К утру, кто-то вошел на территорию лагеря босыми исцарапанными ногами. Тело было сплошь покрыто синяками и ссадинами. Грязная рваная одежда лишь дополняла жуткий образ. Это была уже не жрица Променея, которую все знали, как жену царя Колаксая. Это была чужачка со знакомым лицом и безжизненным взглядом. Но больше всего пугали её белые волосы, что ещё до сегодняшнего утра были чернее вороньего крыла в безлунную ночь.
Кудахтанье разбежавшихся кур перебил грозный лай. Всполошившиеся собаки надрывались все хором, привлекая нежеланное внимание к пришедшей. Несмотря на ранее утро, многие уже не спали, и в лагере вовсю бурлила жизнь. Старик Гистас лепил статую змееногой богини-матери. Молодой Сай тщательно вычёсывал мех бизона. Братья Отан и Астаг сушили рыбу, соревнуясь, чья методика будет эффективнее. Семилетний проказник Гильдий бросал тухлыми яйцами в спящих сестёр. А коваль Сагир крал свежеиспечённый хлеб у жены Тамариды, пока она отвлеклась на Променею.
Навстречу супруге выбежал и Колаксай, что провел всю ночь в её поисках со своими лучшими преданными воинами Савлием и Данаем.
Царь был высокий, плечистый, коренастый, как и подобало выглядеть лидеру сильного народа. Но Променея, что прежде выглядела самой очаровательной в поселении, превратилась в угрюмую доходягу со сморщенным лицом, словно из неё выжали всю жизненную энергию. Теперь её стройная осанка была сутулой, а её некогда тёплая кожа стала морозной. Колаксая шокировала и её неестественная худоба. За сутки так похудеть было просто не возможно.
Колаксай не узнавал свою избранницу не только внешне, но и по поведению. Ведь она не соизволила даже объяснить, где находилась от восхода до восхода. Не выронив ни слова, Променея поднялась в войлочную кибитку на шестиколёсную телегу, словно ничего не произошло. Даже когда супруг позвал её по имени, она и плечом не повела. Колаксай принял решение не комментировать данный случай с соплеменниками, но он кожей чувствовал, что к ним в племя постучалась беда.
Пролетели недели, прошли месяца, подкралась зима и в лагере выпал первый снег, вечный спутник декабря. На белизну свежевыпавшего снега ступила нога подстерегающей беды, что так долго стучалась к ним в племя. К тому времени Колаксай так и не выяснил, что именно произошло в день пропажи его жены. Променея путалась в воспоминаниях и отвечала невпопад. Она лишь раздражалась на неудобные для неё вопросы, всячески их избегая.
После того ледяного дня многое произошло в поселке. Дочь Ория чудом выздоровела, но её локоны также окрасились в белый цвет, подобно материнским. Поговаривали, что это случилось после того, как Променея расчесала ёё своей расчёской из рыбьих костей. А когда жрица намеривалась расчесывать чужих детей, родители хватали их на руки и запирали в палатках. Тогда дети стали седеть прямо во сне, после ночных кошмаров, но никто, ни в чём, никого не мог упрекнуть, ведь жрица к детям не прикасалась.
Перестали звучать и упоительные колыбельные, которые Променея так сильно любила петь дочери перед сном. Раньше они обе часто играли и смеялись, а сейчас не могли даже выдавить из себя улыбку. Мать для собственной дочери стала незнакомой чужачкой. Девочке было невдомёк, что же должно было случиться, чтобы разлюбить собственного ребёнка.
Как-то раз, Колаксай заметил, что его жена по ночам пишет на земле запрещенные пиктограммы. Всё это не могло ускользнуть от его внимания, и он незамедлительно вопросил:
- Где ты видела эти письмена?
- Я тебе отвечу, если сознаешься, как ты вылечил нашу дочь.
- Почему тебя это так заинтересовало?- искренне удивился царь.
- Я знаю. Чудес не бывает, а значит, кто-то приложил к этому руку.
- Кто ты? Я тебя не узнаю. Прежнюю Променею не волновало бы, что именно спасло Орию.
- Я та, кто вещает от имени богов.
