмотрел на Эйвари и безмолвно спросил - можно ли признаться? Девушка глубоко вздохнула и дала согласие, кивнув только ресницами.
- Да, она здесь! Это ты нас закрыла?
Пытаясь самостоятельно развязать хитросплетённые узлы, Вуландари выругалась, а лишь потом, кряхтя, отозвалась:
- Когда я пришла, дверь уже была перемотана этой..., верёвкой.
- Ты сумеешь размотать?
- Мне будет проще разрезать,- ответила Вуландари, достав свой инструмент для стрижки.
- А что это громыхнуло?- проявила голос Эйвари,- Это Кракатау опять распоясался?
Ответа нет.
Как только спасительница поднесла к пеньке наточенные ножницы, её сзади со всего размаху кто-то огрел по затылку тяжелой палкой, утолщённой стороной. Вуландари упала на землю тяжелым мешком, непроизвольно заблокировав единственный выход. От пробитого затылка женщины с небрежной причёски ручейком потекла струйка алой жидкости, окрашивая и слепляя локоны воедино.
Пальцы Гиты пробила нервная дрожь. Опустошенный взгляд всматривался, в добрые мёртвые глаза, из которых медленно уходил свет жизни.
Гита долго молчит, словно ждёт, когда Вуландари издаст хоть какой-то стон, на худой конец шевельнёт пальцем. Но ничего не происходит. Ничего.
Какое-то время Гита ещё стояла над телом, преодолевая сопротивления угрызений, и внимая - плоды своих неконтролируемых действий, пока голос Эйвари не вывел вдову в реальность:
- Вуландари! Почему ты молчишь?!
Испугавшись подкравшегося безумия, убийца отстранилась. Она быстро приняла свою новую сущность. Принять правду, значит признать собственную тщедушность.
Её пальцы больше не дрожали.
- Ты никогда мне не нравилась,- тихо прошипела Гита и дополнительно усилила двери орудием убийства, сделав упор одним краем в землю, а вторым, окровавленным, в дверь.
Понимая, что все, кто на острове и так скоро сгинут от приближающегося пепла, Гита не стала тратить драгоценное время на поджог. В сознании появилась только одна мысль - бежать.
Пребывая в заключении, Сизиф с Эйвари не могли сообразить, что случилось за дверью. Странная возня, не сулила ничего хорошего. Взъерошенный Сизиф отчаянно пытался выломать дверь, применяя стул как таран, но венеды возводили дом на совесть, а грузное тело Вуландари, деревянный упор и пенька, лишили смысла всех приложенных усилий. Мелкие верхние окна пришлось затулить тряпками, чтоб напустившийся пепел не проникал в помещение. Вдруг, за дверью снова послышался чей-то знакомый голос:
- Есть кто-то внутри?
Сизиф узнал этот грубый, но дружеский голос, который принадлежал Лунго.
- Да, есть! Это я, Сизиф! И со мной Эйвари! Нас кто-то запер! Ты сможешь открыть?
Пока Сизиф произносил эти слова, Лунго уже успел оттащить громоздкую Вуландари, откинуть бревенчатую деревяшку и перерезать пеньку керисом.
- Как же я рад тебя видеть,- с чувством сказал Сизиф, увидев за дверью нового друга.
Эйвари отблагодарила своего спасителя крепкими объятиями. А когда она опустила глаза, то увидела на земле то, что пробрало её до холодных мурашек, на земле лежала Вуландари в неестественной позе, медленно покрываясь серым пеплом.
- О боги!- навзрыд бросилась девушка к мертвому телу,- Кто мог совершить такое?!
- Я не видел, но рана свежая. Когда я пришел, она уже была мертва. Вам повезло, что я шел вслед за Вуландари, чтобы спросить у неё, не нужна ли помощь с похоронами Магавати.
- Что?!- ещё больше зарыдала Эйвари,- Он тоже мёртв? Как...? Как он умер? Я же только вчера... говорила с ним, он...
Воздух стал заряжен необъятными скорбными эмоциями. Горе будто сжало Эйвари в кулак, пытаясь раздавить. И только Сизиф не давал этим переживаниям поглотить её целиком.
- Никто не знает, говорят, будто были признаки отравления. Но это сейчас не важно, нужно самим спасаться, иначе и мы сгинем.
Вулкан непрестанно грохотал, мешая собраться с мыслями.
- Нужно бежать на возвышение Раджабаса в храм на его вершине!- Сизиф вдруг вспомнил слова змеелова, лицо которого, стояло перед глазами, а голос звучал чётко и разборчиво. От таких совпадений навеивалась какая-то жуть.
- Я никогда не слышал ни о каком храме. А если он и существует, с чего ты взял, что там безопасно? Мы же будем как на ладони.
Сизиф от растерянности отвел глаза в сторону горы, понимая, как глупо это прозвучало, но рассказать о предсказании странного мальчика не мог с очевидных причин.
- Не спрашивай. Просто доверься мне.
Скептически скривившись, Лунго выдержал локаничную паузу и, что-то обдумав, выдал ответ:
- Я не могу кинуть Сухарто. Я сейчас сбегаю за ним, а потом поднимусь к вам на гору.
Сизиф кивнул Лунго в ответ и крепко пожал ему стальную руку, будто боясь, что больше такого шанса не выдастся. А Эйвари в последний раз бросила сердобольный взгляд на покрытую пеплом Вуландари и тихонечко прошептала:
- Я никогда тебя не забуду.
Время стремительно утекало. Стараясь подавлять тяжелые мучительные мысли о смерти погибших близких людях, Эйвари бежала рядом с Сизифом, не отпуская его руки. Но разве такое выбросишь из головы? Вдруг она остановилась, и рука мужчины резко выскользнула.
- Ты чего?- удивился он.
- А слоны?- вспомнила она.
- Ты готова рискнуть жизнью ради них?
Разумеется, девушка кивнула.
- Мы успеем. Просто немного накинем дугу. А когда оседлаем их верхом, даже сэкономим время.
- Звучит перспективно. Хорошо, я доверюсь тебе,- согласился Сизиф, снова взяв Эйвари за руку, да так крепко, чтоб больше не выскользнула.
Добравшись до поляны, Сизиф почувствовал знакомый запах миазм. Откуда-то возникло плохое предчувствие. Разросшийся кустарник неохотно пропустил людей сквозь себя, будто не хотел, чтобы они увидели то, что скрывалось за листьями. Ведь на поляне произошло что-то выходящее за рамки простого понимания. В ту трагическую ночь пострадали не только Магавати и Вуландари. Разом вымерли все взрослые особи слонов. Массивные тела лежали хаотично на боку, выпростав ноги, будто те в один миг свалились прямо на местах, где и стояли. Если бы хоть одна особь шевелилась от вдохов и выдохов, можно было бы припустить, что слоны просто легли опочивать. Но бедные животные не спали, и даже не были отравлены ядом Гиты, их убил запах сернистого газа из старого разлома в сердце поляны. В воздухе всё ещё стоял отвратительный запах. Казалось, этот газ забился в нос, легкие, вспаривая сердце и лёгкие изнутри.
Из целого стада слонов, которых не успели вовремя распустить, выжил лишь слонёнок. Он ещё источал живоё тепло, значит, был жив. Малыша спасло то, что его держали отдельно от взрослого стада, а ветер разнес газы в противоположную сторону.
Вопреки летней погоде стало как-то холодно, не по себе. Руки Эйвари поднялись к лицу, чтоб хоть на миг это не видеть. А когда она опустила руки, то долго не могла отвести взор, как настоящий эмпат, ментально проживая муку каждого сокрушенного животного. Сизиф также был поражен жестокость природы, а он был закалён морем, где насмотрелся всякого. Погонщик успел прикипеть к своим подопечным и даже дать им имена.