- И что они сейчас говорят?
- Они предупреждают о завершении времени. Когда недра земли опустеют и поднимутся на поверхность нерожденные. Их руки протянутся к каждому. Эта земля принадлежит ни мне, ни тебе, никому, кроме них....
Всё что услышал Колаксай, ему довелось утаить от своего народа, так как он всё ещё продолжал безответно любить Променею. Раньше она была для него целым миром, его советником, его поддержкой, его утешением и его главным стимулом жизни. Колаксай не мог так просто сдаться и не разобраться в происходящем.
Царь старался не думать о разоблачении, и забыть вчерашний день как страшный сон. Но волнение предводителя передалось на всё племя. Люди, боясь за наследников, понемногу стали ополчаться против своей жрицы, подозревая её в одержимости демоном. В лексиконе народа появились слова недоверия, слова потаённости, и слова страха. Стали часто звучать упрёки в сторону царя о бездействии. Чтобы выдвинуть обвинение для племенного духовного оракула, нужно было иметь веские основания, которые никто пока не мог предоставить.
Шли дни, Колаксай продолжал упорно отмалчиваться, делая вид, будто ничего не происходит. Он думал о чём-то таком, чем не мог поделиться с остальными, даже с супругой, когда она ещё была прежней. Предпочитая молчать, царь убеждал себя, что это всего лишь череда случайностей, не более того. Скоро Променея опомнится, недружественные духи оставят её, пелена сойдёт и всё станет прежним.
В день сакрального зимнего солнцестояния, терпение людей оборвалось. И на то была новая причина.
В тот злосчастный день Колаксай занимался земледелием, вспахивая поле на следующий год. Мудрый вожак всегда думал наперёд и всячески способствовал фермерам взращиванию различных культур. Будучи царём, он всё равно находил свободное время, чтобы покопаться в чернозёме, часто принимая участие и в сборе урожая. Колаксай всегда считал, если он не будет способен вырастить хотя бы один росток, то и править ему негоже.
Взяв грудку влажной земли в ладонь, размяв её, и озадачено осмотрев, царь поник. Бросив недопаханное поле, он мигом направился в лагерь.
По пути Колаксай встретил Даная с его женой Лаеной, которые вместе молились на курган погибшего сына в прошлом году от холеры.
- Приветствую, мой царь! Как обстоят дела на пашне? Можно рассчитывать на хороший урожай в следующем году?- почтенно поинтересовался Данай, что всё ещё относился к царю, как к лучшему другу, вопреки бунтующему народному настрою.
- Помнишь, были времена, когда мы питались только мясом?- намекнул Колаксай.
- Всё настолько плохо?- вклинилась в беседу Лаена, опасаясь, что им снова придётся кочевать на новое место в лютые морозы.
- Не хочу вас обнадёживать. Скажу как есть на самом деле. Здесь больше не плодородная почва. Здесь больше ничего расти не будет.
- Как же так? Ведь этой осенью мы собрали чудесный ячмень?- удивился Данай, обняв жену за плечо.
- Я также не могу взять в толк, как это произошло,- ответил царь, но что-то ему подсказывало, что он ошибается и знает ответ, на сей вопрос.
Вернувшись в деревню, Колаксай сообщил Променеи о напасти, на что она ответила, будто ждала эту весть с самого утра:
- На правах жрицы я заявляю тебе, что земля отравлена тёмной могущественной древней силой. Силой, с которой не вступишь в схватку, не сразишь своим акинаком и не затопчешь конём. Сейчас я тебе это докажу. Узри мой царь и уверуй.
Жрица немедленно приступила к гаданию при помощи множества ивовых прутьев. Положив на землю большую связку и разложив веточки порознь, Променея стала перекладывать их по одному, произнося предсказания. Вместе с тем она снова собирала прутья и раскладывала их поодиночке.
- Единственный способ снять заклятье, принести царского коня в жертву богу плодородия - Ярылу,- наконец-то озвучила вердикт Променея.