Упиваясь своим подлым поступком, Гита почти успела выбежать на возвышение Раджабаса. Оставалось каких-то двести саженей. Со сбившимся дыханием она обернулась на ходу, и неосмотрительно угодила ногой в мелкий каменный разлом. Правый голеностоп услужливо застрял меж острых камней так, что без помощи не выбраться. Точь-в-точь, как когда-то застряла пята Эйвари в разломе на Кракатау.
Из недр глотки вырвался крик:
- Будьте вы все прокляты!!!
Окончание её слов утонуло в рокоте второго колоссального взрыва. Вибрация ощущалась каждой клеточкой уха. Ушам стало больно. Гора подняла высокую пыль с крупными обломками. Огненное кольцо распалось на миллионы ярких светлячков, разбросав по горизонту кривые копья белых молний. Воздух насытился статическим электричеством.
Взрывная пылевая волна прошлась с новой мощью, а из источника взрыва повалила лава во все стороны. Жаркая, жгучая, всепоглощающая... Пустоты заполнились раскаленной жижей, которая начала выплескиваться из пышущей жаром пасти вверх и одновременно ползти вниз. Сотни тон жидкого огня хлынули по выбоинам скал, утопая в океане, чтобы там стать пемзой. Подножье вулканической горы почернело, как душа Гиты.
Сменённый маршрут Эйвари и Сизифа, не позволил им пересечься с Гитой, которая уповала на чудо. Как говорят местные - это карма.
Поддатый Сухарто слышал оба взрыва, но он был занят копанием ямы для старейшины Магавати. Кто если не он? Все были заняты паникой. Земля попалась твёрдая, каменистая, и с прожилками корней. Несколько раз Сухарто хотел выбрать другое место, но это было особенным, с видом на океан и Кракатау, будто покойники умеют любоваться.
Пройдя верхний слой, почва стала податливее. Ещё один локоть и баста. Слегка подустав, ямщик застопорился в движениях. Он воткнул грязный штык копалки в рыхлую землю, размял затекшую спину, и поднял подбородок вверх. В тот же миг его глаза уловили глыбу скалы, что летела прямо на него со звуком рассекающий воздух. Во все стороны крайней южной части острова Суматра стали долетать куски разорванной кальдеры.
За несколько секунд Сухарто схоронило прямо в яме, которую он сам и выкопал. Он так и не помирился с Вуландари, не сказал ей, что любил её вопреки отсутствию детей. Что он нисколечко не обижается на неё за химерную стрижку.
В своде неба всё чаще стали плясать белые сполохи. С разрушенной кальдеры вырвался чёрный всесторонний сгусток пепла, способный скрыть солнце на года. Бьющиеся в небо струи черных стрел дыма достигли стратосферы, и расплылись во все стороны. Стало трудно дышать. Хотелось запихнуть в ноздри намоченную ткань, да так и оставить. Здесь теперь всё дышало пеплом.
На улице стемнело, не успев посветлеть. Вмиг исчезли все звезды на небе и луна. Впервые за множество лет на острове не настал рассвет.
Верный друг Лунго, опоздал. Сухарто нашелся на кладбище, а точнее нашлись его ноги, что торчали из ямы на поверхности. С одной стопы злорадной насмешкой слетел башмак.
- Прости друг, что не успел...,- с этими словами Лунго пал на колени, и сразу же обратил внимание на то, что бесконечные взрывы на минуту утихли.
Но лишь на минуту.
Извержение вступило в новую фазу.
Прогремел третий невероятнейший взрыв, донёсшийся отовсюду и одновременно.
Кракатау собрал все свои силы, всю прыть, и всю энергию, чтобы в последний раз сотворить один из самых громких звуков в истории человечества. Из чрева горы вырвался валун рева, который невозможно было перекричать. Обескураженные люди орали во всё горло, но не слышали собственного крика. Третья взрывная волна соприкоснулась со всеми слоями атмосферы, вздыбив куполоподобный облачный силуэт. От запредельного грохота заложило уши, а перепонки взорвались болью. В ушных раковинах стало неестественно горячо и влажно. Люди на несколько минут потеряли слух.
Казалось, будто земную кору раскололо пополам. Кракатау взорвался в своём последнем крике, образовав пролив между Суматрой и Явой.
Пронзительный высокотональный писк постепенно стих, возвращая звуки мира. Лунго перевел взгляд на переполошенного коня 'Гуаву', который был привязан к придавленной валуном повозке. Успокоив лошадь, Лунго отвязал животное от телеги и, оседлав практически на ходу, незамедлительно направился в сторону Раджабаса.
Бойкий 'Гуава' сорвался в галоп, покуда хватало глаз и сил.
С небес на Батем продолжали обрушиваться сотни тонн горной породы. Одни куски были размером с буйвола, другие с целого слона. Где-то на чей-то дом упал гигантский шмат горы, схоронив под собой всё живое. Где-то раскаленный камень упал в воду и сварил её в считанные секунды в радиусе десяти локтей вместе с некоторыми зазевавшимися бедолагами.
Последний взрыв будто расколол небеса, воздух, и сам Кракатау. Вдоль гребня вулкана образовался мега разлом, обрушив его породы.
Некогда величественная гора всем разом вздрогнула и, словно по щелчку пальца, целый горный слой (шесть сотен кубометров камня) единым массивом начал сползать по склону вниз, образовывая при соприкосновении с океанской водой нарастающую волну, что грозилась стать губительным цунами.
Некоторые жители Батема стояли как заговоренные и просто смотрели на величайшее зрелище в их короткой жизни. Они пока не догадывались, что бежать уже поздно. В считанные секунды вода прямо на глазах отошла от берега, оголив дно возле пляжей. Несмышленые дети бросились собирать ракушки, моллюски, цветные камушки... Кто-то из ребят перед отливом уронил в воду свой амулет, и пошел искать его, почти сразу об этом пожалев.
Вскоре вода вернулась стеной, преодолевая ранее ограниченные границы. Миллионы галлон разрушительной жидкой энергии. Скорость волны ближе к береговой черте с трёхсот миль в час замедлилась до ста, но начала увеличиваться в высоту.
Мега волна поравнялась с небом. По окрестностям южной части острова Суматра прошел высочайший водяной бугор, что достигал ста локтей, сметая хлипкие дома и их бамбуковые стены как пергамент. Всё перемешалось. Земля, небо, огонь, обломки домов, пальмы (вырванные с корнем), животные и люди. Их крики поглотились беспощадной водой, которая умеет не только дарить жизнь, но и отнимать.
Воцарился хаос в чистом виде. Многие напрасно заперлись в домах. Некоторые остолбенели, внимая разрушительному процессу. И только единицы побежали вверх на склон горы со всей мочи.
Одним из трагических моментов, стала и гибель пресловутого корабля 'Астерия', которому не было суждено стать самым величайшим судном в современном античном мире. Он так никогда и не выйдет в открытые воды из верфи, не переправит тонны специй, не поразит габаритами случайных зевак.
Волны невиданной высоты всплеснулись с кораблем. Удручённый Ставрос молча замер на утёсе и беспомощно наблюдал как его детище, дело всей его жизни, с которым было связано столько надежд и планов, гибнет у него на глазах, разлетаясь в мелкие щепки.
Те, кого он успел собрать для охраны судна, не стали дожидаться волны-убийцы, удрав, ничего не объясняя. Но разум Ставроса парализовало. Даже надвигающаяся собственная гибель не заставила его сдвинуться с места. Тревожный коллапс промелькнул в каждой морщинке. Перед глазами всё поплыло. Он смотрел с глазами полными слёз, как рушится его заветная мечта, киль за килем, штевень за штевнем, мачта за мачтой... Как рвутся и трещат под натиском стихии не распущенные паруса. Как тонет его носовая часть в образе ненаглядной жены.