Подглядывая за ритуалом, дочь Ория услышала мать и, подскочив к её ноге, попросила не приносить коня в жертву. Она умоляла её сменить решение и найти иной способ. Ведь девочка очень любила на нём кататься и мчать с отцом по бескрайним просторам Ойкумены. Животное было особенным не только для Ории, не у каждого царя имелся в загоне конь редкой 'золотой' породы Ахалтекинец. Перламутровая хрупкая внешность скрывала за собой невероятную выносливость и силу. Казалось, будто он сбежал от самих богов, прямо с небес.
- Мама, прошу, смени решение,- попросила дочь, со взглядом полным мольбы.
- Хватит причитать!- вспылила Променея, совсем не взывая жалости к дочери.
- Прошу, только не конь отца,- не прекращала просить Ория, сдавленным от плача голосом.
- Я жрица. И мне лучше знать, как и что делать,- отстраненно ответила Променея.
Но Ория не сдавалась, продолжая молить жрицу, размазывая слёзы по щекам. Она бросалась матери под ноги и целовала ей руки. Девочка готова была сама последовать за конем на жертвенник. Но эти попытки не помогли, а лишь оставили след в доверии.
Растерянный Колаксай не знал, как ему поступить. Он мог ослушаться Променею как жену, но не мог ослушаться её как жрицу. Тяжесть выбора давила каменным прессом. А супруга продолжала подначивать его ещё сильнее.
- Я уверенна. Это единственный выход. Мне виделся не только сбор урожая после жертвоприношения. В лесу заливисто пели птицы и бегали мясистые косули. Из воды выпрыгивала рыба аккурат в лодку. А ближе к ранней весне, ты поведёшь к чистому водопою своего нового боевого коня с золотой гривой.
К вечеру кровь старого верного коня Колаксая окропила поля. Царь надеялся, что на этом все его неприятности закончились, но он не знал, что новый день уже таил в себе очередную напасть.
Выжидая удобного случая, Променея утром всеобще объявила, что видела тревожный вещий сон. В том сне боги предупредили её об атаке захватчиков с юго-востока. И это был неоспоримый факт. Существовало лишь два способа остановить разрушительную орду, которые жрица незамедлительно озвучила отчётливым тоном:
- Чтобы защитить нас, нужно попросить у бога Папая священную золотую реликвию способную остановить целое войско.
- А второй способ?- с опасением спросил царь, сразу откинув первый способ как вариант.
Жрица наклонилась к царю и с невообразимым хладнокровием ответила:
- Принести в жертву самое дорогое, что есть у лидера и защитника нашего поселения - Орию, нашу дочь. Выбор за тобой мой царь.
Недовольство, постепенно оседающее на лице Колаксая, вскоре превратилось в неистовую ярость. Он не верил в то, что вытеснялось из уст супруги, словно это был кошмар наяву. Услышав предсказания, царь и отец в одном лице громогласно ответил:
- Это безумство!
Посягательство на жизнь Ории было последней каплей терпения Колаксая. Гневный настрой сменился горьким разочарованием. Этот инцидент лишь подтвердил его догадки, что Променея больше не его супруга, она не была даже человеком.
Внезапно глаза жрицы приобрели не людское подобие, и она кинулась на дочь в попытке воткнуть ей в шею колкую расческу, но бдительный царь вовремя успел перехватить смертоносную руку. В глазах Променеи читалось звериное негодование. Испугавшись матери, Ория закричала на весь посёлок.
Савлий, который отмывал свой щит, натирая умбон до зеркального блеска, первым услышал вопль и второпях бросился на помощь в царский шатёр.
Обнажив свой акинак, вторым на зов примчал и встревоженный Данай. Узрев, что царь едва сдерживает Променею, верные солдаты скрутили жрицу, связав её руки бечёвкой. Как только руки были крепко стянуты, Променея больше не сопротивлялась и не пыталась распутаться, будто нарочно позволяла им это сделать.
Бросив последний сожалеющий взгляд на жену, Колаксай ненадолго отлучился за пределы поселения, но вернулся уже с какими-то четырьмя джутовыми мешками, наполненными под самую завязку.
- Не выходить из шатра!- строго настрого приказал царь сотне любопытным зевакам, ведя жену в лес со своими верными воинами.