Треск донёсся быстрее потока и щепками впился в стонущее сердце.
В последнюю секунду жизни Ставрос признал, что не был мудрецом, он так и не подчинил себя, свою гордыню. И по его вине, было напрасно утрачено сотни невинных жизней, имевших свою неповторимую судьбу и уникальную историю жизни.
Корабль, казавшийся когда-то непотопляемым, понесло волной по всему побережью.
С десятой попытки Эйвари и Сизиф привели в чувства слонёнка, облив его водой из поилки. Тот очумело распахнул глазёнки с ресницами и привстал. Сразу на передние ноги, затем, неуклюже качнувшись, на задние. Люди сделали всё, чем могли ему помочь. Но бросать животное никто не собирался.
Подгоняя слонёнка в сторону Раджабаса, Сизиф не отпускал руки Эйвари, словно если он разожмёт пальцы, то навсегда её потеряет. К сожалению, почти так всё и произошло.
Послышался нарастающий гул и треск деревьев. Пальмы вдали наклонялись в их сторону и падали. Но почему они падали, не было понятно до определённого момента. Повернув голову на горизонт, Сизиф только и успел увидеть край высокой волны.
Мужчина завопил не своим голосом:
- Держись за слона!
Они оба обхватили задние ноги животного с двух сторон, до того как грязный поток поддел их и закружил, как сорванный ветром осенний листик во время урагана. Руки цепко сжимали толстые габариты конечностей слона. В какой-то момент хобот малыша обхватил массивную ветку стойкого дерева. Необъятный ствол не поддался натиску стихии.
Ещё одна нескончаемая минута, и пальцы девушки больше не слушаются. Вода с ошмётками флоры, затягивает Эйвари внутрь себя, не оставляя шанс сопротивляться. Не теряя ни секунды, Сизиф бросается вслед. Случайный обломок чего-то тяжелого протаранил предплечье. Но боль сейчас не важна, её унесло прочь вместе с течением. Отделавшись лишь ушибом, мужчина продолжил щупать непроглядное пространство вокруг себя. То и дело в пальцы попадались водоросли, гладкие камушки, рыба, что-то склизкое...
По счастливой случайности с подводным мусором принесло и сети, которые раскинулись под водой на нижнюю часть ветвей устойчивых деревьев. Эти сети когда-то служили страховкой для строителей корабля. Именно в них запуталась Эйвари, не дав потоку унести её дальше. В ту же сеть попал и Сизиф.
Стремительная волна умедляется, но она слишком мутная, чтобы что-то рассмотреть.
Прошло больше двух минут. На секунду Сизифу впилась в мозг гадкая мысль, что он потерял Эйвари навсегда. Но вдруг ему ощутилось едва уловимое касание длинных волос. Это точно не водоросли. Затем его рука коснулась и её руки. Это была она, его жемчужина. Схватив руку мёртвой хваткой, Сизиф подтянул Эйвари к поверхности, поближе к кислороду.
Она всё ещё дышала.
Часть цунами едва не догнала и Лунго, скачущего на сноровистом коне. 'Гуава' мчал так быстро, словно у него в груди забилось три сердца. Любые препятствия теперь не имели значения, страх стёр все преграды на пути к выживанию. Будь то бревно, будь то огромный булыжник, будь то яма.... Всепоглощающая мощь океана была гораздо страшнее, которая с характерным шумом всё крушила, мяла, перемалывала, и вырывала. Можно только вообразить, что эта мощь может сотворить с уязвимым бренным организмом.
Убегая от волны, в последний момент удара, Лунго стал ногами на седло, и слегка пригнулся. А когда смертоносная вода почти достигла его, он пружинисто оттолкнулся от седла и прыгнул вверх на нижнюю ветвь массивного дерева, ухватившись за нижний первый попавшийся сук.
К сожалению, лошадь смыло. Стараясь держать ноздри поверху, 'Гуава' поддалась течению. Дальнейшая её судьба стала неизвестной.
Прижавшись всем телом к дереву, Лунго приготовился к удару. Подымающийся илистый поток больно окатил спину. Отпустить пальцы, чтобы перехватиться повыше, казалось нереальным. Вода уже добралась до ноздрей. Вот-вот и нечем будет дышать. Вскоре нарастающая сила волны разняла Лунго от столпа, и его понесло в ту же сторону, что и несчастного коня.
Наивно думая, что самое страшное позади, люди на возвышении Раджабаса успокоились. Но, наверное, самым страшным для выживших островитян стало предсмертное дыхание Кракатау.
Последняя фаза.
На пике извержения вулкан выбросил огромную массу раскаленного пепла и пемзы, что спустилась в низины Кракатау к океану. При контакте с водой возник эффект паровой подушки. Смесь пепла газа и пемзы, разогретая до пяти сотен градусов по Цельсию, двинулась через утихающее цунами к острову прямо на выживших, живьем сдирая их плоть до костей.
Эта страшная казнь ждала и Гиту. Вспоминая прожитую жизнь, вдова стала себя жалеть. Страх влился в разум лавой, в которой плавилась всякая надуманная надежда на спасение, что теплилась до последнего момента. В самую горькую минуту жизни, Гита снова кое-что осознала, она признала всю тщетность своей неоправданной ненависти, но ей от осознания стало ещё невыносимее. Это была самая долгая минута в её жизни. И в эту самую страшную минуту с ней никого не было рядом.
Смирившись с положением, Гита больше не предпринимала попыток высвободить ногу. Глаза беспомощно наблюдали, как быстро приближается огненная ватага, с издевательской лёгкостью выжигая всё живое и неживое. Жар чувствовался за десятки метров. Сердце в ужасе заколотилось. Ещё миг и вдова вспыхнула заживо, очень чётко ощущая, как каждая клеточка её кожи превращается в прах. Непостижимая боль отозвалась в жутком сгорающем крике.
До храма Наги на вершине горы Сизиф с Эйвари поспели, как раз к тому моменту. Вместе с ними спрятался и слонёнок. Малыш стойко пережил цунами и продержался за ветку до самого спада высокой воды.
Даже в подвальном помещении ощущался жар. Горячие тонкие потоки протискивались через щели, пытаясь больно ущипнуть оголённую кожу. А что творилось снаружи, трудно было и представить.
Когда раскаленная волна утратила мощь и растаяла, они вышли наружу, чтобы разглядеть масштабы невообразимой катастрофы. Но видимость была почти нулевая. Небо отгородило солнце от земли черным пологом. А пепел витал в воздухе завесой, осыпаясь на плечи и волосы крупными хлопьями.
С неба всё ещё иногда падали градом мелкие камешки, и мужчина прикрывал Эйвари своим телом, до приятной боли сжимая её в оберегающих объятиях.
На вторые сутки водные потоки остановились, отодвинув берег на сотни метров. Лунго всё же смог спастись, как и немногие. Когда вода отступила, стало ясно, их также спасли с разбитого корабля сети, что зацепились и растянулись по крупным деревьям на возвышенности. А когда могущество воды совсем поутихло, люди выбрались на отмель.
Где-то у беспорядочно разбросанных бревен и камней лежали выжившие молодожены Такайя и Венинг. После пережитой трагической катастрофы, их брак станет только крепче.
За двое суток исчезло всё, до чего дотянулись смертоносные воды. Из-за алчных принципов Ставроса, в пучине океана бесследно сгинули не только строители, а старики и дети, не услышанные богами, ни своими, ни ложными.
В эпичной гибели вулканического острова родился новый пролив - Зондский.